Аннотация: Осел-стихотворец
Кузнец Каменщик Снегирь Бессмертный автор
Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание
Л., "Советский писатель", 1977
Русская басня. XVIII--XIX ВЕКОВ
В. A. Левшин
150. Осел-стихотворец
151. Кузнец
152. Каменщик
153. Снегирь
154. Бессмертный автор
150. ОСЕЛ-СТИХОТВОРЕЦ
Случилось, что Осел
Когда-то захотел
Ступить в след славных дел.
Затеял не свою сварить Осел мой брагу!
Он перья навострил, марати стал бумагу,
Набрался пышных мер
И вздумал о себе, что будто он Гомер.
Осел мой нос вздирает,
Стихи без стоп марает
И мыслит тако он:
"Не лучше ведь меня писал и Аполлон.
За что ж ему во власть отдали Геликон?
Мне льзя с ним поделиться,
Лишь нужно потрудиться
И взъехать на Парнас;
Так будет двое нас".
Ему Феб отвечал: "С тобой нельзя мне спорить.
Коль можешь так спроворить,
Ступай ты на Парнас, а я долой уеду".
Готовою Осел считает уж победу
И гордо направлял к Парнасу свой полет;
Да та беда, что крыльев нет.
Однако он ползет,
Вздувается, ревет
И мнит, что он идет
С часу на час всё выше;
Осталося ему последний шаг шагнуть
И Феба вон толкнуть.
Но стой, Осел! потише!
Не полно ли уж врать?
Осмелюсь я сказать,
Немножечко поскучу:
Ты взшел не на Парнас, а на навозну кучу.
Читатель мой! Сего я не боюсь Осла,
Чтоб участь и меня туда ж не унесла.
Польстити я себе в трудах отнюдь не смею,
И хоть намеренье полезное имею,
Но, может быть, писать стихи я не умею.
<1787>
151. КУЗНЕЦ
Когда весна настанет,
Яснее солнце глянет
И травка прорастет;
Тут пахарь ладит соху;
А если оной нет,
Последню продаёт
Он кроху,
Чтоб соху нарядить,
Пахать исправну быть.
В деревне это знают,
И все там кузнецы,
Как будто бы купцы,
Из кожи лезут вон, потеют, работают
И сотни запасут и кос и сошников.
В деревне мастер был, не знаю, кто таков.
В огне железо жарил,
На наковальне бил,
Закаливал и парил,
На часточки рубил.
В весенню эту пору
Мнит быть доходу спору.
Взялся за сошники.
В полпуда шину он на уголье ворочал,
Тянул, корочал
И ловкие давал железу тумаки;
Однако сошников еще не видно следу,
Хотя и с двадцать раз в огне его морил.
Кузнец мой говорил:
"Ведь рано на дворе, исправлюся к обеду,
И тотчас докажу, работник я каков!"
Однак из шины той не вышло сошников;
Взялся он за труды без батюшкина спросу.
"Не вышло сошников, так сделаю я косу", --
Кузнец так рассуждал.
Опять железо он и жарил и ковал,
Водил его к допросу;
Но в бедственны часы
Не вышло и косы.
"Конечно на меня дурным взглянули глазом! --
Сказал кузнец. -- Теперь поправлюся я разом,
И выдет у меня совсем уже не то:
Скую я долото.
Недаром я тружуся,
До толку доберуся;
По-свойски дело я впоследок поверну
И молотом давну".
Он жарил, и сожег железо всё в горну;
Остался --
Золотник.
Кузнец с досады рвался,
Клещи он из горна с кусочком тем смыгнул
И в воду ткнул.
Пропала греза,
И из всего железа
Один лишь вышел пшик.
Не лучше ли, не знав, за дело нам не браться,
В убытке чтоб не быть, не стали чтоб смеяться?
<1787>
152. КАМЕНЩИК
Хотя себя от бед всяк тщится уберечь,
Но можно ли кому себя в том остеречь?
К сему я басню слажу,
В пример, не на продажу;
А к ней я приложу пословицу сию,
Чужую, не мою:
Хотя род-племя мило,
Но свой поближе рот.
Не знаю, где то было.
На верх больших ворот
Художник взгромоздился
И там трудился;
Высоко от земли гораздо он стоял,
Кирпичье ладил там и извязью поял;
Слететь долой наниз не чувствовал охоты,
Не птицей быть хотел и взлез лишь для работы.
Такой широкий шаг зачем ему шагнуть?
Он знал, что не всегда удастся вниз спрыгнуть
И можно оттого головку повихнуть.
Однако ведь дела не так идут, как хочешь,
И часто иногда и попусту хлопочешь.
Художник сей беды не чаял и не ждал,
Однако совершил нечаянно три дела:
Скользнулся, полетел и вниз с ворот упал.
Судьбина уморить его не похотела:
Он пал, но без вреда;
И вся его беда
Прохожему досталась,
Прохожей головы лишь жижица осталась;
Он так его давнул,
Что тот и не зевнул.
Народ к такому чуду
Сбегается отвсюду.
В народе меж других убитого сын был;
Увидел мертвый труп, "увы! увы!" завыл,
И в горе злом берет убийцу он за шею,
Кропочет
И виселицы хочет
Отцовскому злодею.
Невинный говорит: "Послушай ты, друг мой!
Пожалуй, так не вой.
Я гнев твой успокою:
Когда я казни стою,
Чрез сей убивства род
Убей и ты меня, скочивши с сих ворот".
Задумался тогда отцовой смерти мститель
И, может быть, так мнил: "Покорный я служитель!
С ворот я не прыгну, они хоть были б ниже:
Хоть мило племя-род,
Однако же свой рот
Поближе".
<1787>
153. СНЕГИРЬ
Расхвастался Снегирь своим приятным пеньем,
И в жаре он своем телегою скрыпит;
От пышности вся кровь в Снегирике кипит:
"Поспорил бы со мной кто пения уменьем?
Не должен ли хвалить меня за это свет?
Певал я над Невою,
Певал я над Москвою,
Да спорить и поднесь со мной там смелых нет!"
-- "Мой свет, --
Рек Чиж ему в ответ. --
В безлюдье и Кузьма бывает дворянином,
И нравятся иным все Кузины игрушки;
Себя ты не считай великим господином:
В небытность соловья -- крик громок у лягушки".
<1787>
154. БЕССМЕРТНЫЙ АВТОР
Прославился писец одиножды трудами;
На нашем то веку случилося междь нами,
И целый тюк он драм на свет издал.
Издать свои труды писателю забавно;
Узнали же, однак, хотя то и недавно,
Что древних он писцов чистенько обокрал.
С покойников давно писцы оброк сбирают,
Труды их обдирают
И в новой шубе их за свой плод выдают;
Усопши авторы греху сему причастны
И были не бесстрастны,
Хотя им и поднесь венки народы вьют.
Все грешны человеки,
И будет так вовеки,
И общая в том будет дань:
В чужие сундуки не всунув длань,
Не вдруг разбогатеешь,
Гораздо попотеешь;
И, может быть, сей пот
Отнюдь не будет тот,
Который потечет нермесского от жару:
Пойдет за грех
И будет он припадок
Бредливых лихорадок
Или народный смех.
Бессмертный автор мой годился б в эту пару.
Однако общество
Невежд его хвалило,
И, давши старшинство,
С Расином посадило;
Семирина творца, Росьядина забыло;
Преславный Молиер меньшой ему стал брат,
Хотя он сей родне не очень был бы рад.
Хвала его расти дотоле не престанет,
Поколь язык невежд болтати не устанет;
И, может быть, они и громче заревут,
Как умные чтецы возьмут его на суд
И правду скажут.
Но скромно умные везде себя ведут
И пальцем не укажут
На тех, которы врут.
Ликуйте, о врали! и множьте ваше племя:
За Фебовы грехи во всякий век вам время.
<1787>
ПРИМЕЧАНИЯ
Василий Алексеевич Левшин (1746--1826) известен прежде всего как прозаик, неутомимый переводчик и компилятор, многотомные сочинения, сборники и переводы которого исчисляются десятками названий. Его литературная деятельность началась в 1770-е годы, когда он после кратковременной военной службы поселился в Белеве и занялся усовершенствованием приемов ведения крепостного хозяйства. В связи с этим он активно сотрудничал в "Трудах Вольного экономического общества", а также близко познакомился со знаменитым агрономом и переводчиком А. Т. Болотовым. В 1780-е годы Левшин становится масоном, сближается с Н. И. Новиковым, а через него знакомится с кругом масонских литераторов тех лет -- Ф. П. Ключаревым, H. M. Карамзиным и др. Идеология масонства нашла отражение в филантропических проектах Левшина (с 1803 г. он, в частности, служил "по особым поручениям" при известном филантропе А. А. Витовтове); явно масонскими представлениями навеяны некоторые аллегорические и мистические мотивы в известных сборниках Левшина "Русские сказки" (1780--1783) и "Вечерние часы, или Древние сказки славян древлянских" (1787--1788). С общими моралистическими тенденциями масонской литературы связаны также "Нравоучительные басни и притчи Василия Левшина" (М., 1787), в значительной части представляющие переложения басен Геллерта. Наряду с этим Левшин использовал и некоторые фольклорные мотивы, подобно тому как он поступал при сочинении своих "сказок". В целом же басни Левшина представляют собой отход от традиции сатирической басни и скорее продолжают линию "нравоучительных" басен M. M. Хераскова, также не чуждых умеренной сатиры.
150. Нравоучительные басни, с. 1. Да та беда, что крыльев нет -- намек на Пегаса, крылатого коня, символ поэтического вдохновения.
151. Там же, с. 12. Сюжет восходит к народному анекдоту.
152. Там же, с. 23. Сюжет восходит к народному анекдоту; в русской версии он представлен сказками и повестью о суде Шемяки.
153. Там же, с. 28.
154. Там же, с. 51. Басня отражает полемику вокруг драматургии Я. Б. Княжнина, борьбу с которым вел кружок Н. П. Николева. По-видимому, связана с выходом в свет "Собрания сочинений" Княжнина (1787). "Переимчивого Княжнина" (А. С. Пушкин) неоднократно упрекали в заимствовании сюжетов и сюжетных ситуаций у его европейских предшественников. Пермесский жар -- поэтическое вдохновение (от реки Пермес, стекающей с Геликона, см. Словарь). Семирин творец -- А. П. Сумароков, автор трагедии "Семира". Творец Росьядин -- M. M. Херасков, автор эпической поэмы "Россиада"; был также известен и как драматург.