С точки зрения обычного ходячего мнения понятие об изобретательстве применимо только к изобретательским актам в области производства материальных ценностей. Механический ткацкий станок, паровая машина, электрическая лампочка накаливания, телеграф, телефон, динамомашина и т. д. и т. д. -- вот подлинные продукты настоящей изобретательской мысли, и если. мол. говорить о гениях изобретательства, то следует назвать ряд известных имен -- Франклина, Картрайта, Морзе, Эдисона, Маркони и многих других в том же роде. Если же в список гениев изобретательства вы попытаетесь включить тех или иных творцов политических систем, создателей крупнейших идеологических и революционных ценностей, если, например, назовете такие имена, как Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин, то 9 из 10 ваших слушателей или читателей широко раскроют изумленные глаза или искривят губы иронической недоверчивой улыбкой.
-- Ха-ха!.. Ленин -- изобретатель!.. Ленин рядом с Эдисоном?! Да ведь Ленин в жизни своей никогда не изобрел не только какого-нибудь замысловатого аппарата в области техники, но даже усовершенствованной зажигалки для любителей курева.
И на первый взгляд кажется, что и в самом деле было бы смешно приписывать Ленину амплуа Эдисона. Ведь что такое Эдисон? Во что оценивает буржуазия мысль, мозг этого великого изобретателя? Автор одной из статей в нью-йоркском "Таймсе" (24 июня 1923 года), задаваясь этим вопросом, отвечает на него указанием на то. что в деловом и промышленном мире мозг Эдисона расценивается с точки зрения одних только американских капиталов, эксплоатирующих эдисоновские изобретения, в 15 биллионов (миллиардов) долларов, что составляет 20 проц. стоимости всего золота, добытого из копей земного шара со времени открытия Америки. И тут же он перечисляет главнейшие отрасли промышленности с указанием размера помещенного в них капитала: кинематограф --1.250 миллионов долларов, телефон -- 1.000 миллионов и т. д.
Ну, а Ленин? "Во сколько" можно оценить его мозг с точки зрения той "пользы", которую человечество извлекло и еще долго будет извлекать из "изобретательской" продукции этого мозга? Такого рода подсчет был бы очень затруднителен, и притом вовсе не потому, чтобы полезность этой продукции была ничтожной, нулевой в глазах "делового" мира, а именно потому, что она неисчислимо велика при оценке порожденных ею культурных (в самом широком смысле слова) благ.
Попробуйте, например, перевести на язык "делового мира" ту "пользу". которую извлекла значительная часть человечества, живущая на территории СССР (если даже для простоты ограничиться рассмотрением только этой территории), от того величайшего изобретательского акта революционного творчества, который в историю вошел пол именем Октября. Освобожденный этим актом мир трудящихся на шестой части земной суши стал создавать материальные ценности на основе новых методов производства. Кривая, характеризующая рост социалистического строительства, вызванного к жизни нашим Октябрем (ленинским Октябрем), неудержимо круто ползет вверх. Национальное богатство страны по сравнению с дореволюционной эпохой выросло во много раз, и если бы мы захотели выразить этот рост в миллиардах рублей, то уже и теперь получили бы эффектную цифру, действующую на воображение не в меньшей степени сильно, чем 15 миллиардов, извлеченных американским капиталом из счастливых свойств эдисонова мозга. Наша перспектива "догнать и перегнать" весь остальной мир стала до такой степени реальной после побед первой пятилетки, что даже от'явленные недруги Советской страны начинают уже верить и считаться с этой реальностью.
Но само собою разумеется, что оценивать продукцию творческого ленинского гения только на рубли с целью сравнения "стоимости" мозга Ленина и Эдисона по способу людей кошелькового порядка было бы просто буржуазной пошлостью. Хотя мы, большевики, и материалисты, хотя мы вовсе не склонны игнорировать того фактора жизни, который выражается в миллионах тонн производимых или добываемых тут или там чугуна, стали, угля и т. д. и т. д., но мы никогда не упускаем из виду колоссальной разницы между двумя типами изобретательства, символизируемыми в данном случае именами Эдисона и Ленина. Не только Эдисон, но и все изобретатели старого мира, давшие капиталистам многие и многие миллиарды золота, бессильны были предотвратить (а в известном смысле лаже ускоряли) процесс загнивания капитализма, процесс его разложения и умирания. Они не были в состоянии отвести от старого мира костлявую руку голодной смерти, которая сжимает сейчас за горло все обездоленное человечество, где царит еще и свирепствует старый хищник в образе помещика, фабриканта, банкира и фашистского заплечных дел мастера. Они не в силах были противопоставить грядущему в мир призраку ужаса, безысходного горя и отчаяния жертв нынешнего кризиса, охваченных тисками проклятой безработицы, -- хотя бы один луч света, исходящий от навеки померкнувшего в наши дни капиталистического "просперити" (процветания).
Можно было бы потерять всякую радость жизни, озираясь на эту картину капиталистического промышленного ада. Но, к счастью, яркий свет идет, разгораясь алым полымем восходящего солнца коммунизма, из страны, которая широко раскинулась от границ залитой кровью рабочих и крестьян Румынии и Польши до берегов Тихого океана.
Со всех сторон за рубежом СССР несутся стоны удушаемых, пытаемых, расстреливаемых и обреченных на муки голода рабочих и крестьян. Но в стране строящегося социализма вся масса трудящихся охвачена энтузиазмом борьбы за новые формы жизни. Растут новые гиганты-заводы. Города и деревни заполняются радостным шумом трудового творчества. Что ни день, то новый приятный сюрприз: задымила новая домна, загрохотал своими колесами новый завод, брызнул к небу тысячами тонн нефти новый фонтан, весело пробежал по свежепроложенным рельсам расцвеченный красными флагами первый поезд. И всюду, всюду картина оживленной и одухотворенной жизни колоссального человеческого муравейника, над которым не висят ужасы безработицы и в котором каждый имеет право и обязанность быть деятельным членом великой трудовой семьи. А завтра, в следующую, скажем для примера, пятилетку, когда мы вплотную приблизимся или войдем в царство бесклассового общества и когда мировой Октябрь, ускоренный расцветом нашего социалистического "просперити", похоронит старый общественный строй, полный зла и насилия, под развалинами совершенно обветшалого капиталистического здания, тогда над нами и на а всем вообще человечеством засияет такое яркое солнце коммунизма, которое высушит все слезы обездоленных людей вчерашнего дня, сгонит с лица нового человека всякую хмурую тень.
Вот о чем нам нужно говорить, взвешивая и расценивая "эффективность" изобретательского мозга Ленина.
Правда, могут сказать, что Ленин не был демиургом (творцом) истории наподобие сказочных творцов неба и земли, что роль очень крупных единиц социального изобретательства в нашем социалистическом строительстве принадлежит и другим великанам в том же роде, работавшим рядом с Лениным и после Ленина, -- например, нашему нынешнему железному вождю тов. Сталину, с именем которого мы связываем прежде всего представление о колоссальных сдвигах в области, индустриализации и коллективизации нашей страны. Да и вообще было бы неверно, не по-марксистски противопоставлять личность отдельного человека, хотя бы даже гениальнейшего из гениальнейших людей, социальной среде бесчисленного множества маленьких общественных единиц, подобно тому как в старое время народники идеалистически противопоставляли "героя" толпе, фетишизируя "критически мыслящую" личность первого и презрительно поглядывая в сторону второй.
Но ведь мы и не забываем этого обстоятельства, когда говорим о гении Ленина (как и вообще всякого человека крупного масштаба). Мало этого, вполне допустимо и такое парадоксальное утверждение, что Ленин всей своей гениальной деятельностью способствовал тому, чтобы уравнять "критически мыслящую личность" с "толпой", чтобы сделать ненужным исключительное значение отдельного гения в жизни человечества. В своем раннем труде "Что такое друзья народа" Ленин говорит в защиту марксистской интеллигенции от нападков Михайловского и Ко, что "не может быть сектаторства, когда задача сводится к содействию организации пролетария, когда, следовательно, роль "интеллигенции" сводится к тому, чтобы сделать ненужными особых интеллигентных руководителей". Он, конечно, не страдал пороком недооценки полезной роди тех редких высокоодаренных специалистов -- инженеров, изобретателей и т. д., без которых нельзя обойтись.