Луначарский Анатолий Васильевич
Краткий ответ г-ну Волжскому

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   
   А. С. ГЛИНКА (Волжский). Собрание сочинений в трех книгах. Книга I: 1900-1905.
   М.: МОДЕСТ КОЛЕРОВ, 2005. (Серия: "Исследования по истории русской мысли").
   

А. Луначарский

Краткий ответ г-ну Волжскому

   А прочитавши довольно многословное возражение г-на Волжского на мою статью о нем, я уверился, что могу спокойно ждать суда читателей. У нас с г-ном Волжским совершенно разные воззрения на жизнь, и нам остается только противопоставить их одно другому, г. Волжский не поколебал в моих глазах ни единого из моих положений, оправдываться мне не в чем и не к чему.
   Я сделаю лишь несколько кратких замечаний для большего уяснения позиций.
   Г. Волжский большой поклонник Евангелия. Вместе с тем он уже неоднократно и с негодованием цитирует мою фразу: "Что такое пара ребят перед искуплением человечества? Мало ли таких гибло и гибнет!"
   Но вот в Евангелии я читаю (Матф. 2, 16, 17 и 18) "Ирод, увидев себя осмеянным волхвами, весьма разгневался и послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже, по времени, которое выведал от волхвов. Тогда сбылось реченное через пророка Иеремию, который говорит: глас в Раме слышен, плач и рыдания и вопль великий: Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо ищет их".
   Рождение Спасителя было актом искупления человечества. Если бы оно не имело места, Вифлеемские младенцы не были бы избиты, матери бы не рыдали. Я говорю: "что такое все эти Вифлеемские младенцы перед фактом рождения Христа!", а г. Волжский обязан протестовать, так как ведь эти невольные жертвы перед лицом морали равноценности личностей отнюдь не могут быть оправданы великим актом искупления: ведь им-то "жизнь дана была один лишь раз"?
   Если бы возможно было, чтобы рождение Христа, или рождение и торжество той или иной искупляющей идеи совершилось без жертв, думает ли г. Волжский, что мы все же кровожадно требовали бы жертв? Но, в виду существования Иродов в природе, приходится выбирать: или жертвы и движение вперед к высшим формам бытия человечества, или прекращение этого движения, дабы не раздавить. Мы даем один ответ, г. Волжский другой.
   Г. Волжский обвиняет нас в том, что мы "несем кирпичик на всеобщее счастье и оттого ощущаем спокойствие сердца", а между тем как быть с "голодной матерью-то"?
   На это Христос отвечает: "Кто любит отца или мать более меня, не достоин меня". (Матф. 10, 87). И еще читаю я в Евангелии (Матф. 12, 47, 48, 49): "Некто сказал ему: "вот Матерь Твоя и братья Твои стоят вне, желая говорить с Тобою". Он же, сказал говорившему: "кто Матерь моя и кто братья мои?" И указав рукою своею на учеников своих сказал: "вот Матерь Моя и братья мои"".
   Так прошел Христос в величавом спокойствии.
   Но г. Волжский так жалобно просит оставить ему Христа, что мы не станем настаивать.
   Г. Волжский жаждет "утешения". Но утешать мы не беремся. Ему хочется теодицеи, хоть атеистической,-- тоже не наше дело.
   "Плохое утешение мальчику, затравленному генеральскими собаками и безумно рыдающей матери его, что личность будет жить, что она есть ценность не только для себя, но и как рабочая единица".
   Действительно плохое. Но мы предоставляем доброму и сердобольному г. Волжскому (что тут обидного? он добр и сердоболен, каждая его строчка пропитана добротой и сердоболием) утешать мать напр. соображениями о предстоящем ей свидании за гробом с ее мальчиком, предоставляем ему призвать ее по этому случаю к терпению и прощению врагам. Все это гораздо лучшие утешения {Быть может, г. Волжский обиженно заявит, что он не стал бы так утешать. Ну, а как же? Любопытно.}, чем соображение о рабочей ценности человека. Но ведь дело-то в том, что мы утешать и не собираемся, потому что некогда. Пока мы будем утешать, или даже лечить искусанного собаками ребенка, другой генерал затравит другого мальчика. И мы знаем, что нужно очень многое переделать, чтобы подобные "генералы" перестали бесчинствовать, и чтобы человек выпрямился наконец, перерос бы жалкие ужасные рамки, в которые втиснула его жизнь, одинаково ужасные с точки зрения истинного человеческого развития и для мальчика и для генерала.
   Итак мы жаждем претворить действительность, согласно выработанному нами, или, вернее, выработавшемуся в нас идеалу, этому Gespenst'у, который мы любим всем сердцем и помышлением. Ведь Gespenst этот есть прообраз того будущего, в котором зло жизни устранится. Зло можно лечить в каждом отдельном его проявлении, помогая каждому отдельному страдальцу. Это работа мучительная и бесплодная,-- на месте одного страдальца, вами успокоенного, выростает десять других. Поэтому надо попытаться найти и уничтожить корни зла. Но в борьбе с корнем зла уже не приходится считаться с жертвами, т.-е. борьба без жертв немыслима.
   Г. Волжского особенно беспокоят жертвы невольные. Мы же говорим, что невольные жертвы падают всюду тысячами и миллионами и что надо прекратить этот ужас, а для этого перестать на каждом шагу бросаться от одного раненного к другому, а идти прямо на штурм этой губительной батареи, которая шлет нам миллионы напастей. И если на дороге нам самим придется раздавить кого-то невинного, то что же делать? Разве лучше сердобольно остановиться, зная, что всякая остановка ухудшает положение, будет стоить сотен жертв?
   Боевое настроение не лазаретное настроение, г. Волжский! Наше настроение негодится для лазарета, а ваше совершенно нелепо в бою. Вы утверждаете, что интеллигенции нужно "оправдание и самооправдание", а я утверждаю, что оно нужно лазаретной интеллигенции, а боевая в нем не нуждается. И будем продолжать: вы утешайте лазаретную интеллигенцию, а я буду беседовать с боевою. Сказанного достаточно.
   Два слова по поводу моего "баса". Быть может моя полемическая манера очень дурного тона и очень грешит условными и заезженными приемами, но я пишу то, что думаю, и мой бас, уверяю г. Волжского -- собственный мой голос. Жалею если он так ему не нравится. Уверяю г. Волжского, что я действительно считаю г. Булгакова и его самого -- "бедными", ибо они нуждаются в утешении и страдают по моему ненужными, чуждыми мне страданиями, потому что они ноют и плачутся. Мою характеристику г. Булгакова я считаю меткой и верной, я выразил свое чувство и только. И статья г. Бердяева есть повторение на память хороших книжек не потому, что в ней есть цитаты, а потому что она неоригинальна, и за свое выдается в ней старое и общеизвестное.
   Смею уверить г. Волжского в моей искренности и прощу принимать мои выражения не за полемические приправы, а за прямое выражение того, что я думаю и чувствую.
   Г. Волжский пишет: "Всегда сходиться легче, чем расходиться!" Да, г. Волжский, но не всегда приходится делать то, что легче. Притом же я ни с кем нарочно не расхожусь, а только выясняю разницу между моими убеждениями и убеждениями других. Я вижу, что стена белая, а г. Волжский говорит, что она черная, и мне вовсе не легче согласиться в том, что она серая.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru