Ленский Владимир Яковлевич
Деньги

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Деньги.

Рассказ Вл. Ленского.

  
   Источник текста: Журнал "Пробуждение", No No 1, 2 за 1909.
   Оригинал здесь: http://www.teatr.hit.lv/archives/zurnal_probuzdenie/1909_1/sobaka_denjgi_rasskaz_vladimira_lenskogo.html
  

I.

   В комнате висела тяжелая, подавляющая тишина. Лампа под зеленым абажуром время от времени начинала играть, тихо, томительно, однообразно. Её музыка, напоминавшая жужжание комара, раздражающе действовала на слух и нервы художника Брагина, путала его мысли и сжимала сердце смутным предчувствием какой-то близкой беды.
   Когда, после небольшой паузы, лампа снова, чуть ли не в десятый раз, заиграла, Брагин не выдержал, вскочил и нервно зашагал по комнате. Истощенное лицо его конвульсивно дергалось, и руки никак не могли попасть в карманы брюк.
   - Я не понимаю, как вы выносите эту проклятую музыку! Она может до исступления довести, чёрт знает, до чего!
   Карич с удивлением посмотрел на него, снял очки, потер пальцем переносицу и, надев их снова, посмотрел на него и добродушно улыбнулся.
   - Привык,-- мягко и спокойно сказал он: - даже люблю. В этом жужжании, знаете ли, есть что-то этакое... мирное, доброе, располагающее к раздумью...
   Он помолчал немного, следя из-под очков своими выпуклыми, близорукими глазами за нервно шагавшим из угла в угол Брагиным и, вздохнув, прибавил:
   - А это у вас нервы... Вам бы полечиться, Александр Иванович...
   Брагин остановился посреди комнаты и посмотрел издали на собеседника недоумевающе-подозрительным взглядом - не смеётся ли он над ним? Но убедившись, что тот говорил совершенно серьезно, он только усмехнулся и безнадежно махнул рукой.
   Ему хотелось сказать Каричу что-нибудь злое, едкое, или крикнуть какое-нибудь горькое, больное слово, потому что смешно же, в самом деле, говорить о лечении, когда самому нечего есть и жена с ребенком голодают!
   Но, как это часто бывает с неврастениками, он почему то сразу успокоился, сгорбился и, подойдя к столу, на краю которого стоял недопитый стакан с чаем, залпом выпил его и с тяжелым вздохом опустился на стул...
   Лампа перестала играть, как-будто поняла, что разговор шел о ней. Но Брагин уже забыл о ней, и устало, как будто про себя, заговорил о своих неудачах, тупо уставясь глазами в пол.
   - Сегодня опять с утра ходил, ходил, ходил - до изнеможения! Сил нет больше! Жить становится невыносимо, кажется, еще день, два - и придёшь к той мёртвой точке, где единственным выходом является самоубийство... А может быть, уже пришёл к этому...
   - Ну, что вы! - испуганно возразил Карич, вскинув глаза и глядя на него поверх очков: - У вас талант, вы - человек с большим будущим... Я глубоко верю в то, что искусство, в конце-концов, вознаграждает своих жрецов за все муки и лишения...
   - После смерти! Да! - раздраженно сказал художник: - Когда человек подохнет с голоду, тогда, вдруг, вспоминают, что он был талантлив, устраивают ему пышные похороны, ставят дорогой памятник и пишут о нем в газетах... Нет, довольно с меня! К чёрту искусство! Мне нужен кусок хлеба, а не искусство, и я жалею, что раньше был так слеп и глух и напрасно потратил столько времени...
   Он встал, прошелся по комнате и, усмехнувшись кривой, жалкой улыбкой, взволнованно продолжал:
   - Впрочем, и жалеть то особенно, кажется, нечего, - проговорил он, утомленно, закрывая глаза. - Вот, уже три месяца, как я отрекся от искусства, а положение мое нисколько не улучшилось. И притом, унижения, унижения сколько!
   В голосе у него зазвенели слёзы, и, как-будто устыдившись их, он замолчал, остановился у окна и несколько минут смотрел в непроницаемую тьму ночи, нервно передергивая плечами.
   Карич сидел глубоко в кресле и грустно смотрел на него, барабаня пальцами по ручкам кресла.
   - И то сказать, - успокоившись немного, снова заговорил Брагин, глядя в окно: - нас, ищущих работы - сотни, тысячи, - он повернулся лицом к Каричу: - где взять для всех работу?
   Тот пожал плечами и ничего не ответил. Брагин заметил, что в его лице мелькнуло и тотчас же пропало холодное выражение иронии или насмешки. Художнику и раньше нередко приходилось ловить у приятеля на лице это выражение, и тогда ему казалось, что Карич прикрывал маской добродушия и грусти эгоистичность и жестокосердие своей натуры, которая лишь изредка показывала на мгновение свое настоящее лицо. Впрочем, Брагин не был в этом убежден, и объяснял это тем, что Карич носил очки, сквозь которые, иногда, просто не разглядишь выражение глаз...
   Художник молча подошел к столу и устало опустился на стул. Плечи его сгорбились и его лицо, худое, землистого цвета, с впалыми, лишенными растительности щеками, с висящими книзу усами и редкой клинообразной бородкой - казалось лицом безнадежно больного, обреченного на близкую смерть человека.
   - Вам бы следовало запастись рекомендацией какого-нибудь влиятельного лица, - проговорил Карич, протирая платком очки и, блуждая по комнате близорукими глазами: - рекомендация - это всё! Взять хотя бы меня. Особенным образованием и способностями я не отличаюсь, и, наверно, в числе тридцати кандидатов на место в Коммерческом банке были люди, более достойные, чем я, но у меня оказалась самая веская рекомендация...
   Брагин, казалось, его не слушал и задумчиво разглядывал свои сапоги, вид которых с каждым днем становился все более плачевным.
   - В Коммерческом банке, - проговорил он как бы про себя: - две недели тому назад меня почти приняли. Там у меня есть знакомый бухгалтер, который и просил за меня. На другой день я уже должен был придти на занятия. Вечером, вдруг, получаю письмо. Бухгалтер сообщает, что на моё место принят другой, явившийся с рекомендацией главного акционера этого банка. Хотел я пойти к этому счастливцу, просить его отказаться, да потом раздумал. С какой стати он должен уступить мне место!
   - По моему, - сказал Карич: - он должен был отказаться. Ведь, место уже было за вами...
   Брагин криво усмехнулся.
   - Ну, знаете, в такое благородство я уже не верю. Всего насмотрелся... Мне только досадно, что я сам не запасся рекомендацией того же лица. Через вас мог бы... Ведь, вы, кажется, знакомы с графом Шульгиным?
   - У того было письмо от Шульгина? - быстро спросил Карич, круто повернувшись к художнику.
   - Да, графа... - Брагин не договорил и остался с открытым ртом, пораженный неожиданной догадкой...
   Карич снова ушел глубоко в кресло и, опустив голову, смущённо постукивал пальцами по ручкам кресла. Подняв глаза и встретив удивлённый взгляд художника, он холодно сжал зубы, и в его лице Брагин опять заметил то же выражение иронии или злорадной насмешки. Художник покраснел, хотел что то сказать, но только пошевелил губами и скривил их жалкой улыбкой. Он понял, что место в банке у него перехватил Карич и что объясняться с ним теперь по этому поводу - бесполезно. По холодному, чёрствому выражению лица Карича было ясно видно, что он ни за что не уступит Брагину, отнятое им у него место...
   Брагин встал и, пересилив неприязнь, протянул Каричу руку. Тот как-будто не ожидал от него такого великодушия, вскочил и горячо пожал его руку, словно благодарил художника за то, что он не продолжал неприятного разговора.
   В эту минуту лампа снова заиграла. Брагин нетерпеливо повел плечами и с неожиданно вырвавшимся раздражением проговорил:
   - Выкиньте вы эту проклятую лампу!
   Карич деланно засмеялся и, провожая его, с преувеличенной предупредительностью проговорил:
   - Непременно, непременно выброшу!
   На лестнице Карич нагнал художника и, сунув ему в руку трёхрублевую бумажку, бросился наверх, не дав Брагину времени поблагодарить его...
   Художник спустился на третий этаж и позвонил. Ему открыла дверь жена, молодая женщина, с бледным, истощенным, но красивым лицом, глаза которого странно блестели, как-будто от вечно заливавших их слёз.
   - А я уж беспокоилась, - сказала она усталым голосом: - где ты был?
   - У Карича, Наташа...
   Он сбросил пальто, шляпу и, пройдя во вторую комнату, молча сел на кровать и стал раздеваться. Молодая женщина поставила свечку на комод и стояла против него, глядя на него выжидательно и грустно. Наконец, она не выдержала и тихо спросила:
   - Ты ничего не достал? Завтра хлеба и Котику молока не на что купить...
   Брагин вынул из кармана три рубля и молча протянул жене. У неё лицо как будто просветлело.
   - У кого взял?
   - Карич дал, - неохотно ответил он...
   Уже лежа в постели, Наташа, вдруг, проговорила:
   - Карич хороший человек... Я всегда думала, что у него доброе сердце...
   Брагин ничего не сказал, только усмехнулся и повернулся лицом к стене...
   - Сегодня опять приходил дворник... - продолжала тихо молодая женщина: - кричал, грозил выселением...
   Брагин притворился спящим и не отзывался. "Придется картину продать", с тоской думал он, "чтобы заплатить за квартиру"...
  

II.

   День был серый, ненастный. Брагин шел по улице, втянув голову в поднятые плечи, которые передергивало чувство осенней мягкости и тоскливости. Тяжелый, мокрый туман как будто проникал через пальто и платье и охватывал тело мелкой, холодной дрожью.
   Широкая, людная улица имела странный, необычный вид. В густом тумане, как призраки, сновали пешеходы, проезжали извозчики, смутно выделялись громады многоэтажных, многооконных домов, и казалось, что это не настоящие дома, люди, лошади, а только их неясные отражения в каком-то сером, мутном зеркале. Тяжелый туман как будто душил жизнь улицы, окутывая все густой мглой, в которой шум городского движения звучал, словно за стеной, глухо и уныло...
   Брагин вошел в первый, попавшийся ему на пути, эстампный [*] магазин и, подойдя к стойке, стал быстро разворачивать свой свёрток. Приказчик - франтоватый, с завитыми усами, паренек, увидев картину, безучастно спросил:
  
   [*] - эстампный магазин - Эстамп (фр. estampe, от итал. stampa). Произведение графического искусства в виде оттиска на бумаге с использованием печатной матрицы.
  
   - Продаете? - и тотчас же отвел глаза в сторону, делая вид, что Брагин и его картина нисколько его не интересуют.
   - Да, продаю, - смущенно проговорил художник, трепеща при мысли, что его картина может не понравиться и ее не купят.
   Приказчик нехотя придвинул к себе полотно, посмотрел с минуту, скептически сжав губы, и понес его к конторке [*], за которой стоял толстый, краснолицый старик, по-видимому, владелец магазина. Тот надел на нос очки и стал долго, внимательно рассматривать картину.
  
   [*] - конторка - высокий стол, стойка с наклонной поверхностью, за конторкой обычно работали стоя или сидя на высоком стуле.
  
   Это быль портрет жены и ребенка Брагина. Лицо молодой женщины и личико трехлетнего мальчика были бледны, истощены, выглядели больными, с лихорадочно блестевшими глазами, в глубине которых темнела затаенная печаль жизни, полной нужды, лишений, страданий физических и нравственных. С клокотанием слёз в груди писал Брагин этот портрет, в котором, против его воли, он выразил скорбь неудавшейся жизни, обреченной на гибель...
   Брагин не так трепетал бы за свою картину, выставив её на суд общества, печати и товарищей, как трепетал теперь, боясь, что, в магазине её забракуют...
   - Сколько? - спросил приказчик, возвращаясь к нему с картиной.
   Работая над этой картиной, Брагин мечтал продать ее за двести-триста рублей. Теперь же он нашел возможным попросить за нее только сорок рублей и, сказав свою цену, он тотчас же испугался и торопливо прибавил:
   - Могу за тридцать уступить...
   - Десять рублей, - сказал приказчик и, не дожидаясь ответа, стал быстро заворачивать картину в бумагу, готовясь вручить ее художнику.
   - Дайте хоть двадцать! - с отчаяньем в голосе просил Брагин.
   Вместо ответа приказчик протянул ему сверток. Брагин беспомощно посмотрел по сторонам и махнул рукой, в знак согласия...
   Вышел он из магазина с двумя пятирублёвыми золотыми в руке, и у него было такое чувство, словно из его груди вырвали сердце и оплевали его. Он обессилел, и с трудом волочил ноги, которые, казалось, были налиты свинцом. В груди теснило от густого тумана и тоски сжимавшей сердце...
   Дома Брагина ждала новая неприятность. Он уже второй месяц не платил за квартиру, и управляющий домом подал на него в суд на выселение. На столе в столовой лежала повестка мирового судьи, вызывавшего его через три дня в суд. Жена сидела у стола и беззвучно плакала. Мальчик забился в угол и смотрел оттуда большими, серьёзными глазами...
   Брагин, как пришибленный, опустился на стул...
   - Нужно пойти к управляющему, - тихо сказала Наташа, - поговорить с ним...
   Брагин встал и взволнованно заходил по комнате. Он уже не раз говорил с управляющим и знал, что это совершенно бесполезно. Единственным результатом этих разговоров было только лишнее унижение.
   И, однако, промучившись два часа бесплодном придумывании способа для избежания выселения, он решился последовать совету жены и пошёл к управляющему...
   В конторе управляющего не было. Дворник, исполнявший обязанности писца, сказал, что тот сейчас придёт. Брагин сел на стул у стены и стал ждать.
   Минут через десять в контору вошёл управляющий - тонкий, фатоватый субъект с рыжей бородкой и торчащими кверху усами. Увидев Брагина, который при его входе поднялся со стула, он сразу сделал сердитое лицо и грубо спросил:
   - Вы деньги принесли?
   Брагин смутился и замялся.
   - Нет... но я... хотел бы с вами поговорить...
   - Если нет, так незачем было и приходить! - оборвал его тот, глядя на него в упор холодными, зелёными глазами, - Вы не платите денег - мы выселяем вас из квартиры. Кажется, ясно! О чём же тут разговаривать?
   - Но, послушайте... - прерывающимся от волнения голосом проговорил художник, - У меня больная жена... маленький ребёнок... Куда мы денемся?
   - Мне до этого нет никакого дела! Что вы ко мне пристаёте с вашими женой и ребёнком? Мне деньги нужны, а не жена и ребёнок!
   "Деньги... деньги...", - бормотал Брагин, сходя по лестнице вниз и переставая понимать настоящее значение этого слова. Оно представлялось ему чем-то страшным, кошмарным, отвратительным, какой-то скользкой, грязной гадиной, ползавшей у него в голове через все мысли, по всем извилинам мозга...
   Брагин не пошёл домой, а вышел за ворота и бесцельно побрёл по улице. Густой, мокрый туман, заполонявший улицы, казалось, наполнил и его душу, мозг и всё в нём было серо, беспросветно, мутно, как эта тяжёлая мгла осеннего ненастья...
   Проходя мимо эстампного магазина, он невольно остановился, увидев в витрине свою картину. Она была уже вставлена в тяжёлую, широкую раму из тёмной бронзы, придававшую ей вид драгоценности, заключённой в роскошный футляр. Сбоку на раме висел маленький билетик, на котором значилось: "Печаль" 300 р.
   Брагин схватился за голову. "Триста рублей! Возможно ли?" Его охватила лихорадочная дрожь, и, не отдавая себе отчёта, он стремительно вошёл в магазин.
   - Вы продаёте мою картину за триста рублей, - сказал он приказчику, едва справляясь со своим волнением, - а мне дали за неё... десять!
   Из-за конторки вышел владелец магазина и строго уставился на него глазами.
   - Что вам угодно? - резко спросил он, наступая на Брагина.
   Художник вздрогнул и, отступив, так же взволнованно, но тише, проговорил:
   - Вы не хорошо... недобросовестно поступили со мной... Картина, по вашей оценке, стоит триста рублей, а вы...
   Купец смерил его с ног до головы презрительным взглядом и спокойно, отчеканивая каждое слово, сказал:
   - Я не знаю, кто вы, и о какой картине вы говорите. Ваша претензия, молодой человек, похожа на шантаж! Да-с! Лучше не доводите дела до вмешательства полиции, иначе вам придётся плохо!
   Он в упор смотрел на Брагина своими холодными, стальными глазами, и художник почувствовал на своем лице холод, подобный тому, какой должен ощущаться от прикосновения какого-нибудь мокрого, скользкого гада. Ему стало жутко и противно и, ни слова не говоря, он вышел из магазина, передёргивая от чувства гадливости плечами...
   Сзади него послышался сдержанный, угодливый смешок приказчика...
   "Ужас, ужас, что делают деньги с людьми!" - думал Брагин, уныло бредя по улице: "Какое-то проклятие тяготеет над человечеством в образе денег, дьявол, рассыпавшийся по миру золотыми и серебряными кружками!
  

III.

   Незаметно для себя, он вошел в ворота дона, где была его квартира и стал медленно подниматься по лестнице. На десятой ступени он почувствовал под ногой какой-то твердый предмет, машинально остановился, нагнулся и поднял небольшой сверток, похожий на книжку, завернутую в белую бумагу.
   Продолжая подниматься вверх, Брагин равнодушно разворачивал сверток, и вдруг остановился, как вкопанный. Колени его задрожали, и он должен был опереться о стену, чтобы не упасть. Белая бумага упала к его ногам и в руках у него лежала толстая пачка радужных сторублевых бумажек.
   Первое впечатление находки было настолько сильно, что у Брагина потемнело в глазах, в ушах зазвенело, и он быль близок к обмороку. В эту минуту он не испытывал никакой радости от внезапно свалившегося на него богатства. Он был, только поражен, ошеломлен неожиданностью, удивительным случаем, давшим ему в руки такую крупную сумму денег. И минуты две стоял он так на лестнице, прислонясь к стене и глядя дрожавшую в его руках пачку кредитных билетов почти сумасшедшими глазами...
   Но тотчас же, вслед за остолбенением, явился страх, вызванный мыслью: не видел ли кто-нибудь, как он поднял деньги? Он посмотрел вверх и вниз по лестнице, прислушался. Голосов и шагов не было слышно. На самой верхней площадке жалобно мяукала кошка, со двора доносилось глухое, стонущее воркование голубей и слышался мерный шорох, производимый дворником, загонявшим метлой со двора в сточную канаву дождевую воду...
   Брагин улыбнулся, сунул деньги в боковой карман пальто и с сильно бьющимся сердцем стал подниматься на третий этаж.
   Около двери своей квартиры он вдруг подумал о том, что жене его, подверженной сердечным припадкам, нельзя сразу, без подготовки, сказать о находке. Это может сильно взволновать её и вызвать припадок. Кроме того, у него явилось сильное искушение посчитать наедине деньги, узнать, каким состоянием обладает он. И отдёрнув уже протянутую к звонку руку, он отошёл от двери и стал быстро спускаться вниз.
   Сбежав с последних ступеней, он вспомнил о брошенной им на лестнице бумаге, в которую были завернуты деньги. Эта бумага могла быть уликой в том, что деньги найдены одним из живущих по этой лестнице жильцов. Брагин испугался и бросился обратно, прыгая через две-три ступени, схватил бумагу и, скомкав сунул её в карман. Сердце его бешено стучало, он задыхался от волнения, руки и колени дрожали. Он с минуту отдыхал, держась за перила, стараясь овладеть собой и подавить волнение. Немного успокоившись, он придал себе спокойно-равнодушный вид, чтобы кто-нибудь из случайных встречных не мог заподозрить, что у него случилось что-нибудь особенное, и стал медленно спускаться по лестнице.
   В это время на площадке второго этажа шумно открылась дверь, и кто-то стремительно побежал вниз по ступеням. Брагин задрожал, инстинктивно посторонился и замер. Мимо него пронёсся какой-то парень в сапогах бутылками, с клеёнчатым картузом на голове. Художник заметил только его мертвенно белое ухо и подумал о том, что и лицо парня должно быть таким же мертвенно бледным. "Не он ли потерял деньги?" - мелькнуло у него в мозгу, но он тотчас же рассмеялся этой мысли: Откуда у этого парня могли быть такие деньги! Какая нелепая мысль пришла ему в голову!
   Во дворе никого не было. Дворник, сгонявший воду, был уже за воротами и там, слышно было, с кем-то разговаривал, должно быть, с тем парнем, который только что сбежал по лестнице. Оглядевшись кругом, Брагин прошёл на чёрный двор и забрался в узкий, полутёмный проход между отхожим местом и стеной соседнего дома. Здесь, постояв немного и прислушавшись, он вытащил из кармана деньги и принялся считать их дрожащими от страха и волнения руками.
   Считать пришлось недолго. Пачка состояла из десяти небольших, одинаковых пачек, в каждой из них было по десять сторублёвых бумажек. Всего в руках у Брагина было десять тысяч рублей.
   Эта цифра снова вызвала у него головокружение, но уже лёгкое и приятное. Чувство неудержимой радости распирало его грудь, стучало в висках, дрожало во всех мускулах и фибрах тела.
   Десять тысяч рублей! Ведь, это - благополучие всей жизни его, жены и ребёнка! Всегда оплаченная квартира, ежедневный обед, освобождение от мелких, но страшно назойливых и мучительных долгов, а главное - возвращение к искусству, собственная студия, возможность спокойной работы и тихого творчества - мог ли он когда-нибудь мечтать обо всем этом!
   Он протирал глаза, перелистывал кредитки, чтобы ещё и ещё раз убедиться, что это не сон, а самая настоящая, самая удивительная, непостижимая действительность...
   Он снова и снова пересчитывал кредитные билеты, наслаждаясь их шелестом и видом и тихонько, счастливо про себя посмеивался. Во дворе, вдруг, послышались чьи-то быстрые, тяжёлые шаги. Брагин вздрогнул, торопливо сунул деньги в карман и, затаив дыханье, прислушивался к звукам шагов, пока они не стихли под воротами.
   Ему стало неприятно от собственного страха, заставившего его быстро спрятать деньги, словно они были им украдены. И внезапно пришедшая ему в голову мысль о том, что ему всегда придётся быть осторожным с этими деньгами, чтобы как-нибудь не проговориться, или чем-нибудь не выдать себя - немного охладила его радость. Прежде, чем выйти из своего убежища, он высунул из него голову и посмотрел по сторонам. Он боялся, чтобы кто-нибудь не увидел его и по его лицу не догадался о том, что он нашёл деньги, о которых, вероятно, знал уже весь двор.
   Убедившись, что двор пуст, он тихонько выбрался из тёмного прохода и медленно, как ни в чём не бывало, направился к своей лестнице. Жене он решил пока ничего не говорить. Это могло её сильно взволновать и привести к сердечному припадку. Но ещё больше он опасался того, что она кому-нибудь проговорится или сделает какую-нибудь оплошность, благодаря которой откроется, что он присвоил себе найденные им деньги...
  

IV.

   Жена Брагина, открыв дверь и взглянув на его взволнованное лицо, испу-ганно спросила:
   - Что случилось?
   Её здоровье было так расшатано, нервы так сильно расстроены нуждой, страхом за завтрашний день, душевной болью за мужа и ребенка, что она каждый день, каждый час ожидала какой-нибудь беды, катастрофы, несчастья.
   - Отчего ты так бледен?
   Брагин деланно засмеялся.
   - Ничего не случилось, Наташа... На меня только неприятно подействовало одно обстоятельство, которому, право, не стоит придавать большого значения...
   - Какое обстоятельство? В чем дело? - продолжала она спрашивать, бледнея и начиная дрожать всем телом.
   - Ах, Боже мой! Ну, чего ты так пугаешься? Я же говорю тебе, что самое незначительное обстоятельство, о котором не стоило бы и говорить! Речь идет о моей картине, которую я сегодня продал... за десять рублей...
   - Ну так что же? - нетерпеливо и тревожно торопила жена, хватая его за руку.
   - Да успокойся же! Ничего особенного нет... Она продается в магазине за триста рублей... Что с тобой? Наташа?!
   Молодая женщина выпустила его руку, пошатнулась и, закинув назад голову с посиневшим лицом и закатившимися глазами, стала медленно падать назад, хватая руками воздух. Брагин подхватил ее на руки, внес в комнату и положил на кровать. Она лежала без движения, и только из горла ее вырывался тяжелый хрип, и на губах у нее вскипала розовая пена...
   Припадок продолжался целый час. Проклиная свою неосторожность и позабыв о находке, бледный, испуганный, Брагин хлопотал около жены, приводя ее в чувство уже давно известными им средствами. Припадок был из легких, и Наташа, придя в себя, чувствовала только сильную сла-бость в теле и шум в голове...
   Брагин успокоился, и к нему снова вернулась радость, наполнившая все его существо теплой приятной дрожью. Он нервно ходил по комнате, улыбался, потирал руки, присаживался к жене и снова вставал и начинал ходить. И чтобы за-маскировать свое радостное волнение перед женой, которая удивленно и подозри-тельно следила за ним глазами, он, тихонько посмеиваясь, проговорил, как будто объясняя, почему он так возбужден:
   - Твой муж, Наташа, по-видимому, талантливый художник! Ведь, в триста рублей оценена картина! А? Наташа?
   Молодая женщина грустно улыбнулась.
   - Я всегда верила в твой талант, - тихо сказала она и, закрывая глаза, по-просила: - не говори мне больше об этой картине...
   Брагин утешал ее, обещая написать такую же и еще много других картин( которые по достоинству не будут уступать той. И говоря это, он радостно думал о том, что теперь он, действительно, напишет много прекрасных картин...
   - Что это за шум на лестнице? - спросила, вдруг, Наташа: - поди-ка посмо-три... Не пожар ли?
   Брагин вздрогнул и побледнел. Жуткий страх сжал ему сердце от вне-запно мелькнувшей мысли о том, что, каким-нибудь образом, во дворе стало из-вестно о его находке, и теперь идут к нему, чтобы отобрать деньги. Он выбежал в переднюю и с сильно бьющимся сердцем прислушался, не открывая двери. На лестнице стоял гулкий шум от шагов двух или трех пар ног и чьих-то громких, возбужденных голосов. Шаги и голоса быстро удалялись и скоро внизу затихли. Послушав еще с минуту, Брагин, успокоенный, но все еще бледный, вер-нулся к жене...
   - Как ты побледнел! - удивилась она, приподнимаясь и садясь на кровати. - Что там такое случилось?
   - Ничего. Прошли какие-то люди, - нетерпеливо ответил он: - ты заразила меня своим страхом, и мне почудилось, Бог знает, что...
   С этой минуты Брагин уже не знал покоя. Малейший шум на лестнице заставлял его вздрагивать, бледнеть, прислушиваться. Он мучительно ломал себе голову, куда бы спрятать деньги, чтобы, в случае внезапного обыска, их не могли найти, и не мог во всей квартире отыскать достаточно укромного для этой цели места. Деньги, лежавшие у него в боковом кармане пиджака, вызывали в нем страшное беспокойство, лишь только на лестнице раздавались чьи-нибудь шаги. Он с замиранием сердца ждал звонка, и когда шаги затихали вверху или внизу лест-ницы - облегченно вздыхал и снова отдавался ощущению своей радости, которая уже была немного отравлена тревогой и страхом...
   Через час после припадка маленькая семья сидела за обеденным столом. Брагин почти ничего не ел, сидел как на иголках, то улыбался, то бледнел. Время от времени он засовывал руку в боковой карман и ощупывал атласистые бумажки кредиток, и от прикосновения к ним по его телу пробегала дрожь, как от электрического тока. "Неужели Наташа ничего не чувствует"? - думал он, внутренне улыбаясь. "Она так чутка, и притом, у нее иногда бывали такие верные предчувствия"...
   Он пытливо посмотрел на нее, и она, как будто отвечая на его мысль, в свою очередь пристально глядя на него, тихо сказала:
   - Послушай, Саша... мне кажется, ты что-то скрываешь от меня... У тебя какое-то странное выражение на лице, и ты как-то особенно сегодня нервничаешь...
   Брагин заставил себя засмеяться и беспечно возразил:
   - Вот, глупости! Я такой же, как и всегда. Тебе показалось. И что у меня может быть, чего я не мог бы сказать тебе?
   И, шутя, прибавил:
   - Вот, разве, если бы я нашел десять тысяч рублей, то, пожалуй, сразу не сказал бы, а раньше подготовил бы тебя...
   Она засмеялась и, по-видимому, поверила ему. Но, изредка, бросала на него пытливый, немного беспокойный взгляд, по которому Брагин видел, что она чувствует в нем, в его настроении что-то странное, необычное...
   После обеда Наташа лежала на кровати с какой-то книгой в руках и читала, а Брагин играл со своим сыном в столовой, строя ему на столе из кубиков дом.
   - Вот, дом и готов! - говорил он весело, потирая руки. - Принадлежит этот дом, скажем, нашему домовладельцу, Латугину. Здесь три этажа: вот это - первый, это - второй, это - третий этаж. Теперь вообрази, что я нашел десять тысяч рублей... постой! - прервал он самого себя шепотом, прислушиваясь к шуму шагов на лестнице.
   Он сразу побледнел и насторожился. Мальчик смотрел на него большими глазами и тоже испуганно прислушивался. Шум скоро стих, и Брагин, успокоившись, продолжал, наполовину понизив голос:
   - Вообрази, что я нашел десять тысяч и пришел нанимать в этом доме квартиру, конечно, в бельэтаже... Что? Ты смеёшься? Ты думаешь, что это невозможно, чтобы я нашел десять тысяч рублей? Ха-ха! Ну, брат, скажу я тебе, ты ошибаешься! Все возможно на этом чудесном свете!
   - Ты бредишь десятью тысячами, - смеясь, отозвалась из спальни жена: - я уже второй раз слышу от тебя эту цифру!
   - Это - моя мания!- ответил Брагин, довольный, что хоть таким образом он может поговорить о мучившей его радости. - Я непременно должен найти десять тысяч рублей!
   - Меньше ты не хочешь? - засмеялась жена.
   - Ни на копёйку меньше! - с комической серьезностью ответил Брагин.
   "Если бы она только знала, что у меня уже лежат в кармане эти десять тысяч!" - Подумал он, сам весь холодея от сознания громадности своего счастья и связанного с ним неодолимого, жуткого страха...
  

V.

   К вечеру этот страх усилился. Брагин каждую минуту ожидал звонка, обыска, прятал деньги, тайком от жены, в комод, переносил их в шкаф, потом в ящик с красками и, наконец, снова положил их в боковой карман своего пиджака. Напряженность ожидания возрастала с каждой минутой, и он вздрагивал и бледнел не только от звуков, доносившихся с лестницы, но и от каждого шороха и стука, производимых в другой комнате женой или ребенком. Казалось, нервы его совершенно обнажились, и каждый звук, касаясь их, производил в них мучительное, невыносимо-болезненное сотрясение. Наконец, он не выдержал, надел пальто и шляпу и ушел из дому, сказав жене, чтобы она не ждала его и в свое время ложилась спать...
   Наступали сумерки, и на лестнице было почти темно. Спускаясь вниз по ступеням, Брагин услышал ниже себя торопливые шаги. Кто-то быстро бежал наверх. На второй площадке показался чей-то темный силуэт. Художник едва различил в сумерках фигуру и лицо Карича.
   Поравнявшись с ним, Брагин остановился и протянул ему руку. Его поразило то, что Карич был без пальто, без шляпы, с мокрыми, прилипшими ко лбу волосами. Всмотревшись в его лицо, он заметил, что оно бледно. Глаза Карича смотрели на него сквозь очки как-то странно, как будто не узнавая его.
   - Что случилось? - спросил художник, пожимая его холодную, мокрую руку: - Почему вы без пальто и так бледны?
   Тот слабо улыбнулся, провел рукой по лбу и мокрым волосам и поправив на носу очки, тихо сказал:
   - Ничего... глупая история...
   И вдруг, наклонившись к уху Брагина, с ужасом в глазах, быстро зашептал:
   - Деньги потеряны! Вы понимаете - десять тысяч рублей! Я искал их на лестнице, во дворе, на улице... но разве; можно найти? Они уже давно у кого-нибудь в кармане - десять тысяч! А? Ха-ха!
   Брагин отшатнулся от него, инстинктивно положив руку на грудь, где у него, под пальто, в кармане пиджака, лежали деньги. Холодный пот выступил у него на лбу, он почувствовал, что бледнеет и теряет силы.
   - Десять тысяч? - с трудом овладевая собой, спросил он, тоже почему-то шепотом.
   Карич, по-видимому, заметил его волнение и удивленно вскинул на него глаза. Брагин увидел, что от внимания приятеля не ускользнуло также и его невольное движение рукой, которую он положил себе на грудь. И смутившись, художник сделал вид, что застегивает этой рукой пуговицу пальто и потом тихо опустил ее вниз.
   Карич тоже смущенно потупился и молчал, как будто обдумывая что-то. В сумерках его лицо выглядело мертвенно бледным. Брагину показалось, что он исподлобья, поверх очков, подозрительно смотрит на него.
   Художник насторожился и притворно-равнодушным тоном проговорил:
   - Да... история...
   Карич продолжал молчать и не поднимал глаз, как будто ожидая, что он еще скажет. Его молчание поднимало в груди Брагина смутную, тяжелую тревогу.
   "Узнал ли он как-нибудь, или только догадывается? - с тоской думал он, не зная, как окончить разговор, чтобы поскорей уйти. Хотелось заставить его сказать что-нибудь, чтобы прервать это тягостное молчание, и, симулируя обыкновенное, обывательское любопытство, художник громко спросил:
   - А вы не знаете... кто потерял?!
   Тот поднял, наконец, голову и посмотрел на него тяжелым, испытующим взглядом. Их глаза встретились - и Брагин почувствовал, что Карич почти заглянул в его тайну. Художник вздрогнул и, не выдержав его взгляда, отвел глаза в сторону.
   - Разве я вам не сказал? - тихо спросил Карич, беря его за руку. Ведь, деньги потерял я!
   - Вы?! Но откуда...?
   Он хотел спросить, откуда у того появилась такая большая сумма денег, но от волнения у него сжалось горло и голос пресёкся. Карич понял его и, усмехнувшись, торопливо объяснил:
   - Что же тут удивительного? Граф Шульгин поручил мне внести их в банк, на его текущий счёт. Сегодня я не успел и взял их с собой, чтобы сделать это завтра... граф хорошо знает меня и часто даёт разные поручения, доверяя мне и большие суммы...
   Он отклонился от Брагина и смотрел на него в упор, как будто наблюдая на лице художника действие своих слов.
   Брагин остолбенел от неожиданности и молчал, чувствуя, что у него подкашиваются ноги и не в силах совладать с дрожью руке. Карич придвинулся к нему почти вплотную, и сильно сжав ему руку, тихо, серьезно спросил:
   - Послушайте... не вы ли нашли деньги?
   Брагин вздрогнул всем телом, как под ударом хлыста, и испуганно поднял руки, как будто защищаясь от нападения:
   - Что вы! Что вы! Я в первый раз с утра выхожу сейчас из дому!
   Карич сразу переменил тон и, усмехнувшись, похлопал его по плечу.
   - Я пошутил... не пугайтесь...
   Лицо его стало глубоко грустным, и он тихо продолжал:
   - Вы сегодня еще больше нервничаете, чем вчера, и мне показалось... Впрочем, вполне понятно, что вас так взволновало мое несчастье. Вы, конечно, понимаете, что у меня нет другого выхода, как в эту же ночь покончить с собой...
   Он стиснул руку Брагина, хотел еще что-то прибавить, но раздумал, махнул рукой и бросился наверх по лестнице, как будто торопясь уйти, чтобы не разрыдаться перед художником...
   Брагину показалось, что он летит в какую-то бездну, полную непроницаемой тьмы. В глазах замелькали искры, в ушах засвистело, зашипело. И почти теряя сознание, он опустился на ступени и бессильно уронил на грудь голову...
   Слышно было, как будто сквозь сон, как Карич добежал до площадки четвертого этажа и там дернул ручку звонка. С минуту длилось глубокое молчание, потом загремел засов, дверь открылась и снова тяжело захлопнулась...
   Яркий свет резанул ему в глаза. Он очнулся и поднял голову. Это внизу дворник открыл электричество, и свет засиял по всей лестнице. Брагин встал, чувствуя сильную слабость во всём теле и, медленно передвигая ногами, стал взбираться наверх, придерживаясь руками за перила...
  

VI.

   И пока он поднимался по лестнице, в голове у него шла усиленная работа, которая, у двери его квартиры, вдруг пришла к страшному концу. Ему стало совершенно ясно, что Карич уже з н а е т, кто нашел деньги. Припомнив то короткое, но жуткое мгновение, когда, в разговоре на лестнице, их взгляды встретились, и Карич заглянул глазами как будто в самую сокровенную глубь его души, Брагин нервно передернул плечами и до боли стиснул пальцы рук. В то мгновение он выдал себя с головой - это не подлежало никакому сомнению...
   Он стоял у двери и, положив руку на ручку звонка, продолжал думать. Мысли цеплялись одна за другую и свивались в тесный круг, из которого не было никакого выхода. Если бы он не выдал себя Каричу - разве он мог бы удержать у себя деньги, зная, что тот их потерял и из-за них лишит себя жизни? И если даже предположить, что Карич не покончить с собой, все же деньги придется вернуть ему, потому что тот знает уже, кто их нашел, и примет меры к тому, чтобы они были ему возвращены...
   Его потянуло к Каричу. Нужно было, во что бы то ни стало, каким нибудь образом, установить, знает ли Карич, что деньги у Брагина, или не знает, и в таком ли тот состоянии, чтобы покончить с собой. Как это можно установить - Брагин не отдавал себе отчета. Но решил сейчас же пойти к приятелю.
   Дрожа от сильного озноба, он поднялся на четвертый этаж и позвонил. Дверь открыл ему сам Карич, который, увидев его, усмехнулся и тотчас же сделал серьезное лицо.
   - Это вы? - сказал он таким тоном, как будто ожидал его прихода именно в это время, - пойдемте ко мне...
   Брагин молча снял пальто, галоши и шляпу и пошел за ним по узкому, полутемному коридору.
   В комнате Карича горела та же лампа, которая вчера так сильно раздражала Брагина своим неприятным, звенящим жужжанием. Художник мельком посмотрел на нее, опускаясь на стул у письменного стола. Карич поймал его взгляд и с усмешкой сказал:
   - Простите, не успел переменить лампу...
   Он опустился против Брагина в свое глубокое кресло, снял очки и стал тщательно протирать их стекла носовым платком. Брагин молчал, не зная, с чего начать, и начиная волноваться. Глядя на Карича, на его спокойствие, с каким он протирал свои очки, художник почувствовал, что тот о самоубийстве мало помышляет. Его спокойное, уже порозовевшее лицо нисколько не походило на лицо самоубийцы, готовящегося через несколько часов покончить счеты с жизнью. В нем даже не было обычной, тихой грусти, которую Брагин привык видеть в Кариче, напротив, в его глазах светилась какая-то скрытная, глубоко затаенная радость.
   У Брагина сжалось сердце. Он понял, что Карич далек от самоубийства потому, что рассчитывает отобрать у него деньги.
   И, как будто подтверждая его мысль, Карич, покончив с очками и надев их, тихо, но твердо спросил, уставившись в него невозмутимо серьезными глазами:
   - Вы принесли деньги, Александр Иваныч?
   Брагин побледнел и потерялся. Он не ожидал такого прямого вопроса, и слова Карича произвели на него впечатление грома, упавшего ему неожиданно на голову. Входя в эту комнату, он тотчас же понял, что с деньгами ему придется расстаться если не сегодня, то завтра наверно, но всем своим существом он протестовал против этого и всячески отпирался бы, лгал, клялся, лишь бы еще, хоть на несколько минут отдалить ужас отдавания денег. Вопрос же Карича застал его врасплох, спазма перехватила ему горло, и он ничего не мог сказать, только беззвучно шевелил дрожавшими от волнения губами...
   Карич тихо погладил его руку и мягко, участливо проговорил:
   - Не волнуйтесь так? Александр Иваныч. Ведь, я же знаю, что вы безукоризненно честный человек, и ни минуты не сомневался в том, что вы вернете мне деньги...
   Все было кончено. Больше говорить было не о чем... Брагин зачем-то приподнялся на стуле и снова опустился. Хотел что-то сказать и открыл рот, который тотчас же скривился мучительной гримасой рыдания. Нервы его, напряженные до последней степени, не выдержали, он весь затрясся и, закрыв лицо руками, глухо зарыдал...
   Карич выбежал из комнаты и через несколько минут вернулся со стаканом воды. Художник, стуча зубами о края стакана, залпом выпил воду и потом несколько минут сидел, закрыв глаза рукой, и часто вздрагивал всем телом...
   Мало-помалу им овладело тупое, холодное спокойствие. Он встал, молча вынул деньги и положил их на стол. Карич быстро посмотрел на него, на деньги - и по его лицу вдруг пробежала какая-то тень, придавшая ему острое, почти хищное выражение, которое сделало его похожим на лицо купца в эстампном магазине, когда Брагин заявил тому претензию по поводу своей картины. И теперь художник почувствовал на своем лице от взгляда Карича тот же неприятный холод, как будто к. нему прикоснулся мокрый, скользкий гад...
   Но это продолжалось всего одну секунду. В следующее мгновение лицо Карича уже сияло радостью, он схватил руки Брагина, крепко пожимал их и говорил растроганным голосом:
   - Поверьте, я не останусь у вас в долгу! Вы буквально спасли мою жизнь... Я вам так благодарен, так благодарен!
   Брагин был в каком-то столбняке, не понимал, о чем тот говорит, и старался высвободить свои руки из рук Карича, прикосновение которых было ему, почему то неприятно до отвращения. Он пятился к двери, Карич шел за ним и все говорил, но слова его как-то ускользали от внимания Брагина? и в ушах только раздавался их неприятный, фальшивый тон. Чувство громадной, невозвратимой потери огромной тяжестью лежало на его душе и обессиливало его тело. Он не заметил, как спустился по лестнице и попал к себе на квартиру. Хотелось ни о чем не думать, ничего не чувствовать, впасть в глубокое, беспросветное забытье... Придя домой и не отвечая на расспросы жены, встревоженной его болезненным видом, он разделся, лег в постель и тотчас же заснул, как убитый, тяжелым, без всяких сновидений, сном...
  

VII.

   Было часов десять утра, когда Брагин проснулся от сильной головной боли и тяжелого чувства большого, непоправимого несчастья. Где-то раздавалось какое-то глухое непонятное жужжание, и художник не мог сразу понять, откуда оно идет и что оно означает. В первую минуту показалось, что это вода в кухне бежит из крана в раковину. Но, послушав немного, он стал различать слова, сыпавшиеся быстро, одно за другим, почти без перерыва. Изредка слышался другой голос, вставлявший небольшие реплики, и в нем Брагин узнал голос своей жены. Голоса неслись из той части передней, где находилась выходная дверь, и, судя по гулкости их звуков, Наташа с кем-то разговаривала на лестнице у раскрытой двери. Незнакомый женский голос быстро рассказывал:
   - Вчера-то? Еще бы! Было, отчего расстроиться! Пришел к нему этот самый артельщик, или кто его знает, кто он такой, отворила я дверь - вижу? парень, бледный, как сама смерть, весь так и трясется. Только и мог сказать: "Карич... господин Карич"! Повела его в комнату господина Карича, а сама-то и замешкалась в коридоре, не помню, по какой надобности. Слышу - парень рассказывает и плачет, говорит и плачет... "Десять тысяч рублей, говорит, потерял. Граф Шульгин, говорит, послал с ними к нам, чтобы вы, значит, внесли их в банк на текущий счет... А я, говорит, по дороге, зашел к знакомым, по той же лестнице, во втором этаже, и у них-то и хватился, что денег в кармане нет"...
   Карман-то, оказалось, был худой...
   Брагин поднялся и сел на кровати. Побледневшее лицо его, с широко раскрытыми глазами, выражало ужас, который охватил его тотчас же, как только он вник в доносившиеся к нему с лестницы слова. Деньги потерял не Карич, а кто-то другой! Карич его обманул!
   - Выскочил он на лестницу, во двор, на улицу, туда, сюда - денег нет! Словно сквозь землю провалились! Тут-то он и кинулся к господину Каричу. Как рассказал он это - господин Карич сейчас же - вон из комнаты, да на лестницу, как был, без пальто, без шапки. Парень за ним, идет и плачет. Побежали искать деньги. Через час господин Карич вернулся. Слышу, говорит, на лестнице: "Пойди, говорит, к графу и заяви! Ничего не поделаешь!" Это он парню-то сказал. А у самого, как вошел в переднюю, лица не было... Потом, слыхала я, долго ходил по комнате, с час, по крайней мере, а после лег отдыхать. Да вдруг, как вскочит, да на лестницу, в чем был, словно ума лишился. Вижу, человек покой потерял, опять искать побежал... И то сказать, деньги большие, да и парня, видно, жаль ему было... Вернулся уж вечером, как стемнело. Весь мокрый, под дождем то промок, а сам ничего, смотрит на меня с усмешечкой и руки потирает. Нашли? - спрашиваю. "Нет", - говорит. И хитро таково усмехается. Ну, думаю, хитрит что-то... А нынче утром и показывает мне деньги-то. Я так и обомлела. Этаких-то деньжищ видать мне еще не приходилось. "Иду, говорить, к графу, деньги отдавать"... То-то награду получит! И дай ему Бог, человек он хороший, не играет, не пьет, не скандалит, примерный у меня жилец... Да, что-ж это я, Господи, стою тут с вами! Делов у меня куча, а время-то не ждет...
   Дверь в передней захлопнулась, звякнул замок. Осторожно, стараясь не шуметь, Наташа прошла в кухню. В столовой что-то быстро застучало - это Котик побежал к матери...
   Брагин в изнеможении откинулся на подушку. Его ужас как-то сразу упал, и только огромная тяжесть совершившегося несчастья продолжала невыносимо давить на сердце. И несчастье заключалось не в том, что Карич его обманул и что Брагин отдал деньги не тому, кто их потерял. Они, все равно, и через Карича попадут в руки настоящего их владельца. И не оттого было так тяжело, что Карич, а не Брагин получит от графа вознаграждение в" триста или пятьсот рублей. После того, как у Брагина в кармане лежало десять тысяч, которые он несколько часов считал с в о и м и - триста или пятьсот рублей казались ничем. В сознании обладания десятью тысячами рублями - было могучее очарование богатства, обеспеченности, в перспективе же получения даже пятисот рублей, если только Карич окажется настолько честным, чтобы отдать их Брагину - он видел только жалкое, кратковременное избавление от голода и жестокой нужды...
   Все несчастье заключалось именно и только в том, что у него вчера б ы л о десять тысяч рублей, и сегодня их н е т! И от этого казалось, что все кончено, дальнейшее существование представлялось темной, беспросветной пустотой...
   Он лежал с открытыми глазами, устремив их в пустое пространство, ни о чем больше не думая, весь погруженный в ощущение мучительной, тупой боли в области сердца. Неожиданный случай, давший ему в руки, и тотчас-же отнявший у него большую сумму денег вышиб его из жизненной колеи, лишил тех необходимых душевных устоев, которые заставляли его барахтаться и биться в борьбе за существование - свое, жены и ребенка. Почва жизни как-будто ускользнула из-под его ног, и он почувствовал себя висящим над бездной. Эта бездна уже несколько лет угрожала поглотить его, но инстинкт жизни заставлял его закрывать перед ней глаза. Теперь-же, утратив найденные деньги, которые могли бы спасти его от гибели, он открыл, вдруг, глаза - и в нем все замерло и оцепенело от страха. Он увидел под собой бездну, гибель, от которой, казалось, уже не было никакого спасения...
  

VIII.

   - Что с тобой? - спрашивала его жена, тревожно наклоняясь над ним: - Ты болен? Или что-нибудь случилось?
   Брагин нервно поводил плечами и с гримасой нетерпения, слабо говорил:
   - Пройдет... оставь...
   Поворачивался к стене лицом, закрывал глаза и бессильно отдавался своему тяжелому чувству тупой безнадежности, давившей на грудь, на голову, на все тело.
   Он не слыхал ничего, что делалось вокруг него, не замечал, как шло время. Казалось, оно остановилось, и все замерло вокруг него, вокруг его тяжелой, томительной боли...
   Жена подходила к нему, наклонялась, заглядывала ему в лицо тревожными, беспокойными глазами и молча, на цыпочках, отходила, качая головой.
   Маленький мальчик, широко раскрыв серьезные, грустные глазки, осторожно подбирался к кровати и, положив ручку на плечо отца, шепотом говорил:
   - Папочка... постлой (построй) домичек...
   Брагин лежал неподвижно, не слышал его и не отзывался. Ребенок, постояв около него с минуту, так же осторожно, грустно отходил, садился в уголку спальни на пол и смотрел оттуда большими, удивленно-печальными глазами...
   Часа в три раздался звонок. Брагин вздрогнул и испуганно приподнялся. Ему вдруг представилась, что деньги еще находятся у него, и кто-то пришел, чтобы отнять их у него. И страх, мучивший его вчера, сжал его сердце. Он сидел на кровати и прислушивался, дрожа всем телом.
   Из кухни по коридору прошла Наташа. Щелкнул замок, дверь раскрылась. Незнакомый голос что-то проговорил? и дверь снова захлопнулась.
   Брагин откинулся на подушку и закрыл глаза. Он вспомнил, что ему бояться уже нечего, и невыносимая тяжесть снова легла ему на сердце...
   - Тебе письмо, - тихо сказала Наташа, входя в спальню.
   Он машинально протянул руку и взял письмо. В конверте лежали две двадцатипятирублевые бумажки и записка Карича. Он писал:
   "Дорогой Александр Иванович! Прилагаемые при сем деньги - вознаграждение, которое принадлежит Вам по праву. Мне очень досадно, что я принужден ограничиться такой небольшой суммой, но настаивать на большей - я счел для себя неудобным. Если Вы хотите лично хлопотать об этом - предупреждаю Вас, что это совершенно бесполезно. Впрочем, как знаете... Уважающий Вас Н. Карич".
   Брагин опустил руку с письмом на одеяло и, коснувшись пальцами денег, брезгливо сбросил их на пол.
   Карич предупреждал художника, что говорить с графом для Брагина "совершенно бесполезно". Из этого Брагин понял, что приятель вернул деньги графу, как найденные им самим, и, вероятно, получил больше, чем пятьдесят рублей. Но мысль об этом, смутно мелькнув в голове Брагина, тотчас-же погасла, не вызвав в нем ни раздражения, ни чувства обиды. Тупое, безразличное состояние опять овладело им. Ощущение тяжести в груди не прекращалось, напротив, усиливалось, и под её давлением чувство жизни казалось невыносимой тяготой...
   - От кого эти деньги? - спросила жена, подбирая с полу бумажки.
   Он молчал, и только губы его болезненно дрогнули при слове "деньги". Наташа взяла из его руки письмо и, пробежав его глазами, снова спросила:
   - За что вознаграждение? О чем это он пишет?
   Брагин умоляюще посмотрел на нее и чуть слышно проговорил:
   - После... скажу... И опять повернулся лицом к стене...
   В обеденный час Наташа снова подошла к нему и прислушалась к его дыханию. Он как-будто спал или лежал в забытьи. Она провела рукой по его лбу, волосам и, наклонившись, тихо спросила:
   - Не позвать ли доктора, Саша?
   Брагин зашевелился и, не открывая глаз, раздражённо пробормотал:
   - Не надо...
   Жена не отходила и продолжала стоять над ним, беспокойно всматриваясь в его бледное, потемнёвшее лицо.
   - Ты покушал бы чего-нибудь... - проговорила она, снова проводя рукой по его лбу и волосам.
   Он сделал болезненную гримасу, словно ему от её прикосновения и звука её голоса стало больно.
   - Оставь меня... я ничего не хочу! - простонал он с безнадежной, неодолимой тоской в голосе...
   После обеда Наташа в кухне мыла посуду. Котик сидел около нее, на табурете и молча, серьезно следил за её работой. В комнатах, уже наполненных мглистыми вечерними сумерками, стояла глубокая тишина, прерываемая только слабым стуком тарелок и лязгом ножей и вилок в кухне...
   И вдруг, по квартире пронесся странный, непонятный звук, как-будто где-то тихо открылось окно, или кто-то осторожно звякнул пальцами по стеклу.
   Молодая женщина вздрогнула и замерла с тарелкой в руках. Её нервы были напряжены непонятным состоянием мужа, странным письмом Карича. Она чувствовала, что случилось какое-то несчастье, и целый день мучилась, ожидая какой-то страшной катастрофы. И теперь, услышав этот странный звук, она инстинктивно поняла, что случился какой-то ужас... Веянье страха пронеслось в сумерках по комнатам и жутким холодом коснулось её сердца...
   Где-то раздался стук, как-будто от падения большого, мягкого предмета и слабый, мучительный вскрик. И тотчас-же послышался глухой, тревожно-зловещий шум голосов и шагов...
   Уронив на пол тарелку, она бросилась из кухни, чуть не опрокинув табурет с ребенком. В спальне, куда она вбежала, кровать мужа была пуста, и окно было раскрыто. Во дворе, под этим окном, говорили, кричали. Слышались отдельные восклицания: - Дворник! Где дворник?! - Из третьего этажа! Я видел! - Убился? - Что такое? В чём дело? - На смерть! - Ах ты, Господи! - Да где-же дворник?! - Огня давайте!
   Молодая женщина заломила руки, метнулась к окну, закричала не своим голосом и, откинувшись назад, грохнулась на пол и забилась в сильном сердечном припадке...
  
   Вл. Ленский
  

Примечания

  
   Вл. Ленский - псевдоним "Ленский Владимир" использовал для своих произведений Абрамович Владимир Яковлевич (1877-1932). Оказывается практически невозможно найти человека не знакомого с его творчеством. Крылатая фраза "Вернись, я всё прощу" была написана в стихотворении "Вернись, я всё прощу: упрёки, подозренья...", а позднее композитор Борис Прозоровский положил стихотворение Ленского на музыку и создал популярный до сих пор романс.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru