Лысцова Софья Валентиновна
Феличе Кавалотти

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Текст издания: журнал "Русская Мысль", кн. V, 1895.

[]

Феличе Кавалотти *).

   *) Политическая борьба въ Италіи разгорается теперь, въ виду майскихъ выборовъ въ парламентъ, съ особенною силою. Въ этой борьбѣ въ рядахъ оппозиціи первое мѣсто принадлежитъ Кавалотти. Мы сочли поэтому полезнымъ познакомить читателей съ этимъ замѣчательнымъ человѣкомъ. Ред.

I.

   Кавалотти, -- говоритъ Джіакометти въ своей статьѣ Felice Cavallotti {La Revue de Paris, 1 avril.}, -- родился въ Миланѣ въ ноябрѣ 1842 года. Въ это время, несмотря на разочарованія 1821 и 1831 годовъ, взгляды всѣхъ итальянскихъ патріотовъ были обращены къ Пьемонту, самъ Мадзини, какъ это доказываетъ его знаменитое письмо къ Карлу-Альберту, видѣлъ въ Туринѣ Виѳлеемъ, изъ котораго должна была распространиться національная итальянская вѣра. Отцы любили давать своимъ сыновьямъ прозвища пьемонтскихъ принцевъ. Такъ, Кавалотти носитъ имя Феличе-Карлъ-Эммануилъ. Казалось, съ самаго крещенія ему предназначалось быть приверженцемъ савойскаго королевскаго дома, но примѣты обманчивы.
   Отецъ Кавалотти, скромный чиновникъ финансоваго вѣдомства, но человѣкъ съ развитымъ умомъ, былъ его первымъ учителемъ. Мать, Викторія Баффо, была племянницей знаменитаго венеціанскаго поэта Баффо. Съ дѣтства ребенокъ, повидимому, обѣщалъ быть поэтомъ. Въ девять лѣтъ молодой Феличе, обладавшій удивительною памятью, зналъ наизусть всю патріотическую поэзію Беркета, Никколини, Джіусти, Россетти и Манцони. Несомнѣнно сильное вліяніе этихъ романтиковъ на Кавалотти, къ счастью, было ослаблено его страстью къ великимъ классикамъ. Въ 15 лѣтъ Феличе зналъ наизусть всего Гомера. Языкъ автора Иліады и впослѣдствіи былъ ему такимъ же близкимъ, какъ и итальянскій. Въ юности Кавалотти написалъ массу стиховъ, оставшихся большею частью неизвѣстными, но нѣкоторые изъ нихъ, дошедшіе до насъ, указываютъ на раннее развитіе его таланта.
   Кавалотти было 17 лѣтъ, когда онъ заявилъ о себѣ въ политикѣ брошюрой, озаглавленной: Франція и Германія. Въ ней онъ развивалъ доктрину, которой остался вѣренъ навсегда,-- о солидарности латинскихъ народовъ. Это было въ 1859 году, въ годъ войны за независимость Италіи.
   Годъ спустя Кавалотти тайно покинулъ родительскій домъ, чтобы вмѣстѣ съ генераломъ Медичи присоединиться въ Сициліи къ Гарибальди, славные подвиги котораго воспламеняли воображеніе всей итальянской молодежи. Въ предисловіи къ одной изъ своихъ книгъ Кавалотти, со свойственнымъ ему юморомъ, самъ описываетъ эту патріотическую эскападу. Онъ пропутешествовалъ съ одного конца полуострова на другой съ пятью франками въ одномъ карманѣ и съ парой носковъ въ другомъ, вмѣсто всякаго багажа. Во время этого путешествія онъ сочинилъ патріотическій гимнъ, который хоромъ распѣвали его товарищи, бросаясь на бурбонцевъ.
   Кавалотти прибылъ въ Сицилію какъ разъ во-время, чтобы принять участіе въ кровавой битвѣ при Милацо. Храбро исполнивъ свой долгъ, онъ послѣдовалъ дальше за Гарибальди. Въ битвѣ при Волтурно рядомъ съ нимъ былъ убить его дорогой капитанъ, бравый Маліавакка.
   Немного спустя, въ Неаполѣ Кавалотти былъ представленъ Александру Дюма, почувствовавшему къ молодому человѣку большую дружбу и оставившему его при себѣ секретаремъ и сотрудникомъ. Знаменитый романистъ поклонялся Гарибальди и сдѣлался его страстнымъ исторіографомъ. Онъ основалъ въ Неаполѣ L'indipendente, который онъ цѣликомъ писалъ по-французски, а Кавалотти переводилъ на итальянскій. Этотъ періодъ оставилъ въ сердцѣ и въ воображеніи молодого итальянскаго поэта впечатлѣніе, которое не изгладилось никогда. Онъ любитъ разсказывать, какъ авторъ Мускетеровъ, полуодѣтый, работалъ по утрамъ въ саду великолѣпной королевской виллы Chiatomone, предоставленной диктаторомъ для его резиденціи. "Тамъ,-- говорить Кавалотти,-- въ виду чуднаго Неаполитан. скаго залива, Дюма писалъ, писалъ; листы слѣдовали за листами, покрываясь строками этого прекраснаго, свободнаго и разборчиваго почерка, безъ всякой помарки, безъ единаго вставленнаго слова. Такъ продолжалось до полудня, -- часъ, въ который знаменитый и настойчивый труженикъ говорилъ мнѣ своимъ добрымъ, привѣтливымъ голосомъ: "Мое дорогое дитя, пора позавтракать".
   Когда Кавалотти покинулъ Дюма, чтобы вернуться въ Миланъ, онъ издалека продолжалъ свое сотрудничество въ L'indipendente. Дюма покорилъ его разъ навсегда. Позднѣе, во время политической борьбы, переходя отъ одной дуэли къ другой, Кавалотти, конечно, не разъ вспоминалъ о Трехъ мускетерахъ и другихъ романахъ шпаги и плаща. Вообще итальянское поколѣніе того времени охотно вдохновлялось героическою литературой школы Александра Дюма. До сихъ поръ не рѣдко встрѣтить въ Италіи людей, дерущихся изъ-за удовольствія, совершенно такъ, какъ въ Трехъ мускетерахъ. Къ этому періоду относятся прекрасныя оды Кавалотти, наполнившія нѣсколько томовъ собранія его сочиненій, подъ заглавіемъ: Sogni е scheret, Battaglie, Anticaglie и друг.
   

II.

   Какъ публицистъ, Кавалотти выступилъ впервые въ Unità Italiana, затѣмъ въ Lince, Lombardo, Gazzelta di Milano, преобразовавъ послѣднюю изъ консервативнаго органа, какимъ она была до тѣхъ поръ, въ демократическій. Въ этомъ направленіи онъ увлекъ за собой редакторовъ Gaszetta, знаменитаго критика и романиста Ровани и Рафаэля Сонцоньо. Въ это же время Кавалотти дѣлалъ съ Гарибальди кампанію 1866 года а принималъ съ своимъ братомъ участіе въ сраженіи при Vezza. Но настоящая жизнь приключеній и политической борьбы начинается для него со времени встрѣчи съ Ахиломъ Бидзони. Этотъ послѣдній, вмѣстѣ съ молодыми писателями -- патріотами, основалъ Gazzetiino Rosa. Въ началѣ это была газета свѣтскаго тона, но ея редакторы, будучи свѣтскими людьми и, въ то же время, пылкими демократами, преобразовали этотъ листокъ въ воинствующій демократическій органъ.
   Бидзони, серьезно раненый на дуэли адъютантомъ принца Гумберта, получилъ массу сочувственныхъ визитовъ. Между прочими посѣтителями явился и Кавалотти, котораго Бидзони не зналъ и который любезно предложилъ свою помощь неопытнымъ сотрудникамъ Gazzettino, оставшимся, за болѣзнью ихъ главы, безъ руководителя. Это предложеніе было принято съ радостью.
   И эти два человѣка, оба молодые, храбрые, честные, одушевленные одинаковою любовью къ отечеству и свободѣ, соединились, чтобы никогда не разставаться. Съ тѣхъ поръ прошло 30 лѣтъ. Они оба состарились въ каждодневной борьбѣ, одинъ въ блестящей карьерѣ оратора и вождя крайней лѣвой, другой -- въ первыхъ рядахъ демократической прессы.
   Въ ноябрѣ 1867 года Гарибальди снова собралъ своихъ вѣрныхъ волонтеровъ. Бидзони послѣдовалъ за нимъ въ Ментану, оставивъ газету Кавалотти.
   Редакторство Кавалотти было счастливо для Gazzettino Rosa. Онъ привлекъ къ сотрудничеству массу людей, имена которыхъ впослѣдствіи сдѣлались извѣстными въ парламентской борьбѣ. Настоящее редакціонное бюро было въ "Osteria del Gallo", гдѣ по вечерамъ собирались сотрудники и между ними нѣсколько извѣстныхъ поэтовъ. Отсюда выходили нумера газеты, изображавшіе весело, тепло и остроумно политическую и литературную богему.
   Этотъ періодъ былъ самымъ блестящимъ и, въ то же время, самымъ бурнымъ для Gazzettino Rosa. По возвращеніи изъ несчастной экспедиціи въ Ментану, Бидзони былъ арестованъ. Энергія Кавалотти еще увеличилась: онъ дрался на дуэли за своего отсутствующаго друга; на него обрушилась масса процессовъ, запрещеній, денежныхъ штрафовъ. Клеветы и пасквили сыпались на двухъ друзей, какъ градъ. Къ этому времени относится рядъ дуэлей Кавалотти, количество которыхъ простирается за 30. Оскорбленный членами одного клуба въ Болоньѣ, которые съ рѣзкими выраженіями изгнали его произведенія изъ своей библіотеки, Кавалотти вызываетъ по очереди 33 члена комитета клуба и ранитъ нѣсколькихъ изъ нихъ. Онъ такъ увлекался во время дуэлей, что, однажды, раненый ударомъ сабли въ нижнюю часть лица, хотѣлъ драться съ Бидзони, своимъ секундантомъ, за то, что этотъ послѣдній воспротивился продолженію поединка.
   Главнымъ инцидентомъ въ борьбѣ прессы и трибуны было дѣло табачнаго откупа, дѣло странное, драматическое, какъ бульварная мелодрама, напоминающее, по словамъ Гарибальди, времена Борджіевъ.
   Компанія табачнаго откупа подкупила нѣсколько депутатовъ, для того, чтобы получить утвержденіе своей концессіи. Распространился слухъ, что росписки 14-ти депутатовъ были выкрадены однимъ чиновникомъ, куплены оппозиціей и довѣрены депутату Лоббіа, который всегда носилъ ихъ при себѣ. Въ одной изъ темныхъ улицъ Флоренціи на него напалъ убійца. Лоббіа, избѣгнувъ удара кинжаломъ, выстрѣлилъ въ своего противника, которому удалось убѣжать. Свидѣтелями этой сцены были двое молодыхъ людей, проходившихъ мимо, и женщины дурного поведенія, привлеченныя шумомъ къ окнамъ своего дома. Но молодые люди вскорѣ умерли, какъ говорятъ, отравленные, женщины исчезли и домъ ихъ былъ закрытъ. Лоббіа, подавшій жалобу за направленное противъ него покушеніе и обвинявшій большинство въ подкупѣ, былъ преслѣдуемъ за диффамацію и вымышленное покушеніе.
   Несмотря на протестъ двухъ генеральныхъ прокуроровъ, Нелли и Борньини, подавшихъ въ отставку, не желая быть сообщниками такого "судебнаго фарса", Лоббіа былъ осужденъ. Это странное дѣло волновало умы около двухъ лѣтъ. Наконецъ, Лоббіа былъ оправданъ въ апелляціонномъ судѣ приговоромъ, мотивы котораго были очень суровы для судей первой инстанціи.
   Въ парламентѣ и прессѣ Кавалотти, Бидзони и ихъ друзья вели борьбу противъ правительства и большинства со всею силой ихъ таланта и энергіи. Вся редакція Gazzettino Rosa была посажена въ тюрьму по ложному обвиненію въ заговорѣ. Одинъ Кавалотти укрылся отъ преслѣдованія полиціи, спася такимъ образомъ газету отъ вѣрной смерти. Изъ своего убѣжища онъ храбро продолжалъ борьбу. Работая одинъ на своемъ чердакѣ, какъ нѣкогда Маратъ въ своемъ погребѣ, онъ ежедневно выпускалъ въ свѣтъ прелестныя политическія стихотворенія, пламенныя сатиры и прекрасныя статьи, направлявшія общественное мнѣніе Италіи въ пользу преслѣдуемыхъ защитниковъ демократіи.
   По окончаніи громкаго дѣла табачнаго откупа, Кавалотти, покинувъ, наконецъ, свое убѣжище, выпустилъ первое изданіе своихъ политическихъ стихотвореній, которое тотчасъ же было арестовано. Преслѣдуемый за свою оду объ амнистіи, онъ долженъ былъ скрываться, но на этотъ разъ былъ найденъ и арестованъ. На слѣдующій годъ послѣдовалъ новый арестъ поэта-полемиста, товарищами по заключенію котораго на этотъ разъ были всѣ редакторы Gazzettino Rosa. Въ продолженіе трехъ мѣсяцевъ Кавалотти сводилъ съ ума судей и тюремщиковъ своими стихами, которые ему удавалось таки пересылать въ газету. Въ это же время онъ написалъ свою брошюру о литературной собственности.
   

III.

   Наступили дни, когда итальянская молодежь, создавъ подъ предводительствомъ Гарибальди, единство Италіи, отправилась во Францію сражаться за идею, какъ за идею въ 1859 году французы сражались въ ломбардскихъ долинахъ. Въ 1870 году это была идея республики, къ которой присоединилось.чувство латинскаго братства. Между героическими друзьями Франціи въ это ужасное время Бидзони однимъ изъ первыхъ отозвался на призывъ Гарибальди. Онъ пріѣхалъ вмѣстѣ съ Джузеппе Кавалотти и Джіорджіо Имбріани, двумя молодыми героями, павшими въ одинъ и тотъ же часъ передъ Дижономъ.
   Странное стеченіе обстоятельствъ: два самыхъ видныхъ оратора итальянской радикальной партіи, два непримиримыхъ врага тройственнаго союза, Феличе Кавалотти и Маттео Имбріани, оба оплакиваютъ своихъ братьевъ, пораженныхъ прусскими пулями въ одинъ и тотъ же часъ, въ одномъ и томъ же мѣстѣ, въ борьбѣ за спасеніе и честь латинской расы! Смерть его дорогого Джузеппе внушила Кавалотти прекрасную оду, въ которой онъ выражаетъ свою братскую скорбь и, въ то же время, привѣтствуетъ "святую зарю, которую старый отшельникъ {Гарибальди.} возвѣстилъ двумъ народамъ", Италіи и Франціи, и проситъ павшаго героя внушить ему стихи, способные разбудить пылъ угнетенныхъ.
   Каждый день Кавалотти, неутомимый боецъ, пріобрѣталъ все новыхъ враговъ. Его политическіе противники напали на него на литературной почвѣ. Какъ разъ въ это время Кавалотти выступилъ съ тремя драмами въ стихахъ: Pezzenii, Guido и Agnese, имѣвшими очень большой успѣхъ. Ему пришлось защищаться отъ обвиненія въ плагіатѣ по поводу его прекрасной драмы Pezzenti.
   Въ 1872 году новое изданіе его стихотвореній опять послужило поводомъ къ процессу. Кавалотти, подъ страхомъ ареста, спасся въ Швейцарію, между тѣмъ какъ академія филодраматиковъ, желая выразить свой протестъ противъ несправедливости въ политическомъ правосудіи, увѣнчала его драматическія произведенія. Въ Швейцаріи Кавалотти написалъ въ 45 дней свой Alcibiade, драматическое произведеніе, сейчасъ же принятое всѣми итальянскими театрами.
   Тѣмъ временемъ освободилось мѣсто депутата въ Кортеолонскомъ избирательномъ округѣ. Предложена была кандидатура Кавалотти. Выборы его прошли съ огромнымъ успѣхомъ. Теперь, по прошествіи 23 лѣтъ, Кавалотти все еще депутатъ Кортеолоны.
   Между тѣмъ, миланскіе присяжные, передъ которыми предсталъ Каваллотти за изданіе своихъ стихотвореній, оправдали его, но запрещенія и штрафы продолжали сыпаться на журналы, въ которыхъ онъ сотрудничалъ. Кавалотти воспользовался этимъ случаемъ, чтобы призвать къ отвѣтственности правительство Мингетти, Кантелли и Вигліани. Напомнивъ сходные преслѣдованія и процессы Бурбоновъ Реставраціи относительно Беранже, онъ, въ заключеніе, обратился къ министрамъ съ слѣдующими словами: "Я слишкомъ скромный поэтъ, чтобы заслуживать честь такого сравненія, но если я не Беранже, то вы, конечно, Бурбоны!" Поднялся страшный шумъ. Кавалотти вышелъ изъ залы, подавъ въ отставку. Вскорѣ онъ былъ снова выбранъ.
   

IV.

   Кавалотти, поэтъ, ораторъ, политическій дѣятель, представляетъ достаточно матеріала для анализа этой рѣдкой и богатой натуры.
   Я не съумѣю рѣшить,-- продолжаетъ Джіакометти, -- преобладаетъ ли въ немъ лирическій, или драматическій поэтъ, но я одинъ изъ самыхъ горячихъ поклонниковъ его театра. Въ этой области онъ испробовалъ всѣ литературные жанры съ одинаковымъ успѣхомъ. Глубокій знатокъ и почитатель древности, какъ это доказываютъ ученыя предисловія къ его античнымъ пьесамъ, Кавалотти оживляетъ Грецію въ Alcibiade, I. Messeni и въ Sposa di Мепасіе. Въ среднихъ вѣкахъ и началѣ новыхъ онъ заимствуетъ сюжеты, подходящіе къ его поэтическому и политическому темпераменту. Agnese -- кровавый эпизодъ изъ исторіи Гонзаговъ въ XIV вѣкѣ. Guido переноситъ насъ въ XI столѣтіе, во времена борьбы Италіи противъ притѣсненія германцевъ. Кавалотти принимаетъ слишкомъ большое участіе въ современной жизни, чтобы не вывести ее на сценѣ. Il cantico dei cantici, Sic vos non vobis -- произведенія искусства, достойныя пера Мюссэ, Рover о Piero, Agatodemon -- комическіе или драматическіе этюды современныхъ нравовъ. Въ Agatodemon, послѣднемъ его драматическомъ произведеніи, Кавалотти бичуетъ съ ѣдкою ироніей пороки современной политики и журналистики.
   "Я могу здѣсь дать только слабое представленіе о театрѣ Кавалотти. Не моя вина, если такъ много можно сказать объ одной личности. Тѣмъ, кто хотѣлъ бы поближе съ нимъ познакомиться, я рекомендую прочесть предисловіе автора къ послѣднему изданію Perrenti. Кавалотти здѣсь объясняетъ, почему онъ испробовалъ всѣ жанры и, начавъ съ драмъ въ стихахъ, перешелъ къ прозѣ: "Самое простое,-- говоритъ онъ,-- это признать, что въ театрѣ всѣ жанры хороши, если только они обнаруживаютъ притягательную силу, которая является результатомъ глубокаго, художественнаго сочетанія идеала съ истиной. Нѣкоторые критики, такъ называемые реалисты, могутъ, сколько имъ угодно, относиться къ этому съ презрѣніемъ, но имъ никогда не удастся изгнать поэзію со сцены, гдѣ она водворилась божественнымъ и человѣческимъ закономъ съ тѣхъ поръ, какъ старый Эсхилъ воодушевлялъ толпы, бросая къ небу проклятія Прометея. Когда я говорю о поэзіи, я разумѣю истинную поэзію,-- ту, которая даже въ наше время вызываетъ электрическую искру и волну апплодисментовъ. Наоборотъ, это -- святѣйшая истина, что театръ не живетъ только лиризмомъ и реторикой, что въ мірѣ искусства есть совсѣмъ иная поэзія, чѣмъ та, которая нанизываетъ политическія и соціальныя тирады въ хорошихъ или дурныхъ стихахъ: это -- та поэзія, которая глубокимъ анализомъ природы, пороковъ, страстей, смѣшныхъ человѣческихъ сторонъ умѣетъ создавать правдивые и живые образы Коріолана, Цезаря, Клавдія, Нерона или несравненные типы гольдоньенской комедіи, или Froufrou и Diane de Lys.
   "Было бы тоже интересно и поучительно постараться открыть таинственное сродство, которое соединяетъ между собою разнообразныя образцовыя произведенія (искусства) самыхъ разнообразныхъ жанровъ драматическаго искусства, и объяснить, какъ и почему, самыми противуположными путями, эти произведенія вызываютъ одинаковыя волненія, одинаковые взрывы смѣха и слезъ, одинаковое наслажденіе духа, стремящагося къ вѣчной красотѣ".
   

V.

   Никто не подозрѣвалъ въ Кавалотти большого ораторскаго таланта до его появленія въ палатѣ. Кавалотти нѣсколько заикается и, къ тому же, въ первой молодости онъ отличался большою застѣнчивостью, которая долго держала его вдали отъ общества и не прошла вполнѣ еще и теперь Такъ что, когда стало извѣстно, что избиратели отправились за нимъ въ швейцарскія горы, гдѣ онъ скрывался, чтобы предложить ему кандидатуру, одинъ миланскій журналъ сдѣлалъ такое несчастное пророчество: "У избирателей Картеолоны будетъ нѣмой депутатъ". "Нѣмой" такъ хорошо развязалъ свой языкъ, что въ настоящее время даже его противники подчиняются магическому вліянію его рѣчей.
   Извѣстный редакторъ Secolo, Карлъ Ромусси, въ своемъ прекрасномъ предисловіи къ 7-му тому полнаго собранія сочиненій Кавалотти рисуетъ намъ его трактующимъ о самыхъ разнообразныхъ вопросахъ съ одинаковою компетентностью и одинаковымъ краснорѣчіемъ. Какъ примѣръ, Ромусси указываетъ на три рѣчи Каваллотти: 1) о Гарибальди, 2) противъ предложенія содержанія для принца Томаса, по случаю его бракосочетанія, и 3) о наводненіяхъ рѣки По. Трудно предположить одного и того же автора въ этихъ трехъ рѣчахъ. Въ первой слогъ принадлежитъ поэту и сердцу, во второй -- юристу съ глубокимъ знаніемъ сравнительнаго законовѣдѣнія, авторъ третьей -- опытный инженеръ-техникъ.
   Гибкость ораторскаго таланта Кавалотти съ особенною силой проявилась въ преніи по поводу увеличенія содержанія для принца Томаса. Не легко было выступать противъ большинства, можно почти сказать противъ единодушнаго собранія монархистовъ. Президентъ палаты задумалъ скрыть отъ Кавалотти настоящій часъ преній. Обсужденіе этого вопроса было назначено на слѣдующей недѣлѣ и Кавалотти счелъ возможнымъ уѣхать на нѣсколько дней въ Неаполь. Президентъ совѣта немедленно предложилъ поставить эти пренія на первую очередь слѣдующаго дня. Небольшое количество присутствовавшихъ депутатовъ вотировало предложенную перестановку и дѣло казалось въ шляпѣ. Но одинъ изъ депутатовъ моментально извѣстилъ Кавалотти телеграммой о случившемся. Депретису удалось задержать телеграмму на нѣсколько часовъ, но, несмотря на это, Кавалотти, взявъ ночной поѣздъ, успѣлъ пріѣхать въ Римъ только нѣсколькими минутами позднѣе открытія засѣданія. Прямо съ вокзала, съ чемоданомъ въ рукѣ, Кавалотти отправился въ палату. Между тѣмъ Депретисъ торжествовалъ. Обсужденіе проекта началось. Какъ вдругъ, поднявъ глаза къ крайней лѣвой, онъ увидѣлъ Кавалотти, дѣлающаго ему носъ, какъ истый гаменъ, какимъ онъ былъ и какимъ бываетъ иногда и теперь, несмотря на свои 52 года. Засѣданіе, тѣмъ не менѣе, пришлось продолжать, Палата не хотѣла слушать Кавалотти. Съ неподражаемою ловкостью ораторскаго таланта онъ заставилъ ее слушать себя въ продолженіе трехъ часовъ, а по возобновленіи засѣданія его рѣчь продолжалась два часа, два смертельныхъ часа для тѣхъ, кого въ странѣ зовутъ "ханжами монархіи".
   Замѣчательна также рѣчь Кавалотти, произнесенная имъ въ Ниццѣ во время открытія памятника Гарибальди. Между тѣмъ это была не легкая задача говорить на подобную тему во Франціи, въ Ниццѣ, въ то время, когда, благодаря гнусной махинаціи, въ Римѣ разразился плачевный инцидентъ съ французскими пилигримами, преслѣдуемыми въ улицахъ города за оскорбленія, ими не совершенныя. Въ. концѣ рѣчи онъ процитировалъ письмо, въ которомъ Гарибальди въ 1870 году, 5 ноября, приглашалъ депутата Синео собрать волонтеровъ и идти на помощь Франціи. Письмо заканчивалось слѣдующими словами: "Франція возстанетъ изъ своего гроба".
   "Такимъ образомъ, -- сказалъ Кавалотти, -- Гарибальди предсказалъ поднятіе Франціи въ минуту, когда не было никакого просвѣта на ея небѣ, когда всякая надежда казалось мертвой.
   "А теперь, когда Франція; воскресла, какъ онъ это пророчествовалъ, когда она возстала, наполнивъ міръ оцѣпенѣніемъ и восхищеніемъ, почему, о французы, пророчествовалъ онъ только для васъ?
   "Италіи тоже улыбается великая миссія. Кто хотѣлъ бы оспаривать у нея эту миссію? Франція, можетъ быть?... Почему этотъ вѣкъ, къ челу котораго, при его рожденіи, прикоснулась славная революція и который приближается къ своему концу, освѣщенный ужасными свѣточами, почему этотъ вѣкъ не могъ бы увидѣть, какъ увидѣлъ Гарибальди, своимъ пророческимъ духомъ, наши два народа сжимающими другъ друга въ братскомъ объятіи и идущими въ авангардѣ человѣческаго прогресса? Но зачѣмъ, о французы, зачѣмъ воздвигли вы ему эту статую здѣсь, гдѣ соединяется лазурь двухъ странъ, гдѣ сочетаются два языка, именно здѣсь на общемъ пути, на двойной границѣ?
   "Неужели для того, чтобы заставить эту статую, для горестной ироніи, для оскорбленія, можетъ быть, присутствовать здѣсь при первомъ столкновеніи братоубійственной борьбы? (Восторженныя оваціи). Не можетъ быть! Мы собрались здѣсь не для того, чтобы чествовать святотатство. Мы всѣ чувствуемъ, что съ этимъ мраморомъ посреди насъ это болѣе невозможно. (Взрывъ продолжительныхъ рукоплесканій). Еслибъ это могло быть, отъ Сольферино и Дижона донеслись бы крики мертвецовъ: "Покройте статую, покройте статую!"
   Затѣмъ ораторъ какъ бы заставляетъ говорить самого Гарибальди: "Я -- геній-хранитель обоихъ народовъ, я являюсь здѣсь, какъ гарантія договора любви, который я написалъ кровью между ними; я возвышаюсь, какъ богъ Терминусъ, между ихъ раздорами. Здѣсь, вокругъ моего цоколя, распустите по вѣтру знамена такъ, чтобы зеленое перемѣшалось съ голубымъ. Вотъ праздникъ цвѣтовъ, который я люблю, праздникъ прекрасный и лучезарный, какъ лазурь неба. Я -- латинскій геній, который соединяетъ и благословляетъ своихъ дѣтей. Черезъ это мѣсто проходятъ только въ братскомъ объятіи!"
   Умѣя безъ всякихъ усилій подниматься до великаго, въ обыденной прозѣ Кавалотти прекрасно владѣетъ юморомъ и ироніей. Возможно, что ораторскій талантъ того самаго Депретиса, съ которымъ Кавалотти велъ борьбу въ продолженіе нѣсколькихъ лѣтъ, имѣлъ на него нѣкоторое вліяніе. Депретисъ прекрасно владѣлъ добродушною простотой, шуткой и нѣкоторыми комическими пріемами, къ которымъ прибѣгали греческіе ораторы, желая обезоружить собраніе, когда въ немъ носились признаки грозы. По этому поводу Кавалотти вставилъ слѣдующую фразу въ одну изъ своихъ прекрасныхъ рѣчей: "Депретисъ шутитъ -- дурной знакъ!"
   Однимъ изъ многочисленныхъ примѣровъ шутливаго жанра, къ кото* рому прибѣгалъ Кавалотти, чтобы заставить лучше принять серьезныя вещи, можетъ служить засѣданіе 2 апрѣля 1879 года. Вслѣдствіе нѣкоторыхъ народныхъ безпорядковъ и чрезвычайныхъ репрессивныхъ мѣръ со стороны полиціи,-- это было во время министерства Депретиса,-- возникло четыре запроса, два правой и два крайней лѣвой. Кавалотти только что представилъ свою отставку, которую палата отказалась принять. Поблагодаривъ палату за ея любезность, онъ прибавилъ, что очень этому радъ, такъ какъ имѣетъ выполнить еще одну задачу.
   "Почтенный Депретисъ, -- продолжалъ Кавалотти, -- скажетъ, можетъ быть, что я могъ бы и обойтись безъ этого, но я не думаю, чтобы въ глубинѣ своей души онъ былъ на меня въ претензіи за мое участіе въ этомъ вопросѣ. Прежде всего, я знаю, что онъ не изъ тѣхъ государственныхъ людей, которые способны волноваться изъ-за такихъ пустяковъ. Я помню, что послѣдній разъ, когда я отчиталъ на всѣ корки (di cotte е di crude) бюджетъ министерства внутреннихъ дѣлъ и полиціи, онъ, отвѣчая, выразилъ мнѣ свою похвалу, къ моему большому неудовольствію, такъ какъ я надѣялся его разсердить. (Смѣхъ). Тогда я сказалъ самому себѣ: еслибъ я зналъ, что ему доставляетъ удовольствіе выслушивать рѣзкости, то я увеличилъ бы дозу. (Смѣхъ). Я думалъ, -- продолжалъ Кавалотти,-- что когда почтенный Депретисъ увидѣлъ два запроса правой и два край. ней лѣвой, то онъ потеръ руки, говоря себѣ: "Мой отвѣтъ готовъ: съ одной стороны, меня будутъ упрекать за излишнюю слабость, съ другой -- за излишнюю энергію. Я скажу палатѣ: вы видите, господа, я избралъ золотую середину". Но, возражаетъ Кавалотти, въ срединѣ, между адомъ и раемъ, помѣщаются дѣти, умершія до крещенія, а, вѣдь, Депретисъ не ребенокъ. Затѣмъ Кавалотти приступаетъ къ изложенію своихъ сильныхъ мыслей:
   "У меня есть глубокое убѣжденіе, что людямъ, любящимъ свободу слишкомъ различною любовью, не безопасно произносить это великое слово. Когда слишкомъ различные любовники взываютъ къ строгой богинѣ -- свободѣ, она скрывается отъ всѣхъ, не желая никому лгать. Тогда рождаются сомнѣнія у тѣхъ, кто не умѣетъ ее найти; тогда начинаютъ говорить о свободѣ истинной и ложной; тогда являются недоразумѣнія, которыя спутываютъ критеріумъ общественнаго сознанія и портятъ нравственное образованіе массы, ибо народъ не понимаетъ простыхъ и ясныхъ мыслей, когда тѣ же самыя слова произносятся людьми противуположныхъ убѣжденій; народъ кончаетъ тѣмъ, что не вѣритъ ничему и никому и въ него всасывается скептицизмъ, эта малярія свободныхъ народовъ".
   Прелесть ораторскаго таланта Кавалотти, между прочимъ, въ разнообразіи тоновъ, въ соединеніи остроумной фамильярности съ серьезностью, добродушія съ величіемъ. Какъ ораторъ, Кавалотти поистинѣ великій артистъ. Онъ умѣетъ обворожить даже аудиторію, противную его мнѣніямъ. Всякая итальянская аудиторія, по національному темпераменту,-- аудиторія артистовъ. Какъ только Кавалотти начинаетъ говорить въ палатѣ, всѣ депутаты спускаются съ амфитеатра и подходятъ къ скамьямъ крайней лѣвой, чтобы лучше слышать. Ораторъ начинаетъ немного глухо и медленно, но затѣмъ его языкъ развязывается и чистый и ясный голосъ его достигаетъ до послѣднихъ трибунъ залы Montecitorio, гдѣ акустика, между тѣмъ, очень неудовлетворительна.
   

VI.

   Какъ политическаго дѣятеля, Кавалотти можно характеризовать однимъ словомъ: неизмѣнный. Будучи уже въ 18 лѣтъ республиканцемъ и оставшись такимъ на всю жизнь, онъ, между тѣмъ, не колеблясь, вступилъ въ Сицилію подъ знаменемъ, девизомъ котораго было: "Италія и Викторъ-Эммануилъ". Это объясняется тѣмъ, что тогда уже въ его сердцѣ былъ начертанъ девизъ, формулированный позднѣе: "Прежде Италія, потомъ республика". Отсюда благородная любезность относительно представителя итальянской монархіи.
   Въ 1884 году король Гумбертъ и Кавалотти одновременно находились въ Неаполѣ у изголовья холерныхъ. Кавалотти привелъ съ собой цѣлый отрядъ молодыхъ тосканцевъ и ломбардцевъ, которымъ онъ подавалъ примѣръ самоотверженія. Король, съ своей стороны, презиралъ опасность съ храбростью своей расы, отъ которой онъ такъ много унаслѣдовалъ. Пораженный подвигами человѣколюбія, которые совершали отряды добровольцевъ, предводительствуемые республиканскимъ депутатомъ, его величество сказалъ неаполитанской делегаціи, принесшей ему благодарность отъ города, что "онъ охотно бы пожалъ руку Кавалотти въ Osteria dell' Allegria" (скромная гостиница, въ которой остановился Кавалотти съ своими). Кавалотги отвѣчалъ королевскому гостю виллы Reale черезъ своего друга и коллегу, герцога Санъ-Донато, что "король нашелъ бы у демократовъ, гостей гостиницы Allegria, пріемъ, достойный его поступковъ и его храбрости".
   Кавалотти имѣетъ существенное качество политическаго дѣятеля, быть... политикомъ. Онъ далъ этому доказательство въ палатѣ депутатовъ въ засѣданіи 9 апрѣля 1878 года. Это было послѣ сапъ-стефанскаго мира, наканунѣ берлинскаго конгресса. Европа была обезпокоена переворотами, которые должны были произойти въ картѣ Восточной Европы. Кавалотти, нарисовавъ яркую картину общаго положенія державъ, указалъ политику, которой должна была держаться Италія. Непримиримый патріотъ, онъ не задумался совѣтовать соглашеніе съ Австріей, но подъ непремѣннымъ прикрытіемъ французской поговорки: хорошіе счеты дѣлаютъ хорошихъ друзей. "Что касается лично меня,-- продолжалъ Кавалотти,-- то я вошелъ бы въ дружбу съ дьяволомъ, если бы только дьяволъ былъ любезнымъ человѣкомъ и вернулъ мнѣ мое добро". (Рукоплесканія и смѣхъ). То, что онъ подразумѣвалъ подъ "своимъ добромъ", была Италія, удовлетворенная въ своихъ справедливыхъ пограничныхъ требованіяхъ.
   Кавалотти часто упрекали за эту рѣчь шовинисты изъ его собственнаго лагеря и недобросовѣстные противники, восхищавшіеся возможностью указать на видимое противорѣчіе его ненависти къ нѣмцамъ. Между тѣмъ, мысль, выраженная имъ въ тотъ день, въ высшей степени политическая и патріотическая.
   Сколько разъ духъ партіи совершенно неосновательно упрекалъ Кавалотти въ видимой непослѣдовательности! Его собственные друзья не разъ нападали на него за то, что онъ вотировалъ вмѣстѣ съ министромъ Депретисомъ, когда этотъ послѣдній предлагалъ либеральную мѣру, которую Кавалотти, по совѣсти, могъ одобрить, или когда онъ поддерживалъ Рудини въ надеждѣ, къ несчастью, его обманувшей, что этотъ министръ-президентъ будетъ уважать общественную свободу и воспротивится возобновленію тройственнаго союза.
   Этотъ упрекъ, искусственно эксплуатированный, вызвалъ въ министерство Джіолитти отдѣленіе отъ Кавалотти части радикальной партіи, образовавшей группу подъ именемъ легальной партіи. Въ дѣйствительности это были люди, утомленные борьбой и пользовавшіеся, по внѣшности, честнымъ предлогомъ, чтобы приблизиться къ власти. Теперь легальная группа, сведенная къ двумъ членамъ, скомпрометированнымъ вмѣстѣ съ министерствомъ, болѣе не существуетъ. Личная вражда, вызвавшая расколъ, уничтожилась передъ неоспоримымъ превосходствомъ Кавалотти. Въ его рукахъ радикальная партія возстановилась болѣе сплоченною и преданною, болѣе могущественною и популярною въ общественномъ мнѣніи, чѣмъ когда-либо.
   

VII.

   Въ послѣдніе годы роль Кавалотти не перестаетъ рости. Знаменитый ораторъ пользуется всѣми средствами, чтобы защищать великое дѣло Италіи, свободной внутри, свободной извнѣ. Онъ безпрестанно переѣзжаетъ съ одного конца полуострова на другой, изъ Сициліи въ Сардинію, изъ Бари или Лекке въ Туринъ или Геную. Когда объявленіе коммерческаго трактата съ Франціей, хвастливые визиты Крисни въ Фридрихсруэ и отказъ принять участіе въ парижской выставкѣ вызвали общественное безпокойство и неудовольствіе, никто другой, какъ Кавалотти, далъ на демократическомъ конгрессѣ знаменитую программу, извѣстную подъ именемъ "Римскаго договора".
   Потребовавъ развитія необходимой свободы внутри, онъ такъ опредѣлилъ направленіе итальянской политики:
   "1) Полное, братское возобновленіе хорошихъ отношеній между Италіей и Франціей, соединенныхъ взаимными интересами, общими воспоминаніями и общими стремленіями латинской цивилизаціи.
   "2) Сохраненіе дружественныхъ отношеній съ Англіей и Германіей, съ перспективой для Италіи возможности сыграть современенъ посредническую роль между Германіей и Франціей.
   "3) По истеченіи срока тройственнаго союза, миръ со всѣми государствами; никакого обязательства ни съ однимъ изъ нихъ".
   Соединеніе вождей радикальной партіи придало ей новыя силы для борьбы, которая велась до конца 1890 года, двигая общественное мнѣніе, тѣмъ болѣе, что консерваторы, съ своей стороны, тоже начали волноваться. Криспи палъ 31 января 1891 года, по голосованію палаты, выбранной имъ передъ тѣмъ за нѣсколько недѣль.
   Затѣмъ послѣдовало министерство маркиза Рудини. Въ началѣ Кавалотти со своими друзьями поддерживалъ его, думая, что его политика будетъ совсѣмъ иная, чѣмъ его предшественника, но ограниченія свободы собранія и распространившійся слухъ о возобновленіи до срока трактата тройственнаго союза привели къ разрыву. Напрасно Рудини старался сообщить палатѣ новое дипломатическое обязательство, заключенное его министерствомъ. Кавалотти съ непобѣдимою энергіей покорилъ большинство, преданное министерству; онъ произвелъ такой шумъ, что президентъ былъ принужденъ закрыть собраніе. Палата такъ и не услышала сообщенія министровъ. Благодаря Кавалотти, возобновленіе тройственнаго союза никогда не было объявлено національнымъ представителямъ. Существованіе министерства Рудини, обманувшаго всѣ надежды, но, все-таки, честнаго и достойнаго, было непродолжительно. 5 мая 1892 года оно уступило мѣсто кабинету Джіолитти.
   Джіолитти, довольно плохо принятый парламентомъ, распустилъ палату и созвалъ избирателей. Зная, какого страшнаго противника онъ можетъ имѣть въ Кавалотти, Джіолитти произвелъ сильное давленіе, говорятъ, даже подкупъ, чтобы провалить его. Пораженіе Кавалотти вызвало протестъ негодованія во всѣхъ партіяхъ. Исключеніе картеолонскаго депутата, впрочемъ, было очень кратковременно. Палата признала недѣйствительнымъ избраніе его противника и избиратели, вотированіе которыхъ на этотъ разъ не осмѣлились насиловать, вернули Кавалотти его полномочія съ радостными демонстраціями. Во время этой избирательной борьбы и произошелъ расколъ, о которомъ было говорено раньше; но легальная партія вскорѣ раскаялась, ибо кабинетъ Джіолитти, по наущенію котораго она пожертвовала своимъ политическимъ прошлымъ, разбился къ концу 1893 года, оставивъ многія провинціи въ волненіи, а финансы въ состояніи почти полнаго банкротства.
   Криспи имѣлъ храбрость принять послѣ этого правленіе. Съ энергіей, на которую способны не многіе люди его возраста, онъ потушилъ возстаніе, готовое, можетъ быть, разразиться въ революцію, и возстановилъ государственный кредитъ. "Какими средствами,-- прибавляетъ Джіакометти,-- я не буду здѣсь разсматривать. Преемникъ Джіолитти думалъ, что онъ сталъ господиномъ положенія, когда вдругъ на бюро палаты былъ положенъ свертокъ съ знаменитыми документами, обнародованіе которыхъ грозило поколебать его могущество. Старый государственный человѣкъ снова нашелъ силу своихъ молодыхъ лѣтъ для борьбы противъ обсужденія вопроса объ этихъ документахъ, но онъ имѣлъ равнаго себѣ противника. Въ бурномъ засѣданіи 15 декабря 1894 года Кавалотти далъ доказательство своего упорства и могущества. Семь разъ бралъ онъ слово, отвѣчая однимъ, спрашивая другихъ, указывая всѣмъ на необходимость внести свѣтъ въ это темное дѣло; и свѣтъ былъ внесенъ; и передъ припертымъ правительствомъ встала страшная дилемма: выйти въ отставку или распустить палату. Криспи выбралъ послѣднее. Я констатирую, я не вдаюсь въ разборъ,-- говоритъ Джіакометти,-- я не имѣю намѣренія касаться вопросовъ, волнующихъ умы Италіи, но очевидно, что теперь два человѣка стоятъ другъ противъ друга, какъ въ большой дуэли,-- Криспи и Кавалотти".
   

VIII.

   "Своимъ высокимъ положеніемъ Кавалотти обязанъ,-- говоритъ Джіакометти,-- не только постоянству своихъ взглядовъ и политическаго поведенія, но и простотѣ и честности своей личной жизни. Я чуть было не сказалъ, что для него нѣтъ заслуги въ томъ, что онъ не искалъ, какъ многіе другіе политическіе дѣятели, состоянія въ дѣлахъ и банкахъ. Кавалотти не имѣетъ никакой потребности въ роскоши и, въ сущности, не знаетъ, что такое благосостояніе. Всю свою жизнь онъ работаетъ: въ парламентской библіотекѣ, гдѣ онъ изучаетъ документы, въ корридорахъ палаты, гдѣ онъ толкуетъ съ своими коллегами, въ ресторанѣ, въ кафе, гдѣ его всегда ждетъ масса друзей; умъ его постоянно занятъ. Его день кончается въ часъ или два утра. Я не разъ видалъ, какъ онъ возвращается къ себѣ, разбитый отъ усталости, идущій быстрымъ шагомъ, но шатаясь, какъ будто его голова съ мощною шеей и широкій торсъ были слишкомъ тяжелы для его ногъ. Единственная забота о здоровьѣ, это -- ледяныя ванны по утрамъ; затѣмъ въ темненькомъ пальто, небрежно поднятый воротникъ котораго имѣетъ претензію защищать его отъ утренней свѣжести, въ фетровой шляпѣ съ широкими полями, надвинутой на правую сторону, онъ совершаетъ быструю прогулку въ Пинчіо. На своемъ пути Кавалотти не видитъ никого и ничего; онъ смотритъ въ глубь самого себя, онъ думаетъ; но если какой-нибудь другъ остановитъ его, его глаза, до тѣхъ поръ почти закрытые, открываются во всю величину, его прекрасный, ясный взглядъ загорается выраженіемъ открытой привѣтливости и онъ бросается въ объятія друга, не обращая никакого вниманія на проходящихъ".
   Во время рѣдкихъ промежутковъ отдыха, которые ему оставляетъ политика, онъ живетъ отшельникомъ въ своемъ скромномъ домѣ на берегу Lago Maggiore, гдѣ онъ спѣшитъ въ нѣсколько недѣль заработать перомъ то немногое, что нужно для его существованія въ теченіе цѣлаго года. Въ Римѣ онъ нанимаетъ въ одномъ частномъ семействѣ, очень ему преданномъ, простенькую меблированную комнату, въ которую поднимаются по лѣстницѣ, похожей на мельничный трапъ. Комната не имѣетъ никакого отопленія. Въ ней, несмотря на суровость декабря 1894 года, Кавалотти работалъ день и ночь. Вмѣсто всякаго лѣкарства противъ бронхита, отъ котораго онъ едва оправился, Кавалотти сидѣлъ въ своемъ темненькомъ пальто и въ своей фетровой шляпѣ, а, между тѣмъ, термометръ показывалъ четыре градуса ниже нуля.
   Но событія шли своимъ путемъ; министерство отсрочило засѣданіе палаты; говорили о государственномъ переворотѣ; надо было работать и Кавалотти работалъ, не обращая вниманія на холодъ и на бронхитъ. Между двумя совѣщаніями съ депутатами оппозиціи онъ составлялъ свое письмо къ избирателямъ Картеолоны, эту ѣдкую филиппику, надѣлавшую столько шума нѣсколько недѣль тому назадъ.
   У Кавалотти нѣтъ секретаря. Онъ самъ отвѣчаетъ на безчисленныя письма, имъ получаемыя. Онъ одинъ распредѣляетъ огромныя связки бумагъ -- ужасъ его противниковъ. Въ его жизни нѣтъ опредѣленнаго порядка; онъ часто забываетъ часы обѣда и завтрака, но въ своихъ бумагахъ тотчасъ можетъ найти нужное ему дѣло.
   Ко всѣмъ этимъ талантамъ присоединяются еще высокія нравственныя качества: нѣжность, самоотверженность, вѣрность друзьямъ. Онъ изъ тѣхъ людей, которые умѣютъ привлекать и удерживать друзей и которые способствуютъ усиленію и облагораживанію человѣческаго духа. Еще и теперь онъ можетъ ждать пораженія, но онъ достигъ такого періода въ жизни главы партіи, когда никто уже не смѣетъ оспаривать его превосходства.
   Достигнетъ ли онъ власти? Быть можетъ. По словамъ Джіакометти, король Гумбертъ, недавно разговаривая съ однимъ выдающимся политическимъ дѣятелемъ, выразился о Бавалотти, что онъ человѣкъ первой величины и что ему суждено достигнуть власти.

С. Л.

"Русская Мысль", кн.V, 1895

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru