Майков Аполлон Александрович
Заметки по внешним делам

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

Замѣтки по внѣшнимъ дѣламъ.

   Императоръ Францъ-Іосифъ, принимая делегатовъ обѣихъ половинъ своей имперіи., упомянулъ о скерневицкомъ свиданіи и объ его результатахъ. Императоръ Вильгельмъ, при открытіи германскаго рейхстага, въ тронной рѣчи также коснулся скерневицкаго свиданія и ожидаемыхъ отъ него послѣдствій. Хотя тотъ и другой ограничились немногими словами, однако, и Австро-Венгрія, и Германія узнали изъ этихъ словъ, что дружественныя отношенія трехъ императоровъ скрѣпятъ ихъ свиданіемъ въ Скерневицахъ и что, вслѣдствіе этого, ожидается продолжительный миръ. Несмотря на краткость такого сообщенія, народы двухъ имперій были поставлены въ извѣстность о мирномъ положеніи дѣлъ и могли сообразовать съ этимъ направленіемъ государственной политики свою дѣятельность въ различныхъ ея проявленіяхъ.
   Напрасно стали бы мы искать въ нашихъ правительственныхъ изданіяхъ такого же положительнаго сообщенія о томъ, что обѣщаетъ намъ скерневицкое свиданіе. Мы читали подробное описаніе всей внѣшней обстановки этого свиданія, но къ чему въ политикѣ привело оно -- мы изъ своихъ домашнихъ источниковъ не знаемъ. Какихъ разсчетовъ въ нашей общественной дѣятельности должны мы держаться -- намъ не сказано. Пробѣлъ касается цѣлой стомилліонной имперіи, въ предѣлахъ которой, у Себя дома, ея державный Вождь принимаетъ Своихъ царственныхъ гостей. Гости разъѣхались, и только уже изъ ихъ словъ мы узнали, что можемъ разсчитывать въ своей дѣятельности на долгій и прочный миръ. Разсчеты свои мы основываемъ на словахъ, принесенныхъ намъ иностранными газетами.
   Положимъ, что этого источника не существуетъ: хотя это и невѣроятно, но возможно, а что возможно, то дозволительно предполагать. Вѣдь, Австро-Венгрія сдѣлала же себя нашимъ цензоромъ и не пропускаетъ къ намъ транзитомъ тѣхъ газетъ, которыя ей непріятны. Если, къ стыду нашему, мы не умѣемъ поддержать и охранить въ этомъ маломъ случаѣ наше государственное достоинство, то возможно предполагать, что случится съ нами и нѣчто другое, болѣе крупное. Гдѣ же наши домашніе источники, которые освѣщали бы намъ путь въ будущемъ сообщеніями о нашемъ международномъ положеніи? Каждый народъ въ дѣятельности своихъ жизненныхъ силъ ведетъ разсчетъ на будущее, а такъ какъ въ живомъ народномъ организмѣ внѣшняя и внутренняя политика представляютъ двѣ нераздѣльно взаимнодѣйствующія стороны одного и того же цѣльнаго жизненнаго народогосударственнаго отправленія, то невѣдѣніе того, какъ мы поставлены извнѣ, отражается шаткостью, смутнымъ блужданіемъ внутри насъ самихъ. Въ Правительственномъ Вѣстникѣ, сколько помнится, съ 4 марта 1881 года до сего времени появились только, два сообщенія: одно касалось общей программы внѣшней политики Россіи, другое относилось до положенія Россіи въ египетскомъ вопросѣ. Подъ этими сообщеніями я разумѣю не обнародованіе договоровъ съ иностранными государствами, а изложеніе взглядовъ нашей внѣшней политики въ главнѣйшихъ фазисахъ нашихъ международныхъ отношеній. Но Правительственный Вѣстникъ посвященъ предпочтительно внутренней политикѣ, и это, вѣроятно, потому, что наше вѣдомство внѣшней политики поставлено какъ-то особнякомъ отъ другихъ и не концентрируется вмѣстѣ съ прочими вѣдомствами въ одной общей высшей правительственной сферѣ. Оттого Journal de St.-Betersbourg, получающій правительственную субсидію, считается отдѣльнымъ органомъ этого вѣдомства: отъ него скорѣе всего и можно бы было ожидать необходимаго сообщенія въ извѣстной формѣ о столь крупномъ событіи, каково скерневицкое свиданіе. По и онъ не далъ намъ такого сообщенія. Отчего происходитъ эта отчужденность нашей дипломатіи отъ русскаго народа? Между тѣмъ,-- если только правду говоритъ Times,-- наша дипломатія позаботилась объ иностранцахъ: по свидѣтельству Times'а, петербургскій кабинетъ, чрезъ своего вѣнскаго посла, выразилъ австро-венгерскому министру гр. Кальноки признательность за вѣрное истолкованіе передъ австро-венгерскими делегаціями скерневицкаго свиданія, имѣвшаго цѣлью обезпеченіе мира и благосостояніе народовъ.
   Отчего происходитъ такая отчужденность отъ своего народа, такое отреченіе отъ Россіи?
   Можно думать, что тому служатъ двѣ слѣдующія причины:
   Первая, это -- старая, непригодная и уже въ другихъ государствахъ отброшенная съ 1848 года дипломатическая школа, признававшая цѣлое государство только въ лицѣ одного его кабинета,-- школа, державшаяся исключительно кабинетной политики, не знавшая и не желавшая знать живаго содержанія государства: того народа или тѣхъ народовъ, которые составляютъ государство. Эта школа чужда народной политики. У насъ_ въ Россіи, благодаря тому, что гр. Нессельроде и кн. Горчаковъ завѣдывали иностранными дѣлами почти три четверти столѣтія, школа эта оставалась въ полной силѣ и настолько вкоренилась въ дипломатической средѣ, что и по сю пору не перестаетъ дѣйствовать. Для этой школы, вмѣсто Германіи и Пруссіи, есть берлинскій кабинетъ, вмѣсто Австро-Венгріи -- вѣнско-пештскій кабинетъ; свои отношенія къ государствамъ она ограничиваетъ и опредѣляетъ отношеніями къ кабинетамъ. Ей дѣла нѣтъ до того, какія нравственныя силы таятся въ государствѣ, какая народность или какія народности составляютъ существо государства; для нея безразлично, какое содержаніе ни представляло бы государство; ей нуженъ только кабинетъ или министерство иностранныхъ дѣлъ, съ которымъ она ведетъ сношенія. Безличнымъ пространствомъ земли и количествомъ душъ опредѣляетъ она значеніе кабинета и силу государства, не вникая въ то, что думаютъ, куда направляются, во что вѣруютъ, на что надѣятся эти человѣческія души. Поэтому кабинетъ представляется ей чѣмъ-то въ самомъ себѣ конкретнымъ, самимъ собою существующимъ, особымъ самодѣйствующимъ аппаратомъ безъ связи съ народнымъ существомъ, составляющимъ содержаніе государства. Отсюда ея отрѣшенность отъ народа -- отъ живаго, одухотвореннаго тѣла государства. Идеальнымъ поборникомъ этой дипломатической школы былъ въ свое время Меттернихъ; ревностными его подражателями были русскіе дипломаты. Формула этой школы -- отрицаніе народности. Укорененію ея въ Россіи способствовалъ и особенный пошибъ дипломатическаго образованія, который можно назвать космополитическимъ. Учили всему европейскому, кромѣ русскаго, пріучали уважать все иностранное и презирать отечественное. Хотя это избитая истина, однако, приходится ее повторять, потому что это образованіе и донынѣ продолжается преимущественно въ видахъ службы по дипломатическому вѣдомству.
   Въ Западной Европѣ съ 1848 года народное начало восторжествовало надъ кабинетною политикою и дало ей. совершенно противуположное направленіе. Савойскій домъ, въ лицѣ Карла Альберта, первый выдвинулъ народное начало въ борьбѣ за независимость Италіи. За нимъ слѣдовалъ домъ Бонапартовъ, въ лицѣ Наполеона III, способствовавшаго въ первое время второй имперіи подъему національной идеи Франціи и старавшагося о пробужденіи общаго сознанія единства въ народахъ латинскаго племени. Наконецъ, домъ Гогенцолерновъ осуществилъ мысль національнаго единства въ нѣмецкомъ племени. Я указываю на это историческое явленіе въ общихъ чертахъ, обходя мелкія исключенія, и имѣю при этомъ въ виду серединную Европу. По окраинамъ же ея народное начало пребывало издавна въ своей силѣ, какъ-то: въ Испаніи, Великобританіи, Даніи, Швеціи, Норвегіи и на Балканскомъ полуостровѣ -- въ Сербіи и Греціи. Въ нынѣшнемъ столѣтіи сербы, испанцы, греки и бельгійцы подали примѣръ успѣшной борьбы народнаго начала за. свое освобожденіе: это было знаменіемъ историческаго шага въ развитіи человѣчества. Съ тѣхъ поръ побѣда за народнымъ началомъ была обезпечена. Послѣ того народное начало уже выступило какъ преобладающая политическая сила въ дѣлахъ Европы. Сила эта разлилась и по частямъ: румыны, мадьяры, славяне предъявили права своей народности. Въ Россіи, при Императорѣ Павлѣ, народная политика преобладала; она также преобладала и при Императорѣ Николаѣ въ тѣхъ случаяхъ, когда государь самъ направлялъ дѣйствіями графа Нессельроде. Со второй половины столѣтія замѣтно обратное движеніе. Мы подчиняемся Европѣ и мало-по-малу все дальше и глубже вдаемся въ ея интересы и имъ служимъ, утрачивая свою прежнюю устойчивость, твердость, энергію, самостоятельность, самоличность,-- свойства строго-охранительной народной политики, для которой соблюденіе достоинства государства даже въ мельчайшихъ подробностяхъ и полученнаго отъ прежнихъ поколѣній наслѣдія есть высшая и священнѣйшая обязанность.
   Вторая причина отчужденности нашей дипломатіи отъ Россіи и русскаго народа заключается въ томъ, что наше дипломатическое вѣдомство стоитъ особнякомъ, само по себѣ, безъ надлежащей связи съ остальнымъ правительствомъ. Держась старой школы и не входя органически въ общій правительственный составъ, оно естественно въ самомъ себѣ не носитъ побужденія сдѣлаться національнымъ. Общій признакъ подобной отчужденности есть легкое до небрежности отношеніе къ народному достоинству, народнымъ интересамъ и къ самому народу. Тѣмъ не менѣе, остается не оспоримою истиною, что внѣшняя и внутренняя политика суть двѣ нераздѣльныя стороны одной и той же цѣльной народной жизни. Даже внѣшняя политика сильнѣе дѣйствуетъ на подъемъ и на упадокъ народнаго духа, чѣмъ обыденная, теряющаяся въ мелочахъ политика внутренняя. Если вверху нашего общества ощущается какое-то равнодушіе, какое-то невниманіе къ тому, что совершается во внѣшней политикѣ, то въ среднемъ, а болѣе въ низшемъ слояхъ замѣчается обратное явленіе. Простолюдины составляютъ себѣ понятіе въ общихъ чертахъ о международныхъ дѣлахъ, и хотя трудно выслѣдить, изъ какихъ источниковъ они добываютъ свои свѣдѣнія, однако, нельзя не сознаться, что-они, по своей чуткости, вѣрно и мѣтко выводятъ для себя взаимныя отношенія державъ и съ нѣкоторою долею страстности относятся къ вопросу: какимъ положеніемъ пользуется Россія въ Европѣ? Народъ живетъ своими идеалами и готовъ всегда жертвовать всѣмъ своимъ достояніемъ для охраненія чести и достоинства отечества, тогда какъ, въ то же время, дипломатическій корпусъ совершаетъ по своему уставу свое священнодѣйствіе съ запертыми для народа дверями. Между нимъ и народомъ цѣлая бездна. Но никакой цивилизованный народъ не можетъ жить одною только внутреннею политикою, не пріобщаясь духомъ къ политикѣ внѣшней, дѣйствіе которой онъ ощущаетъ на каждомъ шагу и ошибки которой никому другому, какъ ему, приходится искупать своею кровью и своими деньгами. Поэтому успѣшно заправлять внѣшнею политикою можетъ только лицо, которое извѣстно народу, заявило себя чѣмъ-нибудь передъ нимъ, вызвало его довѣріе къ себѣ.
   Похвально и необходимо знать иностранные языки и умѣть объясняться на нихъ съ иностранцами; но есть особые случаи, при которыхъ употребленіе иностраннаго языка, вмѣсто своего народнаго, означаетъ оскорбительное пренебреженіе къ своей народности. Органъ націей дипломатіи объясняется по-французски; даже оффиціальная переписка русскихъ дипломатическихъ агентовъ съ министерствомъ иностранныхъ дѣлъ иногда происходитъ не на русскомъ языкѣ. Во всѣхъ европейскихъ государствахъ всѣ дипломатическіе органы употребляютъ свой, народный, государственный языкъ; у насъ -- и только у насъ однихъ -- народнаго, государственнаго языка у себя дома для дипломатіи нѣтъ. Спѣшу оговориться: есть еще одно европейское государство, гдѣ употребляется въ подобномъ же случаѣ, вмѣсто своего языка, иностранный, это -- Турція.
   Вотъ почему у насъ необходимо установить посредствующее звено, которое ближайшимъ образомъ связывало бы дипломатическое вѣдомство съ центральнымъ правительствомъ и съ интересами народными, будетъ ли то особый отдѣлъ изъ членовъ государственнаго совѣта, или въ усиленномъ составѣ комитетъ министровъ,-- вся суть въ томъ, чтобы точнѣе сблизить нашу внѣшнюю политику съ внутреннею, откуда возникаетъ, само собою, и болѣе строгое охраненіе цѣльнымъ правительственнымъ составомъ государственныхъ интересовъ и державнаго достоинства Россіи. Народная жизнь не можетъ, въ одно и то же время, двигаться двумя путями: поступательнымъ и отступательнымъ. Какъ у верховной власти есть единое нераздѣльное стремленіе видѣть свой народъ, сообразно съ его силами, крѣпкимъ внутри и внѣ его государственныхъ предѣловъ, такъ и ближайшій органъ этой власти -- высшее правительство -- должно совмѣщать въ себѣ въ единеніи и взаимномъ согласованіи всѣ пути и двигатели внутренней и внѣшней политики. То желательное правительственное учрежденіе, о которомъ я говорю, могло бы имѣть своею задачею провѣрку направленія нашей внѣшней политики согласно волѣ верховной, власти на всемъ пространствѣ ея дѣйствій; повсюду соразмѣрять дипломатическія силы съ трудностями мѣстныхъ задачъ; тамъ, гдѣ оказываются эти силы недостаточными, подкрѣплять или замѣнять ихъ новыми; туда, гдѣ возникаютъ для насъ новыя усложненія, направлять лучшія силы; тамъ, гдѣ нужно расширить или поддержать наше вліяніе, увеличивать составъ дипломатическихъ агентовъ; вообще согласовать всю нашу внѣшнюю политику съ началомъ нашей народности, охранять какъ зѣницу ока наше государственное достоинство, подмѣчать всюду малѣйшіе ходы, направленные противъ насъ, и обезсиливать ихъ на первомъ же шагу; подкрѣплять собою дипломатію, сообщая ей твердость, энергію, стойкость. Но главною задачею этого учрежденія было бы выработать, на основаніи разума нашей исторіи, свойствъ нашего народнаго духа, нашего географическаго положенія и нашего вѣроисповѣднаго и племеннаго значенія, постоянную основную программу нашей внѣшней политики, которой теперь у насъ вовсе не имѣется. Послѣдовательное выполненіе этой программы и систематическое, такъ сказать, наслѣдственное ея развитіе должно послужить къ поднятію нашего международнаго уровня, къ обезпеченію нашей внѣшней безопасности, къ усиленію нашего положенія, къ ослабленію всякой возрастающей внѣ нашихъ предѣловъ политической силы, которая, опережая насъ, можетъ угрожать намъ въ будущемъ, принимать мѣры ко. отвращенію всякихъ посягательствъ на нашу народную честь, на нашу державную свободу. Патріотическое чувство подскажетъ составителямъ программы, что Россія не такая малая величина въ европейскомъ созвѣздіи, чтобы должна была служить спутникомъ другихъ планетъ; она сама должна притягивать къ себѣ другія планеты и имѣть свою сферу вліянія, несмотря на то, что такая сфера исключена изъ политической программы г. Гирса 4 марта 1881 года. Вмѣстѣ съ тѣмъ, полезно бы было выработать и другую, новую программу, касающуюся научнаго образованія молодыхъ людей, готовящихся на дипломатическое поприще. Здѣсь необходимымъ условіемъ должно поставить окончаніе университетскаго курса наукъ по историко-филологическому или юридическому факультету. Но такъ какъ нѣкоторыя необходимыя для дипломатовъ науки преподаются на обоихъ факультетахъ, то можно бы отбросить нѣсколько менѣе нужныхъ предметовъ на одномъ факультетѣ и замѣнить ихъ другими, болѣе нужными предметами на другомъ. Во всякомъ случаѣ, государственный экзаменъ долженъ быть строжайшимъ образомъ направленъ на исторію греко-восточной церкви и исторію западно-римской церкви, исторію и литературу славянскихъ народовъ въ связи съ развитіемъ ихъ народной идеи и русскую исторію съ подробной біографіей лучшихъ русскихъ дипломатовъ ХТІІ и XVIII столѣтій. Эти предметы первостепенной важности, потому что главная суть того, что происходитъ въ восточной половинѣ Европы, есть борьба на жизнь и смерть католицизма противъ православія, нѣмецкаго племени противъ славянскаго. Въ этомъ весь смыслъ всего, что непосредственно касается Россіи и что должно въ будущемъ разрѣшиться въ вопросѣ быть или не быть ей европейскою державою. Толковое изученіе отечественной исторіи должно укрѣпить въ будущихъ дипломатахъ чувство отчизнолюбія, котораго не достаетъ въ настоящее время, а знакомство съ дипломатическою дѣятельностью лучшихъ русскихъ людей прошлыхъ столѣтій научитъ новыхъ дипломатовъ уму-разуму, котораго они наберутся скорѣе въ старой посольской школѣ, чѣмъ въ новѣйшей à la Мартенсъ.
   Но скажутъ: все это относится къ обязанностямъ министерства иностранныхъ дѣлъ. Да, но, по пословицѣ: "одинъ умъ хорошъ, а два лучше", не мѣшало бы этотъ одинъ умъ, разумѣя подъ нимъ нашъ дипломатическій корпусъ en bloc, подкрѣпить и освѣжить новыми, чисто русскими силами, которыя и будутъ вторымъ умомъ, который введетъ дипломатическую часть въ общую систему правительственной дѣятельности. Это тѣмъ необходимѣе, что въ другихъ европейскихъ государствахъ дѣла внѣшней политики вѣдаются цѣлымъ кабинетомъ или министерствомъ въ полномъ его составѣ. Тамъ министръ иностранныхъ дѣлъ не только не стоитъ особнякомъ съ своею частію, не подчиняется,-какъ членъ кабинета, рѣшенію большинства своихъ товарищей съ главою кабинета включительно; тамъ онъ не менѣе, какъ исполнитель постановленія цѣлаго министерства по всѣмъ вопросамъ внѣшней политики, и если онъ не согласенъ съ нимъ, то ему остается только отказаться отъ должности и выйти изъ кабинета, какъ, напр., поступилъ лордъ Дерби при Биконсфильдѣ, вслѣдствіе того, что онъ не раздѣлялъ задорной политики англійскаго премьера относительно Россіи. На Западѣ, такимъ образомъ, въ#дѣлахъ внѣшнихъ работаютъ совокупно всѣ правительственныя силы, какъ и въ дѣлахъ внутреннихъ; тамъ есть сумма умовъ и единство дѣйствія. Тягаться одному отдѣльному министерству иностранныхъ дѣлъ съ цѣлымъ кабинетомъ, состоящимъ изъ всѣхъ министерствъ, конечно, не по силамъ, а потому наша дипломатія всегда будетъ отставать отъ другихъ и подчиняться теченію дѣлъ, направляемыхъ другими. Вотъ почему настаетъ крайняя надобность ввести нашу внѣшнюю политику въ общую сферу дѣятельности высшаго центральнаго правительства и поставить ее въ связь съ народнымъ началомъ, выражающимся въ нашемъ государственномъ и общественномъ бытѣ. Народное начало, и только оно одно, и дастъ намъ надлежащую нравственную опору и самоувѣренность въ сношеніяхъ съ другими державами.
   Нѣкоторые дипломаты говорятъ, что внѣшняя политика Россіи слаба оттого, что сама Россія слаба; не правильнѣе ли сказать, что Россія слаба или кажется слабою оттого, что внѣшняя политика слаба; а эта слабость происходитъ именно оттого, что наша дипломатія не имѣетъ подъ собою почвы: она знаетъ только иностранные кабинеты да зданіе своего министерства, а о народѣ русскомъ она не вѣдаетъ, и разумъ исторіи не освѣщаетъ ей пути. Какъ бы ни старался историкъ добиться руководящей нити, преемственно передаваемой отъ канцлера къ канцлеру, отъ министра къ министру въ нашихъ отношеніяхъ къ Европѣ; какъ бы онъ ни трудился отыскать ту непрерывную основную европейскую политику, которой мы слѣдовали бы для соразмѣрнаго съ прочими державами успѣянія нашего могущества на европейской почвѣ.-- онъ не найдетъ того, что ищетъ. Укажу на нѣсколько крупныхъ примѣровъ изъ нынѣшняго столѣтія. Россія издавна стремилась къ своимъ естественнымъ границамъ: къ Балтійскому морю съ Ботническимъ заливомъ, къ Черному и Азовскому морямъ,-- и Россія не взяла себѣ, когда можно было взять, устьевъ Нѣмана и всего теченія Вислы съ ея устьями, оставаясь въ Балтикѣ только съ однимъ не замерзающимъ, и то не всегда, портомъ Либавскимъ. Россія собирала вкругъ себя во-едино земли, населенныя русскимъ племенемъ,-- и Россія отдала Австріи Галицкую Русь, лишая себя съ этой стороны естественной границы -- Карпатскихъ горъ. Россія, по существу народнаго духа и по своимъ основнымъ законамъ, есть держава православная и покровительница православія на Востокѣ; она изгоняетъ изъ своихъ предѣловъ іезуитовъ, возсоединяетъ уніатовъ съ греко-восточной церковью, и она же соглашается на водвореніе на востокѣ Европы такого порядка, при которомъ ей приходится безмолвно взирать, какъ католицизмъ съ алчностью къ свѣжей добычѣ пожираетъ православіе. Россія упрочивала за собою сильную помогу въ европейскомъ своемъ положеніи, заручаясь южными славянами на основаніи пламеннаго и вѣроисповѣднаго сродства,-- и она же теперь отдаетъ ихъ въ полное распоряженіе другой державѣ, не только въ ущербъ, но и прямой вредъ для себя. Россія обезпечивала себя съ юга -- тѣсною политическою связью съ румынскими княжествами,-- и она же допустила въ нихъ инородную династію и совершенное отпаденіе на сторону сильныхъ и тайно враждебныхъ ея сосѣдей. Россія прежде бывала то за Австрію противъ Пруссіи, то за Пруссію противъ Австріи: этою мудрою политикою поддерживалось взаимное соперничество нашихъ сосѣдей и затруднялся ихъ политическій ростъ сравнительно съ возрастаніемъ самой Россіи,-- Россія же потомъ, во имя пагубнаго для нея священнаго союза, сама сохранила Австрію отъ распаденія въ 1849 году, она же предупредила войну между Австріей и Пруссіей въ 1855 году, когда оба противника были равносильны и, при помощи бушевавшихъ тогда въ Германіи народныхъ партій, могли только взаимно ослабить другъ друга; потомъ она же помогла усилившейся Пруссіи восторжествовать надъ Франціею и затѣмъ подчинить себѣ весь германскій союзъ и превратиться въ сильную самостоятельную имперію и въ опаснаго для Россіи сосѣда. Были минуты, когда поверхностно льстили нашему самолюбію, но, въ концѣ-концовъ, мы, все-таки, пришли къ тому, что Германія оказываетъ надъ нами преобладающій вѣсъ.
   Если во всемъ этомъ нельзя прослѣдить, чего именно хотѣла Россія для себя и что именно проводила она неизмѣнно въ продолженіе текущаго столѣтія въ видахъ усиленія своего положенія въ Европѣ, то, съ другой стороны, очень ясно обнаруживается, что итогомъ ея внѣшней политики было значительное ослабленіе ея сравнительно съ сосѣдними державами. Онѣ выросли на ея глазахъ, у ней подъ бокомъ, и частію при ея содѣйствіи. Кто сколько-нибудь способенъ припомнить исторію, тотъ удивится, какая громадная разница между тѣмъ, чѣмъ была Россія относительно Австріи и Пруссіи въ прошломъ и началѣ нынѣшняго столѣтія, и тѣмъ, чѣмъ теперь представляется она въ отношеніи тѣхъ же державъ. Это, очевидно, попятный шагъ. Надъ нею нависъ грозный австро-германскій союзъ -- и она вынуждена преклониться передъ нимъ и войти въ него, чтобы только "смягчить его острый характеръ, направленный противъ нея же". Такъ всегда бываетъ: сильный противудѣйствуетъ врагу и разрушаетъ его замыслы, слабый идетъ самъ ко врагу, чтобы уступками купить у него свою безопасность.
   Рисуя такое положеніе Россіи, въ которомъ она очутилась теперь вслѣдствіе неимѣнія твердой, основной, послѣдовательной національной политики, я изображаю только фактъ, какъ онъ есть; но было бы недостойно каждаго русскаго патріота принимать на вѣру, что будто бы неизбѣжная сила вещей поставила насъ въ такое положеніе, что Россія будто бы слаба. Правда, въ ростѣ нашихъ сосѣдей и ихъ союзѣ противъ насъ есть много дѣйствительнаго; правда и то, что ошибки дипломатіи, ея робость, уступчивость, мирволеніе много содѣйствовали этому росту и скрѣпленію союза противъ насъ; но русскій человѣкъ, проникнутый духомъ своей исторіи и вѣрующій въ свой народъ, не можетъ примириться съ такимъ положеніемъ. Невольно зарождается сомнѣніе въ неизбѣжности такого плачевнаго исхода,' сама собою напрашивается мысль: не дѣйствуетъ ли тутъ въ нѣкоторой степени воображеніе, настроенное дипломатически? Самъ органъ нашей дипломатіи свидѣтельствуетъ, что три четверти столѣтія два канцлера заправляли нашею политикою, и что она и впредь остается вѣрною ихъ школѣ, ихъ направленію. Но мы знаемъ, что для современной Европы эта школа политики кабинетной уже непригодна и ведетъ прямо подъ удары новой или національной политики; мы видѣли, что направленія въ ихъ дѣйствіяхъ не было, а руководствовались они частію впечатлѣніями минуты, частію личными симпатіями, частію простымъ теченіемъ событій, причемъ не малое значеніе имѣла степень душевной бодрости и физическихъ силъ. Въ этотъ долгій промежутокъ времени не вентилированная дипломатическая атмосфера должна была настолько сгуститься, что преломленіе въ ней лучей изображало дѣйствительность въ невѣрномъ свѣтѣ. Очень можетъ быть, что эта атмосфера безъ освѣжающихъ притоковъ воздуха представила и послѣднее созданіе бисмарковской политики -- австро-германскій союзъ -- какою-то грозною силою, предъ которою обязательно было смириться Россіи, какъ не задолго передъ тѣмъ концертъ Европы казался чѣмъ-то дѣйствительно существующимъ, и Россія обязательно подчинилась ему, тогда какъ, на свѣжій взглядъ, онъ представлялся только одною фикціею.
   Свѣжіе умы, бодрыя силы, трезвый взглядъ и твердый духъ, исполненный сознанія народнаго достоинства,-- вотъ, что могутъ разсѣять напускной туманъ и выказать дѣйствительность въ ея настоящемъ видѣ.
   Оставаться намъ на такой невыгодной наклонности въ такомъ положеніи невозможно. Полумечта, подудѣйствительность могутъ созрѣть въ полную дѣйствительность, если мы пребудемъ въ положеніи затянутой податливости. Новые люди, если они будутъ призваны къ участію во внѣшней нашей политикѣ, разъяснятъ сущность нашего положенія и найдутъ средства возстановить если не прежнее преобладающее, то, по крайней мѣрѣ, согласное съ народнымъ достоинствомъ соотношеніе между Россіей) и сосѣдними съ нею имперіями. Противъ всей нашей западной границы стоятъ двумя укрѣпленными лагерями Пруссія и Австрія, которыя продолжаютъ съ каждымъ годомъ усиливать и распространять свои укрѣпленія; на югѣ за Дунаемъ мы сами отсѣкли нашъ, такъ сказать, приростъ, или сферу нашего вліянія, и отдали ее въ подчиненіе Германіи и Австріи; на востокѣ въ Персіи противъ весьма слабыхъ тамъ дипломатическихъ нашихъ силъ готовится англо-германскій союзъ; онъ же окружаетъ и всю нашу азіатскую границу;, Китай и Японія въ его рукахъ, даже Корея, столь важная для насъ страна по своей близости къ устьямъ Амура,-- и та имѣетъ своимъ министромъ иностранныхъ дѣлъ германскаго подданнаго, нѣкоего нѣмца фонъ-Мюллендорфа. Здѣсь, почти на всемъ протяженіи нашей азіатской границы, готовится въ будущемъ предусмотрительными нашими недругами громадная сила, которая отвлечетъ насъ въ эту сторону, когда придетъ пора, по картинному выраженію австрійскихъ іезуитовъ, двухмилліонной союзной арміи оттѣснить русскаго медвѣдя за Уралъ. Предупредить опасность дальнѣйшихъ послѣдствій такого положенія, въ которое мы сами себя поставили, есть патріотическій долгъ дипломатіи, просвѣтленной, освѣженной, ободренной новыми силами.
   Въ самомъ дѣлѣ, развѣ Пруссія, къ которой мы продолжаемъ питать столь сильное дружеское расположеніе по старой памяти и родственнымъ преданіямъ,-- развѣ эта нынѣшняя Пруссія та же, что была прежде? Совсѣмъ нѣтъ. Нынѣшняя Пруссія, преобразившаяся въ Германскую имперію и ставшая политическою главою единства нѣмецкаго народа, всецѣло усвоила себѣ общегерманскую внѣшнюю политику и перестала быть для насъ прежнею дружественною Пруссіею. Пока Австрія была страшна для Пруссіи, даже несмотря на храбрость и ловкость Фридриха II; пока погромъ наполеоновскихъ войнъ отзывался въ Пруссіи тяжелымъ сознаніемъ своей относительной слабости; пока совершались въ ней внутреннія преобразованія; пока соперничала она съ Австріею въ германскомъ союзѣ,-- до тѣхъ поръ, глубоко затая въ себѣ лукавыя злоумышленія противъ сосѣдней могущественной Россіи, Пруссія съ такою же искренностью держалась союза съ Россіей), съ какою она убѣждена была въ необходимости и пользѣ для этого союза. Къ этому времени относится самое крѣпкое упроченіе дружественныхъ и родственныхъ связей между Пруссіей и Россіей. Эти связи Россія, съ своей стороны, старается поддержать и теперь съ полнымъ дружелюбіемъ и довѣріемъ. Но Пруссія стала великою среднеевропейскою имперіею. Ей уже не нужна опора Россіи; ей нужна и другая внѣшняя политика. Съ этого времени мы имѣемъ дѣло уже не съ прусскою дипломатіею, а общегерманскою; въ этомъ вся разница отношеній, которую наша дипломатія старой школы не желаетъ ни понять, ни признать. Геніальный Бисмаркъ сразу понялъ эту разницу и поставилъ общегерманскую политику выше частной прусской политики. Припомнимъ, что въ вѣнскомъ и берлинскомъ кабинетахъ еще съ прошлаго столѣтія, несмотря ни на какія превратности счастія, неизмѣнно лелѣялась мысль взаимнаго союза Австріи и Пруссіи противъ Россіи, которая, какъ колоссъ, возвышалась надъ ними и казалась имъ страшною своимъ могуществомъ. Мысль эта была коренною въ ихъ политикѣ и потому она лежала какъ бы на днѣ ея безъ видимаго проявленія, пока не нашелся человѣкъ, которому она пришлась по силамъ и ко времени. Бисмаркъ схватился за эту мысль и, расчищая ей путь чрезъ различныя препятствія, привелъ къ желанному осуществленію. Сначала нужно было усилиться самой Пруссіи; она достигла этого, воспользовавшись подогрѣтымъ ею въ нѣмецкомъ народѣ стремленіемъ къ племенному объединенію и довершивши оружіемъ то, что нельзя было сдѣлать самому народу. Германскія правительства были сломлены силою прусскаго оружія. и частію уничтожены съ присоединеніемъ ихъ владѣній къ Пруссіи, частію подчинены главенству Пруссіи. Потомъ нужно было упразднить соперничество Австріи; война съ Австріей начата, и побѣжденная Австрія отказывается отъ совмѣстнаго съ Пруссіей участія въ дѣлахъ германскаго союза. Австрія становится уже постороннею для Германіи державою, но ослабленною двумя войнами и безъ своихъ итальянскихъ владѣній. Далѣе нужно искреннее примиреніе Пруссіи съ Австріей, у которыхъ теперь нѣтъ болѣе сталкивающихся интересовъ; для примиренія нужно вознаградить Австрію, и Бисмаркъ отворяетъ ей, съ помощью Россіи, двери въ Балканскій полуостровъ. Наконецъ, Австрія усиливается пріобрѣтеніемъ Босніи и Герцеговины, и такъ какъ весь путь къ союзу оказывается уже расчищеннымъ, то съ примиренною и усиленною Австріей заключается союзъ противъ Россіи -- на всякій случай и оборонительный, и наступательный. Чтобы упрочить это капитальное созданіе великаго ума и необычайной твердости воли,-- созданіе, въ которомъ осуществилась историческая потребность двухъ сосѣднихъ государствъ, обусловленная сопредѣльностью ихъ съ Россіей,-- Бисмаркъ упрочиваетъ теперь положеніе Австріи на Балканскомъ полуостровѣ, и, въ то же время, оба союзника увеличиваютъ свои вооруженныя силы и старательно укрѣпляются со стороны Россіи. Этими мѣрами Россія уже сдержана въ своемъ наступательномъ движеніи, если бы предъявленіе ей какихъ-либо выгодныхъ требованій въ пользу Германіи или Австріи затронуло ея народную честь. Россія поставлена такъ, что ей пришлось бы только обороняться. Но этого мало: чтобы еще болѣе ограничить ея свободу дѣйствій, германская политика усиленно работаетъ въ Константинополѣ не только въ единодушіи съ австрійской, но и съ англійской. Въ послѣднее время даже и новопоставленный вселенскій патріархъ поддался нѣсколько ея вліянію. Въ Тегеранѣ затѣвается постоянное германское посольство съ тою же цѣлью. Дѣйствія той же враждебной союзной политики отражаются и въ отношеніяхъ къ Россіи пекинскаго двора. Кто знаетъ: можетъ быть, Бисмаркъ хочетъ до конца провести основную мысль австро-германскаго союза. Теперь онъ даетъ почувствовать Англіи, съ помощью европейскаго концерта, въ которомъ и мы приняли участіе, что она не безгранично свободна въ своей колоніальной политикѣ. Начало международнаго вмѣшательства распространено на Египетъ, на среднюю и западную части Африки. Въ южной Африкѣ по сосѣдству съ англійскими владѣніями, на Новой Гвинеѣ также въ сосѣдствѣ съ англичанами, въ Новобританскомъ архипелагѣ, на Адмиралтейскихъ островахъ и вообще, гдѣ развѣвался до сихъ поръ одинъ англійскій флагъ, тамъ водружается теперь и германскій. Англія, скрѣпя сердце, подчиняется необходимости: попросту говоря. Германія сбиваетъ съ нея спѣсь. Бисмаркъ доказываетъ ей этимъ, ненадежность обособленной островной политики, которой она доселѣ держалась, какъ всемірная владычица морей, и показываетъ ей вдали выгоды болѣе тѣснаго сближенія съ континентальною Германіей. У Бисмарка теперь много зарукъ, пріобрѣтенныхъ имъ въ короткое время: въ Константинополѣ и въ Азіи вліятельные германскіе представители, германскіе инструкторы; въ Африкѣ и на разныхъ островахъ германскія колоніи, факторіи или просто еще одни германскіе флаги. Этого уже достаточно для того, чтобы обѣщаніями дипломатической поддержки на Востокѣ и съ небольшою уступкою въ колоніальной политикѣ возстановить тѣсную дружбу съ Англіей. Бисмаркъ мастеръ на такіе volfe-face. Какъ съ Австріей и Франціей, побитыми и оскорбленными, какъ съ Италіей Бисмаркъ умѣлъ удачно сойтись, такъ еще удачнѣе и легче сойдется онъ съ Англіей,-- и тогда весь этотъ сонмъ великихъ державъ, съ Германіей во главѣ, наляжетъ тяжелымъ гнетомъ на Россію. Давленіе будетъ страшное. Россію, какъ наиболѣе сильную, а потому -- и только потому -- наиболѣе опасную для Германіи, Бисмаркъ будетъ стараться, при помощи уже дѣйствительнаго европейскаго концерта, обдѣлать такъ, какъ ему будетъ желательно. Исключительное преобладаніе надъ Россіей -- вотъ конечная цѣль Бисмарка. Такою-то сдѣлалась прусская политика, превратившись въ общегерманскую. Она прошла уже болѣе полпути въ этомъ послѣдовательномъ направленіи, что подтверждается воочію совершающимися событіями. Это самое доказываетъ, что и продолженіе ея пойдетъ въ томъ же направленіи. Не надо, впрочемъ, на этотъ разъ быть мрачнымъ угадывателемъ будущихъ событій. Самъ Бисмаркъ, жалующійся, что никто не хочетъ вѣрить его откровенности, выразился такъ: "Моя задача будетъ вполнѣ достигнута, когда Германія привлечетъ къ своему союзу Англію. Это будетъ послѣднимъ звеномъ, которымъ завершится желѣзный кругъ (Eisenring)". Охотно вѣримъ его откровенному изложенію конечной цѣли германской политики. Тутъ уже не слышно не только голоса, но и малѣйшихъ отзвуковъ политики прежней Пруссіи. Разъяснимъ ли мы себѣ это превращеніе и, оставляя въ сторонѣ преданія прошлаго, которыми къ своей выгодѣ ласкаетъ и усыпляетъ насъ нынѣшняя Пруссія, пойдёмъ ли, независимо отъ этихъ преданій, своимъ самобытнымъ историческимъ путемъ съ народнымъ свѣточемъ въ рукѣ? Для выясненія новаго пути намъ нужны крѣпкіе нервы и сильное напряженіе воли. Намъ нуженъ въ нашихъ дѣятеляхъ такой же подъемъ народнаго духа, какимъ онъ можетъ проявиться въ самомъ народѣ, когда дѣло идетъ объ охраненіи чести, достоинства и державной свободы Россіи. Если для Германіи не только объединеніе нѣмецкаго племени есть историческая потребность, но она возводитъ въ свою историческую задачу еще преобладаніе надъ славянскимъ міромъ, какъ уже истреблено въ- корень нѣмецкимъ племенемъ все славянство на пространствѣ между Эльбою съ Салою, съ одной стороны, и верхнимъ Одеромъ, среднею Вартою и нижнею Вислою -- съ другой, то и для Россіи непреложнымъ историческимъ закономъ есть, по крайней мѣрѣ, сохраненіе того, чѣмъ она владѣетъ и чѣмъ пользуется, какъ самостоятельная славянская держава. Столкновеніе между этими историческими потребностями рано или поздно сдѣлается неизбѣжнымъ. Всемірная исторія съ первыхъ человѣческихъ обществъ представляетъ непрерывное теченіе такой борьбы, возвышеніе однихъ, паденіе другихъ обществъ; но хотя историкъ и указываетъ законъ, по которому одно общество смѣняетъ другое или беретъ перевѣсъ надъ другимъ, однако, подъ историческимъ закономъ онъ не допускаетъ рока, слѣпой судьбы, фатума, но разумѣетъ дѣйствующую въ естественныхъ природныхъ условіяхъ нравственную свободу человѣка, какъ въ совокупности цѣлаго общества, такъ и въ отдѣльныхъ личностяхъ. Перевѣсъ беретъ то общество, которое свѣжѣе, бодрѣе, нравственнѣе, трудолюбивѣе и въ которомъ отдѣльныя лица, почерпающія нравственныя силы изъ нѣдръ самого общества, богаче одарены способностью руководительной дѣятельности.
   Слѣдовательно, назрѣвающій политическій вопросъ сводится для насъ къ тому: обладаемъ ли мы, какъ племя славянское, такими же общественными нравственными силами, какъ племя нѣмецкое, и можемъ ли выставить отдѣльныя личности, столь же способныя, какъ и наши противники? Отвѣтъ дастъ исторія. Но, чтобы не быть въ отвѣтѣ передъ потомствомъ, намъ нужно обновлять, освѣжать, ободрять наши дѣятельныя силы.

Майковъ.

"Русская Мысль", кн. I, 1885

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru