Аннотация: (Из биографических очерков по неизданным материалам).
Н. Г. Чернышевскій на порогѣ семейной жизни. (Изъ біографическихъ очерковъ по неизданнымъ матеріаламъ).
I 1).
1) См. очерки "Любовь и запросы личнаго счастья въ жизни Н. Г. Чернышевскаго". "Современникъ". 1912. кн. VIII--XII.
Жребій былъ брошенъ, отступать было поздно, и Чернышевскій испыталъ сразу большое облегченіе, словно прошелъ длинный путь, неизбѣжный и тяжкій. На слѣдующій день, 22-го февраля, онъ "чувствовалъ себя рѣшительно довольнымъ и счастливымъ, что произошло такъ, что сталъ ея женихомъ, во всякомъ случаѣ, за недостаткомъ лучшаго". И теперь онъ былъ готовъ просить Ольгу Сократовну быть его невѣстою непремѣнно, "хотя не долженъ говорить этого, чтобы не стѣснять ея выбора и не отнимать у нея возможности лучшей будущности, если ей покажется, что съ другимъ ея будущность будетъ счастливѣе".
День прошелъ въ нетерпѣливомъ ожиданій маскарада наконецъ, онъ получитъ возможность говорить съ Ольгой Сократовной такъ, "какъ должно любящему человѣку!" Чтобы время шло какъ можно скорѣе, Чернышевскій постарался наполнить его посѣщеніями и разнообразными занятіями: побывалъ у Карлина, Костомарова. Бауэра, заглянулъ къ Залетаевымъ. Вернувшись домой, онъ игралъ въ шашки, потомъ писалъ дневникъ, послѣ обѣда снова игралъ въ шашки и снова писалъ; побывалъ у Чеснокова.
Въ восемь часовъ вечера сталъ "одѣваться съ неимовѣрнымъ парадомъ; надѣлъ даже бѣлый жилетъ", такъ что, оглянувшись на себя, нашелъ, что онъ "одѣтъ, почти какъ женихъ".
"Ровно въ девять часовъ" онъ вошелъ въ маскарадный залъ. "Въ залѣ еще никого, рѣшительно никого". Онъ вернулся въ переднюю, набросилъ на себя шинель и вышелъ на улицу. Простоялъ минутъ двадцать, встрѣтилъ знакомаго, прошелся съ нимъ; когда вернулся, увидѣлъ, что съѣздъ уже начался. На хорахъ онъ разглядѣлъ и Ольгу Сократовну. Тотчасъ же прошелъ къ ней, сѣлъ возлѣ и "сказалъ нѣсколько словъ общаго разговора".
-- Васъ зоветъ Катерина Матвѣевна,-- сказала Ольга Сократовна.
Чернышевскій поспѣшно всталъ и, подойдя къ Патрикѣевой, началъ извиняться, что по своей близорукости не замѣтилъ ее. Къ нимъ подошла и Ольга Сократовна, и, когда Патрикѣева, минуту спустя, отошла, онъ получилъ возможность обратиться къ тому, что занимало его мысль.
-- Ольга Сократовна,-- началъ онъ съ внутреннимъ волненіемъ,-- мы говорили въ четвергъ серьезно?
-- Конечно.
-- Меня мучитъ, что я говорилъ не тѣмъ языкомъ, которымъ должно было, которымъ хотѣлъ бы говорить. Мое счастье такъ велико, что я не смѣю вѣрить ему, пока оно не исполнится...
Въ это время заиграла музыка. Ольга Сократовна поднялась и направилась въ залъ, Чернышевскій послѣдовалъ за нею.
Вечеръ начался для него неудачно. Первую кадриль онъ танцовалъ съ Ольгой Сократовной, но она мало обращала на него вниманія и говорила большею частію съ Линдгреномъ, который занималъ мѣсто рядомъ. Однако, Чернышевскій и тутъ "началъ что-то о своемъ счастьи..."
Ольга Сократовна не дала ему продолжать.
-- Здѣсь могутъ подслушать,-- быстро сказала она ему шопотомъ и добавила громко:-- посмотрите, какъ танцуетъ Неклюдовъ...
-- Такъ вы смотрите на него?-- разочарованно произнесъ Чернышевскій и потомъ, махнувъ рукой, быстро, быстро заговорилъ:-- Смотрите на кого угодно, дѣлайте, что угодно, но только прошу васъ, помните, что вы не найдете человѣка, который бы любилъ васъ больше, чѣмъ я. Помните, что васъ я люблю такъ много, что ваше счастье предпочитаю даже своей любви.
Ольга Сократовна "отвѣчала снова чѣмъ-то другимъ"...
-- Здѣсь могутъ подслушать...
Порывъ Чернышевскаго угасъ. Опять ему становилось грустно.
-- Вѣрно, мнѣ придется молчать все время,-- промолвилъ онъ печально,-- потому что ни о чемъ другомъ я не могу говорить.
-- Зачѣмъ же?-- засмѣялась Ольга Сократовна.-- Нѣтъ, говорите, иначе скажутъ, что этотъ кавалеръ и дама сердиты другъ на друга, что не говорятъ.
Но Чернышевскій упалъ духомъ и "болѣе ничего не говорилъ, кромѣ самыхъ недлинныхъ замѣчаній о чемъ-нибудь".
Вечеръ прошелъ для него вяло и тоскливо. Онъ бродилъ но залу, танцовалъ съ Патрикѣевой, но не говорилъ съ ней "почти ничего". За второй кадрилью съ Ольгой Сократовной ему пришлось дѣлить ея вниманіе съ нѣкіимъ Долинскимъ, занимавшимъ мѣсто подлѣ. Однако, ему удалось урвать нѣсколько минутъ и поговорить съ ней "довольно свободно", и здѣсь онъ сообщилъ ей, между прочимъ, о томъ, "что началъ вести свой Дневникъ снова". Ольга Сократовна не проявила тогда особеннаго интереса къ этому сообщенію, вообще слушала разсѣянно и больше разговаривала съ сосѣдомъ справа.
Чернышевскій пробовалъ поговорить съ ней о чемъ хотѣлось и позже, когда она не танцовала, въ промежуткахъ между кадрилями. На шестую она "хотѣла позвать Купріянова". Чернышевскій горячо запротестовалъ:
-- Пожалуйста, нѣтъ, это низкій, гадкій человѣкъ!..
-- Хорошо,-- проговорила Ольга Сократовна,-- позовите Пригоровскаго...
Она танцовала съ Пригоровскимъ. Чернышевскій смотрѣлъ на нее и все ждалъ возможности "говорить съ нею тѣмъ тономъ, которымъ слѣдуетъ говорить жениху". Но эта возможность такъ и не представилась: Ольга Сократовна уѣхала съ Патрикѣевой послѣ танцевъ, не простившись съ нимъ.
"Мой маскарадъ былъ неудаченъ",-- записалъ Чернышевскій на слѣдующій день въ своемъ Дневникѣ. Единственнымъ утѣшеніемъ служило ему то, что "Максимовъ сказалъ, (передъ началомъ первой кадрили, что Васильева лучше всѣхъ дѣвицъ; потомъ Шапошниковъ сказалъ то же". Чернышевскій отлично это зналъ и безъ нихъ, но ему пріятно было слышать подобные отзывы отъ своихъ пріятелей, пріятно было видѣть, какъ ее наперерывъ выбирали въ танцахъ, какъ она танцовала много и съ увлеченіемъ. "Какъ она разгорячилась! Какъ шелъ ей этотъ румянецъ! Да, она была истинно хороша! И я гордился тѣмъ, что она моя невѣста! Да, гордился и радовался... Такъ что вообще я доволенъ, что былъ въ маскарадѣ. Но чувство нѣкоторой ревности было во мнѣ, что она танцуетъ и говоритъ съ другими, а я этого вовсе не умѣю и не могу"..
Въ понедѣльникъ, 23-го февраля, то-есть на слѣдующій день послѣ маскарада, Чернышевскій отправился къ Ольгѣ Сократовнѣ и имѣлъ съ нею продолжительную бесѣду, каждое слово которой, по обыкновенію, врѣзалось ему въ память.
-- Вотъ вы видѣли вчера, какъ я неловокъ,-- говорилъ онъ Ольгѣ Сократовнѣ,-- я даже не сумѣлъ поговорить съ вами. Не будете ли вы стыдиться такого мужа?
-- Да, что вы неловкій, нельзя не сказать: но развѣ мнѣ нужно франта? Я не буду ни выѣзжать, ни танцовать. Скажите же, будете вы завтра на балѣ?
-- Если вы будете, буду и я, чтобы полюбоваться вами
-- Въ самомъ дѣлѣ? Хороша я была на вчерашнемъ балу въ своихъ голубыхъ "шу", которые, какъ мнѣ сказали, вовсе не идутъ ко мнѣ!
-- Я не знаю, идутъ ли они вамъ или нѣтъ, но вы вчера были царицею бала...
Ольга Сократовна была очень довольна такой похвалой Чернышевскаго.
Онъ продолжалъ:
-- Я въ четвергъ говорилъ весьма глупо, такъ что мнѣ совѣстно. Но что же дѣлать? Я не могъ говорить такъ, какъ бы мнѣ хотѣлось тогда, потому что у меня было сомнѣніе относительно моего здоровья.
-- А теперь вы поздоровѣли?
Иронія явственно звучала въ тонѣ этого вопроса, но Чернышевскій отвѣчалъ совершенно серьезно:
-- Да, я былъ у одного доктора.
-- Конечно, у Стефани, потому что онъ модный?
-- Нѣтъ, потому что съ нимъ я нѣсколько знакомъ, видя его у Кобылина. Итакъ, я былъ у Стефани съ просьбою посмотрѣть мою грудь. Она весьма низкая и иногда болитъ; особенно я не могу долго писать. Я думалъ, что это, можетъ быть, начало болѣзни,
Ольга Сократовна засмѣялась, но онъ оставался серьезенъ и просилъ ее "не смѣяться".
-- Ну, что же онъ вамъ сказалъ? что у васъ нѣтъ чахотки?-- спросила Ольга Сократовна.
-- Не только сказалъ, но и сказалъ такъ, что я увѣренъ, что онъ меня не обманывалъ. Мало того, посмѣялся надъ моею грустью Кобылинымъ, которые сказали и мнѣ объ этомъ за обѣдомъ.
-- Ну, итакъ теперь вы спокойны?
-- Не смѣйтесь, пожалуйста. Да, теперь я, во всякомъ случаѣ, увѣренъ, что во мнѣ нѣтъ никакой болѣзни, которая вела бы къ смерти. Итакъ, я спокоенъ за себя и теперь прошу васъ быть моей невѣстой. Согласны ли вы?
-- Когда еще это будетъ?!-- воскликнула, продолжая смѣяться, Ольга Сократовна.
-- Итакъ, вы теперь согласны, чтобы я былъ вашимъ мужемъ?
-- Да это еще будетъ на слѣдующую зиму въ январѣ.
-- И это зависитъ рѣшительно отъ васъ. Я повторяю, что не хотѣлъ бы, чтобы это было до моего отъѣзда въ Петербургъ. Мнѣ кажется, что лучше, чтобы это было по моемъ возвращеніи, потому что теперь у меня рѣшительно нѣтъ денегъ, но, если вы хотите, я поговорю съ Сократомъ Евгеніевичемъ теперь же. Мнѣ кажется, однако, что это будетъ слишкомъ рано. Я надѣюсь воротиться раньше. Мнѣ нужно только выдержать магистерскій экзаменъ; это я кончу въ два мѣсяца.
Ольга Сократовна перестала смѣяться и слушала очень внимательно.
-- Конечно, мы должны переписываться, чтобы знать ходъ обстоятельствъ,-- продолжалъ Чернышевскій и подумалъ, что потомъ надо будетъ спросить, въ какомъ тонѣ должны быть письма эти съ его стороны,-- "рѣшительно сухія или съ чувствомъ".
-- Итакъ, если и явится человѣкъ лучше меня, вы будете моею женою?
-- Папенька далъ мнѣ полную свободу выбирать, но все-таки это зависитъ не отъ одного моего согласія. Вы должны переговорить съ папенькою, и это зависитъ отъ васъ.
-- Я сдѣлаю это, когда вамъ будетъ угодно. Но вы согласны? даете мнѣ слово?
-- Даю.
-- Когда я долженъ переговорить съ Сократомъ Евгеніевичемъ, зависитъ отъ васъ -- передъ моимъ отъѣздомъ или по возвращеніи. Если вамъ такъ кажется нужнымъ, даже теперь, хотя, по моему мнѣнію, это не годится,-- это значило бы слишкомъ рано связывать васъ.
-- Конечно, теперь рано еще. Но пойдемте къ маменькѣ: она хочетъ васъ видѣть.
Они встали.
-- Такъ я могу надѣяться на васъ?-- и онъ взялъ ея руку. Она не отнимала.
-- Можете...
Они направились къ Аннѣ Кирилловнѣ.
Тихой и счастливой радостью свѣтилась душа Чернышевскаго, когда онъ шелъ вслѣдъ за Ольгой Сократовной, въ комнаты Анны Кирилловны. Въ коридорѣ навстрѣчу имъ попался Сократъ Евгеніевичъ въ своемъ, какъ всегда, рваномъ халатѣ. Чернышевскій не былъ представленъ ему, но узналъ его потому, что хорошо зналъ его по виду и по наслышкѣ. Увидѣвъ передъ собой молодого человѣка, Сократъ Евгеніевичъ запахнулъ полы и хотѣлъ было скрыться, но Ольга Сократовна сказала:
Сократъ Евгеніевичъ на-ходу кивнулъ головой и прошелъ мимо.
Анна Кирилловна сидѣла въ залѣ, Чернышевскій побесѣдовалъ съ ней полчаса, но разговоръ тянулся вяло. Онъ не зналъ, какъ его кончить, и смущеніе его длилось бы, вѣроятно, долго, если бы Ольга Сократовна не "выручила" его, введя въ залъ новаго гостя -- нѣкоего Тищенко. Чернышевскій откланялся Аннѣ Кирилловнѣ и вернулся снова въ ту комнату, гдѣ они съ Ольгой Сократовной сидѣли раньше.
Они сѣли. Чернышевскій заговорилъ -- все о томъ же, о своемъ чувствѣ къ ней. И недавнее сильное волненіе снова охватило его. Онъ говорилъ "все съ остановками", словно съ трудомъ переводилъ дыханіе. Она молчала, слушала внимательно, и когда онъ, послѣ нѣсколькихъ мало связанныхъ между собою фразъ, остановился, спросила его:
-- Ну, что же вы не говорите?
-- Я хочу слышать, что вы будете говорить о нашихъ будущихъ отношеніяхъ.
Онъ сдѣлалъ сильное удареніе на словъ "вы".
-- Что же мнѣ говорить? У меня тоже свои понятія объ отношеніяхъ жены къ мужу.
-- Какія же?
-- То, что жена должна всегда помнить, что она жена, должна уважать мужа и еще что -- не скажу...
-- Что же? Въ томъ, что вы сказали, нѣтъ еще ничего особеннаго: это обыкновенныя понятія. Что же вы хотите сказать еще? Мнѣ все можно говорить.
Ольга Сократовна засмѣялась.
-- Какъ васъ мучитъ любопытство!... Продолжайте говорить, что вы хотите сказать, а я свое скажу когда-нибудь послѣ... А ужъ маменька васъ полюбила,-- продолжала Ольга Сократовна,-- и я думаю, согласилась бы, если бы вы даже теперь сдѣлали предложеніе.
-- Это такъ, это я самъ вижу. Да, я зналъ, что ей понравлюсь своей скромностью. Да, она любитъ скромныхъ и поэтому-то такъ не любитъ васъ. Ваша матушка -- женщина умная. Говорятъ про нее, что она женщина тяжелаго характера. Она не любитъ васъ, думаете вы? Но, если она недовольна вами, это, можетъ быть, потому, что опасается за васъ,-- отъ слишкомъ сильной любви? Позвольте же мнѣ продолжать нашъ разговоръ...
Чернышевскій "хрустнулъ пальцами".
-- Бѣдный?! Какъ вы сильно влюблены,-- сказала Ольга Сократовна.
Чернышевскій засмѣялся и вспомнилъ, что хрустъ пальцами "примѣта влюбленности".
-- Не смѣйтесь надо мною. Пожалуйста, не смѣйтесь!Не смѣйтесь... Я не говорю, чтобы я былъ въ васъ влюбленъ, потому что никогда не испытывалъ этого чувства и не знаю, то ли это, что я испытываю теперь, или что-нибудь еще другое....
-- Ну, какъ же вамъ вѣрить?-- Вы были студентомъ, да еще петербургскимъ,:-- знаете, какіе студенты повѣсы? Сколько вы шалили въ Петербургѣ?
-- Я вамъ говорю правду. Я никогда не испытывалъ этого чувства, и если вы въ самомъ дѣлѣ ревнивы, то будьте увѣрены, что вамъ нечего будетъ ревновать ни въ моемъ прошедшемъ, ни тѣмъ болѣе въ будущемъ.
-- О прошедшемъ что говорить? За него я ревновать не стану; будущее -- другое дѣло.
-- Нѣтъ, вамъ нечего ревновать и въ прошедшемъ, потому что въ самомъ дѣлѣ я не любилъ никого до сихъ поръ.
-- И вы хотите, чтобы я этому вѣрила?
-- Я такъ жилъ въ Петербургѣ. Вѣрьте, для васъ нѣтъ въ моемъ прошедшемъ предметовъ для ревности. Я въ самомъ дѣлѣ не испыталъ большую часть того, что испытываютъ всѣ молодые люди. Напримѣръ, я ни разу не былъ пьянъ.
-- Я была разъ пьяна, т. е. не пьяна, а развеселилась
-- Я ни разу. И то же почти обо всемъ остальномъ...
Позвольте же мнѣ продолжать нашъ разговоръ. Я, можетъ быть, кажется вамъ, поступилъ безразсудно, неосмотрительно, прося вашей руки, между тѣмъ, какъ такъ мало? времени зналъ васъ. Но, повѣрьте, и впослѣдствіи для васъ, когда івы меня болѣе узнаете, это будетъ понятно, что я поступаю разсчитанно и рѣшительно благоразумно.
-- Конечно, не могли же вы сдѣлать это, потому что три-четыре раза видѣли меня.
-- Видите, я человѣкъ весьма мнительный, но вмѣстѣ съ тѣмъ и самонадѣянный въ нѣкоторыхъ случаяхъ. Во всякомъ случаѣ, я увѣренъ, что могу полагаться, что впечатлѣніе, которое произведетъ на меня человѣкъ, бываетъ вѣрно. Что вы добра -- это я знаю. Конечно, я знаю это изъ мелочей, изъ пустяковъ, но эти пустые случаи рѣшительно достаточны, чтобы быть увѣреннымъ въ томъ, что у васъ доброе сердце. Что вы умны, и это ужъ я рѣшительно знаю. Однимъ словомъ, я весьма хорошо знаю, почему я поступаю такъ.
Ольга Сократовна насмѣшливо улыбнулась.
-- Да, вѣдь вы женитесь на мнѣ изъ состраданія?
-- Боже мой! къ чему говорить такія вещи?
-- Вѣдь вы же сами сказали?
-- Развѣ таковъ былъ смыслъ моихъ словъ? Видите, я настолько уменъ, что не могъ бы никогда полюбить такой дѣвушки, которая на мою привязанность къ ней могла бы смотрѣть съ сожалѣніемъ и насмѣшкою. А развѣ вы пошли бы за меня, если бы ваше положеніе не было тяжело?
-- Что же особеннаго въ моемъ положеніи?-- удивилась Ольга Сократовна.-- Я ужъ такъ привыкла къ нему, что для меня это не тяжело.
Чернышевскому показалось, что Ольга Сократовна произнесла эти слова тономъ, въ которомъ не было насмѣшки, но который самъ по себѣ ясно говорилъ:-- да, мое положеніе очень тяжело! Но было ли оно дѣйствительно, невыносимо тяжело,-- Чернышевскій не могъ бы сказать положительно, да едва-ли и вдумывался въ это. Отецъ любилъ и баловалъ Ольгу Сократовну, зависимость отъ матери,-- если даже допустить, что послѣдняя недолюбливала Ольгу Сократовну, была болѣе внѣшней и ни въ чемъ не стѣсняла ее. Но Чернышевскому страстно хотѣлось, чтобы женитьба его на Ольгѣ Сократовнѣ непремѣнно сопровождалась освобожденіемъ любимой дѣвушки отъ семейнаго гнета. И потому онъ увѣрилъ себя и готовъ былъ увѣрять Ольгу Сократовну, что положеніе ея было такъ тяжело, что отъ него нужно было бѣжать, нужно было избавиться, хотя бы цѣной брака съ такимъ "нестоющимъ" ея человѣкомъ, какъ онъ.
Онъ почти испыталъ разочарованіе, когда Ольга Сократовна произнесла, какъ бы съ оттѣнкомъ нѣкоторой грусти, о своемъ семейномъ положеніи:
-- Я ужъ такъ привыкла къ нему, что для меня это не тяжело.
-- Вѣдь вы же говорили, что хотѣли жениться на какой-то дѣвушкѣ изъ сожалѣнія къ ея положенію,-- продолжала Ольга Сократовна.
-- Въ самомъ дѣлѣ, какъ скоро я узнавалъ, что положеніе человѣка тяжело, моя привязанность къ нему тотчасъ усиливалась. Скажите же, почему вы согласились выйти за меня? Что вы во мнѣ думаете найти? Если вы ищете болѣе всего привязанности, то въ самомъ дѣлѣ не раскаетесь въ выборѣ, потому что я чрезвычайно любилъ бы васъ. Я и теперь чрезвычайно преданъ вамъ... и эта привязанность будетъ все болѣе и болѣе увеличиваться. Если бы вы полюбили меня хоть въ половину того, какъ я буду любить васъ! Но и въ этомъ не могу быть я увѣренъ...
Ольга Сократовна отвѣтила не сразу.
-- Вы мнѣ нравитесь,-- оказала она искренно и серьезно,-- но я не влюблена въ васъ. Да развѣ любовь необходима? Развѣ ее не можетъ замѣнить привязанность?
Это признаніе очень огорчило Чернышевскаго,-- и даже, когда, на слѣдующій день, онъ дѣлился своимъ огорченіемъ съ Дневникомъ, у него -- "на глазахъ навертывались слезы".
Итакъ, Ольга Сократовна была "не влюблена" въ него... Но вѣдь онъ объ этомъ не думалъ, даже не надѣялся, готовый уступить свое право на счастье тому, кто окажется "лучше" его. Однако, надъ всѣми трезвыми соображеніями и самоотверженными порывами носилась романтически-смутная, романтически-сладкая увѣренность, что и самъ онъ не "хуже" другихъ и не меньше ихъ имѣетъ право на взаимность со стороны Ольги Сократовны. И теперь ему стало грустно и обидно за самого себя!
-- Но вотъ, видите,-- сказалъ Чернышевскій тономъ кроткаго возраженія,-- если я, можетъ быть, кажусь весьма слабъ, то не думаю, чтобы я въ. самомъ дѣлѣ былъ рѣшительно дрянью. Правда, я кажусь вялъ, апатиченъ, но у меня есть, и энергія. И я могу выказать силу; я могу, когда понадобится, рѣшиться -- на что не всѣ могутъ рѣшиться, а рѣшившись, сдѣлать для меня ничего не стоитъ. И если понадобится, я могу защитить себя или кого бы то ни было. У меня, правда, характеръ, повидимому, вялый, но я способенъ и увлекаться весьма, и быть энергичнымъ. Что же вы ищете въ мужѣ? Что вы нашли во мнѣ такого, за что согласились выйти за меня? Если вы ищете привязанности, то смѣло могу сказать вамъ, что я буду преданъ вамъ въ самомъ дѣлѣ всею душою. Если вы находите во мнѣ умъ, то въ самомъ дѣлѣ, я скажу безъ самохвальства,-- этого я никогда никому, кромѣ васъ, не сказалъ бы,-- что умъ во мнѣ въ самомъ дѣлѣ есть. Я не имѣю геніальнаго ума, не могу создать чего-нибудь новаго, но что сдѣлано другими, то я способенъ понять. Я понимаю, что изъ чего слѣдуетъ, что къ чему ведетъ, я понимаю связь и отношенія различныхъ вещей и мнѣній. Обо мнѣ говорятъ, что я весьма высокаго мнѣнія о своемъ умѣ,-- я никому не сознаюсь въ этомъ, но вамъ скажу, что это правда. Въ Саратовѣ, напримѣръ, я считаю себя выше всѣхъ по уму. Я не говорю о молодыхъ людяхъ,-- можетъ быть, въ числѣ гимназистовъ есть нѣсколько человѣкъ выше меня по уму. Я "е говорю о людяхъ, не принадлежащихъ къ одному классу со мною по образованности -- умныхъ людей, которые мало образованы, я весьма цѣню и готовъ поставить многихъ выше себя,-- но изъ людей, стоящихъ на одной степени образованности, я не знаю въ Саратовѣ ни одного, котораго бы сравнилъ съ собою.
Ольга Сократовна слушала его, не перебивая, но онъ чувствовалъ, что она не проникалась его настроеніемъ, не отдавала своего сочувствія тому, что для него являлось предметомъ величайшаго довѣрія и привязанности къ ней.
-- Костомаровъ, говорятъ, тоже весьма умный человѣкъ,-- произнесла она задумчиво, какъ бы разсуждая сама съ собою.
-- Это правда, но я ставлю себя выше его, это я скажу только вамъ... Видите, я начинаю самохвальствовать,-- это не въ моемъ характерѣ, но я говорю съ вами рѣшительно откровенно. И вы со мною можете говорить рѣшительно откровенно.
-- Я говорю съ вами рѣшительно откровенно,-- отвѣчала Ольга Сократовна,-- такъ, какъ съ вами, я не говорила ни съ кѣмъ.
-- Итакъ, если вы хотите выйти за меня потому, что вы видите мой умъ и добрый характеръ, вы не раскаетесь. Что касается до того, какъ мы будемъ жить,-- я человѣкъ весьма мнительный; я не увѣренъ даже въ томъ, въ чемъ долженъ быть увѣренъ, но я смѣю оказать вамъ, что надѣюсь, что со мною вы будете жить не хуже того, чѣмъ жили до сихъ поръ.
-- Хуже того, какъ я теперь живу, не можетъ быть ничего.
Ольга Сократовна намекала на то, что ей неуютно жилось въ семьѣ. Чернышевскій такъ и понялъ ея слова и возразилъ:
-- Нѣтъ, я говорю про матеріальныя средства и удобства. Я надѣюсь, что не доведу васъ до лишеній въ томъ чѣмъ вы пользовались до сихъ поръ.
-- Вы не будете профессоромъ въ университетѣ?-- неожиданно спросила Ольга Сократовна.
Чернышевскій былъ пораженъ и огорченъ этимъ вопросомъ. Ему показалось даже, что тутъ "проглянулъ какой-то эгоизмъ",-- какое-то "темное чувство" зашевелилось въ немъ -- ему показалось, что "выходитъ" не за него, "а за профессора университета, какъ вышла бы за предсѣдателя или что-нибудь въ этомъ родѣ, выходитъ не за человѣка, а за чиновника"... Но "темное" чувство владѣло имъ недолго: онъ отогналъ его соображеніями о томъ, что "это было сказано такъ потому, что ей представлялось, что отъ этого зависятъ средства къ жизни".
-- Я это положительно сказать не могу,-- отвѣтилъ Чернышевскій послѣ нѣкотораго молчанія.-- Каѳедры теперь нѣтъ. Если бы открылась, я, вѣроятно, получилъ бы ее, открыть для меня новую каѳедру едва-ли захотятъ. Но я долженъ вамъ сказать, что по своей недовѣрчивости, я представлялъ себя въ худшихъ отношеніяхъ къ людямъ, чѣмъ въ дѣйствительности. Несмотря на свою недовѣрчивость къ себѣ, несмотря на то, что мои слова будутъ походить на самохвальство, я скажу вамъ все-таки, что я оставилъ по себѣ нѣкоторую репутацію въ Петербургѣ.
И Чернышевскій разсказалъ Ольгѣ Сократовнѣ, что, неожиданно для него самого, въ военно-учебныхъ заведеніяхъ, гдѣ онъ прослужилъ всего мѣсяца четыре, его "не забыли" и сообщаютъ, что, когда, онъ ни пріѣдетъ въ Петербургъ, мѣсто для него тамъ "всегда готово" {Подробно объ этомъ см. статью "Чернышевскій -- учитель", "Современникъ", 1912, кн. VI.}.
-- Я надѣюсь получать тамъ цѣлковыхъ семьсотъ или восемьсотъ жалованья,-- продолжалъ онъ.-- Кромѣ того, я буду писать. Если бы у насъ цензура была хоть нѣсколько послабѣе, не хвалясь, скажу, что я имѣлъ бы голосъ въ нашей литературѣ. Теперь это трудно. Но все таки я надѣюсь быть не изъ числа самыхъ дюжинныхъ писателей. Однимъ словомъ, я надѣюсь, что не доведу васъ до того, чтобы вы нуждались въ томъ, къ чему привыкли.
-- Я не хочу ни выѣзжать, ни танцовать, потому что все это не имѣетъ для меня особенной пріятности.
-- Что касается до этого, я такъ мало знаю Петербургскую жизнь съ этой стороны, что не знаю, возможно ли будетъ это,-- кажется, возможно.
-- Я сама не захочу, если бы вы даже этого хотѣли. Я не аристократка, я -- демократка.
Чернышевскому было очень пріятно слышать это слово въ устахъ Ольги Сократовны, но теперь онъ хотѣлъ знать уже болѣе опредѣленно, что она понимала подъ этимъ словомъ.
-- Что вы хотите сказать этимъ? Посмѣяться надъ моими мнѣніями?-- опросилъ осъ.
-- Вовсе нѣтъ. Я не аристократка, я демократка. Я не хочу бывать въ собраніяхъ въ Петербургѣ и танцовать.
Отвѣтъ этотъ не вполнѣ удовлетворилъ Чернышевскаго, но онъ не настаивалъ на его выясненіи.
-- Возможно ли тамъ это, я не знаю,-- отвѣтилъ онъ неувѣренно и продолжалъ.-- Да, еще одинъ вопросъ: умѣете ли вы хозяйничать, потому что я рѣшительно не умѣю распоряжаться деньгами.
Лицо Ольги Сократовны приняло выраженіе грусти.
-- Не умѣю, Я въ домѣ чужая, гостья. Я часто сажусь за столъ, не зная, какія блюда будутъ на столѣ.
-- Это для меня понятно. Но захотите ли вы управлять хозяйствомъ?
-- Нечего дѣлать: надобно будетъ -- захочу.
-- А если захотите, то вѣрно сумѣете. Нечего говорить о тамъ, что вы будете глаза дома: я -- человѣкъ такого характера, что согласенъ на все, готовъ уступить во всемъ,-- кромѣ, разумѣется, нѣкоторыхъ случаевъ, въ которыхъ нельзя не быть самостоятельнымъ.
Онъ остановился и, помолчавъ нѣсколько секундъ, добавилъ:
-- Я вамъ скажу еще одно, чего не долженъ бы говорить...
-- Такъ и не говорите.
-- Нѣтъ, скажу, потому что мнѣ слишкомъ хочется сказать. Но раньше, чтобы не позабыть: завтра вы будете для балѣ?
-- Такъ и я не буду. А когда вы будете, скажите, чтобы я пріѣхалъ любоваться на васъ.
-- Разъ когда-нибудь побываю, чтобы проститься...
У Чернышевскаго "сжалось сердце".-- Неужели,-- подумалъ онъ,-- замужество будетъ для нея концомъ веселья, правда, нѣсколько вѣтреннаго, но все-таки веселья?
Но тутъ-же Ольга Сократовна пояснила;-- Проститься на семь недѣль поста съ этими удовольствіями.
Это успокоило Чернышевскаго.
-- Пожалуйста же, увѣдомьте меня, когда будете,-- сказалъ онъ и перешелъ къ серьезному, дѣловому тону:
-- Такъ вотъ что я скажу вамъ: если бы мои надежды быть вашимъ мужемъ не сбылись, если бы, вы выбрали себѣ человѣка лучше меня,-- знайте, что я буду радъ видѣть васъ болѣе счастливою, чѣмъ вы могли бы быть за много,-- но знайте, что это было бы для меня тяжелымъ ударомъ.
-- Не до чахотки ли бы это васъ довело?-- сказала Ольга Сократовна "довольно шутливымъ тономъ". Во время его рѣчи, она "весьма часто смотрѣла съ сомнительною или веселою улыбкою".
-- Этого я не говорю, и этого я не знаю. Но что это будетъ для меня тяжелымъ ударомъ, который мнѣ трудно будетъ перенести, это я скажу. Помните же, что я желаю вамъ счастья, что первый буду радъ за васъ, но, прошу васъ, будьте -осторожнѣе, осмотрительнѣе въ предпочтеніи мнѣ кого-нибудь...
Ольга Сократовна потеряла уже расположеніе къ "серьезному" разговору. Она опять "смѣялась", а между тѣмъ Чернышевскому хотѣлось сказать ей еще много, много...
На слѣдующій день, 24 февраля, передумавъ все происходившее наканунѣ, онъ не скрылъ отъ своего вѣрнаго друга-Дневника,-- что послѣдній разговоръ съ Ольгой Сократовной произвелъ на него "менѣе впечатлѣнія", чѣмъ предыдущій, и что, поэтому, онъ пишетъ его "менѣе подробно".
"Кажется, я описывалъ его въ самомъ дѣлѣ не такъ подробно,-- замѣчаетъ онъ далѣе и ужасается при мысли, не является ли это признакомъ его охлажденія къ Ольгѣ Сократовнѣ.-- Неужели же я скоро увижу, что поступилъ слишкомъ необдуманно? Но раскаиваться въ томъ, что я такъ поступилъ, я не стану. Я сталъ бы упрекать себя, если бы поступилъ противнымъ образомъ. Тогда я сталъ бы считать себя еще болѣе неспособнымъ на что-нибудь важное и смѣлое, сталъ бы говорить себѣ:
А счастье было такъ возможно,
Такъ близко!..
"Теперь я этого не скажу. Я поступаю, какъ слѣдуетъ мнѣ по моимъ понятіямъ, и такъ, какъ предписываетъ мнѣ мое чувство, которое говоритъ, что я буду счастливъ и гордъ такою женою и составлю ея счастье".
Но "вслѣдствіе послѣдняго разговора" съ Ольгой Сократовной Чернышевскому казалось, что онъ "не такъ влюбленъ, какъ раньше"... "Но какъ бы то ни было", онъ наканунѣ "весь вечеръ думалъ о ней", и "эти мысли не давали уснуть" ему весьма долго: онъ "безпрестанно просыпался", и какъ проснется -- "она въ мысляхъ".
Особенно огорчали его "двѣ вещи" въ ея разговорѣ: 1) -- "Получите ли вы мѣсто въ университетѣ?". 2) -- "Развѣ всѣ мужья любятъ своихъ женъ, а жены мужей?-- довольно привязанности".
"Это меня огорчаетъ, теперь я вижу, что мнѣ нужно любви,-- продолжаетъ Чернышевскій.-- Въ слѣдующій разъ я долженъ говорить ей объ этомъ. А вопросъ о мѣстѣ въ университетѣ какъ-то огорчаетъ меня тѣмъ, что въ немъ виденъ расчетъ... Но это пустяки, послѣднее... Какъ бы то ни было, я все-таки люблю ее, можетъ быть, болѣе, чѣмъ вчера"...
Это сознаніе помогало Чернышевскому бороться съ приступами сомнѣній, которые мучили его въ эти дни.
III.
Событія шли своимъ чередомъ.
28 февраля, въ четвергъ, Чернышевскаго спѣшно вызвали къ Шапошниковымъ: тамъ была Ольга Сократовна и, въ ожиданіи его, "падала въ обморокъ".
-- Наконецъ-то,-- шутливо и въ то же время съ нескрываемой радостью закричала она.-- Какъ долго заставили вы меня ждать! Я въ отчаяніи! Посмотрите, какъ у меня бьется сердце!
"Она беретъ его руку и прикладываетъ къ своему сердцу".
Любитъ она или смѣется надъ нимъ?
Чернышевскій смотрѣлъ на нее во всѣ глаза. Ему запомнилось каждое слово ея, каждый малѣйшій жестъ и оттѣнокъ ея голоса при этомъ свиданіи.
-- Что вамъ за охота кокетничать?-- не сразу входя въ настроеніе, говоритъ онъ.
-- Дайте-ка, посмотрю, какъ у васъ бьется сердце,-- продолжаетъ тѣмъ же веселымъ тономъ Ольга Сократовна.-- Гдѣ оно у васъ?
"Она прикладываетъ свою руку къ его сердцу".
Потомъ она начинаетъ "посмѣиваться" надъ его внѣшностью.
-- Я ему велѣла каждый разъ бриться, какъ онъ долженъ видѣться со мной. Боже мой! весь пропитанъ розовымъ масломъ,-- восклицаетъ она, обращаясь къ нему.-- Дайте, я причешу вамъ голову.
И она начинаетъ причесывать его и заставляетъ подойти къ зеркалу, чтобы показать, насколько измѣняетъ его новая прическа, что онъ теперь совсѣмъ не тотъ, а сталъ очень хорошъ".
Подаютъ чай. Имъ мѣшаютъ. Но онъ успѣваетъ сказать Ольгѣ Сократовнѣ: "Я все пишу свой Дневникъ".
-- Дайте мнѣ прочитать.
-- Вы не прочтете, потому что я такъ пишу, что мою рукопись, кромѣ меня, никто не можетъ прочитать. Но я, если угодно, прочитаю вамъ его, когда будетъ время. Я напишу сейчасъ что-нибудь, чтобы показать, какъ я пишу.
И, чтобы наглядно показать, какъ онъ пишетъ свой Дневникъ, онъ обратился къ Шапошникову:
-- Сергѣй Гавриловичъ, позвольте бумаги, я напишу что-нибудь, чтобы показать, какъ я пишу.
-- Бумагу подали.
-- Что прикажете написать для пробы?-- спросилъ Чернышевскій шопотомъ у Ольш Сократовны.
-- Напишите: "Ольга, другъ моей души",-- отвѣтила она тихо.
Чернышевскій пишетъ эти слова "своимъ манеромъ" {Чернышевскій писалъ Дневникъ своеобразнымъ шифромъ, выработавшимся изъ сокращеній при скорописи.} и передаетъ Ольгѣ Сократовнѣ. Она отвѣчаетъ на томъ же лоскуткѣ: "Коля, тебя любитъ Ольга". Онъ радостно прочитываетъ и рветъ лоскутокъ. Она хочетъ написать еще что-то и протягиваетъ руку.
-- Снова кокетство!-- "смѣется о"въ, отодвигая карандашъ.-- Вамъ угодно, чтобы я цѣловалъ вашу руку?
-- Вовсе неугодно...
Онъ продолжаетъ:
-- То, что вы будете писать, будетъ рѣшительна серьезно?
-- Рѣшительно.
Она пишетъ: "женитесь на Симѣ {Серафимѣ Гавриловнѣ Шапошниковой.}, она васъ ловитъ. Она добрая дѣвушка, и вы съ нею будете счастливы".
Чернышевскій прочелъ записку, и первое, что поразило "его, была ошибка въ словѣ будете, оно было написано черезъ "и" -- "будите".-- "О,-- подумалъ онъ,-- нѣсколько должно бы вамъ поучиться правописанію, а вы, думалъ я, не дѣлаете ни одной орѳографической ошибки".
-- И это вы пишете серьезно?-- спросилъ онъ съ искреннимъ недоумѣніемъ. Тутъ нѣтъ ни одного слова правды!
-- Какъ -- нѣтъ?
-- Кромѣ одного: "ловитъ".
-- Какъ же вы говорите: нѣтъ?
Она снова начинаетъ причесывать Чернышевскому голову,-- но теперь это не доставляетъ ему прежняго удовольствія. На душѣ у него обидное и досадное чувство.
-- Я не понимаю,-- говоритъ онъ, пожимая плечами,-- къ чему вы кокетничаете со мною? У меня есть невѣста въ Петербургѣ. Наши отношенія не могутъ повести ни къ чему.
Она, шутя, поворачивается къ стѣнѣ и закрываетъ лицо руками.
Я буду плакать,-- заявляетъ она и притворяется, что всхлипываетъ.
Потомъ она принимаетъ видъ обиженной, не смотритъ на Чернышевскаго, отнимаетъ у него руку, когда онъ хочетъ, поцѣловать ее. Однако, онъ цѣлуетъ ее -- "ниже кисти".
-- Какъ вы смѣете!-- кричитъ на него Ольга Сократовна.
-- Что же съ вами дѣлать? Вѣдь вы этого хотите!
И онъ снова цѣлуетъ ея руку.
-- Какъ вы смѣете дѣлать то, что вамъ не позволяю!
-- Ольга Сократовна,-- сказалъ Чернышевскій, понизивъ голосъ,-- неужели я въ самомъ дѣлѣ оскорбилъ васъ?
Онъ сказалъ это. улыбаясь, она посмотрѣла на него и ничего не отвѣтила.
-- Неужели я въ самомъ дѣлѣ оскорбилъ васъ, Ольга Сократовна?
Она молча взглянула на него. Онъ принялъ "серьезный и унылый видъ".
Въ это время ихъ позвали танцовать въ залъ.
-- Вы будете танцовать со мною, Ольга Сократовна?
Она встала и пошла, но не въ залъ, а въ смежную комнату, сѣла тамъ на диванъ, а Чернышевскій сталъ поодаль, "представляя человѣка, состоящаго подъ опалой".
На столѣ лежала муфта.
-- Это муфта Ольги Сократовны,-- сказалъ Сергѣй Гавриловичъ, поцѣловалъ ее и передалъ Чернышевскому.
И Чернышевскій также поцѣловалъ муфту.
-- Не смѣйте дотрогиваться до моей муфты,-- продолжала капризничать Ольга Сократовна.
Чернышевскій положилъ муфту на столъ и болѣе не трогалъ.
Сидѣли здѣсь довольно долго. Не разговаривали.
-- Сядьте на диванъ подлѣ Ольги Сократовны,-- сказалъ Сергѣй Гавриловичъ.
-- Не смѣю.
Наконецъ, Чернышевскій ушелъ, чтобы показать видъ, что и онъ кокетничаетъ. Выкуривъ папиросу, онъ вернулся и сѣлъ подлѣ Ольги Сократовны. Она не смотрѣла "а него.
-- Простили ли вы меня?
Она не отвѣчала.
-- Дайте мнѣ вашу руку.
Не даетъ. Но сидитъ, не отворачиваясь.
-- Видите, уже готова простить?-- подзадориваетъ Сергѣй Гавриловичъ.
"Да, вотъ, что значитъ пококетничать,-- думаетъ Чернышевскій.-- И я умѣю пользоваться этимъ. Ушелъ, и меня простили, а если бы не уходилъ, до сихъ поръ продолжала бы сердиться".
-- Простите же меня, Ольга Сократовна...
Онъ взялъ ея руку. Она сопротивлялась, но слабо, и онъ поцѣловалъ ея руку. Миръ былъ заключенъ, и они пошли танцовать въ залъ.
-- Ольга Сократовна,-- сказалъ ей Чернышевскій,-- я говорилъ вамъ о себѣ многое невѣрно. Я говорилъ, что не ревнивъ. Это неправда. Нѣтъ, я чувствую, что буду ревнивъ; только это мое чувство будетъ у меня рѣшительно не то, какъ обыкновенно его понимаютъ. Видите, я такого характера, что слишкомъ высоко ставлю тѣхъ, кого люблю, и у меня будетъ постоянно мысль, что я недостоинъ васъ. Онъ остановился, ожидая отвѣта, но Ольга Сократовна ничего не сказала. Онъ продолжалъ:
-- Ольга Сократовна, я былъ огорченъ нѣкоторыми вашими выраженіями въ нашемъ разговорѣ у васъ. Вы сказали, что "развѣ необходимо, чтобы жена любила мужа, а мужъ жену?".
-- Что же, это неправда? Развѣ всегда женятся по страсти? Напротивъ, большая часть бываетъ такъ, какъ я сказала, а все-таки живутъ весьма хорошо, и привязаны другъ къ другу.
-- Но я принялъ эти слова прямо относящимися ко мнѣ.
-- Какой вы смѣшной!
-- Да, я въ самомъ дѣлѣ смѣшонъ, и вашими словами я не оскорбился.
-- Вы меня не знаете.
-- Да, это правда, я не знаю васъ рѣшительно; но знаю, что вы рѣшительно откровенны, чрезвычайно добры, и что вы чрезвычайно благородная дѣвушка.
-- Да, я въ самомъ дѣлѣ очень откровенна, и у меня не можетъ быть тайнъ. Если бы съ моей стороны былъ какой-нибудь проступокъ, я не могла бы его скрывать, я прямо призналась бы въ немъ.
-- Нѣтъ, не о томъ я говорю, какіе проступки. Я не о нихъ думаю. Я такого высокаго мнѣнія о томъ, кого люблю, что всегда буду считать себя недостойнымъ васъ.
-- Меня никто не понимаетъ, и никто не пойметъ.
Эти слова глубоко тронули Чернышевскаго. "Они были рѣшительно искренни, чистосердечны, происходили отъ глубины сознанія, что ея характеръ такъ высокъ, что его не въ состояніи оцѣнить другіе".
Во всякомъ случаѣ я знаю, что вы рѣшительно откровенны,-- отвѣтилъ онъ тихо и ласково.-- опишите себя, и я васъ буду понимать такъ, какъ вы опишете себя...
Къ нимъ подходили, заговаривали, звали играть въ веревочку... Однако, Чернышевскій улучилъ возможность еще разъ повторить, какъ онъ смотритъ на свое чувство къ Ольгѣ Сократовнѣ.
-- Умоляю васъ, будьте осторожнѣе, если вздумаете предпочесть мнѣ другого. Если вы серьезно и глубоко полюбите другого, я буду радъ за васъ...
Голосъ его дрогнулъ, и въ немъ почувствовались слезы.
-- Но перенести это для меня будетъ тяжело,-- добавилъ онъ.-- Какъ бы то ни было, наконецъ, я. болѣе всего желаю вашего счастья... Но я не обману васъ и не преувеличу, когда скажу: для меня будетъ тяжело перенести это.