Однажды Шоу показалъ свои глаза окулисту, и тотъ сказалъ ему, что они у него нормальные. "Я, конечно, понялъ, что у меня зрѣніе какъ у всѣхъ людей",-- разсказываетъ Шоу,-- "но окулистъ опровергъ мое мнѣніе, какъ парадоксальное. Нормальными глазами, т. е. способностью видѣть правильно, надѣлены, оказывается, не болѣе 10% современнаго человѣчества. У остальныхъ 90% зрѣніе не нормально... Мое умственное зрѣніе, какъ и физическое,-- "нормально": я вижу вещи иначе, чѣмъ большинство людей и вижу при томъ правильно". Шоу не удовлетворяется тѣмъ, что онъ видитъ правильно. Онъ хочетъ добиться того, чтобы правильный взглядъ на вещи сталъ удѣломъ всѣхъ людей. Вся дѣятельность Шоу -- это борьба за истину, какъ она представляется его "нормальному" зрѣнію. Шоу по происхожденію ирландецъ. И недаромъ онъ отличительнымъ свойствомъ ирландцевъ считаетъ ихъ протестантскія наклонности. Протестантская натура Шоу влечетъ его къ тому, чтобы заставить людей понять неправильность ихъ зрѣнія, разрушивъ ихъ ложные взгляды. Отсюда -- боевой характеръ произведеній Шоу. Въ комедіи "Человѣкъ и сверхчеловѣкъ" Шоу устами Таннера говоритъ: "Созиданіе загромождаетъ землю учрежденіями, созданными хлопотливыми людьми. Разрушеніе освобождаетъ отъ нихъ и даетъ намъ возможность дышать полной грудью, даетъ намъ свободу". Для Шоу "дышать полной грудью -- это жить, а жить -- это нить изъ неизсякаемаго источника интереса и радости." Онъ восторгается художникомъ М. Брауномъ, потому что видитъ въ немъ реалиста, который "обладалъ достаточной жизненной силой, чтобы находить глубокую радость и нескончаемый интересъ въ окружавшемъ мірѣ въ его дѣйствительномъ видѣ"... Шоу любитъ жизнь и вѣритъ ей. Онъ видитъ ея жестокость и запутанность, но онъ убѣжденъ въ силѣ людей и ихъ воздѣйствіи на жизнь. Вѣдь Шоу сынъ той страны, гдѣ люди творятъ исторію, гдѣ люди дѣлаютъ свою судьбу. И Шоу входитъ въ жизнь и души людей, чтобы исправить ихъ для прекрасныхъ возможностей. Громадный темпераментъ Шоу -- это сила человѣка, находящагося въ дѣйствіи, это храбрость мудреца, знающаго, что воля всегда побѣдитъ. Ему не надо прикрашивать жизнь, чтобы признать ее. Наоборотъ, задачу художника видитъ онъ въ томъ, чтобы освѣтить прожекторомъ художественнаго таланта дѣйствительность. И онъ беретъ ее цѣликомъ. Онъ говоритъ устами майора Барбары (изъ пьесы того же названія:) "Но существуетъ дурныхъ сторонъ жизни, существуетъ только жизнь". Шоу искренне удивляется Рембрандту, который "окрашивалъ жизнь всегда въ золотистую рамку,-- какъ будто ему больше нравилось отраженіе солнечнаго свѣта въ сиропномъ горшкѣ, чѣмъ прямой солнечный свѣтъ"... Шоу такъ же славитъ дѣйствительность, какъ и Верхарнъ; но въ то время, какъ Верхарнъ дѣйствительность превращаетъ въ поэму, Шоу поэму превращаетъ въ дѣйствительность, и считаетъ, что каждая морщинка старой женщины на портретахъ Рембрандта, такъ же служитъ вѣчной красотѣ, какъ золотистое тѣло Данаи, и самая прекрасная греза о жизни блѣднѣетъ по сравненію съ жизнью. Будни жизни и будничный человѣкъ для него цѣнны и важны -- они служатъ основой дѣйствительности, и онъ признаетъ только тѣхъ людей, которые преданы этой дѣйствительности. Шоу совлекаетъ съ человѣка весь его парадъ, всѣ его прекрасныя одѣянія, дѣлающія его праздничнымъ и отвлекающія его отъ дѣйствительной жизни, и показываетъ его съ его естественными чувствами -- зломъ и чудесной способностью къ добру, измѣнчивостью и постоянствомъ, порокомъ и добродѣтелями. Шоу скорѣе великаго человѣка сдѣлаетъ обыкновеннымъ, чѣмъ позволитъ ему задрапироваться въ мантію величія и отойти въ презрѣніи отъ всего человѣчества. Онъ любитъ обыкновеннаго человѣка и мысли свои направляетъ на него. Всякая поза, всякое стремленіе человѣка подняться надъ дѣйствительностью торжественной фразой и величественнымъ жестомъ, вызываетъ въ Шоу отпоръ и даетъ матеріалъ его тонкому и блещущему остроуміемъ юмору.
Въ Шоу есть интересная черта: живетъ онъ жизнью каждаго Дня ("я не изучаю ни одной эпохи, кромѣ современной"), а совлекаетъ тѣ мантіи, которыя сегодняшній день наложилъ на жизнь. Главное въ жизни для Шоу -- человѣкъ; а человѣка увидалъ онъ покрытымъ бездной предразсудковъ, запретовъ, правилъ морали, сохранившихся въ подвалахъ сознанія,-- и Шоу лихорадочно стаскиваетъ съ него одѣянія, мѣшающія ему жить, дышать свободно, создавать счастливую жизнь. Шоу не оставляетъ ни одного понятія "провѣреннымъ, на одного жизненнаго шага не переоцѣненнымъ.
Мораль, религія, героизмъ, честь, традиція, храбрость и трусость, самоотверженность и эгоизмъ,-- всѣ эти понятія онъ ставитъ подъ свой экзаменъ и разоблачаетъ ложность общепринятыхъ взглядовъ на нихъ, чтобы освободить человѣка отъ путъ традицій и лѣности мысли. Шоу -- оптимистъ. Для него сверхъ-человѣкъ не безплотная мечта далекаго будущаго; а возможное осуществленіе завтрашняго дня. Онъ вѣритъ въ человѣка; самое большое, чѣмъ онъ караетъ его -- это добродушной ироніей. Но къ одному сорту людей Шоу безпощаденъ: къ хранителямъ традицій, къ людямъ, возведшимъ застой мысли въ принципъ. По отношенію къ нимъ, юморъ Шоу переходитъ въ сарказмъ, его иронія въ бичующую плеть. Эти люди замедляютъ темпъ жизни, дѣлаютъ ее безкровной и жестокой, отнимаютъ надежды на возможность ея исправленія и прогресса. Идеалистъ можетъ сговориться съ негодяемъ эксплоататоромъ, если тотъ умѣетъ размышлять и понимать; жалкій же лицемѣръ, несмотря на свои благочестивыя слова, всегда будетъ тормазомъ жизни, потому что мишурой фразъ онъ прикроетъ дѣйствительность и тѣмъ обречетъ ее на покой, равный смерти. И недаромъ Шоу считаетъ, что "человѣкъ долженъ въ дѣйствительности стать тѣмъ сознательнымъ политическимъ провидѣніемъ, которое онъ прежде считалъ за божество". Сведя небо на землю, подчинивъ даже мечту дѣйствительности, словомъ, принявъ дѣйствительность, онъ взялъ на себя отвѣтственность передъ ней; зло міра должно быть исправлено, заблужденія людей уничтожены. Для Шоу вопросъ о смыслѣ жизни это не "зачѣмъ жить",-- онъ не сомнѣвается въ цѣнности этого дара, а "какъ жить", чтобы облагородить и возвысить дѣйствительность. Онъ реалистъ и не закрываетъ глаза на зло жизни. Наоборотъ, не признавая ничего, кромѣ дѣйствительности, онъ никуда не можетъ спрятаться отъ ея зла, и тѣмъ острѣе чувствуетъ потребность въ уничтоженіи его.....
.....Шоу требуетъ отъ всѣхъ людей, чтобы они приняли участіе въ переустройствѣ жизни. Тѣ лицемѣры, которые пользуются ея благами во вредъ другимъ и утверждаютъ, что она хороша для всѣхъ, вызываютъ въ немъ неукротимую злобу. Шоу не прощаетъ удовлетворенности жизнью въ ея современной формѣ. "Моя совѣсть есть единственный предметъ всей моей проповѣди", говоритъ онъ, "мнѣ досадно видѣть довольство людей, тогда какъ они должны быть недовольны и я настаиваю на томъ, чтобы они задумались и пришли къ сознанію своего грѣха". И точно также требуетъ онъ отказа отъ всѣхъ предразсудковъ соціальныхъ и этическихъ, мѣшающихъ проявиться человѣческой душѣ въ ея полнотѣ. Каждаго человѣка считаетъ онъ отвѣтственнымъ за горе и бѣдствія другихъ людей. "Всѣ отвѣчаютъ за всѣхъ", таковъ лозунгъ Шоу. Люди связаны круговой порукой и никто не вправѣ уклониться отъ нея.
Но несмотря на то, что Шоу ясно видитъ, а главное, ненавидитъ язвы современной жизни, въ немъ нѣтъ пессимизма. Въ Англіи можно было предвидѣть, что проповѣдь улучшенія и исправленія жизни не будетъ мечтой донъ-Кихота. И дѣйствительно, около тридцати лѣтъ прошло съ тѣхъ поръ, какъ Шоу выступилъ съ памфлетомъ, направленнымъ противъ золъ современнаго. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . строя -- многое, о чемъ писалъ Шоу, достигнуто. Въ Англіи говорятъ о злѣ, чтобы его уничтожить:-- это не крикъ отчаянья, а набать, призывающій къ спасенію. Интересно отмѣтить негодованіе, съ которымъ была встрѣчена комедія Шоу "Дома Вдовицы" (въ комедіи идетъ рѣчь о сомнительности доходовъ, на которые живетъ средній классъ),-- общество почувствовало, себя оскорбленнымъ и задѣтымъ, значитъ, оно сознавало свою отвѣтственность. Этотъ контактъ между читателемъ и писателемъ, это явленіе, противоположное тому, о которомъ говорилъ Щедринъ,-- "писатель пописываетъ, читатель почитываетъ", указываетъ на то, какъ велика общественная спаянность англичанъ. Пусть общество не признало себя виновнымъ и обвинило Шоу въ клеветѣ. Но оно не прошло равнодушно мимо съ мыслью -- "это насъ не касается". И это оно, англійское общество, въ лицѣ своихъ коммонеровъ, исправило многіе недочеты, указанные Шоу..... введена государственная пенсія для престарѣлыхъ, проведены законы страхованія на случай болѣзни и безработицы, объ отвѣтственности предпринимателей и т. д.
Въ странѣ, въ которой принимаются практическія мѣры противъ соціальнаго зла, можетъ явиться увѣренность и въ исправленіе зла моральнаго. И дѣйствительно, многія традиціи, затрудняющія жизнь, оказались въ Англіи если не разрушенными, то во всякомъ случаѣ сильно пошатнувшимися: духовная самостоятельность женщины, свобода любви, терпимость вѣрующихъ къ атеистамъ, признаніе за человѣкомъ внутренней свободы -- не кажется теперь нарушеніемъ самыхъ устоевъ, жизни, какъ то было нѣсколько десятковъ лѣтъ тому назадъ. Вѣра Шоу въ человѣческую природу не была подорвана жизнью. И вотъ почему Щоу, несмотря на свой острый, пронизывающій взглядъ, который проникаетъ въ глубину жизни и на днѣ ея видитъ бѣдность, униженье, обманы, пороки и лицемѣріе, остается бодрымъ и полнымъ жизненной силы писателемъ. Онъ ведетъ борьбу тамъ, гдѣ она входитъ въ жизнь, какъ ея необходимый и цѣлесообразный элементъ; ведетъ борьбу для того, чтобы "приблизить адъ къ небу и мостъ къ Богу, чтобы раскрыть вѣчный свѣтъ въ царствѣ тѣней".
II.
Въ письмѣ къ Толстому Шоу пишетъ: "Я не приверженецъ искусства для искусства; и не шевельну пальцемъ, чтобы создать художественное произведеніе, въ которомъ нѣтъ ничего, кромѣ художественныхъ достоинствъ". Литературу Шоу считаетъ ареной для борьбы за идеи, дорогія писателю. Его литературная дѣятельность связана съ этимъ принципомъ. Онъ писалъ памфлеты . . . . . . . . . . . . романы, въ которыхъ осмѣивались предразсудки и лицемѣріе; критическія статьи, въ которыхъ знакомилъ англійскую публику съ новѣйшими теченіями въ области музыки, живописи и литературы въ Европѣ, и наконецъ, комедіи, которыя служатъ ему для проповѣди дорогихъ ему идей. Какъ драматургъ, Шоу снискалъ себѣ широкую извѣстность въ Европѣ.
Отъ современной драмы Шоу требуетъ, чтобы она служила иллюстраціей и толкованіемъ современныхъ идей. Шоу утверждаетъ: "Не можетъ быть новой драмы безъ новой философіи". Его драматическія произведенія отвѣчаютъ этому требованію. Задача, которую поставилъ себѣ Шоу, отразилась на самомъ характерѣ его комедій. Онѣ являются по большей части не развитіемъ дѣйствія, а развитіемъ идеи, положенной въ основу комедіи. Герои комедій Шоу, служащіе иллюстраціей этихъ идей, такъ застыли въ своей неподвижной типичности, что теряютъ свое индивидуальное лицо; но Шоу все же слиткомъ художникъ для того, чтобы пройти мимо людей съ ихъ характерными особенностями. Средствомъ для индивидуализаціи своихъ персонажей Шоу избралъ ремарки. Онѣ представляютъ собою миніатюрный, очень тонкій и четкій рисунокъ характера даннаго лица и чаруютъ блестящимъ юморомъ и мягкой ироніей. Шоу въ комедіяхъ -- писатель проповѣдникъ; въ ремаркахъ комедій -- писатель художникъ.
Первая комедія "Дома Вдовицы" и "Промыселъ Госпожи Уорренъ" иллюстрируетъ соціальное зло и лицемѣріе общества, выросшее на почвѣ этого зла. Въ обѣихъ комедіяхъ источникъ доходовъ главныхъ дѣйствующихъ лицъ зиждется на эксплоатаціи бѣдняковъ ("въ Домахъ Вдовицы" Сарторіусъ сдаетъ бѣднякамъ за непомѣрно большую плату ветхія, грязныя, лишенныя свѣта и воздуха конуры въ своихъ домахъ), на развратѣ однихъ и подчиненіи этому разврату другихъ. (Въ "Промыслѣ Госпожи Уорренъ" эта послѣдняя и Сэръ Крофтсъ получаютъ свои солидные доходы отъ содержанія домовъ свиданій). И когда этимъ господамъ бросаютъ упрекъ за ихъ неблаговидную профессію, они съ полнымъ сознаніемъ своего права возвращаютъ этотъ упрекъ обратно: это случайность, что они явно пользуются доходами тѣхъ предпріятій, въ процвѣтаніи которыхъ другіе тоже матеріально заинтересованы, но лишь косвенно и, такимъ образомъ, тайно. Дочь госпожи Уорренъ, Виви, называетъ Крофтса мерзавцемъ за его занятія -- онъ спокойно возражаетъ ей: "Я беру съ моего капитала проценты, какъ и всѣ другіе люди. Вѣдь вы, надѣюсь, не думаете, что я мараю въ этомъ дѣлѣ свои собственныя руки? Скажите, неужели вы отказались бы отъ знакомства съ моимъ двоюроднымъ дядей по матери, съ герцогомъ Бэльгрэвскимъ, только потому, что часть своихъ доходовъ онъ получаетъ отъ сомнительныхъ предпріятій? Вы помните стипендію имени Крофтся въ Ньюнгемѣ? ее учредилъ мой родной братъ, членъ парламента. Его фабрика даетъ ему чистыхъ двадцать два процента прибыли; заняты на ней шестьсотъ дѣвушекъ, которыя не могутъ жить на свой фабричный заработокъ... Если вы при выборѣ вашихъ знакомствъ хотите руководствоваться строгими принципами и правилами морали, то лучше уѣзжайте отсюда, или же разъ навсегда удалитесь отъ порядочнаго общества!"
"Всѣ мы соучастники", съ тоской признается Трэнчъ (въ ком. "Дома Вдовицы"), одинъ изъ тѣхъ, кто въ благородномъ негодованіи хочетъ отвернуться отъ насильниковъ и эксплоататоровъ. Онъ думалъ, что его руки чисты. Оказалось, что проценты, на которые онъ живетъ, идутъ съ закладной на дома Сарторіуса.
Но общество въ цѣломъ не хочетъ признаться въ своей причастности къ общему злу; оно мнить себя носителемъ высшей правды и справедливости и проповѣдуетъ ихъ съ самоувѣренностью вождей жизни. Противъ этой морали порочныхъ и злыхъ, противъ законовъ нравственности, проповѣдуемыхъ ханжами и лицемѣрами, и возстаетъ Шоу въ своихъ мелодрамахъ "Пробужденіе Бланко Познетъ" и "Апостолъ Сатаны". Бланко Познетъ ведетъ безпорядочную жизнь, не сдерживаемую никакимъ долгомъ и отвѣтственностью. То, что онъ видѣлъ вокругъ себя, та проповѣдь добра, которая исходила отъ тѣхъ, кто творилъ зло, возмутила его противъ самаго добра. "Господь да сохранитъ меня злымъ", такова его молитва передъ близкой смертью.
Но если онъ былъ непреклоненъ въ своемъ отпорѣ добра, то передъ инстинктомъ добра, заложеннымъ у него въ душѣ, онъ оказался безсильнымъ. Плачущая женщина съ больнымъ ребенкомъ на рукахъ толкнула его на поступокъ, который долженъ былъ ему стоить жизни: онъ отдалъ женщинѣ лошадь, чтобы поѣхать за докторомъ, ту лошадь, которую онъ укралъ, и которая должна его спасти отъ преслѣдователей. Познетъ самъ не можетъ понять своего поступка: мать и ребенокъ кажутся ему порожденіемъ діавола. Но когда женщина появляется на судѣ и проситъ ее убить вмѣсто него; когда злая и порочная Семи лжетъ, чтобы спасти его; когда шерифъ изъ грознаго Судьи превращается въ мягкаго и сострадательнаго человѣка -- тогда открываются глаза Бланко Познета, и онъ постигаетъ, что понятіе зла и правила добра, созданныя людьми, ничто передъ тѣмъ инстинктомъ добра и справедливости, который заложенъ въ душѣ у человѣка. И въ упоеніи онъ восклицаетъ: "Не существуетъ ни добро, ни зло. Но, Боже, людишки, существуетъ негодная игра и существуетъ великая игра. Я игралъ негодную игру, но со мной играли великую игру, и теперь я навсегда стою за великую игру. Аминь".
Задачу жизни человѣка Шоу видитъ въ томъ, чтобы прислушаться къ тому чувству добра и правды, который живетъ въ человѣческой душѣ. Нѣтъ общихъ путей добра; каждый идетъ по своей дорогѣ. Всю жизнь Ричардъ ("Апостолъ Сатаны") протестовалъ противъ кротости и смиренія, всю жизнь священникъ Андерсонъ проповѣдовалъ ихъ. А когда пришелъ часъ испытанія, то оба нашли свое истинное признаніе, и оно стало въ рѣзкомъ противорѣчіи съ ихъ прежними путями жизни. "Этотъ глупый человѣкъ", говоритъ Андерсонъ про Ричарда, "хвастался, что онъ Апостолъ Сатаны, но когда наступилъ его часъ, оказалось, что ему суждено страданіе, и онъ пребылъ вѣрнымъ до смерти. Себя я считалъ почтеннымъ проповѣдникомъ мира, но когда наступилъ мой часъ, вышло, что мнѣ суждено быть человѣкомъ судьбы"... Всѣ пути хороши, когда они ведутъ къ добру; по словамъ Андерсона.
Вопросу о смыслѣ жизни и путяхъ жизни человѣка посвящена одна изъ наиболѣе извѣстныхъ пьесъ Шоу "Человѣкъ и Сверхъчеловѣкъ". Инстинктъ добра, заложенный въ душѣ у человѣка и освѣщенный сознаніемъ, другими словами, претворенный въ идею, способенъ, по мнѣнію Шоу, совершать великіе перевороты въ жизни людей и подвинуть ихъ на великіе и самоотверженные поступки. Какова же должна быть эта идея? Словами донъ-Жуана (вводная сцена въ аду) Шоу отвѣчаетъ: "Я воспѣваю не оружіе и не ихъ героевъ, а философа, ищущаго путемъ наблюденія постичь внутреннюю задачу міра, путемъ изобрѣтеній найти средства для выполненія этой задачи, а путемъ дѣятельности выполнить эту задачу при помощи найденныхъ имъ средствъ". Но на пути философа-практика встаетъ женщина. Жизненная сила, сдѣлавшая женщину орудіемъ продолженія жизни на землѣ, заставляетъ ее цѣпко держаться за мужчину, отца ее дѣтей и ихъ кормильца. Она принуждаетъ его отдаться всецѣло этой задачѣ и тѣмъ отклоняетъ его отъ его прямой цѣли -- осознанія и оздоровленія жизни. Комедія иллюстрируетъ это стремленіе женщины (Аннъ) подчинить мужчину (Таннера) себѣ и отчаянное сопротивленіе философа Таннера, убѣгающаго отъ Аннъ за тридевять земель и все-таки настигнутаго ею, т. е. неумолимой жизненной силой. Но не всѣ женщины, по мнѣнію Шоу, отдаются этому своему назначенію. Путемъ отреченія отъ себя и своихъ эгоистическихъ побужденій, эти немногія -- облагораживаютъ жизнь и дѣлаютъ ее болѣе прекрасной и возвышенной. И тогда сила ихъ любви къ людямъ и глубина ихъ чуткости безболѣзненно разрѣшаютъ самые запутанныя и сложныя людскія отношенія. Въ пьесѣ "Сила женщины", Шоу показываетъ въ лицѣ лэди Цециліи такую женщину. Она владѣетъ даромъ привлекать сердца людей и дѣлать ихъ доступными милосердію и любви. На вопросъ влюбленнаго въ нее капитана -- "Влюблены ли вы въ кого нибудь?", она отвѣчаетъ:-- "Я никогда не была влюблена ни въ. одного живого человѣка іи никогда не буду. Какъ могла бы я управлять людьми, если бы сохранила въ своемъ сердцѣ эту безумную частицу самолюбія? Вотъ въ чемъ заключается тайна моего вліянія". Итакъ, сила лэди Цециліи въ отсутствіи эгоизма, въ одинаково доброжелательномъ отношеніи ко всѣмъ людямъ. Она примиряетъ дядю и племянника, озлобленныхъ и ненавидящихъ другъ друга. Оба они преслѣдуютъ идею справедливости, и оба достиженіе этой идеи видятъ въ насиліи надъ тѣми, кто по ихъ понятіямъ нарушилъ ее, причемъ, каждый изъ нихъ понимаетъ ее по разному, соотвѣтственно линіи своей жизни. Лэди Цецеліи, подошла къ обоимъ съ сердцемъ, полнымъ любви, показала имъ ложность ихъ убѣжденій, основанныхъ не на чувствѣ любви къ человѣку и вѣры въ его природу, а на взглядахъ, принятыхъ въ томъ обществѣ, членами котораго они состоятъ. Такимъ образомъ и въ этой пьесѣ Шоу доказываетъ безсиліе правилъ морали передъ тѣмъ чувствомъ добра, которое присуще человѣку.
Въ комедіи "Шоколадный солдатикъ" Шоу ставитъ вопросъ объ. истинномъ героизмѣ и общепринятомъ мнѣніи о немъ. И тутъ на мѣсто общепринятыхъ взглядовъ, принимаемыхъ безъ провѣрки ихъ истинной цѣнности, ставитъ онъ здравый смыслъ человѣка и его внутреннее убѣжденіе въ правильности своихъ поступковъ. И героями оказываются не тѣ, которые бросаются въ битву не размышляя, . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . а тѣ, которые учитываютъ создавшееся положеніе въ бою и не рискуютъ безразсудно своею и чужою жизнью. Здравый смыслъ и врожденный романтизмъ швейцарца Блюнчли противопоставляется ложному паѳосу и внутреннему холоду болгарина Баранова. Побѣждаетъ швейцарецъ: естественныя правдивыя чувства Блюнчли разрушаютъ обаяніе надуманной позы Саранова.
Шоу разоблачаетъ не только позу людей обыкновенныхъ, такъ сказать, героевъ каждаго дня, но и ложное величіе, созданное легендой вѣковъ. Вокругъ его Цезаря ("Цезарь и Клеопатра") нѣтъ блестящаго нимба, не раздается бряцанія оружія; за нимъ не слѣдуютъ вереницы побѣжденныхъ враговъ. Цезарь является въ будничной обстановкѣ, въ работѣ и заботахъ каждаго дня. Въ этой дѣйствительности, лишенной мишурныхъ прикрасъ, проявляется истинный героизмъ Цезаря; его глубокое милосердіе, его ненависть къ насилію, его любовное отношеніе къ людямъ. Цезарь, герой древности, близокъ современнымъ людямъ: для Шоу во всѣ вѣка одинакова душа человѣка, черезъ всѣ вѣка проходитъ мечта его -- раскрыть свою душу въ любви.