Вл. Ладыженскій. Дома. Разсказы. Издательское товарищество писателей. С.-Петербургъ, стр. 199. Ц. 1 р. 1913 г.
Свою книгу Вл. Н. Ладыженскій посвящаетъ "дорогой памяти Антона Павловича Чехова". Вліяніе А. П. Чехова сказывается на самой формѣ произведеній автора, на его манерѣ. Здѣсь нѣтъ подражанія, здѣсь духовная близость и большая трогательная любовь къ "милому, дорогому, ушедшему навсегда, другу". Первый разсказъ "Сумерки" написанъ въ чеховскихъ тонахъ и говоритъ о Чеховѣ. Въ свѣжій осенній день авторъ разсказа возвращался, усталый и одинокій, домой по степи. "Сторожевые камыши умерли, далекая синева неба помутѣнла въ наступившихъ сумеркахъ, а одинокая рѣчка шла впередъ, какъ путникъ, передъ которымъ нѣтъ никакой цѣли". По-чеховски рисуетъ художникъ моментъ, когда солнце погасло, и сгустились сумерки.
"О, какой холодный, жуткій мракъ наступилъ сразу! Исчезли очертанья села, оврага и рощи, и мракъ торжествовалъ свою побѣду въ пустой, холодной, непріютной степи.
Художникъ возвращается въ свой пустой, одинокій домъ къ уютному свѣту рабочей лампы, а на письменномъ столѣ глядѣлъ на него съ фотографической карточки писатель, который, встрѣтивъ сумерки жизни, осмыслилъ ихъ и воплотилъ въ неувидящихъ образахъ (7).
Въ небольшой книгѣ 29 короткихъ разсказовъ. Въ этихъ разсказахъ по большей части нѣтъ разсказовъ. Это справки. Герой всѣхъ этихъ страничекъ изъ дневника одиноко грустящаго, вдумчиваго, поэтически настроеннаго человѣка -- безпредѣльная степь. Здѣсь старая усадьба тихо умираетъ и покорно ждетъ своего конца... Въ саду и прилегающей къ нему дубовой рощѣ цѣлый день стоитъ жуткая тишина... И все кругамъ тихо тоскуетъ, молчитъ и тоскуетъ въ нѣмой безнадежности". Это сумеречное настроеніе проходитъ черезъ всѣ разсказы. На всемъ деревенскомъ мірѣ печать заброшенности и покинутости. Молчаливая степь, глухое степное село, доживающая свои дни усадьба, бунинская усадьба, а тамъ, гдѣ-то остальной міръ и жажда общенія съ этимъ міромъ. "Только глухая степь съ ея сказочнымъ пространствомъ и бездорожьемъ, знаетъ такое страшное ожиданіе общенія съ кипучей жизнью людей".
Въ книгѣ постоянно мелькаютъ едва намѣченныя деревенскія тѣни, освѣщается деревенская жизнь съ ея сѣрыми буднями, съ ея дикостью и забитостью на фонѣ пустой и мертвой степи. Съ болью сердца художникъ признаетъ, что "вѣрить можно только въ живое". Объ этомъ живомъ, о красивомъ и свѣтломъ по-чеховски, мечтаетъ онъ въ своей книгѣ.--
Разсказы В. Н. Ладыженскаго задушевны, проникнуты поэзіей грустнаго степного пейзажа и покинутыхъ усадебъ, но они какъ-то не запоминаются. Иногда бросается въ глаза дидактическій тонъ. Художникъ забываетъ о разсказѣ, о героѣ, обращается непосредственно къ- читателю и пишетъ фельетонъ на деревенскую злобу дня. Въ тѣхъ замѣчаніяхъ, которыя дѣлаетъ при этомъ авторъ-публицистъ, нѣтъ яркости и новизны. Невольно напрашивается вопросъ: стоило-ли для этого прерывать себя? Въ изображеньи природы художникъ-поэтъ сильнѣе, чѣмъ въ характеристикѣ человѣка.
Лиризмъ Вл. Н. Ладыженскаго нѣсколько однообразенъ. Любитъ онъ восклицаніе "о" и очень часто къ нему прибѣгаетъ. О сколько разъ повторяетъ онъ, безъ всякаго подъема, какъ-то монотонно "О, еслибъ", "о, какъ", "о, она", "о, конечно"... Такимъ пріемомъ не создаютъ, а разрушаютъ настроеніе.
Лучше другихъ въ этой книгѣ разсказы "Старуха", "Мечта", "Спящіе въ мірѣ", "Агашкина карусель", "Ломовъ кустъ". Читателя подкупаютъ въ книгѣ В. Н. Лодыженскаго простота, отсутствіе фразы, подлинность переживаній, прекрасный языкъ.