Слово в 40-й день кончины Юлия Николаевича Мельгунова, известного ученого, музыканта и пианиста, 27 апреля 1893 года
Яко Ты еси воскресение и живот, и покой усопшего раба твоего болярина Юлия, Христе Боже наш!.., говорим мы, молясь о дорогом нашем усопшем, столь неожиданно покинувшем этот мир. И сегодня наша молитва должна быть особенно сердечна и тепла, так как, по милосердию Божию и по заслугам Христа, он достиг высшего блаженства, предстал пред Лицом Самого Бога. По учению Христа, лицезрение Отца Небесного есть источник вечного блаженства, которого удостаиваются лишь чистые сердцем. Что это совершилось с нашим дорогим усопшим в 40 день по смерти, именно сегодня, мы должны верить Сыну Божию, показавшему на Себе тайны Царства Небесного.
Великий и страшный день для души Юлия Николаевича, любившего Бога и людей искренним, чистым сердцем! Будем молить Господа, чтобы душа новопреставленного вечно лицезрела любовь и милосердие Божие и чтобы блаженство ее не ограничилось только сегодняшним днем. Стоя здесь, пред престолом Божиим, мы как бы видим само небо, а потому должны с верою, любовию и трепетом взирать на предстояние нашего возлюбленного друга. Не забудем также, что Тело и Кровь Христовы принесенные в жертву за людей и сейчас в алтаре, на жертвеннике, а потому воззовем с верою к Спасителю: "Ты еси воскресение, и живот, и покой усопшего раба Твоего Юлия! Воздай ему, Христе Боже наш, за любовь его к нам!"
Что он всегда искренно жил в Боге и лишь в Нем находил себе покой, хорошо известно мне, а также многим его друзьям. Видевшие его кончину свидетельствуют, с какою верою и как покойно Юлий Николаевич оставил этот мир. Мы знаем также, что смерть застигла его в начале его земной славы; он надеялся в скором времени издать свои важные и превосходные работы по теории музыки, а также отпечатать исследования в области народно -- музыкального творчества. Покорность воле Божией, которая им поразительно руководила всегда и при всех обстоятельствах жизни, ясно сказалась и в тяжелую минуту расставания его с упомянутыми рукописями, приготовленными к изданию и в оправдание пережитых им нападков и несправедливостей. Горькая минута для честного, терпеливого труженика! Это не была покорность вследствие болезни и слабости; нет, причина таилась, как всегда у него, в глубине сердца. Так, еще накануне смерти, Юлий Николаевич, вспоминая, сколько раз удавалось мне спасать его от воспаления в легком, сказал мне: "мы оба с Вами служим Богу!"
Да, честный, любящий, бескорыстный и много страдавший в жизни Юлий Николаевич, не мог иначе понимать своего служения искусству; он искренно служил Богу. Раз он проповедывал истину, которую уразумел в своем искусстве, несомненно, по милости Божией, а за нее терпел нападки и боролся с подобающей твердостью, то уже, конечно, он служил Богу. Наконец, как религиозный человек, он сознавал по опыту, что истинная мысль есть дыхание Святого Духа. Чувствуя к себе милосердие Божие, Юлий Николаевич вперед видел, какие плоды принесет его работа возрастающему поколению. Немного таких представителей искусства в конце 19-го столетия, каким был наш незабвенный друг!
Его взгляды на искусство были правильны, потому что в них он руководился религией. Насколько изучение каждой науки должно вести к познанию Бога, а в противном случае, она на ложном пути и никогда не откроет истины, настолько каждое искусство должно возвышать дух человеческий и приближать его к Богу, а иначе это искусство будет безжизненно, ложно и никогда не коснется высшей Божественной поэзии. Все плотское, телесное, а также низшее в поэзии и искусстве, тяготеет к земле, но поэтические идеалы и души человеческие, естественно, стремятся к своему духовному центру, или Первообразу -- Богу. Поэтому, Юлий Николаевич смотрел на серьезную музыку, как на высшую поэзию, как на молитву, а искусство служило ему для прославления Бога. Так как он принадлежал, по рождению, воспитанию и образованию, к высшему кругу и вначале развивал свой талант исключительно для себя, то, естественно, он должен был внести в искусство что либо новое, соответствующее образованию и своему общему развитию. Известно, что в музыкальном мире, увлекаясь талантами, большею частью, забрасывают изучение общих наук. Юлий Николаевич, занимаясь отечественной музыкой, открыл, что особая, самобытная гамма лежит в основе всего народного творчества, а славянские песни вообще имеют особую ритмику. По самостоятельном изучении народных песен и составлены славянского ритмического учебника, у него родилась надежда, что он этим даст толчок отечественному знанию и творчеству, которое до сих пор более подражает, чем создает.
Очень немногие авторитеты знакомы с трудами покойного, а потому суждения их сейчас не могут быть правильны. Наш незабвенный друг верил в будущее, надеялся на молодежь, которая не боится борьбы и не бегает ее. Следовательно, этот труд свой, как оберегаемую им истину, а также и оружие для защиты ее, он оставил молодому поколению за которое он молится и будет всегда молить Отца Небесного.
Да укрепит Господь идущих вслед этому честному и бескорыстному труженику! Да послужит он примером всем слабым духом, верою, сердцем и познаниями! Да научатся они славить Бога, как он славил Его всю жизнь своим искусством и как, несомненно, молится за нас и сегодня, говоря:
"Господи! Даждь им всем наше счастье, нашу любовь к Тебе. Пусть уразумеют они сердцем, сколь Ты благ, близок к ним и что они всегда могут дышать, утешаться и укрепляться Тобою и иметь в Тебе покой! Какая в Тебе радость, какая свобода, какой мир, какой, свет! Прости и спаси всех, весь мир, а иначе затмится наше счастье наше блаженство!" Аминь.
-----
Источник: Слова и речи преосвященного Серафима (Чичагова), ныне епископа Кишиневского и Хотинского, произнесенные им в бытность его священником и архимандритом, с приложением составленных им: Летописного очерка Зосимовой пустыни и Жития преподобного Евфимия, Суздальского чудотворца. -- Кишинев: Епарх. тип., 1911.