Лесевич Владимир Викторович
Что такое научная философия? Этюд В. Лесевича. Спб.,1891 г

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Что такое научная философія? Этюдъ В. Лесевича. Спб.,1891 г. Новая книга г. Лесевича составлена изъ статей, печатавшихся годъ тому назадъ въ нашемъ журналѣ. Эти статьи появились: теперь въ обработанномъ видѣ, причемъ г. Лесевичъ прибавилъ очень цѣнную и любопытную главу объ англійскомъ позитивизмѣ, такъ что изслѣдованіе автора получило если и не вполнѣ законченный, то, во всякомъ случаѣ, довольно цѣльный и опредѣленный характеръ. Вполнѣ законченнымъ этюдъ г. Лесевича, по нашему мнѣнію, назвать нельзя въ виду того обстоятельства, что въ изслѣдованіи, имѣющемъ задачей "нарисовать картину, долженствующую изобразить ходъ развитія избраннаго понятія (о научной философіи) и окончательную его формулировку", изложеніе вкладовъ въ этотъ процессъ развитія, сдѣланныхъ новою французскою психологическою школой, было бы отнюдь не лишнимъ для приданія этюду вида законченнаго зданія, хотя бы, въ концѣ-концовъ, при критическомъ и слѣдованіи эти вклады и оказались до значительной степени, какъ, наприм., у Фулье, заимствованными изъ складовъ старой бабушки "Химеры", т.-е. метафизики. Намъ представляется также, что такой серьезный ученый, какъ г. Лесевичъ, могъ бы съ спокойною совѣстью предоставить мертвымъ хоронить мертвыхъ, т.-е. въ такой послѣдовательной и выдержанной работѣ, какъ его этюдъ, оставить совершенно въ сторонѣ старый споръ о позитивизмѣ,-- споръ, въ которомъ авторъ уже раньше съ честью и, можно сказать, со славой переломилъ не мало копій. Въ самомъ дѣлѣ, подумайте, какое отношеніе къ настоящей научной философіи имѣютъ, съ одной стороны, чистые контисты, да, пожалуй, и позитивисты группы Литтре, а съ другой -- тѣ русскіе "оригинальные" философы, которые имѣютъ очень смутное представленіе о позитивизмѣ вообще? А имъ г. Лесевичъ посвящаетъ цѣлую главу своего этюда. Обличеніе невѣжества такихъ "оригинальныхъ" философовъ и полемика съ ними въ ученомъ изслѣдованіи, имѣющемъ широкую задачу, пожалуй, и совсѣмъ лишнія и только нарушаютъ единство изложенія. Мы указываемъ на эти два пробѣла этюда г. Лесевича именно потому, что очень высоко цѣнимъ твердость и послѣдовательность философскихъ убѣжденій автора. Онъ, говоря его собственными словами, "не пытался выставить своей собственной философіи, а даетъ лишь отчетъ о той, которая сложилась силой совокупной работы цѣлаго ряда поколѣній и путемъ взаимодѣйствія мыслителей разныхъ народностей". Такова задача автора,-- задача, повидимому, очень скромная, но на самомъ-то дѣлѣ болѣе научно поставленная, болѣе глубоко продуманная, чѣмъ разныя мечтательныя погруженія въ область выспреннихъ пареній въ неизвѣданное нѣчто, обыкновенно оказывающееся по провѣркѣ здравыми научными методами пустымъ и жалкимъ ничто. Философская физіономія г. Лесевича тѣмъ отличается отъ таковой большинства нашихъ философовъ, что онъ съ удивительною ясностью сознаетъ, по какому пути должно идти истинно-философское, т.-е. научное, мышленіе; онъ обладаетъ замѣчательнымъ умѣньемъ и рѣшительностью, и таковыя качества онъ всегда проявлялъ во все время своей достойной всякаго уваженія писательской дѣятельности, при устраненіи съ пути истинной философіи всякихъ поползновеній къ возврату къ старымъ философскимъ богамъ. Это обусловливается, по нашему мнѣнію, просто тѣмъ обстоятельствомъ, что г. Лесевичъ -- образованный философъ, т.-е. человѣкъ, не желающій замуровываться въ неприступную крѣпость неимѣющихъ смысла абстракцій, куда не проберется ни одинъ свѣтлый лучъ единаго научнаго метода, столь же обязательнаго для философіи,-- если только возможно ея существованіе, какъ отдѣльной науки,-- какъ и для всякой другой науки. Потому-то г. Лесевича ни подкупитъ никакая философская шумиха, въ какой бы соблазнительной формѣ, хотя бы и въ формѣ знаменитаго "поворота въ Канту", ни появилась передъ нимъ старая прелестница -- метафизика; онъ всегда съумѣетъ сорвать съ нея маску и подъ обворожительными чертами нарумяненнаго иногда научными румянами, а иногда и просто громко бряцающими словесами, лицо этой сирены, открываетъ ея беззубыя челюсти и блѣдное, выцвѣтшее лицо издыхающаго догматизма. Въ силу такихъ критическихъ свойствъ ума автора, его труды, несмотря на то, что онъ не дѣлаетъ никакихъ оригинальныхъ вкладовъ въ мышленіе человѣчества, составляютъ всегда цѣнное пріобрѣтеніе для нашей довольно бѣдной философской литературы, а вновь появившійся его этюдъ, по нашему мнѣнію, былъ бы такимъ пріобрѣтеніемъ даже въ такой богатой литературѣ, какова, наприм., нѣмецкая. Къ г. Лесевичу вполнѣ можно примѣнить его собственныя слова: "не всѣмъ же бѣжать въ прошлое или путаться въ паутинѣ грёзъ; есть, къ счастью, и такіе, которые могутъ сохранять неуязвимость не только при сопоставленіи съ пошлыми, но даже съ истинно-талантливыми реставраторами антикварнаго хлама и хитроумными вѣстовщиками всякаго рода философской галиматьи. Въ вѣчной борьбѣ съ рутиной и лицемѣріемъ, они знаютъ, что торжество истины не позади ихъ, а впереди... озабоченные задачами, выпавшими на ихъ долю, они знаютъ, что имъ доводится переживать такой кризисъ философіи, подобнаго которому нельзя отыскать въ прошедшемъ, и потому перипетіи этого кризиса и плодъ его и поглощаютъ все ихъ вниманіе". Задача этюда г. Лесевича и состоитъ именно въ томъ, чтобы нарисовать картину развитія этого кризиса, не кризиса позитивизма, будто бы совершающагося теперь въ Европѣ, какъ то представилось нѣкоторымъ русскимъ философамъ,-- не кризиса, характеризуемаго пресловутымъ поворотомъ въ Канту, а совсѣмъ иного кризиса, при которомъ исходною точкой эволюціи является "поворотъ къ Юму", а конечнымъ ея пунктомъ -- разрушеніе послѣдняго прибѣжища метафизики -- теоріи познанія, при посредствѣ возвышенія этой научной дисциплины на степень настоящей науки, построенной на основахъ психологіи, и, стало; быть, уничтоженіе, въ концѣ-концовъ, самой философіи въ качествѣ отдѣльной научной дисциплины. "Философія, какъ отдѣльная наука,-- говоритъ г. Лесевичъ,-- теряетъ свой raison d'être. Выдѣлить ее, какъ самостоятельный элементъ эволюціи, становится невозможнымъ, признаніе ея отдѣльною наукой и, вмѣстѣ съ тѣмъ, выразительницей устойчиваго состоянія всѣхъ элементовъ эволюціи дѣлается невозможнымъ, такъ какъ такое признаніе грѣшило бы внутреннимъ противорѣчіемъ". Такимъ образомъ, философія, переставъ быть отдѣльною наукой, становится "мѣрой высотъ научнаго мышленія, показательницей шири научнаго обобщенія, выразительницей характера науки, проявляющагося въ охватываніи единичнаго взглядомъ, устремленнымъ на цѣлое, и въ привлеченіи представленія цѣлаго для разсмотрѣнія единичнаго". Понятно, что, при подобномъ взглядѣ на дѣло, самый терминъ "научная, философія", какъ это признаетъ авторъ, слѣдуя въ этомъ Авенаріусу, есть плеоназмъ, нѣчто вродѣ знаменитаго измышленія о "научной наукѣ"; но этотъ плеоназмъ оправдывается тѣмъ соображеніемъ, что истинное понятіе философіи остается и до сихъ поръ невыясненнымъ, что "научную философію все еще представляютъ себѣ однимъ изъ направленій отдѣльной науки-философіи и не хотятъ видѣть въ ней упраздненія всѣхъ этихъ направленій, устраненія этой мнимой философіи и замѣну всѣхъ возможныхъ созерцаній и мечтаній положительными результатами науки
   Какъ видите, задача, поставленная себѣ г. Лесевичемъ, задача первостепенной важности. Конечно, дать отвѣтъ на всѣ вопросы, являющіеся сами собой, когда внимательно слѣдишь за развитіемъ процесса, изображеннаго авторомъ, онъ не могъ и не хотѣлъ, но онъ сдѣлалъ еще лучше: онъ намѣтилъ себѣ и другимъ путь для рѣшенія такихъ вопросовъ, а это всегда и должно составлять основное стремленіе философски мыслящаго человѣка.
   Въ заключеніе, сдѣлаемъ только одно замѣчаніе: намъ представляется, что авторъ нѣсколько болѣе мрачно смотритъ на дѣло торжества научной философіи, чѣмъ бы слѣдовало. "Во всѣхъ тѣхъ случаяхъ, когда неутолимая жажда познанія" является предметомъ гордости, внушающей мысль о возвышенности присущихъ личности стремленій, когда жизнь, съ ея такъ часто идущими въ разрѣзъ съ личными хотѣніями и пареніями фантазіи суровой дѣйствительностью, представляется грубою и низменною, когда просторная и податливая область творчества, въ противуположеніи съ житейскою юдолью, выставляется какъ превыспренній міръ идей и неизреченныхъ созерцаній,-- метафизика остается и навсегда (?) останется убѣжищемъ неизмѣннаго и сладостнаго успокоенія. Поэтическія души, импульсивныя натуры не перестаютъ и не перестанутъ возвращаться къ самымъ разнообразнымъ формамъ отжитаго, какъ къ залогу блаженства, опирающемуся на опытъ вѣковъ?.. Громкихъ фразъ, искусственной и напускной восторженности всегда будетъ, конечно, не менѣе, чѣмъ сколько ихъ въ обращеніи и въ настоящее время, и метафизика не одинъ еще разъ, конечно, переживетъ такую эпоху, когда "со всевластнымъ произволомъ станутъ трактовать результаты научнаго изслѣдованія, станутъ извращать и коверкать" ихъ до тѣхъ поръ, пока они не подойдутъ подъ требованія "системы". Очень ярко нарисованная картина, но было бы грустно за будущее человѣчества, если бы юна была вѣрна; намъ даже какъ-то не вѣрится, что нарисовалъ ее никто иной, какъ тотъ самый г. Лесевичъ, который прекрасно понимаетъ, какой великій "дѣйственный" принципъ кроется въ теоретическихъ основахъ научной философіи. Это "вѣчно", "всегда", "не перестанутъ" и т. д. способны морозить кровь въ жилахъ и ученаго, и просто горячо чувствующаго и думающаго человѣка. Къ счастью для насъ всѣхъ, все это -- неправда. Здравый смыслъ толпы всегда на сторонѣ реальности, а не на сторонѣ маститой метафизики; чтобы онъ могъ преодолѣть всѣ окутывающіе его до сихъ поръ туманы метафизики и телеологіи, ему нужно только одно -- подлинное, настоящее знаніе. А это дѣло рукъ человѣческихъ и оно будетъ, несомнѣнно будетъ сдѣлано. А когда это будетъ сдѣлано, тогда даже "поэтическія души" и "импульсивныя натуры" съумѣютъ находить "неизмѣнное и сладостное успокоеніе" въ чемъ-нибудь получше, чѣмъ "формы отжившаго".

"Русская Мысль", кн.I, 1892

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru