-- Я имею честь просить руки мадемуазель Сюзанны де Гландев, вашей дочери.
-- Тысяча извинений, дорогой мой, но... моя дочь белая...
Эти слова слетели с губ важного седеющего джентльмена и были адресованы маленькому желтому человеку, который встретил их с чисто японской невозмутимостью.
-- Это из-за моего цвета? -- спокойно спросил он.
-- Прошу простить меня. Я хотел сказать, что моя дочь выйдет замуж только за европейца.
В узких глазках японца вспыхнуло пламя и сейчас же погасло.
-- Вы мне отказываете? -- сказал он несколько взволнованно. -- Между тем я весьма неплохой кандидат.
-- Вы были любезны самым ясным образом дать мне понять, что перед вами не устоять ни одному гражданину Сан-Франциско, будь он даже, как я, миллионер и француз. Но в таком вопросе я должен считаться только с мнением моей дочери.
-- Так спросите ее.
-- Я так и сделал. Она ответила... еще до вашего формального предложения. Вы, мосье Кацуга... с вами может быть брак только по расчету, а моя дочь питает отвращение к такого рода союзу.
-- Хорошо, -- сдержанно ответил японец. -- В таком случае, я принужден отказаться...
-- Это весьма благоразумно с вашей стороны, -- иронически заметил француз.
-- Отказаться от получения вашего согласия, -- возразил Капута, -- но вовсе не от надежды жениться на мадемуазель де Гландев. Буду действовать иным путем.
В голосе его прозвучали металлические нотки.
-- Как вам угодно, -- усмехнулся француз.
Капута вышел в вестибюль, где его поджидал гигантский слуга в ливрее.
-- Могу я видеть мистера Джима Санди? -- спросил японец.
Слуга подошел к телефонному аппарату.
-- Я узнаю, сэр, -- ответил он.
Через несколько секунд японец входил в кабинет Джима Санди, владельца одного из крупнейших состояний в Сан-Франциско, старика с пожелтевшей кожей, ввалившимися щеками и шапкой седых кудрей.
Между этим деловым человеком и японцем произошел лаконический обмен слов.
-- Мистер Джим Санди?
-- Иес.
-- Доктор Кацуга.
-- По какому делу?
-- О женитьбе.
-- Вздор! Не моя специальность.
-- Дело идет о вашей внучке.
-- Бесполезно. Всего хорошего.
-- Виноват, я стою...
-- ...ни цента вы не стоите, раз Сюзанна вас не любит.
-- Вы можете убедить ее, если узнаете...
-- Хорошо. Но быстро.
-- Я не буду говорить вам о долларах. Я стою больше, чем вы могли бы реализовать при всем вашем богатстве и связях. И завтра же я буду самым видным человеком в Японии, если вам или мадемуазель Сюзанне угодно, чтобы я имел титул. Для ваших дел я могу предложить свое мировое влияние. Я могу легко открыть для вашей торговли все японские рынки.
-- Все?
-- Спросите у меня подробности, цифры.
-- Нет! Всего хорошего.
-- Вы не поняли меня. Я не обманываю вас. Все, что я сказал -- не блеф, а правда. Я вам докажу это.
-- Не волнуйтесь. Для меня это ровно ничего не значит. Я не продаю свою внучку.
Доктор Кацуга нетерпеливо пожал плечами. В глазах его блеснул злой огонек.
-- Берегитесь! -- проворчал он. -- Сегодня, Джим Санди, вы потеряли ваш обычный деловой нюх. Я -- сильный человек, и Япония тоже имеет право на место под солнцем.
Янки расхохотался.
-- Бросьте молоть вздор. Япония абсурдно мала...
-- Это неверно. Она растет и ширится гораздо сильнее, чем вы полагаете; я знаю, что говорю. Вы мне отказываете. Почему? Дело вовсе не в моей расе. Мы живем в 1950 году, когда цивилизация формально уравняла в правах все расы.
-- Совершенно верно: формально, -- флегматически отозвался Санди.
Доктор Кацуга невольно встал в ораторскую позу.
-- В переживаемое нами время, больше не существует сотен маленьких государств, которые три-четыре нации стараются опекать и эксплуатировать. Весь современный мир состоит из шести объединений: западно-европейской федерации, Соединенных Штатов обеих Америк и республик: африканской, океанийской и азиатской. Особняком стоит огромная Россия, продолжающая свой грандиозный социальный эксперимент и не претендующая ни на новые захваты, ни на доминирующую роль в концерте держав. Такова политическая карта мира.
-- Правильно.
-- Азиатскую республику возглавляет Япония. Она подчинила себе ослабленный бесконечными гражданскими воинами Китай, маньчжуров, тибетцев, отпавшую от Англии Индию, тонкинцев, сиамцев. От границ Сибири до индокитайских болот, от бывшей Турции до Японского моря мы переделали и обновили всю громадную территорию. Огромный союз народов Азии могуч, и Япония -- мозг этого колоссального организма.
Покачивая головой, Джим Санди слушал этот курс политической географии. Потом серьезно заметил:
-- И в этом опасность. Мозг человека находится в голове, отделенной от тела шеей, и это обстоятельство позволит сравнительно легко уничтожить весь организм, отрубив голову. В древних республиках одни народы теснили другие, и всегда страдали меньшинства. Теперь эта борьба до некоторой степени ослабела; территории отдельных республик естественно разграничены, ослабела и внутренняя борьба, потеряв национальные фетиши. Правда, за счет этого выросла и страшно обострилась борьба классов, борьба социальных групп. Но вы, японцы, как были, так и остались хозяевами и палачами. Вы управляете со своего острова, как некогда Англия, и утверждаете свою тиранию в союзных областях. Там вы чувствуете себя, как дома; зато китайцы, турки и индусы, часто даже вне зависимости от их социального положения, не могут вступить на японскую землю иначе, как в роли рабов, и попав туда раз, больше не возвращаются. Поэтому они грозят вам, они мечтают об освобождении, об отделении. Наступит час, когда вы потеряете свою власть над ними. И не в одном этом скрыта для вас опасность. Вы изолируете себя от всего мира.
-- Ваш мир неблагодарен. В жертву ему мы открыли для международной торговли азиатские рынки.
-- Да, но окончательно изолировали Японию.
-- Только отчасти. Киу-Сиу, Сикок и Ниппон всегда открыты для посещения наших иностранных друзей.
-- А Иезо, этот таинственный остров? Что там происходит? Почему ни один европеец, африканец, американец, океанец не может приблизиться к нему? Почему вы никого не допускаете туда, как и на северную часть Ниппона? К чему этот барьер крейсеров и торпедных судов, огораживающий Иезо от глаз соседей? Вы сами создаете атмосферу таинственности. Но вашу тайну разгадают. Разве вам не известны слухи, касающиеся ваших таинственных приготовлений?
Кацуга улыбнулся.
-- Пусть вас не обманывают никакие слухи, -- ответил он. -- Скажу вам одно: вскоре Япония докажет свою силу, и вы сами, побежденные грандиозностью ее замыслов, начнете ее уважать.
Но янки уже перестала волновать эта тема, и он снова стал флегматичен и сух.
-- Бесполезно! -- оборвал он собеседника. -- Я и так сказал слишком много. К чему все это? У нас свои дела, у вас свои. Я думаю о своих, делах и только о своих.
-- Это ваше последнее слово?
-- Последнее.
-- Тогда я устрою все помимо вас.
-- Нет.
-- Да!
2. Чрезвычайный посол.
Республика "Восходящего Солнца" переживала критический период. Ей угрожала мощная коалиция других республик. Кризис назрел лишь теперь, но причины его стали намечаться еще пятнадцать-двадцать лет тому назад.
Несмотря на то, что образовались гигантские этнографические группировки, упростившие карту мира и превратившие весь мир в подобие парка, открытого для всех, имеющих деньги, Япония снова нагромождала опрокинутые было барьеры. Она ревниво охраняла недоступность своей семерки островов. Особенно Иезо, запретный для иностранцев, стал загадкой, пугавшей весь мир. Что там таилось? Руководители остальных республик мира немедленно предположили, что там куется сила, направленная против соседей.
В первое время над этой гипотезой много смеялись. В самом деле, достаточно было гигантской Америке шевельнуть пальцем, чтобы стереть Японию с лица земли.
И все же, хотя никто серьезно и не верил в опасность, неудовлетворенное любопытство восстановило общественное мнение против Японии. Всем хотелось знать, каково же было истинное положение вещей.
А тайн было много, и не проходило года, чтобы мировая пресса не ставила новых огромных вопросительных знаков по основным вопросам, связанным с азиатскими странами.
Самым непонятным, даже пожалуй, грозным, было невероятное обезлюдение Китая. Этот гигантский человеческий резервуар, с переполнением которого не могли справиться ни голод, ни эпидемии, ни опустошительные гражданские войны, теперь опустел.
Всемирная перепись сороковых годов поразила всех, как громом: слишком неожиданны оказались ее результаты. Население азиатских стран оказалось в десять раз меньше предполагаемого.
Потом появились письменные и устные донесения очевидцев. Путешественники рассказывали о невероятном обезлюдении монгольских равнин и тибетских гор. Кипевшие жизнью города южных провинций Китая теперь казались опустевшими, и год за годом это вымирание гигантского народа становилось все более очевидным.
Странные вещи рассказывали путешественники о причинах этого сокращения народонаселения. Из месяца в месяц толпы, армии эмигрантов, вербуемые или сгоняемые японской полицией, исчезали из городов и селений, чтобы никогда не вернуться обратно. Путешественники не решались определять в каких-либо цифрах эту убыль населения.
Что же делала Япония со всеми этими людьми?
Одновременно, японское правительство заключало займы на совершенно фантастические суммы, обложило торговлю невероятными пошлинами, давило население налогами. Миллиарды стекались в государственное казначейство Японии, но по-прежнему ее банки были пусты: все народы земли так или иначе оказались ее кредиторами, и теперь, исчерпав кредит, она уничтожала своих вассалов и даже собственный пролетариат.
Все это могло бы объясняться огромным индустриальным ростом, тем более, что Япония производила гигантские закупки сырья. Но никаких следов этого роста не замечалось ни на большом острове Ниппон, ни на маленьких Киу-Сиу и Сикок, и вообще ни на одном из трех тысяч восьмисот островов республики.
Оставался только таинственный Иезо. Но могла ли его небольшая территория вместить подобные чудовищные запасы?
Военно-морские силы Японии, сконцентрированные вокруг Иезо, и часу не продержались бы перед соединенным флотом соседей. Державы прекрасно это понимали. Их терпенье истощалось.
Надвигался призрак войны; официальным поводом к ней явилось странное обезлюденье Азии, колебавшее мировую торговлю, а тайной причиной -- легкая возможность захвата территории слабой, больной азиатской республики, расчленение и раздел Азии.
В то время, когда доктор Кацуга добивался руки Сюзанны де Гландев, весь мир ожидал разрыва, и носились упорные слухи, что Америка берет в этом деле инициативу на себя и посылает ультиматум Токио.
Через несколько дней после разговора с Джимом Санди, маленький японец прибыл в Панаму и появился во дворце президента, где заседал Совет трестов.
Америка, кичившаяся своей "чистой демократией", на самом деле управлялась королями, -- королями всех видов промышленности.
Под председательством миллиардера Т. А. Эпстерса Совет трестов управлял страной, ставя в зависимость от своих личных дел судьбу обеих Америк.
Какое заклинание произнес Кацуга, чтобы пленум Совета принял его? Неизвестно. Но двери дворца президента раскрылись перед ним, и он предстал перед Советом трестов.
-- Чрезвычайный посол? -- сухо произнес Т. А. Эпстерс.
-- Совершенно верно. Я приношу вербальный ответ на ваш ультиматум.
-- Мы предпочли бы ответ в письменной форме, -- грубо возразил председатель.
-- Предварительно нужно сговориться; подписать успеем всегда, -- спокойно ответил японец. -- Мне необходимо дать вам кое-какие объяснения. И, если мои комментарии окажутся интересными, я предложу вашему вниманию договор, который лежит у меня в кармане.
Американцы широко раскрыли глаза. Что это... издевательство, насмешка или дипломатия дурного тона?
-- До-го-вор? -- задохнулся Т. А. Эпстерс.
Кацуга улыбнулся кончиками губ.
-- Господа, -- ответил он, -- мне известны условия вашего ультиматума, и я знаю, что в нем и речи не было о каких-либо переговорах; он содержал простое и ясное требование о безусловной сдаче на вашу милость. И тем не менее я явился сделать вам деловые предложения, более значительные, чем требуемая сдача.
-- Предложения? Какие еще предложения?
-- Союза, -- просто ответил японец тем же спокойным тоном. -- Или, если вы предпочитаете -- сотрудничества.
Слова чрезвычайного посла японской республики повергли американцев в жестокое недоумение. Но практическая сметка не позволила негодованию вырваться наружу. Один из трестовиков флегматично спросил:
-- Какие же могут быть реальные выгоды от такого сотрудничества?
Кацуга подавил вздох облегчения и, уже свободнее, продолжал:
-- Вы их оцените сами. Но сначала я хочу получить ваше согласие на сделку. Представляя Японию, я в то же время выступаю, как комиссионер, и желаю получить куртаж с будущей сделки.
-- Хорошо. Посмотрим, что вы нам предлагаете.
-- Тайну Японии.
Раздался взрыв смеха. Члены Совета сочли слова японца за шутку.
-- Бесполезно покупать, раз можно взять силой, -- ответил председатель.
Кацуга покачал головой.
-- Нет, господа, взять вы не сможете, -- возразил он. -- Вы сможете только разрушить ее. Вот что мне поручено передать вам. Слушайте.
3. Заложники.
В тот же вечер Совет трестов передал печати лаконическое сообщение.
"Сегодня правительство получило ответ Японии на ультиматум Американских Соединенных Штатов. После его рассмотрения, между обоими государствами был заключен наступательно-оборонительный союз и подписан формальный договор. Он обязывает американскую республику к вооруженному вмешательству в случае, если третья держава будет угрожать безопасности азиатской республики".
Соглашение с Японией вызвало общее удивление и негодование. Массы открыто возмущались самовластием Совета трестов. Возбуждение росло с часу на час.
Для одной американской семьи правительством был приготовлен сенсационный эффект: Джиму Санди пришлось узнать, что один из пунктов знаменитого договора касался не только его, но и его семейства.
На следующий день после опубликования сообщения о договоре в кабинете Джима Санди зазвенел телефонный звонок.
-- Алло? -- сказал он, взяв телефонную трубку.
-- Алло. Мистер Санди?
-- Он самый. Кто говорит?
-- Председатель Совета трестов.
Старик был, по-своему, демократ, и то обстоятельство, что фактический глава государства пожелал иметь с ним личную беседу, не удивило и не польстило ему.
-- Слушаю, -- просто ответил он.
-- Совет дает вам поручение.
-- Какое?
-- Нам необходимо направить в Токио специального посла. Хотите вы быть этим послом? Америка взывает к вашему патриотизму.
Старый янки не выразил никакого удивления.
-- Так. Сколько продлится моя командировка?
-- Неопределенное время. Нужно будет оставаться, пока вас не отзовут.
-- Хорошо.
-- Вы должны выехать завтра.
-- Выеду.
-- Вместе с семейством, то есть, с вашей женой, дочерью, зятем и внучкой.
-- Невозможно! Поеду один.
-- Совет дает вам точное распоряжение. В договоре значится, что наш посол переедет в Токио со своей семьей. Это цена соглашения.
Несколько секунд Джим Санди обдумывал эти слова. На лбу его выступили капли пота, глаза горели.
-- Должен ли я понимать, что Америка обязалась дать заложников?-- крикнул он в трубку.
-- Это категорическое требование нашего союзника, -- ответил глухой голос.
-- Заложники Японии!-- воскликнул Джим Санди в негодовании. -- Никогда этого не потерпит Америка.
-- Америка не будет знать.
-- Я объявлю всем, и взрыв негодования неминуем. Ищите других исполнителей! Я не ваш служащий
-- Совет дает вам точный приказ. Вы поедете?
-- Нет.
-- Как пленник, в таком случае.
-- Значит, Америка перестала быть страной свободных людей?
-- А вы этого не знали? Впрочем, никто никого не принуждает... гм... но порой интересы страны требуют жертв. Позже вы все поймете, мистер Санди. Добрый вечер!
-- Добрый вечер!
На следующее утро миллионер с семьей были силой посажены на военное судно, отплывающее в Японию.
4. Две встречи.
С той минуты, как милиция доставила Джима Санди на крейсер "Американ Стар", он ни в малейшей степени не испытывал ощущения плена. Ему и его семье были предоставлены лучшие каюты крейсера, они могли передвигаться по всему кораблю.
Но приказ Совета трестов выполнялся. Джим Санди не мог высадиться в каком-либо порту.
Сюзанна проводила время довольно весело. Она получила разрешение на пользование радио и послала своему жениху, Жану д'Антрево, радиограмму в Константинополь, где он в то время находился.
Через два дня показался остров Ява, крейсер вошел в пролив Урага, и пройдя в виду Токио, бросил якорь в порту Иокогама.
Важный японский чиновник, окруженный группой других, рассыпался в приветствиях.
Но грубоватый, прямой янки резко прервал японца.
-- Где находится наша тюрьма?
-- Дворец в Токио совершенно готов к вашему приему. Мы умоляем вас принять этот почтительный акт гостеприимства...
-- Что же, поедем... пока что... подумаю, что следует делать дальше.
Специальный поезд быстро пролетел расстояние от Иокогамы до Токио, и через несколько часов, избавившись, наконец, от назойливого эскорта, американцы очутились в комфортабельном помещении на бульваре Гинца.
Прислуга, предоставленная для обслуживания семьи, состояла из шести японцев, одетых в европейское платье. Кроме мужчин, были две японки с загадочными улыбками на лице.
С первых же шагов Джим Санди и его зять заметили, что за ними неуклонно следовали двое слуг; то же пристальное наблюдение велось и за тремя женщинами.
Вскоре после приезда произошел один знаменательный инцидент. Однажды Джим Санди вместе с зятем прогуливались по улицам Токио. Они шли молча, каждый погруженный в свои невеселые мысли. Внезапно перед ними появилась маленькая фигурка японца в модном европейском костюме. Это был доктор Кацуга.
-- Чрезвычайно рад встретить вас, господа, в Японии и принести вам уверения в моей совершенной преданности.
В сверхвежливом обращении слышалась сдержанная насмешка.
Джим Санди угрожающе сдвинул брови, а француз крепче стиснул свою трость.
-- Осмелюсь спросить, мистер Санди, не изменилось ли ваше мнение о Японии со времени нашего последнего свидания?-- продолжал Кацуга.
-- Нет, сударь, -- возразил холодно янки.
-- И все же ваша родина не сочла для себя унижением вступить с нами в союз. Это добрый признак. Мое отечество сильно, раз вы здесь.
-- Ваше отечество, может быть, -- спокойно отвечал старик, -- но не вы, сударь.
-- Я тоже обладаю могуществом, -- улыбнулся японец.
-- Что это значит?
-- Это значит, что моя воля, -- или мое желание, -- в данном случае это одно и то же, -- доставили мне удовольствие видеть вас здесь. Вы можете этому верить, мистер Санди; чтобы Америка вас назначила, а Япония приняла, нужно было вмешательство человека, которому ни в чем не могут отказать.
Глаза американца сверкнули.
-- Так значит,-- произнес он, -- это вам мы обязаны..
-- Своим приездом в Японию. Совершенно верно! Я хотел иметь вас под рукой, главным образом, мисс Сюзанну...
Рассвирепевшие американцы кинулись на Кацугу, но он ловко увернулся и бросился бежать. Де Гландев бросился в погоню. Завернув за угол, он неожиданно столкнулся с двумя европейцами. К счастью, его встретил не удар кулака, а веселый звонкий голос:
-- Что я вижу? Мосье де Гландев в Токио?!
-- Жан д'Антрево! -- воскликнул француз, бросаясь в объятия молодому человеку. -- Как я рад, что вы здесь... Но мне надо догнать этого негодяя...
-- Умоляю вас, не волнуйтесь. Если вам нужен этот японец, мой слуга его сейчас достанет.
И Жан д'Антрево обратился к своему спутнику, меланхоличному верзиле.
-- Слышал, Гайеду? Беги и тащи сюда.
Тот печально покачал головой:
-- Попробую, но мосье знает, что мне дьявольски не везет.
Потом он открыл чудовищный циркуль ног и помчался с такой быстротой, что спасение Кацуги стало весьма сомнительным.
-- Мой Гайеду неврастеник, -- объяснил молодой человек. -- Он уверен, что его преследует неудача. Но славный парень, преданный и храбрый. Однако, скажите, что вам сделал этот японец?
-- Этот дурак? Он просил у меня руки Сюзанны, я отказал, а он пригрозил, что женится на ней помимо моей воли.
-- Ого-го! -- засмеялся Жан. -- Знай я это раньше, я не отправил бы Гайеду, а побежал бы сам.
-- И это, пожалуй, было бы лучше. Наш охотник возвращается без дичи с печальной физиономией.
Действительно, долговязый слуга молодого атташе возвращался, испуская печальные вздохи.
-- Я же вам говорил, -- жалобно сказал он, -- этот японец исчез...
В это время подошел Джим Санди, радостно приветствуя молодого человека.
-- Мне пришла в голову одна мысль. Раз жених Сюзанны здесь, отпразднуем их свадьбу! -- воскликнул он.
-- Браво! -- вскричал Жан д'Антрево. -- Замечательная идея!
-- Что ж, пожалуй, -- нерешительно сказал де Гландев. -- Только никому ни слова. Этот японец... знаете, может... Однако, пойдемте пока повидать вашу невесту. И пожалуйста, оставьте у нас вашего слугу, а то вокруг нас одни японцы, и мы им не доверяем.
-- Гайеду, слышишь? С этого момента ты состоишь на службе у мосье де Гландева.
5. Необыкновенное похищение.
День свадьбы Сюзанны приближался, а доктор Кацуга не подавал никаких признаков жизни. Кацуга бросил вызов. Джим Санди принял его: он выдаст внучку замуж под носом японца и отпразднует победу.
На этот праздник он пригласил весь состав американской, европейской, африканской, русской и австралийской колоний.
Довольный старик, улыбающийся де Гландев и сияющая невеста принимали гостей так сердечно, что сразу отпала церемонность и чопорность обычных посольских приемов.
Вечер обещал быть интересным, так как были приглашены лучшие артисты национальной труппы Токио.
Быть может, пресыщенные зрители и не находили особого удовольствия в японской музыке и танцах маленьких гейш, но все заинтересовались, когда появилась труппа фокусников.
Фокусники были, действительно, замечательные. Все их фокусы проделывались с необыкновенной чистотой, и были новы и оригинальны.
Проделав ряд совершенно необъяснимых фокусов, японцы вынесли старинным паланкин. В него вошел один из фокусников и наглухо задернул занавески со всех сторон, чтобы не было видно, что делается внутри. Настала мертвая тишина.
Вдруг послышался голос японца, сидевшего в паланкине. Он отдал приказ, и четверо его помощников, подняв паланкин, пронесли его перед зрителями, а сидящий внутри в это время нараспев скандировал старинные стихи.
Снова короткий сигнал и носильщики остановились.
Японцы просунули руки под занавес и объявили, что сейчас будут вынимать своего товарища... по частям. Затем они стали входить в паланкин и выходить из него, вынося пакеты, которые бросали вверх. Пакеты исчезали на глазах у всех, точно расплывались в воздухе.
Человек, сидевший в паланкине, безостановочно пел, но его голос все слабел и слабел по мере того, как пакеты расплывались в воздухе.
На момент фокусники прервали свое занятие и, приподняв паланкин, показали, что вес его значительно уменьшился. Потом опять возобновилась выноска пакетов, пока голос совсем не замер.
Тогда глава труппы распахнул занавески паланкина, и изумленные зрители увидели, что внутри совершенно пусто.
Человек исчез.
Зрители с шумом повскакали с мест, чтобы осмотреть паланкин, но им пришлось сознаться, что объяснить исчезновение японца невозможно, -- само строение легкого паланкина не допускало мысли о каком-либо тайнике.
Тогда глава труппы объявил, что он вернет исчезнувшего товарища.
Теперь японцы складывали в паланкин пакеты, которые, казалось, хватали прямо из воздуха. Через минуту из паланкина послышался слабый голос, который усиливался по мере того, как паланкин становился все тяжелее.
После нового шествия с паланкином мимо зрителей, занавески распахнулись, и из паланкина под гром аплодисментов вышел исчезнувший японец.
Когда стихли аплодисменты, зрители единодушно потребовали объяснения фокуса.
-- Джентльмены, -- сказал глава труппы, -- если у одного из вас хватит смелости войти в этот паланкин и подвергнуться опыту, я заставлю его исчезнуть, как моего помощника, и уверяю, что никто не сможет разгадать тайну исчезновения.
Взгляд его пробежал по ряду зрителей и остановился на Жане д'Антрево. Тот поднялся, принимая вызов.
Со скептической улыбкой он вошел в паланкин, весело кивнул зрителям и дал закрыть себя занавесками со всех сторон.
Несколько минут прошло в тишине.
Наконец Сюзанна сказала:
-- Жан, пойте, а то мы подумаем, что духи уже унесли вас.
-- Еще не унесли! -- раздался из-за занавесок голос молодого человека.
Фокусник улыбнулся и дал знак. Японцы подняли паланкин и начали свое шествие.
Не имея возможности приспособиться к ритму японских напевов, Жан стал разговаривать со зрителями.
Фокусники остановились и начали выбрасывать таинственные пакеты.
Жан весело комментировал:
-- Вот мои руки исчезают. Ноги. Уничтожение начинается. Видите, от меня уже остаются клочки.
Но голос его слабел, и зрители начали поддаваться обаянию фокуса.
Несколько человек по приглашению фокусника проверили вес паланкина и подтвердили, что он стал легче.
-- Ого, Жан д'Антрево! -- закричали они. -- Вы еще здесь?
-- Здесь, конечно, -- раздался очень слабый голос Жана.
-- Но вас почти не слышно.
-- Пустяки. Какой-нибудь акустический трюк.
Но голос его перешел в шепот. Неожиданно прекратился и шепот, и Жан перестал отвечать на вопросы.
Носильщики опустили паланкин и по знаку главы труппы вышли.
-- Проверьте, -- сказал фокусник. -- Испытуемый исчез.
Сюзанна быстро отдернула занавески, и группа любопытных окружила паланкин. Он был пуст.
Несколько минут салон гудел от веселых криков. Все поднялись с мест, чтобы удостовериться своими глазами в загадочном исчезновении.
-- Прекрасно! -- воскликнула Сюзанна.-- Жан сам объяснит нам, в чем дело.
Зрители уселись на места, сгорая от любопытства.
-- Теперь, -- предложил де Гландев, -- перейдем ко второй части опыта...
Он замолк и удивленно оглядел всех.
-- Гм, -- сказал он, -- а куда девались наши фокусники?
Японцы исчезли.
6. Бегство.
Все розыски Жана д'Антрево оказались безрезультатными. Ни официальные агенты, ни частные сыщики не нашли ни малейших следов пропавшего. Единственным результатом поисков было то, что под домом был обнаружен погреб с выходом на улицу и там была найдена визитная карточка.
Д-р Кацуга.
Через две недели после исчезновения Жана д'Антрево всякая надежда на его возвращение пропала. Оставалось одно -- бежать. И Джим Санди, не жалея денег, принялся за организацию бегства. Приготовления двигались медленно, приходилось соблюдать осторожность. В самый разгар подготовки исчез Гайеду, оставив лаконичную записку: "Иду к мосье Жану". Наконец, все было готово. Обманув бдительность слуг, американцы ночью вышли из дома, в автомобиле добрались до берега и сели на заранее приготовленную яхту.
Отплытие прошло благополучно. Никто еще не догадывался о их бегстве.
Однако, тревога могла подняться в любую минуту. С биноклями в руках Джим и де Гландев не переставали вопрошать горизонт, ожидая с минуты на минуту увидеть грозные силуэты военных судов, посланных за ними в погоню.
Они ясно отдавали себе отчет, что в случае появления военного судна, они пропали.
Единственно, что могли они предпринять, это -- удирать на всех парах прямо в открытое море. Вдали от берега, в открытом просторе огромного океана они имели шанс затеряться, избегнуть бдительного ока преследователей.