Lib.ru/Классика: Леонтьев Константин Николаевич. Письмо провинциала к Г. Тургеневу

К.Н. Леонтьев. Полное собрание сочинений и писем в двенадцати томах

Том девятый. Литературно-критические статьи и рецензии 1860-1890 годов

С.-Пб., "Владимир Даль", 2014

ПИСЬМО ПРОВИНЦИАЛА К Г. ТУРГЕНЕВУ

Я прочел "Накануне" с увлечением, но оно неприятно потрясло меня... В деревне нет возможности иметь разом под рукою все журналы и сообразить все критические отзывы. Я прочел статью г. Дарагана, и она не удовлетворила меня; я порадовался многому встреченному в ней, но еще приятнее был поражен заметкой и забавными стихами "Искры", направленными против моральной точки зрения г. Дарагана. Не знаю, отчего г. Дараган не мог резко отделить нравственный вопрос от эстетического. Хотя эти две стороны обыкновенно бывают связаны органически и в жизни, и в поэзии, но разделение их при разборе нетрудно, особенно если, как в "Накануне", бессознательное принесено в жертву сознательному.

Понятно, что теперь, при сильно изменившемся духе общества, при открытом стремлении к прогрессу, нравственно-исторические вопросы везде пролагают себе путь, везде слышен голос искренней любви к пользе, поэзия говорит о высокой деятельности, и критика принимает нередко более исторический, чем художественный характер. Даже в тех критических статьях, где видно глубокое понимание изящного и слышна горячая любовь к поэтическому, даже и в них на первом плане является современно или несовременно русское. Для примера я вспомню о разборе "Дворянского Гнезда" г. Анненковым и о разборе "Обломова" г. Ахшарумовым. Подобные статьи, чуждые грубой догматизации, верные, горячие, не могут не возбуждать сочувствия. Но рядом с грациозностью мысли в первой статье, рядом с ее задушевностью, ее собственным изяществом (несмотря на некоторую крутизну слога), в памяти является недавняя статья г. Дарагана, где недостаточно объяснены художественные недостатки вашего "Накануне", где явно неловкое посягательство на независимость нравственного идеала и странное понимание морали. В самом деле, порицая "Накануне" как творение, Инсарова и Елену -- как поэтические типы, зачем нападать на нравственную сторону Елены, именно на абсолютно нравственную сторону, а не на относительную, не на русскую пятидесятых годов? Читая "Накануне", статью Дарагана и ядовитую заметку "Искры", я мучился желанием отвлечь нравственный вопрос от эстетического... Не знаю, удалось ли мне это, но я, по вашему совету, надену свой медный таз на голову и буду верить, что это шлем; вы вполне правы: без частицы такой веры жить нельзя. Нельзя не чувствовать, при первоначальном чтении романа, тех эстетических недостатков, на которые указывает г. Дараган; нельзя не быть удовлетворенным, когда он чует поэтическую безжизненность Елены и Инсарова (я говорю "чует", потому что он неотчетливо высказал свой приговор с этой точки зрения). Мне кажется, что он даже слишком снисходителен к вам, как к художнику, недостаточно показал, до какой степени вы недостойны сами себя, как поэт, в этом романе, недостойны творца "Рудина", "Гнезда", "Муму", "Затишья", даже "Записок Охотника", которые, однако, много уступают в деле зрелой красоты этим повестям. Что за математическая ясность плана! Разве такова жизнь? Жизнь проста; но где ее концы, где удовлетворяющий предел красоты и безобразия, страдания и блаженства, прогресса и падения? Отвлеченное содержание жизни, уловляемое человеческим рефлексом, тенью скользит за явлениями вещественными, и воздушное присутствие этой тени и при взгляде на реальную жизнь, и при чтении способно возбудить своего рода священный ужас и восторг. Но приблизьте эту тень так, чтобы она стала не тенью, чтобы она утратила свою эфирную природу -- и у вас выйдет труп, годный только для рассудка и науки... Отчего "Рудин" так высоко поднимает душу, так любим всяким русским умом, умевшим хотя немного жить для идеала? Отчего "Гнездо" так умиляет, примиряет сердце? Оно написано тем ярким, сжатым языком, которым написано почти все лучшее у вас, в котором теснятся образы за образами, мысли и чувства друг за другом, почти нигде не оставляя тех бледнеющих промежутков, которыми полна действительная жизнь и которых присутствие в изложении непостижимо напоминает характер течения реального перед наблюдающей душой, напоминает так же неуловимо, как известный размер стиха или музыка напоминает известные чувства. Несмотря на эту резкость языка, которого течение похоже больше на течение ярких воспоминаний в воображении, чем на течение жизни, несмотря на это, "Гнездо" поэтично и эфирно, потому что мысль о прогрессе, протекающая под живыми явлениями драмы, не первая бросается в глаза. Уже остывши от первой грусти и умиления, слышишь ее присутствие и не знаешь даже, сознавал ли ее сам автор или нет. Несмотря на ту же яркость языка, герои ваши здесь, как справедливо выразился г. Анненков, представлены не с грубой выразительностью. В "Затишье" то же. Здесь читатель не потрясен так сильно, как в "Гнезде", не торжествует, как в "Рудине", не говорит: "вот он, вот он -- тот, кого я ждал давно!"; здесь все лица являются как бы с равными правами; то боишься за Астахова, когда его вызвали на дуэль, и заботишься о нем, то сочувствуешь Веретьеву и понимаешь его презрение к положительному юноше, то веселишься с сестрой Веретьева, то любуешься на тупую силу и античную простоту малороссиянки, утонувшей в пруду. Здесь все лица достигли крайнего предела индивидуализации; им угрожала даже опасность потопить ахеронский челн, о котором говорил Шиллер; природа грозила убить искусство; но ваш художественный такт одной трагической чертой возвратил им всем эстетическую жизнь. Где здесь нравственный исход? Что хотел сказать автор? чья вина? что надо сделать? мы этого не видим ни в "Рудине", ни в "Гнезде", ни в "Затишье"... Душа полна, и грусть ее отрадна, потому что она слышит близость бога красоты! Ничего подобного не слышится при чтении "Накануне". Определить с точностью, почему это -- едва ли возможно... Вы не перешли за ту черту, за которой живет красота, или идея жизни, для которой Mip явлений служит только смутным символом. А какая цена поэтическому произведению, не переходящему за эту волшебную черту? Она невелика; если в творении нет истины прекрасного, которое само по себе есть факт, есть самое высшее из явлений природы, то творение падает ниже всякой посредственной научной вещи, всяких поверхностных мемуаров, которые по крайней мере богаты правдой реальной и могут служить материалами будущей науки жизни и духовного развития. В чем же слабость "Накануне"?.. Я изложу то, что я думаю об этом. "Я в некоторых случаях есть признак скромности", -- сказал недавно один француз Paul de Molines, описывая очень привлекательно свои военные впечатления в Турции и Крыму (Commentaires d'un soldat; Revue de deux Mondes). Я буду следовать его примеру.

План романа, сказал я, прост. Я выразился не совсем удачно: лучше было бы назвать его слишком выразительным, ясным, резким; от него не веет волшебной изменчивостью, смутою жизни. Возьмите все лица: KàK ясно, что они собрались для олицетворения общественных начал! Автор говорит нам: "Вот скромный, добрый, робкий ученый, настойчивый, но не боец; вот умный, капризный и слабый художник, теряющий не раз чувство собственного достоинства, быстро переходящий от самоуверенности к самоуничижению; вот человек энергический и настойчивый, вовсе не поэт, а сухой и железный делец (Курнатовский)". Вот лучшие представители русской молодежи! Где же идеалист настойчивый? Где человек, употребляющий энергию, практичность, упрямство не на сухое или личное дело, как Курнатовский или Штольц, а на дело теплое, вскормленное самими привычками в душе, даже не слишком умной, на дело, способное внушить любовь и уважение и скромному ученому, и подвижному артисту, и девушке с высокой душою? Где наш Дон-Кихот, без избытка комизма, с верой почти бессознательной, чистый, честный и покойно-деятельный? Как справедлив этот выбор с исторической точки зрения! Поразительно в самом деле то, что энергические и настойчивые люди у нас, по большей части, нехороши направлением, непривлекательны, а люди с душой и мыслью редко энергичны и никогда почти не богаты упрямством. Быть может, это от того, что ранний успех в делах и раннее успокоение души, которые достаются на долю русским практикам, с одной стороны, лишают их той печати страданий, сомнений и идеализма, которые нам так драгоценны в нашем прошедшем, а с другой -- ставят их в такую общественную колею, от которой отвращается ум, зараженный уже лучшими социальными идеалами. Это так; но, к несчастию, немногим удавалось оживить такое стеснение резких, ясных начал дыханием поэзии. Стоит только вспомнить "Лелию", "Un compagnon d'un Tour de France" и т. п., чтобы видеть, как скоро стареются произведения, в которых отвлечение везде пробивается наружу, несмотря на яркость образов, на обилие и глубину издержанных мыслей, как скоро такие произведения становятся только годными для истории влияния литературы на общественную нравственность и для истории обратного влияния, вроде обзоров Шлоссера.

Обыкновенно такие произведения с первого раза все наружу и лишены той способности к вечному обновлению, которою одарены создания более туманные. Уже и в "Рудине" было видно подобное стремление собрать нескольких представителей и поставить их всех в более или менее враждебное столкновение с человеком, Гамлетом в частной жизни и Дон-Кихотом в общественной, с человеком, у которого все сознательное неудачно и бессознательное великолепно... Все эти люди, если стараться применить к ним ваши два вечные типа -- или Дон-Кихоты в частной жизни, но об общих вопросах забыли и думать (Волынцев, Наталья, даже Лежнев), или Гамлеты везде, если не умом, то эгоизмом (Ласунская, Пигасов, Пандалевский). Но в этой повести отвлеченное духовное начало, олицетворяемое отдельными лицами, являлось едва решающим за их движениями, речью, крупными поступками, за всей физиономией их; богатство отвлеченного содержания входило только элементом, усиливающим красоту целого. И к тому же самая идея этой повести так симпатична для лучшего русского меньшинства, что если б она и была хуже, то ее любили бы современники.

Второй недостаток романа, имеющий более общий характер, это те механические приемы, которые вы употребили для объяснения читателю, что Инсаров -- человек дела не сухого, а поэтического... Я не стану говорить, как г. Дараган, что худощавый болгар не мог бросить в воду пьяного и огромного немца: такие придирки недостойны честного обращения с искусством. Читатель и критик не обязаны ходить с динамометром, чтобы определять с точностью степень физической силы действующих перед ними лиц. Я жалуюсь только на безжизненность всего этого, на отсутствие откровения изящного и в сцене спасения дам, и в сцене встречи у часовни, и в других местах... Чтоб уяснить себе немного все это необъяснимое, я вспоминаю только некоторые черты из ваших прежних творений: вспоминаю я то место, когда Рудин ждал Наталью на возвышении, а горничная упрекала его за то, "что они стоят на юру". Как они хороши оба в эту минуту, и горничная, и Рудин!.. Вот истинное откровение! Какое наслаждение для читающего! Оно наивно жаждет соединения навеки энергической, свежей и богатой девушки с глубокомысленным и шатким странником; он готов верить в счастье для Рудина и для нее, в укрепление его и в ее просветление... Этот высохший пруд, около которого свершено было когда-то ужасное преступление, эта девка, которая практичнее героя с львиной гривой... какая бездна образов, теней, воспоминаний, отвлечений проносится перед читателем в одно мгновение! Подобных мест много в ваших повестях; я кстати вспоминаю, KàK Лаврецкий ночью в саду отыскал губы Лизы, KàK он смотрел на ленты ее шляпы, висевшей на ветке; вопрос Лизы: "жолтый фиоль?", когда нянька рассказывала ей о мучениках Христианства, страстную сцену между Веретьевым и малороссиянкой (а ведь они, как нравственные типы, несравненно ниже Инсарова и Елены!) и т. д. И мало ли таких картин, полных глубины и прелести, я отыскал бы, не выходя из круга ваших повестей. Ничего подобного не чувствуешь при всех самых страстных, самых драматических сценах "Накануне"; все они как будто сделаны с усиленным стремлением к простоте и вечным, коренным красотам страсти; но вместо всего этого вышло что-то избитое и механическое.

Но довольно об этом. Перейдем к Елене. "Искра" основательно осмеяла г. Дарагана за его моральность. В самом деле, чем Елена не пример, как сознательное начало в душе автора?... Она пример во многом, и смешно упрекать вас за то, что она почти без борьбы пошла к Инсарову, сама отдалась ему, бросила вялую мать, беспутного отца и всю ту скуку, которая может овладеть в Москве незанятым практически человеком. За что же тут осуждать? Да вы это-то и хотели сказать; вы хотели сказать: "смотрите, она не борется, она так насквозь прониклась своим идеалом, что, увидав Инсарова, подумала: "вот он!"" Чем это не высокий тип своего рода в сознании автора? Это шаг вперед. Прогресс можно сравнить с падением на берег морской волны: предметы, которые остались на берегу, не уносятся обратным движением, и человек, мимоходом, не ныряя, может, если хочет, поднять их... Все усилия реакции не сотрут с лица земли осадков прогресса. Нам, русским, все равно, что "Джен Эйр", что "Лукреция Флориани"; нас не обманешь надеждами на филистерские спасения и на брачные окончания всех английских романов, которым, во что б ни стало, хочет верить английская публика; мы любим подобные явления, как один из лучших элементов жизни; но мы столько же любим непрочность и перерождение всех вещей, и никакой односторонний идеал не насытит наше разбегающееся воображение. Бесцветность нашего прошедшего открыла нам глаза, и, Бог знает, есть ли в нас что-нибудь такое, что бы мы сочли безукоризненным... Мы готовы действовать, если уж надо, но никто не заставит нас искренно уважать деятельность больше созерцания, хлопоты больше мышления. Что же за беда! Видно так надо. Быть может, на этой "tabula rasa" лучше расцветет (на время, конечно, как и всё!) без борьбы все то, что с воплями и слезами приобреталось в других местах -- не только расцветет, но уже и расцвело там и сям в тайниках семейных дел... Моральные сентенции г. Дарагана вполне стоят сравнения с "savon pudique", которым угостила его "Искра". Пусть наши девушки не борются и не боятся своего идеала, когда он сам собою или благодаря живому, поэтическому воспитанию окреп в младенческой душе. Вина ваша относительно Елены не в нравственном принципе, олицетворяемом ею, но, с одной стороны, в слабости его воплощения, с другой, в слабости воплощения Инсарова, а корень того и другого в несимпатичности Инсарова для русского вообще и для вас самих. Поговорим о первом. Здесь г. Дараган так прав, упрекая вас за недостаточное развитие основных свойств Елены и влияний ее воспитания, что я не прибавлю ни слова. Замечательно, что нравственное начало Елены сознано вами как бы самобытнее и яснее начала всех прочих ваших героинь (за исключением разве пленительной Лизы в "Гнезде"); а все живое чуждо этому холодному образу, к которому вы сами, быть может, равнодушны именно за тот выбор, который одобряет ваш рассудок в припадке русского самоуничижения. Елена -- бесцветный фон, на котором препираются более выпуклые фигуры Инсарова, Курнатовского, Берсенева и Шубина. Художественное самоотрицание убийственно для поэзии. Я позволю себе выражение немного грубое, быть может: если писателю невесело, не по себе с его лицами, едва ли уважение спасет их от холодности... Надо их любить, а не уважать; вы не любили Инсарова, вы любили Рудина, и он все озарил вокруг себя, и сама Наталья, которой нравственный принцип туманнее принципа Елены, вышла мила. Мы любим и уважаем ее не за силу, не за то, что она обуздала самолюбие Рудина у засохшего пруда, а за то, что она способна была полюбить его, еще не уразумев хорошо, в чем дело. Вы любили Шубина (он нам всем знаком); вы любили автора писем в "Фаусте", Горского ("Где тонко, там и рвется"), и не знаю, зачем вы казните в "Накануне" это изящное, колеблющееся начало. Не подобное ли начало долго было живительным в России? Не оно ли заплатило долгими страданиями за свои ошибки? Где польза? Сегодня одно, а завтра другое полезно. И разве только степень окончательной производительности важна? Разве менее важно отдаление от производительности, если ее направление противно? Разве изящество и многообразие натуры не есть сила сама по себе?..

Auch in der sittlichen Welt ist ein Adel. Gemeine Naturen

Zahlen mit dem was sie thun, schöne mit dem, was sie sind.

Так сказал Гёте; и если Шлоссер ропщет на него не без основания, так это потому, что точка зрения, выбранная им, по преимуществу нравственно-прогрессивная... Но, вероятно, старик не считает ее единственно возможною, и оговорка его насчет того, что он не претендует на объективность, мне кажется, относится прямо к свободному выбору точки зрения. Конечно, это опять дело авторской воли -- выбрать тот или другой принцип, заставить торжествовать начало экстенсивное, так сказать, жаждущее жизни, или начало отречения, односторонней интенсивности. Все рады за Джен Эйр, все сочувствуют ей, когда она предпочитает более живое, скажу даже, более эгоистическое начало в лице богатого, блестящего, страстного Рочестера началу труда, практической службе высокому идеалу, сухой интенсивности Сен-Джона. Сен-Джон и Инсаров, конечно, нисколько не похожи друг на друга; я вспоминаю их невольно вместе только, как более Дон-Кихотов, чем Шубин и Рочестер. Коррер-Бэлль могла бы и иначе кончить свой роман; и если б Рочестер не ослеп и жена его была бы жива, если б Джен Эйр уехала с Сен-Джоном, быть может, тогда роман утратил бы долю своей прелести, а все было бы понятно, потому что все лица живы, и Сен-Джон после Рочестера был любим автором, по крайней мере коротко знаком ему. Инсаров несколько яснее Елены, благодаря тому, что вы явственно описали его наружность, и еще тому, что, говоря о карикатурных статуэтках Шубина, вы упомянули о психологических элементах его нрава (туп, упрям и т. д.), но ясен -- не правда ли, не значит еще жив?... Живое всегда не слишком ясно и не слишком темно... Только благодаря вашей постоянной помощи Инсаров держится; вы заставляете всех говорить о нем; сам он почти ничего не проявляет характеристического, ничего такого, что б перенесло нас во внутренний Mip его. Опять скажу: как нравственный тип, он имеет полное право на уважение, подобно Елене; но сердце читателя закрыто и для него, и для нее, потому что психологические и исторические остовы их не облеклись у вас художественной плотью. Сделайте Инсарова более грубым, менее безукоризненным, пожалуй, развратным, буйным, но изобразите нам его дела, его теплоту, его Болгарию, и отпустите тогда с ним Елену... душа наша стеснилась бы завистью и наслаждением. Но где же турки, ножи, мать, которая его няньчила, отец, который кормил его? где его слабости и привычки? где живительный луч комизма, с которым превосходно мирится сила характера (помните -- забавные своим педантством поцалуи, которые каждый вечер отпускал Сен-Джон невесте Рочестера, все наивности героев Гомера, заставляющие нас улыбаться и освоиваться с этими греками и т. п.?). Русского мы поймем и без истории его развития, поймем и болгара дома, и готовым, и развивающимся; но болгар в Москве, без дела и без психической эмбриологии, непонятен и чужд душе. Поэтому-то страсть героини вашей так холодна, поэтому так неприятно действуют все черты ее; она возбуждает в иных местах даже отвращение; например, в минуты ее жосткости с привлекательным Шубиным, в ту минуту, когда она кокетливо делает рукою нос Инсарову. Главная же беда, мне кажется, в насиловании собственного вкуса, в предпочтении упрямой, ограниченной, но благородной направлением души -- душе изящной, разбегающейся, страдающей и мыслящей... Какие души нужнее, когда и где -- кто решит? Вы были правы, сказав, что у нас есть Шубины, Берсеневы, Курчатовские, что у нас теплые люди не дельцы, а дельцы не теплы. Нравственное предпочтение Инсаровых Курнатовским понятно и сродно каждому, но нравственное торжество Инсаровых над Берсеневыми и Шубиными непривлекательно для русской души (она не виновата!), а потому вы оставались холодны к уважаемым вами лицам, не возвели их "в перл создания"; одаряя их самыми прочными, полезными и высокими качествами, вы обращались с ними, как с хрупкими предметами, как бы боялись чем-нибудь уронить их. Вы не боялись уронить ни Рудина, ни Лаврецкого, ни лишнего человека, ни Горского: вы знали, что найдете, чем вознаградить их из самых горячих недр вашей русской души. И вот читатель готов ощущать почти неприязненное чувство к личностям Инсарова и Елены и не вознагражден за это чувство эстетическим восторгом, который овладевает нами даже и при глубоком изображении порока. Вы имеете право сказать, что самое заглавие вашей повести относится к прошедшему: что "Накануне" (если я не ошибся) значит "накануне рассвета после войны", что теперь уже явились там и сям русские Штольцы и русские Инсаровы. Но теплое и трепещущее жизнью не возбуждает возражения, несмотря на историческую отсталость. Взгляните на Обломова: кто мог ожидать появления такого забытого типа? Казалось, вопрос о лени был исчерпан до дна. Кто видит теперь чистых Обломовых? Однако многие нашли его в себе, по крайней мере, в прошедшем своем, и обрадовались ему, как старому знакомцу, которого как будто недоставало где-то... Многие любят и даже уважают его, противодействуя ему в жизни. Возьмем также Рудиных: их уже нет давно; самый непрактичный по природе теперь стал практичнее, когда отворилось много дверей; но кто жил полной жизнью и откликался на многое, для того этот образ неизгладим; его ждали давно. Вы знаете лучше всякого из нас, что творения истинно поэтические выплывают всё более и более с течением времени из окружающей мелочи; огонь исторических, временных стремлений гаснет, а красота не только вечна, но и растет, по мере отдаления во времени, прибавляя к самобытной силе своей еще обаятельную мысль о погибших формах иной, горячей и полной жизни. Вот мои чувства; если вы найдете их годными для печати, я буду очень рад.

Знакомый вам провинциал.

1860 г. Апрель.

ВАРИАНТЫ И РАЗНОЧТЕНИЯ

В угловых скобках даются фрагменты текста, вычеркнутые или претерпевшие правку в ВРС. Полужирным шрифтом показаны вставки в ВРС и в авторских экземплярах (гранки, оттиски и т. д.). Очевидные опечатки (например: "издерка" вместо "изредка") не учитываются.

ПИСЬМО ПРОВИНЦИАЛА К Г. ТУРГЕНЕВУ

Текст ОЗ: 1860. Т. 130. No 5. Отд. III. С. 18--27.

С. 7

²⁴ современно<,> или несовременно-русское.

²⁵ Для примера я (вспоминаю)

С. 8

¹¹ на абсолютно-нравственную сторону

¹⁷ без частицы такой веры жить нельзя.

³² прогресса и падения?<..>

³⁴ воздушное присутствие этой тени<,> и при взгляде

³⁷ так, <чтоб> она стала

С. 9

¹⁵ в ОЗ и СС опечатка: течение ярких воспоминаний в соображении

²¹ герои ваши здесь -- как справедливо выразился г. Анненков -- представлены

С. 10

³ слышит близость ~ Ничего подобного не ошибочно пропущено в СС

²¹ Я выразился не совсем удачно<;>

С. 11

³⁵ в ОЗ и СС опечатка: скобки отсутствуют

С. 12

¹⁷ в СС: действующих пред ним

³¹ в СС: совершено было

С. 13

³⁰ в СС: во что бы то ни стало

С. 14

¹⁰ сам собою <,> или благодаря живому, поэтическому воспитанию <,> окреп

С. 15

⁵ <не> оно ли

¹⁷ единственно-возможною

С. 17

³⁵ истинно-поэтические

С. 44

⁸ цвета<,> и проч.

²¹ в СС: в нитяной паневе

²⁷ понеслась марш-марш в поле

³⁵ тепериче женат

³⁶ в СС: была этакая

³⁸ в СС: простого звания

³⁹ в СС: не было

в СС: драки этакие

⁴¹ в СС: в приказчики

С. 45

⁶ в СС: воротишься домой; в фатере

¹⁰ в СС: этаким счастьем

³⁵ в СС: этак-то

С. 46

⁵ в СС: извозчик

И стыдно-то<,> и страшно.

С. 47

¹⁴ и Гарасим привык

Далее так же -- Гарасим

²² в СС: самое лошадь

³⁸ бросит врознь.

С. 48

⁶ Коморка запиралась

²⁰ отошла<,> облизываясь.

²⁴ в СС: в раздумье.

²⁹ в СС: к колышкам

³⁴ постоял<,> постоял

С. 49

¹⁴ в СС: по т...у шоссе

¹⁸ в свою коморку

³² в СС: перекликались коростели...

С. 50

⁴ в СС: начинался; Герасиму

¹⁴ в СС: его жизнь; от них

²⁶ в СС: к осминнику

³² в СС: комушка нет

С. 51

⁹ в СС: А что

²³ в обоих случаях<,> не является ли

³⁷ в СС: мерцанием

С. 52

⁶ Прийдя в себя

¹¹ седой<,> шестидесятилетний

²¹ в СС: успокаивать

³⁸ в СС: да, был

С. 53

⁴ в СС: устраивали

¹¹ в СС: трифология

²⁴ в ОЗ и СС опечатка: отправил

²⁷ в СС: Да

С. 54

⁵ в СС: не сказал: такой он был крепкий, словоохотливый

²⁵ разве что поучений

⁴⁰ в СС: Выйдешь

С. 55

³ в ОЗ и СС: лесом землею

¹⁸ в СС: Саша, -- говорю послушались, <что> ли?

²⁰ в СС: Да, верно

²⁷ в СС: Что ж

³³ А<,> может после...

С. 56

³ Это его<.> просто обошли

¹⁴ в СС: сморщенный

¹⁶ в ОЗ и СС: Вот, словно! сказал

²⁷ в СС: кичливого; сидит

³⁵ ответила ему девушка<,> и так словно топором отрубила.

С. 57

⁹ заберет<,> или пусть съездит

¹⁸ в СС: поваренок, Миша, так и покатился

³¹ и рассердилась<,> и слова не ответила

³⁹ в СС: немного.

⁴⁰ в СС: И ушла и дверью за собою хлопала.

⁴¹ в СС: запряг

С. 58

⁵ в ОЗ опечатка: люботницы

⁶ в СС: Что, что везут?

С. 59

⁹ в СС: что мы не привыкли

²⁴ в СС: Жорж-Занд

С. 60

¹⁵ остальное<;> в этой

²² в СС: Что прежде

²⁶ в СС: Что делать мне? что мне делать?

³⁷ в СС: пугала; и сильна

С. 61

⁸ в СС: что тише

¹⁸ в СС: перед нею

В качестве литературного критика Леонтьев выступил еще в 1853 г., отозвавшись на появление романа Д. В. Григоровича "Рыбаки" статьей в форме письма к издателю ОЗ, {См. подробнее прим. на с. 616. Жанр письма останется для Леонтьева излюбленным до конца его жизни.} но поскольку эта работа не была опубликована, а рукопись, по-видимому утрачена, настоящим литературно-критическим дебютом его можно считать "Письмо провинциала к г. Тургеневу" {Леонтьев познакомился с И. С. Тургеневым весной 1851 г. и был обязан писателю появлением в печати первых своих произведений. О своих отношениях с Тургеневым Леонтьев рассказал в записках "Моя литературная судьба" и очерке "Тургенев в Москве" (Т. 6. Кн 1. С. 27--71, 696--747).} -- отклик на роман "Накануне". Возможно, именно Тургенев и подтолкнул Леонтьева в 1860 г. обратиться к литературной критике. Прочитав повесть "Второй брак", он заметил в письме к Леонтьеву, что тот еще не овладел как художник "своими силами", и советовал: "Почему бы Вам не попробовать писать критические и эстетические этюды? На это, я уверен, у Вас есть все данные" (Тургенев. Письма. Т. 4. С. 162; письмо от 16 февраля 1860 г.).

Непосредственным же поводом к появлению "письма" послужили для Леонтьева статья генерал-майора, военного историка и литературного критика Михаила Ивановича Дарагана (ок. 1812--1860) "Накануне (Повесть г. Тургенева)", напечатанная в еженедельном журнале "Наше время" (1860. No 9. 13 марта. С. 132--139), а также сатирический отклик на нее в "Искре" (см. прим. на с. 579). М. И. Дараган первым указал на связь замысла "Накануне" с идеями тургеневской статьи "Гамлет и Дон-Кихот" и, в противоположность Тургеневу, подчеркнул недостатки деятелей дон-кихотовского типа (Наше время. 1860. No 9. С. 133--134). Елену критик обвинил в безнравственности, {В "Предисловии к романам" (1880) Тургенев писал: "Некоему Дарагану дали даже обед по подписке в благодарность за весьма строгую статью о "Накануне", в которой он особенно настаивал на безнравственности главных действующих лиц" (Тургенев. Соч. Т. 12. С. 304).} и указал, что "идей по-настоящему в повести две, обе неверные <...> взгляд автора на обязанности гражданина односторонен, а взгляд на женщину мечтателен" (Там же. С. 139).

"Письмо провинциала..." написано в Спасском, нижегородском имении бар. Д. Г. и М. Ф. Розен, где Леонтьев в 1858-- 1860 гг. служил домашним врачом и учил детей. По сообщению Д. В. Гущина, последний из сохранившихся рапортов лекаря Леонтьева в Нижегородскую врачебную управу датирован 12 мая 1860 г. (Центральный архив Нижегородской области. Ф. 52. Оп. 695. Ед. хр. 754. Л. 8), статья самим автором датирована апрелем этого года.

Написав статью, Леонтьев отправил ее адресату "письма" -- своему давнему литературному покровителю Тургеневу, {Впрочем, их отношения именно в этом году стали значительно отдаленнее -- с тем, чтобы на рубеже 1861--1862 гг. прекратиться вовсе, до короткого обмена письмами в 1876 г.} который так рассказал о дальнейшей судьбе рукописи в письме к Леонтьеву от 22 апреля 1860 г.: "Статью вашу о "Накануне" я отдал было в "Современник" -- но он отказался поместить ее; {В комментариях к Полн. собр. соч. и писем Тургенева говорится по этому поводу: "Редакция "Современника" отказалась напечатать статью Леонтьева о "Накануне" в связи с тем, что в третьей книжке этого журнала за 1860 г. уже была опубликована (без подписи) статья Добролюбова "Новая повесть г. Тургенева"" (Тургенев. Письма. Т. 4. С. 557). Тургенев, как известно, пытался убедить Н. А. Некрасова не печатать эту статью (Там же. С. 163), в связи с этим современный исследователь справедливо предполагает, что автор "Накануне" нашел в леонтьевской работе "противовес общественно-утилитарному истолкованию своего романа Добролюбовым -- несмотря на то, что последний принял роман и даже придал ему своим истолкованием программное значение, а Леонтьев расценил как художественную неудачу" (Бочаров С. Г. Литературная теория Константина Леонтьева // Бочаров С. Г. Сюжеты русской литературы. М., 1999. С. 290).} тогда я вручил ее Дудышкину {Степан Семенович Дудышкин (1820--1866) с 1860 г. был соиздателем и фактическим редактором ОЗ. Ср.: "Тургенев сам отвез его Дудышкину и упросил его напечатать" (Т. 6. Кн. 2. С. 7).} -- и он обещался ее принять -- и во всяком случае написать Вам об ней. {Сохранилось только три письма С. С. Дудышкина к Леонтьеву 1859--1861 гг. (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 119). Все они связаны с историей написания и публикации в ОЗ романа "Подлипки". В последних двух письмах год установлен по содержанию.} Мне самому она показалась очень умной и тонкой; но Вы понимаете, что я в этом деле не судья -- и в силу тех же законов человеческого самолюбия подкуплен порицанием. Как бы то ни было, благодарю Вас за то, что вы прислали ее прямо ко мне: в этом я вижу знак Вашего расположения ко мне и хорошего обо мне мнения" (Тургенев. Письма. Т. 4. С. 185).

Статья Леонтьева была сразу же принята к публикации в майской книжке журнала. В том же номере была помещена рецензия Павла Ефимовича Басистова (1823--1882) "Накануне. И. С. Тургенева". Предваряя публикацию обоих разборов тургеневского романа под общим заголовком "Толки о том, что нового в новом романе г. Тургенева", редакция ОЗ сделала следующее примечание: "Роман г. Тургенева "Накануне" возбудил множество противоречивых мнений. <...> Мы помещаем две статьи, полученные нами: одну от сотрудника нашего журнала г. Басистова, другую -- переданную нам самим г. Тургеневым, с просьбою напечатать ее. Мы не исполнили бы этой просьбы автора "Накануне", потому что "Письмо провинциала к г. Тургеневу" слишком взыскательно и односторонне в своих эстетических требованиях; но так как статья г. Басистова дополняет то, что опущено "провинциалом", то мы и решились напечатать их вместе, сделав в некоторых местах свои замечания" (ОЗ. 1860. No 5. Отд. III. С. 1). Примечания к леонтьевской статье были написаны С. С. Дудышкиным (см.: Достоевский. Т. 27. С. 403--404).

Леонтьев впоследствии не точно помнил время написания собственной статьи: "Это было в 60-м или 59-м году" (Т. 6. Кн. 2. С. 8; ср.: Там же. С. 17, 19; в 1883 г. он окончательно утвердился в ошибочной датировке 1859 г.: Там же. С. 30) и даже не сохранил ни рукописи, ни оттиска (см.: Там же. С. 19; для сравнения: о других вещах того времени в той же записке говорится: "Есть у меня"). Вспоминая содержание статьи, Леонтьев отмечал: "В этом письме отрицаются художественные достоинства романа "Накануне", который ставится гораздо ниже всего остального Тургеневского; революционная натяжка и сухость; ложь" (Там же. С. 7). В записке, имеющей характер завещания ("Где разыскать мои сочинения после моей смерти"), Леонтьев назвал статью о "Накануне" единственным произведением своего раннего периода, которое он разрешает переиздать. Об остальных же высказался так: "...я бы очень не желал видеть вновь изданным" (Там же. С. 17).

Статью Леонтьева заметил Достоевский, откликнувшийся на нее в своем журнале "Время" (Письмо постороннего критика в редакцию нашего журнала по поводу книг г-на Панаева и "Нового поэта" // Вр. 1861. No 1. Отд. II. С. 46--64; см.: Достоевский. т. 27. С. 129--145, раздел Dubia). Впрочем, внимание автора "Письма постороннего критика..." остановили главным образом именно примечания редакции ОЗ: "В "Отеч<ественных> зап<исках>" я однажды зараз прочел две критики на повесть "Накануне" г-на Тургенева. <...> Первую я уже позабыл: в ней всё такие фимиамы были... Вторая написана была с достоинством. В ней прямо говорилось, что худо, что хорошо в повести г-на Тургенева. Что ж бы вы думали, милостивый государь? Везде, где критик порицал автора "Записок охотника", везде редакция поспешила заявить свое несогласие. Чего бы уж тут, кажется, лебезить редакции? Г-н Тургенев сам прислал эту критику в редакцию, сам захотел не скрыть от публики не совсем благосклонных отзывов остроумного критика -- нет! и тут нужно подкурить" (Достоевский. Т. 27. С. 132).

Этот отклик не прошел мимо Леонтьева, который позднее упоминал о нем: "Одно только "Время" Достоевского обратило внимание на "Письмо провинциала"; во многом соглашалось и жалело, что не знает кто автор" (Т. 6. Кн. 2. С. 8).

С. 7. Я прочел "Накануне" с увлечением, но оно неприятно потрясло меня... -- Роман Тургенева (1859) впервые был опубликован в PB (1860. No 1). Ср. с позднейшим отзывом Л. о нем в статье "Анализ, стиль и веяние" (1889--1890): "...все это "Накануне" намалевано почти по заказу прогрессивно-демократического хамства" (с. 245). Есть и еще одно свидетельство (из письма М. В. Леонтьевой о. И. Фуделю от 30 сентября 1912 г.): "К<онстантин> Н<иколаеви>ч терпеть не мог эту повесть" (собрание H. С. Фуделя; ныне: Дом русского зарубежья им. А. И. Солженицына. Ф. 8. Оп. 5. Ед. хр. 3).

С. 7. В деревне...-- Судя по авторской датировке работы, статья была написана в Спасском, имении бар. Розен в Васильском уезде Нижегородской губ. (ныне это село в Шатковском районе Нижегородской обл.).

С. 7. ...прочел статью г. Дарагана... -- См. в преамбуле (с. 576). Еще одна статья в "Нашем времени" на ту же тему: Русская женщина <Грот Н. П.>. Елена Николаевна Стахова И Наше время. 1860. No 13. 10 апр. С. 207--210.

С. 7. ...заметкой и забавными стихами "Искры"... -- В марте 1860 г. в сатирическом обозрении "Выдержки из памятной книжки Старшего чиновника особых поручений "Искры"" появился фрагмент, посвященный статье Дарагана о тургеневском романе (Искра. 1860. No 12. 25 марта. С. 134), направленный в основном против трактовки М. И. Дараганом образа Елены. Здесь говорилось: "От статьи г. Дарагана <...> веет такою высокою добродетелью, что редактору "Домашней беседы" приходится смиренно преклонить голову и сказать: "ты превзошел меня"" (Там же).

С. 7. ...против моральной точки зрения... -- Ср.: "...я морали тогда не любил" (Т. 6. Кн. 1. С. 34).

С. 7. ...г. Дараган не мог резко отделить нравственный вопрос от эстетического. -- По поводу этой фразы С. Г. Бочаров высказал следующее наблюдение: "Над "нравственными" претензиями к "Накануне" <...> смеялся и Добролюбов, но у Леонтьева это слово наполнено иным, более объемлющим смыслом, относящимся и к Добролюбову самому. <...> Вся статья стоит на этом противопоставлении <...> Очевидно, что "нравственное" <...> есть именно то в романе, что заслужило ему особое уважение Добролюбова, -- та общественная проблематика романа "Накануне", на которой сосредоточился Добролюбов в своей статье..." (Бочаров С. Г. Литературная теория Константина Леонтьева // Бочаров С. Г. Сюжеты русской литературы. М., 1999. С. 289). Л. в своем суждении опирался на следующее замечание Дарагана: "Такая повесть, как Накануне, в состоянии сбить с толку весьма многих, не утвердившихся еще ни во взгляде на искусство, ни в том взгляде на личные характеры и на общественные отношения, который служит основанием истинной нравственной философии. Г. Тургенев не взвесил этого и позволил себе издать в свет повесть, задуманную не ясно, построенную без строгого плана, написанную небрежно" (Дараган М. И. Накануне (Повесть г. Тургенева) И Наше время. 1860. No 9. 13 марта. С. 133).

С. 7. ...бессознательное принесено в жертву сознательному. -- Л. использует здесь идеи и терминологию, восходящие к философии Ф.-В. Шеллинга. Воззрения Шеллинга были известны Л., в частности, по "Истории философии" А. Швеглера (см. прим. на с. 598). Именно в этой книге приведены слова философа, аллюзией на которые и является данная фраза Л. Последний читал "Историю философии" по-немецки, здесь же приведем цитату по чуть более позднему русскому переводу: "Если всякая сознательная деятельность целесообразна, то встреча сознательной и бессознательной деятельности возможна только в таком продукте, который целесообразен, хотя он и не производился целесообразно. Такой продукт есть природа <...>. Как произведение природы бессознательно, но равно сознательному, так эстетическое произведение художника есть сознательное произведение, но равное бессознательному" (Швеглер А. История философии / Пер. с нем. с 5-го изд., под ред. П. Д. Юркевича. Вып. 2. М., 1864. С. 165--166). Часть этой цитаты (вероятнее всего, в собственном переводе) Л. сделал эпиграфом к статье "По поводу рассказов Марка Вовчка".

Проблемы бессознательности творчества касался В. Г. Белинский в статьях первой половины 1830-х гг., написанных под влиянием идей Шеллинга. Ср. в статье "Стихотворения Владиміра Бенедиктова": "Что создано фантазиею, а не холодным умом, то всегда истинно, верно и прекрасно; погрешности же там, где фантазия уступает место уму и ум работает без участия чувства, по источникам изобретения" (Белинский. Т. 1. С. 360). (Примеч. Д. В. Гущина.)

С. 7. ...критика принимает нередко более исторический, чем художественный характер. -- По критикой "исторического" характера подразумевается такой подход к литературному произведению, при котором уделяется внимание его идейной составляющей, общественному значению и т. п.

С. 7. ...о разборе "Дворянского Гнезда" г. Анненковым... -- "Дворянское гнездо" -- роман Тургенева, впервые опубликованный в С (1859. No 1). Эту книгу читали в Петербурге в семье В. Н. Леонтьева, что нашло отражение в романе "Подруги". Чтение "Дворянского гнезда" Л. делает важным этапом взросления главной героини своего романа (см.: Т. 5. С. 556--557). Статья литературного критика и мемуариста Павла Васильевича Анненкова (1812/1813--1887) ""Дворянское гнездо". Роман И. С. Тургенева. Москва. 1859" была напечатана в PB (1859. Т. 22. No 8. Кн. 2. С. 508--538). В ней критик заметил авторскую иронию в названии романа (Там же. С. 532), который он рассматривал как завершение целой полосы и начало нового периода в творчестве Тургенева: "До сих пор г. Тургенев был избранный и непревосходимый летописец безвыходных положений. Как ни удобны для развязки потрясающей драмы так называемые "безвыходные положения" вообще, но и для них наступила пора преобразования. <...> Настроение, родившее все прежние романы г. Тургенева, исчерпано последним, Дворянским Гнездом, кажется нам, до капли" (Там же. С. 537--538). Анненков увидел "доблесть" Лаврецкого в "энергическом управлении своим внутренним мірoм" (Там же. С. 526). В характере Лизы критик также выделил внутреннюю энергию, без которой "она никогда не могла бы защитить себя так полно от <...> условий, притязаний и понятий" "действительного міра". Ее уход в монастырь, однако, Анненков оценил как бегство. "Чистая поэзия самоотречения", по мнению критика, лишает человека "воли, простора и движения" (Там же. С. 530). Лиза и Лаврецкий в его глазах -- "круглые сироты известного общественного быта, и выражение тихой, грустной поэзии, свойственной людям, обреченным на жертву с самого рождения, принадлежит им по праву" (Там же. С. 529).

С. 7. ...о разборе "Обломова" г. Ахшарумовым. -- Имеется в виду статья прозаика и литературного критика Николая Дмитриевича Ахшарумова (1820--1893) ""Обломов". Роман И. Гончарова. 1859" (PB. 1860. No 25. Февр. С. 600--629). Переиздание см.: Роман И. А Гончарова "Обломов" в русской критике: Сб. статей / Сост., автор вступ. статьи и коммент. М. В. Отрадин. Л., 1991. С. 143--166. Критик сравнивал образы Обломова и Штольца, обнаруживая их сходство и противоположность. В Обломове он видел прежде всего недостаток энергии, а в Штольце -- недостаток идеала (филистерское счастье). Ахшарумов противопоставил Штольцу настоящих "героев времени" -- активных деятелей, думающих об общем благе. В Ольге критик обнаружил недостаток любви: "Свое личное счастье, по ее собственному признанию, есть высшая и единственная цель ее жизни, и она ценит в мужчине только способность привести ее к этой цели" (Там же. С. 158). По поводу упомянутого Л. "современно и несовременно русского" можно указать на рассуждение Ахшарумова в начале статьи о том, что век обломовщины "прошел невозвратно" (Там же. С. 145).

С. 8. ...по вашему совету, надену свой медный таз на голову и буду верить, что это шлем; вы вполне правы: без частицы такой веры жить нельзя. -- Отсылка к статье Тургенева "Гамлет и Дон-Кихот" (1857--1859; произнесена как речь 10 января 1860 г. на публичном чтении в пользу Общества для вспомоществования нуждающимся литераторам и ученым; впервые опубл.: С. 1860. No 1. С. 239--258). "Мы смеемся над Дон-Кихотом <...> но, мм. гг., кто из нас может, добросовестно вопросив себя, свои прошедшие, свои настоящие убеждения, кто решится утверждать, что он всегда и во всяком случае различит и различал цирюльничий оловянный таз от волшебного золотого шлема? <...> Наше дело вооружиться и бороться" (Тургенев. Соч. Т. 5. С. 336). Соглашаясь с Тургеневым, Л. незаметно поправляет его, уточняя ссылку на роман Сервантеса, поскольку таз цирюльника, принятый Дон Кихотом за "шлем Мамбрина", который он и решил отвоевать для себя, был медным, а не оловянным (часть первая, глава XXI). Слова о "частице веры" не имеют прямой аналогии в речи Тургенева. Ср., однако: "А всетаки без этих смешных Дон-Кихотов, без этих чудаков-изобретателей не подвигалось бы вперед человечество..." (Там же. С. 346).

С. 8. ...тех эстетических недостатков, на которые указывает г. Дараган ~ чует поэтическую безжизненность Елены и Инсарова... -- Безжизненность, схематичность, "ходульность" главных героев "Накануне" Дараган доказывал на протяжении всей статьи. Образ Елены показался ему по "безобразному идеалу" "французского общества" (Дараган М. И. Накануне (Повесть г. Тургенева). С. 138), под которым подразумевались, конечно, идеи Жорж Санд. Об эстетических недостатках тургеневской повести писал и Н. А. Добролюбов в статье "Когда же придет настоящий день?": "Мало того, что он вывез его (Инсарова) из Болгарии, он недостаточно приблизил к нам этого героя даже просто как человека. В этом, если хотите смотреть даже на литературную сторону, главный художественный недостаток повести. <...> ...бледность очертаний Инсарова отражается на самом впечатлении, производимом повестью" (Добролюбов. Т. 6. С. 123).

С. 8. ...недостойны творца "Рудина", "Гнезда", "Муму", "Затишья", даже "Записок Охотника"... -- "Рудин" -- роман Тургенева, впервые опубликованный в С (1856. No 1, 2); "Дворянское гнездо" -- см. прим. на с. 581; "Муму" -- рассказ, присоединенный к циклу "Записки охотника" (впервые: С. 1854. No 3); повесть "Затишье" была впервые опубликована в С (1854. No 9).

С. 8. ...много уступают в деле зрелой красоты этим повестям. -- В двадцатилетием возрасте Л. относился к "Запискам охотника" с восторгом. В 1869 г. он вспоминал об этом: "По критической незрелости моей я тогда был поклонником "Записок Охотника"..." (Т. 6. Кн. 1. С. 7). В 1860 г. начали меняться эстетические взгляды Л., и одной из первых книг, подвергнутых им строгой переоценке, стали именно "Записки охотника". "Только лет 30-[ти] я <...> стал понимать, что перед судом строгого искусства -- Тургенев не совсем то, чем можно быть. -- Особенно -- эти прославленные "Записки охотника"" (Т. 6. Кн. 1. С. 35). Этот новый взгляд нашел отражение в статье "Наше общество и наша изящная литература" (1863); см.: с. 82, 85. В записках "Моя литературная судьба" тоже говорится "о шершавых и топорно, аляповато ярких "Записках охотника"" (Т. 6. Кн. 1. С. 56). Об "отвращении", которое у него вызывает язык Тургенева и особенно этой книги ("никогда ни сильно-грубый, ни изящно-простой, ни увлекательно-цветистый и какой-то мелочный и дряблый") Л. писал 30 января 1878 г. Н. Я. Соловьеву (ОР ГАМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 59. Л. 20). 14 декабря того же года он делился своими мыслями о книге Тургенева с Вс С. Соловьевым: "Этим летом я внимательно перечел "Записки охотника" и нашел вот что. -- На иностранном языке это должно быть очень хорошо. -- И для француза или немца очень интересно и поучительно. <...> А на русском языке в подлиннике -- есть даже что-то подлое в стиле этой мелкой работы..." (цит. по: Фетисенко О. Л. "Гептастилисты": Константин Леонтьев, его собеседники и ученики. СПб., 2012. С. 264). Возможно, именно при этом перечитывании "Записок охотника" и была сделана Л. та правка тургеневского текста, которую он позднее показывал своим ученикам. См. об этом: Т. 6. Кн. 2. С. 290.

С. 8. ...где удовлетворяющий предел красоты и безобразия, страдания и блаженства, прогресса и падения? -- Л. в конце 1850-х -- нач. 1860-х гг. размышлял о будущем наук о человеке, в частности -- о возможности сделать психологию и эстетику точными науками, для чего необходимо было бы найти критерий измерения "красоты и безобразия, страдания и блаженства".

С. 9. ...мысль о прогрессе ~ не первая бросается в глаза. -- Вероятно, Л имеет в виду эпилог "Дворянского гнезда", в котором Лаврецкий встречается с "молодым поколением".

С. 9. ...герои ~ как справедливо выразился г. Анненков, представлены не с грубой выразительностью. -- В статье Анненкова говорилось: "...образы главных действующих лиц написаны автором далеко не с тою грубою выразительностью, которая совершенно освобождает зрителя от труда составлять о них мнение..." (PB. 1859. No 8. Кн. 2. С. 523). Выражение "грубая выразительность" запомнилось Л. на всю жизнь. Он припоминает его в письме к H. Н. Страхову от 12 марта 1870 г. ("хорошее выражение П. В. Анненкова"; ОР РНБ. Ф. 747. Ед. хр. 17. Л. 23 об.) и в письме к Т. И. Филиппову от 3 марта 1876 г.: "...Лукреция Флориани Ж. Санда не имеет в содержании, в духе своем христианского идеализма; но форма, приемы этого прекрасного произведения вовсе чужды реалистической мелочности описаний, той грубой выразительности, которая свойственная почти всем без исключения нашим русским писателям..." (Пророки Византизма. С. 92).

С. 9. ...не говорит: "вот он, вот он -- тот, кого я ждал давно!"... -- Возможно, реминисценция из романа в стихах А. С. Пушкина "Евгений Онегин": "И в мыслях молвила: вот он!" (глава третья; Письмо Татьяны к Онегину).

С. 9. ...боишься за Астахова, когда его вызвали на дуэль... -- Владимір Сергеевич Астахов -- герой тургеневской повести "Затишье", молодой помещик, который, по мнению Анненкова, "весь состоит из одних поползновений к чему-либо и называет себя практическим человеком, прикрывая титлом этим неспособность к пониманию благородного в жизни и мысли" (С. 1855. No 1. Отд. III. С. 15; цит. по: Тургенев. Соч. Т. 4. С. 641). На дуэль его вызывает поляк, чиновник при губернаторе, губернский фат "мосьё Стельчинский" на балу в имении Акилина.(гл. V; Там же. С. 425 --427). Дуэли, впрочем, не состоялось (Там же. С. 434--438).

С. 9. ...сочувствуешь Веретьеву ~ веселишься с сестрой Веретьева... -- Петр Алексеевич Веретьев -- герой повести "Затишье", отставной гвардии поручик, его младшая сестра -- Надежда Алексеевна. О Веретьеве С. С. Дудышкин сказал в статье "Повести и рассказы И. С. Тургенева": "талантливая русская натура, на многое годная и никуда не годная" (ОЗ. 1857. No 1. Отд. II. С. 25; цит. по: Тургенев. Соч. Т. 4. С. 639).

С. 9. ...тупую силу и античную простоту малороссиянки, утонувшей в пруду. -- Имеется в виду Марья Павловна -- героиня повести, "девушка лет двадцати", покончившая с собой из-за любви к Веретьеву. "Классический поэт", -- говорится о ней, -- "сравнил бы ее с Церерой или Юноной" (Тургенев. Соч. Т. 4. С. 390). В глазах ее "было что-то дикое, красивое и тупое, напоминавшее взор лани" (Там же). Она действительно была "родом из Малороссии" (Там же. С. 398). В пруд Марья Павловна бросается в VI-й главе повести (Там же. С. 444--447).

С. 9. ...опасность потопить ахеронский челн, о котором говорил Шиллер; природа грозила убить искусство... -- Смысл сказанного в том, что изображенные писателем лица предстают слишком живыми, в связи с чем Л. развивает метафору "ахеронского челна" -- ладьи Харона, на которой, согласно греческому мифу, он перевозил души умерших через реку Ахеронт в загробный мір (Verg. Aen. VI, 295--304). В ладье могли находиться только бесплотные тени, живых людей она не выдерживала. Отсылая к И.-Ф. Шиллеру (1759--1805), Л. имел в виду шестую строфу его стихотворения "К Гёте, когда он поставил "Магомета" Вольтера" (1800). Ср. в переводе H. Н. Вильмонта:

Но плохо слажен был возок феспийский,

Он с утлой лодкой Ахерона схож.

Лишь тени встретишь на волне стигийской;

Когда же ты живых в ладью возьмешь?

Ей кладь не вынести на берег близкий,

Одних лишь духов в ней перевезешь.

Пусть плоти зыбкий мір не обретает:

Где жизнь груба -- искусство увядает.

(Шиллер Ф. Собр. соч.: В 7 т. Т. 1. М., 1955. С. 318).

С. 10. ...мемуаров, которые ~ могут служить материалами будущей науки жизни и духовного развития. -- О "научной цене точных мемуаров" Л. будет писать в 1863 г. (см. с. 92). Ср. также с его высказыванием в статье "Несколько воспоминаний и мыслей о покойном Ап. Григорьеве" (1869): "А много ли мы знаем про себя? -- Где у нас мемуары? -- летописцы недавнего и уже забываемого прошедшего? -- Где биографии знаменитых людей? -- Сколько оригинальных русских характеров угасло в неизвестности. <...> Ввиду подобного невежества нельзя не дорожить всяким биографическим отрывком, всяким плохим подобием записок и воспоминаний.

Нашим писателям вообще свойственна добросовестная объективность, любовь к мелочам, крайне неуместная в области искусства -- для биографий же и воспоминаний она более чем полезна. <...>

Такие грубые, неумные, жалкие писатели повестей <...> к<ото>рым имя "легион", были бы очень почтенны, если бы обратили свою поверхностную наблюдательность на службу современной истории, -- вместо того, чтобы осквернять мір своим творчеством. <...> они могли бы изготовлять матерьялы для биографий, для истории общества и народа, предоставляя умам более обширным делать выводы и давать направление" (Т. 6. Кн. 1. С. 24--25).

С. 10. "Я в некоторых случаях есть признак скромности", -- сказал недавно один француз... -- Неточная цитата из мемуарных очерков французского литератора, сотрудника "Revue de deux Mondes" с 1842 г., Поля де Молене (1821--1862; полное имя: Дьедонне-Жан-Батист-Поль-Гаскон) "Комментарии солдата", печатавшихся в "Revue de deux Mondes" в 1860 г. и в том же году вышедших отдельной книгой. Объясняя частоту употребления в своем тексте местоимений "я" и "мой", Молене замечал: "Ce qui est pour ceux-ci de l'orgueil est de la modestie pour ceux-la" ("То, что для этих является гордостью, есть для тех скромность"; Molènes P. de. Commentaires d'un soldat. I. Les premier Jours de la Guerre de Crimée H Revue de deux Mondes. 1860. Vol. 25. 15 janv. P. 258).

C. 10. ...скромный, добрый, робкий ученый ~ капризный и слабый художник... -- Имеются в виду Берсенев и Шубин, герои романа "Накануне".

С. 10. Курчатовский -- обер-секретарь Сената Егор Андреевич Курнатовский -- герой романа "Накануне", появляющийся в XXII главе.

С. 10. Штольц -- герой романа И. А. Гончарова "Обломов" (1859).

С. 11. Где наш Дон-Кихот, без избытка комизма, с верой почти бессознательной, чистый, честный и покойно-деятельный? -- Ср. в речи Тургенева: "...что выражает собою Дон-Кихот? Веру прежде всего; веру в нечто вечное, незыблемое, в истину, одним словом, в истину, находящуюся вне отдельного человека <...> требующую служения и жертв <...>. Дон-Кихот проникнут весь преданностью к идеалу <...> самую жизнь свою он ценит настолько, насколько она может служить средством к воплощению идеала, к водворению истины, справедливости на земле. <...> Он весь живет <...> для других, для своих братьев, для истребления зла <...>. В нем нет и следа эгоизма <...> он верит, верит крепко и без оглядки. <...> он знает, в чем его дело, зачем он живет на земле, а это -- главное знание. <...> этот сумасшедший, странствующий рыцарь -- самое нравственное существо в мірe <...>. Дон-Кихот энтузиаст, служитель идеи и потому обвеян ее сияньем" (Тургенев. Соч. Т. 5. С. 332).

С. 11. ...вспомнить "Лелию", "Un compagnon d'un Tour de France"... -- "Лелия" (1833) и "Странствующий подмастерье" ("Compagnon du tour de France", 1840) -- романы французской писательницы Жорж Санд (наст, имя и фам. Аврора Дюдеван, урожд. Дюпен; 1804--1876).

С. 11. ...вроде обзоров Шлоссера. -- Речь идет об обзорах литератур, включенных в "Историю восемнадцатого столетия и девятнадцатого до падения Французской Империи с особенно подробным изложением хода литературы" (T. 1--2. 1823; в 5-м изд., посмертном: T. 1--8) немецкого историка и правоведа Фридриха-Кристофа Шлоссера (1776--1861). На русский язык эта книга была переведена Н. Г. Чернышевским, а предисловие написано М. А. Антоновичем (T. 1--8. СПб., 1858--1860; 2-е изд. СПб., 1868--1872). Труд Шлоссера стал одним из источников книги Л. "Средний европеец..." (Т. 8. Кн. 1. С. 170--172. Кн. 2. С. 188, 191). Л. мог подразумевать также шлоссеровскую "Всемірную историю" в 18 томах (1844--1856); ее русский перевод в 6 томах, выполненный Чернышевским, Н. А. Серно-Соловьевичем и В. А. Зайцевым, вышел позднее (СПб., 1868--1872).

С. 11. Все эти люди ~ или Дон-Кихоты в частной жизни ~ или Гамлеты везде... -- Вслед за Дараганом, основывающимся на речи Тургенева "Гамлет и Дон-Кихот" и замечающим, что в "Накануне" писатель изобразил "Гамлета и Дон-Кихота <...> в одной повести, на одном театре действий" ("Болгар Инсаров должен был представить Дон-Кихота, а Гамлет распадался на нескольких гамлетиков: Берсеньева, Шубина, Лупоярова..."; Дараган М.И. Накануне (Повесть г. Тургенева). С. 133), Л. делит героев романа "Рудин" на Дон-Кихотов и Гамлетов.

С. 11. ...Волынцев, Наталья, даже Лежнев... -- Сергей Павлыч Волынцев -- молодой помещик, влюбленный в героиню романа, Наталью Ласунскую; Михайло Михайлыч Лежнев -- помещик, влюбленный в сестру Волынцева, Александру Павловну Липину, в прошлом -- друг Рудина.

С. 11. ...Ласунская, Пигасов, Пандалевский... -- Дарья Михайловна Ласунская -- мать Натальи; Африкан Семеныч Пигасов -- помещик, часто бывающий у Ласунских, Константин Диомидыч Пандалевский -- "нахлебник" Ласунской.

С. 12. ...не стану говорить, как г. Дараган, что худощавый болгар не мог бросить в воду пьяного и огромного немца... -- Дараган сомневался в реалистичности эпизода спасения Инсаровым дам от приставаний пьяного офицера-немца в XV-й главе романа: "...мы останавливаемся перед необыкновенною сценой, достойною кисти разве какого-нибудь недоучившегося ученика, а не такого мастер, как г. Тургенев. Неужели автор думает сериозно уверить нас, что щедушный, чахоточный Инсаров мог схватить великана, полупьяного немца поперег талии, поднять его на воздух и бросить в пруд? <...> Общество Стаховых пропало бы, если б не было здесь человека-деятеля, человека, готового жертвовать собою на пользу ближнего, Дон-Кихота нашего времени, одним словом Инсарова. Не совестно ли первому романисту русскому прибегать к подобной мелодраме? <...> мне стало как-то неловко за автора... о! как жестоко мстит за себя искусство, если художник касается предметов, недоступных его таланту" (Дараган М. И. Накануне (Повесть г. Тургенева). С. 134).

С. 12. Динамометр -- прибор для измерения силы.

С. 12. ...в сцене спасения дам, и в сцене встречи у часовни... -- Имеются в виду главы XV и XVIII романа "Накануне".

С. 12. ...когда Рудин ждал Наталью на возвышении, а горничная упрекала его за то, "что они стоят на юру". -- Отсылка к IX главе романа "Рудин". "Ах, как бы не подсмотрели нас! -- твердила Маша. -- <...> А уж они ждут-с <...> только напрасно они этак на юру стоят -- сошли бы в лощину" (Тургенев. Соч. Т. 5. С. 278).

С. 12. ...героя с львиной гривой... -- Ср. о Рудине в V главе: "прибавил он, внезапно встряхнув своей львиной гривой" (Там же. С. 242).

С. 12. ...отыскал губы Лизы ~ на ленты ее шляпы ~ "желтый фиоль?" ~ сцену между Веретьевым и малороссйянкой... -- Л. упоминает эпизоды из XXXIV, XXVI и XXXV глав романа "Дворянское гнездо" (Тургенев. Соч. Т. 6. С. 105, 83, 112) и IV главы повести "Затишье" (Там же. Т. 4. С. 416--422).

С. 13. ...все они как будто сделаны ~ вышло что-то избитое и механическое. -- К этому месту относится редакционное примечание: "Мы с этим совершенно не согласны. "Накануне" полно сценами высоко-поэтическими, в которых решительно не видно ничего "сделанного", по выражению автора" (ОЗ. 1860. No 5. С. 23).

С. 13. ...подумала: "вот он!" -- См. прим. на с. 584.

С. 13. Нам, русским, все равно, что "Джен Эйр", что "Лукреция Флориани"... -- Л. вспоминает романы "Джейн Эйр" (1847) английской писательницы Шарлотты Бронте (1816--1855; псевдоним -- Коррер Белль) и "Лукреция Флориани" (1846) Ж Санд, противопоставленные здесь по следующему признаку: героиня первого -- целомудренна, второго -- свободна нравами. Т. И. Филиппов в 1856 г. писал о героине романа Ж. Санд: "Один из самых известных и наиболее обаятельных типов последователей сего учения (жорж-зандизма. -- Ред.)" (Филиппов Т.Н. Современные церковные вопросы. СПб., 1882. С. 251). Л. могла быть известна рецензия А. В. Дружинина "Коррер Белль и его два романа: "Shirley" и "Jean Еуге"" (БдЧ. 1852. T. 115. No 112. Отд. V. С. 23--54; подп. в оглавлении: А. Д; указано С. А. Ипатовой).

С. 13. ...надеждами на филистерские спасения... -- От нем. Philister -- обыватель,

С. 13. Бесцветность нашего прошедшего... -- "Рудимент" юношеских либеральных взглядов Л.; через несколько лет он будет оценивать русскую историю иначе.

С. 14. Tabula rasa -- чистая доска (лат.).

С. 14. ...стоят сравнения с "savon pudique", которым угостила его "Искра". -- В фельетоне "Искры" говорилось: "Не успел я прочесть статьи г. Дарагана, как в одной французской газете встретил объявление о только что изобретенном мыле, под названием: Savon pudique (т. е. целомудренное мыло). -- Если б появление этого объявления не совпало со временем появления статьи г. Дарагана, то я бы думал, что мыло изобретено единственно вследствие напечатания статьи этой. Советуем всем, не желающим заразиться идеями, подобным тем, какие высказал г. Тургенев в своей новой повести -- читать статьи г. Дарагана, журналы "Наше Время" и "Домашнюю Беседу" и умываться новоизобретенным "Целомудренным мылом"" (Искра. 1860. No 12. 25 марта. С. 134).

С. 14. ...в несимпатичности Инсарова для русского вообще и для вас самих. -- Образ Инсарова ("ученого" "болгарского мужика") используется как пример в публицистике Л. (Т. 7. Кн. 1. С. 357, 459).

С. 14. ...г. Дараган так прав, упрекая вас за недостаточное развитие основных свойств Елены и влияний ее воспитания... -- Ср.: "...необыкновенный патриот влюбляется, как мальчик, в бледную (во всех отношениях) белоручку, непростительно дурно воспитанную барышню <...>. В Елене Николаевне автор видимо хотел изобразить нам тип, близко подходящий к совершенству. Она развилась самостоятельно, без постороннего вмешательства, без насилия, без надзора. <...>

Затем автор силится показать, как чувствительна, как сострадательна была Елена еще в детстве. <...> автор <...> с самого начала поставил ее на ходули. <...> Елена -- Дон-Кихот. Она потому-то и полюбила Инсарова, что они созданы из одной глины: оба из породы Дон-Кихотов. <...>

Неужели г. Тургенев находит в этом сериозно идеал так называемой современной женщины?" (Дараган М. И. Накануне. (Повесть г. Тургенева). С. 134--137).

590

С. 14. ...пленительной Лизы в "Гнезде"... -- Ср. в "Афонских письмах": "...Лиза Калитина была всегда любимой героиней твоей..." (Т. 7. Кн. 1. С. 168). См. также отзыв об этой героине в статье "Анализ, стиль и веяние": "самая прелестная и благородная из героинь Тургенева" (с. 260).

С. 15. ...автора писем в "Фаусте", Горского ("Где тонко, там и рвется")... -- "Фауст. Рассказ в девяти письмах" -- повесть Тургенева, впервые опубликованная в С (1856. No 10); письма в ней подписаны инициалами "П. Б."; Евгений Андреич Горский -- персонаж комедии в одном действии "Где тонко, там и рвется" (1847; впервые: С. 1848. No И).

С. 15. И разве только степень окончательной производительности важна? ~ Разве изящество и многообразие натуры не есть сила сама по себе?.. -- Возможно, это реакция Л. на статью Добролюбова "Что такое обломовщина?" (см. прим. на с. 613), в которой критик рассматривал Обломова как представителя типа "лишних людей", к которому относил Онегина, Печорина, Бельтова, Рудина. По мнению Добролюбова, "над всеми этими лицами тяготеет одна и та же обломовщина, которая кладет на них неизгладимую печать бездельничества, дармоедства и совершенной ненужности на свете" (Добролюбов. Т. 4. С. 328). По Добролюбову, появление образа Обломова свидетельствует о том, что в обществе появилось сознание того, "как ничтожны все эти quasi-талантливые натуры, которыми прежде восхищались" (Там же. С. 333); описанный тип, полагал он, принадлежит прошлому и уступит место новому типу человека, отвечающего требованиям современной действительности и деятельного ее преобразования. "...Теперь уж все эти герои отодвинулись на второй план, потеряли прежнее значение, перестали сбивать нас с толку своей загадочностью и таинственным разладом между ними и обществом, между великими их силами и ничтожностью дел их..." (Там же. С. 337). (Примеч. Д. В. Гущина.)

С. 15. Auch in der sittlichen Welt ~ was sie sind. Так сказал Гёте... -- Стихи принадлежат не Гёте, а Шиллеру (но это ошибка не Л., а Шлоссера, на которого он далее ссылается). Двустишие под названием "Unterschied der Stände" ("Сословное различие") входит в цикл "Tabulae votivae" ("Памятки", 1796). См.: Schiller Fr. Gesammelte Werke: In 7 Bd. Bd. 1. Berlin, 1959. S. 233. Дословный перевод: "И в нравственном Мірe есть дворянство; низкие (обычные) натуры платят тем, что делают, а прекрасные -- тем, что существуют". В пер. Е. Г. Эткинда: "Есть благородство и в нравственном мірe. У низменных платой / Служат поступки, дела; у благородных -- вся жизнь".

С. 15. ...и если Шлоссер ропщет на него не без основания... -- Упрекнув Шиллера и Гёте в недемократизме, в коммерческом подходе к искусству (особенно недоволен он был изданием их переписки), в прижизненном обоготворении Гёте, Шлоссер привел указанное Л. двустишие, приписав его Гёте (отсюда ошибка Л.), сопроводив его таким пояснением: "Романтики держались идеи знатного общества, бывшей и у аристократов древности, что люди разделяются на два сорта? Одни предназначены природою для работы и прозы, другие для легкой жизни, для игры в искусство, поэзию и науку. <...> Провозглашая эту идею, романтики доставили романтизму любовь реакционеров 1815 года" (Шлоссер Ф.-К. История восемнадцатого столетия и девятнадцатого до падения Французской Империи. С особенно подробным изложением хода литературы. Пер. с 4-го испр. изд.: В 8 Т. Изд. 2-е. Т. 7. СПб., 1869. С. 40).

С. 15. ...точка зрения, выбранная им, по преимуществу нравственно-прогрессивная... -- Л. опирается здесь на суждения переводчика "Истории восемнадцатого столетия...", М. А. Антоновича. См. Т. 8. Кн. 2. С. 936.

С. 15. ...оговорка его насчет того, что он не претендует на объективность... -- Ср. в "Предисловии автора к VII-му тому (в пятом издании)" (1859): "Правда, как автор все более и более ясно это видит на 83-м году, после шестидесятилетнего изучения, истина не всегда достижима, если речь идет об истине объективной; но конечно, всякому доступна субъективная истина, т. е. избежание всего того, что не одушевляет вполне самого писателя, а может служить только для публики, с потребностью или предрассудками которой он соображается" (Шлоссер Ф.-К. История восемнадцатого столетия... Т. 7. С. II).

С. 15. ...начало экстенсивное ~ или начало отречения, односторонней интенсивности. -- Экстенсивный (от лат. extensivus, расширяющий, удлиняющий) -- изменяющийся, развивающийся количественно; интенсивный (от лат. intensio, напряжение, усиление) -- здесь: развивающийся качественно.

С. 15. ...эгоистическое начало в лице ~ Рочестера началу труда ~ Сен-Джона. -- Эдвард Рочестер и Сент-Джон Риверс -- персонажи романа Ш. Бронте "Джейн Эйр".

С. 15. Коррер-Бэлль -- один из псевдонимов Ш. Бронте.

С. 16. ...говоря о карикатурных статуэтках Шубина, вы упомянули о психологических элементах его нрава (туп, упрям и т. д.)... -- Ср. в гл. XX: "Молодой болгар был представлен бараном, поднявшимся на задние ножки и склоняющим рога для удара. Тупая важность, задор, упрямство, неловкость, ограниченность так и отпечатались на физиономии "супруга овец тонкорунных", и между тем сходство было до того поразительно, несомненно..." (Тургенев. Соч. Т. 6. С. 241).

С. 16. ...забавные своим педантством поцалуи, которые каждый вечер отпускал Сан-Джон невесте Рочестера... -- Л. припоминает главу XXXIV романа "Джейн Эйр".

С. 16. ...в минуты ее жосткости с привлекательным Шубиным, в ту минуту, когда она кокетливо делает рукою нос Инсарову. -- Имеются в виду IX, XIX и XXIII главы. В последней Елена, собственно, "делает нос" не Инсарову, а лишь показывает, как она откажет своему жениху Курнатовскому: "-- <...> я сделаю ему... вот что. -- Она приставила большой палец левой руки к кончику носа и поиграла остальными пальцами на воздухе" (Тургенев. Соч. Т. 6. С. 253).

С. 17. ...не возвели их "в перл создания"... -- Ставший устойчивым оборот, источник которого -- поэма Гоголя "Мертвые души" ("...Много нужно глубины душевной, дабы озарить картину, взятую из презренной жизни, и возвести ее в перл созданья..."; том первый, глава седьмая). Леонтьевское понимание этой идеи раскрыто в его позднейшем (от 18 февраля 1878 г.) письме к драматургу Н. Я. Соловьеву: "...Вы умеете возводить жизнь в перл создания; т. е. наблюдать, понимать и горячо сочувствовать, и очищая явления действительности от случайных частностей и примесей -- представлять, так сказать, художественную сущность того, что вы видите и наблюдаете. -- Это и есть цель искусства. -- И в этом-то смысле германские философы говорили -- что истинная поэзия справедливее самой жизни" (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1 Ед. хр. 59. Л. 21 об.--22).

С. 17. ...боялись чем-нибудь уронить их. -- К этому месту относится примечание редактора ОЗ: "Нам кажется, что рецензент опустил из виду идею романа; по крайней мере он не хотел принять ее в соображение в этом месте" (ОЗ. 1860. No 5. С. 27).

С. 17. ...лишнего человека... -- Чулкатурин, герой повести "Дневник лишнего человека" (ОЗ. 1850. No 4). О первом впечатлении Л. от чтении этого произведения см.: Т. 6. Кн. 1. С. 30.

С. 17. ..."накануне рассвета после войны"... -- Ср. как обыгрывается та же тема у Добролюбова в статье "Когда же придет настоящий день?": "Эта тоска ожидания давно уже томит русское общество..."; "...мы все-таки думаем, что теперь в нашем обществе есть уже место великим идеям и сочувствиям и что недалеко время, когда этим идеям можно будет проявиться на деле. <...> Везде и во всем заметно самосознание, везде понята несостоятельность старого порядка вещей, везде ждут реформ и исправлений <...>. Придет же он наконец, этот день! И, во всяком случае, канун недалек от следующего за ним дня: всего-то какая-нибудь ночь разделяет их!.." (Добролюбов. Т. 6. С. 121, 138, 140).

С. 17. ...явились там и сям русские Штольцы и русские Инсаровы. -- Это замечание вызвало реплику редакции журнала: "Из чего это заключил рецензент?" (ОЗ. 1860. No 5. С. 27). Добролюбов, однако, предвидел появление "русского Инсарова": "...недолго нам ждать его: за это ручается то лихорадочное мучительное нетерпение, с которым мы ожидаем его появления в жизни" (Добролюбов. Т. 6. С. 140). Вспоминая примечание редакции ОЗ, Л. позднее писал: "Это было в 60-м или 59-м году. -- А в 62-м появились "Отцы и дети", Базаров (русский Инсаров); -- а от Штольцов мы не знаем куда деться с тех пор!" (Т. 6. Кн. 2. С. 8).

С. 17. Взгляните на Обломова ~ многие ~ обрадовались ему, как старому знакомцу... -- Среди многочисленных отзывов на роман Гончарова были и такие, в которых проявлялась симпатия к его герою. Первые из них -- письмо симбирского юриста и журналиста H. М. Соколовского к редактору "Отечественных записок" (По поводу романа "Обломов" (Письмо редактору "Отечественных записок" // ОЗ. 1859. No 5), статья А. П. Милюкова ""Обломов", роман И. Гончарова" (Светоч. 1860. No 1; под названием "Русская апатия и немецкая деятельность" вошла в его книгу "Отголоски на литературные и общественные явления" (СПб., 1875)), рецензия А. В. Дружинина ("Обломов", роман г. Гончарова // БдЧ. 1859. No 12. Отд. IV). В последней говорилось: "Он (Обломов. -- Ред.) дорог нам как человек своего края и своего времени, как незлобный и нежный ребенок, способный, при иных обстоятельствах жизни и ином развитии, на дела истинной любви и милосердия. Он дорог нам как самостоятельная и чистая натура, вполне независимая от той схоластико-моральной истасканности, что пятнает собою огромное большинство людей, его презирающих. Он дорог нам по истине, какою проникнуто все его создание, по тысяче корней, которыми поэт-художник связал его с нашей родной почвою. И наконец, он любезен нам как чудак, который в нашу эпоху себялюбия, ухищрений и неправды мирно покончил свой век, не обидевши ни одного человека, не обманувши ни одного человека и не научивши ни одного человека чему-нибудь скверному" (Роман "Обломов" в русской критике. Л., 1991. С. 125).

С. 17. Казалось, вопрос о лени был исчерпан до дна. -- Возможно, Л. подразумевал здесь Тентетникова из второго тома гоголевских "Мертвых душ".

Леонтьев Константин Николаевич
Письмо провинциала к Г. Тургеневу

ПИСЬМО ПРОВИНЦИАЛА К Г. ТУРГЕНЕВУ

ВАРИАНТЫ И РАЗНОЧТЕНИЯ

ПИСЬМО ПРОВИНЦИАЛА К Г. ТУРГЕНЕВУ

КОММЕНТАРИИ

Оставить комментарий Леонтьев Константин Николаевич (bmn@lib.ru) Год: 1860 Обновлено: 19/08/2025. 76k. Статистика. Статья: Критика Критика и публицистика	Скачать FB2 Ваша оценка:

Леонтьев Константин Николаевич Письмо провинциала к Г. Тургеневу

ПИСЬМО ПРОВИНЦИАЛА К Г. ТУРГЕНЕВУ

ВАРИАНТЫ И РАЗНОЧТЕНИЯ

ПИСЬМО ПРОВИНЦИАЛА К Г. ТУРГЕНЕВУ

КОММЕНТАРИИ

Леонтьев Константин Николаевич
Письмо провинциала к Г. Тургеневу