Лермонтов Михаил Юрьевич
Кавказец

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 5.79*15  Ваша оценка:
  
  
  
  
    Михаил Юрьевич Лермонтов. Кавказец


  

  --------------------------------------------------------------------------

       Очерк, 1841г

       Издательство "Правда". Москва. 1969

       Собрание сочинений в четырех томах. Том No 4. Стр. 336-339

       OCR: Белов Павел

  --------------------------------------------------------------------------

  

       Во-первых, что такое именно кавказец и какие бывают кавказцы?

       Кавказец  есть  существо  полурусское,  полуазиатское,  наклонность   к

  обычаям восточным берет над ним перевес, но он стыдится ее при  посторонних,

  то есть при заезжих из России. Ему большею частью от тридцати до сорока пяти

  лет; лицо у него загорелое и немного рябоватое; если он не штабс-капитан, то

  уж  верно майор. Настоящих кавказцев вы  находите  на  Линии; за  горами,  в

  Грузии, они имеют  другой  оттенок;  статские  кавказцы редки:  они  большею

  частию неловкое  подражание, и  если вы  между ними встретите настоящего, то

  разве только между полковых медиков.

       Настоящий кавказец человек удивительный,  достойный всякого уважения  и

  участия. До восемнадцати  лет  он  воспитывался в  кадетском корпусе и вышел

  оттуда  отличным  офицером;  он  потихоньку  в  классах  читал  "Кавказского

  пленника" и  воспламенился  страстью к Кавказу. Он с десятью  товарищами был

  отправлен  туда на казенный счет с большими надеждами и маленьким чемоданом.

  Он  еще  в  Петербурге сшил себе ахалук,  достал мохнатую шапку и черкесскую

  плеть на ямщика. Приехав в Ставрополь, он дорого заплатил за  дрянной кинжал

  и первые  дни, пока не надоело, не снимал его ни днем, ни ночью. Наконец, он

  явился в свой полк, который  расположен на зиму в какой-нибудь  станице, тут

  влюбился, как следует, в казачку, пока, до экспедиции;

       все  прекрасно!  сколько  поэзии! Вот  пошли  в  экспедицию; наш  юноша

  кидался  всюду, где только провизжала  одна пуля. Он думает  поймать  руками

  десятка два  горцев, ему  снятся страшные битвы, реки  крови  и генеральские

  эполеты. Он во сне совершает рыцарские подвиги - мечта, вздор, неприятеля не

  видать, схватки редки, и, к его великой печали, горцы не выдерживают штыков,

  в  плен  не сдаются,  тела свои уносят. Между тем жары изнурительны летом, а

  осенью слякоть и холода. Скучно!Јпромелькнуло пять, шесть лет: все одно и то

  же.  Он приобретает  опытность,  становится  холодно  храбр  и  смеется  над

  новичками, которые "подставляют лоб без нужды.

       Между тем  хотя грудь  его  увешана  крестами, а чины  нейдут. Он  стал

  мрачен и молчалив; сидит  себе да покуривает из маленькой трубочки; он также

  на  свободе читает Марлинского и говорит, что очень хорошо;  в экспедицию он

  больше  не напрашивается: старая  рана болит! Казачки  его не прельщают,  он

  одно  время  мечтал  о  пленной  черкешенке,  но  теперь  забыл  и эту почти

  несбыточную мечту. Зато у него явилась новая  страсть, и тут-то он  делается

  настоящим кавказцем.

       Эта страсть родилась вот каким образом: последнее время он подружился с

  одним  мирным  черкесом, стал ездить  к нему  в  аул.  Чуждый  утонченностей

  светской и  городской  жизни, он  полюбил  жизнь простую  и дикую;  не  зная

  истории  России  и  европейской  политики, он  пристрастился  к  поэтическим

  преданиям народа воинственного. Он понял вполне нравы и обычаи горцев, узнал

  по именам их богатырей,  запомнил родословные главных семейств. Знает, какой

  князь  надежный и какой плут; кто с кем  в  дружбе и между кем  и  кем  есть

  кровь. Он  легонько маракует по-татарски; у него  завелась шашка,  настоящая

  гурда,  кинжал  -  старый базалай, пистолет  закубанской  отделки,  отличная

  крымская  винтовка, которую он сам смазывает, лошадь  - чистый шаллох и весь

  костюм черкесский, который надевается  только в важных случаях и  сшит ему в

  подарок  какой-нибудь дикой  княгиней.  Страсть  его  ко  всему  черкесскому

  доходит до невероятия.  Он готов целый день  толковать  с грязным узденем  о

  дрянной лошади и  ржавой винтовке и  очень любит посвящать других в таинства

  азиатских  обычаев.С  ним бывали разные казусы предивные, только послушайте.

  Когда новичок  покупает оружие или лошадь у его приятеля  узденя, он  только

  исподтишка улыбается. О горцах он вот как отзывается: "Хороший народ, только

  уж такие азиаты! Чеченцы, правда, дрянь, зато уж кабардинцы  просто молодцы;

  ну есть и между  шапсугами народ изрядный,  только  все с кабардинцами им не

  равняться,  ни одеться так не  сумеют,  ни верхом проехать... хотя  и  чисто

  живут, очень чисто!"

       Надо иметь предубеждение кавказца, чтобы отыскать что-нибудь  чистое  в

  черкесской сакле.

       Опыт  долгих  походов  не научил  его  изобретательности,  свойственной

  вообще  армейским  офицерам;  он  франтит  своей  беспечностью  и  привычкой

  переносить неудобства военной жизни, он возит с собой только чайник, и редко

  на его бивачном огне варятся щи. Он равно в жар и в холод носит под сюртуком

  ахалук  на  вате и  на  голове баранью  шапку;  у него сильное предубежденье

  против шинели в пользу  бурки; бурка его  тога,  он в нее драпируется; дождь

  льет  за  воротник,  ветер  ее  раздувает  -  ничего!  бурка,  прославленная

  Пушкиным, Марлинским и портретом Ермолова, не сходит с его плеча, он спит на

  ней и  покрывает  ею  лошадь; он пускается на разные хитрости и  пронырства,

  чтобы  достать настоящую андийскую  бурку, особенно  белую  с  черной каймой

  внизу, и тогда уже смотрит на других с некоторым презрением. По его  словам,

  его лошадь скачет  удивительно -  вдаль!  поэтому-то  он  с вами не  захочет

  скакаться только на пятнадцать верст. Хотя ему порой служба очень тяжела, но

  он  поставил  себе  за  правило  хвалить кавказскую  жизнь; он  говорит кому

  угодно, что на Кавказе служба очень приятна.

       Но годы бегут, кавказцу уже сорок  лет, ему хочется домой, и если он не

  ранен, то поступает иногда таким образом: во время перестрелки кладет голову

  за камень, а ноги выставляет на пенсион; это выражение там освящено обычаем.

  Благодетельная пуля  попадает в ногу,  и  он счастлив. Отставка с  пенсионом

  выходит,  он  покупает  тележку,  запрягает  в  нее  пару  верховых  кляч  и

  помаленьку  пробирается на родину, однако останавливается всегда на почтовых

  станциях, чтоб поболтать с проезжающими.  Встретив его, вы тотчас отгадаете,

  что он на-

       стоящий, даже в Воронежской  губернии он  не снимает кинжала или шашки,

  как  они его ни беспокоят. Станционный смотритель слушает его с уважением, и

  только тут  отставной герой позволяет себе прихвастнуть, выдумать  небылицу;

  на  Кавказе он скромен - но  ведь кто ж ему в России докажет, что  лошадь не

  может проскакать одним духом двести верст  и что никакое ружье не возьмет на

  четыреста сажен  в цель? Но  увы, большею  частию он слагает свои косточки в

  земле  басурманской.  Он  женится редко,  а  если  судьба  и  обременит  его

  супругой,  то  он  старается  перейти  в  гарнизон  и  кончает  дни  свои  в

  какой-нибудь  крепости, где жена предохраняет  его от гибельной для русского

  человека привычки.

       Теперь  еще  два  слова  о  других кавказцах,  ненастоящих.  Грузинский

  кавказец отличается тем от настоящего, что очень любит кахетинское и широкие

  шелковые шаровары. Статский кавказец редко облачается в азиатский костюм; он

  кавказец более  душою,  чем телом:  занимается археологическими  открытиями,

  толкует  о  пользе  торговли  с  горцами,  о  средствах  к  их  покорению  и

  образованию.  Послужив  там  несколько  лет, он обыкновенно  возвращается  в

  Россию с чином и красным носом.

  

  

  

  
Оценка: 5.79*15  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru