Полное собрание сочинений. Том 5. Май -- декабрь 1901
"Полное собрание сочинений": Издательство политической литературы; Москва; 1967
Рабочие волнения в последнее время снова заставили повсюду усиленно говорить о себе. Обеспокоились и правящие сферы, обеспокоились не на шутку: это можно видеть из того, что сочли необходимым "покарать" приостановкой на одну неделю даже такую архиблагонамеренную, всегда угодничающую перед начальством газету, как "Новое Время"[1] за его статью в номере 9051 (от 11-го мая) "По поводу рабочих беспорядков". Кара вызвана, конечно, не содержанием статьи, которая преисполнена самых добрых чувств по отношению к правительству, самой искренней заботливости о его интересах. Опасным признано всякое обсуждение этих "волнующих общество" событий, всякое упоминание об их распространении и их важности. Приводимый нами ниже тайный циркуляр (от 11-го же мая) о том, чтобы печатать статьи о беспорядках на наших фабриках и заводах и об отношениях рабочих к хозяевам только с разрешения департамента полиции[2], доказывает лучше всяких рассуждений, насколько само правительство склонно считать рабочие волнения событием государственной важности. И статья "Нового Времени" представляет особый интерес именно потому, что в ней намечается целая государственная программа, которая, в сущности, целиком сводится к тому, чтобы потушить недовольство посредством нескольких мелких и частью лживых подачек, снабженных громкой вывеской попечительности, сердечности и т. п. и дающих повод усилить чиновничий надзор. Но эта не новая программа воплощает в себе, можно сказать, "предельную" мудрость современных государственных людей и даже не в одной только России, а и на Западе: в обществе, основанном на частной собственности, на порабощении миллионов неимущих и трудящихся кучке богачей, правительство не может не быть вернейшим другом и союзником эксплуататоров, вернейшим стражем их владычества. А для того, чтобы быть надежным стражем, недостаточно в наше время пушек, штыков и нагаек: надо постараться внушить эксплуатируемым, что правительство стоит выше классов, что оно служит не интересам дворян и буржуазии, а интересам справедливости, что оно печется о защите слабых и бедных против богатых и сильных и т. п. Наполеон III во Франции, Бисмарк и Вильгельм II в Германии положили не мало труда на такое заигрывание с рабочими. Но в Европе, при существовании более или менее свободной печати и народного представительства, избирательной борьбы и сложившихся политических партий, все эти лицемерные проделки разоблачались слишком быстро. В Азии, и в том числе в России, так забиты и невежественны народные массы, так сильны предрассудки, поддерживающие веру в царя-батюшку, что подобные проделки пользуются большим успехом. И вот, одним из весьма характерных признаков того, что и в Россию проникает европейский дух, служит неудача подобной политики в последние 10-20 лет. Пускали в ход эту политику много и много раз, и всегда оказывалось, что через несколько лет после издания какого-либо "попечительного" (будто бы попечительного) закона о рабочих, дело снова приходило в прежнее положение -- увеличивалось число недовольных рабочих, росло брожение, усиливались волнения -- опять с шумом и треском выдвигается "попечительная" политика, гремят пышные фразы о сердечном попечении к рабочим, издается какой-нибудь закон, в котором на алтын пользы рабочим и на целковый -- пустых и лживых слов, - и через несколько лет повторяется старая история. Правительство вертится, как белка в колесе, оно из кожи лезет, чтобы заткнуть то здесь, то там недовольство рабочих какой-нибудь тряпичкой, - а недовольство прорывается в другом месте и еще сильнее.
В самом деле, припомните самые крупные вехи, знаменующие историю "рабочего законодательства" в России. В конце 70-х годов происходят очень крупные стачки в Петербурге, социалистами делается попытка воспользоваться случаем для усиления агитации. Александр III включает в свою так наз. "народную" (а на самом деле дворянско-полицейскую) политику фабричное законодательство. В 1882 году учреждается фабричная инспекция, которая публиковала даже сначала свои отчеты. Правительству, конечно, отчеты не понравились, и оно прекратило печатание их. Законы о фабричном надзоре оказались именно тряпичкой. Наступает 1884-1885 год. Кризис в промышленности вызывает громадное движение рабочих и ряд самых бурных стачек в центральном районе (особенно замечательна морозовская стачка[3]). Снова выдвигают "попечительную" политику, - на этот раз с особенной силой выдвигал ее Катков в "Московских Ведомостях"[4]. Катков рвет и мечет по поводу того, что морозовских стачечников отдали под суд присяжных, он называет сто один вопрос, поставленный судом на разрешение присяжным, - "сто одним салютационным выстрелом в честь показавшегося на Руси рабочего вопроса", но он требует в то же время, чтобы "государство" заступилось за рабочих, запретило те безобразные штрафы, которые взорвали, наконец, морозовских ткачей. Выходит закон 1886 г., усиливающий во много раз фабричный надзор и запрещающий произвольные штрафы в пользу фабриканта. Проходит десять лет, - и новый взрыв рабочих волнений. Стачки 1895 года и особенно громадная стачка 1896 г.[5] наводят трепет на правительство (особенно потому, что с рабочими теперь уже систематически идут рука об руку социал-демократы), и оно с невиданной прежде быстротой издает "попечительный" закон (2-го июня 1897 г.) о сокращении рабочего дня; в комиссии, обсуждавшей этот закон, чиновники министерства внутренних дел, и директор департамента полиции в том числе, во весь голос кричат: необходимо, чтобы фабричные рабочие видели в правительстве постоянного защитника, справедливого и милосердного покровителя (см. брошюру "Тайные документы, относящиеся к закону 2-го июня 1897 г."). А попечительный закон, между тем, под сурдинку всячески урезывается и отменяется циркулярами того же правительства. Наступает новый промышленный кризис, - рабочие в сотый раз убеждаются, что никакие "попечения" полицейского правительства не могут дать им серьезного облегчения и свободы самим заботиться о себе, - новые волнения и уличные битвы, - новое беспокойство правительства, - новые полицейские речи о "государственной попечительное"", изрекаемые на этот раз в газете "Новое Время". И не надоест это вам, господа, воду в решете носить?
Нет, правительству никогда, конечно, не надоест повторять свои попытки запугать непримиримых рабочих и подманить к себе какой-либо подачкой тех, кто послабее, поглупее и потрусливее. Но и нам никогда не надоест разоблачать истинный смысл этих попыток, разоблачать тех "государственных" мужей, которые сегодня кричат о попечительное", после того как они вчера приказывали солдатам стрелять в рабочих, - которые вчера заявляли о своей справедливости и покровительстве рабочим, а сегодня хватают и хватают для полицейской расправы без суда лучших людей и из рабочих и из интеллигентов. И поэтому мы считаем нужным остановиться на "государственной программе" "Нового Времени" заранее, прежде чем появился какой-нибудь еще новый "попечительный" закон. Да и те признания, которые делает при этом такой "авторитетный" в области нашей внутренней политики орган, заслуживают внимания.
"Новое Время" вынуждено признать, что "прискорбные явления в сфере рабочего вопроса" - не случайность. Конечно, виноваты тут и социалисты (газета избегает этого страшного слова, предпочитая более глухо говорить о "вредных лжеучениях", о "пропаганде противогосударственных и противообщественных идей"), но... но почему же это именно социалисты пользуются успехом в рабочей среде? "Новое Время", конечно, не упускает случая обругать рабочих: они так "неразвиты и невежественны", что охотнее слушают вредную для полицейского благополучия проповедь социалистов. Виноваты, значит, и социалисты и рабочие, - с этими виноватыми жандармы и ведут давным-давно отчаянную войну, наполняя тюрьмы и места ссылки. Не помогает. Очевидно, есть такие условия в положении фабрично-заводских рабочих, которые "вызывают и поддерживают недовольство своим настоящим положением" и, таким образом, "благоприятствуют успеху" социализма. "Тяжелый труд фабрично-заводского рабочего в крайне малоблагоприятной житейской обстановке дает ему не более того, чтобы кормиться, пока в силах работать, а при всякой случайности, когда он на более или менее продолжительное время остается без работы, он оказывается в том беспомощном положении, о котором, напр., на днях сообщалось в газетах про рабочих на бакинских нефтяных промыслах". Таким образом, сторонники правительства должны признать, что успех социализма объясняется действительно плохим положением рабочих. Но признается это очень неопределенно и уклончиво, с такими оговорками, которые ясно показывают, что ни самомалейшего намерения затронуть "священную собственность" капиталистов, гнетущую рабочих, не может и быть у подобного рода людей. "К сожалению, - пишет "Новое Время", - мы слишком мало знаем фактическое положение вещей в сфере рабочего вопроса у нас в России". Да, к сожалению! И мало знаем "мы" именно потому, что позволяем полицейскому правительству держать в рабстве всю печать, затыкать рот всякому честному обличению наших безобразий. Зато вот "мы" стараемся направить ненависть рабочего человека не на азиатское правительство, а на "инородцев": "Новое Время" кивает на "инородческие заводские администрации", называет их "грубыми и жадными". Такой выходкой можно поймать на удочку только самых неразвитых и темных рабочих, которые думают, что вся беда идет "от немца" или "от жида", которые не знают, что и немецкие и еврейские рабочие соединяются для борьбы со своими немецкими и еврейскими эксплуататорами. Да даже и не знающие этого рабочие видят из тысячи случаев, что всех "жаднее" и бесцеремоннее русские капиталисты, всех "грубее" русская полиция и русское правительство.
Интересно также сожаление "Нового Времени", что рабочий уж не так темен и не так покорен, как крестьянин. "Новое Время" плачет о том, что рабочий "отрывается от своих деревенских гнезд", что "в фабрично-заводских районах скапливаются сборные массы", что "сельчанин отрывается от села с его скромными (вот в чем суть-то), но самостоятельными общественно-экономическими интересами и отношениями". Как же не плакать, в самом деле? "Сельчанин" привязан к своему гнезду и из боязни потерять это гнездо не решается предъявить требование своему помещику, припугнуть его стачкой и т. п.; сельчанин не знает порядков в других местах, интересуется только своей деревушкой (сторонники правительства про это и говорят: "самостоятельные интересы" сельчанина; знает сверчок свой шесток, не сует носа в политику -- что может быть приятнее для начальства?) - а в этой деревушке местная пиявка, помещик или кулак, знает всех наперечет, и все от отцов еще и дедов переняли холопскую науку подчинения, и некому пробудить в них сознание. А на фабрике народ "сборный", к гнезду не привязанный (все равно, где работать), виды видавший, смелый, интересующийся всем на свете.
Несмотря на это горестное превращение скромного мужика в сознательного рабочего наши полицейские мудрецы надеются еще провести рабочую массу посредством "государственной попечительности о благоустройстве быта рабочих". "Новое Время" подкрепляет эту надежду следующим избитым рассуждением: "Гордый и всесильный на Западе, капитализм у нас -- пока еще слабый ребенок, могущий ходить только на помочах, и водит его на помочах правительство"... Ну, этой старой песенке о всемогуществе власти поверит разве только скромный крестьянин! Рабочий же слишком часто видит, как капиталисты "водят на помочах" полицейских и духовных, военных и статских чиновников. И вот -- продолжает "Новое Время" - все дело в том, чтобы правительство "настояло" на улучшении быта рабочих, т. е. потребовало бы от фабрикантов этого улучшения. Видите, как просто: приказать -- и дело в шляпе. Но просто это только сказать, а на деле приказания начальства, даже самые "скромные", вроде устройства больниц при фабриках, не исполняются капиталистами по целым десятилетиям. Да и не посмеет правительство ничего серьезного потребовать от капиталистов, не нарушая "священной" частной собственности. Да и не захочет правительство серьезного улучшения быта рабочих, потому что оно само в тысяче случаев является хозяином, обсчитывает и притесняет и рабочих Обуховского завода и сотен других заводов, и десятки тысяч почтовых, железнодорожных служащих, и проч., и проч. "Новое Время" и само чувствует, что в приказания нашего правительства никто не поверит, и оно старается найти себе опору в возвышенных исторических примерах. Это следует сделать -- говорит оно про улучшение быта рабочих -- "подобно тому, как полвека назад правительство взяло в свои руки крестьянский вопрос, руководствуясь мудрым убеждением, что лучше преобразованиями сверху предупредить требование таковых снизу, чем дожидаться последнего".
Вот это действительно ценное признание! Перед освобождением крестьян царь намекал дворянам на народное восстание, говоря: лучше освобождать сверху, чем ждать, когда станут сами освобождать себя снизу. И вот теперь прислужничающая правительству газета признается, что настроение рабочих внушает ей но меньше страха, чем настроение крестьян "перед волей". "Лучше сверху, чем снизу"! Глубоко заблуждаются газетные лакеи самодержавия, находя "подобие" между тогдашним и теперешним требованием преобразований. Крестьяне требовали отмены крепостного права, ничего не имея против царской власти и веря в царя. Рабочие восстановлены прежде всего и больше всего против правительства, рабочие видят, что их бесправие перед полицейским самодержавием связывает их по рукам и ногам в борьбе с капиталистами, и рабочие требуют поэтому свободы от правительственного самовластия и правительственного бесчинства. Рабочие волнуются тоже "перед волей", - но это будет воля всего народа, вырывающего политическую свободу у деспотизма.
* * *
Знаете ли, какой величайшей реформой хотят заткнуть недовольство рабочих и проявить к ним "государственную попечительность"? Если верить довольно упорным слухам, - идет борьба министерства финансов с министерством внутренних дел: последнее требует, чтобы фабричную инспекцию передали в его ведомство, уверяя, что тогда она меньше будет потакать капиталистам и больше заботиться о рабочих, предупреждая этим волнения. Пусть готовятся рабочие к новой царской милости: фабричные инспектора оденут новые мундиры и будут зачислены по другому ведомству (вероятно, с повышением содержания) и притом по тому самому ведомству, которое так давно и так любовно (особенно департамент полиции) печется о рабочих.
"Искра" No 6, июль 1901 г.
Печатается по тексту газеты "Искра"
-----
[1]"Новое Время" - ежедневная газета; выходила в Петербурге с 1868 по 1917 год; принадлежала разным издателям и неоднократно меняла свое политическое направление. Вначале умеренно-либеральная, с 1876 года, после того как издателем газеты стал А. С. Суворин, она превратилась в орган реакционных дворянских и чиновно-бюрократических кругов. С 1905 года -- орган черносотенцев. После Февральской буржуазно-демократической революции газета полностью поддерживала контрреволюционную политику буржуазного Временного правительства и вела бешеную травлю большевиков. Закрыта Военно-революционным комитетом при Петроградском Совете 26 октября (8 ноября) 1917 года. В. И. Ленин называл "Новое Время" образцом продажных газет.
[2] Имеется в виду секретный циркуляр Главного управления по делам печати министерства внутренних дел, разосланный редакторам газет и журналов 11 мая 1901 года. Циркуляр запрещал печатать сведения о революционном движении рабочих на фабриках и заводах без предварительного одобрения департамента полиции. Содержание циркуляра было приведено в "Искре" No 6 (июль 1901 года), в заметке "С.-Петербург" (отдел "Из нашей общественной жизни").
[3] Стачечное движение 1885 года охватило многие текстильные предприятия Владимирской, Московской, Тверской и других губерний промышленного Центра. Наиболее грандиозной по масштабу и важной по значению была стачка рабочих Никольской мануфактуры близ Орехово-Зуева, принадлежавшей фабриканту Морозову (отсюда произошло название "морозовская стачка"), в январе 1885 года. Основными требованиями рабочих Никольской мануфактуры были уменьшение штрафов, упорядочение условий найма и т. п.; руководили стачкой передовые рабочие П. Моисеенко, Л. Иванов и В. Волков. Морозовская стачка, в которой участвовало около 8 тысяч рабочих, была подавлена царскими войсками; свыше 600 рабочих было арестовано. Под влиянием стачечного движения 1885-1886 годов царское правительство было вынуждено издать закон 3 июня 1886 г. (закон о штрафах), который устанавливал, что штрафные деньги должны идти не в карман фабрикантов, а на нужды самих рабочих (см. В. И. Ленин. Сочинения, 5 изд., том 2, 1958, стр. 15-60).
[4]"Московские Ведомости" -- старейшая русская газета, издававшаяся Московским университетом первоначально (с 1756 года) в виде небольшого листка. С 1863 года газета перешла в руки М. Н. Каткова, стала монархо-националистическим органом, проводившим взгляды наиболее реакционных слоев помещиков и духовенства. С 1905 года -- один из главных органов черносотенцев. Выходила до Великой Октябрьской социалистической революции 1917 года.
На своих страницах газета выражала сокровенные чаяния и сущность политики царского правительства. Поэтому Ленин часто в обличительных целях использовал печатаемый газетой материал, называл газету "Московские Ведомости" "... незаменимым сотрудником революционной агитации".
[5] Ленин имеет в виду стачки петербургских рабочих, преимущественно текстильщиков, в 1895 и особенно в 1896 году. Стачка 1896 года началась 23 мая на Калинкинской мануфактуре, поводом к ней послужил отказ фабрикантов полностью выплатить рабочим заработную плату за нерабочие дни по случаю коронации Николая П. Стачка быстро охватила все основные бумагопрядильные и ткацкие предприятия Петербурга, а затем перекинулась на крупные машиностроительные заводы, резиновую мануфактуру, писчебумажную фабрику и сахарный завод. Петербургский пролетариат впервые выступил широким фронтом на борьбу с эксплуататорами. Бастовало свыше 30 тысяч рабочих. Стачка проходила под руководством петербургского "Союза борьбы за освобождение рабочего класса", который выпускал листовки и прокламации, призывавшие рабочих дружно и стойко отстаивать свои права. "Союзом борьбы" были напечатаны и распространены основные требования стачечников: сокращение рабочего дня до 10 1/2 часов, повышение расценок, своевременная выплата заработной платы и т. д.
Сообщения о стачке произвели огромное впечатление за границей. Корреспонденции о стачке печатались в "Vorwärts" ("Вперед") (Берлин) и "Arbeiter Zeitung" ("Рабочая Газета") (Вена). Адрес английских рабочих, подписанный вождями всех социалистических и профессиональных организаций, был переведен на русский язык, распространен "Союзом борьбы" среди петербургских рабочих. На митинге тред-юнионов Лондона сообщение о стачке В. И. Засулич и выступление дочери К. Маркса Элеоноры Маркс-Эвелинг были встречены с воодушевлением; присутствовавшие провели сбор в помощь стачечникам, и такие же сборы были объявлены по тред-юнионам. Сборы проводились также в Германии, Австрии и Польше. Лондонский конгресс II Интернационала, собравшийся в июле 1896 года, восторженно встретил сообщение Г. В. Плеханова о стачке 1896 года и принял специальную резолюцию -- приветствие русским рабочим, ведущим борьбу против "одной из последних опор европейской реакции".
Петербургские стачки способствовали развитию рабочего движения в Москве и других городах России, заставили правительство ускорить пересмотр фабричных законов и издать закон 2 (14) июня 1897 года о сокращении рабочего дня на фабриках и заводах до 11 1/2 часов. Они, как писал впоследствии Ленин, "открыли эру неуклонно поднимавшегося затем рабочего движения, - этого самого могучего фактора всей нашей революции" (Сочинения, 4 изд., том 13, стр. 78).