В глухом лесном уголке, куда редко заходит нога человека, бежит-струится по камням глубокая речка. Тихо и мирно вокруг -- только слышно, как журчит по оврагу крошечный ручеек, сбегающий в речку. Низко склонили над водой свои растрепанные верхушки старые, подмытые у корней, покривившиеся ивы и купают в прохладных струях концы своих тонких ветвей.
В этом мирном лесном затишье глубокой ночью проснулся человек, спавший на траве под деревьями. Его разбудил жалобный крик. Сначала ему показалось, что где-то заплакал грудной ребенок, но, проснувшись окончательно; он понял, что это был крик зазевавшегося зайчонка, попавшего в зубы лисице.
Зайчонок вскрикнул раз-другой, а потом все стихло. Но человек уже не мог больше спать: он отлично выспался и лежал теперь с открытыми глазами.
Вчера он долго бродил по лесу, исследуя местность вдоль речки. Он любил странствовать вдоль таких речек; он готов был бродить там по целым дням, часами просиживая где-нибудь на берегу, тихо любуясь красотой, которая его окружала, и с живым интересом наблюдая жизнь, которая копошилась вокруг него, не замечая его присутствия. Любил и заночевать где-нибудь тут же, в лесу, растянувшись в высокой душистой траве, подолгу всматриваясь перед сном в высокое небо, озаренное мерцающими звездами, жадно ловя ухом в ночной тишине лесные звуки и стараясь угадать их значение.
Вдруг на берегу как будто кто-то свистнул. Человек вздрогнул и приподнялся. "Смирно! Замри на месте! Слушай и смотри во все глаза!" -- подумал он про себя.
На том берегу реки что-то промелькнуло по песчаному обрыву и соскользнуло в воду.
Человек осторожно поднялся, чуть переступая ногами, подкрался к самому берегу, юркнул в кусты и, раздвинув ветки руками, стал всматриваться в темную поверхность реки.
Но на ней ничего не было видно. "Уж не померещилось ли мне? -- подумал человек. -- Или, может быть, какой-нибудь сухой сучок обломился и упал в воду?.."
Но вот поверхность воды в одном месте зарябилась, по ней пошли круги -- все шире и шире... показались пузыри -- целая убегающая полоса пузырей... Вот вода забулькала сильнее, и вдруг на том месте из воды вынырнула чья-то темная широкая головка. Какое-то животное бесшумно плыло там, быстро подвигаясь вперед, высунув из воды одну голову и оставляя за собою на воде длинную сверкающую полосу.
Животное это направлялось к берегу, и через минуту человек увидел, как недалеко от него из воды выскочил довольно крупный темно-бурый зверек с длинным, узким телом на коротких ногах, с большой рыбой в зубах. Он расположился поудобнее на одном из больших камней, лежавших у самой воды, сгорбил спину и принялся уничтожать свою добычу, вертя во все стороны головой и с силой разрывая рыбу острыми зубами.
Человек смотрел во все глаза, затаив дыхание, не смея шевельнуться; он понял, что ему посчастливилось увидеть выдру -- одного из самых диких и интересных зверей наших глухих лесных уголков.
Человек знал, что выдра водится во многих реках, речках и прудах, но знал также и то, что редко кому удается увидеть ее в ее родной обстановке, выследить ее нору и подсмотреть ее жизнь и повадки: уж очень она умна и осторожна и не любит попадаться на глаза человеку, а потому и выбирает для своего поселения самые тихие, глухие места по берегам речек и озер, поросшим густым лесом или высокими тростниками.
На счастье человека, место, где он спрятался, находилось как раз с подветренной стороны, иначе выдра тотчас же почуяла бы его присутствие и не вышла бы на берег, так как зрение, слух и чутье у нее удивительно тонки и дают ей знать о присутствии человека за сотни шагов.
С глубоким интересом человек всматривался в широкую умную морду зверька с выпуклым большим лбом и небольшими темными блестящими глазами. Приглядываясь к телу выдры, он не мог надивиться, как чудесно оно было приспособлено для ее водяной охоты: длинное, узкое, извивающееся туловище, широкие перепончатые лапы, скорее похожие на утиные лапы, чем на ноги четвероногого животного, -- все это говорило без слов, что выдра -- настоящее водное животное, что в воде она должна чувствовать себя гораздо лучше и свободнее, чем на суше.
На короткой, толстой голове видны были толстые губы с длинными пушистыми усами, ловко захватывавшие скользкую рыбу; живые глазки зорко всматривались в темноту, коротко обрезанные уши были далеко отодвинуты к затылку и почти незаметны в шерсти.
Густой темно-бурый мех выдры был удивительно гладок: когда она только что выскочила из воды, человек заметил, как вода разом сбежала с нее ручьями, и тонкая струйка воды потекла с ее опущенного хвоста.
Между тем выдра покончила с рыбой, немного посидела на месте, повернув голову к реке, как будто высматривая что-то в ее темной глубине, и вдруг соскользнула с камня в реку и, громко свистнув, исчезла под водой. "Зачем это она свистит? -- подумал человек. -- Вероятно, хочет вспугнуть рыбу этим свистом..."
И вот она уже опять на камнях, и опять в зубах у нее блестит при лунном свете большая рыба.
Человек устал, ноги и все тело онемело у него от неподвижного стояния ныла согнутая спина, но он боялся переменить положение, боялся выпрямиться или переступить с ноги на ногу, чтобы не хрустнула какая-нибудь предательская ветка и не спугнула выдру. Человеку хотелось знать, что она будет делать после того, как наестся досыта. Он слыхал, что хоть выдра и принадлежит к семейству -- куниц, -- чуть ли не самому хищному из всего отряда хищных, -- в ней есть одна хорошая черта, отличающая ее от всех остальных членов этого семейства: она не кровожадна, никогда не убивает она из одной лишь жадности, из жажды крови, как это делают хорьки, куницы и ласки, а, наевшись досыта, тотчас же прекращает охоту.
И действительно, после нескольких вылазок на берег с рыбой в зубах выдра стала есть уже не так жадно, с передышками. Вот она бросила есть, посидела на камнях и. вдруг опять спрыгнула в воду.
Но на этот раз она не нырнула, а принялась плавать взад и вперед по реке. И тут человек вдруг забыл и про свои онемевшие ноги, и про боль в спине, и стоял,- как зачарованный, залюбовавшись на выдру.
С изумительной быстротой, ловко и красиво плыла она одинаково легко и вниз и вверх по течению, делая самые неожиданные повороты, или вдруг ныряла и, исчезнув под водой на несколько минут, снова появлялась далеко от того места, где скрылась.
И каких только штук не проделывала она при этом! Ложилась то на один бок, то на другой, вертелась волчком на одном месте... Глядь -- она уже перевернулась и, сложив на груди передние лапы, плыла на спине, управляя хвостом и одними задними ногами. Ее длинное гибкое тело, покрытое гладким мехом, легко прокладывало себе путь в воде, скользя в ней как по маслу; широкие перепончатые лапы служили превосходными веслами, а хвост -- рулем.
Время шло, а человек все стоял и смотрел и не мог оторвать глаз от реки. Близилось уже утро; небо светлело все больше и больше, потухли звезды, потускнела луна, и край неба на том берегу, за лесом, начал розоветь, когда выдра вдруг нырнула в воду и больше не показалась на поверхности.
Человек постоял еще немного, подождал, но, видя, что выдра не возвращается, выпрямил свое усталое тело, потянулся, расправил онемевшие руки и ноги, выбрался из кустов и, вернувшись под те деревья, где он спал раньше, повалился на траву и заснул как убитый.
Солнце стояло уже высоко, когда он проснулся, и лес был полон шума и гомона: распевали и чирикали на все лады птицы, гудели пчелы и шмели, стрекотали наперебой в траве кузнечики... Человек отлично выспался и отдохнул. Бодрый и свежий вскочил он на ноги и, собрав кое-какие бывшие с ним вещи, спустился к берегу реки, к тем камням, на которых он ночью видел выдру.
Все виденное им ночью казалось ему теперь каким-то сном, но несколько свежих рыбьих хвостов и голов, валявшихся на камнях, доказывали, что все это он видел наяву. Все место около камней было усеяно рыбьей чешуей и высохшими рыбьими костями, и человек понял, что место это служило выдре постоянной столовой.
II
На следующую ночь, когда выдра юркнула из своей норы в воду и, поймав большого окуня, поплыла с ним к тем камням, где была ее столовая, она вдруг остановилась в воде, тревожно втянула воздух ноздрями и стала внимательно всматриваться в берег.
Там не было видно ничего подозрительного, но от камней, на которых выдра до сих пор чувствовала себя так безопасно, шел подозрительный запах, встревоживший ее... Она выждала немного и потом решилась осторожно подплыть к берегу и хорошенько осмотреть его.
Около самых камней, на илистом берегу, она увидела много огромных, глубоких следов: от них-то и шел тот подозрительный запах, который ее испугал... Следы кружили около камней, шли от них вверх по косогору и терялись в лесу. Это были следы человека, самого страшного врага выдры, и она решительно повернула прочь от опасного места.
Проплыв несколько времени в ту сторону, где речка делала крутой изгиб влево, выдра вышла на берег в другом месте. Там тоже лежало у берега несколько больших камней. Выдра осмотрела окрестности, обнюхала воздух и вдруг выскочила на берег, подбежала рысцой к широкому, плоскому камню, расположилась на нем и, сгорбив спину, стала рвать зубами рыбу.
На другой день человек опять приходил на то же место и снова заночевал в лесу, чтобы наблюдать выдру.
Но на этот раз его расчеты не оправдались: сколько ни стоял он на прежнем месте, притаившись в кустах, выдра не появлялась.
Несколько раз он видел, как вдали вода начинала расходиться кругами по реке, раза два ему почудился свист выдры, а один раз вдали, на темной поверхности реки, ему показалось, что он видит ее широкую головку. Но на берег, к камням выдра не приходила, и, даром простояв несколько времени в кустах, раздосадованный и усталый человек вышел из своей засады, улегся на траве и заснул крепким сном.
Он спал и не чувствовал, что в какой-нибудь сотне шагов от него, за стеной высоких камышей, разросшихся у берега в том месте, где река сворачивала влево, его знакомая выдра, наевшись до отвала, весело плавала и ныряла в воде при лунном сиянии.
III
Дня через два человек опять пришел на то же место. Спустился к камням, на которых три дня тому назад он видел выдру, опять рассматривал валявшиеся на них рыбьи остатки и, так как среди них не было свежих хвостов и голов, решил, что выдра бросила это место.
Он немного походил около камней, заметил и рассмотрел следы выдры на илистом берегу и решил перебраться на ту сторону, чтобы поискать ее нору. Поискал брода, но не нашел, разделся и поплыл через реку.
На том берегу он опять нашел следы перепончатых лап выдры, а потом на сыром, илистом откосе заметил удивительно гладкие дорожки. Дорожки эти вели прямо в воду, и человек подумал, что здесь, вероятно, выдра соскальзывает с берега в речку.
Он прошелся по берегу взад и вперед, внимательно осматривая песчаный откос: ему хотелось найти вход в нору выдры, но это ему не удавалось. Потом он взобрался на откос, и там, наверху, среди ольховых кустов, увидел небольшое отверстие в земле, скрытое между камнями.
Он всунул в отверстие палку. Палка легко вошла в землю: это был несомненно вход в какую-то нору. Но до норы было ещё далеко: от поверхности земли к норе шел, по всей вероятности, довольно узкий пологий ход, спускающийся в глубину откоса.
Человек пошарил палкой, надеясь прощупать там выдру. Но прощупать ему ничего не удалось. Раскапывать нору ему не хотелось, и он опять спустился с откоса, немного побродил по берегу, нашел неподалеку хорошее, скрытое местечко в кустах и решил непременно придти сюда еще раз наблюдать выдру и подсмотреть, как она будет выходить из норы.
Потом он переплыл обратно на тот берег, оделся и ушел бродить по лесу.
Человек угадал: нора выдры была действительно в том самом песчаном откосе, на который он только что карабкался, и то отверстие, которое он нашел под ольховыми кустами наверху откоса, было выходом из этой норы. Но выдры там теперь уже не было.
Пока человек бродил по берегу около откоса и потом карабкался наверх к ольховым кустам; она действительно сидела там, притаившись в своей просторной норе, но когда человек всунул вдруг палку в тот ход, который вел от норы кверху, она стремглав бросилась спасаться по другому ходу, который, изгибаясь, шел от норы вниз и открывался под водою.
Выскочив из норы, выдра очутилась в воде и бесшумно поплыла прочь от опасного места. Она была удивительным пловцом: плывя под водою, она нисколько не волновала ее поверхности, так что человек, глядя на спокойную поверхность реки, не мог и подозревать, что там, под водою, быстро плыло довольно большое животное.
Проплыв некоторое расстояние, выдра, наконец, решилась высунуть из воды кончик носа, потянула носом воздух, потом осторожно высунула голову, осмотрелась и, убедившись, что кругом все спокойно, проплыла еще немного, подплыла к берегу, выскочила из воды и побежала рысцой к дуплистой иве с подмытыми, высунувшимися наружу из берегов откоса корнями. Вот она юркнула между корнями и скрылась.
Там, между этими корнями, под береговым откосом, была большая яма, вырытая в песке полой водой. Это была запасная нора выдры. Еще ранней весной нашла она эту яму и заботливо выстлала ее для себя травой и листьями. В разных местах по берегу речки, у нее было припасено несколько таких нор, и во время своих ночных странствований вдоль речки она иногда залегала на день то в той, то в другой из них, вместо того чтобы возвращаться к себе домой.
Но все же только та нора в песчаном откосе, откуда спугнул ее человек, была до нынешнего дня ее постоянным домом: там были ей знакомы каждый кустик, каждый камень на берегу; там несколько лет тому назад она родилась, там резвилась и училась плавать вместе со своими двумя братьями; там вырастила и воспитала и сама не одну семью пушистых, востроглазых послушных детенышей. Она была привязана к этой норе и не покинула бы ее ни за что на свете без крайней нужды.
Но теперь ей было уже невозможно вернуться туда. И, немного отдохнув, выдра принялась приспособлять свою запасную нору под постоянное жилье: немного расширила ее, наносила еще травы и листьев, долго и старательно рыла землю когтями, выглаживала стенки своими боками и провела от норы два хода. Один из них шел, круто изгибаясь, вниз, в воду, а другой, более узкий и пологий, направлялся кверху и выходил на поверхность земли среди частого кустарника.
Теперь в случае опасности выдра могла спасаться в любую сторону: юркнуть из норы в воду и уплыть, или же, если опасность грозила ей со стороны воды, выбежать по другому ходу на поверхность земли и спрятаться в кустарнике.
Кроме того, через ход, ведущий на поверхность земли, ее нора отлично проветривалась.
IV
Так с этого дня и зажила выдра на новом месте. Первое время она была осторожнее, чем когда-либо раньше: по целым дням пряталась она в своей норе и решалась выходить из нее лишь с большими предосторожностями, и только ночью. И лишь много времени спустя, когда она убедилась, что человек совсем не показывается больше в тех местах, она опять почувствовала себя в полной безопасности и стала иногда отваживаться выходить из норы и днем, чтобы не- много полежать, растянувшись на камнях или на каком-нибудь суку, протянувшемуся над водою, и понежиться на солнышке. Ведь выдра не ночное животное: как и все другие дневные животные, она очень любит свет и тепло, и только хитрость и осторожность заставляют ее вести ночной образ жизни.
И как осторожна была выдра в то время, когда она решалась выйти днем из норы, крадучись, чуть не ползком, пробиралась она к тому месту, где думала расположиться, и все время, пока она лежала, протянувшись на горячих камнях, подставляя под солнечные лучи то один, то другой бок, то брюшко то выгнутую горбом спинку, ее уши были насторожены а чуткий нос обращен в ту сторону, откуда дул ветер, чтобы издалека узнать о приближении врага и соскользнуть в воду.
Отдохнув и погрев бока на солнце, выдра опять скрывалась в норе и засыпала крепким сном.
И только тогда, когда закатывалось солнце и на смену ему на небе показывалась луна, в воздухе веяло прохладой и дневная жизнь в лесу замирала, -- выдра просыпалась в норе, потягивалась, быстро сбегала вниз по крутому ходу, ныряла в воду и принималась охотиться.
Рыба была самой любимой ее пищей, но ловила она и раков, и лягушек, и водяных крыс, и прибрежных птиц, решаясь нападать даже на таких крупных, как гуси и утки; она подкрадывалась к ним в то время, когда они спали в тростниках, и хватала их за горло; добиралась до их гнезд и таскала их птенцов и яйца. Ни одно живое существо ни в воде, ни на берегу не могло быть спокойно за свою жизнь в том участке, где охотилась выдра.
Во время погони за рыбой, выдра плыла под водой против течения. Она могла очень долго оставаться под водой, так как ее легкие очень велики и вмещают огромный запас воздуха, который она расходует очень медленно и бережливо. При этом испорченный воздух, который она выдыхает через ноздри, поднимается на поверхность воды мелкими пузырьками. По этим пузырькам опытный человек всегда может узнать то место, где водятся выдры.
Но рано или поздно этот запас воздуха приходит к концу, и тогда выдре надо во что бы то ни стало скорее подниматься на поверхность, чтобы не задохнуться под водою... Вот поверхность реки в том месте, где плыла под водой выдра, вдруг зарябилась; по ней стали расходиться круги. Это значит, что выдра вот-вот выплывет на поверхность. Но случается и так, что она не покажется, а только высунет из воды кончик носа с широкими ноздрями, наберет в них с громким фырканьем запас воздуха и опять скроется под водой.
Когда выдра плавала на поверхности, она гребла всеми четырьмя ногами, но под водой она вытягивала задние ноги и, прижав их к хвосту, правила ими как тяжелым рулем, а гребла одними передними. С быстротою стрелы неслась она тогда в воде, без малейшего труда поворачивая то в ту, то в другую сторону, следуя за всеми движениями увертливой рыбы, и редко когда удавалось рыбе ускользнуть от нее, быстрой и ловкой. Ноздри выдры были в это время сжаты, уши прижаты к голове и закрыты особыми складками кожи, так что ни одна капля воды не попадала в них.
Иногда выдра во время охоты выскакивала на берег, взбиралась, цепляясь когтями, на какой-нибудь ствол дерева, склонившийся над самой водой, и, высмотрев оттуда плывущую рыбу, прыгала в воду и пускалась за нею в погоню.
При этом она иногда свистела. Этим свистом она пугала рыбу, чтобы загнать ее в мелкие речные бухты, откуда ее уже ничего не стоило выловить. Хлопая лапами и хвостом по воде, она заставляла раков прятаться в прибрежные $норы и потом вылавливала их оттуда.
Мелкую рыбешку выдра тотчас же съедала, высунув из воды одну голову; крупную же, которую она ловила, подплывая к ней снизу и хватая за брюшко, она всегда выносила на берег и там уже съедала, с удобством расположившись на камнях или на песчаной отмели.
Утолив первый голод, выдра становилась разборчивее и съедала у рыбы только самую нежную часть спины, а остальное бросала.
В лунные ночи, если охота шла не особенно удачно, выдра пускалась странствовать вдоль реки и часто забиралась довольно далеко от своей норы. Если утро заставало ее далеко от дома, она залегала на дневку в одну из своих запасных нор или же просто в каком-нибудь укромном местечке: пряталась между камней, в кустарнике или в высоких камышах и дожидалась ночи, чтобы продолжать свое путешествие.
Ту местность, где жила выдра, она превосходно знала на целые версты. Много ночей пространствовала она здесь то берегом, то вплавь, изучая все речки и ручейки, впадавшие в ее реку, исследуя каждый выступ берега, каждый овражек и тростниковую поросль, попадавшиеся ей на пути, пока не изучила весь свой охотничий участок, как свои пять пальцев. Но отходить далеко от берега она не решалась: ведь только вблизи воды чувствовала она себя спокойно и в безопасности. На земле ей было как-то не по себе: ее ноги были слишком коротки, туловище слишком длинно. Когда выдра бежала по земле, сгорбив спину, припадая телом к земле и волоча за собою длинный хвост, то казалось, что она не бежит, а скользит на брюхе. Но все-таки нельзя сказать, чтобы выдра и на земле была совсем беспомощна. Правда, почуяв опасность, она со всех ног спешила к какому-нибудь крутому илистому склону, чтобы поскорее соскользнуть с него на брюхе в воду, но если беда застигала ее далеко от берега, она бежала довольно скорой рысцой, так что за ней не легко было угнаться. Если дорогу ей преграждала плотина или упавший ствол дерева, она карабкалась на них, цепляясь острыми когтями, и довольно быстро перебиралась на ту сторону.
Во время своих ночных странствий она иногда взбиралась на кучу камней или на плотину, становилась на задние ноги и, свесив на грудь передние, стояла столбом, прислушиваясь и осматривая окрестность зоркими глазами.
Постоит-постоит, посмотрит, и опять опустится на все четыре ноги и опять бежит-трусит рысцой, припадая к земле, от кустика к кустику, от одной кучки камней к другой, то появляясь, то исчезая, осматривая по дороге каждую рытвину... Вот соскользнула в речку и скрылась под водой...
V
Так жила выдра все лето и всю осень. Настала зима. Лес затонул в снегу. Забелели и засугробились берега, стала подо льдом речка. Но выдра продолжала жить по-прежнему. Все так же отдыхала она подолгу в своей норе, мягко и тепло выстланной с осени тростником и сухими листьями, а подкрепившись сном и проголодавшись, просыпалась, сбегала по крутому ходу вниз и отважно ныряла в воду.
Там, наверху, над ее головой, вся поверхность реки была окована льдом, но под этой толстой и твердой корой речка струилась по-прежнему, и выдра по-прежнему плавала там, хватая со дна то рыбу, то лягушку.
Что до того, что вода в реке была теперь холодна как лед? Под гладкими блестящими волосами у выдры был густой, пушистый подшерсток, обильно пропитанный жиром. К зиме он сделался еще гуще и пушистее. Этот жирный подшерсток отлично защищал выдру и от холода и от намокания и благодаря ему она могла целыми часами плавать в ледяной воде и никогда при этом не зябла и не простужалась.
Но рано или поздно ей все-таки приходилось выглянуть на поверхность воды, чтобы набрать воздуха в легкие. В нескольких местах вдоль реки у нее были на примете две-три полыньи. От времени до времени она пролезала сквозь них своим гладким телом, чтобы не давать им замерзать. Просто удивительно, как выдра могла находить подо льдом ту самую полынью, в которую она нырнула час тому назад, но как бы то ни было, в нужную минуту она всегда была как раз там, где следовало.
Вот она выскочила из полыньи и легко и быстро побежала по льду, скользя, как на лыжах, на своих гладких лапах. Пробежала немного вдоль реки, размяла лапы, чуть обогрела спину под солнечными лучами, добежала до другой полыньи, соскользнула в нее и скрылась подо льдом.
*
Но один раз этой зимой с нею чуть не случилась беда.
По лесу бродил охотник на лыжах, а следом за ним бежала его собака. Собака почуяла выдру, выследила ее в то время, когда она выскочила из полыньи, и погналась за нею по льду.
Припадая к земле, выдра быстро неслась вперед, скользя на своих лапах-лыжах, торопясь добежать до знакомой ей полыньи, но собака все-таки догнала ее и чуть не схватила за шею зубами в ту самую минуту, когда она добежала до полыньи и в одно мгновение ока исчезла подо льдом.
Однако собака не хотела отказаться от добычи. Напрасно хозяин звал ее, свистал и бранился: собака как будто знала, что выдра не может все время оставаться подо льдом, и что в конце концов ей придется вынырнуть из полыньи, и упорно стояла на стойке около полыньи и ждала...
Вот тут-то выдре и пришлось плохо. Когда ей стало не хватать воздуха, она подплыла было к той же полынье, но тотчас же почуяла врага и, нырнув опять, поплыла в другую сторону. Но, испуганная и растерявшаяся, она сбилась и не могла найти подо льдом другую полынью. Напрасно металась она в воде то в ту, то в другую сторону, -- над головою у нее был всюду твердый лед... Она уже совсем задыхалась и выбивалась из сил, ее тело тяжелело, лапы двигались все медленнее, когда она вдруг что-то почуяла, собрала последние силы и, поднявшись к ледяной коре, очутилась как раз у самой полыньи.
Ей не было нужды выскакивать на лед, где ее, может быть, все еще поджидала собака; она высунула из полыньи только кончик носа, потянула ноздрями воздух и была спасена.
Набрав в легкие большой запас свежего воздуха, выдра снова опустилась на дно и весело заплавала там, радуясь, что ей так счастливо удалось избежать опасности: ведь еще минута, и она умерла бы, задохнувшись в той самой воде, в которой проходила вся ее жизнь.
VI
Приближалась весна. Правда, в лесу все еще как будто оставалось по-прежнему: все так же утопали в снегу деревья, все так же белели и блестели, переливаясь на солнце разными цветами, снежные сугробы на берегах речки, все так же была она скована льдом. Но в воздухе все-таки уже чувствовалось приближение весны: полегчали морозы, утихли вьюги и метели, длиннее становились дни, короче ночи, ярче светило солнце, и под его веселыми лучами уже начинали подтаивать и кое-где проваливаться снежные сугробы, а с юга порою начинало тянуть таким теплым ветерком, что обрадованные птицы принимались веселее прыгать по кустам и оглашать лес звонким чириканьем.
Прошло еще немного времени, а там и впрямь весна настала. Засинело небо, засверкало солнце, закапали капели, зачернели по дорогам проталины; снег подтаял, потемнел, опустился и разлился здесь и там огромными лужами. Загалдели, закружились над прошлогодними гнездами черные стаи грачей. Быстро стали расплываться и стекли в речку полою водою прибрежные сугробы, обнажилась, зачернела сырая земля, забурела на ней прошлогодняя трава... Глядь, -- а из-под нее здесь и там уже выглянули былинки сочной молодой травки, закурчавилась по оврагам ярко-зеленая крапива, налились на кустах почки, опушилась верба. Лед на речке вздулся и посинел, и у берегов выступила вода.
Несколько дней небо хмурилось, и моросил мелкий и частый теплый дождик, курился над речкой туман. А там, о полудне раздался громкий треск, и в ту же минуту лед на реке стал ломаться и громоздиться глыбами друг на друга. Расплескалась, забурлила вода. Речка вскрылась; переломала весь лед и быстро понесла его вперед, ломая по пути кусты и подымая корни деревьев, широко разливаясь и затопляя свои берега. Затопила она и нору выдры.
В это время выдра лежала в норе не одна: рядом с нею, прижавшись к ней теплым боком, лежала другая выдра -- ее товарищ. Не сколько времени тому назад обе выдры встретились во время ночной охоты и стали вместе плавать и ловить рыбу, а потом вместе ушли на отдых в нору. С той поры они не разлучались.
Когда вода хлынула и стала заливать их нору, обе бросились бежать из нее по тому ходу, который вел на поверхность земли. Выскочили и побежали по откосу к старым лохматым ивам.
Там у нашей выдры было на примете одно толстое, кривое дерево с отломанной верхушкой.
Подбежав к этому дереву, обе выдры стали карабкаться на него, торопливо цепляясь когтями за кору. На верху в иве было большое дупло, мягко выстланное рассыпавшимися в порошок гнилушками. Выдры вскарабкались на дерево, спрыгнули в дупло, свернулись там и, прижавшись друг к дружке, крепко заснули.
А речка все шумела и бурлила и несла вперед, громоздя друг на друга, ледяные глыбы и все шире и шире заливая берега. Залила и ту иву, в которой нашли себе приют выдры, так что скоро одна ее верхушка торчала из воды.
VII
Когда кончился разлив, и вода в речке спала, выдры выкарабкались из дупла, спрыгнули в воду и принялись за охоту. Они были очень голодны, но рыбы в реке было теперь так много, что они скоро насытились, выскочили на берег и побежали к своей покинутой норе.
Но там все было разрушено. На том месте, где было прежде их уютное логовище, виднелась теперь огромная промоина, наполовину занесенная всяким сором. Полая вода совершенно размыла берег в этом месте; часть берега, нависавшая над норою и так хорошо скрывавшая ее от любопытных глаз, теперь обвалилась, ходы обрушились... Выдры постояли немного, пробежали раза два мимо того места, где была их нора, и вдруг одна из них громко свистнула и прыгнула в воду, а за ней и другая, и обе поплыли прочь.
Наша выдра плыла впереди и указывала дорогу товарищу. Она вела его за собою к той норе, где она родилась когда-то, где жила несколько лет и откуда в прошлом году спугнул ее человек.
Доплыв до знакомого места, она нырнула, нашла под водою лазейку и осторожно пробралась в свою старую нору. Нора была никем не занята, и внутри все было в порядке. Выдра тщательно обследовала нору, выбежала по другому ходу на верхушку песчаного откоса, приподнялась на задние лапы, обнюхала воздух и осмотрела окрестность. Все кругом было тихо и спокойно; нигде не чувствовалось присутствия человека, и, громко свистнув, выдра снова спустилась в нору, сбежала по крутому ходу вниз, нырнула в воду, разыскала своего товарища и повела его за собою. Они еще раз внимательно осмотрели вместе всю нору, обежали вокруг нее по песчаному откосу и оглядели окрестность двумя парами зорких, пытливых глаз.
А потом принялись устраиваться в норе: вынесли из нее всю сгнившую старую подстилку, старательно вычистили логовище, выгладили его стенки, прочистили ходы, долго носили в нору охапки сухой травы и разного мусора и к утру уже спокойно спали на новом месте.
Они были неразлучны. По целым дням спали они вместе в норе, а после заката сбегали одна за другой в воду и вместе охотились. Вспугнув большую рыбу, они теперь общими силами преследовали ее в воде, при чем одна выдра подплывала к ней снизу, готовая в первую удобную минуту схватить ее за брюшко, а другая плыла сверху и не давала рыбе подняться на поверхность. Так они гоняли рыбу, не давая ей передохнуть, до тех пор, пока она не попадала им в зубы.
Тогда они выскакивали на берег со своей добычей и, расположившись на камнях, вместе рвали ее зубами.
А наевшись, принимались играть в воде: плавали наперегонку, догоняли друг дружку, кувыркались, словно стараясь перещеголять одна другую в своих проделках.
Иногда они выпрыгивали опять на берег, -- кажется, только затем, чтобы поиграть и порезвиться. Взобравшись на крутой береговой откос, они ложились на брюшко и, как шаловливые ребята, с наслаждением скатывались в воду. В том месте, где они жили, на сыром, илистом, обрывистом берегу можно было найти скользкие, отлично выглаженные, будто укатанные дорожки, ведущие к глубокому месту: по этим дорожкам они всегда в одном и том же месте скатывались в воду. Тут-то они и резвились по ночам. Но эти дорожки служили им не только для забавы: если на берегу им грозила опасность, они со всех ног бросались к тому месту и с быстротою стрелы скатывались в речку и ныряли в воду.
VIII
Весна была в полном разгаре. Ярко зелен и наряден был лес и полон запаха черемухи и молодой смолистой, недавно развернувшейся листвы. Весь день ярко светило и грело солнце, и ночь наступала такая же -- теплая, душистая и светлая.
Как в зеркале, отражался полный месяц в спокойной воде речки. В лесу стояла глубокая тишина. Но вот где-то в прибрежных кустах щелкнул соловей, невдалеке ему отозвался другой, и вдруг оба залились, рассыпались трелями, смешали свои голоса в одну громкую песню над тихой, заснувшей рекой, и в тот же миг ее поверхность зарябилась, засверкала тысячами золотых искр под лучами месяца, и из нее выглянула уже знакомая нам широкая головка выдры. Вот она подплыла к берегу и, как всегда, выскочила на отмель с небольшой щукой в зубах.
На этот раз она заметно торопилась: наскоро покончив с щукой, она спрыгнула в речку и исчезла под водой.
Она опять была одна. Ее товарищ несколько времени тому назад отстал от нее во время ночной охоты и больше не возвращался. Но теперь ей было не до него. Перехватив несколько рыбок и лягушек, она поскорее вернулась к своей лазейке, юркнула в нее и со всех ног побежала вверх по крутому ходу к своему логовищу.
Едва ее голова показалась в норе, как на подстилке в глубине норы что-то закопошилось, запищало, и два маленьких, толстеньких существа со смешными круглыми головками и живыми крошечными глазками бросились к ней, спеша и толкая друг дружку, торопливо полезли ей под брюшко, нашли соски и стали сосать.
Мать прилегла к ним теплым телом и принялась заботливо вылизывать их языком.
Им было две недели от роду; всего пять дней прошло с тех пор, как у них открылись глаза, и они еще ни разу не выходили из норы и питались одним материнским молоком.
Насосавшись до отказа, малыши заснули. Мать осторожно поднялась, зарыла их носом поглубже в толстую, мягкую травяную подстилку, начисто прибрала в норе и опять сбежала в воду.
Теперь ей надо было хорошенько питаться, чтобы припасти для детей побольше молока, но уходить от них надолго она не решалась и охотилась урывками, пока ее детеныши спали.
*
Два месяца маленькие выдры просидели безвыходно в норе. Они очень выросли за это время, окрепли, густо обросли пушистым мехом и сделались очень шустрыми. И наконец мать решила вывести их из норы и начать учить плавать.
В светлую лунную ночь, когда кругом стояла тишина, выдра высунула голову из того отверстия, которое выходило на поверхность земли, внимательно осмотрела окрестность, обнюхала воздух, выпрыгнула из норы и, отбежав немного в сторону, тихонько свистнула. И в ту же секунду из отверстия норы показались две маленькие широкие головки, удивленно посмотрели по сторонам двумя парами бойких, потешно вытаращенных глаз, и две маленькие выдры выскочили из норы и робко присели у самого выхода, не смея двинуться дальше и вопросительно глядя на мать.
Та подбежала к ним, толкнула их поочередно носом, еще раз тихонько свистнула, отвернулась от них и неспешной рысью побежала вниз с откоса, как будто приглашая их следовать за ней.
Увидев, что мать убегает от них все дальше и дальше, малыши испугались, вдруг сорвались с места и со всех ног бросились ее догонять.
Догнали и побежали за нею, стараясь ни на шаг не отставать от нее.
Добежав до берега, выдра на минуту остановилась, приподнялась на задние ноги, свистнула опять и вдруг соскользнула на брюхе в воду. Как испугались малыши! Присев на берегу, они прижались друг к другу и замерли на месте,, с тревогой глядя на мать.
Напрасно плавала она перед ними взад и вперед, показывая им свое искусство и, должно быть, стараясь соблазнить их спуститься к ней в воду, -- маленькие выдры дрожали от страха и топтались на берегу, не решаясь сдвинуться с места. Тогда выдра снова выскочила на берег и подбежала к ним. Несколько времени она суетилась около них, подбегала то к одному, то к другому и подталкивала их носом к илистому скату, но малыши продолжали дрожать и упираться, и, должно быть, убедившись, что с ними ничего не поделаешь, мать отбежала немного от реки и растянулась на песке недалеко от илистого ската.
Обрадованные детеныши тотчас подбежали к ней и стали с нею играть. Мать легла на спину, подняла лапы кверху, и дети принялись ловить ее за лапы и теребить за шерсть. Они наверное иногда делали ей больно, но она терпеливо переносила их ребячью возню и сама играла, с ними.
Но вот один из малышей, разыгравшись, куснул другого за хвост и пустился на утек; обиженный бросился вдогонку за обидчиком. Так обежали они несколько раз вокруг матери, а та в это время успела перевернуться на брюшко и не спускала глаз с детей.
Вдруг оба малыша с разбега вскочили ей на спину. А ей только того и надо было: почувствовав детенышей у себя на спине, она с быстротою стрелы соскользнула в воду и, прежде чем дети успели опомниться и понять,, что с ними случилось, поплыла вместе с ними прочь от берега. Надо было видеть их испуг! Дрожа всем телом, они судорожно вцепились когтями в шерсть матери; блеснули перепуганные черные глазки, и -- все исчезло: отплыв от берега, выдра нырнула; испуганные детеныши распустили когти, оторвались от матери и отчаянно забарахтались в воде!
А мать уже вынырнула и плыла возле них, подталкивая носом то одного, то другого и помогая им держаться на поверхности.
Малыши никогда не плавали до тех пор, но теперь, барахтаясь, делая отчаянные усилия, чтобы выкарабкаться из воды и не захлебнуться, они бессознательно сделали все, что было нужно: прижали уши к затылку, чтобы в них не попадала вода, сжали ноздри, распластали туловище, вытянули хвосты, преисправно заработали своими перепончатыми лапками и в конце концов держались на воде и понемногу подвигались вперед.
Добравшись до берега, они, при помощи матери, выкарабкались из воды и, еще дрожа всем телом, побежали впереди нее по откосу и быстро скрылись в отверстии норы.
*
Это была их первая попытка плавать. С этого дня выдра каждую ночь выводила их из норы, осторожно, сводила вниз по откосу и заставляла спускаться в воду.
И малыши с каждым разом делались все смелее, все дольше и дольше оставались в воде и делали большие успехи в плавании.
Вскоре они сделались очень смелы и полюбили воду. Выскочив из норы, они теперь уже сами бежали взапуски к илистому скату, ложились на брюшко и отважно скатывались в воду.
Мать учила их плавать вверх и вниз по течению, делать неожиданные повороты, плыть то на одном, то на другом боку, нырять и плыть у самого дна, вытянув задние ноги в одну линию с хвостом и управляя одними передними. Она учила их гоняться за увертливой рыбой и хватать ее за брюшко, ловить раков в речных омутах и неслышно подкрадываться к птицам, спавшим в своих гнездах в тростниковой поросли.
Поймав довольно большую рыбу, она выскакивала с нею вместе с детьми на берег и, расположившись на песчаной отмели, отдавала свою добычу детям, а сама сидела на страже, вытянув голову вперед, озираясь по сторонам и чутко прислушиваясь, пока они усердно рвали рыбу зубами.
И каких только веселых игр не затевали они втроем, наевшись, и в воде и на берегу в теплые лунные ночи, когда все кругом спало мирным сном после долгого летнего дня!..
А потом выросли малыши, обучились всему, что надо было им знать и уметь для того, чтобы прожить и прокормиться своими силами, сделались ловкими, сметливыми, осторожными, проворными, научились превосходно плавать и добывать себе корм, и убежали от матери.
Каждая молодая выдра нашла себе на берегу вверх по реке укромное местечко по вкусу, приспособила его, как сумела, для жилья и зажила в одиночку. И старая выдра опять осталась одна в своей норе.
Лето подходило к концу. Выдра стала носить охапки травы и листьев и заботливо утеплять свою нору. Ярки и солнечны еще были дни, и лес был еще полон жизни, но свежее становились ночи, холодала вода в речке, листья на деревьях и кустах огрубели, и много уже среди темной листвы пестрело желтых, красных и бурых пятен, и когда с севера поднимался и начинал задувать сердитый, холодный ветер, в воздухе тихо кружились и медленно падали и ложились на землю блеклые осенние листья.
В. Лукьянская. Речной хищник. Обложка и рисунки В. Вермель. Новая детская библиотека. Средний возраст. М.-Л.: Государственное издательство. Типография им. Н. Бухарина, 1928.