Lib.ru/Классика: Майков Аполлон Александрович. Заметка по внешним делам

Замѣтка по внѣшнимъ дѣламъ.

Въ Высочайшемъ манифестѣ 12 апрѣля 1877 года, до случаю объявленія войны Турціи, сказано: "Всѣмъ Нашимъ любезнымъ вѣрноподданнымъ извѣстно то живое участіе, которое Мы всегда принимали въ судьбахъ угнетеннаго христіанскаго населенія Турціи. Желаніе улучшить и обезпечить положеніе его раздѣляетъ съ Нами и весь русскій народъ, нынѣ выражающій готовность свою на новыя жертвы для облегченія участи христіанъ Балканскаго полуострова. Кровь и достояніе Нашихъ вѣрноподданныхъ были всегда Намъ дороги; все, царствованіе Наше свидѣтельствуетъ о постоянной заботливости Нашей сохранять Россія благословенія мира. Эта заботливость оставалась Намъ присуща въ виду печальныхъ событій, совершившихся въ Герцеговинѣ, Босніи и Болгаріи. Мы первоначально поставили себѣ цѣлью достигнуть улучшеній въ положеніи восточныхъ христіанъ путемъ мирныхъ переговоровъ и соглашеній съ союзными, дружественными Панѣевропейскими державами. Мы не переставали стремиться въ продолженіе двухъ лѣтъ къ тому, чтобы склонить Порту въ преобразованіямъ, которыя могли бы оградить христіанъ Босніи, Герцеговины и Болгаріи отъ произвола мѣстныхъ властей. Совершеніе этихъ преобразованій всецѣло вытекало изъ прежнихъ обязательствъ, торжественно принятыхъ Портой предъ лицемъ всей Европы..."

Протекло шесть лѣтъ послѣ этихъ словъ, произнесенныхъ Монархомъ, поднявшимъ оружіе противъ произвола угнетающей и чужеродной власти и для огражденія участи православныхъ христіанъ Герцеговины, Босніи и Болгаріи. Но если замѣнить Турцію или Порту Австро-Венгріей и исключить одну Болгарію, то слова Высочайшаго манифеста, со столь восторженною готовностью принятыя всѣмъ народомъ русскимъ, знающимъ что Русскій Царь есть покровитель и защитникъ всего православнаго Востока, не отошли еще въ прошедшее... И понынѣ печальныя событія совершаются въ Босніи и Герцеговинѣ; несчастныя области страдаютъ отъ произвола швабо-мадьярской власти, которая оказалась тяжелѣе самой турецкой; преобразованій въ нихъ никакихъ нѣтъ, несмотря на торжественное обязательство, принятое Австро-Венгріей предъ лицомъ всей Европы.

Когда въ прошломъ 1882 году боснійцы и герцеговинцы, подданные султана, взялись за оружіе въ защиту своихъ прежнихъ правъ, своей вѣры, народности, чести своихъ женъ и дочерей, своего языка противъ чуждой для нихъ власти австро-венгерской, обманувшей Европу и въ особенности Россію въ принятыхъ на Берлинскомъ конгрессѣ обязательствахъ, тогда передъ всѣми честными людьми всего свѣта, которые, не такъ какъ дипломаты, не закрываютъ глазъ и не затыкаютъ ушей на безобразныя послѣдствія ихъ произвольныхъ распоряженій народными судьбами,-- открылось ужасающее по сбоямъ размѣрамъ) отвратительное по своей гнусности зрѣлище австро-венгерскаго произвола въ занятыхъ областяхъ. Передъ нимъ блѣднѣютъ всѣ несправедливости и жестокости турецкаго правленія, вызвавшія вмѣшательство Европы и русско-турецкую войну. Извѣстія, доносившіяся съ мѣста возстанія, поражаютъ и возмущаютъ человѣческое чувство кровавою расправой австро-венгерскихъ военныхъ властей съ беззащитными семействами, позорными злодѣяніями, совершенными австрійскимъ войскомъ, омерзительными поступками съ женщинами и дѣтьми, этимъ своевольнымъ разливомъ самыхъ безчеловѣчныхъ и гадкихъ похотѣній, которому подобнаго не только не было въ тѣхъ же областяхъ при туркахъ, но едва ли найдется подобіе въ вѣкахъ варварства. Тамъ по крайней мѣрѣ жестокость сильнаго ограничивалась веществомъ, тѣломъ, здѣсь же просвѣщенныя орудія австро-венгерскаго управленія, воины новѣйшаго кесаря, посягали не только на жизнь и имущество несчастнаго, ими опекаемаго населенія, но истребляли въ немъ все, что есть святого я дорогого человѣку, оскорбляли святыню его духа поруганіемъ его вѣры, отнятіемъ у него; языка, позоромъ его чести и домашняго очага. Какъ звѣри, вымѣщали они свою безсильную злобу на дѣтяхъ, старцахъ, женахъ, дочеряхъ. При всей скудости извѣстій,благодаря тому, что Австро-Венгрія осмѣлилась скрыть отъ Европы то дѣло, которое ей было поручено,-- сердце обливается кровью при зрѣлищѣ австро-венгерскихъ безчеловѣчій въ чуждыхъ для Австро-Венгріи, по подданству, народности и вѣрѣ, областяхъ, которыя она обманнымъ образомъ взяла въ свое управленіе съ затаенною цѣлью сдѣлать изъ нихъ католическую страну съ разноплеменнымъ народнымъ населеніемъ, чтобы чрезъ то ослабить православный славянскій Востокъ и усилить враждебный Россіи и Востоку Западъ. Примѣровъ такого превращенія цѣлыхъ странъ найдется не одинъ въ предѣлахъ Австро-Венгріи и Пруссіи.

И вотъ какъ съ этой преступною цѣлью дѣйствовала австро-венгерская власть во время прошлогодняго возстанія. Беру на выдержку нѣсколько образцовъ.

Въ селенія Крутчицѣ австрійскіе солдаты загоняли въ дома и запирали женщинъ, дѣтей, стариковъ, по десяти и болѣе человѣкъ, и сжигали, ихъ живыми. Такъ выжгли они съ людьми все селеніе. Пытавшихся бѣжать прикалывали штыками.

Разбитые возстанцами, солдаты, уходя въ Фочу, выжгли селеніе Будань и по дорогѣ, встрѣтивши цыганскій таборъ, перекололи въ немъ до 45 женщинъ, мужчинъ и дѣтей.

12-го февраля, выйдя изъ Фочи, австрійское войско выжгло три села; многихъ жителей не выпустили изъ домовъ, гдѣ они и сгорѣли.

Селеніе Улогъ выжжено. Двѣ православныя церкви въ Коницкой Жупѣ и Облаѣ и три мечети въ Жупѣ, Улогѣ и Бѣлимичкѣ разрушены и частію сожжены.

Семейства кривошіянъ, спасавшіяся изъ Нижняго и Горняго Ораховцевъ, подверглись сильному ружейному огню пѣхоты, а съ двухъ броненосцевъ сыпались на нихъ ядра и гранаты. Въ другой разъ, когда безоружныя герцеговинскія семейства спасались черезъ рѣку Тару въ Черногорію, австрійское войско стрѣляло въ нихъ изъ ружей и пушекъ. До 400 женщинъ и дѣтей потонуло въ рѣкѣ; нѣкоторые были убиты и ранены.

Въ Крушевицахъ австрійскіе солдаты врывались ночью по нѣскольку человѣкъ въ дома я насиловали всѣхъ женщинъ, начиная отъ матери съ ребенкомъ и кончая малолѣтнею дѣвочкой. Около одной матери зада вили лежавшаго съ нею ребенка. Одна молодая женщина была изнасилована до смерти послѣ того, какъ она таскала воду на цѣлую партію солдатъ.

Безъ всякихъ основаній австрійскія власти хватали десятками женщинъ и стариковъ и гнали ихъ въ Требинье въ тюрьмы, гдѣ они задыхались и умирали какъ животныя.

Вся церковная община въ Мостирѣ была заключена въ тюрьму, а церковныя деньги до 10 тысячъ гульденовъ и школьныя 1.200 гульд. захвачены полиціей. Школы закрыты. У митрополита мостарскаго отняли митру, потому что въ византійскомъ орлѣ, на ней изображенномъ, австрійскія власти усмотрѣли русскій гербъ.

Чтобы нѣсколько опорожнить монастырскія тюрьмы, мѣстныя власти разстрѣливали и вѣшали заключенныхъ огуломъ, не разбирая, виноваы ли они или нѣтъ.

Герцеговинцы Міята Радовичъ съ сыномъ, братья Косѣрины, Биличи, Сима Ковачевичъ, Васа Круль и многіе другіе осуждены были на тяжкое тюремное заключеніе отъ 12 до 18 мѣсяцевъ за то только, что совершенно законнымъ способомъ подали прошеніе мѣстнымъ австрійскимъ властямъ, объясняя, что народъ никакъ не можетъ и не захочетъ согласиться давать рекрутовъ, такъ какъ это противно правамъ, которыми онъ пользуется въ Босніи и Герцеговинѣ со времени турецкаго управленіи.

Въ Бокѣ Которской австрійское войско при содѣйствіи военнаго судна "Nautilis", безъ всякой надобности, изъ одной только злобы, по случаю неудачъ, бомбардировало и совершенно разрушило и сожгло цѣлое большое селеніе Ораховацъ; сгорѣли три православныя церкви -- Св. Іоанна Предтечи, Св. Николая и Св. Параскевы. Самъ главнокомандующій Іовановичъ призналъ этотъ подвигъ напраснымъ и сдѣлалъ выговоръ генералу Винтергальтеру и командиру броненосца "Nautilis".

Въ три мѣсяца въ небольшой мѣстности около Фочи австрійцами сожжено было въ семи только селахъ 523 дома и избито стариковъ, женщинъ и дѣтей до 300 душъ. Женщины, не взирая на возрастъ, подвергались изнасилованію австрійскими солдатами. Въ самомъ городѣ Невесиньѣ умерла жена одного знатнаго бега, магометанина, черезъ три дня послѣ того, какъ была омерзительно изнасилована. Въ этомъ баши-бузукскомъ ремеслѣ австрійскіе офицеры соперничали съ своими солдатами, не взирая ни на званіе, ни на возрастъ жертвъ своего неистовства. Въ безплодной злобѣ, австрійскіе офицеры ворвались въ домъ Стояна Ковачевича и изнасиловили его жену и дочь.

Въ Кривошіяхъ австрійцы не хотѣли слышать колокольнаго звона и потому въ одномъ мѣстѣ сожгли православную церковь, а колоколъ унесли съ собою. Дѣлая окопы на церковныхъ кладбищахъ, они не щадили могильныхъ камней; даже разрывали самыя могилы, снимая съ труповъ драгоцѣнныя украшенія. Въ Горнихъ Поборахъ, откуда жители ушли въ Черногорію, австрійскіе солдаты разграбили все оставшееся имущество, осквернили православныя церкви и похитили всю церковную утварь. Во многихъ мѣстахъ евреи скупали у солдатъ св. иконы, взятыя изъ превосходныхъ храмовъ и домовъ, и потомъ перепродавали ихъ тому же населенію. Древняя церковь Св. Георгія въ Дольнемъ Ораховцѣ обращена была въ конюшню для артиллерійскаго отряда. Солдаты, проходя чрезъ мирную общину Гербаль, выломали въ тамошней церкви двери, изуродовали иконостасъ и даже открыли гробницы въ надеждѣ отыскать въ нихъ золото и серебро.

Подстрекаемые неистовствами австрійскихъ войскъ и злобою мѣстныхъ властей, католическіе фраіры рыскали какъ волки между мирнымъ православнымъ населеніемъ и не щадили клеветъ и наговоровъ. По одному предположенію, по лживымъ доносамъ шпіоновъ, мѣстныя австрійскія власти не только толпами сгоняли жителей въ городскія тюрьмы, но и предавали многихъ смертной казни. Такъ, напримѣръ, въ Гацкѣ, въ селеніи Казанцы, нѣсколько человѣкъ были заподозрѣны въ сношеніяхъ съ возстанцами потому только, что у нихъ нашли будто бы солдатскій провіантъ, который, однако, могъ быть купленъ ими у тѣхъ же австрійскихъ солдатъ. За это четыре человѣка изъ рода Мозлума были повѣшены.

Разыскивая какого-то поселянина, подозрѣвавшагося въ укрывательствѣ отъ рекрутскаго набора, австрійскіе жандармы напади на трехъ мальчиковъ пастуховъ, стерегшихъ стадо козъ. Мальчики не могли дать имъ удовлетворительнаго отвѣта и за это ихъ отвели въ городъ и разстрѣляли.,

Одинъ австрійскій офицеръ зашелъ въ сельскую хижину, чтобъ узнать, гдѣ скрывается парень, подлежащій рекрутскому набору. Мать и сестра скрывавшагося отвѣчали, что не знаютъ, куда онъ ушелъ, взбѣшенный офицеръ, среди ругательствъ и угрозъ, увидѣлъ ребенка, бывшаго тутъ же въ хижинѣ, и, схвативъ его за ногу, разбилъ ему голову объ полъ. "Пусть умираетъ,-- прибавилъ онъ,-- иначе еслибы выросъ, то поднялъ бы оружіе противъ своего царя".

Въ селеніи Трусиньѣ жандармы подожгли домъ Радовановича, причемъ сгорѣло двое дѣтей хозяина.

Въ городѣ Травникѣ у одного австрійскаго доносчика служили двое Рогунчичей -- отецъ и сынъ. Узнавъ, что хозяинъ ихъ шпіонъ, они отошли. Между тѣмъ іезуиты старались обратить ихъ въ католицизмъ; а когда это не удалось, Рогунчичей обвинили въ кражѣ муки съ мельницы на 100 гульденовъ. Обоихъ осудили и разстрѣляли. Впослѣдствіи оказалось, что это была клевета -- месть іезуитовъ и ихъ хозяина-шпіона.

Много православныхъ церквей и монастырей оставалось и остается безъ духовенства. Католическіе патеры, пользуются этимъ для насильственнаго обращенія православныхъ. Одна мать шла съ малолѣтнею дочерью отыскивать священника. На дорогѣ встрѣтили ее католическіе фратры и насильно потащили въ городъ къ своему духовному начальству.

По бѣдная женщина не дошла до города: ее нашли мертвою на дорогѣ съ признаками насилія, а дочь была помѣщена въ католическій монастырь.

Спрашивается: чѣмъ лучше турецкихъ насильниковъ поступали австрійскія власти въ занятыхъ областяхъ? Чѣмъ отличаются австрійскіе "храбрые" воины отъ турецкихъ баши-бузуковъ?... И эти отвратительныя жестокости, эти омерзительные поступки съ неповиннымъ населеніемъ, съ женщинами, дѣтьми, стариками, эти сжиганія живыхъ людей, эти поголовныя избіенія совершались послѣ освободительной войны, которую предприняла Россія, включая въ своя человѣколюбивые виды также Герцеговину и боснію. Случаи вышеприведенные -- это капля въ морѣ убійствъ, грабежей, опустошеній, пожаровъ, разстрѣливаній, висѣлицъ, насилій, неправды и самаго грубаго звѣрства, какое только можно вообразить себѣ. И это море охвачено со всѣхъ сторонъ австрійскими стражами, которые ограждаютъ его отъ посторонняго взгляда. Ни одного письма не пройдетъ въ Боснію и Герцеговину и не выйдетъ оттуда, чтобы не было распечатано и прочтено австрійскою почтой. Ни одинъ путешественникъ, не только что корреспондентъ, не можетъ проникнуть въ эти области, наглухо запертыя для Европы. Послѣ ухода оттуда г. Ровинскаго оставался одинъ только англичанинъ Ивансъ, сообщавшій изъ Рагузы нѣкоторыя свѣдѣнія въ англійскую печать; во и того австрійцы продержали семь недѣль въ тюрьмѣ подъ пустымъ предлогомъ, что будто бы онъ писалъ отъ мѣстнаго населенія адресъ Гладстону и раздавалъ деньги, и затѣмъ онъ былъ высланъ изъ Далмаціи. Попытались было два англійскіе студента, Гамильтонъ я Гей, обозрѣть, эти области; но ихъ арестовали въ городѣ Чайницѣ, на самой, границѣ Сербіи, откуда они ѣхали, снабженные визою австро-венгерскаго консульства, а проводника ихъ серба, черезъ котораго они могли разговаривать съ народомъ, посадили въ тюрьму, какъ будто шпіона, ихъ же самихъ выпроводили вонъ, черезъ сѣверную Боснію, въ Хорватію. Европейская печать не вѣдаетъ, что тамъ творится. Отрывочныя и скудныя свѣдѣнія проникаютъ только окольнымъ путемъ, да и передаются больше на словахъ, чѣмъ на бумагѣ. Но они не могутъ быть заподозрѣны въ неправдѣ, потому что съ излишкомъ подтверждаются такими безпристрастными и добросовѣстными свидѣтелями, каковы, напримѣръ, Ивансъ. Обѣ занятыя австрійцами области можно уподобить одной цѣльной обширной тюрьмѣ, въ которой заключенные отданы на произволъ палачамъ, набраннымъ между злѣйшими врагами и истребителями ихъ -- нѣмцами и мадьярами, съ присоединеніемъ къ нимъ отверженцевъ народныхъ, или, какъ называютъ сербы, "юродовъ" -- изъ поляковъ, хорватовъ, чеховъ, даже сербовъ, вродѣ мостарскаго окружнаго начальника Вуковмча, котораго, по его жестокости, сравниваютъ съ Митхадомъ-пашой, управлявшимъ придунайскою Болгаріей.

Прошлогоднее боснійско-герцеговинское возстаніе, при всей своей очевидной безнадежности, было невольнымъ порывомъ отчаянія людей измученныхъ и оскорбленныхъ. Благодаря безсердечному отношенію европейскихъ правительствъ, обманутыхъ и дерзко пренебрегаемыхъ Австро-Венгріей, эта послѣдняя распоряжалась въ занятыхъ областяхъ но съ цѣлію умиротворенія ихъ, какъ заявлено въ Берлинскомъ трактатѣ, а въ видахъ истребленія народности и православіи и обевлюдненія страны для водворенія въ ней впослѣдствіи нѣмецкихъ поселеній и господства католицизма. Страшная насмѣшка надъ Россіей!

Въ Австро-Венгрію; бѣжало до 200 тысячъ боснявовъ, во время ихъ послѣдней борьбы съ турками въ 1875--1877 годахъ. На гостепріимной австро-венгерской почвѣ уцѣлѣло изъ нихъ только 98.000; но и эти уцѣлѣвшіе возвращались на родину только для того, чтобы быть заморенными подъ австро-венгерскимъ управленіемъ. Въ февралѣ 1879 года напечатана была въ Manchester Guardian (корреспонденція Иванса, описывавшаго то безжалостное обращеніе, которому подъ новымъ управленіемъ подвергались боснійскіе скитальцы. Десятки тысячъ несчастныхъ семей были. насильственно прогнаны домой безъ хлѣба, безъ теплой одежды, безъ денегъ и водворены на обгорѣлыхъ развалинахъ; ихъ прежнихъ жилищъ. Какъ ни медики были прежнія страданія босняковъ-христіанъ отъ произвола мѣстныхъ беговъ, они далеко превзойдены настоящими страданіями подъ управленіемъ австро-венгеревихь властей. При возвращеніи бѣглецовъ въ Боснію, всѣ больные и слабые, не бывшіе въ состояніи идти, были брошены на границѣ безъ пищи и пріюта. Въ одномъ пограничномъ мѣстечкѣ: Стириняцѣ 600 человѣкъ нашли себѣ смерть. Ивансъ былъ очевидцемъ того, какъ полунагіе босняки умирали отъ голода. Въ одномъ помѣщеніи похороны умершей съ голоду дѣвушки отсрочивались для того, чтобы похоронить ее заразъ съ другою дѣвушкой, голодная смерть которой ожидалась съ часу на часъ. Въ мѣстахъ водворенія не было почти ни одного дома, въ которомъ кто-нибудь не умиралъ бы отъ голода. Въ селеніи Пичи въ 21 домѣ было 10 случаевъ голодной смерти. Въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ, за неимѣніемъ домовъ, возвращавшіяся семьи поселялись въ пещерахъ. Въ одной пещерѣ Ивансъ нашелъ двухъ женщинъ -- одну съ шестью маленькими изголодавшими дѣтьми, другую съ груднымъ ребенкомъ на рукахъ и молоденькою дѣвушкой, помѣшавшеюся отъ перемятаго горя и страданій. Голодъ и нищета породили новыя болѣзни. Населеніе вымирало тысячами. Тоже было и въ Герцеговинѣ. Болѣе жестокая, чѣмъ въ Босніи, борьба съ турками истощила всѣ силы и запасы населенія. Поля были запущены, жилища сожжены или разорены, семейства укрывались въ Далмаціи, а когда возвращались, находили одну лишь пустыню да волковъ. Даже домашнія животныя и птицы скрылись въ лѣсахъ и одичали. Голодный тифъ свирѣпствовалъ жестоко и уносилъ тысячи людей. Множество семействъ оставались безъ взрослыхъ мужчинъ, погибшихъ въ борьбѣ съ турками за свободу. Безпомощность и нищета несли свои жертвы болѣзнямъ и смерти.

Съ такимъ же, какъ и въ Босніи, равнодушіемъ относилось австро-венгерское правительство къ вымиранію вновь подвластнаго ему сербскаго населенія въ Герцеговинѣ; не оно было нужно, а нужна была земля съ ея естественными богатствами и природными неприступными крѣпостями; здѣсь предполагалось создать "Новую Австрію" -- этотъ клинъ, долженствующій навсегда отдѣлить Сербію отъ Черногоріи и врѣзаться во внутрь Балканскаго полуострова, чтобы дожу Габсбурговъ, уже шесть сотъ лѣтъ упражняющемуся въ управленіи народами, дать новый человѣческій, матеріалъ для его ремесла. Для Новой, Австріи единоправное и единовѣрное съ Сербіей и Черногоріей населеніе Босніи и Герцеговины было наименѣе пригодно.

И однако, несмотря на совершенное изнеможеніе, какъ слѣдствіе трехлѣтней борьбы съ турками и мѣстными магометанами, все населеніе Босніи и Герцеговины, забывъ междоусобную брань, еще разъ ваялось за оружіе, чтобы противустать наброднымъ хищникамъ -- швабамъ и мадьярамъ, вторгнувшимся въ концѣ 1878 года по уполномоченію великихъ европейскихъ державъ, не для того христіане бились съ вдѣвшими магометанами и турецкимъ войскомъ, добывая оружіемъ свободу и установленіе взаимныхъ правъ, чтобы тѣмъ и другимъ подпасть подъ новое иго, цѣну котораго они хорошо понимали. Кровь, лишенія, страданія и смерть, которыми боснійско-герцеговинскій народъ искупалъ свое освобожденіе на началахъ новаго гражданскаго и государственнаго порядка, пропадали даромъ по распоряженію Европы, не имѣвшей никакого права распоряжаться судьбой этого населенія.

Вѣчный позоръ, несмываемое безчестіе легло на Европу XIX столѣтія. Когда всѣ главнѣйшій событія этого столѣтія запечатлѣны послѣдовательнымъ проявленіямъ народной свободы; когда русско-турецкія войны, завершившіяся Букарештскимъ, Аккерманскимъ, Адріанопольскимъ и Санъ-Стефанскимъ договорами, освобожденіе Греціи, перевороты во Франціи, народныя бури 1848 года, освобожденіе и объединеніе Италія, возстановленіе Венгріи, преобразованіе Германіи, водвореніе народнаго представительства въ большей части государствъ, уничтоженіе въ Австріи, Пруссіи и Россіи крѣпостного права приводили къ конечному установленію на законныхъ основаніяхъ правъ народныхъ; когда въ новѣйшее время напало человѣчности введено обязательно въ условія даже военныхъ дѣйствій для умѣренія жестокостей войны: въ этомъ просвѣщенномъ вѣкѣ великія европейскія державы наложили ярмо порабощенія на цѣлый народъ, предали его въ руки инороднаго и иновѣрнаго правительства, закрывши глаза и уши отвернулись отъ своего постыднаго дѣла и не хотятъ знать, что дѣлаютъ новые поработители съ своею жертвою... А тамъ гибнетъ цѣлый народъ. У него исторгаютъ его бытъ, вѣру, языкъ, его держатъ къ двойномъ рабствѣ -- поземельномъ, по прежнимъ турецкимъ законамъ, и государственномъ, по новому управленію. За нимъ не признаютъ права охранять святыню своей народности; его лишаютъ помощи Краснаго Креста; съ нимъ дозволяютъ поступать по древнимъ варварскимъ обычаямъ, по произволу безправія и безчеловѣчія. Поругано и попрано все, что только есть святого и дорогого для человѣка. И послѣ этого становится понятнымъ, что одни предпочитаютъ смерть жизни, а другіе громко вопіютъ, что турецкое иго было много легче, чѣмъ христіанское.

Понадобилось 70 тысячъ войска, чтобы подчинить Боснію и Герцеговину австро-венгерскому управленію. Трудно было совладѣть съ первою. Мусульмане соединились съ христіанами для отпора общему врагу. Одинъ Хаджи-Дойя сколько причинилъ затруденій. Еще труднѣе было бы справиться со второю. Еслибы не князь Диколай черногорскій, способствовавшій занятію и переманившій къ себѣ герцеговинскихъ вождей, то едва ли бы когда австро-венгерское знамя развѣвалось на высотахъ герцеговинскихъ.

Начались тихія страданія вновь порабощеннаго населенія -- на этотъ разъ христіанской власти апостолическаго австро-венгерскаго императора-короля, Франца-Іосифа. Запертое какъ въ тюрьмѣ, оно подверглось незнакомой ему подъ турецкимъ игомъ пыткѣ -- разврату совѣсти, измѣнѣ долгу гражданской чести. Позорные агенты христіанской власти разъѣзжали по Босніи и Герцеговинѣ и подкупами сокращали нѣкоторыхъ видныхъ гражданъ къ выраженію вѣрноподданническихъ чувствъ своимъ поработителямъ. Собирались подписи и составлялись депутаціи для поднесенія адресовъ, въ которыхъ самымъ безстыдно-лживымъ образомъ восхвалялось полное благодѣяній правительство и изъявлялось желаніе, чтобъ обѣ эти области были приняты въ подданство австрійскаго императора. Самозваннымъ депутаціямъ оказывался въ Вѣнѣ самый внимательный пріемъ. Проходимцевъ приглашали къ придворному обѣду. Кукольная комедія разыгрывалась на глазахъ Европы и притомъ такъ серьезно, что даже обнародовано было слѣдующее благодарственное письмо императора на имя общеимперскаго министра финансовъ Слава: "Любезный Сдави! По случаю бракосочетанія моего любезнѣйшаго сына, императорскаго принца, жители Босніи и Герцеговины, безъ различія исповѣданій и званій, приславши многочисленную депутацію для поздравленія, представивши подарки и адресы, выразивши телеграфически и письменно свои благопожеланія, устроивши торжественныя празднества,-- обнаружили этимъ свое живѣйшее участіе къ событію, совершившемуся въ моемъ семействѣ, и вновь заявили свою вѣрнопреданность мнѣ и моему дому. Эти доказательства ихъ приверженности исполнили меня радости, и я поручаю вамъ довести объ этомъ до всеобщаго свѣдѣнія, чтобы моя императорская признательность сдѣлалась извѣстною всѣмъ и каждому. Области Боснія и Герцеговина вновь выказали при семъ случаѣ, сколь достойны онѣ. той заботливости, которую я имъ посвящаю и въ которой онѣ могутъ быть увѣрены и на будущее время. Вѣна, 24 мая 1881 года. Францъ-Іосифъ". Этотъ, рескриптъ останется на страницахъ исторіи вѣчною ироніей, образцомъ того, какъ можно торжественно говорить!", чему и сами говорящіе не вѣрятъ. На подкупныя и самозванныя депутаціи, снаряжаемыя съ прямымъ участіемъ самихъ императорскихъ намѣстниковъ, населеніе отзывалось прямыми и рѣзкими протестами.

Противуположно этимъ комедіантамъ, изъ тюрьмы раздавались по временамъ вопли и жалобы населенія, обращенныя къ Европѣ. Еще за нѣсколько мѣсяцевъ до упоминаемыхъ въ императорскомъ рескриптѣ изъявленій вѣраоподданническихъ чувствъ боевиковъ и герцеговинцевъ, несмотря на заботливость императорскаго правительства, какъ торжественно удостовѣряется рескриптомъ,-- въ 1880 году боснійскіе именитые люди прислали Гладстону обстоятельную записку съ жалобами православнаго населенія на австрійскія власти, состоящія подъ главнымъ начальствомъ намѣстника, принца Виртембергскаго. Главнѣйшія статьи жалобы касались принудительнаго введенія латинской азбуки вмѣсто кириллицы, пристрастной поддержки и распространенія католическихъ школъ въ ущербъ православныхъ, повсемѣстнаго введенія въ школахъ латиницы, притѣсненій и даже закрытія православныхъ сербскихъ школъ, въ которыхъ употреблялась кириллица. Указывалось между прочимъ что австрійскія власти позволяли уничтожить славянскія надписи на колоколахъ въ Солѣ, Туэлахъ и Брчкѣ и велѣли снять сербскія вывѣски: на многихъ народныхъ школахъ въ Босніи, вмѣсто которыхъ принуждали заводить вывѣски на непонятной народу нѣмецкомъ или мадьярскомъ языкѣ. Поземельнаго вопроса между мусульманами-помѣщиками: агами и богами, и христіанскимъ населеніемъ, нанимающимъ и обрабатывающимъ ихъ земли, австро-венгерское правительство еще и не касалось, несмотря на двухлѣтнее управленіе страною. Напротивъ, прежніе турецкіе законы 14 сафара 1272 года (11 декабря 1859 года) утверждены снова безъ изъятій австрійскимъ правительствомъ, къ величайшему стѣсненію христіанъ. При турецкомъ владычествѣ, аги и беги относились мягче къ своимъ нанимателямъ, а теперь, опираясь на австрійскіе законы и на экзекуціи съ помощью войска, они взимаютъ поборы безпощадно. Введена неслыханная прежде продажа съ аукціона всего имущества недоимочныхъ плательщиковъ, и сотни семействъ, антенныя чрезъ это крова и пищи, обречены на нищенство. Кромѣ третины, идущей въ пользу помѣщиковъ, присоединены десятина и другія тяжкія подати, взимаемыя въ австрійскую казну, и введены налоги на соль, табакъ, женскій трудъ, овецъ и проч. Пресловутая прокламація генерала Филипповича при занятія Босніи и Герцеговины, обѣщавшая подъ скипетровъ Габсбурговъ всевозможныя улучшенія и преобразованія, осталась лишь пустымъ и давно забытымъ звукомъ, и на дѣлѣ австрійскія власти поддерживаютъ во всѣхъ отношеніяхъ мусульманъ, чтобъ изъ ихъ столкновеній и вражды съ христіанами извлекать для себя пользу.

Но и мусульмане боснійскіе подали султану прошеніе, въ которомъ перечисляютъ всѣ свои жалобы на невыносимое иго австрійскаго управленія, которое они называютъ костью, ставшею поперекъ горла.

Въ іюнѣ 1880 г. Гладстону была прислана длинная записка со множествомъ подписей отъ боснійскихъ именитыхъ людей; въ этой запискѣ не только въ общихъ чертахъ изложены всѣ тяготы австрійскаго управленія, во приведено множество примѣровъ въ доказательство: "Злоупотребленія и злодѣянія австрійскихъ просвѣщенныхъ властей превзошли всякую мѣру,-- говорится въ запискѣ.-- Мы думали, что нѣтъ поработителей жесточе, гнуснѣе и нечестивѣе турокъ, нѣтъ ничего подобнаго ихъ своеволію, неправдѣ и расправѣ,-- и горько ошибись: сравнительно съ тѣмъ, что теперь мы терпимъ, турецкое господство было материнскою добродѣтелію. Туземные католики не знаютъ предѣловъ своему бѣшенству. Нашъ царь, наше войско, наши власти, ваша земля -- твердятъ они, угнетая всякою неправдою все мусульманское и православное. Сверхъ пропаганды, францисканскіе монахи занялись воровствомъ, грабежомъ и разбоемъ. У православныхъ безнаказанно отнимается все: скотъ, полевыя орудія, домашняя утварь. Суда нѣтъ. Жалующимся отвѣчаютъ, что исполнительная власть -- не для сволочи. Австрійскія власти оказываются хуже башибузуковъ и черкесовъ: это люди безъ Бога, безъ вѣры, безъ души, безъ закона. Цѣлыя толпы поселянъ, оторванныхъ на даровыя наземныя работы, по цѣлому мѣсяцу не видали своихъ домовъ; вмѣсто платы, надъ ними надѣваются, ихъ всячески поносятъ. Скотъ гибнетъ отъ безкормицы, семьи выпираютъ съ голоду, а работники, кромѣ казенныхъ работъ, вынуждены плотить еще десятину и третину. Турецкимъ спахіямъ (помѣщикамъ) дается до двадцати и тридцати солдатъ съ турецкимъ субашей и съ этимъ отрядомъ спахіи врываются въ неплатящее село и обираютъ все населеніе до-тла. За самое ничтожное возраженіе или сопротивленіе несчастнаго райю раздѣваютъ до гола и запираютъ въ отвратительную свинарню; при дальнѣйшемъ упорствѣ идутъ въ ходъ кнутъ, ружейный прикладъ и затѣмъ тюрьма, откуда райю ведутъ уже на разстрѣляніе или висѣлицу. Для австрійцевъ каждый православный боснякъ -- отъявленный злодѣй. Его личность и имущество не обезпечены. Кронѣ публичныхъ казней, употребляются еще тайныя, сопровождаемыя иногда пыткою. Слѣдствіе и судъ не считаются нужными. По каждому доносу на православнаго серба, его схватываютъ, вѣшаютъ или разстрѣливаютъ, смотря по вкусу правящаго шваба. Трупы такихъ преступниковъ ежедневно зарываются. Доносы исходятъ обыкновенно отъ католиковъ. Напримѣръ, утонулъ близъ села Власеницы, въ округѣ Тузлы, пьяный бегъ. Фратры и ихъ паства обвинили въ его смерти тринадцать православныхъ сербовъ; тузланскій бегъ, даже не выслушавъ обвиняемыхъ, постановилъ такой приговоръ: двѣнадцать разстрѣлять, а тринадцатаго, несовершеннолѣтняго, сослать на каторгу на двадцать лѣтъ. Этотъ произвольный приговоръ былъ въ точности исполненъ 18 января 1880 года. Въ эти же дни австрійскія власти разстрѣляли въ Маглаѣ еще восемь человѣкъ по жалобѣ шокцевъ, обвинявшихъ ихъ въ кражѣ скота. Доносъ, разумѣется, не былъ провѣренъ. Для австрійскихъ солдатъ, которые называютъ себя воинами священнаго кесаря, ничего нѣтъ святого. Являясь къ нищимъ поселянамъ, они требуютъ сытаго обѣда. Всякій отказъ считается сопротивленіемъ властямъ и ведетъ въ тюрьму или каторгу. Въ селѣ Кривоямѣ, Баньялукскаго округа, девять солдатъ и два жандарма вошли въ домъ Савки Мачковичъ, требуя вкуснаго ужина. Савка со слезами увѣряла, что у нея ничего нѣтъ, кромѣ овцы, которая должна вскорѣ объясниться. Воины апостолическаго императора велѣли ей зарѣзать овцу; Савка бросилась передъ ними на колѣни, умоляя пощадить ея единственную кормилицу-овцу. Солдаты зарѣзали овцу сами, а несчастной женщинѣ разбили голову ружейными прикладами и маленькаго сына ея Стеву избили до полусмерти. Бросился было на помощь сосѣдъ, но солдаты сломали ему лѣвую руку. Въ Маричскомъ околіи солдаты схватили одного изъ крестьянъ, избили его и разсѣкли ему тесакомъ плечо. На жалобу, принесенную по этому случаю въ Баньялукѣ, власти отвѣчали бранью и, изорвавши прошеніе въ клочки, бросили его въ лицо Изувѣченныхъ. Въ селѣ Тромошницѣ хаджи-Мохамедъ-бегъ пришелъ съ 24-мя солдатами и нѣсколькими субпашами собирать третину съ кнетовъ. Четверо солдатъ вошли въ дожъ нѣкоего Іована. Хозяина не было. Застали они одну только больную и изнуренную страданіями жену, окруженную ребятишками. Она только наканунѣ родила. Солдаты звѣрски и безъ стыда всѣ четверо оскорбляли бѣдную роженицу по очереди. На ея крики прибѣжалъ мужъ съ работы; у него былъ въ рукѣ топоръ. Заставъ злодѣевъ на мѣстѣ преступленія, онъ замахнулся топоромъ. Топоръ вырвали, его связали, избили и едва живого пригнали въ село Орашье, а оттуда въ Градачецъ, гдѣ судъ приговорилъ его къ каторжнымъ работамъ за сопротивленіе властямъ. Въ село Бусово пришли австрійскіе солдаты съ турецкими заптіями (полицейскими). Народъ находился въ это время въ церкви Спаса у обѣдни. Солдаты во время богослуженія ворвались въ церковь съ ругательствами и криками, выгнали молящихся, не давши дослушать литургію, оцѣпили ихъ и погнали на казенную работу чинить мостовыя и исправлять дороги".

Во второй части записки высказывается, что время, переживаемое Босніей, и страданія ея народа подъ австрійскимъ владычествомъ напоминаютъ эпоху самыхъ страшныхъ гоненій, воздвигнутыхъ язычниками на христіанъ: "Послѣ оказаннаго въ Брайнѣ мусульманскимъ населеніемъ сопротивленія оккупаціонной австрійской арміи, генералъ Самецъ приказалъ захватить въ Баньялукѣ всѣхъ попадавшихся подъ руку турокъ-горожанъ, совершенно даже непричастныхъ сопротивленію; потомъ позвалъ мѣстнаго католическаго пароха жъ нимъ шокца Мартиновича, составилъ съ ними списокъ о богатствѣ самыхъ выдающихся беговъ и послалъ ихъ для переговоровъ съ заключенными въ тюрьму бегами. Заплатившіе выкупъ беги освобождались, а упорствовавшіе разстрѣливались. Арифъ-ага-Шарчевичъ отказалъ на-отрѣзъ: умереть согласенъ, а платитъ не хочу. На пыткѣ онъ не указалъ, гдѣ хранились его сокровища. Его съ связанными руками и ногами голаго волочили по землѣ отъ казармъ до Іованчева огорода на разстояніи нѣсколькихъ сотъ шаговъ и дотомъ прикололи. Трудъ же оставался семь дней не погребеннымъ и былъ съѣденъ собаками. Сынъ хажди-дервиша-аги-Гутича, безногій Сульо, вмѣстѣ съ братьями, младшимъ 14 лѣтъ, былъ разстрѣлянъ за отказъ выплатить выкупъ. Муяга-Смаилъ-Кадичъ-Джумишличъ былъ обложенъ выкупомъ въ десять тысячъ дукатовъ. Этотъ знатнѣйшій человѣкъ въ Баньялукѣ былъ мученъ шесть дней и все-таки отказался отъ взноса выкупа. Въ день казня Муяга вышелъ веселый и спокойный; окончивъ молитву, онъ крикнулъ: "Исполняйте приговоръ!" Австрійскій офицеръ сталъ было уговаривать его признать кесаря своимъ государемъ и уплатить выкупъ. "Прочь отсюда, подлый швабъ!-- крикнулъ Муяга.-- Неужели ты думаешь, что Джумишличъ унизится изъ-за одной башки? Еслибъ я зналъ, что вы злѣе адскихъ собакъ, то не былъ бы теперь передъ вами..." Австрійскія пули положили его на мѣстѣ. У Адама Филовича хранилось имущество многихъ беговъ и огромное количество женскихъ драгоцѣнныхъ украшеній. Австрійскіе солдаты напали на Филовича, разграбили все его имущество, разрушила домъ, а самого ранили и, истекавшаго кровью, голаго, отвели въ Старую" Градишку. Дорогой били его и при страшной жарѣ не давали ему пить; когда онъ прибылъ въ городъ, то отъ изнеможенія умеръ. Жена его красавица была отведена къ генералу Самецу, который насильственно продержалъ ее у себя до самаго отъѣзда изъ Баньялуки. На домъ Митка Васильевича было сдѣлано нападеніе, и домъ подожженъ старуха Мать Анна торопилась вынести изъ горѣвшаго дома свои пожитвисолдаты, давши ей исполнить это, растащили лучшую часть спасеннаго имущества, а остальное бросили опять въ огонь. Въ Баньялукѣ было разграблено и сожжено болѣе тысячи лавокъ. Воины священнаго австрійскаго кесаря поживились вдосталь на счетъ жителей. Сотни тысячъ дукатовъ достались грабителямъ отъ послѣдняго солдата до генерала. Между Скоплею и Бугайкомъ, въ селѣ Ростово, кесарскіе воины ограбили и убили одного купца. Вину свалили на тамошнее населеніе, вслѣдствіе чего семнадцать поселянъ были отправлены въ Травникъ и разстрѣляны. Католики оклеветали тринадцать человѣкъ православныхъ въ оскорбленіи величества; шестеро были немедленно разстрѣляны, а семеро отправлены въ каторгу. Салко Богичъ, золотыхъ дѣлъ мастеръ изъ Тузлы, поссорился съ однимъ шокцемъ, который въ отместку донесъ на него, что онъ будто бы бранилъ кесаря. Несмотря на то, что свидѣтели доказали лживость доноса, Салка былъ приговоренъ къ смерти и разстрѣлянъ. Въ Градачцѣ, вслѣдствіе какого-то никому неизвѣстнаго доноса, одинъ православный сербъ былъ приговоренъ къ разстрѣлянію. Несчастный въ минуту казни три раза срывалъ повязку съ глазъ, моля, чтобъ ему объяснили, въ чемъ его вина. Достаточно было старшинѣ Берксу въ Дервентѣ и мѣстному фратру вообразить, что въ православномъ храмѣ закопано оружіе,-- и полъ храма былъ раскопанъ, стѣны разломаны, святыня осквернена".

Третья часть записки, продолжая эпопею насилій, убійствъ и разбоевъ, кажется, уходитъ въ безконечность въ своемъ разсказѣ объ ужасахъ австрійскаго управленія: "Шакиръ-ага-Нивадичъ съ нѣсколькими турками напалъ на шокцевъ села Джамрида, Рогатицкаго округа, близъ Тузлы. Потерпѣвшіе обратились къ своему фратру и тотъ благословилъ ихъ пожаловаться не на виновныхъ мусульманъ, а на православныхъ сосѣдей. По этой жалобѣ трое невинныхъ -- Гойко Джурковичъ и съ нимъ еще двое -- были брошены въ тюрьму. Какъ-то нашли убитымъ турка Селима изъ села Вершнья, Власеницкаго округа. Молва приписывала его смерть австрійскимъ солдатамъ; но власти обвинили серба Іову Шунича изъ села Малополе, хотя пятьдесятъ свидѣтелей подтвердили, что онъ находился въ это время въ Зворникѣ. Іову сослали на каторжную работу въ Тузлу. Въ Власеницѣ разстрѣляли Митра Ковачевича и его братьевъ Мія и Ряста, изъ Новой Косабы села Раича, за то, что они будто бы убили своего агу Мушановича; но оказалось, что этотъ ага здравствуетъ въ Новобазарскомъ санджакѣ. Вася Плитеровичъ и Никола Керстановичъ изъ села Шековича, Власеницкаго округа, разстрѣляны за то,что будто бы они отняли у одной турчанки семь гульденовъ, тогда какъ, ее и обезчестили и ограбили австрійскіе солдаты. Тѣ же воины кесаря убили Селима Ченча изъ села Вріинья и Іову субашу изъ Сараева; но, чтобъ отклонить упрекъ отъ своихъ солдатъ и избавиться отъ вліятельныхъ и честныхъ людей, австрійскія власти обвинили сербовъ Видовича, Гайдудовича, Аничича и другихъ и осудили на каторжныя работы. У турокъ найдены были вещи, отнятыя ими у поселянъ во время недавней борьбы съ христіанами. Австрійскія власти тотчасъ же обвинили православныхъ сербовъ и кинулись по селамъ какъ бѣшеные звѣри. Гдѣ кого находили, тамъ того убивали, а женщинъ безчестили. Стану Вуковичъ и дочь ея Стою изъ села Обртича изнасиловали въ присутствіи родныхъ и потомъ обѣихъ прикололи штыками. Зека Пржуну, Антонія Косарича съ двумя сыновьями и многихъ другихъ изъ села Читдука разстрѣляли; старика Антонія, лежавшаго уже шесть мѣсяцевъ, застрѣлили въ постели. Іову Клисарича 18.лѣтняго и Анну Вуковичъ 8 лѣтнюю больную дѣвочку вмѣстѣ съ матерью изрубили въ куски. Протоіерей Косаричъ 96 лѣтъ хранилъ сбереженные имъ на черный день 473 дуката; слухъ увеличилъ его богатство. Ночью австрійскіе солдаты ворвались къ нему въ домъ, выгнали на улицу обнаженными женщинъ и дѣтей, разграбили деньги и все имущество, а самого протоіерея и еще серба Симу Дрипьяна увели связанными и дорогой, для большаго устрашенія протоіерея, зарѣзали Симу, самого Косарича били, увѣчили, добиваясь, гдѣ у него хранятся богатства, хотя онъ клялся, что у него ничего не осталось. Наконецъ офицеръ далъ приказъ зарѣзать протоіерея; одинъ изъ солдатъ точилъ тесакъ надъ его годовой, а другіе держали его, и три раза повторили надъ нимъ этотъ пріемъ. Когда наступилъ день, протоіерея привязали къ столбу лицомъ къ солнцу и продержали до вечера; при этомъ оскверняли его лицо и бороду такимъ способомъ, который неприлично описывать. Въ Дервентѣ одному австрійскому офицеру приглянулась молодая и красивая сербка Анжелика; онъ подсылалъ къ ней старуху католичку, но Анжелика всякій разъ отгоняла старуху палкою. Тогда офицеръ посовѣтовалъ старухѣ пожаловаться въ судъ и кстати сдѣлать доносъ, что Анжелика обозвала кесаря Франца-Іосифа лысымъ. Солдаты привлекли Анжелику въ лохмотьяхъ и цѣпяхъ. Еще не Приступая къ дѣлу, судъ распорядился привязать ее на шесть часовъ къ столбу лицомъ къ солнцу, а на другой день объявилъ ей смертный приговоръ. Дервентскіе жители вступились за Анжелику, утверждая ея невинность. Судъ согласился отсрочить казнь на одинъ день. Послали въ Сараево просьбу по телеграфу, и только благодаря какой-то случайности дѣвушкѣ была оставлена жизнь".

Прекращаю выдержки изъ документальной записки, не желая долѣе утомлять читателей безконечнымъ рядомъ возмутительнѣйшихъ дѣйствій австро-венгерскихъ властей, не только не уступавшихъ турецкимъ, но и превосходившихъ ихъ своимъ звѣрствомъ, безчеловѣчіемъ и произволомъ надъ покореннымъ населеніемъ областей, совершенно отъ Австро-Венгріи независимыхъ. Выводы изъ этой записки поучительны и какъ нельзя лучше воспроизводятъ черты основной политики Габсбурговъ, которая всегда направлялась не ко благу страны и народа, а только къ обезпеченію за домомъ Габсбурговъ его ремесла -- властвовать хотя бы самымъ ненавистнымъ образомъ надъ ненавидящими ихъ народами. Прежде всего нужно было сломить сильную мѣстную мусульманскую аристократію во избѣжаніе ея дальнѣйшаго сопротивленія или постояннаго упорства. Д вотъ богатѣйшихъ Іеговъ казнятъ или лишаютъ всего ихъ имущества. Богатство страны было опасно для пришлыхъ правителей,-- они жгутъ и разоряютъ цѣлые города: Баньялуку, Брчку, Сараево и другіе. Когда загорѣлся Сараево, швабы старались усилить пожаръ; они удалили огнегасительные снаряды изъ города, окружили улицы и не пускали народъ тушить пожаръ. Говорятъ, что оставленныя двѣ пожарныя трубы наполняли спиртомъ изъ лавокъ и поливали дома, чтобы сильнѣе горѣли. Что не было истреблено огнемъ, то разграбило войско. Одинъ изъ австрійскихъ офицеровъ генеральнаго штаба, бесѣдуя съ католическимъ священникомъ, выразился такъ: "Загорѣлось очень кстати. Еслибъ этихъ собакъ не выжгло огнемъ, ничего бы съ ними не подѣлать, потому что сербы богаты, а католики крайне бѣдны и притомъ малочисленны. Предложи правительство что-нибудь на скупщинѣ, большинство было бы за сербами, а теперь они уравнены съ католиками по состоянію". Мѣстные мусульмане помѣщики, происхожденіемъ сербы, несмотря на притѣсненія, чинимыя ими -- впрочемъ, далеко не всѣми -- христіанской райѣ, всегда однако сходились съ послѣднею въ любви къ родинѣ и отличались высокою степенью чувства независимости. Это была громадная сила въ странѣ какъ по религіозному фанатизму и народности, такъ и по богатству и гордой неподчиненности. Этой силѣ равнялись только православіе, чувство народности и строгая нравственность христіанской райи. Сломать эти двѣ силы истребленіемъ народнаго богатства было первою цѣлью новыхъ правителей, которые въ этомъ случаѣ не дѣлали различія между мусульманами и христіанами: вѣдь бѣдняками легче управлять.

Второю ихъ цѣлью было поддерживать религіозную вражду въ населеніи. Поддерживая католиковъ, они натравляли ихъ на православныхъ, поощряя доносы, безусловно рѣшая всѣ тяжбы и иски въ ихъ пользу, слушая клеветы фратровъ, слушаясь ихъ наущеній. Съ другой стороны, чтобы поддержать коренную распрю между мусульманами и православными, они удержали въ силѣ всѣ прежніе земельные порядки и суды, оставляя послѣднихъ въ подчиненіи первымъ, и даже часть мѣстнаго управленія оставили за наиболѣе ненавистными мусульманами, чтобъ эти мучили и угнетали христіанъ для усиленія взаимной вражды. Такъ, напримѣръ, въ Градачцѣ и каймакамъ и кадія были самые отъявленные гонители и угнетатели райи. Для нихъ не было занятія пріятнѣе и выгоднѣе, какъ давить райю. Ночью вздернутъ человѣка на висѣляцу, на другой день объявятъ, что скрылся. Когда православные умирали съ голоду, мусульманамъ австрійскія власти выдавали хлѣба вдоволь и остатками приказывали кормить собакъ, чтобы настоящіе псы въ городѣ и за городомъ были сыты хлѣбомъ кесаря.

Третьею цѣлью пришлыхъ поработителей было истребить всѣми способами православное населеніе иди, по крайней мѣрѣ, пригнести его до степени полнѣйшаго рабства. Въ гражданскихъ дѣлахъ никогда православный сербъ не находилъ правды въ судахъ: противъ него всѣ доказательства, въ томъ числѣ и лживыя, имѣли силу, а за него -- ничто. По долговымъ роспискамъ взыскивали безъ пощады и безъ срока, такъ что многіе зажиточные торговцы, пользовавшіеся кредитомъ, сдѣлались нищими и пошли въ чернорабочіе поденщики. Выборный составъ суда всегда подтасовывался такъ, чтобы православный сербъ не находилъ себѣ удовлетворенія въ дѣлѣ съ католикомъ или мусульманиномъ. Напримѣръ, въ баньялукскомъ судѣ засѣдали два католика, два мусульманина, два еврея и только одинъ православный. Жалобы по уголовнымъ дѣламъ, приносимыя православными, постоянно оставлялись безъ вниманія. Натуральныя повинности взимались не только съ безпощадною жестокостью, но и вдвое, втрое противъ положеннаго. Въ уголовныхъ дѣлахъ за малѣйшую вину православный подвергался жесточайшему наказанію, тогда какъ магометане несли легкое взысканіе. Даже пѣть народныя пѣсни считалось тяжкимъ преступленіемъ и за это приговаривали иногда въ смертной каэни. Ѳтребіе человѣчества, накопившееся въ Австро-Венгріи, было пущено въ Боснію и Герцеговину въ качествѣ чиновниковъ, гдѣ они всѣми безчестными способами искали наживы, угождая высшимъ властямъ и злоупотребляя своею властію для вымогательствъ изъ бѣднаго народа. Съ австрійскимъ сбродомъ явился и новый паразитъ -- евреи. Записка говорить о нихъ, что они немилосердно обманываютъ народъ, обираютъ и высасываютъ его. Въ качествѣ поставщиковъ для войска, евреи брали у населенія Всѣ припасы и ничего не платили за нихъ, будучи поддержаны въ этомъ грабительствѣ военнымъ начальствомъ, съ которымъ дѣлились барышами. Однимъ словомъ, австро-венгерское правительство поставило себѣ задачей истребить въ порабощенномъ населеніи всякую живую струю, всякое чувство свободы, права и правды, уподобить его подъяремному животному, которымъ легко управлять. Оно старалось водворить въ немъ то отупеніе рабства, въ которомъ люди становятся безотвѣтными существами въ угоду деспотамъ.

Четвертою и дальнѣйшею цѣлью было обратить порабощенное населеніе въ католичество, преслѣдуя православное духовенство. Убитый духомъ, придавленный, истощенный народъ обреченъ былъ видѣть своими глазами и убѣждаться, что исповѣдуемое имъ православіе обречено на волю судьбы, такъ что послѣдній негодяй-чиновникъ богъ издѣваться надъ нимъ, вредитъ ему, а въ то же время вся нравственная скверна католическихъ монашествующихъ орденовъ прикрывалась, по волѣ господствующей власти, благообразіемъ, силою и почетомъ, а паства католическая пользовалась охраною, вниманіемъ и поддержкою правительства. Разсчитывалось, что не всякій православный, среди угнетеній, сохранитъ въ себѣ столько силы духа, чтобъ устоять передъ этимъ искушеніемъ, которому не предвидѣлось конца.

Наконецъ, пятою цѣлью было вытѣснить изъ страны по возможности магометанъ-помѣщиковъ и оставленныя имъ земли обратить подъ иностранныя колоніи.

Таково было рисуемое запискою положеніе Босніи и Герцеговины. Оно и теперь остается таковымъ же.

Вслѣдъ за этою запиской, бывшій архимандритъ Васа Педагичъ, одинъ изъ извѣстнѣйшихъ сербскихъ патріотовъ, написалъ въ концѣ 1880 г. открытое письмо къ Гладстону. Говоря о задачѣ, возложенной Европою на Австро-Венгрію, авторъ письма замѣчаетъ: "Австрія въ дѣйствительности не обладаетъ ни разумной, ни нравственною силой, чтобы выполнить ту высокую задачу, которую возложили на нее великія европейскія державы, уполномочивши занять Боснію и Герцеговину,-- задачу освобожденія и улучшенія быта угнетеннаго народа. Для чистаго дѣла нужны и чистыя руки, для честнаго труда нужны и честные работники, для великаго подвига нужны благородный образъ мыслей и сильный духъ. Австрія, эта старая лиса, ловительница народовъ, если ничего подобнаго не выказала у себя дона, въ своей великой державѣ, такъ гдѣ же ей все это выполнить у честнаго, свободолюбиваго и прямодушнаго народа -- въ Босніи и Герцеговинѣ?... Слѣдующія данныя пусть говорятъ сами за себя. 1) Народъ Босніи и Герцеговины, во время турокъ, пользовался далеко большимъ самоуправленіемъ въ церкви, школѣ и общинѣ. Народъ могъ учреждать фонды для народнаго образованія и школы безъ спроса подлежащихъ властей; избраніе священниковъ, учителей, общинныхъ старшинъ и школьнаго комитета было утверждаемо волею народа, а не пашой или визиремъ. Теперь Же "освободительница" Австрія вмѣшивается во всѣ общинныя дѣда, искажаетъ и стѣсняетъ народное самоуправленіе. 2) При турецкомъ господствѣ голосъ и рукоприкладство нѣсколькихъ общинъ смѣняли нашей, визирей и владыкъ. Общественный голосъ могъ вывести заточеннаго изъ тюрьмы и вытребовать то, что желалось народу. Нынче же, если кто пожалуется австрійской власти на какого-нибудь чиновника, ему отвѣчаютъ, что это не его дѣло, а кто станетъ всенародно высказывать о негодности того или другого правителя, тотъ изгоняется или наказывается, какъ опасный человѣкъ. 3) При владычествѣ турокъ было меньше чиновниковъ, канцелярій и писаришекъ, но гораздо скорѣе производился судъ, гораздо дешевле доставалась правда, нѣмъ теперь подъ управленіемъ Австріи. Все это составляетъ великую тяготу для народа; противъ подобной, хотя и меньшей, тяготы мы и прежде возставали. 4) При туркахъ не было табачной и соляной монополіи; но австрійцы ввели ее при помощи канцелярій и цѣлой оравы вооруженныхъ саблями чиновниковъ съ неизбѣжными послѣдствіями всякой монополіи -- доносами, убійствами, тюрьмами- Развѣ мы для того проливали свою кровь, чтобы нести новыя тяготы, платить возвышенныя подати и новые налоги? 5) При туркахъ не было штемпелеваго налога,-- Австрія ввела его, и этотъ налогъ палъ тяжелымъ камнемъ на просвѣщеніе и матеріальный бытъ народа. Установленъ залогъ въ 5 тысячъ флориновъ на право изданія политической газеты. 6) Турки никогда никого не осудили на каторгу за оскорбленіе словами султана,-- на такую бездѣлицу турецкія власти не обращали вниманія,-- а просвѣщенная Австрія уже съ сотню людей отправила на каторгу за подобный проступокъ. 7) Турки собирали подати гораздо человѣчнѣе и не прибѣгали къ такимъ способамъ, какія употребляются теперь. По австрійскимъ законамъ допущена экзекуція, состоящая въ насильственномъ отнятіи имущества и даже самонужнѣйшихъ предметовъ домашняго обихода чрезъ продажу ихъ за безцѣнокъ для уплаты казенныхъ податей. При туркахъ никогда до послѣдняго возстанія ничего подобнаго не было; подати вносились своимъ чередомъ, а народъ жидъ во сто кратъ достаточнѣе, чѣмъ теперь. 8) Турки даже въ жесточайшемъ разгарѣ возстанія не сожгли ни одного города, а просвѣщенные австрійцы сожгли и разграбили Баньядуку и Брчку и уже послѣ сраженія два дня спустя перебили множество неповинныхъ людей -- стариковъ, женщинъ, дѣтей. 9) Турецкія власти никогда ничего не отнимали насильно у общинъ, ни у частныхъ лицъ; но австрійское начальство совершило безчисленное множество захватовъ припасами и помѣщеніями. Военныя власти и солдаты не производили столькихъ безобразій и насилій (надъ женщинами и не, вдавались въ такой развратъ, какъ эти австрійскіе носители просвѣщенія, порядка и умиротворенія. 11) Туркамъ никогда и въ голову не приходило облагать вощиковъ и крестьянъ, пріѣзжающихъ съ возами или пригоняющихъ скотъ въ городъ, за право пользованія городской) мостовою. Освободители наши австрійцы предложили городскимъ общинамъ взимать этотъ новый налогъ, увѣряя, что селякъ вноситъ въ городъ грязь и портитъ мостовую. 12) По мнѣнію всѣхъ передовыхъ и честныхъ мыслителей, свобода печати есть спасительное откровеніе для человѣчества; она есть одинъ изъ сильнѣйшихъ двигателей здороваго умственнаго, нравственнаго и вещественнаго, развитія народа; она -- очи народныя: что человѣкъ безъ зрѣнія, то народъ или государство безъ свободной печати. Мы подъ австрійскимъ управленіемъ не только что не имѣемъ свободной печати, но даже вовсе не имѣемъ никакой. При турецкомъ господствѣ у насъ было двѣ газеты, а теперь подъ управленіемъ просвѣщенной Австріи у насъ только и есть что одно оффиціальное изданіе, которое похоже скорѣе на листъ обверточной бумаги, чѣмъ на органъ просвѣтителей боснійско-герцеговинскаго народа. Когда справедливость освободителей зиждется на штыкѣ, висѣлицѣ и каторгѣ, то никто не отважится издавать газету, или печатать книгу. Наиболѣе развитые люди выгнаны изъ родной земли; другіе поплатились свободой и жизнію. Оттого въ странѣ полный застой, отъ котораго чахнетъ народъ. Всѣмъ европейскимъ газетамъ и книгамъ запрещенъ доступъ въ Боснію и Герцеговину. Развѣ все это достойно просвѣщенія и освобожденія? Развѣ вы, господинъ Гладстонъ, на подобное насильственное дѣяніе не воскликнули бы: это невѣжественное, баши-бузукское посягательство на народное просвѣщеніе, на свободу и прогрессъ?! Долой съ такимъ управленіемъ!... Да, милостивый государь, мы увѣрены, что вы, какъ честный и передовой человѣкъ, а теперь уже и какъ министръ, текъ воскликнули бы, когда узнали бы наглядно и доподлинно положеніе Босніи подъ Австро-Венгріей. Вотъ почему мы ищемъ защиты у великихъ державѣ противъ крещеныхъ и во фраки облеченныхъ баши-бузуковъ. Мы не освобождены, но порабощены. Возможетъ ли и осмѣлится ли Европа оставить насъ въ болѣе худшемъ положеніи, чѣмъ въ какомъ мы были до возстанія? Такими порядками и законами Австрія создаетъ вулканическую почву, которая рано или поздно произведетъ новый и страшный взрывъ возстанія, такъ что, по всей вѣроятности, и остальная Европа не порадуется этому. Но это будетъ, и должно быть, потому что австрійское управленіе возбуждаетъ общее неудовольствіе безъ различія вѣроисповѣданій. Бѣдствія народныя порождаютъ неудовольствіе, а неудовольствіе есть болѣзнь народа, которую если Европа не захочетъ излѣчить, то, народу останется одно отъ нея лѣкарство -- возмущеніе".

То, что писалъ Пелагичъ о Босніи, одинаково примѣнялось и къ Герцеговинѣ. Православіе было отдано на произволъ безвѣрія и наглости чиновниковъ и всевозможнымъ проискамъ католическаго духовенства. Казенная работа, столь ненавистная народу еще при туркахъ, практиковалась въ размѣрахъ гораздо большихъ и съ пріемами несправедливыми и безобразнѣйшими. Каждаго отъ десяти до шестидесятилѣтняго возраста, безъ разбора пола, выгоняли на работу на шесть дней въ мѣсяцъ. Жандармы съ ружьями въ рѣкахъ тащили женщинъ съ грудными дѣтьми. На каждаго жителя приходилось въ лѣто 72 дня казенной работы, чего никогда не было при туркахъ. Обѣщанное разоренному возстаніемъ народу пособіе отъ правительства не было выдано. Бѣдность и нищета усилились отъ принудительныхъ работъ и поборовъ. И съ этимъ шло самое придирчивое взысканіе десятины въ пользу казны и третины въ пользу агъ и беговъ. Исчисленіе поборовъ иногда мошеннически дѣлалось австрійскими чиновниками, которые мошенничали и въ натуральныхъ повинностяхъ. А между тѣмъ безпощадныя экзекуціи совершались военными властями надъ неисправными плательщиками, хотя бы они. умирали съ голода. Въ селѣ Миленахъ, Травникскаго округа, всѣ жители принуждены были выселиться и идти по-міру. Въ дома жителей забирались безъ всякаго разбора, подъ предлогомъ полицейскаго или военнаго постоя. Когда не было дровъ, солдаты сжигали всю домашнюю утварь; а когда истощалось все, что только могло служить въ пищу, мѣняли домъ на другой, оставляя въ первомъ хозяевъ на произволъ судьбы и на голодную смерть. О насиліяхъ надъ женщинами нечего и говорить. Воины священнаго кесаря, монашествующіе Донъ-Жуаны и чиновники всякаго сорта упражнялись всласть и безнаказанно этимъ дерзкимъ ремесломъ, подобно которому мѣстное населеніе не видало и при турецкомъ деспотизмѣ, въ самый разгаръ вражды страстей. Чтобы забить народное чувство въ православномъ населеніи, суды во всѣхъ тяжбахъ православнаго съ католикомъ или съ мохамеданиномъ постоянно держали сторону послѣднихъ съ поражающимъ безстыдствомъ неправды. Но едва ли гдѣ и когда-либо даже въ инквизиціонное время найдется примѣръ, чтобы простой чиновникъ имѣлъ право сжигать живыхъ людей; однако въ Фочѣ австрійскій чиновникъ сжегъ живую женщину за то, что она страдала какою-то эпидемическою болѣзнію. Достаточно этого случая, чтобъ опредѣлить степень того звѣрства, которое австрійскія власти проявляли въ обращеніи съ населеніемъ Герцеговины.

Предсказаніе Васа Педагича не заставило себя долго ждать. Черезъ годъ вспыхнуло возстаніе въ Герцеговинѣ и южной Босніи.

Правительство Франца-Іосифа не могло сказать, что это была для него неожиданность. Писалъ же императоръ въ своемъ рескриптѣ, что онъ посвящаетъ управляемымъ областямъ свою "заботливость". Какова была эта заботливость, мы видѣли изъ подробной записки боснійскихъ именитыхъ людей, поданной Гладстону, и изъ письма къ нему Васа Педагича. Императоръ обнадеживалъ боснійско-герцеговинскихъ сербовъ такою же заботливостію и на будущее время. Какъ бы въ отвѣтъ на императорскій рескриптъ боснійско-герцеговинская депутація представила тогда же, въ маѣ 1881 года, докладъ о положеніи населенія въ занятыхъ областяхъ, коснувшись главнѣйшаго для него вопроса -- поземельныхъ отношеній. Въ докладѣ сказано: "Положеніе дѣлъ въ Босніи и Герцеговинѣ послѣ занятія ихъ австрійцами нисколько не улучшилось; напротивъ, можно утверждать, что оно стало несравненно хуже, чѣмъ прежде. Послѣ покоренія турками Босніи и Герцеговины сельское населеніе нѣкоторое время оставалось собственникомъ земли. Податей на немъ не лежало никакихъ. Впослѣдствіи, когда нѣкоторые изъ православныхъ перешли въ магометанство, то за ними остались и земли, какъ собственность, христіанское же населеніе обращено было въ крѣпостную зависимость и принуждено извѣстную часть своихъ доходовъ отдавать агамъ и бегамъ. Кромѣ того, на него была наложена весьма обременительная государственная подать. Когда за тѣмъ сами аги и беги обложены были податями, они увеличили свои поборы съ христіанъ и, наконецъ, стали отбирать у нихъ треть ихъ доходовъ. Такъ какъ положеніе обѣднѣвшаго христіанскаго населенія сдѣлалось, вслѣдствіе этого, тягостнымъ, то, христіане обратились къ воздѣлыванію необработанныхъ общественныхъ земель и тѣмъ нѣсколько поправили свое бѣдственное положеніе. Аги и беги попытались было и съ этихъ земель собирать нѣкоторую подать, но турецкое правительство отказало имъ въ этомъ, находя это несправедливымъ. Австрійское правительство однако въ настоящее время признало требованія агь и боговъ справедливыми,-- признало справедливымъ то, него не признавало таковымъ даже само турецкое правительство. Барщины при турецкомъ правленіи никогда не было; австрійское же правительство, по ходатайству агъ и беговъ, узаконило ее. Кромѣ того поселянъ обязали въ послѣднее время отдавать агамъ и бегамъ извѣстную часть дохода отъ скотоводства и лѣсоводства, чего прежде при турецкомъ управленіи также не было. Депутація, вслѣдствіе этихъ обстоятельствъ, заявляетъ отъ имени сельскаго населенія занятыхъ австрійцами областей слѣдующее: Положеніе боснійско-герцеговинскаго народа совершенно невыносимо и депутація торжественно протестуетъ противъ всѣхъ сдѣлокъ между австро-венгерскимъ правительствомъ и, магометанами-помѣщиками, касающихся поземельныхъ отношеній. Она умоляетъ о скорѣйшемъ приведеніи въ порядокъ поземельныхъ отношеній, такъ какъ существованіе сельскаго населенія при настоящихъ условіяхъ невозможно. Умоляетъ также о введеніи гражданскихъ судовъ и объ открытіи школъ и наконецъ требуетъ назначенія такихъ чиновниковъ, которыхъ народъ могъ бы понимать.

Но "заботливость" австрійскаго правительства осталась все талою и.е, какою была и прежде. Нельзя сказать, чтобы правительство его апостолическаго величества не заботилось о занятыхъ областяхъ: оно заботилось о нихъ болѣе, чѣмъ нужно было, но заботы его клонились къ достиженію тѣхъ безнравственныхъ, возмутительныхъ по своей дерзости, удивительныхъ по широтѣ замысла, цѣлей, которыя мы видѣли выше и которыя сами собой обнаруживались изъ того, что послѣдовательно продѣлывали австро-венгерскія власти надъ туземнымъ населеніемъ. Мадьяро-швабское правительство его апостолическаго величества неуклонно стремилось къ физическому истребленію православнаго населенія Босніи и Герцеговины, къ духовному его порабощенію, въ его вырожденію чрезъ отреченіе отъ народности и вѣры; а средствами къ тому употребляло матеріальное его истощеніе, рабское отупленіе подъ непосильнымъ гнетомъ работъ и податей, самоуправство надъ нимъ до безчеловѣчія и звѣрства, забитость, безправіе. Для этого ему нужны были прежніе магометане-помѣщики съ ихъ крѣпостнымъ правомъ и усердное на всѣ подлости и доносы монашествующее католическое духовенство. Конечно, оно терпѣло и поддерживало агъ и беговъ, доколѣ они служили его цѣлямъ, какъ сила ослабляющая и противудѣйствующая православному населенію. Впослѣдствіи оно не затруднилось бы изъ своихъ бархатныхъ лапъ выпустить когти и порѣшить съ магометанами и помѣщиками, отнявши у нихъ земли и пригласивши ихъ или прилить австро-венгерское подданство, или выселиться съ послѣдними грошами.

Вотъ эта-то дѣйствительная, подлинная "заботливость" мадьяро-швабскаго правительства его апостолическаго величества не могла не быть понята населеніемъ Босніи и Герцеговины. Въ виду общаго ненасытнаго " безпощаднаго врага, магометва и христіане подали другъ другу руку и соединились для общей самозащиты. Можно предполагать, что не легко было имъ выносить на себѣ то мнимое умиротвореніе, которое возложено было Европой на Австро-Венгрію.

Но, прежде чѣмъ испытать послѣднее средство къ охраненію своихъ попираемыхъ нравъ, своей чести, жизни и имущества, предводители боснійскіе и герцеговннскіе еще разъ обратились съ жалобою къ Европѣ въ лицѣ гуманнѣйшаго и энергическаго Гладстона, который одинъ имѣлъ достаточно доблести, чтобы произнести свое знаменитое изреченіе: "руки прочь!" Одинъ Гладстонъ оказался на высотѣ политической честности, а потому обращеніе сдѣлано было къ нему. Вотъ оно: "Господинъ министръ! Нижеподписавшіеся босняки и герцеговинцы, въ качествѣ предводителей возстанія въ этихъ областяхъ, убѣждены въ вашемъ великомъ сочувствіи къ сербскому народу вообще, а потому и обращаемся къ вамъ съ покорнѣйшею просьбою примять къ милостивому свѣдѣнію и къ сердцу правдивое описаніе положенія, въ которомъ находится теперь наше бѣдное и жалкое отечество. Какъ извѣстно, Австрія три года тому нагадь заняла наши земли, Боснію и Герцеговину. Берлинскій трактатъ предоставилъ право этой великой державѣ на занятіе этихъ земель для ихъ управленія. Въ виду этого мы думали, что Австрія вмѣстѣ съ тѣмъ приняла на себя также и нѣкоторыя обязательства. Подъ этими обязательствами, господинъ министръ, мы разумѣли то, что Австрія водворитъ у насъ порядокъ введеніемъ преобразованій въ управленіи и въ поземельныхъ отношеніяхъ. Наканунѣ занятія австрійское правительство торжественно обязалось манифестомъ къ боснякамъ и герцеговинцамъ, что она исполнитъ эти обязательства. Но вотъ уже прошло три года, какъ Австро-Венгрія хозяйничаетъ въ Босніи и Герцеговинѣ, и однако не только нѣтъ рѣчи о выполненіи упомянутыхъ обязательствъ, но, напротивъ, съ нами поступаютъ какъ съ какимъ-то покореннымъ народомъ, какъ будто занятіе нашихъ областей не было международнымъ договоромъ съ цѣлью достойнаго правленія, приличнаго просвѣщенной державѣ. Намъ теперь хуже, чѣмъ когда-либо,-- намъ хуже, вопреки всѣмъ самымъ торжественнымъ обѣщаніямъ возстановленія порядка и введенія реформъ, чѣмъ какъ намъ было подъ мерзкимъ турецкимъ правительствомъ. Подати и налоги значительно повышены и стали болѣе непосильными, чѣмъ прежде,-- притѣсненія невыносимыя, произволъ въ управленіи! Ниша сербская народность преслѣдуется и притѣсняется такимъ образомъ, что намъ почтя не дозволено называться православными и сербами; наше народное достоинство презирается и уничижается всевозможными способами и народныя чувства просто оскорбляются на всякомъ шагу. Наши народныя святыни, наши церкви и училища находятся въ опасности быть вполнѣ уничтоженными австро-венгерскими государственными чиновниками. Тюрьмы переполнены и въ нихъ теперь гораздо больше несчастныхъ, чѣмъ за время турецкаго владычества. Всѣ наши жалобы, представленія, просьбы противъ такого неописуемаго произвола и такой несправедливости, поданныя полномочнымъ австро-венгерскимъ властямъ, не достигаютъ цѣли. Остается намъ поэтому одинъ путь -- это вооруженный отпоръ и возстаніе противъ такого произвола. Мы нижеподписавшіеся босняки и герцеговинцы всѣхъ вѣроисповѣданій принуждены обратиться къ этому крайнему средству послѣ трехлѣтняго страданія и терпѣнія, когда мы уже потеряли всякую надежду, что объ насъ когда-нибудь искренно позаботились бы и пожелали бы улучшить наше нравственное и матеріальное положеніе. Австро-Венгерская монархія -- это вѣчно заклятый врагъ нашихъ народныхъ стремленій и нашего имени. Мы рѣшились не только протестовать, но и съ оружіемъ въ рукахъ бороться противъ чужой, угнетающей насъ, администраціи; и эту борьбу мы будемъ продолжать, пока не уничтожимъ силу нашего врага въ Босніи и Герцеговинѣ, или не погибнемъ всѣ за наши святыни. Повѣряя настоящую жалобу вамъ, милостивый государь, какъ первому министру, мы обращаемся къ извѣстной вашей справедливости, въ твердой увѣренности, что не напрасно обращаемся къ первому министру Англіи. Во всякомъ случаѣ остаемся, многоуважаемый господинъ министръ, за столько засвидѣтельствованныхъ вами симпатій на всѣ времена благодарными должниками. Предводители боснійско-герцеговинскихъ у статей: Стоянъ Ковачевичъ -- православный, Османъ-бегъ Мехмедбашичъ -- мусульманинъ, Тахиръ-ага-Звиздичъ -- мусульманинъ, Степанъ Коноль -- православный, Ристо Іовановичъ -- православный, Омеръ-ага-Тановичъ -- мусульманинъ, Мехмедъ-ага-Чустовичъ -- мусульманинъ, Радо Тошичъ -- православный. Въ лагерѣ близъ Гацка. 20 октября 1881 года".

Но почему, спросятъ, боснійско-герцеговинскіе вожди не обратились съ подобнымъ адресомъ къ Россіи, такъ какъ въ манифестѣ Русскаго Царя возвѣщено объ улучшенія положенія Босніи и Герцеговины, и такъ какъ Россія, искупивши освобожденіе балканскихъ христіанъ своею кровью, имѣетъ болѣе, чѣмъ другіе, право охранять плоды принесенныхъ ею на это дѣло великихъ народныхъ жертвъ?-- Нѣтъ, за нѣсколько передъ тѣмъ недѣль боснійскіе граждане обращались и къ Россіи съ слѣдующимъ заявленіемъ: "Увѣнчанныя славою арміи покойнаго Императора Александра II освободили южныхъ славянъ отъ турецкаго ига. Черногоріи возвращены искони принадлежавшія ей земли, Болгарія свободна по сю и по ту сторону Балканскаго хребта. Сербіи отнынѣ нечего болѣе опасаться. Ухудшилось только положеніе населенія Босніи и Герцеговины. Подъ турецкимъ владычествомъ, какъ бы оно ни было несправедливо и жестоко, случалось, что власти, принимая во вниканіе плохой урожай, взимали только пасть налоговъ. Народъ обложенъ былъ сообразно съ его средствами и недоимки приводились въ исправность единожды въ годъ. Австрійскія же власти не дѣлаютъ никакого различія между матеріальною невозможностію, обусловленною силою обстоятельствъ и дурною волею, въ чемъ обвинять насъ было бы крайне несправедливо. Въ отдѣльныхъ округахъ нашего края урожай былъ очень неудовлетворителенъ, тѣмъ не менѣе австрійскія власти продаютъ съ молотка, не внимая нашимъ мольбамъ, нашъ скотъ, нашу домашнюю утварь и даже нашу зимнюю одежду, чтобы выручить суммы, которыя мы были бы въ состояніи уплатить, еслибы наша кровь могла превращаться въ деньги. Новое правительство воспретило намъ печатать кириллицею наши книги и газеты. Въ нашихъ школахъ, гдѣ всѣ дѣти православнаго исповѣданія, катехизису обучаетъ ксендзъ, который къ тому же охотно пускаетъ въ ходъ розги. Нѣмецкій языкъ, столь противорѣчащій всѣмъ нашимъ историческимъ преданіямъ и который даже въ будущемъ не можетъ приносить намъ никакой пользы, навязываютъ намъ самымъ грубыхъ и насильственнымъ образомъ. Католическое духовенство заставляетъ насъ строить церкви для чуждой намъ религіи; а такъ какъ въ сношеніяхъ съ правительственными властями дозволяется употреблять лишь нѣмецкій и мадьярскій языки, которыхъ мы не понимаемъ, то мы лишены возможности отстаивать свои права передъ судомъ. Въ горести, насъ подавляющей, единственную свою надежду мы возлагаемъ на Россію, которая, быть-можетъ, не откажется возвысятъ голосъ въ нашу пользу. Ея мирнаго вмѣшательства будетъ, достаточно для того, чтобы возвратить вамъ свободу и избавить насъ отъ необходимости искупить ее своею кровью". Слѣдуютъ подписи 265 босняковъ.

Какъ поступила русская дипломатія съ этимъ заявленіемъ? Принялъ ли его мѣстный дипломатическій агентъ, или нѣтъ? Если принялъ, то что сдѣлало по Немъ министерство иностранныхъ дѣлъ? Обратило ли оно вниманіе на то, что многочисленныя, разновременныя и со всѣхъ сторонъ идущія подобныя жалобы составляютъ всѣ вкупѣ неопровержимое доказательство ухудшеннаго подъ австрійскимъ управленіемъ положенія Босніи и Герцеговины, а слѣдовательно это положеніе должно бы вызвать такія же ноты со стороны Россіи, съ какими не разъ кн. Горчаковъ обращался къ европейскимъ державамъ послѣ Парижскаго мира по поводу несоблюдаемыхъ Портою обязательствъ и продолжающагося дурнаго положенія христіанскихъ земель подъ турецкимъ управленіемъ. Ничего этого мы не знаемъ. Но для историка не столько нужно раскрытіе того, что дипломатіей пишется и говорятся, сколько нужны самыя событія. Писать и говорить безъ послѣдствій -- это личный вкусъ, который замѣчался и въ покойномъ кн. Горчаковѣ. Но государственные люди должны помнятъ, что они живутъ не для собственнаго пожизненнаго величія и не для своихъ вкусовъ, а для народа для суда потомства. Событія же показываютъ, что послѣ этого заявленія политика Австро-Венгріи въ управляемыхъ ею областяхъ не измѣнилась. Нельзя никакъ предполагать, чтобы наше министерство иностранныхъ дѣлъ не имѣло отъ русскихъ консуловъ достовѣрныхъ свѣдѣній объ ужасномъ положеніи Босніи и Герцеговины со времени занятія ихъ австрійцами. Не могло же оно не видѣть, что положеніе это прямо противорѣчило верховной волѣ Русскаго Царя, выраженной въ манифестѣ 12 апрѣля 1877 года. Отклонено ли было вѣжливо, либо грубо заявленіе несчастныхъ боснійскихъ гражданъ, или по большей мѣрѣ препровождено оно было въ Вѣну съ любезнымъ предисловіемъ, что это -- домашнее дѣло Австро-Венгріи и что Россія не считаетъ себя въ правѣ вмѣшиваться въ него? По крайней мѣрѣ, мы не знаемъ о существованіи какой-либо ноты отъ нашего министерства иностранныхъ дѣлъ съ представленіемъ о невозможности четыре года управлять чужими подданными такъ, что это управленіе становилось невыносимымъ и гораздо худшимъ, чѣмъ турецкое. Еслибы была такая нота, то общество знало бы о ней, потому что подобныя ноты не скрываютъ отъ народа, который вслѣдъ за своимъ Государемъ, но Его слову, шелъ на брань, неся кровныя свои деньги и жертвуя лучшими своими сынами для искупленія участи восточныхъ христіанъ. Подобныя ноты не скрываютъ еще и потому, что русскій народъ, перенеся на одномъ себѣ всю тягость трудной и дорого стоющей войны, видитъ, что въ итогѣ перемѣнились лишь угнетатели въ Босніи и Герцеговинѣ, но населеніе осталось угнетаемымъ хуже прежняго: слѣдовательно, тутъ ужь замѣшана честь народная, оскорблено достоинство Россіи.

Какъ бы то ни было, но возстаніе вспыхнуло и развилось, насколько позволяли ему его скудныя матеріальныя средства. Разгулъ дикихъ страстей и всевозможныхъ звѣрствъ, совершаемыхъ швабами, обнялъ ^цоля, горы и селенія Босніи и Герцеговины.

Примѣры этого разгула приведены мною въ началѣ-настоящей замѣтки.

Въ апрѣлѣ прошлаго года боснійско-герцеговинскіе патріоты такъ возвѣстили Европѣ о своемъ вооруженномъ протестѣ послѣ тщетныхъ обращеній къ Англіи, Россіи и Австро-Венгріи: "Послѣдняя кровавая борьба, которую мы предприняли семь лѣтъ тому назадъ въ нашихъ горахъ, а Сербія, Черногорія, Румынія и Россія довершили предъ вратами Царяграда, заставила великія державы послать своихъ уполномоченныхъ въ Берлинъ, съ намѣреніемъ умирить Востокъ и учинить для его народовъ великое дѣло правды. Мы твердо надѣялись, что для этой цѣли найдутся средства и мѣры, достойныя просвѣщенныхъ и свободолюбивыхъ, какими представляютъ себя европейскіе народы. Но, къ нашему сожалѣнію, мы убѣдились въ противномъ. Берлинскій трактатъ не удовлетворилъ ни однимъ изъ восточныхъ народовъ, не излѣчилъ ни одной раны и не исполнилъ ни одного справедливаго желанія. А съ нами, герцеговинцами и босняками, онъ поступилъ наигорче: мы, какъ безсловесныя твари, безъ разбора преданы чужеземцамъ на поруганіе. Наши братья мусульмане, такимъ же образомъ обиженные постановленіемъ Берлинскаго трактата, сопротивлялись австрійской арміи, когда послѣдняя вторглась въ нашу землю; мы же, христіане, послѣ долгихъ страданій во время войны, желавшіе мира и порядка и надѣясь, что Австрія ихъ принесетъ, остались тогда безучастны. Но обманулись вторично: австрійское правленіе превзошло всѣ жестокости, безчеловѣчія и насилія бывшаго османскаго управленія, противъ котораго мы прежде возставали, но теперь мы и о немъ сожалѣемъ. Австрія не только не исполнила десятой доли своихъ льстивыхъ обѣщаній, о которыхъ она, пришедши къ намъ, громко заявила, но со второго дня она обложила насъ непосильными налогами, податями и работами. Послала къ намъ безчисленныхъ солдатъ, которые не только не знали нашего языка, нашихъ обычаевъ и нашихъ нравовъ, но если и знали насъ, какъ хорваты, то обращались съ нами еще хуже, и послѣдніе изъ различія вѣроисповѣданія притѣсняли насъ еще болѣе, чѣмъ чужіе. Православные священники, магометанскіе улемы, школьные учители подвергались гоненію и множество ихъ выгнано изъ родной страны; наши православныя церкви и народныя школы закрыты, а вмѣсто нихъ намъ навязываютъ чужихъ учителей и патеровъ римской вѣры; воспрещаютъ доступъ книгамъ и газетамъ, печатаемымъ на сербскомъ языкѣ, издающимся даже въ самой Австро-Венгріи. Одного имени сербскаго достаточно для того, чтобы навлечь несчастіе на каждаго, который не желаетъ отречься отъ него. Наши первостатейные граждане, изъ одного подозрѣнія, или повѣшены, или разстрѣляны; наши жены и дочери въ нашихъ домахъ и гаремахъ изнасилованы австрійскими солдатами; наконецъ и самой нашей торговлѣ съ Черногоріей и Сербіей препятствуютъ для того, чтобы мы не поддерживали сношеній съ своими братьями. Съ трудомъ повѣрятъ намъ въ Европѣ, что это дѣлается въ концѣ XIX столѣтія христіанскою державою; но клянемся Всемогущимъ Богомъ, что это все такъ. Мы согласны, что австріяки образованы, но правительство ихъ еще варварское. Униженные до состоянія скота, разоренные матеріально, глубоко обиженные въ своихъ гражданскихъ правахъ, въ своемъ семейномъ быту, оскорбляемые въ дѣлѣ вѣры и народности,-- во всемъ, что свято и дорого человѣку,-- мы, христіане и мусульмане, вынуждены были возстать съ оружіемъ въ рукахъ, чтобъ освободиться отъ новыхъ восточныхъ варваровъ, или чтобъ изгибнуть навсегда. Чего вѣками нельзя было учинить, то Австрія устроила въ три года. Наше народное объединеніе теперь сдѣлалось возможнымъ: теперь и магометане, и христіане сознаютъ, что они родные братья, и желаютъ вмѣстѣ жить и умереть. Европа послала Австрію принести намъ миръ и порядокъ, а она внесла безпорядокъ и войну. Въ то время, какъ мы мечтали о спокойствіи и счастіи, она насъ ввергла въ пропасть и силою вызвала на кровопролитіе и истребленіе. Теперь ея солдаты, озлобленные нашими успѣхами, вымещаютъ свою досаду на нашихъ невинныхъ дѣтяхъ, женахъ и старцахъ, которыхъ мы не могли захватить съ собою. Разрушивъ и предавъ огню наши дома, они разграбили и безъ того скудное наше имущество, попираютъ ногами наши посѣвы, выкалываютъ глаза убитымъ усташамъ и жестоко надругаются нашимъ трупамъ, а бѣдныхъ раненыхъ, которыхъ мы не успѣли унести съ собою, заставляютъ умирать въ страшныхъ мученіяхъ. То, что Австрія дѣлала нѣкогда въ Чехіи, Галиціи, Венгріи и Италіи, то она въ продолженіе трехъ лѣтъ дѣлаетъ въ Герцеговинѣ и Босніи. Къ своей кровавой исторіи она прибавила еще одну печальную страницу. Угнетая насъ, Австрія въ своихъ газетахъ обзываетъ насъ варварами и разбойниками, а себя насадительницею цивилизаціи на Востокѣ. Стыдно ей! Но Тамъ, гдѣ говорятъ дѣла,-- тамъ молчатъ слова. Положеніе, которое Австрія создала въ нашей странѣ, есть настоящій грѣхъ противъ человѣчества. Это -- позоръ, поруганіе и осмѣяніе европейской свободы и Берлинскаго трактата, который ни одною другою державой не нарушенъ. Для всѣхъ ихъ трактатъ считается обязательнымъ, только Австрія его попираетъ. Мы протестуемъ противъ, этого положенія передъ Богомъ, Европою и цѣлымъ міромъ. Наши слезы, наша кровь, которую мы обильно проливаемъ, пусть падутъ на тѣхъ, кто въ этомъ виновны, а также и на совѣсть тѣхъ, кто съ такимъ хладнокровіемъ и равнодушіемъ смотрятъ, какъ истребляется цѣлый народъ, который никакого зла никому не сдѣлалъ и желаетъ лишь одного -- отдохнуть отъ своихъ вѣковыхъ бѣдствій и страданій, соединиться съ. своими братьями въ Сербіи и Черногоріи и съ ними идти но пути свободы, развитія и благоденствія. Всего этого мы не можемъ достигнуть, пока нами управляетъ Австрія. Хотя она и можетъ одолѣть насъ, но къ себѣ привлечь не въ состояніи послѣ того, какъ пролилась кровь между сербами и пришлыми иноземцами. Изъ-за этой крови возникла ненависть и образовалась та глубокая пропасть, которую никто не въ силахъ устранить. Пусть теперь мы и будемъ побѣждены, но новой борьбы не миновать, и она до тѣхъ поръ не перестанетъ, пока мы не доведемъ ея до конца, или всѣ не погибнемъ. На это мы, христіане и турки, твердо рѣшились и въ этомъ дали торжественную присягу. Мы скорѣе положимъ свои головы, нежели нарушилъ нашу клятву. Народы и правители Европы! Если для васъ человѣческая свобода и международное право -- не пустой звукъ, если возрожденіе и независимость Востока -- не обманъ, если съ окончательнымъ умиротвореніемъ вы искренно желаете мира, тогда возвысьте за насъ свой могущественный голосъ, устраните зло, которое вы намъ сами причинили, отдавая насъ въ руки Австро-Венгріи. Она не оправдала и никогда не можетъ оправдать вашей довѣренности, равно и вашихъ желаній. Мы во второй разъ взываемъ къ вашей справедливости. Какъ вы намъ помогли, такъ да возвратитъ вамъ Богъ. Лагерь усташей, 6 апрѣля стар. стиля 1882 года".

Жгучія и до единаго правдивыя слова падаютъ тяжелымъ укоромъ на всѣхъ, кто съ безстыднымъ равнодушіемъ относится къ тому, что совершается въ Босніи и Герцеговинѣ- Австро-Венгріи вручена Европой опека надъ, этими областями, потому что властелинъ ихъ, султанъ, оказался дурнымъ правителемъ. До Австро-Венгрія, какъ корыстная опекунша, отнимаетъ у туземнаго населенія вѣру, языкъ, народность, самое имя сербское, которое такъ же прирожденно и свято для него, какъ для насъ русскихъ наше русское имя; она изгоняетъ ихъ владыкъ и учителей за то только, что они держатся своей народности; она не дозволяетъ народу учиться въ своихъ школахъ, пѣть свои пѣсни; она вмѣсто православныхъ священниковъ поставляетъ католическихъ патеровъ; она лишаетъ народъ его гражданскихъ правъ и справедливыхъ судовъ; она обременяетъ народъ болѣе противъ прежняго тяжелыми податями и новыми поборами; она доводитъ народъ до возстанія и подвергаетъ его нечеловѣческимъ мукамъ; она отнимаетъ у него прежнія права; она посягаетъ на его совѣсть, призывая его людей въ рекруты и заставляя ихъ присягать не своему верховному властелину, а постороннему господину опекуну; она требуетъ, чтобы боснянъ и герцеговинецъ дали клятву не щадить жизни за чуждаго имъ Франца-Іосифа, идти куда ихъ пошлютъ, сражаться за монархію, съ которой они не имѣетъ ничего общаго. Таковы были требованія рекрутскаго набора, объявленнаго главнокомандующимъ генераломъ Даленомъ. Наконецъ, она не даетъ отчета въ своемъ управленіи и приняла мѣры, чтобъ европейское общественное мнѣніе не знало, что. она творитъ въ опекаемыхъ ею областяхъ. По общечеловѣческому праву подобная злостная опека отнимается у опекуна.

"Наши слезы, наша кровь, которую мы обильно проливаемъ, пусть падутъ на тѣхъ, кто въ этомъ виновны, а также на тѣхъ, кто хладнокровно и равнодушно смотритъ, какъ истребляется цѣлый народъ!" Страшно звучатъ эти слова. Безвѣріе еще можетъ не бояться убійства отдѣльныхъ людей; іезуитство еще можетъ успокоиваться правиломъ, что цѣль оправдываетъ средства: но ни разумъ, ни совѣсть еще не дошли до того, чтобъ отрицать судъ исторіи и самую исторію сдѣлать предметомъ невѣрія. А эти слова, вырванныя изъ груди погибающихъ безвыходнымъ отчаяніемъ, еще страшнѣе прозвучатъ въ исторіи надъ головами виновниковъ и равнодушныхъ зрителей истребленія цѣлаго народа. Такъ оказывается, что школа европейской дипломатіи есть шкода невѣрія и отрицанія верховнаго разума и правящей совѣсти.

Въ дѣлѣ вопіющей несправедливости, оказанной Европою цѣлому народному существу, какъ же отнеслась Россія къ нарушенію общеевропейскихъ обязательствъ Австро-Венгріи, будучи болѣе другихъ замѣшана въ это дѣло тѣмъ именно, что возвѣщенное манифестомъ ея Царя улучшеніе участи населенія Босніи и Герцеговины она запечатлѣла тягостною войною, которой придано значеніе "освободительной"?... Не стану вдаваться въ разгадку дипломатическихъ тайнъ, а укажу лишь на событія, получившія общую извѣстность. Въ Софіи русскій генеральный консулъ г. Хитрово созвалъ проживающихъ въ Болгаріи русскихъ и объявилъ имъ, что императорское правительство не желаетъ, чтобы русскіе въ Болгаріи оказывали какое-либо сочувствіе боснякамъ и герцеговинцамъ ни словомъ, ни дѣйствіемъ. Выходитъ, что въ странѣ, принадлежащей по верховнымъ правамъ султану и не подлежащей русской юрисдикціи, иностранный агентъ воспрещаетъ сочувствіе, питаемое къ подданнымъ того же султана. Не говорю уже о томъ, что въ каждомъ человѣкѣ есть свое убѣжденіе совѣсти, свое чувство правды. Конечно, между русскими въ Болгаріи были люди, для которыхъ имѣла же какое-нибудь значеніе кровь, пролитая за священныя права родины, православной вѣры и народности. Де то же ли самое, что происходитъ теперь въ Босніи и Герцеговинѣ, наводненной разноплеменными пришлецами подъ чужеземною незаконною властью, происходило, но только въ большемъ размѣрѣ, въ Россіи въ 1812 году, когда такія же разноплеменныя полчища подъ иноземною властію Наполеона вторглись въ ея предѣлы и оскорбляла ея народную святыню? Босняки и герцеговинцы, честно сражавшіеся противъ непрошенныхъ насильниковъ, не то же ли самое, что русскіе крестьяне, которые съ дубинами, вилами и топорами истребляли своихъ незванныхъ гостей? Пожаръ Сараева не то же ли самое, что "великодушный", по выраженію поэта, пожаръ Москвы? Для однородныхъ явленій не можетъ быть двухъ различныхъ мѣрилъ въ человѣческой совѣсти. Скажутъ: санкція Европы на Берлинскомъ конгрессѣ. Но босняки и герцеговинцы ни на одну іоту не подчинены ни одному изъ государей Европы, кромѣ своего верховнаго повелителя султана, права котораго самъ Францъ-Іосифъ подтвердилъ конвенціей 1879 года. Неужели европейскіе государи, въ томъ числѣ и австрійскій императоръ, тогдашній союзникъ Наполеона, и прусскій король, давшіе Наполеону свои войска для вторженія въ Россію, имѣли также силу верховной санкціи, подчинявшей русскій народъ пришлой иноземной власти? Только преобладаніе грубой силы надъ правомъ подчиняетъ слабаго сильному.

Укажу еще на одно событіе. Въ мартѣ прошлаго года, въ самый разгаръ возстанія въ Бокѣ Которской и въ Герцеговинѣ, русскій министръ-резидентъ г. Іонинъ отправлялся изъ Дубровника въ Цетинье, и по этому случаю австрійскій главнокомандующій Іовановичъ далъ ему порученіе выразить черногорскому князю Николаю его, Іовановича, отмѣнное удовольствіе за то, что князь Николай отлично исполнялъ свои обязательства въ отношеніи Австро-Венгріи, и за то, что черногорскій кордонъ, особливо въ дни 9 и 10 марта, строго охранялъ границу отъ перехода своихъ же сражающихся съ австрійцами собратій и ихъ семействъ. А вотъ что между прочимъ было сказано въ инструкціи, данной черногорскому кордону: "Никто безъ паспорта не пропускается изъ Герцеговины въ Черногорію, будетъ ли то отдѣльное лицо или цѣлое семейство. Всякое пособничество возставшимъ герцеговинцамъ и кривошіянамъ, какъ-то: доставленіе оружія, боевыхъ снарядовъ и съѣстныхъ припасовъ -- строго воспрещается и подлежитъ судебному преслѣдованію". Другими словами: по обязательству, принятому княземъ Николаемъ, вопреки всякому международному праву, еслибъ австрійцы прижали сражающихся у статей или ихъ семейства,-- ужь, конечно, не снабженныхъ австрійскими паспортами,-- къ черногорской границѣ, то они, благодаря воспрещенію пропуска черезъ границу, ила взяли бы ихъ живьемъ, или перебили бы всѣхъ. Дѣйствительно такъ и случилось съ семействами у статей, бѣжавшихъ къ черногорской границѣ: одинъ разъ спасавшіяся семейства изъ Ораховцевъ подверглась усиленному огню австрійской пѣхоты и артиллеріи и австрійскаго броненосца, а въ другой разъ, при переправѣ черезъ рѣку Тару по направленію къ черногорской границѣ, австрійцы перестрѣляли множество герцеговинскихъ женщинъ, дѣтей и стариковъ. За содѣйствіе такимъ блестящимъ подвигамъ храбраго австрійскаго войска Іовановичъ изъявлялъ князю Николаю свою отличную благодарность, передать которую принялъ на себя порученіе представитель великой славянской державы Россіи. Должно-быть исполнять подобныя порученія какого-нибудь австрійскаго генерала не унизительно для русскаго подданнаго и дипломатическаго агента, потому что Journal de St.-Pétersbourg (No 75) не упустилъ перепечатать изъ Politische Correapondenz извѣстіе объ этомъ порученіи, возложенномъ на г. Іонина.

При такихъ дипломатическихъ взглядахъ и вкусахъ, пожалуй, одной изъ пріятнѣйшихъ наградъ для русскаго чиновника можетъ считаться похвальный о немъ отзывъ австро-венгерскаго министра, графа Кальноки, который, въ апрѣлѣ прошлаго года, заявилъ въ "коммиссіи четырехъ" венгерской делегаціи, что русскій дипломатическій агентъ дѣйствовалъ относительно возстанія успокоительно и честно. Швабы насъ хвалятъ,-- чего же больше?... А петербургская дипломатическая газета усердно перепечатываетъ эти похвалы, не страшась оскорбить русское народное чувство...

А. Майковъ.

"Русская Мысль", No 4, 1883

Оставить комментарий Майков Аполлон Александрович (yes@lib.ru) Год: 1883 Обновлено: 29/05/2017. 89k. Статистика. Статья: Публицистика Заметки по внешним делам	Скачать FB2 Ваша оценка:

Майков Аполлон Александрович Заметка по внешним делам

Замѣтка по внѣшнимъ дѣламъ.

Майков Аполлон Александрович
Заметка по внешним делам