Майков Аполлон Николаевич
Систематическое Описание Помпеи с монографиею и очерком Геркуланума ... Соч. В. Классовского

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


   Систематическое Описаніе Помпеи съ монографіею и очеркомъ Геркуланума, съ планами и пояснительными гравюрами. Соч. В. Классовскаго. Санктпетербургъ. 1848. Во французской тип. Въ 8-ю д. л. 238 стр.
   Немногимъ мѣстамъ, городамъ и даже народамъ древняго и новаго міра такъ посчастливилось въ русской литературѣ, какъ Помпеѣ: вотъ второе прекрасное сочиненіе объ этомъ замѣчательнѣйшемъ памятникѣ древности; оно, вмѣстѣ съ первымъ описаніемъ Помпеи, возвышается въ области нашей словесности какъ уединенный изящный монументъ, воздвигнутый трудолюбивою рукою русскаго ученаго въ честь классическихъ развалинъ, на которыя обращено вниманіе археологовъ и праздныхъ туристовъ всей Европы. И, что всего удивительнѣе и что служитъ къ особенной чести утихъ памятниковъ, а еще болѣе къ особенному удовольствію публики, любящей серьёзное чтеніе -- эти два монумента красуются одни: доступъ къ нимъ не затрудненъ множествомъ произведеній посредственности, жалкой восторженности, напыщеннаго невѣжества. Одинъ изъ этихъ памятниковъ -- книга г. Левшина, изданная въ 1843 году подъ названіемъ: "Прогулка Русскаго въ Помпеи"; второй -- вышедшая ныньче книга г. Классовскаго, заглавіе которой означено выше. Г. Классовскій, составляя ее въ Италіи, и не зналъ о существованіи прекрасной книги г. Левшина, что не помѣшало ему, однако, составить книгу не менѣе полезную и дѣльную, и сверхъ-того носящую на себѣ всѣ достоинства не перваго труда въ извѣстномъ родѣ, слѣдовательно, представляющую отсутствіе тѣхъ недостатковъ, которые мы обыкновенно принуждены прощать автору за то только, что на русскомъ языкѣ ничего лучше еще не на писано о такомъ-то предметѣ.
   Разрытіе Помпеи и Геркуланума составляетъ важное событіе въ лѣтописяхъ новѣйшей науки, и никогда, можетъ-быть, такъ кстати не было сдѣлано археологическаго открытія съ той эпохи, когда начали разработывать древность, какъ это случилось съ Помпеей, при нынѣшнемъ состояніи исторіи и господствующихъ на нее взглядахъ. Есть какая-то логика въ самыхъ случайныхъ, по-видимому, событіяхъ: когда древностью занимались любители-художники -- открылись перлы древней поэзіи и литературы и "чудеса" древняго искусства, подобныя которымъ не появлялись болѣе, и можетъ-быть, не появятся. Въ прошедшемъ столѣтіи, современно почти рожденію человѣка, произведшаго переворотъ въ изученіи древности, затемненнаго и обезличеннаго его воздѣлывателями-антикваріями, почти-современно рожденію Винкельмана -- открылись Геркуланумъ и Помпея. Новѣйшій взглядъ на исторію уже не можетъ допустить строгаго прежняго отдѣленія политической исторіи отъ той исторіи жизни древнихъ, которая составляла предметъ археологіи, т. е. антикваріевъ и эстетиковъ; исторія въ новѣйшее время водворилась опять въ области наукъ, какъ искусство и наука, обнимаетъ все собою -- я въ этомъ отношеніи изученіе развалинъ Помпею и Геркуланума дѣлается необходимымъ для историка-художника, помогая его фантазіи въ изображеніи такихъ предметовъ и остатковъ древности, которые не могутъ быть вычеркнуты изъ книгъ, и которые надобно видѣть для того, чтобъ понять и изобразить.
   Преданіе о томъ, что подъ лавою и пепломъ, извергнутыми Везувіемъ, находятся цѣлые города -- никогда не терялось ни въ народѣ, ни въ ученомъ мирѣ. Ученый міръ долженъ былъ знать объ этомъ изъ изучаемыхъ и комментируемыхъ имъ сочиненій Плинія и Діона Кассія, разсказывающихъ объ означенномъ событіи. Но ученый міръ въ то время былъ занятъ реставраціей буквы древности и старался перенять тайну цицероновскаго періода, почему и мало заботился о содержаніи этой буквы: иначе нельзя объяснить равнодушіе ученыхъ къ извѣстіямъ Плинія и Діона Кассія, ихъ важнаго скептицизма и презрительнаго взгляда на самыя древности, которыя случайно извлекались изъ земли или земледѣльцами и винодѣлами, или искателями кладовъ, изъ-подъ лавы и пепла въ окрестностяхъ Везувія. Весьма-вѣроятно, что уже скоро послѣ разрушеніи Геркуланума и Помпеи, спасшіеся хозяева или другіе, руководимые желаніемъ отъискать драгоцѣнности, разрывали пепелъ и лаву, подъ которыми похоронены эти города. Это доказывается тѣмъ, что въ новѣйшее время, когда принялись за дѣло въ первый разъ, въ лапѣ, покрывающей Геркуланумъ, нашли слѣды работъ и подземныхъ ходовъ, прорытыхъ неизвѣстно когда, но прорытыхъ, очевидно съ цѣлью отъискать драгоцѣнности, хранящіяся подъ лавою. Сверхъ-того, еще Фабретти приводилъ отъисканную имъ на камнѣ надпись, которая была бы непонятна, еслибъ не объяснили ея Винкельманъ и Марторелли, а еще болѣе открытые слѣды ходовъ въ массѣ лавы, и такимъ образомъ не возстановили совершенно ея смысла и достовѣрности. Эта надпись слѣдующая: Signa translata ex abdatis locis ad celebritatem thermarum severianarum, etc. (Winckelin. Sendschr. von den Herculan. Entdeck), т. e. "Она была сдѣлана въ древности же, подъ статуями, перенесенными изъ оставленныхъ мѣстъ (ex locis abditis)." Если же въ массѣ лавы, покрывающей Геркуланумъ, открыты слѣды копей, то тѣмъ болѣе должно предполагать, что въ Помпеѣ тоже, вскорѣ по ея паденіи, производились розьиски, и что откуда тоже извлекались оставленныя сокровища, тѣмъ болѣе, что откапываніе руинъ помпейскихъ гораздо-легче, нежели геркуланумскихъ. Геркуланумъ покрытъ твердой лавой, а Помпея просто засыпана пепломъ. Это предположеніе, опирающееся на приведенныхъ нами фактахъ, заставило Винкельмана думать, что въ Помпеѣ едва-ли отъ ищется что-нибудь особенно-замѣчательное. По счастію для насъ, великій знатокъ древности на этотъ разъ ошибся.
   Но ни свидѣтельства самой древности, ни вещи, находимыя въ развалинахъ, ни, наконецъ, статьи, являвшіяся въ ученомъ мірѣ (напр. въ 1693 году Макрини доказалъ, что урочище, называемое въ народѣ Чивитта, стоитъ на мѣстѣ древней Помпеи, и что тамъ ежедневно откапываются части стѣнъ), не пробуждали въ ученыхъ надлежащаго вниманія; они, правда, занимались истолкованіемъ надписей, находимыхъ въ Помпеѣ, писали и спорили объ нихъ, но и ограничивались Этимъ безполезнымъ словопреніемъ: напр. въ одной надписи (найденной въ 1684 г.) находилось сокращенное названіе Помпеи, Ротp., которое они растолковали тѣмъ, что камень съ этой надписью вѣроятно взятъ изъ какой-нибудь загородной виллы, принадлежавшей Кнею Помпею, сопернику Юліи Цезаря. Какъ бы то ни было, первое открытіе Геркуланума произошло случайнымъ образомъ: маркизъ Эммануилъ д'Эльбёфъ, около 1711 года, построилъ въ Портичи, на берегу моря, загородный домъ, и купилъ для украшенія его красивые мраморы у одного земледѣльца. По разспросамъ оказалось, что продавшій ихъ нашелъ ихъ при рытіи колодезя въ землѣ. Маркизъ купилъ у крестьянина землю и приказалъ ее рыть; первые поиски были удачны -- нашли новые мраморы, и сверхъ-того откопали семь античныхъ статуй; потомъ нашли еще алебастровыя колонны и новыя статуи, которыя маркизъ послалъ въ подарокъ принцу Евгенію савойскому: сверхъ-того, достали множество африканскаго мрамора, изъ котораго стали дѣлать столы и другія вещи. Слухъ объ этихъ богатствахъ, заключающихся подъ Нортичи, разнесся по всей Европѣ, и, разумѣется, съ преувеличеніемъ. Мѣстное начальство, узнавъ объ этомъ, приказало, однако, маркизу прекратить поиски. Такъ прошло еще лѣтъ тридцать; слухи позатихли, и дѣло опять было предано забвенію. Въ послѣдствіи времени, земля эта была куплена правительствомъ; королевская фамилія избрала Портичи мѣстомъ своего лѣтняго пребыванія, и снова было обращено вниманіе на производившіяся тамъ разработки лавы маркизомъ д'Эльбёфъ. Новые поиски стали производиться систематически и въ большомъ объемѣ: призваны были ученые, по разъисканіямъ которыхъ оказалось, что мѣстечки Портичи и Резина построены на лавѣ, покрывшей древній Геркуланумъ. Дѣйствительно, мало-помалу, древній городъ былъ открытъ съ его театромъ, храмами, живописью, мозаиками и статуями, бронзами и мраморами. Вниманіе всей Европы было обращено на эти работы; существованіе и открытіе подземнаго города и вновь разнесшійся преувеличенный слухъ о его богатствахъ возбудили толки въ ученыхъ кабинетахъ и въ изящныхъ салонахъ Европы, какъ-будто-бы дѣло шло объ открытіи новой Америки съ новыми перувіанскими рудниками. Между-тѣмъ, въ 1748 году, крестьяне, расчищая свои виноградинки по берегу рѣки Сарно, наткнулись на обломки статуй и цѣлый рядъ колоннъ. Слухъ объ этомъ быстро разнесся въ Неаполѣ, гдѣ вообще вниманіе было обращено на открытія этого рода и гдѣ они составляли самый важный question du jour. Король Карлъ III, любитель древности, тотчасъ прислалъ свѣдущихъ людей изслѣдовать мѣстность, и когда оказалось, что на этомъ мѣстѣ должна быть древняя Помпея, король приказалъ немедленно приступить къ ея откапыванію Вообще, Карлъ III сдѣлалъ все, что только могъ, для разрытія древнихъ городовъ, онъ ассигновалъ суммы для работъ, созвалъ ученыхъ и поручилъ имъ вести дѣло; сверхъ-того, онъ съ такимъ жаромъ и участіемъ слѣдилъ за ходомъ работъ, что не только ежедневно приказывалъ себѣ докладывать о томъ, что дѣлается въ Геркуланумѣ и Помпеѣ, но при сколько-нибудь замѣчательномъ открытіи обозрѣвалъ его лично. Ученые были созываемы имъ изъ всей Италіи для совѣщаній, и положено было составить описанія и снимки со всѣхъ находимыхъ въ развалинахъ вещей и издавать ихъ въ свѣтъ.
   Если со стороны короля было сдѣлано все, что только было нужно и можно, то ученые исполнители его мысли далеко не соотвѣтствовали ожиданіямъ и благородной любви монарха къ искусству. Работы шли очень-медленно и небрежно. Винкельманъ разсказываетъ съ горячимъ негодованіемъ, ему свойственнымъ, о ходѣ этихъ работъ. Кажется, это негодованіе его на самое производство работъ и на завѣдывателей ими, участвовало много и въ его какомъ-то желчномъ сужденіи о Помпеѣ, гдѣ, говорилъ онъ, откопаютъ развѣ только голыя стѣны (Sendschreiben, стр. 22, 1762). Надзоръ за производствомъ археологическихъ работъ былъ порученъ Испанцу, инженеру Рокко-Джіакино Алькубьерру, прибывшему съ королемъ изъ Испаніи, "Этотъ человѣкъ" говорилъ Винкельманъ: "у котораго до древностей столько же было дѣла, сколько, по старинной пословицѣ, у мѣсяца до раковъ (als der Mond mit den Krebsen), былъ причиною потери и поврежденія многихъ драгоцѣнностей. Напримѣръ, открыли какую-то надпись въ Геркуланумѣ, составленную изъ бронзовыхъ буквъ, въ двѣ пальмы величиной каждая: онъ приказалъ, не снявъ рисунка съ этой надписи, сорвать буквы со стѣны, сложить ихъ въ корзинку, и въ этомъ видѣ представать находку королю. Разумѣется, значеніе надписи потеряно: буквы эти нѣсколько лѣтъ висѣли въ музеумѣ, и ученые забавлялись складываніемъ и раскладываніемъ ихъ) только черезъ нѣсколько лѣтъ этой petit jeu, изъ нѣкоторыхъ буквъ набрали: imp, aug. (Winck. Sendschr. стр. 19). Въ другомъ мѣстѣ Винкельманъ разсказываетъ слѣдующій анекдотъ, характеризующій Испанца: въ геркуланумскомъ театрѣ открыли, между-прочимъ, квадригу, или колесницу, запряженную четырьмя конями и съ возницей, все изъ позолоченной бронзы (другіе говорятъ, что такихъ колесницъ было три, каждая запряженная парою лошадей). Эту квадригу и коней -- правда, нѣсколько сплющенныхъ отъ упавшей на нихъ массы -- сняли съ пьедестала изъ бѣлаго мрамора, взвалили на телегу, привезли въ Неаполь и бросили на дворцовомъ дворѣ, въ углу, какъ попало. Здѣсь лежала эта бронза, какъ старое желѣзо, потомъ разобрана и растаскана но частямъ, а наконецъ взяли ее и употребили для вылитія бюстовъ короля и королевы. Остатки опять отвезены въ музей въ Портичи, гдѣ уже потомъ ихъ собрали и такимъ-образомъ реставрировали превосходнѣйшаго коня (Sentis, стр. 24).
   Жаль, что г. Классовскій не обогатилъ своего прекраснаго труда полной исторіей разрытія Геркуланума и Помпеи; "такты, приведенные нами изъ одного только письма Винкельмана, достаточно показываютъ, что эта часть его труда была бы гораздо-полнѣе и интереснѣе, нежели его краткія замѣчанія. Теперь обратимся къ книгѣ г. Классовскаго и представимъ вкратцѣ дальнѣйшій ходъ работъ.
   Вотъ, какъ, на-прим., Алькубьерра поступалъ при разрытіи помпейскихъ развалинъ: откопавъ какое-нибудь зданіе, взявъ оттуда драгоцѣнности, онъ снова засыпалъ его землею; по-счастію, съ нѣкоторыхъ по-крайней-мѣрѣ сняты планы, да и то, можетъ-быть, безъ его вѣдома. Но вандализмъ Алькубьерры возбудилъ всеобщее негодованіе: его смѣнилъ швейцарскій инженеръ Веберъ, потомъ Латега; Винкельманъ хорошо относится о первомъ; съ этими новыми начальниками, работы пошли успѣшнѣе, и принято было за правило вывозить выкапываемую землю въ указанное мѣсто, а древности стали тщательно сберегать.
   Если, съ одной стороны, такой человѣкъ, какъ Алькубьерра, повредилъ много при первыхъ разработкахъ, за то и ученые антикваріи, которымъ поручило правительство описаніе и изданіе въ свѣтъ откапываемыхъ древностей, мало принесли пользы. Мы уже упомянули, какъ эксцентрически проявлялись антикваріи въ разныхъ случаяхъ по поводу отрытія Геркуланума и Помпеи; въ дополненіе присоединимъ еще, какъ исполнилъ порученіе Карла 111 -- описать геркуланумскія древности, знаменитый римскій антикварій Баярди. По выраженію г. Классовскаго, "онъ явилъ собою не новый въ исторіи наукъ примѣръ неумѣнія обуздать собственную ученость": онъ трудился восемь лѣтъ, и, наконецъ, издалъ пять огромныхъ фоліантовъ, посвященныхъ только введенію; до главнаго же предмета, т. е. до Геркуланума, было еще далеко! Тогда, послѣ тщетной попытки почерпнуть что-нибудь путное изъ глубины мудрости аббата Баярди, король возъимѣлъ счастливую мысль -- учредить въ Неаполѣ особую академію (Accademici ercolanesi), вмѣнивъ въ обязанность ея членамъ "исключительное изученіе и обнародованіе теоретическихъ соображеній о древностяхъ, открываемыхъ въ Геркуланумѣ, имѣющихъ связь съ исторіею, археологіею, живописью и ваяніемъ". Въ кругъ ея занятій потомъ поступила и разработка Помпеи.
   При разработкѣ Помпеи надлежало рѣшить много вопросовъ, и между прочимъ;
   
   "......Оставлять ли откапываемыя вещи на мѣстѣ, т. е. въ Геркуланумѣ и Помпеѣ для полнѣйшаго очарованія посѣтителей, и для соблюденія колорита древности въ зданіяхъ, или пожертвовавъ эффектностью, имѣть въ виду только существенное, т. е. надежное сбереженіе находокъ. Ясно, что увлекаться первымъ значило уступить единственныя къ свѣтѣ драгоцѣнности разрушительному вліянію природы, и поэтому,-- весьма основательно, -- положено препровождать ихъ куда нибудь въ сухія и хорошо закрытыя комнаты. Сперва на это употребляли королевскій дворецъ въ Портичи; потомъ ихъ перевезли въ нынѣшній неаполитанскій музей, называемый бургонскимъ или Studi, справедливо почитаемый самымъ богатымъ и любопытнымъ въ Европѣ. Его продолжаютъ пополнять почти ежедневно по мѣрѣ разработокъ въ Помпеѣ, и не смотря на свою огромность, скоро зданіе это ни въ состояніи будетъ вмѣщать въ себѣ новыя прирашенія". (Стр. 34).
   
   Это распоряженіе многимъ не нравится, особенно дамамъ, посѣщающимъ Помпею. Шатобріанъ тоже принадлежитъ къ числу недовольныхъ.
   
   "Если бы оставить, -- говорятъ они,-- все на мѣстѣ въ томъ видѣ и порядкѣ, какъ оно открывается, т. е. картины за стѣнахъ, жертвенники въ храмахъ, мебель въ комнатахъ, -- то образовался бы естественный музеи, безпримѣрный, достойный прослыть чудомъ просвѣщенной Европы". Эта увлекательная мысль чуть-было не исполнилась. Каролина, супруга Мюрата, въ бытность его неаполитанскимъ королемъ (1808--1814) намѣревалась сдѣлать его болѣе: она предполагала населить Помпею жителями, обязанными непремѣнно носить одежду древнихъ Римлянъ..." (Стр. 34).
   
   Дѣйствительно, къ невѣжеству Алькабьерры, педантству Баярди, недоставало только этого избытка ревности (excès de zèle) женской любви къ древности и женской логики -- не доставало поселить въ руинахъ Помпеи живыхъ людей, одѣть ихъ въ тоги, туники и сандаліи, выучить говорить по лапши, къ великому удовольствію мечтателей, и мы навсегда бы, можетъ-быть, лишились того, чти уже сдѣлано, тихо, медленно, но отчетливо и порядочно, въ разрытіи древней Помпеи. Совершенно другой характеръ имѣетъ намѣреніе нынѣшняго неаполитанскаго короля -- возстановить одинъ изъ помпейскихъ домовъ въ томъ видѣ, въ какомъ онъ, вѣроятно, существовалъ до разрушенія города. Для этого назначенъ домъ, называемый домомъ реставрація его начата въ 1846 году и производится по плану и подъ надзоромъ г. Бонуччи, главнаго производителя работъ въ Помпеѣ.
   Самая богатая результатами эпоха археологическихъ поисковъ въ Помпеѣ продолжалась съ 1799 по 1814 годъ, то-есть, во время владычества Французовъ въ Италіи. Тогдашнее правительство жертвовало на этотъ предметъ до 250,000 франковъ въ годъ, между-тѣмъ, какъ теперь отпускается только 18,000 франковъ. За то въ этотъ періодъ, съ 1799 по 1814 годъ, вымѣрена съ точностью длина и вышина городской стѣны, расчищены отъ наносовъ: улица гробницъ съ ея многочисленными памятниками, двѣ площади съ храмами и общественными зданіями, отрыты оба театра, амфитеатръ и базилика, т. е. все, что ни есть лучшаго въ Помпеѣ. Если же работы вести такъ, какъ онѣ ведутся нынѣ, при малыхъ средствахъ, то, для совершеннаго окончанія ихъ, но вѣрному вычисленію, понадобится 469 лѣтъ, и притомъ не болѣе какихъ-нибудь 2,300,000 рублей ассигнаціями.
   Въ заключеніе нашего обзора работъ въ Помпеѣ, выпишемъ изъ книги г. Классовскаго, какимъ образомъ онѣ производятся.
   
   "Метода отрытія домовъ въ Помпеѣ весьма проста; она состоитъ въ слѣдующемъ: расчистивъ сперва улицу или площадь и плоть до самой мостовой, широкими заступами выкидываютъ рыхлый наносъ, наполняющій дома, пока не дороются до разстоянія двухъ аршинъ отъ пола; сей-то нижній слой наноса, непосредственно лежащій на полу, содержитъ въ себѣ все, что ни попадается любопытнаго и важнаго по части домашнихъ утварей, туалетныхъ принадлежностей, драгоцѣнностей и т. л., и посему его разрываютъ съ большими предосторожностями, обыкновенно въ присутствіи короля или важныхъ путешествующихъ лицъ, и найденныя тамъ вещи тотчасъ же увозятъ въ Музей. Внутренняя одежда стѣнъ, расписанная картинами по яркому грунту, открывается сама собою по мѣрѣ выбрасыванія наружу земли изъ компотѣ; потомъ стѣны бережно вытираются губкою отъ плесени и пыли, и тѣмъ оканчивается вся работа". (Стр. 39).
   
   Мы сказали, что открытіе Геркуланума и Помпеи составялетъ эпоху въ наукѣ исторіи, и что никогда бы это открытіе не было такъ кстати, какъ при господствующемъ взглядѣ на исторію. Изъ самой уже исторіи открытія этихъ развалинъ отчасти видно, что, можетъ-быть, именно измѣнившіяся требованія науки и способствовали къ разработкѣ городовъ, покрытыхъ пескомъ и лавой Везувія, и заставили обратитъ на нихъ вниманіе и начатъ копи, потому-что существованіе этихъ городовъ было не новостью въ то время такъ видимая случайность всегда объясняется господствующимъ духомъ и направленіемъ идей. Розъисканіе и собраніе древностей начались еще въ такъ-называемую эпоху возрожденія; и это изученіе древности до нашихъ временъ можно раздѣлить на три періода, какъ это дѣлаетъ К.О. Мюллеръ, въ своей Handbuch der Archèologie. Въ первый періодъ, съ XV до XVII столѣтія, преобладаетъ любовь къ искусству, собиратели и поклонники антиковъ -- или сами художники, или меценаты, окруженные художниками; всѣ хотятъ наслаждаться изящными произведеніями древности и подражать имъ въ жизни и въ своихъ произведеніяхъ, не разсматривая этихъ памятниковъ въ историческомъ и археологическомъ значеніяхъ. Такъ занимались древностями Ріэнци, Петрарка, Медичи, Рафаэль, Микель-Анджело, Бенвенуто Челлини, и пр. Такое направленіе вкуса знаменитостей того времени, и, что еще важнѣе, людей богатыхъ и сильныхъ, которыхъ мелкимъ промышленикамъ легко и прибыльно обманывать, породило цѣлое поколѣніе, вызвало людей особенной профессіи -- знать и растолковывать древности и произведенія искусствъ явился огромный классъ антикваріевъ, при одномъ имени которыхъ возбуждается идея педантизма, сухости, ограниченности, мелочности свѣдѣній и вмѣстѣ съ тѣмъ ученаго самохвальства и обмана. Антикваріи характеризуютъ вторую эпоху изученія древностей -- съ XVII столѣтія до половины. XVIII, т. е. до Винкельмана. Сначала, ихъ употребляли только люди, обладавшіе коллекціями древностей, для составленія имъ каталоговъ и т.п., но мало но-малу, по-мѣрѣ-того, какъ возрастала любовь меценатовъ къ самимъ древностямъ, стали входить въ милость, получать вѣсъ и уваженіе хранители и сортировщики ихъ собраній. Число ихъ въ Южной-Европѣ размножилось до того, что безъ нихъ почти нельзя было обойдтись, и эти высохшіе въ классической пыли люди, съ сужденіями, пропитанными плесенью погребовъ, въ которыхъ хранились бренные остатки вырываемыхъ обломковъ, какъ-бы внесли съ собою омертвѣніе чистаго, художническаго восторга, и остановили мысль, настроенную созерцаніемъ красотъ древняго искусства въ ея стремленіи къ творчеству, подъ уроками геніевъ древней Греціи и Рима. Тутъ явились драгоцѣнности особеннаго рода, именно -- археологическія рѣдкости, на-прим., монеты, вычеканенныя съ изображеніемъ какого-нибудь императора, царствовавшаго всего недѣлю или мѣсяцъ. Впрочемъ, не должно и этой эпохѣ отказывать въ ея заслугахъ: труды ихъ имѣютъ свою важность; творенія, подобныя сочиненіямъ Монфокона. который описалъ въ огромныхъ фоліантахъ нравы и обычаи древнихъ, основываясь на цитатахъ изъ писателей и на вещественныхъ памятникахъ -- суть то же, что реставрація текста, трудъ, подобный труду ученыхъ издателей древнихъ классиковъ, разставившихъ запятыя и объяснившихъ слова. Только по совершеніи подобныхъ трудовъ можно было Винкельману написать исторію искусства. Онъ началъ собою новую эпоху, и хотя часто бывалъ обманутъ антикваріями, на-прим., Казановой, принимая поддѣланныя послѣднимъ картины за древнія, что считалось бы срамомъ для всякаго порядочнаго антикварія, однако, онъ разсѣялъ полчища узколобыхъ и близорукихъ прахокопателей и внесеніемъ мысли и ясной и въ область изсушенной ими науки, разбилъ весь хламъ ихъ знаній, подобно солнечному лучу, разсѣивающему хаосъ клубящагося мрака. Съ Винкельманомъ, археологія, или занятія антикваріевъ входятъ въ союзъ со всѣми другими науками; вмѣсто нагляднаго умѣнья распознавать отдѣльныя вещи, остатки древностей, она уже, какъ наука, старается уловить тайну мысли и духъ древняго человѣчества, выразившихся пластически и, въ этомъ смыслѣ, нынѣ должна слиться съ исторіей, въ которой мы тоже видимъ пластическое выраженіе одного изъ великихъ дѣятелей земли -- духа человѣческаго.
   Вспомните школу, современную антикваріямъ, даже гораздо ихъ пережившую, господствовавшую въ исторіи, какъ наукѣ -- и вы будете поражены ея близкимъ родствомъ съ эпохою антикваріевъ. Историки и антикваріи, какъ-бы но взаимному договору, раздѣлили между собою древность: историки взяли въ свое завѣдываніе то, что они называютъ фактами историческими, т. е. событія, оставивъ антикваріямъ то, что составляло домашнюю жизнь, или еще вѣрнѣе, то, что не есть политическое событіе. Какъ эти историки, такъ и антикваріи сдѣлались жертвами неестественнаго дѣленія жизни; и тѣ и другіе, разъявъ жизнь на-двѣ, какъ-бы независимыя одна отъ другой части, впали въ сухость, сдѣлались мертвой буквой, какъ-бы понесли наказаніе за покушеніе раздвоить то, что недѣлимо, едино и многообразно, т. е. жизнь. На нихъ ополчилась идей: противъ историковъ -- такъ-называемая философская школа, противъ антикваріевъ -- геній Винкельмана, и потомъ Вольфъ съ своими эстетическими идеями. Теперь другая эпоха; теперь -- выразился бы иной систематикъ -- идея и фактъ примирились; разумный взглядъ и система одушевили мертвыя сокровища антикварія, и великое дѣло реставраціи жизни временъ отдаленныхъ, вполнѣ можетъ быть названа конченною только въ наше время. Теперь уже археолога, антикварія мы будемъ не иначе называть, какъ историкомъ, и наоборотъ...
   Въ этомъ смыслѣ помпейскія работы имѣютъ великое значеніе въ наукѣ исторіи. Но прежде пусть сообщитъ намъ г. Классовскій, какъ дѣйствуетъ самый видъ отрываемой Помпеи на воображеніе, настроенное чтеніемъ историковъ о Грекахъ и Римдявахъ -- историковъ прошедшей школы, за недостаткомъ другихъ:
   
   "Надобно сознаться (пишетъ г. Классовскій), что впечатлѣніе, произведенное Помпеею на посѣщающихъ ее въ первый разъ, далеко не соотвѣтствуетъ ихъ обыкновеннымъ ожиданіямъ; оно скорѣе сходно съ неудовлетвореннымъ любопытствомъ, чѣмъ съ восторгомъ, ноль который нерѣдко поддѣлываются путешественники, чтобъ не показаться невѣждами въ глазахъ другихъ и передъ самими собою, но, въ избитыхъ похвалахъ видимому, ужо примѣтно ихъ разочарованіе, слышна внутренняя досада на преувеличенную знаменитость развалинъ, противорѣчащихъ вѣрованіямъ въ грандіозность и поэзію классической древности. Откуда происходитъ это разочарованіе?
   "Мы изучаемъ древнихъ по книгамъ, смотримъ на отдаленныя эпохи не прямо, а сквозь исторію, при чемъ лучи истины, прежде нежели дойдутъ до насъ, должны, такъ сказать, сперва переломиться въ средѣ науки, подвергаясь всѣмъ условіямъ преломленія, пораждая оптическіе и перспективные обманы. Съ другой стороны, тутъ встрѣчается еще то важное неудобство, что всѣ почти историки, но пристрастію къ рѣзкому и громкому, въ характеристикѣ скорѣе общаго, чѣмъ частнаго, занимаютъ насъ разгадываніемъ путей Провидѣнія и собственными воззрѣніями на судьбу человѣчества, а въ области фактовъ знакомятъ только съ военною и правительственною стороною государства, оставляя въ тѣни и неопредѣленности домашнюю жизнь народовъ, ихъ нравы, религію, искуства, и т. д. Такимъ образомъ, зная о Римлянахъ и Грекахъ только побѣды ихъ вождей, прослѣдивъ лишь за великими ихъ общественными движеніями, за героизмомъ добродѣтелей и колоссальностью пороковъ, мы естественно начинаемъ вѣрить, что, по закону Послѣдовательности, и все безъ исключенія, относящееся къ Римлянамъ и Грекамъ, стояло на высотѣ ихъ характера, переданннаго намъ эпопеею и исторіею, запечатлѣно державною громадностью ихъ государственныхъ учрежденій.
   "Но стоитъ сдѣлать нѣсколько шаговъ по Помпеѣ, и вы тотчасъ убѣждаетесь, что это вѣрованіе -- заблужденіе, какъ большая часть предвзятыхъ идей теоріи; вашимъ взорамъ представляются узкія, кривыя улицы, обставленныя съ обѣихъ сторонъ лавками, -- это передняя лицевая часть домовъ, -- а самые дома почти всѣ сходны между собою мелкостью зодческаго стиля и странною тѣснотою комнатъ! Однимъ словомъ, въ Помпеѣ, именно потому, что она есть древность живая, видимая и осязаемая, а не гальванизированная наукою, труднѣе чѣмъ гдѣ либо представить себѣ могучихъ Римлянъ и утонченныхъ Грековъ, похожихъ на плохи объ нихъ идеалы". (Стр. 83).
   Помпея -- это вся historіа arcana древности; это тотъ важный римскій сановникъ, философъ, герой, трибунъ, котораго вы привыкли знать только въ его политическомъ характерѣ, строгимъ и важнымъ, подобно созерцающему небесныя звѣзды египетскому Сфинксу, многодумнымъ, къ блескѣ власти и значенія, сохранившимъ даже здоровье и красоту вмѣстѣ съ пріятной простотой нравовъ "дѣдовскихъ временъ" -- только захваченный у себя дома, то посреди семейныхъ, нѣжныхъ. даже сантиментальныхъ сценъ, несвойственныхъ, по-видимому, его трагической римской важности, то веселый собесѣдникомъ за бутылкою вина, то сморщенный старикъ, около котораго суетится цѣлый полкъ служителей, косметическими средствами гальванизирующихъ трупъ своего повелителя, то влюбленный селадонъ у ногъ корыстной красоты, ласкающей изъ видовъ его искусственныя кудри и выхваляющей, какъ натуральный, прекрасный цвѣтъ его размалеваннаго лица. Вы видите здѣсь этого оратора, полководца и политика древняго міра тѣмъ же дитятею, какъ и всѣ древніе, въ его религіозныхъ вѣрованіяхъ: совершивъ трогательный обрядъ сожженія тѣла близкаго родственника, онъ у его гробницы творитъ поминки пиршествомъ съ друзьями за столомъ, на которомъ накрытъ приборъ почившаго и поставлено для него ложе -- потому-что этотъ глубокомысленный политикъ и ораторъ убѣжденъ вмѣстѣ съ чернью, которой онъ говорилъ на Форумѣ рѣчь, что душа покойника присутствуетъ за этимъ пиршествомъ; дома онъ ставитъ его статую посреди портретовъ предковъ и увѣренъ, что они всѣ принимаютъ участіе въ судьбѣ его и судьбѣ его семейства, плачутъ и радуются съ нимъ вмѣстѣ, довольны имъ и недовольны. Онъ же ставитъ ему у большой дороги монументъ, чтобъ поучать прохожихъ доблестямъ, прославившимъ покойника, и, ревнуя къ продолженію своего рода, даритъ своей супругѣ для ношенія на груди амулетъ для ея плодородія... Онъ же, разившій враговъ на полѣ брани и на площади, вколачиваетъ въ дверяхъ гвоздь, вынутый изъ чьей-нибудь гробницы, предохраняющій, по его мнѣнію, отъ ночныхъ привидѣній, пугается предсказаній авгуровъ и благоговѣетъ предъ изреченіями жреца, пролѣзающаго тайнымъ входомъ за статую богини Изиды и вѣщающаго ея устами свои глаголы... Все это показываетъ вамъ Помпея, гдѣ сохранились всѣ принадлежности его туалета, его домашняго обихода, его косметическій средства, его лары, его домашній жертвенникъ, храмъ и статуи Изиды съ тайнымъ ходомъ, и даже со жрецомъ, который, можетъ-быть, напугавъ его оракуломъ богини, упился, доѣдая жертвы изидины, былъ въ такомъ положеніи застигнутъ бѣдствіемъ, разрушившимъ городъ, и пьяный засыпанъ пепломъ за объѣдками мурены и за амфорой вина...
   Еще болѣе, нежели самые домы и утварь къ Помпеѣ, разоблачаютъ намъ древній міръ картины, которыми расписаны стѣны помпейскихъ домовъ. Изъ этихъ картинъ видно, что у Римлянъ былъ обычай украшать домы изображеніями, соотвѣтственными назначенію зданія, занятіямъ, званію и вкусамъ хозяевъ. Домы нѣкоторыхъ женщинъ разрисованы сценами изъ миѳологіи, которыя возмущали нравственность нѣкоторыхъ новѣйшихъ посѣтителей, такъ что кто-то, ревнуя современнымъ нравамъ, ночью прокрался въ развалины и выскоблилъ со стѣны драгоцѣнный въ своемъ родѣ памятникъ древности, вовсе неопасный для нравственности туристовъ; въ домѣ танцовщицъ -- превосходная фреска, изображающая танцующаго юношу: одна рука его приподнята надъ головою, а поза всего тѣла изображаетъ томленіе, полное нѣги и задумчивости. На другой картинѣ четыре танцовщицы выполняютъ какую-то пляску со всѣмъ увлеченіемъ беззаботной юности и съ примѣтною увѣренностью въ лицѣ, что онѣ прекрасны собою, и что каждое ихъ движеніе граціозно. Купальня или баня римской матроны -- украшена фрескомъ Діаны, обращающей въ бѣгство Актеона. Даже въ кухняхъ стѣны расписаны изображеніемъ кухонной утвари и операцій повара. Но гораздо-любопытнѣе и поучительнѣе для историка tableaux de goure; на-прим., картина въ харчевнѣ (popina) напоминаетъ картины Ювенала:
   
   "Вы видите породъ собою разбойниковъ, воровъ, бѣглыхъ матросовъ и рабовъ, палачей и могильщиковъ: въ одномъ углу храпитъ погруженный въ сонъ пьяный жрецъ Цибеллы; въ другомъ продажная красавица забавляетъ честную компанію пѣснями и тѣлодвиженіями, приспособленными къ ея вкусу. Высвистываніе фальшивой флейты, восклицанія и взрывы усиленнаго говора, ободряютъ танцовщицу, одинаково ко всѣмъ благосклонную, и весь этотъ людъ, подъ тройнымъ вдохновеніемъ вина, игры и женщинъ, веселится и хохочетъ, какъ будто на бѣломъ свѣтѣ и не знаютъ, что такое горе". (Стр. 128).
   
   Въ другой харчевнѣ изображены двое закусывающихъ; въ нѣкоторыхъ домахъ изображенія напоминаютъ иныя картины Ювенала -- похожденія Мессалины, и проч.
   Кромѣ такихъ картинъ, соотвѣтствующихъ назначенію дома, есть многое, указывающее на разные обычаи, о которыхъ бы никогда нельзя было догадаться безъ помощи этихъ фресокъ; на-прим., на одномъ геркуланумскомъ фрескѣ представлена уличная подкожная кухня, съ выносными очагами, похожая на тѣ кухни, которыя и теперь встрѣчаются въ Неаполѣ на улицахъ для варенія макаронъ; вокругъ этой печи и котла нарисована толпа полу нагихъ мужчинъ и женщинъ, точь-въ-точь какъ нынѣшніе ладзарони. Слѣдовательно, древніе Итальянцы не только знали, но любили, подобно ихъ нынѣшнимъ потомкамъ, макароны и поленту. но если и этого недостаточно для полной картины древней жизни, то потъ передъ вами еще фреска, которая не мало разочаруетъ знающихъ Римъ по книгамъ: это изображеніе форума -- форума, гдѣ вы привыкли воображать оратора, трибуна, въ тогѣ, живописно и широкими складками драпирующей его тѣло, и къ рукою, простертой къ внимающей толпѣ. Но вотъ эта помпейская tableau de genre:
   
   "Между перспективными картинами наиболѣе интересно изображеніе форума съ его статуями и длинными колоннадами. На первомъ планѣ видны куріи судей и градоначальника, полузадернутыя занавѣсомъ и огражденныя рѣшеткою; въ анфиладѣ портика мужчины, женщины и дѣти, различно одѣтые, слушаютъ оратора; другіе поодаль разговариваютъ между собою, читаютъ свертки папируса, покупаютъ и продаютъ обувь, матеріи, съѣстные припасы; въ другомъ мѣстѣ школьный учитель провозглашаетъ что-то своимъ ученикамъ, изъ которыхъ одного тутъ же наказываютъ; живописецъ срисовываетъ статуи форума, скульпторы рубятъ новыя изъ мрамора,-- и посреди всего этого народа, суетливаго и празднаго, нищіе протягиваюгъ руку передъ проходящими. Словомъ, здѣсь сосредоточены черты изъ жизни горожанъ въ одно цѣлое, въ томъ самомъ видѣ, въ какомъ она происходила въ древнихъ городахъ и подъ южнымъ небомъ, замѣняющимъ до сихъ поръ домашній кровъ для большинства населенія въ Италіи". (Стр. 71).
   Кромѣ картинъ, изъ которыхъ мы упомянули о немногихъ, заимствуя очерки изъ книги г. Классовскаго, неменѣе поучительны для насъ надписи на домахъ, на гробницахъ, на стѣнахъ, надписи оффиціальныя или частныя, или просто созданіе остроумія уличныхъ пачкуновъ -- все, что замѣняло у древнихъ наши газеты, аффиши, и проч. Изъ надписей на могилахъ, многія напоминаютъ такія, которыя встрѣчаются у насъ, на-прим. "Servillia amico nimae -- Сервилія другу души", другая: "Salvius puer, vix. aim. V -- Отрокъ Сальвій, жилъ пять лѣтъ". Гораздо-интереснѣе надписи, вывѣски и объявленія, писанныя на стѣнахъ. Вотъ, что говоритъ о нихъ г. Классовскій:
   
   "Гордые республиканцы, потомки Цициннатовъ и Катоновъ, изображенные въ исторіи суровыми стоиками, являются мнѣ государственной своей дѣятельности рабами тысячи суевѣрій, пресмыкаются передъ сильными, льстятъ исполнителямъ высшей власти. Стоитъ только пробѣжать надписи, которыми покрыты дома въ Помпеѣ, и сказанное нами никому не покажется преувеличеннымъ... Вездѣ лесть, вездѣ вымаливаніе чьего нибудь покровительства.... Помпейцы.... уже не Оски, не Саминтяне, не полу-Греки, а настоящіе Римляне, и именно Римляне въ томъ, что наиболѣе опредѣляетъ собою механизмъ римскаго Государства -- въ кліентизмѣ, въ раболѣпныхъ отношеніяхъ кліента къ патрону. Не только искатели должностей, одержимые честолюбіемъ и жаждою общественнаго возвышенія, даже купцы, ремесленники и смиренные поденьщики, платящіе наличнымъ трудомъ за кусокъ хлѣба, -- всѣ они добиваются благосклонности какого нибудь эдила, дуумвира, претора; всѣ пишутъ на своихъ домахъ привѣтствія сильнымъ и нужнымъ людямъ! Тѣ, у кого не было собственнаго дома, исписываютъ стѣны чужихъ -- ограды, публичныя зданія и храмы..." (Стр. 78).
   
   Приведемъ нѣкоторыя изъ этихъ надписей: Marcellum. Aedilem. Liguarii. el. plostrari. Rogant. ut. faveat. Плотники и экипажные мастера чаютъ себя благосклонности эдила Марцелла; въ другой: Саловары просятъ М. Церрина покровительствовать имъ; такія же просьбы къ разнымъ лицамъ отъ торгующихъ фруктами, носильщиковъ тяжестей, истопника публичныхъ бань, и проч. Объявленія другаго рода: "На дачѣ Юліи Фелиціи дочери Спурія, отдаются въ наемъ съ 6-го по 8-e августа, баня, эротическій будуаръ (?) (venerium) и 900 лавокъ съ выступными терассами и верхними комнатами на шесть лѣтъ. Открывающій у себя дома пристанище разврату не допускается къ найму. А вотъ образчики брани, площадныхъ остротъ, и безграмотнаго пачканья -- забавы уличныхъ мальчишекъ и помпейскихъ фланёровъ: Исчахни ты, Барка!-- Оппій, ты шутъ,воръ и негодяй!-- Еще не было (честнаго) судьи родомъ Египтянина.-- Охотникъ до поживы и любитель удобствъ были здѣсь. Или пародія на монументальный слогъ: К. Нумидій Дипилъ былъ здѣсь 5-го октября въ консульство М. Лепидія и Кв. Катулла -- за два года до разрушенія Помпеи. Сверхъ-того, театры, корридоры въ театрахъ покрыты наракулькамк, лошадками, неблагопристойными фигурками и надписями; все это, съ полною безграмотностью начертаній, любопытно, какъ свидѣтельство нетерпѣнія и досады праздной толпы, пока ее заставляли ждать у входа, faire la queue. А вотъ еще обычай: одинъ переулокъ названъ переулкомъ двѣнадцати боговъ, потому-что на стѣнѣ изображены во весь ростъ двѣнадцать боговъ, "долженствовавшихъ прохожимъ внушить уваженіе къ этому мѣсту, и тѣмъ предохранить мостовую отъ нечистоты, а стѣны отъ пачканья. Нарисованное пояснялось надписью:.
   
   Duoidecim deos et Dianam et Jovem
   Optimum Maximum habeat iratos?
   Quisquis hic minxerit aut cacaverit.
   (Стр. 183).
   
   Мы съ намѣреніемъ заимствовали изъ книги г. Классовскаго тѣ черты изъ обстановки публичной римской жизни, которыхъ невозможно почерпнуть изъ книгъ, и которыя только открыли намъ разрываемые остатки Помпеи. Само-собою разумѣется, что это только нѣкоторыя черты, ибо предѣлы нашей статьи не позволяютъ долѣе совершать хожденіе съ авторомъ изъ дома въ домъ, подслушивать, что онъ намъ разскажетъ по поводу находимыхъ имъ вещей, на которыя онъ обратитъ наше вниманіе. Такая система, принятая имъ при описаніи помпейскихъ древностей, хотя и ручается за полноту и достовѣрность сообщаемыхъ имъ свѣдѣній, однако дѣлаетъ чтеніе его книги нѣсколько-утомительнымъ. Впрочемъ, мыслящій читатель не побоится скуки, потому-что результаты, до которыхъ онъ дойдетъ, слушая такого терпѣливаго чичероне, какъ г. Классовскій, вполнѣ вознаградятъ его за трудъ и за терпѣніе, особенно, когда онъ убѣдится, какой великій и даже неподозрѣваемый пробѣлъ въ его знаніяхъ наполнитъ изученіе предметовъ, находимыхъ въ Помпеѣ, и знакомство съ ними, если не лицомъ-къ-лицу, то по-крайней-мѣрѣ по словамъ человѣка знающаго, и, какъ видно, страстно-любящаго свой предметъ. За эту любовь и за то, что она не ограничена тѣснымъ кругомъ знаній антикваріевъ прежнихъ лѣтъ, а озарена мыслью и наукою, не разъ онъ поблагодаритъ автора "Систематическаго описанія Помпеи".
   Мы нарочно не обращали вниманія читателей на описанія бань, театровъ, амфитеатровъ, храмовъ, мозаиковъ и другихъ предметовъ, извѣстныхъ и до открытія Помпеи. Желающіе, впрочемъ, ознакомиться ближе съ ними, найдутъ ясное изображеніе ихъ въ разбираемой нами книгѣ. Въ заключеніе приведемъ, какъ-можно-короче, результаты, какіе извлекъ г Классовскій изъ изученія архитектуры помпейскимъ домовъ и расположенія въ нихъ комнатъ, такъ-какъ съ домашней жизнію древнихъ могутъ лучше всего ознакомить насъ остатки помпейскихъ древностей. Все, что мы знали о домахъ Римлянъ до-сихъ-поръ, было основано на сочиненіи Витрувія, которое всегда казалось неяснымъ и сбивчивымъ отъ недостатка при немъ плановъ и чертежей. Теперь и Витрувій сдѣлался ясенъ, и можетъ служить руководителемъ въ развалинахъ Помпеи.
   
   "О сю пору не открыто еще ни одного дома въ Помпеѣ безъ атріума (передній дворъ, соединяющійся посредствомъ корридора (prothyrum) съ улицей) и перистиля (внутренній дворъ); значитъ и тотъ и другой была существенно необходимы, какъ мѣсто, гдѣ древніе проводили большую часть времени, заходя въ комнаты только для особенныхъ занятій, сна или ѣды. Кромѣ того, здѣшніе жители, какъ граждане муниципальнаго города, принимали личное участіе въ общественныхъ дѣлахъ; слѣдовательно должны были лично присутствовать на Форумѣ всякій разъ, какъ происходили тамъ народныя собранія или произносились совѣщательныя и судебныя рѣчи. Такимъ образомъ, живя не по собственной охотѣ, а по долгу почти съ утра до ночи подъ открытымъ небомъ, они весьма мало дорожили комнатами, которыя для насъ теперь то же, что скорлупа для улитки. При томъ же, если бы римскіе дома строились просторнѣе, они превратились бы неминуемо въ цѣлыя Села, если не въ города. Одно исчисленіе всѣхъ комнатъ, каждая съ особымъ назначеніемъ, займетъ нѣсколько строчекъ; напримѣръ: холодная и теплая бани; лавки и магазины, отдаваемые къ наймы; комнаты для безконечной прислуги; залы, однѣ для пріема посѣтителей по дѣлу, другія для короткихъ пріятелей, третьи для знатныхъ гостей; библіотека, хранилища архивовъ и фамильныхъ портретовъ; кабинеты для уединенныхъ умственныхъ занятій, домовая божница и капище ларовъ; парадная гостиная или экзедра; дамскіе покои: спальни, и столовыя для разныхъ временъ года и непостоянныхъ прихотей хозяина; кухни; погреба; кладовыя; два внутреннихъ двора (атріумъ и перистиль), -- вотъ безъ чего не могъ обойтись порядочный человѣкъ въ Помпеѣ... Древнимъ... оставалось или отказаться отъ привычки имѣть для каждаго занятія особый уголокъ, или жить въ маленькихъ комнаткахъ... Словомъ, если взвѣсить хорошенько всѣ эти обстоятельства, то едва ли не окажется, что древніе умно распоряжались въ устройствѣ и внутреннемъ расположеніи своихъ жилищъ; они не жертвовали блеску и эффектности существеннымъ, и не заказывали своимъ архитекторамъ анфиладъ безбрежныхъ гостиныхъ, столовыхъ и пріемныхъ, столь любимыхъ у насъ, и предназначаемыхъ, можно подумать, для помѣщенія циклоповъ, а не для нашего щедушнаго поколѣнія." (Стр. 61.).
   
   Послѣ этого спрашивается, что же такое эта внѣшняя жизнь, которою мы такъ усердно надѣляемъ древнихъ, хвалясь передъ ними, что за то мы живемъ внутреннею жизнію?... По не будемъ объ этомъ распространяться, а возвратимся къ г. Классовскому, заимствуя отъ него послѣднюю характеристику древней домашней архитектуры, находящейся въ связи со всѣмъ образомъ жизни древнихъ.
   При множествѣ и разнообразіи стеклянныхъ издѣлій и сосудовъ, попадающихся въ развалинахъ римской и греческой эпохи, трудно себѣ представить, чтобъ древніе не примѣнили стекла для освѣщенія своихъ комнатъ и устраненія вліянія стихій. По розъисканіямъ ученыхъ оказывается, что такое употребленіе стекла было сдѣлано не прежде, какъ въ первое столѣтіе по P. X, но это было рѣдкостью въ нѣкоторыхъ домахъ. Надлежало однако замѣнить стекло; или жить въ темнотѣ, довольствоваться освѣщеніемъ лампы, и не страдать отъ дождя и вѣтра, или пропуская свѣтъ въ комнаты, подвергаться вреднымъ дѣйствіямъ стихій. Какъ древніе архитекторы старались по возможности найдти средину между двумя крайностями и какое вліяніе это имѣло на публичную и частную жизнь древнихъ -- разскажетъ намъ г. Классовскій:
   
   "....Домостроители пропускали въ жилье лучи солнечнаго спѣта рѣдкіе и косвенные, между балокъ, образовавшихъ потолокъ, или устраивали подъ непосредственнымъ прикрытіемъ отливинъ, низкія и широкія окна, которыхъ вертикальный прорѣзъ препятствовалъ дождевымъ каплямъ падать во внутренность дома, но съ другой стороны, уже по одной значительности своего разстоянія отъ пола, мѣшалъ изнутри видѣть наружные предметы.
   "Вліяніе подобнаго устройства простиралось у нихъ на всю архитектоническую систему. Отсюда ихъ небольшіе храмы получали достаточное количество свѣта не иначе, какъ чрезъ огромную входную дверь, а большіе, имѣя надъ собою вмѣсто потолка небо, во время зноя, дождя или холода, представляли убѣжище не лучше дворовъ, которыми были окружены. Таковы были знаменитый храмъ Минервы въ Аѳинахъ, и римскій Пантеонъ, коего большое, центральное отверстіе проливало довольно свѣта для оцѣнки внутренняго величія зданія и изящества его статуй, но оно же служило вмѣстѣ и проводникомъ дождевой водѣ, часто заливавшей пышный помостъ. Отсюда же происходило; что, такъ-какъ дома снаружи вовсе не имѣли оконъ, которыя устроивались исключительно отъ двора, то улица представляла взорамъ только голую стѣну, совершенно непроницаемую. Отсюда наконецъ происходило, что не смотря на множество разнообразныхъ покоевъ, польза было пользоваться теплотою въ нихъ, не пожертвовавъ окнами и отверстіями, какого бы рода ни была онѣ. Этого мало: неупотребительностью оконныхъ стеколъ порождены многія условія домашней жизни Римлянъ и Грековъ, какъ то: а) ихъ ночныя занятія всѣмъ, что не могло совершиться на форумѣ, напр. чтенія, пиршества, дружескія собранія, б) отсутствіе зданій для помѣщеніи школъ, кабинетовъ чтенія, присутственныхъ мѣстъ, и т. п., несообразное съ тѣмъ, что мы положительно знаемъ о большомъ числѣ въ древности тяжебъ, риторовъ, софистовъ, и преподавателей наукъ, -- о числѣ, предполагающемъ цѣлыя толпы слушателей. Литературныя бесѣды, публичное преподаваніе, судопроизводство,-- все это происходило въ городскихъ портикахъ и на площадяхъ, не смотря на неудобства отъ шума и праздныхъ зѣвакъ. Почему?-- Ужъ конечно не изъ одной любви къ воздуху, сколь ни тепелъ и вѣчно чистъ онъ подъ небомъ Греціи и Италіи, а дѣло въ томъ, что для всѣхъ подобныхъ занятій нуженъ свѣтъ, котораго слишкомъ мало было въ домахъ. (Стр. 63).
   
   Не смотря на свѣдѣнія, обогатившія наши познаніи о древности открытіями, произведенными въ Помпеѣ, все еще остается много вопросовъ нерѣшенныхъ. Напримѣръ, гдѣ помѣщались цѣлыя полчища рабовъ, которыхъ держали при себѣ древніе въ чрезвычайномъ количествѣ? Въ домахъ, отрытыхъ донынѣ, помѣщены могли быть весьма немногіе -- не откроется ли со временемъ какого-нибудь общаго дома, куда бы они уходили на ночь, являясь днемъ къ услугамъ господъ, или не было ли для нихъ за городомъ особыхъ строеній? Иначе должно оставаться при предположеніи, что эти полчища гнѣздились около домовъ хозяевъ какъ домашнія животныя.
   Изъ всего нами сказаннаго о важности помпейскихъ древностей для исторіи, слѣдуетъ заключить, что мы были почти невѣждами во всемъ, касающемся домашней жизни древнихъ, и даже не могли безъ помощи помпейскихъ фресковъ и подписей понять характеръ и образъ теченіи ихъ публичной жизни. Все это заставляетъ насъ возложить упованіе на будущее, что современемъ явится какой-нибудь Огюстенъ Тьерри и для римской исторіи, и ближе, нагляднѣе, пластичнѣе ознакомитъ съ событіями, которыя мы знаемъ только со стороны ихъ трагическаго величія и всемірнаго значенія.

"Отечественныя Записки", No 6, 1848

   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru