Личков Леонид Семенович
Где правда?

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (К вопросу о "поездках" для исследования Сибири).

   

Гдѣ правда?

(Къ вопросу о "поѣздкахъ" для изслѣдованія Сибири).

   Въ ноябрѣ 1893 года бывшимъ профессоромъ Кіевскаго университета Ѳ. М. Гарничъ-Гарницкимъ читался въ вольно-экономическомъ обществѣ докладъ Изъ поѣздки по Восточной Сибири, надѣлавшій большого шума. Въ первомъ засѣданіи, тотчасъ по прочтеніи доклада, автору единодушно было выражено "общее одобреніе" слушателей, а черезъ шесть дней слушатели эти явились въ новое засѣданіе I отдѣленія общества съ цѣлью возраженій противъ доклада и, судя по газетамъ, обрушились на него съ такою силой и въ такомъ значительномъ числѣ (гг. Кауфманъ, Вернеръ, Пантелѣевъ, Ядринцевъ, Фальборкъ, Армфельдъ, Хвостовъ и др.), что можно было только удивляться тому интересу и оживленію, которые возбудилъ профессорскій докладъ. Затѣмъ въ февральской книжкѣ Трудовъ вольно-экономическаго общества за 1894 годъ напечатанъ былъ докладъ г. Гарничъ-Гарницкаго; но полнаго отчета о поѣздкѣ помянутаго автора по Сибири въ печати до сихъ поръ не появилось, такъ какъ то, что онъ читалъ въ вольно-экономическомъ обществѣ, составляло, по его словамъ, только извлеченіе изъ подробнаго отчета.
   Признавая, что многія изъ высказанныхъ въ докладѣ положеній, но избѣжаніе "превратныхъ толкованій" о Сибири, не могутъ оставаться безъ возраженій, я и ожидалъ появленія въ свѣтъ полнаго отчета г. Гарничъ-Гарницкаго. Но, по неизвѣстнымъ мнѣ причинамъ, отчета этого, насколько я знаю, не появилось ни въ періодической прессѣ, ни особымъ изданіемъ, а потому, покинувъ надежду на его появленіе, я рѣшилъ поговорить о немъ на основаніи лишь того матеріала, который заключается въ докладѣ вольно-экономическому обществу. Вотъ въ чемъ, между прочимъ сказать, заключается и причина того, почему я такъ запоздалъ съ своею замѣткой.
   Изъ доклада г. Гарничъ-Гарницкаго видно, что районъ его изслѣдованія, продолжавшагося "320 дней", заключалъ въ себѣ губерніи Иркутскую, Енисейскую и область Забайкальскую, т.-е. пространство, заключающее въ себѣ "территорію больше всей Западной Европы" {Здѣсь, какъ и въ дальнѣйшемъ изложеніи, всѣ слова въ ковычкахъ, безъ указанія источника, принадлежатъ г. Гарничъ-Гарницкому.}.
   Я въ Забайкальской области не былъ, но изслѣдованіемъ Иркутской и Енисейской губерній тоже занимался и въ этомъ отношеніи мое положеніе было во многомъ сходно съ положеніемъ г. Гарничъ-Гарницкаго. Я тоже былъ командированъ въ Сибирь для ея изслѣдованія и какъ разъ тѣмъ же самымъ министерствомъ государственныхъ имуществъ, и мнѣ, какъ и г. Гарничъ-Гарницкому, говоря его же словами, "при этомъ вмѣнено было въ обязанность обратить вниманіе на естественныя богатства края, на его климатическія условія, почвенныя условія, минеральныя богатства, растительное и животное царства, на народы, которые тамъ обитаютъ, на ихъ культуру, нравы, обычаи, на успѣхи ихъ въ сельскомъ хозяйствѣ, на вопросъ переселенческій, на движеніе переселенцевъ на мѣста, куда они идутъ и гдѣ осѣдаютъ на пути слѣдованія, вообще на все то, что касается жизни человѣка". Не входило только въ мою обязанность изучать, кромѣ того, даже и "нравы" обитающихъ въ Сибири народовъ и "вообще все то, что касается жизни человѣка". При всемъ этомъ, также почти, какъ и г. Гарничъ-Гарницкому, мнѣ тоже "пришлось передвигаться всѣми тѣми способами, какія существуютъ въ настоящее время для передвиженія человѣка, а именно я переправлялся здѣсь въ саняхъ, въ тарантасѣ, въ телѣгѣ и въ таратайкѣ, сидѣйкѣ, пѣшкомъ и верхомъ, на лодкѣ, на яликѣ, на плоту и на пароходѣ". Словомъ, мы съ нимъ, повидимому, вправѣ были, для еще большаго эффекта, примѣнить къ себѣ слова знаменитаго сатирика {Н. Щедринъ: "Мнѣнія знатныхъ иностранцевъ о помпадурахъ".}, что мы "ѣхали-ѣхали, плыли-плыли. Страсть! Пескамъ ѣхали, полямъ ѣхали, лѣсамъ ѣхали. Морямъ плыли, заливамъ-проливамъ плыли, рѣкамъ плыли, озерамъ не плыли. Одначе пріѣхали...",-- еслибъ не то обстоятельство, что, боясь потерять драгоцѣнное для изслѣдованія время, я ни разу не пробовалъ путешествія на плоту и на саликѣ, тѣмъ болѣе, что не представлялось и надобности въ подобныхъ поѣздкахъ. Разница нашихъ путешествій заключалась въ томъ, что, для изслѣдованія значительно меньшаго пространства (только лишь Енисейской и Иркутской губерній), я пробылъ въ Сибири не 320 дней, а пять лѣтъ; при этомъ работалъ надъ ея изслѣдованіемъ далеко не одинъ, а число моихъ сотрудниковъ, командированныхъ съ тою же цѣлью, достигало 12, не считая лицъ, сводившихъ и подсчитывавшихъ собираемыя нами данныя, съ которыми общее число нашихъ соработниковъ временами достигало до 30, такъ что, по разсчету на одного работника, для изслѣдованія одной только Иркутской губерніи, употреблено было свыше 320 мѣсяцевъ непрерывной работы одного человѣка. Такимъ образомъ, программа наша была, какъ видно, уже программы г. Гарничъ-Гарницкаго, время же, употребленное на изслѣдованіе, въ двадцать семь разъ больше. И при этомъ, покидая Сибирь при истеченіи пятилѣтняго срока своей командировки, я оставлялъ работы по ея изслѣдованію, все-таки, не вполнѣ законченными (относительно второй по порядку, т.-е. Енисейской губерніи).
   Это пятилѣтіе убѣдило меня въ томъ, какъ она разнообразна по естественнымъ условіямъ входящихъ въ нее мѣстностей, какъ трудно составить о ней достаточно вѣрное представленіе, побывавъ лишь кое-гдѣ и не имѣя достаточно времени для внимательнаго ознакомленія съ нею, какія, говоря словами г. Гарничъ-Гарницкаго же, "я до сихъ поръ имѣлъ (о ней) самыя превратныя представленія" и какое "самое превратное представленіе" имѣетъ о ней россійская публика на основаніи разсказовъ досужихъ "знатоковъ" Сибири, видавшихъ ее только мимоходомъ, проѣздомъ, или жившихъ гдѣ-нибудь въ одной только ея части, но свободно распространяющихъ вынесенныя о ней впечатлѣнія на всю Сибирь вообще. А, между тѣмъ, теперь, съ проведеніемъ туда желѣзной дороги и правительственной организаціей заселенія Сибири на пространствахъ, главнымъ образомъ, прилегающихъ къ этому великому желѣзному пути, потребность въ ясномъ и твердомъ знаніи условій сибирской жизни сказывается все больше и больше, съ чѣмъ вмѣстѣ ростетъ и интересъ къ ней россійской читающей публики, поневолѣ довольствующейся теперь свѣдѣніями случайныхъ знатоковъ.
   Не дальше, какъ на-дняхъ, одинъ знакомый увѣрялъ меня, наприм., что въ Сибири легко можно купить себѣ много земли за очень дешевую цѣну (тогда какъ тамъ нѣтъ частной земельной собственности) и, какъ потомъ оказалось, смѣшивалъ Оренбургскую губернію съ Сибирью. Для многихъ Сибирь -- золотое дно и для многихъ она, въ то же время, представляется какою-то однообразною, безпросвѣтною, дикою лѣсною пустыней, гдѣ живутъ медвѣди да каторжники. Представленіе о Сибири, какъ о чемъ-то единомъ, о чемъ-то сплошномъ, одинаково однообразномъ, какъ о такомъ углѣ, который можно характеризовать чуть ли не однимъ выраженіемъ: "Сибирь, такъ Сибирь и есть", "одно слово -- каторга" и т. п., и до сихъ поръ еще очень распространено у насъ въ Европейской Россіи. А, между тѣмъ, она настолько велика и обширна и, уже по одному этому, настолько разнообразна, что характеристика человѣка, дѣйствительно знающаго какую-нибудь одну только, хотя и довольно крупную, полосу Сибири, въ большинствѣ случаевъ, оказывается совершенно неподходящей, когда дѣло идетъ о какой-либо другой ея части, указаніе, полезное и необходимое при жизни въ одномъ изъ ея городовъ или районовъ, непригодно и непримѣнимо въ другой ея мѣстности, и т. п.
   Въ то время, когда г. Гарничъ-Гарницкимъ читался помянутый докладъ, давно уже вышли въ свѣтъ (изданіе 1890 г.) труды чиновъ министерства государственныхъ имуществъ по Иркутской губерніи. На то замѣчаніе, что авторъ могъ почему-либо не знать о существованіи этихъ трудовъ, необходимо указать, что самъ г. Гарничъ-Гарницкій, проѣзжая изъ Европейской Россіи черезъ Красноярскъ, былъ у меня, засталъ у меня, между прочимъ, Дубенскаго, тоже участника, производившаго на средства министерства государственныхъ имуществъ изслѣдованія Восточной Сибири, и мы оба обстоятельно объяснили ему способъ и пріемы производившагося нами изслѣдованія и указали также уже вышедшіе въ свѣтъ печатные источники, которыми онъ могъ воспользоваться для цѣлей своей командировки, хотя бы лишь для того, чтобы провѣритъ, проконтролировать наши выводы своими данными и, разъясненіемъ допущенныхъ нами неточностей, способствовать разъясненію истины.
   Однако, изъ его доклада видно, что при наличности такихъ источниковъ и уже несомнѣнно зная о нихъ, г. Гарничъ-Гарницкій не воспользовался ими, потому что "не придавалъ имъ значенія", а предпочелъ основаться исключительно на свѣдѣніяхъ, лично собранныхъ имъ "точно на мѣстахъ". Словомъ, авторъ держался того мнѣнія, что такую страну, какъ Сибирь, вполнѣ возможно изслѣдовать одному человѣку въ короткое время во всѣхъ отношеніяхъ. Впрочемъ, во время преній по его докладу онъ согласился, все-таки, съ тѣмъ, что нѣкоторыя изъ сдѣланныхъ ему возраженій имѣютъ свое маленькое основаніе, но "указалъ" при этомъ, "что по недостатку времени онъ не имѣлъ возможности изложить (вольно-экономическому обществу) въ полной послѣдовательности всѣхъ собранныхъ данныхъ, и потому многія изъ сдѣланныхъ ему возраженій явились результатомъ неполноты доклада".
   Послѣднее указаніе, повидимому, освобождающее автора отъ взведенныхъ на него оппонентами обвиненій въ неточности его показаній о Сибири, не устраняетъ, однако, необходимости и возможности критическаго отношенія къ данному докладу, потому что и послѣ такого заявленія факты, указанные его докладомъ, представляются, все-таки, внѣ сомнѣній и читающая публика, вѣря ученому изслѣдователю, возымѣла бы совсѣмъ превратное понятіе о Восточной Сибири и ея населеніи.
   Приступая поэтому къ болѣе подробному разсмотрѣнію сообщаемыхъ авторомъ данныхъ, скажу, прежде всего, что, предпринявъ выполненіе такой, по его же словамъ, "громадной задачи", авторъ недостаточно потрудился "предварительно ознакомиться съ нею по тѣмъ источникамъ, по тѣмъ даннымъ, какія относительно ея существуютъ въ литературѣ", хотя и говоритъ, что онъ это сдѣлалъ. Еслибъ онъ исполнилъ это какъ слѣдуетъ, то, ѣдучи въ Сибирь, онъ зналъ бы уже о печатныхъ статистическихъ трудахъ относительно Иркутской губерніи, имѣвшихся въ то время въ количествѣ 50 экземпляровъ (по 6 выпусковъ въ экземплярѣ) въ томъ самомъ министерствѣ, которое его командировало въ Сибирь, и въ петербургской публичной библіотекѣ, куда тоже былъ отправленъ изъ Иркутска одинъ полный экземпляръ ихъ. Но онъ не зналъ даже и о томъ, что подобныя изслѣдованія по той же программѣ, которую онъ еще только долженъ былъ выполнить, вообще производятся въ Восточной Сибири и подходятъ уже къ концу даже и по Енисейской губерніи, въ то время, какъ онъ только еще въѣзжаетъ въ ея предѣлы. Онъ узналъ объ этомъ лишь въ Красноярскѣ, зайдя въ казенную палату за свѣдѣніями. "Никакихъ желаемыхъ свѣдѣній",-- какъ онъ и пишетъ въ докладѣ,-- ему сообщить въ казенной палатѣ не могли, но управляющій казенною палатой, г. Аборинъ, рекомендовалъ ему адресоваться за этими свѣдѣніями ко мнѣ, какъ къ производителю помянутыхъ статистическихъ работъ, и этимъ самъ г. Гарничъ-Гарницкій мотивировалъ мнѣ свое лестное для меня посѣщеніе. Надѣюсь, это незнакомство цитируемаго автора съ печатными источниками не лишаетъ, все-таки, меня права разсматривать и сравнивать выводы его изслѣдованія съ данными и выводами помянутыхъ источниковъ и въ особенности тѣхъ, которые, какъ и его данныя, собраны въ дѣйствительности "на мѣстахъ". Наоборотъ, мнѣ кажется, это даже обязываетъ меня сравнить его выводы съ выводами игнорированныхъ имъ изслѣдованій, чтобы лучше выяснить значеніе его работы и степень достовѣрности сообщаемыхъ имъ данныхъ о Восточной Сибири.
   Изъ доклада г. Гарничъ-Гарницкаго видно, что предварительное передъ путешествіемъ знакомство его съ печатными источниками относилось, главнымъ образомъ къ отдѣлу картографіи. Онъ вынесъ изъ этого знакомства, "къ великому горю", "полное разочарованіе въ достоинствѣ всѣхъ этихъ картъ при попыткахъ воспользоваться ими, такъ что самое лучшее употребленіе этихъ ("всевозможныхъ") картъ было бы то, чтобы торжественно сжечь, чтобъ онѣ не смущали родъ человѣческій". Мы пять лѣтъ подрядъ возились съ этими же картами и, тѣмъ не менѣе, не вынесли такого заключенія: правда, и мы находили ошибки въ сибирскихъ картахъ, но не такія, чтобы можно было рѣшиться на изреченіе столь "торжественнаго" приговора, и не такія, которыя бы дѣлали эти карты столь непригодными для пользованія; мы, по крайней мѣрѣ, пользовались ими до конца и имѣли смѣлость, внеся нѣкоторыя поправки, приложить ихъ въ перепечатанномъ видѣ къ нашимъ печатнымъ трудамъ. Откуда же такая разница во взглядахъ разныхъ изслѣдователей на одинъ и тотъ же вопросъ? Я думаю, не буду далекъ отъ истины, если, не заподозривая автора въ стремленіи употребить "красное словцо", скажу, что объясненіе этому лежитъ въ томъ, что г. Гарничъ-Гарницкій, въ розыскахъ мѣстъ для поселенія переселенцевъ, не малую часть своего пути совершилъ по мѣстностямъ не населеннымъ, куда рѣдко ступаетъ даже нога бродячаго тунгуза или бурята,-- по мѣстностямъ, еще совсѣмъ не изученнымъ въ топографическомъ отиношеніи, которыя дѣйствительно нанесены на карту только приблизительно, "случайно", "на основаніи разспросовъ". Наоборотъ, путешествуя по мѣстамъ населеннымъ, по трактамъ, и въ особенности по тракту московскому, которымъ, какъ видно изъ доклада, онъ проѣхалъ не одинъ разъ, ученый изслѣдователь, пользуясь услугами ямщиковъ (которые умѣютъ возить и безъ картъ), очевидно, въ помощи картъ не нуждался и къ ихъ разсмотрѣнію не прибѣгалъ. Такимъ образомъ, у него и составилось представленіе о неточности сибирскихъ картъ по отношенію ко всему объѣханному имъ пространству, тогда какъ это представленіе должно было относиться лишь къ районамъ, не изслѣдованнымъ въ географическомъ отношеніи.
   Возникаетъ вопросъ только о томъ, зачѣмъ, располагая всего 320 днями для изслѣдованія пространства, превышающаго всю Западную Европу,-- зачѣмъ было ѣздить въ эти сибирскія ненаселенныя пустыни, зачѣмъ было пускаться туда, гдѣ даже дикіе кочевники, служившіе ему проводниками, "отказывались идти дальше"? Неужели докладчикъ серьезно думалъ найти тамъ подходящія мѣста для поселенія россійскихъ мужичковъ, такъ настойчиво {Съ двухъ концовъ -- долиной Енисея и долиной Иркута -- и оба раза тщетно.} стремясь проникнуть, наприм., въ самую глушь Саянскаго хребта, въ водораздѣлъ между Ангарой съ Селенгой и р. Енисеемъ, къ границамъ Монголіи?
   Еслибъ онъ дѣйствительно ознакомился предварительно съ имѣющимися литературными матеріалами, то еще до поѣздки въ Сибирь онъ могъ бы узнать хотя бы изъ нашихъ печатныхъ работъ (т. II, ч. 3, стр. 5), что мѣстности эти не пригодны для земледѣльческой колонизаціи. Наконецъ, когда докладчикъ, будучи у меня въ Красноярскѣ, изложилъ мнѣ свой проектъ поѣздки въ вышеназванныя необитаемыя страны, я предупреждалъ его, что для переселенческихъ цѣлей эта поѣздка безусловно не дастъ ничего, кромѣ отрицательныхъ результатовъ и громадной непроизводительной затраты времени, которымъ при краткости періода командировки необходимо дорожить съ цѣлью болѣе обстоятельнаго обслѣдованія завѣдомо болѣе пригодныхъ къ культурѣ и сравнительно болѣе заселенныхъ райновъ" {На мой взглядъ, близость (хотя бы относительная) жилыхъ поселеній составляетъ одинъ изъ прочныхъ и важныхъ залоговъ успѣшности поселенія новообразуемыхъ переселенческихъ заселковъ, особенно въ первое время ихъ возникновенія. Заброшенные въ даль отъ жилыхъ странъ и не имѣя путей сообщенія, кромѣ опасныхъ горныхъ тропинокъ, переселенцы не имѣли бы сбыта своимъ продуктамъ. Наконецъ, полоса земледѣльческой культуры, какъ не могъ не видѣть самъ авторъ, проѣзжая къ Мондивскому караулу, кончается уже верстъ, по крайней мѣрѣ, за 50 до Мондъ -- около Турапскаго караула. Что касается мысли проникнуть на р. Казыръ и Кизыръ, гдѣ, "по разсказамъ, можно было найти громадныя земельныя угодья", то не было никакого смысла добиваться проѣхать туда изъ долины Тунки черезъ Саяны, когда легко можно было, какъ доказалъ автору его собственный опытъ, проѣхать туда совсѣмъ съ другой стороны. Районъ Казыра и Кизыра необитаемъ донынѣ, потому что тамъ, по опыту приходившихъ (и ушедшихъ оттуда) переселенцевъ, хлѣбопашество при наличныхъ условіяхъ убыточно.}.
   Тѣмъ не менѣе, авторъ настойчиво желалъ во всемъ убѣдиться лично и во что бы то ни стало проникнуть въ эти горныя лѣсныя пустыни. Можно думать, что, упорно стремясь проѣхать тамъ, куда почти не проникала нога цивилизованнаго человѣка и куда не было надобности ѣхать для осуществленія задачъ его переселенческой миссіи (такъ какъ его командировка въ Сибирь главнѣйшимъ образомъ имѣла "цѣлью намѣтить тѣ мѣста, которыя удобны для поселенія переселенцевъ"), предпріимчивый изслѣдователь руководился сильною надеждой сдѣлать тамъ какія-нибудь новыя научныя и, можетъ быть, совсѣмъ обыкновенныя открытія.
   Но г. Гарничъ-Гарпицкому не удалось достигнуть желаемой точки, потому что "проводники отказывались", "болота сдѣлались настолько опасными, что ни одинъ проводникъ не рѣшался" и "на дорогѣ встрѣтились уже большіе снѣга". Волей-неволей пришлось ѣздить и собирать свѣдѣнія по болѣе населеннымъ и потому менѣе интереснымъ для автора районамъ, располагая для этого лишь тѣмъ временемъ, которое осталось свободнымъ отъ тщетныхъ попытокъ проникнуть въ недосягаемыя страны. Коневодѣ пришлось давать отчетъ только о нихъ и, вслѣдствіе этого, имѣть затѣмъ необходимость считаться съ возраженіями людей, уже бывшихъ тамъ ранѣе или имѣвшихъ болѣе полное знакомство съ мѣстною литературой.
   Докладъ свой г. Гарничъ-Гарницкій началъ съ оро- и гидрографическаго и климатическаго очерка обслѣдованной имъ страны, составляющаго добрую часть его доклада. Но такъ какъ составленъ онъ, очевидно, по литературнымъ источникамъ, то, минуя его подробности, представляется умѣстнымъ остановиться лишь на нѣкоторыхъ общихъ замѣчаніяхъ о климатѣ, характеризуемомъ для всего подлежавшаго обслѣдованію района, лишь замѣчаніемъ о его континентальности, объ увеличеніи его суровости съ юга на сѣверъ и съ запада на востокъ и о томъ, что высшая зимняя температура равна (вездѣ?) -- 50о, а лѣтняя 4-35о. Такимъ образомъ, по этимъ даннымъ, разность между высшею и низшею температурой равна 85о,-- разность, очевидно, громадная, но удивляться ей не слѣдуетъ, когда рѣчь идетъ о районѣ, превышающемъ пространство Западной Европы... Удивляться можно только тому, какъ ученый изслѣдователь, бывшій профессоръ, можетъ дѣлать подобныя огульныя характеристики, давая, притомъ, понятіе о климатѣ не по среднимъ мѣсячнымъ и годовымъ температурамъ, а только по максимальнымъ и минимальнымъ суточнымъ? Еслибъ ученый авторъ ближе ознакомился съ литературой о климатѣ края, онъ не рѣшился бы на столь огульныя характеристики. Ближе знакомясь съ этою литературой, онъ нашелъ бы, между прочимъ, что разность между самымъ теплымъ и самымъ холоднымъ мѣсяцемъ въ предѣлахъ одной только Иркутской губерніи далеко не вездѣ одинакова и колеблется (іюль и январь) между 33,7о и 44,5о, а климатъ Иркутской губерніи, въ общемъ, значительно разнится отъ климата и Забайкальской области, и Енисейской губерніи; даже годовыя температуры воздуха въ разныхъ частяхъ Иркутской губерніи колеблятся отъ -- 0,7 до 7,0. Климатъ Иркутской губерніи характеризуется, между прочимъ, въ одномъ изъ мѣстныхъ изслѣдованій {В. Ошурковъ: "Климатическій очеркъ Иркутской губ. Матеріалы по изслѣдованію земледѣлія и хозяйственнаго быта населенія Иркутской губ.". T. II, ч. I.} въ такихъ выраженіяхъ: "Слабая облачность зимою, при почти постоянномъ затишьѣ, наблюдаемомъ на всемъ протяженіи губерніи, дѣлаетъ климатъ благопріятнымъ для человѣка, несмотря на крайніе холода, неблагопріятное дѣйствіе которыхъ при ясномъ небѣ въ значительной мѣрѣ уравновѣшивается большимъ количествомъ свѣта и лучистой теплоты солнца". Климатъ же окрестностей губернскаго города Енисейской губерніи, Красноярска, по справедливости можетъ быть характеризуемъ въ совсѣмъ обратныхъ выраженіяхъ: частая облачность зимою, при почти безпрерывныхъ, часто весьма сильныхъ вѣтрахъ, дующихъ даже при значительныхъ морозахъ, дѣлаютъ климатъ крайне неблагопріятнымъ и непривѣтнымъ для человѣка {Недаромъ мѣстная газета (Восточное Обозрѣніе) присвоила г. Красноярску характерное названіе "Вѣтропыльска".}.
   Годичное количество осадковъ въ миллиметрахъ колеблется для разныхъ мѣстностей одной только Иркутской губерніи между цифрами 254--351 (при одинаковой почти высотѣ надъ уровнемъ моря), количество мѣсячныхъ осадковъ въ іюлѣ отъ 17 до 109, въ декабрѣ -- отъ 1,4 до 23,1 и т. д.; что касается вѣтровъ и давленія воздуха, то зимою Восточная Сибирь лежитъ въ области самаго высокаго давленія, какое только извѣстно на земномъ шарѣ, и, вслѣдствіе одновременнаго низкаго давленія въ сѣверной части Тихаго океана, въ ней въ нижнихъ слояхъ атмосферы воздухъ стекаетъ извнутри ея къ берегамъ океана. Такимъ путемъ образуется зимній муссонъ Восточной Сибири, сѣверная окраина области котораго находится близъ береговъ Байкала, представляющаго, какъ извѣстно, естественную границу между Иркутскою губерніей и Забайкальскою областью. Въ то же время, долина Енисея (Енисейская губ.) подпадаетъ подъ умѣряющее вліяніе юго-западнаго вѣтра, который разноситъ влажную теплоту атмосферы Атлантическаго океана по большей части Европы и Западной Сибири {По Ошуркову.}. Лѣтомъ, вслѣдствіе сильнаго нагрѣванія степей и пустынь внутри Азіи, въ Восточной Сибири появляется восходящее движеніе воздуха, давленіе его понижается и образуются вѣтры, дующіе въ направленіи, противуположномъ зимнему. Вѣтры эти, дующіе съ полярныхъ морей, заносятъ въ глубь материка тучи и обильные дожди, которыя достигаютъ бассейна Онона и Селенги (Забайкальская область), такъ что рѣки эти нерѣдко разливаются лѣтомъ очень сильно; но уже въ Селенгинскѣ, Забайкальской области (ближе къ Иркутской губ.), дожди приносятся не юго-восточными и восточными, какъ бы этого слѣдовало ожидать (предполагая и тутъ вліяніе дующаго съ Тихаго океана муссона), а сѣверными и сѣверо-восточными вѣтрами.
   Останавливаясь только на этихъ немногихъ данныхъ, нельзя не замѣтить, что климатъ не только всего обслѣдованнаго района, но и любой изъ отдѣльныхъ, входящихъ въ него губерній не можетъ быть характеризуемъ такими общими указаніями, какими ограничивается г. Гарничъ-Гарницкій, тѣмъ болѣе, что самая ихъ огульность, самое примѣненіе ихъ ко всему району изъ трехъ губерній невольно вводитъ читателя въ заблужденіе, заставляя его предполагать однородность климатическихъ условій на всемъ этомъ громадномъ пространствѣ. А при установившемся у россійской публики взглядѣ на Сибирь, какъ на нѣчто сплошь непривѣтное, хмурно-однообразное,-- взглядѣ, устраняющемъ сознаніе необходимости ближе всмотрѣться въ существующее разнообразіе ея условій,-- такое отношеніе ученаго изслѣдователя къ дѣлу описанія Сибири представляется не совсѣмъ умѣстнымъ.
   Говоря о климатѣ, г. Гарничъ-Гарницкій касается вопроса о вѣчной мерзлотѣ {Которую онъ нашелъ гдѣ-то "ниже" озера Шира; но такъ какъ черезъ озеро это не протекаетъ никакой рѣки, то это "ниже" надо, вѣроятно, понимать сообразно положенію карты Енисейской губерніи, поставленной такъ, чтобъ озеро Шира было вверху, а мерзлота внизу.}, линія которой проходитъ, по его наблюденіямъ, около Иркутска. Въ этомъ отношеніи его свѣдѣнія, къ удивленію, расходятся съ данными, сообщаемыми въ помянутомъ уже климатическомъ очеркѣ г. Ошуркова, бывшаго помощника директора Иркутской метеорологической обсерваторіи, такъ какъ, по свѣдѣніямъ этой, находящейся въ самомъ г. Иркутскѣ, обсерваторіи, вѣчной мерзлоты въ Иркутскѣ не оказалось, хотя, по даннымъ того же очерка, она имѣется уже въ ближайшей Смоленской вол., но и то не сплошною полосой, а сравнительно мелкими оазисами, въ зависимости отъ теплопроводныхъ свойствъ почвы. Если, при такихъ условіяхъ, наблюденіе г. Гарничъ-Гарницкаго вѣрно, то это, во всякомъ случаѣ, нѣкоторый вкладъ въ науку съ его стороны.
   Растительность Сибири оказывается, по мнѣнію профессора, колоссальной: "нигдѣ мы не встрѣчали такихъ колоссальныхъ деревьевъ, такихъ растеній, какія находимъ въ Сибири". Да, глухая сибирская тайга дѣйствительно поражаетъ громадностью своихъ деревьевъ; но составляетъ ли это особенность одной Восточной Сибири, благодаря "необыкновенной прозрачности ея воздуха" и происходящему отсюда изобилію солнечнаго свѣта? Такія же деревья-гиганты нынѣ можно еще видѣть въ далеко не отличающейся такою прозрачностью воздуха лѣсистой части Архангельской губ., въ особенности, наприм., на Печорѣ, также въ глухихъ мѣстахъ Вологодской и Пермской губерній, куда еще до нихъ не добрались пила и топоръ. О не было ли въ свое время такихъ же гигантовъ хотя бы въ бывшихъ, напримѣръ, Муромскихъ и т. п. лѣсахъ, и даже въ районѣ нынѣшнихъ центральныхъ губерній Европейской Россіи, пока она была плохо заселена и обильна могучими, сплошными, нетронутыми еще лѣсами, взросшими при отсутствіи сибирской прозрачности воздуха?
   Описаніе восточно-сибирскаго хозяйства г. Гарничъ-Гарницкій начинаетъ съ категорическаго утвержденія, что "общій характеръ сибирскаго хозяйства -- хищническій. Сибирякъ по самой природѣ своей хищникъ; онъ великое достояніе государства изводитъ зря: онъ изводитъ землю, изводитъ лѣса, изводитъ воду".
   Столь категорически и опредѣленно поставленное обвиненіе невольно можетъ возбудить опасеніе, что современемъ этотъ "хищникъ" изведетъ, наконецъ, и самую Сибирь, отъ которой, въ концѣ-концовъ, ничего не останется, и потому я не могу удержаться, чтобы не успокоить читателя въ его неизбѣжныхъ, при чтеніи доклада, волненіяхъ. "Дѣло, видите ли, доходитъ до того, что уже теперь, благодаря такому неразсчетливому отношенію къ естественнымъ богатствамъ, въ частности къ лѣсамъ, крестьяне во многихъ мѣстахъ должны отправляться за дровами верстъ за 50--60, а за строевымъ лѣсомъ даже за 150 верстъ. Вокругъ же ихъ селеній все выжжено,-- выжжено, благодаря тѣмъ паламъ, которые пускаютъ тамъ по лѣсу и землевладѣлецъ, и охотникъ".
   Этимъ замѣчаніемъ почтенный профессоръ открываетъ намъ ларчикъ, въ которомъ находится объясненіе приведеннаго выше обвиненія сибиряка въ "хищничествѣ по природѣ". Оказывается, что, ѣдучи въ завѣдомую сторону безконечныхъ лѣсовъ, въ область тайги, авторъ былъ пораженъ отсутствіемъ лѣсныхъ пространствъ близъ многихъ селеній, въ особенности по главному пути г. профессора -- по московскому тракту, представляющему почти на всемъ протяженіи Восточной Сибири районъ наиболѣе густого населенія, а потому и неизбѣжнаго рѣдколѣсья. Опытный глазъ не обманулъ профессора,-- лѣса тамъ, дѣйствительно, исчезли, но, вѣдь, они исчезли и въ Европейской Россіи во всѣхъ тѣхъ мѣстностяхъ, гдѣ населеніе заселилось густо. Это -- во-первыхъ, и это исчезновеніе лѣсовъ, какъ само собою понятно, составляло неизбѣжную необходимость при заселеніи края. А, во-вторыхъ, развѣ авторъ не знаетъ исторіи обезлѣсенія нашихъ когда-то лѣсистыхъ частей Европейской Россіи, развѣ онъ не знаетъ черты, присущей человѣку вообще и, можетъ быть, нашему россійскому мужику въ особенности: при изобиліи даровъ природы относиться къ нимъ менѣе разсчетливо, чѣмъ при ихъ недостаткѣ, не дорожить даровымъ богатствомъ? И есть ли, поэтому, основаніе обвинять именно сибиряка въ хищничествѣ за истребленіе лѣса, который на его мѣстѣ совершенно также истребилъ бы и мужикъ Курской, или Саратовской, или любой центральной губерніи? {Вспомнимъ, кстати, какъ быстро рѣдѣютъ лѣса на Волыни, въ Полѣсьѣ, хотя владѣетъ ими большею частью даже и не мужикъ, а помѣщикъ.}
   Поразившее г. Гарничъ-Гарницкаго обезлѣсеніе нѣкоторыхъ мѣстностей Восточной Сибири, очевидно, привело его и къ обвиненію въ томъ, что сибирякъ изводитъ даже и воды. но какъ онъ ихъ спеціально изводитъ, это авторъ оставляетъ пока въ секретѣ, почему, оставляя этотъ вопросъ въ сторонѣ (впредь до выясненія), приходится обратиться къ обвиненію въ "изводѣ" земли. Дѣло, очевидно, сводится къ обвиненію сибиряка въ томъ, что онъ ведетъ подсѣчное, залежное и двупольное хозяйство, вмѣсто того, чтобы приняться за удобреніе земель и перейти къ болѣе интензивному и требующему меньшаго количества земли трехполью, такъ какъ, благодаря этому самому, по мнѣнію автора, "зря" употребляется подъ посѣвъ совершенно излишнее количество земли.
   Но почтенный профессоръ забылъ, что различнымъ условіямъ соотвѣтствуютъ и различныя системы хозяйства, что {Основы земско-хозяйственной экономіи г. Людоговскаго.} "всѣ существующія системы хозяйства суть продуктъ извѣстныхъ опредѣляющихъ экономическихъ условій", съ измѣненіемъ которыхъ "измѣняются и системы хозяйства, имѣющія поэтому свою исторію". Если бы онъ просмотрѣлъ хотя, наприм., Основы сельско-хозяйственной экономіи г. Людоговскаго, онъ узналъ бы изъ этого труда, что существованіе переложной, залежной или лядинной системы хозяйства -- явленіе вполнѣ понятное и неизбѣжное въ малонаселенныхъ обильныхъ землями странахъ, что въ извѣстномъ періодѣ, обыкновенно соотвѣтствующемъ широкому развитію переложной системы, "навозное удобреніе оказывается невыгоднымъ, такъ какъ сопряженная съ нимъ затрата работы на собираніе и примѣненіе навоза обходится слишкомъ дорого, а съ другой стороны, при выгонномъ содержаніи скота въ усадьбѣ, накопляется слишкомъ мало навоза. Такимъ образомъ, распашка залежи является самымъ дешевымъ средствомъ для поддержанія урожаевъ требуемой высоты {Тамъ же.} и т. д. Несомнѣнно, почтенный профессоръ признаетъ практикуемыя сибирскими крестьянами системы хозяйства не раціональными,-- на ихъ мѣстѣ онъ повсемѣстно завелъ бы истинное раціональное хозяйство: по крайней мѣрѣ, трехпольное, если не плодосмѣнъ. Не надо забывать, однако, что "раціональнымъ хозяйствомъ называется такое, которое даетъ соотвѣтственный чистый доходъ, т.-е. за оплатою труда всѣхъ рабочихъ силъ, доставляетъ соотвѣтственную мѣстности земельную ренту, такіе же проценты съ затраченныхъ въ имѣніе капиталовъ, которые получаются отъ другихъ производствъ, и предпринимательскую плату, соотвѣтствующую труду и познаніямъ хозяина" {Тамъ же.}. Если бы г. Гарничъ-Гарницкій потрудился сдѣлать справку въ нашихъ трудахъ по Енисейской губ., то онъ прочелъ бы въ нихъ {Земледѣліе, стр. 4.}, что "непродолжительность исторіи мѣстнаго хлѣбопашества, едва охватывающей два столѣтія, въ связи съ обиліемъ земель и слабою населенностью края, отражается на общемъ строѣ земледѣльческаго хозяйства въ томъ направленіи, что создаетъ однообразный типъ его, носящій всѣ признаки экстензивности. Если въ нѣкоторыхъ, немногихъ мѣстностяхъ изслѣдованнаго района, гдѣ земли плохія и малоурожайныя, гдѣ климатъ слишкомъ суровъ, и чувствуется недостатокъ въ пригодныхъ для культуры, легко доступныхъ земляхъ, то и здѣсь всякая попытка вводитъ болѣе интензивные пріемы хозяйствованія, сопряженные съ дорогостоящими сельско-хозяйственными усовершенствованіями, несомнѣнно была бы не только безвыгодна, но и разорительна, причина -- невозможность конкуррировать съ землями другихъ, нерѣдко даже сосѣднихъ владѣній, достигающихъ вполнѣ удовлетворительныхъ результатовъ безъ всякихъ особенныхъ затратъ". Что касается удобренія земель, то о немъ въ тѣхъ же трудахъ относительно Енисейской губерніи сказано, что "при старательной и своевременной обработкѣ, при полотьи, при отсутствіи злоупотребленій посѣвами хлѣба на хлѣбъ (т.-е. безъ пара), хорошій хозяинъ легко можетъ удвоить обычный срокъ эксплуатаціи данной пашни", не прибѣгая къ навозу,-- слѣдовательно, при такихъ условіяхъ далеко не всегда является и надобность прибѣгать къ удобренію. Кромѣ того, ознакомясь на мѣстѣ съ положеніемъ переселенцевъ изъ Европейской Россіи, почтенный профессоръ, вѣроятно, не могъ не замѣтить, что большая часть этихъ новоселовъ, привыкшая на родинѣ къ болѣе высокой зерновой трехпольной системѣ хозяйства, придя на сибирскія "вольныя" земли, несмотря на всю склонность русскаго мужика упорно держаться рутинныхъ, унаслѣдованныхъ отъ отцовъ хозяйственныхъ порядковъ, быстро усвоиваетъ отъ сибиряковъ менѣе интензивную залежную или двупольную зерновую систему. Безъ увѣренности въ большей выгодности этого, они, конечно, не отступились бы отъ своего родного трехполья. Что же касается вопроса о неизбѣжномъ уничтоженіи лѣсовъ на мѣстахъ, идущихъ въ подсѣку, то врядъ ли можно обвинять сибиряковъ въ томъ, что подсѣчное хозяйство неосуществимо безъ подсѣки, т.-е. безъ поруба и сжиганія лѣса на участкахъ, обращаемыхъ въ пашню. Слѣдовательно, хищничество сибиряка тутъ совершенно не причемъ.
   Единственно, въ чемъ можно упрекнуть сибиряка въ данномъ случаѣ, это, какъ уже сказано выше, не въ хищничествѣ, а въ неразсчетливомъ, небережливомъ отношеніи къ даровому богатству,-- отношеніи, одинаково присущемъ и россійскому мужику при тѣхъ же условіяхъ. Но не надо понимать слова г. Гарничъ-Гарницкаго о жгущихъ лѣса "землевладѣльцѣ и охотникѣ", что это дѣлается "зря", удовольствія ради, или что, видя загорящій лѣсъ, земледѣлецъ, благодаря хищническимъ своимъ инстинктамъ, ради "извода", относится къ этому вполнѣ равнодушно. Въ большинствѣ случаевъ, онъ дѣйствительно не тушитъ его, но не потому, что не дорожитъ имъ, а потому, что загорѣвшуюся тайгу часто не подъ силу потушить даже всему населенію нѣсколькихъ деревень, потому что тайга загорается нерѣдко далеко отъ селенія, куда и добраться очень затруднительно и идти туда времени уйдетъ масса, а толку все равно ожидать трудно. Земледѣлецъ дѣйствительно жжетъ лѣсъ на лѣсныхъ расчисткахъ, на подсѣкахъ, выжигаетъ солому на поляхъ, чтобы зола удобрила землю, чтобы легче, дешевле освободиться отъ поруби, накопившейся на подсѣкѣ, и отъ этого случаются загоранія лѣса, потому что не только подсѣки, но и поля часто окружены съ всѣхъ сторонъ лѣсами {Въ 4-й части II тома помянутыхъ статистическихъ трудовъ по изслѣдованію (чинами министерства государственныхъ имуществъ) Иркутской губ. (стр. 5) имѣется слѣдующее замѣчаніе: "Палы или лѣсные пожары лишь отчасти объясняются неосмотрительнымъ выжиганіемъ лѣса подъ пашню; чаще же всего происходятъ они отъ оставленныхъ не затушенными костровъ, разводимыхъ крестьянами во время пашни, охотниками и бродягами, а въ подгороднихъ и дачныхъ мѣстностяхъ -- справляющими пикники горожанами. Кромѣ подгороднихъ мѣстностей, отъ паловъ сильнѣе другихъ страдаютъ еще мѣстности притрактовыя, вслѣдствіе неосторожнаго обращенія съ огнемъ проѣзжающихъ и пѣшеходовъ".}.
   Слѣдовательно, обвиненіе въ хищничествѣ слишкомъ сильно въ данномъ случаѣ; оно -- результатъ недоразумѣнія, результатъ перваго впечатлѣнія человѣка, дѣлавшаго свой путь по населеннымъ частямъ Сибири, главнымъ образомъ, по почтовымъ трактамъ, т.-е. въ мѣстахъ уже издавна и много населенныхъ, гдѣ лѣсу трудно было удержаться до нашего времени. Но тутъ есть еще другая сторона вопроса. Картина хищничества по отношенію къ лѣсу изображена г. Гарничъ-Гарницкимъ такая, по которой можно, пожалуй, придти къ заключенію, что большая часть В. Сибири уже лишилась своего лѣсного богатства. Однако, такое представленіе было бы односторонне. Лѣсныя пространства и до сихъ поръ занимаютъ, вѣроятно, по меньшей мѣрѣ 70--80% всей площади, объѣханной почтеннымъ профессоромъ. Большая часть селеній въ ней находится вблизи лѣсовъ, а мѣстами, и совсѣмъ нерѣдко, окружена лѣсами настолько, что земледѣльцу въ его попыткахъ распространенія земледѣльческой культуры въ даль отъ своего селенія, постепенно отвоевывая у лѣса куски, годныя для пашни, путемъ трудной и дорого стоющей подсѣки (рубки и раскорчевки лѣсныхъ насажденій), приходится изо дня въ день выдерживать тяжелую борьбу съ тайгою, которая иногда заставляетъ даже его обращаться въ бѣгство (таковы Алзамайская волость, Нижнеудинскаго округа, восточная и сѣверная часть Канскаго округа и т. п.).
   "Объ удобреніи земли,-- по заявленію г. Гарпичъ-Гарницкаго,-- сибирякъ совсѣмъ не знаетъ. Полей своихъ онъ никогда не удобряетъ. Не удобряетъ не потому, чтобы земля не нуждалась въ удобреніи, а потому, что сибирскому земледѣльцу лѣнь присуща въ самыхъ колоссальныхъ размѣрахъ. Сибирякъ навоза не только не вывозитъ на поля, но онъ не убираетъ его даже съ своего двора". Увѣряя, что здѣшняя земля "не принимаетъ навоза" {Что, если имѣть въ виду только Иркутскую губернію, по правильному наблюденію автора, въ большинствѣ "совершенно неосновательно".}, этимъ "сибирякъ скорѣе покрываетъ или хочетъ оправдать свою лѣнь, которой онъ подверженъ въ весьма высокой степени и которой онъ имѣетъ возможность предаваться, благодаря тому, что имѣетъ достаточныя средства" {Курсивъ мой.}.
   Въ приведенныхъ выпискахъ содержатся два вывода изъ мѣстныхъ изслѣдованій г. Гарпичъ-Гарницкаго: выводъ о колоссальной лѣни сибиряка и о полномъ отсутствіи удобренія въ краѣ, поставленные въ данномъ случаѣ въ нѣкоторую связь другъ съ другомъ.
   Прежде всего, мнѣ кажется, что въ цитированныхъ выводахъ имѣется противорѣчіе, которое значительно подрываетъ заключенія автора. Если правда, что сибирякъ дѣйствительно имѣетъ "довольно достаточныя средства", несмотря на неудобреніе земли, то, слѣдовательно, земля и безъ удобренія даетъ ему доходъ настолько значительный, что обезпечиваетъ ему "довольно достаточныя средства". Слѣдовательно, не лѣнь, а ненадобность въ удобреніи побуждаетъ его оставлять землю безъ унавоживанія. Если же сопоставить это съ приведенною выше выпиской изъ сельско-хозяйственной экономіи г. Людоговскаго о невыгодности навознаго удобренія при условіяхъ, опредѣляющихъ необходимость предпочтительнаго веденія переложнаго хозяйства, то объясненіе отсутствія удобренія лѣнью еще болѣе потеряетъ свою силу.
   Увѣренія многихъ сибиряковъ въ томъ, что земля ихъ не принимаетъ навозу, совершенно искренни; во многихъ мѣстахъ Иркутской губерніи они объясняются неудачными попытками вводить навозное удобреніе. Сваливая навозъ несвоевременно, не умѣя его какъ слѣдуетъ и во время разбрасывать и запахивать, не умѣя соображать его количество съ свойствами почвы, сибирякъ выноситъ изъ этихъ попытокъ удобренія убѣжденіе, что урожаи отъ навоза не улучшаются, что хлѣбъ даже "полегаетъ" на удобренной почвѣ и, слѣдовательно, "наша земля не принимаетъ навозу". Уже самое убѣжденіе, что земля навозу не принимаетъ, какъ выведенное путемъ практическимъ, указываетъ, что сибирякъ не можетъ "совсѣмъ не знать объ удобреніи", что онъ знаетъ о немъ и не лѣнился пробовать его {Въ цитируемыхъ трудахъ чиновъ министерства государственныхъ имуществъ по изслѣдованію Иркутской губерніи говорится, между прочимъ: "Если главною причиной совершеннаго отсутствія удобренія полей по нѣкоторымъ мѣстностямъ и являются общія условія, какъ-то: изобиліе свободныхъ земель, отдаленность пашни и вообще большая или меньшая экстензивность системы, то, во всякомъ случаѣ, нельзя отрицать также сильнаго значенія второстепенныхъ причинъ, заключающихся въ крайне неумѣломъ пользованіи навозомъ". "Достаточнымъ объясненіемъ увѣреній, что "земля не принимаетъ навоза", "климатъ не позволяетъ" и т. д., могутъ служить параллельныя указанія о томъ громадномъ количествѣ навоза, которое валилось на поле для первыхъ опытовъ и испытаній". "Въ практикѣ обыкновенно это дѣлалось такъ, что насыпали навозу для пробы по возможности толще, чуть не по колѣно (до 1,000 возовъ на десятину въ 3,200 кв. саж., возъ -- 15--20 и болѣе пудовъ) и въ результатѣ, конечно, родится одна солома, либо полынь, лебеда, жабрей, въ лучшемъ же случаѣ -- хлѣбъ; но послѣдній обыкновенно померзаетъ на корню еще зеленымъ, не вызрѣвшимъ.}.
   Въ то же время, относительно Енисейской губерніи можно прочесть въ цитируемыхъ трудахъ, что "попытки утилизировать навозъ въ качествѣ удобренія полей (на огороды онъ идетъ почти всюду) имѣли мѣсто едва ли не въ каждой волости, но въ огромномъ большинствѣ случаевъ опыты, производимые почти всегда поселенцами или переселенцами изъ Европейской Россіи (слѣдовательно, людьми уже опытными въ дѣлѣ удобренія полей), оканчивались полною неудачей". "Въ огромномъ большинствѣ случаевъ неудача должна быть отнесена скорѣе на счетъ особенностей мѣстныхъ условій, нежели на счетъ неумѣнья. Попытки оказывались неудачными не только у мѣстныхъ старожиловъ, но и у опытныхъ въ дѣлѣ унавоживанія переселенцевъ, и у настойчиваго поселенца, и у г. Прейна, и у священника". "Особеннаго вниманія, по тщательности выполненія, заслуживаютъ опыты унавоживанія земли крестьяниномъ Д. X. Братиловымъ (Тесинской вол., Минусинскаго округа)". "Несмотря, однако, на благопріятные результаты своихъ опытовъ, Д. X. Братпловъ держится того мнѣнія, что систематическое унавоживаніе, въ виду сопряженныхъ съ нимъ затратъ, въ данной мѣстности пока еще невыгодно, такъ какъ введеніе въ культуру нови обходится дешевле и, притомъ, новь даетъ урожаи, въ общемъ, лучшіе и болѣе устойчивые".
   Огульное же обвиненіе въ колоссальной лѣни противорѣчить фактамъ. Кто, какъ не сибирякъ ведетъ подсѣчное хозяйство, распространяя землевладѣльческую культуру въ таежной глуши? А сколько трудовъ стоитъ ему эта подсѣка? Посмотримъ, что говорится объ этомъ въ цитируемыхъ работахъ иркутскихъ статистиковъ.
   "Трудъ расчистки вообще грандіозенъ и подчасъ совершенно непосиленъ для маломощной небогатой семьи. Вотъ, для примѣра, учетъ потраченнаго времени и средствъ одной крестьянской семьи Новоудинскаго селенія на расчистку 1 казенной десятины сосноваго (т.-е. средняго по стоимости расчистки) лѣса. Очертить эту 1 десят. 1 человѣку потребовалось два дня. Послѣ этого лѣсъ былъ оставленъ сохнуть на 15 лѣтъ, пока не свалились отъ сильныхъ вѣтровъ подсохшія вѣтви и не поддрябъ корень. За это время часть большихъ деревьевъ была вывезена односельчанами на дрова. Чрезъ 15 лѣтъ было приступлено къ очисткѣ лѣса. Нужно замѣтить, что въ эти 15 лѣтъ, благодаря искусственной гибели сосноваго лѣса, выросъ молодой березнякъ. Чтобы послѣдній, какъ и оставшійся сосновый лѣсъ (отъ 8 вершк. и менѣе) вырубить,-- "свалить",-- 7 человѣкъ работали 3 дня (на 1 человѣка 21 день). Для очистки лѣса и первой вспашки залога была сдѣлана помочь: 40 человѣкъ отъ 9 ч. утра и до 3 ч. дня (въ теченіе 6 часовъ) собирали подрубленный лѣсъ въ кучи, тогда какъ въ это же время 13 человѣкъ на 13 сохахъ собирали залогъ" (итого на собираніе лѣса 1 человѣкъ долженъ бы былъ употребить, считая 12 часовъ работы въ сутки, 20 дней, а на первую вспашку залога -- 7 дней). Собранный въ кучи лѣсъ былъ оставленъ на годъ для просушки. Угощеніе помочанъ обошлось въ 29 рублей (приведенъ подробный разсчетъ). Оставляемый для просушки лѣсъ слѣдующею весной былъ сожженъ, причемъ въ первый день работало 4 человѣка и во второй день -- 2 человѣка (подборка сучьевъ, складка ихъ и сжиганіе), итого на 1 человѣка 6 дней работы. За сожженіемъ перевертывали дернъ: 1 человѣкъ съ одною сохой 7 дней, затѣмъ боронили два борноволока при 4 лошадяхъ и третій борноволокъ (мальчикъ, ѣздившій съ бороной) отдергивалъ бороны отъ кореньевъ въ 1 день. Итого 8 дней на 1 полнаго работника. Недѣли черезъ двѣ, около 25 іюня, пахалъ 2-й рядъ 1 человѣкъ 4 дня. Осенью была высѣяна озимь подъ борону. Всего затратъ оказалось на 54 руб. 10 к. (а при болѣе крупномъ лѣсѣ они доходятъ и до 75 р. на 1 казенную десятину). Рабочихъ дней одного полнаго работника, чтобы вполнѣ приготовить къ посѣву одну каз. десятину подсѣки, потребовалось, такимъ образомъ, 69. Изъ этого, кажется, не трудно заключить, что для того, чтобы добиться урожая, сибиряку приходится потрудиться иногда разъ въ десять больше, чѣмъ россійскому мужику, который не имѣетъ большею частью и понятія о той гигантской затратѣ труда, какая бываетъ въ такихъ случаяхъ необходима и оказывается по силу лѣнивому сибиряку. Такимъ образомъ, обвиненіе въ лѣни, повидимому, должно потерять значительную часть своей силы.
   Припомнимъ еще кстати извѣстные намъ по Енисейской губерніи факты искусственнаго орошенія крестьянами своихъ полей, устроеннаго ими но собственному почину: "постоянныя засухи въ степяхъ Бейской волости, а также у инородцевъ Сагайской степной думы, заставили населеніе прибѣгнуть къ искуственному орошенію пашенъ". "Устройство главной ирригаціонной канавы требуетъ значительныхъ затратъ времени и труда, большой сообразительности и умѣнья". Позволяемъ себѣ думать, что сказаннаго уже вполнѣ достаточно, чтобъ убѣдить самого автора доклада въ несправедливости обвиненія сибиряка въ лѣни и въ неумѣньѣ вести раціональное,-- въ истинномъ смыслѣ этого слова,-- хозяйство. Но вышеприведенныя данныя о стоимости подсѣки невольно еще разъ напоминаютъ и о разнообразіи условій того обширнаго района, который такими огульными общими чертами характеризуется въ докладѣ г. Гарничъ-Гарницкаго: въ Иркутской губерніи расчистка цѣлины (съ пахотой) обходится, смотря по мѣстности, отъ 10 до 100 р. за 1 хозяйственную десятину, тогда какъ въ Енисейской губ., тоже смотря по мѣстности, отъ 7 до 60 руб. Разработка земель изъ-подъ лѣса въ Иркутской губ. въ общемъ много тяжелѣе, чѣмъ въ Енисейской; отрицательное отношеніе населенія Иркутской губ. къ удобренію было слѣдствіемъ неумѣлыхъ попытокъ удобренія, отрицаніе удобренія въ Енисейской губ. явилось слѣдствіемъ "особенностей мѣстныхъ условій". Далѣе. Производительность земель изслѣдованныхъ округовъ Енисейской губерніи почти на 30% превосходитъ таковую въ изслѣдованныхъ округахъ Иркутской губерніи. Въ самой Енисейской губерніи, какъ это видно изъ тѣхъ же трудовъ, наименѣе продуктивны земли Красноярскаго округа, наиболѣе -- Ачинскаго и Минусинскаго. Въ Иркутской губерніи земли Нижнеудинскаго округа производительнѣе земель Балаганскаго, а земли послѣдняго плодороднѣе земель Иркутскаго округа. Мягкій, сравнительно, климатъ Минусинскаго округа и плодородныя земли обусловливаютъ здѣсь наиболѣе высокіе урожаи пшеницы, въ сѣверныхъ округахъ Канскомъ и Красноярскомъ пшеница родится значительно хуже. Выдающіеся урожаи овса въ Ачинскомъ округѣ объясняются сравнительно низкимъ мѣстоположеніемъ большей части ея полей, влажностью климата и преобладаніемъ легкихъ и черноземныхъ почвъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ, изъ собранныхъ данныхъ видно, что средніе сроки эксплуатаціи и залежности земель въ разныхъ округахъ различны, соотвѣтственно свойствамъ мѣстныхъ почвъ, различію въ способахъ хозяйствованія, обилію годныхъ къ распашкѣ земель и т. п.: въ Красноярскомъ округѣ средній срокъ эксплуатаціи земли подъ пашней 28 лѣтъ, а средній срокъ залежности 11 лѣтъ, въ Канскомъ -- 24 и 14, въ Минусинскомъ 16--10, въ Ачинскомъ -- 14--14. Подъ залежами находится въ Красноярскомъ округѣ около 1/3 всей распаханной площади, въ Канскомъ и Минусинскомъ около 2/5, а въ Ачинскомъ уже около половины и т. д.
   Но г. Гарничъ-Гарницкій обвиненія сибиряка въ колоссальной лѣни подтверждаетъ еще цифрами. По его наблюденію, "сибирякъ выѣзжаетъ въ поле только послѣ второго чая; это будетъ приблизительно около 7--8 ч. утра. Проѣхавъ отъ дома верстъ 10--15, онъ попадаетъ на поле около 9--10 ч.". Разсчетъ у автора вѣрный: 10--15 верстъ съ сохой и бороной не проѣдешь скорѣе 1--2 часовъ, но онъ забываетъ, что имѣющіе пашню въ такомъ отдаленіи отъ селенія переселяются туда на все время пахоты (а потомъ и жнитва), живя во временныхъ шалашахъ или на заимкахъ, составляющихъ, какъ извѣстно, одну изъ характерныхъ и неотъемлемыхъ принадлежностей хозяйства очень многихъ мѣстностей Сибири {"Частью вслѣдствіе крупности селеній, частью вслѣдствіе недостатка удобныхъ для хлѣбопашества пространствъ вблизи селеній,-- такъ говорится въ цитируемыхъ трудахъ (т. II, ч. 2, стр. 38),-- поля многихъ хозяевъ бываютъ расположены вдали отъ жилищъ, иногда въ 10--15 верстахъ и больше. Дабы не тратить массы времени на ежедневные переѣзды на поля и обратно, а также, чтобъ имѣть пріютъ близъ мѣста работы на время непогоды, крестьяне многихъ селеній устраиваютъ себѣ близъ полей такъ называемыя заимки".}.
   "Пріѣхавъ на поле, онъ прежде начинаетъ пить чай, -- продолжаетъ далѣе авторъ,-- сдѣлавъ нѣсколько бороздъ, опять чай, причемъ чай пьетъ не простой, а съ печеньями, и весьма вкусными". Большая ошибка судить о вкусѣ этихъ печеній по тѣмъ печеньямъ, которыя зажиточными содержателями "отводныхъ земскихъ квартиръ" и почтовыхъ станцій въ селеніяхъ на московскомъ почтовомъ трактѣ нарочито заготовляются для подачи проѣзжающимъ. Что же касается употребленія чая черезъ каждыя "нѣсколько бороздъ", то на это и возражать не приходится. У сибирскаго мужика во многихъ мѣстностяхъ чай не столько питье, сколько ѣда. Чай употребляется имъ обыкновенно кирпичный, а не общеупотребительный у насъ -- байховый, пьется онъ съ изобильнымъ количествомъ молока и хлѣба, кое-гдѣ даже съ саломъ, которое крошится въ чай же. Изъ собранныхъ свѣдѣній видно (см. цитированные труды, т. II, ч. 5, стр. 229), что "весьма часто въ бѣдныхъ семьяхъ не готовятъ горячей пищи по цѣлымъ недѣлямъ, продовольствуясь исключительно кирпичнымъ чаемъ съ молокомъ и ржанымъ или, въ лучшемъ случаѣ, пшеничнымъ хлѣбомъ". "Сахаръ представляетъ собою даже и въ богатыхъ хозяйствахъ предметъ роскоши: расходуется на него ничтожная сумма, ибо подается онъ только при гостяхъ и въ праздники; въ нѣкоторыхъ хозяйствахъ потребленіе сахара низводится до нуля".
   Однако, авторъ, останавливаясь на всемъ этомъ, заявляетъ, что ему "приходилось въ нѣкоторыхъ мѣстахъ съ часами въ рукахъ наблюдать, сколько времени сибирякъ работаетъ въ теченіе дня, и на основаніи этой цифры я сдѣлалъ потомъ вычисленіе, сколько онъ употребитъ времени на работу въ страдную пору, и я пришелъ къ тому выводу, что самый ретивый сибирякъ работаетъ не болѣе 40--50 дней".
   Обращаясь затѣмъ къ другому выводу автора, связываемому имъ съ лѣнью сибиряка,-- выводу о неудобреніи земель, не могу не указать вновь, что тутъ опять выступаетъ на сцену вопросъ о склонности къ огульнымъ выводамъ о Сибири. Развѣ можно, въ самомъ дѣлѣ, такъ категорически утверждать, что "сибирякъ совсѣмъ не знаетъ объ удобреніи земли", когда въ одной только Иркутской губерніи существуетъ масса селеній, гдѣ постоянно производится удобреніе земли, когда всѣ буряты издавна и въ обширныхъ размѣрахъ примѣняютъ навозное удобреніе (къ сѣнокосамъ) въ своемъ хозяйствѣ?
   Оказывается, можно, и вотъ почему. Потому, что хотя въ предѣлахъ болѣе населенныхъ частей края авторъ и совершалъ свой путь, "уклоняясь отъ тракта то къ сѣверу, то къ югу", но главнымъ источникомъ его наблюденій, все-таки, былъ почтовый, главнымъ образомъ, московскій трактъ, которымъ онъ проѣзжалъ въ нѣкоторыхъ мѣстахъ даже по три, а можетъ быть и болѣе раза {Черезъ Красноярскъ проѣхалъ въ Иркутскъ, потомъ въ Тунку на Монды, оттуда въ Забайкалье, изъ котораго черезъ Иркутскъ обратно на Красноярскъ, оттуда въ Усинскій край и обратно на Красноярскъ, оттуда черезъ Иркутскъ въ Забайкалье, оттуда черезъ Иркутскъ и Красноярскъ обратно въ Европейскую Россію.}. А сибирякъ-мужикъ московскаго почтоваго тракта, въ общемъ, многимъ отличается отъ сибиряка изъ обыкновенной нетрактовой, хотя бы и не глухой, деревни. Прежде всего, трактовикъ весьма часто, по мѣстному выраженію, живетъ "съ бича", "съ кнутика", т.-е. промышляетъ извозомъ товаровъ (ходитъ на Томскъ, на Иркутскъ, въ Забайкалье), почтовою гоньбой, вольною ямщиной; земледѣліе у многихъ изъ такихъ, живущихъ съ бича, является только подсобнымъ занятіемъ,-- оно у нихъ не на первомъ планѣ. Жизнь съ кнутика болѣе или менѣе отучаетъ ихъ отъ упорной работы земледѣльца. Лѣтомъ наибольшій проѣздъ проѣзжающихъ; въ это время гоньба въ разгарѣ (почтовыхъ лошадей далеко не хватаетъ), поэтому живущіе съ бича сидятъ на завалинкахъ въ періодъ горячей рабочей поры и ждутъ пріѣзда, чтобы предложить свои услуги. Съ другой стороны, чтобы не ждать по нѣскольку часовъ, иногда по полтора сутокъ и больше, проѣзжающіе даютъ за лошадей полуторные и двойные (иногда даже и больше) прогоны. Вольный ямщикъ иногда въ сильный разгонъ беретъ за тройку на 25 верстъ 6 -- 8 рублей, и чѣмъ сильнѣе разгонъ, тѣмъ упорнѣе онъ сидитъ на завалинкѣ въ ожиданіи своей очереди, "своего случая" съ пріѣздомъ новыхъ проѣзжающихъ. Ожиданіе это, въ общемъ, сводится на азартную игру: иной разъ сорветъ много, иной разъ просидитъ даромъ, въ концѣ-концовъ, "абы коней, да себя прокормить мало-мало"; но, все-таки, люди съ этого живутъ. Вотъ вамъ и источникъ обвиненія въ колоссальной лѣни! Но почему онъ связанъ авторомъ съ вопросомъ о неудобреніи земли? Это отчасти уже можно догадаться изъ предъидущаго: изъ той роли, которую условія жизни "съ бича" отводятъ хлѣбопашеству. Обратитесь, кромѣ того, къ уже цитированнымъ источникамъ. Тамъ {Т. II, ч. 4, стр. 49.}, между прочимъ, сказано: "Въ Кимильтейской и Тулуновской волостяхъ,-- а это какъ разъ самыя крупныя притрактовыя: волости,-- прямо (крестьяне) говорили, что здѣсь Богъ и такъ даетъ, или что Богъ милуетъ,-- земля и такъ родить". Къ числу волостей, гдѣ унавоживаніе также совсѣмъ не примѣняется, изслѣдованіе причисляетъ и еще двѣ, тоже большія притрактовыя волости Нижнеудинскаго округа {Тамъ же, стр. 47.}: Куйтунскую и Алзамайскую {Въ которой удобреніе неумѣстно въ виду исключительно переложной системы хозяйства.}. Такимъ образомъ, цѣлый рядъ крупныхъ притрактовыхъ волостей Иркутской губерніи, а кромѣ того и всѣ притрактовыя волости Енисейской губерніи совсѣмъ не удобряютъ полей {Объ Енисейской губерніи уже упомянуто выше.}. "Болѣе общею причиной (неудобренія земель въ Иркутской губ.),-- говорится далѣе въ томъ же изданіи,-- является, конечно, отдаленность пашни" (на которую указываетъ и самъ авторъ, говоря о лѣни сибиряка).
   Такъ вотъ и выясняется связь между обвиненіемъ въ неудобреніи и лѣни; отчасти выясняется, вмѣстѣ съ тѣмъ, и методъ, примѣненный къ изслѣдованію Восточной Сибири "въ 320 дней".
   Далѣе г. Гарничъ-Гарницкій описываетъ, какъ сибирякъ пашетъ землю, распахивая новь и утилизируя ее изъ года въ годъ до полнаго истощенія (пока урожай не доходитъ "до самъ 0" {Не было еще ни одного такого, лишеннаго всякаго смысла, сибиряка, который продолжалъ бы пахать свою землю до "самъ 0", т.-е. и въ тѣ предшествующіе урожаямъ въ "самъО" годы, когда воздѣлываніе этой земли неизбѣжно даетъ только убытки.}, послѣ чего, не трудясь ее удобрить, распахиваетъ новый участокъ земли, окончательно бросая старый; "такимъ образомъ, поля его все далѣе и далѣе отходятъ отъ его жилья и, наконецъ, они оказываются верстъ за 15, за 20". Все это говорится въ тонѣ упрека сибиряку, не умѣющему устранить этихъ неудобствъ, не умѣющему примѣненіемъ лучшей культуры, примѣненіемъ удобренія, добиться округленія пашни къ одному мѣсту, повышенія урожайности земли, добиться устраненія необходимости въ распашкѣ новыхъ земель и проч. Незадолго передъ этимъ г. докладчикъ дѣлаетъ такое общее заключеніе относительно объѣханнаго имъ пространства: "однимъ словомъ, вся эта южная полоса Сибири, градусовъ на 10 протяженіемъ, представляетъ въ высшей степени благодарный край, богатый тучными почвами, пригодными для самыхъ высокихъ культуръ, начиная отъ хлѣбныхъ растеній и кончая культурой свекловицы {Изъ всего громаднаго пространства Иркутской и Енисейской губ. свекловица разводится лишь въ одномъ мѣстѣ Минусинскаго округа, Енисейской губ., всего однимъ предпринимателемъ-купцомъ, который при насъ началъ только первыя пробы свекловичнаго производства. На сколько я знаю, въ Забайкальской области о свекловицѣ нѣтъ и рѣчи.}, бахчеводствомъ {Бахчеводство, какъ промыселъ, болѣе или менѣе развито только въ одномъ округѣ Иркутской губерніи, всего въ 2--3 волостяхъ его, а въ Енисейской губ. въ одномъ лишь Минусинскомъ округѣ и тоже не во всѣхъ волостяхъ его.}, такъ и произведеніями минеральнаго царства" и т. д.
   Попробуемъ оба эти замѣчанія автора разсмотрѣть одновременно. Въ цитируемыхъ трудахъ {Т. II, ч. 4, стр. 71, 77 и 84.} можно прочесть, между прочимъ, относительно Иркутской губерніи, что "при выборкѣ земель для культуры сибирскому землевладѣльцу приходилось и приходится считаться не съ однимъ только ихъ плодородіемъ. Въ мѣстностяхъ лѣсистыхъ цѣлыя полосы сѣверныхъ склоновъ горъ, снабжаемыя недостаточнымъ, для созрѣванія хлѣбовъ, притокомъ тепла и свѣта, не могли войти въ число удобной для кутьтуры земли, хотя бы, по условіямъ своего плодородія, онѣ и считались однѣми изъ лучшихъ. Подошвы и пади (склоны и лощины) горъ, а также болѣе низкія мѣста равнинъ, отличающіяся обиліемъ весеннихъ и осеннихъ инеевъ, вредно дѣйствующихъ на всходы озимыхъ хлѣбовъ и на не совсѣмъ созрѣвшіе яровые, также, въ большинствѣ случаевъ, оставались невоздѣланными, хотя зачастую представляли богатые, по плодородію и мощности, слои наносныхъ черноземныхъ или суглинистыхъ почвъ. Вершины горъ и болѣе открытые склоны падей, оголенные отъ зимняго снѣжнаго покрова сильными вѣтрами, не могли быть заняты посѣвами озимой ржи, этого главнаго изъ хлѣбовъ, служащаго основой продовольствія русскаго населенія. Южные склоны болѣе отлогихъ горъ безлѣсныхъ степныхъ мѣстностей, усиленно "припекаемые" солнцемъ, въ болѣе засушливое лѣто покрывались однѣми только сорными травами, не давая даже средняго урожая соломы (не только хлѣба). При такихъ условіяхъ, на каждомъ шагу ограничивающихъ ростъ культуры, абсолютное обиліе пространствъ въ сельскохозяйственной дѣйствительности скорѣе сводилось (и сводится) къ относительному недостатку удобныхъ (въ смыслѣ не одного только плодородія) для обработки земель, чѣмъ къ ихъ неизсякаемому богатству. При этомъ отмѣченныя наибольшимъ постоянствомъ урожаевъ мѣстности губерній соотвѣтствуютъ (по степени устойчивости урожаевъ) почти самымъ неблагопріятнымъ въ данномъ отношеніи районамъ Европейской Россіи". А "каждый новый шагъ культуры, оплаченный указанными ранѣе затратами труда и времени (стоимость расчистокъ), въ то же время, могъ совершенно не вознаграждать эти затраты, если онъ былъ сдѣланъ не согласно извѣстнымъ климатическимъ условіямъ мѣстности". "Въ умѣньѣ приспособиться къ этимъ разнообразнымъ условіямъ и лежитъ, между прочимъ, объясненіе какъ факта значительной высоты здѣшнихъ среднихъ урожаевъ, такъ и самой возможности развитія мѣстнаго земледѣлія". "Частыя лѣтнія засухи, безвременные осенніе проливные дожди и непогоды, ранніе заморозки, весенніе и осенніе инеи,-- всѣ эти случайности, дополняя картину мѣстнаго земледѣлія, нерѣдко приводили сказочную урожайность сибирскихъ земель скорѣе къ дѣлу случая, "фарта" (счастья), чѣмъ къ результату упорнаго труда земледѣльца и плодородія культивируемой имъ земли". "Знатокъ мѣстнаго сельскаго хозяйства, г. Загоскинъ, указывая на дробность земельныхъ участковъ и разбросанность пашни: тамъ осьмушка, здѣсь четверть и почти никогда -- вся запашка вмѣстѣ",-- объясняетъ ея выгоды тѣмъ условіемъ, "что въ засушливые годы, при разныхъ качествахъ почвы, ея различномъ положеніи и неравномъ орошеніи на всей дачѣ, хлѣбъ хоть гдѣ-нибудь да родится. Такая дробность участковъ,-- говоритъ онъ,-- страхуетъ урожаи также отъ градобитія, такъ какъ обыкновенно градъ идетъ узкою полосой".
   Вотъ что еще сказано въ цитируемыхъ трудахъ (т. II, ч. 4., стр. 18) по тому же вопросу:
   "Первою и основною причиной подсѣчнаго хозяйства, конечно, служило и служитъ желаніе расширить площадь культивируемой земли, вызываемое въ свою очередь двумя причинами: заселеніемъ края людьми пришлыми и естественнымъ ростомъ поселившагося мѣстнаго люда. Въ гористыхъ мѣстностяхъ, богатыхъ лѣсомъ, для подсѣкъ обыкновенно выбираются болѣе высокія мѣста, обращенныя къ югу, "на солнопекѣ". Здѣсь еще не обращается особеннаго вниманія на качество почвы: нужно застраховать урожай отъ разныхъ инеевъ, выпадающихъ на болѣе низкихъ мѣстахъ, и датъ возможность вызрѣть хлѣбамъ, снабдивъ ихъ достаточнымъ притокомъ тепла и свѣта. Сѣверные склоны остаются не тронутыми, оттѣняясь густыми дѣвственными лѣсами. Но такихъ мѣстъ уже сравнительно немного". "Но если въ мѣстахъ лѣсистыхъ для подсѣкъ выбирается солнопекъ, то, напротивъ, при недостаткѣ лѣсовъ и болѣе или менѣе открытомъ положеніи полей, предпочитаются уже не южные, а сѣверные склоны (Черемховская, Хомутовская и др. волости). Здѣсь, въ свою очередь, заботятся о томъ, чтобы, во-первыхъ, "солнце не такъ жгло лѣтомъ", и, во-вторыхъ, "чтобы снѣгъ по веснѣ лежалъ дольше". Послѣднее же условіе важно, "вслѣдствіе слишкомъ рѣзкихъ перемѣнъ весенней погоды: настанетъ тепло -- снѣгъ сгонитъ, а потомъ морозъ,-- земля сильно застываетъ и убьетъ всходы озими"... "Главенствующую роль въ строѣ земледѣльческаго хозяйства изслѣдуемыхъ округовъ играетъ двупольная система полеводства, съ одной стороны, перекрещивающаяся съ остатками залежной системы (тяготѣя къ Нижнеудинскому округу), а съ другой -- заключающая въ себѣ условія къ развитію болѣе интензивной системы полеводства -- трехполья (округъ Иркутскій), и громадная доля культивируемой земли, превышающая 9/10 общей площади запашки, эксплуатируется при помощи двупольнаго сѣвооборота...
   "Разсмотрѣвъ, такимъ образомъ, каждый изъ отдѣльныхъ признаковъ, ихъ качественное значеніе и величину, не трудно видѣть, что гранью отличія мѣстныхъ системъ полеводства, главнымъ образомъ, могутъ служить только два менѣе общихъ признака, а именно: распространеніе или отсутствіе унавоживанія полей и тотъ или иной характеръ посѣвовъ на жнивѣ. Что же касается остальныхъ разсмотрѣнныхъ признаковъ, какъ-то: подсѣки, залежи, пара, то, при совмѣстномъ существованіи послѣднихъ почти въ каждомъ изъ хозяйствъ изслѣдуемыхъ округовъ, ими кладется чуть не полное однообразіе на строй системы полеводства, нарушаемое только, впрочемъ, не всегда вполнѣ характерными колебаніями въ ихъ количествѣ.
   "Такая сравнительная, повидимому, стройность системы, при пестротѣ весьма различныхъ признаковъ, легко объясняется слѣдующимъ условіемъ мѣстнаго земледѣлія, а именно: земельныя угодья крестьянъ, въ громадномъ большинствѣ случаевъ, являются чрезвычайно разнообразными. Пашня встрѣчается оазисами, перемежающимися то съ лѣсомъ, то съ лугами, то съ какою-нибудь неудобною землей. Такая разбросанность угодій находится въ зависимости отъ слишкомъ разнообразныхъ почвенно-климатическихъ условій края, при которыхъ не всегда и не вездѣ можно культивировать сплошныя полосы земель (наприм., при гористости). Зачастую пашня находится верстъ за 10, а то 15--20 и болѣе отъ селеній. Такимъ образомъ, принципъ разстоянія, обусловливающій собою извѣстный складъ системы, въ здѣшнемъ крестьянскомъ хозяйствѣ будетъ не столько относиться къ положенію рынка сбыта, сколько по отношенію положенія пахотныхъ полей къ мѣсту жилища. Въ послѣднемъ, надо думать, находится достаточное объясненіе той кажущейся пестроты въ системѣ полеводства изслѣдуемыхъ округовъ, того ранѣе указаннаго явленія, что даже въ мѣстностяхъ навознаго удобренія полей, рядомъ съ послѣднимъ, нерѣдко можно встрѣтить залежь, подсѣку, а также и посѣвъ на жнивѣ -- на вновь раздѣлываемой землѣ. Весьма понятно, что, въ силу указаннаго принципа разстоянія, въ то время, когда на поляхъ ближнихъ уже примѣняется удобреніе, далекія поля еще находятся въ чистомъ двупольѣ, свое полное истощеніе окупая залежью и подсѣкой. Этимъ же нужно объяснить и сильное развитіе заимочной жизни, въ особенности по земледѣльческому району Балынскаго округа".
   Изъ изложеннаго ясно, что не сибирякъ виноватъ въ томъ, что его пашни разбросаны и часто сильно удалены отъ селенія, а виноваты въ томъ естественныя, топографическія и почвенно-климатическія условія, виноваты условія, опредѣляющія необходимость переложной системы хозяйства, подсѣки, залежи и пр., что не сибирякъ виноватъ, если навозное удобреніе выгодно только при извѣстныхъ условіяхъ хозяйства и если онъ практическимъ путемъ успѣлъ и съумѣлъ дойти до сознанія несвоевременности удобренія при извѣстныхъ условіяхъ. Ясно, что неправильны увѣренія докладчика о громадности запаса пригодныхъ для культуры земель Восточной Сибири, такъ какъ "абсолютное обиліе пространства въ сельскохозяйственной культурѣ сводится скорѣе къ относительному недостатку удобныхъ для обработки земель, чѣмъ къ ихъ неизсякаемому богатству". Только что сказанное подтверждается еще и разсчетомъ удобныхъ для культуры земель "пустопорожнихъ", свободныхъ, никѣмъ не занятыхъ пространствъ Иркутской губерніи, приведеннымъ въ цитируемыхъ трудахъ {Т. II, ч. 3-я, стр. 4--5.}; итогъ этихъ разсчетовъ резюмируется въ словахъ: "какъ бы то ни было, уже на основаніи вышеизложеннаго можно съ почта полною увѣренностью сказать, что изъ насчитанныхъ 18 милліоновъ десятинъ пустопорожнихъ земель пригодными для земледѣльческой колонизаціи можетъ явиться лишь сравнительно небольшая часть".
   Сказанное выше объ Иркутской губерніи, въ общемъ, относится и къ Енисейской, о которой въ трудахъ ея изслѣдователей (глава о земледѣліи) говорится, между прочимъ, слѣдующее: "Въ общемъ итогѣ по 4 округамъ Енисейской губерніи подъ посѣвомъ находятся около 1/3 всей распаханной площади и около 2/5 подъ залежами. Такимъ образомъ, мѣстная двупольнопаровая система съ залежами является, сравнительно съ чисто-трехпольною, вдвое экстензивнѣе; если бы переходъ къ трехполью, безъ замѣтнаго измѣненія степени интензивнаго хозяйства, т.-е. безъ введенія въ широкихъ размѣрахъ удобренія и значительнаго повышенія затратъ на обработку полей, былъ возможенъ, то изслѣдованный край легко могъ бы вынести населеніе вдвое большее безъ сокращенія относительныхъ на 1 душу размѣровъ посѣвной площади. На самомъ дѣлѣ, какъ выяснилось изъ предъидущаго изложенія, а также при оцѣнкѣ земельныхъ угодій, мѣстныя земли, только будучи совершенно новыми или послѣ продолжительнаго отдыха въ залежи, способны давать, при рядовыхъ посѣвахъ, хорошіе урожаи; на старопахотныхъ земляхъ такіе посѣвы безъ удобренія не даютъ удовлетворительныхъ результатовъ, даже при самой тщательной обработкѣ. Поэтому иммиграція можетъ разсчитывать почти единственно на тѣ земли, которыя находятся еще внѣ культуры; а такъ какъ въ настоящее время наиболѣе удобныя и легко доступныя земли уже распаханы, то, естественно, иммиграція, безъ насильственной ломки устоевъ мѣстнаго земледѣльческаго хозяйства и, стало быть, безъ рѣзкихъ осложненій въ отношеніяхъ между старожилами и новоселами, можетъ происходить лишь съ очень большою постепенностью и осторожностью. Однако, такой выводъ имѣетъ, конечно, лишь общее значеніе и отнюдь не является безусловнымъ для всѣхъ мѣстностей края, такъ какъ есть и такія изъ нихъ, гдѣ посѣвная площадь легко можетъ быть увеличена или на счетъ залежей, или на счетъ новей, безъ существенныхъ измѣненій общаго характера хозяйства и системы, а лишь съ приближеніемъ послѣдней къ типу чистаго двуполья".
   Говоря затѣмъ о причинахъ посѣвовъ на жнивѣ (т.-е. о посѣвахъ хлѣба на хлѣбъ безъ пара), изслѣдованіе упоминаетъ, что одною изъ причинъ этого явленія въ Енисейской губерніи должно считать "недостатокъ земли", такъ какъ "земельная утѣсненность побуждаетъ крестьянина сѣять хлѣбъ на хлѣбъ не только на залогахъ, но и на земляхъ довольно старыхъ, выбирая изъ нихъ лучшія".
   При всемъ этомъ "средняя урожайность мѣстныхъ земель всюду систематически понижается, средніе же размѣры посѣвной прощали остаются почти безъ измѣненія, а если и увеличиваются, то вообще очень слабо. Принимая при этомъ во вниманіе, что населеніе изслѣдуемаго края быстро ростетъ, какъ вслѣдствіе естественнаго прироста, такъ и вслѣдствіе иммиграціи, неизбѣжно приходится остановиться на томъ выводѣ, что мѣстное земледѣліе, какъ главный источникъ благосостоянія сельскихъ жителей, медленными, но вѣрными шагами подвигается къ упадку, или, другими словами, количество производимыхъ хлѣбныхъ продуктовъ въ среднемъ на 1 душу наличнаго населенія систематически понижается".
   Что касается Забайкальской области, то я въ ней не былъ, но, основываясь на нѣкоторомъ знакомствѣ съ литературой и свѣдѣніями отъ мѣстныхъ людей, имѣю о ней представленіе, какъ о странѣ, "пустопорожнія" земли которой, по почвенно-климатическимъ и топографическимъ условіямъ своимъ, содержатъ еще меньшій % пригодныхъ къ культурѣ земель, чѣмъ въ уже названныхъ двухъ губерніяхъ. Но если бы даже Забайкальская область и составляла въ этомъ случаѣ исключеніе въ обратную сторону, т.-е. въ смыслѣ особаго даже изобилія пригодныхъ къ культурѣ земель, то и тогда г. Гарничъ-Гарницкій не вправѣ, все-таки, былъ говорить, судя по ней одной, о всѣхъ трехъ губерніяхъ сразу, что они, представляя изъ себя "въ высшей степени благодатный край", изобилуютъ столь громаднымъ богатствомъ пригодныхъ къ культурѣ земель. Не вправѣ былъ говорить уже по одному тому, что въ этомъ заключалась вся суть и цѣль его командировки для опредѣленія земель, "удобныхъ для поселенія переселенцевъ", такъ какъ, слѣдуя его, по внѣшности компетентнымъ, увѣреніямъ, правительство могло бы составить превратное понятіе объ изобиліи пригодныхъ земель и сдѣлать распоряженіе въ смыслѣ направленія туда слишкомъ большого числа переселенцевъ. Не вправѣ былъ говорить потому, что сдѣланная имъ характеристика даетъ, въ этомъ смыслѣ, невѣрное, преувеличенно-хорошее представленіе о Восточной Сибири. Не вправѣ былъ говорить потому, что "богатство тучными почвами, пригодными для самыхъ высокихъ культуръ", даже при условіи повсемѣстнаго распространенія самыхъ тучныхъ почвъ на всемъ пространствѣ Восточной Сибири, при наличности неблагопріятныхъ топографическихъ и климатическихъ условій, можетъ, все-таки, какъ мы видѣли выше, свестись къ отсутствію возможности культуры на тучныхъ почвахъ.
   Г. Гарничъ-Гарницкій сообщаетъ далѣе, что "сибиряки для обработки земли употребляютъ соху или еще чаще колесуху. Это родъ сохи, только съ передкомъ, при чемъ лемехъ ея поставленъ нѣсколько иначе, чѣмъ у сохи. Колесуха работаетъ весьма хорошо; пахота ея, по-сибирски, прекрасна". Казалось бы, что все обстоитъ благополучно и остается только радоваться умѣнью сибиряка столь "прекрасно" приноровиться къ мѣстнымъ условіямъ и его изобрѣтательности въ отношеніи устройства земледѣльческихъ орудій. Но, игнорируя это обстоятельство, авторъ устремляетъ все свое вниманіе на другую сторону вопроса -- на излюбленную имъ сибирскую лѣнь, вслѣдствіе чего въ дальнѣйшихъ своихъ выводахъ по этому вопросу становится уже слишкомъ явно тенденціозенъ. Остановившись на томъ, что колесуха работаетъ "весьма хорошо" и пахота ея, по мѣстнымъ условіямъ, "прекрасна", онъ говоритъ далѣе, что "колесуха вполнѣ отвѣчаетъ главному качеству сибиряка -- лѣни: сохой нужно управлять, а колесуха идетъ сама, причемъ сибирякъ идетъ себѣ съ кнутикомъ и только при поворотахъ тронетъ возжами лошадей". Выходитъ такъ, что улучшеніе въ орудіяхъ, увеличеніе удобствъ пахоты ставится сибиряку же въ вину. Хотѣлось бы мнѣ знать, не обвинилъ ли бы г. Гарничъ-Гарницкій сибиряка тоже въ лѣни, еслибъ этотъ сибирякъ (употребляющій колесуху, главнымъ образомъ, для вспашки столь трудно разрабатываемыхъ цѣлинъ или новыхъ подлѣсныхъ земель) до сихъ поръ не догадался замѣнить простую соху болѣе усовершенствованною колесухой: не сказалъ ли бы онъ тогда, что за 300 лѣтъ историческаго существованія Сибири сибирякъ, по своей лѣни, до сихъ поръ не додумался даже до чего-нибудь лучшаго простой сохи?
   Далѣе авторъ утверждаетъ, что молотилки онъ встрѣчалъ "всего въ 2--3-хъ хозяйствахъ на губернію". Въ томъ, чтъ онъ не "встрѣчалъ" ихъ больше, нельзя и сомнѣваться, при столь скороспѣшномъ изслѣдованіи столь обширной страны; но неполныя поверхностныя наблюденія не слѣдуетъ, въ то же время, выдавать за точныя и ставить ихъ какъ выводъ изъ произведеннаго изслѣдованія: въ 3-хъ изъ 5-ти округовъ по одной только Иркутской губерніи ихъ имѣлось, за два года до проѣзда г. Гарничъ-Гарницкаго, у мѣстныхъ крестьянъ 34, причемъ въ Тулоновской волости возникло уже и мѣстное производство молотилокъ. Въ Енисейской губерніи сначала вѣялки возили изъ Маріинска, теперь же почти всюду есть свои мастера, достаточно искусные. По нашимъ свѣдѣніямъ, въ четырехъ округахъ Енисейской губерніи имѣется у крестьянъ 169 молотилокъ и 1,743 вѣялки.
   Указывая, что молотилокъ всего 2--3 на губернію, а вѣялки "весьма и весьма рѣдки" (мѣстами въ Иркутской даже губерніи, по нашимъ свѣдѣніямъ, приходится одна вѣялка на 16--30 крестьянскихъ хозяевъ), авторъ утверждаетъ, что въ обслѣдованномъ имъ краѣ нѣтъ такихъ крестьянскихъ хозяйствъ, которыя бы имѣли "не только хорошія орудія, но также и скотъ хорошій, и постройки хорошія". Это невѣрно. Какъ мы видѣли уже, есть крестьянскія хозяйства, имѣющія и молотилки, и вѣялки, и, какъ я буду утверждать, на основаніи собственныхъ наблюденій, есть изъ нихъ такія, которыя кромѣ того имѣютъ "и скотъ хорошій, и постройки хорошія", и даже собственныя запашки по 80, по 100 и даже 150 десятинъ на хозяйство.
   Въ докладѣ своемъ авторъ очень много говоритъ о семейцахъ {Если подъ этимъ не подразумѣваются всѣ раскольники, а именно особая группа, которая носитъ спеціальное названіе "семейскихъ".}, противупоставляя ихъ православнымъ сибирякамъ. Семейцы живутъ въ Забайкальѣ и потому я не имѣю о нихъ достаточно вѣрнаго представленія и не могу ничего сказать насчетъ того, настолько они во всѣхъ отношеніяхъ лучше православныхъ сибиряковъ, какъ это говоритъ г. Гарничъ-Гарницкій. Одно могу сказать, это то, что невѣрно мнѣніе докладчика, будто "въ Сибири только семейцы и не вымираютъ, а православное населеніе Сибири вымираетъ, и вымираетъ сильно". По собраннымъ нами свѣдѣніямъ {См. т. II, ч. 2, стр. 35 и ч. 6, стр. 11.} оказывается, что крестьянское населеніе 4-хъ округовъ Иркутской губерніи дало дѣйствительнаго прироста за 30-ти лѣтній періодъ 39,9%, такъ что годовой приростъ равенъ приблизительно 1,4%, естественный же приростъ составляетъ 1,1%. Слѣдовательно, сельское населеніе отнюдь не вымираетъ. Слышалъ я, что вымираетъ будто бы населеніе нѣкоторыхъ сибирскихъ городовъ {Это утверждаетъ и г. Гарничъ-Гарницкій.}, но насколько это вѣрно и гдѣ тому цифровыя доказательства -- не знаю. И, во всякомъ случаѣ, думаю, что, по даннымъ о городахъ, нельзя было бы дѣлать заключеніе обо всемъ населеніи. Причину вымиранія вообще населенія г. Гарничъ-Гарницкій видитъ, главнымъ образомъ, въ большой смертности дѣтей: его "поразило отсутствіе дѣтей", "вездѣ встрѣчается очень мало дѣтей. Дѣтей тамъ нѣтъ (?), -- нѣтъ не потому, чтобы дѣти не рождались, а потому, что они гибнутъ среди тѣхъ условій, въ которыя поставлено молодое поколѣніе" {Курсивъ здѣсь вездѣ мой.}. Къ счастію, я могу разъяснить это очевидное недоразумѣніе объ отсутствіи дѣтей на основаніи данныхъ подворной переписи и приведенныхъ въ нашихъ же трудахъ сопоставленій: въ Иркутской губерніи {Т. II, ч. 2, стр. 109.} дѣти до 7-ми лѣтняго возраста составляютъ у старожильнаго сибирскаго населенія 21,6% всего состава населенія, въ Землянскомъ уѣздѣ, Воронежской губерніи, они составляютъ 21,1%, въ Острогожскомъ, той же губерніи, 22,3, въ Елецкомъ, Орловской губ., 22,6, въ Трубчевскомъ, той же губерніи, 24,3, въ Дубенскомъ, Полтавской губ., 25,1%,-- разница, какъ видно, не такая большая, чтобы при серьезномъ отношеніи къ дѣлу рѣшиться на такое категорическое утвержденіе.
   Изъ дальнѣйшаго изложенія доклада г. Гарничъ-Гарницкаго видно, что, по его мнѣнію, инородцы ведутъ свое хозяйство "точно такимъ же способомъ", какъ и крестьяне. Я не знаю, насколько утвержденіе это вѣрно по отношенію къ Забайкальской области, но относительно тѣхъ мѣстностей, гдѣ пришлось быть мнѣ или моимъ товарищамъ, хотѣлъ бы сказать нѣсколько словъ. Если говорить о степени тщательности обработки пашни, то у инородцевъ она значительно ниже; если говорить о земледѣльческихъ орудіяхъ, то среди инородцевъ болѣе усовершенствованныя орудія распространены значительно менѣе, чѣмъ у русской части сельскаго населенія. Къ этому надо прибавить, что есть не мало мѣстностей, гдѣ инородцы или еще не принимались за земледѣліе, или начинаютъ лишь дѣлать попытки паханія земли. Если же говорить о скотоводческомъ хозяйствѣ, то и въ этомъ есть разница между инородцами и крестьянами. Начать съ того, что инородцы искусственными мѣрами достигаютъ того, что получаютъ большіе урожаи наилучшаго сѣна: буряты Иркутской губерніи унавоживаютъ землю, предназначенную подъ сѣнокосъ, и получаютъ на ней хорошіе урожаи такого, такъ называемаго, "утужнаго" сѣна, которое считается наиболѣе питательнымъ, лучшимъ по качеству; татары Енисейской губерніи для полученія лучшихъ урожаевъ сѣна производятъ ихъ искусственное орошеніе устройствомъ "мочаговъ". Только меньшинство мѣстныхъ крестьянъ имѣютъ утуги и сѣнокосные мочаги и во многихъ мѣстахъ крестьяне только еще начинаютъ перенимать полезные въ дѣлѣ скотоводства пріемы, усвоенные инородцами. Съ другой стороны, въ то время, какъ у многихъ инородцевъ-скотоводовъ, благодаря табунному коневодству, оказывается даже невозможнымъ сдѣлать запасы пищи скоту на зиму, такъ что громадные табуны круглый годъ ходятъ на подножномъ кормѣ, крестьяне табуннымъ коневодствомъ не занимаются и въ большинствѣ держатъ лошадей зимой дома. Но, въ то же время, много тутъ зависитъ и отъ мѣстности: наприм., въ Енисейской губерніи въ степной полосѣ и крестьяне, по условіямъ скотоводческаго хозяйства, во многомъ приближаются къ инородцамъ, тогда какъ у крестьянъ въ нестепной части и размѣры его, и условія, и пріемы скотоводства во многомъ отличны отъ первыхъ. Точно также, при обильномъ количествѣ рогатаго скота у пнородцевъ-скотоводовъ, инородцы не имѣютъ возможности устроить для своихъ стадъ зимнихъ теплыхъ помѣщеній и держатъ его (въ Енисейской, наприм., губерніи) "въ загонахъ, едва прикрытыхъ сверху или даже только съ одной подвѣтренной стороны {П. Аргуновъ: "Очерки сельскаго хозяйства Минусинскаго округа".}, у крестьянъ онъ держится въ болѣе, теплыхъ помѣщеніяхъ. Условія и сроки выпаса у крестьянъ и инородцевъ на разныхъ угодьяхъ тоже не одинаковы и, притомъ, у однихъ инородцевъ такіе, у другихъ иные. Количество задаваемаго скоту корма, характеръ корма у крестьянъ и инородцевъ тоже не вездѣ и не совсѣмъ одинаковы. Цѣнность и качество скота у тѣхъ и другихъ тоже не одинаковы..." и т. д., и т. д. Здѣсь не мѣсто выяснять всѣ эти различія и излагать условія земледѣльческаго и скотоводческаго хозяйства у крестьянъ и инородцевъ,-- у инородцевъ Енисейской губ. и инородцевъ Иркутской губ. Здѣсь достаточно только, путемъ приведенныхъ бѣглыхъ замѣчаній, указать, что далеко не все и не у всѣхъ дѣлается "точно такимъ же способомъ".
   Говоря словами цитируемыхъ трудовъ по Енисейской губерніи, "системы хозяйства русскаго населенія и инородческаго, будучи, въ общемъ, одинаково экстензивны, существеннымъ образомъ отличаются другъ отъ друга тѣмъ, что въ первой значительное преобладаніе принадлежитъ полевой культурѣ, а во второй -- скотоводственной. Различіе это достаточно убѣдительно доказывается тѣмъ, что въ общей суммѣ дохода съ земельныхъ угодій, находящихся въ пользованіи русскаго населенія, доходность пашни составляетъ 67%, а доходность сѣнокосовъ и пастбищъ 30,7%; между тѣмъ какъ у инородцевъ первая даетъ только 15,9%, а вторая -- 82,5%".
   Хотя очень можетъ быть, что о забайкальскихъ "бурятахъ можно сказать то же (въ отношеніи способовъ хозяйства), что и о козакахъ" -- забайкальскихъ же, но что касается козаковъ и бурятъ иркутскихъ, то о нихъ то же сказать нельзя, потому что между ними такая же разница, какъ между крестьянами и инородцами.
   Что касается "нравственной" стороны, то, судя по Иркутской и Енисейской губ., я никогда не рѣшился бы сказать, что "какъ ни низко палъ казакъ въ нравственномъ отношеніи, все-таки, имѣетъ человѣческій обликъ, но бурятъ и того не имѣетъ" {Курсивъ мой.}. Это слишкомъ сильно и слишкомъ много. И, притомъ, факты, приводимые далѣе авторомъ, какъ бы съ цѣлью подтвердить сдѣланный имъ выводъ, теряютъ значительную часть своей силы, если къ нимъ отнестись критически. Онъ какъ бы ставитъ въ вину то, что "вообще буряты представляютъ такую часть населенія, которая является какъ бы государствомъ въ государствѣ", Я, съ своей стороны, совершенно не понимаю, при чемъ тутъ "вообще" и чѣмъ виноваты буряты, что, по условіямъ своей совершенно самобытно, независимо отъ русскаго вліянія, развившейся жизни, они значительно отличаются отъ русскихъ и что административное ихъ устройство, установленное или, по крайней мѣрѣ, допускаемое, терпимое закономъ, не то, что у русскихъ {Въ Иркутской и Енисейской губерніяхъ оно очень схоже съ крестьянскимъ.}? Авторъ утверждаетъ далѣе, что буряты -- любители захватывать чужую землю; они "захватываютъ ее гдѣ только можно захватывать, не стѣсняя себя никакими соображеніями права и нравственности. Они дѣлаютъ свои захваты совершенно открыто и очень просто: приходятъ на чужую землю и начинаютъ ею распоряжаться". Но авторъ забываетъ, что въ Сибири, при отсутствіи размежеванія, точныхъ границъ владѣнія и межевыхъ знаковъ, захваты земли дѣлаются столь же "просто" и русскими, какъ и инородцами; что захватное владѣніе вошло въ обычай всего мѣстнаго населенія. Онъ забываетъ также исторію даннаго вопроса въ томъ отношеніи, что захватъ идетъ, главнымъ образомъ, не со стороны бурятъ, а со стороны русскихъ, благодаря захватамъ которыхъ исконные жители страны -- буряты, наоборотъ, постепенно все болѣе стѣсняются въ объемѣ своихъ владѣній, и стѣсняются болѣе, чѣмъ русскіе отъ захватовъ бурятскихъ. Такъ, по крайней мѣрѣ, дѣло стоитъ въ Иркутской губ. {И въ Енисейской -- между русскими и мѣстными инородцами-татарами.}; если же въ Забайкальѣ оно стоитъ иначе, то, говоря о всѣхъ трехъ губерніяхъ вообще, надо же было, все-таки, указать разницу между ними, а не распространять выводы, относящіеся къ одной, на всѣ три. Вообще г. Гарничъ-Гарницкій, какъ видно, не полюбилъ бурятъ очень сильно. Даже говоря о семейцахъ, населеніи дѣйствительно пришломъ (но ему очень симпатичномъ) {Я, впрочемъ, отнюдь не оспариваю основательности этой симпатіи.}, и сѣтуя на недостатокъ земли у нихъ, авторъ объясняетъ этотъ недостатокъ тѣмъ, что "вся земля захвачена тамъ народомъ пришлымъ, бурятами". "Хотя,-- говоритъ онъ далѣе,-- бурятъ тамъ и считаютъ аборигенами, но это совершенно невѣрно,-- историческія справки показываютъ совершенно другое". Но если, по мнѣнію автора, буряты -- не аборигены, то тѣмъ еще болѣе не аборигены и сами семейцы, потому что они-то ужъ несомнѣнно пришли сюда послѣ бурятъ и сѣли среди земель, занятыхъ послѣдними. Вопросъ, слѣдовательно, не въ томъ, жилъ ли кто-нибудь тамъ до бурятъ, или нѣтъ, а суть дѣла въ томъ, что, по отношенію къ семейцамъ, буряты могутъ считаться старожилами страны. Слѣдовательно, негодовать на нихъ, что они захватили земли у семейцевъ, или что изъ-за нихъ семейцамъ некуда распространиться, не приходится.
   Вотъ все, что я призналъ въ данномъ случаѣ возможнымъ сказать по поводу изслѣдованія г. Гарничъ-Гарвицкимъ. Я бы имѣлъ сказать еще очень многое о разныхъ деталяхъ его изслѣдованія, но они не такъ существенны и были бы утомительны для читателя, которому, надѣюсь, и безъ нихъ уже ясна цѣль моей работы. Цѣль эта, какъ видитъ читатель, заключается въ томъ, чтобы не только предостеречь его противъ огульныхъ отзывовъ о Сибири и убѣдить въ полной невозможности всесторонняго ея изслѣдованія въ короткое время силами единичныхъ личностей, но и въ томъ, чтобы ознакомить читателя съ разнообразіемъ ея условій и дать хотя нѣкоторое представленіе о дѣйствительныхъ естественно-историческихъ и экономическихъ условіяхъ жизни того района, который такъ неточно описанъ былъ въ разсмотрѣнномъ докладѣ.

Л. Личковъ.

"Русская Мысль", кн.III, 1895

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru