Лукьянов Иоанн
Хождение в святую землю московского священника Иоанна Лукьянова (1701-1703)

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 8.58*5  Ваша оценка:

  

Хождение в святую землю московского священника Иоанна Лукьянова (1701-1703)

  
   Серия "Литературные памятники"
   М., "Наука", 2008
   OCR Бычков М. Н.

СОДЕРЖАНИЕ

  
   ТЕКСТЫ
   ПЕРВАЯ РЕДАКЦИЯ (подготовили Л.А. Ольшевская и С.Н. Травников)
   ВТОРАЯ РЕДАКЦИЯ (подготовили Л.А. Ольшевская, A.A. Решетова, С.Н. Травников)
   ТРЕТЬЯ РЕДАКЦИЯ (подготовили Л.А. Ольшевская, A.A. Решетова, С.Н. Травников)
   ПРИЛОЖЕНИЯ
   Л.А. Ольшевская, С.Н. Травников. Житие и хождение Иоанна Лукьянова
   Л.А. Ольшевская, A.A. Решетова, С.Н. Травников. Археографический обзор списков и редакций "Хождения в Святую землю"
   РАЗНОЧТЕНИЯ
   Первая редакция (подготовили Л.А. Ольшевская и С.Н. Травников)
   Вторая редакция (подготовили Л.А. Ольшевская и A.A. Решетова)
   Третья редакция (подготовили Л.А. Ольшевская и A.A. Решетова)
   КОММЕНТАРИИ (подготовили Л.А. Ольшевская и С.Н. Травников)
   Тексты
   Первая редакция
   Вторая редакция
   Третья редакция
   БИБЛИОГРАФИЯ
   СЛОВАРЬ
   УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН
   УКАЗАТЕЛЬ ГЕОГРАФИЧЕСКИХ НАЗВАНИЙ
   СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ
   СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
  

Тексты

ПЕРВАЯ РЕДАКЦИЯ

л. 1. ОПИСАНИЕ ПУТИ КО СВЯТОМУ ГРАДУ ИЕРУСАЛИМУ*: ОТ МОСКВЫ ДО КИЕВА И2 ОТ КИЕВА ДО ВОЛОЖСКОЙ ЗЕМЛИ*, ОТ ВОЛОЖСКОЙ ЗЕМЛИ ДО ДУНАЯ, ВЕЛИКИЯ РЕКИ, И СЕЙ ХОДЪ ВСЕ ПО СУХОЙ ЗЕМЛИ, А ОТ ДУНАЯ ДО ЦАРЯГРАДА И ОТ ЦАРЯГРАДА ДО СВЯТАГО ГРАДА ИЕРУСАЛИМА ТО ВСЕ ХОЖДЕНИЕ МОРЕМ, ТОКМО ПОЛТАРА ДНИ ЗЕМЛЕЮ. ЛЕТА 3СЕМ ТЫСЯЧЬ ДВѢСТЕ ДЕСЯТОГО4 ГОДУ5* МЕСЯЦА ДЕКЕМВРИЯ В СЕДМЫЙНАДЕСЯТЪ ДЕНЬ ХОЖДЕНИЕ ВО ИЕРОСАЛИМЪ С МОСКВЫ СТАРЦА ЛЕОНТИЯ

  
   Месяца декабря в седмыйнадесять день, на память святаго пророка Даниила и святыхь триехъ отроковъ Анания, Азария и Мисаила*, поидохомъ мы из царствующаго града Москвы на первомъ часу дни* в среду. И бысть намъ той день зело печаленъ и уныливъ6: л. 1 об. // бяше бо той весь день дождь с снегомъ и с ветром великимъ. И зѣло бысть печално о томъ и скорбно, но положихомся на милость Божию: буди ево1, Свѣта2, воля, Творца нашего! И тако того3 дни отидохомъ от Москвы тритцать4 пять вѣрст*, а уже день к вечеру приходить, и стахом на дворѣ у крестьянина в вотчине* царевича Милитинского*. И бысть намъ та нощь покойна, и печаль свою все5 забыхомъ.
   И встали заутра6 рано, в третиемъ куроглашении, и пошли в путь свой. И отидохомъ 25 верстъ, и стали в селѣ всемилостиваго Спаса, порекломъ Купля, и тут мы обѣдали. И, пообѣдавъ, пошли в путь. И отидохомъ 35 верст, и стали начевать в вотчине боярина Лва7 Кириловича Нарышкина* деревни Лыкова. И тутъ мы переначевали, и заутра рано встали, и пошли в путь свой. И отидохомъ 25 верстъ*, и стали в вотчине Новодевичья монастыря*, пореклом л. 2. // Добряги. И тутъ ядши хлѣба, поидохомъ к богоспасаемому граду Калуги.
   И пришли в богоспасаемый1 градъ Калугу в пятокъ в третьем часу нощи2. И стали у боголюбца3, посадского4 человѣка, у Никифора Иосифова сына Коротаева и у сына ево5, у6 Иосифа Никифорова7. У него два внука женатыхъ, самъ уже в старости мастити, сединами украшенъ. И прия насъ с любовью8, и угости насъ добрѣ, сотвори намъ вечерю добру и пространну, и конемъ такожде кормъ и покои, нам же посла одры мягкия9. И пребыхом у него два дни в радости велицей. Спаси ево Богъ, миленкого, за любовь его! Градъ Калуга стоитъ на Окѣ-рѣке на левой странѣ на горѣ высоко, красовито, и10 немного такихъ градовъ в Московскомъ царствѣ. А11 города нетъ: был древянной12, л. 2 об. // да згорелъ, толко башня одна с проѣзжими воротами. А церквей в немъ каменныхъ 11, деревянныхъ 18; жильемъ зело пространенъ; люди зѣло доброхотны; приволенъ зѣло хлебомъ и овощемъ; и лѣсом всяким, и дровами доволенъ. Друтаго поискать такова города в Московском государстве!2 Площадь торговая зѣло хороша, рядовъ такожде много, торговых людей весма много и зѣло проходцы в чужия земли с купецкими товары: в Сибирь, в Китай, в Немецкия земли и в Царьградъ, в Шленескъ*, во Гданескъ.
   И декабря въ 233 день, в понедѣлник, пошли мы во4 обитель Всемилостиваго Спаса и Пречистыя Богородицы, честнаго и славнаго5 ея Введения*, ко честному отцу игумену Спиридону ради благословѣния на путное шествие. И приидохом во обитель ко отцу Спиридону. И отецъ Спиридонъ з братиею нашему приходу зѣло обрадовались, а самъ зѣло болѣн: ноги у него болять. И строитель Лаврентей, л. 3. // и козначей1 Аврамий2, и келарь Корнилий зѣло такожде нашему приходу обрадовались и помогали намъ о3 путномъ хождении, чтобы отецъ Спиридон подалъ намъ на путное шествие свое отеческое благословѣние. И онъ зело с радостию насъ благословилъ и с растворенною своею теплою душею. И праздновахомъ у него праздникъ Рождество Христово в радости велицей, и пѣхомъ всенощное стояние, потом часы* и молебное пѣние. Потомъ поидохомъ за трапезу ясти хлѣба. И, вставъ4 из-за трапезы, воздаша благодарение Богу, и отцу Спиридону поклонихомся, и начахомъ благословения просити на путное шествие. И отецъ Спиридонъ подаде намъ свое отеческое благословение и отпусти насъ с миромъ, сам же слезы от очию своею испускаше. И отцы, и братия -- вси насъ5 проводиша, такожде слезы от очию испускаху. И далеко нас проводиша, л. 3 об. // и поклонишася1 до земли, и мы имъ такожде, и целовахомъ друг друга, и растахомся с великою любовию.
   И паки возвратихомся вспять в Калугу. И бысть намъ печаленъ и нестроен путь, зѣло мятеженъ: метелица была с ветромъ великимъ противным. И когда2 обвечерехомъ и дорогу истеряхомъ, Зедва с великим трудом обрѣтохом4, -- близ смерти быхомъ.
   И пришли во град якобы в5 полунощи к тому же боголюбцу к Никифору Иосифовичу и к сыну ево. И приятъ нас с любовию, и угостиша насъ добре, сотвори намъ вечерю добру. И, воставши от трапезы, благодарихомъ Бога, и тому господину поклонихомся до земли за его премногую любовъ. И тако забыхом бывшую6 скорбь и нужду свою, случившуюся на пути. И посла намъ одры мягкия7, и уснухом добрѣ до заутра. И потомъ услышаша насъ братия о нашем приездѣ и приидоша к намъ на посещение. И тако л. 4. // мы пребыхомъ у него 41 дни. Зѣло насъ упокоилъ добре и напутствовал, и проводилъ насъ ево сынъ2 Иосифъ за Оку-рѣку. От Москвы до Калуги два девяноста верстъ.
   Декабря въ 30 день поидохомъ ис3 Калуги в среду на первомъ часу дни, на отдание Рожества Христова*. И в той день бысть нам нужда велия: дождевая4 погода5, снегъ весь согнало, Ока-река зѣло наводнилася, едва за нея6 переправились. И проводилъ насъ Иосифъ Никифоровичъ за Оку-реку. И отдахомъ последнѣе целование другъ другу, и поклонихомся до земли -- и тако расталися7. А сами плакали: уже мнехомъ себѣ, что последнѣе наше видание. И егда взыдохом на гору на другую страну Оки-рѣки, и обратихомся ко граду, и помолихомся церквамъ Божиимъ, и гражданом поклонихомся. Увы, нашъ преславный8 градъ л. 4 об. // Калуга, отечество наше драгое! И тако поклонихомся граду и поидохомъ в путь свой.
   И бысть намъ той день труденъ велми и тяжекъ: снегъ весь1 збило дождемъ, реки всѣ лед взламало. И того дни мы отидохомъ в пути 30 верстъ от Калуги и приидохомъ на варницу2* за Добрымъ монастыремъ* к боголюбцу орлянину, -- имя ему Лазарь3, -- к тестю Евсевия Басова. И тутъ ево тесть принял насъ с любовию и сотвори4 намъ вечерю добру и конемъ кормъ. И той Лазарь5 угости насъ добре и на путь намъ рыбки пожаловал, а конемъ овсеца. И пристахомъ у него до утра, и вставши заутра на первомъ часу, и пошли в путь свой.
   И декабря6 въ 317 день8, на праздникъ Обрѣзания Господа нашего Исуса Христа*, приидохомъ под Лифинъ-град* на Оке-реке.
   И Ока-рѣка зѣло наводнилася, и лѣдъ взломало9 л. 5. // -- и тут мы чрез рѣку Оку не перѣехали. И приидохомъ во оно мѣсто, на устье1 Упы-реки, и тамо такожде нужно переѣзжать чрез Оку: вода бѣжитъ поверхъ лду, якобы коню по седлину. И тако мы с нуждою2 переправились Оку-реку, все вонъ выбирали ис3 саней, а иное и помочили. И когда мы переѣхали Оку-реку и стали борошенъ вкладывати4, и тутъ нас настигъ орлянинъ Евсевий Басовъ и провожал насъ до засеки* Николской5. И тутъ с нами ѣлъ хлѣб и, ѣдши, паки в домъ возвратился. Спаси ево Богъ, миленкова6, за ево любовь! Всю нощь не спалъ, ис Калуги за нами бѣжал; и на варницы не засталъ нас, не слазя с коня, вслед за нами бѣжалъ; и нас нагналъ на устьи7 Упы-реки, и проводил насъ до засеки. И тако возвратися вспять, мы же поидохомъ ко граду Бѣлеву*. Градъ Лифинъ стоитъ на Окѣ-рѣке на левой стране, городина неболшая. От Калуги до Лифина 40 верстъ. л. 5 об. // Мы же поидохомъ чрез засеку ко граду Белеву и минухомъ того1 дни Николу Гостунского*. И, не дошедъ Белева за 10 верстъ, обвечерехом, и пошли в нощь ко граду Бѣлеву2. И аще бы не случися3 с нами на пути доброй человѣкъ бѣлевецъ, -- спаси ево Бог, -- то бы намъ пути не найти ко граду: нужно силно было, вездѣ воды разлилися; а ему путь вѣдом, такъ насъ4 обводилъ нужныя мѣста.
   И приидохомъ под град Бѣлевъ ко Оке-рѣке, и в Спаскомъ5 монастыре* 4 часа 6ударило ночи7. И Оку-реку ледъ весь взломило и от брега далече отбило -- переѣхать невозможно. И тутъ, на брегу Оки-рѣки, начуетъ8 множество9 народа поселянъ: приѣхали к торгу с хлѣбомъ и со всячиною. И мы тутъ же10 близъ ихъ табаровъ11 стали. И той бѣлевецъ, кой насъ велъ, пошелъ со мною пути искать; и преидохом с нуждою за Оку-рѣку по икре межу стругами. л. 6. // Градъ Бѣлевъ стоит на Оке-рѣке на левой странѣ на горѣ, высокъ, красовитъ; жильемъ с половину Калуги; град древянной1, ветхъ уже. И приидохомъ к нему в дом, и подружия ево встретила насъ с любовию и сотворила намъ вечерю добру. Той же боголюбѣцъ тоя же нощи с сыномъ своим, связавши вязенку сенца, пошел в таборы за Оку-рѣку к нашей братьи, а меня2 не отпустилъ из дому своего и 3посла ми4 одръ. И тако уснухомъ до заутра, забыхъ путную нужду. Той же боголюбецъ той же ночи, отнесши корму конем, возвратися домой, а тамо з братиею нашею оставил сына своего.
   И утре востали, и на первомъ часу (поутру)5 пришли ко брегу Оки-рѣки. И Ока-рѣка зѣло наводнилася той ночи6, едва с великою нуждою7 преидохомъ на онъ полъ рѣки к братии нашей. Братия же наша зѣло намъ возрадовались и стали промышлять, как8 бы с возами переѣхать. И градския жители маломощныя9 стали л. 6 об. // помышлять, как бы переправу здѣлать, и стали икры наводить в порожнихъ мѣстахъ, и тако здѣлали переѣзд. Также и мы переѣхали, дали перевозъ и поидохомъ с миромъ во градъ Бѣлевъ. И перевощики милѣнкия1 свѣдали, что мы ѣдемъ во святый градъ Иерусалимъ2, и, нагнавши насъ на пути, отдали намъ перевозъ, а сами стали с нами прощатся. Спаси ихъ Богъ, миленкия3, добрыя люди -- бѣлевича4!
   И приидохомъ в домъ к тому же боголюбцу мы генваря во 2 день, и прибыхом той день и нощь; покоилъ нас добре и коней наших. И прииде к намъ боголюбѣцъ, посадской5 человѣкъ, именемъ Родионъ Вязмитинъ6, и возметъ насъ со всемъ к себѣ в дом свой, и угости насъ нарочито. И многая к нам граждане прихождаху, и в домы своя 7к себѣ8 насъ бирали, и покоили насъ добре. И пребыхомъ у того боголюбца два дни, поилъ и кормил насъ и коней наших. В Бѣлевѣ люди зело доброхотны, люд зѣло здоров и румянъ, мужескъ пол л. 7. // и женскъ зѣло крупенъ и поклончивъ.
   А вода в городе нужна: все со Оки-рѣки возят. От Лифина до Белева 30 верстъ, толко пространные тѣ вѣрсты.
   Генваря против 5 числа в ночи пошли из Бѣлева к Волхову* со орляниномъ Евсевиемъ Басовымъ. А в ту ночь стало морозить, зажоры великия были, нужно силно было. И приидохомъ в Болховъ утре рано, на первомъ часу дни, на предпразднество1 Богоявления Господня*; и пребыхомъ той день в Болховѣ весь до ночи. И нача насъ той орлянинъ к себѣ в гости на Орелъ звати. Нам же и не по пути с нимъ ѣхати, но обаче не преслушахомъ ево любви, поидохомъ с нимъ до Орла.
   Градъ Болховъ стоит на реке на Угре на левой сторонѣ2 на3 горахъ красовито. Городъ древянной4, ветхъ уже; церквей каменныхъ5 от малой части; монастырь6 хорошъ*, от града якобы поприще; рядовъ много, площадь торговая хороша; хлѣба 7много бывает8, а дровами скудно сильно9. Люди в немъ невежи, искусу нет л. 7 об. // ни у мужеска полу, ни у женска, не как Калуга или Белевъ, своя мера дулепы. З Бѣлева до Волхова 40 верстъ2.
   Генваря въ 5 день в нощи, противу3 Богоявлениева дни, въ 6 часу нощи4, поидохомъ из Волхова на Орелъ и нощъ ту всю шли. Нужда была велика: степъ голая, а заметь была большая5, се морозъ былъ великъ -- болно перезябли.
   И генваря въ 6 день, на праздникъ Богоявления Господня, пришли 6во град Орелъ7 в самой выход, какъ вышли со кресты на воду*, и стали у боголюбца, у посадского8 человѣка Ильи9 Басова. И тотъ боголюбѣцъ былъ в тѣ поры на водѣ, а когда пришел с воды, и зѣло намъ обрадовался и учреди намъ трапезу добрую, а конемъ овса и сена доволно. Покуды мы у него стояли въ его доме, все насъ поилъ и кормил и коней -- болши10 тоя любви невозможно сотворить, якоже Авраам Странноприимецъ*. И свѣдали про насъ христолюбцы, начаша насъ л. 8. // к себѣ звати в домы своя и покоити насъ. Спаси их Богъ, добрыя люди -- миленкия1 орляне2! А люди зело к церквамъ усердны, и часто по вся годы ездят в Киевъ Богу молится з женами и з дѣтми, и с нами многия хотели итти во Иеросалимъ, да за тѣлесными недостатками не пошли.
   Град Орелъ стоит в степи на ниском мѣстѣ на Окѣ-реке на левой сторонѣ. Город древяной3, ветхъ уже, жильемъ4 немногалюденъ5; пристань соляная6 и хлѣбная зѣло велика -- матица хлѣбная! A Орел-рѣка сквозь градское жилище течетъ и пала во Оку с левой страны. Лесомъ и дровами зѣло нужно. Церквей каменных много; монастырь мужеской* зѣло хорошъ, ограда каменная. И пребыхомъ мы на Орлѣ 5 дней; не было нам товарыщей, затемъ много прожили. От Волхова до Орла 40 верстъ. Генваря в 117 день заутра8 рано пошли на Кромы*. л. 8 об. // И того же дня пришли в Кромы, и тутъ мы обѣдали. И зѣло около Кромы1 воровато, мы очень боялися. Городъ Кромы2 самой убогой, нет в немъ и бозару3. Люди в нем зѣло убоги4, все шерешъ наголо, а живутъ что кочевыя татары5, избѣнки зѣло нужны. И тутъ ядши хлѣба и поидохомъ в Комарецкую волость*. Зѣло была заметель велика, ветры противныя. Нужно было конемъ, и самимъ посидеть нелзя, а егунье* лошадей своих погоняютъ, ни малехонко не наровят. Беда с ними! Много и грѣха приняли, коней у нас злодѣи постановили. И6 идохомъ Комарецкою волостью от Орла до Севска* три дни.
   Генваря въ7 14 день пошли во градъ Севскъ8 и стали у боголюбца. Мы же подахомъ ему грамотку от орлянина Евсевия Басова, а мы ему не знаемы. И когда прочел, стал нам знаемъ и приятенъ и зѣло насъ с любовию принял. И сотвори9 трапезу пространну, и созва своих сродниковъ, и возвеселися л. 9. // с нами.
   И 1во вторый день поиде с нами к2 воеводѣ з грамотою царскою, къ Леонтью3 Михайловичю Коробину* с товарыщем. И воевода, прочетъ царской листъ, спросилъ у меня: "Что-де тебѣ надобны4 подводы5?" И я ему сказал, что у насъ свои кони есть. "Я, мол, для того к твоей милости пришолъ6 объявится7, что в листѣ к тебѣ писано меня здѣ не задержать, что городъ зде порубѣжной". И воевода мнѣ сказалъ: "Поезжай, Богъ да тебѣ в помощь!" Смирной человѣкъ -- воевода. И тако мы пошли из дому воеводскога8.
   Той же господинъ во9 2 день такожде созва к себѣ сродниковъ и друзей, и учреди нас трапезою пространною, и послужи10 нам добрѣ. Мы же веселились доволно, и медку было много. Такую11 нам любовъ сотворилъ, якоже искренний сродникъ. А12 все намъ радел: и в таможне печать пропускную взялъ, и проводника намъ дал дорогу указывать. Спаси ево Богъ за ево любовъ! Дивной13 сей14 человекъ! Ажно есть у Бога-та15 еще добрыхъ-та16 людей много: спастися миленкой всячески хощетъ! л. 9 об. // Град Севскъ стоит на рекѣ на Севѣ. Город деревянной1, другой острокъ дубовой, третей земляной. Город Севскъ хорошъ, ряды хороши, торги хорошия. А люди в немъ живутъ все служивыя, мало посадскихъ2, и московския тут есть стрелцы -- и все люди зѣло доброхотны и приветливы. Тутъ и денги всякия3 меняютъ: чехи на московския и талери4*. И пребыхомъ в Севскѣ два дни. От Орла до Сѣвска 120 верстъ.
   А день уже к вечеру преклонился, поидохомъ из Севска генваря въ 16 день в малороссийския городы за рубѣжъ. И отошли от Сѣвска 15 верстъ, тутъ стоит застава из Севска. И вопроси5 у насъ печать6, мы же имъ отдахомъ и тутъ у нихъ7 шалаша вмѣсте с целовалниками и начевали. И мало опочихом, и востахомъ. И бысть наше шествие благополучно: нощъ была тиха и лунна, и покойно было итти, яко и воздуху нам служащу. И поутру стали в селѣ, тутъ коней кормили8 и сами ѣли.
   л. 10. // Генваря в 17 день приидохом в малороссийский город Глуховъ*. И тутъ насъ наши калужини1 и бѣлевича приняли к себѣ на стоялой двор, и к себѣ взяли съ любовию. И покоили насъ два дни, и коней нашихъ кормили, и всякое намъ добро чинили, яко сродницы, наипаче сродникъ -- такая огненная в нихъ любовъ! Да провожали насъ за градъ версты з две. А сами, миленкия, такъ плачутъ, не можемъ ихъ назад возвратить, и едва ихъ возвратихомъ вспять. "Кабы де мочно, мы б де с вами шли!" И уже мы поле отшедши2 поприща з два, оглянемся назад, а они, такия3 миленкия4, стоятъ да кланяются вслѣд намъ. Такая любовъ огненная! Мы подивилися такой Христовой любви. Спаси ихъ Господь Бог, свѣтовъ наших! Люди добрыя и хорошия -- калуженя5 и белевича, нелзя ихъ забыть любви.
   Город Глуховъ земляной, обруб дубовой, велми крепокъ; а в нем жителей велми богатыхъ много, пановъ. И строение в нем преузорочное, светлицы хорошия; полаты л. 10 об. // в немъ полковника стародубского Моклошевского* зѣло хороши; ратуша* зѣло хороша, и рядов много; церквей каменныхъ много, девичь монастырь* предивенъ зѣло, соборная церковь хороша очень. Зѣло лихоманы хохлы затейливы к хоромному строению! В малороссийских1 городѣх другова2 врядъ такова3 города сыскать, лутче Киева строением и жила. От Сѣвска до Глухова 804 верстъ.
   Генваря въ 19 день из Глухова пошли мы х Королевцу* и, не дошед, начевали. И утре рано, часу в друтомъ дни, пришли в Королевецъ и стали у боголюбца: преже5 сего бывал белевитин, да тутъ женился, к дѣвке во двор вшел. И принял онъ насъ6 с любовию, хлѣбом нас и коней наших кормил, и к сотнику* со мною ходилъ. И сотникъ нам талер на дорогу дал, а онъ намъ, сам хозяин, на дорогу и винца дал, яковитки и простова7, -- зѣло миленкие8 любовны, -- и за город выпроводил.
   Град Королевецъ -- город земляной, обруб дубовой л. 11. // и житием средней; рядов много; жители небогатыя1; строенье2 по-среднему. Ярмонок великъ бываетъ: нынѣ Свинской нетъ*, такъ тутъ нынѣ съѣзжаются, многолюдно бывает будет противу3 Свинской. Толко немного бываетъ торгу, а товаровъ всякихъ бываетъ много: и московских, и полскихъ; и грекъ много живетъ, торгуются. Толко хорошего торгу на 3 дни, а то на праздникъ на Семеновъ день* всѣ вдруг и разъезжаются4. И того же дни, ядши хлѣба, поидохомъ ис Королевца в Батуринъ*. От Глухова до Королевца 30 верстъ.
   Генваря въ5 22 день поидохомъ в Батурин-градъ. И у градскихъ воротъ кораулъ6, московския стрелцы на карауле стоятъ. И караулъ остановил насъ у проезжей башни, стали насъ спрашивать: "Что за люди? Откуда и куда едете? Есть ли де у васъ проѣзжая грамота?" И мы имъ сказалися, что мы люди -- московския жители, а едем во святый7 град Иеросалимъ Гробу Господню поклонитися. И они8 повѣли нас до сьезжей избы*. И пятисотной* л. 11 об. // принял у нас листъ государевъ, и, прочетши, велѣл нам отвѣсти дворъ стоять, и приказал намъ дать конемъ корму. А гетмана* в то время не случилося дома: поѣхалъ к Москвѣ, к государю. И тут мы обѣдали; а господин дома тотъ, гдѣ мы стояли, зѣло нам честь воздалъ и1 обедъ хорошей устроил. И, ядши хлѣба, того же дни изыдохомъ из Батурина вонъ.
   Градъ Батуринъ стоит2 на рекѣ на Семи на лѣвой сторонѣ3 на горѣ красовито. Городъ земляной, строение4 в немъ поплоше Глухова, и светлицы гетманския ряд дѣлу. И город не добрѣ крѣпокъ, да еще сталица5 гетманская! Толко онъ крѣпок стрелцами московскими, на карауле все они6 стоят. Тутъ целой полкъ стрелцов живутъ. И гетманъ, онъ ветъ стрелцами-та7 и крепокъ, а то бы ево хохлы давно уходили, да стрелцовъ боятся; да онъ их и жалуетъ, беспрестани8 им кормъ, а безъ нихъ пяди* не ступитъ. От Королевца да Батурина 30 верстъ.
   Того же дни пошли л. 12. // из Батурина в Барзну*. И генваря въ1 23 день2 поидохом в Барзну. Град Барзна таковъ же, что Королевецъ, или полутче3. И, ядши хлѣба, пошли в путь свой. От Батурина до Борзны4 30 верстъ.
   Генваря въ5 23 день пошли из Барзны6 к Нежину*, а дорога уже стала зѣло нужна. И съехалися с нами московския стрелцы: бывали торговыя люди, а живутъ они в Путимли*, a ѣхали они к Нѣжинской ярмонке7 -- такъ они с нами и поѣхали. А мы им зѣло рады, потому что им путь вѣдом, а намъ дорога незнакома. И того дни начевали в корчмѣ; и утре, вставши8, пошли. А снегу уже ничего нетъ, земля голая. Нужда была велика: таковъ был ветръ нам противной. Охъ, нужда, когда она помянется, то уже горесть-та, покажется, тутъ предстоит! Сидеть нелзя, лошади насилу по земли сани волокуть, а нас вѣтръ валяетъ. А станешъ за сани держатся, такъ лошадь остановишь. Увы да горѣ! Была та дорошка сладка, слава Богу, нынѣ уже забыто! Едва мы добихомся до Максимовой корчмы. Тут л. 12 об. // дали конем отдохнуть, покормили, и сами хлѣба поели, да опять побрели, а ветръ мало потихъ. Едва с великою1 нуждою2 добилися Нежина, коней зѣло умордовали, а сами такожѣ утомилися, что сонныя валяемся.
   И когда мы пошли во градския ворота, тогда караулщики3 стали насъ звать да4 воеводы5. Мы же пошли к воеводѣ, а воевода былъ немчинъ. И воевода у нас доѣзжей грамоты досматривал и отпустилъ нас с миром. Мы же пошли и обретохомъ братию свою -- калужанъ, купецких людей, приѣхали к ярмонкѣ торговать -- и стали с ними на одномъ дворѣ. И они нам6, миленкия7, рады8. Спаси ихъ Богъ за любовь их! Да спаси Богъ Давыда9 Стефановича! Тотъ-то, миленкой, христианская-та душа, тотъ нам10 всячиною промышлялъ, и пекся нашим путемъ, и денги намъ обменял (золотыя и талери11 на московския денги), и телеги намъ покупал, и товарыщевъ12 в Царьград, грековъ, сыскал. А насъ, покудова мы жили в Нѣжине, поил, и кормилъ, и денегъ на дорогу дал и масла кринку, a мнѣ далъ Новой Завѣтъ острожской л. 13. // печати*. Спаси его Богъ, свѣта, и дружину ево! А1 он у нихъ что полковникъ, во всѣмъ его слушаютъ. И спаси Богъ Галактионушка, Мосягина по прозванию, доброй человѣкъ и Семенъ Григорьевичъ Алферовъ -- все, миленкия2, нашимъ путемъ радѣли, что рождшия3 братия!
   Город Нежинъ стоит на плоском мѣсте. В нем живут грековъ много торговыхъ людей. Два города в немъ: один земляной, а острогъ деревянной; великъ жильемъ4, и строение хорошо. И Давыдъ5 Стефановичъ проводил нас з дружинаю6 своею за град якобы поприща три7, и плакали по насъ. Уже намъ от братии нашей послѣднее такое провожание. И простихомся, друтъ другу поклонихомся.
   Генваря в 27 день пошли из Нѣжина к преславному граду Киеву рано, на первомъ часу дни. И того8 дни была намъ нужда великая: земля вся растворилася9, так тяжко было лошадям и самимъ было нужно итить. И того10 дни едва с великою нуждою доѣхали до корчмы, часа л. 13 об. // в два ночи приѣхали. В корчму толко женка одна, и та курва. И мы тутъ съ нуждою1 великою начевали, всю ночь стереглися2, стали3 к полю, а пьяныя таскаются во всю ночь.
   4Утре рано востали и пошли в путь свой. И той день такожде с нуждою шли и пришли в сѣло. Тутъ едва выпросилися5 начевать, хижина зѣло нужна. Тутъ к нам же нощию приѣхал ис Киева протопопъ глуховской: ѣздил в Киев к дѣтемъ (дѣти ево в Киеве в школѣ учатся науки). Да, спаси ево Богъ, не потеснил насъ, в кибитки6 легъ спать, такъ нам покойно было.
   И утре рано востахом и пошли в Киевъ. И пришли в село Боровичи7 за 17 верстъ от Киева. И от того села увидили8 мы преславный9 град Киев, стоитъ на гарахъ10 высокихъ. И вазрадовалися11 тогда, слезли с коней, и поклонилися святому граду Киеву, и хвалу Богу воздахом, а сами рекохом: "Слава тебѣ, Господи, слава тебѣ, яко сподобил еси нас видѣти преславный градъ Киев! Сподоби нас, Господи, видети и святый градъ Иеросалим!" И тако пошли к12 Киеву. И13 ход л. 14. // всѣ бором, все пески; нужно силно, тяжело песками.
   И того же дни пришли к Днепру под Киевъ, а Днепръ толко разшелся. И того дня мы не могли переѣхать за погодою. Тутъ же к намъ приѣхали греки, наши товарыщи1, -- они из Нѣжина прежде нас тремя денми поѣхали, да за Днепром стояли: нелзя было ѣхать, Днепръ не прошел в тѣ поры, -- такъ мы с ними начевали. И утре рано тут же к нам пришолъ2 московской столникъ*: шол3 с соболиною казною* к4 цесарю*, а в тѣ поры погода на рѣке зѣло велика, отнюдъ 5переѣхать было нельзя6. И столникъ стал кричать на перевощиковъ, и они, миленкия7, ѣдва с нуждою8 судно на нашу9 сторону перегнали. И когда10 стали на поромѣ, тогда пором и от брега не могли отслонить. И столникъ велѣлъ греческия возы доловъ с порома скатить, а наши не велѣл. Спаси ево Богъ! И тако мы стали на поромѣ на первомъ часу, и перевезлися на ту сторону час ночи: зѣло уже было нужно, и перевощики миленкия11 устали болно.
   И ѣгда мы пристали л. 14 об. // ко брегу ко граду Киеву, тогда пришли караулщики1, сотники и стрелцы, и стали насъ вопрошати: "Откуда и что за люди?" И мы сказали, что московския жители, а едемъ во Иеросалимъ. "Ест ли де у васъ государевъ указъ?" И мы сказали, что есть. "Покажите-дѣ, без того во град намъ не велѣно пущать". И мы показали указ, 2и сотенной прочетъ указ3. Отвѣли нас к столнику; и столникъ такождѣ указ прочел, послал к бурмистромъ*, чтобы намъ двор отвѣли стоять. И стали на дворѣ близ ратуши, и в то время три часа ночи ударило. Да слава Богу, что ночь была лунна, а то грязь по улицам велика, ѣдва с нуждою проѣхали. И тако начевали, слава Богу.
   И утре рано прислалъ по меня столникъ, чтобы4 я ѣхал с ним в Вѣрхней город* к боярину объявится: зѣло крѣпко в Киевѣ приѣзжим людям5. И тако мы пришли с столником пред воеводу Юрья Андрѣевича л. 15. // Фамендина1*, и ему подал листъ государевъ.
   И онъ, прочет листъ царской, честь намъ воздал, велелъ поить пивомъ и виномъ, и мы не пили, и отпустилъ с миромъ. А бурмистры прислали намъ кормъ, рыбы, колачи2, а конем сѣна и овса. Спаси ихъ Богъ, миленких, честь нам воздали хорошую!
   Градъ Киевъ стоит на Днепре на правой странѣ на высокихъ горахъ зѣло прекрасно. В Московском и Российском государствѣ таковаго3 града вряд сыскать. Верхней град -- вал земляной, велми крѣпок и высокъ, а по грацкой4 стене всѣ кораулы5 стоят крѣпкия, по сту саженъ* кораул6 от кораула7. И в день и ночь8 все полковники ходят тихонко, досматривают, таки ли крепокъ кораулъ9. А ночью уснуть не дают, всѣ кораул10 от кораула11 кричат и окликаютъ: "Кто идетъ?" Зѣло опасно блюдутъ сей град, да и надобѣ блюсти -- прямой замокъ Московскому государству.
   В Киевѣ монастырей и около Киева зѣло много, и пустынки* есть. Райския мѣста, есть гдѣ л. 15 об. // погулять! Вездѣ сады и винограды, и по диким лѣсам все сады. Церквей каменныхъ зѣло много; строение узорочное -- тщателныя1 люди! И много у нихъ чюдотворныхъ иконъ, а писмо, кажется, иное и живописное2. Сердечная вѣра у нихъ к Богу велика (кабы3 к такому4 усердию и простатѣ5 правая6 вѣра -- все бы люди святыя были), и к нищим податливы. Да шинки ихъ велми разорили вконецъ да курвы4, и с того8 у нихъ скаредно силно, и доброй человекъ худымъ будетъ.
   Церковь София Премудрость Божия* зѣло хороша и обрасцовата, да в ней строения нѣтъ ничево, пусто, иконъ нѣтъ. А старое9 стѣнное писмо митрополитъ10-нехай* все замазал11 известью. А у митрополита поют пение12 арганистое, еще пущи органовъ. Старехонекъ миленкой13, а14 охочь да15 органова пѣния. В Вѣрхнем городѣ церковь хороша Михаила Златоверхова*. В той церкви мощи святыя великомученицы Варвары*; и меня, грѣшного16, Богъ сподобилъ ея мощи лобзати.
   В Вѣрхнем л. 16. // городѣ живет воевода, и полковники, и стрелецкие полки все, а в Нижнемъ городѣ* -- все мещаня, хохлы, все торговыя люди. Тутъ у них и ратуша, и ряды все, и всякия1 торги. А стрелцам в Нижнем городѣ не даютъ хохлы в лавкахъ сидѣть, толко на себѣ всякия товары вразнос продаютъ. Утре все стрелцы з2 горы сходятъ на Подол3 торговать, а в вечер, перед вечернями, так оне4 на горѣ в Верхнемъ городѣ торгъ между5 себя. И ряды у нихъ свои, товарно силно сидят. И кружало у нихъ свое, 6изѳощики по-московски7, мясной рядъ у стрелцовъ великъ за городомъ. В Верхнемъ городѣ снаряду зѣло много и хлѣбного припасу.
   Около Киева лугами приволно, и всячинами, и овощем, и рыбы много; и все недорого. Через Днепръ четыре8 моста живыхъ со острова на островъ, мосты велики зѣло, а Днепръ под Киевом островит9. А мостовщины10 берут с воза по два алтына, а с порозжей по пшти денегъ12, а с пешего л. 16 об. // -- по копѣйки*. A тѣ1 мосты дѣлают все миленкия стрелцы. А зборная казна мостовая гдѣ идетъ, Богъ знаетъ. А они, миленкия, зиму и осень по вся годы с лѣсу не сходятъ, все на мосты2 лѣсъ рубять да брусья готовять, а летом на полковниковъ сѣно косят да кони ихъ пасутъ. Хомутом миленкия3 убиты! А кои богатыи, тѣ и на караулъ не ходят, все по ярманкам ѣздятъ. Мелочь-та вся задавлѣна!
   В Киеве градъ деревянной, 4и грязно5 силно бываетъ на Подоле. А жилье в Киевѣ, в Верхнем городѣ и в Нижнимъ6, все в городѣ, а за городом нѣтъ ничего, толко по мѣстам7 бани8 торговыя. В Киевѣ школниковъ очинь9 много*, да и воруютъ много -- попущено им от митрополита. Когда имъ кто понадокучит, тогда пришедши ночью да укакошат хозяина, а з двора корову или овцу сволокуть. Нетъ на них суда, скаредно силно оченъ попущено воровать, л. 17. // пуще московскихъ салдатъ. А вечер пришол1, то2 пошли по избамъ псалмы петь3 да хлѣба просить. Даютъ им всячиною, хлѣбомъ и денгами. A гдѣ святый4 апостолъ Андрей крестъ поставилъ, и тотъ холмъ в городовой стене красовитъ зѣло. На том мѣсте стоить церковъ древяная вѣтха во имя святаго апостола Андрея Первозванного5*.
   Февраля во6 2 день, в7 праздникъ Стрѣтения Господа Бога и Спаса нашего Исуса Христа*, пошли в Печерской монастырь*. И пришли в соборную церковъ, и помолилися чюдотворному образу*. И пошли во Антониеву пещеру*, и тут видѣли преподобныхъ отецъ в нетленныхъ плотѣхъ -- что живыя лѣжат! И толь множество ихъ, что звѣздъ небесныхъ, все яко живы8 лежат -- дивное чюдо! Тако Богъ прославилъ своихъ угодниковъ, боящихся его. Видехомъ и младенцов9 нетлѣнных, л. 17 об. // лѣжащих тут же.
   Видѣхом храбраго воина Илию Муромца в неистлѣнии* под покровом златымъ: ростомъ яко нынѣшние1 крупные люди; рука у него левая пробита копиемъ, язва вся знать, а правая ево рука изображена крестным знамениемъ и сложениемъ перстъ, какъ свидетелствует Феодорит Блаженный* и Максим Грекъ*, крестился онъ двемя персты -- тако тѣперево2 ясно и по смерти ево плоть мертвая свидѣтелствуетъ на обличение противниковъ. И тутъ, в той же пещере, преподобный Иосифъ* такое же изображение в перстахъ имать3. Что уже болѣ того4 свидетелства, что нагия кости свидѣтелствуютъ?! Мы уже и кои с нами были достовѣрно досматривали сами и дерзнули: Поднимали ихъ руки и смотрили6, что сложение перстовъ -- два перста и разгнуть нелзя, разве отломить, когда л. 18. // хощет кто разгнуть.
   1Тут же видѣли дванадесять церковныхъ мастеровъ, подъ единым покровомъ тѣ мастеры, ихже сама Пресвятая Богородица2 послала из Царяграда в Киевъ*. И тако сподобилися мощи святыхъ всѣхъ лобзати, а сами дивилися, и рекли, и от слезъ не могли удержатися: "Слава тебѣ, Господи, слава тебѣ, Святый, яко от многихъ лет желаемое получили! Что воздадимъ Господеви, яко сподобил еси нас такихъ гражданъ небѣсныхъ видѣти и мощи ихъ лобзати?!"
   И ходили по пещере, и удивлялися, и пили воду с Маркова креста*, что на себѣ нашивал преподобный3, -- железной великой крестъ, 4желобоват онъ здѣланъ. Тутъ же видевъ крестъ5 Антониевъ: древяной, великой, с возглавиемъ6, троечастной, на ево гробнице стоит. Тут же стоят столбики древяныя, а к ним придѣланы чепи железныя; тутъ на ночь в тѣ чепи бѣсноватыхъ куют. Из Антониевы л. 18 об. // пещеры пошли в Феодосиеву пещеру*. И тамо такожде мы сподобилися святых лобзати, и поклонилися, и возрадовахомся радостию неизреченною, и возвратилися в монастырь. И ту сподобихомся мы чюдотворной образ Пресвятыя Богородицы лобзати и мощи святыя Иулиании1-княжны*; рука у нея2 десная вся перстнями унизана -- чюдо, что у живой рука та! В Печерскомъ монастыре церковь зело пречюдна, строения3 короля Жигимонта* на том же месте, на старом основании; а в церкви стенное писмо: всѣ князья руские написаны. Да тут же видехом: в той же церквии4 у правого5 столпа изваян ис камяни6 князь Костентин7 Острожски8*, лежит на боку в латах, изоброженъ9 какъ будто живой. Ныне кругъ монастыря ограду делают каменную л. 19. // великую да делают же полату друкарную, где1 книги печатают*. Около монастыря зело слабода2 велика и садов множество, торгъ у них около монастыря свой.
   И потом стали молитися Пресвятей Богородицы. И помолившеся Пресвятей Богородице3 и преподобным отцем Антонию и Феодосию, и прочим преподобным отцем поклонилися. И тако изыдохом из монастыря, и пошли вспять во град Киев. И начали мы убиратися к походу своему: денги обменили4, телегу купили. А наши товарыщи греки превезлися чрез Днепръ в Киевъ, так они на том боку жили двои сутки: погода им5 не пустила перевестися. И товарыщи наши такъже изготовилися, совсем убравшися. Тут у нас от нашей братии из артели един брат не похотел итти с нами во Иеросалим за немощию и за плотскими6 недостатками. И я к воеводе с ним ходил, взявши указ, да и отпустил его назад к Москве восвояси. л. 19 об. //
   И февраля въ 3 день пошли ис Киева в Лядскую1 землю* и Воложскую рано, на первом часу дни. И едва на киевския2 горы с великим трудом възъехали3, нужда была велика: грязна4 вельми5 земля, иловата; все двойкою взъезжали6. И когда мы на горы киевские7 взъехали8, тогда мы з братом нашим Андреяном простилися, и поклонилися другъ другу до земли -- и тако разсталися9. И послали с ним поклон братиям нашим, всем правоверющим10, а сами пошли в путь свой. И бысть радостно и плачевно: радостно, яко к таковому месту поидохом, печално же, яко пустихомся в чюжую землю, паче же в бусуръманскую11. А сами рекохом: "Буди воля Господня и Пресвятыя Богородицы!" И призвав всех святыхъ на помощъ, и тако поидохом в путь свой.
   Того же дни минули городок, именем Белогородской12*, на правой руки в стороне, с полверсты от дороги. На дороге колесо л. 20. // на дереве высоко, тут купецкия люди плотят мыто*. А та Белогородка монастырская, Софейского монастыря*, такъ на моностырь мыто збирают. И тово дни начевали мы на бору, в лесе склали1 огнь великъ. И утре рано пошли, и, отыдохом, тот весь день шли, не видели ни сел, ничего, шли все дубравами. И не дошед до Фастова* версты за три, и начевали у заплотины, преж сего мелница бывала. И та ночь зело холодна была, весма перезябли.
   И утре рано пришли под Фастов-городок 2и стали у вала земляного. А в том городке сам полковникъ Палей* сам живет. Преж сего етот городок3 бывал лятской, а Палей насилием у них отнял да и живет в нем. Городина хорошая, красовито стоит на горе, по виду нѣкрепок, а люди в нем что звери. По земляному валу ворота частыя, а во всяких воротах копаны л. 20 об. // ямы да соломы наслано. Въ ямах такъ палѣевщина1 лежат человекъ по 20 и по 30: голы, что бубны, без рубах, наги, страшны зело. А в воротех из сел проехать нелзя2 ни с чем; все рвут, что сабаки3: драва4, салому5 и6 сено. Харчь в Фастове всякой7 дешевъ очень, кажетца8, дешевле киевскаго, а от Фастова пошло дороже въдвое9 или втрое. И тут купецкия люди платили мыто. Стояли мы в Фастове с полдня.
   И пошли ис Фастова, и начевали в селе10 Палееве Мироновке. И во втарый11 день, в мясные заговины12*, пришли в городок Паволочь*. Тот городокъ у Палея уже парубежной13 от ляхов. А когда мы приехали и стали на площади, -- а того дни у них случилось14 много свадеб, -- такъ нас оступило15, как есть около медведя, все казаки, л. 21. // палеевщина1, и свадьбы покинули. А все голудба беспартошная2, а на ином и клака3 руба нетъ. Страшны зело, черны, что арапы, а лихи, что сабаки4, -- из рукъ рвут. Они5 на нас, стоя, дивятца6, а мы втрое, что таких уродов и отроду не видали; у нас на Москве и на Петровском кружале* не скоро сыщишь7 такого8 и одного. В том же городке мы начевали, ночь всю стереглись9. И той ночь10 пожар учинился недалеча11 от нас, да скоро потушили. Тут купецких людей мытом12 силно ободрали.
   Февраля въ 6 день, в понеделник Сырныя13 недели*, о полудни ядши хлеба, и набрали в дорогу всякого запасу14, поехали в степъ глубокою15. И бысть нам сие путное шествие печално и унынливо; не бе видети человека, точию пустыня велия и зверей множество: л. 21 об. // козы дикие1 и волцы, лоси, медведи. Ныне же все разорено да развоевано от крымцов*. А земля зело уходна2 и хлебородна, сады что дикой лесъ: яблоки, орехи воложские3, сливы, дули -- да все пустыни4, не дают сабаки5-татары6 населятца7! Села тол ко населятца8, а они, сабаки9, пришед и разорят, а людей всех в полон поберут. Не погрешу ету10 землю назвать златою, понеже всего на ней родитца11 много. И идохом тою пустынию12 пять13 дней, ничто же видеть14 от человекъ.
   И февраля15 въ 11 день пришли в город ляцкой Немерово* и стахом на постоялом дворе у валошинина16. Град Немеров жильем не добре великой17 да весь разорен18 от татар; кругъ его вал земляной; а в немъ жидов много, почитай все жиды. Зело пригожей19 род жидовской, паче же пол женской красовит, какъ бутто написаные20. Других жидов таких не наезживали во всей л. 22. // Турецкой земли и Воложской. Хлеб в Немерове дорогъ и всякой харчь, вино дорого, холсты зело дороги, хрящъ* по осми денегъ2 аршин*, яблоки3 недороги. Приходили к нам мытники ляцкие4 и у грекъ товаров досматривали, а у нас не смотрели. Толко у меня увидил5 индучникъ боченку винную, такъ в честь перебросил я ему, такъ он мне и печать пропускную дал. И тут в Немерове индучники6 грекъ, купецких людей, зело затаскали. Немерово от Киева переход7 прост, равныя8 места, а от Сорокина* на горе стоит высоко место9. И стояли мы в Немерове два дни, и накупили харчю10 доволно на четыре11 дни12 себе и конем, и пошли в путь свой.
   Февраля въ 14 день пашли из Немерова в Воложскую землю к городу Сороки. И того же дни пришли на Болгъ-реку. Река Болхъ13 с Москву-реку шириною, но14 порожеста15, каменья великия л. 22 об. // лежат во всю реку, шумит громко, далеча1 слышеть2, вся вода пеною идетъ; около ее3 горы высокия каменныя. И ту реку того ж4 дни переехали: поромишка5 плохое6, а река быстрая7, толко по одной телеги возили. И, переехавши реку, стали подниматца8 на гору; гора зело высока. А Болгъ-река от Немерова 15 верстъ.
   И пошли в степъ глубокую: все горы да долы. Възъехав на горы9 да опять под гору; да все шли меж горъ, не видали не10 человека, ни зверя, не птицы, толко тропы тотарския11 конныя. А места12 все разореныя от татар. Ныне уже починают заводить села, какъ мир стал*, от дороги в староне13 далеча14. А когда мы шли, и перед нами, и за нами все степъ горела. И шли тою дубровою четыре15 дни. И не доходя Сорокина16-города за 15 верстъ, стоит крестъ каменной подле дороги, а на нем подпись: какъ степъ горела, такъ купецких людей, греков, 18 человекъ17 с товаром и с лошедми18 згорели, толко л. 23. // три1 человека ушли. Мы же тут стояли и дивилися, какъ кости кучеми2 лежат лошединыя3, а человеческия собрали да погребли. Дивное чюдо, какъ згорели: а не спали и видили4, какъ огнь шел и трава горела по одной стороне, а они смотрят; какъ дунет5 ветръ вдругъ да и перескочил через6 дорогу, а они и не успели уйти7 да такъ и згорели.
   Февраля въ 17 день пришли в город Сороку8, и стали на сем боку на Ляцкой стране, и тут начевали. И утре к нам с тово боку переехал индучникъ, по-турецки емрукчей. И стал з греками уговариватся пошлиною, чтобы шли на Яси*. И тут греки с ним договорились пошлиною. И тут к нам пристал казак запорожской, Петрушъкою9 ево зовут. А сказал, что-де: "Я иду во Иеросалим, пожалуйте, приимите Бога ради". И я сказал: "Братец, мы добрым людем ради10, изволь итти". Да гол бедной; и была у него полтина, тогда он болно свято стал жить: все, идучи, роздал. Ему чуло11: на Дунае12 л. 23 об. // стоит Иеросалим; а когда еще и не дошел до Дуная, да так подумав да и назад поворотил.
   Того же дни, какъ договор положили о пошлине, такъ стали Днистръ-реку перевозится на ту сторону, на турецкую и воложскую. Тут перевоз дорога2 брали -- по пяти алтын с воза, жиды зарондован3 перевоз. Днистръ-река шириною с Москву-реку, под Сорокою бежит быстро, камениста. И, переехавши, стали на площади.
   Город Сороко4 стоит на реке на боку, на правой стороне, на берегу под горою; а над ним гора высокая зело. Городок каменной, высок. Мы же ходили внутрь его и меряли: онъ круглъ, стена от стены 25 ступеней ножных и поперегъ5 тож. Харчь6 зело дорогъ, да 7имать нечего8: аржаного9 хлеба отнюдь не сыщишь10, все мелят11 пшонныя12 да ячной хлеб. Ячмень зело дорогъ: четверикъ* московской по 5 алтын. Да им и самим нечего есть. Живут, а все вон глядят; хаты стоят, и те не огорожены. л. 24. // А1 от турка и от господаря воложскаго2* зело данью отягощены3. Сорока -- на одной стороне ляхи живут, по другую волохи.
   Февраля въ 20 день поидохомъ из Сороки-города къ Ясем, а стояли в нем 2 дни. Гора4 зело высока под Сарокою5, едва с великою нуждою мы на гору взьехали6: пришел дождь, такъ ослизло, невозможно конем итти, а все камень -- нужно было велми. А иные7 у нас и отстали, не взъѣхали8 да уже на стану достигли, как начевать стали. Велми 9тот день нам10 нужен был: дождь весь день шол, студено11 было, все перемокли и перезябли. Степъ, а дров взять негде, толко на стану нашли дров малое число, -- стоял нашъ посол московской, князь Дмитрей Михаиловичь*, -- так мы их собрав, да на возы поклали, да до стану везли. А естли бы не те дрова, то бы совершенно помереть нам всем: мокры, а ночью стал мороз да снегъ12 з дождем пришол13, ин не дастъ л. 24 об. // огню раскласть1. А греки все сухи: поделали епанечныя шалаши да и легли; а мы всю ночь, что рыба на уде, пробились. Да спаси Богъ Петра-козака2! Тот-то3, миленкой, дал света видеть: накрыл меня куртою своею, так я, 4под нею сидя, засушился5 против огня; а то нелзя сушится наружи: все дождь да снегъ идет. Пощади, Господи, какова6 в те поры нужда была! Полно, забыто! Слава Богу-свѣту!
   И поутру встав7, пошли в степъ. И бысть наше шествие печално и скорбно: зело переправы лихия, горы высокия; посидеть негде, чтоб отдохнуть; все пеши брели, а кони устали. А пустошей, ни сел -- ничего нет, все степ голая: ехали 5 дней, не наехали ни прутинки, чем лошать8 погнать. Горы высокии, да юдолми ехали; узарочистыя горы, холмъ холма выше; да так-то посмотришь9, такъ горам тем конца нет. л. 25. //
   Февраля1 в 24 день пришли на Пруд-реку, -- Пруд-река поменши Москвы-реки, -- и тут мы перевозились2. Приехали ко другой реке*, и тут перевоз, -- та река поменше Прута, -- и тут вскоре3 перевезлись на другую сторону. И стали въезжатъ4 на гору, зело нужно было въезжать5: глина лихая, а место тесное -- едва с великим трудом взъехали6. Такъ со всем въ Ясех и начевали, да на другой день нанимали волов7, такъ волами8 возы въвезли9. А мы в те поры, не доехав Ясей за 5 верстъ, начевали. И, поутру рано вставши, пошли къ Ясем в самую Неделю православия*, 10и пришли11 въ Яси в благовестъ* ко12 обедни*.
   Яси-град -- столица воложская, тут сам господарь живет. И, пришедши, стали мы у таможни. А мытников в те поры не было их в таможне, у обедни стояли, -- такъ мы их дожидалися. А когда пришли мытники, и стали у грекъ товар досматривать; и, к нам пришед, стали наши возы разбивать13. Такъ л. 25 об. // я вземши лист царской* да положил перед ними; такъ они стали смотреть1 и велели мне честь, а толмачь им речи переводил. Такъ они тово часу возы наши велели завязывать и отвели нас в монастырь к Николе, пореклом Голя*. И тут мы стали, игумен дал нам келью; потом игуменъ прислал нам три2 хлеба. А когда мы взъехали3 на моностырь4, а игумен сидит пред келею5 своею да тютюнъ тянет. И я та6 увидал7, что он8 тютюн тянет, и зело быстъ мне ужасно: что, мол, ето уже свету преставление, для тово что етому чину необычно и странно табак пить. Ажно поогляделся -- ан и патриархи, и митропалиты9 пьютъ; у них то и забава, что табак пить. л. 26. //
   Град Яси1 стоит на горе красовито, и2 около ево горы высокия.
   Предивной град бывал, разоренъ от турка и от ляхов. А господарь воложской и до конца разорил, данью отяготил: с3 убогова человека, кой землю копать4 нанимается, пятдесят5 талерей6 в год дать господарю, кроме турецкой подати, а нарочитому человеку -- 1000 талерей7, среднему -- 500. Да какъ им и не есть? А они у турка накупаются дачею великою, такъ уже без милости дерет! Воложская земля вся пуста, разбрелися все: иныя8 -- в9 Полшу, иныя10 -- в Киев, иныя11 -- к Палею. Кабы ета земля не разорена, другой такой земли не сышешь12 скоро -- обетованная земля, всячину родит! Они13 сами сказывают: "У нас-де есть и златая руда, и серебреная, да мы-де таим. А когда бы де сведал турок, такъ бы де и поготову разорилися от такой руды".
   Въ Ясех монастырей зело много, предивныя монастыри, старинное л. 26 об. // строение, да все бес1 призору. У прежних господарей зелное радение было к церквам; писмо все стенное старинное. А старцы воложския все вон изгнаны из монастырей, а господарь те монастыри попродал греческим старцам. А они уже, что черти, ворочают, а он с них дани великия берет. А старцы велми разтленно2 живут и в церквах стоят без клабуков*, а волохи в церкви в шапках молятся, а игумен сам поет на крыласе3*. А инде я пришол4 в неделю к заутрени в мирскую церковь, служил5 попъ воложской. На утрени прочев6 "Богъ Господь" да стали антифоны* петь, да поп прочел Евангилие7. Потом стали петь ирмосъ* гласу* воскресному, а покрывали катавасием* "Отверзу уста моя". Да так-та8 пропев ирмос, а катавасием покроет; да на девятой песни пропели "Величит душа моя Господа" да "Достойно". л. 27. // А я смотрю: где у них каноны* те делись, во окно, знать, улетели? Легко1, су, хорошо етакъ служба-та говорить, да, знать, лехко и спасение-то будет! Что же потом будет? Пропели "Святъ Господь Богъ нашъ", "Хвалите Господа с небес", не говорили стихеры хвалитныя*, пропели славословие великое* да и первой час. А на первом часу и псалмовъ не говорили, толко "Слава, и ныне"*, "Что тя наречем" да "Святы Боже", потом "Христе святе2" и отпускъ3*. Что говорить? 4И греков уже5 перещепили волохи службою церковною! А какъ литоргию пели, я уже того не ведаю, для того мрак незшел6 ис того их кудосения-то. Исполать хорошо поют!
   Въ Ясех прежде сего строенье было узорочное, много полат каменных пустых; а улицы были все каменем мощены. 7Ныне все разволялось8, толко знак есть, л. 27 об. // какъ были сланы каменем. А дворы въ Ясех не огорожены, разве у богатого1, и то плетенем. Господарской дворъ зело хорошъ, много полат каменных. Вино въ Ясех дешево и хлеб; масло коровье дешево, и2 конопляное дорого -- с Руси идет. Яблока, орехи, чернослив необычно дешев; и кормъ лошадиной дешев. А люди доброхотные3, хошъ убоги; а от дешеваго вина все пропьются и вконец от того разорились; везде все шинки. Много и турок въ Ясех с торгом, и жидов много, тут же живут. А жиды у господаря ряды4 дегтяные5 откупаютъ, такъ деготь очень дорогъ: флягу дегтяную6 налить болшую -- 7гривны* четыре8 дать. Дрова очень дороги: на копейку каша лехко сварить -- а лесу много, да люди ленивы, непроворны, не как московския. Купецких л. 28. // людей въ Ясех пошлиною болно грабятъ, затем многая объезжают.
   Тут нас греки, въ Ясех, товарыщи наши, покинули, не поехали с нами въ Царьград. Пришла им ведомость из Царяграда, что лисица и белка дешева, -- такъ они поехали в Малдавскую землю в Буквареши*, а мы тут и остались. Жили мы въ Ясех 13 дней, дожидались1 товарыщев, да не дождались. Печално нам силно было: пути не знаем; зело было смутно и метежно2. Размышляли всяко: итить и назад воротиться? Наняли было языка до Иеросалима, -- волошанина, многия языки знает, -- по 30 алтынъ на месецъ3, пить-есть наше, да стали у него речи непостоянны4: ныне так говорит, а утре, пришед, другия. Помнилось ему, что дешево нанялся что ли, Богъ знает. Мы же видевше его непостоянство да вовсе отказали. л. 28 об. // Печално было силно, да уже стало в том, хошъ бес толмоча1 2ехать. Господи, помилуй! Толко переехавши да столко нужды приняв, да назад ехать? Стыдно, су, будет! Что делать? Живем много, товарыщев нет, а проводить нихто3 не нанимается. Сыскался миленкой убогой человекъ, нанялся у нас до Голацъ*, дали ему4 5семь гривенъ6.
   Марта въ 7 день взяли у господаря воложскаго7 лист и пошли из Ясей к Голацам. Первый8 день шли лесом, а в те поры припал снежекъ молодой. Покудова до лесу доехали, а он и стаял -- такъ горы те все ослизли, а горы высокия, едва двойкою выбились: сажен 8 вывезши воз да по другой поезжай. И бедство было великое! Проводникъ ропчетъ, не хочет итти с нами, такъ мы ево стережем, чтоб не ушел или лошадь бы не увел. л. 29. // Ох, нужда была! Плакать бы, да слез-те нету! А люди к путному-то шествию неискусны и нуждъ никаких не видали, в путех не хаживали. А я на них ропчю1, так им несносно. Ну, да слава Богу, хошъ другъ на друга ропчем, а таки бредем помаленку2. 13 дней въ Ясех лошеди3 отдыхали, а тут один день насилу снесли, чють не стали. Етакая нужда была! А4 всего лесу верстъ з десять5. Во всю дорогу такой нужды не было, день весь бились. Етою дорогою мало конми ездят, все волами: волов 6шесть-четыре7 запрягут -- такъ оне8 прут. А у них арбы широкия, а земля иловатая. А наши телеги уски, так одно колесо идет въ калеи, а другая наружи -- такъ все телега боком идет. Етак лошадка9 потянет саженъ 10 да станет. А колесо-то по ступицу воротить, л. 29 об. // так лошадь-та бросается туды и сюды. Все в поводу вели лошадей-то, бедно было силно. Пощади, Господи! У нас-та1 на Руси таких путей нет. Едва к ночи добились до местечка, и то все разорено; хаты с три стоят для почтарей2, церковь каменная, зело хороша; и мы тут начевать стали.
   И в полуночи прибегъ волакъ, а по-руски гонецъ, с тайными делы от турокъ к господарю. И3 пришли к нам турки со свечами, ночь зело была темна. И стал наших лошадей брать под себя, мы же не довали4 ему. А он просит ключа5 от конских желез: лошади6 были скованы -- такъ ключа7 у меня просит, л. 30. // а я ему не дою1. Турченин вынев2 ножъ да замахнулся на Луку, а он, миленкой, и побежал; и толмачь скрылся. Взявши коней да и погнали скованых до тово3 места, где стоят, а за ними я один пришол, да плачю, и Богом их молю, чтоб4 отдали. А на ока* вина-таки взяли; а5 самому6 турченину7 бутто8 стыдно, такъ он велелъ ямщику взять. Слава Богу-свету, что отдали, а то беда было немалая: место пустое, нанять не добудешъ.
   И в трети9 день пришли в Борлат* -- местечко воложское, самое убогое. Тут мы начевали, искупилися запасом всяким и утре рано пошли вон за час до свету. И дорога зело гориста. А талмачь10 нашъ мало пути знает, такъ велъ нас не тем путем. Иная была л. 30 об. // дорога глаже, а он все вел нас горами -- и сам, милой, не знает. Много на него и1 ропталъ, а инде и хотел и побить, да Богъ помиловал от таковаго греха -- простой бедной мужик. Какъ нанимался, так сказывал: "Я дорогу2 до конца знаю". А какъ поехал, такъ ничего не знает, да бегает, да спрашивает; ошибался миленкой много. После уже повинился: "Я-де тою дорогою однава3 отроду проехал, и то де лет зъ 20". 4А какъ5 миленкой6 полно нас дотащил? Да, слава Богу, таки доволок нас до Голацы. Спаси ево Богъ! И тут мы, идучи от Борлата к Голацам7, видели горы Венгерския*: зело высоки, подобны облакам8. И мы тем горамъ9 зело дивились, что нам необычно таких гор видить10, а на них снекъ11 лежит. А откудова мы те горы видели, и вопросили языка: "Далече ли, мол, л. 31. // есть1 горы?" И он нам сказал: "Добрым-де конем бежать 3 дни2". И нам зело дивно стало: якобы видится от Москвы до Воробьевских горъ, и древа те3 на них мочно4 счерти. Зело удивите лны5 горы!
   Марта въ 12 день, уже час ночи, пришли6 в Голацы и выпросилися у волошенина7 начевать, и онъ пустил нас. И утре рано пошел я8 до попа рускова9, а то нихто10 11языка не знает. Такъ попъ пожаловал, велел к себе переехать. Такъ мы со всем переехали да и стали у попа, а рухледь склали в ызбу: нужно у миленъких12, и хороменки13 нет особой. Потом нам стали сказывать, что есть-де карабли14 в Царьград. И мы зело обрадовались и стали коней продавать. А сказали, что севодни корабли пойдут, такъ мы15 за бесценок лошедей16 отдали и телеги: л. 31 об. // не до того стало, толко бы с рукъ спихать, такъ земля ноет, путь наскучил, помянуть ево не хочется. И когда опростались от лошадей, тогда пошли корабль нанимать. И нашли карабль1 греческой, християнской2; уговорились: с человека по левку* до Царяграда. И раиз приказал нам до света на карабль со всем приезжать.
   Град Голацы -- нѣбольшая3 городина, да славенъ карабелною4 пристанью, а то разорен весь от турка и татар. Монастырей 5много и хороши, а толко по старцу живут, подданые цареграцких монастырей6. Монастыри7 пусты, и в церквах пусто. А церкви узорочныи, каменныя; и кресты на церквах, и колокола малыя, по два колокола. Град Голацы стоит на Дунае-реке8, на берегу9 на левом боку. В Голацах вино и хлеб дешев, а кормъ л. 32. // лошадиной дорогъ: сено1 одной лошади на сутки на 2два алтына3 мала4. Дунай-река5 -- купаться6 нелзя, крутоберега, з берегами вровень идет. В Голацах рыба дешева: свежей сазанъ великой -- дать алтын, и осетры недороги. И Дунай-река рыбна, что Волга7, многа8 рыбы.
   Марта въ 14 день рано вклавши рухледь в телеги и съехали на берегъ9 х кораблю, a кораблѣнники10 уже готовятся к подъему. , И тут нам турки11, караул, не дали рухледи класть на корабль12, повели меня прежде к мытнику греческому. Я пришел, а индучник еще спит; такъ я дожидался, какъ он встанет13. И начал14 меня спрашивать: "Что за человекъ? Откудова?" И я сказал, что с Москвы, да и подал ему господарской лист воложской. И онъ, прочетши листъ, сказал: "Иди-ко15 же з Богом! Я-де с твоего товару пошлин не возму. А турчанин-де возмет ли л. 32 об. // или1 нетъ, тово-де я не знаю; инде я к нему отпишу, чтобы де2 онъ с тебя не брал". Такъ я ему поклонился, а онъ написал к нему писмо.
   И когда пришли мы к турку3, къ юмрукчею, и он прочетши4 писмо греческое да и плюнул, а товар весь 5от карабля велел6 перед себя принести. И, пересмотривши товар, велел к себе в хоромину тоскать7, а сам мне чрез толмоча8 сказал: "Дай-де мне 20 талерей". И я выневши9 листъ московской да и подал ему. Так турчанин стал честь и, прочетши, сказалъ: "Толча гойда! Пошол-де10! Возми свой товар, нет де до тебя дела!" И взявши товар да пошли х кораблю. И стали кластися11 на корабль; и когда убралися мы совсем, и харчь тут купили.
   Да тут же к нам пристал черной попъ* из Ляцкой земли сам-друг, стал бить челом12: "Пожалуй, возми л. 33. // с собою во Иеросалим!" И мы ево приняли, а он в те поры пошел с коробля1 за сухорями2. И раиз, карабленникъ3, не дождавъ его4 да5 отпустилъся6, паднявши7 парусы. А тотъ поп Афонасей8 увидел з горы, что корабль пошел, бросился в лотку к рыбаку, дал пять алтын, чтоб на корабль9 поставилъ. А лотка дирява10, налилась воды -- чють не потонули. А мы обернувшися11 на корабле12 и пошли Дунаем; и бысть ветръ поносенъ зело.
   И того ж дня, яко о полудни, пристали к городу, а имя ему Рен*, воложской же, тут и турок много. Раиз корабль пшеницею догружал. Град Рен полутчи13 Голацъ; вино в нем дешево, по денге око, и хлеб дешев; толко таких монастырей нетъ, что в Голацах; стоит на лево14 стране. И тут мы начевали.
   И15 марта въ 16 день рано утром, поднявши парусы, пошли вниз по Дунаю. Дунай-река многоводна и рыбна, а к морю розшиблася на многая гирла, пошла подъ турецкия16 городки. Сверху17 она широка, а внизу уже, розбилася л. 33 об. // на многая гирла, да глубока. Корабль подле берега1 бежит, трется. Песков на ней нетъ, все около ея тросникъ; быстра зело, з берегами вровенстве.
   И тово дни минули город2 турецкой3 на правой руке4 Дуная -- городокъ Сакча*. А в нем мечеты каменныя; 5поболши Рени6 городокъ каменной. И к нему не приставали. 7Городокъ Сакча турецкой на Дунаи.
   И того же дни8 минули другой городокъ турецкой Тулча*. К тому городку9 все корабли пристают: какъ из Царяграда идут, такъ осматривают, не провозят ли греки неволниковъ. В том городке берут горачь*: с человека по 5 талерей; а когда неволники идутъ на Русь с волными листами, такъ с них берут турки в том городку по червонному* с человека, окроме горачю10. Градъ Тулча поменши Сакчи, у Дуная близ воды стоит. И нашъ раиз не приставал к нему: были люди лишния, л. 34. // и ветръ былъ доброй. А онъ 1 на себя наделъ2 чалму такъ, бутто3 турецкой корабль, да такъ и прошол. А нам велел покрыться4, и мы ему сказали: "Да что нам крыться5? У нас государевъ листъ есть, мы горачю6 не дадим!" И тако минули его; и, минув, пристали ко брегу, и начевали. И в той нощи бысть погода велика. И тут стояли весь день и нощь: не пустил нас ветръ.
   И утре рано пошли вниз по Дунаю. А на левом боку Дуная7 в других гирлах много городков турецких, Килия*-город с товарыщи. Тут и Белогородская8 орда* подлегла близ Дуная, татары белогородския.
   И во вторый день пришли на устье Дуная к Черному9 морю, и тут стояли полтора10 дни. Дунай-река зело луковата, не прямо течет. И тут мы стояли у моря, и иныя корабли турецкия идут вверхъ по Дунаю. Мы же ходили по Дунаю подле моря и удивляхомся морскому шуму, какъ л. 34 об. // море1 пенится и волнами разбивается; а нам диво: моря2 не видали. Тутъ кладбища на берегу турецкая3: которой турчанин умрет на море, такъ пришед к Дунаю да тут и схоронят. И раиз нашъ взявши4 матрозов, да зинбиръ насыпал песку, да взял бревно еловое, да седши в сандал* и поехал к устью5 Дуная6 на приморья искать ходу, кабы караблю7 попасть в ворота. И вымеревъ8 ворота, и пустил мех с песком на воротех, а к нему привязал бревно. Такъ бревно и стало плавать на воротех, такъ знакъ и стал ходу корабелному. Тут же мы видели на Дунаи при мори всяких птицъ зело много, плавают всякой породы великое множество; а на море не плавают, и не увидишъ никакой птицы: им морская вода непотребна, для тово что она солона и горька9.

0x01 graphic

10ЧЕРНОЕ МОРЕ11

  
   И марта въ 20 день утре рано бысть л. 35. // ветръ зело поносенъ, и пустилися1 на море Чермное. И егда выплыли изо2 устья Дуная в море, тогда морской3 воздух зело мне тяжекъ стал, потом и в том часе занемоществовал4 и стал блевать. Велия нужда, кто на море не был5, полтара дни да ночь всю6 блевал. Уже нечему7 итить из чрева, толко слина зеленая тянется, не дасть ничего ни съесть8, и пить -- все назад кидает. За 10 летъ пищу и ту вытянет вон! А карабленники9 нам смеются да передражнивают, а сами говорят: "То-де вам добро". А Лука у насъ ни крехнулъ. Что жъ здѣлаешъ? Богу не укажешъ. А, кажется, по виду и всѣхъ хуже былъ, да ему Богъ далъ -- ничто не пострадалъ. Да онъ и послужилъ намъ: бывало испить принесетъ или кусокъ сьесть.
   А на море зѣло 10бысть вѣтръ11 великъ, с верху12 с коробля13 нас всѣхъ збило, чрез корабль воду бросало. Охъ, ужас14! Владыко-человеколюбче! Не знать нашего карабля15 в волнахъ, кажется. И видѣ такую неминучую16 раизъ, что меня на карабле морская вода всего подмочила, л. 35 об. // такъ онъ1, миленкой, взялъ к себѣ в каюту свою, гдѣ онъ самъ спитъ, и положилъ меня на своей постели, и коцомъ покрылъ, да и таз2 поставилъ мнѣ3, во что блевать. Спаси ево Богъ, доброй человѣкъ былъ миленкой! А когда станешъ вставать, такъ закрутится голова да и упадешь. Кабы да еще столко4 плыть, то бы совѣршенно 5бы было6 умереть! Уже нелзя той горѣсти пуще! Да по нашимъ счастком7, далъ Богъ, вскорѣ перебѣжали. Такову Богъ далъ погоду, что от Дуная от устья в полтора8 дни перебѣжал9 корабль10. И раизъ намъ сказал: "Я-де уже тритцать11 лѣтъ хожу, а такова благополучия не бывало, чтобы въ етѣ часы так перебѣжать. Бывало-дѣ и скоро, что 5 дней, четыре, a иногда-дѣ12 и месяц -- какъ Богъ дасть; а13 по вашему14 счастию такъ Богъ дал скорой путь". Мы же хвалу Богу воздахомъ: "Слава тебѣ, Господи! Слава тебѣ,л. 36. // святый!"
   И егда вошли межи гор в морѣ к Царюграду, тогда раизъ меня1, пришедъ, волочеть2 вонъ: "Поиди-де вонъ, Станбулъ блиско, сирѣчь Царьградъ*!" Так я кое-какъ выползъ на вѣрхъ корабля. А когда мы вошли в проливу межу гор, тутъ на воротѣхъ морскихъ на горахъ высоко стоятъ столпы*. Ночью3 в нихъ фонари со свечами горять -- знакъ, какъ кораблям4 ночью попасть в гирло; а естьли5 бы не ѣти фонари, то ночью6 не попадешъ в устье. И мало пошед, стоятъ два городка7 по обе стороны турецкия*, и пушекъ зѣло много. Ете городки для воинского опасу здѣланы зѣло крѣпко, мудро то мѣсто пройти. А тутъ уже до Царяграда по обѣ стороны селы турецкия и греческия. А от горла до8 Царяграда Уским моремъ* 58 вѣрстъ. И марта въ9 22 день, на пятой недѣли Великого л. 36 об. // поста, в четвертокъ Андрѣева канона*, якобы от1 полудни, пришли в Царьград и стали на Галанской странѣ*. Тогда турчане2 из юмруку к намъ на карабль приѣхали и стали товары пересматривать. Тогда и нашъ товар взяли въ юмруку, сирѣчь в таможне3. Мы же опасаемся, что дѣло незнаемо. И раиз намъ сказалъ: "Не бойтеся-де ничего, все-дѣ цѣло будет". Мы же стали на корабле4 и дивилися такому преславному граду. Како Богъ такую красоту да предалъ в руки босурманом5?! А сами ужасаемся6: "Что ето7 будет? Куда заѣхали?" Сидимъ что плѣнники; а турки пришед да в глаза8 глядят, а сами говорят: "Бакъ, папас9 москов, зачемъ-де ты сюда приѣхал?" А мы имъ глядимъ в глаза самимъ, а языка не знаем. Потом к нашему кораблю стали подъѣзжать руския неволники, кои извозничаютъ на мори, и стали с нами помаленку переговаривать -- такъ намъ стало отраднѣе. Потом у той начевали; и утрѣ рано раиз велѣлъ корабль10 л. 37. // на другую градскую сторону перевѣсти, на Цареградскую сторону.
   И когда мы пристали ко брегу ко Цареградской сторонѣ, тогда мы помолившеся Богу, и Пречистой1 Богородице, и великому предотечи2 Иоанну* и стали с Царемъградомъ3 осматриватся. Потомъ приѣхали к намъ на корабль турки-горачники и стали у насъ горачу4 просить. И я имъ показал листъ царской. И они спросили: "Качадам, сколко-де васъ человѣкъ?" И я имъ5 сказалъ: "Бешъ адамъ, сирѣчь 5 человѣкъ". И они сказали: "Добро-дѣ" -- да и поѣхали долой с корабля. И бысть намъ печално велми и скорбно: пришли в чюжее царство, языка не знаемъ, а товаръ взяли турки; какъ ево выручить, Богъ знаетъ -- и тако намъ бывши в размышлении.
   И абие присла Богъ намъ -- х кораблю приплыл в куюку* неволникъ; а самъ на нас глядит да по-руски и спросил: "Откуда, отче?" И мы сказались, л. 37 об. // что с Москвы. "Куда-де, отче, Богъ несетъ?" И я ему1 сказал, что по обѣщанию во Иеросалимъ. И онъ молвилъ: "Хвала Богу, хороше-де. Что ж де вы тут сидитѣ? Вить2 де вам надобно подворье". И я к нему пришед и стал ему говорить: "Какъ, мол, тебѣ3 зовут?" И онъ сказал: "Меня-де зовутъ Корнилиемъ4". Такъ я ему молвилъ: "Корнильюшка5, будь ласковъ, мы здесъ6 люди заѣзжия, языка не знаемъ, пристать ни х кому не смѣемъ, сидимъ что пленники. Турки7 у нас и8 товар взяли, а выручить не знаем какъ. Пожалуй, поработай с нами". И онъ, миленкой9, християнская10 душа, такъ сказалъ: "Я тебѣ, отче, и товаръ выручу11, и двор добуду, гдѣ стоять". И я ему молвилъ: "У нас, моль, есть государской листъ". И онъ у раиза спросилъ по-турецки: "Где-дѣ ихъ товар, в которомъ юмруке?" И раизъ ему сказал, что на Колацкой12 юмрукъ13* взяли турки. Такъ онъ 14велѣлъ мнѣ15 взять листъ царской. Такъ л. 38. // я взявши листъ, да седши в коикъ, да и поѣхал къ юмруку.
   И когда мы пришли въ юмрукъ, так тутъ сидятъ турки з жидами. И турчанинъ-юмручей спросил у толмача: "Карнилья1, зачемъ-де попас пришелъ2?" И онъ ему сказал: "Е, солтану бусурманъ3 юмручей, вчера-де у него на корабле4 взяли товар, а онъ-де не купецкой человѣкъ. Он-дѣ ѣдетъ во Иеросалимъ, так-де у него5 6что есть -- непродажное у него-де то7, пекнешъ, сиречь пода-ки-де везетъ". Тогда турчанинъ велѣлъ товар разбить и переписать, да на кости и выложил8, да и сказал9 толмачю10 нашему: "Вели-де попасу дать юмруку 20 талерей и товар взять". И толмачъ мне сказал, что 20 талерей просит. И я ему, турчанину, листъ подал. И турчанинъ11 листъ прочелъ да и сказал: "Алмазъ, сиречь не будет-де тово, что не взять с него юмруку. Знаемъ-де мы указы!" И ту12 миленкой толмачь нашъ долго с ними шумел, такъ они и вонъ ево со мною выслали: "Даж13-дѣ юмрукъ, такъ14 и товар возмешъ ! " л. 38 об. //
   И мы, вышедъ, думаемъ: "Что дѣлать?" Тогда увиде1 насъ турчанинъ, какой-то доброй человѣкъ, да и сказалъ толмачу2: "Что-де вы тутъ стоите3? Тутъ-де не будетъ ваше дѣло здѣлано; здѣсь-де сидят собаки-чефуты4, ани-де возмутъ пошлину. Поѣзжайте-де5 на Станбулскую сторону к старейшему юмручею, тотъ-де милостивея6 и разсуднее7; а жиды-де немилостивы: они бы де и кожу содрали, не токмо пошлину8 взять!" Такъ мы и пошли к турчанину, хош к9 бусурману10, да дѣло и правду сказываетъ.
   Такъ мы седши в каикъ11 да и поѣхали на Цареградскую12 13страну. И пришли въ юмрукъ; и тут сидит турчанинъ да тютюнъ14 тянетъ, спросилъ у толмача: "Что-де, зачемъ попас пришел15?" И онъ ему сказал, что де попас московъ, идет во Иеросалимъ, а у него-де есть указъ московского16 царя, чтобы де по перемирному договору* нигдѣ ево не обидели17; и здесь18-де, в Станбулѣ, вчера на корабль19 приѣхали с Колатского юмруку да и взяли-де у него пешкеш20 еросалимской, л. 39. // которой-де он туда вез, -- да и подал ему листъ. А другой турчанинъ, товарыщь ему, збоку тута1 же в листъ смотритъ; да другъ на друга взглядывают да смеются. И прочетши листъ 2да сказал3: "Я-де тово4 рухляди5 не видалъ; вотъ де я пошлю пристава въ юмрукъ, да велю-де роспись привѣсти, да посмотрю: будетъ-де что малое дѣло, такъ-де поступлюся, а что де много, такъ-де6 нелзя не взять".
   И приставъ-турчанинъ селъ в коикъ да и поѣхал въ юмрукъ; а мнѣ турчанинъ велел сесть с собою жъ. С полчаса помѣшкавъ, пристав приѣхал, подал товару роспись. И юмрукчей, прочетши роспись, сказал толмачу: "Не будетъ-де тово, что не взять пошлинъ: много-де товару". И7 толмачь8 долго с нимъ спирался: "Онъ-де всего отступится, а не дасть ни аспры*! Онъ-де поедетъ до Едрина*, до самого салтана!" Спаси ево Богъ, миленкого9! Много с турчанином бился, что с собакою. И турчанинъ сказал: "Нелзя-де не взять хошъ половину, 10 талерей". И онъ ему сказалъ: "А то де какова аспра, такъ де аспры не даст!" л. 39 об. // И турчанинъ разсмеялся1 да молвил: "Анасы2 секимъ евуръ, лихой-де попасъ, ничего-де не говорит, а онъ-де шумит!" И сказал: "А попас-де что языка не знаетъ и вашихъ поступокъ, такъ де ему что говорить?" Я, су, что петь3 дѣлать, стал бит челомъ, чтоб4 отдал. Такъ он разсмеялся5 да сказалъ: "Е, попас, гайда, гайда, пошол6, да велю отдать!" И велѣл писмо написать до тѣхъ юмрукчеевъ, чтобы товар попасу отдали. И я стал говорить толмачу7, чтобы онъ пожаловалъ такое писмецо на товар, чтобы ни в Цареграде, ни по пути на городахъ, ни во Египтѣ, ни во Еросалиме8 -- где ни будет с нами тотъ товар, чтобы с него юмруку не брали. И толмачь стал мои рѣчи 9ему говорить10, такъ онъ разсмѣялся11 да велѣл подьячему память написать да и запечатать.
   И мы взявши того же пристава с памятью да и поѣхали на ту сторону. И пришли въ юмрукъ, а они, собаки12-турки, в тѣ поры в мечетѣ молились, в самыя полдни, такъ мы ихъ ждати13. И когда пришел л. 40. // юмручей, такъ пристав подал память, чтоб товаръ отдалъ. И онъ память прочелъ, а самъ, что земля, стал черенъ и велѣлъ отдать. Да в честь юмрукчей да жиды выпросили у меня 5 козицъ* в подарки, а не за пошлину. И тутъ я приставу далъ 10 р. за ево работу; много и труда1 было: дважды ѣздил во2 юмрукъ, а втретьи с нами. И тако3 мы взявши товаръ да и поехали на свой корабль. И, приставъши х кораблю, расплатимся4 с раизом за извоз да и поклались в коикъ всю рухлѣдь.
   И повѣс насъ Корнильюшко ко патриаршему двору. И вылесши ис коика мы с нимъ двое, а протчая братия -- в каику, да и пошли на патриарховъ двор. И толмач спросил у старца: "Где-дѣ патриархъ*?" И старецъ сказал, что де патриархъ сидит на выходѣ на крылце. И мы пришли перед него5 да и поклонились. И патриархъ спросил у толмача: "Что-де ето за калугеръ? Откудова и зачем пришол6?" И толмачь сказал: "Онъ-де с Москвы, а идет во Иеросалимъ". Потом я ему листъ подал, такъ листъ в руки взял, а честь не умѣетъ, толко на гербъ долго смотрел да и опять отдал мнѣ листъ. Потом спросил у толмача: л. 40 об. // "Чево-де 1онъ от меня2 хочетъ?" Ему помнилося, что я пришолъ3 к нему денегъ просить. И толмачъ ему сказал: "Деспода4 агия5, онъ-де ничего6 от тебѣ7 не хочетъ, толко де у тебя просить келии8 пожить, докудова пойдет во Иеросалимъ9, -- такъ о томъ милости просить. Онъ-де человѣкъ странной, языка не знает, а ты-де здѣсь10 христианомъ11 начало. Кромѣ де тебѣ12, кому ево помиловать? А13 ты-де отецъ здесь14 всемъ нарицаесся15, такъ де ты пожалуй ему келью на малое16 время". И патриархъ толмачу17 отвѣщал: "А что-де онъ мнѣ подарковъ привес18?" И толмачь сказал ему: "Я-де того19 не знаю, есть ли де у него20 подарки". И патриархъ толмачу21 велѣлъ у меня спросить: "Будет-де есть подарки, такъ дамъ-де ему келью". И толмачь сказал ему 22мне патриарховы всѣ23 речи. Такъ мнѣ стало горко и стыдно, а самъ стоя да думаю: "Не с ума ли, молъ24, сшол25, на подарки напался? Люди все прохарчились, а дорога еще бесконечная26!" И тако я27 л. 41. // долго ему1 отвѣту не дал: что де ему говорить, не знаю. А дале от горести лопанулъ2, естъ что неискусно, да был такъ: "Никакъ, моль, пьянъ вашъ патриархъ? Ведает ли онъ и самъ, что говорит? Знать, молъ3, ему ничего естъ4, что уже с меня, страннаго5 и убогаго человека, да подарковъ6 просит. Гдѣ было7 ему насъ, странных, призрить, а онъ и последнее с нас 8хочет сорвать9! Провались, молъ, онъ, окаянной, и с кельею! У нашего, мол, патриарха* и придверники искуснеѣ тово просять! А то етакому какъ не сором просить-та подарков! Знать, моль, у нево пропасти-та мало; умрѣт, мол, такъ и то пропадет!"
   И толмачъ мене10 унимает: "Полно-де, отче, тут-де грѣки иныя руский11 языкъ знають". 12И я ему молвил: "Говори, мол, ему13 мои речи!" И патриархъ зардился; видит, что толмачъ меня унимаеть, такъ онъ у толмоча14 спрашивает: "Что-де онъ говорит?" 15И толмачъ молвил: "Так де, деспода, свои речи говорить16, не до тебя".
   Патриархъ17 же у толмоча18 прилежно спрашивает: л. 41 об. // "А то де про меня говорит, скажи". И я ему велел: "Говори, мол, ему! Я веть ни ево державы, не боюся; на мнѣ онъ не имеет власти вязать, хошъ онъ и патриархъ".
   И толмачъ ему сказал мои все речи со стыдом. Такъ онъ, милой, и пуще зардился да и молвил толмачу: "Да я-де у него каких подарков прошу? Не привес1 ли де он обрасковъ московскихъ?" И я ему сказал: "Нет, мол, у мене2 образов; есть, мол, да толко про себя". Такъ он сказал толмачу: "Нет де у меня ему келлии. Поидити-де3 в Синайской монастыръ4*: там-де ваши москали5 церковъ поставили, так де ему6 дадут". Так де я плюневъши7 да и8 с лесницы пошел9, а онъ толмочу10 говорит: "Апять11 бы де ко мнѣ не приходил, не дам-де кельи!" Етакой миленкой патриархъ, милость какую показал над страннымъ человеком!
   Такъ, су, что делать? Мы и пошли с патриархова двора; да седши в коикъ, да и поехали в Синайской монастыръ. Пришли ко игумену. Толмачъ стал л. 42. // говорить, что пришол-де с Москвы калугер а просит-де келий1 до времени постоять2. Тот, милой, себѣ взметался: "Какъ быть? Да у меня нѣт келии3 порожней4; ин бы де ево во Ерусалимской5 монастырь* отвес6, готова-де тут кстати: он-де во Иерусалим7 идеть, так де ему там игумен и келью дасть".
   Миленкая Русь! Не токмо накормить, и места не дадут, где опачнуть8 с пути. Таковы-то греки милостивы! Да еще бѣдной старецъ не в кои-та веки забредет9 адинъ10 -- инъ ему места нетъ; а когда с11 десятокъ-другой, такъ бы и готово -- перепугалися! А какъ сами, блядины дети, что мошенники, по вся годы к Москве-то человек по 30 волочатся за милостиею12*, да им на Москве-та13 отводят места хорошия14 да и кормъ государевъ. А, приехав к Москве, мошенники плачуть пред государем, пред власти15, пред бояры: "От турка насилием отягащены16!" А набравъ на Москве денегъ да приехав в Царьград, да у потриархов17 иной купит митрополитство. Такъ-то они л. 42 об. // все делают, а плачут: "Обижаны1 от турка!" А кабы обижены2, забыли бы старцы простыя носить рясы луданыя3, да камчатыя*, да суконныя по 3 рубля аршинъ. И4 напрасно миленкова турка тѣ старцы греческия оглашают, что насилует. 5Мы сами видели, что им насилия не6 в чем нету: и в вере, и в чем. Все лгут на турка. Кабы насилены, забыли бы старцы в луданных да в камчатых рясах ходить. У нас такъ и властей зазирают, луданную кто наденетъ, а то7 простыя да такъ ходят. Прям, что насилены от турка! А когда к Москве приедут, такъ-та в каких рясах худых таскаются8, будто студа9 нет. А там10 бывши, не заставишь ево такой11 рясы носить.
   На первое возвратимся. Что потом будет, увы да горе! Незнаемо, что делать. Стоит тут старчикъ, л. 43. // имя ему Киприян; тот, миленкой, умилися на меня, видит он, что я печаленъ. А онъ, миленкой, по-руски знает: "Ну де, отче, не пѣчался; я-де тебе добуду келью". Взявши нас да и пошол до Иросалимава1 монастыря. Пришли на монастырь; вышел к нам игуменъ, спросил про меня у толмоча2: "Умеет ли де3 по-гречески?" И толмачь сказалъ, что не умеет. Такъ игуменъ молвил: "Откудова4 онъ и зачем ко мне пришол5?" И толмачь сказал обо мне все порядом, откуда6 идетъ. И игуменъ молвил: "Добро-де, готова-де у меня и7 келья". И тотчас велел две кельи очистить, а сам сел да и велел дать вина церьковнаго8. Ино нам не до питья: еще и не ели, весь день пробилися то с турками, то з греками, а греки нам тошнее турок стали.
   Так нам игуменъ, поднесши вина, велел со всею рухледью л. 43 об. // приходить: "Я-де вам и корабль промышлю во Иеросалим". Мы же ему покланихомся1: доброй человекъ -- миленкой тот игуменъ!
   Мы же шедши на пристань, где нашъ коикъ стоитъ с рухледью, нанявши гомалов, сиречь работников, и пришли в монастырь, да и сели в кельи. Слава Богу, бутто поотраднее! Игуменъ же прислал к нам в келью кушанья и вина. Спаси ево Богъ, доброй человекъ, не какъ патриархъ! Мы же, взявши2, тому толмочу3 дали за работу ево два варта*. Онъ же, миленкой, накланялся, человекъ небогатой; да тако ево и отпустили, а сами опочинули мало.
   И нощъ преспавши, поутру в суботу Акафистову*, игумен нам такъже4 прислал трапезу, и вина прислал, кандило и масло древянова5 сулею -- в ночь зажигать. У них обычай таков: по всем кельям во всю нощъ кандилы с маслом горят. Масло там дешево: л. 44. // фунтъ* две копейки. Потом стали к нам приходить греческия старцы и греки. И1 сведали про нас руския неволники, и2 стали к нам в монастырь приходить и роспрашивать, что водится на Москве. А мы им все сказывали, что на Москве ведется и в руских городах3. Потом мы стали выходить на улицу и с Царемградом4 опозноватися5; такъ на улице мимо ходят неволницы, кланяются нам, ради миленкия. Потом вышли мы на пристань морскую; тут мы погуляли да и пошли на монастырь6.
   И в неделю шестую* прииде к нам в монастырь Киприян-старчикъ, кой нас тут поставилъ, да и говорит нам: "Пошлите-де7, погуляем по Царюграду, я-де вас повожу". Так мы ему ради да и пошли. А когда мы вышли к Фенарским воротам* и к патриархову л. 44 об. // двору, тогда с нами стретился нашъ московской купецъ Василей Никитинъ. Мы же зело ему обрадовались: намъ про нево сказали, что уехал. А он себе нам рад и удивляется: "Зачем-де вас сюда Богъ занес?" И мы сказали зачем, такъ онъ молвил: "Хоче-те1 ли погулять в Софейскую церковь*?" И мы зело обрадовались и стали бить челом: "Пожалуй, поведи2 нас по Царюграду и продай нам товар". Такъ он сказал: " Богъ-де знает, я-де веть еду; я б де веть давно уехал, да ветру нет. Разве де я вас сведу з греком Иваномъ Даниловым; он-де вашъ товар продастъ, я-де ему побью челом".
   Такъ мы опять в монастыр возвратилися, и взяли товаръ, и пошли в цареградский3 гостиный4 двор. И тутъ свел нас з гречанином5 и товар ему отдал продать. Потом мы пошли с ним, Василием6, гулять по Царюграду. А он нам указывает:л. 45. // "Етою1 улицею ходите, не теми2 рядами, такъ вы не заблюдите3. А с турком4 говорите смело, такъ де5 они6 не так нападают", -- да учил нас миленкой. Спаси ево Богъ!
   Потом повел7 нас до церкви Софии Премудрости Божий8. И мы пришли к монастырю и на монастырь взошли; пришли ко дверем западным, а врата все медные. И в те поры турки в церкви молятся; мы же стояли у врат и смотрили их беснования, какъ они, сидя, молятся. Потом турчанин вышел, стал нас прочь отбивать: "Гайда9, попас, гайда, пошол10-де прочь! Зачем-де пришел11, тут глядишъ, тут-де бусурман?" Такъ мы и прочь пошли. Потом вышел иной турчанин12 да зовет нас: "Гель, москов, гель, поиде суда13!" Такъ мы подошли, а Василей14 и стал по-турецки говорить: "Чево-де хочете? л. 45 об. // Москов папас1 2вар тяган3, есть-де у нево указ, пустити-де ево посмотрить церкви". И турчанин спросил: "Сколко вас человекъ?" И мы сказали: "6человекъ". И он молвил: "Бир адам учь пари, по алтыну-де с человека". Так мы дали по алтыну, а он нас и повел вверхъ, а в нижнею4 не пущал.
   И когда мы взошли на верхнею5 полату, тогда ум человечь пременился, такое диво видевши6, что уже такова дива в подсолнечной другова7 не сыскать, и какъ ея описать -- невозможно. Но ныне уже вся ограблена, стенное писмо сскребено8, толко в ней скляничные кандила турки повесили многое множество, для тово они в мечет ея притворили9. И ходили мы, л. 46. // и удивляхомся1 таковому строению: уму человечу2 невместимо! А какова церков узорочна, ино мы описание и зде внесем Иустиниана-царя*, какъ ея строил, все роспись покажет; тут читай да всякъ увесть. А что3 кто поперва4 сам видя5 ету церков да мог бы ея описать -- и то нашему разуму невместимо6. Мы же ходили, и смотрели, и дивилися такой красоте, а сами рекли: "Владыко-человеколюбче! Како такую прекрасную матерь нашу отдал на поругание бусурманом7?" -- 8да руками разно9. А все-то наши10 греки11 такъ зделали! А пределы в нем все замуравлены, а иные12 врата сами замуравились13. Турчанин нам указывал, что14 де не турча замуравил, Богъ-де. А что в том пределе есть, и про то и15 греки, л. 46 об. // и турчество1 не знают; какое там таинство, про то Богъ весть. Тут мне турчанин дал камень ис2 помосту мраморной; а сам мне велел спрятать в недра: а то де турча увидит, такъ де недобре. Доброй человекъ -- турчанин, которой3 нас водил!
   И тако мы изыдохом ис4 церкви и пошли с монастыря. И, мало отшетши5, тут видили6 диво немалое: висит сапогъ богатырской, в след7 аршин, воловая кожа в нево пошла-де8 целая; и пансырь9 лошеди10 его, что на главу кладутъ; лукъ ево железной, невеликъ добре, да упругъ; две стрелы железныя; булдыга-кость от ноги л. 47. // ево, что бревѣшъко1 хорошее, толста велми.
   Потом пришли ко звериному двору. Сказал нам Василей: "Тут-де есть лев, хочете ли де2 смотреть?" Мы же потолкали у вратъ; и турчанин отворил ворота3 и спросил: "Чево-де хочите4?" И мы сказали, что лва смотреть. И он молвил: "А что-де дадите?" И мы молвили: "Бир адам, бир пара". И онъ насъ и пустил. А лев лежит за решеткою, на лапы положа голову. Такъ я турчанину сталъ говорить: "Подыми, мол, ево, чтобы встал". И турчанин говорит: "Нет де, нелзя: топерва-де кормил, такъ спит". И я взявши щепу да бросил, а он молчит. Такъ узнал, что он мертвой да соломой набить, л. 47 об. // что живой лежит. Такъ я ему молвил: "Е, бусурманъ1, для чево ты обманываешъ? Вер пара, отдай, мол, наши денги!" Такъ онъ стал ласкать: "Е, папас2, пошлите-де, я вам еще покажу". Да зажег свечу3 салну, да повел нас в полату: темно силно, ажно ту4 волки, лесицы5 насажены; мяса им набросано; дурно силно воняетъ -- немного не зблевали. А лисицы некорысны, не какъ наши; а волчонки6 малыя лають, на нас глядя. Потом показал нам главу единорогову и главу слановою7; будет суще болше хобот ево, что чрез зубы висит, с великия ношвы, в человека вышина. Тут же и коркадилову8 кожу видели. Такъ нам поотраднее стало, что такия диковенки9 показал, а то лихоманъ обманул было мертвым-то лвом.
   А мы, пришед, л. 48. // своим, 1и они2 дома были, не сказали, что мертваго лва видили3; сказали, что живой. А они на другой день и пошли смотреть и, пришед, хвалятся: "И мы тоже видели". А мы смеемся: "Что ж, мол, турчанинъ вамъ сказал?" "Он-де сказал, что левъ спит". "Колко, мол, онъ недель спит?" Такъ они задумались: "Что, брат, полно, не мертвой ли онъ?" Мы стали смеятся, такъ им стыдно стало: "Обманул-де сабака4-турокъ!"
   Потом пришли на площадь великою5*, подобна нашей Красной площади*, да лихо не наше урядство: вся каменем выслана; величиною будет с Красною6 площадь. Ту7 стоят 3 столпа: 2 каменныя8, а третей медной*. Единъ столпъ из единого камени вытесан, подобенъ башни, четвероуголен, шатром вверхъ остро, саженей9 будет десяти10 вышины, а вид в нем красной с рябинами. л. 48 об. // А токово1 глатко выдѣлан, что в зверкало2 всево тебя видеть. Под ним лежит подложен камень, в груди человеку вышина, четвероуголной; а на нем положены плиты медныя подставы; а на плитахъ техъ поставленъ3 столпъ4 хитро зѣло5. Лише подивится сему, какъ такая великая грамада поставлена таково прямо, что ни на перстъ никуда не покляпилась. А такая тягость, и какъ место не погнеца6, где поставленъ? А ставилъ-де ево царъ Костянтин; в нем же и гвоздь Господень заделанъ. У 7земли он ширины8 -- старона9 сажены10 полтары.11; такъ онъ кругом12 сажень 613. А которой под нимъ14 лежит камень, и на том камени кругом рѣзаны фигуры воинския, пехота да конница; а выше фигуръ -- подпись кругом латынскимъ15 л. 49. // и греческим языки; а что подписано, и мы про то не доведались и у грек, Богъ знает. Мощно етот каменъ назвать чюдом, что в подсолночной нынѣ другова такова чюда не сыщешъ. А писано про етот столпъ: когда будет Царъград1 потопленъ, тогда толко адинъ2 сей столпъ будет стоять; и корабленики, кои придут и станут к тому столпу корабли привязавать, а сами будут рыдати по Царюграду.
   Другой столпъ3 складенъ из добраго4 камени; тот плоше гораздо и5 видомъ что наша вверху Ивановская калаколня*; уже иныя камения и вывалились. Да тут же стоит столпъ6 медной7; а на нем были три8 главы змиевы9, да въ 208 году те главы с того столпа свалились доловъ, и осталось столпа якобы аршина 3 вышины.
   И турки зело ужаснулисъ л. 49 об. // того столпа разрушению, а сами-де говорят: "Уже-де хощет Богъ сие царство у нас отнять да иному цареви предать, християнскому1". Сами, милыя, пророчествуют неволею.
  

ОПИСАНИЕ ЦАРЯГРАДА: КАКО ОНЪ СТОИТЬ, И КОЕ МѢСТО, И КАКИМЪ ПОДОБИЕМЪ

(и каковы к нему приходы моремъ и землею, и каков онъ самъ есть)

  
   Прѣславный Царьград стоит2 межу дву морь, на развилинах3 у Чернаго4 моря и по конецъ Бѣлого*. А град трехъстенной5: первая стена протянулася по Бѣлому морю, вторая стена -- по заливѣ*, а третия -- от степи. А коло6 Царяграда 21 верста. А врат в нем 20*, а стрелницъ л. 50. // 365, а башен1 12. Одне2 вороты3 от церкви Бакчи* -- Жидовския, противъ полаты, 2 -- Рыбныя, 3 -- Мучныя, 4 -- Дровяныя, 5 -- Мучныя4, 6 -- Чюбалыя, 7 -- Оякъ, 8 -- Фенар, 9 -- Лахерна, 10 -- Голат5, 11 -- Ависараитъ -- тѣ ворота на одной сторонѣ от лимана Чермного6 моря; 12 -- от Едринаполя и Греколѣ7, 13 -- Адрийския, 14 -- Рамановския8, 15 -- Пушечныя Романовския, 16 -- Сеневрейския, 17 -- Салахайския; 18 -- от Бѣлого моря, Кумапейския9, 19 -- Когаргалимондийския, 20 -- Архикопѣ10, от церкви11 Бакчи християнския двоя12 ворота на Бѣлое море13.
   А имянъ Царюграду седмъ14: 1. Византия; 2. Царьград; 3. Богом царствующий град; 4. Костентинополь15; 5. Новы16 Римъ; 6. Седмохолмиякъ17; 7. турецкое прозвание -- Стонбулъ18. л. 50 об. //
   Велики1 и преславны2 Царьград стоить над морем на седми холмахъ зело красовито. И зело завиденъ3 град, по правдѣ написанъ -- всей вселѣнне4 зѣница ока! А когда с моря посмотрешъ5, такъ весь бутто6 на длани. Царьград7 от моря некрепко сделанъ8, и стѣны невысоки; а от Едринской степи зело крепко деланъ: в три стены, и ровъ кругъ9 его10 копанъ да каменьем11 сланъ. А башни, или стрелницы, в Цареграде зело часты: башня от башни 30 сажень, 20 сажень. А вороты уски, уже нашихъ, для того12 что у них мало тележного проезду бывает. А в воротех у нихъ пушекъ нетъ: у них снаряд всякой на караблях13, и опаска всякая воинская на морѣ. л. 51. // А по земъли1 у него нет опасения, потому2 у него и3 на городе, и4 в воротех пушекъ нет. А во всехъ городовыхъ воротехъ караул крепокъ, все полковники сидят. А по улицам ходят янычары5*: кто задерется или пьяного увидят -- то всехъ имають да за караул сажают. В Цареграде по вся ночи турчаня6 ездят сь янычары7, полковники по всем улицам с фонарями и смотрят худыхъ людей: кто стретился с фанарем -- то доброй человекъ, a бѣс фанаря8 -- то худой человекъ, потому поимавъ да и ведут9.
   В Цареграде царской10 дворъ к Византии* стоит внутръ града; а Византия подобенъ нашему Кремлю*, толко наши башни лутчи11 строения. Полаты царския зело узорочны; дворъ царской весь в садах, да кипорисовыя12 древа л. 51 об. // растут. А по другую сторону Царяграда за моремъ Халкидонъ-град*. Там много царевыхъ сараевъ, сиречь дворцы царския, тут цари тѣшатся, и зело жило. А по другую сторону Царяграда, за лимоном, град Калиты1*, велик же, кругъ его будет верстъ 10. Град Царь весь, и Халкидонъ, и Колаты огибью, какъ ево весь объехать, поменши Москвы, да гуще жильем2. Москва редка, а се слободы протянулись, да пустыхъ местъ много; а Царьград весь в кучи; да и мощно быть болше, для тово что старинное царство, а Москва еще вновѣ.
   В Цареграде строение все каменное, а крыто черепицою. А улицы и дворы все каменемъ3 мощены; такъ у них и4 грясь5, и сор отнюдъ не бываеть: вода в море сносит, потому л. 52. // что у нихъ улицы скатистыя; хошь малой1 дождъ прыснул, то все и снесет. А строение у нихъ пошло2 от моря на гору, полата полаты выше. А все окны -- на море, а чюжихъ оконъ не загоражевают3: у нихъ чести4 на море глядение. В Цареграде зело строение узорочно, улица улицы дивнѣе. А по улицым5, по дворам везде растут 6древа плодовитыя7 и виноград. Посмотришъ -- райское селение! 8По улицам везде по всему граду и у мечетовъ колодези приведены шурупами, и ковши медныя повешѣны, и корыты9 каменныя коней поить. А инде турки сидят в полатках да в кувшинцах воду наливают, а турки, пришед, пьють -- они во10 спасение себѣ вменяют. Везде у нихъ отходы по улицам и у мечетовъ: испразднивши11, да умывъ руки, да и пошол12. л. 52 об. // Зело у нихъ етим хорошо! У нихъ нет такова обычая, чтоб просто заворотяся к стенѣ да мочится. Зело у нихъ зазорно! У нихъ ета1 нужа не изоймѣт: где не2 поворотился3 -- везде отходы. А у нас на Москве, скаредное дело, наищешся, где испразнитца4. Да не осуди, пожалуй, и баба при мужиках такъ и прудит. Да где денишся5?
   В Цареграде турецких мечетов, сказывають, 8000. А таковы мечеты, что ихъ неможно описать, зело предивны, что нигде6 во все7 земли не сыщешъ! У нас на Москве неможно такова единаго мечѣта здѣлать, для тово8 что таких каменей хороших не сыщешъ. А церквей християнскихъ9 в Цареграде немного, сказывают, 30 добро бы было. В Цареграде л. 53. // воровства и мошеньчества1 отнюдъ не слышать: там за малое воровство повесят. Да и пьяныхъ турки не любят, а сами вина не пьют2*, толко воду пьют, да кагве3 -- черною4 воду гретою5, да солодкой6 щербетъ, и изюм мочат да пьют. В Цареграде рядов много, будет перед7 московским втрое, и по улицам везде ряды. А товаром Царьград гараздо товарное московского8, всякихъ товаровъ впятеро пѣреть9 московским10. А гостиныхъ11 дворовъ в Цареграде 70. И в мечетах турецких все столпы аспитныя12* да мраморныя, воды приведены со многими шурупами хитро очинъ13. А когда турки идут в мечетъ 14молится, тогда пришед всякой к шурупу, да умывает руки и ноги, да и пойдет в мечет15. 5-ю16 турки в сутки молятся, л. 53 об. // а колоколов1 у них нет, но взлезши на столпъ высоко да кричит, бутто2 бешеной, созывает на моление бѣсовское. А в мечетах турецкихъ нет ничего, толко кандилы с маслом горят.
   Станбул, мощно3 ево назвать, -- златый градъ! Строение там зело дорого, каменное и древяное4. Дрова в Цареграде не болшим чем дороже московского: 10 пудъ -- дать гривна. В Цареграде сады в Великой постъ* на первыхъ неделях отцветут; овощъ всякой ко Светлому воскресенью* поспеваеть: боб, ретка, свекла, и всякой огородной овощъ, и всякия цветы -- пионы с товарищи5. Турки до цветов зело охочи: у нихъ ряды особыя с цветами; а когда пойдешъ по Царюграду, то везде по окнам в кубках цветы стоят. По Царюграду и за Царемградом6 7древа кипорисовыя8 л. 54. // растут. Когда пойдеш1 гулять -- ненасытной2 град, чтоб присмотрился: тут хорошо, а инде и3 лутче! Паче же у нихъ у мечетовъ4 забудется: все на нихъ смотришъ да около ихъ ходишъ. Горлицъ в Цареграде много; радостно оченъ5, какъ они на заре6 курлукуют. Соболи плоше нашихъ.
   Хлеб дешевъ в Цареграде, дешевле московского7. Квасов и медов нет; ни пива там, ни солоду ростить не знают. Греки пьют вино, и то тихонко от турокъ. В Цареграде хлебъ все пшеничной8, а рженова9 нет. А хлеб пекут все армянѣ, а мелницы все лошадми10 мелют. А запасу турки и греки в домах не держат, и печей у нихъ нет; и11 у самого12 салтана хлеб все з базару ядят13, а нужный14 иной приспевают. А хлеб поутру в печере пекут, и в полдин15 у них дюжины16 хлебовъ по три л. 54 об. // за копейку. Харчевыхъ у них рядовъ нет. В Царе-граде нет такова обычая, чтобы кто придет х кому в гости, да чтоб ему поставить хлеба. Нет у нихъ болши1 тово, что поднесет черной воды -- да и пошол з двора. А у нас такъ хлебом да солью подчуют, хошъ кто и2 небогатой, по своея3 мочи. У грек же не какъ у нас: когда кто ково4 позавет5 обедать, такъ все естви6 на стол поставит. Рыба 7в Цареграде8 дешевле лѣтнѣго московскаго9, а зимою такъ на Москве дешевле. В Цареграде раки велики, по аршину; а купят рака по 5 и по 4 алтына10. Московская рыба 11лутчи, а12 у них морская рыба несладка; асетров13 свежихъ, ни белугъ, ни осетров14, ни стерлядей, ни леща, ни семги нет15; соленая бѣлужена16 против московского; вяленыхъ осетровъ много; икра паюсная по два л. 55. // алтына фунтъ. Яицъ по 18 и 92 за копейку. Капуста кислая дешева, и огурцов много, и всякой овощъ дешевъ; изюмъ по грошу* фунтъ; маслины недороги, по грошу ока; масло дереванное3 по грошу фунтъ; арехи4, малыя и болшия, дешевы; чеснокъ и лукъ дешевъ. Вино -- ока по алтыну, а на катаргахъ* -- по грошу, в шинку -- по 8 денег. Боб5 дешевъ: по 5 окъ за копейку. Всячину по улицам под окна носят. 6Мясо дорого; коровье масло хорошее7 по 3 копейки и по 4 копейки фунтъ; сыры недороги да и хороши; кислое малоко8 дорого. Уксусъ дешевъ да и лутчи9 нашѣго, из винограду делают. Мыло10 грецкое по 7 копеекъ11 око, по 5 денег фунт. Хлеб12, икра идет с Чернаго моря.
   В Цареграде нет печей да и во всей Турецкой державе13 ни лавакъ в полатах, л. 55 об. // ни столовъ. Все на полу сидят, ковры пославъ да подушки лежат; такъ1, подогнувъ ноги, сидят да такъ2 и ядят. Мы не привыкли, и3 нам было тяшко. А яди ворят4 на таганах; а зимою держат уголье в горшках да такъ и греются.
   В Цареграде денги ходят: левки, червонныя, аспри5, пары*; левокъ ходит по 43 пары, а червонной турецкой -- 105 пар, а венецкой -- 111; а6 пары болши нашихъ копеекъ; аспры -- по 4 в пару. Все в вес продают, а не мерою и щетом; хошъ на денгу чево-то -- все в вес. А дворы гостинныя7 все крыты свинцом8.
   В Цареграде шолкъ родится, всякия парчи турки сами ткут: камки, отласы, бархаты и всячину, тавты9* -- и красят парчи всякими разными красками. А всякия л. 56. // тавары1 дороги, что разходу2 много: пышно ходят, в чем сами, в том и слуги, в цветном все; толко сказывають, что нынѣ турки оскудали перед прежним. В Царе-граде на всякъ день, кажется, сто караблей придет3 с товаром, а другое4 сто прочь пойдет за товаром на Белое море и на Черное.
   Часто мы гуляли по катаргам, где наши миленкие неволники. А на которою5 на6 каторгу не7 придешъ, какъ пойдешъ по катарге8, такъ иной руку, иной полу целует -- таковы миленкия ради. Какъ есть во аде сидят! Всякъ к себѣ тянет, подчуют хлебом-солью, вином церковным. Осядут тебя вкругъ человекъ по9 8 да распрашивают10, что вестей на Москве, да говорят: "Для чего11-де государь л. 56 об. // с турком замирился? Турокъ-де зело оторопел от Москвы". А сами, миленкия, плачут: "Кажется-де, не видать тех дней, кабы де сюда государь пришол1. Дай-де, Господи!" А то государя-то2 в Царьград желают, что Бога. Когда пророки ждали сошествия во ад*, такъ-то государя.
   А на иную катаргу приидешъ3, такъ на Емельяна4 Украинцова* пеняют: "С турком-де замирился, а нас-де для чего5 не свободил? Мы-де за него, государя, умирали и кровъ свою проливали, а теперева-де6 неволю терпим!" Да кричат лихаманы7, не опасаючи, во весь голосъ; а турки почти все руской языкъ знают, такъ мы опасаемся; а им даром, они забытыя головы. А турки везде подслушивают. л. 57. // А мы уже имъ говорим: "Потерпите, мол, Господа ради! Какъ приидет1 время, Богъ вас свободит". А они, миленкия, говорят: "Ой де, отче, терпели, да уже и терпения не стало; хотя бы де и камень, от такова насилия ин2 бы де разселся!" Иной скажетъ: "Я-де на каторге 40 лѣт"; иной -- "30", а3 иной -- "20". Толко ужас от ихъ басенъ: тово и глядиш, какъ тутъ же и тебя турки свяжуть. Ты имъ говоришь: "Господа ради, поискуснее говорите, намъ от вас будетъ бѣдство; уже мы опять к вамъ не придемъ". А они турокъ бранять и их не боятся. А на всякой лопате человекъ по 5, по 6 прикованы; где сидит, тут и спит, тут и праход4 пущаеть. Уже на свѣте такие5 нужды болше нелзя быть! Терпят миленкия, а вѣры христианския6 7в поругание8 не предают. Дай им Богъ л. 57 об. // за сие страдание царство небесное! А когда поидешъ далой1 с каторги, такъ все провожаютъ да бьют челомъ, чтобъ опять пришли -- рады2 миленкия.
   У турка болшихъ голенъ3 с тритцать4 будетъ, хороши голены очень. А пушекъ на голѣну по 120 и по5 130, 6по полтораста7 на болшихъ. Каторгъ у турка съ 30 же8. А голены у турка и каторги всегда на Бѣлом морѣ таскаются: имѣетъ турокъ з Белого моря опасение9. А зимовать приходять в Царьградъ; в Георгиевъ день* на морѣ поидутъ, а в Дмитриевъ день* в Царьград придутъ. Пристани корабѣлныя10 в Цареградѣ зѣло хороши. Всякия товары: хлѣбъ, вино, дрова11, всячина -- в Царьград12 все караблями приходят.
   В Цареградѣ лѣтнея13 нощъ -- восемъ часовъ, а день -- 16 часов. У турокъ14 болшой праздникъ бываетъ послѣ Георгиева дни*. Месяцъ весь постятся: какъ увидят месяцъ15 молодой16, такъ у нихъ л. 58. // и постъ настанетъ. А месяц пройдет да когда молодой1 увидятъ, тогда2 у нихъ праздникъ 3 дни бываетъ. А на голенахъ и каторгахъ все стрелба бываетъ, и в трубы играютъ, и в рядахъ не сидятъ. А постъ у них такой3: какъ солнце взайдетъ, такъ они станут постится; а солнце зайдетъ, такъ они станутъ есть. Во всю нощъ едятъ и блудятъ -- такой-та4 у нихъ постъ! А когда у нихъ дьяволской5 постъ тотъ живетъ, такъ часъ ночи зажгутъ кандила во всехъ мечетахъ на столпахъ. На всяком столпу пояса в три6 и въ 4 кандилъ навѣшаютъ с масломъ, такъ они до полуночи горять; кажется, во всяком мечетѣ кандил 50 будетъ. Да такъ-та7 во весь месяцъ по начамъ8 творять. Да и лстиво, когда ночью случится выйдешъ9 на двор. Посмотришъ по Царюграду -- такъ тѣ огни вѣзде, инъ будъто10 Царьград драгимъ камениемъ11 унизанъ или л. 58 об. // что какъ небо звездами украшено. Лстиво1 у собакъ ето дѣло! Турецкия жены, завязавъ ротъ, ходятъ неблазненно, и греческия, и жидовския также, завязавъ ротъ, ходятъ, толко глаза одне не закрыты.
   В Цареграде приволно по морю гулять: нанял коикъ да и поехал, куда хочешъ. А извос2 дешевъ; а извощики -- турки да неволныя3 руския. А лотки у них дорогия: по 100, и по 80, и по 60 тарелей4 -- зѣло изрядны5. В Цареградѣ, когда паша* приидѣтъ6 к голену, такъ знакъ даютъ: выстрелят з голены со всякой по заряду пушечному7; час поидетъ долов, такожде выстрелят. А на турецкихъ голенахъ бываетъ человекъ по 1000 и по 900 служивых. Перед нашимъ приходом пошла голенъ8 турокъ к Махметовой9 пропасти да вся и пропала: громомъ побило, три10 дни над ними тма стояла -- толко человекъ остался.
   Турецкия люди, мужескъ полъ, крупны и пригожи, л. 59. // а женки не таковы. Турки для тово пригожи, что от рускихъ неволницъ рождаются1. А у салтановъ* у многихъ матери руския бывают; да у турецкихъ салтановъ и все жены руския, а2 туркенъ нѣтъ. А когда у турокъ3 бываетъ бояронъ4*, тогда у нихъ на всѣх монастыряхъ, у мечетей5 со всякимъ харчем сидят и всякия овощи продаютъ. Дворцы царския у турка около моря везде подѣланы не хорошо добре, не какъ наши, у него поземныя толко тѣмъ хороши -- над водою сады, около древа6 кипарисовыя. А по темъ у него дворцамъ всё жоны7 живуть. В Цареграде платья на водахъ не моютъ, все в домахъ в корытахъ моютъ.
   В Цареграде турокъ прямыхъ разве четвертая часть, а то все потурнаки, руския да греки. Турок много у грекъ, у сорбовъ8, у болгаръ9 у бѣдныхъ: кому нечево10 дани дать, такъ онъ дѣтей отнимает да в служивыя ставит11. Да те-та12 у него13 и служивыя, а от турокъ нѣтъ л. 59 об. // служивыхъ; да и грекъ волницу накликаетъ, когда у него1 война бываетъ. К намъ многия потурнаки прихаживали; говорять, а сами плачутъ: "Кабы де государя сюда Богъ принесъ, все бы де мы чалмы-та2 доловъ поскидали, а турокъ, какъ3 сабакъ4, своими руками всѣхъ5 подавили. Чюдо, для чего6 онъ замирился? А уже было7-де время8 имъ великое пришло, что уже турки все ужаснулись от государя. Да уже де такъ Богъ изволил!". Перед9 нами в Царѣградѣ пожар великъ былъ -- ряды всѣ выгорѣли, а топерева всѣ ряды дѣлаютъ каменныя. В Цареградѣ женской полъ зѣло искусно ходять10, непрелѣстно; бѣзстудныхъ женъ не увидишъ или девокъ. И покущунять11 над женою нелзя: лутчему шлыкъ разшибѣтъ12; да и не увидишъ13, кто бы над14 женкою15 посмеялся; а блудницъ потайныхъ у нихъ нѣтъ. И судъ у нихъ правой: отнедъ16 и лутчева17 турка, с християнином18 судима, не помилуютъ. А кой у нихъ судья покривит или что мзды возмѣть, такъ с него кожу и здеруть да, соломою набив, в судейской л. 60. // полатѣ1 и повесять. В Цареградѣ 2послѣ Георгиева дни была буря велика -- восемъ кораблей потанула. В Цареградѣ3 в ыюле-месяце с паши кожу содрали за писма потаенныя от хана крымскаго*: прислалъ4, а онъ потаилъ. В Цареградѣ турецкой5 салтанъ не живетъ, но все въ Едринеполѣ живѣтъ, а тутъ боится жить: 6янычары убьютъ7. У нихъ янычары своеволны: пашу ли, палковника8, хошъ малую увидятъ противность, такъ и удавять.
   В Цареградѣ часто бунты бываютъ, а все от янычар; и при нас былъ. В Цареградѣ, когда бываетъ пожарно, болно9 силно горит: много у нихъ внутри поставы, кое-что деревянное; такъ и отнимать нелзя -- толко унеси Богъ самого!
   В Цареграде и вездѣ турки носят платья10 зеленое и красное, а греком и жидом не вѣлять11*. Жиды все носят платье вишневое да черное, а греки также. Нынѣ греки и красное носятъ, толко зеленого носить не дадутъ. л. 60 об. // Московския1 люди, когда прилучатся в Цареграде, носятъ зеленое платье2. В Цареграде и по всей Турецкой3 державѣ4 со всякихъ людей: со грекъ, с армянъ и жидовъ -- кои въ ево области живутъ, то горачь на всякой год по 5 и5 6 талерей берутъ. Кто не приѣдетъ въ ево землю иностранной, со всѣхъ, опричь московских людей, берутъ. А с ково возмутъ, такъ значикъ дадут, печатку. Такъ всякой человѣкъ с собою печатку носит, а горачьники6-турки вездѣ по улицам ходят, досматривают печатокъ. А у кого7 нѣтъ печатки, такъ горачь и возмуть; и с патриарха, с митрополитовъ и со всѣхъ старцевъ8 беруть -- и нѣт никому9 спуску.
  

ОПИСАНИЕ ГРЕЧЕСКОГО10 УСТАВА И ПОСТУПОКЪ ВНЕШНИХЪ И ДУХОВНЫХЪ, И КАКО ОНИ С ТУРКАМИ В СОЕДИНЕНИИ ПРЕБЫВАЮТЬ, И КАКИХ ОНИ л. 61. // ПОСТУПОК ТУРЕЦКИХЪ ДЕРЖАТСЯ

  
   В праздникъ Благовѣщениева дни* игуменъ того монастыря, где я стоялъ, звалъ меня в келью к себѣ обѣдать и нарочно многихъ звал грекъ для меня и для разговоровъ со мною: о московскихъ вѣдомостяхъ и про государя спрашивали. И когда я пришелъ в келью, тогда игуменъ посадилъ меня подлѣ себя; и грѣки всѣ сѣли, и старцы греческия, кои тутъ прилучилися. И стали на стол ставить ествы; что не1 изготовлѣны были, рыбныя и нерыбныя2, -- всѣ вдругъ на стол поставили. И игуменъ сталъ "Отче нашъ"* говорить сидя, и грѣки всѣ сидять. А я всталъ да гляжу: то еще первоначалная ихъ3 игрушка! А игуменъ меня сажаетъ: "У нас-де не встаютъ". А когда мы стали есть4, такъ5 греки, не какъ русаки, 6помногу за щоку мѣчутъ7, и, кто что захочетъ, тотъ то и есть. л. 61 об. // А я гляжу, такъ игуменъ пред меня подкладывает хлѣбъ и рыбу; такъ и я сталъ есть -- нечто вѣть дѣлать.
   И помалѣ игуменъ началъ1 у меня чрезъ талмача2 спрашивать: "Ест ли де3 на Москвѣ етакая рыба?" Да подложит кусъ да другой. А я сидя (да толко что нелзя смеятся-то) да думаю: "Куда, молъ, греки-то величавы! Мнять-то, что на Москвѣ-то4 рыбы нѣтъ. А бываетъ бы5 рыба-та какая завистная, а то что наши пискари, окуни, головли, язи да корокатицы с товарыщи6, раки с раковиными мясами и всякая движущаяся7 в водахъ". Такъ я стал про свои8 московския рыбы хвастать, такъ 9толмачь ему сказалъ, такъ10 онъ нос11 повѣсил. А самъ говоритъ: "Лжетъ-де, я вот де призову грека, кой-де на Москвѣ былъ, брюхо-то у него12 заболело". Похвалился, да не в час, не удалось.
   Послал13 тово часу по грека, и грекъ пришолъ да тутъ же сѣлъ. 14И сталъ15 игуменъ л. 62. // у него1 спрашивать: "Так ли де московской калугеръ говорит, что етакия-де рыбы есть на Москвѣ, что де в Станбуле такихъ нѣтъ?" "Ета-де расплевка рыба, у нас-дѣ убогия 2ету рыбу мало3 ядять!" -- а я, су, и прихвасталъ кое-что. И грекъ смотрит на меня да смѣется: "Что-де у вас за прѣние стало о рыбѣ? Токая4-де вамъ5 6в томъ7 нужда спиратися?" И я ему молвил: "Мнѣ, мол, нужды не было, игуменъ у меня спросил. И ты ему8 сказывай про наши рыбы, ты вить9 знаешъ московския рыбы и всякой харчь пред станбулским". И грекъ сталъ игумну сказывать, что есть. И игуменъ толко мнѣ молвилъ: 10"Токало, добро-де, су, станемъ-де есть".
   Помалу стал мнѣ говорить: "Для чево-де не ешъ раковъ и коракотицъ?" И я ему молвил: "У нас, молъ, ето гнусно и обычая такова нѣтъ, такъ, моль, мне смердит". И онъ молвил11: "Как-де хошъ12, а намъ не зазирай: у нас-де ето добро есть л. 62 об. // и бѣзгрѣшно. Ешъ, что дѣ указано". И я молвил: "У нас, моль, и то не всякой есть; и рыбы у насъ, моль, много. У васъ не на рыбѣ, такъ вы едите; а намъ нужды нѣтъ, такъ мы и не едим". Такъ онъ и перестал говорить. Бывало, какъ ни позовѣтъ обѣдать, а раковъ не елъ.
   И греки распрашивали1 у меня про государя: "Для чево-де государь 2с турком замирился3? Чево-де ради онъ нас из неволи и насилия не свобождает? А онъ-де веть христианской царъ. А онъ-де заведши4 войну, да и замирился, да с ыным-де стал бится*". И я им5 сказал: "Что петь вы приплетаетеся к нашему царю да еще и укоряете? Вѣть ето не вашъ царъ. Вы 6имѣли у себя7 своего царя да потеряли; а ето московской царь, а не греческой. У вас свой царъ есть, а вы ему служите!" Так они сказали: "Да мы-де християне8, такъ де на него надѣемся, что нас онъ от турка свободит9". И я имъ молвилъ: л. 63. // "Да веть, моль, уже на Москвѣ не одинъ цар был, се никакой1 васъ не свободилъ. Ветъ, молъ, и етотъ не крепость вамъ далъ, что от турка васъ свободитъ". Такъ они молвили: "Да такъ-де писано, что московской цар свободитъ насъ и Царьградъ возметъ*". Такъ я сказал: "Да хотя и писано, да имя ему не написано: кто онъ будетъ и кто возметъ Царьград". Такъ они молвили: "Сѣ-де прежнии цари туркам2 не страшны были, а етово-де турок боится".
   Да и стали говорить: "Для чево-де вашъ царь веру3 немецкую на Москвѣ завѣлъ и платье немецкое*? И для чево-де царицу постригъ в монастырь*?" И я им сказал: "Что петь у вас вестѣй-та4 в Цареграде много, кто вамъ приносит? У насъ на Москвѣ немецкой вѣры нѣтъ, у нас 5вѣра християнская; а платье у насъ6 московское; а царица не пострижена. Диво7, далече живетѣ, а много вѣдаете!"
   Такъ они еще молвили: "Да для чево-де цар вашъ л. 63 об. // нашихъ грековъ к Москве не велѣлъ пускатъ и с Москвы сослалъ*? Какие-де1 мы ему злодѣи? И мы-де за него2 и Бога молимъ3". И я имъ молвилъ: "Обычныя греки, нашему царю доброхоты, турецкому болше радѣютъ. Того ради и4 государь не велѣлъ грековъ к Москвѣ пущать, что они всякия ведомости турку внушают. Вот, моль, ето кто вамъ сказал, что чево у нас не водится, гдѣ на Москвѣ вѣра немѣцкая или царица5 пострижена? Такъ-то6, моль, ваши греки, тамъ бывши, сюда приѣхавъ, врутъ, чего отнюд нетъ7. Вправду ихъ государь не велѣлъ к Москвѣ пущать. Малыя, моль, греки нашему государю доброхоты? А что вы говорите, что: "Мы за нево, государя, Бога молим" -- и в том вы неправду8 сказываетѣ. Молитѣ вы Бога за царя, а не вѣмъ, за турскаго9, не вѣмъ, за московского. Глухо попъ вашъ въ ектении* говорит: "Еще молимся за царя нашего", а не вѣм, за коего. л. 64. // А коли "за царя нашего", такъ явно стало за турскаго1, для тово что тотъ вашъ царь, а не за нашева2. 3И вы в томъ лститеся4; кабы так-то: "За благовѣрнаго5 царя нашего" -- то бы на дѣло походило, а то Богъ знаетъ. Такъ они молвили: "Намъ-де нелзя так, чтобы молить за благовѣрнаго6; услышать-де турки, такъ худо будет намъ". -- "Такъ, моль, потому, какъ нѣ7 разсуждай8, молитѣ за турка". А они-таки9 в томъ крѣпятся, что: "Мы за московского царя Бога молимъ, а не за турка". И много10 кое о чемъ было речей всякихъ.
   А два старца тутъ, греченина, такъ и рыбы не ѣли, такъ игуменъ у меня спрашивалъ: "Ядят ли де у вас на Москвѣ рыбу в Великой постъ?" И я сказал, что у нас добрыя люди в Великой постъ толко дважды ядятъ рыбу: на Благовѣщение Пресвятыя Богородицы да в Вербное воскресенье*. А дураку л. 64 об. // законъ не писанъ: волно, кому хошъ, мясо ясть. И игуменъ молвилъ: "Для чево-де у вас на Москвѣ в среду и в пятокъ рыбу ядятъ?" И я сказал, что у нас, кто1 человекъ постоянной, тотъ отнюд в среду и в пятокъ рыбы не ѣсть. У грекъ толко ето добродѣтель мотается, что в Великой постъ рыбы не ясть, а что табакъ и в Великую пятницу* из рота не выходит и всякую гадину ядятъ.
   В Царѣградѣ в Вербное воскресенье церковъ всю выстилали масличнымъ вѣтвием и монастыръ весь; и на утренни с тѣми жъ масличными вѣтьми2 стояли3. Послѣ литургии4 игуменъ звал меня опять к себѣ обедать; и грекъ было много, тут же обѣдали; рыбы было много ж. Тутъ послѣ обѣда греки все смотрели5 нашъ указъ государевъ и рѣчи кое-какия были л. 65. // про турка.
   В Цареградѣ под Свѣтлое воскресение стояли у1 заутрени в церкви в монастыре Иерусалимскомъ2. В вечер в суботу противъ Свѣтлова3 воскресения, в час ночи, собрались4 в церковь греки да по мѣстам и сѣли. Потомъ стали честь Дѣяние апостолское*, чли по переменамъ. И когда прочли Дѣяние, тогда5 начали полунощницу6* петь, а на полунощнице7 канонъ пети со ирмасом8 на6*. Пропевъ полунощницу9 да сѣли. Потом игуменъ взявъ свещи да и пошолъ10 греком раздавать11, а за нимъ старецъ носитъ блюдо. И греки игумену давали за свечи иной червонной, иной талер, иной орлянку*, последнѣй тюлтъ* дасть; а кои убогая, тѣ со своими свѣчами приходили. И, раздавъ свѣчи, подняли иконы так же, что у нас, вышли вонъ из церкви да и пошли кругъ церкви. И, пришедъ к церковнымъ дверемъ, пѣли "Христос воскресе".
   Потомъ вошли в церковь, начали петь канонъ Пасце. А канонъ по крылосам канархист* сказывал, л. 65 об. // а канонъ пели на шесть со ирмосомъ, a послѣ единожды покрывали*. Потомъ пѣли стихѣры Пасцѣ; по стихерамъ вышел игуменъ со крестомъ1, диаконъ со Евангелиемъ, да "Праздникъ Воскресение" была икона, а четвертой человекъ держал блюдо на денги. Потом пошли греки ко иконамъ и стали целоватся со2 игуменомъ3. И, поцеловавшися, игумену4 на блюдо клали кой червонной, иной талер, иной5 тюлтъ, а иной пар 56 и 6, послѣдней пару -- а не по-нашему, чтоб7 яйца красная8 давать. По целовании начали пѣть9 литоргию, а на обѣдни чли Евангелие. Игуменъ стоял во алтарѣ во вратѣхъ царскихъ*, а10 по всей церкви стояли попы съ Евангелием11 да такъ все чли, тово что много было поповъ. А церковь вся была наслана ветьми12 масличными, и монастырь былъ весъ выслан.
   И13 послѣ обѣдни прислалъ к намъ игуменъ со диакономъ14 блюдо пироговъ, блюдо яицъ красныхъ, сыръ. Спаси ево Богъ, до меня л. 66. // былъ силно добръ! Часто зывал к себѣ в келью обѣдать да и говорить1: "Кабы де ты нашъ греческой языкъ зналъ, я бы де с тобою всѣ говорилъ; да то де наша с тобою бѣда2, что де языка не знаемъ межъ3 себя". А4 с монастыря какъ ни пойдешъ или, гулявъ, придешъ на монастырь, то5 и позовѣть к себѣ вина церковного пить. A мнѣ часто говорил6: "Учися-де нашему языку". Зѣло миленкой добръ былъ, раделъ о нашемъ походѣ: корабль намъ до Египта сыскалъ, грамотки7 в 8свои монастыри9 давал, кои по египетскимъ странамъ (такъ намъ по тѣм грамоткамъ от тамошнихъ10 игумнов добро было), и во Еросалим к намѣстнику* грамотку писал; та грамотка много намъ добра здѣлала. И тотъ наместникъ зѣло меня любилъ: хлѣбъ и вино присылалъ и за трапезу часто зывалъ, и в келью11 -- доброй и смирной12 человѣкъ.
   В самое Свѣтлое воскресение13, против понедѣлника, на вечерни л. 66 об. // тѣмъ же подобиемъ выходъ былъ со1 Евангелиемъ, и2 игуменъ крестъ держалъ. Также целование было, и греки игумну денги давали тѣмъ3 же подобиемъ, что на завтрени; да у грекъ и во всю Светлую4 неделю послѣ службы все целование, что на праздникъ.
   В понеделникъ на Светлой недѣли ходили греки на гору гулять, зело было грекъ и турокъ много5. А то гулбище патриархъ6 у турка откупаетъ толко на три дни на Святой недели и даетъ7 турку по 1000 ефимковъ* на год. А гулятъ8 толко да9 полденъ, а то турки избиваютъ доловъ, крычать греком, ходя з дубьемъ10: "Гайда, гайда, долов-де пошолъ11!" Тутъ бываютъ со всякимъ овощемъ. A тѣ ефимки патриархъ у нихъ же по церквам збираеть, старосты выбраны да с ящиками по церквамъ ходят. А12 греки на Святой недели ходять по улицамъ, по монастырямъ с медведи, с козами, з бубнами, с13 скрыпицами, сурнами14, с волынками* л. 67. // да скачутъ и пляшут. Взявши за руки человекъ 20-30 да такъ вереницами, по дворамъ, по монастырямъ1 ходя, скачуть да пляшуть, а греки денги даютъ. И к патриарху2, к митрополитом ходять, а они, миленкия, имъ денги дають и3 виномъ поять за то скакание. Бѣзчинно ето4 у грекъ 5силно, у турокъ таковаго нѣтъ бѣзчиния. У грекъ6, когда бывает месяцъ первое число, то всѣ ходятъ попы со святою водою по домамъ, по кѣльямъ, да кропят, да цветъ по окнам тычутъ: малодушные греки къ7 етем цвѣткамъ, и турки какъ есть малыя младенцы.
  

О ЦЕРКОВНОМ УСТАВЪ ГРЕЧЕСКОМЪ8,

КАКЪ9 ПОЮТЪ, КАКЪ ГОВОРЯТЪ, И КАКЪ В ЦЕРКВАХЪ СТОЯТЬ, И КАКЪ10 САМИ КРЕСТЯТСЯ, И КАКЪ МЛАДЕНЦОВ КРЕСТЯТ, И ВСЯКАЯ ПОСТУПКА, ВНѢШНЯЯ11 И ДУХОВНАЯ л. 67 об. //

  
   А1 в началѣ церковнаго пения греки когда приидутъ в церковь, такъ они шапокъ не снимають. Станетъ в стойле (во всех церквахъ у нихъ стойлы подѣланы), а стоять2 лицемъ не ко иконамъ, но на сторону, к стенѣ, противо, другъ ко другу лицемъ, да такъ и молятся -- не на иконы, но на стену. И такъ во всю службу стоятъ3 в шапке; толко соимѣтъ, какъ с переносом выдут да кеноничное4 "Аллилуиа"5 пропоютъ*, да и6 тафей7* не скидываютъ. А крестятся странно: руку на чело взмахнетъ, а до чела дале не донесетъ да и отпустит к земли. А духовной чинъ у грекъ хуже простова8 народу крестится: какъ войдетъ в церковь, а рукою махаетъ, а самъ то на ту сторону, то на другую озирается, что коза. А царскихъ вратъ у нихъ ни попъ, ни диякон9 не затворяетъ, ни отворяетъ, но простолюдимъ, мужикъ или робенокъ. л. 68. // А на городахъ мы видели, такъ и бабы отворяютъ и затворяють врата царския, и в олтаръ бабы ходять и кадило раздуваютъ1.
   А когда попъ ектению говорит, то греки по крылосам "Господи, помилуй!" не поютъ2, но просто, где кто стоитъ, тотъ тутъ и ворчитъ3: "Кир, иелейсонъ!" А попъ ектению проговоря4 да и скинетъ патрахиль*. И Евангелие попъ чтетъ, оборотяся на западъ, в олтаре, стоя у врат, держитъ на рукахъ. "Слава тебѣ, Господи!" по крылосам не поютъ, такъже всякъ, стоя, ворчить: 5"Докса си, кирии, докса си!"6 "Блаженъ мужъ" не поютъ, просто говорять; "Господи возвахъ"* поют. А стихеры7 и каноны всѣ по крылосам сказываюсь; а хошъ одинъ на крылосе, все поетъ: и стихеры8, и канон9 -- самъ и конархъ, и певецъ. "Иже херувимы10", гдѣ на коемъ крылосѣ11 кто захотѣлъ12, тотъ и запелъ. На сходе 13у грекъ14 ничего15 ни16 поютъ: ни "Достойно", ни дохматиков* -- всѣ по крылосам. "Свѣте тихи" не поют, говорят л. 68 об. // говорком. Прокименъ* по крылосам не поют, чтецъ1 проговорить говоркомъ.
   Греки к нищимъ в церквахъ податливы; а на2 нищихъ у нихъ збор особой в церкви3 живетъ, да и человѣкъ у денегъ приставлена. А какъ поидутъ нищия в церковь, такъ тотъ4, кой приставлена даетъ по аспре, по двѣ на человѣка. А5 патриархъ греческой безпрестанно6 даетъ листы неволникомъ, такъ они ходят по церквамъ, збираютъ да окупаются.
   В Цареграде вѣшнему7 Николѣ* не празднуютъ. Греки по славословию начинаютъ литоргию и час первой, и час не пѣв, а когда похотять, такъ поютъ часы. А понахиду поютъ -- кутия у нихъ у царскихъ вратъ стоитъ на земли*. Такъ не отпустя вечерни и литоргии, вышед из олтаря с кадилом да одну толко8 ектению проговорит да "Вечная память" -- то у них и болшая понихида9, и10 малая -- все тутъ. А когда у нихъ выдут с переносом, то на пути все лягутъ; л. 69. // а попъ и диаконъ1 идутъ чрез людей с переносомъ; а иной с2 стороны поповъ3 ризы4 целуетъ. А простолюдимъ пред попомъ идѣтъ задом да кадит, кадилом махаетъ, что попъ, -- странно силно!
   Грѣки служат на одной просвире5, а крестъ на просфире четвероконечной*. А тое просвиру6 искроша на блюдо да послѣ обѣдни людем роздает. А просфира, хошъ недѣлю лежит черствая, служить на ней; даром они то ни за что ставят. Греки в крещении совѣршенно обливаются* -- мы сами самовидцы.
   У грекъ всенощныхъ7 не бываетъ никогда, и великого8 ефимона* противъ Рожества Христова, и Богоявления, и Благовещения не поютъ, но простую заутреню. У грек пѣние хорошо9, да непомногу поютъ людей, толко по человѣку да по два на крылосе, а поют высоким гласом. "Хвалите имя Господне" греки не поют; не10 полиелеосу* у них во весь год никогда не бываетъ ни празднику, ни святому. 11Евангелие на заутрени чтут иногда послѣ антифонов, а иногда на 9 пѣсни, какъ похочет. "Богъ Господь" л. 69 об. // на заутрени не поют никогда; а песни по Псалтыри1 пред каноном всѣ говорят; а каноны поютъ по крылосам толко 3 песни: 1, 2, 9 -- болши того2 нѣт.
   А церкви3 у грекъ что простая храмина, не узнаешъ; и крестовъ 4на нихъ нѣтъ5, ни6 звону нѣт же. Противъ воскресения7 ходят по улицамъ да крычат, чтобы шли до церкви. А патриархъ греческой по вся годы церкви8 отдает9 на откупъ; a бѣретъ за церковь по 200 и по 150 талерей; а что год, то переторшка: кто болши даст, тому и отдаст, хошъ два талеря передаст10, тому и отдаст. У нихъ и митрополитъ митрополита ссажает: дал лишнѣе11 да и взял12 епархию*. Такъ у нихъ много бѣзмѣстных митрополитовъ и поповъ; попы такъ таскаются по бозару13. Етаковы греки-та14 постоянны, хуже босурмановъ15 дѣлають!
   Иногда на завтрени кафизмы* говорят, а иногда нѣтъ, толко каноны. А и каноны они не всѣ говорят, толко по три песни; а чтения у них л. 70. // мало бываетъ. Греки крестовъ на себя1 не носят, и в хоромахъ у нихъ иконъ нѣтъ. А с турками во всѣмъ смесилися и зѣло порабощены: какъ турокъ идѣтъ улицею, то все ему грекъ2 лутчее мѣсто вездѣ уступает3, а гордостию таки еще дышутъ! Да еще добрые люди, что еще милостиво поступают над такимъ непокоривымъ родом. Кабы да греком такъ Богъ попустил турками владѣть, отнюд бы такъ греки туркамъ4 свободно не дали жить -- всѣх бы въ работу поработили. Таковы греки5 непостоянны и6 обманчивы; толко милые христиане называются, а и слѣду благочестия нет*! Книги печатают в Венеции, а Венеция попежская7*, и папа -- головный врагъ христианской вѣрѣ. Какъ у нихъ быть благочестию и откуда взять? Каковы имъ ни пришлют книги из Венеции, и такъ 8они по нихъ и поють. Уже и такъ9 малым чим разнились с папежцы; а что пьютъ, ядять -- то всѣ с ними вмѣстѣ; аив церковь, мы сами л. 70 об. // видѣли, что папежцы з греками ходять, а греки -- к папежцамъ1.
   Нравы и поступки, внѣшния и духовныя, -- всѣ с турецкова переводу. Головы всѣ бреютъ -- то от турокъ взяли, тафии -- от нихъ же; в шапкахъ 2в церквах Богу молятся, другъ со другом на улице в шапкахъ3 кланяются, во отход съ кувшинцами ходят да и афедроны4 моют -- всѣ то по-турски дѣлаютъ.
   Турки милостивея грекъ5, и жиды нравами милостивея грекъ и6 лутче ихъ. Неволникъ у нихъ, у турка, в сѣмъ лѣтъ отживется7, а умеръ турчанинъ -- такъ хошъ и в год свободится; и у жида также неволникъ въ сем лѣтъ -- такъ и свободился8. А у грека, хошъ сам издохнет, а на волю не пустит. Таковы греки милостивы9! A гдѣ случится неволнику 10от турка уйти да греку11 в руки попадет, а онъ опять ево12 продасть турчанину или на13 каторгу. Греки московских людей зѣло не любят.
   Греки да14 Вознесения в церквах противу15 недели на стиховнѣ л. 71. // воскресныхъ стихеръ1 не поютъ*, толко одну стихеру2 пропоютъ. На Георгиевъ день гуляютъ и великое собрание бываетъ, на колодезъ и в рядахъ тотъ день не сидять.
   У грекъ жены3 своеволны. Буде4 которая женка5 не захотѣла с мужем жить, пошедъ к патриарху, подала челобитную6, что не хочу с мужемъ жить. А патриархъ призовѣтъ мужа и станетъ распрашивать7; и будетъ не сыщетъ вины за мужем и не похочетъ развѣсти, а жена скажетъ: "А коли не похошъ меня развѣсти, я8 шедъ да турку же буду туркенею9". А патриархъ, миленкой, и разведетъ, чтобы не потурчилася. Греком ни женъ10, ни дѣтей поучить, побить11 за какую вину нелзя. Буде12 стал бить, а онъ13 и стал во14 окно кричать15: "Хочю16 турком быть!" -- а турки пришед да и возмут. Етакое-то17 греческое житие -- неволная управа з женою и детми!
   Патриархъ греческой ходитъ что простой старецъ, и не узнаешъ, что патриархъ. А куда греки позовут обѣдатъ, л. 71 об. // то он взявши простой посошокъ да и пошолъ, и за нимъ толко одинъ диаконъ1. Митрополиты и всѣ власти греческия по улицамъ, по рядам просто таскаются; хош на 3 копейки чево купить, то сам поволокся. А старцы греческия, что стрелцы, ганяют бѣс2 клобуков по рядам, по улицам. И в церкви зело неискусны3 греки; а4 жены5 ихъ к бѣлым попамъ* не ходят на исповедь, все к чернымъ. Во весь Великой постъ рыбы не ядятъ, а раки и всякую гадину ядят. А в царския врата всякой у нихъ сквоз ихъ ходить. А митрополиты греческия в церквахъ зѣло неискусны: все смѣются и говорятъ и пения не слышит, а сам, что коза, назадъ оглядывается, кричит по церкви -- зѣло не хранят своего чина. Наши поселянския попы лутчи6 их митрополитовъ. А все греческия власти у себя в кельи красиковъ* держат; а греки, сказываюсь, л. 72. // все садомства1 насыпаны.
   Греческия дѣти зѣло тщателны2 к грамотному учению, робятка3 стихеры4 сказывать5 и петь досужи. Греки книжному учению6 тщателны, всѣ книги церковныя учат изоустно: Псалтырь, Евангелие, Апостол, Минеи, Октай* и протчия7. Греческия жены8 особѣ9 стоят, за решетками, -- етемъ у нихъ искусно. A гдѣ ихъ жены10 стоят, нетъ иконъ и перекрестится нечему. Греческия власти все тютюнъ тянутъ, и старцы и носовой, и жонки -- все бѣз11 зазору.
   В Цареграде видили мы свадбы12 греческия, армянския. 13В воскресенье14 и в понеделникъ ходитъ женихъ с невѣстою по улицамъ, а пред ними и за ними турки с караулу з дубьемъ, а пред женихом с15 невѣстою молодежъ: скачут16, пляшуть, песни поютъ, в ладони бьютъ17, в свирели, в скрыпицы, в18 волынки19 играютъ. А кои богатыя, такъ невѣста в корете. А когда пеши идутъ, такъ женихъ л. 72 об. // с невѣстою взявшись1 за руки идутъ, а за ними2 турчанинъ з дубиною в шлыку высокомъ, что халдей*, обѣрегаетъ, чтобы3 обиды не было, и дорогу очищаетъ. А греки такихъ4 турокъ драгою ценою нанимають.
   В Цареградѣ у грекъ во5 Ерусалимскомъ6 монастыре7 после Вознесениева8 дни в суботу ставили в митрополиты не такъ, какъ у нас на Москвѣ. Анбона9 не дѣлали*, толко три стула принесли да коврами покрыли. А у ставки былъ митрополит Ираклийской10 да два епископа, а патриарха 11не было. Да не ставит самъ патриархъ12 никого: ни поповъ, ни дияконовъ13 -- все присылаетъ в Ерусалимскую14 церковь. Та церковь честна у грекъ, властей и поповъ все в ней ставят. А какъ поставили митрополита, такъ онъ вышед из церкви да и скинул15 пеструю мантию и посохъ16 покинул, да и пошли в полату обедатъ. А к митрополиту пошли греки здравствовать17. Тут, сидя, пьютъ18 и всем даютъ; кто ни пришелъ, всемъ подносятъ. л. 73. // И по ставки того митрополита я про него1 спросилъ: "Куда2 ево поставили?" И они смѣются да сказали: "Бѣдной-де митрополитъ3, на село-дѣ поставленъ". А церковь одна, а митрополитъ словетъ. И то все у турка и у патриарха накупаются4 дачею великою5. У греческихъ властей нетъ певчих6, толко попъ да дьяконъ. А новой митрополит поутру в недѣлю и на крылосѣ пелъ. В Цареградѣ приѣзжей человѣкъ не познаетъ греческихъ властей: приличья нѣтъ никакова, что власти или простой7 старецъ -- одеяние равно.
  

О НЕСОГЛАСИИ ГРЕЧЕСКОМ С ВОСТОЧНОЮ ЦЕРКОВИЮ8

  
   1. Греки в крещении обливаются.
   2. Крестовъ на себѣ не носятъ.
   3. Неистово крестятся: ни на чело, ни на плеча не доносят; махаютъ семо и овамо. л. 73 об. //
   4. В церквахъ1 стоятъ в шапкахъ, какъ молятся2, не скидываютъ3; а стоятъ в стойлах4 гордо, искривя бокъ, и глядятъ ни5 на иконы, но на стену.
   5. Служать на одной просфире6, и то на черствой7; а мирския у них, не говея8, причащаются*.
   6. Патриархи, митрополиты и вси9 духовныя играютъ в карты и в шахматы.
   7. Патриархи и митрополиты10 табакъ пьютъ и в11 грѣхъ того12 не ставят.
   8. Патриархи, и митрополиты, и попы усы подбривають и гуменцовъ себѣ не простригаютъ*, но нѣкако странно снизу кругом голову подбриваютъ 13до полъголовы14, а иныя сопреди подбривают15, что абызы турецкия*; да знатъ, что16 с техъ переводовъ такъ дѣлаютъ, у нихъ научилися.
   9. Всякия гадины и ползающии17 в водѣ18 ядять и в Великой постъ.
   10. Простолюдимы и бабы ходят сквоз царския врата в олтар, и затворяютъ бабы; а кадять простолюдимы, л. 74. // и1 когда идетъ с переносом попъ, а мужикъ идетъ перед попомъ да кадиломъ махаетъ на "Святая".
   11. Греки, когда за трапезу садятся, то все сидя "Отче нашъ" говорять; и после обѣда "Достойно есть" все сидя ж говорят.
   12. Евангелие чтутъ в церкви, оборотяся на запад.
   13. В2 свечи у нихъ воскъ мѣшаютъ с саломъ да смалою3, а воскъ бѣлой; ино когда свечи горятъ, зѣло тяшко необыкновѣнному человѣку стоятъ; а щипцов у них не держат: когда на свече нагорит светилна, тогда сняв свечу4 с подсвѣшника да наступит ногою -- так и оторветъ свѣтилну. Страмно5, пощади, Господи!
   14. Часов пред6 обѣднею не поютъ, развѣ обѣдни не будетъ, то поютъ.
   15. Патриархъ греческой церкви в откупъ отдает погодно по 100 и по 200 талерей; а кто болши передасть хотя талерем7, 8тому и отдаст.
   В Цареградѣ на Богоявлѣниевъ день греки мечутъ в море кресты деревянныя9, а за то турки л. 74 об. // даютъ дачю великую, чтобы велѣл в морѣ кресты1 метать; и с того дня греческия корабли отпущаются на море в промыслъ. А греческим патриархом ставки не бываетъ, какъ святая2 соборная церковь прияла; но ставит ихъ турецкой салтанъ: они у турка накупаются на патриаршество дачею великою*. А когда в Цареградѣ патриархъ умретъ, тогда паша цареградской ризницу патриаршу* к себѣ возметъ и отпишетъ к салтану, что греческой патриархъ умер. Тогда греческия власти многия поѣдутъ во Едринъпол3 и тамо с салтаном уговариваются. И кто болше дасть, того4 салтанъ и в патриархи поставить и дасть ему писмо к паши в Царъград5. И онъ приехавъ да и подаст паши, а паша возмет с него подарку6 тысячи7 три златыхъ и дасть ему ризницу и патриаршескую одежду. Мантию со источниками* наденетъ на нево и посадитъ на 8свой конь9, а пред ним и за ним идут человѣкъ л. 75. // двѣсте1 турокъ з дубьемъ, а иныя за стремя держатся -- и тако онъ с великою гордостию ѣдет до двора патриарша.
   А в тѣ поры у патриархова двора стоять множество грекъ, а власти у вратъ ожидають патриарха. И тутъ ево во вратѣхъ встретят, и примуть ево с коня под руки, и введутъ в2 полату патриаршу, и сядутъ с нимъ на коврахъ; и турки тутъ же сядут3, началныя люди. И потомъ принесутъ имъ питки4 табачныя. Архидияконъ* растянетъ питку5 с табакомъ да подасть патриарху, и протодияконы* -- митрополитомъ, и епископомъ, и туркомъ. Потом у нихъ поидетъ стол, а туркам-янычарам особой столъ, а началныя турки с патриархом ядят. А после обѣда патриархъ станетъ турокъ дарить: началнымъ людемъ по 30 и 20 золотыхъ, а янычарам по 5 золотыхъ. Таково поставление бываетъ всегда греческим патриархомъ, а своими митрополиты оне не ставятся и дѣйства никакова л. 75 об. // не бываетъ. А сами патриархи от поставления в митрополиты беруть по 3000 золотыхъ, а съ епископовъ -- по 5000 ефимков, а с поповъ -- по 100 златыхъ.
   А патриархи и1 все духовныя власти рукою никого не благословляют, толко руку даютъ2 целовать убогимъ, а богатыя греки и сами ихъ рук целовать гнушаются и ни во что ихъ ставят.
   Некогда у меня было з греками сопрение о ихъ поступках худых. А прение у нас было3 на корабле4, какъ плыли изъ Египта въ Царьград, в Великой постъ пред5 Свѣтлым воскресениемъ. И я имъ говорилъ: "Для чего6 7вы многия турецкия поступки держите и всякия гадины ядите?" И они мнѣ сказали: "Мы-де еще маячимъ, будъто8 христиане9 нарицаемся, а есть-де у насъ такия грады греческия, тамъ-дѣ и10 близ християнства11 не хранят: в посты-де, и в среду, и в пятокъ мясо едятъ12". л. 76. // Июня въ 22 день пошли из Царяграда во Едринополѣ для грамоты салтанской. И оттошли двѣ мили, и стали1 в селѣ на примории, а село стоит под горою. Тутъ застава стоитъ: турки товаровъ досматривают у торговыхъ людей. Тутъ в селѣ мостъ зѣло великъ каменной чрезъ реку. И в том селе ряды, что в Цареградѣ, со всячиною2; и строение все каменное3, улицы4 каменемъ высланы. А та рѣка зѣло хороша, широка будетъ со Оку; и ис5 той реки вода привѣдена въ Царьград. И в том селе зжидалися всѣ, стояли до вечера да и пустилися6 в ночь. От Царяграда до Едринаполя дорога вся каменемъ7 слана; где ручей хоша малой, тутъ мостъ каменной со сводами. A хлѣб в Турецкой зѣмле поспелъ яровой за двѣ недѣли да Петрова дни*. А ходят все въ Едринополѣ вьюками, вѣрхами все ѣздят, а телегами нетъ, толко малое число арбами8 на волахъ. Тоя ж9 нощи10 минули три сѣла, все стоят при море. л. 76 об. // Во1 едином селѣ мост зѣло дивенъ камѣнной ведѣнъ чрезъ губу морскую*, с полверсты будетъ. Дивно зѣло тотъ мостъ здѣланъ! У насъ на Москвѣ чрезъ Москву-реку дивно здѣланъ*, а тутъ добро бы не дивнѣе нашего. В Турецкой землѣ2, гдѣ не3 поѣзжай, все мосты каменныя4; и селы все -- строение каменное, улицы все каменныя5. А воды -- все по дороге приведеные столпы каменныя6, нигдѣ нужда водная не изойметъ. Зѣло предивно! Воистинну златое царство!
   Того же дни пришли во градъ Селиври* и тутъ стояли до вечера. Градъ хорошей, з Бѣлевъ будетъ, городъ каменной. А стоялыя дворы по дороге зѣло удивителны здѣланы: полаты длинныя с воротами; а когда в него въедешъ, такъ по одной сторонѣ ясли, конем кормъ кладутъ, а по другую людем лавки широкия подѣланы да и горнушки -- что хошъ вари. 7Да в тех же8 и отходы подѣланы и воды приведены съ шурупами. А хозяинъ, чей двор, и рогожи принесет л. 77. // да постелет всякому человѣку. А харчь всякой держать, чево похошъ, и вина много. А постоялого не берутъ, толко харчъ покупаютъ у нихъ. Из Царяграда въ Едринополѣ ѣздять1 болшими корованами2, человѣк 500, 400, 300, -- обычай такъ3 надлежит4; и смирно зѣло, хорошо5, хотя6 один поезжай.
   Июня въ7 24 день пошли в мѣстечко Чорно8*: зѣло хорошо9, болши иного города; мечетѣй в немъ и всякого харчу много. И тутъ стояли до ночи, и в ночь пошли. И во утрий день пошли в мѣстечко Бургавъ10*, будетъ з город хорошей; и тутъ пребыли до ночи. А шли мы из Царяграда в Едринополе моремъ11 полтретья дни; на третей день отвратилися от моря вправо12 къ13 Едрину; а шли все в запад лѣтней. А какъ подле моря идешъ ночью и в день, хошъ двѣ шубы надень14, такъ в пору: подлѣ моря холодно. А когда от моря поворотили въ степь, то было от жары15 все згорели. И того ради и ход бывает ночью, а в день стоят. Когда из Царяграда до Едринаполя ѣдешъ или в Царъградъ16, посмотришъ л. 77 об. // на корованъ: верстъ на пять идетъ, те1 в Стонбулъ, а иныя из Царяграда; радостно силно, нуждъ никакихъ не бываетъ. А в тѣхъ корованахъ турки, греки, жиды, армяне2, а никто насъ не обиделъ3. От Царяграда до Едрина все степь голая, ни прутика нетъ.
   И еще минули два местечка. А в последнемъ мѣстечке тутъ царевъ сарай, тутъ стоялой двор лутче нашего гостина4 двора*. И тутъ начевали. Тут среди двора колодезъ великъ, а вода ровна со струбомъ стоить. Зѣло премудро! A бѣспрестани берутъ и коней поятъ, а она таки равно стоитъ.
   Шли мы до Едринаполя четыре5 дни, и в пятый6 день, июня въ 26 день, пришли въ Едринополѣ, и стали в гостине дворѣ. А держит тотъ двор греченинъ, ево земля и ево строение. Тутъ мы, приехав, того ж дни подали челобитную, чтобы намъ дали указъ во Иеросалимъ7. И торжаманъ Александра* сказалъ: "Сидите-дѣ в ганѣ, указъ-де вам готовъ будетъ". И во 2 день захворал у меня л. 78. // товарыщъ1, а лежалъ три2 дни. Трудно силно да и нужно было: дни жаркия такъ силно. В Цареграде лутче: от моря холодно бываетъ; а въ нощи в Цареградѣ зѣло холодно бываетъ, и в день прохладнѣе гораздо едринскова3.
   Град Едринополе стоитъ в степи: полъ его -- на горѣ, а пол -- на ровномъ мѣсте. А окладом и жильемъ поболши Ярославля-града4. Градъ каменной, хуже Царяграда строенье5; рядовъ много и товарны силно; мечетей много. Двор царской стоит у реки*, весь в садах; река под нимъ поменши Москвы-реки да тиновата. А харчъ гораздо дороже цареградского6. А чрез рѣку мостъ каменной оченъ длинен. А у моста так же мелницы, что у нас на Москвѣ-рѣке, толко не тѣмъ переводом: у них анбары на столбахъ, а шестерня высокая, а на колесах перья набитыя; а мелетъ хорошо, мы смотрели7. А самъ салтанъ ездит в мечеть в пятницу. Тутъ патриархъ Иеросалимской8* жеветъ9, мы были въ ево церкви, а в тѣ поры онъ выѣхал в Малдавскую землю за милостынею10; л. 78 об. // митрополитъ тутъ живетъ. Христианскихъ греческихъ церквей много, и армянъ много. Около Едринаполя салтану приволно за зайцы ѣздить: много лесу и садовъ. Салтанъ великой 1трудъ даетъ2 своимъ всемъ подданнымъ, что онъ живетъ въ Едрине: Збѣзпрестанно из Царяграда ѣздят турки, греки, жиды за челобитьем; а кабы онъ не жилъ въ Едрине4, так бы5 такова приѣзду не было.
   Въ Едринеполе пред нашим приѣздомъ великой пожар был, много силно выгорело, стали6 строится вновъ. Христианскую церковь приходскую7 выстроили греки зѣло хорошу. В Едрине к нам турки добрея8 были цареградского9. В Едрине боле поселянинова народа цареграцкого10. Тут уже все из селъ землею: хлѣб, дрова, сено и протчее -- буйлами да волами привозятъ болгары11. Жили мы въ Едринеполѣ 5 дней. И в шестый день принесли12 нам на двор указъ турецкой, совсемъ запечатан. Такъ мы нанявши подводы да въ 7 день и поѣхали в четвертокъ. А извозу от Царяграда до Едри-на л. 79. // довали1 мы по 3 левка с человѣка, а изъ Едрина -- полтретья левка.
   И пошли изъ Едрина в Царъград2, и идохом да3 Царяграда такъже4 пять5 дней. И в пятый день пришли рано в Царьградъ опять в монастыръ, гдѣ стояли. А в монастыре у нас у рухледи жилъ6 третей нашъ товарыщъ Лука. И тако мы опочихомъ; и утре пошли к Саве Венедику, онъ намъ радѣлъ. Спаси ево, миленкова7, Богъ! А мы имъ радѣли: выправили ему указъ к Москвѣ ѣхать, на Азовъ. И тако с Саваю8 мы пошли к паше, чтобы паша указъ подписал. И какъ подписал, тогда взяли его.
   Июля 269 дня сѣли в кораблъ, и в нощь отвѣзохомся10 от пристани, и стали на Бѣломъ море на якоре противо11 Кумъкопѣйскихъ12 воротъ*. И тутъ начевали, зжидалися сидѣлцовъ* во Египетъ. И в день недѣлный во исхождении дня, на вѣчеру13 подняша парусы и пошли в путь свой. И во 2 день по захождении солнца минули городокъ Калиполя*: городъ каменной хорошей и житьемъ л. 79 об. // пространен; в томъ городке турки и греки живуть.

0x01 graphic

   И того же дни пришли в городокъ Костели Старыя*. И богаты1 же два городка2 по обѣ стороны сидят, городки3 хорошия. Тут мы стояли нощъ и утре часу до третияго; тутъ раизъ бралъ пропусную4 на свой5 кораблъ6. А море -- узко7 то мѣсто; a тѣ городки у турка поставлены, для войскова дѣланы: нелзя кораблямъ8 то мѣсто пройти, тутъ море узко9. И от того городка подняли парус; сели в сандалъ матрозы10 и побѣжали ко брегу, отдали писмо проѣзжее; а ко брегу не приставали, опять на кораблъ11 возвратилися. А сей городокъ, Новыя Костели*, такъже12 по обѣ стороны городки. От тѣхъ городковъ морѣ уже разшиблось островами под Святыя горы*. От Царяграда до Костели полтараста верстъ. А мы пошли влѣво. А от тѣхъ городковъ13 видеть Афонская гора по захождении солнца, а в день не видетъ.
   И въ 29 день пришли во град Сокиз*. Град зѣло хорошъ, л. 80. // старинной, християнской1; жильемъ пространенъ; а городовыя стѣны всѣ от француза разбиты, какъ онъ ево брал*; вѣтриныхъ2 мѣлницъ зѣло много, всѣ каменныя. Тут раизъ отдавалъ сухари на каторги3 4неволником, в Цареграде бралъ. Полатное строение всѣ каменное, садовъ много. И виноград дешевъ: по паре5 око6; арбузы дешевы, лимоновъ по 20 за копѣйку, дыни дешевы. А стоит Сакизъ7-град, какъ во Иеросалимъ идешъ, на правой стране, на бѣрегу моря, ниско под горами высокими -- невозможно пѣшему взойти, а горы все каменныя. Тутъ наши товарыщи пошли в город за харчемъ, такъ горачники засадили за горач. Такъ, приѣхавши, намъ сказали, что: "Ваших-де турки посадили за горачь". Такъ я сѣдши в сандал да и поѣхал ихъ выручать -- ажно их турокъ и выпустилъ. Сказалися, что московския, такъ они8 и отпустили. А когда я вышел на бѣрегъ ко граду, тогда меня обступили неволники, спрашивали про всячину. Рады9 л. 80 об. // миленкия! Делаютъ тутъ городъ, стены каменныя из земли ведутъ. Тутъ мы гуляли по городу и всякой харчь покупили. Тут в городѣ зело много грѣкъ, и митрополит1 тутъ живетъ. И тако мы ходили по граду, а меня уже горачники не брали и не спрашивали. А когда наших турки брали, тогда они сказали, что: "У нас-де на карабле2 указъ у попаса", -- такъ они меня потому и не спрашивали. И, пришед на корабль, начевали, и утре рано подняли парусы3 и поидохомъ.
   Августа въ 1 день пришли в городокъ Сенъбаки4*. В том городку живутъ всѣ греки, а турокъ5 нетъ никого. A всѣ корабленники6 до одново7 человека: когда они пойдутъ на море, такъ у нихъ одни бабы дома останутся; а то и попы всѣ на корабляхъ8 ходят в промыслу. Городокъ Сейтяки9 стоитъ на горѣ зѣло высоко, а за нимъ еще и втрое10 горы выше. Тутъ и монастыри естъ по горамъ, да я в нихъ не былъ. Тутъ раизъ корабль11 з запасомъ выгружал, и стояли л. 81. // мы тутъ седмъ дней. Во всѣхъ тутъ cap домы и жены*, такъ они из Царяграда всякой припас годовой привезли, а Раскали на себѣ на гору. Чудное дѣло2, каковы3 ихъ жоны силны! Одна баба пшеницы пол-осминки4* в мешку несетъ в городокъ5. А такая нужда на гору итти! Мы, бывало, порожнемъ пятью отдохнешъ, идучи на гору, а они без оддышки да еще босы, а каменья такия, что ножи торчатъ6.
   Августа въ 7 день пошли7 ис того8 городка уже на захождении солнца, a вѣтру не было ничего. И к зори быстъ ветръ великъ, и минули градъ Родозъ9*: великъ зѣло, много в немъ християнъ и всякого овощу. Да сказывают, что у турка другова города такова привольемъ всякимъ нетъ, кроме Египетской10 земли, а мы к нему не приставали. И отплыли от Родоса верстъ з десять, а ветру и не стало. И видели: на острову школа греческая преждѣ сего бывала, и тутъ греки12 науки учивалися13, а турокъ нынѣ не даетъ. И тут мы стояли весъ день, и утре рано подняли л. 81 об. // парусы всѣ и пошли в путь. И бысть ветръ зѣло добръ, и плыли1 тою пучиною троя2 сутки.
   И августа въ 11 день пришли к Нилу-реки, что из рая течетъ*; зѣло мутна, морѣ всѣ смучено з глиною3 верстъ на 30 всюду кругомъ. И, не дошедъ устья Нила-реки верстъ за пять, стали на якоре, для того что тутъ от реки море мѣлко, пескомъ нанесло, а корабль4 всемъ грузомъ в устья не пройдетъ. Такъ пришли из Египъта5 Малова, а имя ему Рохидъ6*, малыя корабли7 да и взяли весь кораблъ; что в немъ грузу было, все в малыя выклали, а кораблъ8 назад порозжи9 повѣли. А насъ арапы взяли на маломъ корабле10 да привѣзли нас в Рахитъ.
   Город Рахит зѣло хорошъ; пристань великая, а от устья Нила да11 Рахита-пристали верстъ за 1012; а строенье в немъ лутче цареградского13. И когда мы пристали ко брегу и увидили14 арапской род, зѣло ужасохомся. Необычно таких людей видать, что звѣри, кажется, тебѣ15 16съестъ17 хотят; а18 иныя наги, что мать радила19; л. 82. // a всѣ изувѣрыя: иной кривъ, иной разноокъ, иной кривоносъ, иной криворотъ, иной слепъ; а языкъ грубой, что псы лаютъ. Такъ мы смотримъ, что будетъ. Языка не знаемъ, a гдѣ стать, Богъ вѣсть, спросить не у ково1. Тутъ-то уже горѣстно было! Кажется, на онъ свѣтъ пришли, и мнили-то, что конца дошли.
   А оны арапы вскочили на корабль2 да рухлеть3 нашу доловъ волокутъ -- работники у них такие, обычай таковъ. С веревками пришли да тянутъ, а мы имъ не даемъ для того что, куда с рухледью-то итти? Потом прииде в разум, что 4у меня была5 грамотка в Рахитъ6 ко игумну. Такъ я стал арапомъ крычатъ: "Мѣтоха!" Такъ они сказали: "Знаем-де" -- да взявши нашу рухледь да и понесли. Такъ тутъ стали юмручники досматривать, и я показал указ салтанской, они и смотрить не стали. Такъ нас арапы повѣли до мѣтохи, сиречь до монастырского7 подворья. И привѣли насъ не в тое метоху, во Александрийскую, а мы л. 82 об. // не знаемъ. Подали игумну грамотку, и игуменъ намъ сказалъ: "Не ко мне-дѣ грамотка, къ еросалимскому игумну". Такъ мы пошли искатъ, повелъ насъ гречанинъ.
   Пришли в метоху -- ан игумна нетъ. Все бѣда! Мы 1тутъ ево2 ждемъ -- анъ3 ему тамъ, на бозаре4, сказали про нас, так онъ нанявши араповъ под нашу рухлѣдь да и принесъ в метоху, а мы толко смотримъ. И поклонились мы игумну, игуменъ нашъ нам рад. Я же ему подалъ грамотку; онъ же прочелъ да и сказал: "Добро-де, все, что писано в грамоткѣ, я-де вамъ здѣлаю". И услышал я, что онъ 5трошки по-руски6 натяковаетъ, и я зѣло обрадовался. Слава Богу, что хошъ маленко языка рускова знаетъ! Потом намъ молвил: "Ну, не печалтеся" -- да нас и сталъ хлѣбомъ кормить, да потом дал по рюмки7 вина церковного. Такъ намъ поотраднѣе да мрак-отъ стал сходить. Доброй человѣкъ, миленкой былъ етотъ игуменъ; грѣхъ ево добродѣтель забытъ! Бывало, бѣз меня пяди не пойдетъ гулятъ ли на базар; взявши л. 83. // за руку меня да и пойдетъ.
   "Добро!-де, не печался, я-де уже тобою буду радетъ, во Иерусалима я-де тебѣ корабль добуду".
   Такая бывала ужасть от арапов, боимся з двора сойтить. Страшны, ходять наги; дѣвки лѣтъ по 12 Зи по4 15 ходят наги. А как уже присмотрелись5, такъ и с ними нетъ нечево. Все сперва, всякое дѣло с приступу лихо, а потом обуркается, такъ и знакомо станетъ. А когда мы пришли въ Палеевщину6, такъ намъ они, тѣ козаки7, беси показалисъ. А какъ пришли въ Турки, такъ и ума не стало: "Вотъ, мол, су, то-то ажно бѣси-то!" А когда с турками опознались, будто руския стали. А когда пришли во Египетъ, такъ мы смотримъ на араповъ да межу себѣ8 говорим: "Вотъ, моль, су, то-то прямыя беси!" А хошъ и опозналися9, а таки, что от бѣсов, опасалися10. Ети люди не разнилися з бѣсами и нравами, и поступками, и видениемъ, и лихостию. И слава про нихъ лежит во всю вселенную11, что они люди добрыя, стоят хороших бѣсов!
   И тако мы л. 83 об. // стали в Рахите жить, и со арапами осматриватся, и по Нилу-реку гулять. Нилъ-река будетъ с Волгу широною1, a бѣжит2 быстро и мутно. А воды пить нелзя, такъ наливаютъ в сосуды3 да миндалныя ядра кладутъ, такъ она отстоится и хороша станетъ. А Нилъ-река 3 месяца мутна бываетъ, потом и чище станетъ. В Великой4 Ефиопии, когда у нас бываетъ зима, а у нихъ5 лѣто. От нас к нимъ солнце забѣжит, такъ у нихъ в тѣхъ месяцахъ лѣто бываетъ. А когда настанет месяцъ май, такъ у нихъ станетъ зима становится. А от нихъ к намъ солнце в севѣрныя страны зайдетъ, такъ у нихъ май, июнь, июль -- зима, морозы, снеги глубокия. А когда настанетъ август6-месяцъ, тогда у нихъ придутъ дожди и зима пойдетъ долой, такъ-то вода полая придетъ во Египетъ. А когда 3 месяца вода мутна, в тѣ поры и рыба не ловится7; ан8 счистится в ноябре9, тутъ10 уже ловъ пойдетъ. В реке Нилу рыбы зѣло много, а рыба всѣ торанъ11, л. 84. // а1 иной мало.
   В Рахите по Нилу зѣло садов много и финиковъ, финики недороги: фунтъ копейка сушеныхъ. Во Египтѣ дожда2 3никогда не бываетъ4, все рекою всю Египетскую5 землю напояетъ: везде борозды проведены, да воду по нивамъ пущаютъ. А Нилъ-река нискобѣрега. Овощъ всякой во Египтѣ дважды в году поспѣваетъ, и хлѣб такожде дважды с поля снимаютъ, а лимоны часто, что месяцъ. От устья6 Нила7-реки до Болшева Египта Ниломъ-рекою 500 верстъ, а кораблемъ вверхъ по Нилу, какъ 8вѣтр доброй9, в три дни поспевают. По Нилу-реки до Египта10 такия комары, что сказать нелзя: и зиму, и лѣто бес11 полога единой ночи не уснешъ. А когда мы пришли, такъ нас так12 комары объели, такъ рожи наши стали что пьяныя, угреваты, другъ друга не признаешъ13; а на них знаку никакова нетъ.
   И жили мы в Рахите14 семъ15 дней. И нанял намъ игуменъ кораблъ16 до Домяты, до другой пристани*; а итить вверхь по Нилу-реки; а караблъ арапской был. Игуменъ л. 84 об. // нас отдал арапомъ в руки и приказал, чтобы никакой налоги намъ не было. Такъ раизъ очистилъ намъ корму; и мы в корму поклали рухледь свою, да и сами сѣли, и убралися всякимъ харчомъ.
   Августа въ 17 день сѣдши в кораблъ и пошли вверхъ по Нилу-реке ко Домятину, к другой пристани египетской1, а дали с человѣка извозу по талеру. И в той день бысть вѣтръ зѣло поносенъ да2 полунощи, а с полунощи престал. И стояли тутъ да3 полудни, и видели по Нилу-реке городковъ4 арапскихъ бѣсчисленное множество. Городокъ от городка верстах в дву5, а6 села также; а строение все каменное, и села узорочныя велми. А земля около Нила черная и ровная, бутто нарочно здѣлана, хошъ яйца7 катай. А людей многое множество. А вода во всю землю Египетскую8 пущена из Нила; ино какъ с корабля9 поглядишъ: по всей земли что небо да вода вѣздѣ. A гдѣ берега высоки10, такъ тутъ волами воду тянутъ; а колеса здѣланы л. 85. // что мелничныя да кувшины1 навязаны, да такто и наливаютъ, а инде кошелями люди льютъ. Зѣло земля Египетская доволна всемъ и людми жила. Что говорить, ета земля у турка -- златое дно! Всячина изъ Египта в Царьград караблями2 идетъ.
   Нилъ-река что выше, то шире, къ Египту инде есть3 верст на пять4 шириною. И шли мы Ниломъ-рекою вверхь5 три дни и, не дошедъ Египта верст за 20, поворотили в другую проливу вниз по Нилу6 под Домятино. Тутъ Нилъ-река от Египта разшиблася двемя гирлами7: 8одно гирло пошло под Рагитъ9, а другое -- под Домятъ. Удивителная зѣмля Египетская! Какъ посмотришъ по бѣрегу, то везде арбузы горами лежат, дыни; арбузъ дать копейка великъ, а дынь такожде в подъемъ. А когда мы с моря пришли под Рагит10, такъ от устья11 Нила-реки видетъ Александрия*. А мы в ней не были, верст за12 10 мы от ней стояли. А когда мы поворотили внизъ по Нилу-реки13, и шли вниз три14 дни, и на четвертой день л. 85 об. // пришли в Домят.
   Пристань Домятъ -- мѣсто хорошеѣ, добро бы не болши1 Рахита, и строение тако жъ. Зѣло етѣм у турка пристани велики, и корабли египетския велики. А когда мы шли на корабли2 со арапами, горко было силно: люди-та3 что бѣси и видѣниемъ, и дѣлы. А мы, трое насъ, что пленники, языка не знаемъ, а куда нас везутъ -- Богъ весть. А хоша бы нас куда и продали -- кому искать? Некому4. Да спаси Богъ игумна! Он, миленкой, раделъ и приказал нас беречъ, такъ нас хозяинъ-арапъ и бѣрегъ. А когда мы пришли в Домят, такъ онъ орапъ5 кликнулъ гречинина6 да и отдалъ меня в руки: "На де, отведи ево в мѣтоху". Такъ гречининъ7 нанялъ араповъ под нашу рухлядь8, да и пошли в метоху, в монастырское подворье. Ту9 нас игуменъ принял с любовию и трапезу учредил. А языка не знаетъ, да старецъ у него10, повар-сербинъ, онъ, спасибо, языкъ знаетъ руской -- такъ нам отраднѣе стало. Слава Богу, тутъ от печали поутешились! Подали игумну грамотку. л. 86. // Такъ онъ прочелъ грамотку да и сказал мнѣ: "Добро-де, корабль1 готовъ есть во Иеросалимъ, утре-де готовтеся совсем". Такъ мы ему поклонилися, а сами зѣло обрадовалися: слава Богу, что бѣз задершки2, Богъ дал, караблъ3 идетъ!
   И августа въ 24 день сели в малой коикъ и пошли вниз по Нилу-рѣки на море, а корабль4 в ту пору грузили на море. И когда мы стали выходить в устье5 Нила-реки, тогда взяла нас погода великая. Зѣло мы убоялися, уже отчаяли своего спасения и другъ з другомъ прощалися, толко уже всякъ тихо Бога в помощъ призываетъ, а в сандалъ воды много налило. И пришли6 на то мѣсто, на устье самое; тутъ река мелка, а волны к мели, что горы высокия, с моря гонит. И мне пришло в разум про отца Спиридона, и я начатъ Богу молитися: "Владыко-человеколюбче! Помилуй нас, грѣшных, за молитвы7 отца нашего Спиридона!" О дивное чюдо8, какъ9 косенъ Богъ на гневъ10, а скоръ на послушание! Видим, какъ волна идетъ, хощет пожрати совсемъ сандал -- анъ не11 дошед12 за сажень л. 86 об. // да и разсыплется; другой также напряжется, хощетъ пожрать да и разсыплется. А я, су, то жъ да то ж: "Господи1, помози за молитвы2 отца нашего Спиридона!" Да так-то насъ Богъ-светъ и спас; а уже до конца извѣстно, что в том мѣсте насъ Богъ спас за молитвы3 отца Спиридона.
   И4 когда перешли лихое мѣсто, вышли уже на море, тогда наши5 окаянныя арапы не везуть нас на кораблъ6: "Дайте-де намъ талер! Мы-де было от вас пропали!" А мы им, собакамъ, тамъ напред7 за извозъ дали, а ихъ8, враговъ9, обычая-то не знали. Мы, су, то такъ, то сякъ, а они и весла покинули да и гресть перестали. Охъ, бѣда! Что с сабаками10 дѣлать? А до корабля11 еще будетъ с версту. А видимъ, что кораблъ12 готовится к подъему. А они не везутъ: 13"Дай-де талер!"14 Такъ я стал переманивать: "У меня, молъ, денегъ нетъ, раизъ, мол, тебѣ за нас дасть". Такъ они, сабаки15, едва повѣзли. А когда привезли х кораблю, такъ нас матрозы тотъчас16 приняли, и рухледь17 нашу. л. 87. //
   А1 арапы и стали просить2: "Дай талер!" Такъ я раизу сказал, что, мол, мы имъ за работу, что рядили, то в Домяти напред3 отдали, а они, молъ, насъ бѣз денегъ и не повѣзли4. Такъ раизъ ухватя рычагъ да и кинулся на нихъ, а они5 отпехнулись скорѣе от корабля6 да и поѣхали на море. Люты собаки, злодеи-арапы!
   Августа въ 24 день против8 5 часа9 в нощъ пошли по морю. И поднявши парусы: все бысть ветръ10 -- и шли три11 дни. И не бысть нам вѣтру добраго во Еросалимъ, но пошли 12мимо. Аще нам сказали матрозы13, что Иеросалимъ минули, такъ намъ тогда бысть печално и скорбно зѣло.
   И тако14 в 4 дне15 пришли во град Втоломаиду, а турецкое именование Акри*. Град бывалъ зѣло16 хорошъ, a нынѣ весь разоренъ от турка. Тутъ живетъ митрополит Птоломаидской17; церковъ в немъ толко одна християнская, а християне -- арапы. Добры миленкия18 силно до нас были. От того града до Фаворския горы* верстъ съ 30, а до Назарета19* верстъ зъ 20. Тутъ под тѣм городом гора л. 87 об. // Кормилская, гдѣ Илия заклал жерцов идолскихъ Езавелиныхъ1*. Зѣло гора узорочна, брусом вышла2 в море высоко3 зѣло. Тутъ и потокъ Киссовъ4* подъ горою. В той в полугорѣ монастырь Илии Пророка, а живутъ в немъ французы, турокъ имъ отдал. А от града да5 Кормилския горы верстъ зъ 10 через затон, а около затону вѣрстъ 20 будет. Межи града и горы великой затон, тутъ корабли6 убегають от густыны7 в затишие8. Тутъ мы по граду ходили, видѣли9, прежняго10 царя какъ палатное строение бывало 11зѣло узорочно, церковь бывала12 Иоанна Богослова зѣло предивна.
   А когда мы ходили, и увидели13 башни много плотей человѣческихъ не14 в разсыпани, целы и саваны, какъ теперво положены. И мы спросили старца, кой нас водилъ: "Что, моль, ето за тѣла лежать, что они в целости и чего ради в таком мѣсте и в презорствѣ?" И онъ намъ сказал: "Дивная вещь над етими людми сотворилася15, уже-де инымъ 16от нихъ17 300 лѣтъ. Когда-де л. 88. // турокъ под етот город1 приступал* и не взял, так-де изменники, похотя турку град здать, выстрелили2 писмо на стреле и указали, с которой страны приступать. Такъ турки с той стороны стали приступать да и взяли град3 Птоломаиду. Потомъ доведался митрополит, что стала из города измена, да в церкви4 и проклял ихъ, тѣхъ изменниковъ, и род ихъ. И тот-то де весь род тут лежить: коего-де не5 погребуть, а земля и выкинетъ вонъ; так-де потому6 знаемъ, что тотъ человѣкъ того7 роду. Да все-дѣ их от тѣхъ пор тутъ кладутъ; так-де, бывало, ужасъ от них: мимо проитти8 нелзя, что живыя лежат. А когда9 патриархъ Иерусалимской10 ѣхал в Царьград11 и тутъ-де к намъ заѣхал, так-де стали ево граждани12 молить, чтобы их разрешил13. Так-де патриархъ Досифей проговорил над ними молитву разрешалную, такъ14 они поразсыпались, а то-де ужасъ былъ". Етакая диковинка, и топерво15 на нихъ ужас смотреть!
   И жили во Акрѣхъ 4 дни, и пошли еще выше. А нам силно печално, что нас раизъ не везет к пристани л. 88 об. // Иерусалимской1. Да и2 что здѣлаешъ, коли ему не в пудь3! Онъ все наровит, какъ назад4 пойдет во Египет, так5 то, кто хощетъ, завесть. И добывали проводниковъ, кто бы проводилъ да6 Иеросалима7. Такъ намъ сказали: "Ни по коему8 образу етемъ-де путем не проидешъ от арапъ". А всего ходу9 4 дни, да нелзя. Увы да горе! А хочется во Иеросалимъ10, чтобы к Воздвижиниеву11 дни*, да уже такъ промыслъ Божий12 былъ.
   А 13в тѣ14 поры во Иеросалиме15 неладно16 было: арапы было весь Иеросалимъ разорили17. Горко было намъ. Мы уже у раиза прощались, чтобы нас отпустил: в тѣ поры караблъ18 шол да19 пристани. А онъ нам сказалъ: "Что петь де спешите20, али де мой хлѣбъ вам надокучил? Да еще-де будетъ21 с вас22, не отпущу23-де я вас, не поставивши у пристани. Срамота24-де моя, что вас на иной кораблъ25 отпустить26; не будет-де27 тово!" Доброй человѣкъ был раизъ, спаси ево Богъ! Христианская28 душа миленкой29 былъ! Бывало, приказываетъ всячину давать намъ есть и пить, возил нас по морю л. 89. // четыре1 дни, и поил, и кормил, и за караблъ не взялъ2.
   А матрозы3 что братья были родныя все; да, полно, языка-та4 не знали, а то бы и лутче тово было. Из Аскрей пошли в Вифсаиду-град* и шли день.
   Сентября5 2 дня пришли в Вифсаиду-град. Вифсаида6 зѣло хорошъ, стоит при море красовито, и пристань хороша корабелная7. Тутъ мы пошли во град; тогда про нас сказали митрополиту, такъ митрополитъ8 велѣл нас к себѣ позвать. И мы пришли, такъ онъ велѣлъ сыскать толмача и стал чрез толмача9 с нами говорить. Потом велѣл нам обѣдать дать, и мы обѣдали, рыбы было доволно. А митрополитъ родом арапъ, а глава у него обрита10 почти вся. Потом пошли мы в церковь11, митрополит12 тутъ же пришол. А мѣсто у него здѣлано13 у царскихъ дверей межъ14 иконъ, такъ люди на него глядя15 и молятся: с ыконами в ряд стоит лицемъ на запад. Мы смотрим: "Что, мол, ето еще за уставъ?" И нигде мы такъ л. 89 об. // еще не видали1. Послѣ вечерни мы спросили про него2, анъ намъ сказали: "Да что де ему3, онъ-де христианства4 отступил, онъ-де принял папежство; а патриархъ-де Антиохийской5 и клятве его предалъ6; онъ-де и мясо есть в посты7". А Вифсаида-град -- епархия8 антиохийскаго патриарха. Такъ мы, су, 9от него10 уклонятся: "Пропади11, мол, онъ, окаянной!" Опять за мною не одныжды присылал, такъ я не пошолъ12. Ну онъ к Богу! А тудъ13 во граде церковь папежская -- костел, такъ ево французы оболстили в свою вѣру.
   Тутъ мы стояли 5 дней. Потом раиз кораблъ14 со15 пшеницою16 выгрузил17 да инымъ товаромъ нагрузил18, кой потребѣнъ19 во Египет: мылом, лесом. Потом, поднявши парусы, пошли вспять ко Акремъ и идохомъ с полдня. И з древа увидел кораулщикъ20 и закричал, что идет голенъ разбойнической21. Такъ взметался22 раизъ, велѣл парусы оборачивать, и пошли опять в23 Вифсаиду. И тако нощъ всю бродили на одном мѣсте: вѣтръ намъ был противной24 -- так по морю кораблъ25 шатался туда л. 90. // и сюда. А поутру поглядим: анъ на том же мѣстѣ все шатаемся. Потомъ сталъ ветръ по нас, и по1 полудни пришли опять в Вифсаиду. И тутъ стояли еще три2 дни, проведывали3 про разбойниковъ. И въ 4 день4 пошли под5 Акры6, и тутъ от полунощи пристали.
   Тогда в ночи бысть буря зѣло вѣлика, а корабль7 нашъ от волн зѣло разбивашеся. И тако та буря зѣло меня8 утомила, и бысть весъ9 огнемъ палимъ. Такъ в одной свитке на карабле ночъ10 всю валялся, а ветръ в меня бил. Да и забѣжал в меня вѣтръ морской, такъ я и занемоществовал11. Такова была болезнь: три дни ни сидеть12, ни лежать, ни стоять, ни ходить -- матъ да и все тутъ. А корабленники13, миленкия14, кой-что несут15 да сидят надо мною, заставливают есть: иной арбуз16 принесетъ17 да дает, иной -- лимонов, яблокъ райских, дынъ, иной -- виноград18. Не опишешъ ихъ добродѣтели19, каковы миленкия20 были добры, кажется, ни сродники таковы. Что дѣлать? Уже мнѣ смертъ ставится. Такъ я легъ, да шубами меня укутали21 -- такъ я вспотел22, такъ полегче стало. л. 90 об. //
   В Вифсаиде1 дыни, арбузы зѣло недороги2; виноград3 -- на копейку полу насыпать; райских яблокъ 20 за4 копейку; 5яицъ 12-13 за копейку6; смоквы свежея7 зѣло недороги: ведро великое -- копейка дать. А в Акрехъ8 всѣ дороже.
   Сентября въ 14 день, на праздникъ Воздвижения Честнаго Креста Господня, после полуденъ пошли из Поломаиды9 на пристань Иеросалимскую. И в нощи пришли ко граду Иопии, а по-турецки проименованъ Яфа*, -- пристанъ Иерусалимская10. Ту Петръ-апостол пребывал у Симона11 Усмаря*. Град хорошей, да нынѣ весь разоренъ: прежде от турка, потом от француза. Град Иопия стоит при мори12 на горе красовито, а в нем жилья немного, турки живутъ 13да арапы14-християне. У християнъ одна церковь, и та на поле, толко стены, а то не покрыта, верхь збит и дверей нетъ. А служит в ней чорной15 попъ, присланъ изъ Еросалима. А тут он живет для богомолцов16: пришедши, тут стоят, на подворье том. А служит попъ л. 91. // в церкви1 той по воскресеньям да по празникамъ, а в протчия дни в кельи2 служитъ.
   А какъ мы с корабля приѣхали в городъ3 и пришли в метоху, и тотъ попъ насъ принял и мѣсто4 намъ далъ, потом учредил намъ трапезу хорошею5. А богомолцовъ6 еще на пристань никто не7 бывалъ, мы еще первые пришли. И препочихомъ тутъ два дни. Прислалъ по нас бей-турчанинъ*, кой тутъ началникъ, онъ збираетъ на турка дань. Мы же пришли к нему в полату. Онъ8 спросилъ9 нас: "Что за люди? Откуда пришли? Давайте-де горачъ!" Мы же10 сказали ему, что мы люди московския: "Мы, мол, тебѣ горачу11 не дадимъ". -- "Для чего-де не дадите?" И мы сказали, что у насъ есть ферманъ12 салтанской*, да и подали ему салтанской листъ. Онъ же стал честь, а сами межъ13 себя, сидя, другъ на друга взглядывают14 да15 головами16 качаютъ. И, прочетши листъ, спросил у меня: "Бакъ, папасъ17, московской-де царь бьется18 ли с нашимъ царемъ турским?" И я ему сказал, что у нашего московского царя с турецкимъ19 миръ, брани нѣтъ. И онъ турчанинъ л. 91 об. // молвил мнѣ: "Бакъ, попас, смотри-де". И я на него гляжу, такъ онъ, поднявши, листъ царской поцеловал, на главу положилъ, потом к челу приложил, а самъ мне молвилъ: "Вотъ так-де мы царской указъ почитаемъ. Все-дѣ тебе противъ указу здѣлаемъ. Поидите-де теперя в мѣтоху, по времени-де 2тебѣ3 подводы дамъ и отпущу4-де5 тебя во Иеросалимъ6". Такъ я и пошелъ в метоху.
   Потом сталъ 7к бѣю8 ходить, чтобы подводы и проводниковъ далъ. И бѣй мнѣ сказал: "Не отпущу-де тебѣ9, нелзя-де тебѣ, во Иеросалиме10-де заметъня11 теперева12 великая, разбой-де стоит на дороге". А в тѣ поры во Иеросалиме13 паша турецкой казнил14 араповъ15, воров и бунтовщиковъ16, головы их на колья поткнувъ17 да и поставил над грацкими воротами. Такъ за то арапы возмялися да писали во все веси арапския, чтобы съезжалися18 ко Иеросалиму; такъ потому арапы19-дичъ ис пустыней, из Египта, от Синайской горы* сьѣхалисъ. А паши в тѣ поры во Иеросалимѣ не было, онъ ѣздилъ для поимки20 разбойниковъ. И воевода согласился со арапами, да пустил л. 92. // ихъ в город, да и заперса1 с ними. А иныя поѣхали за пашою2; такъ паша с ними бился, что с3 собаками. А в город, во Иеросалимъ, ево арапы не пустили; такъ4 онъ ѣздилъ да улусы арапския разорялъ, а ихъ ималъ. Такъ арапы-то нас не пропустили, все сабаки5 пути6 заняли. Да так-то паша7 с ними бился неделъ с семъ8, а мы все-то тутъ сидели -- грусно было силно.
   Градъ Иопия убогой самой, толко славенъ приходомъ иеросалимскимъ: везутъ мимо бумагу хлопчатую, пшено сорочинское изъ Египта приходит; из Еросалима всячину, дрова, товар -- все велбудами да ишаками малыми возят, называется все вьюками9. Тамъ телегъ нетъ10 да и нелзя11 телегами: горы непроходимыя и высокия.
   А когда мы жили во Иопии, видели бѣдство великое, какъ на море разбойники разбиваютъ корабли12. А разбойники -- Малтийскаго13 острова немцы*, люты злодеи, все море затворили. А ихъ отпущает разбивать папа Римской исполу да и благословение подаетъ14 имъ, а на всякой годъ отпущаетъ л. 92 об. // по 30 голенъ. Такъ они, какъ поймаютъ корабль1 христианской2, такъ товаръ3, денги побѣрут4, а людей всех отпустят5 и кораблъ хозяину порозжей6 отдадутъ. А турки прилучатся на християнском корабле7, то всѣх в8 полонъ возмутъ да на каторги к папѣ пошлют. А какъ турецкой кораблъ9 возмутъ, такъ со всем в свою землю отведутъ10, а турокъ всѣхъ на каторгу отдадутъ11. Горе от сабакъ12, от малтезовъ13, -- все Бѣлое море затворили! А турокъ не может с ними управится: они под самой Царьград14 подъѣзжают15 да селы разбиваютъ.
   И жили мы во Иопии 3 недели16. Потом, после Покрова*, корабль17 пришолъ18 из Царяграда, а на карабле были богомолцы разных вѣръ: греки, армяны, французы19, жиды. И на другой день турчанинъ-началникъ прислал под нас подводы и повѣли нас арапы в город Ромель*, 15 верстъ от Иопии. И того же дни пришли20 в Ромель-градъ. А когда богомолцы пришли во Иопию, тогда21 турки со всякого человѣка з грека22 брали по 8 талерей, а со армянъ, французов23 и жидов -- по 16 талерей. Да и печатки всякому человѣку даютъ; а когда пойдутъ из города, печатки отбираютъ24, чтоб25 другъ другу, инымъ л. 93. // межъ1 себя не давали. Да такъ в2 воротѣхъ по одному человеку перебираютъ да и пропустят.
   Во Иопии харчий3 силно убого, нетъ никакова харчу. Виноград дорогъ, хлѣбъ такождѣ, яйцы4 дороги; а рыба временемъ бываетъ дешева5, а иногда и дорога. Да тутъ же перед нами во Иопию шолъ из Египта кораблъ6 зѣло великъ, и разбойники-малтезы за нимъ7 гнали. Такъ уже близ Иопии, верстъ за 10, корабленикъ8 подержался близ берега, а карабль весъ и разбился о камень, а товаръ весь и потанул9. Такъ корабленики10 с корабля11 покидались: иныя в сандал, а иныя так совсѣмъ бросались в воду да выплывали. А прилучилось ночью12, такъ раиз со всеми матрозы13 прибѣжали пеши во Иопию, такъ бѣй с войскомъ пошол да14 тово мѣста да таскали кое-что. А товаръ весь разнесло15, ничего16 не нашли, толко корабѣлныя17 снасти побрали, а то все пропало.
   Октября въ 7 день пришли в Ромель-град и стали в метохи монастырской. Град Ромелъ поболше Иопии, а стоитъ в поле; нетъ подле ево ни рекъ, ни колодезей; а от моря 15 верстъ. Да от турка весь разоренъ, а приволен всячиною: много селъ л. 93 об. // подлегло -- два торга в недели бываетъ. Винограду на копейку полу насыпатъ; финики дешевы; лимоновъ 30-40 за копейку; смоквы зѣло недороги: плетенка с саженъ сушеныхъ -- копейка; а яицъ2 8-9 за копейку; масло коровья3 дорого: фунтъ4 5 копеек5 да 6 копеек. Бумага хлопчатая6 дешева: фунтъ7 2 копейки, а пряденая по 8 денег -- то и торгъ8, что бумага. И земля хлѣбородна, и хлѣб дешевъ печеной. А когда сошлись все богомолцы, тогда всякой9 харчъ дорогъ стал, потому10 человек съ11 1500 было, а городина неболшая -- такъ, бывало, и не добудешъ хлѣба купить.
   В Ромли церковь одна греческая вѣры, 2 -- армянская, 3 -- францужская12, сирѣчь папежская. А мы жили з греками на Иеросалимском подворье у церкви13 Святаго великомученика Георгия. Та церковь, пишется что в чюдесех святаго Георгия*, когда14 ея15 строили, и какъ вдовица столп восхоте16 тутъ же в церковь поставити17, а корабленникъ вдовицынъ столпъ не восхотѣ в кораблъ18 положити. И когда вдовица пришла ко брегу пристанища19 морского20 л. 94. // и увидела, что ея столпъ не взят, тогда она плакала.
   И, пришедъ, святый Георгий рекъ женѣ: "Помоги ми сей столпъ вкатити в море". И тако Георгий святый невидимъ бысть. А когда корабленникъ1 пришел ко пристанищу ко Иопии и увидилъ2: столпъ близ пристанища лежит -- тогда3 ужасеся. А на столпѣ подписано: "Сей столпъ да поставится в церкви4, входя на левой стране". А когда церковь строили5, тогда тотъ столпъ поставили в церкви Святаго великомученика Георгия, какъ войдешъ в полуденныя6 двери, на левой руке7. А в той церкви8 западныхъ вратъ нетъ, толко полуденныя. А у того столпа стоит чюдотворной образъ святаго мученика Георгия в киоте*, тотъ образ, на которой стрелялъ турчанинъ, a послѣ сталъ християниномъ9 да и замучился -- чти10 в чюдесехъ святаго Георгия. Мы же чюдотворный тотъ образ по вся дни лобзахомъ.
   В Ромли 3 подворья разныхъ вѣръ: 1. Греческое11; 2. Армянское; 3. Француское и папежское. Францужское и армянское подворье зѣло узорочно, полаты12 все каменныя, а греческое не таково -- да у грекъ и все13 хужи14! Они, злодѣи, богаты15, такъ лутчия16 мѣста у турка откупили; а грекомъ всѣ худое дано, л. 94 об. // для того что греки оскудали.
   А когда мы жили в Ромли, видели свадбы арапския, зѣло страмны. Неделю цѣлую женихъ с невѣстою ходить по ночамъ по улицам, по рядамъ1 многолюдно со свечами. А за женихом и пред женихом множества2 народа мужеска пола и женска кричат3, верещат. А ходятъ по всемъ улицамъ. А где придутъ к болшой4 улице5, тутъ и остановятся. Да одинъ кой-то калдунъ выдетъ напред6 и станетъ приговаривать, а за нимъ, помешкав мало, да вси7 кричат8: "Хананея!" Да так-та да9 полуночи таскаются, а что у нихъ "хананея" -- шатунъ ихъ знаетъ. Да и христианския10 у них свадбы темъ же обычаемъ.
   А когда мы стали11 в Ромли за аропами12, тогда намъ наместник присылалъ13 грамотки утешныя14, чтоб богомолцы не печаловались. А пронашивалъ15 намъ грамотки чернецъ, арапъ родом. А проходилъ16 онъ мудро, надевъ железа святаго Георгия, в коихъ онъ мученъ. Такъ арапы17 Георгия боятся да това18 человѣка не трогаютъ, a желѣза целуютъ, а тому человѣку даютъ хлѣб и овощъ.
   И тутъ намъ живучи, скорбно было силно: Еросалимъ19 блиско, а арапы, собаки, не пропустят; толко за горами не видатъ Иеросалима20. л. 95. // Увы да горе! А иныя помышляли и назад итти.
   Колико бѣдство было на сухе и на море, а тут пришли подъ Ерусалимъ1 да назад итъти2? Увы да горе! А сами3 помышляемъ: "Владыко-человѣколюбче! Почто ты нас, 4свѣте наш5, не допустишъ6 видети своего святаго града Иеросалима7 и живоноснаго твоего гроба лобзати?" А сами думаемъ: "Уш-то8 не допущаютъ9 10грехи наши тяжкия11?" От коей печали и хлѣба лишилися. И видя нас, скорбныхъ, того же града Ромли12 греческой вѣры подъячей-арапъ, и позвал нас всѣхъ к себѣ в гости хлѣба есть, и учредил13 намъ трапезу пространну, и удоволил14 нас всячиною, брашном и питием, доволно. А насъ, гостей, было 200 человѣкъ. И ласковыми насъ словами уговаривалъ: "Не печалтися15-де, Господа ради, вотъ де уже скоро пойдете во Иеросалим16; 17есть вѣдомость, что скоро будет с арапами мир".
   Когда мы жили в Ромли, а въ Ерусалим не идемъ, а они нас на дороге межъ гор засели да ждутъ. Такъ они видят, что мы не идемъ, такъ тѣ разбойники вздумавши18 да и19 ударили20 на град днем в полдни, 200 человекъ конницы. И прибѣгли 21к самому бозару22 в ряды да и почали грабить, кто ни попался. А богомолцы, видя такую бѣду, в монастырях и заперлисъ. л. 95 об. // А орапы1 и почили2 по улицам рыскать на конях с копьями. Мы же взлезше3 на верхъ келей и смотрили, что будетъ. И учинился бой великой у разбойниковъ со грацкими4 арапами ж да с турки; и граждане прогнали5 ихъ в полѣ далече. А бились с ними близъ часа, толко Богъ помиловал: с обоихъ странъ урону не было, толко межъ себя ранилисъ. А они было, сабаки6, затемъ и приѣхали, что нас было разбить: ведаютъ, что идутъ с казною болшою. Кабы ночью, так бы всѣхъ разбили; а оплошно силно жили. Етакое бѣдство от сабакъ7-арапъ толко с ними!
   И на третей день послѣ побоища приѣхалъ к намъ в Ромель паша с войском: все конница; а служивыя были8 болгары, христианския9 дѣти, да турокъ нуждою потурчилъ; а людъ зѣло крупенъ да и храбры. Бывало, к нам приходят в монастыр да говорят с нами. З болгары богомолцы приветливы силно: хоша10 босурманы11, а таки искра-та есть християнская12. И, приѣхавши, паша на третей день выкинулъ на базар дву арапов-переводчиков удавленныхъ13. А люди ходя да на них каменьемъ бросают -- да и закидали ихъ каменьем. И мы спрашивали: "Что14 за люди?" Такъ намъ сказали: "Были-де толмачи л. 96. // пашския, а жители-де ромелския, да много-де от нихъ смуты было у паши со арапами. Когда с пашою, тогда все на арапъ вину говорят; а когда приедут ко арапом1, такъ на пашу наговариваютъ. И от того двоязычества бѣдство было великое. А когда2 паша пришел3 в Ромель и сведал их двоязычество, тогда вскоре велѣлъ ихъ удавить -- так помалу мятежъ сталъ переставать".
   А паша писалъ к турецкому своему салтану на воеводу иерусалимского, что воевода сложился со арапами да ево в город не пустилъ. А воевода писал на пашу, что паша араповъ напрасно казнить: "Такъ-де стал бунтъ 4великой, хотели-де град разорить5. И я-де видя: арапъ множество приѣхало6 -- и стал7 их снаравливать: ихъ-де множество, а нас-де малое число. И ты-де, пожалуй, пришли иного пашу, такъ-де и мятежъ престанет8". И такъ царъ разнялъ у них вражду: холепского послалъ пашу во Иеросалим9, а иеросалимского -- в Халепъ10. Потомъ мятежъ помалу стал утихать.
   Да тут же недалеко от Ромли град Лида*, где 11Георгия святаго тѣло12 положено, a нынѣ мѣсто то все разорено, и церковь мученикова вся разорена. Зѣло узорочита13 была, a нынѣ толко14 алтарныя стены л. 96 об. // стоят. А где гроб его былъ, на том мѣсте могила землею обсыпана. А мощи его нынѣ где, про то Богъ вестъ, никто про нихъ не вѣдаетъ.
   Да видили1 жъ мы в томъ же Ромли в церкви, какъ христианския2 робятка3 говорят в службе зѣло глумно, а намъ необычно. Когда начнетъ одинъ говорить "Блажен мужъ", а другой, отпехнувъ того, да второй псалом, а стихеры также все по стиху сказываютъ. А у всякого робѣнка за пазухою носит Псалтыръ4 и Октай маленкия. А когда они станутъ говорить, такъ другъ 5пред другом6 взахватъ бьются между7 себя: кой силнее, тотъ болши и говорит. А учатся у нихъ не по-нашему: с утра да8 полденъ учит Часовникъ* или Псалтырь9, а с полденъ до вечера -- петь Октай того дня да и сказывает в церкви. А прежде учатся арапскихъ языков, потомъ греческим. Греческою10 грамоту добре умеютъ, а языка простаго не знают и разума книжнаго, не разбѣрутъ11 греческих книгъ.
   И стояли мы в Ромли полчетверты12 недели. Потом паша прислал ко всем богомолцем, чтоб были готовы итти во Иеросалим13. А на другой день рано пригнали арапы велбудов, кони, ишаки малыя и стали класть рухлеть14 на кони, под всякого человѣка по два коня. И была задуха л. 97. // великая, едва выбралися в полѣ. 1И выбралися на полѣ2 часу в пятомъ дни. И збиралися тутъ всѣхъ вѣр. И паша самъ выѣхалъ за градъ провожатъ насъ.
   Октября3 въ 28 дне4 въ 6-м5 часу дни помолившеся Господу Богу и Пречистѣй его Богоматери и поидохомъ из Ромли ко святому граду Иеросалиму6 всемъ корованомъ, было человек тысячи с полтары8 разныхъ вѣръ. И тотъ весь день шли межъ горъ разсѣлинами. Каменныя горы, а в горахъ арапы всѣ живутъ. Лихи зѣло разбойники: бьютъ, грабят, что на тебѣ видят9, всѣ отнимаютъ и10 зѣло насилие великое творятъ. А паша окаянной11 толко славу ту учинилъ, что за городъ выпроводил, да12 денги обобралъ с человека по гривне, да пихнулъ всѣхъ меж гор ко арапомъ, а сами проводники и назад.
   Потом арапы насъ стали битъ, грабить. Осыпаютъ, что пчелы, рвутъ за ризы, трясутъ долой, с лошади13 волокутъ: "Дай пара!" Обушком межи крыл, дубиною иной в груди суетъ: "Дай пара!"
   Дать -- бѣда, а не дать -- другая. Толко ты кошелекъ вынял, анъ 14другой с15 стороны и вырвалъ совсемъ. А не датъ, л. 97 об. // так убьетъ1. А станешъ давать, такъ с одново мѣста четверть часа не спустять, что от сабакъ2 не отобъесся3. Посмотришъ: везде крикъ да стонъ, бьютъ да грабятъ; иной плачет -- убитъ, иной плачетъ -- ограбленъ. Вездѣ гоняются4 за однемъ человѣком по 10, по 20. Многия коней и рухледъ покидали да такъ от нихъ, сабакъ5, бѣгаютъ. А болши псы-извощики тут же воруютъ, мотаются межи тѣхъ. Да извощики-то ис тѣхъ же сѣлъ разбойничъихъ6, такъ имъ кстати7 вороватъ-то, собакамъ, -- те же разбойники; перебѣгаютъ да грабятъ: передний назадъ, а задний напредъ8. Баб9-то миленкихъ бьютъ! Пришедши, возметъ бабу-ту или девку за ногу, да такъ с лошеди10 долой волочотъ11, да бъетъ12: "Дай пара!" Бѣдство великое13 от араповъ, пощади, Господи, подобно что на мытарствахъ от бѣсовъ!
   А я и лошадь покинулъ да все бѣгалъ пешком, такъ они14 таки не такъ нападали. А когда набѣгутъ арапы ззади или встречу15 и хотять битъ и грабитъ, такъ я толко нашолъ16 на нихъ ружье острое. Бога-света призову на помощъ да безпрестани кричу к Богу-то: "Владыко-человеколюбче! Помози за молитвѣ отца нашего л. 98. // Спиридона!" -- такъ они и прочъ от меня. А они иной1 в глаза заглянетъ, а самъ заворчитъ да и прочъ. А я сам2 удивляюся человеколюбию Божию; знатъ, молъ, что Богъ любитъ Спиридона-та3 отца. Такъ меня Богъ4-светъ спасъ за молитвъ отца Спиридона. Да спаси Богъ арапа, моего извощика, много имъ отбивался. Гдѣ набегутъ арапы станицею, хотятъ грабитъ и бить, а онъ самихъ наворотит дубиною. А они станутъ с ним шуметь, а я в те поры5 -- от6 нихъ. Потом иная станица набѣжит, а онъ опять с ними станет шуметь да драться7, а я таки уйду. 8Да тах-то9 весъ денъ куликал. А я, су10, выневши да ему пар 512-6 дам, такъ онъ за меня лутче стоитъ. А самъ мнѣ ворчитъ: "Э, папас, не бойся-де, я-де тебѣ12 не дам грабитъ и битъ". А сам таки, злодей: "Чтиз пара, дай-де пара, видишъ-де, какъ я за тебѣ13 со арапами бъюся14!". А я, су15: "Ну онъ провалися!" -- вынявши алтына два и дашъ. Да так-то ему днемъ-то с рублъ передавалъ, и хлѣбомъ-то ему даю. Ну он к Богу! Толко дал Богъ здорово, не о денгахъ слово, увечье-то пуще денегъ. А они, собаки, не разбираютъ, л. 98 об. // и милости у нихъ нетъ: хошъ по главѣ, хошъ по глазамъ. И тотъ мы день весъ шли, ни пили, ни ели от нихъ, собакъ. Такое бѣдство чинятъ арапы, уже невозможно такой беды человеку от рождения своего видатъ! Толко ты вынешъ кусъ хлѣба да к роту, а иной заскоча с стороны да и вырвет. А сами между1 себя и подерутся за кусокъ хлѣба.
   И того дни дошли до села Еммауса, гдѣ Христосъ явился Луце и Клеопѣ*. И тутъ мы стали начеватъ, а сами згорели от зною. День весъ со арапами билися, что с собаками, a бѣгали, что от бѣсовъ, -- и такъ угорѣли. А день былъ жаркой, питъ-то хочится2, а воды-то нетъ нигдѣ. И, пошедши, тутъ в прудѣ у араповъ купили на грошъ воды, такъ напилися да и опочили3. Немного повалялись, будто4 поотрадило. Слава Богу-свету!
   Ну-ста, смотри же, нѣ та бѣда, инъ другая! Извощикъ нашъ, арапъ, сталъ у меня денегъ просить: "Дай-де пара! Чемъ велбуда кормитъ?" И я выневши ему и дал гривну, а онъ меня сталъ бранить по-турецки: "Мало, дай-де еще!" Да и5 поднявши6 каменъ, да ко мнѣ суется, а я, су7, также противу его поднялъ. Такъ онъ, окаянной, разсердился, в зубы хочетъ ферснутъ. И, видя нашъ крикъ, л. 99. // грѣки пришли к нам да стали разговаривать1: "Дай-де ему, сабаке2, еще!" Я, су3, вынявши гривну да еще ему далъ, и онъ, окаянной, зубы скрегчетъ, ходячи. Ему чаялъ, я грекъ; какъ греки сказали ему, что: "Попасъ4 московъ, у него-де ферманъ потыша5 турча", -- такъ онъ посмирняе сталъ баятъ.
   Село Еммаусъ стоит под горою. Церковъ христианская зѣло была хороша, a нынѣ турки коней запираютъ. Церковь та поставлена на томъ мѣсте, где Христосъ Луце и Клеопѣ познался6 в преломлении хлѣба. И на томъ мѣсте та церковь стоитъ; зѣло узорочна была, еще то строение царя Константина7*. А когда мы стали начевать у села Еммауса, тогда лише ужасъ, по таборам8-то стонъ стоитъ: иной бѣз глаза, у иного глава проломана, иной бѣз руки, иной бѣз ноги; бабы-то плачутъ. Иной сказывает: "У меня 8 талерей отняли"; иной скажет -- "20"9, "30"; у иного одежду отняли, у иного книги. А у черного попа из Царяграда, такъ у него, сказываетъ, 500 талерей отняли; ходит миленкой что чорная10 земля от печали. Плачъ да крикъ стоит по табарам11. Ужасъ, пощади, Господи!
   И утре рано пошли из села Еммауса, а поднималисъ бороною. Какъ л. 99 об. // арапомъ не грабить?! Отнюдъ другъ друга не ждутъ: какъ кто сѣлъ, да и пошолъ1, да и все тутъ. Меня бьютъ, а другой мимо пошелъ; 2а того стали битъ, такъ я мимо пошелъ3. Да такъ-то всѣхъ и перебѣрутъ по одному человѣку. Потом мы пошли из села Еммауса, тогда на нас опять арапы напали и почали грабитъ и битъ по-прежнему. Всего от Иеросалима4 верст съ5 5, а насилу от нихъ, сабакъ6, выбились. А я таки, су7, за прежней промыслъ8 да также: "Боже, помози за молитвъ отца нашего Спиридона!" Так-то меня Богъ и спасъ от плотныхъ бѣсовъ. А когда мы взошли на верхь горы, тогда увидели святый град Иеросалимъ9 -- тогда арапы все пропали, что10 под землю провалились.
   А когда увидели мы святый градъ Иерусалимъ версты за две, тогда мы зѣло обрадовалися11. И, сседши12 мы с коней13, поклонилися святому граду Иеросалиму14 до земли, а сами рекли: "Слава тебѣ, Господи, слава тебѣ, святый, яко сподобилъ еси насъ видети град твой святый!" А когда увидили15 турки с16 стены градской нашъ корованъ, тогда воевода выслалъ к намъ турокъ, арапъ конницу и с ружьем. И турки, л. 100. // арапы выѣхали в поле, а сами стали скакать, винтоватъ, копья бросатъ -- рады1 собаки, что мы приѣхали2, а сами намъ говорят: "Салам аликъ!" А мы имъ противъ говоримъ: "Алики салом, здорово ли живете?" -- "Какъ-де васъ Богъ милует? Какъ-де васъ Богъ пронесъ от разбойниковъ?" Да и поскакали за насъ назад х коровану, да и поѣхали назади корована всемъ полкомъ, будто насъ такъ провожаютъ. А мы уже всѣ пѣши шли до вратъ градскихъ3. А изъ Ерусалима вышли на поле християне: греки, армяне, кофты, французы, иноки, мужи и жены -- все встречают насъ, а сами плачутъ: "Какъ-де вас Богъ пронесъ от араповъ?" А мы такъже4 плачем, никто тутъ не можетъ от слезъ удержатися. Ужас и радость! Уже в радости всю бѣду забыли.
   Октября въ 30 дне пришли ко святому граду Иеросалиму5. И когда мы внидохомъ во святый градъ Иеросалим6 и внутръ града, подле дома Давидова* множество народа: турок, арапов, християне7-армяне и разных еретических вѣръ стоятъ. Все, миленкия, рады8, встречають нас, всякъ своей вѣры своихъ смотрит. А корованъ наш шел верстъ на 5 и болши. А, вшедши9 во святый град Иерусалим, все пошли по разным монастырям своей л. 100 об. // вѣры. А мы со греки пошли в Великой монастырь патриаршей греческой*; а армяне1 -- в монастыръ Иякова, брата Божия*.
   А когда мы стали в монастыръ патриаршей въезжать во врата, тутъ насъ наместникъ со всеми старцами встретилъ. Рады2 зѣло, потому что отчаяли3 насъ, жили на пристани полсемы недели. И старцы наши кони разседлываютъ и рухлетъ4 нашу в кельи носятъ; з горелкою старцы стоят, а иныя на блюдахъ закуску держат. И стали всякому человѣку по 2 финжала наливать горелки. И радостно, и плачевно! Потом раздавали намъ кельи. Мы же въ кельях мало опочили, начали бить в доску за трапезу. 5И, пришед, старцы стали насъ зватъ за трапезу6. И всѣ богомолцы вобрались в трапезу: трапеза зѣло велика; толко7 жены особливо ели в кельях. Потомъ ударили в кандею*, и стали "Отче нашъ" говоритъ, и сели хлѣбъ ясти. И трапеза была доволна зѣло всячиною, и виномъ поили нескудно. И, воставши из-за трапезы, воздали благодарение Богу.
   И потомъ повѣли насъ гулятъ на верхь келей, около Великия церкви*, на гору Голгофу*. Мы же пришед на гору и падше, поклонихомся и целовахомъ святую гору Голгофу. Потом стали намъ указывать Елеонскую гору*, Вифлием*, обитель Савы8 Освященнаго* и Содомское л. 101. // море*, Иордан-реку*. И тогда мы з горы Голгофы увидели святыя места и от радости не могли от слезъ удержатися. Падше, поклонихомся, и от той радости всю бѣду арапскую забыли, и хвалу Богу воздахомъ. А сами вси1 единогласно рекохомъ: "Слава тебѣ, Господи! Слава тебѣ, святый, яко сподобил еси нас, грѣшныхъ2, видети твой град пресвятый! О Владыко святый, что воздадимъ тебѣ? Како нас, недостойныхъ, допустил со грѣхи нашими?"
   И тако ходихом по крилу церковному великия церкви Воскресения Христова и смотрихом здания церковнаго3. И дивилися: "Како матерь нашу церковь и такую красоту отдалъ босурманом4 в поругание?" И плакали, на таковое строение глядя. И пришли к Великой церкви, и смотримъ сверху в окно, и увидели пределъ* над Гробом Господнимъ, и возрадовахомся радостию великою. А сами, кабы можно, так бы скочили в церковь, да невозможно от турокъ-собакъ: они церковь запираютъ и печатаютъ. И видим там старцов, ходящих по церкви, разныхъ вѣръ еретическихъ: овыя, ходя, кадят5 святыя мѣста, а иныя службу поютъ. Мы же дивихомся таковому их безстудию. А франки поют на арганехъ, a всѣ тѣ веры называются християнскими6! Что жъ7 дѣлать? Богу тако попустившу! л. 101 об. // И тако мы доволно ходили и вся святыя мѣста смотрели1.
   И пошли в своя кельи, и мало опочихомъ. Приидоша старцы и позваша насъ к записке, мы же все пришли в патриаршу келью. И тутъ стали всякого человѣка имя в книгу записывать, а у записки сидел митрополитъ Птоломаидской да наместникъ патриаршей. А от записки2 брали з богатого3 по 10, по 8 и по 54 червонных, а с убогих -- по 5 талерей. И какъ уже всѣхъ переписали, такъ наместник позвалъ меня. Такъ я к нему пришолъ5, и поклонился, да и подал ему царской листъ московской. Потомъ мнѣ велѣлъ сесть и, взявши, государевъ лист развернулъ, а честь не умѣетъ. Толко гербъ царской смотрили да и поцеловали гербъ царской. Потом мнѣ сказал чрезъ толмача: "Для здравия-де царского величества все тебѣ добро будетъ у нас. Дадим-де тебѣ келью добрую и станемъ-де тебѣ6 водить7 по святымъ мѣстамъ, где-дѣ нам возможно. A гдѣ-де невозможно и коими-де мѣстами бусурманы8 владѣют и християнъ9 не пущаютъ, тутъ-де мы и сами не волны". И я вставши да и поклонился. И наместникъ мнѣ молвил: "Иди-де теперя в келью, а когда-де будетъ время, убравшися, станем-де васъ водитъ по святымъ мѣстамъ10". А греком завистно, л. 102. // что наместникъ таковую показалъ любовъ. И тако пошли в келью и опочихомъ.
   И в полунощи стали клепатъ в доску ко утренни. Мы же пошли в церковь царя Констянтина1 и матере его Елены* и тутъ мало постояхомъ2. Когда начали на утрени кафисму3 говорить, тогда намъ стали свечи раздавать4 и повѣли нас со свечами по святымъ мѣстам. Прежде привели тут, гдѣ Христосъ сиделъ на камени, когда явился Марии Могдалыни5*. Тутъ над тѣмъ каменемъ здѣланъ чуланъ6 дощатой з дверми, да и замыкаютъ. А камень, что стулъ, круглой, красной кременъ. A гдѣ Христосъ сиделъ, то мѣсто сребром обложено и позлащено. Тутъ, подле того камени, церковь Иякова, брата Божия, и служат в ней греки. Тутъ мы, тотъ камень целовавъши7, пошли до церкви, гдѣ Мария Египетская8* плакала предъ образом Пресвятыя Богородицы. Потом повѣли нас до Авраамовой церкви*. Пришед в тое церковь, целовахомъ то мѣсто, гдѣ Исакъ стоял связанъ, когда его Авраам хотел заклать9*. И то мѣсто обложено сребром и позлащено, величиною з болшую торелку.
   Потом возвратилися в Великой монастыръ. 10Идучи в монастыръ, целовахом Великия11 врата. И приидохом в церковь, а в церкви поють славословие12 л. 102 об. // великое. И отпели утренню, и тако пошли в кельи своя. Потом пошли к литоргии, отпѣли литоргию, вышли из церкви, пошли все до винной полаты1. Тутъ всем2 подносили араки по финжалу; таковъ в томъ монастыре3 уставъ: после обѣдни все старцы вышед из церкви да и4 поидуть пить горелку. И тако пошли до кельи5 своей. По времени же позваша нас за трапезу и такоже нас по-прежнему удоволиша всем. Воставъ из-за трапезы, трапезу же и заперли, не пустили вонъ богомолцов, стали ноги умывать. А за умыванье брали с нарочитыхъ по 8, и 7, и по 5 червонныхъ, а с убогих -- по 5 талерей. И тако умывъ ноги и обравъ гроши, отворили двери и выпустили6 вонъ.
   И утре рано привели к монастырю арапы коней. К нам же пришедъ черной попъ Дорофей, да старецъ-арапъ возвестилъ всемъ, чтобы шли в Вифлием. Мы же стали збиратся. И вышли за градския врата Лидския, тогда стали коней разбирати. А инии7 же пеши шли, а арапы силно сажаютъ на кони, хошъ кто не хочетъ. Мы же шли пеши, для того что они, сабаки8, силно извозам9 грабят: на 10 верстъ полтина10 станет извозу. И когда сождались все, такъ и пошли к Вифлиему.
   И тутъ на пути на левой странѣ минули монастыръ Святаго пророка Илии, л. 103. // где попалил огнем пятидесятницу1*. Тотъ монастыръ от Иерусалима версты три2. Да тутъ же на другой стране дороги, какъ в Вифлиемъ3 идешъ, противъ монастыря лежить камень великой, на коем спалъ Илия Пророкъ. И какъ онъ на камени лежал, такъ весь изобразился; все знатъ: гдѣ лежала глава, гдѣ руки, гдѣ ноги, гдѣ спина -- что на воску. А над темъ каменемъ стоить древо масличное. И богомолцы тотъ камень лобзали все4; мы и камень, и з древа части брали ветвей на благословѣние. Отидохомъ якобы с версту, тутъ стоитъ на пути гробъ Рахилинъ, матери Иосифа Прекрасного5*: когда она на пути умерла, тутъ погребена быстъ.
   Мы же мало еще пошли от того гроба Рахилина, на долу стоит древо масличное. А сказываютъ про то древо: когда Пресвятая Богородица бѣжала во Египетъ от Ирода-царя*, так-де под тѣмъ древом почивала с Превѣчным Младенцем. И то древо и доднесь зелѣно, невелико, окладено каменьемъ. Мы же то древо ломали на благословение. И от того древа пошли к Вифлиему. И не доходя Вифлиема, в правой руке в полугоре стоит Ефрафа*, поболши жильем Вифлиема; толко мы в ней не были. И тако пришли к Вифлиему.
   Вифлием стоит на горе красовито. В нем жилья немного, подобно селу, толко церковь узорочна Рожество Христово* над тѣм мѣстом поставлена, над вертепом, где л. 103 об. // Христос родился. В той церкви и ясли Христовы, а вертепъ посреде церкви. В вертепъ итъти1, что в походной погребъ, неглубоко2, ступеней 5. И в пещере ясли каменныя от мрамору бѣлого. A гдѣ Превѣчный Младенецъ родился, и то мѣсто сребром обложено, и позлащено, и камением драгимъ унизано. А вертепъ узорочисто здѣлан, стены все цветы украшен. A нынѣ ту церковь держать папежцы: турокъ у грекъ отнял да французом отдалъ*, а греком данъ предѣлъ збоку той церкви. Строение3 греческое-то французы всѣ из церкви вонъ выкидали, и то строение4 всѣ лежит теперва бѣз призору. А то строение5 греком во многия тысящи стало, а топерва проподает6 такъ ни за что. А крыта7 церковь свинцомъ. Длина ей 8 саженъ, а поперегъ 27 саженъ. А в трапезѣ тоя церкви 508 столповъ аспидныхъ, на стороне по 25 столповъ. И тутъ на монастыре арапы продаютъ лестовки: многия тысящи9 весъ год к тому числу спеютъ да богомолцовъ10 дожидаются. Такъ богомолцы у нихъ всѣ покупят11; и мы отчасти по силе купили про себя, на Русь, братии нашей и12 для благословения. A тѣ чотки13 кладутъ на Гроб Господенъ, такъ оне освящаются14 Гробом Господним. Потом азъ пошел в пещеру, гдѣ младенцы избиены от Ирода-царя. Зѣло удивителна15 л. 104. // та пещера, а земля в ней бѣлая; и ход в нея из вѣртепа, гдѣ Христосъ родился.
   Потом позваша насъ за трапезу, и трапеза зѣло была доволна, и винца было много. Потом попъ Дорофей да старецъ-арапъ, -- попъ взял книги, а старецъ блюдо болшое1, -- и стали денги обирать. И греки богатыя давали по 10, по 8, 2по 7 и3 по 5 червонных; а убогия4 -- по 5 талерей, менше того не беруть. А будет кто поупрямится да станетъ 4 талеря5 давать, то такъ в глаза и бросят: "Какой-де ты богомолецъ?!" Будетъ кто хощетъ 6итти во Иеросалим7, то сумма8 грошей велика надобѣть. И, вставъ от трапезы, пошли гулять по кельям: высоки кельи, красовито силно стоят. И Вифлием на горѣ. Какъ посмотришъ к Содомскому морю -- ужасно зѣло!
   И утре пошли из Вифлиема тем же путем в вышеписанной монастыръ Святаго Илии Пророка. И тутъ того монастыря игумен встретил нас, ввелъ нас в церковь Святаго Илии Пророка. Церковь9 зѣло узорочна, а в ней писмо все стенное хорошо силно. Тутъ лежит в стенѣ вдѣланъ камень, на коемъ сидел Илия, когда попалилъ пятидесятницу. В той церкви трапеза была богомолцом10. И тот же попъ Дорофей по-прежнему11 взялъ книги да записывал, а гроши так же брал, что и в Вифлиеме. Вставши от трапезы и погуляв л. 104 об. // по церкви, мало опочив, пошли из монастыря Святаго пророка Илии.
   И пришли в монастыръ к Честному Кресту, гдѣ честное древо расло. В монастыре церковь зѣло предивна, писмо в ней стенное. В той церкви под трапезою пень того древа, с которого ссѣчено и здѣланъ Крестъ Христовъ, на нем же распят бысть Господъ наш Исусъ Христосъ. Мы же тотъ пень лобзахом. Да от1 той же церкви выносили часть от животворящаго древа, на немъ же распятъ Господь нашъ Исусъ Христос. Мы же лобзахом тотъ2 крестъ.
   А сказываюсь про то древо: посадил Лотъ три главни по согрешении со дщерми и поливал то древо по повелѣнию Авраамову*. И когда Соломонъ стал строить Святая Святыхъ*, и то древо повелѣлъ ссѣчъ на тябло*. И мастеры то древо смѣряли и потянули вверхь -- ано и коротко стало. Они же усумнешася, и отпустиша долу, и смѣряли -- ано и пришло в мѣру; потянули опять -- ажно и опять стало коротко. Такъ мастеры познали, что хощетъ быть нѣкое таинство, и положили его к стенѣ -- и бысть сѣдалище иудеом3. И когда пришла Южская царица к Соломону* и Соломонъ нача ея водити по своим царским сокровищам и показовати4 ей вся церковная здания внутрь ея, тогда Южская царица, когда пришла л. 105. // к честному древу и увидѣла его, и воспела: "О треблаженное древо!" И от того времяни1 не велѣлъ Соломон-царъ на томъ древѣ садится, и с того числа бысть то древо в чести у иудеовъ2. И когда жиды стали Христа распинать, и повелѣша ис того древа здѣлать3 Крестъ Христовъ, на нем же распяша Господа Славы. И тотъ4 пень в той5 церкви стоит, и доднесь целъ, и сребром обложенъ6, и позлащенъ.
   И ходили мы по церкви, и смотрили7 здания церковнаго8. Потом позваша нас за трапезу. И трапеза была пространная; и вина много было для того, чтобы9 охотно богомолцом10 денги давать. И тут Дорофей да старецъ-арапъ бралъ денги по вышеписанному, какъ и в прежнихъ мѣстахъ, и в книги записывалъ. И тутъ, ѣдши хлѣба, начевали. И гуляли, и11 по тому монастырю вверху ходили по кельямъ. Удивителной монастыръ, а пустъ весъ; толко два12 старца или три13 живуть для службы, и14 богомолцов водятъ по святымъ мѣстамъ, да денги обираютъ. И утре рано поднесли по финжалу араки, и пошли во Иерусалимъ.
   И пришли во Иерусалим15 в монастыръ Великой. Потом стали нас разводить по монастырям и стали кельи раздавать16. Намъ же отвѣли келью17 в монастыре18 Иоанна Предтечи* и дали мне келью. Мы же начахом жити и Бога благодарити. Потом позвали нас л. 105 об. в монастыръ // Святаго архангела Михаила на ево праздникъ* ко всенощной1. И тут в вечерни былъ митрополитъ Птоломаидской, и на утренни2 онъ был, а3 литоргию4 самъ служил, после обѣдни поучение челъ изоустное. Певцы у него были нарочиты, толко ниже нашихъ гораздо. Тутъ, не распустя5 богомолцов, подносили по финжалу араки да брали с человека по червонному, по талеру и по полуталеру.
   Потом повели насъ во обитель Святаго Савы6 Освященнаго. Также пригнали коней арапы и збиралися все за градскими воротами. И пошли от Иерусалима7 ко обители Святаго Савы8 Освященного9, а шли все юдолью Плачевною*. А когда10 стали збиратся богомолцы, тогда арапы окаянныя11 силно сажаютъ на кони и бьют, кто какъ не хочет ѣхать на лошади. Великое насилие! А извозъ дорогой: от Иерусалима да12 Савина13 монастыря с человека по талерю, a переѣзду 20 верстъ. Бѣда, су, со арапами, нигде от них уходу нетъ, везде враги насилуютъ!
   И шли мы юдолью Плачевною; и будемъ какъ на полупути от Иерусалима, тутъ мы нашли на араповъ. Они поят скотъ, великия стада, а ихъ14, собакъ, многое множество. А стали на дороге, а ходъ15 мимо л. 106. // ихъ. А они наливаютъ воду в корыты, такъ дорогу у насъ заняли. А арапы дикия да и задрались1 с нашими провожатыми, арапами жъ. Чортъ2 на чорта3 нашол4! А мы нутко бѣжать все юдолью. А наши арапы с ними стали5 дратся да бится: имъ было хотелось насъ грабить, a тѣ не даютъ. А проводники наши на конехъ кругъ нашего коровану бѣгаютъ да кричатъ6 нам, чтоб бѣжали. А мы бегли да и ротъ разинули7. Охъ, дорошка, дала ума знать! А сами таки махают, что бѣгите. Естли бы етемъ арапомъ попались, то бы прощай: не токмо бы пограбили, всех бы тутъ побили, для тово что дичь, кочевыя, а не8 селския. Когда мы к Иерусалиму9 шли, такъ тут насъ грабили селския, а они толко грабят, а не убиваютъ.
   И тако мы бѣжали версты с три бѣс10 памяти, друг друга потоптали да набѣжали на их кочевье. Тутъ у них стаятъ11 полатки, и жены, и дѣти ихъ тутъ, да и козлята молодыя, овечки малыя. И когда нас увидели арапския жоны12, робята13, подняли крикъ, вопль, выскочили ис полатокъ нагия, чорны14, толко зубы свѣтятся. Тут мы пуще того испугалися; а вопль их намъ показался, кажется, до небесъ. Тутъ-то мы еще бѣжали с версту. Едва отдохнули, такъ набѣжали л. 106 об. // на нас проводники наши и сказали нам: "Не бойтеся-де топерва".
   И тако мы взошли1 на гору высоко, толко в полгоры, и мало пошли, увидели монастыръ Святаго Савы2 Освященнаго -- и возрадовахомся зѣло. И пришли к монастыръским3 вратам4, слезли с коней. А у вратъ стоятъ арапы, не пропущаютъ сабаки5, бѣрут с человека по 5 пар да и пустят. И тако мы внидохом в лавру Святаго Савы6 Освященного7. Зѣло предивен монастыръ, у нас такова подобиемъ нетъ. Хитро стоитъ, с полугоры стены ведены круто зѣло. И8 в том монастыре, в лавре Святаго Савы9, храмъ болшой10 предивной11 Преображения Господня12, стенное писмо; и иныя церкви многия есть. Тутъ же в монастыре видели мы келью святаго Савы13, где онъ сам труждался: вытесана в горе какъ мочно14 человеку сестъ, а стоять нелзя. Прежде сего, сказывали, выхаживало миро, a нынѣ нѣтъ. А стоитъ тотъ монастыръ на краю юдоли Плачевной, коя пошла в Содомское море. А итъти15 тою юдолью да16 Содомскаго17 моря от Савина монастыря с полдня, сказываюсь; а какъ посмотришъ к морю18 Содомскому с монастыря, кажется, версты двѣ, да межъ гор куликовата л. 107. // юдолью. А подойтить посмотреть1 к тому морю блиско2 от арапъ нелзя, да и не велятъ турки ходить. А то море животнаго в себѣ ничего не держит, а воды пить нелзя: горка и солона -- и всякое животное в себѣ уморяетъ. А то море невелико, что озеро, уско да длинно; а ходу, сказываютъ, кругъ ево всего 5 дней.
   А когда мы пришли в монастыръ, тогда насъ игуменъ ввелъ в церковь. Тутъ нам вынесли крестъ, здѣланъ от части животворящаго древа. Мы же целовахомъ тотъ крестъ и обрадовахомся радостию неизреченною. И потомъ повели нас на гроб святаго Саввы3: среди монастыря здѣлан голубѣцъ каменной, покровъ чорной4, на покровѣ крестъ вышит. Мы же гроб его лобьзахомъ5. А мощи его где -- про то Богъ вестъ, и сами греки не вѣдаютъ. Потом нам в церкви вынесли 3 главы, Ксенофонта и сыновъ ево Аркадия и Иоанна6 Цареграцкихъ7*. И тако мы тѣ главы целовахом.
   Потомъ повели насъ в пещеру; тутъ зѣло костей много, в той пещере8. Мы же вопросихомъ: "Что9 ето за мощи?" И старцы сказали: "Ети10-де мощи новыхъ мученикъ. Когда-де11 турокъ взял Иерусалимъ*, тогда салтану турецкому сказали, что: "Есть тутъ монастыръ, калугеры 5000, и они-де л. 107 об. // лихи зѣло1, собравшися, пришед-де2, опять возмутъ Иерусалимъ". Такъ салтанъ послалъ пашу в монастыръ Святаго Саввы, велѣлъ избить. И турки, пришедъ, стали убивать отцевъ, ис пещер таскать вонъ да главы отсекать. Отцы же, видя3 суровство зверское4 от турокъ, не стали противитися и начати своя главы под мечъ клонити. И побити ихъ турки 8000. И видя паша, что калугеры не противятся имъ, посла вѣдомость5 к салтану, что6 старцы ни в чемъ не противятся. Царъ же умилися, послал писание, велѣлъ престатъ7 убивати, а иныхъ, оставшихъ, свободити: куда хотятъ, идутъ, а тут бы не жили. И тако паша возвратился во Иеросалимъ, а отцы собравши мощи избиенныхъ да в той пещере и положили, а сами и пошли до Афонския горы, и тамо водворишася". A нынѣ в тѣхъ пещерах живутъ арапы, зѣло много. Нам же старцы приказывали, чтоб от тѣхъ мощей не брали ничего: "А естъли8 де кто возметь, а когда придетъ на море, такъ-де кораблъ с тѣми мощами на море не пойдетъ. И турки9 станутъ обыскивать, л. 108. // а когда у кого найдут, так-де того1 человека совсемъ в море и кинутъ". Мы же того зѣло опасалися и не брали ничего.
   И тако мы смотрихомъ с монастырской ограды во юдоль Плачевную: круто зѣло, утесом. И тутъ видели араповъ: таскаются по юдоли Плачевной, а сами, подшедше2 под ограду монастырскую, крычать з долу, просятъ хлѣба. И старцы Савина монастыря со ограды кидаютъ им, что сабакам3, помалу хлѣба. Ано4 кой напред подхватит да и побредетъ во юдолъ; а иныя глядятъ кверху5 да6 дожидаются, чтобы еще бросили. Такъ другому кинутъ, да и тот также побредет. Да так-то старцы по вся дни с ними мучатся. А за монастыръ вытить нелзя -- ограбять. И гулявши мы по монастырю, позвали насъ за трапезу, коя зѣло была доволна, и вина было много. И тутъ Дорофей-попъ брал гроши по-прежнему да и на игумна брал по талеру с человека. И тутъ мы начевали; и утре поднесли по финжалу араки, да и пошли во Иерусалимъ.
   И какъ мы вышли за ограду монастырскую, тутъ на другой стране7 стоит столпъ каменной высокъ, а на нем стоит затворникъ весь наружи, на верху столпа, поджемши руки, в клабуке. А греки ходили к нему л. 108 об. // на поклонъ. И я спросил тутъ у старца: "Что1 ита2 у вас за диво и святость?" Такъ онъ3 разсмеялся: "4И тот5-де столпникъ на час. Какъ-де богомолцы сойдутъ из монастыря, а ево-де за ними ветръ здуетъ доловъ". Мы же подивилися ему да и пошли. А шли къ6 Ерусалиму7 не юдолью, но тарами8, высоки горы зѣло. И отошли верст за9 10, стоит село арапское, а прежде сего бывала обитель Феодосия Великаго*. Нынѣ толко церковъ одна, и в тое арапы коней запираютъ.
   И пришли во Иерусалим, и пребыхом ту до Введениева дни*. И на праздникъ Введения Пресвятыя Богородицы звали всѣхъ богомолцов в монастыръ, а тотъ монастыръ девичей, живутъ старицы. И былъ у вечерни митрополитъ Птоломаидской, а обедню сам служил и поучение челъ. И после обѣдни посадили всехъ богомолцовъ в полату, и давали всякому человѣку по финжалу раки да по другому10 винца церковнаго11, и12 брали с человѣка по червонному, по талеру и по полуталеру. И тако пошли по своим кельям. Потом на вечер стали намъ всем возвещать, чтобы были готовы 13итти в Великую церковь14, мы же начати готовитися.
   И пришли все богомолцы к Великой церкви, и стали всехъ вѣръ л. 109. // сходится1. Потом сошлися всѣ, и стояхом у Великой церкви, и ждали пашу турецкого. Потом пришел паша, емуже турки послаша ковры, и селъ паша у вратъ церковных. Потом пришли к нему толмачи всѣхъ вѣр и стали подлѣ его. Потом турчанинъ принес лѣсницу, и прислонилъ ко вратом церковнымъ, и, взлѣзши2, отпечатал, потом отперъ. Пришолъ3 митрополит греческой со християны4-греки и сташа у врат церковных. Потом пришли и еретических вѣр: армяне, французы и протчих ересей -- и стали у вратъ церковныхъ все. Потом турчанинъ сталъ брать со всякого человека по 3 червонных, а съ еретических вѣръ по шти5 червонных, да и печатки давал всякому человѣку. Потом стали в церковь пускать не всеми дверми, но половину отворилъ турчанин, чтобъ иныя такъ не шли, а пропущал по человѣку да по два да досматривал печатокъ. У кого есть печатка, такъ пустит, а у кого нет, так и не пустит.
  

ОПИСАНИЕ ВЕЛИКИЯ ЦЕРКВИ ВОСКРЕСЕНИЯ ХРИСТОВА7

  
   Во граде в полунощномъ углѣ стоит церковь великая Воскресения Христова. А в ней врата двои: на полдни одне отворяются, а другия закладены л. 109 об. // каменемъ. И какъ митрополитъ со христианы, с ними же и мы, вошли, и тутъ, немного пошедъ, саженъ с пять, лежит камень противу1 вратъ церковныхъ от мрамору бѣлого, огражденъ решеткою медною. И с того камени положенъ быстъ Христос во гроб Иосифом и Никодимомъ*; и на томъ камени Христа в плащеницу обвивали*. И тотъ камень митрополитъ и все християне2 целовали; и мы такожде целовали; потом и3 иныхъ вѣръ. А над тѣм каменемъ горятъ 8 кандил с масломъ древяным от разных вѣръ. А сказываютъ про тотъ камень, что подлинно былъ не мраморной, но простой бѣлой. А тотъ-де камень турокъ французу4 за многие червонные продалъ, и на том-де мѣсте положили вмѣсто того сей мраморной. А кандила над тѣмъ каменемъ положила царица Елена, однакож о томъ подлинного извѣстия нетъ. А что говорят, будто франки его украли, и сему невѣроятно, мудро его у турокъ украсть.
   И от того камени пошли налево к западной стране. Среди Великия церкви стоит теремокъ-пределъ, а в немъ Гроб Господень. A предѣл, аки церковь, надвое перегороженъ. И какъ в предел л. 110. // первой войдешъ, тут лежит камень, егоже ангелъ Господень отвалилъ от дверей Гроба Господня*. И тотъ каменъ невеликъ, кабы пуд в1 15, а утверженъ в помост, кругол, что стулъ. А знать, онъ прежде сего бывал великъ, до взятия туркова брали ево2 христиане3 на благословение, a нынѣ уже турки не дадутъ. А камень красенъ, что кремень. А над нимъ горять 4 кандила разныхъ вѣръ с масломъ древянымъ4. Мы же тотъ камень целовахом.
   И тако5 пошли ко Гробу Господню в другой предѣлецъ. А вход ко Гробу Господню зѣло нуженъ: двери ниски да уски -- все нагнувши6, по одному человеку, а двое в ряд не разойдутся. А входятъ человекъ по 5, по 6, а болши нелзя. Тѣ поклонятся да выдутъ, а иныя поидутъ. Медлѣнно 7оттудова выходят8, для того радостно велми. Такъ кому-то хочется скоро вытить? Уже насмотрится доволе9 такова дара да выдетъ. Хошъ крычат, не глядятъ на то.
   И когда мы вошли ко Гробу Господню и когда увидели Гроб Господенъ, тогда радости исполнися сердце наше; и забыхомъ скорбь нашу, и, падше, поклонихомся Гробу Господню. Тогда от такой радости не могли от слезъ удержатися л. 110 об. // и начаша Гроб Господень лобзати, а сами рекохомъ: "Слава тебѣ, Господи! Слава тебѣ, святый, яко сподобил еси нас, грешныхъ, видети гроб свой пречистый1 и лобзати! Что воздам2 тебѣ, Владыко святый, како мя, недостойнаго3, дапустил4 со грѣхи моими окаянными гроб твой пречистый видити5?!" И дивихомся человеколюбию Божию, како от многих лѣтъ желаемое получихом: прежде слышанием и прочитаниемъ истории, нынѣ же Богъ сподобил самим видети. И тако воздахом хвалу Богу и Пречистой его Богоматери6.
   И стояли тутъ7, и смотрили, како прихождаху ко Гробу Господню на поклонение от разныхъ вѣръ еретическихъ. И видели армян и женъ ихъ. Зѣло во удивление8: какъ над Гробом Господним они плачутъ, такъ слез лужи стоят на деке гробной; а иную бабу-ту насилу прочъ оттощить9 от Гроба-то Господня. Дивное чюдо! Хоша10 еретическая у нихъ вѣра, мы же подивихомся таковому усердию.
   А Гроб Господень приделан к стенѣ предела, к полунощной11 стенѣ, а от полуденной стороны та страна свободна; возглавие и подножие примуравленъ. А длина Гробу Господню -- 9 пядей, а поперечнику -- 5 пядей. А над Гробомъ Господним л. 111. // горят 47 кандил с маслом древяным1, а горят день и нощъ. А в тѣ кандила масло наливают и досматриваютъ старцы гробныя разных вѣръ еретических. И всякой старецъ в свои кандила масло льетъ. А будетъ видит: в чужихъ кандилах масло дагорает2 -- такъ ударит в колоколецъ; такъ пришед да и нальет масла. А колоколцы от земли приведены во всякою келью, гдѣ кой живет.
   А писано в Корабейниковом3 страннике*, что де 4и тот5 гроб здѣлала царица Елена над тѣмъ подленным6 Гробомъ Господним. А входъ-де к нему под землею, и нынѣ греки и вход забыли. А етотъ Гроб Господенъ зделан от мрамора бѣлаго7, и покрыть цкою8 мраморною, и запечатан седмию печатми свинчатыми. А нынѣ те печати чютъ знать, уже стерлися; а печатана насквозь дека9, верчена да такъ и заливана. А что дека на Гробѣ Господни, на верху язва поперегъ10 разсѣлася, толко не насквозь, да11 другой страны разсѣдина не дошла. И поклонившеся Гробу Господню, и тако изыдохомъ ис предѣла, и смотрихомъ, и дивилися зданию церковному. л. 111 об. //
   А у церкви над Гробомъ Господнимъ верхъ разбитъ, турки разбили, a здѣлатъ1 не дадутъ. А дыра та покрыта сеткою медною, чтобы птицы не лѣтали. A предѣлъ над Гробомъ Господнимъ обитъ деками мраморными, а инде уже деки и вывалилися. Великой церкви длина -- 140 ступеней. Да тутъ же мы видели: на стенахъ церковныхъ кресты изображены в камени Великия церкви на западной, на полунощной, на полуденной. А подобиемъ таковы: в срединѣ троечастной2, что у нас на Успенскомъ соборе*, а по странамъ четвероконечныя; а подпись на троечастномъ и четвероконечном -- "Исусъ Христосъ Ника". A дѣлала тѣ кресты царица Елена с подлинного Креста Христова. А троечастной Крестъ Христовъ с возглавиемъ*, а подобие таково, якоже3 сии обрасцы4 свидѣтелствуютъ. А верхъ надъ Гробом Господнимъ аки теремокъ, что яблоко кругло. А на Гробѣ Господни5 служатъ французы-папежцы. А входъ ко Гробу Господню никому не возбраненъ, всѣхъ вѣръ ходят. А за предѣлом Гроба Господня к стенѣ придѣланъ придѣлъ6: тут служатъ л. 112. // кофти, а за ними хабѣжи. Тутъ гроб Иосифа и Никодима выбита в стену могилою, а гробовъ нетъ, толко ямы. Мы же тѣ гробы целовали и зѣмлю брали, а земля красна видомъ.
   И тако пошли до церкви Воскресения Христова 12 ступеней. А в той церкви служать греки, митрополитъ греческой. А патриархъ не живетъ во Иерусалимѣ, а живетъ въ Едринеполѣ. А длина той церкви -- 20 ступеней, а поперегъ -- 10 ступеней. Посреди1 же той церкви Пупъ земли*, покрыть каменемъ, а руками человѣческими не дѣланъ, но здѣланъ Божиимъ повѣлением. От Пупа земнаго 4 ступени в той же церкви естъ мѣсто, ограждено каменемъ народа ради в человека вышиною2. А посреди3 той ограды пропасть-щель*, как мошно4 человеку пролесть. А какъ в нѣе посмотришъ, такъ темно, а глубины Бог вѣсть. И мы про ту пропасть спрашивали, и греки сказали: "Богъ-де знаетъ, что ето за щелъ, л. 112 об. // мы-де и сами не знаемъ". А в той церкви иконное писмо всѣ московскоѣ -- подаяние нашихъ государей, а писмо верховыхъ мастеровъ*.
   И тако нам ходившимъ в церкви, и начаша греки в доску бить в церкви к вечерни. Потом стали вечерню петь, а митрополит Птоломаидской стоял на мѣсте. И, отпевъ вечерню, позвали всѣхъ богомолцов на Голвоф1 ужинатъ за трапезу; и тутъ трапеза была всѣмъ доволна. Потом попъ Дорофей пошелъ з блюдомъ, а старецъ с тетратью2, да брали так же: с нарочитыхъ по 8, по 6 и3 по 5 червонных, а с убогихъ по 5 талерей. A послѣ трапезы начевали и ходили по церкви. Утешно силно гулять, ненасытная радостъ!
   И увидели французы, что греки вышли из трапезы, и велѣл француской наместникъ заиграть в свои арганы для богомолцовъ греческихъ. И когда в арганы заиграли, тогда не могли никто удержатися, чтоб тѣхъ органовъ не слушать4. Зѣло у собакъ лстиво и сладко играют! И тѣм играниемъ многихъ во Иерусалимѣ отвратили л. 113. // от греческия1 вѣры к себѣ в папежскую вѣру. Тщателны2 собаки, многими дарами дарятъ, денги даютъ и платье -- многихъ оболстили.
   Мы же ту нощъ всю не спали от радости, ходили по святымъ мѣстамъ и меряли Великую церковь мѣсто от мѣста. А изъ той церкви Воскресения Христова ходятъ на лесницу на Лобное мѣсто*. А3 от того мѣста 20 ступеней стоитъ престол, идѣже жидовѣ на Господа терновъ венецъ плели*; тутъ служатъ4 греки. И от того мѣста 10 ступеней стоитъ престол, гдѣ раздѣлиша воини жидовския ризы Господни*; и тутъ служатъ греки же. И от того мѣста четыре ступени -- гдѣ воини жидовския меташа жребий5 о ризе Господни*. И от того мѣста 166 ступеней -- гдѣ Пресвятая Богородица плакала по Христѣ во время страсти*. И на всѣхъ тѣхъ мѣстах службы, и висятъ кандила7 скляничная8 с маслом древянымъ9, горятъ безпрестанно.
   И от того мѣста к западной странѣ 10 ступеней стоит темница; 3 ступни -- гдѣ сиделъ Господъ нашъ Исусъ Христосъ от иудей10. И тутъ горятъ 4 кандила л. 113 об. // денъ и нощъ. Да тутъ же лежитъ колода каменная, а в ней пробито1 22 дыры3: какъ жидовѣ наругалися Христу, и клали нозе его в кладу и замкомъ замыкали*. А от того мѣста 20 ступеней -- гдѣ стояли Господни ученики, плакали по Христе во время страсти Господни*.
   И от того мѣста к полунощной4 стране в той же болшой5 церкви стоитъ столпъ каменной от мрамору бѣлого, за него же привязанъ быстъ Исусъ Христосъ от бѣззаконныхъ иудей6. От того столпа вторая часть в великомъ Риму в церкви Святыхъ апостолъ Петра и Павла*; а третия часть в Цареградѣ в церкви Успения Пресвятыя Богородицы, гдѣ патриархъ служитъ, и тое мы часть в Цареграде видѣли и целовали. А у того столпа престолъ, служат французы. И от того столпа к западу стоятъ францужския7 арганы, зѣло велики, привезены из Риму от папы.
   Да в той же церкви, не доходя на Лобное мѣсто на лесницу от того мѣста 24 ступени, на восточной странѣ, позади олтаря Воскресения Христова, л. 114. // тутъ есть врата великия и лествица в пещеру ископана, глубоко итти в нея по ступенемъ каменнымъ. И какъ снидешъ долу, тутъ стоитъ церковь каменная царя Констянтина1 и матере его Елены. И тамъ горять 3 кандила2 с масломъ, а посреди тое3 церкви в пещеру ископана в землю лесница 7 ступеней. И тамо царица Елена обрела Крестъ Христовъ и два разбойнича4*. А стоят на том мѣсте 6 кандил христианскихъ, одно латинское.
   А одесную страну Вокресения Христова тут есть лесница -- итти на гору высоко на Голгофу, каменная лесница, 13 ступеней. А святая гора Голгофа каменная, высока, на ней же распят быстъ5 Господъ нашъ Исусъ Христосъ. А на Голгофѣ, гдѣ водруженъ бысть Крестъ Христов, тутъ пробита гора. Мы же, грешнии, то мѣсто целовали. А то мѣсто обложено сребром и позлащено, а ис того мѣста благоухание происходит, а то мѣсто выбито кругло. А за тѣм мѣстом поставленъ крестъ6-распятие, а написано распятие по-латынски, и подножия нѣтъ*, a нозѣ прибиты одним7 гвоздемъ. л. 114 об. // A гдѣ укануша кровъ Господня, и то мѣсто до полупяди широко, а глубины никто же вѣстъ. А церковь та на Голгофѣ вся была выслана каменемъ мраморнымъ пестрымъ, зѣло узорочиста. А ходятъ в нея разувши1, в однихъ чулках2. И у того мѣста сидитъ старецъ со свѣчами неотходно. А служатъ на томъ мѣсте греки. А от Лобнаго мѣста вправо лежит камень круглой, вделанъ в помостъ; а на том камени снятие было тѣлу3 Господню4 со креста*; а тут служатъ французы.
   А сшед с лесницы, налѣво под горою святыя Голгофы стоит церковь каменная*. А в ней на входе по обѣ стороны стоят два гроба царския; а какия были цари, никто не знаетъ. И мы спрашивали у грекъ, и они не знаютъ, а подписъ на нихъ латынская5.
   A тѣ гробы зѣло хитро сделаны6, мнится, не гробы -- такое-то чюдо! А не целуютъ ихъ, толко спинами трутся об них; а не вѣмъ, чего ради.
   А за тѣ гробы пошедъ мало, в той же церкви на правой руке гроб царя Мелхиседека*. Да в той же церкви, от того гроба Мелхиседекова 3 ступени, видетъ л. 115. // щелъ в гору: разселась гора Голгофа. Егда пришедъ единъ1 от воинъ и виде Христа, уже умерша, и копием ему ребра прободе*. И абие изыде кровъ и вода, а кануша на Голгофу кровъ -- и ту разсѣдеся гора каменная от крови Господни. И истече кровъ на главу Адамову: бе бо глава Адамова в той горѣ*, распяша Господа иудеи, ибо то мѣсто зовѣтся Лобное. И та разсѣлина знать и до сего дни. A гдѣ глава Адамова лежала, и то мѣсто решеткою желѣзною задѣлано, чтоб не ламали2 то мѣсто каменя. А мѣсто невелико, и глава Адамова, по тому месту знать, невелика была, кабы нынѣшних людей. А на горѣ Голгофѣ престол греческой да два францужскихъ3. А за француским престолом на той же горѣ, от Лобнаго мѣста к полудни итти 10 ступеней ножныхъ, и тутъ то мѣсто, идеже Авраам на жертву принесе сына своего Исаака.
   А церковъ великая Воскресения Христова греческия вѣры, гдѣ служивал патриархъ греческой. A нынѣ патриарха нетъ во Иерусалиме, а живетъ в Едринеполѣ при салтане. А во Иерусалимѣ на ево мѣстѣ наместникъ л. 115 об. // да 4 митрополита по переменамъ живутъ: 1. Кесариской; 2. Лидской; 3. Птоломаидской и Назаретской; 4. Иорданской. И тѣ митрополиты живут во Иерусалиме, а служат по переменамъ, а въ епархияхъ1 своих мало живутъ от насилия турокъ и араповъ. А Великая церковь, основания царя Констянтина2 и матере его Елены, ограждена кругом на 4 стены. А церковъ великую Воскресения Христова держит греческой наместникъ з греки, а Гроб Господенъ -- французы-латыни3. А по обѣ стороны Великия церкви службы еретическия; а называются християне4, a вѣра их проклятая еретическая. И тутъ мы всю нощъ ходили по Великой церкви, и святымъ мѣстам кланялися, и лобзали, и дивилися красоте5 тоя церкве6, како всѣ страсти Христовы7 внутръ тоя8 церкви ограждены.
   У грекъ всенощныхъ9 не бываетъ, толко на вечерни10 на литии* 5 хлѣбовъ ставят: великия хлѣбы, да тонки. А в верхней хлѣб воткнетъ 3 свечи, отпевъ вечерню, л. 116. // разломавъ1 хлѣбъ да и роздаетъ2. И после утрени3 стали петь литоргию. И после литоргии попы греческия и митрополитъ облеклися во вся священныя одежды во олтаре, и взяша хоругви*, и4 часть древа животворящего5, и иконы, и мощи святыхъ, -- а ковчеговъ будет до 20 и болше, а ковчеги серебреныя6, а иныя хрусталныя, -- и тако пошли во все врата из олтаря, и приидоша ко предѣлу Гроба Господня. А за митрополитомъ -- попъ7 и старцы, потомъ греки, християне8. А напред пошлетъ митрополитъ турокъ з батожъем9 очищать10 дорогу. Зѣло управно, подобно что у нас на Москвѣ в ходы ходят, такъ служивыя напред идутъ, дорогу очищают11. Так-то и турокъ тѣмъ же подобием и всякое бѣзчиние унимаетъ. Мы же 12зѣло сему13 подивихомся. И тако митрополитъ всем собором с християны14 обшед кругом предѣла Гроба Господня со кресты да и пошел в предѣл Гроба Господня. И поклонилися Гробу Господню, вышел вонъ; потом греки и мы с ними же; потом разных вѣръ еретическихъ. Потом поидоша в церковъ Воскресения л. 116 об. // Христова и отпустиша литургию. Потомъ пришли турки и отперли Великую церковъ, и пошли вонъ из Великия церкви всѣхъ вѣръ. Потом турокъ заперъ Великую церковъ и запечатал.
   А у Великой1 церкви двои2 врата: 1 замуравлены, а другия3 отворяются, и тѣ запечатлены от турокъ, которыя на турка дань збираютъ. А у тѣхъ вратъ по обѣ стороны стоятъ 11 столповъ4 мраморных да 3 аспидных. И, какъ вышед из церкви, на правой руке, а в церковь идучи -- на левой сторонѣ, другой столпъ от вратъ церковныхъ. И на том столпѣ язва великая разсѣлася5, болши аршина вышины, подобно тому какъ громом древо обдеретъ. А сказываютъ, что ис6 того столпа в Великую суботу* вышелъ огнъ из церкви тѣмъ столпомъ, так онъ от того разселся.
   Мы же про тотъ столпъ у грекъ спрашивали, такъ они намъ сказывали: "Надъ етем-де столпом бысть знамение великое, 24 рока7 тому уже прошло. Пришед-де л. 117. // армяне к паши да и говорять такъ, что: "Греческая-де вѣра неправая. Огнь-де сходитъ не по ихъ вѣре1, но по нашей. Возми-де у нас сто2 червонныхъ, да чтоб де намъ службу пѣть в Великую суботу. А грекъ-де вышли вон из церкви, чтобы де они тутъ не были, а то скажут: "По нашей-де вѣре3 огнь с небеси4 сшелъ""*. И турчанинъ облакомился на гроши, и оболстился на болшую дачу5, да грекъ и выслал вонъ из церкви6. Потом турчанинъ отпер церковь и пустил армянъ в день Великия суботы. И митрополитъ греческой со християны7 стоял у столпа, у места царицы Елены, гдѣ она жидовъ судила, а то мѣсто вне церкви. И митрополитъ стоялъ у 8Великой церкви у9 того столпа, и плакал, и10 Богу молился. А армяна в Великой церкви въ тѣ поры по своей проклятой вѣре кудосили, и со кресты около предѣла Гроба Господня ходили, и кричали: 11"Кирие элей-сон!"12* -- и ничто же быстъ.
   И какъ будет час 11, сниде огнь с небеси на пределъ Гроба Господня, и поигра, яко солнце к воде блескаяся, л. 117 об. // поиде ко вратомъ Великия церкви, а не в предѣл Гроба Господня. И тамо не во врата поиде, но в целое мѣсто сквозь стену, столпъ каменной. И разседеся столпъ, и выде огнь ис1 церкви пред всемъ народомъ, что гром великъ шумом загремелъ2. Тогда весь народ из церкви вышел3 на тот позор, смотретъ таковаго чюда, где огнь поидетъ. И огнь пошелъ по мосту, что вне церкви, и дошед до того мѣста, гдѣ митрополитъ стоитъ со християны4 и на коем столпе стоит кандило с маслом древяным5 бѣзъ огня, только фитиль плавает. И пришед огнь к столпу, потом загореся греческое кандило.
   И когда турчанин увидел такое чюдо, и в тѣ поры турчанинъ сидел у Великой церкви у великихъ вратъ, кой данъ збирает на турка, -- и увиделъ турчанинъ такое чюдо, закричалъ великимъ гласом: "Великъ Богъ христианской6! Хощу быти7 христианином!" Тогда турки, ухватя, стали его мучить. И по многомъ мучении, видя его непокаряющася8, потомъ склаша великий огнь противу9 того столпа, где кандило с маслом л. 118. // загорелося, и тут ево спалиша. А когда он во огни стоялъ на коемъ камени, и на томъ камени стопы его всѣ, что на воску, вообразишася. И тотъ камень и доднесь в том мѣсте лежитъ. А столпы оба стоять на показание: тотъ, что у вратъ, с разсѣдиною; а тотъ, что у царицына мѣста, черенъ1 весъ, дымомъ от огня опаленъ. Такое-то чюдо было!"
   И от тое поры уже огнь въяве не сходитъ на Гроб Господенъ, но толко 2кандило греческое3 загорается, а иныхъ вѣръ еретическихъ кандила4 не загораются5. Таково чюдо Богъ показал над босурманы6 и над еретиками! От тоя поры уже турки в денъ Великия субботы никоихъ вѣръ у Гроба Господня не даютъ служить, кромѣ грековъ. Французы, хотя властъ имѣютъ у Гроба Господня, во весь год литоргисаютъ на Гробѣ Господни -- имъ турокъ попустилъ, а в день Великия субботы7 французы очистятъ предѣлъ Гроба Господня, выдутъ вонъ, греком отдадутъ. И обносится л. 118 об. // та молва в християнских1 церквахъ, паче же в нашей, что будто огнь с небеси нынѣ не сходитъ. И то неправо говорятъ: аще бы огнь не сходил, то бы почто грекомъ отдавать? А они люди убогия, а еретическия вѣры армяня, французы богаты2 зѣло. Они за такую добрую славу весми бы турку много дали казны, кабы турок3 пропустил такую славу, что по ихъ вѣре огнь сходитъ, да нелзя. Однова турки попыталисъ такъ здѣлать, да не удалосъ, такъ впредъ ихъ не обманутъ францы или армяна4, боятся турка5. И за то они, за неправую 6вѣру свою7, турку дань платятъ пред греками вдвое. А таки греки в Великой церкви всѣхъ вѣръ еретическихъ чеснѣе8 у турокъ для того, что какое дѣло турку до христианъ, то преждѣ присылаютъ к греческому намѣстнику. A тѣ уже: армяня, францы, кофти -- к греческому намѣстнику сходятся. Чемъ подарить пашу, такъ какъ греческой намѣстникъ придумает, л. 119. // такъ и будетъ. И турокъ 1во всем ево2 слушает, а тѣхъ на совѣтъ не зоветъ. Такъ потому турки, хотя босурманы3, однако знаютъ, что ихъ вѣра лутче.
   А что говорятъ, что де и4 нынѣ огнь с небѣси не сходитъ, такъ всякъ разсуди5 правовѣрный: естли бы такъ было, то бы уже Великая церковь часу не могла стоятъ; а то турокъ боится, что знамения бывают6, такъ за то уступаетъ. Того ради турокъ по вся годы назираетъ и огнь в Великой церкви от Великаго четвертка7 погашаетъ. А того8 и смотрит, чтобъ которого году не сшол9 с небеси огнь, то бы онъ того часу Великую церковь разорилъ. А за что себѣ 10турокъ по вся годы такия11 труды даетъ и мучится? Погаситъ огнь в Великой церкви по всем кандиламъ и в домѣхъ у всѣхъ християнъ12-то смотрит, корпитъ до Великия субботы, все назираетъ: таки ли правда христианская, не лгутъ ли? A нынѣ тако бываетъ сшествие13 огню. В день Великия суботы греческой митрополит со християны14 взявъ святыя иконы часу въ 9-м15 л. 119 об. // дни и поидутъ кругъ Гроба Господня. И когда обойдутъ трижды около предела, тогда турчанинъ отпечатаетъ предѣлъ Гроба Господня и посмотритъ на кандило греческое. Будетъ естъ огнь, такъ онъ скажетъ митрополиту, а тако нетъ, такъ скажетъ: "Нетъ". И тако греки великимъ воплемъ кричатъ1 "Кири элейсон2!" на многъ час, а турчанинъ поноровя3 да еще посмотрит. И когда увидит, скажетъ митрополиту. Тогда митрополит возметь свечъ великия пуки во4 обѣ руки, да и поидетъ в предѣлъ Гроба Господня, да и зазжетъ оба пука свечъ, да и вынесетъ христианомъ5, а християне6 станутъ от ево руки разбиратъ. Потомъ за християны7 армяне поидутъ в предѣлъ Гроба Господня да и возмутъ огнь от греческого8 кандила. Потом всѣ кандила зажгут. А кто намъ не хощет вѣры яти, то всякъ собою отвѣдай: немного живота-то, два9 года проходитъ, да 200 рублей на путъ возмѣтъ, да и полно тово -- такъ самъ и будетъ самовидецъ л. 120. // всякому дѣлу.
   А пред враты Великия церкви площадь1 зѣло велика, выслана каменемъ. И тутъ по вся утра выходят с товары, разбираются. А товары всякия бываютъ для того, что богомолцы по вся утра приходятъ к Великой церкви на поклонение и у Великой церкви врата церковная целуютъ. А продаютъ чотки2, свѣчи и всякие3 товары, мыло доброе; а торгу толко на4 одинъ час, болѣ нетъ.
   Да тутъ же, вышед из Великой церкви, на левой странѣ, придѣлано мѣсто к стенѣ Великия церкви царицы Елены, а то мѣсто высоко; a нынѣ тутъ престол латынской5, служат французы. А то мѣсто преждѣ сего, сказываюсь, было позлащено, а нынѣ позолоты не знать, слиняло6. А подле того мѣста церковь малая придѣлана к стенѣ, та церковь, гдѣ плакала Мария Египетская пред образом Пресвятыя Богородицы*. А к патриаршему двору придѣлана церковь Иякова, брата Божия*, а под колоколнею л. 120 об. // -- церковь 40 мученикъ, иже в Севастии*.
   И потом пошли мы в своя кельи и опочихом до утрия. И потомъ насъ позвали в монастыръ Святыя великомученицы Екатерины на ея празник1*. Тут после литургии позвали насъ всѣхъ за трапезу хлѣба есть; и, ѣдши хлѣба, давали за трапезу по червонному, по талеру, по полуталеру. Потомъ стали звать во обитель к Савѣ Освященному, тамъ был митрополитъ Иорданской. И греки ходили, а мы уже не ходили для араповъ, за нужнымъ проходом, а ходили на ево память*. Потом пришолъ2 митрополитъ от Саввы Освященного3, и4 позвали всѣхъ богомолцов5 в Николской монастыръ*. А литоргию служил митрополитъ Иорданской, орапъ6; и казанье челъ по-арапски7. И тутъ богомолцом8 давали9 по финжалу араки, а закуска была изюм сухой, а трапезы не было; а брали по тому жъ10, что въ Екатерининском11 монастыре.
   A всѣхъ монастырей во Иерусалимѣ внутръ града: первой12 -- монастыръ Великой; 2 -- Введения Пресвятыя л. 121. // Богородицы; 3 -- Иоанна Предотеча1; 4 -- Архангела Михаила; 5 -- Великомученика Георгия; 6 -- Феодора Стратилата; 7 -- Екатерины2-мученицы; 8 -- Анны, матере Пресвятыя Богородицы; 9 -- Святаго Евфимия Великаго; 10 -- Святаго великомученика Димитрия; 11 -- Преподобного3 Харитона Исповѣдника; 12 -- Воскресение Христово. А все тѣ монастыри внутръ града: 9 мужескихъ, 3 женскихъ да два монастыря, француской да4 армянской. А всеми тѣми монастырями владеютъ греки. A гдѣ монастыръ Иякова, брата Божия, и тот зѣло узороченъ, в том монастыре глава5 Иякова, брата Господня; а та глава под спудом; и6 то мѣсто обложено сребром и позлащено.
  

ОПИСАНИЕ СВЯТАГО ГРАДА ИЕРУСАЛИМА8

  
   Град Иерусалимъ стоит на востокъ, какъ придешъ от Царяграда, от Лиды, а в немъ четверы9 ворота*: 1 -- на востокъ, на Елеонскую гору и к Гепсимании; 2 -- на полдень, на Сионскую гору; 3 -- от Лиды, в кои приходят от Царя- л. 121 об. //града; 4 -- от Дамаска. Град Иерусалимъ на четыре1 стены, каменной, и стены высоки, крепокъ силно, камень-дичъ великой; а2 кругъ его будетъ версты Зс три4. А стараго града стены все до основания разбиты; а старой градъ Иерусалимъ, сказываютъ, кругъ его было 6 верстъ. Градъ Иеросалимъ 5людми не жилъ6: много пустыхъ мѣстъ, и полатъ пустых много, а иныя развалились; а за городом нѣтъ жилыхъ мѣстъ, кромѣ дому Иоанна Богослова*.
   Внутръ же града Иеросалима в полуденномъ угле стоитъ церковъ Святая Святыхъ, а владеютъ ею турки и мечты в ней творятъ по своему беззаконию. А будет кто похочетъ той церкви от християнъ7 посмотреть, и того8 потурчат; а кто не похочетъ, такъ ево повесят. Да в том же углѣ врата, в которыя9 Христосъ въѣхал на осляти*. А в полунощном углѣ в10 градѣ Иерусалимѣ стоит великая церковъ Воскресения Христова. А от десныя страны Великия церкви стоитъ колоколня л. 122. // каменная вел ми чюдно1, на четырехъ углехъ бѣз вѣрху -- турки збили, и высока была. Под тою колоколнею стоитъ церковь Воскресения Христова. Тутъ лежитъ камень, на коемъ Христос сиделъ и явился Марии Магдалыни2*. А двор патриаршей приделан к Великой церкви, и колоколни, и к церкви Иякова, брата Божия. А что трапеза была патриарша, и турки отняли да в мечеть претворили. В Великомъ монастыре 2 церкви, а в которой служат греки -- царя Констянтина3 и матере его Елены, а вторая -- церковъ4 Святыя мученицы Феклы*. А по левую страну великого притвора церков придѣлана близ Лобного5 мѣста, где ангелъ Господенъ показа мѣсто Аврааму вознести на жертву Богу и заклати сына своего Исаака.
   А в полуденномъ угле стоитъ церковъ пречюдна Святая Святыхъ. Егда созда святый град Иерусалимъ повѣлением Саламона6, царя Иудейска, и совокупиша имя церковное царскимъ именемъ, приложиша имя тому граду Иерусалимъ. Соломонъ же ту церковъ созда повелѣниемъ ангела 7в 2 дня8*. И егда прииде Господъ л. 122 об. // нашъ Исусъ Христос во святый1 град Иерусалимъ, и рече на сонмищи2 ко иудеомъ3: "Разорите церковь сию, и4 треми денми воздвигну5"*. Иудее6 же не разумеша, что имъ Господъ рече: создана быстъ церковъ сия 45-тию лѣты -- и жидове гневашеся на Христа. В той же церкви приятъ Симеонъ Христа на руки и глаголаше: "Нынѣ отпущаеши раба своего"* и протчая. В ту церковь введѣна бысть Пресвятая Богородица трию лѣтъ, в той церкви питана быстъ от ангела хлѣбомъ нѣбеснымъ двоюнадесяти7 лѣтъ*.
   А на восточной стране къ Елеонской горе стоятъ врата желѣзныя старого града Иерусалима, a тѣ врата не отворяются и доднесь. В тѣ врата Христос въѣхал на осляти от Вифании8*. Дети же еврейския рѣзаху от древ9 вайя и постилаху по пути ризы своя, от тѣхъ вратъ пояху до церкви: "Благословенъ гряды во имя Господне! Осанна в вышнихъ, царъ Израилевъ!"*. Ис10 тоя же церкви изгна Господъ нашъ торжниковъ, продающия овца и голуби, и деки11 пенежникомъ л. 123. // опроверже, и пѣнязи разсыпа. И рече имъ: "Не творите дому Отца моего дому купленого. Дом1 молитвѣ -- домъ Отца моего"*.
   Да тутъ же, подлѣ той же церкви, стоитъ малая церковъ муравлена, а в ней, сказываютъ, Мерило праведное* сотворено мудрымъ Соломономъ: в скалу висят2 две чаши великия желѣзныя на железныхъ чепяхъ; 3хотя и4 зѣло мало что положишъ, а они и пойдутъ -- а посмотреть5 не пустят турки. Да сказывают, тутъ же пред церковию лежит камень широкъ и плоскъ, дикой. Когда Христосъ пред церковъ приѣхал на осляти и стал на том камени, и каменъ позна своего создателя, сотворися что воскъ, и стопы жрепцовы вообразишася в камень; и те-дѣ стопы знать на камне и до сего дни6. А церковь Святая Святыхъ, создание Соломоново, разорена вся до основания Титомъ, царем Римскимъ*, толко осталося одно Мѣрило праведное, ничим же вредимо. A нынѣ на томъ мѣсте стоят два мечета турецкия; а турки, сабаки7, отнюдъ не пустят посмотреть.
   А когда поидешъ от Великия церкви к Гепсиманским вратам8, и тою улицою9 итти зѣло скаредно: тутъ по той л. 123 об. // улицы турки делают сафьяны1*. И пошед немало, тутъ потокъ Кедрской*; а на правой руке, какъ выдешъ на потокъ, и тутъ стоит дом богатого: на самомъ потоке врата, подъездъ под тотъ дворъ, сквозе его улица. А какъ поидешъ2 вверхъ3 по потоку и на повороте направо в улицу, тутъ на углу лежитъ камень, на выходе потока Кедръска4, широкъ, в аршинъ длины. На том-дѣ камени Христосъ упал со Крестом, когда ево5 воини вели на пропятие. И тогда жидовѣ задѣли понести Крестъ Христовъ Симону Киринею*, с села грядуща, отцу Александрову и Руфову. И нес Симон Крестъ Христовъ до горы Голгофы. И тотъ мы камень целовали часто.
   И от того камени поидеш на гору якобы вержением из лука, стоит Преторъ, гдѣ Христа судилъ Пилатъ*, и гдѣ по ланитам Его, света, билъ Пилатъ, и воини ругашеся Ему. И тотъ Преторъ целъ и доднесь, не покрыть, инде каменья вывалилися6, переходом зделанъ чрезъ улицу. А кое7 страны8 Христосъ по улицы веденъ, и та дорога вымощена каменемъ высоко. И по тому пути от християнъ9 л. 124. // не ходят, толко турки да арапы ходят. А камня того, гдѣ Христосъ упалъ, турки не даютъ ломатъ.
   И от того Претора немало пошед, стоит купель Овчая, -- в ней же ангелъ Господень по вся годы возмущаше воду, а при той купели былъ притвор Соломоновъ, -- глаголемая Вифезда*, 5 притворовъ имущая; тутъ слежаше1 множество болящих. А притвор Соломоновъ весъ разбитъ до основания, толко одна купель Овчая во дворе худе. А тутъ живетъ турокъ, бѣретъ с человека по 2 денги, а со старцов не бѣретъ. А купель глубока, здѣлана кладеземъ, кругла2; а жрало в купели уско, толко кошел проходит; а вервъ у кошеля мы сами навязывали, саженъ будетъ 10. Мы же ис3 той купели воду пили, зѣло вода хороша. В той купели в притворе4 Христосъ разслабленнаго исцелил и хананею помиловалъ*. А та купель зѣло у турокъ в презоре: пустой дворъ, а городба около ево5 зѣло худа. А та купелъ противу6 рва, гдѣ Иеремия Пророкъ вверженъ быстъ*; а ровъ Иеремиевъ на другой стране улицы.
   А от7 купели мало пошед, л. 124 об. // якобы вержениемъ камени, дом Иоакима 1и Анны2* на той же стране. В томъ дому церковъ сотворена во имя ихъ; да в томъ же дому пещера, гдѣ родилася3 Пресвятая Богородица. Ис4 той5 пещеры два окна вверхъ; а сказываютъ, что однимъ окном вийде6 ангелъ Господенъ ко Анне благовѣстити зачатие*, а другимъ изыде; до того, сказываютъ, тѣхъ оконъ не было. А живутъ в ней турки, а християне7 приходятъ помолитися; и погании турки берутъ мыто, а с калугеров не бѣрутъ, потомъ и в церковь пустят. И мы сподобилися всѣмъ тѣмъ мѣстам поклонитися. Да в том же дому стоит древо дофиново*, на нем же видела святая Анна гнездо птичье и молитву творящи8. И то древо зѣлено стоит и до сего дни, и с плодом, мы и плод видѣли.
   А противу того дому подле градской стены ров велик, в него же вверженъ бысть Иеремия Пророкъ9. А тотъ ров под грацкою стеною. A нынѣ онъ неглубокъ, заволокло тиною; а глубиною подобно как у насъ на Москвѣ у Спаскихъ ворот у Кремля* или поглубже. А в нем растутъ древа масличныя10, и овощи11 турки садятъ.
   Да на той же странѣ л. 125. // к грацкой стенѣ бывал домъ Каиафин*, a нынѣ весъ засыпанъ землею. А та земля ношена з горы Голгофы, гдѣ Крестъ Христовъ обретенъ. Тотъ Каиафа, когда велѣлъ Крестъ Христовъ схоронить, и засыпалъ1 землею под горою Голгофою, а со всего града заповедалъ жидомъ всякой соръ и гной на ту гору носить, гдѣ Крестъ Христовъ засыпаша землею. Помыслиша себѣ иудеи, яко будетъ Христову Кресту взыскание. А с Крестомъ Христовым и два разбойнича быша сохранены. А когда быстъ взыскание Кресту Христову, тогда царица Елена повелѣла ту землю носить на Каиафинъ домъ -- и нынѣ то мѣсто высоко насыпано.
   А от дома2 Иоакима 3и Анны4 мало пошедъ, тутъ градския врата, что к селу5 Гепсимании. А когда войдешъ в башню6 внутръ града, во вратѣхъ в стене камень великъ, кабы7 до нево в груди человѣку, а в камени вообразилося стопа человѣческая, глубока, что в воскъ, вся знатъ. А сказываютъ про ту ногу, что ангелово воображение. Когда-де иудеи ведоша Христа на распятие, тогда-де тѣ врата жидове заперли и народу смотреть не пустили, тогда-де аггелъ8 Господенъ тѣ врата отворил плечем, а ногою в каменъ л. 125 об. // вперъ -- и тако народ весь изыде на позор. A тѣ врата1 от Святая Святыхъ недалече. Мы же ту стопу целовахомъ.
   А какъ выдешъ изъ Гепсиманскихъ воротъ и сшедъ в полгоры, тутъ лежит камень, на немъ же убитъ архидиаконъ Стефанъ*. И на том камени кровъ ево2 знать и до сего дни -- тотъ камень красенъ. Мы же тотъ камень целовали и на благословение брали.
   И от того камени пошли во юдоль Асафатову*. В самой юдоли стоит село Гепсимания святыхъ богоотецъ Иоакима 3и Анны4. А от грацкихъ5 вратъ до села Гепсимании якобы из лука стрелити. Село Гепсимание стоит по конецъ юдоли Плачевной. А в церковъ тое внутръ лесница утвержена, что в погреб походной; а церковъ каменная; а на полу леснице стоит гроб Иоакима 6и Анны7. А когда сойдешъ с лесницы внутръ церкви и направо поворотишъ к востоку, тут стоит предѣлецъ невеликъ, каменной, а в нем гроб Пресвятыя Богородицы изсѣченъ от мрамору бѣлого. А над гробомъ виситъ8 12 кандилъ скляничныхъ с масломъ древянымъ9 от разныхъ вѣр. А зажигают тѣ кандила, когда бываетъ служба. А служба л. 126. // бываетъ по воскресеньям, потому что стало вне града. А иногда такъ недели 3 не бываетъ, когда турки воротъ Гепсиманскихъ1 не отопрутъ. А приходятъ к службѣ греки да латини; а в предѣлъ ко гробу Богородицыну входят человекъ по 5, по 6, а боле нелзя2, поклоняютца3 и гроб целуютъ. А гроб Пресвятыя Богородицы подлиннѣя4 Христова полупядью5, да уже. А от того гроба Пресвятыя Богородицы 5 саженъ вверхъ церкви -- окно кругло. А сказываютъ про то окно греки, что де тѣмъ окномъ взято тѣло Пресвятыя Богородицы из гроба*, a гдѣ -- Господъ6 вестъ. А ту пещеру турки запираютъ. И вышед вонъ7 из церкви Пресвятыя Богородицы.
   А когда вышедъ из церкви из Гепсиманской8, и на лѣвой странѣ тутъ пещера невелика каменная. Тутъ Иуда Христа продалъ9 беззаконнымъ иудеомъ на пропятие*. И тутъ мы ходили, и в пещере мѣсто целовали. И оттоле идохом налѣво, на Елеонскую гору прямо. От тое пещеры на полдни стоит древо масличное. Под тѣмъ древом Христосъ постился и ко Отцу молился: "Отче нашъ, аще возможно, да идетъ чаша сия мимо мене10, аще ни -- буде воля твоя"*. А то древо и до сего дни зелено, и на благословение ево бѣрутъ от иныхъ стран. Да тутъ же есть камень зѣло великъ, и плоскъ, л. 126 об. // и высокъ, якобы1 в груди человеку. На том камени ученицы его спаша, когда Христосъ молился. И пришолъ2 к нимъ, а3 они же сномъ отягчени. Тогда Христосъ имъ рече: "Спите протчее, почивайте, бдитѣ да не внидете в напасть. Умъ бодръ, а плотъ немощна4 есть. Понеже обѣщастеся са5 мною умрети, a нынѣ не можете единаго часа побдети со мною. Вы же спите, а Иуда спешить предати мя иудеомъ"* -- и потъ с него лияше, яко капля крове*. И тотъ камень целовахомъ.
   И оттуда пошли на гору Елеонскую. И мало пошедъ от того мѣста, лежит каменъ великъ. А сказываюсь, что с того-де камени Христос сел на осляти, когда въѣхал во Иерусалимъ. И тотъ камень мы целовали.
   Гора Елеонская зѣло красовита, велми высока, а по ней растутъ древа масличная. На самомъ верху горы есть масличное мѣсто6 Господне, гдѣ Христосъ стоялъ со ученики своими. И вопросиша его ученицы о кончинѣ века сего. Онъ же рече имъ: "Не можетъ сего ни Сынъ человеческий вѣдати7, никтоже, токмо Отецъ"*. И от того камени, гдѣ Христосъ сидел со ученики своими, видеть Иорданъ- л. 127. //реку и Содомское море. На томъ же верху горы Елеонския стоитъ церковъ Вознесения1 Христова, а в той церкви на2 предъдверии3 лежитъ камень великъ, плоскъ. И с того камени вознесеся Христос на небо пред ученики своими*. И на томъ камени вообразишася стопы Христовы, и нынѣ одна ступень знатъ и донынѣ. Мы же тотъ камень целовахомъ, и иныя странныя от християнъ целуютъ.
   А на полуденную страну Елеонския горы4 стоитъ гроб святыя мученицы Пелагии*, и5 владеютъ тѣм мѣстомъ турки. И стоит над тѣмъ мѣстомъ мечетъ турецкой, а к нему турки не пускаютъ. А от той горы Елеонския до Вифании, гдѣ праведный6 Лазарь умеръ и ту Господъ воскресилъ его*, яко три поприща от Иерусалима до Вифании. И тутъ стоитъ церковъ Воскресения Христова друга Лазарева7*; а въ ней гроб Лазаревъ8 и сестръ его Марфы и Марии*. А когда мы пришли к пещере, гдѣ быстъ Лазаръ9, тогда арапы принесли нам огня. Мы же л. 127 об. // им дали с человека по алтыну и пошли в пещеру. И тамо целовали мѣсто, где Лазарь лежал, да и вышли из пещеры. От Вифании до камени, гдѣ Христосъ сиделъ и глагола ученикомъ своим: "Другъ нашъ Лазарь успе; идем и разбудим2 его!"* -- и от того камени на3 востокъ до реки Иордана, гдѣ Христосъ крестился*, день ходу. И тако мы из Вифании пошли опять на Елеонскую гору. И пришед к тому камени, гдѣ Христос вознесеся на небеса, поклонилися тому камени и целовали. И ходили доволно по Елеонской горе и веселихомся.
   Потомъ пошли съ Елеонския горы. И когда поравнялися противу Гепсимании, и тогда нас вождь, старецъ-арапъ, повѣл налѣво по юдоли Плачевной. И мало поидохомъ, тутъ лежит камень невеликъ, плоскъ. А на немъ воображена стопа ножная, а в ней вода, полна стоит стопа. А сказываютъ про тотъ камень: "Когда Христосъ стретился со слепцом4, и ста на том камени, л. 128. // и плюну на землю, и сотвори брение, и помаза очи слепому, и посла его к Силоамстей купели умытися*. И какъ Христосъ стоялъ на камени, такъ ево стопа в камени вообразилася, что в воскѣ. И тотъ мы камень целовали, и воды пили, и ею умывалися. А вода в стопе не убываетъ, опятъ наполняется. А подле того камени яма зѣло глубока, а в ней на дне вода чють знатъ. И в тое яму не вѣлят смотретъ; а что то за пропастъ, никто не знаетъ.
   И от того камени пошли внизъ по юдоли, на левой странѣ стоит гроб Авесолома1, сына Давыдова2*; а на верху круглая башенка; а около гроба накидано каменья мелкого. Мы же вопросили: "Что3 ето за каменье?" И они сказали: "Ето-де жидове накидали. Они-де не любят Авесолома4 за противление отча5". А когда поидешъ от Авесоломова6 гроба внизъ по юдоли, на лѣвой странѣ в той горѣ все гробы пророческия, жидовския; a тѣ гробы выбиваны в горе из одного камени.
   И от того мѣста пошли вниз по юдоли. Над грацкою7 стеною, под горою, тутъ естъ купель Силуамская. Вход в нея учинена лѣсница каменная, широка да крута зѣло, л. 128 об. // а ступеней в ней 12. И по конецъ той лѣсницы купель Силуамская, аки озерцо широко, а глубина -- в груди человеку. И приходятъ всякия немощныя1, и погружаются, и здравы бываютъ. А когда мы2 пришли к устью купели, ажно в ней купается арапъ болящей, босурманъ3. И когда стали на него крычать, такъ онъ и вонъ вышел. Сидятъ арапы4, берутъ мыто -- по5 копейки и по грошу6 с человѣка. А та вода не стоит, идѣтъ сквозь гору; и по конецъ горы вышел ручей хорошей, тутъ турецкия жены платье моютъ, прудомъ запруженъ. А та вода до юдоли Плачевной не дошла, вся в гору вынырнула7; а юдоль Плачевная суха, нетъ в ней воды. А сказывают про ту8 купель, что она прежде9 сего не была. А когда-де возврати Господъ плѣнъ в10 Сионъ от Вавилона*, и тогда11 пришед к тому мѣсту Иеремия Пророкъ и весь пленъ с ним л. 129. // на тот потокъ, тогда сухъ1 бысть. Иеремия2 помолися Богу, и даде Богъ в томъ мѣстѣ воду.
   Ис той купели арапы возятъ воду во Иерусалимъ да продаютъ, а рекъ и кладезей во Иерусалиме нетъ. И тое воду покупают турки богатыя, а убогия питаются дождевою. А дождь во Иерусалимѣ приходит ноября-месяца. А когда мы пришли во Иерусалимъ, такъ первой дождъ былъ в нощи противъ дни архангела Михаила*, дождъ да3 февраля-месяца.
   A хлѣб во Иерусалимѣ сеят окол Филипова заговенья*, а поспевает к Свѣтлому воскресению; а овощи всякия поспевают на Рожество Христово и к Богоявлению. У нас зима, а там лѣто. A лѣтом во Иерусалимѣ от солнечного зною и ходить нелзя: зѣло печет. А во всю4 зиму комары летают и босы5 ходят арапы. Во Иерусалимѣ зимой снегу не бывает, не6 морозовъ, а гром и молния бываетъ во всю зиму. Иерусалимъ -- л. 129 об. // среда земли. Когда в Петровки* солнце станет на полдняхъ, то в темя главы светитъ, такъ и стени не бывает. А когда день станет убывать, такъ и стень станетъ познаватся. А день во Иерусалимѣ лѣтней болшой1 -- 15 часовъ, а нощъ зимняя -- 9 часовъ. Во Иерусалимѣ колодези каменныя копаны; со всѣхъ застрегъ2 приведены х колодезямъ, -- а верхи плоския, а по угламъ замазаны, -- трубы. Вода бѣжит да и Зв кладесь4 идетъ.
   И мало пошед, в полгоре над юдолью на правой руке стоит древо масличное, окладено каменемъ, с храмину будетъ. А под тѣмъ древомъ, сказываютъ, что Исайю Пророка пилою притерли5 жиды*. И то древо зѣлено и до сего дни. И от того древа пошед под гору и перешедъ юдолъ, на другой стране тутъ село Скудельниче6*, -- от града то село с версту, -- в погребѣние страннымъ, что окуплено л. 130. // кровию Христовою, иже Христа Июда предал1 жидомъ на 30 сребреницехъ. А которыя православныя християне2, от всѣхъ странъ приходящие во Иерусалимъ на поклонение, монахи и бѣлцы, и кто из нихъ умретъ, и тѣхъ християнъ3 погребают в томъ селѣ Скуделниче. В томъ селѣ ископан погреб каменной, какъ пещера, а дверцы малы здѣланы; и в томъ погребѣ переделаны закромы. А кладут християн4 в том погребѣ бѣз гробовъ на земли. А лежит тѣло 40 дней нетлѣнно, а смраду от него нетъ. А егда исполнится 40 дней, и об одну ночъ станет тѣло его зѣмля, а кости его наги станутъ. И пришедъ той человекъ, кой приставленъ в той пещере5, и ту зѣмлю лопатою соберетъ в закромъ, а кости в другой; а кости тѣ целы и до сего дни. А земля ихъ прежде сего, сказываютъ, голубая бывала, a нынѣ черна, что и протчихъ6 человѣкъ, толко смраду нетъ. А в пещеру когда л. 130 об. // войдешъ, такъ духъ тяжекъ; мы ходили в ту пещеру, платом ротъ завязавши. А закромовъ в той пещере много; а ходятъ со свечами, а то темно в пещере, ничего не видать. А та пещера стоитъ над юдолью Плачевною; а юдоль Плачевная пошла под лавру Святаго Саввы Освященного и к Содомскому морю. А сказывают, что тою юдолью Плачевною в день Страшнаго праведнаго суда Господня река огненная потечет*.
  

О ДОМѢ ДАВЫДОВѢ

  
   Дом Давыдовъ стоит от западной страны у вратъ Лидскихъ, и от Египта приходят в тѣ же врата. Домъ Давыдовъ приделанъ к градской1 стене: 3 стены внутръ града, а четвертая2 градская3. Кругъ ево4 копанъ ровъ, а чрезъ ровъ мостъ, прежде сего бывалъ каменной, a нынѣ древяной5. А у вратъ л. 131. // великаго дома лежат пушки болшия и сторожа, караулъ великой, стоятъ турки и арапы1, янычара. А живутъ в немъ турки, а християн2 не пущаютъ. А величиною тотъ дом -- какъ из лука перестрелить; а равенъ и поперегъ, и вдоль. А хоромъ в немъ разве одна полата, из нея же Давыдъ виде Вирсавию, мыющуюся3 в виноградѣ*. И мы в томъ доме4 были, турки нас пущали: а мы имъ дали подарокъ, такъ они нас водили в полату Давыдову. А5 в полате живетъ турчанинъ. Толко одно окно, и другое6 -- в предѣле, а в полате на окне яма в камен вогнулася.
   А сказываюсь про ту ямицу: "Когда7 Давыдъ Псалтырь8 писал*, так-де возлегъ лактемъ9 опочнуть на тотъ камень". Тут горитъ кандило с маслом древяным день и нощь; а ставят то кандило турки, почитаютъ Давыда. И мы тотъ камень целовали. А что глаголетъ Святое Писание: "В дому Давыдовѣ страхъ великъ"*, -- л. 131 об. // и нынѣ в том дому страху никакова нетъ, и в немъ турки живут. И ту будетъ совершатися таинство во время страшнаго Христова пришествия. От того же дому Давыдова естъ потокъ сухъ под градскою1 стеною, имя потоку тому -- юдоль Плачевная, идеже хощетъ тещи река огненная в день Страшного2 суда.
   А на полуденною3 страну града у врат за стеною стоит гора4 Сионъ* -- мати церквам, Божие жилище. На той же горе прежде сего бывалъ монастыръ, a нынѣ турецкой мечетъ, в немъ же турки живутъ. На той же горѣ близ грацкой5 стены домъ Заведеовъ6, отца Иоанна Богослова*. В томъ дому тайную вечерю сотворилъ Исусъ со ученики своими*. В том дому Иоаннъ7 возлеже на перси Господни*. В томъ же дому жила Пресвятая Богородица, егда Господь нашъ Исусъ Христосъ, стоя на крестѣ, л. 132. // глагола матери своей: "Жено, се сын твой". Потомъ глагола ученику: "Се мати твоя". И от того часа1 поят ю ученикъ в тотъ дом свой*. В томъ дому было сошествие Святаго Духа на святыя апостолы в день пятьдесятный2*. В томъ дому и преставление быстъ Божия Матери3. В той же дом по воскресении прииде4 Христосъ ко ученикомъ, дверем затвореннымъ, ученикомъ собраннымъ, и показа Фоме руце и ребра своя*. На той же горѣ гроб святаго первомученика Стефана. На той же горѣ естъ пещера, гдѣ Давыдъ Псалтырь5 сложил. На той же горѣ аггелъ6 Господенъ отсекъ руку жидовину, прикоснувшемуся гробу Пресвятыя Богородицы*. А от дому Иоанна Богослова на левую страну -- Голилея7 Малая, тамо первѣе по воскресении своем Христосъ из мертвыхъ явися*. И8 та вся мѣста на Сионской горѣ. А домомъ Зевѣдеовым владеют нынѣ армяна9 проклятые10, у турка купили. л. 132 об. //
   Потом пошли за грацкую1 стену в пещеру Варухову*; та пещера от градской2 стены якобы вержениемъ из лука. И в той пещере живутъ махометанския диаволския3 пророки. А та пещера ограждена и зѣло велика. А сказываютъ про ту пещеру: "Когда плененъ быстъ Иерусалимъ, Иеремия Пророкъ веденъ былъ в пленъ и тамо пребыстъ, в Вавилоне, семдесятъ4 лѣтъ. Варухъ же Пророкъ, жалѣя учителя своего Иеремию5 и6 Ерусалимова разорения7, и затвори себя в той пещере, и плакашѣ о разлучении учителя своего Иеремии8, недомыслиемъ себѣ9 смотряя, даже до возвращения людскаго затворенъ быстъ в пещере вне града же. Людие ко Иерусалиму возвратишася, тогда и Варуху, ис10 пещеры изшедшу, Иеремию погребѣ". И та пещера зѣло удивителная11; прежде сего бывала внутръ старого12 града, a нынѣ внѣ новаго града, за стеною13 градскою. И многия знатъ полаты старого14 града Иерусалима, строение и сады; и15 нынѣ тут л. 133. // всѣ пусто, пещера Варухова. Генваря въ 18 день поидохом мы в пятницу пред Неделию1 мытаря и фарисея* из святаго града Иерусалима. И намѣстникъ патриаршей приговорил намъ извощика-арапа, христианина греческой вѣры. И тако мы, убравшися на кони, пошли из града и, вышедъ за градския врата, стали на поли2 ерусалимском3. И приказалъ насъ питропос проводитъ толмачу4-старцу; и толмачъ, выпроводивъ5 за градъ, стал извощику приказыватъ, чтоб насъ в целости на пристани поставил и никакой бы шкоды6 не учинил. А намъ стал толмачъ говорить: "Естли де извощикъ вам7 на пути кое зло учинитъ, то де пишите ко мнѣ, я-де на немъ за рублъ 20 рублевъ8 доправлю". И велѣлъ намъ толмачъ дать извощику, всякому человеку, по 60 пар на роздачу9 по дороге арапомъ-разбойникомъ, чтобы10 насъ не трогали. И тако мы, убравшися совсемъ, л. 133 об. // пошли, Богу помолясь, в путъ свой на пристань морскую.
   И того дни минули село Емъмаусъ1 и дошли до града Ромеля. И пришли в метоху, и старецъ того подворья принел2 нас с любовию. А мы зѣло с пути утомилися, и старецъ поднес намъ вина церковнаго; а нам з дороги горелка3 зѣло в ползу. И препочивши мы ту нощъ, утре рано извощикъ привелъ намъ коней, мы же убравшися и пошли ко граду Иопии.
   И того же дни пришли во Иопию и стали на подворье Иерусалимскомъ. И старецъ-попъ принялъ насъ с любовию4, угости нас трапезою обилно. А когда мы шли от Ерусалима5 до пристани, и намъ на пути от арапъ зла никакова не учинилосъ. Слава Богу-свету! Извощикъ-арапъ от нихъ, сабакъ6, все насъ очищалъ тѣми нашими данными ему денгами. А когда мы наедемъ, они лежат, что собаки, свернувши; какъ увидятъ насъ, такъ и7 вскочат8 да и бросятся на нас. Такъ мы укажемъ на извощиковъ, такъ они к нему9 кинутся. А мы л. 134. // в тѣ поры ну да ну впередъ по дорогѣ1, да так-то Богъ и спасъ насъ от всѣхъ бѣдъ. А за извоз мы давали по два талера на коня, а ходу полтора дни. А всякому человеку по два коня, а иныя и пеши шли, толко под рухледъ наимовали.
   А когда мы пришли на пристанъ во Иопию, и в тѣ поры2 кораблей3 не было. И намъ4 было зѣло о томъ печално. Какъ такъ, что кораблей нетъ? Что дѣлать? Стала наша дорога. А градъ пустой, харчу нетъ, зѣло убогое мѣсто -- гладом было умерли, тутъ живучи. А у турокъ, собакъ, в то время прилучился их праздникъ*. Месяцъ целой они5 постятся, такъ на базаре не добудешъ никакова харчу6. A хлѣбъ уже вынесутъ на вечер, какъ солнце станетъ садится, и тот весъ разорвуть турки. А иныя у нас и день иной целой не ѣтчи7 бываютъ. А жили мы тутъ на пристани две8 недели. А когда мы пришли на пристань, такъ попъ чорной9, кой л. 134 об. // тута живетъ в метохи, на другой день взбѣсновался, такъ мы вси1 ту нощ над нимъ возилися2. Былъ у нас крестъ московского литья медной, такъ тѣмъ крестом ево всѣ ограждали. А диявол-отъ в немъ крычит: "Студено-де, ознабили3-де меня!" Да4 указываетъ ко иконамъ на полку: "Вон де ставрос деревянной5, темъ-де меня ограждайте, а6 етем-де ознобили меня!" А тотъ крестъ не по подобию написанъ: двоечастной, а не троечастной* -- такъ диаволу7-то хочется, чтоб я ево темъ крестомъ ограждалъ, ему уж то лехче. А я таки не слушаю, ограждаю да даю целоватъ ему. А онъ зубами скрежещет, съестъ меня хочетъ8. Да Богъ ему не попустил, такъ онъ мнѣ 9ничего зла10 не учинилъ. И так-то мы с нимъ да11 полуночи провозились. Такъ онъ утомился да сталъ просится: "Дай-де мнѣ отдохнуть!" Такъ мы ево положили на постелю, такъ онъ до утрия12 уснул. Потомъ л. 135. // утре всталъ, да меня призвалъ, да стал говоритъ мнѣ2: "Пожалуй-де, проговори надо мною Евангелие, всѣ четыре3 евангелиста". Такъ я над нимъ по два дни говорилъ Евангелие. Такъ ево Богъ, миленкова4, помиловалъ -- сталъ в5 разумѣ6 здравъ и зѣло 7до насъ был8 добръ.
   Потомъ пришолъ9 малой кораблъ из Акрей. И сказали намъ корабленники10, что есть-де во Акри11 корабли египетския; такъ мы наняли кораблъ малой и стали збиратся12. Потомъ прислалъ за нами паша турецкой, услышилъ13, что мы идемъ во Акри. И я пришолъ14 пред пашу; и паша велѣлъ толмача призватъ и велѣлъ у меня спросить: "Есть ли де у него от салтана турецкого указъ?" И я ему взявши лист да и подал, такъ онъ и стал честь. И прочетши листъ да и молвилъ: "Вотъ де, попас московъ, смотри на меня". И свернулъ листъ салтанской, да и поцеловалъ, и на главу положилъ. А сам чрезъ толмача говоритъ мнѣ: "Слышал-де я, что15 ты в ночи едешъ в Станбулъ. И ты поѣзжай, Богъ-де тебѣ в помощъ! л. 135 об. // Сказывай-де в Цареграде и въ Едрине, что1 мы так указъ салтанской почитаемъ2, таковы-де мы, турки, своего государя опасны. Мнѣ-де до тебѣ3 дѣла нетъ; чтоб де ты, выѣхавши4 на Русъ, 5молвилъ про нас доброе слово6". Да и велелъ мнѣ сестъ, да и говоритъ: "Станем-де со мной когве7 питъ." И я ему сказалъ чрезъ толмача: "Я, молъ, когве8 не буду питъ: у насъ, молъ, на Руси нетъ етово питья, такъ мы не повадились ево пить. Челомъ бью, мол, за твое жалованье." И онъ мне молвилъ: "Чем же де мне тебя потчивать9? Вина-де мы не держим, для того что де мы и сами не пьем. Иди же де з Богомъ!" И я вставши, да и поклонился, да и вонъ ис полаты пошолъ10.
   И пришед на монастырское подворье, да и стали в кораблъ класться11. А корабленникъ12 нашъ сталъ бѣсится, и не сажаетъ нас на кораблъ13, и не сталъ нашей рухледи на кораблъ14 класти, л. 136. // да поднявши парус да и пошелъ ночью. А мы и остались на брегу моря, и намъ зѣло горко стало и слезно. Да что1 дѣлать? Бытъ такъ! И стали мы опятъ рухлетъ2 носить на подворье3. И той день намъ бысть зѣло печално. Потомъ мы смотримъ: анъ пред вечеромъ пришол4 тот же кораблъ назад -- и мы зѣло обрадовалисъ. И пришол5 к намъ корабленникъ6 да и сталъ прощатся: "Простите-де, Бога ради, оскорбил-де я васъ. Я-де верстъ съ 8 отошѣлъ да7 опаметовался. И мнѣ-дѣ стало вас жаль. Какъ такъ здѣлалъ, что ихъ не помиловалъ? Хоша бы и босурманъ8 былъ, ин бы де мощно помиловать". Да и велѣлъ намъ кластися в кораблъ9. Потом паша призвалъ корабленника10 и сталъ ево бранитъ: "Для чево-де ты не взялъ московского папаса11?" И зѣло ему пригрозил, чтоб нас взялъ.
   И мы в ту же нощъ поклавшися12 да и пошли. И ту нощъ немного отошли, и на зоре сталъ вѣтръ великъ. И того дня навечеру пришли во Акри -- ан караблѣй13 л. 136 об. // египетскихъ1 нету! И намъ зѣло стало печално, когда нашъ корабль присталъ ко брегу. Потомъ мы рухлѣдъ свою взявши да и пошли в метоху митрополичью2. И старецъ далъ нам келью и потом намъ трапезу поставил. И мы стали у него спрашивать: "Давно ли, молъ, корабли пошли во Египетъ?" И старецъ сказал, что3: "Третьево-де4 дня пошли и вновь-де скоро будутъ. Не печался-де, вскоре5 пойдетъ6 во Египетъ". И намъ от старцовыхъ7 речей стало радостно.
   И наутрии февраля во 2 дне8, на праздникъ Стретения Господня*, позвалъ нас к себѣ в гости арапъ-християнинъ9, и зѣло насъ угостилъ, и10 к намъ любовъ показал, и употчивалъ насъ. И тако от него изыдохомъ в подворъе11 митрополитское12.
   И по триех днехъ, в среду на Сырной недели, якобы от полудни, І3пришли 4 корабля египетския с товарами14. Потом, приставъ ко брегу, стали выгружать товары15. Мы же пришедъ х корабленнику16 и порядили с человека по талеру до Малова Египта. А у турокъ в тѣ поры прилучился праздникъ: в субботу17 на Сырной л. 137. // недели была у них ис пушекъ стрелба.
   Потомъ, в воскресенье въ Сырное1 заговены2*, велѣлъ намъ корабленникъ3 рухледъ носить. Мы же рухлѣд на кораблъ перевозили и с корабля пошли во град погулять. А корабленникъ4 не сказал нам, что де: "Сегодня буду отпущатся". А когда мы во град вошли, тогда насъ градской жителъ, лутчей человекъ, арапъ-християнинъ5 позвал к себѣ на обѣдъ. Мы же пошли, а опасение у нас было, чтобы нашъ кораблъ не ушолъ6. Но господинъ, у кого мы обѣдали7, тотъ насъ окротилъ: "Я-де ведаю, что сегодня корабль не пойдетъ", -- такъ мы поослабли. А трапеза была зѣло доволна.
   А кораблъ в те поры сталъ отпущатся, а насъ нету. А матрозы по граду бѣгаютъ да нас спрашиваютъ, а взять не вѣдают где8. Потомъ матрозамъ9 сказали, где мы, и они, к тому дому пришед, про нас спрашиваютъ. И рабы, пришед, господину говорят, что де уже кораблъ отпустился. А мы языка не знаемъ, что говорят. А господинъ перемогается, а намъ не скажетъ. Такъ мы стали припознаватъ10, что онъ сталъ скорбѣнъ. Такъ мы у толмача л. 137 об. // спросили: "Что, молъ, господинъ печаленъ?" Такъ толмачъ сказалъ: "Вить1 де кораблъ вашъ ушол2!" Такъ мы какъ услышали, что кораблъ ушол3, такъ вставъ из-за стала4 да и побѣжали к пристанищу морскому -- анъ нашъ кораблъ верстъ зъ 10 ушол5 на море, чютъ видеть. А стало к ночи. И мы толко розно руками.
   A y пристани прилунились в тѣ поры турки, и по нас стали тужить, да и стали с кораблей кликатъ матрозовъ. Такъ тотъчасъ6 подбѣжали греческия матрозы; такъ мы ихъ порядили нагнатъ караблъ7, дали талер з дву8 человѣкъ. Толко мы в сандал сели -- анъ тотъ господинъ, у кого мы обѣдали, и прибѣжал на пристань, а мы уже отпущаемся, и спросил у матрозовъ: "Что-де порядили извозу?" И они сказали, что талер. А9 он выхватил ис кормана10 талер да11 кинулъ в лотку: "Вотъ де вамъ извоз за него12, л. 138. // боле-де того1 не берите." А самъ сталъ со мною прощатся: "Прости-де, Бога ради, моя-де вина!" Я, су2, лише подивился3: етакая христианская душа! Потомъ мы поклонихомся ему и отпустилися на море.
   Отвезли насъ матрозы от брега версты с три да и покинули грести, а сами4 стали еще за провоз просить: "Тово-де мало, не хотимъ вѣсти!" И стало наше дѣло. Мы то такъ, то сякъ -- анъ не везутъ: 5"Талер дай-де еще!"6 А тот, кой взяли за извоз, и бросили мнѣ в сандалъ. И я, су7, что петъ дѣлать, и принял8: "Ну, молъ, поѣзжайте назад, и я, молъ, буду паши на вас бит челомъ!" А к зори-то видетъ: нашъ кораблъ поворотил на нас, ветръ стал утихать. А они тоже видятъ, что корабль стал, такъ они перестали гресть да и стали шуметь одно, что: "Дайте другой талер!" И много шумели, и мы-таки говоримъ: "Повезите, мол, назад". Такъ они стали уже и тот талер назадъ просить, такъ я отдал. Они же погребши мало да и опять перестанутъ9 грестъ. И зѣло безумныя л. 138 об. // горестъ нанесли и во грѣхъ ввели, едва злодеи до карабля довезли. Такъ нас на кораблъ1 тотчас матрозы приняли нас2, такъ они со стыдом от корабля3 поѣхали. А я раизу на их жаловался, такъ онъ сталъ на них шуметъ.
   Потомъ ветръ сталъ утихатъ. И подшедши под гору Кармилскую4 да и стали на якори. Потомъ поутру вставши матрозы и хотели парусы распущать5 и якори вынимать. А и раиз сталъ на море смотреть в далную пучину, и сталъ присматривать, и позналъ, что хочетъ бытъ погода великая в мори6, потому7 раизъ не велѣлъ якоря вынимать. И стояли мы от погоды под Кармилскою горою 5 дней.
   И в пятницу на 1 недѣли на вечер, уже в ночном часу, погода стала затихать. Такъ раизъ увидел, что от города от Акри8 стали корабли9 отпускатся; такъ и он велѣл якори вынимать и парусы поднимать. Потом пошли в ночъ противъ суботы, и быстъ нам понос доброй, и от полудни пришли к устью л. 139. // Нила1. И не дошед устья, якобы верст за 5, и стали на якоре. И потомъ из Малова Египта пришли малыя корабли, да и взяли кладь всю ис корабля, да и кораблъ2 порозжей привязали, да и повели под Домятъ3.
   И на вечер пришли под Домятъ. И тутъ пришли к намъ на кораблъ арапы, да и взяли нашу рухляд4, да и понесли в метоху. И игуменъ насъ встретилъ5 с честию да и дал намъ келью, обедъ намъ устроил. И мы ему от наместника грамотку подали, а в грамоткахъ писано, чтоб об нас раделъ, чтоб намъ кораблъ дабыл6 в Царьград7. Потом игуменъ сталъ намъ кораблъ8 добыватъ и добылъ доброй греченина Ивана, а проименование ему9 Холова10. А жили мы в Домяти недели з две.
   Потомъ в Домяти учинился бунтъ от турок, и дня зъ 211 и торгу не было, а нас игуменъ из монастыря вонъ не пущал. И помалу бунтъ утишился12, и мятежъ был в народе великой. Пришол13 от турка указъ, чтоб малыми денгами не торговать, да чтоб туркам л. 139 об. // вина не питъ и не шинковатъ, а греком бы платья зеленого, красного не носитъ, но1 носитъ бы черное, бѣлое. Такъ за то было учинился бунтъ. А в Домяти пришла2 в тѣ поры слава, что будто турецкой салтанъ приѣхал и ходит по Домяту3 скрытымъ образомъ. Такъ турки всѣ улицы мѣтлами мѣли, опасалися. Оне чаяли: и вправду салтанъ пришол4 -- анъ всево тово ничего не бывало, такъ мялися.
   Потом, пред походомъ нашимъ, звал меня архимандритъ Домяцкой обѣдать. Обѣд зѣло хорошей устроил, всего было много наспето. А тотъ архимандритъ бывалъ на Москвѣ за милостынею. А когда, обѣдавъ, я пошел от него, такъ онъ мнѣ далъ на дорогу с пуд финиковъ. Зѣло добръ архимандритъ да и разуменъ! Мнѣ он много разсказывал5, какия тутъ на него бѣды бывали от турокъ, какъ ево грабили и церковъ. Невозможно его бѣд писанию предатъ! И жили мы в Домяти недели з двѣ, л. 140. // Потому стояли: карабли стали2 отпускатся и на устье3 Нила4 к морю и тамъ в малыя перегружатся. А мы дня с5 три спустя ихъ после наняли коикъ да и поѣхали с рухледью к морю -- анъ еще нашъ не вышел карабль6 на море, такъ мы и стали противъ заставы7. И тут насъ остановили и стали нашу рухлѣдъ досматривать, такъ я юмрукчею подалъ салтанской листъ. Такъ онъ прочетши да и не велѣлъ разбивать8 рухлед, велѣл намъ полату9 очистить, гдѣ намъ стоятъ, докудова10 кораблъ пойдет. А сам юмрукчей спросил у меня: "У ково-де ты идешъ на корабле11?" И я сказал, что у Холова12. И турчанинъ мнѣ сказалъ: "Пеки адамъ, доброй-де человекъ Холава, я-де знаю. Поиди-де з Богом!" И тутъ мы на заставѣ жили два дни.
   Потом, седши в коикъ и13 14рухлѣд положа15, да и поехали х кораблю. И подъѣхавъ х кораблю с рухлѣдью, и сели на корабль. А иныя карабли16, убравшися, пошли л. 140 об. // к Царюграду. А нашего раиза задор бѣрет, что корабли пошли, а онъ отсталъ, такъ сердить былъ зѣло. Мы в тѣ поры к нему не потходили1, какъ онъ убирался. Потомъ тотъчас2 велѣлъ парусы поднимать, да и пошли. Потомъ нашъ раизъ сталъ весел, такъ мы подшед къ нему да и поклонилисъ. Такъ и онъ намъ поклонился, а самъ молвилъ: "Добро3-де тебѣ будет, сиди здеся!" Да и велѣлъ мнѣ мѣсто хорошеѣ очиститъ, а сам под мѣсто рогожи стелетъ. Спаси ево Богъ, миленкого, доброй былъ человѣкъ! И хлѣбъ намъ велелъ давать, и всячину, что ни варятъ -- все велит давать.
   И шли мы четверы4 сутки, потом на четвертой5 день стали горы показыватся. И на вечер подошли под град Мирликийской, гдѣ Никола6 Чудотворецъ7 родился*. Потом к ночи вѣтру доброго8 намъ9 не стало. И сталъ л. 141. // нашъ корабль ходить по морю то туды1, то сюда2, чтоб не стоятъ, а прибыли нѣтъ. И тако ночъ всю шатался. Наутрие3 по морю появилосъ кораблей много: которыя преждѣ4 нас пошли, все тутъ стояли. Потом караулщикъ5 нашъ сверху6 крычитъ, что идутъ-де карабли7 разбойническия. Потомъ мы смотримъ -- анъ и всѣ корабли поворотили к нашему кораблю. Потом и наш раизъ велѣлъ кораблъ назад обратить, да и пошли под городокъ Костелоризъ*. А когда мы стали входить в ворота меж гор в лиманъ, тогда из городка к войску выѣхали граждане и сказали намъ8, что в городке мор естъ. Такъ нашъ раизъ хотѣлъ назад поворотить -- анъ бѣжать и некуда: тутъ, в городке, мор, а назади9 разбойники. Такъ10 некуда деватся стало, да и положилися на волю Божию, и пошли под город11, и стали на якоре. Потомъ за нами пришли все корабли турецкия да и стали; а разбойническия карабли л. 141 об. // за лиманомъ1 стали на воротѣхъ да и не выпустятъ никово. Всѣ тутъ, сталъ путъ, некуда деватся!
   И на третей2 день на турецкомъ карабле3 умер раизъ-турчанинъ. Бился с разбойниками: такъ онъ4 от нихъ отбивался; такъ они, разбойники, у карабля дерево подбили да сопецъ разбили, а раизу руку отрубили -- так он в третий день и умер. A забѣжали наши корабли в тотъ лиманъ в среду Крестопоклонную*, и стояли мы под тѣмъ городкомъ до Святой недели. Потомъ стали раизы сьезжатся5 да думатъ, какъ бытъ. И придумали: послали почту в Царьград к салтану, что разбойники не выпущаютъ. И зѣло ту 6наше житие было7 печално. А когда мы под тѣмъ городом8 стояли, и в те поры на одном корабле моръ сталъ. И зѣло намъ была нужда: харчъ приѣли, а взять9 негдѣ, а людей на корабле10 остается немного. Так раиз дождавши вѣтру добраго и пошел 11на уход12 сквозь разбойническия л. 142. // корабли. И гнали за нимъ верстъ зъ 200 до Родоса-града, однакожъ Богъ спасъ его; а кораблъ1 былъ христианской, греческой.
   Потомъ на Вербное воскресение2 разбойники поймали попа да дьячка. И, поимавъ, пытали, спрашивали у нихъ: "Сколко-де стоит караблей3 под градомъ?" Такъ они сказали: "20 караблей стоятъ" -- такъ они4 ихъ и отпустили. Потомъ учинился в городке великой моръ, такъ корабли и пошли от городка прочъ на другую сторону, в другой лиманъ, под горы зѣло высоки. И под тѣми горами стояли с неделю. Тутъ и Свѣтлое воскресенье взяли. И зѣло печално было: такой пресвѣтлой праздникъ в пустом мѣстѣ взяли. И в Свѣтлое воскресенье раизъ прислал мнѣ яицъ и молока. Спаси ево Богъ, миленкого! Часто к себѣ5 обѣдать зывал.
   Потом в самой праздникъ после обѣда пошли корабли опять под город и стали на якоряхъ. А нужда стала: хлѣба на корабляхъ6 не достало. У нашего раиза много брали сухарей на все л. 142 об. // карабли1, у него было запасу много. Человекъ онъ старинной, 40 лѣтъ уже на корабляхъ2 ходит, такъ всякия нужды видал3.
   А когда мы стояли под горами, и тутъ мы в горахъ видели идолския капища древния*. И мы по тѣм горамъ гуляли и4 в тѣхъ капищахъ внутръ ихъ были. Диво да и все тутъ, какая-то на людей-то5 слепота была! А гробищи6 пусты, костей нетъ ничего. И капищи7 выбиваны ис камени8 кирками и некладеныя. А гробищи9 поставлены зѣло на высокихъ горах, едва с нуждою10 взойти; и нынѣ на тѣхъ горахъ турецкия села.
   Потом в среду на Свѣтлой недѣли увиделъ караулщикъ11 з горы, что идутъ голены турецкия с войскомъ нас выручать. И кораулъ12 стал кораблям13 кричать14, такъ с кораблей15 турки, греки побежали, и мы туда же пошли смотреть. И когда мы увидели голены турецкия, и зѣло обрадовались. Все16 к ночи пришли к намъ, и разбойническия все побѣжали в пучину. И в вечере прибѣжалъ сандал с голенъ съ янычары л. 143. // к нашим кораблям, и велѣли утре выходитъ вонъ на море.
   И в четвертокъ на Светлой недели стали наши карабли1 подыматся и пошли на море. И шли корабли подлѣ гор, а голены турецкия от моря, от степи, а иныя позади нашихъ кораблей шли, обѣрегали от разбойников.
   И на другой день пришли в Родосъ, город турецкой. И тутъ корабли не приставали: ветръ былъ доброй2 -- и пошли мимо. А когда верстъ зъ 10 отошли, тогда из города ис пушки трижды3 выстрелили, и корабли все остановились. Потомъ вѣдомость пришла из города, чтоб оберегалися, что разбойническия голены прошли. Потомъ мы дождались4 голенов да и пошли вмѣсте.
   Потом во5 2 дне6 в ночном часу стала всходитъ полоса. Потомъ на всѣхъ карабляхъ7 стали парусы подбирать. И когда лишъ парусы подобрали, и взяла фуртуна8 великая, и почала насъ по морю носить, и разбила всѣ карабли9 -- кой куда, неизвѣстно куда занесло. л. 143 об. //
   И утре рано в понедѣлникъ Фомин* стала погода переставать. Мы же по морю смотрили с корабля1, и не видетъ в мори ни единого корабля, всѣ разбило. Потом от полдни2 стали3 кораблъ по караблю показыватца4, 5и к вечеру все опятъ6 сошлися. И того дня минули Патмосъ-островъ, где Иоаннъ7 Богословъ былъ заточенъ*. А от Патма8-острова во вторый день взяла нас опять фуртуна в Уском море, тут было едва не все корабли разбило. А стало межъ гор; а море глубоко зѣло, саженъ 500 было глубины. Такъ едва снастей толко стало, и все снасти связывали -- едва нашъ корабль остановили. И тутъ мы стояли двои сутки.
   Потомъ стала погода утихатъ, да и пошли все корабли, и голены с ними же. И в ту же нощъ встал9 вѣтр противенъ, и погнало корабли назад, л. 144. // и на кораблях1 поставляли парусы боковыя. И пришли под Ефесъ-градъ, гдѣ лежит Иоаннъ2 Богословъ с Прохоромъ-ученикомъ*. Градъ зѣло узорочной; и митрополит в немъ живетъ греческой. Тутъ мы стояли3 сутки.
   Потомъ пошли и пришли в Стинковъ-город*, и тутъ мы стояли двоя4 сутки. Тут мнѣ неволникъ руской дал два мешка лимоновъ. И в том городѣ Стинковѣ всего много, садов всякихъ; вино дешево -- по копейки око, а гарелки5 -- око по грошу; лимоновъ 40-50 за копейку; и все дешево. Такова града в Турецкой земли поискать другова! Всякия овощи идутъ караблями6 из него в Царьград7.
   И тутъ насъ турчанинъ-паша сталъ просить на мнѣ горачу8, такъ я ему листъ показал турецкой. А онъ листъ и спрятал в пазуху да и поѣхал по кораблямъ9 горачъ10 збиратъ. A мнѣ сказалъ: "Поѣзжай-де в город, там-де листъ л. 144 об. // отдам". И я поѣхал в город и стал ево на берегу дожидатся. А когда онъ приехалъ, и я стал у него листъ просить, и онъ у меня спросилъ: "А1 колко2-де вас человѣкъ?" И я сказал, что четыре3 человека. И онъ мнѣ молвилъ: "А то-де вас двоя4, а ето-де двоихъ греченъ за собою провозишъ". И я было дву старцовъ руских5 из Ерусалима взялъ за тем же листомъ. И он, собака, разсмотрел, что они в листѣ не написаны, да и стал просить 12 талерей з дву человекъ.
   Так я6 пошелъ да7 воеводы и стал бит челомъ, что, мол, у меня отнял паша горачной8 салтанской9 листъ. Такъ воевода послалъ за нимъ, чтоб онъ листъ принес; такъ онъ10 листъ прислал. И воевода листъ прочел да и велѣлъ мнѣ отдатъ: "Хоша11 бы де их было 20 человекъ, не токмо 412, не указано с них брать!" И турчанинъ взялъ листъ у воеводы да и прятатъ сталъ, а я збоку да и вырвалъ у него, да и в пазуху спрятал. А когда мы от воеводы л. 145. // пошли, турчанинъ нас не отпускаетъ: "Поидите-де до паши, онъ-де какъ хочетъ с вами".
   Такъ мы и пришли пред него. Такъ онъ сталъ проситъ листа, и я ему не даю. "Инде посадите ихъ в тюрму!" Такъ я ему сталъ говоритъ: "За что ты меня в тюрму велишъ сажатъ? Что моея1 вины?" И турчанинъ молвилъ: "Дай-де за 2 человека горачъ2!" Такъ я ему молвилъ: "И ты ихъ себѣ и держи, а меня за что?" Такъ онъ велѣлъ тѣхъ двух3 посадить, а меня отпуститъ.
   Такъ я пошолъ4 опять к воеводе да сталъ бит челомъ на пашу. И онъ сказалъ: "Что ж5 де мнѣ с воромъ дѣлать? Я-де стану на него6 в Стонбул7 писатъ, а себя-де очищать. Веть де ты и самъ видишъ, какъ де я бранился с нимъ. Прииде8-де завтра, и я-де тебѣ дамъ писмо на него к салтану, и ты-де бей чѣлом на него. А мне-дѣ что с ним л. 145 об. // дѣлатъ?"
   Такъ я от него и пошол1 на пристань -- анъ коика нашего нету! Уже позно стало, такъ я в городъ и пошолъ2, да у неволника руского начевалъ. И поутру с тем неволникомъ пошелъ к митрополиту. Такъ митрополитъ Зу меня взял4 листъ да и пошелъ к воеводе. Такъ воевода послалъ с великою грозою к паше5. Такъ паше стало не лицо, велѣлъ тѣхъ старцов выпустить, да еще имъ дал по 5 копеек на дорогу, а самъ с ними прощался.
   Потом о полудни наши корабли пошли всѣ к Царюграду, и голены с ними же. И на вечер вѣтру не стало, и пристали ко острову Милитинскому*. И тотъ островъ зѣло великъ, и городов в немъ много. И тутъ мы стояли двои6 сутки. И потомъ паки пошли, а голены уже от нас отстали, пошли7 назад к Стинкову-граду. И на другой день пришли к устью Ускому морю, что в Царъград8 поворачиваютъ9. И тутъ намъ вѣтръ противной л. 146. // былъ, не пустилъ нас в Уское море. И стояли мы тутъ пятеры1 сутки. А на тѣхъ воротѣхъ стоятъ два города турецких2 для воинскова дѣла, зѣло ружьемъ3 запасны. A гдѣ мы стояли, и от тѣхъ мѣстъ до Афонския горы 160, а4 до Царяграда 140 верстъ.
   Потом сталъ ветръ заварачиватся намъ в попутье, такъ на всѣхъ кораблях5 подняли парусы да и пошли. И прошедъ городки два, а имя имъ Костели*, да и стали: опять вѣтръ не нашъ сталъ. Тутъ было нашъ корабль камѣньем6 проломило, и едва заканапатили7. И в тѣ поры раизъ с навклиромъ побранились. Навклиръ говоритъ: "Пора якори кидать!" А раизъ говорит: "Еще рано!" Да так-то в том шуму на камень корабль и ударился, чють не пропал было корабль8, и с людми. Да еще-то Богъ помиловал, что тихонко потерса9 о каменъ.
   И утре рано, поднявши парусы, пошли под Царъград10. И на другой день после полденъ л. 146 об. // пришли под Царъград1. И в среду четвертой недели по Пасце, в Преполовение*, и стали на якоряхъ на Бѣлом море противъ Царяграда, не дошедъ пристани2 версты з двѣ, гдѣ корабли пристаютъ. Потомъ к нашему кораблю приѣхали ис таможни турки и стали на корабле3 4товаръ досматривать5. Потом стали нашу рухледъ разбивать, такъ я имъ показалъ салтана турецкого листъ, такъ они и не стали разбивать. А началной турокъ в честь у меня попросил чотки6 иерусалимской7, такъ я ему дал, а крестъ с нихъ снялъ. Такъ онъ стал говоритъ: "А ставросъ-де на что снимаешъ?" И я ему молвилъ: "Да босурманъ8, молъ, не требуетъ ставроса". Такъ онъ9 разсмеялся: "Е, попасъ, гайда-де, гайда, поспешай-де! Вашъ московской10 бозыръянъ11 скоро ѣдетъ к Москвѣ, так дѣ тебѣ с ними хорошо12, они-де уже выбираются с товарами въ Ениково-село*". И я, какъ услышалъ, что еще наши московския купцы л. 147. // не уехали, такъ я зѣло обрадовался. Да нанявши коикъ и убравшися с рухледью, да поклонился1 раизу, да и поѣхали на Фенаръ* в метоху2 Иерусалимскую. И приѣхали в мѣтоху, и игуменъ намъ радъ, сталъ здравствовать: "Здорова3 ли де васъ Богъ носил4?" Мы же ему грамотки подали от наместника, а онъ намъ далъ келью и хлѣба прислал и вина, всего доволно.
   Потомъ пошли в селдеган* к московскимъ купцам, и еще они не уѣхали въ Ениково. И купцы намъ зѣло обрадовалися, нашему пришествию. Калуженинъ5 Иванъ Кодмин6 и братъ ево Ерастъ Стефановичи, спаси их Богъ, трапезу намъ зѣло устроили добрую, и ренскова7 было доволи8. Рады9 миленкия, а сами говорят намъ: "Слава-де Богу, что вы насъ застали! Хороше-де с нами ѣхатъ к Москвѣ. Мы-де вамъ не чаели назад выѣхать". И зѣло удоволися на трапезе10; и, вставши от трапезы, л. 147 об. // воздали хвалу Богу; потомъ пошли гулятъ по Царюграду.
   Потомъ, на третей1 денъ нашего пришествия, учинился бунтъ в Цареградѣ от янычаръ турецкихъ. Сказана была имъ, янычарамъ, служба -- итить на катаргахъ на Черное море под Керчу и на Кубань2-реку, в мори устья заваливатъ каменьемъ, чтоб московския корабли3 с войскомъ не пришли*. И тѣ янычары4 пришли к пушкарскому двору у5 головы6 жалованья просить, и голова жалованье имъ выдалъ полное. А янычары7 стали просить за прошлыя годы от азовской службы8 походное жалованье*. И голова сказалъ: "Мне-де указу такова от салтана нетъ, чтоб вамъ за прошлыя9 годы подъемъ даватъ. Веть де вы службы не служили, за что-де вамъ датъ?" Такъ они голову взявши да и удавили, и удавивши10 да и пошли по рядамъ, грабить ряды. И мы в тѣ поры прилунились в рядахъ -- едва ушли на гостин двор да и заперлисъ. л. 148. // А в рядахъ и в дворахъ вездѣ толко стукъ да громъ стоитъ, какъ запираются по рядамъ и по дворамъ. Потомъ бунту было часа на 2.
   Потомъ прибѣгли янычары1 царския да и перехватали янычар -- такъ бунтъ2 унялся. А мятежъ по всему Царюграду до ночи не утишился. И вездѣ в домехъ3 по всему Царюграду ужас великой: крикъ4, пискъ бабей, робячей. А то и крычат: "Москва пришла, московския корабли! Увы, погибѣлъ пришла Царюграду!" А дворы заперши да ямы копали. И турки ходячи по Царюграду з дубьемъ да бьютъ в ворота, чтоб не мятежились, а сами говорятъ: "Нетъ Москвы, нетъ5, то-де янычары6 взбунтовали!" И к ночи едва уняли7 мятежъ. Мы же зѣло подивилися: "Куда, моль, на турокъ ужасъ напалъ от московского8 царя?" А сами удивляемся. Да9 что, су10, и удивлятся? Время-то приходит, такъ на нихъ и страхъ Богъ попускаетъ, знамение предпосылает страхованное*. л. 148 об. //
   Потом мы стали убиратся в село Яниково: на Черное море корабли все изъ Яникова-села отпущаются; а товары в коикахъ возять; а село Ениково1 от Царяграда 10 верстъ. Мы же убравшися с рухледью в коикъ, да и поѣхали въ Ениково, и стали на том же дворе, гдѣ московския купцы стоятъ. А купцы еще в караблъ2 не клалися, ожидали из Андреянъполя3 указу. И не дождалисъ указу, стали кластися в кораблъ. Толко поклалисъ -- ан указъ пришол4, что ѣхатъ горами на5 Голацы чрез Дунай-реку, а на турецкихъ подводахъ, да 200 человекъ турокъ-провожатыхъ дано до Киева провожатъ, да воловъ6 120, во всякую арбу по7 4 вола. А Иванъ Кадминъ с товарыщи, с которыми уклался в корабль, не поѣхалъ сухимъ путемъ, не сталъ ис корабля8 выбиратся. Толко поѣхали Житковы, прикащики гостя московского Ивана л. 149. // Исаева да Матвея1 Григорьева2. Они поѣхали сухимъ путемъ, а мы съ калужаны3 -- морем, в карабле4.
   Мы же после ихъ отпустилися, три5 дни спустя, и пришли на устье моря Широкова. Тутъ стоят два6 городка турецкихъ по обѣ стороны, пушекъ зѣло много. А городки вновъ подѣланы: боится турокъ нашего государя приходу под Царъград7. Тутъ стоит застава, осматривают ружье у нас на корабли8 у московскихъ купцовъ9. А у нашихъ купцов10 былъ взят листъ у паши, чтоб пропустить11 по щету ружье московское. И тако пришед турчанинъ да и пересмотрелъ12, и против указу перечел ружье великое да и отпустил.
   Мы же того дня 13не отпустихомся: ветру не было. И того дни14 в вечер противъ Сошествия Святаго Духа* поемъ мы вечерню -- анъ приѣхали турки к намъ на кораблъ15 х купцам товар16 досматривать л. 149 об. // да и взошли на карабль. А мы в тѣ поры поем стихеры, такъ мы ладону напустили поболе росова1*, а турки ладоннаго2 духу не любятъ, а ладонъ вездѣ по караблю разошолся3. Они же увидели, что караблъ полнъ ладону напущенъ, тогда залопотали, стали насъ бранитъ по-турецки. А сами ис корабля4 побѣжали, такъ мы по тѣхъ мѣст ихъ и видели, а то бы наши купцы были от них рублей бѣз десятка5.
   Мы же того дни после обѣда и стали отпущатся в море на ширину, и на вечер внидохом в море в болшое6, и тако пошли к Дунаю. И ту нощъ добраго7 ветру намъ не было, такъ шаталися и туда и сюда. И поутру все тож, не было намъ ветру доброго8 до пятницы. И в пятницу взялъ насъ ветр доброй, и в самыя заговены на вечер с моря внидохом в Дунай-реку. Мало отшедши от устья реки Дуная, где в море впало, да и начевать л. 150. // стали на пустом мѣсте, тутъ и заговливали.
   И утре в понеделникъ Петрова поста*, вставши, пошли бѣчевою вверхъ по Дунаю; и пришли в третий день под град турецкой, имя ему Тулча; а шли и бѣчевой, и парусомъ. А Дунай-река зѣло куликовата и уска, многими разшиблася гирлами. И тутъ мы под тѣмъ городком стали.
   И утре рано приѣхали к намъ на кораблъ1 турчана товаров и лишних людей, неволниковъ, досматривать. Взошли на кораблъ2 3да и стали досматривать4. Потом и нашъ указъ турок5 прочел да и сказалъ: "Нетъ де мнѣ дѣла до папаса6 и до рухледи его7. Вы-де, московъ бозыряны8, дайте-де9 вы с своего товару пошлину". Такъ наши купцы заупрямились, пошлины не стали даватъ. Так турчанинъ, началной человекъ, взявши указы наши в город да и списал, а в вечеру к намъ прислалъ. А списки прислал в Килию-град къ изупаши*, по-нашему к10 полковому воеводе. л. 150 об. // А изупаша в тѣ поры стоял в Килии с войском турецкимъ. В тѣ поры белогороцки татары1 збунтовали2, а от турка отложились да волохи все разорили. Такъ тотъ паша от турка присланъ розыскивать и волохомъ грабежное добро отбирать на нихъ впятеро: у кого взяли лошадь татары, такъ на нихъ доправить за одну лошадь 5 лошадей.
   Потомъ, на четвертой день, пришол3 указъ от паши, что 4на московскихъ купцах брать5 пошлина. Такъ турчанинъ и приѣхал на кораблъ6 правитъ пошлину. Такъ наши купцы не похотели дать да и поѣхали сами в Килию7 ко изупаши. Такъ паша указъ имъ далъ, что на Голацахъ платить. Потом наши купцы приѣхали ис Килии и стояли под Тулчею 9 дней, потом пошли к Голацам.
   И во вторый8 день пришли в Ренъ-город. И стали тутъ наши купцы думатъ: хотели коней покупать да из Рени итьти9 на Русь -- инъ10 городъ весь разоренъ от татар11, коней л. 151. // не добыли1. Потом купецъ Иванъ Кадминъ нанялъ у турчанъ коикъ, да и поѣхали мы с нимъ напредъ на Голацы для коней и для телегъ, а кораблъ2 не пошелъ за вѣтромъ. Да в ночъ мы и пошли на койку, За ружья4 с собою не взяли. И ту ночъ мы зѣло страху набралися5: а то мѣсто отчень6 от татар воровато, а турки и сами трепетали. Едва мы тою ночью добились да7 Галацъ8, и пришли часа за два до дни, да тут на брегу и начевали.
   И поутру рано взявши рухледъ да и пошли, а застава нас и ни9 пустила, да и привели нас к бѣю, к началному турчанину. И турки в тѣ поры еще спали, такъ мы10 дожидалися11, покудова12 они встали13. Потом сели на мѣстехъ, такъ мы подали указы. И прочетши указы да и велѣлъ намъ итьти14. Такъ мы и пошли в монастыръ, да тутъ намъ игуменъ дал15 кельи. Так мы шедши на бѣрегъ Дуная-реки, и купили рыбы бѣлужины, и наварили, и нажарили16. А рыба зѣло дешева: белуга17 18дать великая19 20 копеек, а сазана л. 151 об. // свежего1 -- 3 копейки. И тутъ мы переначевали.
   Пошли сухимъ путем с провожатыми турецкими и перевезлися реку, выклали товар на берѣгъ. Потомъ и нашъ кораблъ2 пришолъ3, а товару турки не давали ис карабля выгружать, потому что за пошлину былъ шум великой, и помирились на малое4 дѣло. Потомъ стали мы кони покупать, а кони были недороги, средня5 цена. Потомъ, в третий денъ, приехали наши провожатыя турки6 от изупаши, 200 человѣкъ. Потомъ пригнали валовъ7 под товары и стали на подводы убиратся.
   И в последнею8 нощъ учинилосъ9 у насъ бѣда великая: диаволъ похотилъ10 молотчика Козму Кадмина, взбѣсновался. И быстъ мятежъ великой всю нощъ с нимъ: кричитъ, да11 свищетъ, и платье на себѣ деретъ в куски, да все12 разбросалъ. Потом его сковали да все сковавши и13 везли до Киева. Зѣло бѣсъ прокудливъ в нем был, лихой, бросал окаянной! Потомъ тово дни стали убиратся, и утре л. 152. // рано во вторый день выѣхали из Голац вонъ, и на поле зжидалися. А провожатыя турки напредъ выѣхали верстъ за 10, в степи дожидались. А какъ наши купцы московския выбрались к полдням, да и пошли всемъ кораваномъ1. Потомъ наѣхали мы на провожатыхъ, такъ турки поѣхали и перед нами, и за нами. Зѣло опасно насъ проважали2! А естли осъ изломится3 или иное что испортится, корованъ таки не остановится, пойдетъ, а турокъ человекъ 20 или 30 останется да дожидается4. А какъ исправятся, да5 и поѣдутъ с темъ возомъ, да на стану доѣдут. А когда поидешъ на сторону за нуждою6, а турчанинъ стоит над тобою, дожидается. А по дороге везде перед нами мостили мосты да гати. А где на мостахъ7, на гатехъ8 -- человекъ зъ9 20-30 слезут с коней да через переправу перепроваживаютъ. Уже зѣло бѣрегли! Да нелзя10 имъ и не бѣречъ, такъ11 в указе имъ написано насъ беречъ. "Что естьли хошъ человекъ утратится, -- турецкой салтанъ сказал, -- всѣхъ-де12 200 человекъ л. 152 об. // повешу за одного московского человека!" Да приказалъ, чтобы в Киевѣ с московскимъ воеводою отдать нас в целости с роспискою. А 1тое бы2 расписку3 привести во Адриянъполъ4 к самому салтану, а от купцовъ писмо за ихъ руками -- к послу московскому к Петру Ивановичу Толстому*, что в целости доѣхали да5 рубѣжа и никакой шкоды турки ни татары ни6 учинили. И зѣло намъ от татар было неопасно, а то была слава великая у татаръ, что московския7 купцы едутъ богаты, так бы бѣз попытки не было.
   И, не доѣхавъ до Ясей за 30 верстъ, поѣхали мы, человекъ съ пять8 московских купцовъ да началной человекъ турчанинъ с людми, напред въ Яси в ночъ. И ѣхали, и приѣхали въ Яси часу в другом дни. И господаръ воложской отвелъ намъ двор стоялой. Потомъ, во 29 день, пришол10 нашъ корованъ и с турками-провожатыми; и стали в монастыре у Николы, порекломъ11 Голя. И стали покупать12 кони, телеги, л. 153. // а иныя нанимали извощиковъ киевскихъ, воложских, давали до Киева на подводу полрубля1. И в то время въ Яси приѣхали турки, да господаря волоского2 сковали, да со всемъ домомъ повезли к турецкому салтану*. А какое до него дѣло, про то никто не ведает.
   И стояли мы въ Ясехъ дней с пять3 И, убравшися, изъ Ясей выѣхали вонъ за 5 дней да4 Петрова дни. И ѣхали до Сороки 5 дней, а в Сороку-град приѣхали в самой Петров день после полденъ. И тутъ Днистръ до вечера перевезлися да и начевали. И тут ляхи про нашихъ купцов обедъ дѣлали и зѣло почтили.
   И во вторый день после обѣда убравшися да и поѣхали в степъ к Немерову; и ѣхали до Немерова 5 дней. А когда мы приѣхали к5 Немерову6, и Немеровъ весь разоренъ от Палея с казаками, а нынѣ стоит войско лятское 5000. А голы зѣло, и воровство страшное, в очах крадут. И мы в город поѣхали за харчомъ7, такъ того часу сафьянъ с седла схватили, л. 153 об. // и не видали. А у1 иного нашего молотца и кошелекъ с талѣрами совсемъ вырвали2, онъ хлѣба3 покупалъ. И губѣрнатор градской купцовъ нашихъ звал к себѣ на обѣдъ, так на дворе кораулщики4 бурку* украли. Стали бит челом губѣрнатору, и губѣрнаторъ сказалъ: "Укажите-де в лицо, я-де доправлю, а то де такъ нелзя5 сыскать. И вы-де, для ради6 Бога, берегитеся. Какъ-де имъ не воровать? А жалованья нетъ, толко де по 5 копеек на неделю, за неволю-де имъ воровать".
   И стояли мы в Немѣрове часу до 5 дни. И убравшися да и пошли. А купцы поѣхали к губѣрнатору обѣдать, а корованъ с турками пошол7 напред из Немерова. Турки прощались, чтоб ихъ купцы отпустили. И купцы имъ сказали: "Мы-де васъ не держим, поѣзжайте себѣ. А какъ-де у вас в указе написано, такъ-де и творите". Такъ они и8 стали проситъ отпуску, чтобъ расписались9. И купцы сказали: "Мы-де здесь росписыватся не станемъ: земля -- л. 154. // не нашего государя владение, зде-де веть губѣрнаторъ полской не станетъ за нашего боярина расписыватся1". Такъ они сказали: "Мы б де вас с радостию и до Киева проводили, да мы-де боимся Полея2 вашего, он-де насъ не выпустит вонъ от себя, тут-де нас побьетъ". Такъ мы имъ сказали: "Али, моль, у нас Палей какой своеволной, у государя нашего?" И турки сказали3: "У нас-де про нево страшно грозная слава. Да мы-де никого такъ не боимся, что ево. Нам-де зѣло и самимъ хочется его посмотреть". Да затемъ и за нужу поѣхали, что расписатся4 не с5 кемъ6, а имъ бѣс7 писма приѣхатъ к салтану нелзя.
   И ѣхали мы степью чрез Лядскую8 землю четыре дни, и въ 5 день приѣхали в Паволочи-мѣстечко, Палеево владение. И, не доѣзжая Паволочей верстъ за 15, стали коней кормитъ, а сами обѣдать. И наши передовыя поѣхали напред в Паволочи ради овса и сказали наказному полковнику*, что ѣдутъ купцы московския, л. 154 об. // а провожаютъ турки. Такъ полковникъ тотчасъ велѣлъ ударить в бубны да в политавры. И палѣевщина1 того часу слеталися2: тотчас оседлали кони3, и приправилися в ружье, и выѣхали к намъ в поле з4 знаменами. Толко мы с версту от стану не отъѣхали, а прилучился лесокъ, дубничокъ5 молодой, а турки толко нашъ обоз стали объезжать напред -- анъ полковникъ Палѣевъ и вывернулся, что заецъ в лесу, а с нимъ человекъ съ 300. Да почали по дубнику скакать, гдѣ 20, гдѣ 30 человек, какъ есть зайцы: тотъ оттудова, а иной с ыной страны. А какъ турки увидели палѣевщину6, такъ стали ни живы ни мертвы. А уже зѣло злодеи храбростъ показали и почали на конехъ винтовать, копья бросать, из луковъ стрелять и с пистолетовъ.
   И нашъ караванъ7 остановился, и турки тотъчас8. Полковникъ к нашимъ купцамъ подъехал да и стал здравствовать, и 9наши купцы полковнику также поздравствовали. И10 тогда слезли с коней л. 155. // да стали наши купцы воткою потчивать1; и выпивъ вотке2 по чарке, и сели на кони. А дубникъ уже выѣхали, к Паволочи -- чистое поле. И какъ они минувъ нашъ караван3 и турокъ, да какъ ударили по конемъ -- ино какъ брызнули, какъ, что молния, у насъ из глас4 мелкнули, какъ по полю-то разсыпались: где 20, где 10 да5 самого города скакали. И турки толко головами качаютъ. A выѣзжали все бранная6 молодешъ.
   А какъ мы приѣхали к Паволочи, и полковникъ прислалъ к намъ корму, овса, меду. А турки зѣло ужаснулись да и не захотели ѣхать до Киева. И стали нашимъ купцамъ бит челомъ, чтобы полковникъ Палѣевъ расписался7 с ними, что принял насъ в целости. И наши купцы велѣли полковнику расписатся8 да сами писмо к послу дали, что, дал Богъ, в целости доѣхали. И ихъ с честию отпустили да и на дарогу9 дали имъ 8 талерей да яловицу. Такъ турки и10 поѣхали назад, а насъ уже стали провожать Палѣевы казаки.
   А какъ мы стали л. 155 об. // приезжать к Хвастову, такъ Палѣева жена* выслала к намъ навстречу1 казаков конницы 500 человекъ з знаменами, и встретили нас верстъ за 5. А какъ мы приѣхали в Хвастово, и стали за городом на поле. А Палея в тѣ поры дома не было, в Киеве былъ. И Палѣева жена прислала к нам в таборы яловицу, и колачей2, и вина, а конемъ овса. И тутъ мы стояли весь день. A Палѣева жена купцовъ брала к себѣ обѣдать, и зѣло угостила, и говорила: "Для чего-де до нас турокъ не довели? Я -- Зде бы4 500 дала имъ провожатыхъ также ихъ проводить чрез Ляцкую землю". И, обѣдавши, купцы выѣхали в поле и стали коней седлать и запрягатъ. Потомъ выехал к нам полковник наказной с казаками да и поѣхал с нами насъ провожатъ до Киева. И ѣхали мы от Фастова 5до Киева6 два дни.
   Потомъ приѣхали мы в Киевъ в день недели7, и у вратъ Златых* насъ на карауле остановили. Потомъ пятьдесятникъ8 пошелъ л. 156. // к генералу об нас докладывать, и генерал велѣл насъ пуститъ в городъ. А когда мы приѣхали в город, и в тѣ поры полковники стояли у обѣдни, а генерал -- немчинъ, некрещеной*. И переѣхавши чрез Верхней городъ да и пустилися в Нижней, а гора зѣло крута. Потом генерал велѣлъ намъ отвести дворы стоялыя. И стали на дворе, и убрали рухледъ, и опочили той день.
   И во 2 день пошли в Печерской монастыръ, в лавру преподобныхъ отецъ нашихъ Антония и Феодосия. И были в церкви соборной, и лобзали образъ Пресвятыя Богородицы чюдотворный1. Потом пошли в пещеру Антониеву и тамо мощи святыхъ всѣхъ лобзали; и, помолившеся, изыдохом. И пошли в Феодосиеву, и тамо такожде мощи святыхъ лобзали. И оттоле пошли в монастыръ, и ходивше по монастырю доволно. А сами удивляемся человеколюбию Божию: како в такую далнюю2 страну ходихомъ и назад возвратихомся. А когда мы шли во Иерусалим, и тогда приходили в монастырь Печерской, и молились преподобным3 л. 156 об. // отцемъ, и обѣщали1, что естли, Богъ даст, сходимъ поздорову, то не возвратимся инымъ2 путемъ, но тѣм же путем к вамъ, отцы преподобнии, пришедъ, поклонимъся3 и обѣщанной долгъ вамъ, отцы святии, отдадимъ. И преподобнии отцы Антоний и Феодосий молились за нас, и за молитвъ их, преподобныхъ отецъ нашихъ, Богъ насъ сохранилъ от всякихъ наветовъ4 вражиихъ. И тако мы молитвами ихъ дошли града Киева и достигли святую обитель преподобныхъ отецъ Антония и Феодосия. И тако, поклонившеся, изыдохомъ.
   И сведавши5 про нас жители града Киева, мещане6 и служилые люди московскихъ полковъ, и стали нас к себѣ зватъ в гости. И зѣло нам ради миленкия, и покоили насъ. И полковники за нами присылали, к себѣ в дом звали, да мы за недосугами у нихъ не были. Звали для речей, что видели в Турецкой землѣ7. /л. 157. /
   Потом дождались мы калужени1: приехали къ ярмонки2 к Успениеву дни*. А когда увидели насъ, и зѣло намъ обрадовалися, и взяли меня к себѣ на двор хлѣба есть, и много было вопросовъ от нихъ о похождении нашемъ. Потомъ приѣхалъ любѣзный3 нашъ другъ Давыдъ Стефановичъ со своею дружиною. А когда мы его увидели, а онъ насъ, и тогда мы обои от слезъ не могли удержатися, и зѣло мы другъ другу обрадовалися. Спаси Богъ Давыда Стефановича4, много нашимъ путемъ раделъ! А когда5 приѣхал назад в Киевъ, и тогда нас не забыл и з дружиною своею. И тако мы той день зѣло в радости были, и 6все, и ту7 путную скорбь забыли. Будто наши искренний сродницы! Потомъ и множество калуженъ8 приѣхало9, и всю ярмонку10 с ними добре проводили, в радости11 и веселии.
   И жили мы л. 157 об. // в Киевѣ шестъ неделъ, и обходихом многия святыя отеческия мѣста. И в пустынныхъ мѣстахъ были, и пустынныхъ жителей видели, и доволно ходили по пещерамъ. Покудова в Киевѣ жили, всѣ в Печерской монастыръ хаживали, и зѣло наша душа насладилася и утешилася, ходя по такимъ святымъ. Ненасытная радость и веселие! Уже такия драгия1 лавры подобной не сыщешъ в нашемъ Российскомъ государстве!
   И поидохом ис Киева с калужены после Успенской ярмонки2. И ѣхали три дни, и пришли в Нежинъ-градъ. И в Нѣжине взяли насъ всѣхъ к воеводѣ; и воевода л. 158. // князь Мосалской1, Колцовъ тож*, прочетъ нашъ московской указъ, да чествовалъ насъ пивомъ и вином, и далъ намъ хлѣба на дорогу, и отпустилъ нас с любовию. Мы же поидохомъ в тѣ поры, а купцы все у воѣводы обѣдали. И того дни выѣхали из Нѣжина.
  
  

ВТОРАЯ РЕДАКЦИЯ

  
   л. 1. Се азъ, недостойный и грѣшный старецъ Леоньтий, и всѣхъ хуже, смирен сый грѣхи моими многими, неизьдоволенъ о всякомъ дѣле блазѣ, понужденъ мыслию своею и нетерпѣнием, восхотѣ видѣти святый градъ Иерусалим и землю обѣтованую, и благодатию Божию хранимъ, доидохъ до святаго града Иерусалима, и видѣхъ многая святая мѣста, и обходихъ отчасти землю обѣтованную и дивную, гдѣ же Господь нашъ походилъ своими пречистыми стопами и многая чюдеса показа по мѣстамъ святымъ, -- то все видѣхъ очима своима грѣшныма.
   Аще бы кто путемъ симъ походилъ со страхом и смирением, л. 1 об. // то не погрѣшитъ милости Божия николиже. Азъ, грѣшный, неподобно ходихъ путемъ симъ святымъ, во всякой слабости и лѣности, яды, и пия, и всякоя неподобная дѣла творя, но надѣяся на милость Божию и на вашу молитву, негли простить мя Христосъ Богъ грѣховъ моих многихъ. Да се описахъ мѣста сия святая и похотъ сей, не возносяся, ни величаяся путемъ симъ, яко что добро сотворихъ, но любве ради сих святыхъ мѣстъ и понужденъ нѣкими отцы и братию. Се писахъ, еже ми покоза Богъ видѣти, недостойному, убояхъ же ся осуждения оного раба лѣниваго, скрывшаго талантъ господина своего и не сотворившаго имъ л. 2. // прикупа*.
   Да се написахъ вѣрныхъ ради человѣкъ, дабы кто любо, слышавъ о мѣстехъ сихъ святыхъ, возвеселилъся бы душею и мыслию своею распалился ко святымъ симъ мѣстамъ -- и равну мзду приимутъ от Бога с тѣми, иже ходили до сихъ святыхъ мѣстъ.
   Мнози бо суще добри человецы, дома сѣдяще въ мѣстех своихъ, мыслию своею доброю, и милостыною ко убогимъ, и добрыми дѣлы своими достигаютъ сихъ мѣстъ святыхъ -- тии же болшую мъзду получатъ от Бога, Спаса нашего, Исуса Христа. Мнози же, ходивше до святыхъ сихъ мѣстъ и видѣвше святый градъ Иерусалимъ, и возънесеся умомъ своим, яко нѣчто добро сотворивша, и по- л. 2 об. //губляютъ мзду труда своего -- от них же азъ есмъ первый*. И мнози же, ходивше во Иерусалимъ, идутъ и опять; много добра видѣвше, тшатся опять вборзѣ творити, но потиху и с продолжениемъ тоже можетъ видѣти вся святая мѣста во градѣ же и внѣ града. Азъ бо, недостойный, пришедши во Иерусалимъ и пребыхъ в немъ 14 недѣль. Тако ходити и испытати святая мѣста невозможно бо есть безъ вожда добра и без языка испытати всѣхъ святыхъ мѣстъ. Аминь.
   л. 3. // Описание пути ко святому граду Иерусалиму: от Москвы до Киева, от Киева до Воложъской земли, от Воложъской земли до Дуная, великия реки, -- и сей ходъ все по сухой земли, а от Дуная до Царяграда и от Царяграда до святаго града Иерусалима -- то все хождение моремъ, токмо полтора дъни земълею.
   Лѣта 7210 году месяца декобря въ 17 денъ хождение во Иерусалимъ съ Москвы грѣшнаго старца Леонътия.
   Поидохомъ мы, грѣшнии, из царствующаго града Москвы на первомъ часу днии в среду, на память святаго пророка Данила и трехъ отроковъ Анания, Азария и Мисаила. л. 3 об. // Бысть намъ той день велми печаленъ и унынъливъ: бяше бо той везъ день дождъ сьнѣгомъ и с вѣтромъ великим. И зѣло бысть печално о томъ и скорбьно, но положихомся на милость Божия: буди ево, Свѣта, воля, Творца нашего! И тако тово дъни отидохомъ от Москвы 35 версть, а уже день к вечеру преклонился, и стахомъ на дворѣ у крестьянина въ вотчинѣ1 царевича Милитискаго. И бысть намъ та нощъ покойна, и печаль свою всю забыхомъ.
   И востахомъ заутра рано, въ 3 куроглашения, и поидохомъ в пудъ свой. И отидохом2 25 версть, и стахомъ въ селѣ всемилостиваго Спаса, пореклом Купля, л. 4. // и тутъ мы обѣдали. И, ядши хлѣба, поидохомъ въ путь. И отидохомъ 35 версть, и стахомъ начевать въ вотчинѣ боярина Лва Кириловича Нарышкина деревни Лыкова. И тут мы переночевахомъ, и заутра рано востахомъ, и поидохомъ в путь свой. И отидохомъ 25 версть, и стахомъ въ вотчинѣ Новодевичья монастыря, порекъломъ Добрякина. И тутъ ядши хлѣба, поидохомъ къ богоспасаемому граду Калуги въ пятокъ въ 3 часу нощи. И стахомъ у боголюбца, у посацкого человѣка, у Никифора Иосифова сына Коротаева и сына ево, у Иосифа Никифорова, имѣеть у сѣбе два вънука женатыхъ, самъ уже въ старости маститии, л. 4 об. // сединами украшенъ. И прия насъ с любовию, и угости насъ добрѣ, сотвори намъ вечерю добру и пространну, и конемъ такожде корму и покои, намъ же посла одры мяхкия. И пребыхомъ у него два дни в радости велицей. Спаси ево Богъ за любовъ его!
   Градъ Калуга стоитъ на Окѣ-рекѣ на лѣвой странѣ на горѣ высоко, красовито, немного такихъ градовъ в Московскомъ царствѣ. А города нѣтъ: былъ древянной, да згорѣлъ, толко башня одна с проежими воротами. А церквей в немъ каменыхъ 11, древянных 18; жильемъ зѣло пространенъ; люди зѣло доброхотны; приволенъ зѣло хлѣбомъ и овощемъ; и лѣсомъ всякимъ, и дро- л. 5. //вами доволенъ. Другаго поискать такова града в Московъскомъ государствѣ! Площедь торговая зѣло хороша и редовъ много, торговыхъ людей велми много и зѣло проходцы в чюжия земли с купецкими товары: в Сибирь, в Китай, в Немецкия земли и въ Царьградъ, в Шленскъ и во Гданескъ.
   И декобря въ 23 день, въ понедѣлникъ, поидохомъ мы, грѣшнии, во обитель Всемилостиваго Спаса и Пречистыя Богородицы, чеснаго и славнаго ея Въведения, ко честному отцу игумену Спиридону ради благословения на путъное шествие. И приидохомъ во обитель ко отцу Спиридону. И отецъ Спиридонъ с братиею нашему приходу зѣло обърадовался, а самъ зѣло боленъ: ноги л. 5 об. // у него болять. И строитель Лаврентий, и казначей Аврамий, и келарь Корнилий зѣло такожде нашему приходу обрадовалися и помогали намъ о путном шествии, чтобы отецъ Спиридонъ подалъ намъ на путное шествие свое отеческое благословение. И онъ зѣло с радостию насъ благословилъ и с раствореную своею теплою душею. И празновахомъ у него празникъ Рождество Христово в радости велицѣй, и пѣхомъ всенощное стояние, потомъ часы и молебное пѣние. Потомъ поидохомъ за трапезу ясти хлѣба. И, воставъ изъ-за трапезы, воздаша благодарение Богу, и отцу Спиридону поклонихомъся, и начахомъ благословения просити л. 6. // на путное шествие. И отецъ Спиридонъ подаде намъ, грѣшнымъ, свое отеческое благословение и отпусти насъ с миромъ, сам же слезы от очию своею испускаше. И отецъ, и братия -- вси насъ любезно проводиша, такожде слезы от очию испускаху, и далеко насъ проводиша. И поклонихомся до земли, и мы имъ такожде, и цѣловахомъ другъ друга, и разыдохомся с великою любовию.
   И паки возвратихомся вспять в Колугу. И бысть намъ печаленъ и несътроенъ путь, зело мятеженъ: затмение1 была с вѣтромъ великимъ противнымъ. И когда2 обвечерѣхомъ и дорогу истеряхомъ, едва с великим л. 6 об. // трудомъ обрѣтохомъ, близъ смерти быхомъ. И приидохомъ во градъ якобы от полунощи к тому же боголюбцу к Никифору Иосифовичю и къ сыну его. И прияша насъ с любовию теплою, и угостиша насъ добрѣ, сотвори намъ вечерю добру. И, воставши от трапезы, благодарение Богу воздахомъ, и тому господину поклонихомся до земли за его премъногою любовъ. И тако забыхомъ бывшую скорбъ и нужду свою, случивъшуюся на пути. И посла намъ одры мяхкия, и уснухомъ добрѣ до заутра. И потомъ услышаша наша братия о нашемъ приезъдѣ и приидоша к нам на посещение. И тако мы пребыхомъ у него 4 дни; зѣло насъ упокоилъ л. 7. // добрѣ и напутъствовалъ. И пребыхомъ у него 4 дни, и зѣло любовъ к намъ явилъ, и проводилъ насъ Иосифъ за Оку-реку. От Москвы до Колуги 180 верстъ.
   Декобря 30 дня, в среду, поидохомъ ис Калуги на первомъ часу дни. И в той денъ бысть намъ нужда великая, дождевная: снѣг весъ согналъ, Ока-река зѣло наводнилася, едва за нея переправихомся. И проводи насъ Иосифъ Никифоровичъ за Оку-реку. И отдахом последнее цѣлование другъ другу, и поклонихомся до земли. А сами плакахомъ: уже мнѣхомъ себѣ, что поелѣднее наше видание. И егда възыдохомъ на гору на другую сторону Аки-рѣки, и обратихомся ко граду, л. 7 об. // и поклонихомся церквамъ Божиимъ, и гражданомъ поклонихомся, и рехомъ: "Увы, нашъ преславный градъ Калуга, отечество наше драгое!" И тако поклонихомся граду и поидохомъ в путъ свой.
   И бысть намъ той день труденъ вельми и тяжекъ: снѣгъ въвесь збило дождемъ, рѣки всей ледъ взломало. И тово дни мы отидохомъ 30 верстъ от Калуги и приидохомъ на виноварницу за Добрымъ монастыремъ къ боголюбъцу орленину, -- имя ему Лазарь, -- к тестю Евсѣя Басова. И тутъ ево тесть принелъ насъ с любовию и сотвори намъ вечерю добру и конемъ кормъ. И той Лазаръ угости насъ добрѣ и на путь намъ рыбки пожаловалъ л. 8. // и конемъ овса. И преспахомъ у него до заутра, и востахомъ заутра на первомъ часу, и поидохомъ в путь свой.
   И генъваря въ 1 день. На празъдникъ Обрѣзание Господа нашего Исуса Христа, приидохомъ подъ Лифинъ-градъ на Окѣ-рѣке. Ока-река зѣло наводнилась, и ледъ взламало -- и тутъ мы чрезъ реку Оку не перѣехали. И приидохомъ во ино мѣсто, на устья Упы-рѣки, и тамо такожде нужда великая переезъжать чрезъ Оку. Тако мы с нуждею переправихомся Оку-рѣку, все вонъ выбрали изъ саней, а иное помочили. И когда мы перѣехали Окурѣку и стали рухлед в сани вкладывать, и тутъ нас настиг л. 8 об. // орленинъ Евсѣвий Басовъ и правожал насъ до засеки Николъской. И тутъ с нами ялъ хлѣбъ и, ядши хлѣба, возвратилъся вспять той Евсевей Басовъ. Такову любовъ намъ показалъ, спаси ево Господь Богъ! Всю ночь не спалъ, ис Калуги за нами бѣжалъ; и на варъницы не засталъ насъ, и, не слазя съ коня, вслѣдъ по насъ гналъ -- и тако насъ постигъ на устья Упы-рѣки и проводилъ насъ до засеки. И тако возвратися вспять, мы же поидохомъ ко граду Бѣлеву.
   Градъ Лифенъ стоитъ на Окѣ-рѣке на лѣвой сторонѣ, городина неболъшая. От Колуги до Лифена сорокъ вѣрстъ. л. 9. //
   Мы же поидохомъ чрезъ засеку ко граду Бѣлеву и минухомъ тово дни Николу Гостунъскова. И, не дошедъ Бѣлева за 10 верстъ, объвечерѣхомъ, и поидохомъ в ношъ ко граду. И аще бы не случился с нами на пути доброй человѣкъ белѣвецъ, -- спаси ево Богь, -- то бы намъ пути не найтъти ко граду было, вездѣ воды разлилися; а ему путь вѣдомъ, такъ насъ отводилъ нуждъная мѣста.
   И приидохомъ подъ градъ Бѣлевъ ко Окѣ-рекѣ, и в Спаском монастыри 4 часа нощи ударило. И Оку-рѣку ледь ввесь взломало и от брега далече отбило -- перѣехать невозможъно. И тутъ, на брегу Оки-рѣки, л. 9 об. // начують множество народа поселян: приехали к торгу с хлѣбомъ и со всячиною. И мы тут же близъ ихъ таборовъ стали. И той белѣвецъ, кой насъ велъ, пошелъ со мною пути искатъ; и преидохомъ нуждою за Оку-рѣку по икрѣ межи стругами.
   Градъ Бѣлевъ стоитъ на Окѣ-рекѣ на лѣвой странѣ на горѣ, високъ, красовитъ; жильемъ с половину Калуги; градъ древяной, ветхъ уже.
   И приидохомъ к нему в домъ, и подружия его въстретила насъ с любовию и сотворила намъ вечерю добру. Той же боголюбецъ тоя же нощи сыномъ своимъ, связавши везанку сѣна, пошелъ въ таборы л. 10. // за Оку-рѣку к нашей братии, а меня, грѣшнаго, не отпустилъ изъ дому своего и посла ми одръ. И тако уснухомъ до заутра, забыхомъ путную нужду. Той же боголюбецъ тоя же нощы, отнесши корму конем, возъвратися в домъ свой, а тамо зъ братиею нашею оставилъ сына своего.
   И утрѣ востахомъ и на первом часу приидохомъ ко брегу Аки-реки. И Ока-рѣка зѣло наводниласъ той нощи, и едва с великою нуждою преидохомъ на онъ полъ рѣки къ братии нашей. Братия же наша зѣло намъ обрадовались и стали промышлять, како бы с возами переправится. И градцкия жители мо- л. 10 об. //ломошныя стали промыслъ чинить, как бы переправу здѣлать, и стали икры наводить в порожънихъ мѣсътахъ, и тако здѣлали перѣездъ. Такожде и мы перѣехали, дали перевозъ и поидохомъ с миромъ во градъ Бѣлевъ. И перѣвощики миленкия свѣдали, что мы едѣмъ во святый градъ Иерусалимъ, и, нагънавши насъ на пути, отдали намъ перевозъ, а сами стали с нами прощатся. Спаси ихъ Богъ, миленких, добрыя люди -- бѣлевича!
   И приидохомъ в домъ к тому же боголюбцу. И приидохомъ мы въ Бѣлевъ генваря во вторый день. И покоилъ насъ добрѣ и коней нашихъ. И прииде л. 11. // к намъ боголюбецъ, посацкой человѣкъ, именемъ Иродионъ порекломъ Вязмитинъ, и возметь насъ со всемъ к себѣ в домъ свой, и угости нас нарочито. И многия к намъ гражъдане прихождаху, и в домы своя насъ бирали, и покоили насъ добрѣ. И пребыхомъ у того боголюбъца два дни, поилъ и кормилъ насъ и коней нашихъ.
   Въ Белѣве люди зѣло доброхотны, людъ зѣло здоровъ и румянъ, мужескъ полъ и женскъ зѣло кърупенъ и поклончивъ. А вода в городе нужна: все съ Оки-рѣки возят. От Лифина до Бѣлева 30 верстъ, толъко пространъныя тѣ версты. л. 11 об. //
   Генваря противу 5-го числа в нощи. Поидохомъ изъ Белѣва к Волхову со орълениномъ Евъсевиемъ Басовымъ. А въ ту нощъ стало морозить, зажоры великия были, нужно силно было. И приидохомъ въ Болховъ утре рано, на первом часу дни, и пребыхомъ той денъ въ Волхове да ночи. И нача насъ той орленинъ к себѣ въ гости на Орелъ звати. Нам же не по пути с нимъ ехати, но обаче не преслушахомъ ево любви, поидохомъ до Орла с нимъ.
   Градъ Болховъ стоить на рѣке на Нугрѣ на лѣвой стронѣ на горахъ кърасовито. Городъ древянной, ветхъ уже; церквей каменыхъ есть от малой части; монастырь хорошъ, от л. 12. // града якобы поприще; рядовъ много, площедъ торговая хороша; хлеба бываетъ много, а дровами скудно. Люди в немъ невѣжи и дулѣпы, и искусу у нихъ нѣтъ ни у мужеска полу, ни у женска, не какъ Колуга или Белѣвъ, ети люди -- своя мѣры дулѣпы. Спаси Богъ миленъкихъ калужанъ и белѣвичъ, добрыя люди! От Белѣва до Волхова 40 верстъ.
   Генворя въ 5 день в нощи, противу Богоявлениява дъни, въ 6-мъ часу. Поидохомъ из Волхова на Орелъ и нощъ ту всю идохомъ. Нужда была великая: степъ голоя, а заметъ была болшая, и мразъ былъ великъ -- болно перѣзябли.
   И генваря въ 6-й, л. 12 об. // на празникъ Богоявления Господня, приидохомъ во градъ Орелъ в самой выходъ, какъ вышли со кресты на воду, и стахомъ у боголюбца, у посацкого человѣка у Ильи Басова. И той боголюбецъ былъ в тѣ поры на водѣ, а когда пришелъ с воды, и зѣло намъ обрадовался и учреди нам трапѣзу добру, а конемъ овса и сѣна доволно. Покуды мы у него стояли въ его доме, все насъ поилъ и кормилъ. Болши тоя любви невозъможно сотворить, якоже Авраамъ Странъноприимецъ. И свѣдоша про насъ христолюбцы, начаша насъ къ себѣ звати в домы своя и покоити насъ. Спаси л. 13. // ихъ Богъ, добрыя люди -- миленкия орляне! И люди зѣло къ церквамъ усердны, и часто по вся годы ездят въ Киевъ Богу молитца и зъ женами, и зъ детми, и с нами многия хотѣли итьти во Иерусалимъ, да за телесными недостатками не пошли.
   Градъ Орелъ стоить в степи на нискомъ мѣсте на Окѣ-рѣке на лѣвой сторонѣ. Городъ дерѣвянъной, ветхъ уже, жильемъ не-многолюденъ; пристанъ соленая и хлѣбная зѣло велика -- матица хлѣбная! А Орелъ-река сквозъ градъцкое жилище течеть и упала во Оку с левой страны. Лѣсомъ и дровами велми нужно. Церквей камѣныхъ л. 13 об. // много; монастырь мужеской зѣло хорошъ, ограда каменъная. И пребыхомъ мы на Орлѣ 5 дней; не было намъ товарищевъ, затѣмъ много прожили. От Волхова до Орла 40 верстъ.
   Генваря въ 11 день заутро рано поидохомъ на Кромы. И того же дни приидохомъ въ Кромы, и тутъ мы обѣдоли. И зѣло около Кромъ воровато, мы очень боялися.
   Городъ Кромы самой убогой, нѣтъ в немъ и бозару. Люди в немъ зѣло убоги, все шерешъ наголо, а живутъ что кочевыя татары, изъбенки зѣло нужны.
   И тут ядши хлѣба и поидохомъ въ Комарѣцкою волость. Зѣло было заметь л. 14. // велика, вѣтръ противной. Нужно было конемъ, и самимъ посидетъ нельзя, а егунье лошедей своихъ погоняють, ни малѣхонка не норовять. Бѣда с ними! Многа и грѣха приняли, неблагодарно было на них, коней у насъ злодѣи постоновили. И идохомъ Комарецкою волостью от Орла до Сѣвска три дни.
   И генваря въ 14 день приидохомъ во градъ Севескъ и стахомъ у боголюбца. Мы же подахомъ ему грамотку от орленнина Евсевия Басова, и мы ему не знаемы. И когда прочиталъ нашу грамоту, той же боголюбецъ по той же грамотке сотворися намъ знаемъ, и зѣло насъ с любовию л. 14 об. // принелъ. И сотвори трапѣзу пространу, и созва своихъ сродниковъ и приятелей, и возъвеселися с нами.
   И во въторый день поиде с нами къ воеводѣ з грамотою царскою, к Леонтию Михайловичю Коробину с товарищем. И воевода, прочетъ царской листъ, спросилъ у мене: "Что-де тебѣ надо-бить, подводы-де что ли?" И я ему сказалъ, что: "У насъ свои кони есть, и я для того къ твоей милости пришолъ обьявитца: въ листѣ къ тебѣ писано мене здѣ не задержать, что городъ здѣ порубежной". И воевода мнѣ сказалъ: "Поежъжатя-ди, Богъ тебѣ въ помощъ!" Смиреной человѣкъ -- воевода. И тако л. 15. // мы изыдохомъ из дому воевоцкаго.
   Той же господинъ во 2 денъ такожде созва к себѣ сродниковъ, и дърузей, и приказныхъ людей, и учрѣди насъ трапезою пространою, и посълужи намъ добрѣ. Мы же возъвеселихомся добрѣ, и метку было доволно. Такову намъ любовъ сотворилъ, якоже искрений сродникъ. И все нами радѣлъ, всякою нужъдою пекся, и промышлялъ, и напутствовалъ, и в таможнѣ печать пропускную възялъ, и проводника намъ далъ дорогу указать. Спаси ево Богь за ево любовъ! Дивъной сей человекъ! Ажно у Бога-та есть еще добрыхъ людей много: л. 15 об. // спастися миленкой всячески хощет!
   Градъ Сѣвескъ стоитъ на рекѣ Сѣве. Городъ дерѣвянной, другой острогъ дубовой, третей земленой. Городъ хорошъ велми Сѣвескъ, ряды хороши, и торги хорошыя. А люди в немъ живутъ все служивыя, мало посацкихъ, и московъския есть тутъ стрелцы -- все терътыя люди, зѣло доброхотны и привѣтливы. Тутъ и денги всякия мѣняютъ: чехи на московъския и тарели. И пребыхомъ в Сѣвске два дни. От Орла до Сѣвъска 120 верстъ.
   Генъваря въ 16 день поидохомъ из Сѣвска в малороссиския горо- л. 16. //ды за рубѣжъ, а день уже к вечеру приклонился. И отидохомъ от Сѣвъска 15 верстъ, и тутъ стоить зостава из Сѣвска. И вопросили у нас печати, мы же имъ отдахомъ и тутъ у нихъ въ шалашахъ въместе с целовалниками и начевали. И мало опочихомъ, и востахомъ. И бысть наше шествие благополучно: нощъ бысть тиха и лунъна, и покойно было итить. И поутру стахом в селѣ, тутъ коней кормили и сами ели.
   Генваря въ 17 день приидохом в малоросиский городъ Глуховъ.
   И тутъ насъ наши калуженя и белѣвича приняли к себѣ на постоя- л. 16 об. //лой дворъ, к себѣ взяли с любовию. И покоили насъ два дни, и коней нашихъ кормили, и всякое намъ споможение чинили, что сродницы, напаче и сродницъ -- такая огненъная в нихъ любовъ! Да провожали насъ за градъ версты з двѣ; а сами, миленкия, такъ плачють, не можемъ ихъ назадъ возвратить и едва ихъ возвратихомъ вспять: "Кабы де мочно, мы бы де с вами шли!" И уже мы поле одъшедъши поприша зъ два, оглянемся назадъ, и они, такия миленкия, стоятъ да кланяютца въслѣдъ намъ. Такая любовъ огненая! Мы подивилися такой Христовой л. 17. // любви. Спаси ихъ Господь Богъ, свѣтовъ нашихъ! Люди добрыя и хорошия -- калуженя и белѣвича, нелзя ихъ забытъ любви.
   Городъ Глуховъ земленой, обрубъ дубовой, велми крѣпокъ; а в нем жителѣвъ велми богатыхъ много, пановъ. И строенье в немъ преузорочитое, свѣтлицы хорошия и рядовъ много; церквей каменых много, девичей монастырь предивенъ зѣло, соборная церковь хороца оченъ. Зѣло лихоманы хохлы затѣйливы къ хоромному строению! В малоросисъкихъ городѣхъ другова врядъ такова города сыскать, лутче Киева строениемъ и жиламъ. От Севъска л. 17 об. // до Глухова 50 верстъ.
   Генваря въ 19 день изъ Глухова поидохомъ къ Королевцу и, не дошедъ, начевали. И утре, во второмъ часу дни, пришли в Королѣвецъ и стахомъ у боголюбца: преже сего былъ белѣвитинъ, да тутъ женился. И принялъ нас с любовию, хлѣбом нас кормилъ и коней наших, и к сотнику со мъною ходилъ. И сотникъ нам тарель на дорогу далъ, а оной хозяинъ на дарогу и винца нам далъ доброва, яко вотка, -- зѣло милинкия любовны, -- и за городъ выпроводилъ насъ.
   Въ Королѣвцу городъ земленой, обрубъ дубовой, а жильемъ средней; рядовъ много; жители небогатые; строение среднѣе. л. 18. //
   Ярмонокъ великъ бываетъ, съежаются, многолюдно будеть противу Свинъской. Толко немного бываеть торгу, а товаровъ всякихъ бываеть много: и московских, и польскихъ; и грекъ много живеть. Толко хорошева торгу на три дъни, а то на празникъ, на Семѣнъ день, все въдругъ и разъедутца. И того жъ дни, ядши хлѣба, поидохомъ изъ Королевца въ Батуринъ. От Глухова до Королѣвца 30 верстъ.
   Генваря въ 22 день приидохомъ во градъ Батуринъ. И у градъскихъ воротъ караулъ, московъския стрелцы на караулѣ стоятъ.
   И короулъ остановилъ нас у проежей л. 18 об. // башни, стали насъ спрашивать: "Что за люди? Откуды и куда едете? Есть ли де у васъ проезжая грамота?" И мы имъ сказалися, что мы люди -- мосъковския жители, а едимъ во святый градъ Иерусалимъ Гробу Господню поклонитися. И они насъ повели до сьезъжей изъбы. И пятисотъцкой принелъ у насъ листъ государевъ, и, прочетъши, велѣлъ насъ отвести на дворъ стоять, и приказалъ намъ дать корму конемъ. А гетмана въ то время не случилося дома: поехалъ въ Москву, къ государю. И тутъ мы в Батуринѣ обѣдали и коней кормили. А хозяинъ дома, гдѣ мы стояли, зѣло намъ обѣдъ хорошей устроилъ. л. 19. //
   И, ядши хлѣба, того жъ дни изыдохомъ из Батурина вонъ.
   Градъ Батуринъ стоить на рѣке на Семи на лѣвой сторонѣ на горѣ красовито. Городъ земленой, строение в немъ поплоше Глухова, и свѣтлицы гетманския рядъ дѣлу, не вычюроваты добрѣ. И городъ не добрѣ крѣпок, да еще столица гетманъская! Толко онъ крѣпокъ стрелцами московъскими, на караулѣ всѣ они стоят. Тутъ цѣлой полкъ стрелцовъ живут, Анненковъ полкъ с Арбату*. И гетъманъ, онъ веть стрелцами там и крепокъ, а то бы ево хохлы давно уходили, да стрелцовъ боятца; да он ихъ и жалуитъ безъпрестани, и безъ них л. 19 об. // пяди не ступить. От Королевца до Ботурина 30 верстъ.
   Генваря въ 23 день приидохомъ въ Борзну. Градъ Борзна токова же, что Королѣвецъ, или полутчи. И, ядъши хлѣба, того же дни поидохом въ путь свой. От Ботурина до Борзны 30 верст.
   Генваря въ 23 денъ поидохомъ изъ Барзны и к Нѣжину, а дорога уже стала, и зѣло нужда. И съехалися с нами московския стрелцы: были торговыя люди, а живутъ они въ Путимли, а ехоли они к Нѣженъской ярмонки -- такъ они с нами и поехали. А мы имъ зѣло ради, потому что имъ путь вѣдомъ, а намъ дорога незнакома. И того дни нача- л. 20. //вали въ корчмѣ, едва добилися съ великою нуждою; и утре востахом и поидохомъ. А уже снѣгу ничево нетъ, и земля голая. Нужда была великая: ветръ былъ намъ противной; не токмо что намъ было лзя ититъ, и лошеди останавливалъ, и людѣй всѣхъ. Охъ, нужда! Сѣдетъ нелъзя, носилу по земли сани волокут, а насъ вѣтръ валяитъ. Станещъ за сани держатца, такъ лошедъ остановишъ. Увы до горе! Была та дарошка слатка, слава Богу, нынѣ уже забыто! Едва мы добилися до Моксимовай корчмы. И тутъ дали конемъ корму, и отдохнули, и сами хлѣба поели, да опять побрели, л. 20 об. // a вѣтръ мало утихъ. Едва с великою нуждою добились до Нѣжина, конѣй зело умордовали, а сами такожде утомилися, что сонныя воляемся.
   И когда мы вошли во градъския вората, тогда кораульщики стали насъ звать до воеводы. Мы же поидохомъ къ воеводѣ, а воевода былъ немчинъ. И воевода у насъ проезъжей грамоты досматривалъ и отпустилъ насъ с миромъ. Мы же поидохомъ и обретохом братию свою -- калуженъ, купецких людей, приехали къ ярмонки торговатъ -- и стахомъ с ними на одномъ дворѣ. И они намъ, миленкия, ради, что сродницы. Спаси ихъ Богъ за ихъ любовъ!
   Да спаси Богъ, Давыда Стефановича! Тот-та, л. 21. // миленъкой, християнъская душа, тот нам и всячиною промышлялъ, и пеклъся нашим путемъ, и денъги намъ объменялъ (золотыя и тарели на московския денъги), и тилѣги намъ покупилъ, и товарищевъ въ Царьградъ сыскалъ, грековъ. А насъ, покудава мы жили в Нѣжинѣ, поилъ, и кормилъ, и денгы на дорогу и масла крынку далъ, a мнѣ Новой Завѣтъ далъ острожской печати. Спаси ево Богъ, свѣта, и дружину его! Онъ у нихъ что полковникъ, во всемъ его слушаютъ. И спаси Богъ Галактионушка, Мосагина по прозъванию, доброй человѣкъ и Семѣнъ Григорьевичъ Ольферовъ всѣ, миленъкия, нашим путемъ радѣли, что л. 21 об. // родныя братия!
   Городъ Нѣженъ стоить на плоскомъ мѣсте. Два города в немъ: одинъ земленой, астрогъ древянъной; великъ жильемъ, и строенъе в нѣмъ хорошо. Грековъ много в немъ живуть торговыхъ людей. И Давыдъ Стефановичъ проводилъ насъ з дружиною своею за градъ якобы поприща три, и плакали они по нас.
   Уже намъ от братии нашей послѣднее таковое провождение. И простихомся, другъ другу поклонихомся.
   Генъваря 27 дня поидохомъ из Нѣжина къ преславному граду Киеву рано, на 1 часу дни. л. 22. // И того дъни была намъ нужда великая: земля вся ростворилася, такъ тяжко было лошедям и самимъ было нужно ититъ. И того дни едва с великою нужъдою доехоли до корчмѣ, часа в два ночи приехали. А в коръчмѣ толко одна жонка, и та курва. И мы тут с нуждою великою начавали, и всю ночъ стерѣглися стала къ полю, а пъяныя таскаютца во всю ночъ. И утре рано востахомъ и поидохом в путь свой. И той день такожъде с нуждою шли и приидохомъ в сѣло. Тутъ едва выпросились начевать, и хижина зѣло нужна. Тутъ к намъ же нощию приехалъ л. 22 об. // ис Киева протопопъ глуховъской: ездил къ дѣтемъ, а дѣти ево въ Киевѣ въ школѣ учатца науки. Да, спаси ево Богъ, не потѣснилъ насъ, въ кибѣтки легъ спать, такъ намъ покой былъ. И утре рано востахом и поидохомъ къ Киеву. И приидохом в село Баворовичи за 15 верстъ от Киева. И от того села увидѣли мы преславный градъ Киевъ, сътоитъ на горахъ высокихъ. А сами возърадовахомся и от слезъ удержатися не возъмогохомъ. И тогда сьседохомъ с коней, и покълонихомся святому граду Киеву, и хвалу Богу возъдахомъ, а сами рекохомъ: "Слава тебѣ, святый град л. 23. // Киевъ! Яко сподобилъ еси насъ видѣти преславъный градъ Киевъ, сподоби насъ, Господи, видѣти и святый градъ Иерусалима" И тако поидохом къ Киеву. А ходъ все боромъ, и все пески; нужно силно, тяжело пѣсъками.
   И того же дня приидохомъ къ Днепру подъ Киевъ, а Дънепрь толко разъшелся. И того дни мы не могли превестися за погодою. Тут же к намъ приехоли греки, наши товарищи, -- они изъ Нѣжина прѣжде насъ тремя деньми поехали, да за Днѣпромъ простояли: нѣлзя было ехать, Днѣпръ не прошел въ те поры, -- такъ мы с ними начѣвали. И утре рано тутъ же къ намъ л. 23 об. // пришелъ московской столникъ: шолъ соболиною казною к цесарю, а в тѣ поры погода на рѣке зѣло велика, отнюдъ нелзя боло перъходитъ. И столникъ сталъ кричатъ на перѣвощиковъ, и они, миленкия, едва с великою нуждою перевозъ на нашу сторону перегнали. И когда мы стали на поромѣ, тогда порому и от брегу не могли отслонитъ. И столникъ велѣлъ греческия возы даловъ с порома скатитъ, а наши не велѣлъ. Спаси ево Богъ! И тако мы стали на поромѣ на первомъ часу, и перевезлися на ту сторону часъ ночи: зѣло ужѣ было мало нужно, и перевощики л. 24. // миленъкия устали было.
   И егда мы пристали ко брѣгу ко граду Киеву, тогда приидоша к перевозу сотенной со стрелцами и с караулщиками и стали насъ вопрошати: "Откуду и что за люди?" И мы сказали, что московъския жители, а едемъ во Иерусалимъ. "Есть ли де у васъ государевъ указъ?" И мы сказали, что есть. "Покажите-де, безъ тово во градъ намъ не вѣлено пущатъ". И мы показали указъ, и сотенной прочетши указъ. Отвели насъ к столнику; и столникъ такожде указъ прочелъ, послалъ к бурмистромъ, чтобы намъ дворъ отвели стоять. И стахом на дворѣ близъ ратуши, и в то время три часа ночи ударило. Да слава л. 24 об. // Богу, что нощь была лунъна, а то грязъ по улицамъ зѣло велика, едва с нуждою проехоли. И тако начевахомъ, слава Богу.
   И утре рано прислалъ по мѣне столникъ, чтобы я ехолъ с нимъ въ Верхьний градъ к боярину объявитца: зѣло крѣпко въ Киевѣ приежимъ людемъ. И тако мы пришли сътолникомъ предъ воеводу Юрья Анъдреевича Фамелдина, и я ему подал листъ государевъ. И онъ, прочетши листъ царской, честь намъ возъдал и отпусти с миромъ. А бурмистры прислали намъ рыбы, колачей, а конем сѣна и овса. Спаси ихъ Богъ, честь нам хорошою воздали! л. 25. // Градъ Киевъ стоитъ на Днепре на правой сторонѣ на высокихъ горахъ зѣло прекрасно. Въ Московъскомъ и Росъсискомъ государствѣ таковаго города красотою вряд сыскатъ. Верхней городъ -- валъ земленой, велми крѣпокъ и высок, а по градъцкой стенѣ все караулы стоять крѣпкия, по сту саженъ караулъ от караула. И въ денъ и в нощ все полковники ходятъ тихонко, досматривают, толико крѣпокъ, все караулъ от караула кричатъ и откликаютъ: "Кто идеть?" И зѣло опасно блюдутъ сей градъ, да и надобно блюсти -- прямой самой закон Московъскому государству.
   В Киеве мо- л. 25 об. //настырь и окола Киева зѣло много пустынякъ есть, и подобно райския мѣста, есть гдѣ погулять. Вездѣ сады и винограды, и по дикимъ лесамъ все сады. Церквей каменыхъ такожде в Киевѣ много на Подолѣ, строение узоречное -- тщателны люди! И много у нихъ чюдотворныхъ иконъ, и писмо, кажетца, иное и живопись. Сердечная вѣра у нихъ велика къ Богу (кабы къ етому усердию и простотѣ правая вѣра -- всѣ бы святыя люди были), и к нищим податливы велми. Да шинъки ихъ велми разорили въконѣцъ да курвы, и с тово у нихъ скаредно силно, и доброй л. 26. // человекъ худымъ будетъ.
   Церковь Софии Премудрость Божия зѣло хороша и обросъцовата, да в нѣе презорство, строение нѣтъ ничево, иконъ, пусто. А старое было стѣнъное писание, a митрополит-нѣхай все замазалъ изъвезъю. А у митърополита поють органское, еще пуще органъ. Старехонекъ миленкой, а охочъ да органова пѣния. И въ Верхнемъ городѣ церковь хороша Михаила Златоверховъ. Тутъ, въ той церкви, мощи святыя великомученицы Варвары; и меня, грѣшънова, Богъ сподобилъ ея мощи лобзати.
   Въ Верхнемъ городѣ воевода живеть, и полковники, и стрелцы л. 26 об. // всѣ полки. А в Нижнемъ городе -- всѣ мешъшани, хохлы и торговыя люди, ратуша, и ряды, и всякия торги. А стрелцамъ в Нижнемъ городе не дають хохлы в лавкахъ сидѣть, толко на себѣ всякия товары вразносъ продають. Утромъ все стрелцы сходять на Подолъ торговать, а въ вечеръ, передъ вѣчернею, такъ въ Верхнемъ городе торгъ между собою. И ряды у нихъ свои, товарно силно, и изъвощики по-московски, мясной рядъ у нихъ великъ. Въ Верхне городѣ снаряду зѣло мъного и хлѣбнаго припасу.
   Около Киева зѣло приволъно лугами, и всякими овощами, и рыбы л. 27. // много; и все недорого. Черѣзъ Днепръ-рѣку 4 моста живыхъ со острова на островъ, мосты зѣло вѣлики, а Днепръ подъ Киевомъ островистъ. А помостовшину берут с воза по два алтына, а с порожней -- по 6 денегъ, а с пѣшева -- по копѣйки. А ети мосты дѣлають все миленкия стрелцы. А зъборная козна мостовая гдѣ идеть, Богъ знаетъ. А они, милѣнкия, зиму и осенъ по вся годы изъ лѣсу не выходят, все на мостъ лѣсъ рубятъ да бърусъя готовятъ, a лѣтомъ на полковниковъ сѣно косять да кони ихъ пасутъ. Хомутомъ милѣнкия убиты! А кои богатыя, л. 27 об. // тѣ и на караулъ не ходять, всѣ по ярмонкамъ ездятъ. Мѣлачъ-та вся задавлена!
   А жилье въ Киевѣ, въ Верхнемъ и в Нижнѣмъ, всѣ въ городѣ, а за городом нѣтъ ничѣво, толко по мѣстомъ бани торговыя. Въ Киевѣ школниковъ оченъ много да и воруютъ много -- попущено имъ от митрополита. Когда имъ кто понадакучитъ, тогда пришедъши нощию да укакошать, а з двора корову или овцу сволокуть. Нет на нихъ суда, скаредно силно попущено вороватъ, пущи московскихъ солдатъ. А вечеръ пришелъ, то и пошли по избам л. 28. // псалмы пѣть да хлѣба просить. Даютъ имъ всячиною, денгами и хлѣбомъ, а убояся ихъ, дають. A гдѣ святый апостолъ Андрей крестъ поставилъ, и тотъ холмъ въ городовой стѣне зѣло красовитъ. На томъ мѣсте стоитъ церковъ древяная вѣтха во имя святаго апостола Андрѣя Первозваннаго.
   Февроля во 2 день, на празъдникъ Стрѣтения Господа Бога и Спаса нашего Исуса Христа. Поидохомъ мы въ Печерский монастырь. И приидохомъ в соборную церковь, и помолихомся чюдотворъному образу. И поидохомъ во л. 28 об. // Онтониеву пещеру, и ту видѣхомъ преподобныхъ отецъ в нетлѣныхъ плотѣхъ -- что живыя лежатъ! И толь множество ихъ, что звѣздъ небѣсныхъ, всѣ яко живыя лѣжатъ -- дивное чюдо! Тако Богъ прославилъ угодниковъ своихъ, боящихся его. Видѣхомъ и мъладенцовъ нѣтлѣныхъ, лежащихъ тут же.
   Видѣхомъ храбраго воина Илию Муромца в нѣтлѣнии подъ покровом златымъ: ростомъ якобы нынешнихъ крупных людей нѣтъ такихъ; рука у него лѣвая пробита конемъ, а правая ево рука изображена крестнымъ знамениемъ, и сложение перъстовъ л. 29. // какъ свидѣтельствуетъ Феодоръ Блаженый и Максимъ Грекъ; крестился онъ двемя персты -- тако ясно и по смерти плоть мертвая свидѣтелъствуетъ на обличение противнымъ. И тут же въ пещерѣ, преподобны Иосифъ такое же изображение въ перстахъ иматъ. Что уже боле свидѣтелъства, что нагия кости свидѣтелъствуютъ?! Мы уже и кои с нами были достовѣрно досматъривали сами и деръзнули: поднимали ихъ руки и смотрѣли, что съложение перстовъ -- два перста и разъгнуть нелзя, развѣ отломатъ, когда хощетъ кто разъгнутъ.
   А тут же видѣхомъ дванадесятъ зотчих, л. 29 об. // сирѣчъ церковныхъ мастеровъ, под единымъ подъ кровомъ тѣ мастеры, ихже Пресвятая Богородица сама послала изъ Царяграда в Киевъ. И тако, грѣшъни, мы сподобихомся мощи святыхъ всѣхъ лобзати, а сами дивихомся, и рекохомъ, и от слезъ не могохомъ удержатися: "Слава тебѣ, Господи, слава тебѣ, Святый, яко от многихъ лѣтъ желаемое получихомъ! Что воздадим Господеви, яко сподобилъ еси насъ таких гражданъ небесныхъ видѣти и мощи ихъ лобзати?!"
   И ходихомъ по пещере, и удивляхомся, и пихомъ воду с Маркова креста, что на себѣ нашивалъ преподобной, -- желѣзной, великой и оной крестъ желобоватъ здѣлан. л. 30. // Тут же видѣхъ крестъ Антониевъ: древянъной, великий, с возъглавиемъ, троечастной, на ево грабницы стоит. Тут же стоять столбики древянъныя, а к нимъ придѣланы цепи желѣзныя; тутъ на ночъ в те цепи бѣсноватыхъ кують.
   Из Антониевы пещеры поидохомъ въ Федосиеву пещеру. И тамо такожде мы, грѣшнии, сподобихомъся мощи святыхъ лобзати, и покълонихомся, и возърадовахомся радостию неизреченою, и возвратихомся в монастыръ. И ту сподобихомся мы, грѣшнии, чюдотворный образ Пресвятыя Богородицы лобзати и мощи святыя Иулиянии-княжны; рука л. 30 об. // у ней десная вся перснями унизана -- чюдо, что у живой рука та!
   Въ Печерскомъ монастырѣ церковь зѣло пречюдна, строение короля Жигимонта на том же мѣсте, на старом основании; а въ церкви стѣнъное писмо: всѣ князъя руские написанъны. Да тут же видѣхом: въ той же церкви у праваго столпа изъвоянъ изъ камѣни князъ Константинъ Острожский, лѣжитъ на боку в латахъ, изображенъ какъ бутъто живой. Нынѣ къругъ монастыря ограду дѣлаютъ камѣнную великую, дѣлают же и полату друкарною, гдѣ книги печатаютъ. Около монастыря зело л. 31. // слобода велика и садовъ многое множество, торгъ у нихъ около монастыря свой. И потомъ стали молитца Пресвятѣй Богородицы и преподобнымъ отцемъ Антонию и Феодосию, и протчимъ преподобнымъ отцемъ поклонихомся. И тако изыдохомъ изъ монастыря, и поидохомъ въспять во градъ Киевъ. И наша братия убираютца къ походу своему: денъги объменяли, телѣги купили. А наши товарищи грѣки превѣзлися чрезъ Днепръ въ Киевъ; погода ихъ не пускала перевѣстися, такъ они на томъ боку жили двои сутки.
   И товарищи наши такожде изъготовилися, совсемъ л. 31 об. // убравшисъ. И помолившися Господу Богу, и Пречистѣй Богородицы, и святому и славъному пророку и предтечи Иоанну, и призвавъ на помощъ святаго анъгела-хранителя.
   Февроля въ 3 день поидохомъ изъ Киева в Лядъцкою землю и Воложъцкою, поидохомъ на первом часу дни. И едва на киевския горы с великимъ трудомъ възъехоли, нужда была велика: грезна велми земля и иловата; все двойкою возъежали. И поидохомъ в путь свой, и бысть радосно и плачевно: радостно, яко к толикому мѣсту поидохомъ, печално же, яко пусти- л. 32. //хомся в чюжую землю, паче жѣ въ босурманъскою. А сами рѣкохомъ: "Буди воля Господня и Пресвятыя Богородицы!" И призвахъ всѣхъ святыхъ на помощъ, и глаголахъ: "Владыко-человеколюбче, помози ми за молитвъ отца нашего, инока-схимника* Спиридона!" И тако поидохомъ в путь свой.
   Того же дъни минухомъ городокъ, именѣмъ Белогородъко, на правой руки въ сторонѣ, съ полъверсты от дороги. Тутъ стоить на дороги коло на деревѣ высоко, тутъ купецкия люди плотятъ мыто. А та Бѣлогоротка Софийскаго монастыря, такъ на монастырь мыто збирают. И того л. 32 об. // дни мы начевахомъ на бару, в лесе съклали огнь великий. И утро рано поидохомъ, и той весъ денъ не видехомъ ни селъ, ничего, шли все дубравами. И начевахом у плотины, прежде сего мелница была. И та нощъ зѣло холодна была, перѣзябли въдрѣбъзгъ.
   И утре рано приидохомъ подъ Хвастовъ, городокъ Палѣевъ, и стахомъ у вола земленаго. А в том городку самъ полковникъ Палѣй живѣтъ. Прежде сѣго етотъ городокъ былъ ляцкой, и Палѣй насилиемъ ево у нихъ отнялъ да и живутъ въ немъ. Городина хорошая, красовито стоить на горѣ, но и по виду некрѣпокъ, а лю- л. 33. //ди въ немъ что звѣри. По земляномъ валу ворота частыя, а во всякихъ воротъ копаны ямы да соломы наслано. Въ ямахъ такъ полѣевшина лѣжатъ человекъ по 20 и по 30: голы, что бубны, безъ рубахъ, наги и страшны зѣло. A в воротѣхъ из сѣлъ проехатъ нѣлъзя ни с чемъ; все рвутъ, что сабаки: дрова, солому, сѣна, -- с чемъ ни поезъжай. Харчъ в Фастовѣ всякая зѣло дешева, кажетца, дешевле киевъскаго, а от Фастова пошъло дороже въдвое или вътрое. И тутъ купецкия люди платили мыто. Стояли мы въ Фастовѣ съ полъдня.
   И поидохом, и начевахомъ л. 33 об. // в селѣ Палеевѣ Мироновкѣ. И во 2 денъ, въ месные заговеньи, приидохомъ в городокъ Паволочъ. Тот городокъ у Палѣя уже порубѣжной от ляховъ. А когда мы приехоли и стали на плошеди, -- а того дни у нихъ случилосъ много свадебъ, -- такъ насъ объступили, как есть окола медвѣдя, все козаки, полѣевшина, и свадбы покинули. A всѣ голудъба безъпортошная, а на иномъ и клока рубахи нѣтъ. Страшны зѣло, черны, что арапы, а лихи, что сабаки, -- изъ рукъ рвутъ. Они на насъ, стоя, дивятца, а мы и вътрое, что такихъ уродовъ отроду не видовали.
   Въ томъ горо- л. 34. //дку мы начевали и всю ночъ стереглися. Тутъ купецкихъ людей мытомъ силно ободрали.
   Февроля въ 6 денъ, въ понедѣлникъ Сырныя недели, от полудни ядъши хлѣба, и забравши всякаго харча себѣ и конемъ овса и сена, и поидохомъ въ степъ глубокою. И бысть намъ сие путное шествие печално: бяще бо видѣти ни града, ни сѣла; аще бо быша прежде сего гради красни и нарочиты селы видѣниемъ, но нынѣ точию мѣсто пусто и ненасѣлено; не бѣ видѣти человека, точию пустыня велия и звѣрей множество -- разорено все от крымцовъ.
   А земля велми л. 34 об. // угодна и хлѣбородна, и овощу всякого много, сады что дикой лѣсъ: яблоки, арехи воловъсъкия, сливы, дули, -- да все пустыня, не дают сабаки-татары населитца! Толко населятца села, а они, сабаки, пришедъ и разорятъ, а людей всѣхъ в полонъ поберутъ. Не погрѣшу ету землю назватъ златою, понеже всего много на ней родитца. И идохомъ тою пустынею пять дней, ничто же видѣхомъ от человекъ.
   Февроля въ 11 денъ приидохомъ во градъ лацкой Немерово и стахомъ на постоя- л. 35. //ломъ дворѣ у волошенина.
   Градъ Немеровъ жилъемъ нѣ добре великъ да и весъ разорен от татаръ; кругъ его валъ земленой; а в немъ жидовъ зело много, почитай всѣ они. И родъ жидовской зѣло пригож и велми красовитъ, какъ есть написаныя; и другихъ жидов такихъ не наеживали во всей Турецкой земли и въ Воложъской. Хлѣбъ дорогъ, и всяка харчъ, и вино; холсты зѣло дороги; яблоки недороги. Приходили к намъ мытники лацкия и у грекъ товары досьматривали. Толко у менѣ инъ- л. 35 об. //дучникъ увидѣлъ боченку винъную, такъ в честь перепросилъ, я ему и поступился, такъ они мнѣ и печать дали пропускную. И тутъ в Немерове инъдучники грекъ, купецкихъ людей, зѣло затаскали. От Киева до Немѣрова приходъ простъ и равная мѣста. И стояли мы в Немѣрове два дъни, себѣ и конемъ искупихомся харчъю доволно на четыре дни и поидохомъ въ пустыню глубокою.
   Февроля въ 14 денъ поидохомъ мы изъ Немерова въ Воложскую землю къ горо- л. 36. //ду Сороки. И того же дни приидохомъ на Богъ-реку. Рѣка Богъ шириною с Москву-реку, да порожиста велми, каменья великия лежатъ во всю реку, шумитъ громко, далече слышно, вся вода пѣною идетъ перѣбита; окола ея горы високия каменныя. И ту рѣку того же дни перевѣзлися: поромишка плохой, a рѣка быстрая, толко по одной первозили тилѣги. И, перевѣзъши реку, стали подниматца на гору; а гора зѣло высока. A Богъ-рѣка от Немерова 15 верст.
   И поидохомъ въ степъ глубокою; л. 36 об. // все горы да юдоли: възъехавъ на гору да опятъ подъ гору; да все шли меже горъ яслены*. И шли тою мы пустынею, не видали ни человека, ни звѣря, не пьтицы, толко тропы тотарския конныя. A мѣста все разорѣны от татаръ. А уже нынѣ починаютъ заводитъ села, какъ миръ сталъ, и то въ старонѣ, далече от дороги. А когъда мы шли, и перед нами, и за нами все степъ вся голая. Идохомъ тою степъю 4 дни. И не дошедши Сороки-города за 15 верстъ, стоит крестъ каменъной подлѣ л. 37. // дароги, а на немъ подъписъ: как степъ горѣла, такъ купецкихъ людей, грѣкъ, 18 человекъ и с товаромъ, и с конми згорѣли, толко 3 человека ушли. Мы же тутъ стояхомъ и дивихомся, какъ кости кучами лежатъ лошединыя, а человеческия собрали да в Сороки погребли. Дивное чюдо, какъ згорѣли: a всѣ не спали и видели, какъ огнь шелъ и трава горѣла по одной стороне, а они смотрятъ; какъ дунет вѣтръ вдругъ да и перѣскочил чрезъ дорогу, а они и не успели уйтитъ да такъ и згорели. л. 37 об. //
   Февроля въ 17 денъ приидохом в городъ Сороку, и стахомъ на семъ боку на ляцкой старонѣ, и тутъ начевахомъ. И утрѣ к намъ с тово боку перѣехолъ индучникъ, по-турецки ермунчей. И сталъ зъ грѣками уговареватца пошлиною, чтобы шли на Ясы. И тутъ греки съ нимъ договорилися пошлиною. Того же дни стали Днестръ-реку перевозитца на ту сторону, на турецъкою и воложскую. И первозитъ договорилисъ по 5 алтынъ с воза, жиды зарондованъ перевозъ. Днестръ-река шириною с Москву-реку, подъ Сорокою бежитъ быстро и камениста. И, перѣеховши, ста- л. 38. //ли на площеди.
   Городъ Сорока стоитъ на реке Нестрѣ, на правой сторонѣ, на берегу под горою; а над нимъ гора высокая. Городокъ каменъной, высокъ. Мы же ходихомъ внутръ его и мѣряхомъ: онъ круглъ, стѣна от стѣны 25 ступенѣй ножных и поперѣкъ тоже. Харчь зѣло дорога, да и нѣтъ ничего; орженова хлѣба отнюдъ не сышешъ, все ярой хлѣбъ, и ячменъ зѣло дорогъ: четверикъ московской по 5 алтынъ. Да имъ и самимъ нѣчего есть. Живутъ, а вонъ всѣ гледятъ; хаты стаять, и тѣ не огорожены. От туракъ и л. 38 об. // от господаря воложскаго зѣло данью отягчены. Городъ Сорока -- на одной сторонѣ ляхи живут, а по другую волохи.
   Февроля въ 20 денъ поидохомъ изъ Сороки-города къ Ясом, а стояли мы в немъ два дни. Гора зѣло высока подъ Сорокою, едва мы с великою нуждою на гору взъехоли: пришолъ дождь, такъ ослизло, и невозъможно конемъ итъти, а все каменъ. Велми той день намъ былъ нуженъ: дождъ въвезъ денъ шолъ, студено было, все перемокли да перезябли. Степъ, а дров възять нѣгде, толко на стану л. 39. // нашли дровъ малое число, -- стоял нашъ посолъ московъской, князъ Дмитрей Михайловичъ, -- такъ мы ихъ собрали, да на возъ поклали, да до стану везли. А естъли бы не тѣ дрова, то бы совершено померли все: мокры, а ночъю сталъ морозъ да снѣгъ з дождемъ пришолъ, инъ не даст огню раскласть. A грѣки всѣ сухи: подѣлали епонечныя шалаши да и легли; а мы всю ночь, что рыба на уде, пробились. Да спаси Богъ, какова в те поры нужда была! Полно, забыто!
   И поутру востахомъ и поидохомъ въ степъ. И бысть наше шествие л. 39 об. // зѣло печално и скорбно: перѣправы лихия, горы высокия; посидѣть негдѣ, чтобы отдохнуть; все пѣши брели, а кони устали. А пустошей, ни сѣлъ нетъ, ни лѣсу, все степъ голоя, -- и ехоли 5 дней, не наехоли ни прутинъки, чемъ лошедъ погнатъ, -- горы высокия да юдоли.
   Февроля въ 24 день приидохомъ на Прудъ-реку, -- Прудъ-река поменши Москвы-реки, -- и тутъ мы перевѣзлись. Приехоли къ другой рекѣ, и тутъ перевозъ, -- та рѣка помѣнши Прута-реки, -- и тутъ въскорѣ перевѣзлисъ на другую сто- л. 40. //рону. И стахомъ на гору възъежать: глина лихая, a мѣсто тѣсно, -- и едва с великимъ трудомъ възъехоли. И не доехали Ясъ за 5 верстъ, начевали. И поутру рано въстали, поидохомъ къ Ясом въ самою Неделю православия, и приидохомъ въ Ясы благовѣст к обѣдни.
   Ясы-градъ -- сталица воложъская, тутъ самъ господарь живеть. И, пришедши, стали мы у томожни; и мытниковъ нѣтъ, а пошли к обедни; и мы ихъ дождалисъ. А когда пришли мытники, и стали у грекъ товаръ досматриватъ; и, досматревши у грек, л. 40 об. // пришли и к намъ, стали и наши возы разбивать. Такъ я възявши листъ царски да положил перѣд ними; такъ они стали смотретъ и велѣли мнѣ честъ, а толмачъ имъ речи переводилъ. Такъ они тово часу велѣли возы наши завязатъ и отвели насъ въ монастырь к Николѣ, порекломъ Голя. И тутъ мы стахомъ, игуменъ далъ намъ кѣлию; потомъ игуменъ прислалъ намъ три хлѣба. А когда мы възъехоли на монасътырь, а игуменъ сидить предъ кѣлиею своею да тютунъ тянеть. И я какъ увиделъ, что л. 41. // онъ тютюнъ тянетъ, и зѣло ужасно бысть: что, молъ, ето въже свѣту преставления, для тово что етому чину необычно и странъно тобакъ пить. Ажно поогледѣлся -- анъ и патриархи, и митрополиты пьютъ; в нихъ то и забава, что табакъ пить.
   Градъ Ясы стоитъ на горѣ къросовито, и около ево горы високия. Зѣло предивной градъ, да разорѣнъ от турка и от ляховъ. А господарь воложской и до конца разорилъ данью и отяготилъ: с убогова человека, кой землю копаеть нанимаетца, пятъдесятъ тарелѣй въ годъ дасть господарю, л. 41 об. // крамѣ турецкой подати, а нарочитому человеку -- 1000 тарелей, среднему -- 5 сотъ. Да какъ имъ и не естъ? А они у турка накупаютца дачею великою, такъ уже безъ милости дерутъ! Воложская земля вся пуста, разъбрелися всѣ: иныя -- въ Полшу, иныя -- къ намъ, въ Киевъ, а иныя -- къ Палѣю. Кабы ета земля не разорена, другой такой земли не сыщешь скоро обѣтованной, земля всячину родитъ. Они и сами сказавают: "У насъ-дѣ естъ златая руда, и сребреная, да мы-де таимъ от турка. А когда бы сведалъ туракъ, такъ бы и поготову разори- л. 42. //лися от такой руды".
   Въ Ясехъ монастырей зѣло много, предивъныя монастыри, старинное строение, да всѣ бѣзъ призору. У прежнихъ господарей зѣлное радѣние было къ церквамъ; писмо все стѣнъное старинъное. А старцы воложския всѣ вонъ изъгнаны изъ монастырей, а господарь тѣ монастыри попродалъ греческим старцамъ. А они уже, что черти, ворочеють, а онъ с них дани великия беретъ. А старцы велми разътлѣно живутъ и въ церквахъ стоять безъ клобуковъ, а волохи въ церкви в шапкахъ молятъца, а игуменъ самъ поеть л. 42 об. // на крылосе. А инъде я пришолъ въ неделю к заутрени въ миръскую церковь, служить попъ воложской. На утрени пропѣвъ "Богъ Господь" да стали антифоны пѣть, да попъ прочелъ Евангелие. Потом стали ирмосъ пѣть гласу воскресному, а потомъ катовасиемъ "Отверзу уста моя" покроеть; да на девятой пѣсни пропѣли "Величить душа моя Господа" да "Достойно есть". А я смотрю: гдѣ у нихъ каноны те дѣлисъ, во окно, знать, улетѣли? Лѣхъко, су, хорошо етакъ служба-ту говорить, да, знать, лехко-то и спасение будеть! Что же потом будет? л. 43. // Пропѣли "Святъ Господь Богъ нашъ", "Хвалите Господа с небесъ", не говорили стихеры хвалитныя, пропѣли и словословие великое, да и первой часъ. А на первомъ часу и псалъмовъ не говорили, толко "Слава, и нынѣ", "Что тя наречемъ" да "Святы Боже", потомъ "Христе свѣте" и отпускъ. Что говоритъ? Уже и грѣкъ перѣщепили службою церковною! А какъ литоргию пѣли, я уже того не вѣдаю, для того мракъ несщелъ ис того ихъ кудосенья-то. Исполать хорошо поють!
   Въ Ясехъ прежде сего строение было узоричитое, много полатъ каменныхъ пустыхъ; л. 43 об. // а улицы были всѣ камнемъ мощены, a нынѣ все развалились, толко знакъ есть, какъ были каменье. А дворы въ Ясѣхъ не огорожены, развѣ у богатова, и то плетнемъ. Господарской дворъ зѣло хорошъ, много полатъ каменыхъ. Вино въ Ясехъ дешева, хлѣбъ, масло коровъе дешева жъ, конопляное дорого -- съ Руси идетъ. Яблоки, орехи, чѣрносливъ необычно дешево; и кормъ лошединой дешевъ. Люди доброхотны, хоть убоги; а от дешеваго вина всѣ пропъютца и въконѣцъ от того разорились; вѣзде всѣ шинъки. Много и туракъ въ Ясѣхъ, л. 44. // и жидовъ много, тут же живуть. А жиды у господаря ряды дегтеныя откупають, такъ деготь очень дорогъ: флягу дегтяную налить болшую -- гривны четыре дать. Дрова оченъ дороги, a лѣсу много, да люди ленивы, непроворны, не какъ купецкия люди московския. Въ Ясехъ пошлиною болно грабят, затѣмъ многия объяжаютъ. Тут насъ грѣки въ Ясехъ, товарищи наши, покинули, не поехали с нами въ Царьградъ. Пришла имъ вѣдомасть изъ Царяграда, что лисица и бѣлка дешева, такъ они поехоли въ Молдавскую землю въ Букареши, а мы тутъ и остались. Жили л. 44 об. // мы въ Ясѣхъ 13 дней, дожидалисъ товарищей, да не дождались. Печалъно намъ было: пути не знаемъ; зѣло было смутно и мятежъно; мысль мялась, всяко размышляли: итить или назатъ воротится? Нанели было языка до Иерусалима -- волошенина, многия языки знаеть, -- по 30 алтынъ на месяцъ, пить и есть наша, да стали у него рѣчи непостояны: нынѣ такъ говорить, а утре, пришедъши, другия; все переговариваеть, во адномъ словѣ не стоить. Помнилось ему, что дешево нанелся, чи шъ, Богъ ево знаеть. Мы же видѣвше его непостоянъство л. 45. // да вовсе отказали. Печално было силно, да уже стало въ томъ, хошъ бес толмача, а ехоть. Господи, помилуй! Столко перѣехоли да столко нужды принели, да назатъ ехоть? Стыддъно будеть! Что дѣлать? Живем много, товарищей нѣтъ, а проводить никто не наимаетца. И сыскался миленкой убогой человекъ, нанелся у насъ до Голацы, дали мы ему 23 алтына двѣ денъги.
   Марта въ 7 день възяхомъ у господаря воложскаго листь и поидохомъ изъ Ясъ къ Голацамъ. Первый день идохомъ лѣсомъ, а в тѣ поры припалъ снежекъ маладой. Покудова до лѣсу доехоли, л. 45 об. // а онъ и стаялъ -- такъ горше стало: все ослизло, а горы высокия, неудобъпроходимыя. И едва дъвойкою выбилисъ, а въсего лесу верстъ съ 10. Да во всю дорогу такой нужды нѣ было, день весь бились. И едва къ ночи добились до местечка, и то все разорено; хаты три стоять для почтарей да церковъ каменая, зѣло хороша; и мы тутъ начевать стали.
   И въ полуночи прибѣгъ волак, а по-руски гонецъ, с тайными дѣлы от туракъ къ господарю. И пришли к намъ турки со свѣчами. И сталъ нашихъ лошедей брать подь себя, мы же не довахомъ им. л. 46. // А они прося ключа конских желѣзъ: лошеди были скованы такъ ключа у менѣ просит, а я ему не доваю. Турченинъ вынел ножъ да замахнулся на Луку, а он, миленъкой, и побѣжалъ; и толмач скрылся. Възявши коней да и погнали скованыхъ до тово мѣста, гдѣ стоять, а за ними я одинъ пришолъ, да плачю, и Богомъ ихъ молю, чтобы отдали. А на ока вина такъ и възяли; самому турчанину будто стыдно такъ, а онъ вилѣлъ отдать. Слава Богу-свѣту, что отдали, а то бѣда была бъ немалая бъ: мѣсто пустое, нанять не добудешъ. л. 46 об. //
   И въ третий день приидохомъ въ Борлатъ -- местѣчко воложъское, самое убогое. Тутъ мы начевахомъ, искупихомся запасомъ себѣ и конем и утре рано поидохомъ. И дорога зѣло гориста. А толмачъ нашъ мало пути знаеть, такъ велъ насъ нѣ темъ путемъ. Иная бъ дорога была глаже, а он все велъ насъ горами да дубравами -- и самъ, милой, не знаетъ. Много на него я и ропталъ, а инъде хотелъ и побить, да Богъ помиловалъ от таковаго грѣха -- простой бѣдной мужикъ. Как нанимался, такъ сказывалъ: "Я до конъца знаю". А какъ поехалъ, л. 47. // такъ ничево не знаетъ, да бѣгаетъ, и въспрашиваетъ; ошибался миленкай много. После уже повинился: "Я-де тою дорогою однова отроду проехалъ, и то де лѣтъ зъ 12". А какъ миленъкой полно насъ датощилъ? Да, слава Богу, таки доволоклись до Голацы. Спаси ево Богъ!
   И тутъ мы, идучи, видели горы Венъгерския славныя: зѣло высоки, подобны облакамъ. И мы тѣмъ горамъ подивихомся, что намъ необычно такихъ горъ видѣть, а на нихъ снѣгъ лежитъ. А откудова мы тѣ горы видѣхомъ, и вопросилъ языка: "Долече ль тѣ горы?" И онъ намъ л. 47 об. // сказалъ: "Добрымъ-де конемъ бежать 3 дни донихъ". И намъ зѣло дивно стало: а какъ видится от Москвы до Воробъевыхъ горъ, кажется и древа тѣ на нихъ можно счести. Зѣло удивителъныя горы! Аминь.
   Марта во 12 день, уже часъ нощи, приидохомъ въ Голацы и выпросихомся у волошенина начѣватъ, и онъ пустилъ насъ.
   И утре рано пошелъ я до попа рускова, а то никто и языка рускова не знаеть. Такъ попъ пожаловалъ и велѣлъ намъ к се6е1 перѣехатъ. Такъ мы со всѣмъ и переехали1 да и стали у попа, л. 48. // а рухледъ склали в ызъбу: нужно у миленкихъ, и хороминки особъной нетъ. Потомъ намъ стали сказыватъ, что есть-де корабли въ Царьградъ. И мы зѣло обрадовалися и стали конѣй продовать. А сказали, что севодъни карабли поидуть, такъ за безъцѣнакъ лашедѣй отдали и телѣги: не до тово стала, толко бы с рук спихать; такъ земле ноеть, путь надоелъ, помянуть ево не хочется. И когда опросталисъ от лошедей, и пошли корабли нанимать. И нашли корабль грѣческой, христианской, и уговорились: съ человека по левку до Царяграда. И раизъ приказал л. 48 об. // намъ до свѣта на корабль со всем приезъжать.
   Градъ Голацы -- неболшая городина, да славенъ корабелною присътанью, а то разоренъ въвесь от турка и от татаръ. Монасътырѣй много и хароши, а толка по старцу живутъ, подъданыя цареградъскихъ монастырей. И въ церквахъ пусто, а церкви узоречныя, каменъныя; и кресты на церквахъ есть, и колокола малыя, по два колокола. Град Голацы стоить на Дунай-рѣке, на брегу на лѣвомъ боку. Въ Голацахъ вино дешева и хлебъ, л. 49. // а кормъ лошадиной дорогъ: сена адной лошади на сутки на два алтына мало. Дунай-река широка, и быстра, и глубока у берѣга, и крутоберегова, с берѣгами вровень идеть вода. В Голацахъ рыба дешева: свежей созанъ -- дать великой алтынъ, и осетры недороги. И Дунай-рѣка рыбна, что Волга, много рыбы.
   Марта въ 14 денъ часа за два до свѣта въклавши рухледь въ телѣги и съехали на брегъ х корабълю. А корабленики уже готовятъся: мотросы парусы готовятъ къ подъему. И тутъ насъ турки, караулъ, не дали рухледъ скласть на л. 49 об. // корабль, повели мене прежде к мытнику грѣческому. Я пришелъ, а инъдучникъ еще спить; такъ я дожидался, какъ онъ въстанеть. И сталъ менѣ спрашиватъ: "Что за человекъ? Откудова?" И я сказалъ, что с Москъвы, да и подалъ ему господаръской листъ воложъской. И онъ, прочетши листь, сказалъ: "Иди с Богомъ! Я-дѣ с твоего товару пошлинъ не возъму. А турчен-де возъметъ ли или нѣтъ, тово-де я не знаю; инъде я къ нѣму отпишу, чтобы де онъ съ тебя не бралъ". Такъ я ему покълонился, а онъ написалъ л. 50. // къ нему писмо.
   И когда пришли мы къ турку, къ ярмунъчею, и онъ прочетши писмо грѣческое да и плюнулъ, а товаръ весь от коробля велѣлъ предъ себя принести. И, перѣсмотревши товаръ, вѣлелъ къ себѣ въ хоромину таскать, а самъ мнѣ чрезъ толмача сказалъ: "Дай-де мнѣ, юмрулеу, 20 тарелѣй". И я вынелъ листъ московъской да и подалъ ему. Такъ турчинъ сталъ листъ честь и, прочетши листъ, сказалъ: "Гайда! Пошолъ-де! Возъми свой товаръ, нетъ де до тебя дела!" И възявъши товаръ да пошли хъ кораблю. И стали кластися на корабль; тогда л. 50 об. // убралися мы совсемъ, и харчъ тут всякую купили.
   Да тут же къ намъ присталъ черной попъ из Ляцъкой земли самъ-другъ, сталъ битъ челомъ, что: "Пожалуй, возъми съ собою во Иерусалимъ!" И мы ево приняли, а онъ въ тѣ поры пошелъ с коробля за сухарями. И раизъ, корабелникъ, не дождавъ ево, поднявши парусъ да и отпустился. А тотъ попъ Афонасей увидѣлъ зъ горы, что кораблъ пошолъ, бросился въ лотку къ рыбаку, далъ 5 алтынъ, чтобъ на корабль поставилъ. А лотъка дирява, налилась воды -- чють нѣ потанули. л. 51. //
   Марта въ 15 день во втором часу дни корабелникъ-раизъ велѣлъ поднимать парусъ; и, поднявши, распустили парусы, и от брега отпехнувши кораблъ, и пошли Дунаемъ; и бысть вѣтръ поносенъ зѣло. И того же дни, яко от полудни, пристахомъ къ городу, а имя ему Ренъ, воложской же, тутъ и туракъ много. Тутъ раизъ корабль пшеницею догрузилъ.
   Градъ Ренъ полутчи Голацъ; вино в немъ дешево, по денги око, и хлѣбъ дешевъ; толко такихъ монастырей нѣтъ, что въ Голацавъ; стоить на Дунае на лѣвой сторонѣ. л. 51 об. // И тутъ мы начевахомъ. И рано въставши да и пошли по Дунаю.
   Марта въ 16 денъ, поднявши парусъ, пошли вънизъ по Дунаю. Дунай-рѣка многоводна и рыбъна, а къ морю разшиблась на мъногия горла, пошла подъ турецкия горотки. Верху она широка, а внизу уже, для тово что разъбилося на многия горъла, да глубока. И корабль подле берега бѣжитъ и от брегъ трѣтца. Песковъ на ней нѣтъ, все око ея трасъникъ; и быстра зѣло, зъ берѣгами въровень вода. И тово дъни минухомъ городъ турѣцъ- л. 52. //кой на правой руки Дуная.
   Городъ Сакча: на нѣмъ мечѣты каменъныя, поболши Рени-города, а городъ каменой. А мы къ нему не пристовали.
   И того дни минухомъ другой городокъ турецкой Тулча. К тому горотку всѣ корабли пристають: какъ изъ Царяграда идут, такъ осматревають, не провозят ли греки неволниковъ. Въ томъ городѣ беруть горачь: съ человека по 5 тарелѣй; а когда неволники идутъ на Русь с волъными листами, такъ с нихъ беруть турки въ томъ горотку по червонъному съ человека, окромѣ горачю. л. 52 об. //
   Градъ Тулча поменши Сакчи, у Дунай близъ воды стаить. И нашъ раизъ не пристовалъ къ нему: были люди лишния, а вѣтръ былъ доброй. А онъ надел на себѣ чалъму такъ, будъто турецкой корабль, да такъ и прошолъ. А намъ вилѣлъ покрытъца, и мы ему сказали: "Зачто намъ крытца? У насъ государевъ листъ есть, и мы горачю не дадимъ!" И тако минухомъ его; и, прошедъ городъ, пристахомъ ко брегу, и начевахомъ. И въ той нощи бысть погода велика. И тутъ стояхомъ весъ день и нощь: не пустилъ насъ л. 53. // вѣтръ.
   И утре рано поидохомъ въниз по Дунаю. А на лѣвомъ боку Дуная въ другихъ горлахъ многихъ горотковъ есть турецкихъ, Килия-городокъ с товарищи. Тутъ и Бѣлогороцкая орда подлегла близъ Дуная, тотары белогороцкия.
   И во вторый день приидохомъ на устье Дуная къ Черному морю, и тутъ стояхомъ полътора дни. И Дунай-река зѣло луковата, не прямо течѣть, пущи малой реки. И тутъ мы стояхомъ у моря, и иныя корабли турѣцкия идутъ въверхъ по Дунаю. Мы же ходихомъ подле моря и удивляхомся моръскому шуму, как моря пѣнитца и волнами разби- л. 53 об. //ваетца; а намъ диво: моря не видали. Тутъ кладъбища на брегу турецкая: которой турчинъ умреть на мори, такъ пришедъ к Дунаю да тутъ и схоронять. И раизъ наш възявши матросовъ, да зинбирь насыпавъ песку, да взялъ бревъно еловае, да сѣдши въ сандалъ и поехали к устью Дунаю на приморья искать ходу, кабы корабълю попасть въ ворота. И вымѣревъ ворота, и пустилъ мѣхъ съ пѣскомъ на воротѣхъ, а къ нему привѣзалъ бревно. Такъ бревно и стало плавать на воротѣхъ, так знакъ и сталъ ходу корабелъному. Тут же мы видѣхомъ на Дунаи л. 54. // при мори всякихъ птицъ зѣло много, плавають всякой породы безъчисленое множество; а на мори не плавають, и не увидишъ никакой птицы: имъ морьская вода непотребна, для тово что она солона и горка. А море Чермное.
   Марта 20 дня утре рано бысть вѣтръ зѣло поносенъ, и пустихомся на морѣ Чермное. И егда въплыхомъ въ море, тогда морский возъдухъ зѣло мнѣ тяжекъ стал, и въ томъ часу я занемощевалъ и сталъ кармъ вонъ кидать, сирѣчъ блевать. Велия нужда, къто на мори не бывалъ, полтора дъни да ночъ всѣ блевалъ.
   Уже л. 54 об. // нѣчему итить изъ чрева, толка слюна зелѣная тянетца и не дасть ничего не спить, ни сьесть -- все назатъ кидаеть. А кораблѣники намъ смеютца да перѣдражневають, а сами говорятъ: "То-де вамъ добро". А Лука у насъ ни кърехнулъ. Что жъ здѣлаешъ? Богу не укажешъ. А, кажетца, по виду и всех хуже былъ, да ему Богъ далъ ничъто не пострадатъ. Да онъ и послужил намъ: бывало испить принесѣть или кусокъ съесть.
   А на мори зѣло бысть вѣтръ великъ, с верху коробля насъ всѣхъ збило, черезъ корабль воду бросало морскую. Охъ, ужесть! Владыко-человеколюбецъ! Не знать нашего корабля въ волнахъ, кажетца, выше л. 55. // насъ вода-та, въверхъ саженъ пять. И видѣ такую неминучею раизъ, что меня на кораблѣ моръская вода всего подмочила, такъ онъ, миленкой, възялъ къ себѣ в каморку свою, гдѣ он самъ спить, и положилъ меня на своей постели, и коцомъ прикрылъ, да и тазъ поставилъ мнѣ, во что блевать. Спаси ево Богъ, доброй человѣкъ былъ! Кабы да еще столъко шъ плыть, то бы совершено бы умереть было! Ужѣ нелзѣ той горести пуще! Да по нашимъ счаскомъ, далъ Богъ, въскорѣ перебежали. Такову Богъ далъ погоду, что от Дуная въ полтора дъни перебѣжалъ корабль. И раизъ нам сказалъ: "Я-де уже 30 лѣт хожу, а то- л. 55 об. //кова благополучия не бывало, чтобы евъте часы такъ перебѣжать. Бывало-де и скоро, 5 дней или недѣлю, а иногда-де и месяцъ -- какъ Богъ дасть; по вашему-де счастию такъ Богъ далъ скорой путь". Мы же, грѣшнии, хвалу Богу воздахомъ: "Слава тебѣ, Господи! Слава тебѣ, святый!"
   И егда вошли межи горъ и моря къ Царюграду, тогда раизъ меня, пришелъ, волочеть вонъ: "Поиди-де вонъ, Станъбулъ блиско, сирѣчъ Царъградъ!" Такъ я кое-какъ выполасъ на верхъ корабля. А когда мы вошли въ проливу межу горъ, тутъ на воротахъ морскихъ на горахъ высоко стоять столпы. А ночью въ нихъ фо- л. 56. //нари со свѣчами горять -- знакъ показують кораблемъ ночью, какъ попасть въ гирло. Естьли бы не ети фонари, то ночью не поподешъ въ вустье. И мало пошедъ, стоять два города по обѣ стораны турецкия, и пушекъ зѣло много. Ете горотки для воиньскова опасу зъдѣланы зѣло крѣпко, мудро то мѣсто пройти. А тутъ уже до Царяграда по обѣ стороны селы турецкие и греческия. А от горла до Царяграда Ускимъ моремъ 58 верстъ.
   Марта въ 22 дня, на пятой недѣли Великаго поста, въ четвертокъ Анъдреева конона, якобы о полудни, приидохомъ въ Царьградъ и стахомъ л. 56 об. // на Галаций странѣ. Тогда турченя изъ юмруку к намъ на корабль приехали и стали товары пересматривать. Тогда и нашъ товаръ възяли въ юмруку, сирѣчъ въ томожню. Мы же опосаемся, что дѣло незънаемо. И раизъ нашъ сказалъ: "Не бойся-де, ничего твоего не пропадет, все-де цѣло будетъ". Мы же стояхом на корабли и дивихомся таковому преславному граду. Како Богъ такую красоту да предалъ в руки босурманомъ?! А сами удивляемся: "Что ето будеть? Куда заехали?" Сидимъ что плѣники; а турки пришедши да въ глаза гледять, а сами гаварять: "Бакъ, попась московъ, л. 57. // зачѣм бы ты сюда приехалъ?" А мы имъ гледимъ въ глаза самимъ, а языка не знаемъ. Потомъ к нашему кораблю стали подъежать руския неволники, каторыя изъвозничаютъ1 на мори, кои сами стали с нами помолѣку перѣговаревать -- такъ намъ стало отраднее. Потом начевахомъ; и утре рано раизъ велѣлъ корабль2 на другую страну перѣвести, на Цареградцую сторону.
   И когда мы пристахомъ ко брегу, тогда мы помолившеся Богу, и Пречистой Богородицы, и великому Иоанъну Предтечи и стахомъ съ Царемъградом осматриватися. Потомъ приехоша к намъ въ корабли турки-гора- л. 57 об. //чники и стали у насъ горачю просить. И я имъ показалъ листъ царской. И они спросили: "Качъ адамъ, сирѣчъ сколко-де васъ есть?" И я сказалъ: "Бешъ адамъ, сирѣчъ 5 человѣкъ". И они сказали: "Добре" -- да и поехали далой с корабля. И бысть намъ печално велми и скорбно: пришли въ чюжое царство, языка не знаемъ, а товаръ възяли туръки; какъ ево выручить, Богъ знаеть, -- и тако намъ бывъшимъ в разъмышлении.
   И абие прислалъ Богъ намъ -- къ кораблю приплылъ въ куюку неволникъ; а самъ на насъ глядить да по-руски и въспросилъ: "Откуды ты, отче?" И мы л. 58. // сказалисъ, что с Москвы. "Куда-дѣ, отче, Богъ несѣть?" И я сказалъ, что по обѣщанию во Иерусалима. И онъ молвилъ: "Хвала Богу, хорошо-дѣ. Что ж де вы тутъ сидите? Видъ де вамъ надобна подворье". И я к нему поближе подшелъ и сталъ ему говорить: "Какъ, молъ, тебя зовуть?" И онъ сказалъ: "Корнилиемъ". Такъ я ему молвил: "Корнилъюшка, буть ласковъ, мы люди здѣ заежия, языка не знаемъ, пристать нѣ х кому и нѣ смѣемъ. Турки у насъ товаръ възяли, а выручить не знаемъ какъ. Пожалуй, постарайся с нами". И онъ, миленкой, християнъская душа, такъ сказал: л. 58 об. // "Я тебѣ-де, отче, и товаръ выручю, и дворъ добуду, гдѣ стоять". И я ему молвилъ: "У насъ, моль, есть государевъ листъ". И онъ у раиза спросилъ по-турецки: "Гдѣ-де ихъ товаръ, въ каторой юмруке?" И раизъ ему сказалъ, что на Колацкой юмруке възяли турки. Такъ онъ велѣлъ мнѣ възять листъ царской. Такъ я възявъши листъ, да сѣдши въ коикъ, да и поехалъ къ юмруку.
   И когда мы пришли въ юмрукъ, такъ тутъ сидять турки з жидами. И турчинъ-юмручей спросилъ у толмоча: "Корнилия, зачѣмъ-де попасъ пришелъ?" И онъ ему сказалъ: "Е, салтану басурманъ юмручей, л. 59. // въчера-де у него на корабли възяли товаръ, а онъ-де не купецкой человѣкъ. Онъ-де едѣтъ во Иерусалимъ, то-дѣ у него что есть -- непродажное у него-де то, пекнешъ, сирѣчъ подарки-де то-де везѣть туда". Тогда турчинъ велѣлъ разбить товаръ и перѣписать, да на кости выложил, и сказалъ толмачю нашему: "Вели-де попасу дать юмруку 20 тарелѣй и товаръ възять". И толмач мнѣ сказалъ, что 20 тарелѣй просит. И я ему, турченину, листь подалъ; и турчанинъ листъ прочелъ да и сказалъ: "Алмазъ, сирѣчъ не будетъ-де того, что не възять с него юмруку. Знаем-де мы указы!" И тутъ миленъкой толмачъ нашъ л. 59 об. // долго с ними шумѣлъ, такъ они и вонъ ево со мною выслали: "Дашъ-де юмрукъ, такъ и товаръ возмешь!"
   И мы, вышедъши, стоя да думаемъ: "Что дѣлать?" Тогда видѣ насъ турченъ, какой-та доброй человѣкъ, да и сказалъ толмачю: "Что-де вы тутъ стоите? Е, тутъ-де не будеть ваше дѣло зъдѣлано; здѣ-дя сидятъ сабаки, ани-де возмуть пошлину. Поезъжайте-дѣ на Станъбулъскою сторону къ старѣйшему юмручею, тот-де милостивъ и разъсудливъ; а жиды-де немилостивы: они бы де и кожу содрали, не токмо пошлину възять!" Такъ мы и послушали турчина, хошъ и босуръманъ, да л. 60. // дѣло и правду сказаваеть.
   Такъ мы сѣдши въ каикъ да и поехоли на Цареграцкою страну. И пришли въ юмрукъ; и сидитъ турчинъ да тютюнъ пьеть, и въспросилъ въ толмоча: "Зачѣм-де попасъ пришелъ?" И онъ ему сказалъ: "Ето-де попас московъской, идеть во Иерусалим, у него-де есть указъ московъскаго царя, чтобы по пѣремирному договору нигдѣ ево не обижали; и зъде-дѣ, въ Станбулѣ, въчера на кораблъ приехоли с Колацкаго юмъруку да и взяли-де у него пешъ-кешъ ерусалимъской, которой-де онъ туда везъ, " -- да и подалъ ему листъ. Такъ онъ стал чести л. 60 об. // листъ, а другой турчинъ, товарищъ ево, зъбоку тут же въ листъ смотрит; да другъ на друга възглядаваютъ да сами смѣются. И прочетши лист да сказалъ: "Я-де тово рухледи не видалъ, сколко ево, вотъ де я пошлю пристава въ юмруку, да велю-де роспись привести, да посмотрю: буде-дѣ что малоя дѣло, так-де поступлюся, а что де много, такъ-де нелзя не възять".
   И присътавъ-турчинъ сѣлъ в коикъ да и поехалъ на другую сторону въ юмруку; a мнѣ турчинъ велѣлъ сѣсть тутъ. Такъ и помешкавъ с полъчаса, и приставъ приехалъ, подалъ товару роспись. И юмручей, л. 61. // прочетши роспись, сказалъ толъмачю: "Не будетъ-де тово, что не възятъ пошлину: много-де товару". И толъмачъ долго с нимъ спирался: "Онъ-де въсего отступитца, а не дасть ни аспры! Онъ-де поедетъ да Едрина, до самого салтана!" Спаси ево Богъ! Много с турчиномъ бился, что съ собакою. И турчинъ сказалъ: "Нелзя-де, что не възять хошъ половину, 10 тарелѣй". И онъ ему сказалъ: "А то де какова аспра, такъ де аспры не дасть!" И турчинъ расмѣялся да молвилъ: "Лихой-де попасъ, ничего не говорить, а ты-де шумишъ!" А онъ ему сказалъ: "А попасъ-де что языка не знаеть и вашихъ л. 61 об. // поступакъ, так де ему что говорить? Я то все знаю, что говорить." Я, су, что пешъ делать, сталъ бить челомъ, чтобы отдалъ. Такъ он разъсмѣялся да сказалъ: "Е, попасъ, гайда, гайда, пошолъ, да велю отдать!" И велѣлъ писмо написать да тѣхъ юмрукъчеевъ, чтобы товаръ попасу отдали. И я сталъ говарить толмачю, чтобы онъ пожаловалъ такое писмо на товаръ, чтобы ни въ Царѣградѣ, ни по пути на городахъ, ни во Египтѣ, ни во Иерусалимѣ -- гдѣ ни будеть с нами тотъ товаръ, чтобы с него юмруку не брали. И толмачь сталъ мои рѣчи ему говорить, такъ л. 62. // онъ расмѣялся да велѣлъ подъячему память написать да и запѣчататъ.
   И мы възявши того же пристава с памятью да и поехоли на ту сторону. И пришли въ юмрукъ, а они, сабаки-турки, въ тѣ поры въ мечетъ молится в самыя полдни пошли, такъ мы ихъ ждали. И когда пришолъ юмручей, такъ приставъ подалъ память, чтобъ товаръ отдалъ. И онъ память прочелъ, а самъ, что земля, сталъ чоренъ и велѣлъ отдатъ. Да в честь юмручей да жиды выпросили у менѣ 5 казицъ въ подарки, а не за пошлину. И туть я далъ приставу десять алтынъ за ево л. 62 об. // работу; много и трудовъ было: дъважды ездилъ въ юмрукъ, а въ третѣй с нами. И тако мы възявши товаръ да и поехали на свой кораблъ. И приставши къ кораблю, и разъплотилисъ съ раизомъ за извозъ, да и поклалисъ въ коик всю рухледъ.
   И повезъ насъ Карнильюшка къ потриаршему двору. И вылезши ис каика мы съ нимъ двое, а протчия братия въ койку осталисъ, а мы пошли на потриаршей дворъ. И толмачъ спросилъ у старца: "Гдѣ-де патриархъ?" И старѣцъ сказалъ, что дѣ патриархъ сидить на выходѣ на крылцѣ. И мы пришли передъ нево л. 63. // да поклонилисъ. И патриархъ спросилъ у толмоча: "Что-де ето за калугеръ? Откудова и зачемъ пришолъ?" И толмачъ сказалъ: "Онъ-де с Мосъквы, а идеть во Иерусалимъ". Потомъ я ему листь подалъ, такъ листъ в руки възялъ, а честь не умѣеть, толко на гербъ долго смотрелъ да опять отдалъ мнѣ листъ. Потомъ спросилъ у толъмоча: "Чево-де онъ от меня хочеть?" Ему помнилося, что я пришолъ к нему денегъ просить. И толмач ему сказалъ: "Деспота агня, он-де ничего от тебѣ не хочеть, толка де у тебѣ просить кѣльи пожить, дакудова пойдет во Иерусалим, -- л. 63 об. // такъ о томъ милости просить. Онъ-де человѣкъ странъней, языка не зънаеть, знати нѣтъ, главу подъклонить не знаетъ гдѣ, а ты-де здѣ християномъ начало. Кромей дѣ тебя, кому ево помиловать? Ты-де веть отецъ здѣ всемъ нарицаешися, такъ де ты пожалуй ему келию на малое время". И патриархъ толмачю отвещалъ: "А что-дѣ онъ мнѣ подарокъ привезъ?" И тогда толмачъ сказалъ ему: "Я-де тово не знаю, есть ли у него, нѣт ли, тово-де не вѣдаю". И патриархъ толмачю велѣлъ у мене въспросить: "Будѣ-де есть подаръки, такъ дам-дѣ ему кѣлью". л. 64. //
   И толмачъ сказалъ мнѣ все патриарховы рѣчи. Такъ мнѣ сътало горъка и стыдна, а самъ сътоя да думаю: "Не с ума ли, молъ, он шъшолъ, на подарки напался? Люди всѣ прохарчились, а дорога еще безконечная!" И тако я долго ответу ему не далъ: что ему говорить? О далѣ от горести лапонулъ естъ что неискусно да быть такъ: "Никакъ, молъ, пьянъ вашъ патриархъ? Вѣдаеть ли онъ и самъ, что говорить? Знать, молъ, у нево ничево нѣтъ, что уже с меня, странънева и с убогова человека, да подарковъ просить. Гдѣ было ему насъ, странънихъ, призърить, а онъ л. 64 об. // и послѣднее с насъ хощеть содрать! Провались, молъ, онъ, окаянной, и с кѣльею! У нашего, молъ, патриарха и придверники такъ искусънее тово просять! А то етакову стару мужу, шатуну, какъ не соромъ просить-та подарковъ! Знать, молъ, у него пропасти-та мало; умреть, молъ, такъ и то пропадеть!"
   И толмачь меня унимаеть: "Полно-де, отче, тутъ-де греки иныя руский языкъ знають". И я ему молвилъ: "Говори, молъ, ему мои рѣчи!" И патриархъ зардился; видить, что толмачъ меня унимаеть, такъ онъ у толмача спрашиваеть: л. 65. // "Что-де онъ говорить?"
   И толмачь молвилъ: "Такъ де, деспота, свои речи говорить, не да тебя". Патриарх же у толмоча прилѣжно спрашиваеть: "А то де про меня говорить, скажи". И я ему велѣлъ: "Говори, молъ, ему! Я веть не ево державы и не боюся; на мнѣ онъ не имѣеть власти вязать, хошъ онъ и патриархъ".
   И толмачъ ему сказалъ мои въсѣ рѣчи со стыдомъ. Такъ онъ, милой, и пуще зардился да и молвилъ толмачю: "Да я-де у него какихъ подарковъ прошу? Не привесъ ли де онъ образовъ московъскихъ? Я-де у нево тово прошу." И я ему сказалъ: "Нѣтъ, молъ, л. 65 об. // у меня образовъ; есть, молъ, да толко про себя". Такъ онъ сказалъ толмачю: "Нѣтъ-де у меня ему кѣлии. Пойди-де въ Синайской монастырь: там-де ваши москоли церковь поставили, там-дѣ ему и кѣлию дадутъ". Такъ я плюнувши да и с лѣсницы пошолъ, а онъ толмачю говорить: "Опятъ бы де онъ ка мнѣ не приходилъ, не дам-де ему кѣлии!" Етакой миленъкой патриархъ, милость какую показалъ надъ странным человѣкомъ!
   Такъ, су, что дѣлать? Мы и пошли с потриархова двора; да сѣдши въ коикъ, да поехоли въ Синайской монастырь. Пришли ко игу- л. 66. //мену, и толмачь сталъ говорить, что пришол-де с Москвы калугеръ а проситъ-де кѣлии да времѣни посидѣть. Тотъ, милой, себѣ възметался: "Какъ быть? Да у меня нѣтъ кѣлии порожней; инъ бы де ево во Иерусалимской монастырь отвели, готово-де тутъ къстати: онъ-дѣ во Иерусалимъ идеть, так де ему тамъ игуменъ и кѣлию дасть".
   И я подумалъ в себѣ: "Да, милѣнъкая Русь, не токмо накормить или мѣста не дать, гдѣ опочить с пути! И таковы-та грѣки милостивы: въ кои-та вѣки одинъ старецъ забрѣлъ -- инъ ему места нѣтъ; а кабы десятакъ-другой,л. 66 об. // такъ бы и готово -- перепугалися! А какъ сами, блядины дѣти, что мошеники, по вся годы къ Москвѣ человекъ по 30 волочютца за милостиною, да имъ на Москвѣ-та отводять мѣста хорошия да и кормъ государевъ. А, приехавъ къ Москвѣ, мошеники плачють пред государемъ, и предъ властьми, и предъ бояры: "От турка насилиемъ оттягчены!" А набравъ на Москвѣ денѣгъ да приехавъ въ Царьградъ, да у патриарха иной купить митрополитство. Так-то они всѣ дѣлають, а пълачють: "Обижены от турка!" А кабы обижены, забыли бы старъцы простыя носить рясы луда- л. 67. //нъныя, да комчатыя, да суконныя по три рубли аршинъ. Напрасно милѣнъкова турка тѣ старцы грѣческия оглашають, что насилуетъ. А мы сами видѣли, что имъ насилия ни в чемъ нѣтъ, ниже въ вѣре. Все лгуть на турка. Кабы насилѣны, забыли бы старцы въ луданыхъ да в комчатыхъ рясахъ ходить. У насъ такъ и властѣй зазирають, луданъную кто надѣнеть, а то простыя да такъ ходять старцы. А когда къ Москвѣ приедуть, такъ въ каких худыхъ рясахъ таскаютца.
   На первое возъвратимся. Что потом будеть, увы да горѣ!
   Незънаемо, л. 67 об. // что дѣлать. Стоить тутъ старецъ, имя ему Киприянъ; тотъ, миленкой, умилился на меня, видить онъ, что я печаленъ. А онъ по-руски знаеть: "Ну де, отче, не печался; я-де тебѣ дабуду кѣлию". Възявши насъ да и пошолъ до Иерусалимскаго монастыря. Пришли на монастырь; вышелъ к намъ игуменъ и спросилъ про менѣ у толмача: "Умѣет ли де онъ по-грѣчески?" И толмачь сказалъ, что не умѣетъ. Такъ игуменъ молвилъ: "Откудава-де онъ и зачемъ ка мнѣ пришолъ?" И толъмачъ сказалъ оба мнѣ весь порядокъ, откуда и куда идеть. л. 68. // Игуменъ молвилъ: "То добро, готова-де у менѣ кѣлия". И тотъчасъ вѣлелъ двѣ кѣльи очистить, а сам сидѣлъ да и вѣлелъ дать вина церковнаго. И намъ не до питья: еще и нѣ ели, весь день пробилися то съ турками, то с грѣками, a грѣки намъ тошнѣя турокъ стали. Такъ намъ игуменъ поднес вина и велелъ со всею рухлѣдью приходить: "Я-де вамъ и корабль промышлю во Иерусалимъ". Мы же ему поклонихомся: доброй человекъ -- миленкой тотъ игумен!
   Мы же шедши на пристань, гдѣ нашъ коикъ стоить с рухлѣдью, нанявши работниковъ, и пришли л. 68 об. // въ монастырь, да и сѣли въ кѣлии. Слава Богу, будто поотрадило! Игумен же прислалъ к намъ в кѣлъю трапѣзу, кушанъя и вина. Спаси ево Богъ, доброй человекъ, не какъ патриархъ! И далъ я тому толмачю за работу два варта. Онъ же, милѣнкой, накланелся, человекъ небогатой; да тако ево и отпустили, а сами опочинули мало и нощь преспавши.
   Въ суботу 5 недели поста, игумен намъ прислалъ трапезу, и вина, и кандию, масла древянова да сулею -- в нощь зажигать. У нихъ таковъ обычей: по всѣмъ кѣльямъ во всю нощъ кандилы л. 69. // с масломъ горять. Масло тамъ древянное дешево: фунтъ 4 дѣнги. Потомъ стали к намъ приходить гречѣския старцы и греки. Свѣдоли про насъ руския неволники, стали к намъ в монастырь приходить и роспрашивать, что водитца въ Москвѣ. А мы имъ всѣ сказаваемъ, что на Москвѣ и в рускихъ городѣхъ водится.
   И в неделю 6 прииде к намъ въ монастырь Киприянъ-старецъ, кой насъ тут поставилъ, да и говорить намъ: "Пошли-де, погуляемъ по Царюграду, я-де васъ повожу". Такъ мы ему ради да и пошли. А когда мы пошли к Фенарскимъ воротамъ л. 69 об. // и патриаршему двору, тогда с нами въстрѣтился нашъ московской купецъ Василей Никитинъ. Мы же зѣло обрадовалися: намъ про нево сказали, что уехолъ. А онъ себѣ намъ радъ и удивляетца: "Зачѣмъ васъ сюда Богъ занесъ?" И мы сказали зачем, такъ онъ молвилъ: "Хочетѣ ли погулять в Сафѣевскую церковь?" И мы стали бит челомъ: "Пожалуй, повади насъ по Царюграду и пъродай намъ товаръ". Такъ онъ сказалъ: " Богъ-де знаеть, я-де веть еду; развѣ дѣ я васъ сведу съ грѣкамъ с Ываномъ Даниловым; он-дѣ вашъ товаръ продасть". л. 70. // Такъ мы опять въ монастырь возъвратихомся, и възявши товаръ, и поидохомъ вь елдеганъ, сирѣчъ гостиной дворъ. И тутъ свелъ насъ с грѣкомъ и товаръ ему отдалъ продать.
   Потомъ мы пошли с нимъ по Царюграду гулять и приидохомъ къ церкви Софии Премудрости Божий къ двѣремъ заподнымъ, а заподныхъ дверей 9-ры, врата все мѣдныя. И въ тѣ поры турки въ церкви молятся; мы же стояхомъ у вратъ и смотрехом ихъ бѣснования, какъ они, сидя, молятся. Потомъ турчинъ, вышед, сталъ насъ прочъ отбиватъ: "Гайда, попасъ, гайда, пошолъ-де прочъ! /л. 70 об. / Зачѣм-де пришолъ, глядишъ, тутъ-де босурманъ?" Такъ мы и прочъ пошли. Потомъ вышелъ иной турчинъ да и зоветъ насъ: "Гель, московъ, гель, потъде сюда!" Такъ мы подошли, а Василей и сталъ по-турецки говорить. "Чего-де хочете?" Такъ Василей сказал: "Московъ попасъ вар тягатъ, есть у него указъ, пусти-де ево посмотритъ церкви". И турчинъ спросилъ: "Сколко васъ человекъ?" И мы сказали: "6 человекъ". И онъ молвилъ: "Бирь адамъ учъ пари, по алтыну-де сь человека". Такъ мы и дали по алтыну, а онъ насъ и повелъ въверхъ, а въ нижнею не пущают.
   И когда мы възошли на верхнею полату, тогда ум л. 71. // человечь пременится, такое диво видѣвъше, что уже такова дива в подъсолнечной другова не сыщешъ, и какъ ея описать -- невозможно. Но нынѣ вся ограблена, стѣнне писмо скребено, толка въ ней склянечныя канъдила турки повѣсили многое множество, для то-во они в мечетъ ея претворили. И ходихомъ мы, и дивихомся таковому строению: уму человечю невъместимо! А кокова церковь узорочиста, ино мы описание и здѣ внесем Иустиниана-царя, какъ ея строилъ, все роспись покажеть; тутъ читай да всякъ увѣсть. А чтобъ кто-то перва самъ видя ету церковь да мог бы ея описать -- и то нашему брен- л. 71 об. //нному1 разуму невмѣсно, чтобъ не погрешить описаниемъ, а иное забудетца, такъ погрѣшна и стала. Мы же ходихомъ, и смотрихом, и дивихомся такой кросотѣ, а сами рекохом: "Владыко-человеколюбче! Како такую прекрасною матерь нашу отдалъ на поругание басурманом2? A предѣлы въ ней всѣ замуравлены, а иныя врата сами замуровалисъ. И турчинъ намъ указавалъ: "Ето-де не турча замуровалъ, сами-де, алла, Богъ-де". А что въ томъ предѣле есть, и про то греки и турки не зънають; какое тамъ таинъство, про то Богъ вѣсть единъ. Мнѣ турчинъ далъ каменъ изъ помосту мраморной; а самъ мнѣ ве- л. 72. //лѣлъ спрятать в нѣдра: а то де туръча увидит, так де недобре.
   Доброй человекъ -- турчинъ, кой насъ водилъ!
   И тако мы изыдохомъ изъ церкви и поидохомъ из монастыря. И, мало отшедши, тутъ видѣхом диво немалое: висить сапогъ богатырской, в следу аршина, воловая кожа в нево пошла цѣлая; и панцарь лошеди ево, что на главу кладутъ; лукъ ево желѣзной, невѣликъ добрѣ, да упругъ; двѣ стрѣлы желѣзъныя; булдыга-кость от ноги ево, что бревѣшка хорошое, толста велми.
   Потомъ пришли ко звериному двору, толкахомъ у вратъ; и турчинъ отворилъ врата и вспросилъ: л. 72 об. // "Чево-де хошете?" И мы сказали, что хошемъ льва смотрѣть. И онъ молъвилъ: "А что-де дадите?" И мы молвили: "Бирь адамъ, бирь пора". И онъ насъ пустилъ. А левъ лежить за решеткою, на лапы положа голову. Такъ я турчину сталъ говорить: "Подыми, молъ, ево, чтобы всталъ". И турчинъ говорить: "Нѣть-де, нелзя: таперва-де кормилъ, такъ спить". И я възявши щепу да бросилъ, а он молчить. Такъ я и узналъ, что онъ мертвой да соломою набитъ, что живой лежить. Такъ я ему молвилъ: "Босурманъ, для чево ты обманаваешъ? Вер пара, отдай, молъ, наши денги!" Такъ онъ стал лоскать: л. 73. // "Е, попасъ, пошли-де, я вамъ еще покажу". Да зажегъ свѣщу салною и повел насъ въ полату: темно силно, ажно тут волки, лисицы насажены; мясо имъ набросано; дурно силно воняеть -- немного не зъблевали. А лисицы некорысны, не какъ наши; а волчонки малыя лаютъ, на насъ глядя. Потомъ показалъ нам главу единорогову и главу слоновою; будет с ушат болъшой хобот его, что чрезъ зубы висит, с великия ночвы, в человека вышина. Тут же и коркодилову кожу видѣхомъ. Такъ намъ поотраднее стало, что такия диковинки показалъ.
   Потомъ приидохомъ на площедь великою, подобно нашей Красной л. 73 об. // площеди, да лихо не наше урядъство: вся каменем выслана. Тутъ стоят 3 столпы: два каменых, а третей мѣдной. Единъ столпъ изъ единаго камени вытесанъ, подобенъ башни, четвероуголенъ, шатромъ верхъ острой, саженей будет десять вышины, а видъ в немъ красной с ребинами. А таково гладко выделанъ, что какъ ни стань противу ево, что в зеркала всево тебя видно. Под нимъ подложенъ камень, в поесъ человеку вышины, четвероуголной; а на немъ положены бълиты мѣдныя подъставы; а на бълитахъ тѣхъ поставленъ столбъ хитро зѣло. Лише подивитца се- л. 74. //му, какъ такъ такая великая грамада поставлена таково прямо, что ни на перстъ никуда не похилилась, а толка лѣтъ стоить. А токая тягость, и какъ мѣсто не погнетца, где поставленъ? А ставил-де ево царь Константинъ; в нем же гвоздь Господень задѣланъ у земи; а ширины онъ саженя полтора сторона, такъ он сажень 6 кругомъ. А которой под нимъ лежить камень, и на томъ камени кругомъ рѣзаны фигуры воинъския, пехота, конница; а выше фигуръ -- подпись кругомъ латынскимъ языкомъ да грѣческимъ; а что подъписано, и мы про то не давѣдались. А писа- л. 74 об. //но про етотъ столпъ: когда будеть Царьградъ потопленъ, тогда толко одинъ сей столпъ будеть стоять; и корабленики, кои приидут и станут к тому столпу корабли привязавать, а сами будут рыдати по Царюграду.
   Другой столпъ складенъ из дробнаго камени; тотъ плошае гораздо, видомъ что наша въверху Ивановская колоколня; уже иныя каменья и вывалилисъ. Да тут же стоитъ столпъ мѣдной; и на немъ были три главы змиевы, да въ 208-мъ году тѣ главы с тово столпа свалились даловъ, и осталось столпа якобы аршина 3 вышины. И турки зѣ- л. 75. //ло ужаснулись того столпа разърушению, а сами-де говорять: "Уже-дѣ хощеть Богъ сие царство у насъ отнять да иному цареви предатъ, християнскому". Сами, милыя, пророчествують неволею.
  

ОПИСАНИЕ ЦАРЯГРАДА:

како онъ стоить, и кое мѣсто, и какимъ подобиемъ (и каковы къ нему приходы моремъ и земълею, и каковъ он самъ есть)

  
   Дивный и преславны Царьград стоить между двухъ морь, на развилинахъ у Чернаго моря и по конецъ Бѣлаго. А градъ трехъстѣной: первая у него сътѣна протянулосъ по Бѣломул. 75 об. // морю, а другая стѣна -- по заливѣ, а третья стѣна -- от степи. А окола Царяграда 21 верста. А врат у нем 20, а стрелницъ 365, а башень 12. 1 врата от церкви Бакчи -- Жидовския, противъ полаты, 2 -- Рыбныя, 3 -- Мучныя, 4 -- Дровяныя, 5 -- Мучныя, 6 -- Чюбалыя, 7 -- Оякъ, 8 -- Фенарь, 9 -- Лахерна, 10 -- Галать, 11 -- Ависараитъ -- тѣ ворота на одной старонѣ от лимана Чермнаго моря; 12 врата -- от Едринаполя, 13 -- Адринъския, 14 -- Романовския, 15 -- Пошешныя, 16 -- Сеневрѣйския, 17 -- Салагиския; 18 -- от Бѣлого моря, Кумкапецкия, 19 -- Когаргалимендинския, 20-я л. 76. // -- Архикопе; от церкви Бакчи християнския двои врата на Белое море.
   А именъ Царюграду седмъ: 1. Визанътия; 2. Царьградъ; 3. Богомъ царствующий градъ; 4. Константинополъ; 5. Новый Римъ; 6. Седмохолмникъ; 7. турецкое прозвание -- Станбулъ.
   Великий и преславный градъ стоит над моремъ на седми холмахъ зело красовито. И зѣло завиденъ град, по правдѣ написанъ -- всей вселѣнъней зѣнница ока! А когда с моря посмотришъ на градъ, дакъ весь будто на длани. От моря Царьград некрепко дѣланъ, и стѣны невысоки; а от Едринской степи зѣло крѣпко дѣланъ: въ три стѣны, л. 76 об. // стѣна надъ стеною выше, и ровъ круг ево копанъ да каменям выслан. А башни, или стрѣлницы, оченъ часты: башня от башни 30 сажень или 20 сажень. А вароты уже нашихъ, для тово что у нихъ мало тилѣжново проезду бываетъ. А въ воротѣхъ у нихъ пушекъ нѣтъ, а снарядъ в них всякой на корабляхъ, и опаска воинская вся на мори. А по земли у него нѣтъ опасения, потому в него ни на горѣ, ни в городовых воротѣхъ нѣтъ пушекъ. А во всѣхъ городовыхъ воротѣхъ караулъ крѣпокъ, всѣ полковники сидять. А по улицам ходят янъчары: кто задерѣтца или пьяна- л. 77. //го увидять -- то всѣхъ имають да на караулъ сводять. Въ Царѣграде по вся ночи турчаня ездять сь янъчары и полковники по всѣмъ улицамъ сь фанарями и смотрят худых людей; то и знакъ буде: стрѣтилъся сь фонаремъ -- то доброй человекъ, а безъ фонаря -- то худой человекъ, потом поимавъ да и сведуть.
   Въ Царѣградѣ царской дворъ въ Византии стоить внутрь града; а Византия подобенъ нашему Кремлю строение. Полаты царския зѣло узорично; дворъ царской весь у садахъ, да кипоресовыя древа растутъ зѣло узорично. А по другую сторону Царягърада за морем Халкидонъ-град. Тамъ л. 77 об. // много царскихъ сараевъ, сирѣчь дъворцов, тутъ цари тѣшатся. А по другую сторону Царяграда, за алиманом, градъ Калаты, велик же градъ, кругъ ево будет верст десять. Царьградъ огибъю, какъ ево въвесь объехать, помѣнши Москвы, да гуще жильемъ. Москъва рѣдка, а се слободы протянулись, да пустыхъ мѣстъ многа; а Царьградъ въвесь в кучи. И строение въсе каменное, а крыто все черепицою. А улицы и дворы все каменем мощены; такъ у нихъ ни грясь, ни соръ отнюдъ не бывает: все вода въ море сносить, потому что у них улицы скатистыя; хошъ мало л. 78. // дождъ прыснулъ, то все и снесѣть.
   А строение у нихъ пришло от моря на гору, палата полаты выше. А окны все -- на море, а чюжихъ окон не загараживают: чесно у них на море глядение. А строение узоричъно, и улица улицы дивнѣе. А по улицам и по дворамъ въвездѣ растутъ дрѣва плодовитыя и виноградъ зѣло хорошо. Посмотришъ -- райское селѣние! А по улицам по всему граду и у мечѣтавъ въвездѣ калодези приведѣны с шурупами, и ковши мѣдныя повѣшены, и корыты камѣнныя конѣй поить.
   А въ Цареградѣ турецкихъ мечѣтов, сказывают, 8000. А таковы въ Царѣграде л. 78 об. // мечеты, что ихъ неможно описать, зѣло предивныи, уже таких див во вселѣней не сышешъ! У насъ на Москвѣ невозможно таковаго единаго мечета здѣлать, для тово что такихъ узорочитых камней не сышешъ. А церквей християнскихъ въ Царѣградѣ немного, сказывают, 30 добро бы было. Воровства въ Царѣградѣ и мошеничества отнюдь не слыхать: тамъ за малое воровство повѣсять. Да и пъяныхъ турки не любять, а сами вина не пъють, толко воду пьють, да кофѣй -- чорною воду грѣтою, да солоткой шербенъ, и изюмъ мочют да пъють. Въ Царѣградѣ редовъ л. 79. // очень много, будеть перѣд московскимъ вътрое, и по улицам всюду ряды. А товаромъ Царьградъ гораздое товарнѣе Москвы, всяких товаровъ впятеро перед московъскимъ. А гостиных дворовъ въ Царѣградѣ 70. А в мечѣтахъ турецких всѣ столпы аспидныя да мраморныя; воды приведѣны со многими шурупами хитро очюнъ. А когда туракъ идеть въ мечетъ молитца, тогда пришедъ всякой к шурупу, да умываетъ и руки, и ноги, да и пойдеть въ мечѣтъ. Пятью туръки в сутки молятся; колоколов у нихъ нѣтъ, но взлещи на столпъ высоко да кричить, что бѣшеной, л. 79 об. // созываеть на молбиша бѣсовское. А в мечѣтахъ турецкихъ нѣтъ ничево, толка кандила с маслом горят.
   Станбулъ, мощно ево назвать, -- златый градъ, не погрѣшишъ! Строение тамъ очень дорого, каменъное и древяное. Дрова не болши чем дороже московскаго: пудъ 10 -- дать гривна. Въ Царѣградѣ сады въ Вѣликой постъ на первой недели цвѣтутъ; овошъ всякой къ Свѣтлому воскресѣнию поспѣваеть: бобъ, ретка, свекла, и всякой огородней овощъ, и всякия цвѣты. Турки до цвѣтовъ оченъ охочи: у нихъ ряды особыя с цвѣтами; а когда пойдешъ по Царюграду, то л. 80. // всюду по окнамъ въ купкахъ цветы стоять.
   Хлѣбъ въ Царѣградѣ дешевлѣе московскаго. Квасовъ и меду нѣтъ, а пива и соладу не знають. Турки пьють воду, а греки вино, и то тихонко от турокъ. A хлѣбъ въ Царѣградѣ все пшенишной, а оръженова отнюдъ нѣтъ. A хлѣбъ пѣкуть все ормяне, а мелницы все лошедми мелют. А запасу туръки и грѣки въ домахъ не держуть, и печей у нихъ нѣтъ, ни у самого салтана, хлѣбъ все з базару едять, а к ужену иной приспѣвают. A хлѣбъ поутру, въ вечѣръ пекуть, и в полдни у нихъ денежных хлѣбов по 3 за копейку. Харчевыхъ у нихъ л. 80 об. // рядовъ нѣтъ, что наши. Въ Царѣградѣ нѣтъ такова обычья, чтобы кто придеть х кому в гости, да чтобъ ему поставить хлѣбъ да соль, да потчеют, что у насъ. У них нѣтъ болши того, что поднесетъ черной воды -- да и пошолъ з двора.
   А рыба въ Царѣградѣ дешевле московъскаго лѣтомъ, а зимою дороже, а раки велики зѣло, по аршину будутъ; а купят рака по 4 алтына и по 5 алтынъ. А рыбъ такихъ нѣтъ, что наши московския рыбы, у нихъ морская рыба несладка; у нихъ нѣтъ осѣтровъ, ни бѣлугъ, ни щуки, ни стерлѣди, ни леща, ни семгисаленыя; л. 81. // вяленыхъ осетровъ много, икра паюсная по два алтына фунтъ. Яйца по 8 за копейку. Капуста кислая дешева, и огурцовъ много, и всякой овошъ дешевъ; изумъ по две копейки фунтъ; маслины по две копейки ока; масло древянное по грошу фунтъ; орехи, малыя и болшия, дешевы; чеснокъ и лукъ зѣло дѣшевъ; вино -- ока по алтыну. А овощъ всякой по улицам носять под окна. Мясо очень дорого; каровъе масло доброе по два гроша фунтъ; сыры недороги да и хороши; кислое молоко дорого. Уксусъ дешевъ да и лутчи нашего, изъ винограду делають. Мыло грецкое по 8 копеек л. 81 об. // око, а по 5 фунтъ. Хлѣбъ, икра идет с Чернаго моря. А въ Царѣградѣ и во всей Турѣцкой1 державѣ въ полатах печѣй, ни лавокъ нѣтъ, ни столовъ. Все, по земли2 ковры разославши, сидят, подогнувши ноги, да такъ и ядят. Мы не привыкли, намъ было тяжъко. А ворять еству на таганахъ; а въ зимнея время держат уголья в горшкахъ да такъ и греютца.
   Въ Царѣградѣ денги ходят: левки, червонныя, аспры, пары; левок ходить по 46 пары, а червонной турецкой ходит -- 105 паръ, a венѣцейской -- 111 и 112; а пары болъши нашихъ копеякъ гораздо; аспры ходят по 4 в пару. Въ Царѣ- л. 82. //градѣ все въ весъ продають, a нѣ мерою, ни щетомъ. А дворы гостиныя все крыты свинцомъ. Въ Цареградѣ шолкъ родитца, и всякия порчи турки сами ткуть: комки, отласы, и бархаты, тавты -- и красять всякими разными краски. А всякие товары въ Царѣградѣ дороги, хошъ много, для того дороги, что расходу много. И пышно ходят, не видиши у нихъ в овчиных шубахъ или в сермяжных ковтанах*, но всѣ ходят у нихъ въ цвѣтномъ, въ чемъ самъ, в такомъ и слуга; толка сказывают, что нынѣ-де турки оскудѣли-де перед прежнимъ.
   Въ Царѣградѣ на всякъ день, кажетца, л. 82 об.// сто караблей на день приидеть с товаромъ, а другое сто прочь пойдет за товаромъ на Бѣлое море и на Черное. Часто мы гулевали по каторгамъ, гдѣ наши миленкия неволники работают. Ради миленкия, обсядут человекъ 50 вкругъ да расъпрашевают, что вѣстей на Москве и во украенскихъ городахъ и чево для государь с туркам замирился, турок-дѣ зѣло уторопѣлъ от Москъвы, а сами, миленкия, плачють. Имееть турокъ з Бѣлаго моря опасѣние. Пристали корабелныя зѣло хороши. Всякия товары: хлѣбъ, вино, дрова и всякия припасы -- въ Царьградъ все кораблями л. 83. // приходять.
   У туракъ болшой празникъ бываетъ после Георгиева дни. Месяцъ въвесь постять: какъ увидят месяцъ молодой, такъ у нихъ и постъ настанеть. А каждаго месяца праздникъ у нихъ 3 дни бываеть, когда увидятъ молодой. А на голенахъ и на катаргах все стрельба бываеть, и в трубы играють, и в редахъ не сидять. А постъ у них таковъ: какъ сонце взойдеть, такъ они станут постится; а сонце зайдеть, такъ они станут есть. Во всю ношъ ядять и блудять -- такой-то у нихъ постъ! А когда у нихъ диаволской постъ тот живеть, такъ час ночи зажгуть кандила л. 83 об. // во всѣхъ мечѣтахъ и на столпахъ. На всякомъ столпу пояса въ три и въ четыре кандилъ навѣшают с масломъ, такъ они до полуночи горятъ; кажетца, у во всяком мечети кандилъ 50 будеть. Да такъ-то въвесь месяцъ по ночамъ творять. Турецкия жены, завязавъ ротъ, ходять неблажненно, и грѣческия, и жидовския, толка глаза одни не закрыты.
   Въ Царѣградѣ приволно силно по морю гулять въ коикахъ. А извоз дешевъ; а перевощики -- турки да неволники руския. А лотки у них дороги: по 100 талерѣй, по 50 и по 60 -- зѣло изрядны. А на турецкихъ голенахъ бываеть по 1000, л. 84. // по 900 служивыхъ. Перед нашим приходомъ пошла1 голенъ туракъ къ Махметовой пропости да вся и пропала: громомъ да молниею побило, три дни тма стояла -- толко человекъ остался.
   А у салтановъ турецкихъ всѣ жены руския, а туркенъ нѣтъ. Дворцы царския у турка около моря вездѣ подѣланы поземныя толко узорочисьты, над водою сады и около дрѣва кипарисовыя. А по тѣмъ у него дворцамъ2 все жоны живуть. Суды у туракъ правыя: лутчева турка, сь християнином судима, не помилуетъ. А кой у нихъ судья покривить или что мзды возмет, л. 84 об. // такъ кожу и здеруть, да соломою набъють, да в судейской полатѣ и повѣсять -- такъ новой судья смотрит. А въ Царѣградѣ турецкой салтанъ не живеть, но все вь Едринѣполѣ, а тутъ боится жить от янычаръ. У нихъ янычары своеволны: пашу ли, полковника лъ, хошъ малую увидять противность, такъ и удавять. И часты бунты бывають от янычаръ, и при насъ былъ.
   Въ Царѣградѣ турки и всюду носять платья зелѣное и красное, a грѣкомъ и жидомъ не вѣлять. Жиды все носять платье черное да вишневое, a грѣки также иные красное носять, толко зелѣного л. 85. // не дадуть носить турки ни жидом, ни грѣкомъ. Московския люди, когда прилучатся въ Царѣградѣ, носять невозбранно зелѣное пълатье. Въ Царѣградѣ и по всей Турецкой области живуть иностраные люди, то горачъ на всякой годъ беруть по 5 тарелей с человека. Кто не приедѣть въ ево землю, со всѣхъ береть, толко с московскихъ людей не бѣруть: в перемирном договорѣ такъ положено. А с ково возъмуть горачъ, такъ значикъ дадут, печатку. Такъ всякой человѣкъ съ собою печатку и носить, а горачники-турки въвездѣ по улицам ходять да досматривають печатокъ. А у ково л. 85 об. // нѣтъ печатки, такъ горачь и возмут; и с потриарха, и с митрополита, и со старъцовъ со всѣхъ беруть -- нѣтъ никому спуску.
  

ОПИСАНИЕ ГРѢЧЕСКАГО УСТАВА И ПОСТУПАКЪ ВѢНѢШНИХЪ И ДУХОВНЫХЪ, И КАКО ОНИ С ТУРКАМИ ВЪ СОЕДИНЕНИИ ПРЕБЫВАЮТ, И КАКИХЪ ОНИ ПОСТУПАКЪ ТУРЕЦКИХ ДЕРЖАТСЯ

  
   Въ праздникъ Благовѣшениева дъни игуменъ того монастыря, гдѣ я стоялъ, звалъ меня въ келью к себе обѣдать и нарочно многих звалъ грѣкъ для меня и для разговоръ со мною: о московскихъ вѣдомастяхъ и про государя спрашивали. И когда я пришолъ в кѣлью, тогда л. 86. // игуменъ посадилъ меня подле сѣбя; и грѣки все сѣли, и старцы греческия, кои тутъ прилучилися. И сътали на столъ ставить ествы; что ествы не приспѣты были разныя -- всѣ несуть въдругъ, на столъ поставили. И игуменъ сталъ "Отче нашъ" говорить сидя, и грѣки всѣ сидят. А я всталъ да гляжу: та еще первоначалная ихъ игрушка! Такъ у меня голову стала крутить от ихъ игрушакъ. А игуменъ меня сажаетъ: "У насъ-де не встають". А когда мы стали есть, такъ грѣки не какъ русъкия: хто что захотѣлъ, тот тую еству и есть. А я глежу, такъ игумен перед меня подкладываеть хлѣбъ л. 86 об. // и рыбу; такъ и я сталъ есть.
   И помалѣ началъ игуменъ у меня чрезъ толмача спрашивать: "Есть ли де на Москвѣ етакая рыба? -- да подложит кусъ да другой. -- Есть ли де етакая?" А я сидя да думаю: "Куда, молъ, греки-та величавы! Мнять-то, что на Москвѣ-та и рыбы нѣтъ. А когда бы рыба-та какая завистная, а то что наши пискари, акуни, головли и язи, да коракатицы с товарищи, и раки с раковинами мясами, и всякая движущаяся въ водахъ". Такъ я, сидя, сталъ про свои московския рыбы хвастать, такъ толмачь ему сталъ сказовать, такъ он нос-отъ повѣсилъ. А самъ л. 87. // говорить: "Лжет-де, я-де вось призову грека, кой-де на Москвѣ былъ, брюхо-то у него заболѣло". Похвалился, да не у часъ, да не удолось.
   Послалъ тово часу по грѣка, и грѣкъ пришолъ да тут же сѣлъ. И сталъ у нево игуменъ спрашивать: "Так ли1 де московской калугеръ говорить, что етакия-де рыбы есть на Москвѣ, что де в Станбулѣ такихъ нѣтъ?" "Ета-де расплевка рыба, у няс2-де убогия ету рыбу мало едять!" -- а я, су, и прихвасталъ кое-что. И грѣкъ смотрить на меня да смеется: "Что-де у васъ за прѣние стало о рыбѣ-то? Какая-де вамъ евтомъ нужъда спиратся?" И я ему молвилъ: л. 87 об.// "Мнѣ, молъ, нужи нѣ было, игуменъ у меня спросилъ: "Есть ли де у васъ на Москвѣ етакия рыбы?" -- такъ я ему сказалъ, что у насъ етакия рыбы есть. И ты ему сказывай про наши рыбы, ты веть знаешъ московския рыбы и всякой харчь предъ станбульскимъ". И грѣкъ сталъ игумену сказывать, что есть. И игуменъ только мнѣ молвилъ: "То добрѣ, су, станетца есть".
   Помалу сталъ мнѣ говорить: "Для чево-де нѣ ежъ раковъ, и мясъ, что в раковинахъ, и корокотицъ?" И я ему молвилъ: "У насъ, молъ, ето гнусно, и обычая таковаго нѣтъ намъ есть, такъ, моль, мнѣ и смердить". л. 88. // И онъ молвилъ: "Какъ-де хошъ, а нам не зазирай: у насъ-де ето добро есть и безъгрѣшно".
   И роспрашивали у меня греки про государя: "Для чево-де государь замирился с турком? Чево-де ради он насъ из неволи и из насилия не свобождаетъ, а онъ веть християнъской царь, и заветши войну, да и замирился, да с ынымъ сталъ бится?" И я имъ сказалъ: "Что петь вы приплетаете, а нашего царя еще и укоряете? Веть ето не вашъ царь. Вы у себѣ имѣли своего царя да потеряли; а ето московской царь, а не грѣческай. У васъ свой царь есть, а вы ему служите!" Такъ они сказали: "Да мы-де християне, так де л. 88 об. // на него надѣемся, что насъ онъ от турка свободить". И я имъ молвил: "Да веть, моль, уже на Москвѣ нѣ одинъ царь былъ, се никой васъ не свободилъ. Ветъ, молъ, и етот не крѣпость далъ вамъ, что от турка васъ свободить". "Такъ-де писано, что московской царь свободить насъ и Царь-де-градъ возъметь". Так я сказалъ: "Да, молъ, и писано, да имя ему не написано: хто он будет и кто возъметь Царьградъ". Такъ они молвили: "Се-де прежния цари турку не страшны были, a етагого-дѣ туракъ боится".
   Да и стали говорить: "Для чево-де вашъ царь вѣру немецкую на Москвѣ завел л. 89. // и платье немѣцкое? Для чего-де царицу в монастырь постригъ?" И я имъ сказалъ: "Что петь у васъ вестѣй-то въ Царѣграде много, кто вамъ приносить? У насъ на Мосъквѣ немѣцкой вѣры нѣтъ, у насъ вѣра християнская; a платьѣ у насъ московское и царица не пострижена. Диво, далече живете, а мъного вѣдаете!"
   Такъ они еще молвили: "Для чево-де вашъ царь нашихъ грѣкъ к Москвѣ не велѣл пушать и изъ Москвы сослалъ даловъ? Что-де ему и здѣлали? Какия мы ему злодѣи? А мы-де за нево Бога молимъ". И я имъ молъвилъ: "Обычныя греки, нашему л. 89 об. // государю доброхоты, турецкому болши радѣють. Тово ради государь не велѣлъ грѣковъ къ Москвѣ пущать, что они всякия вѣдомости турку выпущають. Вотъ, моль, кто вамъ сказовал, чево у насъ не водитца, гдѣ на Мосъквѣ вѣра немецкая или царица пострижена? Такъ-тако ваши грѣки, там бывши, на Москвѣ-та, да здѣ приехавши, вруть невидницу, чево отнюдъ нѣтъ. Въправду ихъ не вѣлелъ государь к Москвѣ пущать. Малыя, молъ, грѣки нашему государю доброхоты? А что вы говорите "За нево, государя, Бога молимъ" -- и в томъ вы неправду сказаваете. Молите вы Бога за царя, а не вѣмъ, за ту- л. 90. //рецкова или за московскаго. Глухо вашъ попъ въ ектенияхъ говорить: "Еще молимся за царя нашего", а не вем, за коего, такъ явно стало за туръскаго, для тово что тотъ ваш царь, а не за нашего. И въ томъ вы лститеся; кабы так-то: "За благовѣрнаго царя нашего" -- то бы на дѣло походило, а то Богъ знаеть. А они такъ въ том крѣпятся, что: "Мы за московскаго царя Бога молимъ, а не за турка". И мъного кое о чемъ было речей всякихъ.
   А два старца тутъ гречеськия такъ и рыбы не ели, такъ игуменъ у меня спрашивалъ: "Едятъ-де у васъ на Москвѣ рыбу у Великой постъ?" И я сказалъ, что у насъ до- л. 90 об. //брыя люди въ Великой постъ толко дважды едять рыбу: на Благовѣщение Пресвятыя Богородицы да въ Вербное восъкресѣние. А дураку законъ не писан: волно, кому хочь, мясо есть. Игуменъ молвилъ: "Для чево-де у васъ в среду и в пятокъ рыбу едять?" И я сказалъ, что у насъ, хто доброй человекъ да постоянной, тот отнюдъ въ среду и в пятокъ рыбы нѣ есть. У грѣкъ толко ета добродѣтель мотаетца, что въ Великой постъ рыбы нѣ есть, а что тобакъ и въ Великую пятницу из рота не выходить и въсякую гадину ядять.
   Въ Царѣградѣ въ Вербное воскресѣние церковь всю выстилали мась- л. 91. //личнымъ вѣтвиемъ и монастырь въвесь; и на заутрени с тѣми же масьличъными вѣтми стояли. После литоргии игуменъ звалъ меня опять к себѣ обѣдать, и грѣкъ было много. Тут послѣ обѣда грѣки всѣ съмотрѣли нашъ указъ государевъ и рѣчи кое-какие были про турка.
   Въ Царѣградѣ подъ Свѣтлое воскресение стояли мы в заутрени въ церкви в монастыри Иерусалимъскомъ. Въ вечеръ в суботу, в часъ ночи, собралисъ въ церковь грѣки да по мѣстамъ и сели. Потомъ стали честь Деяния апостолъское, чли по пѣремѣнам. И когда прочли, начали полунощницу пѣть, а канонъ пѣли со ирмосомъ на 6. л. 91 об. // Пропѣвъ полунощницу да сѣли. Потом игуменъ взялъ свещи да и пошолъ грекомъ раздовать, а за нимъ старецъ носить блюдо. И греки игумену давали за свѣчи иной червонной, а иной тарелъ, иной орлянку, посьлѣдней тюлть; а убогия -- тѣ съвоими свѣчами приходили. И, раздав свѣчи, подняли иконы так же, что у насъ, вышли вонъ изъ церкви да и пошли кругъ церкви. И пришли к церковнымъ дверѣмъ, пѣли "Христосъ воскресе". Потомъ вошли въ церковъ, начали пѣть канонъ Пасцѣ. А канонъ по крылосам конархистъ сказывалъ, а канонъ пѣли на 6 со ирмосом, а после единожды покры- л. 92. //вали. Потомъ пѣли стихѣры Пасцѣ. Потомъ вышелъ игуменъ со крестом, дияконъ со Евангелиемъ, да "Празникъ Воскресѣние" была икона, а четвертой человекъ держалъ блюдо на денги. Потомъ пошли греки ко иконамъ и стали цѣловатца со игуменомъ. И, цѣловавши, игумену на блюдо клали кой червонной и кой тарель, иной тюлть, а иной пар 5, послѣдней пару -- а не по-нашему, чтобъ ейцо красное довать. По целовании начали пѣть литоргию, а по абѣдни чли Евангелие. Игуменъ стоялъ во алтари во вратахъ царскихь, а то по всей церкви стояли попы съ Евангелиями да такъ всѣ чли, л. 92 об. // тово что много было попов. А церковъ вся была настлана вѣтвми масличными, и монастырь въвесь былъ высланъ.
   И послѣ обѣдни прислалъ к намъ игуменъ блюдо пираговъ, блюдо яицъ красныхъ и сыръ. Спаси ево Богъ, до меня былъ силно добр, радѣлъ о нашемъ походѣ: корабль намъ до Египта сыскалъ, грамотки в свои монастыри довалъ, кои по египецким странамъ (такъ намъ по тѣмъ грамоткамъ от тамошных игумновъ добро было), и во Иерусалимъ к намѣстнику грамотку писалъ, та грамотка много намъ добра здѣлала. И тотъ намѣстьникъ зѣло меня любилъ: хлѣбъ л. 93. // и вино присылывалъ и за трапезу часто зывалъ -- доброй человѣкъ и смирьной.
   В самое Свѣтлое воскресение на вечерни тѣм же подобием выходъ былъ съ Евангелиемъ, а игуменъ крестъ держалъ. Также цѣлование было, и греки игумену денги довали тѣм же подобиемъ, что на завтрени; да у грекъ и во всю Светлую неделю после службы бываеть целование, что и на праздникъ.
   В понедѣлникъ на Свѣтлой недѣли ходили грѣки на гору гулять, много было грѣкъ и турокъ. А то гулбища патриархъ у турка откупаеть толко на три дни на Светой недели и даеть турку по 1000 ефимокъ. л. 93 об. // А гуляють толко да полъдня, а то турки изъбивают доловъ, кричать грекомъ, ходя з дубъемъ: "Гайда, гайда, далов-де пошли!" Тутъ бывают со всяким овощемъ. A тѣ ефимки патриархъ у нихъ же по церквамъ збираеть, старосты выбраны да съ ящиками по церквамъ ходять. Греки на Свѣтой же недели ходять по улицамъ, по монастырямъ с мѣдвѣди, с козами, з бубнами, скрипицами, с волынками да скачють и пляшуть. Взявши за руки 20 человѣкъ и 30 да такъ верѣницами, по дворамъ, по монастырямъ ходя, скачуть да пляшут, a грѣки денги дають. И къ потриарху, и къ л. 94. // митрополитомъ ходять, а они, миленкия, имъ денги дають, виномъ поять. Безъчинно ето у грѣкъ силно, у туракъ таковаго нѣтъ бесчиния. У грекъ, когда бываеть месяцу первое число, то все ходят попы со святою водою по домамъ, по кѣльямъ, покропять да цвѣтъ по окнамъ тычють: малодушные греки етимъ цвѣткамъ, и турки какъ есть малыя младенцы.
   О церковномъ уставѣ греческом, какъ поють и говорять, и какъ въ церквахъ стоять, и како сами крестятца, и како младенцовъ крестять, и всякая поступка, вънѣшнея и духовная. л. 94 об. //
   Въ началѣ церковнаго пѣния греки, когда приидутъ въ церковъ, такъ они шапокъ не снимають. Станеть въ стойлѣ (во всѣхъ церквахъ у нихъ стойлы подѣланы), а стоять в стойлахъ лицѣмъ не ко иконам, но на сторану, к стенѣ, другъ ко другу лицѣмъ, да такъ и молятся -- не на иконы, но на стену, другъ ко другу. И такъ во всю службу стоять в шапкахъ; толка сниметь, какъ с переносомъ выдуть да кенанишная "Аллилуйя" пропоють, да и то тафей не скидають. А крестятца страмно: руку на чело възмахнет, а до чела далеча не данесѣть да и отпустит к земли; отнюдъ не увидишъ, кто бъ изъ л. 95. // грѣкъ на плече даносилъ.
   А духовъной1 чинъ у грековъ хуже простаго народу крестятца, странно силно: какъ въвойдеть в церковь, а рукою мохаетъ2, а самъ то на ту съторону, то на другую озираетца, что каза. А царьскихъ вратъ у них ни попъ, ни дияконъ не затворяеть, ни отворяет, но простолюдинъ, мужик или ребенокъ. А на городахъ мы видѣли, такъ и бабы отворяють и затворяютъ, и во олтари кодила раздувають.
   А когда попъ ектению въ церкви говорить, то греки "Господи, помилуй!" по крыласом не поють, но просто, гдѣ кто стоить, тот тутъ и ворчить: "Кир, иелейсонъ!" А попъ екъ- л. 95 об. //тению проговоря да и скинеть патрахиль. И Евангелие попъ чтеть, оборотясь на заподъ, в олторѣ, стоя у вратъ, держить на рукахъ. "Блаженъ муж" не поють, просто говорять; "Господи возъвахъ" поють. А стихеры и кононы все по крылосам сказавают; а хочъ адинъ на крилесѣ, все поеть: и стихѣры, и каноны -- самъ и кононархъ, и пѣвецъ. "Иже херувимы", где на коемъ крылесѣ кто захотѣл, тамъ и запѣлъ. На сходѣ у грек ничего нѣ поють: ни "Достойна", ни догматиковъ -- всѣ по крылосам. "Свѣте тихи" и прокимны не поют, чтецъ проговорить говоркомъ.
   Грѣки к нищимъ въ церквахъ пода- л. 96. //тливы; а нищимъ зборъ асобой въ церкви живеть, да и человѣкъ у денгахъ приставленъ. А потриархъ грѣчесъкой беспрестани даетъ листы нѣволникомъ, такъ они ходять по церквамъ, збирають да откупаютьца.
   Въ Царѣградѣ вешнему Николѣ не празднуютъ. Греки по словословии начинають литоргию, а часы не пѣвъ, а когда похотять, такъ поють часы. А понихиду поють -- кутья у нихъ у царьскихь вратъ стоить на земли. Такъ не отпустя вечѣрни и литоргии, вышедъ из олторя попъ с кадиломъ да одну толко ектению проговоритъ да "Вѣчная память" -- то у нихъ л. 96 об. // и болшая понихида, и малая -- всѣ тутъ.
   У грекъ всенощныхъ не бываетъ никогда, и великаго ефимона противъ Рожества Христова, и Богоявълѣния, и Благовѣщения не поють, но простою заутреню. У грекъ пѣние хорошо, да мало поють людей, толка человѣка по два на крылесу, а поють высоким гласомъ. "Хвалите имя Господне" греки не поют, ни полиелѣосу у нихъ во вѣсъ годъ никогда не бываеть ни празднику господьсъкому, ни нарочитому святому*. А Евангелие на заутрени чтуть иногда после антифонъ, а иногда на 9 пѣсни. "Богъ Господь" на заутрени не поють; a пѣсни во Псалтыри пред каноном л. 97. // всегда говорять; а кононы поють по крылосам токмо три пѣсни: 1, 5, 9 -- болши того нѣтъ.
   А церковь y грековъ что простая храмина, нѣ узнаешъ: крестовъ на нихъ нѣтъ, ни звону. Противъ воскресения ходитъ человѣкъ по улицам да кричить, чтобы дашли да церкви. А потриархъ греческий по вся годы отдаеть церкви на откупъ; а беретъ за церковь по 200 тарелѣй и по 150; а что годъ, то переторшка: кто болши дасть, тому и отдаеть, хошъ два тареля передасть, тому и отдаеть. У нихъ и митрополитъ митрополита съсаживаеть: далъ лишнее да и взялъ епархию. Такъ у нихъ много безь- л. 97 об. //мѣсныхъ митрополитовъ и поповъ; попы такъ таскаютца по бозару, живуть въ Цареграде да собакъ бьють, ходя по улицам. Етаковы греки-ты постоянны; хуже они босурманов дѣлають, какъ церквами Божиими торгують!
   Греки крестовъ на себе не носять, и в хоромах у нихъ икон нетъ. А с турками во всемъ смесилися и зело поробошены: какъ турокъ идеть улицею, то все ему грекъ лутчее мѣсто вѣзде уступаете а гордостию еще-таки дышуть! А турки те -- добрые люди, что еще милостиво поступают надъ такимъ непокоривым родомъ.
   Кабы да грекамъ Богъ такъ попустил л. 98. // турками владеть, отнюдъ бы такъ греки туркамъ свободно не дали жить -- всѣхъ бы в работу поработили. Таковы греки непостояны и обманчивы; толко милыя християны называютца, a слѣду благочестия нетъ! Да откуду имъ и благочестия възять, от турка? И книжной печати у нихъ нѣтъ. А книги грекомъ печатають въ Венѣцыи, а Венецыя папежъская, и папа -- головный врагъ християнской вѣре. Как у нихъ быть благочестию и откуда взять? Каковы имъ не пришлюдь книги из Вѣнецыи, такъ они по нихъ и поють. Уже и такъ малым чимъ разнились сь папежницы; а что л. 98 об. // пьють, ядять -- то все с ними въместѣ; да и въ церковь, мы сами видели, что папежцы з греками ходять, a грѣки къ папежцам -- такъ недалеко от соединения. Грѣки, нравы и поступки, внѣшния и духовныя, -- всѣ с турецкаго перѣводу. Головы голят, тафии носять; в шапкахъ в церкъвахъ Богу молятца и другъ другу в шапкахъ кланяютца, с кушинъцами во отходъ ходят да анъфедрон моють, рубаху в штанахъ носят -- все то по-турецки. Нравы и поступки всѣ босурманския, а что прежния ихъ бывали нравы християнския, тѣхъ у нихъ отнюдъ и слѣду нѣтъ. Турки милости- л. 99. //вѣя грекъ, и жиды нравы лутчи ихъ.
   Неволникъ у турка в семь лѣт отживаетца, а когда умеръ турок -- такъ хошъ и в годъ свободитца; и у жида неволникъ также в семь лѣтъ свобождаетца. А у грекъ, хошъ самъ издохнетъ, а на волю не пустить. Таковы грѣки милостивы! A гдѣ случитца неволнику уйтить от турка да к грѣку в руки попадеть, а онъ опять ево предасть турчину или на каторгу.
   У грекъ жоны своеволны. Буде которая жонка не захотѣла с мужем жить, пошла к патриарху, подала челобитною, что не хочю с мужемъ жить. А потриархъ призовет мужа л. 99 об. // и станеть разъпрашивать; и будет не сыщеть вины за мужем и не похощеть развести, а жена скажет: "А коли не хошъ мене развести, я шедъ да турку же буду туркенею". А потриархъ, миленькой, и развѣдеть, чтобы не потуръчелася. Грекомъ ни женъ, ни детей поучить, побить нелзя за какую вину. Будеть сталъ бить, а онъ и сталъ в окно кричать: "Хощу туръкомъ быть!" -- а турки пришедъ, да и возмуть его, и потурчать. Етакое грѣческое житие -- неволная сууправа з женами и зъ детми, а гордосьтию надъменны!
   Патриархъ греческой ходить что простой старецъ, и не узнаешъ, что патриархъ. А куда л. 100. // греки позовут обѣдатъ, то онъ вьзявши простой1 посохъ да и пошолъ, а за нимъ толко адинъ дияконъ. Митрополиты ихъ и всѣ власти греческия по улицам, по рядамъ просто таскаютца; хочъ бы на 6 денегъ чево купить, то самъ поволокся. А старцы греческия, что стрелцы, гоняють безъ клабуковъ по рядамъ, по улицамъ. А въ церкви зѣло неискусны грѣки; и жоны ихъ къ бѣлымъ попамъ не ходять на исповѣть, всѣ къ чорнымъ.
   Грѣческия дѣти зѣло тшателны к грамотному учению, лѣтъ по2 5 и по 6 робятка стихѣры сказывають и пѣть горазди силно, всѣ книги церковныя л. 100 об. // учать изустно: Псалтырь, Евангелие, Апостолъ, Минѣи, Октай -- всѣ ети у нихъ книги изустъ говорить въ церквахъ. У грекъ жоны особѣ стоять, за решетками, -- етемъ у нихъ искусно. A гдѣ ихъ жоны стоять, нѣтъ иконъ и перекреститца нѣчему. Грѣки, и патриархъ, и всѣ власти табакъ тянуть, и старцы, и носовой без зазору и жены грѣческия.
   Въ Царѣградѣ видѣли мы свадбы грѣческия, армянския. Въ воскресение и въ понедѣлникъ ходить женихъ с невѣстою, рука с рукою съсцѣпивши, a перѣд ними и за ними турки с караулу з дубъемъ, оберѣгають, чтобы обиды нѣ было, и л. 101. // дорогу очищають. A грѣки тѣхъ турокъ многою цѣною нанимают. А перед женихомъ с невѣстою малодеж скачють, пляшуть и пѣсни поють, в ладони бьють, въ свирѣли, въ скрипицы, въ волынки играють. А кои богатыя, такъ невѣста въ каретѣ с женихомъ.
   Въ Царѣградѣ у грекъ въ Ерусалимском монастыри после Вознесѣния Христова дни в суботу ставили въ митрополиты не такъ, какъ у насъ на Москвѣ. Амбвона не дѣлали, толка три стула принесли да коврами покрыли. У ставки в нихъ митрополитъ Ираклийски былъ да два епископа, а патриарха не было. Да и не ставить онъ никого: ни поповъ, л. 101 об. // ни дияконовъ -- все присылаеть во Иерусалимскую церковь. Та у нихъ честна, властей и поповъ все у ней ставять. А какъ поставили митрополита, так онъ вышедши изъ церкви да и скинулъ пеструю манатью и посохъ, да и пошли въ полату обѣдать. А къ митрополиту греки пошли позъдравлять. Тутъ, сидя, пьють, и всѣмъ подносят, кто бы не пришол, да и закуски дають. А я про нево спросилъ: "Куда, молъ, ево поставили?" И они смѣютца да съказали: "Бѣдной-де митрополитъ, на село-де поставленъ". А церковь одна, а митрополитъ словеть. И то все у турка и у потриарха наку- л. 102. //паютца дачею великою. У грѣческихъ властѣй нѣтъ пѣвчихъ, толко попъ да дьяконъ. А новой митрополитъ поутру в недѣлю и на крылосе пѣлъ. Въ Царѣградѣ приезжей человѣк не познаеть греческихъ властей: приличъя нѣтъ никакова, что властъ ли, простой ли чернѣцъ, что рядовой старец -- одѣяние равно.
   О несогласии грѣческомъ съ восточною церковию:
   1. Греки въ крещении обливают.
   2. Крестовъ на себѣ не носять.
   3. Неистово крестятца: ни на чело, ни на плѣчи не даносять; махают сѣмо и овамо.
   4. Въ церквахъ стоят л. 102 об. // въ шапкахъ, какъ молятца; а стоять въ стойлахъ гордо, скривя бокъ, и гледять не ко иконамъ, но на стену.
   5. Служать на одной просвирѣ, и то на чорствой; а миръския у нихъ, не говѣвъ, причащаютца.
   6. Патриархи, митрополиты и всѣ духовныя играють въ карты и въ шахматыи.
   7. Патриархи и митрополиты табак пьють и во грѣхъ не ставять.
   8. Патриархи, и митрополиты, и попы усы подъбривають и гуменцовъ себѣ не простригають, но нѣкако странно снизу кругомъ голову подъголяють да полъголовы, что абысы турѣцкия.
   9. Всякия гадины и полъзающия въ водѣ ядят л. 103. // въ Великой постъ.
   10. Простолюдинъ и бабы ходять сквозъ царьския врата во олтарь, и затворяють бабы; а кадять простолюдины по-поповъски: как попъ идеть с переносомъ, а онъ мужикъ идеть перѣдъ попомъ задомъ да кадилом махаеть на "Святая".
   11. Греки, когда за трапѣзу садятца, то все сидя "Отче нашъ" говорять; и послѣ трапезы "Достойно есть" всѣ сидя, не въстають.
   12. Евангелие чтуть въ церкви, оборотяся на запод.
   13. Свѣчи у нихъ -- воскъ смѣшен съ саломъ да смолою, а воскъ бѣлой; и когда свѣчи горять, зѣло въ цркьви тяжко свѣжему человѣку стоятъ; а щипцовъ у нихъ не держать въ цер- л. 103 об. //квахъ: когда на свѣчи нагорить светилня, тогда снявъ свѣчю с подъсвешника, да наступит ногою, да и оторветь светилню. Странно, пощади, Господи!
   14. Часовъ пред абѣднею не поють, развѣ обѣдни не будет, такъ часы поють.
   15. Патриархъ грѣческой церкви в отъкупъ отдаеть погодъно; по 100, по 200 тарелѣй берѣть.
   Въ Царѣградѣ на Богоявлениевъ день грѣки мечють въ море кресты дрѣвянныя, а за то турку дают дачю великою, чтобы велѣлъ въ морѣ кресты метать; и с того дни грѣческия корабли отпущаютца на морѣ въ промыслъ. Грѣческим патриархомъ ставки не бываеть, какъ л. 104. // святая соборная церковъ прияла; но ставить ихъ турецкой салтанъ: они у турка накупаютца на патриаръшество дачею великою. А когда в Цареградѣ патриархъ умреть, тогда паша цареградъской ризницу патриаръшу къ себѣ возъметь и отпишет к салтану во Анъдреянъполъ, что патриархъ грѣческой умеръ. Тогда грѣческия власти многия поедут во Анъдреянъполь и тамо съ солътаномъ уговареваютьца. И кто болши дасть, тово салтанъ турецкой въ патриархи поставить и дасть ему писмо къ паши въ Царьградъ. И онъ, приеховши, подасть писмо паши, а паша возъметь с него пода- л. 104 об. //рку 3000 золатыхъ и дасть ему ризницу и патриаршеску одежду. Мантию со источниками наденет на нѣго и посадить на конь свой, а пред нимъ и за нимъ идуть человѣкъ 200 туракъ з дубъемъ -- и тако онъ с великою помпою и пыхою едеть до двора патриаршева.
   А у потриархова двора въ тѣ поры стоять множество грѣкъ, а власти у вратъ ожидають патриарха. И тутъ ево стрѣтять, и приимут его с коня под руки, и въведуть въ полату патриаршу, и сядут с нимъ на коврахъ; и турки тут же сядут, началныя люди. И потомъ принесуть имъ пипки табачныя. л. 105. // Архидияконъ растянеть пипку с табакомъ да подасть патриарху, а протодияконъ -- митрополиту, и епископомъ своимъ, и туркомъ. Потомъ въ нихъ пойдеть столъ; а туркомъ служивымъ, янычаромъ, особой столъ; а началныя туръки съ патриархомъ едять. А послѣ обѣда патриархъ станеть турок дарить: началнымъ людемъ золотыхъ по 20 и по 30, а рядовым по 5 золотыхъ. Таково поставление бываеть всегда греческим патриархомъ, а своими митрополиты они не ставятца и дѣвъства никакова не бываеть. А сами патриархи от поставлѣния въ л. 105 об. // митрополиты беруть по 3000 залатых, а съ епискуповъ -- по 5000 ефимковъ, а съ поповъ -- по 100 залотыхъ.
   А потриархъ, и власти, и попы греческия рукою не благословляють никогда никого, толко руку даеть целовать; а попы толко руку дають целовать убогимъ, а богатыя грѣки гнушаютца рукъ поповыхъ цѣловать и ни во что ихъ ставять.
   Некогда у меня было зъ греками сопрѣние о ихъ поступкавъ худыхъ. A прѣние у насъ было на корабли, какъ плыли изъ Египта въ Царьградъ, въ Великой постъ. И я имъ говарилъ: "Для л. 106. // чево, молъ, вы многия турецкия поступки держите и всякия гадины ядите?" И они мнѣ съказали: "Мы-де еще молчимъ, будто християне нарицаемся, а есть-де у насъ такия грады грѣческия, так де ни близъ християнства не хранять, въ посты-дѣ, и въ срѣду, и въ пятокъ мясо ядеть и ничего-дѣ християнъства не хранять".
   Июня въ 22 день поидохомъ изъ Царяграда въ Едринополѣ для грамоты салтанъской; а ходять изъ Царяграда вь Едрино въ понедѣлникъ да въ четверхъ, а въ выныя дни не ходять. И отидо- л. 106 об. //хомъ двѣ мили, и стахомъ въ селѣ на примории, а село стоить подъ горою. Тутъ застава стоить: турки товаровъ досматривают у торговыхъ людей. Тутъ в селѣ мость зѣло вѣликъ каменъной чрезъ рѣку. И въ томъ селѣ ряды, что въ Царѣградѣ, со всячиною; и строение все каменъное, и улицы каменѣмъ высланы. А та рѣка зѣло хороша, будеть со Аку; и с той рѣки вода приведена въ Царьградъ. И въ томъ селѣ зжидалися всѣ, стояли до вечера да и спустилися въ ночъ. От Царяграда до Едринаполя дарога вся каменемъ л. 107. // выслана, a гдѣ ручей хошъ маленкой, тутъ мостъ каменъной со возъводами. A хлѣбъ в Турецъкой зѣмли поспѣлъ еровой за двѣ недѣли до Петрова дни. А езъдеть всѣ въ Едрино въюками, верхами, a тѣлегами нѣтъ, толко малое число арбами на волахъ. Тоя же нощи минухом три села, всѣ стоять при мори. Во единомъ селѣ мостъ зѣло дивѣнъ каменъной и ведѣнъ черѣзъ губу морьскую, добрыя полверсты будеть. Въ Турецкой земли, гдѣ не поежай, все мосты каменъныя; и селы -- всѣ строение каменное, улицы все каменемъ л. 107 об. // усланы. А воды -- все по дороги пъриведѣные столпы каменыя, а вода въвездѣ подъ землею изъ дальнихъ мѣстъ, на трехъ вѣрстахъ, на дъвухъ все столпы -- нигдѣ нужда водная не изъметь. Зѣло предивно! Воистину златое царьство и удивлению достойно!
   Того же дни приидохомъ во градъ Селиврии и тутъ стояхомъ до вечѣра. Градъ хорошъ, з Бѣлевъ будѣть, городъ каменъной. А постоялые дворы по дороги зѣло удивителны здѣланы: полаты длинные с воротами; а когда въ его въедишъ, такъ по одной стороне ясли, конемъ кормъ класть, л. 108. // а по другую людемъ лавки широкия подѣланы да и горнушки -- что хошъ вори. Да в тѣ же стѣны и отходы подѣланы, и воды приведены с шурупами. А хозяинъ, чей дворъ, и рагожи принесѣть да постеля всякому человѣку. А харчь всякую держать, чево похошъ, и вина, всего много. А постоялаго не беруть, толко харчь покупають у нихъ. Изъ Царяграда езъдять въ Едринополя болшими корованами, человѣкъ 500, 400, 300, -- обычей таковъ; и смирно зѣло, хочь адинъ поезжай.
   Июня въ 24 день приидохомъ въ местечко Черное: зѣло хорошо, болши иного города; мечетѣй в нѣм л. 108 об. // и всякаго харчю много. И тутъ стояхомъ до ночи, и поидохом, мало не всю ночь идохомъ.
   Июня въ 25 день приидохомъ въ местѣчко Бурганъ, будеть зъ город хорошей; и тутъ пребыхомъ до ночи. А шли мы изъ Царяграда въ Едрино подле моря полтретья дни; и потомъ отвратихомся от моря въправо къ Едрину; а шли всѣ въ заподъ лѣтней. А какъ подлѣ моря идешъ ночью и въ день, хошъ дъве шубы надень, такъ въ меру: очень подле моря холодно. А когда от моря поворотилися въ степъ, то было от жару всѣ зъгорѣли. Того ради и ходъ бываеть въ ночь, а въ день все л. 109. // стоять, что нелзя от зною итить, оводъ силной. Дивная та дорога и шествие! Когда изъ Царяграда до Едринаполя едешъ или въ Царьградъ, посмотрищъ на корованъ: вѣрстъ на петь идеть, что маковъ цъвѣтъ; да по вся дни такъ: иныя въ Станбулъ, а иныя изъ Царяграда. Радосно шествие силно и лъстиво, нуждъ никакихъ не бываеть. А въ тѣхъ корованахъ турки, греки, жиды, армяне и многия языки. А мы толко двое да проводникъ, а никто насъ не обидить ни хульнымъ словомъ. Толко какъ наедет турчинъ, такъ молвить: "Бакъ, попасъ московъ?" А мы скажемъ: л. 109 об. // "Московъ" -- такъ онъ и поехолъ прочь. А от Царяграда до Едрина всѣ степъ голоя, ни прутика нѣтъ. А дорога силна глатка, горъ болшихъ нѣтъ, а възволоки хорошия.
   И еще минухомъ два местечка. А въ послѣднемъ мѣстечке тутъ царевъ сарай и стоялой дворъ лутче нашего гостинова двора, тутъ начевахомъ. И среди двора тово колодесь великъ зѣло, а вода ровна стоить со исътрубомъ. А воду безъпрестанно беруть и коней поять, а она паки в равности стоить. Шли мы да Едринаполя 4 дъни, и въ 5 день о полудни пришли, и стахомъ въ ганѣ, сирѣчъ въ гостинѣ дворѣ. л. 110. // А держить тотъ дворъ греченинъ, ево земля и ево строение.
   Июня въ 26 день приидохомъ въ Едринополе, того ж дни подал челобитною, чтобы намъ дали указъ во Иерусалимъ. И торжаманъ Александра сказалъ: "Сидите-де въ ганѣ, указъ-де вамъ готовъ будет". И во 2 день захворалъ у меня товарищь Григорей, а лежалъ три дни. Трудно силно да и нужно силно было; дни жаркия, такъ тяжко силно въ Едринѣ от зною.
   Въ Царѣградѣ лутче: от моря бываеть в нощи зѣло холодно, а въ день прохладнѣе гораздо едринъскова; а въ Едринѣ тяжко силно л. 110 об. // въ день, когда вѣтру не бываеть.
   Градъ Едринополе стоить въ степи: полъ его -- на горѣ, а полъ -- на равномъ мѣстѣ. А окладомъ и жильемъ поболши Ерославля. Градъ камѣнъной, строение похуже Царяграда; рядовъ много и товарны ряды силно; мечѣтовъ много. Дворъ царьской стоить у рѣки, въвѣсь в садахъ; рѣка под нимъ помѣнши Москвы-рѣки да тиновата. А харчь гораздо дороже цареградъцкаго. А черѣзъ рѣку мостъ каменъной, так же что на Москвѣ. А у моста так же мелницы, что на Москвѣ-рѣке у насъ, толко нѣ темъ перѣводомъ: у нихъ ан- л. 111. //бары на столбахъ, а шестерня высокая, а на колесахъ перья набитыя; а мелеть хорошо, мы смотрѣли. А самъ салтанъ ездилъ въ мѣчетъ въ пятницу. Тутъ патриархъ Иерусалимъской живѣть, мы были въ ево церкви, а в тѣ поры онъ выехолъ въ Молдавскую землю за милостиною; митрополитъ тутъ живеть. Христианскихъ грѣческихъ церквей много, жидовъ очень много и ормянь также много. Около Едринаполя турецкому царю приволно за зайцы ездить: много лѣсу и садовъ. Турѣцкой царь великой трудъ даеть своимъ всѣмъ подданымъ, что он живет л. 111 об. // въ Едринѣ: безъпрестани изъ Царяграда ездять турки, грѣки, жиды за челобитьемъ; а кабы онъ не жилъ въ Едрине, такъ бы такова приезду не была.
   Въ Едринѣполѣ пред нашимъ приездомъ великой пожаръ былъ, много силно выгорѣло, и стали строитца въновъ. Въ Едринѣ послѣ пожару християнскую церковь приходцкую выстроели грѣки зѣло хорошу. Въ Едринѣполе поселянскова народу болши цареградъцкаго. Тут уже все изъ селъ землею: хлѣбъ, и дрова, и сѣно, и всякой лѣсъ -- всѣ булами да волами привозят болгары.
   Жили мы въ Едрине л. 112. // июли 6 дней. И въ 6 день принесли намъ на дворъ указъ турецкой, совсѣмъ запечатанъ. Так мы нанявши подводы да въ 7 день и поехоли. А изъвозу от Царяграда до Едрина дали по 3 лева съ человѣка, а изъ Едрина давали мы по полътретья левка съ человѣка.
   И поидохомъ изъ Едринаполя въ Царьградъ июля въ 13 день, и идохомъ до Царяграда также 5 дней. И въ 5-й день рано приидохомъ въ Царьградъ опять въ монастырь, гдѣ стояхомъ. А въ монастырѣ у насъ у рухлѣди жилъ нашъ третей братъ Лука. И тако мы опочихомъ; и утре л. 112 об. // поидохомъ к Саве Венедику, онъ нами радѣлъ. Спаси ево Богъ! А мы имъ радѣли: выправили ему указъ къ Москвѣ ехоть, на Озовъ. И тако съ Савою мы поидохомъ к пашѣ, чтобы паша указъ подписалъ. И ходили к пашѣ 4 дни, и въ 5 день паша нам указъ подъписалъ, и възяхомъ указъ у паши.
   Июля въ 26 день, помолившеся Господу Богу, и Пречистой его Матери, и святымъ небеснымъ силамъ, и всѣмъ святымъ угодником Божиим, сѣдохомъ въ корабль, и в нощъ отвезохомся от пристали, и стахомъ на Бѣломъ мори на якори проти- л. 113. //ву Кумъкопескихъ воротъ. И тутъ начевахомъ; и во утрешний день стояхомъ мало не весь день тут: зжидалися сидѣлцовъ, турокъ и грѣкъ; во Египетъ многия шли турки и грѣки. И въ день недѣлный во исхождении дня на вечер подняша парусы и поидохом в путь свой по Бѣлому морю, и бысть вѣтръ добръ и поносенъ.
   И во 2 день по захождении солнца минухомъ городокъ Калиполя.
   Городъ каменъной, хорошей, жильемъ пространенъ; въ томъ гороткѣ турки и грѣки живуть.
   И того же дни приидохомъ въ городокъ Костели Старыя. Бога- л. 113 об. //ты же два горотка по обѣ стороны сидять, городки хорошия. Тут мы стояхомъ ношъ и утра до пятаго часу; тутъ раизъ бралъ пропустную на свой корабль. A морѣ -- уско то мѣсто; а горотки ети у турка поставлены для войска и съдѣланы: нѣлзя кораблямъ то место пройтъти, тутъ море уско. И от того горотка подняли парусъ; в санъдалъ сели матросы и побѣжали ко брегу, отдали писмо проежея; а ко брегу не приставали, опять на корабль возъвратилися.
   И поидохомъ мимо горотка Новьвыя Костели, также по обѣ стороны горотки. От тѣхъ горотковъ л. 114. // море разшиблося островами и шире вправо пошло подъ Святыя горы. От Царяграда до Костели 150 верстъ. И поидохомъ мы вълѣво. А от тѣхъ городковъ видна Афонъская гора по захождении солнца, а въ день не видна.
   И въ 29 день приидохомъ во градъ Сокизъ. Градъ зѣло хорошъ, старинъной, християнской; жильемъ пространенъ; а городовыя стѣны всѣ от француза разбиты, какъ онъ ево бралъ; вѣтренныхъ мѣлницъ очень много, всѣ каменныя. Тут раизъ отдавалъ сухари на каторги неволникам, въ Царѣградѣ бралъ.Полатное строение л. 114 об. // все каменъное, садовъ много очень всякихъ. И виноградъ дешевъ зѣло, и вино дешево: по парѣ око; аръбузы, лимоны -- по 20 на копейку, и дыни дешевы. А стоить градъ, какъ во Иерусалимъ идешъ, на пъравой сторонѣ, на берегу моря, ниско подъ горами высокими -- невозможно пешу человѣку възойти, а горы всѣ камѣныя. Тутъ наши товарищи пошли въ город за харчью, такъ горачники засодили за горачь. Такъ я всѣдъши в санъдалъ да и поехалъ ихъ выручать -- ажно ихъ турокъ и выпустилъ. Сказалися, что московъския, такъ они и отпустили. А л. 115. // когда я вышелъ на берегъ ко граду, тогда меня обступили нѣволники, спрашивали про всячину. Ради миленкия! Дѣлають тутъ городъ, стѣны каменыя изъ земли ведуть. Тутъ мы гуляли по городу и всякою харчь покупали: вино и виноградъ, арбузы и дыни, и всячину на путное шествие. Тут в городѣ много грѣкъ, и митрополит тутъ живеть. И, пришедши на корабль, начевахомъ, и утре рано подняхомъ парусъ и пойдохомъ в пудъ свой.
   Авъгуста въ 1 день приидохомъ в городъ Сенъбики. А въ томъ городку живуть все грѣки, а турок л. 115 об. // нѣтъ ничего. A всѣ жители -- корабленики до одново человѣка: когда они пойдуть на море, такъ у них адни бабы дома останутся; а то и попы всѣ на коробляхъ ходять въ промыслу, а у иныхъ попов свои корабли есть.
   Городъ Сенъбики стоить на горе зѣло высоко, а за нимъ еще вътрое горы выше. Тутъ и монастыри естъ по горамъ, да я у них не былъ. Тутъ раизъ корабль зъ запасомъ здешнихъ жителѣй выгружалъ, а они изъ Царяграда всякой припасъ годовой привезъли, да выгружали седмъ дьней, и таскали на себѣ на гору. л. 116. // Чюдное дѣло, каковы ихъ жены силны! Одна баба пшеницы полъ-асмины въ мешку нѣсеть въ городъ. А такая нужда на гору итьти! Мы, бывало, порожъженъ пойдешъ, то пятью отдохнешъ, на гору идучи, а они без оддышки да еще боси, а коменья такия, что ножи торчать. Мы подивилися тѣмъ бабамъ -- богатыри, лихоманки! Подъ городом заводь или присталь.
   Авъгуста въ 7 день пойдохомъ ис тово города уже на захождении солнца, a вѣтру не было ничево. И к зори бысть ветръ вѣликъ, и минухомъ градъ Родосъ. л. 116 об. //
   Городъ Родосъ жиломъ великъ зѣло, много в немъ християнъ, много и всяково овощу. Да сказавають, что у турка другова города такова привольемъ всяким и довольством нѣтъ, кромѣ Египѣцкой земли, а мы к нему не пристовали. И отплыли от города верстъ з десять, a вѣтру и не стало. Городъ Родосъ стоить на лѣвой руки, какъ изъ Царяграда едучи.
   Видѣхомъ: на острову школа грѣческая прежде сего бываху, тутъ грѣки науки учивалися, а турокъ нынѣ не даеть тутъ учится грѣкомъ. л. 117. //
   И тово дня мы стояхомъ, вѣтру намъ не было весь день поноснова. А от тово мѣста морѣ пошло уже безъконечно широко: въправо широко пошло подъ Египетъ, а вълево подъ Иерусалимъ. А мы утре на первомъ часу подняли парусы всѣ и пойдохомъ въ путь къ Египту. И бысть вѣтръ зѣло добръ, и плыхомъ мы тою пучиною трои сутки день и нощь; зѣло было нужно, все блевалъ я.
   Авъгуста въ 11 день приидохомъ к Нилу-рѣки, что изъ рая течеть; море зѣло мутно, все смучено з глиною верстъ на 30 л. 117 об. // всюду кругомъ. И, не дошедъ устья Нила-рѣки верстъ за пять, стали на якори, для тово что тутъ от рѣки морѣ мѣлко, пескомъ нанесло, а корабль всѣмъ грузомъ въ вустье не пройдеть. Такъ пришли изъ Египта Малаго, а имя ему Рохитъ, малыя корабли да и възяли въвесь грузъ с коробля, что въ немъ было, и все въ малыя въклали, а корабль назатъ порожней повели. А насъ арапы възяли на маломъ корабли да и пьривезли насъ в Рахитъ.
   Городъ Рахидъ зѣло хорошъ; пристань великая, а от устья Нила до Рахита-пристали верстъ л. 118. // на десять будеть; а строение въ нѣм лутче цареграцъкова. И когда мы пристахомъ ко брегу и увидѣхом арапъской родъ, зѣло ужасохомся. Необычно такихъ людей видать, что звѣри, кажется, тебя изъесть хотять; иныя наги, что мать родила; а все изуверыя: иной кривой, иной разноокъ, иной кривокосъ, иной криворотъ, иной слепъ; а языкъ грубой, что пьсы лають. Такъ мы съмотримъ, что будеть. Языка не знаемъ, а гдѣ стать, Богъ весть, спросить не у кова. Что дѣлать? Тутъ уже горко было! Кажеться, на онъ свѣтъ пришли, и мъ- л. 118 об. //нили-то, что конца дошли.
   А оны арапы въскочили на корабль да рухледь нашу долой волокуть -- работники у нихъ такия и обычай таковъ. С вѣревками пришли они тянуть нашу рухлѣдь, а мы имъ не доваимъ для тово что, куда с рухледью-то итти? Потомъ прииде въ разумъ, что у меня была грамотка въ Рахид ко игумену. Такъ я сталъ арапомъ кричать: "Метаха, молъ, туда насъ отведите!" Такъ они сказали: "Знаемъ-де", -- да възявши нашу рухледь да и понесли. Так тутъ стали юмручники досъматривать, и я показалъ у- л. 119. //казъ салтанъской, они и смотъреть не стали. Такъ насъ орапы повели до метохи, сирѣчъ да манастырскова подъворья. И привели насъ не въ тую метоху, во Алексанъдрижъскую, а мы не зънаемъ. Подали игумену грамотку, игуменъ намъ сказалъ: "Не ко мнѣ-де грамотка, ко иерусалимъскому-де игумену". Такъ мы пошли искать, повелъ насъ греченинъ.
   Пришли въ метоху -- анъ игумена нѣтъ. Все бѣда! Мы тутъ ево ждемъ -- анъ ему там, на бозаре, сказали про насъ, так онъ нанявши арапъ подъ нашу рухлѣдь да и принесъ въ мето- л. 119 об. //ху, а мы толко смотримъ. Мы же игумену поклонилися, а игуменъ намъ радъ бысть. И я ему подал грамотку; онъ же прочелъ да и сказалъ: "Добре-дѣ, все, что писано въ грамотке, я-де вамъ здѣлаю". И услышалъ я, что онъ трошки по-руски натяковаеть, и я зѣло обрадовался. Слава Богу, что хош маленко языка рускова знаетъ! Потомъ намъ молвилъ: "Ну, нѣ печалъте-де-ся" -- да насъ сталъ хлѣбомъ кормить и по рюмке вина далъ церковнаго, такъ намъ поотраднѣе стало. Доброй человѣкъ, миленъкой былъ етотъ игумен; грѣхъ ево добродѣтелъ забытъ! л. 120. // Бывало, безъ меня пяди не пойдет гулять ли, на бозар ли; възявъши за руку меня да и пойдеть со мъною. "Добре-дѣ, не печался, я-дѣ уже тобою буду радѣть, во Иерусалимъ я-де тебѣ корабль дабуду. Да не печался-де, дѣло-де твое все будеть у менѣ зъдѣлано".
   Такая бывала ужасть от араповъ, боимся зъ двора сойтить. Страшны, ходять нагия дѣвки лѣтъ по 12, по 15 -- такъ какъ не ужасъ?! А какъ уже присмотрились, такъ и съ ними нетъ ничево. Все сперьва, всякое дѣло дико, а потомъ осмотритца, такъ и зънакомо л. 120 об. // станеть. А когда мы пришли въ Палѣевщину, такъ намъ они, тѣ казаки, бѣси показались. А когда пришли въ Турки, такъ и ума не стало: "Вотъ, молъ, су, то-то ажно бѣси-то!" А когда съ турками опознались, бутъто руския стали. А когда пришли вь Египетъ, такъ мы смотрим на ораповъ да межу себя говоримъ: "Вотъ, моль, су, то-то прямыя бѣси!" А хошъ и опознались, а таки, что от бѣсовъ, опосались. Ети люди не разънилися з бѣсами и нъравами, и поступками, и видѣниемъ, и лихостью. И слава про нихъ лѣ- л. 121. //жить во всю вселѣную, что они люди добрыя, стоять хорошихъ бѣсовъ!
   И тако мы стали въ Рахитѣ жить, и со орапами осматриватъся, и по Нилу-реки гулять. Нилъ-рѣка будеть с Волгу шириною, а бѣжить быстра и мутна. А воды пить нелзя ни по коему образу, такъ наливають въ сосуды да мигдалъныя ядры кладуть, такъ она отстоитъся и хороша станеть. A Нилъ-рѣка три месяца мутна бываеть, потомъ исчищатся станеть.
   Въ Великой Ефиопии, когда у насъ бываеть зима, а у нихъ лѣто. От насъ к нимъ л. 121 об. // солнце забѣжить, такъ у нихъ въ тѣхъ месяцѣхъ лѣто бываеть. А когда настанеть месяцъ май, такъ у нихъ станеть зима сътановится. А от нихъ к намъ солнъце в севѣрныя страны зайдеть, такъ у нихъ май, июнь, июль месяцы -- зима, марозы, снеги глубокия. А когда настанет авъгустъ-месяцъ, тогда у нихъ приидуть дожди и зима пойдеть долой, такъ та вода полая придеть въ Египетъ Успеньевъ день. И идеть мутна вода 3 месяца, и рыба не ловитца в те поры; а исчиститца въ ноебрѣ, тут уже ловъ рыбы пойдеть въ рѣ- л. 122. //кѣ Нилу. А рыбы много зѣло, а рыба все тарань, иной мало.
   В Рахите по Нилу садовъ очень много и финиковъ; а финики недороги: фунтъ по копѣйки сушеныхъ. Во Египтѣ дождя никогда не бываеть, все рекою всю Египецкою землю напояют: въвезъдѣ боразды проведены, да воду по нивамъ пущають. А Нилъ-река ниска берегами, и бежить вода вровень зъ берѣгами. А овощъ1 всякой во Египьте дважды поспѣвает въ году, и хлѣпъ такожде дважды снимають, а лимоны2 -- что месяцъ, то плодъ. От устья Нила-рѣки л. 122 об. // до Болшаго Египта Ниломъ-рекою 500 верстъ, а кораблемъ въверхь по Нилу, какъ доброй вѣтръ, въ три дни поспѣвають до Египта. А там такия комари силныя и зиму, и лѣто, что сказать нелзя: нѣвозъможно быть пес полога, единой ночи не уснешъ. А когда мы пришли, такъ насъ комари объели, такъ рожи наши стали что пьяныя, угрѣваты, и другъ друга не узнаешъ; а на нихъ зънаку никакова нѣтъ, хошъ ихъ едять.
   И жихомъ мы в Рахитѣ седмъ дней. И нанелъ намъ игуменъ корабль да Домяты, до другой пристали; а итить въверхь л. 123. // по Нилу рѣке; а корабль арапски был. Игуменъ насъ отдалъ арапомъ въ руки и приказалъ, чтобы никакой налоги намъ не было. Такъ раиз очистилъ намъ корму; и мы въ корму поклали рухледь свою, да и сами сѣли, и убрались всякимъ харчемъ.
   Авъгуста въ 17 день сѣдохомъ въ корабль и поидохомъ ко Домятину, къ другой пристали египецкой, а дали с человѣка изъвозу по тарелю. И въ той день бысть вѣтръ зѣло поносенъ и добръ до полунощи, а с полунощи престалъ. И стояхомъ тутъ до полудни, и видѣхомъ тутъ по Нилу-рекѣ городков ара- л. 123 об. //бъскихъ и селъ безъчисленое множество -- невозъможно исчести, что песка морьскаго. Город от города -- вѣрста да двѣ версты, а села также; а жилье все каменъное, и сѣла узоричитые велми. А земъля окола Нила добрая, и чорная, и ровная, будто нарочно здѣлано, нигдѣ нѣтъ ни бугорчика, хочъ яйца покати, такова гладъка. А людей многая множество. А вода во всю землю Египецкую пущена изъ Нила; ино какъ с коробля погледишъ: по всей земли толко что небо да вода въвездѣ. A гдѣ берега высоки, такъ тут волами воду тянуть; а колеса л. 124. // здѣланы что мелничныя да кувъшины навязаны, да тагта и наливають, а инънде кашелями люди льють. Зѣло земля Египецъкая доволна всѣмъ: людми, жиламъ. Что говорить, ета земля у турка -- златое око! Всячины изъ Египта въ Царьградъ кораблями идеть.
   Нилъ-река что выше, то ширѣ, инде есть вѣрстъ на пять шириною. И шли мы Ниломъ-рекою въверхь три дни и, не дошедъ Египта верстъ за двацеть, поворотихомъ въ другую проливу вънизъ по Нилу ко Домятину. Тутъ Нилъ-река от Египта разъшиблась дъвѣ- л. 124 об. //ма горлома: адно горло пошло под Рахитъ, а другое -- подъ Домятин. А когда мы поворотихомъ вънизъ по Нилу-рекѣ, и шли три дъни, и на четвертой день пришли въ Домять-присталь.
   Домять-присталь -- мѣсто хорошо, добро бы не болыпи Драхита, и строение тако жъ зѣло хорошо. Ети у турка пристали велики, и корабли египецкия велики ж. А когда мы шли на корабли со орапами, горко было силно: люди те что бѣси и видѣниемъ, и дѣлы. А мы, трое, что плѣники, языка не знаемъ, а куда насъ везуть -- Богъ вѣсть. А хошъ бы нас л. 125. // куда и продали -- кому бы насъ искать, инаковъ? Да спаси Богъ игумена! Онъ, миленъкой, радѣлъ и приказалъ насъ бѣречь, такъ насъ хозяинъ-арапъ силно снабдѣвалъ и берѣгъ. А когда мы пришли въ Домять, такъ онъ арапъ кликнулъ грѣченина да отдалъ меня в руки: "На де, отведи ево въ метоху". Такъ гречѣнинъ нанялъ араповъ подъ нашу рухледь, да и пошли въ метоху, въ монастырское подворье. Ту нас игуменъ принялъ с любовию и трапезу добрую учредилъ. А языка не знаеть, да старецъ у него, поваръ-сербинъ, онъ, л. 125 об. // спасибо, языкъ знаеть руски -- так намъ отраднѣе стало. Слава Богу, тутъ от печали поутѣшились! Подали игумену грамотку. Такъ онъ прочелъ грамотку да и сказал: "Добре-де, корабль готовъ есть во Иерусалиму утре-дѣ готовся совсѣмъ". Такъ мы ему поклонились, а сами зѣло обрадовались: слава Богу, что безъ задержъки, Богъ далъ корабль!
   Авъгуста въ 24 день седохомъ въ малой коюкъ и поидохомъ въниз по Нилу-рекѣ на морѣ, а кораблъ въ ту пору на мори грузили. И когда мы стали выходить въ вусье Нила-реки на море, тогда л. 126. // насъ възяла погода великая. Зѣло мы убоялись, и отчаяхомся съвоего спасения, и другъ зъ другом прощахомся, толко уже всякъ молкомъ Бога въ помощъ призываеть, а в сандалъ воды много налило. И пришли на то мѣсто, на устье самое; и тутъ рѣка мелка, а волны къ мѣли, что горы высокия, с моря гонить. И мнѣ, грѣшнику, пришло в разумъ пра отца Спиридона, и я началъ Богу молитися: "О Владыко-человѣколюбче! Помилуй насъ, грѣшныхъ, за молитвъ отца нашего Спиридона!" О дивное чюдо, како косенъ Богъ на гнѣвъ, а скоръ на послушание! л. 126 об. // Видимъ, какъ волны идуть и хощуть пожрати совсѣмъ сандалъ -- анъ не дошедши за сажень да и разъсыплется. Да тако насъ Богъ и спасъ за молитвъ отца Спиридона.
   А когда перешли лихое мѣсто, вошли уже на морѣ, тогда наши изъвощики, окоянныя арапы, не везуть насъ на корабль: "Дайте-де намъ тарель! Мы-де было от васъ потонули!" А мы имъ, собакамъ, тамъ наперѣдъ за изъвозъ дали. Мы то такъ, то сяк, а они и вясла покинули да и гъресть перестали. Охъ, бѣда! Что съ сабаками дѣлать? А до коробля еще будеть с версту. А видимъ, л. 127. // что корабль готовится к подъему. А они не везуть: "Дай-де тарель, такъ и повезѣмъ!" Такъ я съталъ переманивать: "У меня, мол, денегъ нѣтъ, раизъ, молъ, тебѣ за насъ дасть". Такъ они, сабаки, едва повезли. А когда привезли х кораблю, такъ насъ матросы тотъчасъ приняли, и рухлѣдь нашу. Арапы и стали просить: "Дай тарель!" Такъ я раизу сказалъ, что, молъ, мы имъ за работу, что рядили, то въ Домяти наперѣдъ и дали, а они, молъ, насъ безъ денегъ и не повезли. Такъ раизъ ухватя рочагъ да и кинулся на нихъ, а они л. 127 об. // и отпехнулись скорѣе от коробля да и поехали на море. Люты собаки, злодѣи-арапы!
   Авъгуста въ 24 день въ нощъ поидохомъ по морю. И поднявши парусы: всѣ бысть вѣтръ добръ -- и идохомъ 3 дъни и 3 нощи. И бысть намъ вѣтръ доброй во Иерусалимъ, но поидохомъ мимо выше. Нам же сказаша мотросы, что Иерусалимъ минухом, такъ намъ тогда бысть печално и скорбно зѣло.
   И тако въ 4 день приидохомъ во градъ Вътоломаиду, а турецъкое именование Акри. Градъ бывалъ зѣло хорошъ и предивъ- л. 128. //ной, a нынѣ весь разоренъ от турка. Тутъ живеть митрополитъ Птоломаитъцкой; церковъ в немъ толко адна християнъская, а християне -- арапы. Добры миленкия силно до насъ были, а иныя насъ к себѣ и въ домы зывали хлѣба есть. От того града до Фаворския горы верстъ 30, а до Назарета верстъ 20.
   Тутъ подъ тѣмъ городомъ гора Кормильская, гдѣ Илия заклалъ жерцовъ идолскихъ Иезавелиных. И гора зѣло узоречна, брусомъ вошла въ морѣ, высока зѣло. Тутъ и потокъ Кисъсовъ подъ горою, рыбы въ немъ зѣло много. Въ той полугорѣ монастыръ л. 128 об. // Илии Пророка, а живуть в немъ французы, турокъ имъ отдалъ. А от града до Кормилския горы верстъ зъ 10 черезъ затокъ, а около затока верстъ 20 будет. Межи града и горы великой затокъ, тутъ корабли убѣгаютъ от туртуны въ затишие. Тутъ мы по граду ходихомъ гулять, видели, прежнего царя какъ полатъное бывало строение зѣло узоречно, церковь бывала Иоанъна Богослова предивная.
   А когда мы ходихомъ, и увидѣхом башни много плотей человѣчесъкихъ не в разсыпании, цѣлы и савоны, какъ топерева положены. л. 129. // И мы вопросихомъ старца, кой нас водить: "Что, молъ, ето за тѣла лѣжать, что они въ цѣласти и чево ради въ такомъ мѣсте?" И онъ намъ сказалъ: "Дивная-дѣ вещь надъ етами людми сотворилась, уже дѣ иныя боле трехъсотъ лѣтъ. И когда-дѣ турокъ подъ етотъ градъ приступалъ и не възялъ, так-де изъменики, похотя турку градъ здати, выстрелили писмо на стрѣле и укозали, с которой сътароны приступить, -- да и възяли градъ Птоломоиду. Потомъ довѣдолся митрополитъ, что стала изъ города изъмѣна, да въ церквах л. 129 об. // и проклялъ ихъ и родъ тѣхъ изъмѣнщиковъ. И тотъ-де въвесь род тутъ лѣжитъ: коего-дѣ ни погребуть, а земля и выкинеть вонъ. Въвесь ихъ родъ от тѣхъ поръ тутъ кладутъ; так-де бывало ужасъ от нихъ: мимо пройтитъ нѣлзя, что живыя лежать. А когда-де патриархъ Иерусалимъски ехолъ въ Царьградъ и тутъ-дѣ к намъ заехалъ, так-де стали ево граждане молить, чтобы ихъ разрѣшилъ. Так-де патриярхъ Досифѣй проговорилъ над ними молитву разрѣшалъную, так-де они и поразсыполись". И жихомъ во Акрѣхъ 4 дъни. л. 130. //
   И поидохомъ еще выше. А нам силно печално, что насъ раизъ не вѣдеть къ пристани Иерусалимъской. Да нечто здѣлаешъ, коли ему не въ путь! Онъ все наровить, какъ назадъ пойдеть во Египетъ. И добывахомъ мы проводниковъ, кто бы проводил насъ до Иерусалима. Такъ нам сказали, что ни по какому образу етем-де путемъ не пройдешъ от араповъ. A всѣго ходу 4 дни, да нелзя. Увы да горѣ! А хочетца во Иерусалимъ, чтобъ к Возъдвижениеву дню, да уже такъ промыслъ Божий бысть.
   А в тѣ поры во Иерусалимѣ неда- л. 130 об. //вно были арапы, было вѣсь Иерусалимъ разорили. Горко было намъ. Мы уже у раиза прошались, чтобы насъ отпустилъ: въ тѣ поры корабль шолъ да пристали. А онъ намъ сказалъ: "Что петъ де спѣшите, али де мои хлѣбы вамъ надокучили? Да еще-де будеть с васъ, не отпущу-де я васъ, не поставивши у пристали. Сромота-де моя, что васъ на иной корабль отпусьтить; не будетъ-де тово!" Добърой-де человѣкъ былъ раизъ, спаси Богъ ево! Християнъская душа миленъкой былъ! Бывало, приказываеть всячину нам л. 131. // давать есть и пить, возилъ нас по морю 4 недели, и поилъ, и кормил, и за извосъ не взялъ. А матросы что братья были, родѣли всѣ безъ выбору и добры; да, полно, языка-то не зънали, а то бы и лутъчи тово было. Изъ Акри-града поидохомъ въ Вифаиду-градъ и идохомъ день.
   Сентебря во въ 2 день приидохомъ въ Вифсаиду-градъ. Вифсаида-градъ зѣло хорошъ, стоит при мори красовито, и присталь хорошая корабелная. Тутъ мы поидохомъ во градъ; тогда про насъ сказали митрополиту, такъ митрополитъ вѣлелъ нас къ себѣ л. 131 об. // позвать. И мы пришли, такъ он велѣлъ сыскать толмоча и стал черезъ толмоча с нами говорить. Потомъ велѣлъ намъ обѣдать дать, и мы обѣдали, рыбы было доволно. А митрополитъ родомъ арапъ, а голова у него бърита почитай вся. Потомъ пошли мы в церковь, митрополит тут же пришолъ. A мѣсто у него зъдѣлано у царъскихъ дверей меже иконъ, такъ люди на него гледять и молятца: с ыконами в рядъ, а стоитъ лицемъ на заподъ. Мы смотримъ: "Что, мол, ето еще за уставъ?" И нигдѣ мы такъ еще не видали. По- л. 132. //сле вечерни мы спросили про нево, а они намъ сказали: "Да что де, су, онъ-де християнства отступилъ, онъ-де принялъ попежство; а патъриарх-де Антиохийски и клятвѣ его предалъ; онъ-де и мясо ест въ посты". Вифсаида-градъ епархии антиохийскаго патриарха. Такъ мы от него уклонятся стали: "Пропади, молъ, онъ, окоянъной!" Опять за мною не одиножды присылалъ, такъ я не пошолъ. Ну онъ къ Богу! А тутъ во граде церковь папежская -- костелъ, такъ ево французы оболстили во свою вѣру. Тутъ мы стояли 5 дней. Потомъ раизъ л. 132 об. // кораблъ со пшеницею выгрузилъ да инымъ тутъ товаромъ нагърузилъ, кой потребенъ во Египетъ: мыломъ, лѣсомъ.
   Потомъ, подънявши парусъ, пошли въспять ко Акремъ и вдохом с полъдня. И зъ дерева увидел кораульщикъ и закричалъ, что идеть галенъ разбойнической. Такъ възмѣтались, раизъ велѣлъ парусы оборачевать, и поидохомъ въспять къ Вифсаиде. И тако ночь всю бродили на одномъ мѣсте: вѣтръ намъ былъ противенъ -- такъ по морю корабль шатался туда и сюда. А поутру поглядимъ: анъ л. 133. // на том же мѣсте шетаемся. Потомъ сталъ вѣтръ по насъ, и къ полдню приидохомъ опять въ Вифаиду. И тутъ мы стояхомъ еще 3 дни, прослушивали про разбойниковъ. И въ 4 день поидохомъ подъ Акри, и тутъ от полунощи пристахомъ ко граду. л. 133 об.
   Тогда въ нощи бысть буря зѣло вѣлика, а корабль нашъ от нуждъ волнъ зѣло разъбивашеся. И тако та буря меня зѣло утомила, и быхъ весъ огнѣмъ полимъ. Такъ в одъной свитке на кораблѣ нощь всю волялся. И забѣжалъ въ меня вѣтръ морской, такъ я л. 133. // и занемощевалъ. Такова была болѣзнь -- 3 дни ни сидѣть, ни лежать, ни стоять, ни ходить нѣлзя. А корабленицы, миленькия, кой-что нѣсеть мнѣ изъ города, купя, тотъ -- то, иной -- иное, да сидя надо мною, да заставляють есть: иной арбусъ принесѣть да дасть, иной -- алимоновъ, иной -- яблокъ райсъкихъ, а иной -- дынь, иной -- винограду. Не опишешъ ихъ добродѣтели, каковы милѣнкия были добры до мѣня. Что дѣлать? Уже мнѣ смѣрть ставитца. Такъ я легъ, да шубами, коцами меня о- л. 134. //кутоли -- такъ я въспотѣлъ, такъ полегче стало.
   А въ Вифсаиде дыни, арбузы зѣло недороги; винограду на копѣйку полу насыпать; райскихъ яблокъ 20 за копѣйку; яицъ 12 и 13 за копѣйку; съмоквѣй свѣжихъ вѣдро -- копѣйку дать.
   Сентебря въ 14 день, на праздникъ Возъдвижения Честнаго Креста Господня, после полудня поидохомъ изъ Птоломаиды на присталь Иерусалимъскую. И въ нощи приидохомъ ко граду Иопии, а по-турецки именован Яфа, -- присталь Иерусалимъская. л. 134 об. //
   Тутъ Петръ-апостолъ пребывалъ у Симона Усморя. Градъ хорошей, да нынѣ весь разоренъ: прежъде от турка, потомъ от франъцузовъ.
   Градъ Иопия стоить при мори на горѣ красовито, а в немъ жилья немного, турки живут да орапы-християне. У християнъ одна церковь, и та на полѣ, толко стѣны и не покрыта, а верхъ збитъ и дверей нѣтъ. А служить въ ней чорной попъ, присланъ изъ Ерусалима; тутъ и живѣть, на подворье Иерусалимъскомъ. А тутъ онъ живеть для богомолцовъ: богомолцы, л. 135. // пришедши, тутъ стоять, на подъворье томъ. А служить попъ въ церкви той по воскресѣньямъ да по празникамъ, а в протчия дни въ кѣльи служить. И какъ мы с коробля приехоли въ городъ и пришли въ метоху, и тотъ попъ насъ принялъ и мѣсто намъ далъ, потомъ учредилъ нам трапѣзу хорошею. А богомолцов еще на присталь никто не бывалъ, мы еще первыя пришъли. И препочихомъ тутъ два дни. Прислалъ по насъ бѣй-турченинъ, кой тутъ начальникъ, онъ збираеть на турка дань. Мы же приидохомъ к нему л. 135 об. // въ полату. Онъ же вопроси насъ: "Что за люди? Откуда пришли? Давайте-дѣ горачъ!" Мы сказали ему, что мы люди московския: "Мы, молъ, тебѣ горачю не дадимъ." -- "Для чево-де не дадите?" И мы сказали, что у насъ есть ферманъ салтанъской, да и подали ему листъ салтана турецъкаго. Онъ же сталъ честь, а сами межъ себя, сидя, другъ на друга възглядывают да головами кочають. И, прочетши листъ, спросилъ у меня: "Бакъ, попасъ, московской-де царь бъетца ли с нашимъ царемъ туръскимъ?" И я ему сказалъ, что л. 136. // у нашего московскаго царя с турецкимъ миръ, брани нѣтъ. И онъ турчинъ молвилъ мне: "Бакъ, попасъ, смотри-де". И я на него гляжу, такъ онъ, поднявши, листъ царьской поцѣловалъ, а самъ мнѣ молвилъ: "Вотъ так-де мы царьской указ почитаемъ. Все-де тебѣ противу указу здѣлаемъ. Пойдите-де теперва въ метоху, по времѣни-те тебѣ подводы дамъ и отпущу-де тебя во Иерусалимъ". Такъ я и пошелъ въ метоху.
   Потомъ сталъ къ бѣю ходить, чтобы меня отпустилъ во Иерусалимъ, чтобы подводы далъ и л. 136 об. // проводниковъ. И бѣй мнѣ сказал: "Не отпущу-де тебя, нелзя-де тебѣ ехоть, во Иерусалиме-дѣ заметня теперва великая, разбой-де стоит на дороге". А въ тѣ поры во Иерусалимѣ паша турецкой казнилъ араповъ, воровъ и бунътувщиков. Какъ лутчихъ араповъ паша кознилъ, да головы ихъ на колъя поткнувъ да и поставилъ надъ грацкими воротами, такъ за то арапы возъмялися да писали во всѣ веси арапския, чтобы сьежалися ко Иерусалиму; такъ потому арапы-дичъ изъ пустыней, изъ Египта, от Синайской горы сьехолись. А паши въ тѣ поры во л. 137. // Иерусалиме не было, онъ ездил за разбойниками, имать ихъ. И воевода согласился со арапоми, да пустилъ ихъ въ городъ, да и заперся с ними. А иныя поехоли за пашаю; такъ паша с ними бился, что съ сабаками. А въ городъ ево, во Иерусалимъ, арапы не пустили; такъ онъ езъдилъ да улусъ арапскихъ и разорилъ, а ихъ ималъ. Такъ арапы-ты насъ не пропустили, всѣ сабаки пути заняли. Да так-то паша с ними бился неделъ 7, а мы въсе-то тутъ сидѣли -- грусно было силно.
   Градъ Иопия убогая самая, толко л. 137 об. // славенъ приходомъ иерусалимским, что тутъ присталь. Изъ Ерусалима везуть мыло, бумагу хлопъчатою, пшено, дрова, товаръ въсякой. Изъ Египта приходить пшеница, пшено сорочинское и товары. А изъ Ерусалима все велбудами да лошаками малыми возять, что ослята называютца, а все въюками, тамъ телѣгъ нѣтъ да и нелзя: горы непроходимыя и высокия.
   А когда мы жили во Иопии, видѣхомъ бѣдъство великое, какъ на мори разбойники разбивають корабли. А разбойники -- Малтинскаго острова л. 138. // нѣмцы, люты злодѣи. А ихъ отпущаеть разбивать папа Римъской исполу да и благословение подаеть имъ, а на всякой годъ отпущаеть по 30 голенъ. Такъ они, какъ поймають корабль христианской, такъ товаръ и денги поберуть, а хозяина и сары християнския -- всѣхъ отпустять, а корабль кораблѣнику порожней отдадуть. А турки прилучатца тут же, то всѣхъ въ полонъ возмуть да на каторгу къ папѣ пошлють. А какъ турецкой корабль возьмуть, такъ со всемъ во свою землю отведуть, а турокъ всех л. 138 об. // на каторгу отдадуть. Горе от сабак, от мальтезовъ, -- все Бѣлое морѣ затворили! А турокъ не можеть с ними управитца: они подъ самой Царьградъ подьежають да селы разъбивають.
   И жили мы во Иопии 3 недели. Потомъ, после Покрова, корабль пришол изъ Царяграда, а на корабли были богомолцы разныхъ вер: грѣки, армяны, французы, жиды. И на другой день турчинъ-началникъ прислалъ по насъ подводы и повели насъ арапы въ городъ в Ромен, 15 верстъ от Иопии. И того же дни приидохомъ въ Роменьгород. л. 139. //
   И когда богомолцы пришли во Иопию, тогда турки со всякова человѣка зъ грѣка брали по 8 тарелей, а со ормянъ, и съ франъцузовъ, и зъ жидовъ по 16 тарелѣй -- въдвое, кой не греческой веры. Да и печатки въсякому человѣку дають; а когда пойдуть изъ города, печатки обирають, чтобы другъ другу, инымъ межу себя не довали. Да такъ въ воротѣхъ по одному человѣку перѣбирають, да печатку возъмуть да и пропустят. А когда в кой день пришли богомолцы, такъ тутошной чорной попъ, кой въ метохи живеть, л. 139 об. // дѣлалъ обѣдъ про богомолцовъ. А на обѣдѣ ходилъ зъ блюдомъ и бралъ с человека по червоному и по тарелю.
   Во Иопии харчемъ очень съкудно, нѣтъ никакова харчю. Виноградъ дорогъ, хлѣбъ и яйца такожде дороги; а рыба времѣнемъ бываеть дешева, а иногда и дорога. Да тут же предъ нами во Иопию шолъ изъ Египта корабль зѣло великъ, и разъбойники-мальтезы за нимъ гнали. Такъ уже близъ Иопии, верстъ за десять, корабленикъ подеръжался близъ берега, а корабль въвесь и разъбился о камень, а товаръ въвесь и потонулъ, и разъ- л. 140. //несло море. Такъ корабльники с коробля покидались: а иныя въ санъдалъ, а иныя такъ совсѣмъ бросились въ воду да выплывали. А прилучилось въ ночи, такъ раизъ со всѣми матросы прибѣжали пѣши во Иопию, такъ бѣй с войсъкомъ пошолъ до тово мѣста да таскали кое-что. А товаръ въвесь разнесло, ничево не нашли, толко карабелныя снасти побрали, а то все пропало.
   Октебря въ 7 день приидохомъ в Ромель-градъ и стахомъ въ метохи монастырской.
   Градъ Ромель поболши Иопии, а стоить въ поле; нѣтъ подле ево л. 140 об. // ни рѣкъ, ни колодезей; а от моря 15 верстъ. Да от турка въвесь разоренъ, а приволенъ всячиною: много сѣлъ подлегло -- два торъга въ недели бываеть. Винограду, финики, смокви, лимоны зѣло нѣдороги; яицъ 8 и 9 за копѣйку; масло коровъе дорого: пять копѣекъ фунтъ. Бумага хлопчатая дешева: фунтъ 4 денги, а пряденая по 8 денегъ -- то и торгъ, что бумага. А земля хлѣбородна, и хлѣбъ дешевъ печеной. А когда сошлись всѣ богомолцы, тогда всякой хлѣбъ и харчь дорогъ сталъ, потому человекъ 1000 и полторы было, а го- л. 141. //родъ неболшой -- такъ, бывало, и не добудешъ хлѣба купить.
   А в Ромли церковь адна грѣческия вѣры, другая -- армянская, 3 -- француская, сирѣчъ папежская. А мы жили з грѣками на Иерусалимскомъ подворье у церкви Святаго великомученика Георгия. Та церковь, пишется что въ чюдесе святаго Георгия, когда ея строили, и какъ въдовица столпъ восхоте послать, а корабленикъ не взялъ. Чти въ житии1 святаго пространей. А въ той церкви заподныхъ вратъ нѣтъ, толко полуденыя. А когьда войдешъ во врата2, а столпъ сътоить на лѣвой руки. А у тово л. 141 об. // столпа стоить чюдотворной образ святаго мученика Георгия въ киотѣ, тотъ образъ, на каторой стрѣлялъ турчинъ, а после сталъ християниномъ да и замучился, что въ чюдесехъ святаго Георгия. Мы же, грѣшнии, тотъ чюдотворъный образъ по вся дни лобъзахомъ.
   В Ромли три подъворья разныхъ вѣръ: 1. Греческое; 2. Армянское; 3. Франъцужское и папежское. Францужское и ормянское подворье -- зѣло узорочисто строение, полаты каменныя, дивъныя, что городы, а греческое не такаво подворье -- да у грѣк л. 142. // и все хуже еретиковъ! Они, злодѣи, богати, такъ лутчия места у турка откупили; a гърѣкомъ все худое дано, для тово что грѣки оскудали и вѣрою, и имѣниемъ.
   А когда мы жили въ Ромли, видѣли свадбы арапския, зело страмны. Неделю цѣлою женихъ с невѣстою ходить по ночамъ по улицамъ, по рядамъ многолюдно со свѣчами, со съмолою -- такъ градъ весь освѣтить. А за женихомъ и перед женихомъ множество народа мужеска пола и женска кричать, верѣщать и по улицамъ л. 142 об. // останавляваютца1. Да одинъ кой-то колдунъ вышедъ наперед и станеть приговаревать, а за ним весь народъ кричать: "Хананей!" Да такъ таскаютца да полуночи. Да и християнския у нихъ свадбы тѣм же обычаемъ.
   А когда мы жили в Ромли, а во Иерусалимъ не идемъ для ораповъ, а они насъ на дороге межъ горъ засѣли да и ждуть. Такъ они видят, что мы не идемъ, такъ тѣ разбойники здумавши да и ударились на градъ въ полдни, 200 человѣкъ конъницы. И прибѣгли на самой бозаръ въ ряды2 да почали гра- л. 143. //бить, кто ни попался. А богомолцы, видя такую беду, въ монастыряхъ и заперлися. А орапы почали по улицамъ рыскать на коняхъ с копиями. Мы же възлѣзъши на верх келѣй и смотрихомъ, что будеть. И учинился бой великой у разъбойниковъ со гражданы, со арапами жъ да с турками; и граждане прогнали ихъ въ поле далече. И билисъ с ними близъ часу, толко Богъ помиловалъ: со абоихъ сторон урону не была, толка ранились межу себя. А они было, сабаки, затѣмъ и приехоли, что нас было разъбить: вѣдають, что идуть богомолцы с казною болшою. л. 143 об. // Кабы в ночи, так бы всѣхъ разъбили; а оплошно силно жили. Етакое бедство от собакъ-арапъ!
   На третей день после побоища приехалъ къ намъ в Ромелъ паша съ войскомъ: все конъница; а служивыя были все болгоры, християнъския дѣти, да турокъ нуждою потурчилъ; а людъ зело крупенъ да и храбръ. Приеховши, паша на третей день выкинулъ на бозаръ дъвухъ араповъ-переводчиковъ удавленыхъ. А въ день люди ходя да на нихъ камениемъ бросають -- да и закидали ихъ камениемъ за то, что смущали ораповъ.
   А паша писалъ къ салтану на воево- л. 144. //ду иерусалимскова, что воевода сложился со арапоми да и ево въ городъ не пустилъ. А воевода писалъ на пашу, что паша араповъ напрасно казнилъ: "Так-де сталъ бунтъ великой, хотѣли-де градъ разорить. И я-де видя: арапъ множество приехоли да ис пустыни -- да и стал-де имъ снаравлевать". И так-де царь разнял у нихъ вражду: холѣтскова послалъ пашу во Иерусалимъ, а ирусалимскаго -- въ Халѣтъ. Потом мятежъ сталъ помалу утихать.
   Да тут же недалеко от Ромли гърадъ Лида, гдѣ святаго Георгия тѣло положено; а та Лида от Ро- л. 144 об. //мли версты 3; а ныне мѣсто то все и церковь мученикова вся разорена. А мощи его нынѣ гдѣ, про то Богъ вѣсть, никто не вѣдаеть.
   Да видѣли жъ мы въ Ромли въ церькви, какъ християнъския арапския робятка говорять в службе зело глумно, а намъ необычно. Когда начнеть одинъ говорить "Блаженъ мужъ", а другой, отпяхнеть тово, да второй псалом, а стихеры также все по стиху сказавають. А во всякого рабенка за пазухою носять Псалтырь, и Октай, и Минея. И когда они стануть говорить, такъ другъ передъ другомъ възахватъ бьютъ- л. 145. //ца между себя: кой сильнѣе, тотъ болши и говорить.
   А учатся у нихъ не по-нашему: с утра до полудня учать Часовъникъ или Псалтырь, с полуденъ до вечера учать стихѣры по Октаю и въ Минеи того дня прилучившагося да сказывает въ црькви. Таковы тщателны!
   И стояхомъ мы въ Ромли полчетверты недели. Потомъ паша прислалъ ко всѣмъ богомолцом, чтобъ были готовы итить во Иерусалимъ. А на другой день рано пригнали арапы велъбудов и кони, лошаки малыя и стали класть рухлѣть на кони, л. 145 об. // подо всякого человѣка по два коня. И была задуха великая, едва выбъролися въ поле: улицы все наполнены были и пройтить нелзя было. И выбролися на поле часу въ 5-мъ дни. И зъбиралися тут всѣхъ вѣръ. И паша самъ выехалъ за городъ, насъ провожал.
   И какъ выбролися всѣ въ полѣ, октября въ 28 день, поидохом из Ромли ко святому граду Иерусалиму всѣмъ корованомъ, было человѣкъ 1500 разныхъ вѣръ. И тотъ весь день шли между горъ разсѣдинами. А горы каменыя, а въ горахъ арапы всѣ живуть. Лихи зѣло разбойни- л. 146. //ки: бьють, грабять, что на тебѣ видить, все отнимають -- истыя бѣси, зѣло насилие великое творят. А паша окоянной толко славу ту учинилъ, что за городъ выпроводилъ, да денги обобралъ съ человѣка по гривне и алтына по два, да пихнулъ всѣхъ межъ горъ ко арапомъ, а сами и проводники назат воротились.
   Потомъ арапы насъ стали бить, грабить. Осыпають, что пчелы, рвуть за ризы, трясут далой, с лошеди волокуть: "Дай пару!" Дать -- бѣда, а не дать -- другая. Толко ты кашелѣкъ вынелъ, анъ другой стороны и вырвалъ совсем. А не дать, такъ бьють. А станешъ л. 146 об. // давать, такъ с одново мѣста четъверть часа не спустять, что от собак не отобьеся. Посмотришъ: въвезьдѣ стоить крикъ да стукъ, бьют да грабять; и кой плачеть -- убит, иной плачеть -- ограбленъ. Въвѣзъде гоняютьца за однимъ человѣком по 10 и по 20. Многая коней и рухледь покидали да такъ от нихъ, собакъ, бѣгають. А болши псы-извощики тут же ворують, мотаютца межи тѣхъ. И они исъ тех же селъ разбойничихъ, такъ имъ къстати воровать-то, сабакомъ. Бабъ-та миленкихъ бьют! Пришедши, возъмуть бабу или дѣвку за ногу, да такъ с лошеди л. 147. // далой волочать, да и бьеть: "Дай пару!" Бѣдъство великое от араповъ, пощади, Господи, подобно что на мытарствахъ от бѣсовъ!
   А я, грѣшникъ, и лошедь покинулъ да всѣ бегалъ пешкомъ1, такъ они паки не такъ нападали. А когда набегуть арапы созади или въстречю и хотять грабить и бить, такъ я толко нашолъ на нихъ ружье острое. Бога-свѣта призову на помощь да безъпредстанъно кричю къ Богу: Владыко-человеколюбче2! Помози ми за молитвъ отца нашего Спиридона!" -- такъ они и прочь от меня.
   Толко въ глаза заглянутъ, а сами заворчать да и прочь. л. 147 об. // А я сам ся удивляюся человѣколюбию Божию; за молитвъ, что Богъ любить, Спиридона-то отца. Такъ меня Богъ-свѣтъ спасъ за молитвъ отца Спиридона. Да спаси Богъ и арапа, моего извощика, много имъ отбивался. Гдѣ набегуть арапы станицею, хотять грабитъ и бить, а онъ наворотя дубиною самихъ. А они станут с нимъ шумѣть, а я въ тѣ поры уйду у нихъ. Потомъ иная станица набежить, а онъ опять с ними станеть шумѣть и дратся, а я-таки уйду. Да так-то въвесь день куликалъ. А я, су, вынѣвши да ему паръ 5-6 далъ, л. 148. // такъ за меня лутчи стоитъ. А самъ мнѣ ворчить: "Е, попасъ, не бойся-де, я-де тебя не дамъ грабить и бить". И я ему днемъ-то с рубль передовалъ. Ну онъ къ Богу! Толко бъ далъ Богъ здаровья, не о денгахъ1 слово, увечье-то пуше денегъ2. А они, сабаки, не разъбираютъ3, и милости у нихъ нѣтъ: хошъ по главѣ, хошъ по глазам, куды зъря. И тотъ мы день весь шли, ни пили, ни ели от нихь, собакъ. Такое бѣдъство чинят арапы!
   И того дни доидохомъ до села Емъмауса, гдѣ Христосъ явися Луцѣ и Клеопѣ. И тутъ мы стали начевать, а сами л. 148 об. // згорѣли от зною. День въвесь со арапами билися, что съ сабаками, а пути -- мѣсто бѣзъводное. И, пошедши, тутъ въ прудѣ у арапов купили на грошъ воды, такъ напилися -- да то печали будто немного. Слава Богу-свѣту! Не та бѣда, инъ другая! Извошикъ нашъ, арапъ, сталъ у меня денегъ просить: "Дай-де пару! Чемъ велбуда коръмить?" И я выневъши да и далъ ему гривну, а он меня сталъ бронить по-турѣцки: "Мало, дай-де еще!" Да подънявъши камень, да суетца въ зубы ко мнѣ. И, видя нашъ кърикъ, грѣки пришли к намъ /л. 149. / да стали разъговаривать: "Деспота, дай-де ему, сабаке!" Выневъши гъривну да еще ему далъ, а онъ, окаянной, зубы скрегчеть, ходячи. И сказали ему, что: "Попас московъ, у него-де ферманъ потыша турча" -- такъ онъ посмиръняя сталъ баеть.
   Село Емъмаусъ стоить подъ горою. Церковь християнъская зѣло была хороша, a нынѣ турки конѣй запирають. Церковь та поставлена на томъ мѣсте, где Христосъ Луцѣ и Клеопѣ познася въ преломълении хлѣба. И на том мѣсте та церьковь стоить; зело узорочна была, еще то стро- л. 149 об. //ение царя Конъстантина. А когда мы стали начевать у села Емъмауса, тогда лишъ ужасъ, по таборомъ толко стонъ стоить: иной безъ глаза, у иного голова проломлена, иной безъ руки, иной безъ ноги; бабы-то плачють. Иной сказываеть: "У мене 10 тарелей отняли"; иной сказывает -- "20", а иной -- "30"; у иного одежду отняли, у иного книги. А у чернаго попа изъ Царяграда, такъ у него, сказываеть, 500 тарелѣй отняли; ходить миленъкой что чорная земля от печали. Плач да крикъ стоить по таборомъ, и ужасъ. Пощади, Господи! л. 150. //
   И утре рано поидохомъ из села Емъмауса, а поднимались бороною. Какъ арапомъ не грабить?! И другъ друга не ждутъ: какъ кто сѣлъ, да и пошолъ. Тогда на насъ опять арапы напали и почали грабить и битъ по-прежнему. А всего от Иерусалима верстъ съ 5, а насилу от нихъ, от собакъ, выбились. А когда мы възыдохомъ на верхъ горы, тогда увидѣхомъ святый градъ Иерусалимъ -- тогда арапы всѣ пропали, что подъ земьлю проволились.
   А когда увидѣхомъ мы святый градъ Иерусалимъ, толко вѣрсты и за двѣ, л. 150 об. // тогда мы зѣло обрадовались. И зъсѣдши мы с конѣй, и поклонихомся святому граду Иерусалиму до земли, а сами рѣкли: "Слава тебѣ, Господи, слава тебѣ, святый, яко сподобилъ еси насъ видети градъ твой святый!" А когда увидѣли турки стѣны градъсъкой нашъ корованъ, тогда воевода выслалъ к намъ турак, арапъ конъницу со оружиемъ. Турки и арапы выехоли въ поле, а сами стали скакать, винътовать, копья бросать -- ради собаки, что мы пришли. Скачють по полю противу насъ, а сами намъ говорять: "Салам аликъ!" л. 151. // А мы имъ противъ говоримъ: "Алики соломъ, здарова ли живете?" -- "Как-де васъ Богъ милуеть? Какъ-де васъ Богъ пронесъ от курсановъ, сирѣчъ от араповъ?" Да и поскокали за насъ хъ коровану, да и поехоли назади корована всѣмъ полкомъ, будто насъ такъ провожали. А мы ужѣ пѣши шъли до вратъ градскихъ. А изъ Ерусалима вышли на поле християне: грѣки, армяня, кофьти, франъцузы, иноки, мужи и жены -- всѣ въстречають насъ, а сами плачють: "Какъ-де васъ Богъ пронесъ от араповъ?" А мы также плачемъ, никто тутъ не можеть л. 151 об. // от слезъ удержатся. Ужасть и радость! И уже въ радости всю беду забыли.
   Октебря въ 30 день приидохомъ ко святому граду Иерусалиму. И когда мы внидохомъ во святый градъ Иерусалимъ и вънутрь града, подле дома Давыдова множество народа: туракъ, ораповъ, християне-армяне и разных еретическихъ вѣръ стоять. Всѣ, миленъкия, ради, въстрѣчають нас, всякъ своей вѣры своихъ смотрить. Тутъ въ корованѣ всѣхъ вѣръ шли люди, а корованъ нашъ шелъ вѣрстъ на 5 и болши, зѣло многолюдно было. л. 152. // А въшедши во святый градъ Иерусалимъ, всѣ пошли по разным монастырямъ своей вѣры.
   А мы со грѣки пошли въ Великой монастырь потриаршей грѣчесъкой; армяне -- въ монастырь Иякова, брата Божия, въ тотъ пошли. А когда мы стали въ монастырь въ патриаршей въяжать во върата, тутъ насъ намѣстникъ со всѣми старцами стрѣтилъ. Ради зѣло, потому что отчаялись нас, жили мы на пристали полъседъмы недели. И старцы наши кони разъсѣдлавают и рухлѣдь нашу въ кѣлью несуть; зъ горѣлкою и с виномъ старцы стоять, а иныя л. 152 об. // на блюдахъ закуску держать. И сътали всякому человѣку по дъва финжала наливать горѣлки. И радостно, и плачевно!
   Потомъ раздали намъ кѣльи. Мы же въ кѣльяхъ мало опочихомъ, начали бить въ доску за трапѣзу. И, пришедши, старцы стали насъ звать за трапѣзу. И въсѣ богомолцы вобрались въ трапѣзу, a трапѣза зѣло велика; а жены себѣ ели въ кѣльи. Потомъ ударили въ канъдѣю, и стали "Отче нашъ" говорить, и сели хлѣбъ ясти. И трапѣза была очень доволъна всячиною, уже пространѣя тоя трапѣзы л. 153. // быть нелзя, болшую часть долов снѣсли. И, воставши изо стола, воздали Богу благодарѣние.
   Изъ-за трапѣзы повѣли насъ гулять на верхъ кѣлей и около Великия церькви, на гору Голгофу. И, падше, поклонихомся и лобызахомъ святую гору Голгофу. Потомъ стали намъ указывать святыя мѣста: Елеонъскую гору, Вифлиемъ, обитель Святаго Савъвы Освященънаго и Содомъское море, Иордань-реку. И тогда мы увидѣхомъ зъ горы Голгофы святыя мѣста и от радости не могли от слезъ удержатися. Падше на землю, поклони- л. 153 об. //хомся, и от той радости всю бѣду забыли арапскую, и хвалу Богу возъдахомъ. А сами всѣ единогласно рекохомъ: "Слава тебѣ, Господи! Слава тебѣ, святый, яко сподобилъ еси насъ, грѣшныхъ, видѣти градъ твой пресвятый! О Владыко, что возъдам тебѣ? Како насъ, недостойныхъ, допустилъ со грѣхи нашими?" И тако ходихомъ по крылу церковному великия церкви Воскресения Христова и смотрихомъ здания церковнаго. И дивихомся: "Како монастырь и церковь нашу, таковую красоту отдалъ босурманомъ въ поругание?" И плакохомъ, на токовое строение глядя, и немощно от л. 154. // слезъ удержатися.
   И приидохомъ къ Великой церкви. Сидять тамо заперты для службы святыхъ мѣстъ, по веръви к нимъ въ церковь; мы же смотрихомъ сверху во окно внутрь церкви, и увидѣхомъ предѣлъ надъ Гробомъ Господним, и возрадовахомся радостию велиею. А сами, кабы мощно, так бы скочили въ церковь, да невозъможно от туракъ-сабакъ: они церковь запирають и печатають. И смотрихомъ вънѣ церкви и вънутрь церкви, и дивихомся. И видѣхомъ тамъ старцовъ, ходящихъ по церкви, разъных вѣръ еретическихъ: овыя ходять, кадять святыя мѣста, а иныя слу- л. 154 об. //жъбы поють. Мы же дивихомся таковому безъстудию ихъ. А франъки поють на органахъ, a всѣ тѣ вѣры называютца християнъския! Что петь делать? Богу тако попустившу! И тако намъ доволно ходихомъ и вся святыя мѣста съмотрихомъ. И уже от радости всѣ бывъшия скорби намъ на пути на мори, от арповъ -- все уже тыя скорби забыли. Слава Богу! А когда шли во святый градъ Иерусалимъ и видѣхомъ на пути скорби всякия, всеконечъно отчаяхомся видѣти святый градъ. И доволно ходихомъ по крылу церковному. И пойдохом л. 155. // во своя кѣлии, и мало опочихом.
   И приидоша старцы, и позваша нас к записке, мы же всѣ приидохом въ патриаршу келию. И тутъ стали всякова человѣка имя въ книгу записывать, а у записки сидѣлъ митрополитъ Пталоманъской да намѣсникъ патриаршей. А от записки брали зъ богатыхъ по 10, по 8, по 5 червоныхъ, а с убогихъ -- по 5 тарелѣй. И какъ уже всѣхъ перѣписали, такъ питропосъ, сирѣчъ намесникъ, позвалъ меня. Такъ я къ нему пришолъ, по обычаю поклонился да и подалъ ему царской листъ московъской. Потомъ мне л. 155 об. // вѣлелъ питросъ сѣсть, и я сѣлъ. Питросъ, възявши государевъ листъ, разъвѣрнулъ, а честь не умѣеть. Толко гербъ царской смотрѣли, да и поцѣловалъ гербъ царской, потомъ митрополитъ поцѣловалъ. А самъ питропосъ такъ мнѣ сказалъ чрезъ толъмоча: "Ради де для великаго государя, царя Петра Алексѣевича, и ево ради царьскаго зъдравия все тебѣ добро будеть у насъ, не печалси-де ничемъ. Дадим-де тебѣ кѣлию и станем-дѣ тебѣ водить по святымъ мѣстамъ, гдѣ-де намъ возъможно. A здѣ-де невозъможно и коими мѣстами босу- л. 156. //рманы владѣють и християнъ не пущають, ту-де мы и сами нѣ волны". И я воставши да и поклонился. И питросъ мнѣ молъвилъ: "Идите-дѣ теперя въ кѣлию опочивать, а когда-де будеть время, убравъшися, станемъ-дѣ васъ водить по святымъ мѣстам". A грѣкомъ зависно силно, что питросъ такую показалъ любовъ. И тако поидохомъ въ кѣлию и препочихомъ.
   И бысть якобы о полунощи, стали клѣпать въ доску къ утренъни. Мы же приидохомъ в церковь царя Константина и матери его Елены и тутъ ма- л. 156 об. //ло постояхомъ. Когда начали на утренни кафизму говорить, тогъда намъ стали свѣчи разъдовать и повѣли насъ нощию со свѣчами по святымъ мѣстамъ.
   Преждѣ повѣли тутъ, гдѣ Христосъ сирѣчъ сидѣлъ на камени, когда явился Марии Могъдалыни. Тутъ натъ тѣмъ каменѣмъ зъдѣланъ чюланъ дощатой зъ дверми, да и замыкают. А камень что стулъ, круглой камень, красной кремѣнь. A гъдѣ Христосъ сидѣлъ, и то мѣсто сребромъ облажено и позлащено. Тутъ, подле того камени, церковь Иякова, бра- л. 157. //та Божия, а служать въ нѣй грѣки. Тутъ мы тотъ камень цѣловавъше, пошли до церкви, гдѣ Мария Египецкая плакола предъ образомъ Пресвятыя Богородицы. Потомъ пошли до Авраамовой церкви. Пришедши въ тое церковь, цѣловахомъ то мѣсто, гдѣ Исаакъ стоялъ связанъ, когда ево Авраамъ хотѣлъ закласть. И то мѣсто облажено сребромъ и позълащенъно, величиною зъ большую торелку. Потомъ возъвратихомся въ Великой монастыръ. И идучи въ монастырь, цѣловахомъ Вѣликия върата, и тако возъвратихомъся въ монастырь. И приидохом л. 157 об. // въ церковь, а въ церкви же поють словословие великое. И отпѣли утреню, и тако поидохомъ въ кѣлия своя.
   Потомъ шли до литоргии, отпѣвъши литоргию, вышли изъ церкви, пошли всѣ до винной полаты. Тут всѣмъ подносили араки по финьжалу, а по-руски горѣлки. Таковъ въ томъ монастыре уставъ: послѣ обѣдни все старцы вышедъ изъ церкви да и поидуть пить горѣлку, а винъной старецъ подносить всякому человѣку по финжалу; хошъ кто церковнаго не пьеть, a горѣлку пьеть; тотъ у чести, кто вина церковнаго не пьеть. И тако поидохомъ до кѣлии своей. л. 158. // По времени же позъваша насъ за трапѣзу и такоже насъ по-прѣжнему удоволиша всѣмъ, брашномъ и виномъ. Воставъ изъ-за трапѣзы, трапезу же и запѣрли, не пустили вонъ богомолцов, стали ноги умывать. А за умовѣние брали с нарочитыхъ по 8 червоныхъ, по 7 и по 5. И тако умывъ ноги и обравъ гроши, отворили двѣри и выпустили вонъ.
   И, пѣреночевав ночь, утре, на первомъ часу дъни, привели къ монастырю арапы коней. Къ нам же пришедъ черной попъ Дорофѣй, да старецъ-арапъ возъвѣстилъ всѣмъ, чтобы шли л. 158 об. // въ Вифлиемъ. Мы же стали збиратися. И вышли за грацкия врата Лидцкия, и тутъ всѣ зъбиралися. Тогда стали конѣй разъбирати, а инии же пѣши шли; а орапы силно сажають на кони, хошъ кто не хочеть. Мы же шли пѣши, для тово что они, сабаки, силно изъвозомъ грабят: на 10 верстъ полтина станеть изъвозу. И когда сождались всѣ, такъ и пошли.
   Поидохомъ ко граду Вифлиему. И тутъ на пути на лѣвой старонѣ минухомъ монастырь Святаго пророка Илии, гдѣ попалилъ огнѣмъ пятдесатицу. Тотъ мо- л. 159. //настырь от Иерусалима версты съ 3. Да тут же на другой сторонѣ дороги, на правой руки как въ Вифлиемъ идешъ, противъ монастыря лежить камень великой, и на нѣмъ спалъ Илия Пророкъ. И какъ онъ на камени лежалъ, такъ пророкъ весь изообразися; все знать, гдѣ лежалъ: гдѣ глава, гдѣ руки, гдѣ ноги, гдѣ спина -- что въ воску изобразилась. А надъ темъ каменемъ стоить древо масличъное. И богомолцы тотъ камень лобзали всѣ; и мы, грѣшнии, и камень брали на благословение и от древа ломали вѣтъвии. И л. 159 об. // отидохомъ якобы с вѣрсту, тутъ стоить на пути гробъ Рахилинъ, матери Иосифа Прекрасного: когъда она на пути умерла, тутъ погрѣбена быстъ.
   Мы же мало еще поидохомъ от тово гроба, на долу стоить дрѣво масличъное. А сказывають про то древо: когда Пресвятая Богородица бежала во Египетъ от Ирода-царя, такъ-де подъ темъ древомъ почивала с Превѣчнымъ Младенцемъ. И то дърѣво и доднесь зелено, невелико, окладено каменьемъ. Мы же, грѣшнии, то дрѣво ломахомъ на благословѣние. И от того дрѣва поидохомъ къ Вифлиему. И не до- л. 160. //ходя Вифлиема, въ правой руки въ полугорѣ стоить Ефрафа, поболъши жильемъ Вифлиема; толко мы въ ней не бывали. И тако приидохомъ къ Вифлиему.
   Вифлиемъ-градъ стоить на горѣ красовито. А в немъ жилья немного, подобно сѣлу, толко церковь узорочна Рожество Христово надъ тѣмъ мѣстомъ поставлена, надъ вертѣпомъ, гдѣ Христосъ родилъся. Въ той церкви и ясли Христовы, a вѣртепъ посрѣде церкви. Въ вертѣпъ итъти, что въ походной погрѣбъ, неглубоко, толко ступней съ 5. А въ пещерѣ ясли каменныя от мрамору бѣлаго. A гдѣ Превѣ- л. 160 об. //чный Младенецъ родился, и то мѣсто сребромъ облажено, и позълащено, и камениемъ драгимъ унизано. А вертепъ узорочисто зъдѣланъ, стѣны все цвѣты украшены. A нынѣ ту церковь держать франъцузы-папежъцы: турокъ у грекъ отнялъ да франъцузомъ отдалъ, a грѣкомъ данъ предѣлъ зъбоку той церкви. Строенье греческое-то франъцузы все из церкви вонъ выкидали: Дѣисусы, иконостасы резъныя и позълашеныя -- и то строение въсе лежить тепѣрва не въ призоре. А то строение грекомъ многия тысячи стало, а теперва проподаеть такъ ни за что. л. 161. // А крыта та церковь свинъцом. Длины той церкви 8 сажень, a поперѣкъ 27 сажень. А въ трапезе той церкви 50 столповъ аспидъныхъ, на сторонѣ по 25 столъповъ. И тутъ на монастыри арапы продають лѣстовки, многия тысячи, да богомолцы у нихъ всѣ покупять; и мы отчасти по силе купили про себя, на Русь, братии для благословѣния. A тѣ чотки кладуть на Гробъ Господень, такъ они освящаются Гробомъ Господнимъ. И тако во всю землю развозят и въ подарки разъдають. Потомъ азъ, грѣшный, пошолъ въ пещеру, гдѣ младенцы лѣжать изъбиеныя л. 161 об. // от Ирода-царя. Зѣло удивителна та пещера, а земля въ ней бѣлая; и ходять въ нея изъ вертепа, гдѣ Христосъ родился. Потом позваша насъ за трапезу, и трапеза была зѣло доволна, и вина было много.
   Потомъ попъ Дорофѣй да старецъ-арапъ, -- попъ възялъ къниги, а старецъ блюдо болшое, -- и стали денги обирать. И греки нарочетыя давали по 10 червонныхъ, по 8, по 5; а нижней степень -- по 5 тарелей, ниже тово не беруть. А буде кто поупрямитца да станеть 4 тареля давать, то такъ л. 162. // въ глаза и бросить: "Какой-де ты богомолецъ?!" Таковы-та грѣки! Будѣ кто хочеть во Иерусалимъ итъти, то сумъма грошей велика надобить. И, въставъ от трапезы, пошли гулять по кѣльямъ; высоки кѣльи; смотрихомъ и дивихомся: красовито силно стоить Вифлиемъ на горѣ. Какъ посмотришъ къ Содомскому морю -- ужасно зѣло!
   И утре поидохомъ изъ Вифлиема тѣм же путемъ въ вышеречѣной монастырь Святаго Илии Пророка. И тутъ игуменъ насъ стрѣтилъ того монастыря, въвелъ насъ въ церковь Святаго пророка Илии. л. 162 об. // Церковь зѣло узорочна, а в ней писмо все стенъное хорошо силно. И тутъ лежить камень, в стенѣ въдѣланъ, на которамъ сидѣлъ пророкъ, когда попалилъ пятидесятницу. Въ той церкви трапеза была богомолцомъ. И той же попъ Дорофѣй по-прежнему възялъ книги да записалъ, а гроши так же бралъ, что и въ Вифлиеме. Въставши от трапезы и погулявъ по церкви, мало опочихомъ, поидохомъ из монастыря Святаго пророка Илии.
   И приидохомъ въ монастырь къ Чесному Кресту, гдѣ честное древо расло. Въ монастыри церковь зѣло предивна, писмо стѣнъное. В той церкви л. 163. // подъ святою трапезою пень того дърева, с котораго съсѣчено животворящее древо, ис которого зъделанъ Крестъ Христовъ, на нем же расъпятъ бысть Господь нашъ Исус Христос. Мы, грѣшнии, тотъ пень лобзали. Да въ той же церкви выносили часть от животворящаго древа, на нем же распятъ Господь нашъ Исус Христос, крестъ зъдѣланъ. Мы, грѣшнии, лобзахомъ той крестъ.
   А сказывают про то древо: посадил Лотъ 3 главни по согрешении со дъшерми и поливалъ то древо по повелѣнию Авраамову. И когда Соломонъ сталъ строить Святая Святыхъ, и то древо повелѣл л. 163 об. // съсѣчъ на тябло. И мастеры то древо смѣряли и потянули въверхъ -- ано и коротко стало. Они же усумнѣшася, и пустиша долу, и смѣряли -- ажно и пришло въ мѣру; потянули опять -- ажно и опять стало коротко. Такъ мастеры познали, что хошет быть нѣкое таинъство, и положили ево къ стенѣ -- и бысть сѣдалище июдеомъ. И когда пришла Южъская царица к Соломону и Соломонъ нача ея водити по своимъ царьскимъ сокровищем и показа ей вся церковная зъдания внутрь ея, тогда же Южьская царица, когда пришли къ чесному древу, л. 164. // увидѣла ево, и воспѣла: "О треблаженъное древо!" И от того времѣни не вѣлелъ царь Соломонъ на томъ древѣ садитца, и с того числа бысть то древо въ чести у июдеовъ. И когда жидовя стали Христа распинать, и повѣлеша ис того древа здѣлати крестъ, и на немъ распяша Господа Славы. И тотъ-то пень въ той церкви стоить, и доднесь целъ, сребромъ обложенъ и позлащенъ.
   И ходихом мы по церъкви, и смотрихомъ зъдания церковнаго. Потомъ позваша насъ за трапезу. И трапеза была пространная; и вина много было л. 164 об. // для тово, чтобъ охотно богомолцомъ денги давать. И тутъ Дорофѣй-попъ да старецъ-арапъ бралъ денги по вышеписанному, какъ и въ прежнихъ местахъ, и въ книги записовалъ. И тут, едъши хлѣба, начевали. И гуляли по томъ монастырю, въверху ходили по кѣльямъ. Удивителной монастырь, а пустъ весь; толко два старца живуть или три ради службы и для богомольцовъ: водять по святымъ мѣстамъ да денги обирають. И утре рано поднесли по финьжалу араки, и поидохомъ во Иерусалимъ. л. 165. //
   И приидохомъ во Иерусалимъ въ монастырь Великой. Потомъ стали насъ разводить по монастырямъ и стали кѣльи раздовать. Намъ же отвели кѣлью въ монастыри Иоанна Предтечи и дали мнѣ кѣлью. Мы же начахомъ жити и Бога благодарити. Потомъ позвали насъ въ монастырь Святаго аръханъгела Михаила на ево празникъ ко всенощной. И тутъ митрополитъ Птоломанъской былъ, а литургию самъ служилъ, после обѣдни поучение челъ изустное. Пѣвцы у него были нарочиты. Тутъ, не распустя богомолцовъ, подносили по финъ- л. 165 об. //жалу араки да брали съ человѣка по червоному и по тарелю, кто чъто смогъ по силѣ.
   Потомъ повели насъ во обитель Святаго Саввы Освященнаго. Также пригнали коней арапы и збиралися всѣ за грацкими вороты. И пошли от Иерусалима ко обители Святаго Савы Освященънаго, а шли все юдолью Плачевною. А когда стали зъбиратся богомолцы, тогда арапы окаянъныя силно сажають на кони, а кто какъ не хочеть ехать -- великое насилие и бой. А извозъ дорогой: от Иерусалима до Савина монастыря съ человека по тарелю, а пе- л. 166. //реезду 20 вѣрстъ. Бѣда, су, со арапоми, нигдѣ от нихъ уходу нѣтъ, вѣздѣ насилуют, силно на кони сажають!
   И шли мы юдолью Плачевною; и будеть какъ въ полупути от Иерусалима, тутъ мы нашли на ораповъ. Они поять скотъ: козы, овцы -- великия стада, а ихъ, сабакъ, многое множество. А стали на дороге, а ходъ мимо ихъ. А они наливають воду в корыты, такъ дарогу у насъ заняли. А орапы дикия да и задрались с нашими арапами-извощиками. И чортъ на чорта нашолъ! А мы нутко бѣжать все юдолью. л. 166 об. // И бой у нихъ великой былъ. А имъ было хотѣлася насъ грабить, а проводники наши не дають, на конѣхъ кругъ нашева корована бѣгають да кричать намъ, чтобъ бѣжали. А мы бѣгли да и ротъ разинули. Охъ, дорошка, дала ума знать! А сами-таки махають, что бегите. Естьли бы етимъ арапомъ попались, то бы прощай: не токмо бы пограбили, тутъ бы побили всѣхъ, для тово что дичъ, кочевыя, а не сѣлъския. Когда мы ко Иерусалиму шли, такъ тутъ насъ грабили селския; л. 167. // они толко грабять, а не убивають.
   И тако мы бѣжали версты съ три безъ памяти, и другъ друга топчимъ, да набежали на ихъ кочевье. Тутъ у нихъ стоять полатки, жены и дѣти ихъ да и козълята и овѣчки малыя. И когда насъ увидѣли арапския жоны, робята, подъняли крикъ, вопль, выскочили ис полатакъ нагия, чорны, толко зубы блещать. Тутъ мы пуще того испугались и еще бежали с вѣрсту. Едва отдохнули, такъ набѣжали на насъ проводники наши и сказали нам: "Не бойтеся л. 167 об. // теперво".
   И тако мы възыдохомъ на гору высоко, толъко въ полъгоры, и увидѣхомъ монастырь Святаго Савы Освященнаго -- и обърадовахомся зѣло. И пришли къ монастырьскимъ воротамъ, слезли с конѣй. И у вратъ стоять арапы, не пропущають, и беруть со всякова человѣка по 5 паръ да и пустять въ монастырь. И тако мы вънидохомъ въ лавру Святаго Савы Освященнаго. И монастырь зѣло предивенъ, у насъ такова подобиемъ нѣтъ и удивителъствомъ въ Русии не сыщешъ. Хитро силно стоить, с полугоры съ- л. 168. //тѣны ведены круто зѣло. А въ монастырѣ храмъ болшой Преображения Господня зѣло предивенъ, стенное писмо; и иныя церкви есть многая малыя. Тут же въ монастыри мы видѣли кѣлию святаго Савы, гдѣ онъ сам труждался: вытесана въ горѣ какъ мочно человѣку сѣсти, а стоять нелзя. Прежде сѣго, съказывали, выхаживало миро, a нынѣ нѣтъ. А стоить тотъ монастырь на краю юдоли Плачевъной, которая пошла въ Содомъское море. А итъти тою юдолью до Содомъскова моря от Савина монастыря с полдня, сказы- л. 168 об. //вають. А какъ посмотришъ с монастыря къ Содомскому морю, кажетца, версты двѣ, да межъ горъ куликовата юдолью. А пойтить к нѣму нѣлзя от арапъ. А то море животнаго в себѣ ничего не держить, а воды пить нѣлзя: горка и солона -- и всякое животное в себѣ уморяет. А то море нѣвелико, что озеро, уско да длинъно, а ходу, сказывають, кругъ ево всево пять дней.
   А когда мы пришли въ монастырь, тогда насъ игумен въвелъ въ церковь. Тутъ нам вынесли крестъ, здѣланъ от части животворящего древа. л. 169. // Мы же, грѣшнии, цѣловахомъ тотъ крестъ. Потомъ повели насъ на гробъ святаго Савы: среди монастыря здѣланъ голубецъ каменъной, покровъ черной, на покровѣ крестъ вышитъ. Мы же, грѣшнии, гробъ его лобызахомъ. А мощи его гдѣ, про то Богъ вѣсть. Потомъ нам въ церкви вынесли 3 главы, Ксенефонта и сыновъ его Аркадия и Иоанна; тако мы, гърѣшнии, тѣ главы лобызахомъ.
   Потомъ повели насъ въ пещеру, тутъ зѣло костей много, въ той пещере. Мы же вопросихомъ: "Что ето за мощи?" л. 169 об. // И старцы намъ сказали: "Ете-де мощи новыхъ мученикъ. Когда-де турокъ възялъ Иерусалим, тогда солтану турецкому съказали, что есть тутъ монастырь, калугеры 5000, и они-де лихи, собравшися, пришедъ-де, опять возмуть Иерусалимъ. Такъ турецкой салтанъ послалъ пашу въ монастырь Святаго Савы, велѣлъ изъбить. И турки, пришедъ, стали убивать отецъ, изъ пещеръ таскать вонъ да главы отсѣкать. Отцы же, видѣвше суровство звѣрское от турокъ, не сташа противитися и начаша своя главы л. 170. // под мечъ клонити. И побиша их турки 8000. И видя паша турецъкой, что калугеры не противятъся имъ, посла вѣдомость къ турецкому салтану, что старъцы ни в чемъ не противятца. Царь же умилися, послалъ писание, велѣлъ предстать убивати, а ихъ свободити: куда хочють, идуть, а тут бы не жили. И тако паша возъвратилъся во Иерусалимъ, а отцы собъравшеся, и мощи изъбиенных собрали, да въ той пещерѣ положили, а сами пошли до Афонския горы и тамо водворишася". A нынѣ въ тѣхъ пеще- л. 170 об. //рахъ живуть арапы; зѣло много пещеръ надь юдолью Плачевною. Нам же старцы приказывали, чтобы от тѣхъ мощей не брали ничего. Мы же зѣло того опосались, тѣхъ мощей брать. Старцы сказовали: "Естъли де кто возъметь, а когда приидеть на море, так-же де кораблъ с тѣми мощами на мори не пойдеть. И турки-де стануть обыскивать, а когда у ково найдуть, такъ-де тово человѣка со всѣмъ въ море и кинуть". Мы же хождахомъ по верху монастыря и удивляхомся таковому зданию, паче же пещерамъ, гдѣ отцы л. 171. // жили, a тепѣрва по тѣмъ верьтепамъ живуть босурманы. Преже сего принашивалась Богу жертва, a нынѣ Могамету; нѣкогда постъ, молитва, сълезы, a нынѣ -- жертва дияволу тутъ приноситца. Да ушъ-та Богу такъ изъволившу? А все то за наши грѣхи такъ Богу попустившу босурманом владѣть святыми мѣсты.
   И тако мы смотрихомъ с монастырской ограды во юдоль Плачевную: круто зѣло. И тут видѣхомъ араповъ: таскаютца по юдоли Плачевной, а сами, подъшедши подъ ограду л. 171 об. // монастырскую, кричать з долу, просять хлѣба. И старцы Савина монастыря с ограды кидають имъ, что сабакамъ, помалу хлѣба. Инъ кой наперѣдъ подъфатить да и побредѣть вь юдолъ; а иныя клѣчетѣють, гледят квѣрху да дожидаютца, чтобы еще бросили. Такъ другому кинутъ, да кто-тъ такъже побредѣть. Да так-то старцы по вся дъни с ними мучатца. А за монастыръ вытить нелзя -- ограбять. А съ верху монастыря старцы не вѣлят гледѣть на нихъ, собакъ: какъ дѣ увидять, так де не отобъ- л. 172. //ешися от нихъ, что от собакъ. И гулявши по монастырю, позваша насъ за трапезу, и търапеза зѣло была даволна. И тутъ Дарофѣй-попъ бралъ по-прежнему, какъ и въ прежьнихъ мѣстахъ, да на игумна бралъ по тарелю с человѣка. И тутъ мы начевахомъ; и утре подънесли по финжалу араки, да и пошли из монастыря во Иерусалим.
   И какъ мы вышли за ограду монастырскую, тутъ на другой стъранѣ стоить столпъ каменой высокой, а на немъ стоить затворникъ весь наружи, на веръху столпа, поджемши руки, л. 172 об. // въ клабуку. А греки ходили к нему на поклонъ и прощенье от него просили. И я спросилъ тут у старца: "Чтомь ето у васъ за диво и святость?" Такъ онъ расмѣялся: "Етотъ-де столпник на часъ. Какъ-де богомолцы сойдуть из монастыря, а ево-де за ними вѣтръ здуеть доловъ". Мы же подивилися тому сътолпнику да и пошли. Такия-та у грѣкъ столпники объманщики! А идохомъ ко Иерусалиму не юдолью, но горами, высоки горы зѣло. И отошли версты за три, стоить село арапское, а прежде сего быва- л. 173. //ла обителъ Феодосия Великого. Нынѣ толко церковь одна, и въ той арапы коней запирають. И поидохомъ во Иерусалимъ.
   И пребыхомъ до Ведѣния Пресвятыя Богородицы. И на празникъ Ведения Пресвятыя Богородицы звали всѣхъ богомолцовъ въ монастырь, а тотъ монастырь девичей, а живуть старицы. И былъ у вечерни митрополитъ Птоломандъской, a обѣдню самъ служилъ и поучение челъ. После обѣдни посадили всѣхъ богомолцовъ въ полату и давали всякому человѣку по финжалу л. 173 об. // раки да по другомъ винца церковнова, а брали съ человѣка по черъвонъному, по тарелю и по полутарелю. И тако поидохомъ по своимъ мѣстамъ.
   Потомъ на вечеръ стали нам всѣмъ возвѣщать, чтобы были готовы итить въ Великую церковь, мы же начата готовитися. И пришли всѣ богомолцы къ Великой церкви, и стали всѣхъ вѣръ сходитца. Потомъ сошлися всѣ, и стояхомъ у Вѣликой церкви, и ждахомъ пашу турецкова. Потомъ пришолъ паша, ему же турки послаша л. 174. // кавры, и сѣлъ паша у вратъ церковныхъ. Потомъ приидоша к нему толмача всѣхъ вѣръ и сташа подле ево. Потомъ турчинъ принесъ лѣсницу, и пърислонилъ ко вратомъ церковънымъ, и, въслѣзши, отпечаталъ, потомъ отперъ. Потомъ прииде митрополитъ грѣческой со хъристияны-грѣки и сташа у вратъ церковныхъ. Потомъ пришли и еретическихъ вѣръ: арьмяне, французы и прочихъ ересѣй -- и стали у вратъ церковъныхъ всѣ. Потомъ турчинъ сталъ брати со всякого человека по 3 червоныхъ, а сь еретических л. 174 об. // вѣръ по 6 червоныхъ, да и печатки давалъ всякому человѣку. Потомъ стали въ церковъ пускать не всѣми дверми, но половину отворилъ турчинъ, чтобъ иныя такъ не шли, а пропущалъ по человѣку да по два да досматревалъ печатакъ. У ково есть печатка, так-то и пустилъ тово, а у ково нѣтъ, тово и не пустить.
  

Описание великия церкви Воскресения Христова

  
   Во градѣ Иерусалимѣ въ полунощномъ углѣ стоить церковь великая Воскресение Христово. А въ ней врата двои: на полдни одни л. 175. // отворяютца, а другия закладены каменемъ. И какъ митрополитъ со християны и мы, гърѣшнии, с ними же вошли, и тутъ, немного пошедъ, яко съ сажень 5, лежить камень противу вратъ церковныхъ от мрамору бѣлого, огражден рѣшеткою мѣдною. С того камени положенъ бысть Христосъ во гробъ Иосифомъ и Никодимомъ; и на томъ камени Христа въ плащеницу объвивали. И тотъ камень митрополитъ и все християне цѣловали; потом и иныхъ вѣръ. А надъ тѣмъ каменѣмъ горять восмъ кандилъ л. 175 об. // с масломъ древяннымъ от разных вѣръ. А сказывають про тотъ камень, что подлинной былъ не мраморной, но простой бѣлой. А тотъ-де камень турокъ на фъранцузовъ възялъ скарбу великую червоныхъ, и на томъ-де мѣсте положили въмѣсто тово сей камень мраморной, что нынѣ всѣми видимъ. А кандила натъ тѣмъ каменемъ полажила царица Елена, а подлино-де камень разобрали християне на благословение. И о семъ камени вѣдомости подъ-линой нѣтъ, где тотъ камень девался: тут ли, гдѣ царица Елена его въ той церкви л. 176. // скрыла, или гдѣ онъ -- Богъ весть. А что говорять, фрязи его украли, и сему, что будеть, неймѣтца вѣры украсть.
   И от того камени поидохомъ налево къ заподной странѣ. Среди Великия церкви стоить теремокъ-предѣлъ, а въ немъ Гробъ Господень. A предѣлъ, аки церковь, надвое перегороженъ. А какъ въ предѣл въ первой войдешъ, тут лежить камень, егоже анггелъ Господень отвалилъ от дверей Гроба Господня. И тотъ камень собою невѣликъ, кабы пудъ въ 15, а утверженъ въ помостъ, а онъ собою круголъ, что стулъ. А зъ- л. 176 об. //нать, онъ преже сего бывалъ великъ, да възятия турскова брали ево християне на благословение, a нынѣ турки не дають. А камень красен, что кремѣнь. А над нимъ горять 4 кандила разныхъ вѣръ с масломъ деревяннымъ. Мы же, грешнии, тотъ камень целовахомъ.
   И тако поидохомъ ко Гробу Господню въ другой предѣлъ. А входъ ко Гробу Господню зѣло нуженъ: двери ниски да уски -- все нагнувши и по одному человѣку, а двое в рядъ не разойдутся. А въходять человѣкъ по 5 и по шти, а болши нелзя; покълонитца да и выдуть, а иныя поидуть. Нуженъ зѣло въходъ да л. 177. // и медленъ, нескора выходять оттудова, для тово радостьно велъми. Такъ кому-то хочетца съкоро вытить? Уже насмотритъца довали таковаго дара да и выдеть. Хошъ шумять, хошъ кричать, не гледять тово.
   И когда мы вънидохомъ ко Гробу Господню и увидѣхомъ, тогда радости исполнися сердце наше; и забыхомъ скорбъ нашу, бывшую намъ на пути, и, падше, поклонихомся Гробу Господню. Тогда от такой радости не могохомъ от слез удержатися, и от очию слезы испускахомъ, а Гробъ Господень лобызахомъ, а сами рѣкохомъ: "Слава л. 177 об. // тебѣ, Господи! Слава тебѣ, святый, яко сподобилъ еси насъ, грѣшныхъ, видѣти гробъ твой пречистый и лобзати! Что воздамъ тебѣ, Владыко святый, како меня, недостойнного, допусти со грѣхи моими окоянъными гробъ твой пречистый видѣти?!" И дивихомся человѣколюбию Божию, како от многъ лѣтъ желаемое получихомъ: прежде слышаниемъ и прочитаниемъ истории, нынѣ же Богъ сподобилъ самимъ видѣти. И тако воздахомъ хвалу Богу и Пречистой Богоматери.
   И стояхомъ тутъ, и смотрихомъ, како прихождаху тутъ ко Гробу Господню на поклонение от разныхъ вѣръ л. 178. // еретическихъ. И видѣхомъ армянъ и ормянскихъ жонъ. Зѣло много грѣшнику во удивление, удивили меня зѣло: какъ над Гробомъ Господнимъ они плачуть, такъ слезъ лужи стоять на дкѣ гробной; а иную бабу-ту насилу прочь оттощать от Гроба Господня. Дивное чюдо! Хоша еретическая у нихъ вѣра, мы же подивихомся таковому усердию. А Гробъ Господень придѣланъ къ стѣне, предѣланъ къ полунощной стенѣ, а полуденная -- та страна свободна; возглавие и подножие прибуравлено. А длина Гробу Господню 9 пядей, а поперѣчены -- 5 педѣй. А надъ Гробомъ Господнимъ горять 47 л. 178 об. // кандилъ с масломъ древянымъ, а горять день и нощъ. А в тѣ кандила масло наливають и досматривають старцы гробныя разныхъ вѣръ еретическихъ. И всякой старецъ въ свои кандила масло льетъ. А будеть видить: въ чюжихъ кандилахъ масло дагоряеть -- такъ ударить въ колоколецъ; такъ пришедъ да и нальеть масла. А колоколцы от земъли приведѣны во въсякую кѣлию, гдѣ кои живуть.
   А писано въ Корабейномъ странъникѣ, что де етотъ гробъ здѣлала царица Елена надъ тѣмъ подлинымъ Гробом Господнимъ. л. 179. // А ход-де к нему подъ землею, и нынѣ грѣки въходъ забили, и ис памяти у нихъ вышло. А етотъ Гъробъ Господень здѣланъ от мрамора бѣлаго, и покрытъ цкою мраморъною жъ, и запечатанъ седъмию печатми свинъчатами. A нынѣ тѣ печати чють знать, уже стерлися; а печатаны насквозь: цъска вѣрчена да такъ и заливаны. А на сцкѣ на Гробѣ Господни на верху язва поперѣкъ разъсѣлася, толко не насквозь, да другой стороны разсѣлина не дошла. И поклонившися Гробу Господню, и тако изыдохомъ ис
   прѣдела, и смотрихомъ по це- л. 179 об. //ръкви всюду, и дивихомся зданию церковному.
   А у церкви над Гробом Господнимъ верхъ разъбитъ, турки разъбили, a здѣлать не дадуть. А дира та покрыта сѣткою медною, чтобы птицы не лѣтали. A предѣлъ надъ Гробомъ Господнимъ обитъ цъсками мраморными, a инъдѣ уже цски и вывалилися. А Великая церковь была подъписана мусиею, зѣло было узорочно, a нынѣ вся полиняла и не въ призорѣ, а се турки починить не дадуть. А Великой церкви длина -- 140 ступъней. Да тут же мы стояхом, и съмотрихомъ на верхъ церкви, л. 180. // и видѣхомъ: на стѣнахъ церковъныхъ кресты изображены въ камени Великия церкве на заподной, на полунощной и на полуденъной. А подобиемъ таковы: въ срединѣ троечастной и что у нас на Успѣнскомъ соборѣ, а по сторонамъ четвероконѣчныя; а подпись и но троечастномъ, и на четвероконечномъ -- "Исус Христос Ника". A дѣлала тѣ кресты царица Елена с подлинънаго Креста Христова. А троечастной Крестъ Христовъ с возглавиемъ, а подобие таково, якоже сии обрасцы свидѣтелъствують. А верхъ надъ Гробомъ Господьнимъ аки теремокъ, что ябъ- л. 180 об. //локо кругло. А на Гробѣ Господни служать французы-папежцы. А въходъ ко Гробу Господню никому не возъбраненъ, всѣхъ вѣръ ходять. А за предѣломъ Гроба Господня къ стѣне придѣланъ предѣлъ: тутъ служать кофти, а за ними хабежи. Тутъ гробъ Иосифа и Никодима выбита въ стѣну могилою, а гробовъ нѣт, толко ямы. Мы же тѣ гробы цѣловахомъ и землю брахомъ, а земля красна видом.
   И тако поидохомъ до церкви Воскресѣния Христова 12 ступенѣй. А въ той церкви служать грѣки. А длина той церкви 20 ступней, л. 181. // a поперѣкъ -- 10 ступенѣй. Посредѣ же той церкви Пупъ земли, покрытъ каменѣмъ, а руками человѣческими не дѣланъ, но зделанъ Божиимъ повелѣниемъ. А от Пупа земнаго 4 ступени въ той же церкви естъ мѣсто, ограждено каменѣмъ народа ради, вышина повыше человѣка. A посредѣ той ограды пропасть-щѣль, какъ мощно человѣку пролѣсть. А как въ нѣе посмотришъ, такъ темно, а глубины Богъ вѣсть. И мы про ту пропасть спрашивали, и грѣки сказали: "Богъ-де знаеть, что ето за щелъ, л. 181 об. // мы же и сами не знаемъ, уже ис памяти вышло, такъ никто не знаеть". А в той церкви иконное писмо московское все -- царское подание нашихъ государей, а писание верховыхъ мастеровъ.
   И тако намъ ходившимъ въ церкви, и начаша греки въ доску бить въ церкви къ вечерни. Потомъ стали вечерню пѣть, а митрополит Птоломанской стоялъ на мѣсте. И, отпѣвъ вечерню, позъвали всѣхъ християнъ грѣческой вѣры на Голгофу уженать за трапѣзу; и тутъ трапеза была всѣмъ доволна: и брашъномъ, и виномъ. Потомъ попъ л. 182. // Дорофѣй пошелъ з блюдомъ, а старецъ с тетратью, да брали так же: с нарочитыхъ по 8, по 6 и по 5 червонныхъ, а с нискихъ -- по 5 тарелѣй. А после трапезы начахомъ опять ходити по церкви и по святымъ мѣстамъ. И хождахомъ по церкви -- утѣшъно силно гулять, ненасытная радость!
   И увидили французы, что грѣки вышли изъ-за трапезы, и велѣлъ францужской намѣсникъ заиграть въ своя арьганы для богомолъцовъ гречесъкихъ. И когда въ тѣ арганы заиграли франъцузы, тогда не могли кто удержатися, чтобъ тѣхъ оръ- л. 182 об. //гановъ не слушать. Зѣло у собакъ льстиво и сладко играють! И тѣм играниемъ многихъ во Иерусалимѣ отвратили от греческия вѣры къ себѣ въ папежскую вѣру. Тщателны сабаки, многими дарами дарять, денги дають и платье -- многихъ обольстили.
   Мы же ту нощь всю не спахомъ от радости, ходихомъ по святымъ мѣсътамъ и мѣрихомъ Великую церковь мѣсто от мѣста. А из той церкви Воскресения Христова и ходихомъ на лѣствицу на Лобное мѣсто. И от тово мѣста 20 ступней стоить престолъ, идѣже жидове на Господа терновъ л. 183. // вѣнецъ плели; тутъ служать грѣки. И от того мѣста 10 ступъней стоить престолъ, гдѣ раздѣлиша воини жидовъския ризы Господни; тутъ служать грѣки же. И от того мѣста 4 ступни -- гдѣ воины жидовъския меташа жребия о ризе Господни. И от того мѣста 16 ступней -- гдѣ Пресвятая Богородица плакалась по Христѣ во время страсти. И на всѣхъ тѣхъ мѣстахъ службы, и висять кандила склянечныя с масломъ древянным, горять безъпрестанно.
   И от того мѣста къ заподной странѣ 10 ступней стоить темница; 3 сту- л. 183 об. //пни -- гдѣ сидѣлъ Господь нашъ Исус Христос от июдей. И тутъ горять 4 канъдила день и ношъ. Да тутъ же лежить колода каменъная, а в ней пробита 2 дири: какъ жидове наругалися Христу, и клали нозѣ его въ кладу и замкомъ замыкали. А от того места 20 ступней -- гдѣ стояли Господни ученицы, плакали по Христѣ во время страсти Господни.
   И от того мѣста къ полунощной странѣ въ той же болшой церкви стоить столпъ каменной от мрамору бѣлаго, за него же привязанъ бысть Господь Исусъ Христос от безъзаконныхъ июдей.
   От того столпа 2 часть л. 184. // въ великомъ Римѣ въ церкви Святыхъ апостолъ Петра и Павла; а третья часть въ Царѣградѣ въ церкви Успения Пресвятыя Богородицы, где патриярхъ служить, и тае мы часть въ Царѣградѣ видѣли и цѣловали. А у того столпа къ заподу стоять француския органы, зѣло велики, привезены изъ Риму от папы.
   Да въ той же церкви, не ходя на Лобное мѣсто на лѣсницу от того мѣста 24 ступни, на восточной странѣ, позади олторя Воскресения Христова, тутъ есть врата великия и лѣсъница въ пещеру ископана, глу- л. 184 об. //боко итъти въ нея по ступенямъ каменънымъ. И такъ снидешъ долу, тутъ стоить церковь каменъная царя Конъстантина и матерѣ его Елены. И тамъ горять 3 кандила с масломъ, a посредѣ тоя церкви пещера ископана въ землю и лѣствица 7 ступней. И тамо царица Елена обрѣла Кърестъ Христовъ и два разбойнича. Стоять на томъ мѣсте 6 канъдилъ християнскихъ и одно латынское.
   А одесную страну Вокресения Христова тутъ есть лѣсътвица -- итить на гору высоко на Голгофу, и лѣствица каменъная, 13 ступней. А святая гора л. 185. // Голгофа каменная, высока, на ней же распятъ бысть Господь нашъ Исусъ Христос от июдей, и тутъ пробита гора пяди. Мы, грѣшнии, то мѣсто целовахомъ. А то мѣсъто объложено сребромъ и позлащено, а ис того мѣста благовония исходить, а то мѣсто выбито кругло. А за тѣмъ мѣстамъ поставлѣнъ крестъ-распятие, а написано распятие по-латынски, и подножие нѣтъ, a нозѣ прибиты однимъ гвоздемъ. A гдѣ укануша кровъ Господня, и то мѣсто до полупяди широко, а глубины никто же вѣсть. А церковь та на Голгофѣл. 185 об. // вся была выслана каменѣмъ, мраморомъ пестрымъ, зѣло узорочиста. А ходять въ нѣе разувъши, в однихъ чулкахъ. И у того мѣста сидить старецъ со свѣчами неотходно. А служать на том мѣсте грѣки. А от Лобнаго мѣста въправо, якобы саженя два, лежить камень круглой, въдѣланъ въ помостъ; и на томъ камени снятие было Господня тѣла со креста; а тутъ служать фъранцузы.
   А сшедъ с лѣствицы, налѣво под горою святыя Голгофы стоить церковь каменная. А въ ней на выходе по обѣ стороны стоять два гроба царския; л. 186 // а какия были цари, никто не знаеть. И мы спрашивали у гърѣкъ, и они не знають: иной скажеть: "Грѣчес-ъкихъ царей", а иной скажеть: "Латынскихъ царей" -- а подпись на нихъ латынская. A тѣ гробы зъдѣланы зѣло хитро, мнитца, не гробы -- такое-то чюдо, a нѣ вемъ что, Богъ вѣсть. А не цалують ихъ, толко спинами трутца об нихъ; а не вѣмъ, чево ради.
   А за тѣ гробы пошедъ мало, въ той же церкви направо -- гробъ царя Мелхиседѣка. Да въ той же церкви, от того гроба 3 ступни, есть щель въ гору Голгофу. Егда пришедъ единъ от воин л. 186 об. // и видѣ Христа, уже умерша, и копиемъ ему ребра прободе. И изыде кровь и вода, и кануша кровь на Голгофу -- и ту разсѣдеся гора каменная от крови Господни. И истече кровь на глову Адамову: бе бо глава Адамова въ той горѣ -- и то мѣсто завѣтца Лобное, сирѣчъ Краниево. И та разсѣлина знать и до сего дни. A гдѣ глава Адамова лежала, и то мѣсто решоткою желѣзъною задѣлано, чтобъ не ломали то мѣсто каменя. A мѣсто невѣлико; и глава Адамова, по тому мѣсту знать, невелика была, кабы нынѣшъ- л. 187. //нихъ людей. А на горѣ Голгофѣ престолъ грѣческой да 2 франъцужския. На той же горѣ от Лобнаго мѣста къ полудни итъти 10 ступней ножныхъ, и тутъ то мѣсто, идеже Авраамъ на жертву принесе сына своего Исаака.
   А церковь великая Воскресения Христова грѣческия вѣры, гдѣ служивалъ патриярхъ грѣческой. A нынѣ патриярха нѣтъ во Иерусалимѣ, но живеть въ Едъринѣполѣ при самомъ салтанѣ. А во Иерусалимѣ на ево местѣ намѣсникъ да 4 митрополита поперѣменно живуть: 1. Кесарийской; 2. Лидъской; 3. л. 187 об. // Птоломандъцкой и Назаредъской; 4. Изъиорданъской. И тѣ митрополиты живуть во Иерусалиме, а служать по перѣменамъ, а въ епархияхъ своихъ мало живутъ от насилия турковъ и ораповъ. А Великая церковь, основания царя Конъстантина и матере его Елены, ограждена кругомъ на двѣ стѣны. И тутъ мы ту нощь всю ходихомъ по Великой церкви, и смотрихомъ, и святымъ мѣстамъ кланехомъся, и лобзахомъ, и дивихомся зданию церковному и красотѣ тоя церкви, како всѣ страсти Христовы внутрь тоя Великия це- л. 188. //ръкви ограждены.
   У грѣкъ всенощныхъ не бываеть, толко на вечѣрни на литии 5 хлѣбовъ ставять: великия хлѣбы, да тонъки. А въ верхней хлѣбъ поставить 3 свѣчи, въватъкнеть въ хлѣбъ, a отпѣвъ вечерню, разламають хлѣбъ да и раздають. И после утрени стали пѣть литоргию. A посълѣ литоргии попы грѣческия и митрополитъ облеклися во своя священныя одежды во олтарѣ, и възяша хоругви, и часть древа животворящаго, и иконы, и мощи святыхъ въ ковъчегахъ, -- и ковчеговъ будет л. 188 об. // до 20, а ковчеги серѣбреныя, а иныя хрусталныя, -- и тако поидоша во всѣ врата из олтаря, и приидоша къ предѣлу Гроба Господня. А за митрополитомъ -- попы и старцы, потомъ грѣки, християне. A наперѣдъ пошъледъ митрополитъ турокъ зъ батожъемъ очищать дорогу, не даеть мотатца лишнимъ и иныхъ вѣръ еретическихъ. Зѣло управно, подобно что у насъ на Москвѣ въ ходы ходять, такъ служивыя наперѣдъ идуть, дорогу очищают. Так-то и турки тѣм же подобиемъ и всякое безъчиние у- л. 189 //нимають. Естли бы не такъ, то бы содомъ былъ въ церкви Великой и уголовъщина бы была, а то иныхъ вѣръ ни блиско ни припускають. Да так-то турокъ всякой вѣре разрядъ чинить, когда свой празникъ, кой они празнують. Мы же зело подивихомся. И тако митрополитъ всѣмъ соборомъ с християны опшедъ кругомъ предѣла Гроба Господня со кресты да и пошелъ въ предѣлъ Гроба Господня. И поклонися Гробу Господню, и вышелъ вон; потомъ грѣки и мы с ними; потомъ разныхъ вѣръ еретическихъ. Потомъ поидоша въ л. 189 об. // церковь Воскресения Христова и отпусътиша литоргию. Потомъ пришли турки и отперли Великую церковь, и поидохомъ вонъ изъ Великия церкви всѣ грѣки и въсехъ вѣръ еретическихъ. Потом турокъ заперъ Великую церковь и запечаталъ.
   А у тѣхъ вратъ по обѣ стороны стоять 11 столпов: 8 мраморныхъ да 3 асъпидъныхъ. И, какъ вышедъ изъ церкви, на правой рукѣ другой състолпъ от вратъ церковныхъ. И на томъ столпѣ язва великая разъсѣлася, болши аршина вышины, подобна тому какъ громмомъ дерево объдереть. А сказы- л. 190. //вають, что ис тово столпа въ Великую суботу вышелъ огнь изъ церкви тѣмъ столпомъ, такъ он от тово разсѣлся.
   Мы же про тотъ столпъ у грекъ спрашивали, так они намъ сказывали: "Надъ етемъ-де столпомъ бысть знамение великое, 24 рока тому уже-де прошло. Пришли-де армяне къ паши да и говорять такъ, что: "Грѣческая-де вера неправая. Огнь-де сходить не по ихъ вѣре, но по нашей. Возъми-де у насъ сто червонныхъ, да чтобъ де намъ службу пѣть въ Великую суботу. A грѣкъ-де вышъли вонъ изъ церкви, чтобы дѣ // они тутъ не были, а то скажут: "По нашей-де л. 190 об. вѣре огнь с небеси сошелъ"." И турчинъ облакомилъся на гроши, и оболстился на болшую дачю, да грѣкъ и выслалъ вонъ исъ церкви. Потомъ турчинъ отперъ церковь и пустилъ армянъ въ день Великия соботы. И митрополитъ грѣческой со християны стоять у столпа, у мѣста царицы Елены, гдѣ она жидовъ судила, а то мѣсто внѣ церкви. И митрополитъ сътоялъ въ Великой церкви у того столпа, и плакалъ, и Богу молился. А ормяне въ Великой церкви въ тѣ поры по своей про- л. 191. //клятой вѣре кудосили, и со кресты около предѣла Гроба Господня ходили, и кричали: "Кири елейсон!" -- и ничто же бысть.
   И какъ будет часъ 11, и сниде огнь съ небеси на предѣлъ Гроба Господня, и поигра, яко солнце къ водѣ блескаяся, пойде ко вратомъ Великия церкви, а не въ предѣлъ Гроба Господня. И тако не во врата пойде, но въ целое мѣсто сквозъ стѣну -- столпъ каменъной и разсѣдеся. И выде огнь изъ церкви пред всѣм народомъ; а столпъ трѣснулъ, что громъ великимъ шумомъ загрѣмелъ. Тогда въвесь народ изъ церкви выбегоша на тот позор, л. 191 об. // смотрѣть таковаго чюда, гдѣ огнь пойдеть, и смотреша. И огнь пошелъ по мосту, что внѣ церкви слано камънемъ, и дошедъ до того мѣста, къгдѣ митрополитъ стоить со християны и на коемъ столпѣ стоить кондило с масломъ древянымъ безъ огня, толко фетиль плаваеть. И пришедъ огнь къ столпу, и опалилъ весь столпъ, потомъ загорѣся грѣческое канъдило.
   И когда турчинъ увидѣлъ такое чюдо, и въ тѣ поры турчин сидѣлъ у Великой церкви у великихъ вратъ, кой дань зъбираеть на турка, -- и видѣлъ турчинъ такое чюдо, закричалъ великим л. 192. // гласомъ: "Великъ Богъ християнъски! Хощу быть християниномъ!" Тогда турки, ухватя, стали ево мучить. И по многомъ мучении, видя его непокоряющася, потомъ склаша великой огнъ противу тово столпа, гдѣ кандило с масломъ загорѣлася, и ту ево спалиша. А когда онъ во огни стоялъ на коемъ камени, и на томъ камени стопы ево всѣ вообразишася, что въ воску. И тотъ камень и доднесь въ томъ мѣсте лежить. А столъпы оба стоять на показание: тотъ, что у вратъ, съ разсѣдиною; и тотъ, что у царицына мѣста, л. 192 об. // чоренъ весь, дымомъ от огня опаленъ".
   A несѣтца про ето чюдо, и от тоя поры уже огнь въявѣ не сходить на Гробъ Господень, но толко кандило грѣческое загараетца, а иныхъ вѣръ еретическихъ кандила не загораютца. Токово чюдо Богъ показалъ надъ босурманы и надъ еретиками! От тоя поры уже турки день Великия суботы никоихъ вѣръ у Гроба Господня не дають служить, кромѣ грековъ. Французы, хошъ въласть имѣють у Гроба Господня, во весь годъ литургисають -- и имъ турокъ попустилъ, а въ день Ве- л. 193. //ликия суботы французы очистять предѣлъ Гроба Господня и не служать, выдуть вонъ, грѣкамъ отдодуть.
   И обноситца та молва въ християнскихъ церквахъ, паче же въ нашемъ, что будто огнь съ небеси нынѣ не сходить. И то неправо говорять: аще бы огнь не сходилъ, то бы почто грѣкомъ отдавать? А они люди убогия, а еретическия вѣры армяне, французы богати зѣло. Они бы за такую добрую славу велми бы турку много дали казны, кабы турокъ пропустилъ такую славу, что по ихъ вѣре огнь сходить, да нелъ- л. 193 об. //зя. Адинова турки понастырились такъ зъдѣлать, да не удалось, такъ въпредъ ихъ не обмануть францы и ормяне, боятца. И за то они, за неправою свою вѣру, турку дань платять передъ грѣками въдвое. И грѣки всѣхъ вѣръ еретическихъ честнѣе у турокъ, для тово что какое дѣло турку до християнъ, то прежде присылають къ грѣческому наместнику. A тѣ уже: армяне, францы, кофъти -- къ грѣческому намеснику сходятца. Чемъ пашу подарить, такъ какъ грѣческой намѣсникъ придума еть, такъ и будетъ. И турокъ ево во всем л. 194.// слушаеть, a тѣхъ на советъ не завѣть. Такъ потому турки, хошъ босурманы, однако знають, что ихъ вѣра лутчи.
   А что говорять, нынѣ-де огнь с небѣси не сходить, такъ всякъ разсуди правовѣрны: естьли бы такъ было, то бы уже Великая церковь часу не могла стоять; а то туракъ боитца, что знамение бываеть, такъ за то уступает. Тово ради турокъ по вся годы назираеть и огнь въ Великой церкви от Великаго четвертка погошаъетъ. А тово и смотрить, чтобъ которого году не зшолъ огнь с небѣси, такъ онъ тово ча- л. 194 об. //су Великую церковъ разорилъ. А что себѣ турокъ по вся годы такия труды даетъ и мучитца? Погашаеть огнь въ Великой церкви по всемъ кандилам и въ домѣхъ у всѣхъ християнъ-то смотрить, корпить да Великия суботы, все назираетъ: таки ли правда християнская, нѣ лъгут ли?
   A нынѣ тако бываетъ сшествие огню. Въ день Великия суботы грѣческой митрополит со християны възявъ святая иконы часу въ 9-мъ дни и поидуть кругъ Гроба Господня. И когъда обойдуть трижды около предѣла, тогда турчинъ л. 195. // отпечатаетъ предѣлъ Гроба Господня и посмотрить на канъдила грѣческое. Будеть естъ огнь, такъ онъ скажеть митрополиту, а какъ нѣтъ, такъ скажетъ "нѣтъ". И тако грѣки великим воплѣмъ кричать "Кири елейсон!" на многъ часъ, а турчинъ поноровя да еще посмотрить. И когда увидить турчинъ огнь, такъ и скажеть митрополиту. Тогда митрополитъ возъме съвѣчъ вѣликия пуки во обѣ руки, да и пойдеть въ прѣделъ Гъроба Господня, да и зажъжеть оба пука свѣчъ, да и вынесеть християномъ, християне от ево руки л. 195 об. // станутъ разбирать. Потомъ арьмяне пойдутъ въ прѣделъ Гроба Господня да и возмуть огнь от греческаго кандила. Потомъ стануть кандила по всей Великой церкви зажигать. Такъ нынѣ-то бываеть. А кто намъ не хощеть вѣры яти, то всякъ собою отвѣдай: немного живота, толка два года проходить, да двесте рублевъ на путь возметь, да и полно тово -- такъ самъ и будеть самовидецъ всякому дѣлу.
   А предъ враты Великия церкви плошедь зѣло велика, выслана каменѣмъ. И тутъ по вся утра выходять л. 196. // с товары, разъбираютца. А товаръ всякой бываеть для тово, что богомолцы по вся утра приходят къ Великой церкви на поклонение и у Великой церкви врата церковъная цѣлують. А продають чотъки, свѣчи, мыло доброе и всякие товары, а турки своими товары; а торгу толко на одинъ часъ, болѣ нѣтъ.
   Да тут же, вышедъ изъ Великой церкви, на лѣвой странѣ, придѣлано место къ стенѣ Великия церкви -- место царицы Елены, гдѣ она жидовъ судила; а то мѣсто высоко; a нынѣ тутъ престолъ латынъской, служать французы. л. 196 об. // А то мѣсто прежде сего, сказывають, было позлащено, а ныне позолоты не знать, слиняло, нет ничево. А подле тово мѣста церковь малая придѣлана къ той же Великой церкви къ стѣне -- та церковь, гдѣ плакала Мария Египецкая предъ образомъ Пресвятыя Богородицы. А къ патрияршему двору придѣлана церковь Иякова, брата Божия, а подъ колоколнею -- церковъ 40 мученикъ, яже в Севастии. И потомъ поидохомъ во свою кѣлию и опочихомъ до утра.
   И потомъ насъ позвали въ монастырь Святыя великомученицы л. 197. // Екатерины на ея празникъ. Тут после литоргии позвали насъ всѣхъ за трапезу хлѣба есть; и, евъши хлѣба, давали за трапезу по червоному, по тарелю и по полутарелю. Потомъ стали звать во обитѣль къ Савѣ Освященному, тамъ былъ митрополитъ Иорданской. И грѣки ходили, а мы не пошли для ораповъ, за нужънымъ проходомъ, а ходили на ево память. Потомъ пришол митрополитъ от Савы Освященънаго и богомолцы.
   Потомъ позвали всѣхъ богомолцовъ въ Николской монастырь. л. 197 об. // А литоргию служилъ митрополит Иорданъской, арапъ; и казанъя казалъ по-арапски; и языкъ арапъской зѣло грубъ. И тут богомолцомъ давали по финъжалу горѣлки, да закуска была изюмъ сухой, а трапезы не было; а брали по тому жъ, что въ Екатериновъскомъ монастырѣ.
   A всѣхъ монастырей во Иерусалимѣ вънутрь града: 1 -- монастырь Великой; 2 -- Въведѣние Пресвятыя Богородицы; 3 -- Иоанна Предотеча; 4 -- Арханъгела Михаила; 5 -- Великомученика Георгия, 6 -- Феодора Стратилата; 7 -- Екатерины-великомученицы; 8 л. 198. Анъны, матерее // Пресвятыя Богородицы; 9 -- Святаго Евфимия Великаго; 10 -- Святаго великомученика Димитрия; 11 -- Преподобнаго Харитона Исповѣдника; 12 -- Восъкресения Христова. A всѣ етѣ монастыри вънутрь града: 9 мужеских, 3 женскихъ да два монастыря: 1 -- франъцуской, 2 -- армянъской, Иякова, брата Господня. A всѣми тѣми 12 монастырями въладеють грѣки. А въ монастыри Иякова, брата Господня, глава есть Иякова, брата Господня; а та глава подъ спудом; а то мѣсто обложено сребром и позълащено. И тотъ монастырь зѣло узорочистъ и хорошъ строениемъ. л. 198 об. //
  

Описание святаго града Иеросалима

  
   Градъ Иерусалимъ стоить на востокъ, какъ придешъ от Царяграда, от Лиды, а в немъ 4 ворота: 1 -- на востокъ, и на Елеонъскую гору, и къ Епсимании; 2 -- на полъдень и на Синайскую гору; 3 -- от Лиды, въ каторыя приходять от Царяграда; 4 -- от Шамы, сирѣчъ от Садомъскова моря. Градъ Иерусалимъ на 4 стѣны: 1 стѣна -- на востокъ, къ Елеонской горы; 2 -- на полъдень, ко юдоли Плачевной, и къ Сионъской горѣ, и къ селу Скуделничю; 3 -- на заподъ, к Лидѣ; л. 199. // 4 -- на полночъ, къ Содомъску. Градъ Иерусалимъ крѣпокъ, и стѣны высоки, камень-дичъ великой; а кругъ ево будеть версты три мѣрныхъ. А старого града стѣны всѣ до основания разъбиты; а старой градъ Иерусалимъ, съказывають, кругъ ево было 6 верстъ. А во градѣ Иерусалимѣ много пустыхъ полатъ и мѣстъ, а иныя разъвалились многия полаты; а за городомъ нѣтъ жилыхъ мѣстъ, кромѣ дому Иоанна Богослова.
  

Вънутрь же града Иеросалима

  
   Въ полуденномъ углѣ стоить церковь Святая Святыхъ, а владѣють л. 199 об. // ею турки и мечетъ въ ней творять по своему безъзаконию. А буде къто похочеть той церкви посмотреть от християнъ, и того потурчать; а потурчитца не похочеть, такъ ево повѣсять. Да въ том же углѣ врата, въ каторыя Христосъ въехолъ во Иерусалимъ на осляти.
   А въ полунощъномъ углѣ во гърадѣ Иерусалимѣ стоить великая церковь Воскресѣния Христова. А от десныя страны Великия церкви вышедъ -- колоколъница каменная велъми чюдна, на четырехъ углехъ без вѣрху -- турки збили, и высока была. л. 200. // Подъ тою колоколнею стоить церковь Воскресения Христова. Тутъ лежить каменъ, на каторомъ Христосъ сидѣлъ и явися Марии Магдалыни. А дворъ патриаршей придѣланъ к Великой церкви и къ тѣмъ церквамъ -- Иякова, брата Господня, и к Великой колоколницы. А что трапеза была патриарша, и турки отняли да въ мечет претворили. Въ Великомъ монастырѣ двѣ церкви, а въ которой служать грѣки, и та царя Конъстанътина и матере его Елены, а въторая -- Святыя мученицы Феклы. А по лѣвую сторону великаго притвора церковь придѣлана близъ л. 200 об. // Лобнаго мѣста, гдѣ ангелъ Господень показа мѣсто Авраму возънести на жертву Богу и закълати сына своего Исака.
   И въ полуденномъ углѣ стоить церковь чюдна и высока велми, по-еврейски зовется Ероя, а по-руски -- Святая Святыхъ. Егда созда святый градъ повѣлениемъ Салима, царя Июдейска, и совокупиша имя церковное царскимъ именѣмъ, приложиша имя граду тому Иерусалимъ. Соломон же ту церковь созда повѣлениемъ ангела Господня. И егда прииде Господъ нашъ Исус Христос во святый градъ Иерусалимъ, и рече на со- л. 201. //нмищи ко июдеомъ: "Разорю церковь сию и треми денми воздвигну ю". Июдеи же не разумеша, что имъ Господь рече: созданна бысть церковь сия 45 лѣтъ -- и гневашась на Христа жидове. Въ той же церкви приятъ Симеон Христа на руки и глаголаше: "Нынѣ отпущаеши раба твоего, Владыко" и протчая. Въ ту церковь въведѣние бысть Пресвятыя Богородицы, въ той церкви питанна бысть от ангела хлѣбомъ нѣбеснымъ двоюнадесяти лѣтъ.
   И на восточной странѣ къ Елеонской горѣ стоять врата желѣзныя старого града Ие- л. 201 об. //русалима, a тѣ врата не отворяютца и доднесь. Въ тѣ врата Христос въехалъ на осляти во Иерусалим, дѣти же еврейския ризы и вѣтви по пути постилаху. Ис тоя же церкви изгна Господь торжниковъ, продающихъ овцы и голуби, и дцки пѣняжъникомъ опровѣрже, и пѣнязи разсыпа. И рече имъ: "Не творите дому Отца моего дому купленънаго, домъ бо молитвѣ".
   Да тут же, подле той церкви, стоит малая церковь муравлена, а въ нѣй, сказывають, Мерило праведъное сотворено мудрымъ Соломономъ: въ скалу видятся л. 202. // двѣ чаши великия желѣзныя на желѣзныхъ цепяхъ; ходки бѣзъ мѣры, зѣло мало что положешъ, а они и пойдуть -- а посмотреть не пустять турки. Да сказывають, тут же предъ церковию лежить камень широкъ и плоскъ, дикой. Когда Христосъ приехалъ пред церковь на осляти и сталъ на том камени, и камень позна своего создателя, растворися, что воск, и стопы жрепцовы вообразишася въ камень; и тѣ же стопы знать и до сего дня на камени. А церковь Святая Святыхъ, созданная Соломономъ, разорена вся до основания Титомъ, царемъ Римским, л. 202 об. // толко осталось одно Мѣрило праведное, ничим же не врежденно. A нынѣ на томъ мѣсте стоять 2 мѣчета турецкия изърядныя; а турки, сабаки, отнюдъ не пустят посмотреть. А кто пойдеть посъмотреть, убивають тово или потурчать. И намъ грѣки зѣло о томъ внущали, чтобы мы не ходили. И водили насъ по Иерусалиму да указывали, чтобъ не ошиблися, въ тѣ бъ врата не ходили. А они, сабаки, въ ворота-та туда пустять, а оттудова-та и не пустять.
   И когда пойдешъ от Великия церкве къ Гепсиманъскимъ воротамъ, л. 203. // и тою улицею ититъ дурно силно и скаредно: тутъ по той улицы турки дѣлають сафьяны. И пошедъ немало, тутъ потокъ Кедръской; а на правой руки, какъ вышедъ на потокъ, и тутъ стоить домъ богатова: на самом потоке ворота, подъездъ под тот дворъ, сквозь ево улица. А какъ пойдешъ въверхъ потоку и на поворотѣ на правой руки, въ улицу какъ поворотишъ, тутъ на углу лежить каменъ, на выходѣ потока Кедрьскаго, широкъ, в аршинъ длины, a поперѣчены въ 3 четверти. На томъ-де камени Христос упалъ со Крестомъ, л. 203 об. // когда его вели воины на пропятие. И тотъ мы камень целовали часто, какъ бывало ни пойдемъ въ Епсиманию, на дороге лежитъ.
   И от того камени пойдешъ на гору якобы вержениемъ из лука, стоить Преторъ, гдѣ Христа судилъ Пилатъ, и гдѣ по ланитам Его, свѣта, били. И тотъ Преторъ цѣлъ и доднесь, не покрытъ, a индѣ камения стали вывалеватца, переходомъ и здѣланъ чрезъ улицу. А сею улицею Христос вѣденъ, и та дорога вымощена каменѣмъ высоко. И по тому пути християне не ходять, толко турки ходять да орапы. л. 204. //
   И от того Претора немало пошед, стоить купѣль Овчая, -- въ ней же анъгелъ Господень по вся годы возмущаше воду, а при той купѣли былъ притворъ Соломоновъ, -- глаголемая Вифезъда, 5 притворъ имущи; тутъ лежаще множесътво болящихъ. А притворъ Соломоновъ весь разбитъ до основания, толко одна купѣль Овчая во дворѣ худѣ. А тутъ живѣть турокъ и берѣть съ человѣка по 2 денги, а со старцовъ не берѣть. A купѣль глубока, зъдѣлана колодеземъ круглым; а жерело въ купѣли уско, толко кошель проходить; а вервь у ко- л. 204 об. //шеля мы сами навязовали, сажен будеть 10. Мы же, грѣшнии, изъ той купѣли пили воду, и вода зѣло хораша. Въ той купѣли въ притворѣ Христосъ разслабленнаго исцѣлилъ и хананею помиловалъ. А та купѣль у турокъ зѣло въ прѣзорѣ: пустой дворъ, огородба зѣло окола ево худа. А та купѣль противу ръва, гдѣ Иеремия Пророкъ въверженъ бысть; а ровъ Иеремиевъ на другой сторонѣ улицы.
   И от той купѣли мало пошедъ, якобы вержениемъ камени, домъ Иоакима и Анны на той же сътранѣ. Въ томъ дому церковь сотворѣна во имя ихъ; да въ том же л. 205. // дому пещера, гдѣ родися Пресвятая Богородица. Изъ тое пещеры два окна въверхъ; а сказывають, что однимъ окном въниде ангелъ Господень ко Аннѣ благовѣстити зачатие о рождествѣ, а другимъ изыдѣ; да тово, сказывають, тѣхъ оконъ не было. А живуть въ ней турки, а християне приходять помолися; а погани турки беруть мыто, а с калугеров не беруть, потомъ и въ церковь пустять. И мы, грѣшнии, сподобилися всѣмъ тѣмъ мѣстам поклонитися. Да в том же дому стоить дрѣво дафиново, на нем же видѣла святая Анна гнезъдо птичье и молитву творяща. л. 205 об. // И то древо стоить зелено и до сего дъне, и с плодомъ, мы и плодъ видѣли.
   А противу таво дому подлѣ градской стѣны ровъ велик, въ него же въверженъ бысть Иеремия Пророкъ со лвомъ. А тотъ ров подъ градцою стѣною. A нынѣ онъ неглубокъ, заволокло тиною; а гълубиною подобно какъ у насъ на Москвѣ у Спаскихъ воротъ и у Кремля или поглубе. А в немъ растуть древа масличныя, и овощи турки садять.
   Да на той же странѣ къ градцкой стѣнѣ бывалъ домъ Каиафинъ, a нынѣ въвесь засыпанъ землею. А та земля ношена з горы Голгофы, гдѣ Крестъ л. 206. // Христовъ обрѣтенъ. Тотъ Каиафа, когда велѣлъ Крестъ Христовъ схоронить и засыпать землею подъ горою Голгофою, а со въсего града заповѣдалъ жидомъ всякой соръ и гной на ту гору носить, гдѣ Крестъ Христовъ засыпаша землею. Помыслиша себѣ июдеи, яко будеть Христову Кресту възыскание. А с Крестомъ Христовымъ и два разбойнича быша сохранены. А когда бысть възыскание Кресту Христову, тогда царица Елена повелѣла ту землю носить на Каиафинъ домъ -- и нынѣ то мѣсто высоко насыпано.
   А от дому Иакима и Анны мало л. 206 об. // пошедъ, тутъ градъция врата, что к селу Гепсимании. А когда въвойдешъ въ башню и в вънутрь града, во вратѣхъ въ стѣне камень вѣликъ, кабы да нево въ груди человѣку, а въ камени вообразися стопа человѣческая глубока, что въ воскъ. А сказывають про ту ногу, что анъгелово воображение. Когда-де июдеи ведоша Христа на распятие, тогда-де тѣ врата жидове заперли и народу не пустили смотрѣть, тогда-де анъгелъ Господень тѣ врата отворилъ: плечемъ во врата, а ногою въ камен въперъ -- такъ въ камени нога и вообразися. И тако отворилъ л. 207. // врата, изыде народъ въвесь на позоръ Христовъ. A тѣ врата от Всясвятая Святыхъ недалече, яко изъ лука вержениемъ. Мы же, гърѣшнии, ту стопу целовахомъ.
   А когда вышедъ изъ Гепсиманъскихъ воротъ и зъшедъ въ полъгоры, тутъ лежить камень, на нем же убитъ архидияконъ Стефанъ. И на томъ камени кров его знать и до сего дъни -- тотъ камень красенъ. Мы же, грѣшънии, тотъ камень цѣловахомъ и на благословѣние его брахомъ.
   И от того камени поидохомъ во юдоль Ософатову. И в самой юдоли стоить село Гепсимания л. 207 об. // святыхъ богоотецъ Иакима и Анны. А от градъцкихъ воротъ до села Гепсимании якобы из лука стрелити. Село Гепсимания стоить по конецъ юдоли Плачевной. Церковь каменная, а ходъ въ нѣе лѣствица утвержена, что въ погрѣбъ; а на полу лѣсницы стоить гробъ Иакима и Анны. А когда сойдешъ с лѣсницы вънутрь церкви и напъраво поворотишъ къ востоку, тутъ стоить предѣлецъ нѣвеликъ, каменъной, а в немъ гробъ Пресвятыя Богородицы изъсѣченъ от мрамору бѣлаго. А надъ гробомъ висять 12 канъдилъ склянечныхъ с масломъ деревяннымъ от разъ- л. 208. //ныхъ вѣръ. А зажигають кандила, когда бываетъ служба. А служба бываеть по воскресеньям, потому что стало внѣ града. А иногда и недели 3 не бываетъ, когда турки воротъ Гепсиманскихъ не отопруть. А служать на гробѣ Богородицыномъ на самомъ латыни, a грѣки позади служать гроба Богородицына. А въ прѣдѣлъ ко гробу Богородицыну въходять человѣкъ по 5 и по 6, а то нелъзя и покълонитца, и гробъ целуютъ. А гробъ Пресвятыя Богородицы подлинѣе Христова гроба полупядию, да поуже. А от того гроба Богородицына 5 сажень въверхъ церкви -- окно л. 208 об. // кругло. А сказывають про то окъно греки, что де тѣмъ окномъ възято тѣло Пресвятыя Богородицы изъ гроба, а гдѣ -- Богъ вѣсть. А ту пещеру турки запирають, и мыто емлють да и пущають, а с старцовъ не беруть.
   А когда вышедши вон изъ церкви Гепсиманъской, и на лѣвой сторонѣ тутъ пещера невѣлика каменная. Тутъ Июда Христа предалъ пребезаконнымъ июдеомъ на пропятие. И тутъ мы ходихомъ, и въ пещерѣ мѣсто цѣловахомъ. И оттолѣва идохомъ налѣво, на Елеонъскую гору прямо. От тоя пещеры на полъдни, якобы вержениемъ камени, стоит л. 209 // древо маслечное. Подъ тѣмъ дрѣвомъ Христосъ постился и ко Отцу молился: "Отче нашъ, аще возъможно, да идетъ чаша сия мимо меня, аще ни -- буди воля твоя". А то дрѣво и до сего дни зелѣно, и на благословѣние ево беруть от иных странъ. Да тут же есть камень зело великъ, и плоскъ, и высокъ, якобы въ груди человѣку. На томъ камени ученицы его спаша, когъда Христос молился. И пришедъ къ ним, они же сномъ отягченны. Тогъда Христос имъ рече: "Спите протчѣе, почивайте, бдите и молитеся да не внидете въ напасть. Умъ бодръ, а плоть немощна есть. Понеже л. 209 об. // обѣщастеся со мною умрети, a нынѣ не можете единаго часа побдѣть со мною. Вы же спите, а Июда спешить предати мя июдеомъ" -- и потъ с него лияшеся, яко капля крове. И тотъ камень мы цѣловахомъ.
   И оттудова поидохомъ на гору Елеонъскую. И мало пошедъ от того мѣста, лѣжить камень великъ. А сказывають, что с того-де камени Христосъ сѣлъ на осля, когда въехолъ во Иерусалимъ. И тотъ камень мы цѣловахом. И оттуду поидохомъ на вѣрхъ горы Елеонския. А от Гепсимании до верху горы с полвѣрсты будет, л. 210. // а от Иерусалима до горы съ веръсту будеть.
   Гора Елеонская зело красовита, велми высока, и красна, и предивна, а по ней растут древа масличныя. На самомъ верху горы есть мѣсто Господне, гдѣ Христосъ стоялъ со ученики своими. И вопрошаша его ученицы о кончинѣ вѣка сего. Онъ же рече имъ: "Не можеть сего ни Сынъ человѣчески вѣдати и никтоже, токмо Отецъ". И от того мѣста видно Иорданъ-рѣку и Содомсъкое море. На том же верху горы Елеонския стоить церковь Вознесение Христово, а въ той церкви на преддверии лежить камень л. 210 об. // вѣликъ, плоскъ. И с того камени возънѣсеся Христосъ на небѣса предъ ученики своими. И на том камени вообразися стопы Христовы, и нынѣ одна ступенъ знать и донынѣ. Мы же, грѣшнии, тотъ камень и тотъ ступѣнь цѣловахомъ, и иныя странныя от христиан цѣлують. А на полуденою страну Елеонския горы стоить гробъ святыя мученицы Пелагеи, и въладѣють тѣмъ мѣстомъ туръки, и стоить надъ тѣмъ мѣстом мечетъ турецкой.
   А от горы Елеонския до Вифании, гдѣ праведный Лазарь умре и ту Господь воскреси его, яко три л. 211. // поприща от Иерусалима до Вифании. И тутъ стоить церковь Восъкрѣсение Лазарево, друга Божия; а въ ней гробъ Лазаревъ и сестры его Марфы и Марии; а нынѣ тою церковию владѣють арапы-босурманы. А когда мы пришли къ пещерѣ, гдѣ бысть Лазарь пъравѣдный погрѣбенъ бысть, тогда орапы принесли намъ огня. Мы же имъ даша съ человѣка по алтыну да и пошли въ пещеру. Итьти, гдѣ былъ гробъ Лазаревъ, что въ походной погребъ по лѣсънице глубоко, да и не одъна лѣсъница куликовата, -- а безъ огня невозъможно итить, темно, -- три л. 211 об. // лѣсницы итить с поворотамъ. А въ полу пещеры выдеть въбокъ церковь Лазареву, a нынѣ туръки мечты творять. И тако мы цѣловахомъ мѣсто, гдѣ Лазарь лежалъ, да и вышли ис пещеры. И поидохомъ опять на Елеонъскую гору, к тому камени, гдѣ Христосъ возънесеся на небеса, поклонихомся тому камени и целовахомъ. А когда съ Елеонъской горы глянешъ во Иерусалимъ, ино все видно до единой храмены; но и всюдо с нея видно: ко Иордану, к Содомскому морю, ко обители Святаго Савы, к Вифании и къ Вифлиему. л. 212. // Забытая радость -- Елеонъская гора! И ходихомъ по нѣй доволно, и веселихомся, и радовахомъся, что въ Едѣме*.
   Потомъ поидохомъ съ горы. И когда поровъняхомся противу Гепсимании, тогда насъ вождъ, старецъ-арапъ, повѣлъ налѣво по юдоли Плачевъной. И мало поидохом во юдоль, тутъ лѣжить камень невѣликъ, плоскъ. А на томъ камѣни воображена стопа ножъная, а въ ней вода, полна стоить. А сказывають про тотъ камень: "Когда Христосъ стрѣтился со слепъцомъ, и ста на томъ камени, и плюну на землю, сотвори л. 212 об. // брение, и помаза очи слепому, и посла его къ Силуамстѣй купѣли умытися. И какъ Христосъ стоялъ на камени, такъ ево стопа въ камени вообразилося, что въ воскъ". И тотъ мы, грѣшнии, камень цѣловахомъ, и воду из1 стопы пихом, и умывахомся1. А вода въ стопѣ не убываетъ, опять наполняема. A подлѣ тово камени яма, зѣло глубока провалина, а в ней на днѣ вода чють знать. И въ тую яму намъ не вѣлять смотрѣть; а что то за пропасть, про то и грѣки не знають.
   И оттуду поидохомъ вънизъ по юдоли, на лѣвой сторонѣ стоить л. 213. // гробъ Авесолома, сына Давыдова; a здѣланъ, что голубецъ, узорочисто; а на верху круглая башенка; а окола голубца накидано каменѣмъ мѣлкимъ кучи великия. Мы же вопросихомъ: "Что ето за камѣнья?" И они намъ сказали: "Ето-де жидове накидали. Они-де не любять Авесалома за противление отча. И когда-де жидове етемъ путемъ идуть, то все камень кидають ко гробу тому". И когда пойдешъ от Весоломова гроба внизъ по юдоли, на лѣвой стране все гробы въ той горѣ пророческии, жидовъския, узоричисты л. 213 об. // и двери, и окна; а те гробы выбиваны въ горѣ из одного камени.
   И от того мѣста поидохом вънизъ по юдоли Плачевной. На градъцкой странѣ, противъ угла, подъ стѣною и подъ горою каменъною естъ купѣль Сулуамля. Въходъ въ нея учинена лѣсница каменъная, широкая, что въ погрѣбъ походной, да крута зело, а въ нѣй ступенѣй 12 итъти въ гору. И по конецъ тоя лѣсницы самая купѣль Силуамля, аки озерцо широко, а глубина -- въ груди человѣку. И приходять всякия люди, недугомъ одержимыя различными, и погружаю- л. 214. //тца въ той купѣли, и зъдравы бывають. А когда мы пришъли к устию купѣли, ажно въ ней купаетца арапъ болной, босурманъ. И когда стали на него кричать, такъ онъ вонъ вышел ис той купѣли. Сидять тутъ арапы, беруть мыто -- по копейки съ человѣка и по грошу. А вода въ купѣли не стоить, но идеть съквозъ гору и вышла въ полъгоры ручей хорошей, и тутъ турецкии жоны платье моють, прудокъ запружонъ. А та вода во юдоль Плачевною не дошла, вся въ гору понырнула; а юдолъ Плачевная суха, нѣтъ в ней во- л. 214 об. //ды. А сказывають про ту купѣль, что она прежде плѣнения Вавилонскова не бывала. А когда-де возъврати Господь от плѣнения, тогда пришедъ к тому мѣсту Иеремия Пророкъ и весь плѣнь с нимъ на тотъ потокъ, и помолися Иеремия Богу, и даде Богъ въ томъ мѣсте воду.
   Во Иерусалимъ ис той купѣли арапы возять воду на велбудахъ да пъродають. A рѣкъ и кладезей во Иеросалимѣ нѣтъ, и земля безводна, но токмо купѣль Силуамля. И тое воду покупають богатыя, а убогия питаютца дождевою водою. А дождъ во л. 215. // Иеросалимѣ приходить ноябъря-месяца. А когда мы пришли во Иеросалимъ, такъ перво дождъ пришолъ в нощи противъ арханъгела Михаила дъни и до февроля-месяца шолъ.
   A хлѣбъ там сѣють около Филипова заговенья, a поспѣваеть къ Свѣтлому воскресению; а овощи всякия поспѣвають на Рожество Христово и на Богоявление Господне. У насъ зима, а у нихъ лѣто и прохладъ въсякой. A лѣтомъ во Иеросалимѣ от солнечнаго зною и ходить нелзя: зѣло солнце печеть. А во всю зиму кома ры лѣтають, и боси ходять арапы, и снѣгу не л. 215 об.// бываетъ, ни морозовъ никогда не живеть. Какъ у насъ на Москвѣ вѣсна пываетъ теплая, такъ у нихъ зима-то такова бываеть тепла: дожди, туманы, а громъ бываеть во всю зиму и молния. Иерусалимъ -- среда земли, понѣже когда бываетъ день большой въ Петровки, тогда солнце на полъдняхъ станеть и в самой вѣрхъ главы свѣтить, такъ стѣнь не бываеть. А когда станеть день убывать, тогда стѣнь станеть познаватца. Мы же тѣ дни во Иеросалимѣ не прилучихомся, токмо въ болшия ночи зимния искусихомъ: о полуно- л. 216. //щи въ мѣсячныя ночи на монастырь изъ кѣльи выхаживахомъ и смотрѣхомъ, какъ месяцъ прямо станеть надъ главою и стѣни не знать -- и то мы собою искусихомъ.
   А день во Иеросалимѣ болшой лѣтней 15 часовъ, а нощь 9 часовъ бывають. А колодези каменныя копаныя; и дожевую воду набирають: стѣчи подѣланы плоския и приведѣны къ колодѣзямъ трубы. А вода въ колодѣзяхъ не портитца, во весь годъ бѣла, а не желта бывает.
   И мало пошедъ юдолью, на правой руки въ полъгорѣ стоит древо л. 216 об. // масличное, окладено каменѣмъ, с храмину будеть. А под тѣмъ дрѣвомъ, сказывають, что Исайю Пророка пилою претѣрли жиды, а претирали пилою дрѣвяною. И то дрѣво зѣлено и до сего дня. И от того дрѣва пошедъ подъ гору во юдоль, и на дъругой странѣ юдоли на горѣ тутъ село Скуделниче, -- а от града то село с вѣрсту, на полуденъную страну, -- въ погребение странънымъ, что откуплено Христовою кровию, иже Июда Христа предалъ июдеомъ на 30 сребреникъ. И тако жидове купиша тѣми сребрениками село Скуделниче л. 217. // въ погребѣние страннымъ. А каторыя християне приходят ото всехъ вѣръ и странъ, от востоку и заподу поклонитися Гробу Господню и святымъ мѣстамъ, и коему прилучитца отити къ Богу, и тѣхъ християнъ кладуть въ томъ дому въ селе Скуделничи. Аще ли инокъ-пришлецъ въ коемъ монастырѣ случитца ему умерет, и с того монастыря тут же приносят въ то же село. А ерусалимцы въ том селѣ никогда не кладуть. Въ томъ селѣ ископанъ погребъ каменъной, какъ пещера, а дверъцы малы учинены; и въ томъ погребе пещера, перѣдѣланы л. 217 об. // закромы. А кладуть християнъ въ томъ погребе безъ гробовъ на земли. А лежить тѣло 40 дъней мяхко и цѣло, а смраду нѣтъ от него. А егда исполнитца 40 дней, и об одну нощь станеть тѣло его земля, а кости его наги стануть. И пришедъ той человѣкъ, кой приставленъ въ той пещере, и ту землю лопатою соберѣть въ закромъ, а кости въ другой; а кости тѣ цѣлы и до сего дъни. А земля ихъ прежде сего, сказывають, голуба бывала, a нынѣ черна, что и протчихъ человѣкъ, толко смраду нѣтъ. А въ пещеру когда въвойдешъ, такъ л. 218. // духъ тяжекъ; мы ходили въ ту пещеру, платомъ ротъ завезавъши. А закромовъ въ той пещерѣ много; а ходять со свѣчами зажегши, а то темно въ пещерѣ, ничего не видать. А та пещера стоит надъ юдолью Плачевною; а юдолъ Плачевная пошла под лавру Святаго Савы Освященнаго и къ Садомсъкому морю. А сказывають, что тою юдолью Плачевною въ день Страшнаго праведнаго суда Господня река огненъная потечеть.
  

О домѣ Давыдовѣ

  
   Домъ Давыдовъ стоить от заподной страны у вратъ Лидскихъ, и от Египта приходять въ тѣ же л. 218 об. // ворота. И придѣланъ домъ Давыдовъ к грацкой стѣне: три стены внутрь града, а четвертая градская. Крухъ ево копанъ ровъ; а чрезъ ровъ мостъ прежде сего бывалъ каменъной, a нынѣ деревянъной. А у вратъ великаго дома лежать пушки болшия и сторожа, караулъ великой, стоят турки и арапы, янычары. А живуть въ немъ турки, а християнъ не пущають; а кто дасть подарокъ, такъ тово пустять. А величиною домъ -- какъ изъ лука перестрелитъ, а равенъ въдоль и поперѣкъ. А харомъ въ нѣмъ развѣ одна полата, л. 219. // из нея же Давыдъ видѣ Вирсавию, мыющуюся въ винограде. И мы, грѣшнии, въ томъ дому были, турки насъ пушали: и мы дали имъ подарокъ, такъ они насъ водили въ полату Давыдову. А въ полате Давыдовѣ живет турчинъ. Толко одно окно, и дъругое -- въ предѣле, а въ полатѣ на окнѣ яма великая въ камень вогнулася.
   А сказавають про ту ямицу: "Когда-де Давыдъ Псалтыръ писалъ, так-де возлегъ лактем опочнуть на тотъ камень". Горить кондило с масломъ древяннымъ и день и ночъ; а ставять то кандило турки, почи- л. 219 об. //тають Давыда. И мы, грѣшнии, тот камень цѣловали. А что глаголеть Святое Писание: "Въ дому Давыдовѣ страхъ вѣликъ", -- и нынѣ въ томъ дому Давыдовѣ страха никакова нѣтъ, а въ немъ турчинъ живѣть. И тутъ будеть совершатися таинство во время страшнаго Христова пришествия. От того же дому Давыдова, от заподъной странѣ близъ естъ потокъ сухъ под градъцкою стѣною, подъ домомъ Давыдовомъ; имя тому потоку -- юдоль Плачевная, идѣже хощеть тещи река огненная въ день Страшнаго суда.
   А на л. 220. // полуденную страну нынѣшняго града Иерусалима, за стеною у вратъ стоить гора Сионъ -- мати церквамъ, Божия жилище.
   На той же горѣ преже сего бывалъ монастырь, a нынѣ турецкой мечетъ, в немъ же турки живуть. На той же горѣ близъ градъцкой стѣне домъ Завѣдеовъ, отца Иоанна Богослова. Въ том дому тайную вѣчерю сотворилъ Исусъ со ученики своими. Въ томъ дому Иоанъ возлеже на перси Господни. Въ том же дому жила Пресвятая Богородица, егда Господь нашъ Исусъ Христосъ, стоя на крестѣ, л. 220 об. // глагола матери своей: "Жено, се сынъ твой". Потомъ глагола ученику: "Се мати твоя". И от того часа поять ю ученикъ въ тотъ домъ свой. И въ томъ дому жила до сошествия Святаго Духа на святыя апостолы и ученики въ день пятдесятницы. Въ томъ дому и преставление бысть Божия Матере. Въ той же домъ по воскресении прииде Христос ко ученикомъ, и дверѣмъ затвореннымъ, и ученикомъ собраннымъ, и показа Фомѣ руцѣ и ребра своя. На той же горѣ гробъ святаго первомученика Стефана. На той же горѣ ангелъ Господень л. 221. // отсѣкъ руку жидовину, прикоснувшемуся гробу Пресвятыя Богородицы. А от дому Иоанна Богослова на лѣвую страну вѣржениемъ из лука -- Галилея Малая, тамо первѣе по воскресении своемъ Христос из мертвыхъ явися. А та вся мѣста на Сионъской горѣ. А домомъ Заведѣовымъ владѣють нынѣ еретики -- армяне проклятыя, у турка купили.
   Потомъ поидохомъ за градъцкую стѣну въ пещеру Варухову; и та пещера от градъцой стены якобы вержениемъ изъ лука. И въ той пещерѣ живут л. 221 об. // махметанския дияволъския пророки. А та пещера огражена, и сады въ ней насажены во оградѣ. И в ту пещеру турецкия пророки пущають да беруть съ человѣка по паре. А пещера зѣло велика и высока. А сказавають про ту пещеру: "Когда пленѣнъ бысть Иерусалимъ, и Иеремия Пророкъ ведѣнъ бысть въ плѣнь, и пребысть въ Вавилонѣ 70 лѣт. Варух же Пророкъ, жалѣя учителя своего Иеремию Пророка и Иерусалимова разорения, и затвори себе въ той пещерѣ, и плакате о разлучении учителя своего, даже до возъвращения. л. 222. // И внегда же людие во Иерусалим возвратишася, тогда и Варуху изъ пещеры изъшедшу и Иеремию Пророка погребѣ". И та пещера зѣло удивителна; прежде сего бывала внутрь старого града, a нынѣ вънѣ новаго града, за стѣною градъцкою. И многие знать полаты старого града Иерусалима, строение и сады; и нынѣ тутъ все пусто, толко пещера Варухова.
   Генваря въ 18 день поидохомъ из святаго града Иерусалима на Русь въ пятницу предъ Недѣлею мытаря и фарисея на 1 часу. И намѣсникъ патриаршей при- л. 222 об. //говорилъ намъ извощика-арапа, християнина грѣческой вѣры. И тако мы, убравшися на кони, поидохомъ изъ града; и, вышедъши за градция врата, стахомъ на поли ерусалимскомъ. И приказалъ насъ питропосъ проводить толмачю-старцу; и толмачь выпроводилъ за градъ, сталъ изъвощику приказывать, чтобъ насъ въ цѣлости до пристали поставилъ и никаковы шкоды бъ не учинилъ. А намъ сталъ толмачъ говорить: "Естьли-де изъвощикъ вамъ на пути кое зло учинить, то де пишите ко мнѣ, я-де на немъ за рубль до- л. 223. //правлю 20 рублевъ". И велѣлъ намъ толмачъ дать изъвощику всякому человѣку по 60 паръ на раздачю по дороге арапомъ-разбойникомъ, чтобы арапы насъ не трогали, чтобъ изъвощикъ насъ во всемъ очищалъ. И тако мы убравшися совсѣмъ, и помолившеся Господу Богу и Прѣсвятей Богородицы, и призвавши всѣхъ святыхъ въ помошъ, и поклонихомся святому граду Иерусалиму, поидохомъ въ путь свой на присталь моръскую.
   И тово дни минухомъ село Емъмаусъ и доидохомъ до града Ромеля. И приидохомъ въ метоху, сирѣчъ л. 223 об. // въ подворье Иерусалимское, и старецъ тово подворья принял нас с любовию. А мы зѣло с пути утомилися, и старецъ поднесъ нам вина церковнаго; а намъ, утомъленымъ, зѣло въ ползу. И тако мы препочихомъ ту нощь.
   И утре рано извощикъ привел намъ кони, мы же убравши свою рухледь на кони и поидохомъ ко граду Иопии на присталь морскую. И того же дни приидохомъ во Иопию, якобы часу въ 5 дни, и стахомъ въ метохи Иерусалимъской. И старецъ, попъ черной, принялъ нас с любовию и угости насъ тра- л. 224. //пезою обилною. А когда мы шли от Иерусалима до пристали моръской, и намъ на пути от арапъ зла никакова не учинилосъ, -- слава Богу-свѣту, -- потому что арапъ-изъвощикъ нас во всемъ очищалъ от нихъ, собакъ, тѣми денгами, что мы иму дали по 20 алтынъ съ человѣка. А когда мы наедемъ на дороге на разбониковъ, а они, что сабаки, лежать свернувъши; какъ увидять насъ, такъ въскочать всѣ да такъ и бросятца на насъ. А мы укажемъ на извощика-арапа: "Кофар, моль, за насъ дасть пешкешъ, сирѣчъ л. 224 об. // подарокъ", -- такъ они и поидуть ко извощику, а извощикъ уже имъ, собакамъ, даваить иному грошъ, а иному кусъ табаку. Да так-то насъ всю дорогу изъвощикъ оплачевалъ, да так-то насъ Богъ помиловалъ от нихъ, сабакъ. А изъвощикъ шолъ все позади насъ для разбойниковъ-араповъ: какъ на насъ нападуть, такъ мы укажемъ назадъ, на изъвощика, такъ они к нему и кинутца. А мы въ тѣ поры ну да ну въпередъ по дороге, да тако Богъ и спасъ насъ от всѣхъ бѣдъ.
   А за извосъ мы давали по два тареля на коня, а ходу полтора л. 225. // дни. А всякому человѣку по два коня: под себя лошедь да под рухледь другая; а иныя и пеши шли, толко под рухлѣдъ нанимали.
   А когда мы пришли на присталь во Иопию, и въ тѣ поры на пристали кораблей не было приходу, для тово что въремя зимънея, такъ к той пристоли корабли не приходять. И нетъ пристоли тутъ доброй, такъ зимою корабли разбиваеть вѣтромъ. И намъ бысть о томъ зѣло печално. Какъ такъ, что кораблѣй нѣтъ? Что дѣлать? Стала наша дорога. А градъ пустой, харчю нет, л. 225 об. // зѣло убогое мѣсто -- гладом боло умерли, тутъ живучи. А у турак, сабакъ, въ то время прилучился ихъ празникъ турецкой. Месяцъ целой они постятца, такъ на базаре не дабудешъ никакова харчю. A хлѣбъ уже вынесуть на вечеръ, какъ солнце станеть садитца, и тотъ въвесь разорвуть турки. А иныя у насъ иной день и не ѣтчи бывали. Зѣло нужно было, нѣчимъ поживитца, не добудешъ ни рыбки, ни яицъ -- самая пусташъ.
   А жили мы тутъ на пристали двѣ недели, а пуще намъ года стало. Зѣло печално и унинъливо л. 226. // было. Ужасъ толко: от моря стоить стонъ, какъ море шумить да волнами разбиваетца. А от печали у насъ то и забава была, что, бывало, пойдешъ подле моря гулять; да и тутъ гуляешъ, а назадъ оглядаваешся, чтобы арапы-разбойники не набѣжали.
   А когда мы пришли на присталь, такъ попъ черной, кой тута живеть в метохи, на другой день въбезъсновался, такъ мы, грѣшнии, тутъ всю нощь надъ нимъ возились. Былъ у насъ крестъ московскаго литья мѣдной, такъ тѣмъ крестомъ ево все ограждали. А ди- л. 226 об. //явол-де въ немъ кричить: "Студено-де, озънобили-де менѣ!" Да указываетъ ко иконамъ на полку: "Вонъ де ставросъ деревянъной, темъ-де меня ограждайте, а етемъ-де ознобили меня!" А тотъ кърестъ не по подобию написанъ: двоечасной, а не трочасной -- такъ дияволу-то хочетца, чтобъ я ево тѣмъ крестомъ ограждал, ему уш то легче от тово. А я-таки не слушаю, да все, да всѣ мѣднымъ крестомъ ограждаю, да даю цѣловать ему. А онъ зубы скрегчеть, сьѣсть меня хочеть. Да Богъ ему не попустил, такъ онъ ничего мнѣ зла л. 227. // не учинилъ. И так-то мы с ним да полуночи провозилися. Такъ онъ утомилси да сталъ проситца: "Дайте-де отдохнуть!" Такъ мы ево положили на постелю, такъ онъ до утрея уснулъ. Потомъ утре въсталъ, да мѣня, грѣшника, призвалъ, да сталъ говорить мнѣ: "Пожалуй-де, проговори надо мною Евангелие, всѣ 4 евангелиста". Такъ я над ним по два дъни говорилъ Евангелие. Такъ ево Богъ, миленъкова, помиловалъ -- сталъ разумъ здъравъ; чють была дияволъ не похитилъ. И какъ попъ пришол в разумъ, зѣло да насъ был добръ, л. 227 об. // часто насъ рыбою кармливалъ.
   Потомъ пришолъ малой кораблъ из Акрей. И сказали намъ корабленники, что есть-де во Акри корабли египецкия; такъ мы нанели корабль малой и стали збиратца. Потомъ прислалъ за нами паша турецкой, услышалъ, что мы идемъ во Акри. И я пришолъ предъ пашу; и паша велѣлъ толмоча призвать, и перевотчикъ пришолъ, и паша велѣлъ у мѣня спросить: "Есть ли де у него от салтана турецкаго указъ?" И я ему възявъши листъ турецкой да и подалъ, такъ онъ и сталъ честь. И прочетши лист л. 228. // да и молвилъ: "Вот де, попасъ московъ, смотри на меня". И я на него смотрю. И онъ листъ салтанской свернулъ, да и поцѣловалъ, и на главу положилъ. А самъ чрезъ толмача говорить мнѣ: "Слышал-де я, что дѣ ты въ ночи едѣшъ въ Станбулъ. Й ты поежай, Богъ-де тебѣ въ помощъ! Сказовай-дѣ въ Царѣградѣ и въ Едринѣ, что мы такъ указъ салтанской почитаемъ, таковы-де мы, турки, своего государя опасны". И вѣлелъ мнѣ сесть, и потчевалъ менѣ съ собою кофей пить. И я ему сказалъ: "Я, молъ, кофей не буду пить: у насъ, л. 228 об. // молъ, на Руси нѣтъ етово пития, такъ мы не повадились ево пить. Челомъ бью, молъ, за твое жалованье." И онъ мнѣ паша молвилъ: "Чѣм же дѣ мнѣ тебя потчивать? Вина-де мы не держимъ, для тово что сами ево не пъемъ. Иди ж де съ Богомъ!" И я въставши, да поклонившися, и вонъ ис полаты пошолъ.
   И пришелъ на монастыръское подворье, да и стали въ корабль кластися. А корабленикъ нашъ сталъ беситца, и не сажаетъ насъ на корабль, и не съталъ нашей рухледи класти, да подънявши парусъ да и пошел л. 229. // ночью. А мы и остались на брегу моря, и намъ зѣло горко стало и слезно. Да что петъ делать? Быть такъ, уш то, мол, Богу тако изволившу. И стали мы опять рухледь носить на подворье. И той день намъ был зѣло печално. Потомъ мы смотримъ: анъ перед вечеромъ и пришолъ той же корабль назадъ -- и мы зѣло обрадовалися. И пришолъ къ намъ корабленикъ да сталъ прощатца: "Простите-дѣ, Бога ради, оскорбилъ-де я васъ. Я-де верстъ съ 8 отшелъ да опаметовалъся. И мнѣ-де стало васъ жаль. л. 229 об. // Какъ такъ здѣлалъ, что ихъ не помиловалъ? Хоша бы и босуръманъ былъ, инъ бы де мощно помиловатъ". Да и велѣлъ намъ класться въ корабль. Потом паша призвалъ корабленика и сталъ ево бранить: "Для чево-де ты не възялъ московскаго попаса?" И зѣло ему пригрозилъ, чтобъ онъ възялъ.
   И мы в ту же нощь поклавшися да и пошли. И ту нощь немного отошли, потому что не была вѣтру добраго, и на зари сталъ вѣтръ вѣликъ зѣло. И того дня на вечеръ пришли во Акри -- анъ кораблей египецъкихъ нѣту! л. 230. // И намъ зѣло стало печално, когда нашъ корабль присталъ ко брегу. Потомъ мы рухлѣдь съвою възявши да и пошли въ метоху митрополию. И старецъ дал намъ кѣлию, потомъ намъ трапезу поставилъ. И мы стали у него спрашивать: "Давно ли, молъ, корабли пошли во Египетъ?" И старецъ сказалъ: "Третьево-де дня пошли и въновъ-де скоро будуть. Не печальтяся-де, въскоре пойдете во Египетъ". И намъ от старцовыхъ речей стало радостно силно.
   И наутрѣе февраля въ 2 день, на празникъ Стрѣтения Господня, позвалъ насъ къ себѣ л. 230 об. // въ гости арапъ-християнинъ и зѣло насъ угости: рыбы было несъкудно, и вина была доволно. И, за трапезою сидя, было у насъ речей много. Спрашевають про государя и зѣло желають, чтобъ государь бился с туркомъ, и желають силно, чтобъ государь Царырад възялъ: "Не видать-де намъ тѣх дъней, чтобъ де государь московъской свободилъ насъ от турок!" И зело тотъ человѣкъ намъ любовъ показалъ и уподъчивалъ насъ. И тако от него изыдохом въ подворье. И по трехъ днехъ пришли 2 корабля египедъския с товароми. И пристали ко брегу, л. 231. // стали выгружать товары. Мы же пришедъ х корабленику и договорились съ человѣка по тарелю до Малова Египта, а по-турецки Домять.
   А у турокъ въ тѣ поры прилучился празникъ, въ суботу на Сырной недели, и была у нихъ ис пушекъ стрелба. А пъразнують турки свой празник три дъни.
   Потомъ, по воскресение Сырное в заговѣны, велѣлъ намъ корабленикъ на корабль рухледъ носить. Мы же рухлѣдь на кораблъ привезохомъ и поидохомъ во град погулять. А корабленикъ не сказалъ намъ, что де: "Сего дня буду отпущатца". А когда мы во град л. 231 об. // вошли, тогда насъ грацкой житель, арапъ-християнинъ, позвалъ къ себѣ на обѣдъ. Мы же поидохомъ, а опасение у насъ было, чтобы нашъ корабль не ушолъ. Но господинъ, у кого мы обѣдаемъ, тотъ насъ ократилъ: "Я-де вѣдаю, что де сегодъня корабль не пойдеть" -- такъ мы поослабили. А трапеза была зѣло доволна. И такову любовъ к намъ показалъ, что самъ с братьями у трапезы служилъ, во всю трапезу все стоялъ.
   А корабль въ тѣ поры сталъ отпущатца, а насъ нѣту. А матросы по граду бѣгають да насъ спрашивають; л. 232. // потомъ сказали, гдѣ мы, и они, к тому дому пришедъ, про насъ спрашивають. И рабы, пришедъ, господину говорять, что де уже корабль отпустился. А мы языка не знаемъ, что говорят. А господинъ перемогаетца, а намъ не скажеть. Жаль ему нас, что корабль ушолъ; а хочетца ему, чтобъ обѣдъ докончати; а сам велѣлъ скорѣе ествы нести и ества за ествою. Такъ мы сътали припазновать, что онъ сталъ скорбенъ. Такъ мы у толмоча спросили: "Что, молъ, господинъ печаленъ?" Такъ толмачъ сказалъ: "Ведь де корабль л. 232 об. // вашъ ушолъ!" Такъ мы какъ услышали, что корабль ушолъ, такъ въставъ иза стола да и побѣжали к пристанищу морскому -- анъ нашъ корабль верстъ за 10 ушолъ на море, чють видно. А сътало къ ночи. И мы толко разно руками.
   А у пристали прилучились въ тѣ поры турки, и по насъ стали тужить, да и стали с короблей кликать мотросовъ съ сандалами. Такъ тотъчасъ подбежали грѣческия матросы; такъ мы ихъ порядили нагънать корабль, дали тарель зъ дву человѣкъ. Толко мы въ сандал сѣли -- анъ тотъ господинъ, у ково мы л. 233. // обѣдали, и прибѣжалъ на пристань, а мы уже отпущаемся, и спросилъ у матросовъ: "Что-де поредилися изъвозу?" И они сказали, что тарель. А онъ выфатилъ исъ кармана тарель да и кинулъ въ лотку: "Вот де вамъ извосъ за нихъ, боле-де тово не берите". А самъ сталъ со мною прощатца: "Прости-де, Бога ради, моя-де вина!" Я, су, лише подивился: етакая християнская душа! Потом мы поклонихомся ему и отпустихомся на море.
   Отвезли насъ матросы от брега версты с три да и покинули грѣсти, а сами и стали на насъ просить еще за провоз: л. 233 об. // "Тово-де мало, не хотимъ вести!" И стало наше дѣло. Мы то такъ то сякъ -- не вѣзуть: "Дай-де еще тарель!" А тот, кой възяли за извосъ, и бросили мнѣ в санъдалъ. И я, су, что дѣлать, и възялъ: "Ну, молъ, поежайте назатъ, и я, молъ, буду паши на васъ бить челомъ!" И много шумѣли, такъ они стали уже и тотъ тарелъ назадъ просить, такъ я отдалъ имъ. Они же погрѣбши мало да опять перѣстали грѣсти. И зѣло безумныя намъ горесть нанесли и во грехъ въвели, едва злодѣи до коробля довезли. Такъ насъ на корабль тотъчасъ матросы при- л. 234. //няли, такъ они со стыдомъ от коробля поехоли. А я раизу на нихъ жаловался, такъ онъ съталъ на нихъ шумѣть.
   Потомъ вѣтръ сталъ утихать. И подъшедъши подъ гору Кормильскую да и сътали на якори. Потомъ поутъру въставши матросы и хотѣли парусы распущать и якори вынимать. А раизъ сталъ на море смотрѣть въ далную пучину, и сталь присматривать, и позналъ, что хочеть быть погода великая въ мори, потомъ раизъ не велѣлъ якоря вынимать. И стояли мы от погоды подъ Кормильскою горою 5 дъней.
   И въ пятницу л. 234 об. // на 1 недѣли на вечеръ погода стала затихать.
   Такъ раизъ увидѣлъ, что от города от Акрей стали корабли отпускатца; такъ и онъ велѣлъ якори вынимать и парусы поднимать. Потомъ пошли въ ночь, и бысть намъ поносъ доброй.
   И въ понедѣлникъ на 2 недели поста о полудни приидохомъ к устью Нила-рѣки. И не дошедъ устья, якобы вѣрстъ за 5, и стали на якоре. И потомъ изъ Малова Египта пришли малыя корабли, да и възяли кладь из корабля всю, да и корабль порожней привезали, да и повели л. 235. // подъ Домять. Туда, на устья Нила мѣлко, не пройдетъ корабль со всѣмъ грузомъ, такъ малыми выгружають, а болшой порожъней волокуть за собою.
   И на вечеръ приидохомъ подъ Домять. И тутъ пришли к намъ на корабль арапы, да и възяли нашу рухледь, и понесли въ метоху. И игуменъ насъ въстрѣтилъ с честию, и далъ намъ кѣлию, и обѣдъ намъ устроилъ. И мы ему от намѣсника грамотку подали, а въ грамоткѣ писано от намѣсника, чтобъ об насъ порадѣлъ и корабль бы дабылъ въ Царьградъ. Потомъ игуменъ л. 235 об. // сталъ намъ корабль добывать и добылъ корабль доброй грѣченина Ивана, а прозваниемъ Холова.
   Потомъ въ Домяти учинился бунтъ от турокъ, и дня зъ два торгу не было, и насъ игуменъ изъ монастыря вонъ не пущалъ. И помалу бунтъ утихъ, и мятежъ былъ въ народѣ великой. Пришолъ от турка указъ, чтобъ малыми денгами не торговать, да чтобъ туркамъ вина не пить и не шинъковать, a грѣкомъ бы платья зеленова и краснова не носить, а носит бы платья черное да бѣлое. Такъ за то л. 236. // было учинился бунтъ.
   Потомъ, передъ походомъ нашим, звалъ меня архимандритъ Домятской обѣдать. И обѣд зѣло хорошей устроилъ, всево было много наспѣто. А тотъ архимандритъ бывалъ на Москвѣ за милостиною. А когда, отобѣдовъ, я от него пошелъ, такъ онъ мнѣ далъ на дорогу с пудъ финиковъ. Зѣло добръ архимандритъ да и разуменъ! Мнѣ онъ много расказовалъ, какия тутъ на него бѣды бывали от турокъ, какъ ево грабливали и церковъ. Невозъможно ево бѣдъ и писа- л. 236 об. //нию предать!
   И жили мы въ Домяти недели зъ двѣ; потомъ и стали корабли отпускатца и из устья Нила къ морю, и тамъ стали нагружать. А мы дни съ три спустя ихъ после нанявъ коикъ да и поехали с рухледью къ морю -- анъ еще корабль нашъ не вышелъ на море, такъ мы и стали противъ заставы. И тут насъ остановили и стали нашу рухледъ досматривать, такъ я юмручею подалъ салтанской листъ. Такъ онъ прочетши, да и не вѣлелъ разъбивать рухлѣдь, да и вѣлелъ намъ очистить полатку, гдѣ намъ л. 237. // стоять, дакудова корабль пойдеть. А самъ юмручей спросилъ у меня: "У ково-де ты идешъ на корабли?" И я ему сказалъ, что у Халова. И турченинъ мнѣ сказалъ: "Доброй-де человѣкъ Халовъ, я-де знаю. Поди-де съ Богомъ!" И тутъ мы на заставѣ жили два дъни.
   Потомъ, сѣдши въ коикъ и рухлѣдь положа, да и поехали на морѣ х кораблю. И подъехавъ, и сѣли въ корабль. А иныя-де корабли, убравшися, пошли къ Царюграду. А нашего раиза задоръ берѣдь, что корабли пошли, а онъ осталъ, такъ сердитъ былъ зѣло. Мы л. 237 об. // въ тѣ поры к нѣму не подходили, как онъ убирался. Потомъ тотъчасъ велѣлъ парусы поднимать, да и пошли, а то уже на походѣ убиралися. И бысть вѣтръ добръ. Потомъ нашъ раизъ съталъ веселъ, какъ корабль пошолъ, a вѣтръ сталъ добърой. Такъ мы подъшедъ къ нему да поклонилися. Такъ и онъ намъ поклонился, а сам молвилъ: "Добре-дѣ тебѣ будет, сидя здѣся!" Да и велѣлъ мнѣ мѣсто хорошее очистить, а сам под мѣсто рагожи стелѣть. Съпаси ево Богъ, миленъкова, доброй былъ человѣкъ!
   И хлѣбъ нам л. 238. // велѣлъ давать, и кашу, и, что ни ворять, всячину. И шли мы четверы сутки, a вѣтръ все был боковой, и зъбило насъ вѣтром въправо вѣрстъ зъ 200. Потомъ на 4 день стали горы показоватца. И на вечеръ подошли под градъ Мирликийской, гдѣ Никола Чюдотворецъ родился. Потомъ къ ночи вѣтру доброва намъ не стало. И сталъ нашъ корабль ходить по морю то сюда то туда, чтобъ не стоять. И тако ночъ всю шатался. И наутрее по морю появились кораблей много: каторыя прежъде насъ пошли, всѣ тутъ ста- л. 238 об. //ли сбиратца. Потомъ кораулъщикъ нашъ свѣрху дрѣва кричить, что идуть-де корабли разъбойническия. Потомъ мы смотримъ -- анъ и всѣ корабли поворотили назатъ к нашему кораблю. Потомъ и нашъ раизъ велѣлъ корабль назатъ оборотить, да и пошли подъ городокъ Костелорисъ. А когда мы пришъли въ ворота межъ горъ въ лиман, тогда изъ горотка въ коики выехали гражданя и сказали намъ, что въ городе моръ есть. Такъ нашъ раизъ хотѣлъ назатъ поворотить -- анъ бѣжать и тѣ сюда, такъ нѣкуды дѣватца, стали да и положились л. 239. // на волю Божию: лутче въпасти в руцѣ Божии, нежели в руцѣ неприятелския. И пошли подъ городокъ, и стали на якори. Потомъ за нами пришли всѣ корабли турецкия да и стали; а разбойническия корабли за лиманомъ стали на воротехъ да и не выпускають никово. И сталъ нашъ путь, некуда деватца!
   И на третей день на турецкомъ корабли умеръ раизъ-турченинъ. Бился с разъбойниками, такъ разбойники у коробля дерево подъбили да сопецъ разбили, а раизу руку обрубили -- такъ онъ въ 3 день и умеръ. A забѣжали наши корабли въ тот лиманъ въ среду Крестопоклонною, л. 239 об. // и стояли мы подъ тѣмъ гороткомъ до Святой недели. Потомъ стали раизы съежатца да думать, какъ быть. И придумали, и послали почъту въ Царьградъ къ салтану турецкому, что разбойники не выпущают. А когда мы под тѣмъ городомъ стояли, и в тѣ поры учинился на одномъ корабли моръ сталъ. И зѣло тому кораблю стало нужда: не пущають ни въ городъ, ни на корабль, а харчъ приели, а възять негдѣ, а людей остаетца немного. Такъ раизъ дождавши ветру доброва да ночъю и пошелъ на уходъ сквозь разбойническия корабли. И гнали за нимъ вѣ- л. 240. //рстъ со двѣсте до города Родоса, и ушелъ -- Богъ спасъ ево; а корабль былъ християнской, грѣческой.
   Потомъ учинился въ городкѣ великой моръ, такъ корабли и пошъли от города прочъ на другую съторону, въ другой лиманъ, подъ горы зѣло высоки. И под тѣми горами стояли съ неделю. Тутъ и Свѣтлое Христово воскресение възяли. И зѣло печално было: такой пресъвѣтлой празникъ възяли въ пусътомъ мѣсте. На Свѣтлое воскресение раизъ прислалъ мнѣ яицъ, молока. Спаси ево Богъ, миленъкова! Доброй человѣкъ былъ, часто и къ себе обѣдать зывалъ.
   Потом въ самой л. 240 об. // празникъ послѣ обѣда пошли корабли опять подъ городъ и стали на якори. А на коробляхъ уже и хлѣба не стала, нужда великая стала. Много у нашего раиза брали сухарей на всѣ корабли, у него было запасу мъного зѣло. Человѣкъ онъ старой, съ сорокъ лѣтъ уже на короблях ходить, такъ всякия нужды видалъ, такъ научился, какъ по морю ходить.
   А когда мы стояли подъ горами, и тутъ мы въ горахъ видели идольския капища, древния гробища идольския. И мы по тѣмъ горамъ гуляли, и въ тѣхъ капищах и гробищахъ л. 241. // вънутрь ихъ были. Диво да и все тутъ, какая на людей-то сълѣпота была! А гробищи пусты, костей нѣтъ ничево. А капищи выбиваны ис камени кирками, а не кладены. А гробищи поставъленыя зѣло на высокихъ горах, едва с нуждею възойти; и нынѣ на тѣхъ горахъ турецкии села.
   Потомъ въ срѣду на Свѣтлой недели рано увиделъ караулъ зъ горы, что идуть голены турецкия съ войскомъ насъ выручать. И караулъ сталъ кричать кораблям, такъ с кораблѣй турки, грѣки побѣжали, и мы такожде туда же пошли смотреть. И когда л. 241 об. // мы увидѣли голены турецкия, и зѣло обрадовалися всѣ. И к ночи пришли к намъ, а разбойническия корабли всѣ побѣжали въ пучину. И въ вѣчере прибѣжалъ сандалъ з голѣнъ съ янычары къ нашимъ кораблямъ, и велѣлъ утре рано выходить вонъ на море.
   И въ четвертокъ на Свѣтлой недели рано стали наши корабли подыматъца и пошли на море подъле горъ, а голены турецкия от моря и от степи, а иныя позади нашихъ кораблѣй шли, оберегали от разъбойникъ.
   И на другой день пришъли въ Родосъ, городъ турецкой. И тутъ корабли не пристали: ветръ л. 242. // былъ доброй -- и тако мимо прошли Родосъ. А когда верстъ за 10 отошли, тогда изъ города ис пушки 3-жды выстрѣлели, и корабли въсѣ остановились. Потомъ вѣдомость пришла изъ города, чтобъ оберѣгалися, что разбойническия голены прошли. Потом мы дождались голеновъ да и пошли въмѣсте.
   Потомъ во второй день в ночномъ часу стала всходить полоса. Потомъ на всѣхъ коробляхъ стали парусы подбирать. А когда лишъ парусы подобрали, и взяла фортуна великая, и почала насъ по морю носить, и разъбила всѣ корабли -- кой куда, неизвѣсно куда зане- л. 242 об. //сло. Такъ насъ ночъ всю въ мори волнами носила.
   И утре рано въ панедѣлникъ Фоминъ стала погода переставать. Мы же по морю смотрихомъ с коробля, и не видать на мори ни единаго корабля, всѣ разъбило. Потомъ о полудни стали на мори корабъли по караблю показоватися, и къ вѣчеру всѣ опять сошлися. И тово дни минухомъ Патмосъ-островъ, гдѣ Иоаннъ Богословъ былъ заточенъ. А от Патма-острова во вторый день възяла насъ опять фортуна в Ускомъ мори, тутъ было едва не все корабли разбила. А стала ме- л. 243. //жу горъ; а море глубоко, сажен 500 было глубины. Такъ едва снастей столко стало, и все сънасти связывали -- едва корабль нашъ остановили. И тут мы стояли от фортуны двои сутки.
   Потомъ стала утихать, да и пошли всѣ корабли, и голены с нами. И в ту же нощь въсталъ вѣтръ противенъ, и пожало корабли всѣ назатъ, и на корабляхъ парусы поставляли боковыя. И пришли подъ Ефесъ-градъ.
   Градъ Ефесъ зѣло узорочистой; и митрополитъ в нѣмъ живет грѣческой. Тутъ мы стояли су- л. 243 об. //тки.
   Потомъ пошли и пришли въ Стинковъ-городъ, и тутъ мы сътояли двои сутки. Тутъ мнѣ неволникъ руской далъ два мешка лимоновъ.
   И въ томъ городѣ Стинкове всево много, садовъ всякихъ; вино дешево -- по копейки око, а горелки -- око по грошу; лимоновъ 40 и 50 за копейку; и все дешево. Такова граду в Турецкой земли поискать другова! Въсякия овощи идуть на коробляхъ из него въ Царьградъ.
   И тутъ насъ турчинъ-паша стал просить на мнѣ горачю, такъ я ему листъ показалъ туре- //л. 244. цкой. А онъ листъ и спряталъ въ пазаху да и поехалъ по карабълямъ горачъ збирать. А мнѣ сказалъ: "Поежай-де въ городъ, там-де листъ отдамъ". И я поехал въ коику и сталъ ево на берѣгу дожидатца. А когда онъ приехалъ, и я сталъ у него листъ просить, и онъ у мене въспросил: "А сколко-де васъ человѣкъ?" И я сказалъ, что де 4 человѣка. И онъ мъне молвилъ: "А то-де васъ толко двое, а ето-де двое грѣченъ за собою проводишъ". А я было 2-х старцовъ рускихъ съ собою изъ Еросалима възялъ за тѣм же листомъ. И онъ, сабака, разсмо- л. 244 об. //трилъ, что они въ листѣ не написаны, да и сталъ просить 12 тарелѣй з дву человѣкъ.
   Такъ я пошелъ до воеводы и сталъ битъ челомъ, что, молъ, у менѣ отнялъ паша горачей листъ. Такъ воевода послалъ за ним, чтобъ онъ листъ принесъ; такъ онъ листъ прислалъ. И воевода листъ прочелъ да и вѣлелъ мнѣ отдать: "Хоща бы де было 20 человѣкъ, так де не указано с нихъ брать!" И туръчинъ възялъ у воеводы листъ да и прятать сталъ, а я збоку и вырвалъ у него лист, и въ пазоху спряталъ. А когда л. 245. // мы от воеводы пошли, турчинъ насъ не отпускаеть: "Пойдите-де до паши, такъ он-де какъ хочеть с вами". И пришли передъ пашу. Такъ онъ сталъ просить листа, и я ему не даю. Такъ онъ велѣлъ тѣхъ двухъ старцовъ посадить въ тюрму, а меня отпустить.
   Так я от него пошелъ на присталь -- анъ коика, нашего корабля нѣту! Уже поздно стало, такъ я въ городъ и пошелъ, да у неволника рускова начевалъ. И поутру с тѣмъ нѣволникомъ пошелъ до митрополита. Такъ митрополитъ у менѣ възялъ листъ да и пошел до воеводы. Такъ воевода послал л. 245 об. // с великою грозою къ паши. Такъ паши стало не лицо, и велѣлъ тѣх старцовъ выпустить, да еще имъ далъ по 5 копѣекъ на дорогу.
   Потомъ о полудни наши корабли пошли къ Царюграду, и голены с нами же. И на вечеръ вѣтъру нѣ стало, и пристали ко острову Милитинъскому. И тотъ островъ зѣло вѣликъ, и городов в немъ много. И тутъ мы стояли двои сутки. И потом подънявши парусы да и пошли, а голены уже от насъ отстали назадѣ.
   И на другой день пришли к устью Ускому морю, что въ Царьградъ поворачавають. И тут л. 246. // намъ вѣтръ противной былъ, не пустилъ насъ в Уское море. И стояли мы тутъ пятеры сутки: вѣтръ былъ все противъной. А на тѣхъ воротахъ стоят два города турецкия для воинъскова дѣла, зѣло ружъемъ запасны. A гдѣ мы стояли, и от тѣхъ мѣстъ до Афонския горы 160 вѣрстъ, а до Царяграда 140 вѣрстъ. А Офонская гора от того мѣста въ день не видно, а когда солнце сядеть, такъ она вся обнажится, а въ день не знат ничево.
   Потомъ сталъ вѣтръ заворачеватца намъ въ попутье, такъ на всѣхъ корабляхъ подъ- л. 246 об. //няли парусы да и пошли. И прошъли два городка, а имя имъ Костели, да и стали: опять вѣтръ не нашъ сталъ. Тутъ было нашъ корабль каменемъ проломило, и едва законопатили. И в тѣ поры раизъ с навъклиромъ побранились. Навъклиръ говорить: "Пора якори кидать!" А раизъ говорит: "Еще рано!" Да так-то въ томъ шуму о камень корабль и ударился, чють не пропалъ было корабль, и с людми. Да еще-то Богъ помиловалъ, что тихонко потерся о камень.
   И утре рано, поднявъши парусы, пошли под Царьградъ. И на другой день над вечер л. 247. // пришли подъ Царьградъ, въ среду Преполовения Господня, и стали на якоряхъ на Бѣломъ мори противъ Царяграда, нѣ дошедъ пристали версты за двѣ. Потомъ к нашему кораблю приехоли ис таможни турки и стали на корабли товаровъ досматривать. Потомъ стали нашу рухледь разъбивать, такъ я имъ показалъ турецъкова салтана листъ, такъ они и не стали разъбивать. И началъной туракъ въ честь у меня попросилъ чотки иеросалимския, такъ я ему далъ, а крестъ с нихъ снялъ. Такъ онъ сказалъ: "Поспешай-де! Вашъ московъ козырьянъ л. 247 об. // скоро едѣть къ Москвѣ, так де тебѣ с ними хорошо, они-де уже выбираютца с товарами въ Енинково-село". И я такъ услышалъ, что еще наши московския купцы не уехоли, такъ я зѣло обрадовался. Да нанявши коюкъ, и убравшися с рухледью, да и поклонясь раизу, и поехоли на Фенарь въ метоху Иерусалимскую.
   И приехоли въ метоху, и игуменъ намъ радъ, сталъ здравствовать: "Здраво ли де Богъ васъ сносилъ?" Мы же ему гърамотки подали от намѣсника, а онъ намъ далъ кѣлью и хлѣба прислалъ и вина, всево доволно. Потомъ поидохомъ въ ве- л. 248. //лдеганъ къ московскимъ купцамъ, и еще они не уехоли въ Енинково. А купцы намъ зѣло обрадовалися. Калуженинъ Иванъ Козминъ и братъ ево Ерастъ Стефановичъ, спаси ихъ Богъ, трапезу намъ зѣло устроили доброю, и ренскова было доволно. Ради миленкия, а сами говорят намъ: "Слава-де Богу, что вы нас застали! Хорошо-де с нами ехать къ Москвѣ. Мы-де вамъ не чаели назадъ выехать". И, въставши от трапезы, воздали хвалу Богу; потомъ пошли гулять по Царюграду.
   Потомъ, на третей день нашего пришествия, учинился л. 248 об. // бунтъ въ Цареградѣ от янычаръ. Сказана была янычаромъ служъба -- ититъ на каторгахъ на Черъное море подъ Керчю и на Кубань-рѣку, въ мори устья заваливать каменьемъ, чтобъ московския корабли с войскомъ не пришли. И тѣ янычары пришли к пушъкарскому двору головѣ жалованья просить, и голова жалованья имъ выдалъ полъное. А янычары стали просить за прошлыя годы от азовской служъбы походноя жалованья. И голова сказалъ: "Мнѣ-де указу такова от салтана нѣтъ, что вамъ за прошлые годы подъемъ л. 249. // давать." Такъ они голову възявши, да и удовили, да и пошъли по рядамъ, грабить ряды. И мы въ тѣ поры прилучились въ рядахъ -- едва ушли на гостиной дворъ да и заперлись. А въ редахъ и въ дворахъ въвезъдѣ толко стукъ да громъ стоить, какъ запираютца по рядамъ и по дворамъ. Потомъ бунту было часа на дъва.
   Потомъ прибѣгли янычары царския да и перехватали янычаръ -- такъ бунтъ и унялся. А мятежъ по всему Царюграду -- ужасъ великой: крикъ, пискъ бабей, робячей. А то и кричать: "Москва пришла, московския ко- л. 249 об. //рабли! Увы, погибель пришла Царюграду!" А дворы заперши, да ямы копали, да добро прятали. И турки ходячи по Царюграду з дубъемъ да бъють въ ворота, чтобъ не мѣтежились, а сами говорять: "Нѣтъ московъ, нѣтъ, то-де янычары възбунътовали!" И к ночи едва унялся метежъ. Мы же зѣло подивилисъ: "Куда, молъ, на турокъ ужасъ напалъ от московъскаго царя?" А сами удивляемся: "Зачто, су?" И удивлятся время-то приходить, такъ на нихъ и страх Богъ напускаеть, знамение предпосылаеть страхованное. л. 250. //
   Потомъ мы стали убиратъся в село Енинково: на Чорнѣе море корабли всѣ изъ Еникова-села отпущаются; а товары в коикахъ возять; а село Еникова от Царяграда 10 вѣрстъ. Мы же убравшися с рухледью в коикъ, да и поехали въ Ениково, и стали на том же дворѣ, гдѣ московския купцы стоять. А купцы еще въ корабль не клались, ожидали изъ Анъдриянъполе указу. Стали класться въ корабль, толка поклались -- ан и указъ пришелъ, что ехать горами на Голацы чрезъ Дунай-рѣку, а на турецких подъ- л. 250 об. //водахъ, да 200 человѣкъ туракъ-провожатыхъ дано до Киева, да воловъ 120, во всякую арбу по 4 вола. А Иванъ Казъминъ с товарищи, с котороми уклался въ корабль, не поехали сухимъ путем, не сталъ ис коробля выбиратся. Толко поехоли Житковы, прикащики гостя московскаго Ивана Исаева да Мотвѣя Григорьева. Они поехоли сухимъ путемъ, а мы с колужены -- моремъ, въ корабли.
   Мы же послѣ ихъ спустилися, чрѣзъ 3 дни, а спустились передъ Троицыном днемъ*. И пришли на устье моря Широкова. Тутъ стоять 2 л. 251. // городъка турецкихъ для воинова опасу по обѣ страны, и пушакъ зѣло много. А городъки въновъ подѣланы: боятся нашего государя приходу подъ Царьград. Тутъ стоить застава, осматъривають ружъя, у насъ на корабли у московскихъ купцовъ ружъя осматривали. А у нашихъ купцовъ былъ възятъ листъ у паши, чтобъ пропустить по счету ружъе московъское. И тако пришедъ турчинъ, началной человѣкъ, да и пересмотрилъ, и противъ указу перѣчелъ ружъе, да и отпустилъ насъ. Мы же тово дня не отпустихомся: вѣтру л. 251 об. // не было доброва.
   И на вечеръ вънидохомъ въ море болшее, и тако поидохомъ къ Дунаю. И ту нощь доброва вѣтру намъ не была, такъ шеталися туда и сюда. И поутру все тожъ, не было нам вѣтру доброва до пятницы. И въ пятницу възялъ насъ вѣтръ доброй, и въ самыя заговены на вечеръ с моря внидохом въ Дунай-рѣку. И мало отдъшедши от устья рѣки Дуная, гъдѣ въ море упала, да и начевать стали на пустомъ мѣсте.
   И утре въ пониделникъ Петрова поста, въставши, пошли бичевою въверхъ по Дунаю; и при- л. 252. //шли въ 3 день подъ градъ турецкой Толчу; а шли бичевою и парусомъ. A Дунай-рѣка зѣло куликовата и уска, многими разшиблась гирлами. И тутъ мы подъ тѣмъ городком стали.
   И утре рано приехали къ намъ на корабль турки товаровъ досматривать и лишнихъ людей, неволниковъ. Възошли турки на корабль да и стали указовъ досматривать. Потомъ и нашъ указъ прочли, да и съказалъ турчинъ: "Нѣдъ дѣ мнѣ до попаса дѣла и рухлѣди ево. Вы-де, московъ бозыряне, дайте-дѣ вы своево товару пошлину". л. 252 об. // Такъ наши купцы заупрямились, пошлины не стали довать. Такъ турчинъ, началной человѣкъ, взявши указы наши в городъ, да и списалъ, да к вечеру к нам на корабль указы и прислалъ. А списки послалъ во градъ Килею ко изупаше, по-нашему къ полковнику. А изъпаша в тѣ поры стоялъ въ Килѣи с войском турецкимъ. Въ тѣ поры бѣлогороцкия татары възбунтовали, от туръка отложились да волохи всѣ разорили. Так-то паша от турка присланъ разыскивать и волохомъ грабежное добро отбирать на нихъ въпятеры. По- л. 253. //томъ, на четвертой день, пришол указъ от паши, что на московъскихъ купцахъ брать пошлину. Такъ наши купцы не похотѣли дать пошлину да и поехоли сами в Килею ко изупаши. Такъ паша указъ имъ далъ, чтобъ на Голацахъ платить. Потомъ наши купцы приехоли ис Килии, и стояли мы подъ Тулчею 9 дъней, потомъ пошли къ Голацамъ.
   И во въторый день пришли в Реньгородъ. И стали думать: хотѣли коней покупать да изъ Рени итъти на Русь -- ино горадъ весь разоренъ от тотаръ, коней не добыли. Потомъ купецъ Иванъ л. 253 об. // Казминъ нанялъ коикъ, да и поехали, и мы с нимъ, наперѣдъ на Голацы для коней, а корабль не пошолъ за вѣтромъ. А мы въ ночъ и пошли, а ружъя мы съ собою не възяли. И ту ночъ мы зѣло страху набрались: а то мѣсто зѣло от татаръ воровато, а турки и сами трепетали. Едва мы тою ночъю добились до Голацъ. И поутру рано взявъши рухледъ да и пошли, а застава насъ и не пустила. И привели насъ къ бѣю, к началному турченину, так мы подали указы. И прочетъши указы да и вѣлелъ намъ итить.
   Такъ мы и пошли въ л. 254. // монастырь, да тутъ намъ игуменъ далъ кѣлью. Такъ мы шедши на берѣхъ Дуная-рѣки, и купили рыбы белужены, и наварили, и нажарили. А рыба зѣло дешева: белуга дать великую двѣ гривъны, а сазана алтынъ свѣжева. И тутъ мы переночевали.
   Пошъли сухимъ путемъ с провожатами. Потомъ нашъ корабль пришолъ, а товару турки не довали изъ корабля выгружать, потому что за пошлину былъ шумъ великой, и помирились на малое дѣло. Потомъ стали мы коней покупать, а кони были недороги. Потом, въ 3 день, л. 254 об. // приехоли наши провожатыя турчаня от изупаши, 200 человѣкъ, и пригнали воловъ под товары, и стали на подъводы убиратися.
   И въ последнею1 ночъ учинилася у нас бѣда великая: дьяволъ похитил молотчика2 Козму Козъмина, възъбѣсновался. И бысть мятежъ великой всю ночъ: кричить, да свищить, и платье на себѣ дерѣть. Потомъ ево сковали да все сковавши везли до Киева.
   Потом стали тово дни убиратца, и утрѣ рано во вторый день выехоли изъ Голацъ вонъ, и на поли зъжидались. А провожатыя турърки наперѣдъ выехоли да жда- л. 255. //ли, выехавъ вѣрстъ з десять. А какъ наши купцы выбралисъ къ полднямъ, да и пошли всѣмъ корованомъ. Потомъ наехоли мы на провожатыхъ, такъ турки ехоли и перед нами, и за нами. Зѣло опасно насъ провожали! А естли ось изъломится или иное что испортитца, корованъ тако не остановитца, пойдеть, а туракъ человѣкъ 20 или 30 останутся да дожидаются. А какъ поддѣлають ось, такъ поидуть с тѣмъ возомъ да на стану даедуть. А когда пойдешъ на старону за нуждою, а турчинъ стоить да дожидаетца. л. 255 об. // А по дороге везъдѣ перѣдъ нами мостили мосты да гати. A гдѣ на мостахъ и на гатехъ человѣкъ 20 или 30 да черезъ переправу перепроваживають. Уже зѣло берѣгли! Да нелзе имъ и не бѣречь, такъ во указе имъ написано насъ берѣчъ. "Что естьли одинъ хочъ человѣкъ утратитца, -- такъ турецкой салтанъ сказалъ, -- всѣх-де васъ 200 человѣкъ повѣшу за одного московскова человѣка!" Да приказалъ, чтобъ въ Киевѣ московскимъ воеводою отдать нас въ цѣлости и расписатца. А тое бы расписку привести во Аньдреянъполь къ самому салта- л. 256. //ну, а от купцовъ писмо за ихъ руками -- къ послу московъскому къ Петру Ивановичю Толстому, что въ цѣлости доехоли до рубежа и никакой шкоды турки ни татары не учинили.
   И, не доеховъ до Ясъ за 30 вѣрстъ, поехоли мы, человѣкъ съ 5 московъскихъ купцовъ да началной человѣкъ турчинъ с людми, наперѣдъ въ Ясы въ ночь. И ехоли въсю ночъ, и приехоли въ Ясы часу во второмъ дни. И госъподарь воложской отвелъ нам дворъ стоялой. Потомъ, во 2 день, пришолъ нашъ корованъ и с туркамипровожатами. И съ- л. 256 об. //тали покупать кони, тилѣги, а иныя нанимали и вощиковъ киевскихъ, воложскихъ, довали до Киева на подводу по 10 рублевъ, а возы везъли двойкою. И въ то врѣмя въ Ясы приехоли турки до госъподаря воложскаго, сковали да со всѣм домомъ повезъли къ турецкому салътану. А какое дѣло, про то никто не вѣдаетъ.
   И стояли мы въ Ясехъ дней съ пять. И, совсѣмъ искупивъшися и убъравъшися, выехоли изъ Ясъ вонъ за 5 дъней да Петрова дни. И ехоли до Сороки 5 дъней, а в Сороку-городъ приехоли въ л. 257. // самой Петровъ день после полъденъ. И тутъ Днестръ до вечера перевѣзлися, два перевоза тамъ; и, перѣвезъши, начевали. Тутъ ляхи про нашихъ купъцовъ обѣдъ дѣлали и зѣло почтили нашихъ купцовъ.
   И во въторый день после обѣда убравшися да и поехоли въ степъ къ Немѣрову; и ехоли да Немѣрова 5 дъней. А когда мы приехоли въ Немѣровъ, и онъ весь разоренъ от Палѣя съ казаками, a нынѣ стоить войско лятъское 5000. А голы зѣло, и воровъство страшное, во очахъ крадуть. И мы въ город л. 257 об. // поехоли за харчомъ, такъ тово часу сафянъ съ седла схватили, и не видали. А въ иного нашего молотца и кошелѣкъ с тарелми со всѣмъ вырвали, онъ хлѣбъ покупалъ. И губернаторъ градъцъкой купцовъ нашихъ звалъ къ себѣ на обѣдъ, такъ на дъворе караульщики бурку украли. Стали бить челомъ губернатору, а губернаторъ сказалъ: "Укажите-де въ лицо, я-де доправлю, а то де такъ нѣлзе сыскать. И вы-дѣ, дъля ради Бога, берѣгитеся. Как-де имъ не воровать? А жалованья нѣтъ, тол ко де по 10 денѣгъ на неделю, за неволю-де имъ воро- л. 258. //вать".
   И стояли мы въ Немѣрове часу до 5-го дъни, искупясь харчомъ да и пошли. А купцы поехоли къ губернатору обѣдать, а корованъ с турками пошолъ наперѣдъ изъ Нѣмерова. Турки прошались, чтобы ихъ купцы отпустили. И купцы имъ сказали: "Мы-де васъ не держимъ, поежайте себѣ. А какъ-де у васъ в указе написано, так-де и творите". Такъ они стали просить отпуску, чтобъ расписались. И купцы сказали: "Мы-де зъдѣсь расъписаватца не станемъ: земля -- не нашего государя въладѣние, зъдѣ-де веть губернаторъ польской не л. 258 об. // станеть за нашего боярина расъписавотца". Такъ они сказали: "Мы бъ де с радостию васъ и до Киева проводили, да мы-де боимся Палѣя вашего, онъ-де насъ не выпустить вонъ от себя, тутъ-де насъ побъеть". Такъ мы имъ сказали: "Али, моль, у насъ Палей какой своеволной, у государя нашего?" И турки сказали: "У насъ-де про нево страшно и грозная слава. Да мы-де никово такъ не боимся, что-де ево. Намъ-де зѣло и самимъ хочетца ево посмотрѣть, каковъ то-де онъ". Затѣмъ и за нужу поехоли, что расписатца нѣ с кимъ, а имъ л. 259. // бесъ писма приехать къ салтану нѣлзя.
   И ехоли мы степью чърѣзъ Лятцкую землю 4 дъни, и въ пятой день приехоли въ Паволочи-местечко, Палѣево въладѣние. И, не доежая Поволочи вѣрстъ за 15, стали коней кормить, а сами обѣдать. И наши перѣдовыя поехоли наперед въ Поволочю для овса и сказали наказному полковънику, что едутъ московъския купцы, а провожають турки. Такъ полковъникъ тотъчасъ вѣлелъ ударить въ бубны да въ политавры. И палѣевшина тово часу слетались, и тотъчасъ оседълали кони, л. 259 об. // и приправилися въ ружъе, и выехали къ намъ въ полѣ з знаменами. Толка мы с стану тронулися, съ вѣрсту от стану не отехоли, а прилучился лесокъ, дубничокъ молодой, а турки толко нашъ обозъ стали объежать -- анъ наперѣдъ полковникъ Палѣевъ и выверънулся, что заецъ в леску, а с нимъ человѣкъ съ 300. Да почели по дубънику скакать, гдѣ 20, гдѣ 30 человѣкъ, какъ есть зайцы: тотъ оттудова, а иной с ыной староны. И какъ турки увидели палѣевъшину, стали ни живы ни мертвы. А уже зѣло зълодѣи храбрость показали и по- л. 260. //чали на конѣхъ винътовать, и копъя бросать, изъ луковъ стрелять и ис пистолѣтей. Нашъ корованъ и турокъ всѣхъ обълѣпили, и корованъ нашъ и туръки остановились тотчасъ.
   Полковъникъ къ нашимъ купцамъ подъехалъ да и сталъ зъдравъстъвовать, а наши купцы полъковъника также позъдравъствовали. И наши купцы, и полковникъ слѣзли с конѣй, да стали наши купцы воткою потчивать; и выпивъ вотки по чарке, и сѣли на кони. А дубничокъ уже выехали, къ Поволоче -- чистое полѣ. И какъ они минувши нашъ корованъ л. 260 об. // и турокъ, да какъ ударили по конем -- ино какъ брызнули, какъ что молонья изъ нашихъ гласъ мелъкнула, какъ по полю-то разсыпались: гдѣ 20, гдѣ 10 до самова города скакали, не переставали. И турки толко головами качают. А выежали все браная молодежь.
   А какъ мы приехоли къ Поволочи, и полковникъ прислалъ к намъ корму, овса, меду. А турки зѣло ужаснулись да и не захотѣли ехать до Киева. И стали нашихъ купъцовъ бить челомъ, чтобы полъковникъ Палѣевъ расписался, что принелъ насъ въ цѣлости.
   И наши купцы велѣли полковъз- л. 261. //нику расписатца да сами писъмо къ послу дали, что, далъ Богъ, въ цѣлости и зъдраво доехоли. И ихъ с честию отпустили да и но дорогу дали имъ 8 тарелѣй да яловицу. Такъ турки и поехоли назадъ, а насъ стали уже провожать Полѣевы козаки.
   А какъ мы стали приежать къ Фастову, такъ Палѣева жена и выслала к намъ навъстречю козаковъ 50 человѣкъ конницы з знаменми, и въстрѣли насъ верстъ за петь. А какъ мы приехоли въ Фастово, и стали за городомъ на поли. A Полѣй въ тѣ поры дома нѣ былъ, а былъ въ л. 261 об. // Киевѣ. И Полѣева жена прислала къ намъ въ таборы яловицу и колачей, а конемъ овса. И тутъ мы стояли весь день. A Полѣева жена брала къ себѣ купцовъ обѣдать и угостила добре, а сама говорила: "Для чево-де до нас турокъ не довели? Я-де бы имъ дала себя знать, каковъ-де мой господинъ Палѣй. Я бы де ихъ знала, какъ угостить, да уже-де быть такъ. Жаль-де мнѣ етехъ гостѣй, что де бес чести отпущены. Я бы де 500 дала провожатыхъ также ихъ проводить черезъ Лядъцкую землю. А зънать-де, что Семенъ Ивановичъ л. 262. // Палѣй станеть пенять". И, пообѣдавъши, купцы выехоли въ поле и стали коней седлать и запрегать. Потомъ выехалъ к намъ полковникъ наказъной с казаками да и поехалъ с нами провожать насъ до Киева.
   И ехоли мы до Киева, и приехоли мы въ Киевъ въ день недѣлный, а у воротъ Златыхъ насъ на корауле остановили. Потомъ пятьдесятникъ пошелъ къ генералу об насъ докладывать, и генѣралъ вѣлелъ насъ пустить въ городъ. А когда мы въехоли въ городъ, и въ тѣ поры полковъники стояли у абѣдни, a генѣралъ л. 262 об. // -- немчинъ, некрещеной. И перѣеховъши черѣзъ Вѣрхней городъ да и спустилися в Нижней городъ; а гора зѣло крута, и съпущаются нужно зѣло. А генералъ велѣлъ намъ отвести дворы стоялые. И стахомъ на дворѣ, и убрали рухледь, и опочивши той день.
   И во 2 день пошли въ Печеръской монастырь, въ лавру преподобных отецъ нашихъ Антония и Феодосия. И были въ соборной церкви, и лобзали образъ чюдотворной Пресвятыя Богородицы. Потомъ пошли въ пещеру Антониеву, и тамо мощи святыхъ всѣхъ лобъзали, и покло- л. 263. //нихомся, и изыдохомъ изъ пещеры Анътониевы. И поидохомъ въ Федосиеву, и тамо такожде мощи святыхъ лобзали, и поклонившеся, и изыдохомъ, и поидохом въ монастырь. И ходивше доволно по монастырю, а сами удивляемъся человѣколюбию Божию: како въ такую страну далнею ходихом и како назатъ возъвратихомся. А когда мы шли во Иеросалимъ, и тогда мы приходили въ монастырь Печерской, и ходили по пещерамъ преподобныхъ отецъ, и обѣщалися, что естьли, Богъ дасть, сходимъ позъдарову, то не возъвратимся инымъ путемъ, но къ вамъ, отцы л. 263 об. // преподобнии, пришедъ, поклонимся. И за молитвъ преподобныхъ отецъ Антония и Феодосия Богъ насъ сохранилъ от всякихъ навѣтъ вражиихъ. И тако ихъ молитвами отечесъкими доидохомъ града Киева. И тако, поклонивъшеся, изыдохомъ изъ лавры; и приидохом на дворъ, гдѣ же стахомъ; потомъ мало опочихомъ.
   И свѣдаша про насъ жители града Киева, мещаня и служивыя люди московскихъ полковъ, и стали насъ къ себѣ зватъ въ гости. И зѣло намъ ради миленкия, и покоили насъ хлѣбомъ и солию.
   И полковники за нами присылали, л. 264. // къ себѣ въ домъ зывали, да мы за недосугами у нихъ не были. Зъвали для речей, что видѣли в Турецъкой земли. Зѣло любѣзъно насъ звали, и намъ не удалось у нихъ побывать.
   Потомъ дождались мы колужен: приехоли къ ярмонъки, к Успеньеву дъню. А когда увидели насъ, и зѣло намъ обрадовались, и възяли менѣ къ себѣ на дворъ хлеба есть, и много было вопросовъ от нихъ о похождении нашем. Потомъ приехолъ любезный наш другъ Давыдъ Степановичъ со своею дружиною. А когда мы ево увидѣли, а онъ насъ, и тогда л. 264 об. // мы обои от слезъ не могли удержатися, и зѣло мы другъ другу обрадовалися. Спаси Богъ Давыда Стефановича, много нашим путемъ радѣлъ! А когда приехалъ назадъ въ Киевъ, и тогда насъ не забылъ и зъ дружиною своею. И тако мы той день в радости были велицѣй и всю нашу путною скорбъ забыхомъ. Будто наши искрении друзи и сродницы! Потомъ и множество калуженъ приехоли, и всю ярмонку мы с ними добрѣ проводили, въ радости и веселии.
   И жихомъ мы въ Киевѣ 6 недель, и объходихомъ многия святыя л. 265. // отеческия мѣста. И въ пустынъныхъ мѣстахъ были, и пустынъныхъ жителѣй видели, и доволно ходихомъ по пѣщерамъ.
   Покудова въ Киевѣ жили, въсе въ Печерский монастырь хаживали чрезъ день и чрезъ дъва, и зѣло наша душа насладилася и утѣшилася, ходя по такимъ святымъ. Ненасытная радость и весѣлие! Уже такия другия лавры подобны не сыщешъ в нашемъ Росийскомъ государстъвѣ! И жихомъ въ Киевѣ 6 недѣлъ.
   И поидохомъ исъ Киева с калужены после ярмонъки Успенъской. И ехоли 3 дьни, и при- л. 265 об. //идохомъ въ Нѣжинъ-градъ. Въ Нѣжинѣ възяли насъ въсѣхъ къ воеводѣ; и воевода князъ Мосалъской прочелъ нашъ московъской указъ, да чесътвовалъ насъ пивомъ и виномъ, и далъ намъ хлѣба на дорогу, и отпустилъ насъ с любовию. Мы же поидохомъ въ тѣ поры, а купцы всѣ у воеводы абѣдали. И тово дни выехали изъ Нѣжина.
   Конецъ хождению Леонтия-старца и его описанию.
  

ТРЕТЬЯ РЕДАКЦИЯ

  

ПРОѢЗЖАЯ ГРАМОТА

  
   л. 1. Божиею милостию мы, пресвѣтлѣйший и державнѣйший великий государь, царь и великий князь Петръ Алексиевичь, всея великия, и малыя, и бѣлыя России самодержецъ, и многихъ государствъ и земель восточныхъ, и западныхъ, и сѣверныхъ, отчичь и дѣдичь, и наслѣдникъ, и государь, и обладатель, наше царское величество, объявляемъ кому о томъ вѣдати надлежитъ, что по нашему, великаго государя, нашего царскаго величества, указу отпущенъ нашего царскаго Московскаго государства для моления ко святому гробу спасителя и избавителя нашего Исуса Христа въ государство великаго государя Мустофы-салтана, величества турскаго, во святый градъ Иерусалимъ богомолецъ нашъ, московской житель, церкви Покрова Пресвятыя Богородицы* священникъ Иоаннъ Лукъяновъ.
   И гдѣ лучится ему ѣхать великаго государя Мустофы, салтанова величества, городами и мѣсты, и его, салтанова величества, пашамъ, и бѣемъ, и агамъ, и субашамъ*, и емрукчеемъ, и всякимъ людемъ, кому вѣдати надлежитъ, пропускать ево съ людми и съ рухледью какъ туды ѣдущаго, такъ и назадъ возвращающагося, вездѣ безъ задержания со всякимъ вспоможениемъ по перемирному договору. Понеже у насъ, великаго государя, у нашего величества, съ великимъ государемъ съ Мустофою, салтановымъ величествомъ, въ перемирномъ договорѣ договорено, и поставлено, и утвержено во второйнадесятъ статьѣ*, что московскаго народа миряномъ и иноком имѣть вольное употребление ходить во святый градъ Иерусалимъ и посѣщать мѣста, достойныя посѣщению, а от такихъ, посѣщения ради приходящихъ, ни во Иерусалимѣ и нигдѣ дань, или гарачи, или пешкешъ да не испросится и за надобную проѣжжу грамату денги да не вымогаются, сверхъ того -- живущимъ въ странахъ государства Отоманскаго московскимъ и российскимъ духовнымъ да ни едина по божественному закону досада и озлобление да не чинится. Того ради по тому перемирному договору дана ему для вольнаго и безопаснаго проѣзду сия наша проѣжжая грамата. Писана государствия нашего во дворѣ, въ царствующемъ вѣлицѣм л. 1 об. // градѣ Москвѣ лѣта от Рожества Христова 1710, мѣсяца июня 15 дня.
  

* * *

  
   Се азъ, недостойный и грѣшный старецъ Иоаннъ, и всѣхъ хуже, и смиренный грѣхи моими многими, и недоволенъ о всякомъ дѣлѣ блазѣ, понужденъ мыслию своею и нетерпѣниемъ, восхотѣхъ видѣти святый градъ Иерусалимъ и землю обѣтованную, и благодатию Божиею хранимъ, доидохъ до святаго града Иерусалима, и видѣхъ многая святая мѣста, и обходихъ отчасти землю обѣтованную, идѣже Господь нашъ походилъ своими пречистыми стопами и многая чюдеса показа по мѣстомъ святымъ, -- то все видѣхъ очима своима грѣшныма.
   Аще бо кто походитъ со страхомъ и смирениемъ, то не погрѣшитъ милости Божия николиже. Азъ же, грѣшный, неподобно ходихъ путем симъ святымъ, во всякой слабости и лѣности, ядый, и пия, и всякая неподобная дѣла творя, но надѣяся на милость Божию и на вашу молитву, негли проститъ мя Христосъ Богъ грѣховъ моихъ многихъ. Да се писахъ мѣста сия святая и путь сей, не возносяся, ни величаяся путемъ симъ, яко что добро сотворивъ, но любве ради сихъ святыхъ мѣстъ и понужденъ нѣкиими отцы и братиею. Се писахъ, еже ми показа Богъ видѣти, недостойному, убояхъжеся осуждения онаго раба лѣниваго, скрывшаго талантъ господа своего и не сотворшаго имъ прикупа. Да се написахъ вѣрныхъ ради человѣкъ, дабы кто любо, слышавъ о мѣстѣх сихъ святыхъ, возвеселился бы душею и мыслию своею распалился ко святымъ симъ мѣстомъ -- и равну мзду приимутъ от Бога съ тѣми же, ходившими до сихъ мѣстъ святыхъ.
   Мнози бо бодри человѣцы, сице дома сѣдяще въ мѣстѣх своихъ, мыслию своею доброю, и милостынею ко убогимъ, и добрыми дѣлы своими достизаютъ сихъ святыхъ мѣстъ -- тии же большюю мзду приимутъ от Бога, Спаса нашего, Исусал. 2. // Христа. Мнози же, ходивше до сихъ святыхъ мѣстъ и видѣвше градъ Иерусалимъ, и возносяся умомъ своимъ, яко нѣчто добро сотворше, и погубляютъ мзду труда своего -- от нихъ же азъ есмъ первый. И мнози же, ходивше во Иерусалимъ, идутъ и опять; много добра видѣвше, тщатся опять въборзѣ творити, а всего пути нелзя въборзѣ творити, но потиху и съ продолжениемъ. Кто же можетъ видѣти вся святыя мѣста во градѣ и внѣ града? Азъ бо, недостойный, пришедши во Иерусалимъ и пребыхъ въ немъ четырнатцать недѣль. Тако ходити и испытати святая мѣста невозможно бо есть безъ вожда добра и безъ языка испытати сихъ святыхъ мѣстъ. Аминь.
   И декабря въ 23 день, въ понеделникъ, поидохомъ мы, грѣшнии, во обитель Всемилостиваго Спаса и Пречистыя Богородицы, чеснаго и славнаго ея Введѣния, къ честному отцу Спиридону-игумену. И отецъ Спиридон съ братиею нашему приходу зѣло обрадовалися, а сам зѣло болѣнъ, и очи у него болятъ. И строитель Лаврентий, и казначей Аврамий, и келарь Корнилий зѣло такожде нашему приходу обрадовалися, зѣло намъ помогали о путномъ хождении, чтоб отецъ Спиридонъ подалъ намъ напутное свое отеческое благословение. И онъ зѣло съ радостию насъ благословил и съ растворенною своею душею теплою. И праздновахомъ у него праздникъ Рождество Христово въ радости велицѣй, и пѣлъ всенощное стояние, потомъ часы и молебное пѣние. Потомъ поидохомъ за трапезу, воздавши благодарение Богу, и отцу Спиридону поклонихомся, и начахомъ благословение просити на путное шествие. И отецъ Спиридонъ подаде намъ, грѣшнымъ, свое отеческое благословение и отпусти насъ съ миромъ, самъ же слезы от очию своею испускаше. И отцы, и братия насъ любезно проводили, такожде слезы от очию испускаху. И далеко насъ проводила, и поклонишася до земли, и мы имъ такожде, и цѣлова-хомъ другъ друга, и растахомся съ любовию великою.
   И паки возвратихомся вспять въ Колугу. л. 2 об. // И бысть намъ печаленъ и нестроенъ путь, зѣло мятеженъ: замять была съ вѣтромъ великимъ противнымъ. И когда обвѣчерѣхомъ и дорогу истеря-хомъ, и едва великимъ трудомъ обрѣтохомъ, близъ смерти быхомъ. И приидохомъ во градъ якобы о полунощи къ тому жъ боголюбцу Иосифу Никифоровичю и къ сыну ево, и прияша насъ съ любовию теплою, и угостиша насъ добрѣ, и сотвори намъ вечерю добру. И воставше от трапезы, благодарение Богу воздахомъ и тому господину поклонихомся до земли за его премногую любовь. И тако забыхомъ бывшую скорбь и нужду свою, случившуюся на пути. И посла намъ одры мяхкие, и уснухомъ добрѣ до заутра. Потомъ услышавши наша братия о нашемъ приѣздѣ и приидоша къ намъ на посѣщение. И тако мы пребыхомъ у него четыре дни. Зѣло насъ упокоилъ, и многу любовь къ намъ явилъ, и проводилъ насъ сынъ ево Иосифъ за Оку-рѣку. От Москвы до Калуги два девяноста верстъ.
   И декабря въ 30 день поидохомъ изъ Калуги въ среду на первомъ часу дни на отдание Рождества Христова. И въ той день бысть намъ нужда великая дождевная, снѣгъ весь согнала; Ока-рѣка зѣло наводнилась, едва за нее переправихомся. И проводи насъ Иосифъ Никифоровичь за Оку-рѣку. И отдахомъ послѣднее цѣлование другъ другу, и поклонихомся до земли -- и тако растахомся. А сами плакахомъ: уже мнѣхомъ себѣ, что послѣднее наше видание. Егда взыдохом на гору на другую сторону Оки-рѣки, и обратихомся ко граду, и помолихомся церквамъ Божиим, и гражданомъ поклонихомся. Увы, нашъ преславный градъ Калуга, отечество наше драгое! И тако поклонихомся граду и поидохомъ въ путь свой.
   И бысть намъ той день труденъ велми и тяжекъ: снѣгъ весь сбило дождемъ, рѣки весь ледъ взломало. И того дни отидохомъ тритцать верстъ от Калуги, и приидохомъ на варницу за Добрым л. 3. // монастыремъ къ боголюбцу орлянину -- имя ему Лазарь, тесть Евсевиа Басова. И ту его тесть принялъ насъ съ любовию и сотвори намъ вечерю добру и конемъ кормъ. И преспахомъ у него до заутра, и вставши заутра на первомъ часу, и поидохомъ въ путь свой. Той Лазарь гости насъ добрѣ и на путь намъ рыбки пожаловалъ и конемъ овса.
   И генваря въ 1 день, на праздникъ Обрѣзания Господа нашего Исуса Христа, приидохомъ подъ Лифинъ-градъ на Оку-рѣку. Ока-рѣка зѣло наводнилась, и ледъ възломало -- и тутъ мы чрезъ Оку не перѣѣхали. И приидохомъ во иное мѣсто, на устье Упы-рѣки, и тамо такожде нужда великая переѣхать чрезъ Оку: вода бѣжитъ поверхъ лъду, якобы коню подъ селину. И тако мы съ нуждою переправихомся Оку-рѣку, всѣ вонъ выбирались изъ саней, а иное и помочили. И когда переѣхали Оку-рѣку и стали рухледь въкладовать въ сани, и тутъ насъ настигъ орлянинъ Евсевий Басовъ и провожалъ насъ до засики Николской. И тутъ съ нами ѣлъ хлѣбъ; ѣдши хлѣба, возвратился въспять той Евсевий Басовъ. Такову къ намъ любовь показалъ, спаси ево Господь Богъ! Всю нощь не спалъ, изъ Калуги за нами гналъ, и тако насъ постигъ на устьи Упы-рѣки и проводилъ насъ до засѣки. И тако возвратился вспять, мы же поидохомъ ко граду Бѣлеву.
   Градъ Лифинъ стоить на Окѣ-рѣкѣ на лѣвой сторонѣ; городина небольшая. От Калуги до Лифина сорокъ верстъ. Мы же поидохомъ чрезъ засѣку ко граду Бѣлеву и минухомъ тово дни Николу Гостунскова. И, не дошедъ Бѣлева за десятъ верстъ, обночевахомъ, и поидохомъ въ нощь ко граду. И аще бы не случился съ нами на пути доброй человѣкъ бѣлевецъ, -- спаси ево Богъ, то бы намъ пути не найти ко граду: нужно сильно было, вездѣ воды разлились; а ему путь вѣдомъ, такъ насъ обводилъ нужныя мѣста.
   И приидохом подъ градъ Бѣлевъ ко Окѣ-рѣкѣ, и въ Спаскомъ монастырѣ два часа ночи ударила. И Оку-рѣку л. 3 об. // ледъ весь взломала и от берега далече отбила -- переѣхать невозможно. И тутъ, на брегу Оки-рѣки, начюютъ множество народа поселянъ: приѣхали къ торгу съ хлѣбомъ и со всячиною. И мы тутъ же близъ ихъ таборовъ стали. И той бѣлевецъ, кой насъ вѣлъ, пошелъ со мною пути искать; и преидохомъ съ нуждою за Оку-рѣку по икрѣ межъ стругами. И приидохомъ къ нему въ домъ, и подружия его встрѣтила насъ съ любовию и сотвори намъ вечерю добру. Той боголюбецъ тоя жъ нощи съ сыномъ своимъ, связавши вязанку сѣна, пошелъ въ таборы за Оку-рѣку къ нашей братии, а мене, грѣшнаго, не отпустилъ изъ дому своего. И послали одръ, и тако уснухомъ до заутра, забыхомъ путную нашу нужду. Той же боголюбецъ тоя жъ нощи, отнесши корму конемъ, возвратился въ домъ свой, а тамо съ братиею нашею оставилъ сына своего.
   И утре востахомъ, и на первомъ часу поидохомъ ко брегу Оки-рѣки. И Ока-рѣка зѣло наводнилась той нощи, и едва съ великою нуждою преидохомъ на онъ полъ рѣки къ братии нашей. Братия наша зѣло намъ обрадовалися и стали промышлять, како бы съ возами переправливатся. И градские жители маломощные стали промыслъ чинить, какъ бы переправу здѣлать, и стали икры наводить въ порожихъ мѣстахъ, и тако здѣлали переѣздъ. Такожде и мы переѣхали, дали перевозъ и поидохомъ съ миромъ во градъ Бѣлевъ. И перевощики миленкие свѣдали, что мы ѣдемъ во святый градъ Иерусалимъ, и, нагнавши насъ на пути, отдали намъ перевозъ, а сами стали съ нами прощатся. Спаси ихъ Богъ, миленкихъ, добрые люди -- белевича!
   И приидохомъ въ домъ къ тому же боголюбцу, -- и приидохомъ мы въ Бѣлевъ генваря во 2 день, и пребыхомъ той день и нощь, -- покоилъ насъ добрѣ и коней нашихъ. И прииде къ намъ боголюбецъ, посадской человѣкъ, именемъ Иродионъ, пореклу Вязмятинъ, и возмет л. 4. // насъ со всемъ къ себѣ, въ домъ свой, и угости насъ нарочито. И многия къ намъ граждане прихождаху, и въ домы своя къ себѣ насъ брали, и покоили насъ добрѣ. И пребыхомъ у того боголюбца два дни, поилъ и кормилъ насъ и коней нашихъ. Въ Белевѣ люди зѣло доброхотны. Людъ велми здаровъ и румянъ; мужескъ полъ и женскъ зѣло крупенъ и поклончивъ. А вода въ городѣ нужна: все со Оки-рѣки возятъ. От Лифина до Бѣлева тридесятъ верстъ, толко пространные версты.
   Генваря противу 5 числа въ нощи поидохомъ изъ Бѣлева къ Волхову со орляниномъ Евсевиемъ Басовымъ. А въ ту нощь стало морозить, зажеры были великия, нужно сильно было итти. И приидохомъ въ Болховъ утре на первомъ часу дни, рано, на препразднество Богоявления Господня; и пребыхомъ той день въ Болховѣ весь до ночи. И нача насъ той орлянинъ къ себѣ въ гости на Орелъ звать. Намъ же и не по пути съ нимъ ѣхать, но обаче не преслушахомъ его любви, поидохомъ до Орла съ нимъ.
   Градъ Болховъ стоитъ на Нугрѣ на лѣвой сторонѣ на горахъ красовито. Градъ древянной, вѣтхъ уже; церквей каменныхъ есть от малой части; монастырь хорошъ, от града якобы поприще; редовъ много, площадь торговая хороша; хлѣба бываетъ много, а дровами сильно доволно. Люди въ немъ невѣжи, искусу нѣтъ ни у мужеска полу, ни у женска, нѣ какъ Калуга или Бѣлевъ, -- своемѣры, дулепы. От Бѣлева до Волхова сорокъ вѣрстъ.
   Генваря въ 5 день, въ нощи противу Богоявлениева дни, въ шестый часъ нощи, поидохомъ изъ Волхова на Орелъ и нощь всю ту идохомъ. Нужда была великая: степь голая, а замять была большая, се мразъ былъ великъ -- больно перезябли.
   И генваря въ 6 день, на праздникъ Богоявления Господня, приидохомъ во градъ Орелъ въ самой выходъ, л. 4 об. // какъ вышли со кресты на воду, и стахомъ у боголюбца, у посадскова человѣка Нила Басова. И той боголюбецъ былъ въ тѣ поры на водѣ, а когда пришолъ съ воды, и зѣло намъ обрадовалъся и учредилъ намъ трапезу добрую, а конемъ овса и сѣна довольна. Покудова мы у него стояли въ его домѣ, все насъ поил и кормилъ, и коней нашихъ. Болѣ тоя любве невозможно сотворить, якоже Авраамъ Странноприимецъ. И свѣдаша про насъ боголюбцы, и начаша насъ къ себѣ звати въ домы своя и покоить насъ. Спаси ихъ Богъ, добрые люди -- миленкия орляне! А люди къ церквамъ зѣло усердны и часто по вся годы ѣздятъ въ Киевъ Богу молитися и съ женами, и съ дѣтми. И съ нами многия хотѣли итти во Иерусалимъ, да за тѣлесными достатками не пошли.
   Градъ Орелъ стоитъ на Окѣ-рѣкѣ въ степи на нискомъ мѣстѣ на лѣвой странѣ. Градъ древянной, вѣтхъ уже, жильемъ немноголюденъ; пристань соленая и хлѣбная зѣло велика -- матица хлѣбна! Орелъ-рѣка сквозь градское жилье течетъ и пала во Оку съ лѣвой страны. Лѣсомъ и дровами зѣло нужно. Церквей каменных много; монастырь мужеской зѣло хорошъ, ограда каменная. И пребыхомъ на Орлѣ пять дней; не было намъ товарищей, затѣмъ много прожили. От Волхова до Орла пятьдесятъ верстъ.
   Генваря въ 11 день заутра рано поидохомъ со Орла на Кромы.
   И того же дни приидохомъ въ Кромы, и тутъ мы обѣдали. И зѣло около Кромъ воровато, мы очень боялись. Градъ Кромы самой убогой, нѣтъ въ немъ и бозару. Люди въ немъ зѣло убоги -- шерешъ нагольной, а что кочевыя татары живутъ, избенки зѣло нужны. И тутъ ѣдши хлѣба и поидохомъ въ Комарицкую волость. Зѣло была заметь велика, вѣтры были противныя. Нужно было конемъ, и самимъ посидѣть нелзя, а егунье-та л. 5. // лошадей-та своихъ погоняютъ, не молехунка не сноровятъ. Бѣда, су, съ ними ѣхать! Много грѣха принялъ, неблагодарно было на нихъ, коней у насъ злодѣи постановили. И доидохомъ Комарицкою волостию отъ Орла до Сѣвска три дни.
   И генваря въ 14 день приидохомъ въ градъ Сѣвески и стахомъ у боголюбца. Мы же подахомъ ему грамотку от орлянина Евсевия Басова, а мы ему не знаемы. И когда прочелъ нашу граматку, сотворися намъ знаемъ и приятель и зѣло насъ съ любовию принялъ. И сотвори намъ трапезу пространну, и созва своихъ сродниковъ и приятелей, и возвеселился съ нами.
   И во вторый день поиде съ нами къ воеводѣ съ граматою царскою, къ Леонтию Михайловичю Коровину съ товарищемъ. И воевода, прочетъ царской листъ, спросилъ у меня: "Что-де тебѣ надо-бе? Подводъ-де что?" И я ему сказалъ, что у насъ свои кони есть. "Я, молъ, для того къ твоей милости пришолъ объявится, что въ листѣ къ тебѣ писано меня здѣ не задержать, что здѣ городъ порубежной". И воевода мнѣ сказалъ: "Поѣжжай, Богъ-де тебѣ въ помощь!" Смирной человѣкъ -- воевода. Изыдохомъ изъ дому воеводскаго.
   Той же господинъ въ третий день такожде созва къ себѣ сродниковъ, и дружей, и приказныхъ людей, и учреди насъ трапезою пространною, и послужи намъ добрѣ, и медку было довольно. Такову намъ любовь сотворилъ, якоже искренний сродникъ. И все нами радѣлъ: всякою нуждою пекъся, и промышлялъ, и напутствовалъ, и въ таможни печать пропускную взялъ, и проводника намъ далъ дорогу указать. Спаси ево Богъ за ево любовь! Дивной сей человѣкъ! Ажно есть у Бога-та еще добрыхъ-та людей многа: спастися миленкой всячески хощетъ.
   Градъ Сѣевскъ стоитъ на рѣкѣ на Сѣвѣ. Градъ деревянной, другой острогъ дубовой, третий земляной. Градъ хорошей Сѣевскъ велми, ряды и торги хорошия. А люди въ немъ живутъ все служивыя, мало посадскихъ, и моско- л. 5 об. //вские есть стрѣлцы -- всѣ люди тертые, зѣло доброхотны и привѣтливы. Тутъ и денги всякия мѣняютъ: чехи и талеры на московские. И пребыхом въ Сѣевскѣ 2 дня. От Орла до Сѣевска 108 верстъ.
   Генваря въ 17 день поидохомъ изъ Сѣвска въ малороссийские городы, а день уже къ вечеру преклонился. И отидохомъ от Сѣевска 75 верстъ, тутъ стоит застава изъ Сѣвска1. И вопросили у насъ печать, мы же имъ отдахомъ и тут у нихъ въ шелашѣ въмѣстѣ съ цѣловалниками начевахомъ. И мало опочихомъ, и востахом о полунощи, и поидохомъ до града Глухова. И бысть наше шествие благополучно: ночь была тиха и лунна, покойна была итти, яко и воздуху намъ служащю. И поутру стахомъ въ селѣ, тутъ коней кормили и сами ѣли.
   Генваря 182 дня приидохомъ въ малороссийской городъ Глуховъ. И тутъ наши калужаня и бѣлевичи насъ приняли къ себѣ на постоялой дворъ, и къ себѣ взяли съ любовию. И покоили насъ два дни, и коней нашихъ кормили, и всякое поможение чинили, что сродницы, наипаче сродниковъ -- таки огненная въ нихъ любовь! Да провожали насъ за градъ версты с двѣ, а сами, миленкие, такъ плачютъ, не можемъ ихъ назадъ возвратить, и едва3 ихъ возвратихомъ вспять: "Кабы де мощно, мы бы де съ вами шли!" И уже мы поле отшедши поприща два, оглянемся назадъ, они-таки, миленкие, стоятъ да кланяются въслѣдъ намъ. Етакая любовь огненная! Мы и подивилися такой любви. Спаси ихъ Богъ, свѣтовъ нашихъ! Люди добрыя и хорошия -- калужаня и бѣлевича, нелзя ихъ забыть любовь!
   Градъ Глуховъ земленой, обрубъ дубовой, вельми крѣпокъ; а въ немъ жителей богатыхъ много, пановъ. И строенья въ немъ преузоричное, свѣтлицы хорошия; палаты въ немъ полковника старадубскова Моклышевскаго зѣло хороши; ратуша зѣло хороша, и редовъ много; церквей каменныхъ много, девичей монастырь предивенъ зѣло, соборная церковь хороша очень. Зѣло лихоманы л. 6. // хохлы затѣйлевы къ хоромному строению! Въ малороссискихъ городахъ другова врядъ такова города сыскать, лутчи Киева строениемъ и житиемъ. От Сѣвска до Глухова пятьдесятъ верстъ.
   Генваря въ 20 день поидохомъ из Глухова къ Каралевцу и, не дошедъ, ночевали въ селѣ. И утре рано, часу въ друтомъ дни, пришли въ Королевецъ и стахомъ у боголюбца: прежде сего бывалъ бѣлевитинъ посадской, да тутъ женился, къ дѣвкѣ во дворъ. И принялъ насъ съ любовию, хлѣбомъ насъ кормилъ, и коней нашихъ годовал, и къ сотнику со мною ходилъ. Сотникъ намъ талеръ на дорогу и винца доброва давалъ, яковитки и простаго, -- зѣло миленкой любовенъ, -- и за городъ выпроводилъ.
   Градъ Королевецъ -- городъ земленой, обрубъ дубовой, житьемъ средней; редовъ много; жители небогатые; строение по-среднему. Ярмонокъ великъ бываетъ: нынѣ Свинской нѣтъ, такъ тутъ нынѣ съѣжжаются, многолюдно бываетъ противу Свинской. Толко немного торгу бываетъ, а товаровъ много: и московскихъ, и польскихъ; и грекъ много живетъ, торгуются. Только хорошева торгу на три дни, а то на праздникъ Семеновъ день всѣ въдругъ и разъѣдутся. И того же дни, ѣдши хлѣба, поидохомъ изъ Королевца въ Батуринъ. От Глухова до Королевца 30 верстъ.
   Въ 22 генваря приидохомъ въ Батуринъ-град. И у градскихъ воротъ караулъ, московские стрѣльцы на караулѣ стоят. И караулъ остоновилъ насъ у проѣжжей башни, стали насъ спрашивать: "Что за люди? Откуда и куда ѣдитя? Есть ли де у васъ проѣжжая грамата?" И мы имъ сказали, что мы люди -- московские жители, a ѣдимъ во святый градъ Иерусалимъ Господню гробу поклонитися. И они повели насъ до съѣжжай избы. И пятисотной принялъ у насъ листъ государевъ, и, прочетши, вѣлѣлъ намъ отвести дворъ стоялой, и приказалъ намъ дать корму конемъ. А гетмана въ тѣ поры не случилося дома: л. 6 об. // поѣхалъ къ Москвѣ, къ государю. И тутъ мы, Батуринѣ, обѣдали и коней кормили. А господинъ дому того, гдѣ мы стояли, зѣло честь намъ воздалъ, обѣдъ хорошей устроилъ. И, ѣдши хлѣба, того же дни изыдохомъ изъ Батурина вонъ.
   Батуринъ-градъ стоить на рѣкѣ на Семи на лѣвой странѣ на горѣ красовито. Градъ земляной, строенья въ немъ поплошаѣ Глухова, и свѣтлицы гетманския рядъ дѣлу, невычюроваты добрѣ. И городъ не добрѣ крѣпокъ, да еще столица гетманская! Толко онъ крѣпокъ стрѣлцами московскими, на караулѣ все они стоятъ. Тутъ цѣлой полкъ стрелцовъ живутъ, Анненковъ полкъ съ Арбату. И гетманъ, онъ есть стрѣлцами-та и крѣпокъ, а то бы ево хохлы давно уходили, да стрелцовъ боятся; да онъ ихъ и жалуетъ, безъпрестани имъ кормъ, а безъ нихъ не ступитъ. От Королевца до Батурина 30 верстъ.
   Того же дни поидохомъ изъ Батурина въ Барзну. И генваря въ 23 день приидохомъ въ Барзну. Градъ Борзна такой же, что Королевецъ, или получши. И, ѣдши хлѣба, того же дни поидохомъ въ путь свой. От Батурина до Борзны тритцать верстъ.
   Генваря въ 23 день поидохомъ изъ Борзны къ Нежину, а дорога уже стала зѣло нужна. И съѣхалися съ нами московские стрѣлцы: бывали торговые люди, а живутъ они въ Путивле, a ѣхали они къ Неженской ярмонкѣ -- такъ они съ нами поѣхали. А мы имъ зѣло ради, потому что имъ путь вѣдомъ, а намъ дорога незнакома. И того дни начевахомъ въ корчмѣ, едва добихомся съ нуждою великою. И утре рано востахомъ и поидохомъ. А уже снѣгу ничего нѣтъ, земля голая. Нужда была великая: таковъ былъ вѣтръ намъ противной, не токмо чтобы намъ лъзя было итти, и лошади остоновливал, а людей все валилъ. Охъ, нужда, когда она помянется, то уже горесть-тя, кажется, тутъ предстоитъ! Сидѣть нелзя, лошади насилу по земли сани волокутъ, а насъ вѣтръ валяетъ. А станишъ за сани держатся, такъ лошедь остановишъ. Увы да горе! Была та дорошка сладка, да, слава Богу, нынѣ уже забыто! Едва мы л. 7. // добихомся до Максимовой корчмы. Тутъ дали конемъ отдохнуть, покормили, и сами хлѣба поѣли, да опять побрѣли, a вѣтръ мало потишалъ. Едва съ великою нуждою до Нежина доѣхали, коней зѣло умордовали, а сами такожде утомилися, что сонные валяемся.
   И когда мы вошли во градские ворота, тогда караулщики стали насъ звать до воеводы. Мы же поидохомъ къ воеводѣ, и воевода былъ нѣмчинъ. И воевода у насъ проѣжжую грамату досматривалъ и отпустилъ насъ съ миромъ. Мы же поидохомъ и обрѣтохомъ братию свою -- колужанъ, купецкихъ людей, приѣхали къ ярмонкѣ торговать -- и стахомъ съ ними на одномъ дворѣ. И они, миленкие, намъ ради, что сродницы. Спаси ихъ Богъ за ихъ любовь! Да спаси Богъ Давыда Степановича! Тотъ-та, миленкой, христианская-та душа-то, нами всячиною промышлялъ, и пекъся нашимъ путемъ, и денги намъ обмѣнялъ (золотыя и талеры на московские денги), и тѣлеги намъ покупал, и товарищевъ въ Царьградъ, грековъ, сыскалъ. А насъ, покудова мы жили въ Нѣжинѣ, поилъ, и кормилъ, и денехъ на дорошку дал1 и маслица крынку, а мнѣ далъ Новой Завѣтъ острожской печати. Спаси ево Богъ, свѣта, и дружину ево! Онъ что у нихъ полковникъ, во всемъ его слушаютъ. Спаси Богъ Галактионушка, Мосякина по прозванию, доброй человѣкъ и Семенъ Григорьевичь Олферовъ -- всѣ, миленкие, нашим путемъ радѣли, что родныя братия. Тутъ мы и сани продали.
   Град Нѣжинъ на плоскомъ мѣстѣ; два города въ нем: одинъ земляной, другой древянной; и великъ жильемъ, и строенье въ немъ хорошо. Грекъ въ немъ много живутъ торговых людей. И Давыдъ Степановичь съ дружиною своею проводил насъ2 поприща якобы три за градъ, и плакали они по насъ. Уже намъ от братии нашея послѣднее такое провожание. И простихомся, и другъ другу поклонихомся.
   Генваря въ 27 день поидохом изъ Нѣжина къ преславному граду Киеву рано, на первомъ часу дни. Была намъ нужда великая: земля вся растворилася, такъ тяжко было лошадямъ и самимъ нужно итти. И того дни едва съ великою нуждою доѣхали до корчмы, часа въ два ночи приѣхали. А въ корчмѣ толко жонка одна, и та курва. И тутъ мы съ нуждою великою ночевали, всю ночь стреглися, стали къ полю, а пьяныя таскаются во всю нощь.
   Утре рано востахомъ и поидохомъ въ путь свой. И той день такожъде съ нуждою шли и пришли в село. л. 7 об. // Тутъ выпросихомся ночевать, хижина зѣло нужна. Тутъ къ намъ же ночи приѣхалъ1 изъ Киева протопопъ глуховской, ѣздилъ въ Киевъ къ дѣтемъ (дѣти ево въ Киевѣ въ школѣ учатся науки). Да, спаси ево Богъ, не потѣснил насъ, въ кибетки легъ спать, намъ такъ покойно было.
   Утре рано востахомъ и поидохомъ къ Киеву. И приидохомъ въ село Боворочи за пятьнадесятъ верстъ от Киева. И от того села видѣли мы преславный градъ Киевъ, стоитъ на горахъ высокихъ. А сами возрадовалися и от слезъ удержатися не возмогохомъ. И тогда2 ссѣдохомъ съ коней, и поклонихомся святому граду Киеву, и хвалу Богу воздахомъ, а сами рекохомъ: "Слава тебѣ, Господи, слава тебѣ, святый, яко сподобилъ еси насъ видѣти преславный градъ Киевъ! Сподоби насъ, Господи, видѣти преславный и святый градъ Иерусалимъ!" И тако поидохомъ къ Киеву. А ходъ все боромъ, все пески; нужно сильно, тяжело песками.
   И того дни приидохомъ къ Днепру подъ Киевъ, а Днепръ толко разшелся. И того дня мы не могли перевестися за погодою. Тутъ же къ намъ приѣхали греки, наши товарищы, -- они изъ Нежина прежде насъ трема деньма поѣхали, да за Днепромъ стояли: нелзя было ѣхать, Днепръ не прошолъ въ тѣ поры, -- такъ мы съ ними ночевали. И утре рано тутъ же къ намъ пришол московской столникъ: шолъ съ соболиною казною къ цесарю, а въ тѣ поры погода на рѣкѣ велика зѣло, отнюдъ нелзя было переѣхать. И столникъ сталъ кричать на перевощиковъ, и они, миленкие, едва съ великою нуждою перевозъ на нашю сторону перегнали. И когда стали на поромѣ, тогда порома от брега не могли отслонить. И стольникъ велѣлъ греческия возы далой съ парома скатити, а наши не вѣлѣлъ. Спаси ево Богъ! И тако мы стали на поромѣ на первомъ часу, а перевезлись на ту сторону часъ ночи: зѣло уже было нужно, и перевозщики миленкие устали болно.
   И егда мы присташа ко брегу ко граду Киеву, тогда приидоша къ перевозу сотенной со стрелцами и караульщиками и стали нас вопрошать: "Откудова и что за люди?" И мы сказали, что московские жители, a ѣдемъ во Иерусалимъ. "Есть ли де у васъ госуда-ревъ указъ?" И мы сказали, что есть. "Покажите! Безъ того л. 8. // въ градъ намъ не вѣлѣно пущать". И мы показали указ. И сотенной, прочетши указъ, отвелъ насъ къ столнику; и столникъ такожде прочелъ, послалъ къ бурмистрамъ, чтоб намъ дворъ отвели стоять. И стахомъ на дворѣ близъ ратуши, а въ то время три часа ночи вдарило. Да слава Богу, что ночь была лунна, а то грязь по улицамъ зѣло велика, едва съ нуждою проѣхали. И тако начевахомъ, слава Богу.
   И утре рано прислалъ по меня столникъ, чтобъ я ѣхалъ съ нимъ въ Верхней городъ къ боярину объявится: зѣло крѣпко въ Киевѣ проѣжжимъ людемъ. И тако мы пришли съ столникомъ предъ воеводу Юрья Андреевича Фамендика, и я ему подалъ листъ государевъ. И онъ, прочетши листъ царской, честь намъ воздать вѣлѣлъ, поить пивом и виномъ, и мы не пили, и отпустилъ съ миромъ и съ любовию. А бурмистры прислали намъ кормъ, рыбы, колачей, а конем такожде сѣна и овесъ. Спаси ихъ Бог, честь намъ хорошую воздали!
   Градъ Киевъ стоить на Днепрѣ на правой сторонѣ на высокихъ горахъ зѣло прекрасно. Въ Московскомъ и Российскомъ государствѣ таковаго града подобнаго красотою върядъ сыскать. Верхней градъ -- валъ земляной велъми крѣпокъ и высокъ, а по градской стѣнѣ все караулы стоятъ крѣпкия, по сту саженъ караулъ от караула. И въ день и въ ночь все полковники ходятъ тихонко, осматривають, таки ли крѣпокъ караулъ. А ночи уснуть не дадутъ, все караул от караула кричатъ и откликаютъ: "Кто идетъ?" Зѣло опасно блудутъ сей градъ, да надобе блюсти -- прямой замокъ Московскому государству.
   Въ Киевѣ монастырей и около Киева зѣло много, и пустынники есть. Райские мѣста, есть гдѣ погулять! Вездѣ сады, винограды, и по дикимъ лѣсамъ все сады. Церквей каменныхъ такожъде въ Киевѣ много; на Подолѣ строенье узоричное -- тщательны лихоманы! И много у нихъ чюдотворныхъ иконъ, а писмо, кажется, иное -- живопись. Сердечная вѣра у нихъ велия къ Богу (а к тому бы усердию да простотѣ да правая вѣра -- всѣ бы святыя были люди), и къ нищимъ податливы велъми. Да шинки ихъ въконецъ разорили да кобы, изъ тово у нихъ сильно скаредно, и доброй человѣкъ худым будетъ.
   Церковь Софии Премудрыя Божия зѣло хороша и образсовата, да въ ней презорство, строения нѣту ничево, пусто, иконъ нѣтъ. А старое было стѣнное писмо, а митрополитъ-нехай все замазалъ известью. А у митрополита поютъ органистая, еще пущи органовъ. Старехоникъ миленкой, а охочь л. 8 об. // до органистава пѣния. Въ Верхнемъ городѣ церковь хороша Михаилы1 Златоверхова. Тутъ, въ той церкви, мощи святыя мученицы Варвары; и мене, грѣшнаго, Богъ сподобилъ ея мощи лобзати.
   В Верхнемъ городѣ живетъ воевода, и полковники, и стрелецкия полки всѣ, а въ Нижнемъ городѣ все мѣщане, хохлы, всѣ торговые люди. Тутъ у нихъ и ратуша, и ряды всѣ, всякия торги. А стрелцамъ въ Нижнемъ городѣ не даютъ хохлы2 въ лавкахъ сидѣть, только всякия на себѣ товары въразносъ продаютъ. Утре всѣ стрѣльцы сходятъ на Подолъ торговать, а в вечеръ, предъ вечернями, такъ они на горѣ въ Верхнемъ городѣ торгуютъ между себе. И ряды у нихъ свои, товарно сильно сидятъ. И кружало у нихъ свое, извощики по-московски, мясной рядъ у стрелцовъ великъ за городомъ. Въ Верхнемъ городѣ снаряду зѣло много и хлѣбнаго припасу.
   Около Киева зѣло привольно лугами, и всячиною, и овощемъ, и рыбы много; всячина и все недорого. Чрезъ Днепръ четыре моста живыхъ съ острова на островъ, мосты зѣло велики, а Днепръ подъ Киевомъ островитъ. А мостовщину берутъ съ воза по два алтына, а порожней и по шти денегъ, а съ пѣшева по двѣ денги. А етѣ мосты дѣлаютъ все миленкие стрѣлцы. А зборная казна мостовая гдѣ идетъ, Богъ знаетъ. А они, миленкия, зиму и осень по вся годы съ лѣсу не сходятъ, все на мост лѣсъ рубятъ, брусья спѣютъ, a лѣтомъ на полковниковъ сѣно косятъ да кони ихъ пасутъ. Хамутомъ миленкие убиты! А кои богатые, тѣ и на караулъ не ходятъ, всѣ по ярмонкамъ ѣздятъ. Мелачь-та вся задавлена!
   Въ Киевѣ на Подолѣ градъ деревянной, и грязно сильно бываетъ на Подолѣ. А жилье въ Киевѣ, въ Верхнемъ городѣ и въ Нижнемъ, все въ городѣ, а за городомъ нѣтъ ничево, только по мѣстамъ бани торговыя. Въ Киевѣ школниковъ очень много, да и воруютъ много -- попущено имъ от митрополита. Когда имъ кто понадакучитъ, тогда пришедши ночи да и укокошатъ хозяина-та, а изъ двора карову или овцу сволокутъ. Нѣтъ на нихъ суда, скаредно сильно попущено воровать, пущи московскихъ салдатъ. А вечеръ пришолъ, то и пошли по избамъ псальмы пѣть да хлѣба просятъ. Даютъ имъ всячиною, и денгами, и хлѣбомъ, а иныя имъ даютъ убоясъ3. л. 9. // A гдѣ святый апостолъ Андрей крестъ поставилъ, тотъ холмъ въ городовой стѣнѣ зѣло красовитъ. На томъ мѣстѣ стоитъ церковь древянная вѣтха во имя святаго апостола Андреа Первозваннаго.
   Февраля во 2 день, на праздникъ Срѣтения Господня, поидохомъ въ Печерской монастырь. И приидохомъ въ соборную церковь, и помолихомся чюдотворному образу. И поидохом во Антониеву пещеру, и ту видѣхомъ преподобных отецъ въ нетлѣнныхъ плотехъ -- что живыя лежатъ! И толь множество ихъ, что звѣздъ небесныхъ, всѣ яко живы лежатъ -- дивное чюдо! Тако Богъ прославилъ своихъ угодниковъ, боящихся его. Видѣхомъ и младенцевъ нетлѣнныхъ, лежащихъ тутъ же.
   Видѣхом храбраго воина Илию Муромца въ нетлѣнии подъ покровомъ златымъ1: ростомъ яко нынѣшнихъ крупныхъ людей; рука у него левая пробита копиемъ, язва вся знать на рукѣ, а правая ево рука изображена крестное знамение. Сложение перстъ какъ свидѣтелствуетъ Феодоритъ Блаженный и преподобный Максимъ Грекъ; крестился онъ двома персты -- тако теперьво ясно и по смерти его плоть мертвая свидѣтелствуетъ на обличение противниковъ. И тутъ же, въ той пещерѣ, преподобный Иосифъ -- такое же изображение въ перстахъ. Что уже болѣ того свидѣтелства, что нагия кости свидѣтелствуют?! Мы уже и кои съ нами были достоверно досматривали сами, дерзнули: поднимали ихъ руки и смотрѣли, что сложение перстовъ -- два перста и разгнуть нелзя, развѣ отломить, когда кто хощетъ разгибать.
   Тутъ же видѣхомъ дванадесятъ зодчихъ, сирѣчь церковныхъ мастеровъ, подъ единымъ покровом тѣ мастеры лежать, ихъже Пресвятая Богородица сама послала изъ Царяграда въ Киевъ. И тако мы, грѣшнии, сподобихомся мощи святыхъ всѣхъ лобзати, а сами дивихомся и рекохомъ, от слезъ не могохомъ удержатися: "Слава тебѣ, Господи, слава тебѣ, Святый, яко от многихъ лѣтъ желаемое получихомъ! Что воздамы, Владыко, яко сподобилъ еси насъ такихъ гражданъ небесныхъ видѣти и мощи ихъ лобзати?!"
   И ходихомъ по пещерѣ, и удивляхомся, и пихомъ воду съ Маркова креста2, л. 9 об. // что на себѣ нашивалъ преподобный, -- желѣзной великой крестъ, желоватъ онъ здѣланъ. Тутъ же видѣхомъ крестъ Антониевъ: древянной, великой, съ возглавиемъ, троечастной, на ево гробницѣ стоитъ. Тутъ же стоятъ столбики древянные, а къ нимъ придѣланы цѣпи желѣзныя; тутъ на ночь на тѣ цѣпи бесноватых куютъ.
   Изъ Антониевой пещеры поидохомъ въ Феодосиеву пещеру. И тамо такожде мы, грѣшнии, сподобихомся мощи святыхъ лобзати, и поклонихомся, и возрадовахомся радостию неизреченною, и возвратихомся въ монастырь. И ту сподобихомся мы, грѣшнии, чюдотворный образъ пресвятыя Богородицы лобзати и мощи святыя Иулиании-кнежны; рука у ней десная вся перстнями унизана -- чюдо, что у живой рука та!
   Въ Печерьскомъ монастырѣ церковь зѣло предивна, строение короля Жигимонта на том же мѣстѣ, на старомъ основании; а въ церкви стѣнное писание: всѣ князья руския написаны. Да тутъ же видѣхомъ: въ той же церкви у праваго столпа изваян изъ камене князь Константинъ Острожский, лежитъ на боку въ латахъ, изображенъ какъ будъто живой. Нынѣ кругъ монастыря ограду дѣлаютъ каменную, зѣло великую; да дѣлаютъ же палату друкарню, гдѣ книги печатать. Около монастыря слобода зѣло велика и садовъ многое множество, торгъ у нихъ около монастыря своего.
   И помолившеся пресвятѣй Богородицѣ и преподобнымъ отцемъ Антонию и Феодосию, и прочиимъ преподобнымъ отцемъ поклонихомся. И тако изыдохомъ изъ монастыря, и поидохомъ вспять во градъ Киевъ. И начата убиратися къ походу своему: денги обмѣняли, тѣлегу купили. А наши товарищи греки перевезлися чрезъ Днепръ въ Киевъ: погода ихъ не допустила первестися, такъ они на томъ боку жили двои сутки. И товарищи наши такъ-же изготовились, совсем убравшись. Тутъ у насъ от нашей братии из ортѣли одинъ братъ не похотѣлъ итти съ нами во Иерусалимъ за немощию и за плотскими недостатками. И я съ нимъ ходилъ къ воеводѣ, взявши указъ, да и отпустилъ его назадъ къ Москвѣ восвоясы.
   И помолившеся Господу Богу, и пречистѣй его Богоматери, и святому л. 10. // славному пророку, и предтечи, и крестителю Господню Иоанну, и призвавъ на помощь святаго аггела-хранителя, февраля въ 3 день поидохомъ изъ Киева въ Ляцкую землю и Воложскую, поидохомъ рано, на первомъ часу дни. И едва на Киевские горы съ трудомъ великимъ възъѣхали, нужда была велика: грязно велми, земля иловатая; все двойкою възъѣжжали. И когда мы на горы Киевские възъѣхали, тогда мы съ братомъ нашимъ Андреяномъ простихомся, и поклонихомся другъ другу до земли -- и тако растахомся. И послахомъ съ нимъ поклонъ ко братии нашей, всѣмъ правовѣрующимъ, а сами поидохомъ въ путь свой. И бысть радостно и плачевно: радостно, яко къ таковому святому мѣсту поидохомъ, плачевно же, яко пустихомся въ чюжую землю, паче же басурманскую. А сами рекохомъ: "Буди воля твоя Господня и пресвятыя Богородицы!" И призвавъ всѣхъ святыхъ на помощь, и глаголахъ: "Владыко-человѣколюбче, помози за молитвъ отца нашего инока-схимника Спиридона!" И тако поидохомъ въ путь свой.
   Того же дни минухомъ городокъ, именемъ Белогородко, на правой рукѣ въ сторонѣ, с полъверсты от дороги. Тутъ стоит на дорогѣ коло на деревѣ высока, тутъ купецкия люди платятъ мыто. А та Бѣлогородка монастырская, Софийскаго монастыря, такъ на монастырь мыто збираютъ. И того дни мы начевахомъ на бору, въ лѣсѣ склали огнь великой. И утре рано поидохомъ, и идохомъ той весь день, не видѣхомъ ни селъ, ничего, шли все дубровами. И дошедъ до Фастова версты за три, и начевахомъ у плотины, прежде сего мелница бывала. Переправивши за платину, тутъ и начевахомъ. И та нощь зѣло холодна была, перезябли въдрязгъ.
   И утре рано приидохом подъ Фастово, городокъ Палѣевъ, часу во второмъ дни, и стахомъ у вола землянаго. А въ томъ городку самъ полковникъ Палѣй живетъ. Прежде сего же етотъ городокъ бывалъ ляцкой, да Палѣй насилиемъ ево у нихъ отнялъ, да и живетъ въ немъ. Городина хорошая, красовита стоитъ на горѣ. Острогъ древянной, кругъ жилья всего валъ земляной, по виду не крѣпокъ добрѣ, да сидѣлъцами крѣпокъ, а люди въ немъ что звѣри. По земляномъ валу ворота частыя, а во всякихъ воротѣхъ копаны ямы да соло- л. 10 об. //ма наслана въ ямы. Такъ палѣевщина лежитъ человѣкъ по дватцети, по тритцати: голы, что бубны, безъ рубахъ, наги и страшны зѣло. А у воротѣхъ изъ селъ проѣхать нелзя ни съ чемъ; все рвутъ, что сабаки: дрова, солому, сѣна -- съ чемъ не поѣжжай. Харчь въ Фастовѣ всякая зѣло дешева, кажется, дешевля киевскаго, а от Фастова пошла дорожа въдвоя или вътроя. И тутъ купецкия люди платили мыто. Стояли мы въ Фастовѣ с полдня и поидохомъ.
   И того же дни поидохомъ изъ Фастова и начевахомъ въ селѣ Палѣевѣ Мироновскѣ. И во вторый день, въ мясные заговины, приидохомъ въ городокъ Паволочь. Тотъ городокъ у Палѣе уже порубежной от ляховъ. А когда мы приѣхали и стали на площеди, -- а того дни у нихъ случилося много свадебъ, -- такъ насъ обступили, какъ есть около медведя, всѣ казаки, палѣевшина, и свадбы покинули. А все голудба безъпорточная, а на иномъ и клока рубахи нѣтъ. Страшны зѣло, черны, что арапы, а лихи, что сабаки, -- изъ рукъ рвутъ. Они на насъ, стоя, дивятся, а мы имъ и вътроя, что такихъ уродовъ мы отъроду не видали; у насъ на Москвѣ и на Петровскомъ кружалѣ не скоро сыщешъ такого хочь одного. Въ томъ же городку мы начевали, нощь всю стереглися: изъ рукъ, что сабаки, рвутъ. И той ночи пожар учинился недалече от насъ, да скоро потушили. Тутъ купецкихъ людей мытомъ силно ободрали.
   Февраля въ 6 день, в понеделникъ Сырныя недѣли, о полудни ѣдши хлѣба, и забравши всякой харчи себѣ и конемъ овса и сѣна, и поидохомъ въ степь глубокую. И бысть намъ сие путное шествие печално и уныливо, бяше бо видѣти ни града, ни села. Аще бо и быша прежде сего грады красны и нарочиты села видѣниемъ, но нынѣ точию пусто мѣсто и ненаселяемо, -- не бѣ видѣти человѣка, пустыня велия и звѣрей множество: козы дикия и волцы, лоси, медведи, -- нынѣ же все разорено да разваевано от крымцовъ. А земля зѣло угодна и хлѣбородна, и овощу всякова много, сады что дикой лѣсъ: яблоки, орѣхи воложския, сливы, дули -- да все пустыня, не дадутъ сабаки-татары населится. Толко населятся селы, а они, сабаки, пришед и разорятъ, a всѣхъ людей въ полонъ поберутъ. Не погрѣшу ету землю назвать златою, понеже всего много на ней родится. И идохомъ тою пустынею пять дней, ничто же видѣхом л. 11. // от человѣкъ.
   Февраля в 11 день приидохомъ въ городъ ляцкой Немерово и стахомъ на постояломъ дворѣ у волошенина. Градъ Немерова жильемъ не добрѣ великъ да весь раззоренъ от татаръ; кругъ ево вал1 земляной, а въ немъ жидовъ весма много. Почитай всѣ жиды зѣло пригожи; родъ жидовский велъми красовитъ, паче же женъской полъ красовитъ -- какъ есть написаныя! Другихъ жидовъ такихъ не наѣзжали во всей Турецкой земли и Воложской. Хлѣбъ въ Немѣровѣ дорогъ и всякой харчь, вино дорого, холсты зѣло дороги, хрящь по 8 денег2 аршинъ, яблоки не дороги. Приходили къ намъ мытники лятския и грековъ товаровъ досматривали, а у насъ не смотрѣли3. Толко у мене увидѣлъ инъдучникъ бочку винную, такъ въ честь перепрасилъ; я ему и поступился, такъ онъ мнѣ и печать далъ пропускную. И тутъ въ Немеровѣ индучники грекъ, купецкихъ людей, зѣло затаскали. Немерово от Киева приходъ простъ, ровное мѣсто, а отъ Сороки на горѣ стоитъ высокой. И стояли мы въ Немеровѣ два дни, и искупихомся харчью всякою доволъно на четыре дни себѣ и конемъ, и поидохомъ въ пустыню глубокую.
   Февраля въ 14 день поидохомъ изъ Немерова въ Воложскую землю ко граду Сороки. И того же дни приидохом на Богъ-рѣку. Богъ-рѣка съ Москву-рѣку шириною, но порожиста велми, каменья великия лежатъ во всю рѣку, шумитъ громко, далече слышить, вся вода пѣною идетъ перебита; около ея горы высокия каменныя. И ту рѣку того же дни перевезохомся: поромишка плохой, a рѣка быстрая, толко по одной тѣлегѣ возили. И, перевезши рѣку, стали подыматся на гору; гора та зѣло велика. A рѣка Богъ от Немѣрова пятьнадесятъ верстъ.
   И поидохомъ въ степь глубокую: всѣ горы да юдоли. Възъѣхавъ на гору да все шли межъ горъ яслеми. И шли мы тою пустынею, не видали ни человѣка, ни звѣря, ни птицы, толко тропы татаръския конныя. A мѣсты всѣ разореныя от татаръ. Нынѣ починаютъ заводить селы, какъ миръ сталъ, и то въ сторонѣ, от4 дороги далече. А когда мы шли, передъ нами и за нами все степь вся горѣла. И идохомъ степью и дуброваю четыре дни. И не доходя Сорокигорода верстъ за пятьнатцать -- крестъ каменной подле той дороги, а на немъ подпись: какъ степь горѣла, такъ купецкихъ людей, грекъ, осъмънадесятъ человѣкъ и съ товаромъ, л. 11 об. // и съ коньми згорѣли, толко три человѣка ушли. Мы же тутъ стояхомъ и дивихомся, какъ кости кучами лежатъ лошадиныя, a человѣческия собрали да въ Сароку отвезли и погрѣбли. Дивное чюдо, какъ згорѣли: a всѣ не спали и видѣли, какъ огнь шолъ и трова горѣла по одной сторонѣ, а они смотрятъ; какъ дунетъ вѣтръ да и перескочилъ чрезъ дорогу, а они не успѣли уйти да такъ и згорѣли.
   Февраля въ 17 день приидохомъ въ городъ Сароку, и стахомъ въ боку на Ляцкой сторонѣ, и тутъ начевахомъ. И утре къ намъ съ тово боку приѣхалъ индучникъ, по-турецки ермучекъ. И стали съ греками уговариватся пошлиною, чтобъ шли на явки. И тутъ грѣки съ ними договорились пошлиною. И тутъ къ намъ присталъ казакъ запорожской, Петромъ ево зовутъ. А сказалъ, что-де: "Я иду во Иерусалимъ, пожалуйтя-де мене, приими Бога ради". И я сказалъ: "Братецъ, мы добрымъ людемъ ради, изволь итти". Да голъ бѣдной; и была у него полтина-та, да онъ болъна свята сталъ жить: все, идучи, раздалъ. Ему чела: на Дунаи стоитъ Иерусалим-атъ; а когда еще и дошедъ до Дуная-та, такъ подумавъ да и назадъ поворотилъ.
   Того же дни, какъ договоръ былъ положили о пошлинѣ, такъ стали Днестръ-рѣку перевозитися на ту сторону, на Турецкую и Воложскую землю. Тутъ перевозъ дорого берутъ -- по пяти алтынъ съ воза, жиды зарондованъ перевозъ. Днестръ-рѣка шириною съ Москву-рѣку, подъ Сорокою бежить быстро, камениста. И, перѣѣхавши, стали на площеди.
   Городъ Сорока стоитъ на рѣкѣ на боку, на правой сторонѣ, на брегу подъ горою; а надъ нимъ гора высокая зѣло. Городокъ каменной, высокъ. Мы же ходихомъ внутрь его и мѣрихомъ: онъ круглъ, стѣна от стѣны дватцать пять ступней ножныхъ и поперекъ тожъ. Харчь зѣло дорога, да и нѣтъ ничево: орженова хлѣба отнюдъ не сыщешъ, все мелкай пшонныя да ячной хлѣбъ. Ячмень зѣло дорогъ: четверикъ московской по пяти алтынъ. Да имъ и самимъ нечево ѣсть. Живутъ, а все вонъ глядятъ; хаты стоятъ, и тѣ не огорожаны. От турка и от господаря воложскаго зѣло данью отягчены. Сорока -- на одной сторонѣ ляхи живутъ, по другую волохи.
   Февраля въ 20 день поидохомъ изъ Сорокигорода къ Ясамъ, а стояли въ немъ два дни. Гора зѣло высока подъ Сорокою, едва съ великою нуждою мы на гору възъѣха- л. 12. //ли: пришолъ дождь такой, ослизло, невозможно конемъ итти, а все камень -- нужно было вельми. А иные у насъ остали, и не възъѣхали, да уже на стану достигли, какъ начевать стали. Велми той день намъ нужно было: дождь весь день шолъ, стюдено было, всѣ перемокли да перезябли. Степь, а дровъ взять негдѣ, толко на стану нашли дровъ малое число, -- стоялъ нашъ посолъ, московской посолъ, князь Дмитрий Михайловичь, -- такъ мы ихъ собравъ, да на возы поклали, да до стану везли. А естьли бы не тѣ дрова, то бы совершенно пемереть намъ: всѣ мокры, а ночи сталъ морозъ да снѣг съ дождемъ пришолъ, инъ не дастъ огню-та раскласть. A грѣки всѣ сухи: подѣлали епанечныя шелаши да и легли; а мы всю ночь, что рыба на удѣ, пробились. Да спаси Богъ Петра-козака! Тотъ-та, миленкой, далъ свѣту видить: накрылъ мене куртою своею, такъ я подъ нею сидя да сушился противъ огня; а то нелзя сушится наружи: все дождь да снѣгъ идетъ. Пощади, Господи, какова въ тѣ поры нужда была! Полна, забыта. Слава Богу-свѣту!
   И поутру востахомъ и поидохомъ въ степь. И бысть наше шествие зѣло печално и скорбно: переправы лихия, горы высокия; посидѣть негдѣ, чтобы отдохнуть; все пѣши брели, а кони устали. А пустошъ -- ни селъ, ничево нѣт, ни лѣсу -- все степь голая: ѣхали пять дней, ни наѣхали на прутинку, чемъ лошадь погнать. Горы высокия, да юдолми ѣхали; узорочистыя горы, холмъ холма выше; да такъ-та посмотришъ, что горамъ-та и конца нѣтъ.
   Февраля въ 24 приидохомъ на Прудъ-рѣку, -- Прудъ-рѣка поменъши Москвы-рѣки, -- и тутъ мы перевезлися. Приѣхали къ другой рѣкѣ, и тутъ перевозъ, -- та рѣка поменъши Пруда, -- и тутъ вскорѣ перевезлись на другую сторону. И стахом възъѣжжать: глина лихая, a мѣсто тѣсное -- едва съ великимъ трудомъ възъѣхали. А товарищи иныя не выѣхали, такъ со всѣмъ въ Ясѣхъ и начевали, да на другой день нанимали волохъ, такъ волами ихъ возы вывезли. И мы въ тѣ поры, не доѣхавъ Ясей за пять верстъ, начевали. И, поутру рано вставши, на первомъ часу поидохомъ къ Ясемъ въ самую Недѣлю православия, и приидохомъ въ Яси въ благовѣстъ къ обѣдни.
   Ясы-градъ -- столица воложская, тутъ господарь самъ живетъ. И, пришедши, стали мы у таможни. А мытниковъ въ тѣ поры не было ихъ въ таможни, во обѣдни стояли, -- такъ мы ихъ дожидались. А когда пришли мытники, л. 12 об. // и стали у грекъ товару досматривать; и, досмотрѣвъ у грекъ, пришли и къ намъ, стали наши возы разбивать. Такъ я вземши листъ царской да положилъ предъ ними; такъ они стали смотрѣть и велѣли мнѣ честь, а толмачь имъ рѣчи переводитъ. Такъ они того часу велѣли возы наши завязать, не велѣли смотрѣть и отвели насъ въ монастырь к Николѣ, порекломъ Голя. И тутъ мы стахом, игуменъ далъ намъ келью; потомъ игуменъ прислалъ къ намъ три хлѣба. А когда мы възъѣхали на монастырь, а игуменъ сидит передъ кельею своею да тюменъ тянетъ. И я когда увидѣл, что онъ тюменъ тянетъ, и зѣло бысть мнѣ ужасно: что, молъ, ето уже свѣту переставления, для того что етому чину необычно и страмно табакъ пить. Ажно поглядѣли -- анъ и патриархи, и митрополиты пьютъ; то въ нихъ и забава, что табакъ пить.
   Градъ Яси стоить на горѣ красовито, а около ево горы высокия. Зѣло предивной градъ бывалъ, да нынѣ весь разоренъ от турка и от ляховъ. А господарь воложской и до конца разорилъ, данью отяготилъ: съ убогова человѣка, кой землю копать наимается, пятьдесятъ рублей въ годъ дастъ господарю, кромѣ турецкой подати, а нарочитому человѣку -- тысяча талерей, средней -- пятьсотъ дастъ. Да какъ имъ и не ѣсть? А они у турка накупаются дачею великою, такъ уже безъ милости деретъ! Воложская земля вся пуста, разбрелись всѣ: иныя -- въ Полшу, иныя -- къ намъ, въ Киевъ, иныя -- къ Палею. Кабы ета земля не разорена, другой такой земли не скоро сыщешъ -- обѣтованная земля, всячину родитъ! Они и сами сказываюсь: "У насъ-де есть и златая руда, и серебряная, да мы-де таимъ. А когда бы де свѣдалъ турокъ, такъ бы де и поготову разорилося от такой руды".
   Въ Ясѣхъ монастырей зѣло много, предивные монастыри, старинное строение, да вси безъ призору. У прежнихъ господарей зѣлное радѣние было къ церквамъ; писмо все стѣнное. А старцы воложския всѣ вонъ изгнаны изъ монастырей, а господарь тѣ монастыри продалъ греческимъ старцамъ. А они, что уже черти, ворочаютъ, а онъ съ нихъ дани великия беретъ. А старцы велъми растлѣнно живутъ и въ церквахъ стоятъ безъ клабуковъ, а волохи въ церквахъ въ шапкахъ молятся, а игуменъ самъ поетъ на крилосѣ. Анъ де я пришолъ въ неделю къ заутрени въ мирскую церковь, служить попъ воложс- л. 13. //кой. На утрени пропѣвъ "Богъ Господь" да стали антифоны пѣть, да попъ прочелъ Евангелие. Потомъ стали пѣть ирмосъ гласу воскресному, а покрыли котавасиемъ "Отверзу уста моя". Да такъ-та пропѣвъ ирмосъ, да катавасиемъ покроетъ; да на 9-й пѣсни пропѣли "Величитъ душа моя Господа" да "Достойно". А я смотрю, гдѣ у нихъ каноны-та дѣлись, знат-то, во окно улѣтели? Лехка-та, су, хороша етакъ служба-та говоритъ, да, знать, лехко и спасение-та будетъ! Что же потомъ пропѣли? "Святъ Господь Богъ нашъ", "Хвалите Господа съ небесъ", не говорили стихеры хвалитныя, пропѣли славословие великое да первой часъ. А на первомъ часу и псалмовъ не говорили, толко "Слава, и нынѣ", "Что тя наречемъ" да "Святый Боже", потомъ "Христе свѣте" и отпустъ. Что говорить? Уже и грековъ перещепетили волохи службою церковною! А какъ литоргию пѣли, я уже того не вѣдаю, для того мракъ незщелъ исъ того ихъ кудосенья-то. Сполать хорошо поютъ!
   Въ Ясѣхъ прежде сего строенья было узоричное, много полатъ каменныхъ пустыхъ; а улицы всѣ были каменемъ мощены. A нынѣ все развалилось, толко знакъ есть, какъ были сланы каменем. А дворы въ Ясехъ не огорожены, развѣ у богатова, и то плетнемъ. Господарской дворъ зѣло хорошъ, много полатъ каменныхъ. Вино въ Ясѣхъ дешево и хлѣбъ; масло коровье дешево, конопное дорого -- съ Руси идетъ. Яблоки, орѣхи, черносливъ необычно дешевъ; и кормъ лошадиной дешевъ. А люди доброхотны, хошъ убоги; а от дешеваго вина всѣ пропали и въконецъ от того разорились; вездѣ все шинки. Много и турокъ въ Ясѣхъ съ торгомъ, и жидовъ много тутъ живутъ. А жиды у господаря ряды дегтяныя откупаютъ, такъ деготь очень дорогъ: клягу дегтяную налить болшую -- гривны четыре. Дрова очень дороги: на копѣйку каша легонка сварить -- a лѣсу много, да люди лѣнивы, непроворны, не какъ московския. Купецкихъ людей въ Ясѣхъ пошлиною очень грабятъ, затѣмъ многия объѣжжаютъ.
   Тутъ насъ, въ Ясѣхъ, греки, товарищи наши, покинули, не поѣхали съ нами въ Царьградъ. Пришла имъ вѣдомость изъ Царяграда, что лисица и бѣлка дешева, такъ они поѣхали въ Молдавскую землю въ Буквареши, а мы тутъ и остались. А жили мы въ Ясѣхъ тринатцать дней, дожидались товарищей, да не дождались. Печалъно намъ силно было: пути не знаемъ, а языка и поготову ничего не знаемъ. Зѣло смутно было и мятежно, мысль мялась, всяко л. 13 об. // размышляли: итить и назадъ воротится? Наняли было языка до Иерусалима, -- волошенина, многия языки знаетъ, -- по тритцати алтынъ на мѣсяцъ, пить-ѣсть наша, да стали у него рѣчи не постоянны: нынѣ такъ говоритъ, а утре, пришедъ, другия; все переговариваетъ, во одномъ словѣ не стоитъ. Помнилось ему, что дешево нанялся что ли, Богъ знаетъ. Мы же видѣвши его непостоянство да и вовсе отказали. Печално было силно, стала въ томъ, хошъ безъ толмоча ѣхать. Господи, помилуй! Сколко переѣхавши да столко нужды принявъ, да назадъ ѣхать?! Стыдно, су, будетъ. Что дѣлать? Живемъ много, товарищей нѣтъ, а проводить никто не наимается. Сыскался миленкой убогой человѣкъ, нанялся у насъ до Галацъ, дали ему три дватцать три алтына двѣ денги.
   Марта въ 7 день взяхомъ у господаря воложскаго листъ и поидохом изъ Ясей къ Галацомъ. Первый день идохомъ лѣсомъ, а въ тѣ поры припалъ снѣжокъ молодой. Покудова до лѣсу доѣхали, а онъ и стаялъ -- такъ горы-та всѣ ослизли, а горы высокия, неудобьпроходимыя, едва двойкою выбились: саженъ пятьдесят вывезши -- да подъ другой поѣжжай. Бѣдство великое было! Проводникъ ропщется, не хощетъ итти съ нами, такъ мы ево стережемъ, чтобъ не ушелъ или лошади бы не увелъ. Охъ, нужда была! Плакать бы, да слезъ-та нѣт! А люди к путному шествию не искусны и нуждъ никаких не видали, въ путѣхъ не хаживали, искусу никакова не знаютъ. А я на нихъ ропщю, такъ имъ несносно. Ну, да слава Богу, хошь другъ на друга ропщемъ, а таки бредемъ помаленку. 13 дней въ Ясѣхъ лошади отдыхали, а тутъ одинъ день насилу снесли, чють не стали. Етакая была нужда! А всего лѣсу верстъ с десять. Во всю дорогу такой нужды конемъ не было, день весь бились. Етою дорогою мало конъми ѣздятъ, все волами: воловъ шесть-четыре запряжет -- такъ они прутъ. А у нихъ арбы широкия; земля иловатая, такъ дорога калястая. А наши тѣлеги уски, такъ одно коло идетъ въ колѣни, а другой наружной -- такъ все тѣлега бокомъ идетъ. Такъ лошадь-та потянетъ саженъ десять да станетъ. А колеса-та по ступицу воротит, такъ лошадъ-та бросается туда и сюда. Все въ поваду вѣли лошадь-та, бѣдно было силъно. Пощади, Господи! У насъ-та на Руси такихъ путей нѣтъ. Едва къ ночи добилися до мѣстечка, и то все разорено; хаты с три стоятъ для почтарей л. 14. // да церковь каменная, зѣло хороша; и мы тутъ начевали.
   И съ полуночи прибѣжалъ валакъ, а по-руски ганецъ, съ тайными дѣлы от турка къ господарю. Пришли к намъ турки со свѣщами, нощь была зѣло темна. И сталъ нашихъ лошадей брать подъ себя, мы же не довахомъ ему. А онъ проситъ ключа конскихъ железъ: лошади были скованы -- такъ ключа у мене просит, а я не даю. Турчинъ выневши ножъ да замахнулся на Луку, а онъ, миленкой, и побѣжалъ; и толмачь скрылся. Взявши коней да и погнали скованыхъ до тово мѣста, гдѣ стоятъ, а за ними я одинъ пришолъ, да плачю, и Богомъ ихъ молю, чтобъ отдали. Едва сабаки отдали, а на ока вина-таки взяли; самому турчину будъто стыдно, такъ онъ вѣлѣлъ емщику взять. Слава Богу-свѣту, что отдали, а то бѣда бола немалая: мѣсто пустое, нанять не добудешъ.
   И в третий день приидохом в Борлат -- мѣстечко воложское, самое убогое. Тутъ мы начевахомъ и искупихомся запасомъ себѣ и конемъ. И утре рано поидохомъ вонъ на нощномъ часу, за часъ до свѣту или болши. И дорога зѣло гориста. А толмачь нашъ мало пути знаетъ, и такъ вѣлъ насъ не тѣмъ путемъ. Иная была дорога глажа, а онъ вѣлъ все горами да дубровами -- и самъ, милой, не знаетъ. Много на нево и ропталъ, анде хотѣлъ и побить, да Богъ помиловалъ от таковаго грѣха -- простой бѣдной мужикъ.
   Какъ нанимался, такъ сказовалъ: "Я дорогу до конца знаю". А какъ поѣхалъ, такъ ничево не знаетъ, да бѣгаетъ, да спрашиваетъ; ашибался миленкой много. Послѣ уже повинилъся: "Я-де етою дорогою однова отроду проѣхалъ, и то де лѣтъ з дватцать какъ". Полно миленкой насъ дотощилъ, да, слава Богу, таки доволокъ насъ до Галацъ. Спаси ево Богъ!
   И тутъ мы, идучи от Борлата къ Галацамъ, видѣли горы Венгерския славныя: зѣло высокия, подобны облакомъ. И мы тѣмъ горамъ зѣло подивихомся, что намъ необычно такихъ горъ видать, а на нихъ снѣгъ лежитъ. А откудова мы тѣ горы видѣхомъ, и вопросихомъ языка: "Далече, молъ, тѣ горы видѣхомъ?" И онъ сказал: "Добрымъ-де конемъ бѣжать три дни до нихъ". А намъ зѣло дивно: якобы видится от Москвы до Воробьевыхъ горъ, кажется, и древа-та на нихъ мочно счести. Зѣло удивителныя горы! Аминь.
   Марта во 12, уже часъ нощи, приидохом в Галацы и выпросихомся у волошанина начевати, и онъ пустилъ насъ. И утре рано, на первомъ часу дни, пошелъ до попа рускова, а то никто языка не знаетъ. Такъ попъ пожаловалъ, велѣлъ л. 14 об. // къ себѣ переѣхать. Такъ мы со всемъ переѣхали да и стали у попа, а рухледь склали въ избу: нужно у миленкихъ, и хороминки нет1 особой. Потомъ намъ стали сказовать, что есть-де корабль въ Царьградъ. И мы зѣло обрадовалися и стали коней продавать. А сказали, что сегодня корабли пойдутъ, такъ мы за безъцѣнокъ лошадей отдали и тѣлеги: не до тово стала, толъко бы съ рукъ спехать, такъ уже земля ноетъ, путь надалысь, помянуть-та ево не хочется. И когда опрастались от лошадей, тогда пошли корабль нанимать. И нашли корабль греческой, христианской; уговорились: съ человѣка по левку до Царяграда. И раизъ приказалъ намъ до свѣта на корабль со всѣмъ приѣхать.
   Градъ Галацы -- неболшая городина, да славенъ корабленною пристанью, а то разоренъ весь от турка и от татаръ. Монастырей много и хороши, а толъко по старцу живутъ, подданныя цареградскихъ монастырей, пусты. И въ церквахъ пусто, а церкви узоричныя, каменныя; и кресты на церквахъ, и колокола малыя, по два колокола. Градъ Галацы стоитъ на Дунаи-рѣки, на брегу на лѣвомъ боку. Въ Галацахъ вино дешево и хлѣбъ, а кормъ лошадиной дорогъ: сѣна одной лошади на сутки на два алтына мало. Дунай-рѣка широка и быстра, глубока, у берега купатся нелъзя, крутоберега, зъ берегами въровень идетъ. Въ Галацахь рыба дешева: свежей сазанъ2 великой -- дать алтынъ, и осетры недороги. Дунай-рѣка рыбна, что Волга: много рыбы.
   Марта въ 14 день рано, за два часа до свѣта, всклавши рухледь во всѣ тѣлеги и съѣхали на брегъ къ кораблю. А корабленники уже готовятся: матросы парусъ готовятъ къ подъему. И тутъ насъ турки, -- караулъ не далъ рухледи класть на корабль, -- повѣли насъ къ мытнику греческому. И я пришолъ, а инъдучникъ еще спитъ; такъ я дожидался, какъ онъ въсталъ. И сталъ мене спрашивать: "Что за человѣкъ? Откудова?" И я ему сказалъ, что мы съ Москвы, да и подалъ ему господарской листъ воложской. И онъ, прочетши листъ, сказалъ: "Иди-ка же зъ Богомъ! Я съ твоего товару пошлины не возму. А турчинъ-де возметъ ли нѣтъ, тово-де я не знаю; инде я къ нему отпишю, чтобъ де онъ съ тебя не бралъ". Такъ я ему поклонилъся, и онъ написал къ нему писмо.
   И когда пришли мы къ турку, къ юмрукчѣю, и онъ прочетши писмо греческое да и плюнулъ, а товаръ весь от корабля велѣлъ предъ себя принести. И, пересмотрѣвши товаръ, велѣлъ къ себе въ хоромину тоскать, а самъ мнѣ чрезъ толмача сказалъ: "Дай мнѣ юмруку 20 талерей". л. 15. // И я выневши листъ московской да подалъ ему. Такъ турчинъ сталъ листъ чести и, прочетши листъ, сказалъ: "Гайда! Пошолъ-де! Возми свой товаръ, нѣтъ де до тебя дѣла!" И взявши товаръ да пошли къ кораблю. И стали кластися на корабль; и когда убрались мы совсемъ, и харчь тутъ всякой купили, сухари.
   Да тутъ же къ нам присталъ черной попъ изъ Ляцкой земли самъ-другъ, сталъ бить челомъ, что: "Пожалуй, возми съ собою во Иерусалимъ!" И мы ево приняли, а онъ въ тѣ поры пошолъ съ корабля за сухарями. И раизъ, корабленникъ, не дождавъ ево, подънявши парусъ да и опустился. А тотъ попъ Афанасий увидѣлъ зъ горы, что корабль пошолъ, бросился въ лодку къ рыбаку, далъ пять алтынъ, чтобъ на корабль поставилъ. А лотка дирява, налилась воды, чють не потонула; едва на корабль попали.
   И марта въ 15 день рано, на второмъ часу дни, корабленникъ-раизъ велѣлъ поднимать на корабли парусы. И корабль от берега отпихнули и пошли Дунаемъ; и бысть вѣтръ поносенъ зѣло. И того же дни яко о полудни пристахомъ къ городу, а имя ему Рень, воложской, живутъ и турокъ много. Тутъ раизъ корабль пшеницею догружалъ. Градъ Рень полутчи Голацъ; вино въ немъ дешево, по одной денги ока; и хлѣбъ дешевъ; толъко такихъ монастырей нѣтъ, что въ Галацахъ; стоитъ на Дунай на левой странѣ. И тутъ мы начевавъ, рано въставъ да и пошли по Дунаю.
   И марта въ 16 день рано поутру, поднявши парусъ, пошли вънизъ по Дунаю. Дунай-рѣка многовидна и рыбна, а къ морю разшиблась на многия гирла, пошла подъ турецкия городки.
   Въверху она широка, а вънизъ уже, для тово что разбилась на многии гирла, да глубока. Корабль подлѣ берега бѣжитъ, подлѣ берега трется. Песковъ на ней нѣтъ, все около ея трасникъ; была зѣло зъ берегами въровень.
   И того дня минухомъ городъ турецкой на правой руки Дуная -- городокъ Сакча. А въ немъ мечеты каменныя; поболши Рени городокъ каменной. А къ нему не приставали. Первый градъ Сакча турецкой на Дунаи.
   И того же дни минухом другой городокъ турецкой Тулча. Къ тому городку всѣ корабли пристаютъ: какъ изъ Царяграда идутъ, такъ осматриваютъ, не перевозятъ ли греки неволниковъ. Въ томъ городку берутъ горачь: съ человѣка по пяти талерей; а когда неволъники идутъ на Русь съ волъными листами, такъ съ нихъ берут турку въ томъ городку по червонному съ человѣка, акромѣ горачу. Градъ Тулча поменъши Сакчей, у Дуная близъ воды стоит. И нашъ раизъ не приставалъ къ нему: были люди лишния, a вѣтръ былъ доброй. На себя надѣлъ чалму такъ, какъ бутто л. 15 об. // турецкой корабль, да такъ и прошолъ. А намъ велѣлъ прикрытся, и мы ему сказали: "Зачто намъ крытся? У насъ государевъ листъ есть, мы горачю не дадимъ". И тако минухомъ его, второй градъ турецкой Тулча. И, прошед городокъ, пристахомъ ко брегу, и начевахомъ. И въ той нощи бысть погода великая, и тускъ стояхомъ весь день и нощь, не пустилъ насъ вѣтръ.
   И утре рано поидохомъ внизъ по Дунаю. И на левомъ боку Дуная въ другихъ гирлахъ много городковъ турецкихъ, Килиа-градъ съ товарищи. Тутъ и Бѣлогородская орда подлегла близъ Дуная, татары белогородския.
   И во вторый день приидохомъ на усть Дуная к Черному морю, и тутъ стояхомъ полторы дни. Дунай-рѣка зѣло луковата, не прямо течетъ, пущи малой рѣки. И тутъ мы стояхомъ у моря, и иныя корабли турецкия идутъ вверхъ по Дунаю. Мы же ходихомъ близъ моря и удивляхомся морскому шуму, какъ море пѣнится и волънами разбивается; а намъ диво: еще море не видали. Тутъ кладбища на берегу турецкая: которай турчинъ умретъ на мори, такъ пришедъ къ Дунаю да тутъ и схоронятъ. И раизъ нашъ взявши мотросовъ, да зинбиръ насыпалъ песку, да взялъ бревно яловое, да сѣдши въ сандалъ и поѣхалъ къ усть Дунаю на приморья искать ходу, какъ бы кораблю попасть въ ворота. И вымѣривъ ворота, и пустилъ мѣхъ съ пескомъ на воротѣхъ, и къ нему привезалъ бревно. Такъ бревно и стала плавать на воротѣхъ, такъ знакъ и сталъ ходу корабленному. Тутъ же мы видѣхомъ на Дунай при мори всякихъ птицъ зѣло много, плаваютъ всякой породы безчисленное множество; а на мори не плаваютъ, и не увидишъ никакой птицы; и морская вода непотребна, для тово что она солона и горъка.
   И марта въ 20 день утре рано бысть вѣтръ, зѣло бысть поносенъ, и пустихомся на море Чермное. И егда выплыхомъ из усть Дуная въ море, тогда морский воздухъ зѣло мнѣ тяжекъ сталъ, и въ томъ часѣ занемощевалъ, и сталъ кормъ изъ себя вонъ кидать, сирѣчь блевать. Велия нужда, кто на мори не бывалъ, полътара дни да ночь все блевалъ. Уже нечѣму ититъ изъ чрева, толко слюна зеленая тянется, не дастъ ничево ни ѣсть, ни испить -- все назадъ кидаетъ. За десятъ лѣтъ пищю и ту вытянетъ! А корабленники намъ смѣются да передражниваютъ, а сами говорятъ: "Токало, сирѣчь то-ди вамъ добро". А Лука у насъ ничемъ не крехнулъ. Что же здѣлаешъ? Богу не укажешъ. А, кажется, по виду и всѣх л. 16. // хужей былъ, да ему Богъ далъ -- ничто не пострадалъ.
   Да онъ и послужилъ намъ: бывала испить принесетъ или какой кусок съѣсть.
   А на мори зѣло бысть вѣтръ великъ, съ верху съ корабля всѣхъ насъ збила, чрезъ корабль воду бросала морскую. Охъ, ужасъ! Владыко-человѣколюбецъ! Не знать нашего корабля въ волнахъ, кажется, выше насъ вода-та въверхъ саженъ пять. И видя такую неминучюю бѣду1 раизъ, что меня на корабли морска вода всего подъмочила, такъ онъ, миленъкой, взялъ къ себѣ, въ коморку свою, гдѣ самъ спить, и положилъ мене на своей постели, и кодомъ прикрылъ, да и кадь поставилъ мнѣ, во что блевать. Спаси ево, Богъ, доброй человѣкъ былъ миленъкой, и умный! Когда станешъ вставать, такъ закрутится голова да и упадешъ. Кабы да еще столко жъ плыть, то бы совершенно умереть бы было. Уже нелзя той горести пущи! Да по нашимъ сщаскомъ, далъ Богъ, вскорѣ перебѣжали. Такову Богъ далъ погоду, что от Дуная от устья въ полътара дни перебѣжалъ корабль. И раизъ намъ сказалъ: "Я-де уже тритцать лѣтъ хожю, а такова благополучия не бывало, чтобы въ тѣ часы такъ перебѣжать. Бывало-де и скоро, что пять дней, четыре, а иногда же и мѣсяцъ -- какъ Богъ дастъ; по вашему счастию, такъ Богъ далъ скорой путь". Мы же, грѣшнии, хвалу Богу воздахомъ: "Слава тебѣ, Господи святый!"
   И егда вошли между горъ въ море к Царюграду, тогда раизъ мене, пришедъ, волочетъ вонъ: "Пойди вонъ, Станбулъ близко, сирѣчь Царьградъ!" Такъ я кае-какъ выползъ2 на верхъ корабля. А когда мы вошли въ проливу межъ горъ, тутъ на воротѣхъ морских на горахъ высоко стоятъ столпы. Ночи въ нихъ фонари с свѣчами горятъ -- знакъ, какъ кораблямъ ночи попасть въ гирла; а естьли бы не тѣ фонари, то ночи не попадешъ въ устья. И мало пошедъ, стоятъ два городка по обѣ стороны турецкия, и пушекъ зѣло много. Етѣ городки для воинскова опасу здѣланы зѣло крѣпко, мудро то мѣсто пройти3. А тутъ уже до Царяграда по обѣ стороны селы турецкия и греческия. А от гирла до Царяграда Узкимъ моремъ осмънадесятъ верстъ.
   Марта въ 22 день, на 5 недѣли Великаго поста, въ четвертокъ Великаго канона Андреева, якобы о полудни, приидохом в Царьград и стахомъ на Голацкой странѣ. Тогда турчане изъ юмруку къ намъ приѣхали на корабль и стали товары пересматрѣвать. Тогда и нашъ товаръ взяли въ юмрукъ, л. 16 об. // сирѣчь въ таможню. Мы же опасаемся, что дѣло незнаемо. И раизъ нашъ сказалъ: "Не бойся-де, ничего твоего не пропадетъ, все-де цѣло будетъ". Мы же стояхомъ на корабли и дивихомся таковому преславному граду. Како Богъ такую красоту да предалъ въ руки басурманомъ?! А сами удивляемся: "Что ето будетъ? Куда заѣхали?" Сидимъ что плѣнники; а турки пришедъ да въ глаза гледятъ, а сами говорятъ: "Бакъ, папасъ московъ, зачемъ-де ты сюда приѣхалъ?" А мы имъ глядимъ въ глаза самимъ, а языка не знаем. Потомъ къ нашему кораблю стали подъѣжжать руския неволъники, кои извозничаютъ на мори коиками, и стали съ нами помаленку переговаривать -- такъ намъ стала отраднѣя. Потомъ у той пристани начевали; и утре рано раизъ велѣлъ корабль на другую сторону перевѣсти, на Цареградскую.
   И когда мы пристахомъ ко брегу Цареградскому къ сторонѣ, тогда мы помолившеся Богу, и Пресвятѣй Богородицѣ, и великому предтечи Иоанну и стахомъ съ Царемъградомъ осматриватся. Потомъ приѣхаша къ намъ на корабль турки-горачники и стали у насъ горачю просить. И я имъ показалъ листъ царской. И они спрасили: "Качь адамъ, сколко-де васъ человѣкъ?" И я сказалъ: "Бешъ адамъ, сирѣчь пять человѣкъ". И они сказали: "Добро-де" -- да и поѣхали далой съ корабля. И бысть намъ печалъно велъми и скорбно: пришли въ чюжоя царство, языка не знаемъ, а товаръ взяли турки; какъ ево выручить, Богъ знаетъ, и съ кѣмъ -- и тако бывши въ размышлении.
   И абие присла Богъ намъ -- къ кораблю приплылъ въ каюку неволъникъ; а самъ на насъ гледить да по-руски и спросилъ: "Откиль ты, отче, сирѣчь откуда?" И мы сказали, что съ Москвы. "Куда-де васъ Богъ несетъ?" И я сказалъ, что по обѣщанию во Иерусалимъ. И онъ молвилъ: "Хвала Богу, хорошо-де. Что жъ де вы тутъ сидите? Вить де вамъ надобно подворья". И я къ нему поближе подшолъ и сталъ ему говорить: "Какъ, малъ, тебе зовутъ?" И онъ сказалъ: "Мене-де зовутъ Корнильемъ". Такъ я ему молвилъ: "Корнильюшка, будь ласковъ, мы люди заѣжжия, языка не знаемъ, пристать не къ кому не смѣемъ, сидимъ что плѣнники. Турки у насъ товаръ взяли, а выручить не знаемъ какъ, пожалуй, поработай съ нами". И онъ, миленкой, христианская л. 17. // душа, такъ сказалъ: "Я-де тебѣ, отче, и товаръ выручю, и двор добуду, гдѣ стоять". И я ему молвилъ: "У насъ, малъ, есть и государской листъ". И онъ у раиза спросилъ по-турецки: "Гдѣ-де ихъ товаръ, въ которомъ юмрукѣ?" И раизъ ему сказалъ, что на Голацкой юмрукъ взяли турки. Такъ онъ велѣлъ мнѣ взять листъ царской. Такъ я взявши листъ да сѣдши въ коикъ, да и поѣхали къ юмруку.
   И когда мы пришли въ юмрукъ, такъ тутъ сидятъ турки съ жидами. И турчинъ-юмрукчей спросилъ у толмоча: "Корнилий, зачемъ-де папасъ пришолъ?" И онъ ему сказалъ: "Е, солътану босурманъ юмрукчей, вчера-де у него на корабли взяли товаръ, а онъ-де не купецкой человѣкъ. Онъ-де идетъ во Иерусалимъ, такъ-де у него что есть -- непродажное-де у нево, пешкешъ, сирѣчь подарки-де туда везетъ". Тогда турчинъ велѣлъ товаръ разбить, и переписать, да и на кости выложить. И выложилъ, да и сказалъ толмачю нашему: "Вѣли-де папасу дать юмруку 20 талерей да и товаръ взять". И толмачь мнѣ сказалъ, что 20 талерей проситъ, и я ему, турчину, листъ подалъ. И турчинъ листъ прочелъ да и сказалъ: "Альмалъ, сирѣчь не будетъ-де тово, что не взять съ него юмруку. Знаемъ-де мы указы!" И тутъ миленкой толмачь нашъ долго съ ними шумѣлъ, такъ они и вонъ ево со мною выслали: "Дашъ-де юмрукъ, такъ и товаръ возмешъ!"
   И мы, вышедши, стоя думаемъ: "Что дѣлать?" Тогда видя насъ турчинъ, какой-та доброй человѣкъ, да и сказалъ толмачю: "Что-де вы тутъ стоите? Этутъ-де не будетъ ваше дѣло здѣлано; здѣ-де сидятъ сабаки-ифуты, они-де возмутъ пошлину. Поѣжжайте-де на Станбулскую сторону къ старшему юмрукчею, тотъ-де милостивея и разсуднея; а жиды-де немилостивы: они бы де и кожу содрали, не токмо пошлину взять". Такъ мы, су, и послушали турчина; хошъ и босурманъ, да дѣло и правду сказываетъ.
   Такъ мы сѣдши въ каикъ да и поѣхали на Цареградскую сторону. И пришли въ юмрукъ; и въ юмрукѣ сидитъ турчинъ да тютюнъ пъетъ, спросилъ у толмоча: "Что-де, зачемъ папасъ пришолъ?" И онъ ему сказалъ: "Ето-де папасъ московъ, идетъ во Иерусалимъ. У него-де есть указ московскаго царя, чтобы де по перемирному договору нигдѣ ево не обижали. И здѣде, въ Станбулѣ, вчера на корабль приѣхали съ Колатскаго юмруку да взяли-де у него пешкешъ иерусалимской, которой-де онъ туда весъ".
   Взялъ да и подалъ ему листъ, такъ онъ сталъ честь л. 17 об. // листъ. А другой турчинъ, товарищъ ему, събоку тутъ же въ листъ смотрить; да другъ на друга възглядоваютъ, да сами смѣются. И прочетши листъ да сказалъ: "Я-де товару не видалъ, сколко ево; вотъ де я пошлю пристава въ юмрукъ, да велю-де роспись привести, да посмотрю: будетъ-де что малое дѣло, такъ-де поступлюся, а что де много, такъ-де нелзя не взять".
   И приставъ-турчинъ сѣлъ въ каикъ да и поѣхалъ на другую сторону въ юмрукъ; a мнѣ турчинъ велѣлъ сѣсть, такъ я сѣлъ. Съ полъчаса помѣшкавъ, приставъ, приѣхавъ, подалъ товару роспись. И юмрукчей, прочетши роспись, сказалъ толмачю: "Не будетъ-де тово, что не взять пошлины: чокъ-де товару, сирѣчь много". И толмачь долго съ нимъ спирался: "Онъ-де всего отъступится, а не дастъ ни аспры! Онъ-де поѣдитъ до ѣдрина, до самаго салтана!" Спаси ево Богъ, миленкова! Много съ турчиномъ бился, что съ сабакою. И турчинъ сказалъ: "Нелзя-де, что не взять хошъ половину-де, десять талерей". И онъ ему сказалъ: "А то де какова аспра, такъ де аспри не дастъ!" И турчинъ разсмѣялся да молвилъ: "Анасыны секемъ евуръ, лихой-де папасъ, ничего не говоритъ, а онъ-де шумитъ!" И онъ ему сказалъ: "А папасъ-де что языка не знаетъ и вашихъ-де поступокъ, что ему говорить? Я-де то все знаю, что говорить". Я, су, что петь дѣлать, сталъ бить челомъ, чтобъ отдалъ. Такъ онъ разсмѣялся да сказалъ: "Е, папасъ, гайда1, гайда, пошолъ-де, вѣлю отдать!" И велѣлъ писмо написать до тѣхъ юмрукчевъ, чтобъ товаръ папасу отдали. И я сталъ говорить толмачю, чтобъ онъ пожаловалъ такое писмо на товаръ, чтобъ ни въ Царгъградгъ, ни по пути1 на городахъ ни во Египтѣ, ни во Иерусалимѣ -- гдѣ ни будетъ съ нами тотъ товаръ, чтобъ съ него юмруку не брали. И толмачь сталъ ему мои рѣчи говорить, такъ онъ разсмѣялся да велѣлъ подьячему память написать да и запечатать. И мы взявши того же пристава съ памятью да и поѣхалиъ на ту сторону. И пришли въ юмрукъ, и они, сабаки-турки, въ тѣ поры въ мечети молились въ самыя полдни, такъ мы ихъ ждали. И когда пришолъ юмрукчей, такъ приставъ подалъ память, чтобъ товаръ отдали. И онъ, память прочетши, самъ, что земля, сталъ черенъ л. 18. // и велѣлъ отдать. Да въ честь юмрукчей да жиды выпросили у мене пять козицъ въ подарки, а не за пошлину. И тутъ я приставу далъ алтынъ з десять за ево работу, много и трудовъ была: дважды ѣздилъ въ юмрукъ, въ третей съ нами. И тако мы взявши товаръ и поѣхали на свой корабль. И приставши къ кораблю, расплатившися съ раизомъ за извозъ да и поклались въ коикъ всю рухледь.
   И повезъ насъ Корнильюшка къ патриаршему двору. И вылезши изъ каика мы съ нимъ двоя, а прочия братиа -- въ каику, да и пошли на патриаршовъ дворъ. И толмачь спрасилъ у старца: "Гдѣ-де патриархъ?" И старецъ сказалъ, что де патриархъ сидить на выходѣ на крылцѣ. И мы пришли предъ нево да поклонились. И патриархъ спросилъ у толмоча: "Что-де ето за калугеръ? Откудова и зачемъ пришолъ?" И толмачь сказалъ: "Онъ-де съ Москвы, а идетъ во Иерусалимъ". Потомъ я ему листъ подалъ, такъ онъ листъ въ руки взялъ, а честь не умѣетъ, толко на гербъ долго смотрѣлъ да и опять отдалъ мнѣ листъ. Потомъ спросилъ у толмоча: "Чево-де от мене хочетъ онъ?" И ему помнилося, что я пришолъ къ нему денегъ просить. И толмачь ему сказалъ: "Деспото огия, онъ-де ничего от тебя не требуетъ, толко де у тебе проситъ кельи пожить, дакуда пойдетъ во Иерусалимъ, -- такъ о том милости проситъ. Онъ-де человѣкъ странной, языка не знаетъ, знати нѣтъ, главы приклонить не знаетъ гдѣ, а ты-де здѣ христианомъ начало. Кромѣ тебе, кому ево помиловать? Ты-де вѣть отецъ здѣ всѣмъ нарицаешся, такъ де ты пожалуй ему кѣлью на малое время". И патриархъ толмачю отвѣщалъ: "А что-де онъ мнѣ подарковъ привезъ?" И толмачь сказалъ ему: "Я-де тово не знаю; есть ли у нево подарки, нѣтъ ли -- тово-де я не вѣдаю". И патриархъ толмачю велѣлъ у мене спросить: "Будетъ-де подарки есть у него, такъ дамъ-де ему кѣлью".
   И патриарховы рѣчи толмачь сказалъ мнѣ все. И такъ стало мнѣ горько и стыдно, а самъ, стоя, думаю: "Не с ума ли, малъ, онъ сшолъ, на подарки-та напалъся? Люди всѣ прохарчились, а дорога еще безконечная!" И тако я долго отвѣту л. 18 об. // ему не далъ: что ему говорить, не знаю. А дале от горести лопонулъ, есть что не искусно, да быть такъ: "Никакъ, малъ, онъ пъянъ, вашъ патриарха-тъ? Вѣдаетъ ли онъ и самъ, что говарить? Знать, молъ, ему ѣсть нечево, что уже съ мене, страннаго и съ убогова человѣка, да подарковъ проситъ. Гдѣ бола ему насъ, странныхъ, призрить, а онъ и послѣднея съ насъ хочетъ содрать! Правались, малъ, онъ, окаянны, и съ кѣльею! У нашего, малъ, патриарха и придверники такъ искуснѣя тово просятъ! А то етокому стараму шетуну какъ не сорамъ просить-та подарковъ! Знать, малъ, у него пропасти-та мала; умретъ, малъ, такъ и то пропадетъ!"
   И толмачь мене унимаетъ: "Полно-де, отче, тутъ-де греки иныя руской языкъ знают". И я ему молвилъ: "Говари, малъ, мои ему рѣчи!" И патриархъ зардился; видить, что толмачь мене унимаетъ, такъ у толмоча спрашиваетъ: "Что-де онъ говорить?" И толмачь-де молвилъ: "Такъ, деспота, свои-де рѣчи говорить, не до тебе". Патриархъ же у толмоча прилѣжно спрашивать сталъ: "А то де про мене говоритъ, скажи". И я ему велѣлъ: "Говори, малъ, ему! Я вить не ево державы, не боюсь. Меня онъ власти вязать не имѣетъ, хошъ онъ и патриархъ".
   И толмачь ему сказалъ мои всѣ рѣчи со стыдомъ. Такъ онъ, милой, и пущи зардился да и молвилъ толмачю: "Да я-де у него какихъ подарковъ прошу? Не привезлъ ли де онъ обрасков московскихъ? Я-де у нево тово прошу". И я ему сказалъ: "Нѣтъ, малъ, у мене образковъ; есть, малъ, да толко про себя". Такъ онъ сказалъ толмачю: "Нѣтъ де у мене ему кѣльи. Пойдите въ Санайской монастырь: тамъ-де ваши москали церковь поставили, тамъ-де и кѣлью ему дадутъ". Такъ я плюнувши да и съ лесницы пошолъ. "Опять бы де ко мнѣ не приходилъ, -- онъ толмачю говоритъ, -- не дамъ-де кѣльи!" Етакой миленкой патриархъ, милость какую показалъ надъ страннымъ человѣкомъ!
   Такъ, су, что дѣлать? Мы и пошли съ патриархова двора; да сѣдши въ каикъ да и поѣхали въ Санайской монастырь. Пришли ко игумену. Толмачь сталъ игумену говорить, что пришолъ-де съ Москвы колугеръ а просит-л. 19. //де кѣльи до времени посидѣть.
   Тотъ, милой, себе взметался: "Какъ быть? Да у мене нѣтъ кѣльи порожжей; инъ бы де ево во Иерусалимской монастырь отвелъ, готова-де тутъ къстати: онъ-де во Иерусалимъ идетъ, такъ де ему игуменъ и кѣлью дастъ.
   Все бѣда, миленкая Русь! Не токмо накормить, и мѣста не дадутъ, гдѣ опачинуть съ пути. Таковы-та греки милостивы! Да еще бѣдной старецъ не въ кои-та вѣки одинъ забрелъ -- инъ ему мѣста нѣтъ; а кобы десятокъ-другой, такъ бы и готова -- перепуталися. А какъ сами, блядины дѣти, что мошенники, по вся годы къ Москвѣ-та человѣкъ по 30 волочатся за милостынею, да имъ на Москвѣ-та отводятъ мѣста хорошия да и кормъ государевъ. А, приѣхавъ къ Москвѣ, мошенники плачютъ пред государемъ, предъ властьми и предъ бояры: "От турка насилиемъ отягчены!" А набравъ на Москвѣ да приѣхавъ въ Царьградъ, да у патриарха иной купить митрополитство, иной -- епископство. Такъ-то они все дѣлаютъ, а плачют: "Обижены от турка!" А кабы обижены, забыли бы старцы простыя носить рясы луданныя, да комчатныя, да суконныя по три рубли аршинъ. Напрасно миленъкова турка-та старцы греческия оглашаютъ, что насилуетъ. А мы сами видили, что имъ насилиа ни въ чемъ нѣтъ, и въ вѣрѣ ни въ чемъ. Все лгутъ на турка. Кабы насилены, забыли бы старцы въ луданныхъ да комчатыхъ рясахъ ходить. У насъ такъ и властей зазираютъ, какъ луданную-та наденетъ, а то простыя да такъ ходятъ. Прямъ, что насилены от турка! А когда къ Москвѣ приѣдутъ, такъ въ такихъ рясахъ худыхъ тоскаются, бутто студа нѣтъ. А тамъ бывши, не заставишъ ево такой рясы носить.
   На первое возвратимся. Что потомъ будетъ, увы да горе! Незнаемо, что дѣлать. Стоитъ тутъ старчикъ, имя ему Киприянъ; тотъ, миленкой, по-руски знаетъ: "Ну де, отче, не печался; я-де тебѣ добуду кѣлью". Взявши насъ да и поѣхали до Иерусалимскова монастыря. Пришли на монастырь; вышелъ къ нам игуменъ, спросилъ про меня у толмоча: "Умѣетъ ли де по-гречески?" И толмачь сказалъ, что не умѣетъ. Такъ игуменъ молвилъ: "Откудова-де онъ и зачемъ ко мнѣ пришолъ?" И толмачь сказалъ обо мнѣ весь порядок, откуда и куда идетъ. И игуменъ молвилъ: "Таколо, добро, л. 19 об. // готова-де у мене кѣлья". И тотъчасъ велѣлъ двѣ кѣльи очистить, а самъ сѣлъ да велѣлъ дать вина церковнова. Ино намъ не до питья: еще и не ѣли, весь день пробилися то съ турками, то зъ греками, а греки намъ тошняя турокъ стали. Такъ намъ игуменъ, подънесши вина, велѣлъ со всею рухледью приходить: "Я-де вамъ и корабль промыслю во Иерусалимъ". Мы же ему поклонихомся: доброй человѣкъ -- тотъ миленкой игуменъ!
   Мы же шедши на пристань, гдѣ нашъ коикъ стоитъ съ рухледью; нанявши гамаловъ, сирѣчь работниковъ (тамъ такия нарочно мѣсто извощиковъ), и пришли въ монастырь, да и сѣли въ кѣльи. Слава Богу, бутто поотраднѣло! Игуменъ же прислалъ къ намъ трапезу въ кѣлью, всякаго кушанья и вина. Спаси ево Богъ, доброй человѣкъ, нѣ какъ патриархъ! Мы же, взявши, тому толмачю дали ему за работу два ворта. Онъ же, миленъкой, поклонился, человѣкъ не богатой; да тако ево и отпустили, а сами опочинули мало.
   И нощь преспавши, поутру въ субботу Акафистову, игуменъ намъ такъже прислалъ трапезу, и вина прислалъ, кандило и масла древяннова сулею -- въ ночь зажигать. У нихъ обычай таковъ: по всѣмъ кѣльямъ во всю нощь кандилы съ масломъ горятъ. Масло тамъ дешево: фунтъ четыре денги. Потомъ стали къ намъ приходить греческия старцы и греки. Свѣдали про насъ руския неволники, стали къ намъ въ монастырь приходить и спрашевать, что водится на Москвѣ. А мы имъ все сказываемъ, что на Москвѣ ведется и въ рускихъ городѣхъ. Потомъ мы стали выходить на улицы и съ Царемъградомъ опазноватся; такъ на улицы мимо ходятъ неволники, неволницы, кланяются намъ, ради миленкия. Потомъ вышли мы на присталь морскую; тутъ мы погуляли да и пошли на монастырь.
   И въ недѣлю шестую прииде къ намъ въ монастырь Киприанъ-старчикъ, кой насъ тутъ поставил, да и говорить: "Пошлите-де, погуляемъ по Царюграду, я-де васъ поважю". Такъ мы ему ради да и пошли. А когда мы вышли къ Фенарскимъ воротамъ и къ патриаршю двору, тогда съ нами срѣтился нашъ московской купецъ Василий Никитинъ Путимецъ*. Мы же зѣло ему обрадовались: намъ про нево сказали, что уѣхалъ. А онъ себѣ намъ радъ и удивляется: "Зачемъ-де л. 20. // васъ Богъ суда занесъ?" И мы сказали зачемъ; и онъ молъвилъ: "Хочете ли погулять въ Сафийскую церковь?" И мы зѣло обрадовались и стали бить челомъ: "Пожалуй, повади насъ по Царюграду и продай намъ товаръ". Такъ онъ сказал: " Богъ-де знаетъ, я-де вѣть ѣду; и давно бы уѣхалъ, да вѣтру нѣтъ. Разве де я васъ сведу съ грекомъ съ Иваномъ Данииловымъ; онъ-де вамъ товаръ продаст, я-де ему побъю челомъ".
   Такъ мы опять въ монастырь возвратихомся, и взяхомъ товаръ, и поидохомъ въ велдеган, сирѣчь царицынъ гастинъ дворъ. И тутъ свелъ насъ съ гречениномъ и товаръ ему отдалъ продать. Потомъ мы пошли съ нимъ, Васильемъ, гулять по Царюграду. Онъ намъ указываетъ: "Етою улицею ходить, этими рядами, такъ вы не заблудите. А съ турками говорите смѣло, такъ де они на васъ не такъ нападаютъ", -- да училъ насъ миленкой. Спаси ево Богъ!
   Потомъ повелъ насъ до церкви Софии Премудрости Божия. И пришли къ монастырю, и на монастырь взошли; пришли ко дверямъ западнымъ, а западныхъ дверей 9, ворота всѣ мѣдныя. И въ тѣ поры турки въ церкви молятся; мы же стояхомъ у вратъ и смотрѣхомъ беснования ихъ, какъ они, сидя, молятся. Потомъ турчинъ, вышедъ, сталъ насъ прочь отбивать: "Гайда, папасъ, гайда, пошолъ-де прочь! Зачемъ-де пришолъ тутъ, глядиши тутъ, басурманъ?" Такъ мы и прочь пошли. Потомъ вышелъ иной турчинъ да и зоветъ насъ: "Гель, московь, гель, поиди-де сюда!" Такъ мы подошли, и Василей сталъ съ нимъ по-турецки говарить. "Чево-де хочете?" -- Такъ Василей и сказалъ: "Московъ папасъ варъ тягатъ, есть у нево указъ, пустите-де ево посмотрѣть церкви". И турчинъ спросилъ: "Сколко васъ человѣкъ?" И мы сказали: "6 человѣкъ". И онъ молвилъ: "Биръ адамъ учь пара, по алтыну-де съ человѣка". Такъ мы дали по алтыну, а онъ насъ и повелъ. A повѣлъ насъ турчинъ въ верхнюю церковь, а въ нижнюю не пущаютъ.
   А когда мы взошли на верхния палаты, тогда умъ человѣчь премѣнился, такое диво видѣвше, что уже такова дива въ подъ-солнечной другова не сыщешъ, и какъ ея описать -- невозможно.
   Но нынѣ уже вся ограблена, л. 20 об. // стѣнное писмо скребено, толко въ ней скляничныя кандила турки повѣсили многое множество, для того что они ея въ мечетъ претворили. И ходихомъ мы, и дивихомся таковому строению: уму человѣчю невмѣстимо! А какова та церковь узоричиста, ино мы ея описание здѣ внесемъ Иустиниана-царя, какъ онъ строилъ, все роспись покажетъ; тутъ читай да всякъ увѣсть. А чтобы кто теперево самъ видя эту церковь да могъ бы ея описать -- и толь нашему бренному разуму невмѣстно, хошъ нынѣ и разорена. Но мы собою объ ней не хощемъ писать для тово, чтобъ не погрѣшить описаниемъ, а иное забудешъ, такъ погрѣшно и стала. Мы же ходихомъ, и смотрѣхомъ, и дивихомся такой красотѣ, а сами рекохомъ: "Владыко-человѣколюбче! Како такую прекрасную матерь нашу отдалъ на поругание босурманомъ?" -- да руками розна. А все-то наши греки здѣлали! A предѣлы въ ней всѣ замуравлены, а иныя врата сами замуравились. Турчинъ намъ указывалъ: "Ето-де не турча замуравили, сами-де, Алла, Богъ-де". А что въ томъ предѣлѣ есть, про то греки и турки не знаютъ; кое тамъ таинство, про то Богъ единъ вѣсть. Тутъ мнѣ турчинъ далъ камень исъ помосту каменной, мраморной; а самъ мнѣ велѣлъ спрятать въ нѣдра: а то де увидитъ, такъ де недобрѣ. Доброй человѣкъ -- турчинъ, кой насъ водилъ.
   И тако мы изыдохомъ изъ церкви и поидохомъ съ монастыря. И, мало отшедши, тутъ видѣхомъ диво немалое: виситъ сапогъ богатырской въ саду, аршина воловая кожа въ него пошла цѣлая, и пансырь лошади его, что на главу кладутъ; лукъ ево желѣзной и невеликъ добрѣ, да упругъ; двѣ стрѣлы железныя; булдыга-кость, а нога ево, что бревешка хорошая, толста велъми.
   Потомъ пришли къ звѣриному двору. Сказалъ намъ Василей: "Тутъ-де есть левъ, изволите ли смотрѣть?" Мы же толкахомъ у вратъ; и турчинъ отворилъ врата и въспросилъ: "Чево-де хочете?" И мы сказали, что хочемъ лва смотрѣть. "А что-де дадите?" И мы молвили: "Биръ адамъ, биръ пара". И онъ насъ пустилъ. А левъ лежитъ за решеткою, на лапы положа голову. л. 21. // Такъ1 я турчину сталъ говорить: "Подыми, малъ, ево, чтоб всталъ". И турчинъ говорить: "Нѣтъ де, нелъзя: таперво-де толь накормилъ, такъ спитъ". И я взявши щепку да бросилъ, а онъ молчитъ. Такъ я узналъ, что онъ мертвой да саломаю набитъ, что живой лежитъ. Такъ я ему молвилъ: "Е, басурманъ, для чего ты обманываешъ? Веръ пара, отдай, малъ, наши денги". Такъ онъ сталъ ласкать: "Е, папасъ, пошлите-де, я вамъ еще покажу". Да зажегъ свѣщю салную, да и повелъ насъ въ полату: темно силно, ажно тутъ волки, лисицы насажены; мяса имъ набросано; дурно силно воняетъ немного не зблевали. А лисицы некорысны, не какъ наши; а волчонки малые лаютъ, на насъ глядя. Потомъ показалъ намъ главу единорогову и главу слоновую; будетъ съ ушатъ болшой, хобатъ ево, что чрезъ зубы виситъ, съ великия ношвы, въ человѣка вышины. Тутъ же и коркодилову кожу видѣли. Такъ намъ поотраднило, что такия диковинки показал, а то лихоманъ обманулъ бола мертвымъ-та лъвомъ.
   А мы, пришедъ, своимъ, кои дома были, не сказали, что мертваго лъва видѣли; сказали, что живой. А они на другой день пошли смотрѣть и, пришедъ, хвалятся: "И мы-де то видѣли лъва, не одни-та де вы видѣли". И мы смѣемся: "Что жъ, малъ, скакалъ2 ли передъ вами?" -- "Нѣтъ де, спитъ". -- "Колъка, малъ, онъ недѣль спить?" Такъ они задумались: "Что, братъ, полъна, не мертвой ли онъ?" Мы стали смѣятся, такъ имъ стыдно стало: "Обманулъ-де сабака турокъ!"
   Потомъ приидохомъ на площедь великую, подобна нашей Красной, да лихъ не наше урядство: вся каменем выслана; величиною будетъ съ Красную площедь. Тутъ стоятъ три столпы: два каменныхъ, а третей мѣдной. Единъ столпъ изъ единаго каменя вытесанъ, подобенъ башни, четвероуголенъ, шатромъ, верхъ острой, саженъ будетъ десятъ вышины, а видъ въ немъ красной съ ребинами. А таково глатко выдѣланъ, что такъ стань противу ево -- аки въ зерцало всево тебя видить. Подъ нимъ лежитъ положенъ камень, въ груди человѣку вышины, четвероуголъной; а на немъ положены плиты мѣдныя подъставы; а на плитахъ тотъ поставлен столпъ. Хитро зѣло! Лише подивится сему, какъ такъ л. 21 об. // такая великая громада поставлена, что ни на перстъ никуда не похилилось, а толко лѣтъ стоитъ. А такая тягость, и како мѣсто не погнется, гдѣ поставленъ? А поставилъ-де ево царь Константинъ; въ немъ же и гвоздь един задѣланъ. У земли оны ширины -- сажени полтары старана; такъ онъ кругомъ саженъ шесть. А которой подъ нимъ лежитъ камень, и на томъ камени кругомъ рѣзаны фигуры воинския, пѣхота, конница; а выше фигуръ -- подпись кругомъ латынскимъ языкомъ да греческимъ; а что подписано, и мы про то не довѣдались у грековъ, Богъ знаетъ. А говорятъ греки, бутто тотъ камень съ моря тенули три года до тово мѣста; а переволока такова, что у насъ от Тайницкихъ воротъ* до Ивановской колоколни. Мощно етотъ камень назвать чюдом, что въ подъсолнечной нѣтъ, другова такова чюда не сыщешъ. А писано про етотъ столпъ: когда будетъ Царьградъ потопленъ, тогда толко одинъ сей столпъ будет стоять; и корабленники, кои приидутъ и станутъ къ тому столпу корабли привязовать, а сами будутъ рыдати по Царюграду.
   Другой столпъ складенъ изъ дробнаго камени; тотъ плошая горазда; видомъ что наша въверху Ивановская колоколня; уже иныя каменья и вывалились. Да тутъ же стоитъ третей столпъ мѣдной; а на немъ были три главы змиевы, да въ двѣстѣ осмомъ году тѣ главы съ того столпа свалились даловъ, и осталось столпа якобы аршина три вышины. И турки зѣло ужаснулись того столпа разрушению, а сами-де говорятъ: "Уже-де хощетъ Богъ сие царство у насъ отнять да иному царю христианскому предать". Сами, милые, пророчествуютъ неволею.
   Описание Царяграда, како онъ стоить, и на коем мѣстѣ, и какимъ подобиемъ, и каковы къ нему проходы моремъ и землею, и каковъ онъ самъ есть. Дивный и преславный Царьградъ стоитъ межъ двухъ морь, на разливинахъ у Чернаго моря и по конецъ Бѣлаго. А градъ трехъстѣнной: первая стѣна протенулась по Бѣлому морю, а другая стѣна -- по заливѣ, а третия -- от степи. А около Царяграда 21 верста. А вратъ въ немъ 20, стрѣлъницъ 365, башенъ 12. 1 ворота от церкви Бакчи -- Жидовския, противъполаты; 2 -- Рыбныя, 3 -- Мучныя, л. 22. // 4 -- Дровяныя, 5 -- Мучныя, 6 -- Чубалыя, 7 -- Оякъ, 8 -- Фенаръ, 9 -- Лахерна, 10 -- Голать, 11 -- Ависорантъ -- тѣ ворота на одной сторонѣ от лимана Чернаго моря; 12 от Едриаполя -- Игрекопе; 13 -- Адрийския, 14 -- Романавския, 15 -- Пушечныя, 16 -- Сеневрейския, 17 -- Салахайския; 18 от Бѣлаго моря -- Кумпопейския, 19 -- Когарьгалиймойдиския, 20 -- Архикопе, от церкви Бакчи христианския двои ворота на Бѣлое море.
   А именъ Царюграду седмъ: 1. Византия; 2. Царьградъ; 3. Богомъ царствующи градъ; 4. Константинополь; 5. Новый Римъ; 6. Седмихолмия; турецкое прозвание -- 7. Станбулъ.
   Великий и преславный Царьградъ стоитъ над моремъ на седми холмах зѣло красовито. И зѣло завидѣнъ градъ, по правдѣ написан -- всей вселѣннѣй зѣница ока! А когда съ моря посмотришъ, такъ весь бутто на длани. Царьградъ от моря некрѣпко дѣланъ, и стѣны невысоки; а от Едринской степи зѣло крѣпко дѣланъ: въ три стѣны, стѣна стѣны выше; и ровъ кругъ его копанъ да каменемъ стланъ. А башни, или стрѣлницы, въ Царѣградѣ зѣло часты: башня от башни 30 саженъ, 20 саженъ. А ворота узки, уже нашихъ, для тово что у нихъ мало тѣлежнаго проѣзду бываетъ. А въ воротѣхъ у нихъ пушекъ нѣтъ; а всякой снарядъ у нихъ на корабляхъ, и опаска всякая воинская вся на мори. А по земли у него нѣтъ опасения, потому у него ни на городѣ, ни въ городовыхъ воротѣхъ нѣтъ пушек. А во всѣхъ городовыхъ воротѣхъ караулъ крѣпокъ, все полковники сидятъ. А по улицамъ ходятъ янычары: кто задерется или пьянаго увидятъ -- то всѣхъ имаютъ да на караулъ сводятъ. Въ Царѣградѣ по вся ночи турчаня ходятъ и ѣздятъ съ янычеры и съ полковники по всѣмъ улицамъ съ фонарями, и ѣздятъ-смотрятъ худыхъ людей, то и знакъ будетъ: срѣтится съ фонаремъ -- то доброй человѣкъ, а безъ фонаря -- то худой человѣкъ, потому поимавъ да и отведутъ на караулъ.
   Въ Царѣградѣ царской дворъ въ Византии стоитъ внутрь града; а Византия подобенъ нашему Кремлю, толко башни наши лучши. Строенья полаты царския зѣло узорично; дворъ царской весь въ садахъ, да кипарисовыя древа растутъ зѣло узорично. Царской двор стоитъ на мысу моря зѣло предивно и узорично. А л. 22 об. // по другую сторону Царяграда за моремъ Халкидонъ-градъ. Тамъ много царевыхъ сараевъ, сиречь дворцы царския, тутъ цари тѣшатся, и зѣло жило. А по другую сторону Царяграда, за лиманомъ, градъ Колаты; великъ же градъ, кругъ его будетъ верстъ десять. Царьградъ весь, и Халкидонъ, и Колаты огибою, какъ ево весь объѣжжать, поменъши Москвы, да гуще жильемъ. Москва рѣдка, а се слободы протянулись, да пустыхъ мѣстъ много: Донская, Новодевичь, Преображенескъ*; а Царьградъ весь в кучи; до и мочно быть болши, для тово что старинное царство, а Москва еще въновѣ.
   Въ Царѣградѣ строенье все каменное, а крыто все черепицею. А улицы и дворы всѣ каменемъ мощены; такъ у нихъ ни грясь, ни соръ отнюдь не бываетъ: все вода въ море сноситъ, потому что у нихъ улицы скатистыя; хочь малой дождь прыснулъ, то все и снесетъ. А строенья у нихъ пошло от моря на гору, полата полаты выше. A всѣ окны -- на море, а чюжихъ оконъ не загараживаютъ: у нихъ честно на море гледенья. Въ Царѣградѣ зѣло строенья узорично, улица улицы дивняя. А по улицамъ, по дворамъ вездѣ растутъ древа плодовитыя и виноградъ зѣло узорично. Посмотришъ -- райское селение! А по улицамъ вездѣ по всему граду и у мечетовъ вездѣ колодези приведены съ шюрупами, и ковши мѣдныя повѣшены, и корыты каменныя коней поить. А инде турки сидятъ въ полаткахъ да въ кушинцы воду наливаютъ, а турки, пришедъ, пъютъ, а инии себѣ въ спасение вмѣняютъ. Вездѣ у нихъ отходы по улицамъ и у мечетовъ: изпразнивши, да умывъ руки, да и пошелъ. Зѣло у нихъ этѣмъ доволъно! У нихъ нѣтъ такова обычая, чтобъ просто заворотясь къ стѣнѣ да мочится. Зѣло у нихъ зазорно! У нихъ ета нужда не изойметъ: гдѣ не поворотился -- вездѣ отходы. У насъ на Москвѣ, скаредное дѣло, наищешся, гдѣ изпразнится. Да не осуди, пожалуй, баба и при мужикахъ такъ и прудитъ. Да гдѣ денешся, не подъ землю!
   Въ Царѣградѣ турецкихъ мечетов, сказываютъ, восемъ тысящь. А таковы въ Царѣградѣ мечеты -- неможно описать, зѣло предивны; уже такихъ дивъ по вселѣннѣй не сыщешъ! У насъ на Москвѣ невозможно такова единаго мечета здѣлать, для тово что л. 23. // такихъ узоричистыхъ каменей не сыщешъ. А церквей христианскихъ въ Царѣградѣ, сказываютъ, немного, тритцать добро бы и было. Воровства въ Царѣградѣ и мошенничества отнюдъ не слыхать: тамъ за малое воровство повѣсить. Да и пъяныхъ турки не любятъ, а сами вина не пъютъ, толко воду, да кагве -- черную воду грѣтую, да солоткой щербетъ; изюмъ мочатъ да пъютъ. Въ Царѣградѣ рядовъ зѣло много, будетъ передъ московскимъ вътроя, и по улицамъ вездѣ ряды. А товаромъ Царьградъ гораздо товарнѣя Москвы, всякихъ товаровъ въпятеро передъ московским. А гостиныхъ дворовъ въ Царѣградѣ седмъдесятъ. А въ мечетах турецкихъ все столпы аспидныя да мраморныя, и воды приведены со многими шурупами хитро очень. А когда турки идутъ въ мечетъ молится, тогда приидутъ всякой къ шюрупу да и умываютъся: и руки, и ноги -- да и пойдетъ въ мечетъ. Пятью турки молятся въ сутки, а колаколъ у нихъ нѣтъ, но влѣзши на столбъ да кричитъ, что бѣшеной, созываетъ на молбище бѣсовское. А въ мечетахъ турецкихъ нѣтъ ничево, толко кандила съ масломъ горятъ.
   Станбулъ -- мощно ево назвать златымъ градомъ, не погрѣшишъ. Строенья тамъ зѣло дораго, каменное и древянное. Дрова въ Царѣградѣ неболшимъ чемъ дорожа московскова: десять пудъ гривна. Въ Царѣградѣ сады въ Великой постъ на первыхъ недѣляхъ оцвѣтаютъ; овощь всякой къ Свѣтлому воскресенью поспѣваетъ: бобъ, свекла, ретка, и всякой огородной овощь, и всякия цвѣты -- пионъ съ товарищи. Турки до цвѣтовъ зѣло охочи: у нихъ ряды особыя съ цвѣтами; а когда пойдешъ по Царюграду, то вездѣ по окнамъ въ буквахъ цвѣты стоятъ. По Царюграду и за Царемъградомъ вездѣ древа кипарисовыя растутъ. По Царюграду когда пойдешъ гулять -- ненасытной градъ, чтобы присматрился: тутъ хорошо, а инде и лутши. Паче же у нихъ у мечетовъ забудешся: все на нихъ смотрѣлъ бы да окола ихъ гулялъ. Да древа такия болшия съ плодомъ, у насъ такихъ въ дикомъ лѣсу не сыщешъ величиною. Горлицъ въ Царѣградѣ весма много; радостно очень, какъ они на зари курлукуютъ; соловъи плошая нашихъ.
   Хлѣбъ въ Царѣградѣ дешевля московскова. Квасовъ и меду въ Царѣградѣ нѣтъ; ни пива тамъ, ни солоду не знаютъ растить. Турки пъютъ воду, а греки вино, и то тихонко от турокъ. Въ Царѣградѣ хлѣбъ все пшеничной, а рженова нѣтъ хлѣба; пекутъ все армяне, л. 23 об. // а мелницы все лошадми мелютъ. А запасу турки и греки въ домахъ не держатъ, и печей у нихъ нѣтъ ни у самаго салтана. Хлѣбъ все съ бозару ядятъ, а къ ужину иноя приспѣваютъ. A хлѣбъ поутру да въ вечерѣ пекут, а въ полдни у нихъ денежныхъ хлѣбовъ по три за копѣйку. Хорчевыхъ у нихъ рядовъ нѣтъ, что наших. Въ Царѣградѣ нѣтъ такова обычая, чтобы кто приидетъ къ кому въ гости, да чтобъ ему поставить хлѣба ѣсть. У нихъ нѣтъ тово болши, что подънесетъ черной воды -- да и пошолъ съ двора. А у насъ такъ хлѣбомъ да солью подчеютъ, хочь кто небогатой, по своей мочи. У грекъ не такъ: когда кто кого позоветъ обѣдать, такъ всѣ ѣствы на столъ поставить; такъ кто что хощетъ, тотъ то и ѣсть.
   Въ Царѣградѣ рыба дешевле. Въ Царѣградѣ раки велики зѣло, по аршину; а купятъ рака по пяти и по четыре алтына. А рыбъ такихъ нѣтъ, что нашихъ; у нихъ московская рыба несладка; и осетровъ свежихъ нѣт у нихъ, ни бѣлугъ, ни щюкъ, ни семги; и соленая бѣлужина противъ московскова; вяленыхъ осетровъ много; икра паюсная по два алтына фунтъ. Яицы по семи, по осми, по девяти за копѣйку. Капуста кислая дешева, и агурцовъ много, и всякой овощь дешевъ: изюмъ по грошю фунтъ, орѣхи малыя и болшия дешевы, чеснокъ и лукъ зѣло дешевъ, дешевля нашева. Вино -- ока по алтыну, а на торгахъ -- по грошю, въ шинку -- по осми денегъ. Бобъ дешевъ: по пяти окъ за копѣйку. Въ Царѣградѣ всячину и овощь всякой -- все по улицамъ носятъ под окны. Мяса очень дорого; масла коровья добрая -- по два гроша, а поплошая -- по алтыну; сыры недороги да и хороши, въкусны силно; кислое молоко дорого. Уксусъ дешевъ да и лучши нашева, изъ винограда дѣлаютъ. Мыло грецкая по семи копѣекъ ока. Хлѣбъ и икра идетъ съ Чернаго моря.
   Въ Царѣградѣ нѣтъ печей да и во всей державѣ Турецкой ни лавакъ въ полатахъ, ни столовъ. Все на земли сидятъ, ковры разославъ да и подушки лежатъ; такъ, подогнувъ ноги, сидятъ, да такъ и ѣдятъ. Мы не привыкли, намъ было тяжко. А ворятъ ѣства на таганахъ; а въ зимнѣя время держатъ уголь въ горшкахъ да такъ и грѣются.
   Въ Царѣградѣ денги ходят: левки, червонныя, аспры, пары; а червонной левокъ ходитъ по 43 пары, а червонной турецкой -- 105 паръ, а венецкой -- 111 паръ, 112; а пары болши нашихъ копѣекъ гораздо; а аспры -- л. 24. // по четыре въ пару. Въ Царѣградѣ все въ весъ продаютъ, не мѣрою, ни счетомъ; хочь на денешку чево -- все въ вѣсъ. А дворы гостиныя все крыты свинцомъ.
   Въ Царѣградѣ шолкъ родится. Въ Царѣградѣ всякия парчи турки сами ткутъ: комки, отласы, бархаты, тафты и всячину -- и красятъ всякие парчи всякими разными краски. А всякия товары въ Царѣградѣ дороги, хошъ много, для того дороги, что расходу много: пышно ходятъ, не увидишъ по-московски в овчинныхъ шубахъ или въ сермяжныхъ кафтанахъ; а у нихъ всѣ ходятъ въ цвѣтномъ, въ чомъ самъ, въ таком и слуга; толко сказываютъ, что нынѣ-де турки оскудали передъ прежнимъ. Въ Царѣградѣ на всякъ день, кажется, сто кораблей прийдетъ съ товаромъ, а другая сто прочь пойдетъ за товаромъ на Бѣлое море и на Черное.
   Часто мы гулявали на катаргахъ, гдѣ наши миленкия неволъники. А на которую катаргу не приидешъ, какъ пойдешъ по катарги, такъ иной руку цѣлуетъ, иной полу -- таковы миленкие ради. Какъ есть во адѣ сидятъ! Всякъ къ себѣ тянетъ, подъчюютъ хлѣбомъ-солью, виномъ церковнымъ. Осядутъ тебя въкругъ человѣкъ пятьдесятъ да спрашивают, что вѣстей на Москвѣ, въ украинскихъ городѣхъ, да говорятъ: "Для чево-де государь съ туркомъ замирился? Турокъ-де зѣло уторопѣлъ от Москвы". А сами, миленкия, плачютъ: "Кажется, не видать-де тѣхъ дней, кабы де сюда государь пришолъ. Дай-де, Господи!" А то государя-та въ Царьградъ желаютъ всѣ, что Бога. Какъ пророки Христова ждали сошествия во адъ, такъ-та государя.
   А на иную катаргу приидешъ, такъ на Емельяна Укараинцова пѣняютъ: "Съ туркомъ-де замирился, а насъ-де для чего не свободилъ? Мы-де за него, государя, умирали и кровь свою проливали, а теперево-де неволю терпимъ!" Да кричатъ лихоманы, не опасаючи, во весь голосъ; а турки почти всѣ руской языкъ знаютъ, такъ мы опасаемся; а имъ даромъ, а иныя забытыя головы. А турки вездѣ подслушиваютъ. А мы уже имъ говоримъ: "Потерпите, молъ, Господа ради! Какъ прийдетъ время, Богъ васъ свободитъ!" А они, миленкия, говорятъ: "Ой де, отче, терпѣли, да уже и терпѣния не стала; хоча бы де и камень, от такова насилия инъ бы де разсѣлся!" Иной скажетъ: "Я-де на каторгѣ сорокъ лѣтъ"; иной: "Тритцать"; иной: "Дватцать". Толко ужасъ от ихъ басенъ: тово и глядишъ, какъ тутъ же и тебя турки свяжутъ. Ты имъ говоришъ: "Господа ради, поискуснѣя говорите, намъ от васъ будет л. 24 об. // бѣдство; уже, молъ, опять къ вамъ не приидемъ". А они турокъ бронятъ, да они ихъ не боятся. А на всякой лопатѣ человѣкъ по пяти, по шти прикованы; гдѣ сидить, тут и спитъ, тутъ и проходъ пущаетъ. Уже на свѣтѣ такия нужды нелъзя болши быть! Терпятъ миленкия, a вѣры христианской въ поругание не предаютъ. Дай имъ Богъ за сие страдание царство небесное! А когда пойдешъ далой съ каторги, так всѣ провожаютъ да бъютъ челомъ, чтобъ опять пришли -- ради миленъкия.
   У турка болшихъ голенъ с тритцать будет, хороши голены очень. А пушекъ на голену по сту, по 120, по 130, по полтараста; на болшихъ катаргахъ у турка съ тритцать же. А голены у турка и каторги всегда на Бѣломъ мори тоскаются: имѣетъ турокъ съ Бѣлаго моря опасения. А зимовать приходятъ въ Царьградъ; Георгиевъ день на море пойдутъ, а Дмитревъ день въ Царьградъ приидутъ. Пристани корабленныя въ Царѣградѣ зѣло хороши. Всякия товары: хлѣбъ, вино, дрова и всякия припасы -- въ Царьградъ все кораблями приходятъ.
   Въ Царѣградѣ лѣтнѣе время нощь -- 8 часовъ, а день -- 16 часовъ. У турокъ болшой праздникъ бываетъ послѣ Георгиева дни. Мѣсяцъ весь постятся: какъ увидять мѣсяцъ молодой, такъ у нихъ постъ настанетъ. A мѣсяцъ пройдетъ да когда молодой увидятъ, тогда у нихъ праздникъ три дни бываетъ. И на голенах все, и на катаргахъ стрѣлба бываетъ, и въ трубы играютъ, и въ рядахъ не сидятъ. А постъ у нихъ таковъ: какъ солнце взойдетъ, такъ онѣ станутъ постится; а солнце зайдетъ, такъ онѣ станутъ ѣсть. Во всю ночь ядятъ и блудятъ -- такой-та у нихъ постъ! А когда у нихъ диаволской пост-атъ живетъ, такъ часъ ночи зажгутъ кандила во всѣхъ мечетахъ на столпахъ. На всякомъ столпу пояса въ три или въ четыре кандилъ навѣшаютъ съ масломъ, такъ они до полуночи горятъ; кажется, у всякой мечети кандилъ пятьдесятъ будетъ. Да такъ-та во весь мѣсяцъ по начамъ творятъ. Да и льстиво, когда ночи случится вытить на дворъ. Посмотришъ по Царюграду, какъ тѣ-та огни вездѣ, инъ бутто Царьградъ каменемъ драгимъ унизанъ или, не в примѣръ, что небо звѣздами украшено. Льстиво у сабак ето дѣло! Турецкия жоны ходятъ неблазненно, и греческия, и жидовския. Турецкия, завязавъ ротъ, ходятъ, толко одни глаза не закрыты.
   Въ Царѣградѣ приволно по морю силъно гулятъ въ каикахъ: нанялъ каикъ да и поѣхал, л. 25. // гдѣ ни похотѣлъ. А извозъ дешевъ; а перевощики -- турки да неволъники руския. А лотки у нихъ дорогая: по сту талерей, по 80, по 60 -- зѣло изрядны. На голенахъ, на каторгахъ всегда стрѣлъба живетъ. Въ Царѣградѣ, когда паша приидетъ къ голену, такъ знакъ дают: выстрѣлятъ зъ голены по заряду со всякой пушечному; а пойдетъ даловъ, такъже выстрѣлятъ. А на турецкихъ голенахъ бываетъ человѣкъ по 1000 служивых, по 900. Перед нашимъ приходомъ пошли голенъ турокъ къ Магметовой пропасти да всѣ и пропали: громом побила да молния, три дни над ними тма стояла -- толко человѣкъ остался.
   Турецкия люди, мужескъ полъ, зѣло крупны и пригожи, а жонки не таковы. Турки для того пригожи, что от рускихъ неволницъ ражаются. У салтановъ многихъ матери руския бываютъ; да у турецкихъ салтановъ и всѣ жоны руския, а туркенъ нѣтъ. А когда у турокъ бываетъ бояран, тогда у нихъ на всѣхъ монастыряхъ, у мечетей со всякимъ харчомъ сидятъ и всякия овощи продаютъ. Дворцы царския у турка около моря вездѣ подѣланы не добрѣ узорично, нѣ какъ наши Коломенъския, Воробъевы горы -- у него поземныя*; толъко тѣмъ узоричисто -- надъ водою сады, около древа кипарисовыя. А по тѣмъ у него сараемъ все жоны живутъ. Въ Царѣградѣ платье на водахъ не моютъ, все въ домахъ въ корытахъ мыломъ.
   Въ Царѣградѣ турок прямыхъ разве четвертая часть, а то все потунарки, руския да греки. Турокъ много у грекъ, у сербовъ, у болгаръ у бѣдныхъ: кому нѣчево дани дать, такъ онъ дѣтей отнимаешь да турчитъ, да въ служивыя ставитъ. Да тѣ-та у него и служивыя, а от турокъ нѣтъ служивых; да изъ грекъ волницу накликаетъ, когда у него война бываетъ (у насъ волъница, а у нихъ левентъ). Къ намъ многия потунарки прихаживали; говорятъ, а сами плачютъ: "Когда бы де государя суда Богъ принесъ, всѣ бы де мы чалма-та даловъ поскидали, а турокъ-та, собакъ, своими руками ихъ всѣхъ подавили. Чюдо, для чево-де полно замирился, а уже-де бола время то пришло, что уже турки зѣло ужаснулись от государя. Да уже-де такъ Богъ изволил! Знать-де, что грѣхи наши не допустили". Передъ нами въ Царѣ- л. 25 об. //градѣ пожаръ великъ былъ -- ряды всѣ выгорѣли, а теперво всѣ ряды дѣлаютъ каменныя. Когда Богъ Царьградъ предаст христианомъ, тѣ мечеты посвятитъ на церкви, то уже дива такова въ подъсолнечной не обрящешъ. Радость бы неизреченная была! Забудешся от радости!
   Въ Царѣградѣ женской полъ зѣло искусно ходятъ, непрелѣсно; безстудных жонъ не увидишъ или дѣвокъ. И покощюнятъ над женкою нелъзя: лучшему шлыкъ разшибетъ; да и не увидишъ, гдѣ бы кто посмѣялся над женъкою; а блудницъ потаенныхъ много. Озорничества у нихъ нѣтъ, и суды у нихъ правыя: отнюд и лутчева турка, съ христианиномъ судима, не помилуютъ. А кой у нихъ судья покривить или что мзды возметъ, такъ кожу и здерутъ, да соломаю набъютъ, да въ судейской палатѣ и повѣсятъ -- такъ новой судия и смотритъ. Въ Царѣградѣ послѣ Георгиева дни была хортуна велика -- пятьдесятъ кораблей потонуло. Въ Царѣградѣ въ июлѣ-мѣсяцѣ съ паши кожу здирали за писма потаенныя: от хана крымскаго присланы, а онъ потаилъ. Въ Царѣградѣ салтанъ не живет, но все въ Едринополѣ живетъ, а тутъ боится жить от янычеръ, убъютъ. У нихъ янычеры своеволъны: пашю ли или полковниковъ, хошъ малую увидятъ противность, такъ и удавить. Въ Царѣградѣ часто бунты бываютъ, а все от янычеръ; и при насъ былъ. Въ Царѣградѣ, когда бываетъ пожаръ, болъно силъно горить: много у нихъ вънутри поставы кое-что древяннаго; такъ и отнимать нелъзя -- толко унеси Богъ самово!
   Въ Царѣградѣ турки и вездѣ платья носятъ зеленое да красное, а грекамъ и жидамъ не вѣлятъ. Жиды все носятъ платье чорное да вишневое, а греки такъже. Нынѣ и греки красное носятъ, толъко зеленова не дадутъ турки ни грекамъ, ни жидамъ носить. Московская люди, когда прилучатся въ Царѣградѣ, носятъ зеленое платье. Въ Царѣградѣ и по всей Турецкой державѣ со всѣхъ христианъ: зъ грекъ, и со армянъ, и съ жидовъ -- кои въ его области живутъ, то горачь на всякой годъ берутъ по 5 талерей съ человѣка, по 6. Кто не приѣдитъ въ его землю и иноземецъ -- со всѣхъ берутъ, толко съ московскихъ людей не берутъ: въ перемирномъ договорѣ такъ положено, чтобъ съ нашихъ не брать. А съ ково возмутъ, такъ значекъ дадутъ, печатку. Такъ всякой л. 26. // человѣкъ съ собою печатку носитъ, а горачники-турки вездѣ по улицамъ ходятъ, досматриваютъ печатокъ. А у ково нѣтъ печатки, такъ горачь и возмутъ; и съ патриарха, и съ митрополитовъ, и съ старцовъ -- со всѣхъ берутъ, нѣтъ никому спуску.
   Описание греческаго устава и поступок внѣшнихъ и духовныхъ, и како они съ турками въ соединении пребываютъ, и какихъ они поступокъ турецкихъ держатся. Праздникъ Благовѣщениява дни игуменъ того монастыря, гдѣ я стоялъ, звалъ мене въ кѣлью къ себѣ обѣдать и нарочно многихъ звалъ грекъ для мене и для разговоровъ со мною: о московских вѣдомостяхъ и про государя спрашивали. И когда я пришолъ въ кѣлью, тогда игуменъ посадилъ мене подлѣ себе; и греки всѣ сѣли, и старцы греческия, кои тутъ прилучились. И стали на столъ ставить ѣствы, что ни приспѣли, были рыбныя и нерыбныя -- всѣ въдругъ на столъ ставили. И игуменъ сталъ "Отче нашъ" говорить сидя, и греки всѣ сидятъ. А я всталъ да глежю: то еще первоначалная ихъ игрушка, такъ у мене голова-та стала крутится от ихъ игрушекъ. А игуменъ мене сажаетъ: "У насъ-де не вставаютъ". А когда мы стали ѣсть, такъ греки нѣ какъ русаки: кто что захотѣлъ, тотъ тую ѣству и ѣстъ. А я глежу, такъ игуменъ перед меня подкладываетъ хлѣбъ и рыбу; такъ и сталъ ѣсть -- нѣчто пѣть дѣлать.
   И помалѣ началъ у меня игуменъ чрезъ толмоча спрашивать: "Есть ли де на Москвѣ такая рыба?" Да подложитъ кусокъ да другой: "Есть ли де етакая?" А я сидя (да толко что нелъзя смѣятся) да думаю: "Куды, малъ, греки-та величавы! Мнятъ, что на Москвѣ-та и рыбы нѣтъ. А бываетъ бы и рыба-та какая зависная, а то наши пескори, окуни, головли, язи да коропатицы съ товарищи, раки съ раковинными мясами и всякая движющаяся въ водахъ". Такъ я, сидя, сталъ про свои московския рыбы фастать, такъ толмачь ему сказалъ, такъ онъ нос-атъ повѣсилъ. А самъ говорить: "Лжетъ-де, я-де вось призову грека, кой-де на Москвѣ былъ, брюхо-то у него заболѣло". Похвалился, да не въ часъ, не удалось.
   Послалъ по тово грека, и грекъ пришолъ да тутъ же сѣлъ. И сталъ у него игуменъ спрашивать: "Такъ ли де московской калугеръ говоритъ, что етакия-де рыбы есть на Москвѣ, что де въ Станъбулѣ нѣтъ такихъ?" "Ето-де расплевка рыба, у насъ-де ету рыбу убогия л. 26 об. // ядятъ мало!" -- а я, су, и прифасталъ кое-что. И грекъ смотритъ на мене да смѣется: "Что-де у васъ за прѣние стало о рыбѣ-та? Какая-де въ евтомъ нужда спорится?" И я ему молвилъ: "Мнѣ, молъ, нужды не было. Игуменъ у мене спросилъ: "Есть ли де у васъ на Москвѣ етакая рыба?" Такъ я ему сказалъ, что у насъ етакия рыбы есть. И ты ему сказывай про наши рыбы, ты вить знаешъ московския рыбы и всякой харчь передъ станъбулъскимъ". И грекъ сталъ игумну сказовать, что есть. И игуменъ толко мнѣ молвилъ: "Токало, сирѣчь добро-де, ну, станемъ-де есть".
   Помалу сталъ мнѣ говорить: "Для чево-де не ѣшъ раковъ, и мясъ, что въ раковинахъ, и коропатицъ?" И я ему молвилъ: "У насъ, молъ, ето гнусно и обычая таковаго нѣтъ, чтобъ намъ ѣсть, такъ, молъ, мнѣ смердит". И онъ молвилъ: "Какъ-де хочишъ, а намъ не зазирай: у насъ-де ето добро есть и безгрѣшно; инде раки ѣшъ -- ето-де указано". И я молвилъ: "У насъ, молъ, и то не всякой ѣсть; у насъ, молъ, и рыбы много. У васъ не на рыбѣ, такъ вы ядите; а намъ нужды нѣтъ, такъ мы не ядимъ". Такъ онъ и пересталъ говарить. Бывало, какъ ни позоветъ обѣдать, а раковъ не скучаетъ ѣсть.
   И распрашивали у мене греки про государя: "Для чево-де государь замирился съ туркомъ? Чево-де ради онъ насъ изъ неволи и изъ насилия не свобождает? А онъ-де вѣть христианской царь. А онъ-де заведши войну, да и замирился, да и съ инымъ-де сталъ бится". И я имъ сказалъ: "Что петь вы приплетаетесь къ нашему царю да еще и укаряете? Вить ето не вашъ царь. Вы у себе имѣли своего царя да и потеряли; а ето московской царь, а не греческой. У васъ свой царь есть, а вы ему и служите!" Такъ они сказали: "Да мы-де христиане, такъ де на него надѣемся, что онъ насъ от турка свободить". И я имъ молвилъ: "Да вить на Москвѣ уже не одинъ царь былъ, и никой васъ не свободилъ. Веть, молъ, и етотъ не крѣпость вамъ далъ, чтобъ от турка васъ свободить". Такъ они молвили: "Да такъ-де писано, что московскому царю свободить насъ и Царьградъ взять". Такъ я сказалъ: "Да хошъ и писано, да имя ему не написано: кто онъ будетъ и кто возметъ Царьградъ". Такъ они молвили: "Се-де прежднии цари турку не страшны были, а етого-де турокъ боится". Да и стали говорить: "Для чево-де л. 27. // вашъ царь вѣру немѣцкую на Москвѣ завелъ и платье немѣцкое? И для чево-де царицу постригъ въ монастырь?" И я имъ сказалъ: "Что петь у васъ вѣстей-та въ Царѣградѣ много, кто вамъ приноситъ? У насъ на Москвѣ немѣцкой вѣры нѣтъ, у насъ вѣра христианская; а платья у насъ московское; а царица не пострижена. Диво, далече живете, да много вѣдаете!"
   Такъ они еще молвили: "Для чево-де царь вашъ наших грекъ къ Москвѣ не велѣлъ пускать и съ Москвы сослалъ даловъ? Что-де ему здѣлали? Какия-де мы ему злодѣи? А мы-де за него и Богу молимъ". И я имъ молвилъ: "Обычныя греки нашему государю доброхоты, турецкому-де болши радѣютъ. Тово ради государь не велѣлъ грекъ къ Москвѣ пускать, что они всякия вѣдомости турку внушаютъ. Вотъ, малъ, кто ето вамъ сказалъ, что у насъ чево не вѣдется, гдѣ на Москвѣ вѣра немѣцкая или царица пострижена? Такъ-то, малъ, ваши греки, тамъ бывъши, на Москвѣ-та, да здѣ приѣхавши, врут невидницу, чево отнюдъ нѣтъ. Вправду ихъ государь не велѣлъ къ Москвѣ пущать. Малыя, молъ, греки нашему государю доброхоты? А что вы говорите, что: "Мы за нево, государя, Богу молимъ" -- и въ томъ вы неправду сказываете. Молите вы Бога за царя, а не вѣмъ, за турскаго, не вѣмъ, за московскаго. Глуха еще молимся, попъ вашъ въ ектении говорит: "За царя нашего" -- такъ явно стало за турскова, для тово что тотъ вашъ царь, а не за нашева. И вы въ томъ лститеся; кабы такъ-та: "За благовѣрнаго царя нашего" -- то бы на дѣло походило, а то Богъ знаетъ. Такъ они молвили: "Намъ-де нелзя такъ, чтобы молить за благовѣрнаго; услышатъ-де турки, такъ худо будетъ намъ". -- "Такъ, малъ, потому, какъ не разсуждай, молите вы за турка". А они-таки въ томъ крѣпятся, что: "Мы за московскаго царя Бога молимъ, а не за турка". И много кое о чемъ рѣчей было всякихъ.
   А два старца тутъ, греченина, такъ и рыбы не ѣли, такъ игумен у мене спрашивалъ: "Ядятъ ли де у васъ на Москвѣ рыбу въ Великой постъ?" И я сказалъ, что у насъ добрыя люди въ Великой постъ толко дважды ядятъ рыбу: на Благовѣщение Пресвятыя Богородицы да въ Вербное воскресение. А дураку законъ не писанъ: волъно, кому хоша, мяса ѣсть. И игуменъ молвилъ: "Для чево-де у васъ на Москвѣ въ среду и въ пятокъ рыбу ядятъ?" И я сказалъ ему, что у насъ доброй человѣкъ да постоянной -- тотъ отнюдъ въ среду и въ пятокъ рыбу не ѣстъ. У грекъ толко ета добродѣтель л. 27 об. // матается, что въ Великой постъ рыбы не ядятъ, а что табакъ-то и въ Великую пятницу изъ рота не выходитъ, и всякую гадину ядятъ сия вся.
   Въ Царѣградѣ въ Вербное воскресение церковь всю выстилали масличнымъ вѣтвиемъ и монастырь весь; и на заутрени съ тѣми же масличными вѣтми стояли. Послѣ литургии игуменъ звалъ мене опять къ себѣ обѣдать, и грекъ было много. Тутъ послѣ обѣда греки всѣ смотрѣли нашъ указъ, государевъ листъ, и рѣчи кое-какия были про турка.
   Въ Царѣградѣ под Свѣтлое воскресение стояли мы въ монастырѣ Иерусалимскомъ въ церкви въ заутрени. Въ вечеръ въ субботу противъ Свѣтлаго воскресения, въ часъ ночи, собрались въ церковь греки да по мѣстомъ и сѣли. Потомъ стали чести Дѣяние апостолское по переменамъ. И когда прочли Дѣяние, тогда начали полунощницу пѣть, а на полунощницы канонъ пѣли со ирмосомъ на шесть. Пропѣвъ полунощницу да сѣли. Потомъ игуменъ взявъ свѣщи да и пошолъ грекомъ раздавать, а за нимъ старецъ носитъ блюдо. И греки игумну давали за свѣчи иной червонной, иной талеръ, иной орлянку, послѣдней тюлть дастъ; а кои убогия, тѣ со своими свѣчами приходили. И, раздавъ свѣчи, подъняли иконы такъ же, что у насъ, вышли вонъ изъ церкви да и пошли кругъ церкви. И, пришедъ къ церковнымъ дверемъ, пѣли "Христосъ воскресе".
   Потомъ вошли въ церковь, начали пѣть канонъ Пасцѣ. А канонъ по крилосамъ канархистъ сказовалъ, а канонъ пѣли на шесть съ ирмосомъ, a послѣ единожды покрывали. Потомъ пѣли стихиры Пасцѣ; по стихирамъ вышелъ игуменъ со крестомъ, диаконъ со Евангелиемъ, да "Праздникъ Воскресения" была икона, а четвертой человѣкъ держалъ блюдо на денги. Потомъ пошли греки ко иконамъ и стали цѣловатся со игумномъ; а за цѣлованья игумну на блюдо клали кой червонной, иной талерь, иной тюлть, а иной паръ пять и шесть, послѣдней пару -- не по нашему, чтобъ яйца красныя давать. По цѣловании начали пѣть литоргию, а на обѣдни чли Евангелие. Игуменъ стоялъ во олтари во вратѣхъ царскихъ, а то по всей церкви стояли попы со Евангелиемъ, а на праги церковныхъ западныхъ вратѣхъ стоялъ диаконъ со Евангелиемъ -- да такъ всѣ чли по статьямъ. Чинно ето у грекъ, хорошо! Долго чли, для того что много было поповъ. А церковь вся была настлана вѣтми масличными, и монастырь былъ весь высланъ. И послѣ л. 28. // обѣдни прислалъ къ намъ игуменъ съ диакономъ блюдо пираговъ да блюдо яицъ красныхъ, сыръ. Спаси ево Богъ, до меня былъ силъно добръ! Часто зывалъ къ себѣ въ кѣлъю обѣдать да и говоритъ: "Кабы де ты нашъ греческой язык зналъ, я бы де съ тобою говорилъ. То да де наша1 съ тобою бѣда, что де языкъ не знаемъ межу себя". А съ монастыря какъ ни пойдешъ или, гулявъ, приидешъ на монастырь, то и позоветъ къ себѣ вина церковнаго пить. A мнѣ часто говорилъ: "Учися-де нашему языку". Зѣло миленъкой добръ былъ, радѣлъ о нашемъ походѣ: корабль намъ до Египта сыскалъ, грамотки въ свои монастыри давалъ, кои по египецкимъ странамъ (такъ намъ по тѣмъ граматкам от тамошнихъ игумновъ добро было), и во Иерусалимъ къ намѣстнику грамотку писалъ, та грамотка много намъ добра здѣлала. И тотъ намѣстникъ зѣло меня любилъ, хлѣбъ и вино присыловалъ и за трапезу часто зывалъ къ себя въ кѣлью -- доброй человѣкъ и смирной.
   Въ самое Свѣтлое воскресение, противъ понедѣлника, на вечерни тѣм же подобиемъ выход был2 съ Евангелиемъ, и игуменъ крестъ держал. Такъже цѣлование было, и греки игумну денги давали тѣмъ же подобиемъ, что на заутрени; да у грекъ и всю Святую недѣлю послѣ службы цѣлование, что на праздникъ.
   Въ понедѣлникъ на Свѣтлой недели ходили греки на гору гулять, зѣло было грекъ и турокъ много3. А то гулъбища патриархъ у турка откупаетъ толко на три дни на Святой недели, а даетъ турку по 1000 ефимковъ на годъ. А гуляютъ толъко до полъденъ, а то турки избиваютъ даловъ, кричатъ грекомъ, ходя зъ дубъемъ: "Гайда, гайда, далой-де пошолъ!" Тутъ бываютъ со всякимъ овощемъ. A тѣ ефимки патриархъ у нихъ же по церквамъ збираетъ4, старосты выбраны да съ ящиками по церквамъ ходятъ. Греки на Святой недѣли ходятъ по улицамъ, по манастырямъ съ медвѣди, съ козами, съ бубнами, съкрипицами, съ сурнами5, съ волынками да скачютъ и пляшутъ. Взявши за руку человѣкъ дватцать-тритцать да такъ вереницами, по дворамъ, по монастырямъ ходя, скачютъ да пляшутъ, а греки денги даютъ. И къ патриарху, и къ митрополитомъ ходятъ, а они, миленкия, имъ денги дают, виномъ поятъ за то скаканья. Безчинно ето у грекъ силно, у турокъ таковаго безчиния нѣтъ. У грекъ, когда бываетъ мѣсяцу первое число, то все ходитъ попъ со святою л. 28 об. // водою по домамъ, по кельямъ да кропить1, да цвѣты по окнамъ тынетъ2: малодушны греки ектемъ къ цвѣтамъ, и турки какъ есть малые младенцы!
   О церковномъ пѣнии и уставѣ греческомъ, како поютъ, и како говорятъ, и какъ въ церкви стоять, и каково сами крестятся, и како крестятъ младенцевъ, и всякая поступка внѣшняя и духовная. Началѣ церковнаго пѣния греки когда приидутъ въ церковь, такъ они шапокъ не снимаютъ. Станут3 въ стойлѣ лицомъ не ко иконамъ, но на сторону, къ стѣнѣ, противно другъ ко другу лицемъ, да такъ и молятся -- не на иконы, но на стѣны, другъ ко другу. И такъ во всю литоргию стоятъ въ шапки; толко соиметъ, как съ переносомъ выдутъ да кенаничное "Аллилуиа" пропоют, да и то тафей не скидаютъ. А крестятся странно: руку на чело възмохнетъ, а до чела далѣ не донесетъ да и опуститъ къ земли; отнюдъ не увидишъ, кто бъ изъ грекъ на плеча доносилъ. А духовной чинъ у грекъ хуже простова народу крестятся, -- страмно силно, какъ войдешъ въ церковь, -- а рукою мохаетъ, а самъ то на ту сторану, то на другую озирается, что коза. А царскихъ вратъ у нихъ ни попъ, ни диаконъ ни отворяетъ, ни затворяетъ, но простолюдинъ, мужикъ или рабенокъ. А на городахъ мы видѣли, такъ и бабы отворяютъ и затворяютъ врата царския, и во олтарь бабы ходятъ и кандила раздуваютъ.
   А когда попъ ектенью въ церкви говоритъ, то греки "Господи, помилуй!" по клиросамъ не поютъ, но просто, гдѣ кто стоитъ, тутъ тотъ и ворчитъ: "Киръ, иелейсонъ!" А попъ ектению проговоря да и скинетъ потрахиль. А Евангелие попъ чтетъ, оборотясь на западъ, во олтари, стоя у вратъ, держитъ на рукахъ. "Слава тебѣ, Господи!" по клиросомъ не поютъ, такъже всякъ, стоя, варчитъ: "Доксаси, кирие, дискоси!" "Блажен мужъ" не поютъ, просто говорятъ; "Господи воззвахъ" поютъ. А стихиры и каноны все по клиросамъ сказываюсь; хошъ один на клиросѣ, все поетъ: и стихиры, и каноны -- самъ и конарх, и певецъ. "Иже херувимы", гдѣ на клиросѣ коемъ кто захотѣлъ, тотъ и запѣлъ. На исходѣ у грекъ ничево не поют: ни "Достойна", ни догматовъ -- все по клиросамъ. "Свѣте тихий" не поютъ, говорятъ говоркомъ. Прокименъ по клиросамъ такъже не поютъ, но чтецъ говоркомъ проговорить.
   Греки къ нищимъ въ церквахъ податливы; на нищихъ у нихъ л. 29. // зборъ особой въ церкви живетъ, да и человѣкъ у денегъ приставленъ. Какъ поидутъ нищия въ церковь, такъ той, кой приставлен, даетъ по аспрѣ, по двѣ на человѣка. А патриархъ греческой безъпрестани даетъ листы неволъникамъ, такъ они ходятъ по церквамъ, збираютъ да окупаются.
   Въ Царѣградѣ вѣшнему Николѣ не празднуютъ. Греки вѣру велику держатъ къ Георгию да къ Митрию Селунскому*. Греки по славословии начинаютъ литургию и первой часъ не пѣвъ, а когда похотятъ, поютъ часы. А панихиду поютъ -- кутия у нихъ у царскихъ вратъ стоитъ на земли. Такъ не отпустя вечерни или литургии, вышедъ изъ олтаря съ кадиломъ да одну толко ектению проговоритъ да "Вѣчъная память" -- то у нихъ и болшая панихида, и малая -- все тутъ. А когда у нихъ выдутъ съ переносомъ, то на пути все лягутъ; а попъ и диаконъ идутъ черезъ людей съ переносомъ; а иной съ стороны поповы ризы цѣлуетъ. А простолюдинъ пред попомъ идетъ задомъ да кадитъ, кадиломъ махаетъ, что попъ, -- странно силъно!
   Греки служатъ на одной просфирѣ, а крестъ на просфирѣ четвероконечной. А тую просфиру скроша на блюдо да послѣ обѣдни людемъ раздаетъ, а просфира болшая. А просфира, хошъ недѣлю лежитъ чорствая, служитъ на ней; даромъ они то ни за что не ставятъ. Греки въ крещении совершенно обливаются -- мы самовидцы.
   У грекъ всенощныхъ не бываетъ никогда, и великаго ефимона противъ Рождества Христова, и Богоявления, и Благовѣщения не поютъ, но простую заутреню. У грекъ пѣние хорошо, да непомногу поютъ людей, толко по человѣку на клиросѣ да по два; а поютъ высокимъ гласомъ. "Хвалите имя Господне" греки не поютъ; ни поелеосу у нихъ во весь годъ никогда не бываетъ ни празднику господску, ни святому нарочитому. А Евангелие чтутъ иногда послѣ антифоновъ, а иногда на 9 пѣсни, какъ похощетъ. "Богъ Господь" на заутрени не поютъ никогда; a пѣсни во Псалтири пред канономъ всегда говорятъ; а каноны поютъ по крылосамъ, толко три пѣсни: 1, 2, 9 -- болши тово нѣтъ.
   А церкви у грекъ что простая хоромина, не узнаешъ; и крестовъ на нихъ нѣтъ, ни звону нѣтъ же. Противъ воскресения ходятъ по улицамъ да кричатъ, чтобъ шли до церкви. А патриархъ греческой по вся годы церкви отдаетъ на откупъ; а беретъ за церковь по двѣсте талерей и по полтараста; а что годъ, то переторшка: кто болъши даст, л. 29 об. // тому и отдаетъ, хошъ два талера передаешь, тому и отдаст. У нихъ и митрополитъ митрополита ссаживаетъ: далъ лишнея да и взялъ епархию. Такъ у нихъ много безмѣстных митрополитовъ и поповъ; такъ тоскаются по базару, живутъ въ Царѣградѣ да сабакъ бъютъ, ходя по улицамъ. Етоковы греки-та постоянны! Хужа они босурмановъ дѣлаютъ, какъ церквами Божиими торгуютъ!
   Греки, какъ имъ похощется, иногда на заутрени кафизмы говорят, а иногда нѣтъ, толко каноны. А и каноны они не всѣ говорятъ, толко по три пѣсни. А чтения у нихъ мало бываетъ. Греки крестовъ на себѣ не носятъ, и въ хоромѣхъ у нихъ иконъ нѣтъ. А съ турками во всемъ смѣсились и зѣло порабощены: какъ турокъ идетъ улицою, то все ему грекъ лучшее мѣсто вездѣ уступаетъ, а гордостию таки еще дышютъ! Да еще турки-та -- добрыя люди, что еще милостиво поступаютъ надъ такимъ непокоривым родомъ. Кабы де грекомъ такъ Богъ попустилъ турками владѣть, отнюдъ бы греки такъ туркомъ свободно не дали жить -- всѣхъ бы въ работу поработили. Таковы греки непостоянны, обманчивы; толко малыя христиане называются, а и слѣду благочестия нѣтъ! Да откуда имъ и благочестия взять? Имъ турокъ не дастъ и книгъ печатать; грекомъ книги печатаютъ въ Венецыи, такъ они по нихъ и поютъ; а Венеция папежская, а папа -- главный врагъ христианской вѣрѣ. Какъ у нихъ быть благочестию и откуда взять? Каковы имъ не пришлютъ книги изъ Венецыи, такъ они по нихъ и поютъ. И такъ малымъ чемъ разнились съ папежцы; а что пъютъ, ядятъ -- то все съ ними въмѣстѣ; а въ церкви, мы сами видѣли, что папежцы къ греком ходятъ, а греки къ папежцомъ -- такъ недалеко от соединения.
   Греки, нравы и поступки, внѣшния и духовныя, -- всѣ съ турецкова переводу: головы всѣ голятъ -- то от турокъ взяли, тафеи -- от нихъ же; въ шапкахъ въ церквахъ Богу молятся -- от нихъ же; другъ со другомъ на улицы кланяются въ шапкахъ -- от нихъ же; во отходъ съ кушинцами ходятъ да афедроны моютъ -- все то по-турски; рубаху въ штаны спрячетъ -- все по ихъ же. И всѣ нравы у грекъ и поступки, внѣшния и духовныя, всѣ басурманския, а что прежния ихъ бывали христианския, тѣхъ у нихъ отнюдъ и слѣду нѣтъ.
   Турки милостивея грекъ, и жиды нравами лутчи ихъ. Неволникъ у турка въ седмъ лѣтъ отживется, а умеръ л. 30. // турчинъ -- такъ хошъ и въ годъ свободится; и у жида такъже въ семъ лѣтъ -- такъ и свобода. А у грекъ, хошъ самъ издохнетъ, а на волю не пуститъ. Таковы греки милостивы! A гдѣ случится неволнику уйтить от турка да греку въ руки попадетъ, а онъ опять его продастъ турчину или на каторгу. Греки московскихъ людей зѣло не любятъ.
   Греки до Вознесения въ церквахъ противу недѣли на стиховнѣ воскресныхъ стихѣръ не поютъ, толко одну стихѣру пропоютъ да и стихѣры Пасцѣ поютъ. Греки на Георгиевъ день гуляютъ и великое собрание бываетъ, на колодезь и въ редахъ Георгиевъ день не сидятъ.
   У грекъ жоны самоволъны. Будетъ которая женка не восхотела съ мужемъ жить, пошедъ къ патриарху, подала челобитную, что не хочю съ мужемъ жить. А патриархъ призоветъ мужа и станетъ распрашивать; и будетъ не сыщетъ вины за мужемъ и не похощетъ развести, а жена скажетъ: "А коли не похощешъ меня развести, я шедъ да турка до буду туркенею". А патриархъ, миленкой, и разведетъ, чтобъ не потурчилася. Грекомъ ни жонъ, ни дѣтей поучить, побить нелзя. За какую вину будетъ сталъ бить, а онъ и сталъ во окно кричать: "Хощю туркомъ быть!" -- а турки пришедъ, да и возмутъ, и потурчатъ. Етакое житие греческое -- неволная управа съ женами и зъ дѣтъми, а таки гордостию неотмѣнны!
   Патриархъ греческой ходитъ что простой старецъ, и не узнаешъ, что патриархъ. А куда греки позовутъ обѣдать, то онъ взявши простой посошокъ да и пошолъ, а за нимъ толко один диаконъ. Митрополиты ихъ и всѣ власти греческия по улицамъ, по редамъ просто тоскаются; хошь бы на шесть денег чево купить, то самъ поволокся. А старцы греческия, что стрѣлцы, гоняютъ безъ клобуковъ по рядамъ, по улицамъ. И въ церкви зѣло неискусны греки; и жоны ихъ къ бѣлымъ попамъ не ходятъ на исповѣдь, все къ чорнымъ. Греки во весь Великой постъ рыбы не ядятъ, а раки и всякую гадину ядятъ. А въ царския врата въ церкви всякъ у нихъ сквозь ихъ ходитъ. А митрополиты греческия въ церквах зѣло неискусны: все смѣются и зъ греками говорят съ стороны на сторону, и пѣния не слыхать, а самъ, что коза, назадъ оглядовается, кричитъ по церкви -- зѣло не хранятъ своего чина ни церковнаго. Наши поселянския попы л. 30 об. // лутше ихъ митрополитовъ. A всѣ греческия власти у себе въ кѣльи красиковъ держатъ; а греки, сказываютъ, всѣ содомства насыпаны.
   Греческия дѣти зѣло тщателъны къ грамотному учению; мнится, что въ пеленкахъ учатся. Лѣт по пяти, по шти робятка стихѣры сказываюсь и пѣть горазди силъно. Греки книжному учению зѣло тщателны, всѣ книги церковныя учатъ изустно: Псалтырь, Евангелие, Апостолъ, Минеи, Октай -- всѣ ете у нихъ книги наизустъ говорятъ. У грекъ жоны въ церквахъ особе стоятъ, за решетками, -- етем у нихъ искусно. A гдѣ ихъ жоны стоятъ, нѣтъ иконъ и перекрестится нечему. Греки, патриархъ и всѣ власти табакъ тянутъ, и старцы и насовай -- безъ разбору, и жоны греческия.
   Въ Царѣградѣ видѣли мы свадъбы греческия, армянския. Въ воскресение и понедѣлъникъ ходитъ женихъ съ невѣстою по улицамъ, а перед ними и за ними турки -- караулъ съ дубъемъ, а перед женихомъ съ невѣстою молодешъ: скачютъ, пляшут, пѣсни поютъ, въ ладони бъютъ, въ свирѣли, въ скрипицы, въ волынки играютъ. А кои богатыя, такъ невѣста въ коретѣ. А когда пѣши идутъ, такъ женихъ съ невѣстою, рука съ рукою сцепившися, идутъ, а за ними уже турчинъ зъ дубиною въ шлыку высокомъ, что халдей, оберегаетъ, чтобъ обиды не было и дорогу очищаетъ. А греки тѣхъ турокъ многою цѣною нанимаютъ.
   Въ Царѣградѣ у грекъ во Иерусалимском монастырѣ послѣ Вознесения Христова въ субботу ставили въ митрополиты не так, как у нас на Москвѣ1. Амбвона не дѣлали, толко три стула поставили да коврами покрыли. А у ставки былъ митрополитъ Ираклиской да два епископа, а патриарха не было. Да и не ставитъ патриархъ самъ никого: ни поповъ, ни диаконовъ -- все присылаешь во Иерусалимскую церковь. Та церковь чесна у грекъ, властей и поповъ все въ ней ставятъ. А какъ поставили митрополита, такъ вышедши изъ церкви, да и скинутъ пеструю манатью и посохъ, да и пошли въ полату обѣдать. И митрополита пошли греки здравствовать. Ту, сидя, пъютъ и всѣмъ даютъ; кто не пришолъ, всѣмъ подносятъ да и закуски даютъ. И поставивши того митрополита, я про него спросилъ: "Куда, малъ, ево поставили?" И они смѣются да сказали: "Бѣдной-де митрополитъ, на село-де поставленъ". А церковь одна, а митрополитъ словетъ. И то все у турка2 и у патриарха накупаются дачею великою. У греческихъ властей нѣтъ пѣвчихъ, толко попъ да диаконъ. А новой митрополитъ поутру въ недѣлю на клиросѣ пѣл. л. 31. // Въ Царѣградѣ приезжей человѣкъ не познаетъ греческихъ властей: приличья нѣтъ никакова, что власть ли, простой ли старецъ -- одѣяние равно, что рядовой старецъ, такожъ и власти.
   О несогласии греческомъ съ восточною церковию:
   1. Греки въ крещении обливаются.
   2. Крестовъ на себѣ не носятъ.
   3. Неистово крестятся: ни на чело, ни на плечо не доносятъ; махаютъ сѣмо и овамо.
   4. Въ церквахъ стоятъ въ шапкахъ, какъ молятся, не скидаютъ; а стоятъ въ стойлахъ гордо, искривя бокъ, а гледятъ не къ иконамъ, но на стѣны.
   5. Служатъ на одной сторонѣ просфирѣ, и то на черствой; а мирския у нихъ, не говѣв, причащаются.
   6. Патриархи, митрополиты и всѣ духовныя играютъ въ карты и въ шахматы.
   7. Патриархи, митрополиты табакъ пъютъ и во грѣхъ тово не ставятъ.
   8. Патриархи, и митрополиты, и попы усы подъбриваютъ и гуменцов себѣ не простригаютъ, но нѣкако странно сънизу кругомъ голову подъголяютъ до полъголовы, а иныя сопреди подъбреятъ до полъголовы, что абысы турецкия; да знать, что съ тѣхъ переводовъ такъ дѣлаютъ, что у нихъ научились.
   9. Всякия гадины и ползающия въ водѣ ядятъ и въ Великой постъ.
   10. Простолюдины и бабы ходятъ сквозѣ царския врата во олътарь, и затворяютъ бабы; а кодятъ простолюдины поповски: какъ идетъ съ переносомъ, а онъ мужикъ идетъ перед попом задомъ да кадиломъ махаетъ на "Святая".
   11. Греки, когда за трапезу садятся, то всѣ сидя "Отче нашъ" говорятъ; и послѣ трапезы "Достойно есть" все сидя, не встаютъ.
   12. Евангелие чтутъ, оборотясь на западъ въ церкви.
   13. Свѣчи у нихъ -- воскъ мѣшаютъ съ саломъ да съ смолою, а воскъ бѣлой; инъ когда свѣчи горятъ, зѣло въ церкви тяжко свѣжему человѣку стоятъ; а щипцовъ у нихъ не держатъ въ церквахъ: когда нагоритъ на свѣчи хорошой агаръ свѣтилна, тогда снявъ свѣчю съ подсвѣчника, да наступитъ ногою, да и оторветъ свѣтилню. Странно, пощади, Господи!
   14. Часовъ предъ обѣднею не поютъ, какъ объдни не будет.
   15. Патриархъ греческой церкви во откупъ отдаетъ погодно, на годъ по сту, по двѣстѣ талерей; а кто болъши дастъ, хошъ талерь передастъ, такъ тому и отдаетъ. Странно зѣло!
   Въ Царѣградѣ на Богоявлениевъ день греки мечютъ въ море кресты древянныя, а за то турку даютъ дачю великую, чтобъ вѣлѣлъ въ море кресты метать; и съ того дня корабли греческия пущаются на море въ промыслъ. А греческимъ патриархомъ ставки не бываетъ, л. 31 об. // какъ святая соборная церковь прияла; и ставить1 ихъ турецкой салтанъ: они у турка накупаются на патриаршество дачею великою. А когда въ Царѣградѣ патриархъ умретъ, тогда паша цареградской ризницу патриаръшу къ себѣ возметъ и отпишить къ салтану во Адринополь, что патриархъ греческой умеръ. Тогда греческия власти многия поѣдутъ во Адринополь и тамо съ салтаномъ уговариваются и торгъ ставятъ о патриаршествѣ. И кто болши дастъ, тово салтанъ турецкой и въ патриархи поставитъ и дастъ ему писмо къ паши. А паша возметъ съ него подарку тысячи три золотыхъ и дастъ ему ризницу и патриаршеску одежду. Мантию со источниками надѣнетъ на него и посадить на конь свой, а передъ нимъ идутъ и за нимъ человѣкъ двестѣ турокъ съ дубъемъ, а иныя за стремя держатся ево -- и тако онъ съ великою помпою и пыхою ѣдетъ до двора патриарша.
   A y патриархова двора въ тѣ поры стоятъ множество грекъ, а власти у вратъ ожидаютъ патриарха. И тут ево власти во вратѣхъ стрѣтятъ, и приимутъ съ коня подъ руки, и введутъ въ полату патриаршу, и сядутъ съ нимъ на коврахъ; и турки тутъ же сядутъ, началныя другии люди. И потомъ принесутъ имъ питии табачныя. Архидиаконъ растянетъ пипку съ табакомъ да подастъ патриарху, а протодиаконы -- митрополитомъ, и епископомъ своим, и туркомъ. Потомъ у нихъ пойдетъ столъ, а туркомъ служивымъ, янычерамъ особой столъ, а началныя2 турки съ патриархомъ ядятъ. A послѣ обѣда патриархъ станетъ турокъ дарить: началнымъ людемъ по 30, по 20, а редовымъ по пяти золотыхъ. Таково поставление бываетъ всегда греческимъ патриархомъ, а своими митрополиты не ставятся и дѣйства никакова не бываетъ. А сами патриархи от постановления въ митрополиты берутъ по 3000 золотыхъ, а съ епископовъ -- по 5000 ефимковъ, а съ поповъ -- по сту золотыхъ.
   А патриархъ, и власти, и попы греческия рукою не благословляютъ никого3 никогда, толко руку даютъ цѣловать, да и то богатымъ, а маломощнымъ не даетъ цѣловать. И попы такожде не благословляютъ, толко руку даютъ цѣловать, и то убогимъ, а богатымъ грекомъ не даютъ цѣловать; да богатыя греки и сами ими гнушаются, рукъ таковых не цѣлуютъ и ни во что ихъ ставятъ. Нѣкогда у мене л. 32. // было съ греками сопрѣния о ихъ поступкахъ худыхъ. A прѣние у насъ было на корабли, какъ плыли изъ Египта въ Царьградъ, въ Великой постъ пред Свѣтлымъ воскресениемъ. И я имъ говорилъ: "Для чего, молъ, вы многия турецкия поступки держите и всякия гадины ядите?" И они мнѣ сказали: "Мы-де еще молчимъ, бутто христиане нарицаемся. Есть-де у насъ такия грады греческия, такъ-де ни близъ христианства не хранятъ: въ посты-де, въ среду и въ пятокъ мяса ядятъ и ничего христианства не хранятъ".
   Июня въ 22 день поидохом изъ Царяграда во Адринополь для грамоты салтанской; а ходятъ изъ Царяграда въ Едрино въ понеделник да в четверток, а в иныя дни не ходят. И отидохомъ двѣ мили, и стахомъ въ селѣ на приморьи, а село стоитъ подъ горою. Тутъ застава стоитъ: турки товаръ досматриваютъ у торговыхъ людей. Тутъ въ селѣ мостъ зѣло великъ каменной чрезъ рѣку. И въ томъ селѣ ряды, что въ Царѣградѣ, со всячиною; и строенье все каменное, улицы все каменем выстланы. А та рѣка зѣло широка, будетъ съ Оку; изъ той рѣки вода приведена въ Царьградъ. И въ томъ селѣ сжидались всѣ, стояли до вечера да и спустились въ ночь. От Царяграда до Едринополя дорога все каменемъ слана; гдѣ ручей хоша мало, тутъ мостъ каменной съ возводами. A хлѣбъ въ Турецкой земли поспѣлъ яровой за двѣ недѣли до Петрова дни. А ходятъ все въ Едрино въюками, коньми, верхами все ѣздятъ, a тѣлегами нѣтъ, толко малое число арбоми на волахъ.
   Тоя же нощи минухомъ три села, всѣ стоятъ при мори. Во единомъ селѣ мостъ зѣло дивенъ каменной веденъ чрезъ губу морскую, на добрую полъверсты будетъ. Дивно зѣло тотъ мостъ здѣланъ! У насъ на Москвѣ чрезъ Москву дивно здѣланъ, а тутъ добро бъ не дивняя нашева. Въ Турецкой земли, гдѣ не поѣжжай, всѣ мосты каменныя; и селы все -- строенье каменное, и улицы всѣ каменемъ сланы. А воды -- всѣ по дороги приведены столпы каменныя; вода вездѣ подъ землею изъ далънихъ мѣстъ; на трехъ верстахъ столпъ, на двухъ -- нигдѣ нужда водная не изойметъ. Зѣло предивно! Воистинну златое царство и удивлению достойно!
   Того жъ дни приидохомъ во градъ Веливри и тутъ стояхомъ до вечера. Градъ хорошей, съ Белевъ будетъ, городъ каменной. А стоялые дворы по дороги зѣло удивителъны здѣланы: л. 32 об. // полаты длинные съ воротами; а когда въ него въѣдешъ, такъ по одной сторонѣ ясли, конемъ кормъ класть, а по другую людемъ лавки широкия подѣланы да и горнушки -- что хошъ вари. Да въ тѣхъ же сараехъ и отходы подѣланы и воды приведены съ шурупами. А хозяинъ, чей дворъ, и рогожи принесетъ да и постелетъ всякому человѣку. А харчь всякую держатъ, чево похощешъ, и вина, всего много. А постоялова не берутъ, толко харчь покупаютъ у нихъ. Изъ Царяграда ѣздятъ въ Ядринополь болшими кораванами, человѣкъ пятьсотъ, четыреста, триста, -- обычей таковъ надлежитъ; и смирно зѣло, хошъ одинъ поѣжжай.
   Июня въ 24 день приидохомъ въ мѣстечко Чорноя: зѣло хорошо, болъши иного городка; мечетей въ немъ много и всякой харчь много. И тутъ стояхомъ до ночи, и въ ночь поидохомъ. Идохомъ ночь мало не всю и во утрий день, и 25 день приидохомъ въ мѣстечко Бургасъ, будетъ зъ городъ хорошей; и тутъ пребыхомъ до ночи. А шли мы изъ Царяграда въ Ядрино подлѣ моря полътретья дни; на третей день обратихомся от моря въправо къ Едрину; а шли въ Едрино все въ западъ лѣтней. А какъ подлѣ моря идешъ ночи и въ день, двѣ шубы такъ хошъ надѣнь, то въ пору: зѣло подлѣ моря холодно. А когда от моря поворотили въ степь, то было от жару всѣ згорѣли. И тово ради и ходъ бываетъ ночи, а въ день все стоятъ, что нелзя от зною итить, оводъ силной. Дивная та дорога и шествие! Когда изъ Царяграда до Едринополя идешъ или въ Царьград, посмотришъ на корованъ: верстъ на пять идетъ; что въ маковой цвѣтъ посмотрѣть, всякой въ цвѣтномъ. Да по вся дни такъ: тѣ въ Станбулъ, а иныя изъ Царяграда. Радостно то шествие силно и лъстиво, нуждей никакихъ не бываетъ. А въ тѣхъ корованахъ турки, греки, жиды, армяне и многая языки; а мы толко двоя да проводникъ, а никто насъ не обидилъ, ни хулнымъ словомъ ни злословил, ни турчинъ, никто. Толко какъ наѣдетъ турчинъ, такъ молвитъ: "Бакъ, попасъ московь?" А ты скажешъ: "Московь" -- онъ и поѣхалъ прочь. От Царяграда до Едрина все степь голая, ни прутика нѣтъ. А дорога силъно гладка, горъ болъшихъ нѣтъ, а възволоки хорошия таки есть.
   И еще минухомъ два мѣстечка. А въ послѣднемъ мѣстечки тутъ царевъ сарай, тутъ стоялой дворъ лутчи гостина двора. И тутъ начевахомъ. Тутъ среди двора колодезь зѣло великъ, а вода ровна съ обру- л. 33. //бомъ стоитъ. Зѣло премудро! А безъпрестани берутъ и коней поят, а она таки въ равности стоитъ. Шли мы до Едринополя четыре дни и въ пятый день о полудни пришли въ Едринополь.
   Июня въ 26 день приидохомъ въ Едринополя и стахомъ въ ганѣ, сирѣчь въ стояломъ гостиномъ дворѣ. А держитъ тотъ дворъ грененинъ1, ево земля и ево строенья. Тутъ мы, приѣхавъ, того же дни подали челобитную, чтобъ намъ дали указъ во Иерусалима И торжаманъ Александра сказалъ: "Сидите-де въ ганѣ, указъ-де вамъ готовъ будетъ". И во вторый день захворалъ у мене товарищъ Григорий, а лежалъ три дни. Трудно силъно да и нужно было: дни жаркия, такъ силно тяжко въ Едринѣ от зною. Въ Царѣградѣ лутче: от моря холодно бываетъ и въ день прохладнѣя гораздо едринскова; а въ Едринѣ тяжко силно въ день, когда въ день вѣтру не бываетъ.
   Градъ Адринополь стоитъ въ степи: полъ его -- на горѣ, а полъ -- на равномъ мѣстѣ. Окладомъ и жильемъ поболши Ярославля2. Градъ каменной, хуже Царяграда строенья, рядовъ много и товарны силъно ряды; мечетей силъно жъ много. Дворъ царской стоитъ у реки, весь въ садахъ; рѣка подъ нимъ поменши Москвы-рѣки да тиновата. А харчь гораздо дорожея цареградскова. А чрезъ рѣку мостъ каменной, такой жа, что на Москвѣ-рекѣ, чрезъ Москву-рѣку длинен очень. А у моста такъ же мелницы, что у насъ на Москвѣ-рекѣ, толъко не тѣмъ переводомъ: у нихъ анбары на столбахъ, а шестерня высокая, а на колесахъ перья набитыя; а мелетъ хорошо, мы смотрѣли. А въ мечет самъ салтанъ ѣздитъ въ пятницу. Тутъ патриархъ Иерусалимской живетъ, мы были въ его церкви, а въ тѣ поры онъ выѣхалъ въ Молдавскую землю за милостынею; митрополитъ тутъ живетъ. Христианскихъ греческих церквей много. Жидовъ очень много, и армянъ много. Около Едринополя турецкому царю приволъно за зайцы ѣздитъ: много лѣсу и садовъ. Турецкой царь великой трудъ даетъ своимъ всѣмъ подданнымъ, что онъ живетъ въ Едринѣ: безъпрестани изъ Царяграда ѣздятъ турки, греки, жиды за челобитьемъ; а кабы онъ не жил въ Едринѣ, такъ бы такова приѣзду не было.
   Въ Едринополѣ предъ нашимъ приѣздомъ великой пожаръ3 былъ, много силъно выгорѣло, стали строится л. 33 об. // въновь. Въ Едринѣ послѣ пожару зѣло христианскую церковь приходскую выстроили греки хорошу; сказывали, что визирь-де доброй человѣкъ*; въ Царѣградѣ такой отнюдъ ни самому патриарху выстроить. Тако въ Едринѣ къ намъ турки добряя были цариградскова. Въ Едринополѣ поселянскова народу болъши цариградскова. Тутъ уже все изъ селъ землею1: и хлѣбъ, и дрова, и сѣна, и всякой лесъ -- все буйлами да привозятъ болгары. Жихомъ въ Едринополѣ шесть дней. И въ шестый день принесли къ намъ на дворъ указ турецкой, совсемъ запечатанъ. Такъ мы нанявши подводы да въ седмой день и поѣхали въ четвертокъ. А извозу от Царяграда до Едрина по три левка съ человѣка мы довали, а изъ Едрина -- по полтретья левка съ человѣка.
   И поидохомъ изъ Едринополя въ Царьградъ июля въ 13 день, и идохом до Царяграда1 также 5 дней. И въ пятый день рано приидохомъ въ Царьградъ опять въ монастырь, гдѣ стояхомъ. А въ монастыри у нас у рухледи жилъ нашъ третей товарищъ Лука. И тамъ мы опочихомъ; и утре рано поидохомъ къ Савѣ Венедику: онъ нами радѣлъ. Спаси ево Богъ! А мы имъ радѣли: выправили ему указъ къ Москвѣ ѣхать, на Азовъ. И тако съ Савою мы поидохомъ къ паши, чтобъ паша указ подъписалъ. Ходихомъ къ паши четыре дни, и въ пятый день паша намъ указъ подъписалъ, и взяхомъ указъ у паши.
   Июля въ 26 день, помолившеся Господу Богу, и Пресвятѣй его Богоматери, и святымъ небеснымъ силамъ, и всѣмъ святымъ угодникомъ Божиимъ, сѣдохомъ въ корабль, и въ нощь отвезохомся от пристани, и стахомъ на Бѣломъ мори на якори противу Кумкопѣйскихъ воротъ. И тутъ начевахомъ; и утрешний день стояхомъ мало не3 весь день тутъ, сжидались сиделцовъ: турокъ, грекъ; во Египетъ многия шли греки и турки. И въ день недѣлъный во исхождении дня на вечеръ подняша парусы и поидохомъ въ путь свой по Бѣлому морю. И бысть вѣтръ добръ и поносенъ. И во вторый день по захождении солнца минухомъ городокъ Калиполя: городокъ каменной, хорошей и жильемъ пространенъ; въ томъ городку турки и греки живутъ.
   И того же дни приидохомъ въ городъ Старыя Костели. Два городка по обѣ стороны сидятъ, городки хорошия. Тутъ мы стояхомъ нощь и утре часу до пятаго; тутъ раизъ бралъ пропусную на свой корабль. А море -- узко то мѣсто; a тѣ л. 34. // городки у турка поставлены для воинскова дѣла: нелзя кораблямъ то мѣсто пройти, тутъ море узко. И от того городка поднявши парусы въ полъдерева и поидохомъ версты з двѣ, апустили парусъ; въ сандалъ сѣли матросы и побѣжали ко брегу, отдали писмо проѣжжея; а ко брегу не приставали, опять на корабль возвратились. И, поднявши парусъ, поидохомъ мимо городка, а сей городокъ, Новыя Костели, такъже по обе стороны. От тѣхъ городковъ море уже разшиблась островами и ширѣ въправо пошло подъ Святыя горы. От Царяграда до Костелей полтараста верстъ. А мы поидохомъ вълѣво. А от тѣхъ городковъ видить Афонская гора по захождении солнца, въ день не видать.
   И въ 29 день приидохомъ во градъ Сакизъ. Град зѣло хорошъ, старинной, христианской; жильемъ пространенъ; а городовыя стѣны всѣ от француза разбиты, какъ онъ ево бралъ; вѣтренихъ мѣлницъ зѣло много, всѣ каменныя. Тутъ нашъ раизъ отдавалъ сухари на каторги неволникамъ, въ Царѣградѣ бралъ. Полатное строенье все каменное, садовъ много зѣло всякихъ. И виноградъ дешевъ зѣло, вино дешево: по парѣ око; арбузы дешевы; лимоны -- по 20 за копѣйку; дыни дешевы. А стоитъ, какъ во Иерусалимъ идешъ, на правой сторонѣ, на брегу моря, низко под горами высокими -- невозможно пѣшему человѣку взойти, а горы всѣ каменныя. Тутъ наши товарищи пошли въ городъ за харчомъ, такъ ихъ горачники засодили за горачь. Такъ, приѣхавши, намъ сказали, что: "Вашихъ-де турки посадили за горачь". Такъ сѣдши въ сандалъ да и поѣхалъ ихъ выручать -- ажъ ихъ турка и выпустилъ. Сказались, что "московь", такъ они и отпустили. А когда я вышелъ на брегъ ко граду, тогда мене обступили неволники, спрашивали про всячину. Ради миленкия! Дѣлаютъ тутъ городъ, стѣны каменныя изъ земли ведутъ. Тутъ мы гуляли по городу и всякой харчь покупали, и вино, и виноградъ, и арбузы, и дыни -- всячину на путное шествие. Тутъ въ городѣ зѣло много грекъ, и митрополитъ тутъ живетъ. И тако мы ходихомъ по граду, а мене уже горачники не брали и не спрашивали. А когда нашихъ турки брали, тогда они сказали, что: "У насъ-де на корабли указъ у папаса", -- такъ они меня потому и не спрашивали. И, пришедши на корабль, начевахомъ, и утре подняхомъ парусъ и поидохомъ.
   Августа въ 1 день приидохомъ въ городокъ Сенбяки. Въ томъ городку живутъ все греки, а туракъ нѣтъ ничего. А все кораб-лен- л. 34 об. //ники до одново человѣка: когда они пойдутъ на море, такъ у них одни бабы дома останутся; а то и попы всѣ на корабляхъ1 ходятъ въ промыслу, у иныхъ поповъ свои корабли. Городокъ Сенбяки стоитъ на горѣ зѣло высоко, а за нимъ еще и вътроя горы выша. Тутъ монастыри есть по горамъ, да я въ нихъ не былъ. Тутъ раизъ корабль съ запасомъ выгружалъ, и стояли мы тутъ семъ дней. Во всѣхъ тутъ матросахъ домы и жоны, такъ они изъ Царяграда всякой припасъ годовой привезли, да выгружали всю семъ дней, и тоскали на себѣ на гору. Чюдное дѣло, каковы ихъ жоны сильны! Одна баба пшеницы полосминки въ мѣшку несетъ въ городокъ. А такая нужда на гору итти! Мы, бывало, порождены, то пятью отдохнешъ, на гору идучи, а они безъ отдышки да еще босы, а каменья1 такия острыя, что ножи торчатъ. Мы подивились тѣмъ бабамъ -- богатыри!
   Лиманъ подъ городкомъ, сирѣчь заводъ, или пристань, видѣхомъ. На острову школа греческая прежде сего бывала, тутъ греки учивалися, а турокъ нынѣ не даетъ тутъ учится грекомъ. И того дня мы стояхомъ: вѣтру намъ не было. Весь день мотались и туда и сюда, и тако весь день не было вѣтру поноснова. А от того мѣста море пошло безконечно широко: въправо пошло подъ Египетъ, a вълѣво -- подъ Иерусалимъ. А мы пошли къ Египту. И утре на первомъ часу рано подъняли парусы всѣ и поидохомъ въ путь свой, и бысть вѣтръ зѣло добръ. И плыхомъ мы тою пучиною трои сутки день и нощь; зѣло было нужно: все блевалъ.
   И августа въ 11 день приидохомъ къ Нилу-рѣки, что изъ рая течетъ; зѣло мутна, море все смучена зъ глиною верстъ на трит-цать всюду кругомъ. И, не дошедъ устья Нила-реки верстъ за пять, стахомъ3 на якори, для того что тутъ от рѣки море мѣлко, пескомъ нанесло, а корабль въсемъ грузомъ въ устья не пройдетъ. Такъ пришли изъ Египта малова, а имя ему Рахит, малыя корабли да и взяли весь корабль, что въ немъ грузу было, въ малыя выклали4, а корабль назаде порожжей повѣли. А насъ арапы взяли на маломъ корабли да и привезли насъ въ Рахитъ.
   Городъ Рахит зѣло хорошъ; присталь великая, а от устья моря Нила до Рахита-пристани верстъ з десятъ будетъ; л. 35. // а строенья въ немъ лутчи царигородскаго. И когда мы пристахомъ ко брегу и увидѣхомъ арапской родъ, зѣло ужасохомся. Необычно такихъ людей видать, что звѣри, кажется, тебе съѣстъ хотятъ; а иныя наги, что мать родила; a всѣ изувѣрныя: иной кривъ, иной разноокъ, иной кривоносъ, иной кривороть, иной слѣпъ; а языкъ грубой, что псы лаютъ. Такъ мы смотримъ, что будетъ. Языка не знаемъ, a гдѣ стать, Богъ вѣсть; а есть ли тутъ греки или нѣтъ, Богъ вѣсть, -- спросить не у кова. Что дѣлать? Тутъ-та уже горесть-та была! Кажется, на онъ свѣтъ пришли, и мнѣли, что конца дошли.
   А они, арапы, въскочили на корабль да рухлеть нашу далой волокутъ -- работники у нихъ такия, обычей таковъ. Съ веревками пришли они, тянутъ, а мы имъ не даемъ для тово что, куда съ рухледью-та итить? Потомъ прииде въ разумъ, что у мене была грамотка въ Рахитъ ко игумену. Такъ я сталъ кричать арапомъ: "Метоха, молъ, туда насъ отведитя!" Такъ они сказали: "Знаемъ-де" -- да взявши нашу рухледь да и понесли. Такъ тутъ стали юмручники досматривать, и я показалъ указъ солтанской, они и смотрить не стали. Такъ насъ арапы повѣли до метохи, сирѣчь до монастырскова подворья. И привели насъ не въ тое метоху, во Александрийскую, а мы не знаемъ. Подали игумну грамотку, игуменъ намъ сказалъ: "Не ко мнѣ-де грамотка, но ко иерусалимскому игумну". Такъ мы пошли искать, повелъ насъ гречинъ.
   Пришли въ метоху -- анъ игумна нѣтъ. Все бѣда! Мы тутъ ево ждемъ -- анъ ему тамъ, на бозарѣ, про насъ сказали, такъ онъ нанявши арапов подъ нашу рухледь да и принесъ въ метоху, а мы толко смотримъ. Мы же игумну поклонились, игуменъ нашъ намъ радъ. Я жъ ему подалъ грамотку; онъ же прочелъ да и сказалъ: "Добро-де, все, что писано въ грамоткѣ, я-де вамъ здѣлаю". И услышалъ, что онъ трошки по-руски натяковаетъ, и я зѣло обрадовался. Слава Богу, что хошъ маленко языка рускова знаетъ! Потомъ намъ молвилъ: "Не печалътесь-де" -- да насъ и сталъ хлѣбомъ кормить, да потомъ далъ по рюмки вина церковнаго. Такъ намъ поотраднѣло, мрак-атъ сталъ сходить. Доброй человѣкъ, миленкой былъ етотъ игуменъ; грѣх л. 35 об. // ево добродѣтель забыть! Бывала, безъ мене пяди не пойдет гулять ли на бозаръ; взявши за руку меня да и пойдетъ. "Добро-де, не печался, я-де тобою уже буду радѣть, во Иерусалим я-де тебѣ корабль дабуду. Да не пѣчалься, дѣло-де твое все будетъ у мене здѣлано".
   Такая была ужасть от араповъ, боимся зъ двора сойтить. Страшны, ходятъ наги; дѣвушки лѣтъ по 12, по 15 ходятъ нагия -- такъ какъ не ужасъ?! А какъ уже присмотрѣлись, такъ и съ ними нѣтъ ничево. Все сперва, всякое дѣло съ приступу лиха, а потомъ оборкаешся, такъ и знакомо станетъ. А когда мы пришли въ Палѣевшину, такъ намъ тѣ казаки бѣси казались. А какъ пришли въ Турки, такъ и ума не стала: "Вотъ, молъ, су, то-та бѣси-та!" А когда съ турками опознались, бутто руския стали. А когда пришли во Египетъ, такъ мы смотримъ на араповъ да межъ себе говоримъ: "Вотъ, молъ, су, то-та прямыя-та бѣси!" А хошь и опознались, а таки что от бѣсовъ опасалися. Етѣ люди не разнились съ бѣсами и нравами, и поступками, и видѣнием, и лихостию. И слава про нихъ лежитъ во всю вселенную, что они люди добрыя, стоятъ хорошихъ бѣсовъ!
   И стали мы тамо въ Рахитѣ жить, а со арапами осматреватся, и по Нилу-рѣки гулять. Нилъ-рѣка будетъ съ Волгу шириною, a бѣжитъ быстра и мутна. А воды пить нелзя ни по коему образу, а такъ наливаютъ въ сосуды да миндалъная ядра кладутъ, такъ она отстоится и хороша станетъ. A Нилъ-рѣка три мѣсяца мутна бывает, потомъ исчищатся станетъ. Въ Великой Ефиопии, когда у насъ бываетъ зима, а у нихъ лѣто. От насъ къ нимъ солнце-де забѣжитъ, такъ у нихъ въ мѣсяцѣхъ въ тѣхъ лѣто бываетъ. А когда настанетъ мѣсяцъ маий, такъ у них станетъ зима становится. А от нихъ къ намъ солнце въ сѣверные страны зайдетъ, такъ у нихъ май, иунь, иуль -- зима, морозы, снѣги глубокия. А когда настанет августъ-мѣсяцъ, тогда у нихъ бываютъ дожди и зима пойдетъ далой. Такъ та вода полая прийдетъ во Египетъ Успеньевъ день и идетъ мутна три мѣсяца, и рыба не ловится въ тѣ поры. А изчистится въ ноябри, тутъ уже ловъ рыбной пойдетъ. Въ рѣкѣ Нилу рыбы много зѣло, а рыба все тарань, иной мало.
   Въ Рахитѣ по Нилу зѣло садовъ много и финиковъ, финики недороги: л. 36. // фунтъ копѣйка сушеныхъ. Во Египтѣ дождя никогда не бываетъ, все рѣкою всю Египетскую землю напояют: вездѣ борозды проведены, да воду1 по нивамъ пущаютъ. A Нилъ-рѣка низка, берега ниски, бѣжитъ въровень съ берегами. Овощъ2 всякой во Египтѣ дважды въ годъ поспѣваетъ, и хлѣбъ такожде дважды снимаютъ, а лимоны -- что мѣсяцъ, то плодъ. От усть Нила-рѣки до Болъшова Египта Ниломъ-рѣкою пятьсотъ верстъ, а кораблемъ въверхъ по Нилу, какъ доброй вѣтръ, въ три дни поспѣваютъ. По Нилу-рѣки до Египта такия комари силныя, что сказать нелъзя. Невозможно быть безъ полога, единой ночи не уснешъ безъ полога. А когда мы пришли, такъ насъ комари объѣли, такъ рожи наши стали что пъяныя, угреваты, другъ друга не опознаешъ; а на нихъ знаку никакова нѣту, хошъ ихъ и ядятъ.
   И жихом мы въ Рахитѣ семъ дней. И нанялъ намъ игуменъ корабль до Домятъ, до другой пристани; а итить въверхъ по Нилу-рѣки; а корабль арапской былъ. И игуменъ насъ отдалъ арапомъ въ руки и приказалъ, чтобы никакой налоги намъ не было. Такъ раизъ очистилъ намъ корну; и мы въ корну поклали рухледь свою, да и сами сѣли, и убрались всякою харчью.
   И августа въ 17 день сѣдохом въ корабль и поидохомъ вверхъ по Нилу-рѣкѣ къ Домятину, къ другой пристани египецкой, а дали съ человѣка извозу по талеру. И той вѣтръ бысть зѣло поносенъ и добръ до полунощи, а съ полунощи престалъ. И стояхомъ тутъ до полудни, и видѣхомъ тутъ по Нилу-рекѣ городковъ арапскихъ и селъ безчисленное множество -- невозможно изчести, что песка морскаго. Городокъ от городка -- верста да двѣ версты, а селы такъже; а жилье все каменное, и селы узоричистыя вельми. А земля около Нила добрая, и чорная, и ровная, бутто нарочно дѣлана, нигдѣ нѣтъ ни бугорчика, хошъ яйце покоти, такова гладка. А людей многое множество. А вода во всю землю Египетскую пущена изъ Нила; ино какъ съ корабля поглядишъ: по всей земли толко что небо да вода вездѣ. A гдѣ берега высокии, такъ тутъ валами воду тянутъ; а колеса здѣланы что мѣльничныя да кушины навязаны, да такъ-та и наливаютъ, а инде кошелями люди льют. Зѣло земля Египетская доволна всѣмъ: и людми, жиламъ. Что говорить, ета земля у турка -- златое дно! Всячина изъ л. 36 об. // Египта въ Царьградъ кораблями идетъ.
   Нилъ-рѣка что выша, то ширя, къ Египту индѣ есть верстъ на пять шириною. И шли мы Ниломъ-рѣкою въверхъ три дни и, не дошедъ Египта верстъ за дватцать, поворотихомъ въ другую проливу вънизъ по Нилу подъ Домятина. Тутъ Нилъ-рѣка от Египта разшиблась двѣма гирлома: одно гирло пошло подъ Рахитъ, а другое -- подъ Домятъ. Удивителъная земля Египетская! Какъ посмотришъ по берегу-та: вездѣ арбузы горами лежатъ, дыни; арбузъ дать копѣйка великъ, и дынь такожде въ подъемъ. А когда мы съ моря пришли подъ Рахитъ, такъ от усть Нила-рѣки видить Александриа. А мы въ ней не были, верстъ з десятъ толъко мы от ней стояли. А когда мы поворотихомъ, шли вънизъ три дни и на четвертой день пришли въ Домять.
   Присталь Домять -- мѣсто хорошая, добро бы не болши Рахита, и строенья такое жъ. Зѣло етемъ у турка пристани велики, и корабли египецкия велики. А когда мы шли на корабли со арапами, горко было силъно: люди-та что бѣси видѣниемъ и дѣлы. А мы, троя насъ, что плѣнники, языка не знаемъ, а куда насъ везутъ -- Богъ вѣсть. А хотя бы насъ куда и продали -- кому насъ искать и на комъ? Да спаси Богъ игумна! Онъ радѣлъ, миленкой, и прыказалъ насъ беречи, такъ насъ хозяинъ-арапъ силъно снабдѣвалъ и берегъ. А когда мы пришли въ Домять, такъ онъ арапъ кликнулъ греченина да и отдалъ мене въ руки: "На де, отведи ево въ метоху". Такъ греченинъ нанялъ араповъ под нашу рухледь, да и пошли въ метоху, въ монастырское подворья. Тутъ насъ игуменъ принялъ съ любовию и трапезу добрую учредилъ. А языка не знаетъ, да старецъ у него, поворъ-сербинъ, онъ, спасиба, языкъ руской знаетъ -- такъ намъ отраднѣя стало. Слава Богу, тутъ от печали поутѣшились, подали игумну грамотку. Такъ онъ прочелъ грамотку да и сказалъ мнѣ: "Добро-де, корабль готовъ есть во Иерусалимъ, утре готовся совсѣм". Такъ мы ему поклонились, а сами обрадовалися: слава Богу, что безъ задержки, Богъ далъ, корабль идетъ.
   И августа 24 дня сѣдохомъ мы въ малой коикъ и поидохомъ вънизъ по Нилу-рѣкѣ на море, а корабль въ тѣ поры грузили на море. И когда мы стали выходить во усть Нила-рѣки на море, тогда насъ взяла погода вели- л. 37. //кая. Зѣло мы убоялися, уже отчаяхомся своего спасения и другъ съ другомъ прощахомся, толъко уже всякъ молъкомъ Бога въ помощь призываетъ, а въ сондалъ воды много налилось. И пришли на то мѣсто, на устье самое; тутъ рѣка мѣлка, а волны къ мѣли, что горы высокия, съ моря гонитъ. A мнѣ, грѣшнику, пришло въ разумъ пра отца Спиридона, и я началъ Богу молитися: "Владыко-человѣколюбче! Помилуй насъ, грѣшныхъ, за молитвъ отца нашего Спиридона!" О дивное чюдо, какъ косенъ Богъ на гнѣвъ, а скоръ на послушание! Видимъ, какъ волъна хощетъ пожрать совсемъ сандалъ -- инъ не дошедъ за сажень да и разсыплется; другая такъже напряжется, хощетъ пожрать да и разсыплется. А я, су, то жъ да то жъ: "Господи, помози за молитвъ отца нашего Спиридона!" Да такъ-та насъ Богъ-свѣтъ спасъ; а уже до конца извѣстно, что въ томъ мѣстѣ насъ Богъ спасъ за молитвъ отца Спиридона.
   А когда перешли лихое мѣсто, вышли уже на море, тогда наши извощики, окаянныя арапы, не везутъ насъ на корабль: "Дай-де намъ талерь! Мы-де бола от васъ пропали, потанули бола". А имъ, сабакамъ, тамъ напередъ за извозъ дали, а ихъ, враговъ, обычая-та не знали. Мы, су, то такъ, то сякъ, а они и веслы покинули да и гресть перестали. Охъ, бѣда! Что съ сабаками дѣлать? А до карабля будетъ еще съ версту добрую. А видимъ, что корабль готовится къ подъему. А они не везутъ: "Дай-де талерь, такъ и повеземъ!" Такъ стал переманевать: "У мене, молъ, денегъ нѣтъ, раизъ, молъ, тебѣ за насъ дастъ". Такъ они, сабаки, едва повезли. А когда привезли къ кораблю, такъ насъ матросы тотъчасъ приняли, и рухледь нашу. А арапы и стали просить: "Дай талерь!" Такъ я раизу сказалъ, что, молъ, мы имъ за работу, что рядили, то въ Домяти напередъ и дали, они, малъ, насъ безъ денегъ и не повезли. Такъ раизъ ухвотя рачагъ да кинулся на нихъ, а они и отпихнули скорѣй от корабля да и поѣхали на море. Люты сабаки, злодѣи-арапы!
   Августа 24 день противу пятаго часа въ нощь поидохомъ по морю. И подънявши парусы: все бысть вѣтръ добръ -- и идохомъ три дни и три нощи. И не бысть нам вѣтру добраго во Иерусалимъ, но поидохомъ мимо выше. л. 37 об. // Намъ же сказаша матросы, что Иерусалимъ минухомъ, такъ намъ тогда бысть печалъно и скорбно зѣло. И тако въ четвертый день приидохомъ во градъ Птоломаиду, а турецкое именование Акри. Градъ бывалъ зѣло хорошъ и предивенъ бывалъ, a нынѣ весь разоренъ от турка. Тутъ живетъ митрополитъ Птоломаицкой; церковь въ немъ одна толко христианская, а христиане -- арапы. Добры миленкия сильно до насъ были, а иныя насъ къ себѣ и въ домы зывали хлѣба ѣсть. От того града до Фаворской горы верстъ с тритцать, а до Назарета верстъ з дватцать.
   Тутъ под тѣмъ градомъ гора Кармилская, гдѣ Илиа заклалъ жерцовъ идолскихъ Езавелиныхъ. Зѣло гора узорична, брусомъ вышла въ море, высока зѣло. Тутъ и потокъ Киссовъ подъ горою, рыбы въ немъ зѣло много. Въ той въ полугорѣ монастырь Илии Пророка, а живутъ въ немъ французы, турокъ имъ отдалъ. А от града до Кармилския горы верстъ з десятъ черезъ затонъ, около затона верстъ з дватцать будетъ. Межъ града и горы великой затонъ, тутъ корабли убѣгаютъ от хартуны въ затишие. Тутъ мы по граду ходихомъ гулять, видѣхомъ, прежняго царя какъ палатное было строение зѣло узорично, церковь была Иоанна Богослова зѣло предивна.
   А когда мы ходихомъ, и увидѣхомъ въ башни много плотей человѣческихъ не въ разсыпании, цѣлы и саваны, какъ теперьво положены. И мы вопросихомъ старца, кой насъ водилъ: "Что, молъ, ето за тѣла лѣжатъ, что они въ цѣлости, и чево ради въ такомъ мѣстѣ и в презорствѣ?" И онъ намъ сказалъ: "Дивная-де вещь над етими людми сотворилось, уже-де инымъ близъ трехъсотъ лѣтъ. Когда-де турокъ подъ етотъ град приступилъ и не взялъ, такъ-де измѣншики, похотя турку градъ здать, выстрелили писмо на стрелѣ и указали, съ которой стороны приступать. Такъ турки съ той стороны стали приступать да и взяли градъ Птоломаиду. Потомъ довѣдался митрополитъ, что стала изъ города измѣна, да въ церкви и проклялъ ихъ, тѣхъ измѣнниковъ, и родъ ихъ. И тотъ-де весь родъ тутъ лежитъ: коего-де не погребутъ, а земля и выкенетъ вонъ; такъ-де потомъ и знаемъ, что тотъ человѣкъ тово роду. Да все-де ихъ от тѣхъ поръ тутъ кладутъ; л. 38. // такъ-де, бывала, ужасъ от нихъ: мимо пройти нелзя, что живыя лежатъ. А когда-де патриархъ Иерусалимской ѣхалъ въ Царьградъ и тутъ-де къ намъ заѣхалъ, такъ-де стали ево граждане молить, чтобъ ихъ разрѣшилъ. Такъ-де патриархъ Дасифей проговорилъ надъ ними молитву разрѣшалъную, такъ-де они разсыпались, а то-де ужасъ былъ". Етакая диковинка, а теперво на нихъ такъ ужасъ смотрѣть!
   И жихомъ во Акрехъ четыре дни, и поидохомъ еще выше. А намъ силно печално, что насъ раизъ не везетъ къ пристани Иерусалимской. Да нечто здѣлаешъ, кали ему не въ путь! Онъ все наравить, какъ назадъ пойдетъ во Египетъ, такъ такъ-та хощетъ завесть. И добывахомъ проводниковъ, кто бы проводилъ до Иерусалима. Такъ намъ сказали, что ни по коему образу ѣтемъ-де путемъ не пройдешъ от арапъ. А всего ходу четыре дни, да нелзя. Увы да горѣ! А хочится во Иерусалимъ, чтобы къ Воздвижениеву дню, да уже такъ промыслъ Божий былъ.
   А въ тѣ поры во Иерусалимѣ неладно было: арапы было весь Иерусалимъ разорили. Горко было намъ. Мы уже у раиза прощались, чтобы насъ отпустилъ: въ тѣ поры корабль шолъ до пристани. А онъ намъ сказалъ: "Что пѣть де спѣшите, ай де мой хлѣб-от вамъ надокучалъ? Да еще-де будетъ съ васъ, не отпущю-де я васъ, не поставивши у пристани. Срамота-де моя, что де васъ на иной корабль отпустить; не будетъ-де тово!" Доброй человѣкъ былъ раизъ, спаси ево Богъ! Христианская душа миленкой былъ. Бывала, приказываетъ всячину даватъ намъ ѣсть и пить, возилъ насъ по морю четыре недѣли, поилъ, и кормилъ, и за корабль не взялъ. А матросы что братья были родныя, всѣ безъ выбору были добры; да, полно, языка-та не знали, а то бы и лутчи тово было. Изъ Акрей поидохомъ въ Вифсаиду-градъ и идохомъ день.
   Сентября во 2 день приидохомъ въ Вифсаиду-градъ. Вифсаида зѣло стоитъ при мори красовито, и присталь хороша корабленная. Тутъ мы поидохомъ во градъ; тогда про насъ сказали митрополиту, такъ митрополитъ велѣлъ насъ къ себѣ позвать. И мы пришли, такъ онъ велѣлъ сыскать толмоча съ нами говорить. Потомъ велѣлъ намъ обѣдать дать, и мы обѣдали, рыбы было доволно. А митрополитъ родомъ арапъ, а голова у него обрита почитай вся. Потомъ пошли мы въ церковь, и митропо- л. 38 об. //литъ пришолъ. A мѣсто у него здѣлано у царскихъ дверей межъ иконъ, такъ люди на него глядя и молятся: съ иконами въ рядъ стоитъ лицемъ на западъ. Мы смотримъ: "Что, молъ, ето еще за уставъ?" Инъ глядимъ, такъ еще не видали. Послѣ вечерни мы спросили про нево, анъ сказали: "Да что де, су, онъ-де христианства отступилъ, онъ-де принялъ попежство; а патриархъ Антиохийский и клятвѣ его предалъ; онъ-де и мяса ѣсть въ посты". А Вифсаида-градъ епархии антиохискаго патриарха. Такъ мы, су, от него уклонятся: "Пропади, малъ, онъ, окаянны!" Опять за мною не единожды присылалъ, такъ я не пошолъ. Ну онъ къ Богу! А тутъ во градѣ церковь попежская -- костелъ, такъ ево французы оболстили въ свою вѣру.
   Тутъ мы стояли пять дней. Потомъ раизъ корабль со пшеницею выгрузилъ да иным тутъ товаромъ нагрузил, кой потребенъ во Египетъ, малымъ лѣсомъ. Потом, поднявши парусъ, пошли въспять ко Акремъ и идохомъ съ полдня. И зъ дерева увидѣлъ кораулшикъ и закричалъ, что идетъ голенъ разбойнической. Такъ възмѣтался раизъ, вѣлелъ парусы оборачивать, и поидохомъ въспять къ Вифсаидѣ. И тако ночь всю бродили на одномъ мѣстѣ: вѣтръ былъ намъ противной -- такъ по морю корабль шатался туда и сюда. А поутру поглядимъ: анъ на томъ же мѣстѣ все шатаемся. Потомъ сталъ вѣтръ по насъ, и къ полудни приидохомъ опять въ Вифсаиду. И тутъ мы стояхомъ еще три дни, прослушавали про разбойниковъ. И въ четвертый день поидохомъ подъ Акри, что Птоломаида, и тутъ о полунощи пристахомъ.
   Тогда нощи бысть буря зѣло велика, а корабль нашъ от нужды волнъ зѣло разбивашеся. И тако та буря зѣло меня утомила, и бысть весь огнемъ палимъ. Такъ во одной свитки на корабли ночь всю валялся, a вѣтръ въ меня билъ. Да и зобѣжалъ въ меня вѣтръ морской, такъ я и занемощевалъ. Такова была болѣзнь: три дни ни сидѣть, ни лежатъ, ни стоять, ни ходить -- матъ да и все тутъ. А корабленники, миленкия, кой-что несетъ изъ города, купятъ тотъ то, иноя иной, да сидятъ надо м- л. 39. //ною, да и заставливаютъ ѣсть: иной арбузъ принесетъ да даетъ, иной -- алимоновъ, иной -- яблокъ райскихъ, иной -- дыни, иной -- винограду. Не опишешъ ихъ добродѣтели, каковы миленкия добры были, кажется, ни сродницы таковы. Что дѣлать? Уже мнѣ смерть ставится. Такъ я легъ, да шубами куцами мене укутали -- такъ я въспотѣлъ, такъ полегчая стала.
   Въ Вифсаидѣ дыни, арбузы зѣло недороги; винограду на копѣйку полу насыпать; райскихъ яблокъ дватцать за копѣйку; яицъ двенатцать-тринатцать за копѣйку; съмоквины свѣжия зѣло недороги: ведро великая -- копѣйка дать. Во Акрехъ все дорожа.
   Сентября въ 14 день, на праздникъ Воздвижения Честнаго Креста Господня, ѣдши хлѣба, послѣ полуденъ поидохомъ изъ Птоломаиды на присталь Иерусалимскую. И въ нощи приидохомъ ко граду Иопии, а по-турецки преименованъ Яфа, -- присталь Иерусалимская. Тутъ апостолъ Петръ пребывалъ у Симона Усморя. Градъ хорошей, да нынѣ весь разоренъ: прежде от турка, потомъ от француза. Иопия стоитъ при мори на горѣ красовито, а въ немъ жилья немного, турки живутъ да арапы-христиане. У христианъ одна церковь, и та на полѣ, толко стѣны, а то не покрыта, верхъ збит и дверей нѣтъ. А служитъ въ ней чорной попъ, присланъ изъ Иерусалима; тутъ-таки живетъ, на подворьи Иерусалимскомъ. А тутъ онъ живетъ для богомолцов: пришедши, богомолцы тутъ и стоятъ на подворьи том. А служитъ той попъ въ церкви по воскресениемъ да по праздникомъ, а въ прочия дни въ кѣльи служит.
   А какъ мы съ корабля приѣхали въ городъ и пришли въ метоху, и тотъ попъ насъ принялъ и мѣсто нам далъ, потомъ учредилъ намъ трапезу хорошую. А богомолцовъ еще никто на присталь не бывалъ, мы еще первыя пришли. И препочихомъ тутъ два дни. Прислал по насъ бѣй-турченинъ, кой тутъ началъникъ, онъ збираетъ на турка дань. Мы же приидохомъ къ нему въ полату. Онъ же вопроси насъ: "Что за люди? Откуда пришли? Давайте-де горачь!" Мы же сказалися ему, что мы люди московския: "Мы, молъ, тебѣ горачю не дадимъ". -- "Для чево-де не дадите?" И мы сказали, что у насъ есть л. 39 об. // ферманъ салтанской, да и подали ему листъ салтана турецкаго. Онъ же сталъ чести, а сами межъ себя, сидя, другъ на друга взглядоваются да головами кочаютъ. И, прочетши листъ, спросилъ у мене: "Бакъ, попасъ, московской-де царь бъется ли съ нашимъ царемъ турскимъ?" И я ему сказалъ, что у нашего царя московскаго съ турецкимъ миръ, брани нѣт. И онъ турчинъ молвилъ мнѣ: "Бакъ, попасъ, смотри-де". И я на него гляжу. Такъ онъ, подънявши, листъ царской поцѣловалъ, на главу положилъ, потомъ къ челу приложилъ, а самъ мнѣ молвилъ: "Вотъ такъ-де мы царской указъ почитаемъ. Все-де тебѣ противъ указу здѣлаемъ. Поидите-де топерво въ метоху, по времени-де тебѣ подводы дадимъ и отпущу-де тебе во Иерусалимъ".
   Такъ я и пошолъ, чтобъ подводы далъ и проводниковъ. И бѣй мнѣ сказалъ: "Не отпущю-де я тебе, нелзя-де тебѣ итти во Иерусалимъ, тамъ-де за мене топерва великой разбой-де стоитъ на дороги". А въ тѣ поры во Иерусалимѣ паша турецкой казнилъ араповъ, воровъ и бунтувшиковъ. Лутчихъ араповъ паша казнилъ, да головы ихъ на колья поткнулъ, да и поставилъ надъ градскими воротами. Такъ за то арапы возмялися да и писали во всѣ вѣси арапския, чтобъ съѣжжались ко Иерусалиму; такъ потому арапы-дичь изъ пустыней, изъ Египта, от Синайской горы съѣхалися. А паша въ тѣ поры въ Иерусалимѣ не былъ, онъ ѣздилъ за разбойниками, имать ихъ. А воевода согласился со арапами, да и пустилъ ихъ въ городъ, да заперся съ ними. А иныя поѣхали за пашею; лазятъ, такъ паша съ ними билъся, что съ сабаками. А въ городъ ево, во Иерусалимъ, арапы не пустили; такъ онъ ѣздилъ да улусы арапския разорялъ, а ихъ ималъ. Такъ арапы-та насъ не пропустили, всѣ сабаки пути залегли. Да такъ-та паша-та съ ними билъся недѣль с семь, а мы все тутъ сидѣли. Грусно было сильно.
   Градъ Иопия стоитъ убогая самая, толко славенъ приходомъ Иерусалимскимъ, что тутъ присталь. Изъ Иерусалима везутъ мыла, бумагу хлопчатую, а изъ л. 40. // Египта приходитъ пшеница, пшено сорочинское, да во Иерусалимъ везутъ. А изъ Иерусалима всячину, дрова, товаръ -- все велбудами да ишаками малыми возятъ, что ослята называются, все въюками. Тамъ нѣтъ да нелзя тѣлѣгами: горы непроходимыя и высокия.
   А когда мы жили во Иопии, видѣхомъ бѣдство великое, какъ разбойники разбиваютъ корабли. А разбойники -- Малтискаго острова нѣмцы, люты злодѣи, все море затворили. Ихъ отпущаетъ разбивать папа Римской исполу да и благословение подаетъ имъ, на всякой годъ отпущает по тритцати голенъ. Такъ они, какъ поймаютъ корабль христианской, такъ товаръ, денги поберутъ, и сары христианскии всѣхъ отпустятъ, и корабль корабленнику порожжей отдадутъ. А турки прилучатся на христианскомъ корабли, то всѣхъ въ полонъ возмутъ да и на каторги къ папѣ пошлютъ. Возмутъ, такъ со всѣмъ въ свою землю отведутъ, а турокъ всѣхъ на каторгу отдадутъ. Горе от сабакъ, от малтизовъ, -- все Бѣлое море затворили! Турокъ не можетъ съ ними управится: они под самой Царьградъ подъѣжжаютъ да селы разбиваютъ. Таковы лихи малтизы!
   И жили мы во Иопии три недѣли. Потомъ, послѣ Покрова, пришолъ корабль изъ Царяграда, а на корабли были богомолцы разныхъ вѣръ: греки, армене, французы, жиды. А на другой день турчинъ-началникъ прислалъ подъ насъ подводы и повели насъ арапы въ городокъ Ромель, пятьнадесятъ верстъ от Иопии. И того же дни приидохомъ въ Ромельгородокъ. А когда богомолцы пришли во Иопию, тогда турки со всякаго человѣка зъ грека брали по осми талерей, а со ормянъ, и зъ французовъ, съ жидовъ -- по шеснатцати талерей, въдвоя, кой не греческой вѣры. Да и печатки всякому человѣку даютъ; а куда пойдутъ изъ города, такъ печатки обираютъ, чтобъ другъ другу, инымъ меж себе не давали. Да такъ въ воротѣхъ по одному человѣку перебираютъ, да печатку возмутъ, да и пропустятъ. А когда въ кой день пришли богомолцы, такъ тутошний чорной попъ, кой въ метохи живетъ, дѣлалъ обѣдъ про богомолцовъ. А на обѣдъ ходилъ зъ блюдомъ и бралъ съ человѣка по червонному, по талерю, менши не бралъ.
   Во Иопии харчью силно убого, нѣтъ никакой харчи. Виноградъ дорогъ, хлѣбъ такъже, яицы дороги; а рыба временемъ бываетъ дешева, а иногда дорога. Да тутъ же передъ нами л. 40 об. // во Иоппию шолъ изъ Египта корабль зѣло великъ, и разбойники-малтизи за нимъ гнали. Такъ ужъ близъ Иоппии верстъ за десятъ корабелникъ подержался близъ берега, а корабль весь и разразился о камень, а товаръ потанулъ весь, разнесло моремъ. Такъ корабленники съ корабля покидались: иныя въ сандалъ, иныя такъ совсемъ брасалися въ воду да выплывали. А прилучилось ночи, такъ раизъ со всѣми матросы прибѣжали пѣши во Иоппию, такъ бѣй съ войскомъ пошолъ до тово мѣста да тоскали кое-что. А товаръ весь разнесло, ничего не нашли, толко корабленныя снасти побрали, а то все пропало.
   Октября въ 7 день приидохомъ въ Рамель-град и стахомъ въ метахи монастырской. Тутъ одинъ старецъ иерусалимской живетъ для богомолцовъ. Градъ Ромель поболши Иоппии, а стоитъ въ поли; нѣтъ подле ево ни рѣкъ, ни колодезей; а от моря 15 верстъ. Да от турка весь разоренъ, а приволенъ всячиною: много селъ подлегло -- два торга въ недѣли бываетъ. Винограду на копѣйку полу насыпать; финики дешевы; лимоновъ 30-40 за копѣйку; смокви зѣло недороги: плетенка за копѣйку сушеныхъ; яицъ восемъ и десятъ за копѣйку; масло коровья дорого -- десять денегъ, два алтына; бумага хлопчатая дешева: фунтъ четыре денги, а пряденая по осми денег -- то и торгъ, что бумага. И земля хлѣбородная, и хлѣбъ дешевъ печеной. А когда сошлись всѣ богомолцы, тогда всякой харчь дорогъ сталъ, потому человѣкъ тысящи полторы было, а городина неболшая -- такъ, бывало, и не добудешъ хлѣба купить.
   Въ Ромли одна церковь христианская вѣры, а другая ормянская, третья францужская, сирѣчь папежская. А мы жили съ греками на Иерусалимскомъ подворьи у церкви святаго великомученика Георгия. Та церковь, что пишется въ чюдесѣхъ святаго Георгиа, когда ея строили, и какъ въдовица столбъ восхотѣ тутъ же въ церковь поставити, и корабленникъ вдовицынъ столпъ не восхотѣ въ корабль положите. И когда прошла въдовица ко брегу пристанища морскаго и увидѣла, что ея столбъ не взятъ, тогда она плакала. И, пришедъ, святый Георгий рекъ женѣ: "Помоги ми сей столпъ вкотити въ море". И тако святый Георгий невидим бысть. А когда корабленникъ пришолъ ко пристаннищу ко Иоппии и увидѣлъ: столпъ у пристаннища лежитъ --л. 41. // тогда ужасеся. А на столпѣ подъписана: "Сей столпъ да поставится въ церкви, входя въ церковь на левой странѣ". А когда церковь состроили, тогда тотъ столбъ поставили въ церкви Святаго великомученика Георгиа, какъ войдешъ въ полуденныя двери, на левой руки. А въ той церкви западныхъ врат нѣтъ, толко полуденныя. А у тово столпа стоитъ чюдотворный образъ святаго великомученика Георгиа въ киотѣ, тотъ образъ, на которой стрѣлялъ турченинъ, a послѣ сталъ христианиномъ да и замучился, что въ чюдесѣхъ святаго Георгиа. Мы же, грѣшнии, тотъ чюдотворный образъ по вся дни лобзахомъ.
   Въ Ромли три подворья разныхъ вѣръ: первое -- греческое, второе -- армянское, третье -- француское и попежское. Француское и ормянское подворье -- зѣло узорично строенье, полаты каменныя, дивныя, что городы; а греческое не таково -- да у грекъ и все хуже еретиковъ! Они, злодѣи, богати, такъ лучшая мѣста у турка откупили; а грекомъ все худое дано, для того что греки оскудали и вѣрою, и имѣниемъ.
   А когда мы жили въ Ромли, видѣли свадбы арапския, зѣло странныя. Недѣлю цѣлую женихъ съ невѣстою ходитъ по начамъ по улицамъ, по рядамъ многолюдно со свѣчами, со смолою, на желѣзныхъ козахъ носятъ* -- градъ весь освѣтятъ. А за женихомъ и передъ женихомъ множество народа мужеска пола и женска кричать, верещать. А ходятъ по всѣмъ улицамъ. Гдѣ приидутъ къ болшой улицы, и остановятся. Да одинъ кой-та калдунъ вышедъ наперед и станетъ приговаривать, а за нимъ, помѣшкавъ мало, да весь народъ закричитъ: "Хананея!" Да тамъ пойдутъ во иную улицу, до полунощи такъ таскаются; а что у нихъ "хананея" -- шайтанъ ихъ знаетъ. Да и христианския у нихъ свадбы такъже тѣмъ же обычаемъ.
   А когда мы стояли въ Рамли за орапами, тогда намъ намѣстникъ присыловалъ грамотки утѣшныя, чтобъ богомолцы не печаловались. А принашевалъ намъ грамотки чернецъ, родомъ арапъ. А прихаживалъ онъ мудро, надѣв желѣзы святаго Георгиа, въ которыхъ онъ мученъ. Такъ арапы Георгиа боятся да того человѣка не трогаютъ, a желѣзы цѣлуютъ, а тому человѣку даютъ хлѣбъ и овощь.
   И тутъ намъ живучи скорбно было силъно: Иерусалимъ близко, а арапы, сабаки, не пропустятъ; толко за горами л. 41 об. // не видать Иерусалима. Увы да горе! А иныя помышляли и назадъ итить. Сколко бѣдства было на сухѣ и на мори! На сухѣ было борение съ мразами сильными, съ водами, дождями, съ грязми, съ лихими переправами; страхи были от варваръ; от турецкихъ разбойникъ, франковъ бѣгали. А тутъ пришли подъ Иерусалимъ да назадъ итти? Увы да горе! А сами помышляемъ: "Владыко-человѣколюбче! Почто ты, свѣтъ нашъ, не допустишъ насъ видѣти своего святаго града Иерусалима и живоноснаго твоего гроба лобзати?" А сами думаемъ: "Ушто, молъ, не допустятъ насъ грѣхи наши тяжкия?" А сами от тяжкаго воздыхания и хлѣба лишились. И видя насъ, скорбныхъ, того же града Ромли греческой вѣры подъячей-арап, и позва насъ всѣхъ, грекъ, къ себѣ въ гости хлѣба ѣсть. Учреди намъ трапезу пространну и удоволи насъ всячиною, брашномъ и питиемъ, доволъно. А насъ, гостей, было человѣкъ двѣстѣ. И ласковами1 насъ словами уговаривал: "Не печалтеся, Господа ради, вотъ де уже скоро пойдете во Иерусалимъ; мнѣ-де есть вѣдомость, что скоро будетъ со арапами миръ".
   Когда мы жили въ Ромли, слышать арапы-разбойники, что мы живемъ въ Ромли, а во Иерусалимъ нейдемъ, а они насъ на дороги межъ горъ засѣли да ждутъ. Такъ они видятъ, что мы нейдемъ, такъ тѣ разбойники здумавши да и ударили на градъ среди самаго дня въ полъдни, человѣкъ с двѣстѣ2 конницы. И прибѣгши на самой бозаръ въ ряды да и почали грабить, кто ни попался. А богомолцы, видя такую бѣду, да въ монастырехъ и заперлись. А орапы и почали по улицы рыскать на конехъ съ копьями. Мы же взлѣзши на верхъ и смотрихомъ, что будетъ. И учинился бой великой у3 разбойниковъ съ градскими людми, со арапами же да съ турки; и граждане прогнали ихъ въ полѣ далече. Разбились съ ними близъ часа, толко Богъ помиловалъ: со обоих сторонъ урону не было, толко ранились межъ себя. А они бола, сабаки, за тѣмъ и приѣхали, что насъ бола разбить: вѣдаютъ, что идемъ съ казною болшою. Какъ бы ночи, такъ бы всѣхъ разбили; а оплошна силъно жили. Етакое бѣдство от сабакъ-араповъ толъко съ ними!
   И на третей день послѣ побоища приѣхалъ къ намъ въ Ромель паша съ войскомъ: все конница; а служивыя были всѣ болгары, христианския дѣти, да турокъ нуждою потурчил; л. 42. // а людъ зѣло крупенъ да и храбры. Бывало къ намъ приходятъ въ монастырь да говорятъ съ нами. Съ болгары богомолцы привѣтливы силно: хоша босурманы, а таки искра-та христианская-та есть. И, приѣхавши, паша на третей день выкинулъ на бозаръ двухъ араповъ-переводчиковъ удавленыхъ. А въ день люди ходятъ да на них каменьемъ бросаютъ -- да и закидали ихъ каменьемъ. И мы спрашивали: "Что, молъ, ето за люди?" Такъ намъ сказали: "Были-де толмачи папежския, а жители-де ромелския, да много-де от нихъ смуты было у паши со арапами. Когда съ пашею, тогда всѣ на араповъ вину говорятъ; а когда приѣдутъ ко арапомъ, такъ на пашу наговариваютъ. И от тово двоязычество бѣдство бывало великое. А когда паша пришолъ въ Ромель и свѣдалъ ихъ двоязычество, тогда вскорѣ велѣлъ ихъ удавитъ -- такъ помалу мятежъ сталъ переставать".
   А паша писалъ къ турецкому своему салтану на воеводу иерусалимскова, что воевода сложился со арапами да ево въ городъ не пустилъ. А воевода писалъ на пашу, что паша араповъ напрасно казнить: "Такъ-де стал бунтъ великой, хотѣли-де градъ разорить. И я-де видя арапъ множество, -- приѣхали дичь изъ пустыней, -- и сталъ-де имъ снаравливать: а ихъ-де множество, а насъ-де малое число. И ты-де пришли иного пашу, такъ-де и мятежъ перестанетъ". И такъ царь разнялъ у нихъ вражду: холѣпскова послалъ пашу во Иерусалимъ, а иерусалимскова -- въ Халѣпъ. Потомъ мятежъ помалу сталъ утихать.
   Да тутъ же недалеко от Ромли градъ Лида, гдѣ Георгиа святаго тѣло положено; а та Лида от Ромли версты с три. A нынѣ мѣсто то разорено все, и церковь мученикова вся разорена. Зѣло узоричиста была, a нынѣ толко олтарныя стѣны стоятъ. A гдѣ гробъ его былъ, на томъ мѣстѣ могила землею осыпана. А мощи его нынѣ гдѣ, про то Богъ вѣсть, никто не вѣдаетъ про нихъ.
   Да видѣли жъ мы въ томъ же Ромлѣ въ церкви, какъ христианскии арапския робята говорятъ въ службѣ зѣло глумно, а намъ необычно. Когда начнетъ одинъ говоритъ "Блаженъ мужъ", а другой отпяхнувъ тово да второй псаломъ станетъ говорить, да что псаломъ -- то канархъ, а стихиры такъже всѣ по стиху сказоваютъ. А во всякова ребенка за л. 42 об. // пазухою носитъ и Псалтырь, и Октаи малинкия. А когда они станутъ говорить, такъ другъ перед другомъ възахватъ межу себя: кой силняя, тотъ болши говоритъ. А учатся у нихъ не по-нашему: съ утра до полденъ учитъ Чесовникъ или Псалтырь, а съ полденъ до вечера -- стихѣры во Октаи, въ Минѣи того дня прилучившагося да и сказывать въ церкви. Таковы тщателны! А прежде учатся арапскимъ языкомъ грамотѣ, потомъ греческимъ. Греческую грамоту добрѣ умѣютъ и поютъ, а языка простаго не знаютъ и разума книжнаго, не разберутъ греческихъ книгъ.
   И стояхомъ мы въ Ромли полъчетверты недѣли. Потом паша прислалъ ко всѣмъ богомолцамъ, чтобъ были готовы итить во Иерусалимъ. А на другой день рано, часа за три до свѣта, пригнали арапы велбудовъ, кони, ишаки малыя и стали класть рухледь на кони, подъ всякова человѣка по два коня. И была задуха великая, едва выбрались въ полѣ: улицы всѣ наполнены были, пройти нелзя было. И выбрались на поле часу въ пятомъ дни. И сбирались тутъ всѣхъ вѣръ. И паша самъ выѣхалъ за городъ нас провожать.
   И какъ выбрались всѣ въ полѣ, ноября въ 28 дни въ шестомъ часу дни мы помолившеся Господу Богу и Пресвятѣй его Богоматери и поидохомъ изъ Ромли ко святому граду Иерусалиму всѣмъ корованомъ, было человѣкъ тысящи полтары разных вѣръ.
   Потомъ арапы стали насъ бить, грабить. Асыплютъ, что пчелы, рвутъ за ризы, трясутъ далой, съ лошади волокутъ: "Дай пара!" Абушкамъ межи крылъ, дубиною иной въ груди суетъ: "Дай пара!" Дать -- бѣда, а не дать -- другая. Толко кто кошелекъ вынел, анъ другой съ стороны и вырвалъ совсѣмъ. А не дать, такъ бъютъ. А станешъ давать, такъ со одново мѣста четверть часа не пустятъ, что от сабакъ не отобъешся. Посмотришъ: вездѣ стоитъ крикъ да стонъ, бъютъ, грабятъ; иной плачетъ -- убитъ, иной плачетъ -- ограбленъ. Вездѣ гоняются за однимъ человѣкомъ араповъ по десяти, по дватцати. Многия коней и рухлядь покидали да такъ от нихъ, сабакъ, бѣгаютъ. А болши псы-извощики тутъ же воруютъ, тутъ же мотаютъся межи тѣхъ. л. 43. // Да извощики-та исъ
   тѣхъ же селъ разбойническихъ, такъ имъ къстати воровать-та, сабакомъ, -- тѣ же разбойники; перебѣгаючи, грабятъ: передний назадъ, а задний напередъ. Бабъ-та миленкихъ бъютъ! Пришедши, возметъ бабу-ту или дѣвку за ногу, да такъ съ лошади даловъ волочетъ, да бъетъ: "Дай пара!" Бѣдство великое от араповъ, пощади, Господи, подобно что на мытарствахъ от бѣсовъ -- истыя бѣсы, зѣло насилие великое творятъ! А паша, окаянной, толко славу-ту учинилъ, что за городъ выпроводилъ, да денги обобралъ съ человѣка по гривне, алтына по два, да пхнулъ межи горъ ко арапомъ, а за нами проводники и назадъ.
   А я, грѣшникъ, и лошедь покинулъ да все бѣгалъ пешкомъ, такъ они не такъ нападали. А когда набѣгутъ арапы созади или въстрѣчю и хотятъ грабить и бить, такъ я нашол на ихъ ружье острое. Бога-свѣта призову на помощь да безъпрестани кричю къ Богу-та: "Владыко-человѣколюбче! Помози за молитвъ отца нашего Спиридона!" -- такъ они и прочь от мене. Да паки они набѣгутъ, арапы, такъ я таки то жъ да то жъ. А они иной въ глаза заглянетъ, а сам заворчитъ да и прочь. А я самъ удивляюся человѣколюбию Божию; знать, молъ, что Богъ любитъ Спиридона. Да спаси Богъ арапа, моего извощика, много имъ отбивался. Гдѣ набѣгутъ арапы станицею, хотятъ грабить и бить, а онъ наровитъ дубиною самихъ. Они станут съ нимъ шумѣть, а я въ тѣ поры уйду у нихъ. Потомъ иная станица набѣжитъ, а онъ опять съ ними дратса станетъ, а я таки уйду. Да такъ-та весь день калюкалъ. А я, су, выневши да ему паръ пять-шесть дамъ, такъ онъ за мене и лучши стоитъ. А самъ мнѣ ворчитъ: "Е, попасъ, не бойся-де, я-де тебе не дамъ грабить и бить". А самъ таки, злодѣй: "Епиръ пара, дай-де пара, видешъ-де, какъ я за тебе со арапами бъюся!". А я, су: "Ну онъ провались!" -- выневши по шти денегъ, по два алтына, да такъ-та ему днемъ-та съ рубль передовалъ, и хлѣбомъ-та ему даю. Ну онъ къ Богу! Толко бы далъ Богъ здаровья, не о денгахъ слово, увѣчья-та пущи денегъ. А они, сабаки, не разбираютъ, и милости у нихъ нѣтъ: хошъ по головѣ, хошъ по глазамъ, куды зря. И то мы день весь шли, л. 43 об. // ни пили, ни ѣли от нихъ, сабакъ. Такое бѣдство чинятъ арапы, уже невозможно такой бѣды человѣку от рождения своего видитъ! Толко ты вынешъ хлѣба кусъ да къ роту, а иной заскоча съ стороны да и вырветъ. А сами межъ себя и подерутся за кусокъ хлѣба.
   И того дни доидохомъ до села Еммауса, гдѣ Христосъ явился Луцѣ и Клеопѣ. И тутъ мы стали начеватъ, а сами згорѣли от жару. День весь со арапами бились, что съ сабаками, a бѣгали, что от бѣсовъ, -- и такъ угорѣли. А день былъ жаркой, пить хочетца, а воды-та нѣтъ нигдѣ на пути, мѣсто безводное. И, пошедши, тутъ въ прудѣ у араповъ купили на грошъ воды, такъ напились да опочили. Немного повалялись, будъто поотъраднило. Слава Богу-свѣту!
   Ну-сто, смотри же, не та бѣда инъ другая! Извощикъ нашъ арапъ сталъ у мене просить денегъ: "Дай-де пара! Чѣмъ вельбуда кормить?" И я, выневши, далъ ему гривну, а онъ мене и сталъ бранить по-турецки: "Мало, дай-де еще!" Да поднявши камень, да ко мнѣ суется, а я, су, такъже противу его подънялъ. Такъ онъ, окаянной, разсвирепѣлъ, поднявши камень да суется въ зубы ко мнѣ. И, видѣ нашъ крикъ, греки пришли къ намъ да стали разговаривать: "Деспота, дай-де ему, сабаки, еще!" Я, су, выневши гривну да еще ему далъ, и онъ, окаянной, зубы скрегчетъ, ходячи. Ему челъ, я грекъ; греки сказали ему, что: "Папасъ московъ, у него-де ферманъ патыша турча" -- такъ онъ посмирняя сталъ баить.
   Село Евмаусъ стоить подъ горою. Церковь христианская зѣло была хороша, a нынѣ турки коней запираютъ. Церковь та поставлена на томъ мѣстѣ, гдѣ Христосъ Луцѣ и Клеопѣ познася въ преломлении хлѣба. И на томъ мѣстѣ та церковь стоитъ; зѣло узорично была, еще построенья царя Константина. А когда мы стали начевать у села Евмауса, тогда лиша ужасъ по табарамъ да стонъ стоит: иной безъ глаза, а у иного голова проломлена, иной безъ руки, иной безъ ноги; бабы-та плачютъ. Иной сказываетъ: "У мене пятьдесятъ талерей отняли"; иной скажетъ -- "дватцать"; иной -- "тритцать"; у иного одежду отняли, у иного книги. У чернаго попа, шолъ изъ Царяграда, такъ у него, сказываетъ, пятьсотъ талерей отняли; ходитъ милинкой что чорная земля от печа- л. 44. //ли. Плачь да крикъ стоитъ по таборамъ. Ужасъ, пощади, Господи!
   Утре рано поидохомъ на первомъ часу изъ села Евмауса, а поднимались бораною. Какъ арапамъ не грабитъ?! Отнюдь другъ друга не ждутъ: какъ кто сѣлъ, и пошолъ, да и все тут! Мене бъютъ, а другой мимо пошолъ; а того стали бить, такъ я мимо пошолъ. Да такъ-та всѣхъ и переберутъ по одному человѣку. Потомъ мы поидохомъ изъ села Евмауса, тогда на насъ опять арапы напали и почали грабить и бить по-прежнему. Всего от Иерусалима верстъ с пять, а насилу от нихъ, сабакъ, выбились. И я таки за прежней промыслъ да такъже: "Боже, помози за молитвъ отца нашего Спиридона!" Такъ такъ-та меня, грѣшнаго, Богъ и спасъ от плотныхъ бѣсовъ. А когда взыдохомъ на верхъ горы, тогда увидѣхомъ святый градъ Иерусалимъ -- тогда арапы всѣ пропали, что провалились под землею.
   А когда увидѣли святый градъ Иерусалимъ версты за двѣ, больши не будетъ, тогда мы зѣло обрадовались. И зсѣдши мы съ коней, и поклонихомся святому граду Иерусалиму до земли, а сами рекли: "Слава тебѣ, Господи, слава тебѣ, святый, яко сподобилъ еси насъ видѣти градъ твой святый!" А когда увидѣли насъ турки съ стѣны градской, нашъ корованъ, тогда воевода выслалъ къ намъ турокъ-арапъ конницу съ ружьем. И турки-арапы выѣхали въ поле, а сами стали скакать, винтовать, копья бросать -- ради сабаки, что мы пришли. Скачютъ по полю противу насъ, а сами намъ говорятъ: "Саламъ аликъ!" А мы имъ противу такожъде говоримъ: "Алики саламъ, здравы ли живете?" -- "Какъ-де васъ Богъ милуетъ? Какъ-де васъ Богъ пронесъ от курсановъ, от разбойниковъ сирѣчь?" Да и поскакали назадъ за насъ къ коровану; да и поѣхали назади корована всѣмъ полкомъ, бутто все насъ провожали. А мы уже всѣ пѣши шли до вратъ градскихъ. А изъ Иерусалима вышли на поле христиане: греки, армяне, кафти, французы, иноки, мужи и жоны -- всѣ встречаютъ насъ, а сами плачютъ: "Как-де васъ Богъ пронесъ от араповъ?" А мы такъже плачемъ, никто тутъ не можетъ удержатися. Ужасъ и радость! Уже въ радости всю бѣду забыли, которую приняли от араповъ въ путномъ шествии.
   Октября въ 30 день приидохомъ ко святому граду Иерусалиму. И когда мы внидохомъ во святый градъ Иерусалимъ и вънутрь града, подле дома Давидова, множество народа: турокъ, араповъ, л. 44 об. // христиане-армяне и разныхъ еретическихъ вѣръ стоятъ. Вси, миленкия, ради, встрѣчаютъ насъ, всяк своей вѣры своихъ смотрятъ. Тутъ въ корованѣ всѣхъ вѣръ шли, а корованъ нашъ шолъ верстъ на пять и болши, зѣло многолюдно. А, вшедши во святый градъ Иерусалимъ, всѣ пошли по разнымъ монастырямъ. А мы со греки пошли въ Великой монастырь патриаршей греческой; армяне пошли въ монастырь Иакова, брата Божия.
   А когда мы стали въ монастырь възъѣжжать во врата, тутъ насъ во вратѣхъ стрѣтилъ намѣстникъ со всѣми старцами. Ради зѣло, потому что отчаялись насъ, жили на пристали полъсемы недѣли. И старцы наши кони разсѣдлаваютъ и рухледь нашу въ келью несутъ; съ горелкою и съ виномъ старцы стоятъ, а иныя на блюдахъ закуски, изюмъ сухой держат. И стали всякому человѣку по два финжала подносить горелки. И радостно, и плачевно! Потом раздавали кѣльи. Мы же въ кѣльяхъ мало опочихомъ, начали бить въ доску за трапезу. И, пришедъ, старцы стали насъ звать за трапезу. Трапеза зѣло велика, толко жены себѣ ѣли въ кѣльи. Потомъ ударили въ кандию, и стали "Отче нашъ" говорить, и сѣли хлѣбъ ясти. И трапеза была зѣло доволна всячиною и вином доволна была, поили нескупо. Уже пространнѣе тоя трапезы быть нелзя, болшую часть далой несли. И, воставши изо стола, воздали благодарение Богу.
   Изъ-за трапезы повели насъ гулять на верхъ монастыря, поверхъ кѣльи, около Великия церкви, на гору Голгофу. И, падше, поклонихомся и лобзахомъ святую гору Голъгофу. Потом стали намъ указывать святыя мѣста: Елеонскую гору, Вифлеемъ, обитель Саввы Освященнаго и Содомское море, Иорданъ-рѣку. И тогда мы увидѣхомъ съ горы Голгофы мѣста святыя: гору Елеонскую, иныя святыя мѣста -- и от слезъ не могли удержатися от радости. Падше поклонихомся на землю, и от радости той всю бѣду арабскую забыхомъ, и хвалу Богу воздахомъ. А сами всѣ единогласно рекохомъ: "Слава тебѣ, Господи! л. 45. // Слава тебѣ, святый, яко сподобилъ еси насъ, грѣшныхъ, видѣти святый твой градъ! Пресвятый-святый Владыко, что воздадимъ тебѣ? Како насъ, недостойныхъ, допустилъ со грѣхи нашими?"
   И тако ходихомъ по крилу церковному великия церкви Воскресения Христова, и смотрихомъ здания церковнаго. И дивихомся: "Како матерь нашу церковь и таковую красоту отдалъ босурманомъ въ поругание?" И плакахомъ, на такое строение глядя, не мощно от слезъ удержатися. И приидохомъ къ Великой церкви ко окну, въ ней же подаютъ брашна братиямъ, кои въ Великой церкви сидятъ заперты для службы святыхъ1 мѣстъ, по верви пущаютъ къ нимъ въ церковь. Мы же смотрихомъ сверху во окно внутрь церкви, и видѣхом предѣлъ надъ Гробомъ Господнимъ, и возрадовахомся радостию великою. А сами, какъ бы мощно, такъ бы вскочили въ церковь, да невозможно от турокъ-сабак: они церковь запираютъ и печатаютъ. И смотрѣхомъ внутрь церкви, и дивихомся, и видѣхомъ тамъ2 старцов, ходящихъ по церкви, разныхъ вѣръ еретическихъ: овыя, ходя, кадят святая мѣста, а иныя службы поютъ. Мы же дивихомся таковому безстудию ихъ. А франки поютъ на органѣ, a всѣ тѣ воры нарицаются христианами! Что пѣть дѣлать? Богу тако попустившу! И тако намъ доволъно ходившимъ и вся святая мѣста смотрѣвшимъ, и уже от радости вся бывшия скорби намъ на пути, на мори, от арапъ -- всю уже тоя скорбь забыли. Слава Богу! А когда шли во святый градъ Иерусалимъ и видѣхомъ скорби всякия, все, конечно, отчаяхомся видѣти святый градъ. И доволно ходихомъ по крылу церковному.
   И поидохомъ во своя кельи, и мало опочихомъ. Приидоша старцы и позваша насъ къ записки, мы же всѣ приидохомъ въ патриаршу въ келью. И тутъ стали всякова человѣка и мене въ книгу записовать, а у записки сидѣлъ митрополитъ Птоломаидской да намѣстникъ патриаршей. А от записки брали съ богатыхъ по десяти, по осми, по пяти червонныхъ, а съ убогихъ -- по пяти талерей. И какъ уже всѣхъ переписали, такъ питропос, сирѣчь намѣстникъ, позвалъ мене. Такъ я къ нему пришолъ, по обычаю поклонился да и подалъ ему л. 45 об. // царской листъ московской. Потомъ мнѣ велѣлъ питропосъ сѣсть, и я сѣлъ. Питропосъ, взявши государевъ листъ, разгнулъ, а честь не умѣетъ. Толко гербъ царской смотрѣли, да и поцѣловалъ гербъ царской, потомъ митрополитъ поцѣловалъ. А самъ питропосъ такъ мнѣ сказалъ чрезъ толмоча: "Для ради де великаго государя царя Петра Алексиѣвича и ево ради царскова здравия все тебѣ добро будетъ у насъ. Не печался-де ничемъ, дадимъ тебѣ келью добрую и станемъ-де тебе водитъ по святымъ мѣстамъ, гдѣ-де намъ возможно. A гдѣ невозможно и коими мѣстами босурманы владѣютъ, а христианъ не пущаютъ, тутъ-де и сами не вольны". И я вставши да поклонился. И питропосъ мнѣ молвилъ: "Иди-де теперьво въ келью опочивать, а когда-де будетъ время, убравшися, станемъ-де васъ вадить по святымъ мѣстамъ". А грекамъ завистно сильно, что питропосъ такую показалъ любовь. И тако поидохомъ въ келью и препочихомъ.
   И бысть якобы о полунощи, стали клепать въ доску ко утрени. Мы же приидохом въ церковь царя Константина и матере его Елены и тутъ мало постояхомъ. Когда начали на утрени кафизмы говорить, тогда намъ стали свѣчи раздавать и повѣли насъ ночи со свѣчами по святымъ мѣстамъ. Прежде привели тутъ, гдѣ Христосъ сидѣлъ на камени, когда явился Марии Магдалины. Тутъ надъ тѣмъ каменемъ здѣланъ чуланъ дощатой зъ дверми, да и замыкаютъ. А камень, что столъ, круглой; камень -- красной кремень. A гдѣ Христосъ сидѣлъ, то мѣсто сребромъ обложено и позлащено. Тутъ, подле того каменя, церковь Иакова, брата Божия, а служатъ въ ней греки. Тутъ мы, тотъ камень цѣловавше, пошли до церкви, гдѣ Мариа Египетская плакала предъ образомъ Пресвятыя Богородицы. Потомъ повели насъ до Авраамовой церкви. Пришедъ въ тую церковь, цѣловахомъ то мѣсто, гдѣ Исаакъ стоялъ связанъ, когда его Авраамъ хотѣлъ заклать. И то мѣсто обложено сребромъ и позлащено, величиною съ болъшую тарелку.
   Потомъ возвратихомся въ Великой монастырь. Идучи въ монастырь, цѣловахомъ врата Великия церкве, и тако л. 46. // возвратихомся въ монастырь. И приидохомъ въ церковь, а въ церкви уже поютъ славословие великое. И отпѣли утреню, и тако поидохомъ въ келий свои. Потомъ пошли да литургии, отпѣли литоргию, вышли изъ церкви, пошли всѣ до винной палаты. Тутъ всѣмъ подъносили раки по финжалу, а по-руски горѣлка. Таковъ въ томъ монастыри уставъ: послѣ обѣдни всѣ старцы вышедъ изъ церкви да и пойдутъ пить горѣлку, а винной старецъ подноситъ всякому человѣку по финжалу. У грекъ незазорно пить горѣлку, они все на тоща сердце пъютъ по финжалу. Хошъ кто церковнаго не пъетъ, a горѣлку пъетъ. Тотъ у нихъ въ чести, кто вина церковнаго не пъетъ. И тако поидохомъ до келии своей.
   По времени же позваша насъ за трапезу и такоже по-прежнему насъ удоволиша всѣмъ, брашномъ и виномъ. Воставъ изъ-за трапезы, трапезу заперли, не пустили вонъ богомолцовъ, стали ноги умывать. А за умыванья брали съ нарочитыхъ по семи, по пяти и по восми червонныхъ, а со убогихъ -- по пяти талерей. И тако умывъ ноги и обравъ гроши, отварили двери и выпустили вонъ.
   И переночевавъ ночь, утре, на первомъ часу дни, привели къ монастырю арапы коней. Къ намъ же пришедъ чорной попъ Дарафей, да старецъ-арапъ возвѣстилъ всѣмъ, чтобы шли въ Вифлеемъ. Мы же стали сбиратися. И вышли за градския врата Лидския, и тутъ всѣ збирались. Тогда стали коней разбирать, а иже пѣши шли, а арапы сильно сожаютъ на кони, хошъ кто не хощетъ. Мы же шли пѣши, для того что они, сабаки, сильно извозомъ грабятъ: на десять верстъ полтина станетъ извозу. И когда сожидались всѣ, такъ и пошли къ Вифлеему.
   И тутъ на пути на левой сторонѣ минухомъ монастырь Святаго пророка Илии, гдѣ попалилъ огнемъ пятьдесятницу. Тотъ монастырь от Иерусалима версты с три мѣрныхъ будетъ*. Да тутъ же на другой странѣ дороги на правой рукѣ, какъ въ Вифлѣемъ идешъ, противъ монастыря лежитъ камень великой, а на немъ спалъ Илиа Пророкъ. И какъ онъ на камени лежалъ, такъ пророкъ весь изобразися; все знать: гдѣ лежала глава, гдѣ ноги, гдѣ спина -- что воскъ, вообразилась. А надъ тѣмъ каменемъ стоитъ древо масличное. И богомолцы то древо и тотъ камень лобзали всѣ; и мы, грѣшнии, и камень л. 46 об. // брали на благословение, и древа ломали вѣтвие. И мало отидохомъ, якобы съ версту, тутъ стоитъ гробъ Рахилин, матере Иосифа Прекраснаго. Когда она на пути умерла, тутъ погребена бысть.
   Мы же мало еще поидохомъ от тово гроба Рахилина, на долу стоит древо масличное. А сказоваютъ про то древо: когда Пресвятая Богородица бѣжала во Египетъ от Ирода-царя, такъ же под тѣмъ древомъ почивала съ Превѣчнымъ Младенцемъ. И то древо и доднесь зелено, невелико, окладено камениемъ. Мы же, грѣшнии, то древо ломахомъ на благословение. И от того древа поидохомъ къ Вифлеему. И не доходя Вифлѣема, въ правой рукѣ въ полугорѣ стоитъ весь Еффрафа, поболши жильемъ Вифлѣема; толко мы въ ней не были. И тако приидохомъ къ Вифлѣему.
   Вифлѣемъ стоитъ на горѣ красовито. Въ немъ жилья немного, подобно селу, толко церковь узорична Рождества Христова над тѣмъ мѣстомъ поставлена, надъ вертепомъ, гдѣ Христосъ родился. Въ той церкви ясли Христовы, а вертепъ посредѣ церкве. Въ вертепъ итти, что въ походной погребъ, неглубоко, ступеней пять. И въ пещерѣ ясли каменныя от мрамору бѣлаго. A гдѣ Превѣчный Младенецъ родился, и то мѣсто сребромъ обложено, и позлащено, и камениемъ драгимъ унизано. А вертепъ узоричисто здѣланъ: стѣны вси бархатомъ съ золотомъ и всякими цвѣты украшенъ. A нынѣ ту церковь держутъ французы-папежцы: туракъ у грекъ отнялъ да французамъ отдалъ, а грекамъ далъ предѣлъ зъбоку той церкви. А что было въ той церкви строенье греческое, то все французы вонъ выкидали. Дѣйсусы, коностасы резныя, позлащенныя -- то французы вонъ выкидали, и то строенье лежит топерева не въ призорѣ. А то строенье грекомъ многая тысящи давали стало, а топерво пропадаетъ такъ ни за что. А крыта та церковь свинцомъ. Длина тоя церкви пятьдесятъ саженъ, а поперекъ дватцать семъ саженъ. А въ трапезы тоя церкви пятьдесятъ столпов аспидныхъ, на сторонѣ по 25 столповъ. И тутъ на мѣстѣ арапы продаваютъ лѣстовки: многия тысящи во весь годъ къ тому числу спѣютъ да богомолцовъ дожидаются. Такъ богомолцы у нихъ всѣ покупятъ; и мы отчасти по силѣ купили про себя, л. 47. // на Русь, братии нашей для благословения.
   A тѣ лѣстовки кладутъ на Гробѣ Господни, такъ они освящаются Гробомъ Господнимъ. И такъ въ свою землю развозятъ и въ подаркахъ раздаютъ тѣ чотки. Потомъ я, грѣшный, пошолъ въ пещеру, гдѣ младенцы избиены от Ирода-царя. Зѣло удивительна та пещера, а земля въ ней бѣлая; а ходъ въ нея изъ вертепа, гдѣ Христос родился.
   Потомъ позваша насъ за трапезу, и трапеза была зѣло доволъна, и вина было много. Потомъ попъ Дарафей да старецъ-арапъ, -- попъ взялъ книгу, а старецъ блюдо болшое, -- и стали денги обирать. И греки нарочитыя давали по десяти червонныхъ, по 8, по 7, по 5; а нижняго ступени -- по 5 талерей, ниже того не берутъ. А будетъ кто поупрямится да станетъ 4 талера давать, то такъ въ глаза и броситъ: "Како-де ты хужей, сирѣчь богомолецъ?!" Таковы-та греки! Будетъ кто хощетъ во Иерусалимъ итти, то сумма грошей велика надобетъ. И, вставъ от трапезы, пошли гулять по кельямъ, высоки кѣльи. И смотрихомъ, и дивихомся: красовито сильно стоитъ Вифлѣемъ на горѣ. Какъ посмотришъ къ Содомскому морю -- ужасно зѣло!
   И утре поидохомъ изъ Вифлѣема тѣмъ же путемъ въ вышереченной монастырь Святаго пророка Илии. И тутъ игуменъ насъ стрѣтилъ того монастыря, въвелъ насъ въ церковь Святаго пророка Илии. Церковь зѣло узорична, а въ ней писмо все стѣнное хорошо сильно. Тутъ лежитъ камень, въ стѣнѣ въдѣланъ, на которомъ сидѣлъ пророкъ, когда попалилъ пятьдесятницу. Въ той церкви трапеза была богомольцемъ. И той же попъ Дорофей по-прежнему взялъ книгу да записовалъ, а гроши такъ же бралъ, что и въ Вифлѣемѣ. Вставши от трапезы и погулявъ по церкви, мало опочихомъ, поидохомъ изъ монастыря Святаго пророка Илии.
   И приидохомъ въ монастырь къ Честному Кресту, гдѣ чесное древо расло. Въ томъ монастыри церковь зѣло предивна, писмо стѣнное. Въ той церкви подъ святою трапезою пѣнь того древа, съ котораго съсѣчено животворящее древо, изъ котораго и здѣланъ Крестъ Христовъ, на немъ же распятъ бысть Господь нашъ Исусъ Христосъ. Мы же, грѣшнии тотъ пѣнь ламахомъ. Да въ той же церкви вы- л. 47 об. //носили часть от животворящаго древа, на немъ же распятъ Господь нашъ Исусъ Христосъ, -- крестъ здѣланъ. Мы же, грѣшнии, лобызахомъ той крестъ.
   А сказоваютъ про то древо: посадилъ Лотъ три главки по грѣшении со дщерми и поливалъ то древо по повѣлѣнию Авраамову. И тогда Соломонъ сталъ строить Святая Святыхъ, и то древо повѣлѣлъ съсѣчь на тябло. И мастеры то древо смѣрили и потянули вверхъ -- оно и коротко стало. Они же усумнѣшася, и опустиша долу, и смѣрели -- оно и пришло въ мѣру; потянули опять -- а оно и опять стало коротко. Такъ мастеры познали, что хощетъ быть нѣкое таинство, и положили ево къ стѣнѣ -- и бысть сѣдалище иудеомъ. И когда пришла Южеская царица къ Соломону, и Соломонъ нача ея водити по своимъ царскимъ сокровищемъ и показовати ей вся своя царская сокровища и церковное здание. И тогда Соломонъ въведе царицу въ церковь и показавши ей вся церковная здания внутрь ея. Тогда Южеская царица, когда пришла къ чесному древу и увидѣла его, и воспѣла: "О треблаженное древо!" И от того времени не велѣлъ царь Соломонъ на томъ древѣ садится иудеомъ, и съ того числа бысть то древо въ чести иудеовъ. А когда жидове стали Христа распинать, и повѣлеша исъ того древа здѣлати Крестъ Христовъ, на немъ же распяша Господа Славы. И тотъ-та пѣнь въ той церкви стоитъ, и доднесь цѣлъ онъ, и сребром обложенъ, и позлащенъ.
   И ходихомъ мы по церкви, и смотрихомъ здания церковнаго. Потомъ позвали насъ за трапезу. И трапеза была пространная; и вина много было для того, чтобъ охотно богомолцомъ денги давать. И тутъ1 Дарафей-попъ да старецъ-арапъ бралъ денги по вышеписанному, какъ и въ прежнихъ мѣстѣхъ, и въ книгу записывалъ. И тутъ, ѣдши хлѣба, начевали. И гуляли по тому монастырю, въверху ходили по кѣльямъ. Удивителной монастырь, а пустъ весь; толко два старца или три живутъ для ради службы и для богомолцовъ: водятъ по святымъ мѣстамъ да денги обираютъ. И утре рано, на первомъ часу, подънесли по финъжалу раки, и поидохомъ во Иерусалимъ.
   И приидохомъ во Иерусалимъ въ монастырь Великой. Потомъ стали1 насъ разводить по монастырямъ и стали кѣльи разда-вать. Намъ же отвели кѣлью въ монастырь Иоанна Предтечи л. 48. // и дали мнѣ кѣлью. Мы же начахомъ жити и Бога благодарити. Потомъ позвали насъ въ монастырь Святаго архаггела Михаила на ево праздникъ ко всенощной. И тутъ въ вечерни былъ митрополитъ Птоломаидской, и на утрени онъ былъ, и литургию самъ служилъ, послѣ обѣдни поучение чолъ изустное. Пѣвцы у него были нарочиты, только ниже нашихъ гораздо. Тутъ, не роспустя богомолцовъ, подносили по финжалу раки да брали съ человѣка по червонному, по талерю, по полуталерю, кто что смогъ, по силѣ.
   Потомъ стали пускать въ церковь не всѣми дверми, но половину отворилъ турчинъ, чтобъ иныя такъ не шли, а пропущалъ по человѣку да по два да досматривалъ печатокъ. У ково есть печатка, такъ и пуститъ тово, а у ково нѣтъ, тово не пуститъ.
  

ОПИСАНИЕ ВЕЛИКИЯ ЦЕРКВИ ВОСКРЕСЕНИЯ ХРИСТОВА

  
   О градѣ въ полунощномъ углѣ стоитъ церковь великая Воскресения Христова. А въ ней врата двои: на полудни одни отворяются, а другия закладены камениемъ. И какъ митрополитъ со Христианы и мы, грѣшнии, съ нимъ же вошли, и тутъ, немного пошедъ, якобы саженей пять, лежитъ камень противу вратъ церковныхъ от мрамору бѣлаго, огражденъ решеткою мѣдною. И съ того камени положенъ бысть Христосъ во гробъ Иосифомъ и Никодимомъ; и на томъ камени Христа въ плащеницу обвивали. И тотъ камень митрополитъ и всѣ христиане цѣловали; и мы, грѣшнии, такожде цѣловали; потомъ иныхъ вѣръ. И надъ тѣмъ каменемъ горятъ восемь кандилъ съ масломъ древяннымъ от разныхъ вѣръ. А сказоваютъ про тотъ камень, что подлинной былъ не мраморной, но простой бѣлой. А тотъ-де камень французы вывезли въ свою землю. А за тотъ-де камень турокъ на французахъ взялъ скарбу великую червонныхъ; и на томъ-де мѣстѣ положили въмѣсто тово сей камень мраморной, что нынѣ видимъ всѣмъ. А кандила надъ тѣмъ каменемъ горят и день и нощь. А иныя не такъ сказоваютъ, бутъто тотъ камень положила царица Елена, а подлинной-де камень разобрали христиане на благословение. И о семъ камени вѣдомости подлинной нѣт, гдѣ тотъ камень девался: тутъ ли, гдѣ царица Елена его въ той церкви скрыла, или гдѣ онъ, Богъ вѣсть. А что фряги его, говорятъ, украли, и сему, что будетъ, неймется вѣры: мудро его у турокъ увесть! И от того камени поидохомъ налѣво къ западной странѣ. л. 48 об.//
   Среди Великия церкви стоитъ теремокъ-предѣлъ, а въ немъ Гроб Господень. A предѣлъ, аки церковь, надвое перегороженъ. И какъ въ предѣлъ въ первой войдешъ, тутъ лежитъ камень, егоже аггелъ Господень отвалилъ от двери Гроба Господня. И тотъ камень собою невеликъ, кабы въ пудъ въ пятнатцать; а утверженъ въ помостъ; а онъ сабою круголъ, что стулъ. А знать, онъ прежде сего бывалъ великъ, да до взятия туркова брали его христиане на благословение, a нынѣ уже не дадутъ. А камень красенъ, что кремень. А над нимъ горятъ кандила разныхъ вѣръ съ масломъ древяннымъ. Мы же, грѣшнии, тотъ камень цѣловахомъ.
   И тако поидохомъ ко Гробу Господню въ другой предѣлецъ. А входъ ко Гробу Господню зѣло нуженъ: двери ниски да и уски -- все нагнувши да по одному человѣку, а двоя въ рядъ не разойдутся. А входятъ человѣкъ по пяти, по шти, а болши нелзя. Тѣ поклонятся да выдутъ, да иныя пойдутъ. Нуженъ зѣло входъ да и медленъ: нескоро выходятъ оттудова, для того что радостно вельми. Такъ кому хочется скоро вытить? Уже насмотрится доволи таковаго дару да выдитъ. Хошъ шумят, хошъ кричатъ, не гледятъ на то.
   И когда мы внидохомъ ко Гробу Господню, егда же мы увидѣхомъ Гробъ Господень, тогда радости исполнися сердце наше; и забыхомъ скорбь нашу, бывшую намъ на пути, и, падше, поклонихомся Гробу Господню. Тогда от такой радости не могохомъ от слезъ удержатися, и от очию слезы испускахомъ, а Гробъ Господень лобызахомъ, а сами рекохомъ: "Слава тебѣ, Господи! Слава тебѣ, святый, яко сподобилъ еси насъ, грѣшных, видѣти гробъ свой пресвятый и лобзати! Что воздамы тебѣ, Владыко святый, како мене, недостойнаго, допусти со грѣхи нашими окаянными гробъ твой пречистый видѣти?!" И дивихомся человѣколюбию Божию, како от многъ лѣтъ желаемое получихомъ: прежде слышаниемъ и прочитаниемъ истории, нынѣ же Богъ сподобилъ самимъ видѣти. И тако воздахомъ хвалу Богу и Пречистѣй его Матери.
   И стояхомъ тутъ, и смотрихомъ, како прихождаху тутъ ко Гробу Господню на поклонение от разныхъ вѣръ еретическихъ. И видѣхомъ армянъ, армянскихъ жонъ. Зѣло мнѣ, грѣшнику, во удивление, удивили меня зѣло: какъ на Гробѣ Господни они плачютъ, такъ слезъ лужи стоятъ на доскѣ гробной; а иную баба-ту насилу л. 49. // прочь оттошшишъ от Гроба Господня. Дивное чюдо!
   Хоша еретическая у нихъ вѣра, мы же подивихомся таковому усердию.
   А Гробъ Господень придѣланъ къ стѣнѣ предѣла къ полунощной странѣ, та страна свободна; возглавие и подъножие примуравлена. А длина Гробу Господню -- девять пядей, а поперечины -- пять пядей. А надъ Гробомъ Господнимъ сорокъ семъ кандилъ съ масломъ древяннымъ, а горят день и нощь. А въ тѣ кандила масла наливаютъ и надъсматреваютъ старцы гробныя разныхъ вѣръ еретических. И всякой старецъ въ свои кандила масла наливаетъ. А буде видитъ: въ чюжихъ кандилахъ масло догараетъ -- такъ вдаритъ въ колоколецъ; такъ пришедъ да и нальетъ масла. А колокольцы от земли приведены во всякую келью, кой гдѣ живетъ. А кандила надъ Гробомъ Господнимъ разных вѣръ еретическихъ.
   А писано въ Карабѣйникомъ странникѣ, что де етотъ гробъ здѣлала царица Елена надъ тѣм подлиннымъ Гробомъ Господнимъ. А входъ-де къ нему подъ землею; a нынѣ греки и входъ забыли, изъ памяти у нихъ вышло. А етотъ Гробъ Господень здѣланъ от мрамора бѣлаго, и покрытъ декою, и мраморною, и запечатанъ седмию печатъми свинчатыми. A нынѣ тѣ печати чють знать, уже стерлися; а печати -- насквозь дека верчена да такъ и заливаны. А что дека на Гробѣ Господни, на верху язва поперекъ разсѣлася, толко не насквозь, до другой страны разсѣдина не дошла. И поклонившеся Гробу Господню, и тако изыдохомъ исъ предѣла, и смотрихомъ по церкви сюду и сюду, и дивихомся зданию церковному.
   А у церкви надъ Гробомъ Господнимъ верхъ разбитъ, турки разбили, a здѣлать не дадутъ. А диря-та покрыта сѣдкою мѣдною, чтобъ птицы не летали. A предѣлъ надъ Гробомъ Господнимъ обитъ деками мраморными, а инде уже деки вывалились. А Великая церковь была подъписана мусиею, зѣло была узорична, а нынѣ вся полиняла а не въ призорѣ, а сие турки починить не дадутъ. А Великой церкви длина -- сто сорокъ ступеней, а поперекъ -- сто ступеней. Да тутъ же мы стояхомъ и смотрихомъ на верхъ церкви. Видѣхом: на стѣнахъ церковныхъ кресты изображены въ камени, великия кресты, на западной и полунощной, на полуденной. А подобиемъ таковы: въ срединѣ троечастной, что у нас на Успенскомъ соборѣ, а по сторонамъ четвероконечныя; л. 49 об. // а подъпись на троечастномъ, на четвероконечномъ: "Исусъ Христосъ Ника". A дѣлала тѣ кресты царица Елена съ подлиннаго Креста Христова. А троечастной Крестъ Христовъ съ возглавиемъ, а подобие таково, якоже сии образцы свидѣтелствуютъ. А верхъ надъ Гробомъ Господнимъ аки теремокъ, что яблоко кругло. А на Гробѣ Господни служатъ французы-папежцы. А входъ ко Гробу Господню никому не возбраненъ, всѣхъ вѣръ ходятъ. А за предѣломъ Гроба Господня къ стѣнѣ придѣланъ предѣлъ: тутъ служатъ кофти, а за ними хабежи. Тутъ гробы Иосифа и Никодима выбиты въ стѣну могилою, а гробовъ нѣтъ, толко ямы. Мы же тѣ гробы цѣловахомъ и землю брахомъ, а земля красна видомъ.
   И тако поидохомъ къ церкви Воскресения Христова дванадесять ступеней. А въ той церкви служатъ греки, митрополитъ греческой. А патриархъ не живетъ во Иерусалимѣ, но живетъ въ Едринополѣ. А длина той церкви -- дватцать ступеней, а поперекъ -- десять ступеней. Посредѣ же той церкви Пупъ земли, покрытъ камениемъ, а руками человѣческими не дѣланъ, но здѣланъ Божиимъ повѣлѣниемъ. А от Пупа земнаго четыре ступени въ той же церкви есть мѣсто, ограждено каменемъ народа ради, вышина повыше человѣка. A посредѣ той ограды пропость-щѣль, какъ можно человѣку пролесть. А какъ въ нея посмотришъ, такъ темно, а глубины Богъ вѣсть. И мы про ту пропасть спрашивали, и греки сказали: "Богъ-де знаетъ, что ето за щѣль. Мы-де и сами не знаемъ, уже изъ памяти вышло, такъ никто не знаетъ". А въ той церкви иконное писмо все московское -- царское подание нашихъ государей, а писмо верховных мастеровъ.
   И тако намъ ходившимъ въ церкви, и начаша греки въ доску бить въ церкви къ вечерни. Потомъ стали вечерню пѣть, а митрополитъ Птоломаидской сталъ на мѣстѣ. И, отпѣвъ вечерню, позвали всѣхъ христианъ греческой вѣры на Голгофу ужинать за трапезу; и тутъ трапеза была всѣмъ доволна: и брашномъ, и питиемъ. Потомъ попъ Дарафей пошолъ зъ блюдомъ, а старецъ съ тетратью, да брали такъ же: съ нарочитыхъ по 8, по 7, по пяти червонныхъ, а съ нижнихъ по пяти талерей. A послѣ трапезы начахомъ апять ходити по церкви и по святымъ мѣстамъ. И хождахомъ по церкви -- утѣшно л. 50. // силно гулять, ненасытная радость!
   И увидѣли французы, что греки вышли изъ-за трапезы, и вѣлѣлъ францужской намѣстникъ заиграть въ свои органы для богомолцовъ греческихъ. И когда въ тѣ органы заиграли французы, тогда не могъ никто удержатся, чтобъ тѣхъ органовъ не слушать. Зѣло у сабакъ лъстиво и сладко играютъ! И тѣмъ играниемъ многихъ во Иерусалимѣ отвратили от греческия вѣры къ себѣ въ папежную вѣру. Тщательны сабаки, многими дарами дарятъ, денгами, платьемъ многимъ оболстили.
   Мы же ту нощь всю не спахомъ от радости, ходихомъ по святымъ мѣстамъ и мѣрихомъ Великую церковь мѣсто от мѣста. А изъ той церкви Воскресения Христова ходятъ на лѣстницу на Лобное мѣсто. А от тово мѣста 20 ступеней стоитъ престолъ, идѣже жидове на Господа терновъ вѣнецъ плели; тутъ служатъ греки. И от того мѣста 10 ступеней стоит престолъ, гдѣ раздѣлиша воини жидовския ризы Господни; и тутъ служатъ греки жъ. А от того мѣста 16 ступни -- гдѣ Пресвятая Богородица плакала по Христѣ во время страсти. И на всѣхъ тѣхъ мѣстахъ службы, и висятъ кандила скляничныя съ масломъ древяннымъ, горятъ безъпрестанно.
   И от того мѣста къ западной странѣ 10 ступеней стоитъ темница; три ступни -- гдѣ сидѣлъ Господь нашъ Исусъ Христосъ от иудей. И тутъ горятъ четыре кандила день и нощь. Да тутъ же лежитъ и колода каменная, а въ ней пробита двѣ дири: какъ жидове наругалися Христу, и клали нозѣ его въ кладу и замкомъ замыкали. А от того мѣста 20 ступней -- гдѣ стояли ученицы, плакали по Христѣ во время страсти Господни.
   А от того мѣста къ полунощной странѣ въ той же болшой церкви стоитъ столпъ каменной от бѣлаго мрамору, за него же привязанъ бысть Господь нашъ Исусъ Христосъ от беззаконныхъ иудей. От того столпа вторая часть въ вѣтхомъ Римѣ въ церкви Святыхъ апостолъ Петра и Павла; а третья часть въ Царѣградѣ въ церкви Успения Пресвятыя Богородицы, гдѣ патриархъ служитъ, и тую мы часть въ Царѣградѣ видѣли и цѣловали. А у того столпа престолъ, служатъ французы. А от того столпа къ западу стоятъ французкия органы, зѣло велики, привезены изъ Риму от папы.
   Да въ той же церкви, не ходя на Лобное мѣсто на лѣстницу от того мѣста 24 ступни, на л. 50 об. // восточной странѣ, позади олтаря Воскресения Христова, тутъ есть врата великия и лѣствица въ пещеру ископана глубока, итти въ нее по ступенемъ каменнымъ. И какъ снидешъ долу, тутъ стоитъ церковь каменная царя Константина и матери его Елены. И тамъ горятъ три кандила съ масломъ, а посредѣ тоя церкви въ пещеру ископана лѣстница, въ землю 7 ступней. И тамо царица Елена обрѣла Крестъ Христовъ и два разбойнича. А стоитъ на томъ мѣстѣ седмъ кандилъ христианскихъ, одно латинское.
   А одесную страну Воскресения Христова тутъ есть лествица -- итти на гору высоко, на Голгофу, каменная лѣствица, 13 ступеней. А святая гора, гора Голгофа, каменная, высока, на ней же распятъ бысть Господь нашъ Исусъ Христосъ от иудей. А на Голгофѣ, гдѣ водруженъ бысть Крестъ Христовъ, и тутъ пробита гора пяди. Мы же, грѣшнии, то мѣсто цѣловали, обложено сребромъ и позлащено; а изъ того мѣста благовоние исходитъ зѣло запашисто; а то мѣсто выбито кругло. А за тѣмъ мѣстомъ поставленъ крестъ-распятие, а написано распятие по-латински, и подножия нѣт, a нозѣ прибиты однимъ гвоздемъ. A гдѣ укануша кровь Господня, и то мѣсто до полупяди широко, а глубины никто же вѣсть. А церковь та на горѣ Голгофѣ вся выкладена каменемъ мраморнымъ пестрымъ, зѣло узоричиста. А ходятъ въ нее разувши, въ однихъ чюлкахъ. А у того мѣста сидитъ старецъ со свѣчами неотходно. А служатъ на томъ мѣстѣ греки. А от Лобнаго мѣста въправо, якобы сажени двѣ, лежитъ камень круглой, въдѣланъ въ помостъ; и на томъ камени снятие было Господня тѣла съ креста; а тутъ служатъ французы.
   А зшедъ съ лѣствицы, налево подъ горою святыя Голгофы стоитъ церковь каменная. А въ ней на входѣ по обѣ стороны стоятъ два гроба царския; а какия были цари, никто не знает. И мы спрашивали у грекъ, и они не знаютъ: иной скажетъ греческихъ царей, иной скажетъ латинских -- а подъпись на нихъ латинская. A тѣ гробы здѣланы зѣло хитро; мнится, не гробы -- какое-то чюдо; а не вѣмъ что, Богъ вѣсть. А не цѣлуютъ ихъ, толко спинами трутся объ нихъ; а не вѣмъ, чего ради. А за тѣ л. 51. // гробы пошедъ мало, въ той же церкви на правой руки гроб царя Мельхиседека. Да въ той же церкви, от тово гроба Мелхиседекова три ступни, видитъ щѣль въ гору: разсѣлась гора Голгофа. Егда пришедъ от воинъ и видѣ Христа уже умерша, и копиемъ ему ребро прободе. И изыде кровь и вода, и кануша кровь на Голъгофу -- и ту разсѣдеся гора каменная от крови Господни. И истече кровь на главу Адамову: бѣ бо глава Адамова въ той горѣ, гдѣ распяша Господа иудеи, ибо то мѣсто зовется Лобное, сирѣчь Краниево. И та разсѣдина знать и до сего дни. A гдѣ глава Адамова лежала, и то мѣсто решеткою здѣлано, чтобъ не ломали то мѣсто камения. A мѣсто невелико, и глава Адамова, по тому мѣсту знать, невелика была, какъ бы нынѣшнихъ людей. И на горѣ Голгофѣ престолъ греческой да два францужскихъ. А за францужскимъ престоломъ на той же горѣ, от Лобнаго мѣста къ полудни итти десять ступней ножныхъ, и тутъ то мѣсто, идѣже Авраам на жертву принесе сына своего Исаака.
   А церковь великая Воскресения Христова греческия вѣры, гдѣ служивалъ патриархъ греческой. A нынѣ патриарха нѣтъ во Иерусалимѣ, но живетъ въ Едринополѣ при самомъ салтанѣ. А во Иерусалимѣ на ево мѣстѣ намѣстникъ да 4 митрополита по переменам живутъ: 1. Кесарийской, 2. Лидской, 3. Птоломаидской и Назареидской, 4. Иорданской. И тѣ митрополиты живут во Иерусалимѣ, а служатъ по переменамъ, въ епархиахъ своихъ не живутъ от насилия турковъ и араповъ. А Великая церковь, основания царя Константина и матере его Елены, ограждена кругомъ, на четыре части всѣ стѣны. А церковь великую Воскресения Христова держитъ греческой намѣстникъ зъ греки, а Гробъ Господень -- французы-латыня. А по обѣ страны Великия церкве службы еретическия; а сказываются христиане, a вѣра ихъ проклятая еретическая. И тутъ нощь всю ходихомъ по Великой церкви, и смотрихомъ, и святымъ мѣстомъ кланяхомся, и лобзахомъ, и дивихомся зданию церковному и красотѣ той церкви, како вся страсти Христовы внутрь тоя Великия церкви ограждены.
   У грекъ всенощныхъ не бываетъ, только на вечерни на литѣи пять ставятъ хлѣбовъ: великия хлѣбы, да тонки. А верхней хлѣб поставятъ три свѣчи: не воткнетъ въ хлѣбъ, а поставитъ свѣчи въ хлѣбъ. Отпѣвъ вечерню, разломавъ хлѣбъ да и раздаютъ. лИ послѣ утрени стали пѣть литургию. И после . 51 об. // литургии попъ греческия и митрополитъ облекся во вся священныя одежды во олтарѣ, и взяша хоругви, и взяша часть древа животворящаго, и иконы, и мощи святыхъ въ ковчегахъ, -- а ковчеговъ будетъ до дватцети и болъши, а ковчеги серебряныя и иныя хрустальныя, -- и тако поидоша во вся врата изъ олтаря, и приидоша къ предѣлу Гроба Господня. А за митрополитомъ -- попы и старцы, потомъ греки, христиане. А передъ митрополитомъ турокъ зъ ботошкомъ очищаетъ дорогу, не даетъ мататся лишнимъ, иныхъ вѣръ еретическихъ. Зѣло управно, подобно что у насъ на Москвѣ ходы ходятъ, такъ служивыя напереди идутъ да дорогу очищаютъ. Такъ-та и туракъ тѣмъ же подобиемъ и всякое безчиние унимаетъ. А естьли бы не такъ, то бы садомъ былъ въ церкви великой, уголовщина бы была, а то иныхъ вѣръ не близко припускаютъ. Да такъ-то турокъ всякой вѣры разрядъ чинитъ, когда свой праздникъ кои не празднуютъ. Мы же зѣло подивихомся. И тако митрополитъ всѣмъ соборомъ съ христианы обшедъ кругомъ предѣла Гроба со кресты да и пошолъ въ предѣлъ Гроба Господня. И поклонися Гробу Господню, вышелъ вонъ; потомъ греки и мы съ ними же; потомъ разныхъ вѣръ еретическихъ. Потомъ поидоша въ церковь Воскресения Христова и отпустиша литургию. Потомъ пришли турки и отперли Великую церковь, и поидохомъ вонъ изъ Великия церкви всѣ греки и всѣхъ вѣръ еретическихъ. Потомъ турокъ заперъ Великую церковь и запечаталъ.
   А у Великой церкви двои врата: одни замуравлены, а во вторыя отворяются, и тѣ запечатлѣны от турокъ, которыя на турка дань збираютъ. А у тѣхъ вратъ по обѣ стороны стоят 11 столповъ: 8 мраморныхъ да три аспидныхъ. И, какъ вышедъ изъ церкви -- на правой рукѣ, въ церковь идучи -- на лѣвой странѣ, другой столпъ а от вратъ церковныхъ. И на томъ столпѣ язва великая разсѣлась, больши аршина вышины, подобно тому какъ громъ дерево обдеретъ. А сказоваютъ, что изъ того столпа въ Великую субботу вышелъ огнь изъ церкви тѣмъ столпомъ, такъ онъ отъ тово разсѣлся.
   Мы же про тотъ столбъ у грекъ спрашивали, такъ они намъ сказали: "Надъ тѣмъ-де столпомъ бысть знамение великое, 24 роки тому л. 52. // уже-де прошло. Пришедъ-де армяне къ паши да и говорятъ такъ, что: "Греческая-де вѣра неправая, огнь-де сходитъ не по ихъ вѣрѣ, но по нашей. Возми-де у насъ сто червонныхъ, да чтобъ де намъ службу пѣть въ Великую субботу. А грекъ-де вышли вонъ изъ церкви, чтобъ де они тутъ не были, а то скажутъ: "По нашей-де вѣрѣ огнь съ небеси сходитъ"." И турчинъ облакомился на гроши, и оболстился на болшую дачю, да грек выслалъ вонъ изъ церкви. Потомъ турчинъ отперъ церковь и пустилъ армянъ въ день Великия субботы. А митрополитъ гречески со христианы стоялъ у столпа, у мѣста а царицана Елены, гдѣ она жидовъ судила, а то мѣсто внѣ церкви Великия. И митрополитъ стоялъ у тово столпа, и плакалъ, и Богу молился. А армяне въ Великой церкви въ тѣ поры по своей проклятой вѣрѣ кудосили, и со кресты около предѣла Гроба Господня ходили, и кричали: "Кирие елесонъ!" -- и ничто же бысть.
   И будетъ какъ часъ адинацатай, и сниде огнь съ небеси на предѣлъ Гроба Господня, и поигра, яко солнце къ водѣ блистаяся, поиде ко вратомъ Великия церкви, а не въ предѣлъ Гроба Господня. И тамо не во врата поиде, но въ цѣлое мѣсто сквозѣ стѣну и въ столпъ каменной. И разсѣдеся столпъ, и выде огнь изъ церкви предъ всѣмъ народомъ. А столпъ треснулъ, что громъ великимъ шумомъ загрѣмѣлъ. Тогда весь народъ изъ церкви выбѣгоша на тотъ позоръ, смотрить таковаго чюда, гдѣ огнь поидетъ, и смотриша. И огнь пошелъ по помосту, что внѣ церкви слано камениемъ, и дошедъ до того мѣста, гдѣ митрополитъ стоитъ со Христианы и на коем мѣстѣ стоитъ кандило съ масломъ древяннымъ безъ огня, толко фитиль плаваетъ. И пришедъ огнь къ столпу, и опалилъ весь столпъ, потомъ загорѣся кандило.
   И когда турчинъ увидѣлъ такое чюдо, а въ тѣ поры турчинъ сидѣлъ у Великой церкви у великихъ вратъ, кой дань збираетъ на турка, -- и увидѣлъ турчинъ такое чюдо, закричалъ великимъ гласомъ: "Велик Богъ христиански! Хощю быть христианинъ!" Тогда турки, ухватя, стали его мучить. И по многомъ мучении, видѣ его непокаряющася, потомъ склаша великой огнь противу тово столпа, гдѣ кандило съ масломъ загорѣлася, и тут л. 52 об. // ево спалиша. А когда онъ во огни стоялъ на коемъ камени, и на томъ камени стопы его всѣ вообразишася, яко въ воскъ. И тотъ камень и доднесь въ томъ мѣстѣ лежитъ. И столпы оба стоятъ на показание: тотъ, что у вратъ, съ разсѣдиною; а тотъ, что у царицына мѣста, черенъ весь, дымомъ опаленъ, и не сотрется копать та. Такое чюдо было!"
   И от тоя поры уже огнь въявѣ не сходитъ на Гробъ Господенъ, но токмо кандило греческое загорается, а иныхъ вѣръ еретическихъ кандило не загорается. Таковое чюдо Богъ показалъ на босурманы и надъ еретиками! А тоя поры уже турки въ день Великия субботы никакихъ вѣръ у Гроба Господня не даютъ служить, кромѣ грековъ. Французы хошъ власть имѣютъ у Гроба Господня, во весь годъ литургисаютъ на Гробѣ Господни -- имъ турокъ попустилъ, а въ день Великия субботы французы очистятъ предѣлъ Гроба и не служатъ, выдутъ вонъ, грекомъ отдадутъ.
   И обносится та молва въ христианскихъ церквахъ, паче же въ нашемъ, что бутто огнь съ небеси нынѣ не сходитъ. И то неправо говорятъ: аще бы огнь не сходилъ, то бы почто грекомъ отдавать? А они люди убогия, а еретическия вѣры армяня, французы богаты зѣло. Они бы за такую добрую славу вельми б турку много дали козны, кабы турокъ пропустилъ такую славу, что по ихъ вѣрѣ огнь сходитъ, да нелзя. Одинова турки попытались такъ здѣлать, да не далось, такъ и предъ ихъ не обманутъ французы или армяне, боятся турки. И за то они, за неправую свою вѣру, турку дань платятъ передъ греками въдвоя. А таки греки въ Великой церкви всѣхъ вѣръ еретическихъ честняя у турокъ для тово, что какое дѣло турку до христианъ, то прежде присылаютъ къ греческому намѣстнику. А то уже армяня, французы, кофти къ греческому намѣстнику сходятся. Чѣмъ пашу подарить, такъ какъ греческой намѣстникъ придумаетъ, такъ и будетъ. И турокъ ево слушаетъ, a тѣхъ на совѣтъ не зоветъ. Такъ потому турку, хошъ босурманы, однако знают, что ихъ вѣра лучши.
   А что говорятъ, что де нынѣ огнь съ небеси не сходитъ, такъ всякъ разсуди правовѣ- л. 53. //рной: естьли бы такъ было, то бы уже Великая церковь часу не могла стоять; а то турокъ боится, что знамение бываетъ, такъ за то уступаетъ. Тово ради турокъ по вся годы назираетъ и огнь въ Великой церкви от Великаго четвертка погасаетъ. А тово и смотритъ, чтобъ которова году не сшолъ огнь съ небеси, такъ бы онъ тово часу Великую церковь разорилъ. А за что себѣ турокъ по вся годы такия труды даетъ и мучится? Погаситъ огнь въ Великой церкви по всѣмъ кандиломъ и въ домѣхъ во всѣхъ христианъ-та смотритъ, карпитъ до Великия субботы, все назираетъ: таки ль правда христианская, не лгутъ ли они?
   A нынѣ тако бываетъ сошествие огню. Въ день Великия субботы греческой митрополитъ со христианы, взявъ святыя иконы, часу въ девятомъ дни поидутъ кругъ Гроба Господня. И когда обыдутъ около предѣла трижды, тогда турчинъ опечатаетъ предѣлъ Гроба Господня и посмотритъ на кандило греческое. Будетъ есть огнь, такъ онъ скажетъ митрополиту, а какъ нѣтъ, такъ скажетъ "нѣтъ". И тако греки великимъ воплемъ кричатъ "Кирие елейсонъ!" на многъ часъ, а турчинъ поноровя да еще посмотритъ. И когда увидитъ турчинъ огнь, такъ и скажетъ митрополиту. Тогда митрополитъ возметъ свѣчь великия пуки во обѣ руки, да и пойдетъ въ предѣлъ Гроба Господня; да и зажжетъ оба пуки свѣчь, да вынесетъ христианомъ, а христиане от ево руки станутъ разбирать. Потомъ за христианы армяны поидутъ въ предѣлъ Гроба Господня да возмутъ огнь от греческаго кандила. Потомъ станутъ кандила по всей Великой церкви зажигаетъ, такъта пѣние бываетъ. А кто намъ не хощетъ вѣры яти, то всяк собою отвѣдай: немного живота, два года проходить, да двѣстѣ рублевъ на путь, да и полно тово -- такъ самъ будетъ самовидецъ всякому дѣлу.
   А предъ враты Великия церкви площедь зѣло велика, выслана каменемъ. И тутъ по вся утра выходятъ съ товары, разбираются.
   Товары всякия бываютъ для того, что богомолцы по вся утра приходятъ въ Великой церкви на поклонение и у л. 53 об. // Великой церкви врата церковная цѣлуютъ. А продаютъ чотки, свѣчи и всякия товары, мыло доброе; а торгу толко на одинъ пасъ, а турки со своими товары болѣя не стоятъ.
   Да тутъ же, вышедъ изъ Великой церкви, на лѣвой странѣ, придѣлано мѣсто къ стѣнѣ Великия церкви царицы Елены, гдѣ она жидовъ судила; а то мѣсто высоко; a нынѣ тутъ престолъ латинской, служатъ французы. А то мѣсто прежде сего, сказываютъ, было позлащено, a нынѣ позолота не знать, слиняла, нѣтъ ничево. А подле того мѣста царицана церковь предѣлана къ той же Великой церкви къ стенѣ, та церковь, гдѣ плакала Мариа Египецкая предъ образомъ Пресвятыя Богородицы. А къ патриаршему двору придѣлана церковь Иакова, брата Божия, а подъ колоколнею -- церковь Сорокъ мучениковъ, иже въ Савастии.
   И потомъ поидохомъ въ свою келию и почихомъ до утрия. Потомъ позвали насъ въ монастырь Святыя великомученицы Екатерины на ея праздникъ. Тутъ послѣ литургии позвали насъ за трапезу хлѣба ѣсть; и, ѣдши хлѣба, тутъ давали за трапезу по червонному, по талерю, по полуталерю. Потомъ стали звать во обитель Саввы Освященнаго, тамъ былъ митрополитъ Иорданской. И греки ходили, а мы уже не ходили для араповъ, за нужнымъ проходомъ, а ходили на его память. Потомъ пришелъ митрополитъ от Саввы Освященнаго. Потом позвали всѣхъ богомолцовъ въ Николской монастырь. А литургию служитъ иорданской митрополитъ, арапъ; а казанья казалъ по-арапски, зѣло арапской языкъ грубъ. И тутъ богомолцомъ давали по финжалу горелки, да закуска была изюмъ сухой, а трапезы не было; а брали по тому же, что въ Екотериновскомъ монастырѣ.
   A всѣхъ монастырей во Иерусалимѣ внутрь града: первой -- монастырь Великой; 2 -- Введения Пресвятыя Богородицы; 3 -- Иоанна Предтечи; 4 -- Архистратига Михаила; 5 -- Великомученика Георгиа; 6 -- Феодора Стратилата; 7 -- Екатерины, Христовы мученицы; 8 -- Анны, матери Пресвятыя л. 54. // Богородицы; 9 -- Святаго Евфимиа Великаго; 10 -- Святаго великомученика Димитриа; 11 -- Преподобнаго Харитона Исповѣдника; 12 -- Воскресения Христова. A всѣ ети монастыри внутрь града: девять мужескихъ да три женских, да два монастыря: одинъ францужской, а второй армянской -- Иакова, брата Божия. A всѣми тѣми дванадесятми монастырями владѣютъ греки. A гдѣ монастырь Иакова, брата Господня, и тотъ монастырь зѣло узоричистъ, въ томъ монастыри глава Иакова, брата Господня; а та глава подъ спудомъ; а то мѣсто обложено сребромъ и позлащено.
  

ОПИСАНИЕ СВЯТАГО ГРАДА ИЕРУСАЛИМА

  
   Градъ Иерусалимъ стоитъ на востокъ, какъ приидешъ от Царяграда, от Лиды, а въ немъ 4 ворота: 1 -- на востокъ, на Елеонскую гору и къ селу Гепсимании; 2 -- на полдень, на Синайскую гору; 3 -- от Лиды, въ которыя приходятъ от Царяграда; 4 -- от Шамы, сирѣчь от Дамаска. Градъ Иерусалимъ на четыре стѣны: 1 -- стѣна на востокъ, къ Елеонской горѣ; 2 -- на полъдень, къ юдоли Плачевнѣй, и къ Сионской горѣ, и къ селу Скуделничю; 3 -- на полунощь, къ Дамаску; 4 -- на западъ, къ Лидѣ. Градъ Иерусалимъ каменной, стѣны высоки, крѣпокъ сильно, камень-дичь великой; а кругъ его будетъ версты три мѣрныхъ. А стараго града стѣны всѣ до основания разбиты; а старой градъ Иерусалимъ, сказаваютъ, кругъ его было шесть верстъ. Градъ Иерусалимъ людми не жилъ: много пустыхъ мѣстъ, и полатъ пустыхъ много, а иныя развалились многия полаты; а за городомъ нѣтъ жилыхъ мѣстъ, кромѣ дому Иоанна Богослова. л. 54 об. //
   Внутрь града Иерусалима въ полуденномъ углѣ стоитъ церковь Святая Святыхъ, a владѣютъ ею турки и мечты творят по своему беззаконию. А будетъ кто хощетъ той церкви посмотрѣть от христианъ, и тово потурчатъ; а потурчится не похощетъ, такъ ево повѣсятъ. Да въ томъ же углѣ врата, въ которыя Христосъ въѣзжалъ на осляти. Во градѣ Иерусалимѣ стоитъ великая церковь Воскресения Христова. А от десныя страны Великия церкве, когда изъ церкви выдишъ, стоитъ колокольница каменная, вельми чюдна, на четырехъ углѣхъ безъ верху -- турки збили, и высока была. Подъ тою колоколнею стоитъ церковь Воскресения Христова. Тутъ лежитъ камень, на которомъ Христос сидѣлъ и явися Марии Магдалины. А дворъ патриаршей придѣланъ къ Великой церкви и тѣмъ церквамъ -- Иакова, брата Господня, и къ великой колоколни- л. 55. //цы. А что трапеза была патриарша, и турки отняли да въ мечетъ претворили. В Великомъ монастырѣ двѣ церкви, въ которой служатъ греки: первая -- царя Константина и матере его Елены, а вторая -- Святыя мученицы Феклы. А по левую сторану великаго притвора церковь придѣлана къ Великой церкви близъ Лобнаго мѣста, гдѣ аггелъ Господень показа мѣсто Аврааму вознести на жертву Богу и заклати сына своего Исаака.
   А въ полуденномъ углѣ стоитъ церковь, чюдна и высока вельми, по-еврейски зовется Ероя, а по-руски -- Святая Святыхъ. Егда созда святый градъ повѣлениемъ Салима, царя Иудейскаго, и совокупиша имя церковное царскимъ именемъ, приложиша имя граду тому Иерусалимъ. Соломонъ же ту церковь созда повѣлѣниемъ аггела Господня. И егда прииде Господь нашъ Иисусъ Христосъ во святый градъ Иерусалимъ, и рече на сонъмищи ко иудеомъ: "Разорить церковь сию, и треми деньми воздвигну ю". Иудеи же не разумѣша, что имъ Господь рече, не дая бо имъ свыше разумѣти. И рѣша къ себѣ иудеи: "Создана бысть церковь сия сорокъ пятию лѣтъ" -- и гнѣвашеся на Христа жидове. Въ той же церкви обрѣташеся Господь нашъ Иисусъ Христосъ. Въ той же приятъ Симеонъ Христа на руки и глаголаше: "Нынѣ отпущаеши раба своего, Владыко" и прочая. Въ ту церковь въведена бысть Пресвятая Богородица трехъ лѣтъ, въ той церкви питана бысть от аггела хлѣбомъ небеснымъ до двоюнадесяти лѣту.
   А на восточной странѣ къ горѣ Елеонской стоятъ врата желѣзная старова города Иерусалима, a тѣ врата не отворяются и доднесь. Въ та врата Христосъ въѣхалъ на осляти от Вифании, от горы Елеонския. Дѣти же еврейския рѣзаху от древесъ вѣтви и постилаху по пути ризы своя, от тѣхъ вратъ пояху до церкви благоговѣйнѣ: "Грядый во имя Господне! Осанна въ вышнихъ, царь Иисраилевъ!" Изъ той же церкви изгна Господь нашъ торжниковъ, продающия овцы и голуби, и деки пѣнежникомъ опроверже, и пѣнязи разсыпа. И рече имъ: "Не творите дому Отца моего дому купленаго. Домъ бо молитвы -- домъ Отца моего". Да тутъ же, подлѣ той же церкви, л. 55 об. // стоитъ малая церковь, муравлена, невелика. А въ ней, сказоваютъ, Мѣрило праведное сотворено мудрымъ Соломономъ: въ скалу висятъ двѣ чаши великия желѣзныя на желѣзныхъ цѣпѣхъ, хотки безъмѣрны, зѣло мало что положишъ, они и пойдутъ -- a посмотрѣть не пустятъ турки. Да сказоваютъ, тутъ же предъ церковию лежитъ камень широкъ и плоскъ, дикой. Когда Христосъ предъ церковь приѣхалъ на осляти и сталъ на томъ камени, и позна камень своего создателя, растворися, что воскъ, и стопы жрепцовы воображися въ камень; и тѣ-де стопы знать и до сего дни на камени. А церковь Святая Святыхъ, создание Соломоново, разорена вся до основания Титомъ, царемъ Римскимъ, толко осталось одно Мѣрило праведное, ничимъ же не вреждено. A нынѣ на томъ мѣстѣ стоят двѣ мечети турецкия изрядныя. А турки, сабаки, отнюдъ не пустятъ по-смотрѣть, убиваютъ того или потурчатъ. И намъ греки о томъ зѣло внушали, чтобъ не ходили. И водили насъ по Иерусалиму да указавали, чтобъ не ошиблись, въ тѣ бъ ворота не ходить. А они, сабаки, вороваты: туда пустятъ, а оттуда не пустятъ.
   А когда пойдешь от Великия церкве къ Гепсиманскимъ воротамъ, и тою улицою ити дурно сильно и скаредно: тутъ по той улицы турки дѣлаютъ сафяны. И пошедъ немало, тутъ потокъ Кедрской; на правой руки, какъ выдишъ на потокъ, и тутъ стоитъ домъ богатова: на самомъ потокѣ ворота, подъѣздъ под тот дворъ, сквозѣ ево улица. А какъ пойдешъ въверхъ по потоку и на поворотѣ на правой, въ улицу какъ поворотишъ, тутъ на углѣ лежитъ камень, на выходѣ потока Кедрскаго, широкъ, въ аршинъ длины, а поперечины въ три четверти. На томъ-де камени Христосъ упалъ со Крестомъ, когда ево вѣли воини на пропятие. И тогда жидове задѣли понести Крестъ Христовъ Симону Каранѣю, съ села грядущю, отцу Александрову и Руфову. И несъ Симонъ Крестъ Христовъ до горы Голгофы. И тотъ мы камень цѣловали часто, какъ была не пойдем въ Егепсиманию, на дорогѣ лежитъ. И от того ка- л. 56. //мени пойдешъ на гору якобы вержения изъ лука, стоитъ Преторъ, гдѣ Христа судилъ Пилатъ, и по ланитамъ Его, свѣта, билъ Пилатъ, и воини ругашеся Ему. И тотъ Преторъ цѣлъ и доднесь, не покрытъ, и инде камение стали вывалеватся, переходомъ здѣланъ чрезъ улицу. А коею староною по улицы Христосъ веденъ, и та дорога вымащена каменемъ высока. И по тому пути от христианъ не ходятъ, толко турки ходятъ да арапы, а христиане почитаютъ. А каменя того, гдѣ Христосъ упалъ, турки не даютъ ламать на благословение отнюдъ.
   А от того Претора немало пошедъ, стоитъ купѣль Овчая, въ ней же аггелъ Господень по вся годы возмущаше воду. А при той купѣли был и притворъ Соломоновъ -- весь разбитъ до основания, толко одна купѣль Овчая во дворѣ худѣ. А тутъ живетъ турокъ, беретъ съ человѣка по копѣйки, а съ старцовъ не беретъ. А купѣль глубока, здѣлана колодеземъ круглымъ; а жерело въ купѣли уско, толко кошель проходитъ; а вервь у кошеля мы сами навезали, саженей будетъ десяти. Мы же, грѣшнии, исъ той купѣли пили воду, зѣло вода хороша. Въ той купѣли въ притворѣ Христосъ разслабленнаго исцѣли и хананею помилова. А та купѣль зѣло у турокъ въ презорѣ: пустой дворъ, а городьба зѣло около ево худа. А та купѣль противу рва, гдѣ Иеремиа Пророкъ въверженъ бысть; а ровъ Иеремиевъ на другой странѣ улицы.
   А от той купѣли мало пошедъ, якобы въвержение камени, домъ Иоакима и Анны на той же странѣ. Дому въ том церковь сотворена во имя ихъ, да въ томъ же дому пещера, гдѣ родися Пресвятая Богородица. Исъ той пещеры два окна въверхъ; а сказоваютъ, что однимъ окномъ вниде аггелъ Господень ко Аннѣ благовѣсти зачатие о рождествѣ, а другимъ изыде; до тово, сказоваютъ, тѣхъ оконъ не было въ той пещерѣ. А живут въ немъ турки, а христиане приходятъ помолится; и погани турки берутъ мыто, а съ колугеровъ не бѣрут, потомъ и въ церковь пустятъ. И мы, грѣшнии, сподобились всѣмъ тѣмъ мѣстомъ поклонитися. Да въ томъ же дому стоитъ древо дафиново, на немъ же л. 56 об. // видѣла святая Анна гнѣздо птичие и молитву творящи. И то древо стоитъ зелено и до сего дни, и съ плодомъ, и мы плодъ видѣли.
   А противу того дому Иоакима и Анны подле градской стѣны ровъ великъ, въ него же вверженъ бысть Иеремиа Пророкъ ко лвомъ. А тотъ ровъ подъ градскою стѣною. А нынѣ онъ неглубокъ, заволокло тиною; а глубиною подобно какъ у насъ на Москвѣ у Спаскихъ воротъ у Кремля или поглубя. А въ немъ растутъ древа масличныя, и овощи турки садятъ.
   Да на той же странѣ къ градской стенѣ бывалъ домъ Каиафинъ, a нынѣ весь засыпанъ землею. А та земля ношена съ горы Голгофы, гдѣ Крестъ Христов обрѣтенъ. Тотъ Каиафа, когда вѣлѣлъ Крестъ Христовъ схаранить и засыпать его землею подъ горою Голъгофою, а со всего града заповѣдалъ всякой соръ и гной на ту гору носитъ, гдѣ Христовъ Крестъ засыпаша землею. Помыслиша себѣ иудеи, ако будетъ Христову Кресту взыскание. А съ Крестомъ Христовымъ и два разбойнича быша сохранены. А когда бысть взыскание Христову Кресту, тогда царица Елена повелѣ землю носить на Каиафинъ домъ -- и нынѣ то мѣсто высоко насыпано.
   А от дому Иоакима и Анны мало пошедъ, тутъ градския врата, что къ селу Гепсимании. А когда войдешъ въ башню извнутрь града, во вратѣхъ въ стѣнѣ камень великъ, какъ бы до нево въ груди человѣку, а въ камени вообразилася стопа человѣческая глубока, что в воскъ, какъ пята, какъ всѣ пять перстовъ и вся подошва -- все знатно. А сказоваютъ про ту ногу, что аггелово воображение. Когда-де иудеи ведоша Христа на пропятие, тогда-де врата жидове заперли и народу не пустили смотрѣть. Тогда-де аггелъ Господень тѣ врата отворилъ плечемъ въ ворота, а ногою въ камень вперъ -- такъ въ камени нога и вообразилась. И тако отворилъ врата, и изыде народъ весь на позоръ Христовъ. A тѣ врата недалече от Святая Святыхъ, якобы изъ лука вержениемъ. Мы, грѣшнии, ту стопу цѣловахомъ. А какъ выдишъ изъ Гепсиманскихъ воротъ и сшедъ полъ- л. 57. //горы, тутъ лежитъ камень, а на немъ же убитъ архидиаконъ Стефанъ. И на томъ камени кровь его знать и до сего дни -- тотъ камень красенъ. Мы же, грѣшнии, тотъ камень цѣловахомъ и на благословение брахомъ того каменя. (л. 54.) И от того камени поидохомъ въ юдоль Асафатову. Въ самой юдоли стоитъ село Гепсимания святыхъ богоотецъ Иоакима и Анны, иже нарицается Богородицынъ домъ. И въ томъ селѣ церковь стоитъ, равна съ землею, Святыхъ богоотецъ Иоакима и Анны. От градскихъ воротъ до села Гепсимании якобы изъ лука стрѣлити. Село Гепсимания стоитъ по конецъ юдоли Плачевной, а церковь тоя -- лѣствица внутрь сорокъ шесть ступеней; a лѣствица утвержена что въ погребъ походной; а церковь каменная; а на полу лѣст- (л. 54 об.) //вицы стоитъ гробъ Иоакима и Анны. А когда сойдешъ съ лѣствицы внутрь церкви а направо поворотишъ къ востоку, тутъ стоитъ предѣлецъ невеликъ, каменной, а въ немъ гробъ Пресвятыя Богородицы изсѣченъ от мрамору бѣлаго. А надъ гробомъ висятъ сорокъ семъ кандилъ скляничныхъ съ масломъ древянным от разныхъ вѣръ: от греческой, латинской. А зажигаютъ кандила, когда бываетъ служба. А служба бываетъ по воскресеньямъ, потому что стала внѣ града. А иногда такъ недѣли три не бываетъ, тогда турки воротъ Гепсиманскихъ не отопрутъ. А приходятъ къ службѣ греки да латыня; а латыня служатъ на самомъ гробѣ Богородицыномъ, а греки позади гроба Богородицынаа1. Въ предѣлъ ко гробу Богородицыну входятъ человѣкъ по пяти, по шти, a болѣ нелзя, и покланяются, и гробъ цѣлуютъ. А гробъ Пресвятыя Богородицы подлинняя гроба Господня полъпядию, да уже Господня. А от того гроба Пресвятыя Богородицы пять саженъ въверхъ церкви -- окно кругло. А сказоваютъ про то окно греки, что де тѣмъ окномъ взято тѣло Пресвятыя Богородицы изъ гроба, a гдѣ -- Богъ вѣсть. А ту пещеру турки запираютъ, и мыто емлютъ да и пущаютъ, а съ старцовъ не берутъ. И вышедъ вонъ изъ церкви Пресвятыя Богородицы.
   л. 57. А когда выдешъ изъ церкви изъ Гепсимаской, и на левой странѣ тутъ пещера невелика каменная. Тутъ Иуда Христа продалъ пребеззаконнымъ иудеомъ на пропятие. И тутъ мы ходихомъ, и въ пещерѣ мѣсто цѣловахомъ. И оттолѣ поидохомъ налѣво, на Елеонскую гору прямо. От тоя пещеры на полдни, якобы вержениемъ камени, стоитъ древо масличное. Подъ тѣмъ древомъ Христосъ постился и ко Отцу молился: "Отче, аще возможно, да идетъ чаша сия мимо мене, аще не -- буди воля твоя". А то древо и до сего дни зелено, и на благословение его берутъ от иныхъ странъ. Да тутъ же есть камень зѣло великъ, и плосокъ, и высокъ, якобы въ груди че-ловѣку. На томъ камени ученицы его спаша, когда Христосъ молился. И пришолъ къ ним, они же сномъ отягчены, тогда Христосъ имъ рече: "Спите прочее и почивайте, бдите и молитеся, да не внидете въ напасть. Духъ бодръ, плоть немощна есть. Понеже обѣщастеся2 со мною умрети, a нынѣ не можете единаго часа побдѣти со мною; вы же спите, а Иуда спѣшитъ продати мя иудеомъ" -- и потъ лияшеся, яко капле крове. И тотъ камень цѣловахомъ.
   И оттудова поидохомъ на гору Елеонскую. И мало пошедъ от того мѣста, лежитъ камень великъ. А сказоваютъ, что съ того-де каменя Христосъ сѣлъ на осляте, когда въѣхалъ во Иерусалимъ. И тотъ камень мы цѣловахомъ. И от того камени поидохомъ въверхъ Елеонския горы. От Гепсимании до верху Елеонския горы съ полъверсты будетъ мѣрныя, от Иерусалима верста до горы Елеонския.
   Гора Елеонская зѣло красовита, велми высока, красна и предивна, а по ней растутъ древа масличныя. На самомъ верху горы есть мѣсто Господне, гдѣ Христосъ стоялъ со ученики своими. И вопросиша его ученицы о кончинѣ вѣка сего. Онъ же рече имъ: "Не может сего ни Сынъ человѣческий вѣдати, никтоже, токмо Отецъ". И от того камени, гдѣ Христосъ сидѣлъ со ученики своими, видить Иорданъ-рѣку и Содомское море. На той же верху горы Елеонския стоитъ церковь Вознесения Христова, а въ той церкви лежитъ на предверии камень великъ, плосокъ. И съ того камени вознесся Христосъ на небеса предъ ученики своими. И на томъ камени вообразишася стопы Христовы, и нынѣ одна ступня знать. Мы же, грѣшнии, тотъ камень и тотъ ступень цѣловахомъ; и иныя странныя от христианъ цѣлуютъ.
   А на полуденную страну Елеонския горы стоитъ гробъ святыя мученицы Пелагии, a владѣютъ тѣмъ мѣстомъ турки. И стоит на томъ мѣстѣ мечетъ турецкой, а къ нему турки не пускаютъ. А от горы Елеонския до Вифании, гдѣ праведный Лазарь умеръ и ту Господь воскреси его, яко три поприща от Иерусалима до Вифании. И тутъ церковь стоитъ Воскресения Лазорева, друга Божия; а въ ней гробъ Лазаревъ и сестръ его Марфы и Марии; a нынѣ тою церковию владѣютъ арапы-басурманы. А когда мы пришли къ пещерѣ, гдѣ бысть Лазарь погребенъ праведный, тогда арапы принесли намъ огня. Мы же имъ даша съ человѣка по алтыну да и пошли въ пещеру. А въ пещеру итти, гдѣ былъ гробъ Лазаревъ, итти въ нея, что въ погребъ походной, по лѣсницы глубоко, да и не одна лѣствица, кулаковато, -- а безъ огня невозможно итти, темно, -- три лѣстницы съ поворотами. А съ полу пещеры видитъ въбок церковь Лазареву, a нынѣ турки мечты творятъ. И тако мы цѣловахомъ мѣсто, гдѣ Лазарь лежал, да и вышли изъ пещеры. А от Вифании, гдѣ Христосъ сидѣлъ и глагола ученикомъ своимъ: "Другъ нашъ Лазарь успе; идемъ и возбудимъ его!" -- и от того камени на востокъ до рѣки Иордана, гдѣ Христосъ крестился, день ходу. И тако мы изъ Вифании опять л. 58. // на Елеонскую гору и пришедъ, къ тому каменю, гдѣ Христосъ вознесся на небеса, поклонихомся тому камени и цѣловахомъ.
   А когда съ Елеонския горы посмотришъ во Иерусалимъ, инъ все видитъ во Иерусалимѣ до единой храмины. A гдѣ Святая Святыхъ была, и на то мѣсто зѣло красовито все видить съ Елеонския горы. Зѣло то мѣсто площадью красовито, и древа кипарисовыя на томъ монастыри растутъ. А когда посмотришъ съ Елеонския горы, всюду съ нея видитъ: ко Иордану, къ Содомскому морю, ко обители Святаго Саввы, къ Вифании, къ Вифлеему, во Иерусалимъ. Забытая радость -- Елеонская гора! И ходихомъ довольно по Елеонской горѣ, и веселихомся, и радовахомся, что въ Едемѣ. Во Иерусалимской во всей палестинѣ другова такова и радостнова мѣста нѣтъ, что Елеонская гора!
   Потомъ поидохомъ съ Елеонския горы. И когда поравнихомся противу Гепсимании, и тогда насъ вождъ, старецъ-арапъ, повелъ налѣво по юдоли Плачевной. И от Гепсимании мало поидохомъ въ юдоль, тутъ лежитъ камень невеликъ, плосокъ. А на томъ камени воображена стопа ножная, а въ ней вода стоитъ, полна стопа. А сказаваютъ про тотъ камень: "Когда Христосъ срѣтился со слепцомъ, и ста на томъ камени, и плюну на землю, и сотвори брение, и помаза очи слѣпому, и посла его къ Силоамской купѣли умытися. И какъ Христосъ стоялъ на камени, такъ его стопа въ камени вообразилась, что воскъ". И тотъ камень мы, грѣшнии, цѣловахомъ, и воду изъ стопы пихомъ, и умывахомся. А вода въ стопѣ не убываетъ, опять наполняется. А подле того камени яма, зѣло глубока провалина, а въ ней вода на днѣ чють знать. А въ тую яму не вѣлятъ намъ смотрѣть, вождь нашъ, кой водилъ. А яма зѣло глубока и страшна. А что та за пропасть, мы не довѣдалися; знать, что греки и сами не знаютъ про нея.
   И от тово камени поидохомъ внизъ по юдоли, на лѣвой странѣ стоитъ гробъ Авесолома, сына Давидова. A здѣлан, л. 58 об. // что голубецъ, узоричиста; а на верху круглая башенка; а около голубца накидана каменья мѣлкова, кучи великия лежатъ. Мы же вопросихомъ: "Что, малъ, ето за каменья?" И они намъ сказали, что де жидове накидали: "Они-де не любятъ Авесолома за противление отча, то де когда жидове етимъ путемъ ни идутъ, то все камень кидаютъ ко гробу тому". А когда поидешъ от Авесоломава гроба внизъ по юдоли, на лѣвой странѣ всѣ гробы въ той горѣ пророческия, жидовския, узоричиста и двери, и окна; a тѣ гробы выбиваны въ горѣ изъ одново каменя.
   И от того мѣста поидохомъ внизъ по юдоли Плачевной по градской стѣнѣ. Противъ угла подъ градскою стѣною, подъ горою каменною, тутъ есть купѣль Силоамская. А входъ въ нея учинена лѣствица каменная, широкая, что въ погребъ походной, да крута зѣло, а ступней въ нее дванадесятъ итти въ гору. И по конецъ тоя лѣствицы самая купѣль Силоамля, аки озерцо широко, а глубины -- въ груди человѣку. И приходятъ всякия люди, недугомъ одержимыя различными, и погружаются въ той купѣли, и здравы бываютъ. А когда мы пришли къ устью купѣли, анъ въ ней купается арапъ болъной, басурманъ. И когда стали на него кричать, такъ онъ и вонъ вышелъ. А у той купѣли сидятъ арапы, берутъ мыто -- по копѣйки съ человѣка и по грошу. А та вода не стоитъ, но идетъ сквозь гору и по конецъ горы вышла. А вышла въ полъгоры -- ручей хорошей, тутъ турецкия жоны платья моютъ, прудокъ запруженъ. А та вода до юдоли Плачевной не дошла, вся въ гору понырнула; юдоль Плачевная суха, нѣтъ въ ней воды. А сказоваютъ про ту купѣль, что она прежде сего не бывала. А когда-де возврати Господь плѣнь Сионь от Вавилона, и тогда пришедъ къ тому мѣсту Иеремиа Пророкъ и весь плѣнъ съ нимъ на тотъ потокъ, тогда сухъ бысть. Иеремиа помолися Богу, и даде Богъ въ томъ мѣстѣ воду. Исъ той купѣли арапы возятъ воду2 во л. 59. // Иерусалимъ на велбудахъ да продаютъ. A рѣкъ и кладезей во Иерусалимѣ нѣтъ, мѣсто зѣло безводно, но токмо купѣль Силуамля. А тую воду покупаютъ турки богатыя, а убогия питаются дождевою водою. А дождь во Иерусалимѣ приходитъ ноября-мѣсяца. А когда мы пришли во Иерусалимъ, такъ первой дождь пришолъ въ нощи проти дни архаггела Михаила да шелъ до февраля-мѣсяца.
   A хлѣбъ поспѣваетъ къ свѣтлому дню Воскресению, а овощи всякия поспѣваютъ Рождество Христово и Богоявлениевъ день. У нас зима, а у нихъ лѣто и прохладъ всякой. A лѣтомъ во Иерусалимѣ от солнечнаго зноя и ходить нелзя: зѣло солнце печетъ. А во всю зиму камори лѣтаютъ и босы ходятъ арапы. Во Иерусалимѣ зимою снѣгу не бываетъ, ни морозовъ никогда не живетъ. Какъ у насъ на Москвѣ весна бываетъ теплая, такъ у нихъ зима-та такова бываетъ: дожди, туманы, хмары, зѣло тепло; а громъ бываетъ во всю зиму и молния. Градъ Иерусалимъ стоитъ среди земли, понеже когда бываетъ день большой въ Петровки, тогда солнце на полдняхъ станетъ и въ самой верхъ главы свѣтитъ, такъ стѣни не бываетъ. А когда станетъ день убывать, тогда стѣнь станетъ познаватся. Мы же въ тѣ дни не прилучихомся, толко въ большия ночи зимния искусихом, о полунощи въ месечныя ночи на монастырѣ исъ келий похаживахомъ и смотрихомъ: такъ мѣсяцъ прямо стоитъ надъ главою, a стѣни не знать -- и то мы собою искусихомъ. А день во Иерусалимѣ болшей лѣтней -- пятьнатцать часовъ, а нощь зимнея -- девять часовъ. Во Иерусалимѣ колодези каменныя копаныя; со всѣхъ застрѣхъ приведены къ колодеземъ, -- а верхи плоския, а по угламъ замазаны, -- трубы. Вода бѣжитъ да и въ колодезь идетъ. А вода въ колодезехъ не портится: во весь годъ бѣла, а не желта.
   И мало пошедъ по-надъ юдолью, на правой руки въ полугорѣ стоитъ древо маслично, окладено каменемъ, съ храмину будетъ. А подъ тѣмъ древомъ, сказоваютъ, что Исайю Пророка жиды пилою л. 59 об. // претерли древянною. И то древо зелено и до сего дни. И от того древа мало пошедъ подъ гору въ юдоль и перешедъ юдоль, на другой странѣ юдоли пошедъ на гору, тутъ село Скудельниче, -- от града то село съ версту, на полуденную страну, -- въ погребение страннымъ, что окуплено Христовою кровию, иже Христа Июда предалъ иудеомъ на тридесятъ сребренницѣхъ. И тако жидове купиша тѣми сребренниками село Скудельниче въ погребение страннымъ. А которыя православныя христиане приходятъ от всѣхъ странъ, от востоку и западу, поклонитися Гробу Господню и святымъ мѣстомъ, и коему прилучится отити къ Богу, и тѣхъ христианъ кладутъ въ тому дому въ селѣ Скуделниче. Аще ли будетъ инокъ, въ коемъ монастырѣ пришлецъ, случится ему умрети, и того монастыря тутъ же приносятъ въ то же село Скудельничо. А иерусалимца въ томъ селѣ никогда не кладутъ. Въ томъ селѣ ископанъ гробъ каменной, какъ пещера, а дверцы малы учинены; и въ томъ погребѣ передѣланы закрамы. А кладутъ христианъ въ томъ погребу безъ гробовъ на земли. А лежитъ тѣло сорокъ дней мяхко и цѣло, а смраду нѣтъ от него. А егда исполнится сорокъ дней, и объ одну нощь станетъ тѣло его земля, а кости его наги станутъ. И прииде той человѣкъ, кой приставленъ въ той пещерѣ, и ту землю лапатою соберетъ въ закрамъ, а кости въ другой; а кости тѣ цѣлы и до сего дне. А земля ихъ прежде сего, сказоваютъ, голубая бывала, a нынѣ черна, какъ и прочихъ человѣкъ, толко смрада нѣтъ. А въ пещеру когда войдешъ, такъ духъ тяжекъ; мы ходили въ ту пещеру, платомъ ротъ завезавши. А закромовъ въ той пещерѣ много; а ходятъ со свѣчами зажегши, а то темно въ пещерѣ, ничего не видать. А та пещера стоитъ надъ юдолью Плачевную; а юдоль Плачевная пошла подъ лавру Святаго Саввы Освященнаго и къ Содомскому морю. А сказоваютъ, что тою юдолью Плачевною въ день л. 60. // Страшнаго суда праведнаго Господня рѣка огненная потечетъ.
  

О ДОМУ ДАВИДОВѢ

  
   Домъ Давидовъ стоит от западной страны у вратъ Лидскихъ, и от Египта приходятъ въ тѣ врата. Домъ Давидовъ придѣланъ къ градской стенѣ: три стѣны вънутрь града, а четвертая градская. Кругъ его копанъ ровъ; а чрезъ ровъ мостъ, прежде сего бывалъ каменной, a нынѣ древянной. У вратъ великаго дому лежатъ пушки болшия и сторожи, караулъ великой, стоят: турки, арапы, янычеры. А живутъ въ немъ турки, а христианъ не пущаютъ; а кто дастъ подарокъ, такъ тово и пустятъ. А величиною тотъ домъ -- какъ изъ лука стрѣлить; а равенъ въдоль и поперекъ. А хоромъ въ немъ развѣ одна палата, изъ нея же Давидъ видѣ Вирсавию, мыющююся въ виноградѣ. И мы, грѣшнии, въ томъ дому были, турки насъ пущали: а мы имъ дали подарокъ, такъ они насъ водили въ полату Давидову. А въ полатѣ Давидовѣ живетъ турчинъ. Въ полатѣ толко одно окно, другое -- въ предѣлѣ, а въ полатѣ на окнѣ яма велика въ камень выгнулась.
   А сказоваютъ про ту ямицу: "Когда-де Давидъ Псалтырь писалъ, тогда возлегъ локтемъ опочинуть на тотъ камень -- такъ локать во камень и вогнулся, что въ воскъ". А надъ тѣмъ каменемъ горятъ кандила съ масломъ древяннымъ и день и нощь; а ставятъ то кадило турки: почитаютъ Давида и турки. И мы, грѣшнии, тотъ камень цѣловали. А что глаголетъ Святое Писание: "Въ дому Давидовѣ страхъ великъ", -- и нынѣ въ томъ дому страху нѣтъ, и въ немъ турки живутъ. А то будетъ совершатся таинство во время страшнаго Христова пришествия. От того же дому Давидова от западной страны, близъ дому Давидова, есть потокъ сухъ подъ градскою стѣною, подъ домомъ Давидовымъ; имя тому потоку -- юдоль Плачевная, идѣже хощетъ тещи рѣка огненная въ день Страшнаго суда.
   А въ полуденную страну нынѣшняго града Иерусалима, за стѣною у вратъ града стоитъ гора Сионъ -- мати церквамъ, Божие л. 60 об. // жилище. На той горѣ прежде сего бывалъ монастырь, a нынѣ турецкой мечетъ, въ немъ же турки живутъ. На той же горѣ близъ градской стѣны домъ Зеведеовъ, отца Иоанна Богослова. Въ томъ дому тайную вечерю сотвори Исусъ со ученики своими. Въ томъ же дому Иоаннъ возлеже на перси Господни. Въ томъ же дому жила Пресвятая Богородица, егда Господь нашъ Исусъ Христосъ, стоя на крестѣ, глаголя матери своей: "Жено, се сынъ твой"; потомъ глагола ученику: "Се мати твоя". И от того часа поятъ ю ученикъ восвояси, въ той же домъ свой. Второе -- въ томъ дому было сошествие Святаго Духа на святыя апостолы и ученики въ день пятьдесятный. Въ томъ дому и преставление бысть Божия Матере. Въ той же домъ по воскресении прииде Христосъ ко ученикомъ, и дверемъ затвореннымъ, и ученикомъ собраннымъ, и показа Фомѣ руцѣ и ребра своя. На той же горѣ былъ гробъ Давида-царя и сына его Соломона. На той же горѣ гробъ святаго первомученика Стефана. На той же горѣ есть пещера, гдѣ Давидъ Псалтырь сложилъ. На той же горѣ аггелъ Господень отсѣкъ руку жидовину, прикоснувшемуся гробу Пресвятыя Богородицы. А от дома Иоанна Богослова на лѣвую страну вержениемъ изъ лука -- Галилея Малая, тамо первѣе по воскресении своемъ Христосъ изъ мертвыхъ явися. А та вся мѣста на Сионской горѣ. А домомъ Зеведеовымъ владѣютъ у турка еретики, проклятыя армяне купили.
   Потомъ поидохомъ за градскую стѣну въ пещеру Варухову; та пещера от градской стѣны якобы вержением изъ лука. И въ той пещерѣ живутъ турецкия, магметанския, диаволския пророки. А та пещера ограждена, и сады въ ней насаждены по оградѣ. И въ ту пещеру турецкия пророки берутъ по парѣ съ человѣка да и пустятъ. А пещера зѣло велика, и высока, и пространна. А сказоваютъ про ту пещеру: "Когда плѣненъ бысть Иерусалимъ, Иеремиа Пророкъ веденъ бысть въ плѣнъ и тамо пребысть, въ Вавилонѣ, седмъдесятъ лѣтъ. Варухъ же Пророкъ, жалѣя учителя своего Иеремиа, Иерусалимова раззоре- л. 61. //ния1, и затвори себе въ той пещерѣ, и плакате о разлучении учителя своего Иеремии, недомыслиемъ себе смотряя, даже до возвращения людскаго затворенъ бысть въ пещерѣ. Внегда же людие ко Иерусалиму возвратишася, тогда и Варуху, изъ пещеры изшедшу, Иеремию погребе". И та пещера зѣло удивительна; прежде сего бывала2 внутрь стараго града, a нынѣ внѣ новаго града, за стѣною градскою. И многия знать полаты стараго града Иерусалима, строенья и сады; нынѣ тутъ все пусто, толко одна пещера Варухова.
   Потомъ повѣли насъ во обитель Саввы Освященнаго. Такъже пригнали коней арапы, и збиралися всѣ за градския врата да и пошли от Иерусалима ко обители Святаго Саввы Освященнаго, а шли все юдолью Плачевною. А когда сталися збиратися богомолцы, тогда арапы окаянныя силно сажаютъ на кони и бъютъ, кто какъ не хочетъ ѣхать на лошади. Великое насилие! А извозъ дорогой: от Иерусалима до Савина монастыря съ человѣка по талерю, a переѣздъ -- дватцать верстъ. Бѣда, су, со арапами, нигдѣ от нихъ уходу нѣтъ, вездѣ враги насилуютъ, силно на кони сажаютъ!
   И шли мы юдолью Плачевною; и будетъ какъ на полупути от Иерусалима, тутъ мы нашли на араповъ. Они поятъ скотъ: козы, овцы -- великия стада; а ихъ, сабакъ, многое множество. А стали на дороги, а ходъ мимо ихъ. А они наливаютъ воду въ корыты, такъ дорогу у насъ заняли. А арапы дикия да и задрались съ нашими провожатыми, арапами жъ. Чортъ на чорта нашолъ! А мы нут-ка бѣжать все юдолью, а наши арапы съ ними дратся. Да битва у нихъ великая была: имъ бола хотѣлась насъ грабить, a тѣ не даютъ. А проводники наши на конехъ кругъ нашева корована бѣгаютъ да кричать намъ, чтобъ бѣжали. А мы бѣгли да и ротъ разинули. Охъ, дорошка, дала ума знать! А сами таки махаютъ, что бѣгите. Естьли бы етимъ арапомъ попались, то бы прощай: не токмо бы пограбили, всѣхъ бы тутъ побили, л. 61 об. // для тово что дичь, кочевыя, а не селския. Когда мы ко Иерусалиму шли, такъ тутъ насъ грабили сельския; они толко грабятъ, а не убиваютъ.
   И тако мы бѣжали версты с три безъ памяти, другъ друга топтали; кто силенъ, тотъ напередъ и ушолъ. А все юдолью бѣжали да набѣжали на их кочевье. Тутъ у нихъ стоятъ полатки, и жоны, и дѣти ихъ тутъ, да и козлята молодыя, овечки малыя. И когда насъ увидѣли арапския жоны, рабята, подняли крикъ, вопль, выскочили исъ полатокъ нагия, черны, толко зубы блещатъ. Тутъ мы пущи тово испугалися; а вопль намъ ихъ показался, кажется, до небесъ. Тутъ мы еще бѣжали с версту. Едва отдохнули, такъ набѣжали на насъ проводники наши и сказали намъ: "Не бойтесь-де теперьво".
   И тако мы взыдохомъ на гору высоко, толко в полъгоры, и мало поидохомъ, и увидихомъ монастырь Саввы Освященнаго -- и обрадовахомся зѣло. И пришли къ монастырскимъ воротамъ, слезли съ коней. А у вратъ стоятъ арапы, не пропущаютъ сабаки, берут со всякова человѣка по пяти паръ да и пустятъ въ монастырь. И тако мы внидохомъ въ лавру Святаго Саввы Освященнаго. Зѣло предивенъ монастырь, у насъ такова подобиемъ и удивителствомъ въ Руси не сыщешъ. Хитро сильно стоитъ, съ полугоры стѣны ведены круто зѣло. А въ томъ монастырѣ въ лаврѣ Святаго Саввы храмъ болшой Преображения Господня: зѣло предивенъ, писмо все стѣнное; и иныя церкви есть многия малыя. Тутъ же въ монастыри мы видѣли кѣлью святаго Саввы, гдѣ онъ самъ труждался: вытесена въ горѣ какъ мощно человѣку сѣсти, а стоять нелзя. Прежде сего, сказовали, выхаживало миро, a нынѣ нѣтъ. А стоитъ тотъ монастырь на краю юдоли Плачевной, которая пошла въ Содомское море. А итти тою юдолью Плачевнаю до Содомскаго моря от Савина монастыря съ полдня, сказоваютъ; какъ посмотришъ съ монастыря къ Содомскому морю, кажется, версты двѣ, да межи горъ куликовато юдолью. А подойтить къ тому морю нелзя, чтобъ его блиско посмотрѣть, от арапъ, да и не вѣлятъ турки ходить. А то море животнаго въ себѣ ничего не держитъ; а воды пить нелзя: л. 62. // горъка и солона -- и всякое животное въ себѣ уморяетъ. А то море невелико, что озеро, уско да длинно; а ходу, сказоваютъ, кругъ ево пять дней.
   А когда мы пришли въ монастырь, тогда насъ игуменъ въвелъ въ церковь. Тутъ намъ вынесли крестъ, здѣланъ от части животворящаго древа. Мы же, грѣшнии, цѣловахомъ тотъ крестъ и обрадовахомся радостию неизреченною. И потомъ повѣли насъ на гробъ святаго Саввы: среди монастыря здѣланъ голубецъ каменной, а въ немъ гробъ; и покровъ черной, на покровѣ крестъ вышитъ. Мы же, грѣшнии, гробъ его лобызахомъ. А мощи гдѣ -- про то Богъ вѣсть; и сами греки не вѣдаютъ: тутъ ли, подъ спудомъ, или индѣ гдѣ. Потомъ намъ вынесли въ церкви три главы, Ксенифонта и сыновъ его Аркадиа, Иоанна цареградскихъ. И тако мы, грѣшнии, тѣ главы лобзахомъ.
   Потомъ повѣли насъ въ пещеру; тутъ зѣло костей много, въ той пещерѣ. Мы вопросихомъ тутъ старцовъ: "Что-то ето за мощи?" А старцы намъ сказали: "Етѣ-де мощи новых мучениковъ. Когда-де взялъ турокъ Иерусалимъ, тогда салтану турецкому сказали, что: "Есть тутъ монастырь, а въ немъ колугеровъ много, пятнатцать тысящь, и они-де лихи: собравшися, пришедъ да опять возмутъ Иерусалимъ". Такъ турецкой царь послалъ пашу въ монастырь Святаго Саввы, велѣлъ избить. И турки, пришедъ, стали убивать отцевъ, изъ пещеръ тоскать вонъ да головы отсѣкать. Отцы же, видѣвше суровство звѣрское от турокъ, не сташа противитися и начаша свои головы подъ мечь клонити. И побиша ихъ турки до осми тысящь. И видѣ паша турецкой, что колугеры не противятся имъ, посла вѣдомость къ турецкому салтану, что старцы ни въ чемъ не противятся. Царь же умилися, послалъ писание, велѣлъ престать убивати, а ихъ свободити: куда хощютъ, идут, а тутъ бы не жили. И тако паша возвратился во Иерусалимъ, а отцы собравши мощи избиенныхъ да въ той пещерѣ и положили, а сами и пошли до Афонския горы и тамо водворишася". A нынѣ въ тѣхъ пещерах живутъ арапы; зѣло много пещеръ на юдоль Плачевную. Намъ же старцы приказовали, чтобъ от тѣхъл. 62 об. // мощей не брали ничего; мы же зѣло того опасалися, от тѣхъ мощей брать. Старцы сказовали: "Естьли кто возметъ, а когда-де приидетъ на море, такъ-де корабль съ тѣми мощами на мори не пойдетъ. А турки-де станутъ обыскивать, а когда у кого найдутъ, такъ-де тово человѣка совсемъ въ море и кинутъ".
   Мы же хождахомъ по верху монастыря и удивляхомся таковому зданию, паче же пещерамъ, гдѣ отцы жили; а теперево по тѣмъ вертепамъ живутъ босурманы. Прежде сего принашевалася Богу жертва, a нынѣ богоматане; тогда постъ и молитва, слезы, a нынѣ жертва диаволу тутъ приносится. Да ушто Богу такъ изволившу? А все то за наши грѣхи такъ Богъ попустилъ босурманомъ владѣть святыми мѣстами.
   И тако мы смотрихомъ съ монастырской ограды въ юдоль Плачевную: круто зѣло, утѣсомъ! И тутъ видѣхомъ араповъ: тоскаются по юдоли Плачевной, а сами, подъшедше подъ ограду монастырскую, кричатъ съ долу, просятъ хлѣба. И старцы Савина монастыря со ограды кидаютъ имъ, что сабакамъ, помалу хлѣба. Иной, кой напередъ подъхватитъ, да и побредетъ во юдоль Плачевную; а иныя клечетѣютъ, гледятъ къверху, дожидаются, чтобъ еще бросили. Такъ другому кинутъ, да и тот такъже побредетъ. Да такъ-та старцы-та по вся дни съ ними мучатся. А за монастырь вытить нелзя -- ограбятъ; а съверху монастыря старцы не вѣлятъ гледѣть на нихъ, сабакъ. И гулявши по монастырю, позваша насъ за трапезу; и трапеза была доволна, и вина было много. И тутъ Дарафей побрал по-прежнему, какъ и въ прежнихъ мѣстѣхъ, да и на игумна бралъ по талерю съ человѣка. И тутъ мы начевахомъ; и утре, на первомъ часу, поднесли по финжалу раки, да и пошли изъ монастыря во Иерусалим.
   И какъ мы вышли за ограду монастырскую, тутъ на другой странѣ стоитъ столпъ каменной высокъ, а на немъ стоитъ затворникъ весь наружи, на верху столпа, подъжемши руки, въ клабуку. А греки ходили къ нему на поклонъ и прощенья просили от него. И я спросилъ тутъ старца: "Что, молъ, ето л. 63. // за диво и святость?" Такъ онъ разсмѣялся: "Етот-де столпникъ на часъ. Какъ-де богомолцы сойдутъ съ монастыря, а ево-де за ними вѣтръ здуетъ далов". Мы же подивилися тому столпнику да и пошли. Такия-та у грекъ столпники-обманшики! А идохомъ ко Иерусалиму уже не юдолью, но горами высокими; горы зѣло высоки. И отошли верстъ за десятъ, стоитъ село арапское, а прежде сего бывало обитель Феодосиа Великаго. Нынѣ толко церковь одна, и въ той арапы коней запираютъ.
   И приидохомъ во Иерусалимъ, и пребыхомъ до Введения Пресвятыя Богородицы. И на праздникъ Введения Богородицы звали всѣхъ богомолцовъ въ монастырь, а тотъ монастырь девичей, живутъ старицы. И былъ в вечерни митрополитъ Птоломадской, и обѣдню служилъ, и поучение чолъ. И послѣ обѣдни посадили всѣхъ богомолцовъ въ полатѣ и давали всякому человѣку по финжалу раки, по другомъ винца церковнаго, а брали съ человѣка по червонному, по талерю, по полуталерю. И тако поидохомъ по своимъ кѣльямъ. Потомъ на вечеръ стали намъ всѣм возвѣщать, чтобъ были готовы итти въ Великую церковь; мы же начата готовитися.
   И пришли всѣ богомолцы къ Великой церкви, и стали всѣхъ вѣръ сходитися. Потомъ сошлися всѣ, и стояхомъ у Великой церкви, и ждахомъ пашу турецкова. Потомъ пришолъ паша, емуже турки послаша ковры, и сѣл паша у вратъ церковныхъ. Потомъ приидоша къ нему толмачи всѣхъ вѣръ и сташа подле ево. Потомъ турчинъ принесъ лѣсницу, и присланилъ ко вратомъ церковнымъ, и, влѣзши, отпечаталъ, потомъ отперъ. И пришедъ митрополитъ греческой со христианы-греки и сташа у вратъ церковныхъ. Потомъ пришли и еретическихъ вѣръ: армяне, французы и прочиихъ ересей -- и стали у вратъ церковныхъ всѣ. Потомъ турчинъ сталъ брать со всякова человѣка по три червонныхъ, а еретических -- по шти червонныхъ, да и печатки давалъ всякому человѣку.
   Генваря въ 18 день поидохомъ изъ святаго града Иерусалима на Русь. Въ пятницу предъ Неделею мытаря и фарисеа на первомъ л. 63 об. // часу дни поидохомъ мы, грѣшнии, изъ святаго града Иерусалима. И намѣстникъ патриаршей приговорилъ нам извощика-арапа, христианина греческой вѣры. И тако мы, убравшися на кони, поидохомъ изъ града и, вышедши за градския ворота, стахомъ на поли иерусалимскомъ. И приказалъ насъ питропосъ проводить толмачю-старцу; и толмачь выпроводилъ за градъ, сталъ извощику приказовать, чтобъ насъ въ цѣлости на пристани поставилъ и никакой бы намъ шкоды не учинилъ. А намъ старецъ-толмачь говоритъ: "Естьли де извощикъ вамъ на пути какое зло учинитъ, то де пишите ко мнѣ, я-де на немъ за рубль доправлю дватцать рублевъ". И велѣлъ намъ толмачь дать извощику, всякому человѣку, по штидесятъ паръ на раздачю по дороги арапамъ-разбойникамъ, чтобъ арапы насъ не трогали, чтобъ извощикъ насъ во всемъ очищалъ. И тако мы, убравшися совсемъ, и помолившеся Господу Богу и Пречистѣй его Богородицѣ, и призвавше въ помощь всѣхъ святыхъ, и поклонихомся святому граду Иерусалиму, поидохомъ въ путь свой на присталь морскую.
   И того дни минухомъ село Еммаусъ, и того дни доидохомъ до града Ромеля. И приидохомъ въ метоху, сирѣчь на подворья Иерусалимская, и старецъ того подворья принялъ насъ съ любовию. А мы зѣло съ пути утомилися, и старецъ поднесъ намъ вина церковнаго; а намъ, утомленнымъ, зѣло въ ползу, поживились, такъ зуда-та поотходить стала. И тако мы препочивши ту нощь. Утре рано, на первомъ часу, извощикъ привелъ намъ кони, и поидохомъ ко граду Иопии на присталь морскую.
   И того же дни приидохомъ во Иопию, яко въ пятомъ часу дни, и стахомъ въ мятохи Иерусалимской. И старецъ, попъ чорной, принялъ насъ съ любовию и угости насъ трапезою обилъною. А когда мы шли до пристани морской от Иерусалима, и намъ на пути от арапъ зла не учинилася, -- слава Богу святому, -- потому что арапъ-извощикъ насъ во всемъ очищалъ от нихъ, сабакъ, тѣми денгами, что мы ему дали, по дватцети алтынъ съ человѣка. А когда гдѣ л. 64. // найдемъ на дороги на разбойниковъ, они, что сабаки, лежат свернувши; какъ увидятъ насъ, такъ вскочатъ всѣ да такъ и бросятся на насъ. А мы укажемъ на извощика: "Е, арапча, кофаръ, молъ, за насъ дастъ пешкешь, сирѣчь подарунокъ", -- такъ они и пойдутъ ко извощику. А извощикъ уже имъ, сабакамъ, даетъ иному грошъ, а иному кустъ табаку. Да такъ-та насъ Богъ помиловалъ от нихъ, сабакъ. А извощикъ все шолъ позади насъ для разбойниковъ-араповъ: какъ на нас нападутъ, такъ и укажемъ назадъ, на извощика, такъ они къ нему и кинутся. А мы въ тѣ поры ну да ну въпередъ по дороги. Да такъ-та Богъ и спасъ насъ от всѣхъ бѣдъ. А за извозъ мы давали по два талеря на коня, а ходу полътара дни. А всякому человѣку по два коня: подъ себе лошедь, подъ рухледь другая; а иныя и пѣши шли, толко подъ рухледь нанимали.
   А когда мы пришли на присталь во Иопию, и въ тѣ поры на пристани кораблей не было. Приходу не было для тово, что время зимнея, такъ къ той пристани корабли не приходятъ. И негдѣ кораблямъ ставится, нѣтъ пристани доброй, такъ тутъ зимою корабли разбиваетъ вѣтромъ. И намъ бысть о томъ печално. Какъ такъ, что кораблей нѣтъ? Что дѣлать? Стала наша дорога. А градъ пустой, харчь зѣло убога -- гладомъ бола померли, тутъ живучи. А у турокъ, сабакъ, въ то время прилучился ихъ праздникъ турецкой. Мѣсяцъ цѣлой они постятся, такъ на бозарѣ не добудешъ никакой харчи. A хлѣбъ уже вынесутъ на вечеръ, какъ солнце станетъ садится, и тотъ весь разорвутъ турки. А иныя у насъ иной день и не ѣдши были. Зѣло нужно было: нѣчимъ поживится было, не добудешъ ни рыбы, ни яицъ -- самая пустошъ.
   А жили мы тутъ на пристани двѣ недѣли, а пущи намъ года стала. Зѣло печально и уныливо было! Ужасъ толко: от моря стонъ стоитъ, какъ море шумитъ да волънами разбивается. А хортуны страшныя были, великия! А от печали у насъ л. 64 об. // то и забава была, что бывало пойдемъ подле моря гулять. Такъ версту и другую пройдешъ, такъ бутто тоска-та малое число посволочетъ. Да и тутъ гуляешъ, а назадъ оглядаешся, чтобы арапы-разбойники не набѣжали.
   А когда мы пришли на пристань, такъ какъ попъ черной, кой тута живетъ въ мятохи, на другой день възбесновался, такъ мы, грѣшнии, ту всю нощь надъ нимъ вазились. Былъ у насъ крестъ московскаго литья мѣдной, такъ тѣмъ крестомъ все его ограждали. А диавол-отъ въ немъ кричитъ: "Студено-де, ознобили-де мене!" Указываешь на полку ко иконамъ: "Вонъ де стабросъ древянной, тѣмъ-де мене ограждайте, a етѣмъ-де ознобили мене!" А тотъ крестъ не по подобию написанъ: двоечастной, а не троечастной -- такъ диаволу-та хочется, чтоб его тѣмъ крестомъ ограждалъ, ему уш то легче от тово. А я таки не слушаю да все московскаго дѣла крестомъ ограждалъ; и ему даю цѣловать, а онъ зубы скрегчетъ на мене, съѣсть мене хощетъ. Да Богъ ему не попуститъ, такъ онъ мнѣ ничего зла не учинилъ. И такъ-та мы съ нимъ до полунощи провозилися. Такъ онъ утомился да сталъ просится: "Дайте-де отдохнуть!" Такъ мы ево положили на постелю, такъ онъ до утрия уснулъ. Потом утре въсталъ, да мене, грѣшника, призвалъ, да сталъ говорить мнѣ: "Пожалуй-де, проговори надо мною одно Евангелие, всѣ четыре евангелиста". Такъ я надъ нимъ по два дни говорилъ Евангелие. Такъ ево Богъ, миленкова, помиловалъ -- сталъ разумъ здравъ; чють бола диаволъ не похитилъ. И какъ попъ пришолъ въ разумъ, зѣло до насъ былъ добръ, часто насъ рыбою кармлевалъ.
   Потомъ пришолъ малой корабль изъ Акрей. И сказали намъ корабленники, что есть-де во Акрахъ корабли египетския; такъ мы наняли корабль малой и стали сбиратся. Потомъ прислалъ за нами паша турецкой, услышалъ, что мы идемъ во Акри. И я пришолъ предъ пашу; и паша велѣлъ толмоча л. 65. // призвать, и переводчикъ пришолъ, и паша велѣлъ у мене спросить: "Есть ли де у него от салтана турецкаго указъ?" И я ему взявши листъ турецкой да и подалъ, такъ онъ и сталъ чести. И прочетши листъ да и молвилъ: "Вотъ де, папасъ московь, смотри на меня". И я на него смотрю, а онъ листъ салтанской свернулъ, да и поцѣловалъ, и на главу положилъ. А самъ чрезъ толмоча говоритъ мнѣ: "Слышалъ-де я, что де ты въ нощи ѣдешъ въ Станбул. И ты поѣжжай, Богъ тебѣ въ помощь! Сказовай-де въ Царѣградѣ и въ Ядринѣ, что мы такъ салтанской указъ почитаемъ, таковы-де мы, турки, своего государя опасны. Мнѣ-де до тебе нѣсть дѣла никакова. Я-де для тово тебе позвалъ, что де ты московской человѣкъ, да пришолъ-де съ салтанскимъ указомъ, а прежде сего съ такими указами никто не хаживалъ. Такъ де я салтанскова здравия позвалъ-де тебе поздравить и честь воздать, чтобъ де ты, выѣхавши на Русь, про насъ слово доброе молвишъ". Да велѣлъ мнѣ сѣсть, а самъ мнѣ чрезъ толмоча говоритъ: "Не покручинься-де, пожалуй, что де я тебе ночи позвалъ. У насъ-де, у турокъ, нынѣ постъ, такъ де мы въ день не пъемъ, ни ядимъ, такъ де я тово ради въ день и не звалъ, и теперьва-де станемъ со мною кагве пить." И я ему сказалъ чрезъ толмоча: "Я, молъ, кагве не буду пить: у насъ, молъ, на Руси нѣтъ етово питья, такъ мы не повадились ево пить. Челомъ бъю за твое жалованье." И онъ мнѣ, паша, молвилъ: "Чѣмъ же де мнѣ тебе подъчивать? Вина-де мы не держимъ, для тово что сами ево не пъемъ. Иди шъ де съ Богомъ!" И я вставши, да поклонившися, да и вонъ изъ полаты пошелъ.
   И пришедъ на монастырское подворье, да и стали въ корабль кластися. А корабленник нашъ сталъ бѣсится, и не сажаетъ насъ на корабль, и не сталъ нашей рухледи на корабль класти, да поднявши парусъ да и пошолъ ночи. А мы и остались на берегу моря, и намъ зѣло горко стало и слезно. Да что пѣть дѣлать? Быть такъ, уш то, молъ, Богу такъ изволившу. И л. 65 об. // стали мы опять рухледь носить на подворья. И той день намъ бысть зѣло печально. Потомъ мы смотримъ: анъ передъ вечеромъ и пришолъ той же корабль назадъ -- зѣло обрадовалися. И пришелъ къ намъ корабленник да и сталъ прощатся: "Простите-де, Бога ради, оскорбилъ-де я васъ. Я-де верстъ с пятьдесятъ отшелъ да и опамятовался. И мнѣ-де стало васъ жаль. Какъ такъ здѣлалъ, что ихъ не помиловалъ? Хотя бы и босурманъ былъ, инъ бы можно помиловать." Да и велѣлъ намъ кластися въ корабль. Потомъ паша призвалъ корабленника и сталъ ево бранить: "Для чего-де ты не взялъ московскаго папаса?" И зѣло ему пригрозилъ, чтобъ насъ взялъ.
   И мы въ ту же нощь поклавшися да и пошли. И въ ту нощь немного отошли, потому что не было вѣтру добраго, и на зари сталъ вѣтръ великъ зѣло. И тово дни на вечеръ пришли во Акри -- анъ кораблей египетскихъ нѣтутъ! И намъ зѣло стало печалъно, когда нашъ корабль присталъ ко брегу. Потомъ мы рухледь свою взявши да и пошли въ метоху митрополью. И старецъ митрополей далъ намъ кѣлью и потомъ намъ трапезу поставилъ. И мы стали у него спрашивать: "Давно ли, молъ, корабли пошли во Египетъ?" И старецъ сказалъ, что: "Третьево дни пошли и вновь-де скоро будутъ. Не печалься-де, скоро пойдешъ во Египетъ". И намъ от старцовыхъ рѣчей стало радостно сильно.
   И наутре февраля во 2 день, на праздникъ Стрѣтения Господня, позвалъ насъ къ себѣ арап-христианинъ и зѣло насъ угостилъ: рыбы было нескудно и вина, было довольно всячины. И за трапезою было у насъ рѣчей много, спрашивали про государя. И зѣло желаютъ сильно, чтобъ государь Царьградъ взялъ: "Не видать-де намъ тѣхъ дней, чтоб де государь московской свободилъ насъ от турокъ!" И зѣло тотъ человѣкъ любовь къ намъ показалъ и уподчивалъ насъ. И тако от него изыдохомъ въ подворье монастырское.
   И по триехъ днѣхъ, въ среду на Сырной недѣли, якобы о полудни, пришли четы- л. 66. //ре корабли египетскии съ товарами. Потомъ, пристав ко брегу, стали выгружать товары. Мы же пришедъ къ корабленнику и поредили съ человѣка по талерю до Малова Египта, а по-турецки Домять. А у турокъ въ тѣ поры прилунился боярань, сирѣчь праздникъ, въ субботу на Сырной недѣли; и была у нихъ изъ пушекъ стрѣльба. А празднуютъ турки свой праздникъ три недѣли.
   Потомъ, въ воскресенья Сырное, въ заговяны, велѣлъ намъ корабельщикъ на корабль рухледь носить. Мы же рухледь на корабль привезохомъ и съ корабля поидохомъ во градъ погулять. А корабленникъ не сказалъ намъ, что де: "Сегодня буду отпущатся". А когда мы во градъ вошли, тогда насъ градской житель, лутчей человѣкъ, арапъ-христианинъ позвалъ къ себѣ на обѣдъ. Мы же поидохомъ, а опасение у насъ было, чтобъ нашъ корабль не ушолъ. Но господинъ, у кого мы обѣдаемъ, тотъ насъ окротил: "Я-де вѣдаю, что де сегодне корабль не поидетъ" -- такъ мы поослабли. А трапеза была зѣло довольна, было рыбъ всякихъ размантыхъ. И такову любовь намъ показалъ, что самъ съ братьеми у трапезы служилъ, во всю трапезу все стоялъ.
   А корабль въ тѣ поры почалъ отпущатся, а насъ нѣту. А матрозы по граду бѣгаютъ да насъ спрашиваютъ, а взять не вѣдаютъ гдѣ. Потомъ матросамъ сказали гдѣ, и они, къ тому дому пришедъ, про насъ спрашиваютъ. И рабы, пришедъ, господину говорятъ, что де уже корабль отпустился. А мы языка не знаемъ, что говорятъ. А господинъ перемогается, а намъ не скажетъ. Жаль ему насъ, что корабль ушолъ, а хочется ему, чтобъ обѣдъ докончали; а самъ велѣлъ поскоряе бъ ѣствы нѣсти, ѣства за ѣствомъ. Такъ мы стали припазновать, что онъ сталъ скорбенъ. Такъ мы у толмоча спросили: "Что, малъ, онъ господинъ печаленъ?" Такъ толмачь сказалъ: "Вить де корабль вашъ ушелъ!" Такъ мы какъ услышали, такъ въставъ изо стола да и побѣжали къ пристаннищу морскому -- анъ нашъ л. 66 об. // корабль верстъ з десятъ ушолъ на море, чють видит. А стала къ ночи. И мы толко руками розно.
   А у пристани прилучились турки въ то время, и по насъ стали тужить, да и стали съ кораблей кликать матросовъ съ сондалами. Такъ тотъчасъ подъбѣжали греческия матросы; такъ мы ихъ поредили нагнать корабль, дали талеръ съ двухъ человѣкъ. Толко мы въ сандалъ сѣли -- анъ тотъ господинъ, у кого мы обѣдали, и прибѣжалъ на присталь, а мы уже отпущаемся, и спросилъ у матросовъ: "Что-де поредилися извозу?" И они сказали, что талерь. И онъ выхватилъ изъ кормана талеръ да и кинулъ въ лотку: "Вотъ де вамъ извозъ за нево, болѣ-де тово не берите". А самъ сталъ со мною прощатся: "Прости-де, Бога ради, моя-де вина!" Я, су, лише подивился: етакая христианская душа! Потом мы поклонихомся ему и отпустихомся на море.
   Отвезли насъ матросы от брега версты с три да и покинули грести, а сами и стали у насъ просить еще за провозъ: "Тово-де мало, не хотимъ вести!" И стало наше дѣло. Мы то такъ, то сякъ -- не везутъ: "Невъмогуту-де, не нагнать. Дай-де еще талеръ!" И тотъ, кой взяли за извозъ, и бросили мнѣ въ сандалъ. И я, су, что дѣлать, взялъ: "Ну, малъ, поѣжжайте назадъ, и я, малъ, буду на васъ паши бить челомъ!" А къ зари-та видить: нашъ корабль поворотился на насъ, вѣтръ сталъ утихать. А они тоже видятъ, что корабль сталъ, такъ они перестали грести и стали шумѣть одно, что: "Дайте другой талеръ!" И много шумѣли, и мы говоримъ: "Повѣзите, молъ, назадъ". Такъ они и стали уже и тот талеръ просить, такъ я отдалъ имъ. Они же погребше мало да опять перестали грести. И зѣло безумныя горесть нанесли и во грѣхъ въвели, едва злодѣи до корабля довезли. Такъ насъ на корабль тотъчасъ матросы приняли, такъ они со студомъ от корабля поѣхали. А я раизу на нихъ жаловался, такъ онъ на нихъ сталъ шумѣть. Потомъ вѣтръ сталъ утихать. И подшедши подъ л. 67. // гору Кармилскую да и стали на якори. Потомъ поутру въстали матросы и хотѣли парусы разпущать и якори выниматъ. А раизъ сталъ на море смотрѣть въ далную пучину, и сталъ присматрѣвать, и позналъ, что хощетъ быть погода великая въ мори. Потомъ раизъ не вѣлѣлъ якори вынимать. И стояли мы от погоды подъ Кормилскою горою пять дней.
   И въ пятницу на первой недѣли на вечеръ, уже въ ночномъ часу, погода стала затихать. Такъ раизъ увидѣлъ: от города от Акрей стали корабли отпускатся -- такъ и онъ велѣлъ якори вынимать и парусы подъимать. Потомъ пошли въ нощъ противъ субботы, и бысть намъ поносъ доброй.
   И въ понеделникъ на второй недѣли поста о полудни приидохомъ ко устью Нилу. И не дошедъ усть Нила, якобы верстъ за пять, и стали на якори. И потомъ изъ Малова Египта пришли малыя корабли, да и взяли кладь изъ корабля всю, и корабль порожжей да и привезали, да и повели подъ Домять. Тутъ на усть Нила мѣлко, не пройдетъ корабль грузомъ, такъ маломи выгружаютъ, а болшой порожжей волокутъ за собою.
   И на вечеръ приидохомъ подъ Домятъ. И тутъ пришли къ намъ на корабль арапы, да и взяли нашу рухледь, да и понесли въ метоху. Игуменъ насъ стрѣтилъ съ честию да и далъ намъ кѣлью, обѣдъ намъ устроилъ. И мы ему от намѣстника грамотки подали, а въ грамоткахъ писано от намѣстника, чтобъ о насъ радѣлъ, чтобъ намъ корабль добылъ въ Царьградъ. Потомъ игуменъ сталъ намъ корабль добувать и добылъ корабль доброй греченина Ивана, а проименование ему Холава, такъ ему прозвище. А жили мы въ Домяти недели з двѣ.
   Потомъ въ Домяти учинился бунтъ от турокъ, и дня зъ два и торгу не было, а насъ игуменъ вонъ изъ монастыря не пущалъ. И помалу бунтъ утишился, и мятежъ былъ великой въ народѣ. Пришолъ от турка указъ, чтобъ малыми денгами не торговать, да чтобъ туркамъ вина не пить и не шинковать, л. 67 об. // а грекомъ бы платья зеленова не насить, такожъ и краснова, носить бы черное, бѣлое. Такъ за то бола учинился бунтъ въ Домяти. Прошла бола въ тѣ поры слава, что бутто турецкой салтанъ приѣхалъ и ходитъ по Домяту скрытымъ образом. Такъ турки всѣ улицы метлами мели, опасались. Они чаяли: и въправду турецкой царь пришолъ -- анъ все тово ничево не было, такъ мялися.
   Потомъ, передъ походомъ нашимъ, звалъ мене архимандритъ Домятской обѣдать. Обѣдъ зѣло хорошей устроилъ, всего было много наспѣто. А тотъ архимандритъ былъ на Москвѣ за милостынею. А когда, отобѣдавъ, я от него пошелъ, такъ онъ мнѣ на дорогу далъ съ пудъ финиковъ. Зѣло добръ архимандритъ да и разуменъ! Мнѣ онъ много расказовалъ, какии тутъ на него бѣды бывали от турокъ, какъ ево граблевали и церковь. Невозможно ево бѣдъ и писанию предать! И жили мы въ Домяти недели з двѣ.
   Потомъ стали корабли отпускатся и на усть Нила къ морю и тамъ въ малыя перегружатся. А мы дня с три спустя после ихъ нанявъ коикъ да и поѣхали съ рухледью къ морю -- анъ еще корабль нашъ не вышелъ на море, такъ мы и стали противъ заставы. И тутъ насъ остонавили и стали нашу рухледь досматривать, такъ я ему, юмрукчею, подалъ салтанской листъ. Такъ онъ прочетши, да и не велѣлъ разбивать рухледь, да и велѣлъ намъ полатку очистить, гдѣ намъ стоять, докудова корабль поидетъ. А самъ юмрукчей спросилъ у мене: "У ково-де ты идешъ на корабли?" И я сказалъ: "У Халавы". И турчинъ мнѣ сказалъ: "Пеки адамъ, доброй-де человѣкъ Холова, я-де знаю. Поиди-де съ Богомъ!" И тутъ мы на заставѣ жили два дни, покудова выгружались на море.
   Потомъ, сѣдши въ коикъ и рухледь положа, да и поѣхали на море къ кораблю. И подъѣхавъ къ кораблю съ рухледью, и сѣли на корабль. А иныя корабли, убравшися, пошли къ Царюграду. А нашего раиза задоръ беретъ, что л. 68. // корабли пошли, а онъ сталъ, такъ сердитъ былъ зѣло. Мы къ нему не подъходили, какъ онъ убирался. Потомъ тотъчасъ велѣлъ парусы подымать, да и пошли, да то уже на ходу убирались. И бысть вѣтръ доброй. Потомъ нашъ раизъ сталъ веселъ, какъ корабль пошелъ, a вѣтръ ста доброй. Такъ мы подшедъ къ нему да поклонились. Такъ и онъ намъ поклонился, а самъ молвилъ: "Таколо, деспота, добрѣ тебѣ будетъ, сиди здѣсь!" Да и велѣлъ мнѣ мѣсто хорошое очистить, а самъ под мѣсто рагожи стелетъ. Спаси ево Богъ, миленкова, доброй человѣкъ былъ! И хлѣбъ намъ велѣлъ давать, и кашу, всячину, что ни ворятъ, -- то все вѣлитъ давать.
   И шли мы четверо сутокъ, a вѣтръ все былъ боковой; и збила насъ боковымъ вѣтромъ въправо верстъ з двѣстѣ. Потомъ на четвертой день стали горы показоватся. И на вечеръ подошли подъ градъ Мирликийской, гдѣ Николай Чюдотворецъ родился. Потомъ къ ночи вѣтру доброва намъ не стала. И сталъ нашъ корабль ходить по морю то туда, то сюда, чтобъ не стоять, а прибыли нѣтъ. И тако нощь всю шатался. А утре по морю появились кораблей много: которыя прежде насъ пошли, всѣ тутъ стали сбиратся. Потомъ караулщикъ нашъ сверху зъ дерева кричитъ, что идутъ-де корабли разбойническия. Потомъ мы смотримъ -- анъ и всѣ корабли поворотили назадъ къ нашему кораблю. Потомъ и нашъ раизъ велѣл назадъ корабль обратить, да и пошли подъ городокъ Костелоризъ. А когда мы стали входить во врата межи горъ въ лиманъ, тогда изъ городка въ каику выѣхали граждане и сказали намъ, что въ городку моръ есть. Такъ нашъ раизъ хотѣлъ назадъ поворотить -- анъ бѣжать и нѣкуда: тутъ, въ городкѣ, моръ есть, а назаде разбойники. Такъ и нѣкуда деватся стала, да и положилися на волю Божию: лутче въпасти въ руцѣ Божии, нежели въ неприятелския руки. И пошли л. 68 об. // подъ городъ, и стали на якори. Потомъ за нами пришли всѣ корабли турецкия да и стали; а разбойническия корабли за лиманомъ стали на воротѣхъ да и не выпустятъ никово. Все тутъ, сталъ нашъ путъ, нѣкуда деватся!
   И на третей день на турецкомъ корабли умеръ раизъ-турчинъ. Бился съ разбойниками: такъ онъ от нихъ отбивался; такъ они, разбойники, у корабля древо подъбили да сопетъ разбили, а раизу руку отрубили -- такъ онъ въ третей день умеръ. A забѣжали наши корабли въ тотъ лиманъ въ среду Крестопоклонную, и стояли мы подъ тѣмъ городкомъ до Святой недели. По томъ стояньи стали раизы сьѣжжатся да думать, какъ быть. И придумали, и послали пошту въ Царьградъ къ салтану турецкому, что разбойники не выпущаютъ. И зѣло намъ было тутъ житие наше печально. А когда мы подъ тѣмъ городкомъ стояли, и въ тѣ поры учинился на одномъ корабли моръ сталъ, и зѣло тому кораблю стала нужда: не пущаютъ ни въ городъ, ни на корабли, а харчь приѣли, а взять негдѣ, а людей на корабли остается немного. Такъ раизъ дождавши вѣтру добраго до нощи и пошелъ на уходъ сквозь разбойническия корабли. И гнали за нимъ верстъ со двѣстѣ до Родоса-города, и ушелъ -- Богъ спасъ ево; а корабль былъ христианской, греческой.
   Потомъ на Вербное воскресение разбойники поймали попа да дьечка изъ города, -- они гуляли по берегу, -- и увезли на корабли, да пытали, и спрашевали у нихъ: "Сколко-де стоитъ кораблей подъ городомъ?" Такъ они сказали: "Дватцать кораблей стоятъ мисирскихъ" -- такъ они ихъ и отпустили. Потомъ учинился у нихъ въ городкѣ великой моръ, такъ корабли и пошли от городка прочь на другую сторону, въ другой лиманъ, подъ горы зѣло высоки. И подъ тѣми горами стояли съ неделю. Тутъ и Свѣтлое воскресение взяли. И зѣло печално было: такой пресвѣтлой празд-никъ, а взяли въ пу- л. 69. //стомъ мѣстѣ. И в1 Свѣтлое воскресение раизъ прислалъ мнѣ яицъ и молока. Спаси ево Богъ, миленкова! Доброй человѣкъ былъ, часто къ себѣ обѣдать зывалъ.
   Потомъ въ самой праздникъ послѣ обѣда пошли корабли опять подъ городъ и стали на якори. А на корабляхъ уже хлѣба не достало, нужда великая стала. Много у нашего раиза брали сухарей на всѣ корабли, у него было запасу много. Человѣкъ онъ старой, сорокъ лѣтъ уже на корабляхъ ходитъ, такъ всякия нужды видалъ, такъ научился, какъ по морю ходить.
   А когда мы стояли подъ горами2, и тутъ мы въ горахъ видѣли капища идолския, древния гробища. И мы по тѣмъ горамъ гуляли и въ нихъ, капищахъ и гробищахъ, внутрь ихъ были. Диво да и все тутъ, какая-та слѣпота была! А гробищи пусты, костей нѣтъ ничево. И капищи выбиваны изъ камени кирками, а не кладеныя; и гробища всѣ выбиваны пустыя. А гробищи поставлены зѣло на высокихъ горахъ, едва съ нуждою взойти; и нынѣ на тѣхъ горахъ турецкия селы.
   Потомъ въ среду на первой недѣли рано, на первомъ часу, увидѣлъ караулъ зъ горы, что идутъ голены турецкия съ войскомъ насъ выручать. И караулъ сталъ къ кораблямъ кричать, такъ съ кораблей турки, греки побѣжали, и мы туда же пошли смотрѣть. И когда мы увидѣли голены турецкия, и зѣло обрадовалися всѣ. И къ ночи пришли къ намъ, и разбойническия всѣ побѣжали въ пучину. И в вечерѣ прибѣжалъ сандалъ зъ голенъ съ янычары къ нашимъ кораблямъ, и велѣли утре рано выходить вонъ на море.
   И въ четвертокъ на Свѣтлой недѣли рано, на первомъ часу, стали наши корабли подыматся и пошли на море. И шли корабли подле горъ, а голены турецкия от моря, от степи, а иныя позади нашихъ кораблей3 шли, оберегали от разбойниковъ.
   И на другой день пришли въ городокъ въ Родость турецкой. И тутъ корабли л. 69 об. // не приставали: вѣтръ былъ доброй -- и тако мимо прошли Родосъ. А когда верстъ з десятъ отошли, тогда изъ Родоса изъ пушки трижды выстрелили, и корабли всѣ остоновились. Потомъ вѣдомость пришла изъ города, чтобъ оберегались, что1 разбойническия голени прошли. Потомъ мы дождались голеновъ да и пошли вмѣстѣ.
   Потомъ во вторый день въ ночномъ часу стала восходить полоса. Потомъ на всѣхъ корабляхъ стали парусы подъбирать. И когда лише парусы подобрали, и взяла фортуна великая, и почела насъ по морю носить, и разбила всѣ корабли -- куда неизвѣстно занесло. Тако насъ ночь всю въ мори волънами носило.
   И утре рано въ Фоминъ понеделникъ стала погода преставать. Мы же по морю смотрѣхомъ съ корабля, и не видать въ мори ни единаго корабля, всѣ разбило. Потомъ о полудни стали на мори корабли по кораблю показоватся, и къ вечеру опять всѣ и сошлися. И тово дни минухомъ Патмасъ-островъ, гдѣ Иоаннъ Богословъ былъ заточенъ. А от Патмаса-острова во вторый день взяла насъ опять фортуна въ Ускомъ мори, тутъ бола едва не всѣ корабли разбила. А стало межъ горъ, а море глубоко, саженъ пятьсот было глубины. Такъ едва столько снастей стало, и всѣ снасти связовали -- едва корабль нашъ остоновили. И тутъ мы стояли от фартуны двои сутки.
   Потомъ стала утихать, да и пошли всѣ корабли, и голены съ ними же. И въ ту же нощь сталъ вѣтръ противенъ, и погнала всѣ корабли назадъ, и на корабляхъ парусы поставили боковыя. И пришли подъ Ефесъ-градъ, гдѣ жилъ Иоаннъ Богословъ съ Прохоромъ-ученикомъ. Градъ зѣло узоричистой; и митрополитъ въ немъ живетъ греческой, и митрополитъ -- доброй человѣкъ.
   Потомъ пошли и пришли в Стинковъгород2. Тутъ мы стояли сутки с двои. Тутъ мнѣ неволникъ руской далъ два мешка лимоновъ. И въ томъ городѣ Стинове всего л. 70. // много, садовъ всякихъ; вино дешево -- по копѣйки око, a горѣлки -- око по грошу; лимоновъ сорокъ-пятьдесятъ за копѣйку; и все дешево. Такова града въ Турецкой земли поискать другова! Всякия овощи идутъ кораблями изъ него въ Царьградъ.
   И тутъ насъ турчинъ-паша сталъ на мнѣ просить горачю, такъ я ему листъ показалъ турской. А онъ листъ и спряталъ въ пазуху да и поѣхал по кораблямъ горачю збирать. A мнѣ сказалъ: "Поѣжжай-де въ городъ, тамъ-де листъ отдамъ". И я поѣхалъ въ городъ въ коику и сталъ ево на берегу дожидатся. А когда онъ приѣхалъ, и я сталъ у него листъ просить, и онъ у мене спросилъ: "А колко-де васъ человѣкъ?" И я сказалъ, что четыре человѣка. И онъ молвилъ мнѣ: "А то-де васъ двое толко, а ето-де двоя греченъ за сабою провозишъ". А я бола двухъ старцовъ рускихъ съ собою изъ Иерусалима взялъ за тѣмъ же листомъ. А онъ, сабака, разсмотрѣлъ, что они въ листѣ не написаны, да и сталъ просить двенатцать талерей зъ двухъ человѣкъ.
   Такъ я пошел до воеводы и сталъ бить челомъ, что, молъ, у мене отнялъ паша горачной листъ салтанской. Такъ воевода послалъ за нимъ, чтобъ онъ листъ принесъ, такъ онъ листъ прислалъ. И воевода листъ прочелъ да и велѣлъ мнѣ отдать: "Хоша бы ихъ было дватцать человѣкъ, не токмо четыре, так де не указано съ нихъ брать!" И турчинъ взялъ листъ у воеводы да и прятать сталъ, и я събоку да и вырвалъ у него, да и спряталъ въ пазуху. А когда мы от воеводы пошли, турчинъ насъ не отпускаетъ: "Поидите-де до паши, онъ-де какъ хочетъ съ вами".
   Такъ мы пошли и пришли передъ его. Такъ онъ сталъ просить листа, и я ему не даю. "Инъде посадите ихъ въ тюрму!" Такъ я ему сталъ говорить: "За что ты мене велишъ въ тюрму сажать? Что моей вины?" И турчинъ молвилъ: "Дай-де з двухъ человѣкъ горачь!" Такъ я ему молвилъ: "И ты ихъ себѣ держи, л. 70 об. // а мене за что держишъ?" Такъ онъ велѣлъ тѣхъ двухъ посадить, а мене отпустилъ.
   Такъ я пошелъ опять до воеводы да сталъ бить челомъ на пашу. Такъ воевода мнѣ сказалъ: "Что жъ де мнѣ съ воромъ дѣлать? Я-де стану на нево въ Станбулъ писать, а себе-де очищать. Ведь де ты и самъ видишъ, какъ я бранился съ нимъ. Прииди-де завтре, и я-де дамъ тебѣ писмо на него къ салтану, и ты-де бей челомъ на него. Да мнѣ-де что съ нимъ дѣлать?"
   Такъ я от него пошелъ и пришелъ къ коику на пристань -- анъ каика нашего и корабля нѣту! Уже позно стало, такъ я въ городъ и пошелъ, да у невольника рускова начевалъ. И поутру съ тѣмъ невольникомъ пошелъ до митрополита. Такъ митрополитъ взялъ у мене листъ да и пошелъ до воеводы. Такъ воевода послалъ съ великою грозою къ паши. Такъ паши стало не лицо, и велѣлъ тѣхъ старцовъ выпустить, да еще имъ далъ по пяти копѣекъ на хлѣбъ, а самъ съ ними прощался.
   Потомъ о полудни наши корабли пошли всѣ къ Царюграду, и голени съ ними же. И на вечеръ вѣтру не стала, и пристали ко острову Милитискому. И тотъ островъ зѣло великъ, и городов въ немъ много. И тутъ мы стояли двои сутки. И потомъ поднявши парусы да и пошли, и голени уже от насъ отстали, пошли назадъ къ Стинковугороду.
   И на другой день пришли1 къ устью Ускому морю, что въ Царьградъ поворачивают. И тутъ намъ вѣтръ противной былъ, не пустилъ насъ въ Уское море. И стояли мы тутъ пятеры сутки: вѣтръ былъ все противной. А на тѣхъ воротѣхъ стоятъ два города турецкия для воинскова дѣла, зѣло ружъемъ запасны. A гдѣ мы стояли, и от тѣхъ мѣстъ до Афонския горы сто шездесятъ верстъ, а до Царяграда сто сорокъ верстъ. Афонския горы2 от того места3 не видать, а солнце сядетъ, такъ она вся обнажится, а въ день не знать ничего.
   Потомъ сталъ вѣтръ л. 71. // заворачеватся намъ въ попутье, такъ на всѣхъ корабляхъ подъняли парусы да и пошли. И прошедъ два городка, а имя имъ Костели, да и стали: опять вѣтръ не нашъ сталъ. Тутъ бола нашъ корабль на камень проломило, и едва законапатели. И въ тѣ поры раизъ съ навклиром побранился. Навклиръ говоритъ: "Пора якори кидать!" А раизъ говоритъ: "Еще рано!" Да такъ-та въ томъ шуму на камень корабль и вдарился, чють не пропалъ бола корабль, и съ людми. Да еще-та Богъ помиловалъ, что тихонко потерся о камень.
   И утре рано, подънявши парусы, пошли подъ Царьградъ. И на другой день на вечеръ, после полденъ, пришли подъ Царьградъ, -- въ среду на четвертой недѣли Свѣтлова воскресения, въ самое Преполовение, -- и стали на якорѣхъ на Бѣломъ мори противъ Царяграда, не дошедъ пристани версты з двѣ, гдѣ корабли пристаютъ. Потомъ къ нашему кораблю приѣхали изъ таможни турки и стали на корабли товаровъ досматревать. Потомъ стали нашу рухледь разбивать, такъ я имъ показалъ турецкова салтана лист, такъ они и не стали разбивать. А начальной турчинъ въ честь у мене попрасилъ чотки иерусалимския, такъ я ему далъ, а крестъ съ нихъ снялъ. Такъ онъ сталъ говорить: "А ставросъ-де на что снимаешъ?" И я ему молвилъ: "Да басурманъ, молъ, не требуетъ ставроса". Такъ онъ разсмѣялся да и молвилъ: "Е, папасъ, гайда-де, гайда, поспѣшай-де! Вашъ-де корабль московъ бызырьянъ скоро ѣдетъ къ Москвѣ, такъ де тебѣ съ ними хорошо, a инъдѣ уже выбираются съ товарами въ Ениково-село". И я какъ услышалъ, что еще наши московския купцы не уѣхали, такъ я зѣло обрадовался. Да нанявши коикъ, да убравшися съ рухледью, да поклонившись раизу, да и поѣхали на Фенаръ въ метоху Иерусалимскую. И приѣхали въ метоху, игуменъ намъ радъ, сталъ здравствовать: "Здрава ли де васъ Богъ носилъ?" Мы же ему л. 71 об. // грамотки подали от намѣстника, а онъ намъ далъ кѣлью и хлѣба прислалъ и вина, всево доволна.
   Потомъ поидохомъ въ велдеганъ къ московскимъ купцамъ, еще они въ Еникова не уѣхали. И купцы намъ зѣло обрадовалися, нашему пришествию. Калуженинъ Иванъ Кадминъ и братъ ево Ерастъ Стефановичи, спаси ихъ Богъ, трапезу намъ устроили добрую, и ренскова было доволи. Ради миленкия, а сами говорятъ намъ: "Слава-де Богу, что вы насъ застали! Хорошо-де съ нами ѣхать къ Москвѣ. Мы-де вамъ не чаяли назадъ выѣхать". И зѣло удивлялись на трапезѣ; и, вставши от трапезы, воздали хвалу Богу; потомъ пошли гулять по Царюграду.
   Потомъ, на третей день нашего пришествия, учинился бунтъ въ Царѣградѣ от янычаръ турецкихъ. Сказано была имъ, янычаромъ, служба -- итить на катаргахъ на Черное море подъ Керчи и на Кубанъ-реку, въ мори устья заваливать каменемъ, чтобъ московския корабли съ войскомъ не прошли. И тѣ янычеры пришли къ пушкарскому головѣ жалованья просить, и голова жалованья имъ выдалъ полное. А янычеры стали просить за прошлыя годы от азовской службы похотное жалованье, и голова сказалъ: "Мнѣ-де указу такова от салтана нѣтъ, чтобъ вамъ за прошлыя годы подъемъ давать. Вить де вы службы не служили, за что-де вамъ давать?" Такъ они взявши голову да удовили, и удавивши да и пошли по редамъ, грабить реды. И мы въ то время прилучились въ редахъ, и едва ушли на гостинай дворъ да и заперлись. А въ редахъ и въ дворахъ вездѣ толко стукъ да громъ стоитъ, какъ запираются по редамъ и по дворамъ. Потомъ бунту было часа на два.
   Потомъ прибѣгли янычеры царския да и перехватали янычеръ -- такъ бунтъ унялся. А мятежъ по всему Царюграду до ночи не утишился. И вездѣ въ домахъ по всему же Царюграду ужасъ великой: крикъ, пискъ бабей, ребячей. А то и кричатъ: л. 72. // "Москва пришла, московския корабли! Увы, погибель пришла Царюграду!" А дворы заперши, да ямы капали, да добро прятали. И турки ходячи по Царюграду съ дубъемъ да бъютъ въ ворота, чтобъ не мятежились, а сами говорятъ: "Нѣтъ Москвы, нѣтъ, то-де янычеры възбунтовали!" И къ ночи едва унялся мятежъ. Мы же зѣло подивились: "Куда, молъ, на турка-та ужасъ напалъ от московскаго государя?" А сами удивляемся. Да что, су, и удивлятся? Время-то приходитъ, такъ на нихъ и страхъ Богъ напущаетъ, затмѣние предпосылаетъ страхованное.
   Потомъ мы стали убиратся въ село Аниково: на Черное море корабли всѣ изъ Яникова-села отпущаются; а тавары въ коикахъ возятъ; а село Ениково от Царяграда десятъ верстъ. Мы же убравшися съ рухледью въ каикъ, да и поѣхали въ Яникова, и стали на томъ же дворѣ, гдѣ московския купцы стоятъ. А купцы еще въ корабль не клалися, ожидали изъ Адрианополь указу. И потомъ не дождались указу, стали кластся въ корабль. Толко поклались -- анъ указъ и пришолъ, чтобъ ѣхать горами на Голацы чрезъ Дунай-рѣку на турецких подводахъ, да двѣстѣ человѣкъ турокъ-провожатыхъ дано до Киева провожать, да воловъ сто дватцать, во всякую арбу по четыре вола. И Иван Кодминъ съ товарищи, съ которыми уклался въ корабль, не поѣхалъ сухимъ путемъ, не сталъ изъ корабля выбираться. Только поѣхали Житковы, прикащики гостя московскаго Ивана Исаева да Матфея Григорьева. Они поѣхали сухимъ путемъ, а мы съ калужены -- моремъ, въ карабли. Мы же после ихъ отпустилися, три дни спустя, а отпустилися подъ Троицынъ день. И пришли на усть моря Широкова. Тутъ стоятъ два городка турецкихъ для московскова опасу по обѣ стороны, пушекъ зѣло много. А городки въновь подѣланы: боялся турокъ нашего государя приходу въ Царьградъ. Тутъ стоитъ застава, осматрѣваютъ ружья. Тутъ л. 72 об. // у насъ на корабли у московскихъ купцовъ ружья осматривали. А у нашихъ купцовъ былъ взятъ листъ у паши, чтобъ пропустить по счету ружье московское. И тако пришедъ турчинъ, начальной человѣкъ, да и пересмотрѣлъ, и противъ указу перечелъ ружье всякое, да и отпустилъ насъ.
   Мы же тово дни не отпустихомся, понеже вѣтру не было доброва. И тово дни въ вечеръ противъ Сошествия Святаго Духа поемъ мы вечерню -- анъ приѣхали турки къ нам на корабль къ купцамъ товару досматрѣвать да и взошли на корабль. А мы въ тѣ поры поемъ стихѣры возвашные*, такъ мы ладону пустили поболѣ раснова, а турки ладоннова духу не любятъ, а ладонъ вездѣ по кораблю разшолся. А когда пришли турки ко окну корабленному, гдѣ внутрь входятъ въ корабль, и увидѣли, что корабль полонъ ладону напущенъ, такъ залопотали, бранить стали насъ по-турецки. А сами изъ корабля побѣжали, такъ мы по тѣхъ мѣстъ и видѣли ихъ; а то бы наши купцы были от нихъ рублей безъ десятку; да уже и не бывали къ намъ.
   Мы же тово дни послѣ обѣда и стали опущатся въ море на ширину, и на вечеръ внидохомъ въ море болшое, и тако поидохомъ къ Дунаю, болшой рѣкѣ. И ту нощь доброва вѣтру намъ не было, такъ шатались и туда и сюда. И поутру все тожъ, не было намъ вѣтру доброва до пятницы. И въ пятницу взялъ насъ вѣтръ доброй -- въ самыя заговины на вечеръ съ моря внидохомъ въ Дунай-рѣку. Мало отшедъши от усть Дуная-рѣки, гдѣ въ море въпала, да и начевать стали въ пустомъ мѣстѣ, тутъ и загавлявали. И то мѣсто пусто, нѣтъ ни градовъ, ни селъ.
   И утре въ понедельникъ Петрова поста, вставши, пошли бечевою въверхъ по Дунаю; и пришли въ третей день под градъ турецкой, и имя ему Тулча; а шли и бечевою, и парусомъ. A Дунай-рѣка зѣло куликовата и уска, многими разшиблась гирлами. л. 73. // И тутъ мы подъ тѣмъ городкомъ стали.
   И утре рано приѣхали къ намъ на корабль турчаня товаровъ досматривать и лишнихъ людей, неволниковъ. Взошли турки на корабль да и стали указовъ досматрѣвать. Потомъ и нашъ указъ прочелъ и сказалъ турчинъ: "Нѣтъ де мнѣ дѣла до попаса и до рухледи его. Вы-де, московь базырьянъ, дайте-де вы съ своего товару пошлину". Такъ наши купцы заупрямилися, пошлину не стали давать. Такъ турчинъ, начальной человѣкъ, взявши указы наши въ городъ, да и списалъ, да въвечеру къ намъ указы и прислалъ. А списки послалъ въ Килию-градъ къ изапуши, по-нашему къ полковому воеводѣ. А изапуши въ тѣ поры стоялъ въ Килии съ войскомъ турецкимъ.
   Въ тѣ поры въ Бѣлогородской ордѣ была замятия, татары бѣлогородския възбунтовали, от турка отложились да волохи всѣ разорили. Такъ тотъ паша от турка присланъ разыскивать и валохомъ грабежное добро отбирать на нихъ въпятеро: у ково лошадь взяли татарове, такъ на нихъ доправлят за одну лошедь пять лошадей.
   Потомъ, на четвертой день, пришелъ указъ от паши, чтобъ на московскихъ купцахъ брать пошлину, такъ турчинъ и приѣхалъ на корабль править пошлину. Такъ наши купцы не похотѣли дать пошлины да и поѣхали сами въ Килию ко изупаши. Такъ паша указъ имъ далъ, что на Голацахъ платить. Потомъ наши купцы приѣхали изъ Килии. И стояли мы подъ Тулчею девять дней, потомъ пошли къ Галацамъ.
   И во вторый день пришли въ Реньгородъ. И стали наши тутъ купцы думать: хотѣли кони покупать да изъ Рени итить на Русь. И новъ городъ весь разоренъ от татаръ, коней не добыли. Потомъ купецъ Иванъ Кадминъ нанялъ у турчанъ коикъ, да и поѣхали съ нимъ напередъ на Голацы для коней и для тѣлегъ, а корабль не пошелъ за вѣтромъ. Да в ночь и пошли мы на коику, а ружья съ собою не взяли. И ту нощь мы зѣло страху набрали- л. 73 об. //ся от татаръ1: а то мѣсто зѣло воровато, а турки и сами трепетали. Едва мы точию ночью добились до Голацъ, и пришли часа за два до2 дни, да тутъ на берегу и начевали.
   И поутру рано взявши рухледь да и пошли, а застава насъ и не пустила, да привели насъ къ бѣю, къ начальному турчину. А турки въ тѣ поры еще спали, такъ мы дожидалися, покудова они въстали, да умылись, да молились. Потомъ сѣли на мѣстехъ, такъ мы подали указы. И прочетши указы да и велѣлъ намъ итти. Такъ мы и пошли въ монастырь, да тутъ намъ игуменъ далъ кѣлью. Такъ мы шедше на берех Дуная-рѣки, и купили рыбы белужины, и наварили, и нажарили. А рыба зѣло дешева: бѣлуга дать великая двѣ гривны, а созана Беликова свѣжова -- алтынъ. И тутъ мы стояли и переночевали.
   Утре рано приѣхали наши цареградцы, что поѣхали сухимъ путемъ съ провожатыми съ турецкими, и, перевезшися реку, выклали таваръ на берегъ. Потомъ и нашъ корабль пришолъ, и товару турки не довали изъ корабля выгружать, потому что за пошлину былъ шумъ великой, и помирились на малое дѣло. Потомъ стали товары возить на гору въ монастыри. Потомъ стали коней покупать, а кони были недороги, средняя цѣна. Потомъ, въ третей день, приѣхали наши провожатыя турчане от изупаши двѣстѣ человѣкъ. Потомъ пригнали подъ товары коней и стали на подводы убиратся.
   И въ послѣднюю нощь учинилась у насъ бѣда великая: диаволъ похитилъ молотчика Козму Кадмина, възбѣсновался. И бысть великой всю нощь съ ними крик, да свищетъ, и платья все на себѣ изодралъ въ куски, да все разбросалъ. Потомъ его сковали да все сковавши вѣли до Киева. Зѣло бѣсъ прокудливъ въ немъ былъ, лихой, прасалай окаянной!
   Потомъ тово дни стали убиратся, и утре рано во вторый день выѣхали изъ Галацъ л. 74. // вонъ, и на поли сжидалися. А провожатыя турки напередъ выѣхали, дожидалися; выѣхавъ верстъ с десять, въ степи дожидалися. А какъ наши купцы московския выбрались къ полднямъ, да и пошли всѣмъ корованомъ. Потомъ наѣхали мы на провожатыхъ, такъ турки поѣхали и передъ нами, и за нами. Зѣло опасно насъ провожали! А естьли ось изломится или иное что изпортится, корованъ таки не остановится, пойдетъ, а турокъ человѣкъ дватцать или тритцать останется, дожидаются. А какъ ось подъдѣлаютъ, такъ и пойдутъ съ тѣмъ возомъ да къ стану и даѣдутъ. А когда поидешъ на сторону за нуждою, а турчинъ стоить надъ тобою да дожидается. А по дороги вездѣ передъ нами мостили мосты да гати. A гдѣ на мостахъ, на гатѣхъ человѣкъ дватцать-тритцать слезутъ съ коней да черезъ переправу переправляютъ. Уже зѣло берегли! Да нелъзя имъ и не беречь, какъ въ указѣ имъ написано насъ беречи. "Что естьли хошъ одинъ человѣкъ утратится, -- такъ турецкой салтанъ сказал, -- всѣхъ-де васъ двѣстѣ человѣкъ перевѣшаю за одново московскова человѣка!" Да приказалъ, чтобы въ Киѣвѣ съ московскимъ воеводою отдать насъ въ цѣлости и расписатся. А тую бъ расписку привести во Адрианополь къ самому салтану, а от купцовъ писмо за ихъ руками -- къ послу московскому къ Петру Ивановичю Толстому, что въ цѣлости доѣхали до рубежа и никакой шкоды турки и татары не учинили. И зѣло намъ было от татаръ неопасно, а то была слава великая у татар, что московския купцы ѣдутъ богаты, таки бы безъ попорки не было.
   И, доѣхавъ да Ясей за тритцать верстъ, поѣхали мы, человѣкъ пять московскихъ купцовъ да начальной человѣкъ турчинъ съ людъми, напередъ въ Ясы въ ночь. И ѣхали всю нощь, и приѣхали въ Яси часу на другомъ дни. И господарь воложской отвелъ намъ дворъ стоялой. Потомъ, во вторый день, пришелъ нашъ корован и съ турками-провожатыми; и стали въ монастыри л. 74 об. // у Николы, порекломъ Голя. И стали покупать кони, телеги, а иныя нанимали извощиковъ киѣвскихъ, воложскихъ, давали до Киева на подводу по десяти рублей, а возы везли двойкою. И въ то время въ Яси приѣхали турки, да господаря воложскаго сковали, да со всѣмъ домомъ повезли къ турецкому салтану. А какое до нево дѣло, никто не вѣдаетъ.
   И стояли мы въ Ясѣхъ дней с пять. И, совсѣмъ искупившися и убравшися, выѣхали изъ Ясей вонъ за пять дней до Петрова дни. И ѣхали да Сороки пять дней, а въ Сорокугородъ приѣхали въ самой Петровъ день после полденъ. И тутъ Днестръ до вечера перевозилися, два перевоза тотъчасъ, а перевезшись да и начевали. И тутъ ляхи про нашихъ купцовъ обѣдъ дѣлали и зѣло почтили нашихъ купцовъ.
   И во вторый день после обѣда убравшися да и поѣхали въ степь къ Немѣрову; и ѣхали до Немѣрова пять дней. А когда мы приѣхали въ Немѣрово, и Немѣровъ весь разоренъ от Палѣя съ казоками, a нынѣ стоитъ войско лядское тысячь с пять. А голь зѣло, и воровство страшное, въ очахъ крадутъ. Мы поѣхали въ городъ за харчью, такъ тово часа софянъ съ седла съхватили, и не видали. И у нашева молодца и кошелекъ съ талереми и со всемъ вырвали, онъ хлѣбъ покупалъ. И губернаторъ градской купцовъ нашихъ звалъ къ себѣ на обѣдъ, такъ на дворѣ караулщики бурку украли. Стали губернатору бить челомъ, и губернаторъ сказалъ: "Укажите-де въ лицо, я-де доправлю, а то де такъ нелъзя сыскать. И вы-де, для ради Бога, берегитеся. Какъ-де имъ не воровать? Жалованья нѣту, толко де по десяти денехъ на неделю, за неволю-де имъ воровать".
   И стояли мы въ Немѣровѣ часу до пятаго дни, искупяся харчью да и пошли. А купцы поѣхали къ губернатору на обѣдъ, а корованъ съ турками пошелъ напередъ изъ Немѣрова. Турки прошались, чтобъ ихъ купцы отпустили, и купцы л. 75. // имъ сказали: "Мы-деивасъ не держимъ, поѣжжайте-де себѣ. Какъ-де въ указѣ у васъ написано, такъ-де и творите". Такъ они стали просить отписку, чтобъ расписались, и купцы сказали: "Мы-де здѣсь расписоватся не станемъ: земля-де -- не нашева государя владѣния, здѣ-де губернаторъ польской не станетъ за нашего боярина расписаватся". Такъ они сказали: "Мы бъ де васъ съ радостию и до Киева проводили, да мы-де боимся Палѣя вашего, онъ-де насъ не выпуститъ вонъ от себе, тутъ-де насъ побъетъ". Такъ мы имъ сказали: "Али, молъ, Палѣй у насъ какой своевольной, у государя нашего?" И турки сказали: "У насъ-де про нево страшно грозная слава. Да мы-де никово такъ не боимся, что ево. Намъ-де и самимъ зѣло хочется его посмотрѣть образа, каковъ-де онъ". Да затѣмъ и за нужу поѣхали, что расписатся не съ кѣмъ, и имъ безъ писма приѣхать къ салтану нелзя.
   И ѣхали мы степью черезъ Лядскую землю четыре дни, и въ пятый день приѣхали въ Поволочи въ мѣстечко, Полѣево владѣние. И, не доѣжжавъ Поволочи верстъ за десятъ, стали коней кормить, а сами обѣдать. И наши передовыя поѣхали напередъ въ Поволочи для ради овса и сказали наказному полковнику, что ѣдут купцы московский, а провожаютъ турки. Такъ полковникъ тотъчасъ велѣлъ вдарить въ бубны да въ политавры. И палѣевшина тово часу слѣтелась, и тотъчасъ осѣдлали коней, и приправилися въ ружье, и выѣхали къ намъ въ поле съ знаменами. Толко мы съ стану тронулись, съ версту не отъѣхали, и прилучилося лѣсомъ, дубничкомъ молодымъ, а турки толко нашъ обозъ стали объѣжжать напередъ -- анъ полковникъ Палѣевъ и вывернулся, что заецъ въ леску, а съ нимъ человѣкъ с триста. Да почили по дубнику скакать, гдѣ дватцать, гдѣ тритцать человѣкъ, какъ есть зайцы: тотъ оттудова, а иной изъ иной стороны. И какъ турки увидѣли палѣевшину, такъ стали ни живы ни мертвы. А уже злодѣи зѣло храбрость показали и почали на конѣхъ винтовать, копья бросать, изъ луковъ стрелять и л. 75 об. // ис пистолетовъ, нашъ корованъ и турокъ кругомъ облетѣли.
   И нашъ корованъ остановился, и турки тотъчасъ. Полковникъ къ нашимъ купцамъ подъѣхалъ да и сталъ здравствовать, а наши купцы полковнику такъже поздравствовали. И наши купцы, и полковникъ слѣзши съ коней, да и стали наши купцы воткою подъчевать; и выпивъ вотки по чарки да и сѣли на кони. А дубникъ уже, лѣсокъ, выѣхали, къ Поволочи -- чистое поле. И какъ минувъ нашъ корованъ и турокъ, да какъ вдарили по конемъ -- ино какъ брызнули, такъ, что молния, у насъ изъ гласъ мелъканули, какъ по полю разсыпались: гдѣ дватцать, гдѣ десять до самова городка скакали, не перестовали. И турки толко головами качаютъ. A выѣжжали все убранная молодешъ.
   А какъ мы приѣхали въ Поволочи да и стали за мѣстомъ на поли, и полковникъ прислалъ корму, овса, меду. А турки зѣло ужаснулися да и не захотѣли ѣхать до Киева. И стали нашимъ купцамъ бить челомъ, чтобъ полковникъ Полѣевъ разписался съ ними, что принялъ насъ въ цѣлости. И наши купцы вѣлѣли полковнику расписатся да сами писмо къ послу дали, что, далъ Богъ, въ цѣлости, здрава доѣхали. И ихъ съ честию отпустили да и на дорогу дали имъ с пятьдесятъ талерей да яловицу. Такъ турки и поѣхали назадъ, а насъ уже стали провожать Полѣевы казаки.
   А какъ мы стали приѣжжать къ Фастову, такъ Палѣева жена и выслала къ намъ навъстречю казаков человѣкъ с пятьсотъ конницы со знаменами, и стрѣтили насъ верстъ за пять. А какъ мы приѣхали въ Фастово, и стали за городомъ на поли. A Полѣя въ то время дома не было, въ Киевѣ былъ. И Полѣева жена прислала къ намъ въ таборы яловицу, и колачей, и вина, а конемъ овса. И тутъ мы стояли весь день. A Полѣева жена брала къ себѣ купцовъ обѣдать и угостила нашихъ купцовъ добрѣ, а сама-де говорила: "Для чево-де до насъ турокъ не довѣли? Я-де бъ имъ дала себе знать, каковъ-де мой господинъ Полѣй. Я бо де ихъ знала, какъ л. 76. // угостить, да уже-де быть такъ. Жаль-де мнѣ етих гостей, что-де безчестны отпустили. Я бо де человѣкъ пятьсотъ дала провожатыхъ такъже ихъ проводить черезъ Лядскую землю. А знать-де, что Семенъ Ивановичь Палѣй станетъ пѣнять". И, обѣдавши, купцы выѣхали въ поле и стали коней седлать и запрегать. Потомъ выѣхалъ къ намъ полковникъ наказной съ казаками да и поѣхалъ съ нами провожать насъ до Киева. И ѣхали мы от Фастова до Киева два дни.
   Потомъ приѣхали мы въ Киевъ въ день недѣльный, и у воротъ Залотыхъ насъ караулъ остоновилъ. Потомъ пятидесятникъ пошелъ къ генералу объ насъ докладовать, и генералъ вѣлѣлъ насъ пустить въ городъ. И въ то время полковники стояли во обѣдни, а генералъ -- нѣмчинъ, некрещеной. И переѣхавши черезъ Верхней городъ да и спустился въ Нижней городъ; а гора зѣло крута, и спущатся нужно зѣло. Потомъ генералъ вѣлѣлъ намъ отвести дворы стоялыя. И ставши на дворѣ, и убравши рухледь, и опочивши той день.
   И во вторый день пошли въ Печерской монастырь, въ лавру преподобныхъ отецъ Антония и Феодосиа. И были въ соборной церкви, и лобызали образъ Пресвятыя Богородицы чюдотворный. Потомъ пошли въ пещеру Антониеву и тамо мощи святыхъ всѣхъ лобзали; и поклонихомся, изыдохомъ изъ пещеры Антониевы. И поидохомъ въ пещеру Феодосиеву, и тамо такожъде мощи святыхъ лобзали; и, поклонившеся, изыдохомъ изъ пещеры. И поидохомъ въ монастырь, и ходивше доволно по монастырю. А сами удивляемся человѣколюбию Божию: како въ такую страну далнюю ходихомъ и како назадъ возвратихомся. А и въ мысли нашей обнадежия такова не было, что было быть назадѣ. А когда мы шли во Иерусалим, и тогда мы приходили въ монастырь Печерской, и ходили по пещерамъ, и молилися преподобнымъ отцемъ, и обѣщалися, что естьли Богъ дастъ сходить поздарову, то не возвратимся инымъ путемъ: къ вамъ, отцы преподобнии, пришедъ, поклонимся и обѣщанной долгъ вамъ отдадимъ. Отцы святии, преподобнии Антоний и Феодосий, молилися за насъ, и за молитвъ ихъ, преподобныхъ отецъ нашихъ, Богъ сохранилъ от всякихъ навѣтъ вражиихъ.
   И та- л. 76 об. //ко ихъ молитвами отеческими доидохомъ святаго града Киева и достигохомъ святую лавру преподобныхъ отецъ Антониа и Феодосиа. И тако, поклонившеся, изыдохомъ изъ лавръ.
   И поидохомъ во градъ Киевъ; и приидохомъ на дворъ, идѣже стояхомъ; потомъ мало опочихомъ. И свѣдаша про насъ града Киева мещане и служивыя люди московскихъ полковъ, и стали насъ къ себѣ въ гости звать. И зѣло ради намъ миленкия, и покоили насъ хлѣбомъ и солью. И полковники за нами присылали звать къ себѣ въ домъ, да мы за недосугами у нихъ не были. Звали для речей, что видѣли въ Турецкой земли; зѣло насъ къ себѣ звали, да намъ не удалося у нихъ побывать.
   Потомъ дождались мы калуженъ: приѣхали къ ярмонки ко Успениеву дни. А когда увидѣли насъ, зѣло намъ обрадовалися, и взяли мене къ себѣ на дворъ хлѣба ѣсть, и много было вопросовъ от нихъ объ хождении нашемъ. Потомъ приѣхалъ любезный нашъ другъ Давидъ Степановичь со своею дружиною. А когда мы его увидѣли, а онъ насъ, и тогда мы оба от слезъ не могли удержатися, и зѣло мы другъ другу обрадовалися. Спаси Богъ Давида Степановича, много нашимъ путемъ радѣлъ! А когда и приѣхал назадъ въ Киевъ, и тогда насъ не забылъ и зъ дружиною своею. И тако мы той день зѣло въ радости были вѣлицѣй и всю нашу путную скорбь забыхомъ. Бутто наши искренний сродницы! Потомъ и множество калужанъ приѣхали и всю ярмонку съ ними добрѣ проводили, въ радости и в веселии.
   И жихомъ мы въ Киевѣ шесть недѣль, и обходихомъ многия святыя отеческия мѣста. И въ пустынныхъ мѣстѣхъ были, и пустынныхъ жителей видѣли, и довольно ходихомъ по пещерамъ. Покудова въ Киевѣ жили, все въ Печерской монастырь хаживали чрезъ день, чрезъ два, и зѣло наша душа насладилась и утѣшилася, ходя по такимъ святымъ мѣстамъ. Ненасытная радость и веселие! Уже другия такия лавры подобной не сыщешъ въ нашемъ Российскомъ государствѣ! И жихомъ въ Киевѣ шесть недѣль.
   И поидохомъ изъ Киева съ калужены послѣ ярмонки Успенской. И ѣхали три дни, и приидохомъ въ Нѣжинъ-градъ. Въ Нѣжинѣ взяли насъ къ воеводѣ; и воевода князь Масальской, Калцовъ той же, прочетъ нашъ московской листъ-указъ, да чевствовали насъ пивом и виномъ, и далъ намъ хлѣба на дорогу, и отпустилъ насъ съ любовию. Мы же поидохомъ въ таборы, а купцы всѣ у воеводы обѣдали. И тово дни выѣхали изъ Нѣжина.

Приложения

  

Л. А. Ольшевская, С.М. Травников

ЖИТИЕ И ХОЖДЕНИЕ ИОАННА ЛУКЬЯНОВА

Во своя прииде, и свои его не прияше...

Иоан. 1.11

   История русской литературы знает немало примеров, когда произведения, составляющие гордость отечественной словесности, были опубликованы и стали хорошо известны спустя много лет, а иногда и веков после их создания. Такова драматическая судьба книг Аввакума Петрова и Александра Радищева, писателей-декабристов и писателей-народников, Михаила Булгакова и Андрея Платонова... Подлинно художественные творения, запечатлевшие духовные искания своей эпохи, рано или поздно доходят до читателей, становятся в общий литературный ряд.
   Среди писателей петровского времени силой и самобытностью таланта выделялся Иоанн Лукьянов -- личность яркая, одаренная, во многом опередившая свою эпоху. Трудно однозначно определить, кто он -- воинствующий традиционалист или смелый новатор, -- такой сложной была его позиция в религиозно-политической борьбе и литературном деле на рубеже ХVІІ-ХVШ вв. Московский священник с Арбата, тайно исповедовавший "старую веру", путешественник и публицист, активный проповедник старообрядчества в Москве, на Ветке и в Брынских лесах, Иоанн Лукьянов оставил заметный след в истории русской церкви и литературе. Без сомнения, он обладал мужеством и силой веры, если решился сменить спокойное место столичного священника на беспокойную судьбу старообрядческого миссионера, объявленного официальными властями государственным преступником. "Хождение в Святую землю", созданное Лукьяновым, долгое время бытовало в рукописной традиции, являясь произведением гонимой, подпольной литературы. Учение Иоанна Лукьянова, пытающееся возродить в новых исторических условиях идеи "огнепального" протопопа Аввакума, шло вразрез с основными направлениями деятельности старообрядцев-поповцев. Этим объясняется тот факт, что в публикации путевых записок Лукьянова не была заинтересована ни русская старообрядческая церковь, ни тем более официальная, никонианская, -- и писатель остался на долгие годы незаслуженно забытым, в то время как его произведение должно было занять почетное место между "Проскинитарием" Арсения Суханова и "Странствованием" Василия Григоровича-Барского.
   Имя Иоанна Лукьянова мало известно даже специалистам в области русской старообрядческой литературы, хотя это один из самых интересных прозаиков начала XVIII столетия. Его перу принадлежит "Хождение в Святую землю", созданное в традициях школы протопопа Аввакума {См.: Понырко Н.В. Сочинение старца Леонтия и школа протопопа Аввакума // ТОДРЛ. Л., 1976. Т. 33. С. 156-163.}. О личности автора "Хождения" сохранились крайне скудные и противоречивые сведения. Он не упомянут в известном "Историческом словаре староверческой церкви" Павла Любопытного, где содержатся биобиблиографические заметки о наиболее авторитетных деятелях русского старообрядчества {См.: Павел (Любопытный). Исторический словарь староверческой церкви // ЧОИДР. М., 1863. No 1.}. О жизни и деятельности Иоанна Лукьянова до путешествия на Восток можно судить только на основании данных самого "Хождения", что характерно для древнерусской литературы, где текст произведения -- первый и часто единственный источник сведений о писателе.
   Иоанн Лукьянов был родом из Калуги, о чем он сообщает, прощаясь с родным городом: Увы, нашъ преславный градъ Калуга, отечество наше драгое! (л. 2 об.) {Текст "Хождения" здесь и далее цитируется по списку пространной третьей редакции памятника (РНБ. F. IV. 319) с указанием в скобках листов.}. Скорее всего, он происходил из купеческого сословия. О купеческом прошлом автора "Хождения" свидетельствует его постоянное внимание к стоимости и ассортименту товаров, торговым путям и ярмаркам, размеру пошлин и столкновениям с таможенниками, а также подробное описание экономического положения тех стран, по которым пролегал маршрут паломника. Русский путешественник отмечал, что корабли, отправляющиеся в Египет, грузят лесом и мылом, что в Царгъградѣ всячину и овощъ всякой -- все по улицамъ носятъ под окны, мяса очень дорого; масла коровья добрая -- по два гроша, а поплошая -- по алтыну, уксусъ дешевъ да и лучши нашева, изъ винограда дѣлаютъ (л. 23 об.)
   Паломник не только прекрасно разбирался во всех тонкостях купеческого ремесла, но и приторговывал во время путешествия русскими товарами, хорошо знал московских и калужских купцов. Из путевых записок известно, что на Русь он возвращался морем с калужанами, торговыми людьми Иваном Кадминым и его братом Ерастом Степановичем, в отличие от приказчиков гостя московского Ивана Исаева да Матвея Григорьева, которые ехали по суше. Он знает, каким товаром славен город Калуга и куда этот товар везут калужские купцы (в Сибирь и Китай, в Царьград и Гданьск, в Немецкие земли). Устойчивыми лексическими группами в путевых очерках являются те, что связаны с денежным обращением разных стран (талер, пара, грош, алтын, ефимок), мерой счета (пядь, аршин, сажень, верста, фунт, пуд), торгово-экономическими отношениями (торг, ряды, базар, ярмарка, гостиный двор).
   На близость автора путевых записок к купеческому миру указывает и характер сравнений: увиденные за границей реки (важнейшие торговые магистрали) он сравнивает с русскими и, видимо, хорошо ему известными Москвой, Окой и Волгой, например: Нилъ-рѣка будетъ съ Волгу шириною, а бѣжитъ быстра и мутна (л. 35 об.). Восстановить географию жизни создателя "Хождения в Святую землю" помогает сравнение Адрианополя с одним из самых известных и богатых купеческих городов России XVII в. Ярославлем (Градъ Адринополъ стоить въ степи... окладомъ и жильемъ поболши Ярославля -- л. 33) и обилие московских реалий в тексте произведения (улицы Арбат и Петровка, Коломенские и Воробьевы горы, Красная площадь, Успенский собор и Ивановская колокольня Кремля, Новодевичья и Преображенская слободы).
   Последнее объясняется тем, что до хождения в Иерусалим Лукьянов был священником в церкви Покрова, что за Смоленскими воротами на Песках в Москве, о чем сказано в его проезжей грамоте. Церковь Николая Чудотворца "на Песках" была построена в 1699 г. и по главному престолу Покрова Пресвятой Богородицы часто называлась Покровской церковью {См.: Александровский М. Указатели московских церквей. М., 1915. С. 26.}. В конце XVII -- первой четверти XVIII в. священники этой церкви были тесно связаны со старообрядцами. Кроме Иоанна Лукьянова, другой священник этой церкви Федор Матвеев чинил раскольникам потачку, поддерживал контакты с Веткой, за что был в 1721 г. сослан на Соловки. Попытки близких вызволить из заточения расстриженного попа окончились неудачей. В 1723 г. Святейший Синод подтвердил прежнее решение -- помянутому распопе Феодору быть в том Соловецком монастыре неисходно {См.: Собрание постановлений по части раскола, состоявшихся по ведомству святейшего Синода. СПб., 1860. Кн. 1. С. 87-88; Описание документов и дел, хранящихся в архиве святейшего Синода. СПб., 1868. Т. 1. Стб. 91.}.
   В декабре 1701 г. московский священник Иоанн Лукьянов вместе со спутниками -- монахами Лукой, Григорием и Адрианом, получив в Посольском приказе проезжую грамоту, отправился на богомолье в Иерусалим. Официальной целью путешествия было поклонение христианским святыням, неофициальной -- выяснение положения дел в греческой церкви и изучение возможности поставления старообрядческого епископа от заграничных архиереев. Первоначально путь лежал в Калугу, один из центров русского раскола, откуда паломники направились в Спасо-Введенский Воротынский монастырь, находившийся в 70 верстах от города. Иноки этого монастыря тайно сочувствовали старообрядцам, и игумен Спиридон (скорее всего, духовный отец Лукьянова) дал ему благословение на путное шествие {Спасо-Воротынский монастырь был приписан к московскому Новоспасскому монастырю; сохранились глухие сведения о том, что монастырь был упразднен за связи со старообрядцами. В сохранившихся документах "запустевшего" в 20-е годы XVIII в. монастыря упомянут казначей, а затем игумен Авраамий, о котором писал в "Хождении" Иоанн Лукьянов. См. подробнее: Леонид (Кавелин). Церковно-историческое описание упраздненных монастырей, находящихся в пределах Калужской епархии // ЧОИДР. М, 1863. Кн. 1. Отд. 1. С. 95; Строев П.М. Списки иерархов и настоятелей монастырей российской церкви. СПб., 1877. С. 587; Зверинский В.В. Материалы для историко-топографического исследования о православных монастырях в Российской империи. СПб., 1897. Ч. 3. С. 171 (No 2068). Точка зрения Сергея Беливского, полагавшего, что Лукьянов "со товарищи" посетил калужский Лаврентьев монастырь, находившийся в черте города, и там получил благословение на "путное шествие" от архимандрита Кариона, сочувствовавшего старообрядцам, не выдерживает критики. Паломники потратили на эту поездку несколько суток и чуть не погибли в пути во время метели. Ср.: Беливский С. Прение о старце Леонтии // Духовные ответы. М, 2003. Вып. 16. С. 78-80.}.
   Из Калуги через Белев, Волхов, Орел, Кромы паломники добрались до пограничного города Севска, отделявшего Россию от Малороссии. Путь по Украине лежал через Глухов, Королевец, столицу гетмана Мазепы Батурин, Нежин. Зима 1702 г. выдалась ветреной и малоснежной, что затрудняло передвижение.
  
   А уже снѣгу ничего нѣтъ, земля голая. Нужда была великая: таковъ былъ вѣтръ намъ противной, не токмо чтобы намъ льзя было итти, и лошади остоновливал, а людей все валилъ. Охъ, нужда, когда она помянется, то уже горесть-та, кажется, тутъ предстоитъ! Сидѣть нелзя, лошади насилу по земли сани волокуть, а насъ вѣтръ валяетъ. А станишъ за сани держатся, такъ лошедь остановишъ. Увы да горе!" (л. 6 об.).
  
   Во время путешествия по России и Украине Лукьянов старался не афишировать истинной цели предприятия. Он ни разу не остановился на отдых в монастырях, предпочитая подворья "боголюбцев", то есть старообрядцев, которые "по эстафете" передавали паломников на всем протяжении хождения от Москвы до польской границы. Видимо, с этим связано нарушение традиционного маршрута паломничества: рассчитывая на помощь старообрядцев, Лукьянов со спутниками направляется из Волхова в Орел, хотя этот город лежал в стороне от прямого пути к границе {Русские старообрядцы, объявленные официальной церковью "лютыми неприятелями и государству, и государю", разработали сложную систему подпольных явочных квартир, где можно было остановиться, не опасаясь надзора со стороны властей. См.: Лилеев М.М. Из истории раскола на Ветке и в Стародубье XVII-ХVШ вв. Киев, 1895. Вып. 1. С. 55.}.
   С большим трудом паломники переправились через разлившийся Днепр и прибыли в Киев, где осмотрели Софийский собор, Киево-Печерскую лавру, Михайловский Златоверхий монастырь, побывали в торговых рядах на Подоле и в Верхнем городе. Киев, богатый древними святынями, поразил воображение писателя, оставившего в путевом дневнике следующую запись:
  
   Градъ Киевъ стоитъ на Днепрѣ на правой сторонѣ на высокихъ горахъ зѣло прекрасно. Въ Московскомъ и Российскомъ государствѣ таковаго града подобнаго красотою върядъ сыскать... Зѣло опасно блудутъ сей градъ, да надобе блюсти -- прямой замокъ Московскому государству (л. 8).
  
   В Киеве от дружины паломников отстал монах Адриан, не захотевший ехать в Палестину за немощию и за плотскими недостатками (л. 9 об.).
   Из Киева Лукьянов направился в сторону польской границы. Путь его лежал по землям Правобережной Украины, разоренным в результате русско-польских и русско-турецких войн, набегов ногайцев и крымских татар, походов сечевиков и гайдамаков:
  
   И бысть намъ сие путное шествие печално и уныливо: бяше бо видѣти ни града, ни села. Аще бо и быша прежде сего грады красны и нарочиты села видѣниемъ, но нынѣ точию пусто мѣсто и ненаселяемо... И идохомъ тою пустынею пять дней, ничто же видѣхом от человѣкъ" (л. 10 об. -- 11).
  
   Миновав польский город Немиров, русские путешественники переправились через Буг и поехали к волошскому городу Сороки, а оттуда -- в Яссы. В столице Молдавского княжества они наняли проводника до Галац. Весенняя распутица задержала паломников:
  
   Первый день идохомъ лѣсомъ, а в тѣ поры припалъ снѣжокъ молодой. Покудова до лѣсу доѣхали, а онъ и стаялъ -- такъ горы-та всѣ ослизли, а горы высокия, неудобьпроходимыя, едва двойкою выбились... 13 дней въ Ясѣхъ лошади отдыхали, а тутъ одинъ день насилу снесли, чють не стали. Етакая была нужда!.. Во всю дорогу такой нужды конемъ не было, день весь бились" (л. 13 об.).
  
   В Галаце Лукьянов сел на корабль, умело отбился от притязаний греческих и турецких мытников и поплыл вниз по Дунаю к Черному морю. Полтора дня потребовалось путешественникам, чтобы достичь пролива Босфор. 22 марта 1702 г. корабль прибыл в Константинополь. Здесь русские паломники осмотрели храм Святой Софии, султанский дворец, знаменитые константинопольские столпы, стены и башни города, греческие церкви и монастыри.
   Пробыв в Стамбуле четыре месяца и съездив в Адрианополь, резиденцию турецкого султана, 26 июля путешественники отправились на корабле через Мраморное и Эгейское моря, пролив Дарданеллы в Архипелаг, где посетили острова Хиос, Сими, Родос -- центры эллинистической культуры. Погода благоприятствовала плаванию, и уже 11 августа корабль вошел в устье Нила, пристал к городу Рашид. Земля Египта поразила русских людей своеобразной красотой и богатством.
  
   ...по Нилу-рекѣ, -- пишет паломник, -- городковъ арапскихъ и селъ безчисленное множество, невозможно изчести, что песка морскаго... а жилье все каменное, и селы узоричистыя вельми. А земля около Нила добрая, и чорная, и ровная, бутто нарочно дѣлана, нигдѣ нѣтъ ни бугорчика, хошъ яйце покоти, такова гладка... а вода во всю землю Египетскую пущена изъ Нила. Ино какъ съ корабля поглядишъ: по всей земли толко что небо да вода вездѣ. Зѣло земля Египетская доволна всѣмъ: и людми, и жиламъ. Что говорить, ета земля у турка -- златое дно! (л. 36).
  
   В Думьяте, втором египетском городе, где побывал Лукьянов, паломники сели на корабль, идущий в Иоппию, пристань Иерусалима. Разыгравшаяся на море буря пригнала корабль в Сайду, город на ливанском побережье. Лишь 14 сентября Иоанн Лукьянов со спутниками прибыл в Иоппию, но попасть в Иерусалим не смог из-за развернувшихся боевых действий между кочевыми арабскими племенами и турецкой армией. Только через полтора месяца, преодолев трудности тяжелого перехода и выдержав неоднократные нападения разбойников, паломники добрались до Иерусалима.
   В центре христианского мира они осмотрели основные достопримечательности: Вифлеем, Крестовоздвиженский монастырь, лавру Саввы Освященного, село Скудельниче, дом Давида, Гефсиманию, Силоамскую купель, Елеонскую гору, Воскресенский собор. По художественной яркости и подробности описаний святынь христианского Востока сочинение Иоанна Лукьянова не знает себе равных в русской паломнической литературе петровского времени.
   18 января 1703 г. Лукьянов с товарищами отправился в обратный путь по суше до Иоппии, кораблем до Думьята, а оттуда через Средиземное море вдоль берегов Малой Азии в сторону Константинополя. Недалеко от Мир Ликийских на корабль, где находились русские паломники, напали мальтийские пираты, и только искусство капитана и хорошая выучка матросов спасли их от беды. Корабль сумел уйти от погони и укрылся в гавани городка Кастелориз, расположенного на небольшом острове в Эгейском море, однако здесь путешественников подстерегала новая опасность: в городке свирепствовало "моровое поветрие".
  
   Такъ нашъ раизъ хотѣлъ назадъ поворотить -- анъ бѣжать и нѣкуда: тутъ, въ городкѣ, моръ есть, а назаде разбойники... Все тутъ, сталъ нашъ путъ, нѣкуда деватся! (л. 68-68 об.).
  
   В течение нескольких недель корабли стояли на рейде, а команда и пассажиры голодали, не рискуя отправиться за провиантом в город. Попавших в безвыходное положение людей спасла турецкая эскадра, специально посланная из Стамбула на выручку блокированным в бухте Кастелориза кораблям.
   Около острова Патмос торговые суда и сопровождавшая их эскадра были рассеяны сильным штормом. В Дарданеллах корабль с паломниками из-за распри капитана и лоцмана налетел на подводную скалу:
  
   Тутъ бола нашъ корабль на камень проломило и едва законапатели. И въ тѣ поры раизъ съ навклиром побранился. Навклиръ говоритъ: "Пора якори кидать!" А раизъ говоритъ: "Еще рано!" Да такъ-та въ томъ шуму на камень корабль и вдарился, чють не пропалъ боло корабль, и съ людми. Да еще-та Богъ помиловалъ, что тихонко потерся о камень (л. 71).
  
   В Константинополе Лукьянов встретился с калужскими купцами и с ними совершил обратный путь по Черному морю до Дуная, поднялся вверх по реке до Галац, а оттуда сухим путем в сопровождении янычар через Яссы, Сороки, Немиров добрался до Фастова, владения полковника С.И. Палия. От Фастова дружину русских паломников и купцов сопровождали до Киева воины-палеевцы. Совершив благодарственную молитву святым Антонию и Феодосию в Киево-Печерской лавре, Иоанн Лукьянов отправился в Нежин. На этом его рассказ о путешествии обрывается. В Москву паломник, видимо, не вернулся, а направился на Ветку. Не случайно дорожные заметки он завершает описанием Нежина: оттуда путь к польской границе был самым удобным и близким. Естественно, что тайная тропа на Ветку не описана в "Хождении", чтобы не привлекать внимания русского правительства и официальной церкви к старообрядцам.
   По мнению М.И. Лилеева, на Ветке Иоанн Лукьянов принял постриг под именем Леонтия. Этим исследователь объяснял тот факт, что в ранних списках "Хождения в Святую землю" авторство произведения приписывалось "старцу Леонтию" {См.: Лилеев М.И. К вопросу об авторе "Путешествия во Святую землю" 1701-1703 гг. московском священнике Иоанне Лукьянове, или старце Леонтии // Чтения в историческом обществе Нестора-летописца. 1895. Т. 9. Отд. 2. С. 25-41 [Отд. отт. -- Киев, 1894].}. Анализ текста памятника свидетельствует: паломником и создателем путевых записок был священник Иоанн, а не монах Леонтий. Согласно христианским верованиям, приурочивание важного события в жизни человека ко дню именин, церковному празднику в честь святого, который являлся его небесным патроном, должно было гарантировать успех задуманного дела. Паломник выехал из Киева 3 февраля 1701 г., в день Иоанна Крестителя, причем этот факт специально оговаривается автором. Следовательно, своим покровителем путешественник считал Иоанна Предтечу, что указывает на его имя -- Иван.
   На православный Восток путешествовал представитель белого духовенства, который далек от узко конфессионального подхода к изображаемым явлениям действительности, не чужд мирских интересов. Он не отказывает себе в житейских радостях, в "минуту жизни трудную" умеет постоять за себя. После тягот пути паломник с удовольствием выпьет чарку водки, с позиций знатока оценит качество закуски, с восхищением проводит взглядом красивую женщину. Русский путешественник, которого иноземцы называют москов попас, не видит ничего дурного в обмане турецких таможенников, зная их склонность к взяточничеству и вороватостъ; при случае он готов либо наябедничать властям на обидевших его чиновников, либо с помощью кулаков отстоять свое имущество, защитить честь и достоинство русского человека. Подобная активность жизненной позиции, не имеющая ничего общего с кодексом монашеских добродетелей, позволяет видеть в авторе "Хождения" московского священника Иоанна Лукьянова.
   Упоминание в Ветковской летописи о двух учениках старца Иова -- священноиноке Леонтии и священноиерее Иоанне, делает проблематичным отождествление этих деятелей старообрядческой церкви. Скорее всего, Иоанн Лукьянов и Леонтий Ветковский -- духовные братья, сподвижники, "ревнители древлего благочестия".
   О судьбе Иоанна Лукьянова после возвращения из Иерусалима рассказывают документы Синода и Раскольничей конторы, ведавшей делами русских старообрядцев. Вместе с Леонтием Иоанн проповедовал "веру отцов и дедов" на Ветке, в Калуге и Волоколамске. Пойманные в разное время волоколамские старцы Пахомий, Авраамий, Антоний и старицы Марфа, Маремьяна, Полинария, Устинья на допросе в Раскольничей конторе показали, что их перекрестили, "исповедовали и причащали приезжие... с Ветки раскольничьи попы Леонтий да Иван" {См.: Есипов Г. Раскольничьи дела XVIII столетия. СПб., 1861. Т. 1. С. 240-241, 243, 251-253, 258. Известно, что на Ветке существовали Леонтиева и Лукьянова слободы, история которых, возможно, как-то связана с деятельностью учеников старца Иова. См.: Алексеев И. История о бегствующем священстве // Летописи русской литературы и древности, издаваемые Н.С. Тихонравовым. М., 1862. Т. 4. Смесь. С. 58.}. По свидетельству старца Антония, в 1712 г. побывавшего на Ветке, в это время рядом с Леонтием находился другой ученик Иова -- поп Мардарий. Это позволяет предположить, что Иоанна Лукьянова, скорее всего, уже не было в живых.
   В документах более позднего времени, касающихся деятельности ветковских священников, имя И.Лукьянова не упоминается.. В 1720 г. в Москве была "взята за караул" старица Феодулия, которая во время следствия сделала признание, что проповедовала старообрядчество вместе с двумя ветковскими монахами Леонтием и Киприаном {См.: Описание документов и дел... Т. 1. Стб. 179.}. В ходе расследования выяснилось, что Леонтий действовал в Калуге и Брынских лесах, где у него имелся скит {Брынские леса занимали территорию Мещовского и Жиздринского уездов, по которым протекала река Брынь. См.: Леонид (Кавелин). История церкви в пределах Калужской губернии. Калуга, 1876. С. 178.}. Существует предположение, что одно время старообрядческий священник жил в Стародубье, но из-за активной миссионерской деятельности никонианской церкви был вынужден оставить запад Украины и переселиться на Керженец, где он вновь был перекрещен {См.: Смирнов И.С. Из истории раскола первой половины XVIII века. СПб., 1908. С. 207-208.}.
   "Священноинок Леонтий" считался одним из 12 наиболее авторитетных деятелей Ветковской церкви {См.: Лилеев М.И. К вопросу об авторе... С. 17.}. Именно против Леонтия, как апологета старообрядчества, направлен "Розыск о раскольничей брынской вере" Димитрия Ростовского. Понятно, почему в старообрядческой среде, а затем и в научной литературе "Хождение в Святую землю" Иоанна Лукьянова стало соотноситься с личностью его более знаменитого сподвижника. Полностью реконструировать биографию незаслуженно забытого писателя-паломника петровского времени, видимо, не удастся, так как ему не пришлось столкнуться ни с Преображенской канцелярией, ведавшей делами раскольников, ни с другими правительственными и церковными учреждениями, занимавшимися розыском старообрядцев.
   Современный исследователь старообрядчества Сергей Беливский, перечисляя другие возможные имена Иоанна Лукьянова: старец Леонтий, Леонтий Москвитянин, Леонтий Ветковский, Леонтий Беливский, -- задается вопросом: "Неужели это одно лицо?" В ранней работе Сергей Беливский склонялся к мысли, что Иоанн Лукьянов, он же -- старец Леонтий Москвитянин и Леонтий Ветковский, в старости стал называться Леонтием Беливским. По преданию, бытующему в среде гуслицких старообрядцев, в преклонном возрасте Лукьянов-Леонтий поселился в скиту недалеко от деревни Беливо, проповедовал "слово Божие" среди старообрядцев и никониан и скончался в 30-х годах XVIII столетия. Народная память сохранила известие о паломничестве священноинока Леонтия на христианский Восток. Основанный им Беливский скит просуществовал до начала XX столетия; сейчас на этом месте сохранились остатки храма и келий, святой колодец и могила Леонтия {См.: Белский Сергей. Прение о старце Леонтии // Русская православная старообрядческая церковь. Духовные ответы. М., 2003. No 16. С. 64-88.}.
   Позднее Сергей Беливский, посоветовавшись со знатоком гуслицкой старины священноиноком Симеоном (Сергием Дурасовым, настоятелем Рождественской церкви в поселке Большие Дворы), изменил свое мнение, заявив, что Леонтий Ветковский и Леонтий Беливский -- разные люди. При этом исследователь сослался на гуслицкие синодики, где упоминается инок-схимник Леонтий, в то время как Леонтия Ветковского, черного попа, должны были бы поминать как священноинока.
   Таким образом, в настоящее время наблюдается тенденция к расподоблению не только Иоанна Лукьянова и старца Леонтия как возможных авторов "Хождения", но и деятелей старообрядческой церкви, носивших имя Леонтий.
  

* * *

  
   Причины путешествия И. Лукьянова на христианский Восток были непосредственно связаны с историей старообрядческого движения. В конце ХVІІ-начале XVIII в. в старообрядчестве сложилось два течения, образовались общины поповцев и беспоповцев {См. подробнее: Смирнов П.С. Споры и разделения в русском расколе в первой четверти XVIII века. СПб., 1909.}. Поповщина признавала необходимость церковной иерархии и сохранения христианских таинств, хотя внешние проявления обрядности в поповщине отличались от принятой в официальной русской церкви {См.: Никольский М.Н. История русской церкви. М., 1983. С. 114--139.}. Беспоповщина представляла собой направление в старообрядчестве, которое значительно отошло от православия. Беспоповцы считали, что не следует принимать беглых попов, посвященных в сан по никонианскому обряду. Богослужение у них проводили наиболее авторитетные члены общины, так называемые уставщики, или наставники.
   Ветковская старообрядческая община, возникшая в последней трети XVII в. на реке Сож, на границе России и Польши, наряду с Выгом, Керженцем и Стародубьем, быстро завоевала авторитет и популярность в среде верующих и стала определять основные направления политики старообрядческой церкви {См. подробнее: Лилеев М.И. Новые материалы для истории раскола на Ветке и в Стародубье в ХVІІ-XVIII вв. Киев, 1893; Он же. Из истории раскола...}. Начало Ветковской общины связано с церковным собором 1667 г. и деятельностью патриарха Иоакима (1674-1690), принявшего энергичные меры по борьбе с расколом, вследствие чего многие московские и калужские священники, тайно исповедовавшие "старую веру", были вынуждены бежать "на украины российские". Основателем Ветки считается московский поп Козьма, служивший в церкви Всех Святых на Кулижках, который в конце 70-х годов XVII в. с 12 семьями единоверцев ушел "на литовский рубеж" и поселился в слободе Покуровка, принадлежавшей Стародубскому полку. Вокруг этой слободы быстро расселились стекавшиеся со всех концов России старообрядцы. Наибольшим авторитетом в Ветковской церкви пользовались белевские священники Стефан и Димитрий, калужские попы Феодосий и Борис, а также старец Леонтий, которого часто отождествляют с Иоанном Лукьяновым.
   Правительство царевны Софьи Алексеевны попыталось вернуть старообрядцев на прежнее место жительства и обратить в новую веру, однако из этого ничего не вышло: раскольники покинули стародубские слободы и переселились за границу, обосновавшись на пустовавших землях польских магнатов Халецкого и Красицкого, которым колонисты выплачивали большой оброк, заручившись обещанием защищать их в случае необходимости. Польское правительство и католическая церковь, обеспокоенные наплывом иноверцев, заселявших окраинные земли государства, приказали иезуитам исследовать веру переселенцев, однако проверяющие не нашли в ней никакого "схизматичества" -- в результате появилась королевская грамота о свободе проживания русских старообрядцев в польских пределах {См.: Смирнов П.С. Споры и разделения в русском расколе... С. 45-50.}. Авторитет Ветки среди "истинных боголюбцев" резко возрос после возведения в 1695 г. Покровского собора, ставшего на рубеже XVII-XVIII вв. единственным старообрядческим храмом с освященным антиминсом. Вокруг этого центра образовались новые поселения, и в середине 20-х годов XVIII столетия на Ветке насчитывалось 14 слобод "древлеправославных христиан" с 30 тысячами прихожан. Русское правительство внимательно следило за деятельностью ветковских раскольников. В знаменитом "Духовном регламенте" Петр I объявил старообрядцев "непрестанно зломыслящими" "лютыми неприятелями и государству, и государю". Тайные осведомители сообщали, что в ветковские слободы бегут "московские жители и разных городов монастырские, боярские и разных чинов люди" {Там же. С. 46.}. Ветка значительно усилилась после того, как в другом центре поповщины -- в Керженце, нижегородский епископ Питирим начал активную миссионерскую деятельность, которая сопровождалась неустанной работой сыщиков и воинских команд, громивших скиты и отправлявших их насельников "на поточение" в никонианские монастыри.
   Петр Первый, подозревая старообрядцев-поповцев в связях с царевичем Алексеем, во время следствия по делу сына посылал на Ветку с тайным поручением монаха юрьевецкого Успенского монастыря Авраамия, результаты миссии которого остались неизвестными {См.: Лилеев М.И. Из истории раскола... С. 153.}. В 1735 г. по именному указу императрицы Анны Иоанновны Ветка была окружена регулярными войсками под командованием полковника Я.Г. Сытина. Всех пойманных старообрядцев (сорок тысяч человек), в зависимости от степени вины перед русским государством и церковью, разослали по православным монастырям России, отправили в Ингерманландию или вернули на прежнее место жительства.
   Покровский собор был разобран. Руководители ветковских старообрядцев в эту облаву значительно не пострадали: удалось поймать лишь несколько священников, остальные сумели спастись.
   Карательная экспедиция на Ветку привела к неожиданному, обратному результату. Вскоре ветковские слободы были вновь отстроены и заселены вернувшимися из России старообрядцами, Покровский собор возрожден, основано три монастыря: Покровский, Введенский, Тихвинский. Только в мужском Покровском монастыре насчитывалось до 1200 иноков, не считая бельцов и прислужников, при монастыре существовало "женское общежительство" {Опыт описания Могилевской губернии. Могилев, 1883. Кн. 1. С. 660.}.
   В преследовании раскольников Ветки и Стародубья активное участие принимал Афанасий Прокопьевич Радищев, дед знаменитого писателя Александра Радищева, в 1734-1741 гг. командовавший полком. Ветковцы долго вспоминали служебное рвение стародубского полковника, определяя его деятельность по искоренению старообрядчества как "радищевское разорение" {См.: Смирнов П.С. Споры и разделения в русском расколе... С. 45-50.}.
   В 1764 г. Екатерина II приказала генерал-майору Я.В. Маслову ликвидировать ветковские слободы. Эта военная операция вошла в историю русского старообрядческого движения как "вторая ветковская выгонка" {См.: Журавлев Л.И. Полное историческое известие о древних стригольниках и новых раскольниках, так называемых старообрядцах. СПб., 1855. Ч. 3. С. 37-46.}. С этих пор Ветка перестала быть крупным религиозным центром старообрядчества, уступив место Стародубью.
   Иоанн Лукьянов, как и старец Леонтий, принадлежал к одному из течений в поповщине, получившему название дьяконовщины {См.: Смирнов И.С. Из истории раскола... С. 97-196.}. Его основателем являлся дьякон Александр, служивший в женском монастыре в Нерехте близ Костромы. Встречаясь с нижегородскими старообрядцами и вступая с ними в полемику, Александр со временем пришел в выводу об истинности их учения и решил уйти в скиты. Распродав имущество, он тайно оставил службу, добрался до Ярославля, а оттуда был переправлен в Керженец, где обосновался в Лаврентьевском ските. Приняв постриг, Александр стал ближайшим сподвижником Лаврентия, а после смерти старца (1720) заступил на его место. Суть учения Александра сводилась к идее спасительной силы молитвы Иисусу Христу, произносимой со словами "Боже наш", к защите истинности четвероконечного креста и крестообразного каждения (в то время как раньше кадили дважды прямо и один раз поперек). Учение дьякона Александра завоевало много сторонников среди керженцев, сохранив свои ведущие позиции и после казни основоположника в 1720 г.
   Данное учение вызвало полемику как в среде старообрядцев, так и среди представителей официальной церкви. Нижегородский епископ Питирим опубликовал специальный трактат, направленный против дьяконовщины, -- "Пращица" (СПб., 1721). После того, как Петр Первый приказал усилить миссионерскую деятельность против нижегородских старообрядцев, значительная часть дьяконовцев переселилась на Ветку, где их идейным вождем стал старец Леонтий. Об этом свидетельствует сборник полемических статей ветковцев, обращенный против дьяконовцев, среди которых особый интерес представляет "Слово третье на увещание церковного раздорника попа Леонтия и на его советников..." {См.: Петров Н.И. Описание рукописных собраний, находящихся в г. Киеве. М., 1904. Вып. 3. С. 221 (No 507/335). Сборник был составлен не позднее "первой ветковской выгонки", то есть до 1735 г. Рукопись, подаренная киевскому Софийскому собору митрополитом Евгением Болховитиновым, во время Великой Отечественной войны пропала и ее судьба неизвестна.}.
   Вопрос о священстве для русских раскольников стал одним из главных, когда последний старообрядческий епископ Павел Коломенский умер, не успев никого посвятить в этот сан, а без архиерея поповцы не могли рукоположить в священники своих единоверцев. В старообрядческой среде возникла полемика: одни предлагали договориться с кем-либо из епископов никонианской церкви; другие склонялись к мысли о выдвижении епископа из собственных рядов без освящения; третьи видели выход из создавшегося положения в поставлении епископа с помощью заграничных иереев. Первое предложение было нереальным, так как никто из православных епископов не рискнул бы стать иерархом старообрядческой церкви, которого в лучшем случае ожидало пожизненное заключение в монастырской тюрьме в Суздале или на Соловках. Второй путь тоже был бесперспективным: он вел к попранию одного из главных таинств христианства -- канона рукоположения в священники. Наиболее вероятным было поставление крупного деятеля старообрядческой церкви в епископы с помощью восточных иерархов, тем более что на христианском Востоке мало интересовались внутренними нестроениями в русском православии и старообрядцев никогда не причисляли к еретикам.
   Идею поиска архиерейства на Востоке особенно усиленно пропагандировала Ветковская старообрядческая община, предпринявшая необходимые шаги в этом направлении. Прежде чем начинать переговоры по данному вопросу с восточными иерархами, община решила выяснить истинное положение православия в греческой церкви. С этой целью в 1701 г. ветковцы послали в Константинополь и Иерусалим московского священника Иоанна Лукьянова, тайно сочувствовавшего старообрядцам.
   Путешествие Лукьянова на христианский Восток в поисках архиерейства и истинного православия не было единственным предприятием этого рода.
   Весной 1693 г. иерусалимский патриарх Досифей, находившийся в тесных отношениях с русскими властями, получил задание из Москвы выяснить особенности вероисповедания не названного по имени старообрядца, отправившегося с неизвестными целями в Иерусалим. Судя по беспокойству русского правительства, паломничество старообрядца было связано с поиском архиерейства на Востоке, поэтому к патриарху Досифею были отправлены специальные грамоты, содержавшие тенденциозную информацию об этом человеке. 5 мая 1693 г. Досифей писал в Москву из Бухареста:
  
   Человек той обретеся зде, обаче невеглас и зело непотребен, и елика рече против нашего испытания, вся бессловесно и неправедно рече... И о сем человеке усоветовахомся со здешним государем, умным сущим и властнейшим, удержати того зде, дондеже приидет от вас ответ: изволити ли пустити его во Иерусалим, и возвратеся оттуду скажет праведно, елико ему рекут тамо и научат его и елико узрит, добро есть; аще же возвратится и речет ложь и неправду, не есть добро, но соблазн. Сего ради пришлите ответ ко здешнему государю: или возвратити его, или отпустити в Иерусалим {К