-- Кто тамъ?-- воскликнулъ пожилой дачникъ, расположившійся завтракать на террасѣ, и выглянулъ въ садикъ изъ за парусинной драпировки.
-- Мясникъ къ вашей чести, -- откликнулся лавочникъ, приподнимая картузъ и надѣвая его опять.
-- Что тебѣ надо? Зачѣмъ?
-- Да кто за чѣмъ другимъ, а я все въ одномъ направленіи. За деньгами. Прикажите заборную книжечку погасить.
-- Позволь... Но вѣдь за деньгами ходятъ перваго числа... особенно къ служащимъ людямъ, а сегодня только пятнадцатое.
-- Это точно... Это дѣйствительно...-- согласился мясникъ.-- Но ужъ два первыхъ числа прошло, а мы отъ вашего здоровья никакого дивидента не видали.
-- Не можетъ быть! -- удивился дачникъ.-- Развѣ тебѣ жена моя перваго іюля и перваго августа не заплатила? Я ей давалъ деньги для уплаты за мясо.
-- Никакъ нѣтъ-съ... Вотъ ужъ два мѣсяца мы при пиковомъ интересѣ... Иначе никогда-бы я вашу честь не посмѣлъ... Ни за іюнь, ни за іюль... Вотъ и августъ въ половинѣ...
-- Что-нибудь да не такъ... Марья Андревна! -- крикнулъ дачникъ жену.
На террасу выглянула среднихъ лѣтъ миловидная женщина и, увидавъ мясника, смутилась. Лицо ея вспыхнуло.
-- Развѣ ты не уплатила въ мясную за мясо въ іюлѣ и перваго августа?-- продолжалъ дачникъ.
-- Нѣтъ еще. Но вѣдь ему и не на хлѣбъ... Подождать можетъ, -- пробормотала сконфуженно жена и накинулась на мясника:-- Чего ты лѣзешь!.. Развѣ пропадало за нами
-- Это вы точно, матушка Марья Андревна, это дѣйствительно... Но такъ какъ мы приказчики и сбираемся ѣхать въ деревню, а хозяинъ нашъ...
-- Молчи! И ступай вонъ! Деньги будутъ въ свое время уплочены...
-- Свое время-то, матушка-барыня, ужъ ушло -- вотъ я изъ-за чего...
-- Уходи, уходи! Что это за нахальство Въ домъ лѣзть за деньгами!
-- Но отчего-же, Маша, ты мнѣ не сказала, что по книжкѣ не уплочено?..-- началъ мужъ.
-- Пожалуйста не при людяхъ... Что это за манера! -- оборвала его жена и опять сказала мяснику. -- Можешь отправляться, отправляться. Деньги твои не пропадутъ.
-- Да, да... Ты получишь... Уходи голубчикъ своевременно получишь... Дня черезъ три я самъ тебѣ принесу...-- забормоталъ въ свою очередь мужъ.
-- Хорошо-съ... Будемъ ждать... А только пожалуйста баринъ... Теперича, такъ какъ мы ѣдемъ въ деревню...
Мясникъ снова приподнялъ картузъ и сталъ выходить изъ садика.
Мужъ, сидѣвшій уже передъ налитой рюмкой водки и державшій въ рукѣ редиску, чтобъ закусить ею, взглянулъ на жену испытующимъ взглядомъ и изображалъ изъ себя знакъ вопросительный. Она отвернулась и смущенно проговорила:
-- Не понимаю, что за манера дѣлать эти очныя ставки съ лавочниками!
-- Позволь, Марья Андревна, я вовсе не дѣлалъ тебѣ очную ставку, а если человѣкъ приходитъ за деньгами, а я знаю, что деньги я уплатилъ, -- сказалъ мужъ, -- то само собой...
-- Ну, довольно довольно! Пей водку-то! А то сидишь, какъ истуканъ, съ редиской въ рунѣ...
-- Я пораженъ... Я, я... Но куда-же ты дѣла деньги, которыя я тебѣ далъ на расплату?..
Мужъ не только не выпилъ водки, но положилъ и редиску на столъ.
Жена стояла, отвернувшись отъ мужа и соображала, что ей выгоднѣе: накинуться на него и сдѣлать сцену, или оправдываться и потомъ признаться въ употребленіи денегъ на другой предметъ. Наконецъ, она забормотала:
-- Куда! Куда! Деньги ему не на хлѣбъ... Ты самъ зпаешь... у насъ семейство... Варичкѣ классное платье... Петенькѣ брюки... А ты такъ мало даешь денегъ на семью...
-- Я далъ тебѣ, другъ мой, семъ рублей Варичкѣ на платье...
-- А много-ли это семь рублей? Семь рублей одна только матерія... Она дѣвочка большая. А портнихѣ? А... а? Наконецъ, такъ по хозяйству...
-- Платье для Варички еще не готово и портнихѣ ты, стало было, еще не платила.
-- А варенье я варила. Сколько я варенья наварила! Грибы мариновала. Уксусъ для грибовъ...
-- Милая моя, на варенье я тебѣ отдѣльно далъ пять рублей и привезъ изъ города пудъ сахарнаго песку.
-- Банки для варенья покупала... Да мало-ли еще что! У тебя два раза въ недѣлю этотъ несносный винтъ... Гости твои жрутъ какъ акулы. Нужно закуску приготовить, нужно водку проклятую...
-- На водку и пиво я всякій разъ давалъ деньги отдѣльно. Банки для варенья у тебя прошлогоднія...-- слышались возраженія.
-- Что ты ко мнѣ, какъ судебный слѣдователь, придираешься! Ты забываешь, что я даже лососиной кормила твоихъ проклятыхъ гостей!
Пауза.
-- Можетъ быть у тебя и въ мелочную лавку по книжкѣ не заплочено?-- спросилъ мужъ.
-- Конечно-же не заплочено, -- проговорила жена, сѣла, слезливо заморгала глазами и вынула изъ кармана носовой платокъ.
-- Ай-ай-ай! А вѣдь я на все это давалъ каждый мѣсяцъ деньги...-- пробормоталъ мужъ, -- а зеленьщику?-- задалъ онъ вопросъ.
Жена виновато молчала.
-- Куда-же ты дѣвала деньги, Манечка?-- продолжалъ мужъ.
Жена ужъ плакала и громко сморкалась.
-- Скачки проклятыя...-- выговорила она наконецъ.-- Съ лошадьми мошенничаютъ. Я всегда во всемъ несчастлива... А тутъ ставила на свое и Варичкино счастье...
-- Стало быть, ты деньги, что я тебѣ давалъ на уплату за провизію, проигрывала?-- растерянно спросилъ мужъ.
-- Тотализаторъ... Проклятый тотализаторъ!..-- вырвалось у жены и она зарыдала.
II.
Купецъ Семенъ Иванычъ Клубковъ вчера только вернулся съ Нижегородекой ярмарки, куда ѣздилъ недѣли на двѣ. Сегодня утромъ онъ пришелъ въ лавку, истово перекрестился на икону и спросилъ выстроившихся въ струнку за прилавками приказчиковъ:
-- Лѣтнее время, само собой... Крупнаго покупателя почитай что вовсе не было... Ну, а по мелочамъ кое-что набиралось по малости... Извѣстно, ужъ лѣтомъ не завалило.
Встрепенулся второй приказчикъ, молодой блондинъ, въ усахъ и свѣтлосинемъ галстукѣ;
-- Въ точку-съ...-- откликнулся онъ.-- Копѣйка въ копѣйку... И листки въ порядкѣ на шпилькѣ повѣшены. Какъ листокъ подадутъ -- сейчасъ-же я вносилъ въ книгу.
-- Ну, то-то...
Клубковъ сѣлъ около прилавка на стулъ, снялъ шляпу и сталъ отирать лобъ отъ пота. Блондинъ продолжалъ:
-- Каждый день, передъ запоромъ лавки, итогъ подводилъ. Съ Николаемъ Захарычемъ скликнусь, у него по кассѣ вѣрно -- ну, и запираемся.
Онъ кивнулъ на брюнета съ бородой травками.
-- И у тебя касса въ порядкѣ?-- перевелъ хозяинъ глаза на брюнета.
-- Въ порядкѣ-съ... -- пробормоталъ тотъ, поблѣднѣлъ и потупился.
-- На текущій счетъ клалъ?
-- Клалъ.
-- Сколько-же на текущій счетъ положилъ?
-- Тысячу сто.
-- Только-то? Это за двѣ недѣли-то! Что-же, платежи были? Платежей, насколько мнѣ помнится...
-- Два векселя-съ... Триста и сто восемьдесятъ.
-- Такъ.... Хозяйка сказывала мнѣ, что только шестьдесятъ рублей на расходъ брала...
-- Выдалъ-съ....
-- Стало быть, у тебя наличными есть изрядно?-- спрашивалъ хозяинъ брюнета.
-- На порядкахъ-съ. Въ страховую контору платили...
-- Ну, это всего сорокъ одинъ рубль съ копѣйками.
-- Столяру-съ...
-- Какому столяру?
-- Дверь поправлялъ.
-- Тысячу рублей, что-ли, отворотилъ столяру-то?
-- Рубль съ четвертью.
-- Вотъ дуракъ-то! Я о суммахъ спрашиваю, а онъ мнѣ: рубль съ четвертью.
Приказчикъ смѣшался.
-- Тамъ рубль съ четвертью, здѣсь рубль съ четвертью -- оно и наберется, -- проговорилъ онъ.-- Полотерамъ платили... За полуду чайника отдавали.
-- Молчи...-- махнулъ ему рукой хозяинъ, побарабанилъ пальцами по прилавку и сказалъ:-- Хозяйка жаловалась мнѣ, что три раза она пріѣзжала въ лавку и тебя на мѣстѣ не было.
Приказчикъ вспыхнулъ.
-- За получкой ходилъ. Нельзя-же безъ получки...
-- За получкой рано утромъ ходятъ или вечеромъ, а это днемъ было. Съ кого получалъ-то?
-- Да мало-ли съ кого... Я и не три раза отлучался. Коли приказываютъ, что зайдите, молъ, въ два часа, то обязанъ-же я за хозяйскими деньгами...
-- Ну, ладно. Сдавай кассу, пока въ лавкѣ покупателей нѣтъ, -- проговорилъ хозяинъ, вставая, и направился за стеклянную перегородку, за которой стояла конторка и лежали книги. Вошелъ туда приказчикъ-брюнетъ. Подошелъ къ двери перегородки и приказчикъ-блондинъ.
-- И мнѣ прикажете по своей части?-- спросилъ онъ хозяина.
-- Зачѣмъ? Запродажная книга тутъ, такъ и безъ тебя справлюсь. А вотъ кассу отъ Николая Захарова принять надо. Это ужъ онъ долженъ сдавать.
Хозяинъ раскрылъ одну изъ книгъ.
-- На четыре тысячи семьдесятъ два рубля продано, -- сказалъ онъ, заглянувъ въ нее.-- У тебя по кассовой книгѣ такъ?-- спросилъ онъ приказчика-брюнета.
-- Точно такъ-съ...-- отвѣчалъ тотъ, смотря въ книгу, и прибавилъ:-- У меня все въ порядкѣ.
-- А въ порядкѣ, такъ и чудесно. За та тебѣ хвала и слава, -- пошутилъ хозяинъ.-- Четыре тысячи семьдесятъ два рубля и сорокъ пять копѣекъ.
Онъ положилъ на счетахъ. Приказчикъ протянулъ ему книжку текущаго счета и сказалъ:
-- Вотъ-съ... Тысяча сто положено.
-- Отчего у тебя руки трясутся?-- спросилъ приказчика хозяинъ.-- Куръ воровалъ или пьянствовалъ много въ мое отсутствіе? Охъ, Николай, Николай! Считалъ я тебя за надёжнаго человѣка, а ты...
-- Съ выпивки и нездоровъ. Отъ тебя и по сейчасъ несетъ перегаромъ. Ну-съ... На текущій счетъ внесены тысяча сто. Долой ихъ. Четыреста восемьдесятъ по векселямъ уплочено. Долой ихъ. Марьѣ Алексѣевнѣ шестьдесять -- долой ихъ. Мелкіе расходы...Подсчитано. Двѣсти девяносто. Двѣ тысячи двѣсти два рубля у тебя должно быть на рукахъ. Давай ихъ.
-- Отворяй сундукъ. Вѣдь ключъ у тебя, а не у меня, -- сказалъ хозяинъ.-- Странно, что ты двѣ тысячи двѣсти въ сундукѣ держишь, а не на текущемъ счету, -- прибавилъ онъ.
-- Думалъ, что вотъ-вотъ пріѣдете.
-- А пріѣхалъ, такъ только бы поблагодарилъ, что на текущемъ счету.
-- Нельзя же-съ безъ денегъ... Надо на сдачу.
-- А на сдачу двѣ-три сотни мелкихъ бумажекъ, такъ и достаточно.
Щелкнулъ ключъ замка и отворилась крышика желѣзнаго ящика. Приказчикъ вынулъ оттуда пачку сторублевыхъ, сосчиталъ ихъ и положилъ на конторку передъ хозяиномъ.
-- Тысяча-съ...-- сказалъ онъ.
-- Сдавай сдавай...-- торопилъ хозяинъ.
Вынута вторая пачка. Приказчикъ сосчиталъ, положилъ и сказалъ:
-- Шестьсотъ-съ...
-- Ну, дальше...
Приказчикъ держалъ тощую пачку.
-- Тутъ восемьдесятъ шесть... Восемь золотыхъ по пяти рублей. Два полуимперіала... Мелочь...
-- Стой, стой... Дай костяжки-то со счетовъ скинуть, -- остановилъ его хозяинъ, звякая на счетахъ.-- Еще четыреста шестьдесятъ одинъ рубль надо.
-- Мелочь-съ...-- коснѣющимъ языкомъ пробормоталъ приказчикъ.-- Восемнадцать рублей серебряными рублями.
-- Ну, мелочи на двѣнадцать рублей... ну, съ восемнадцатью рублями, и того тридцать. Тридцать долой... Гдѣ-же остальные-то четыреста тридцать?
Приказчикъ запинался.
-- Да тутъ были...-- проговорилъ онъ.
-- А если были, то куда-же они дѣвались? Тутъ нѣтъ.
Произошла пауза. Приказчикъ вдругъ заплакалъ.
-- Семенъ Иванычъ! Отецъ и благодѣтель!.. Простите! Заживу ихъ! -- воскликнулъ онъ и, рыдая, бросился хозяину въ ноги.
-- Растратилъ? Прокутилъ? Ахъ, ты мерзавецъ! Вотъ отчего жена моя тебя въ лавкѣ не находила! Вотъ какая у тебя получка-то была! -- закричалъ хозяинъ.
-- Благодѣтель! Видитъ Богъ, не кутилъ я. На другомъ бѣсъ меня попуталъ.
-- Нѣтъ, нѣтъ, благодѣтель, Семенъ Иванычъ! На другомъ бѣсъ меня попуталъ. На скачкахъ, на скачкахъ я соблазнился и проигралъ.
-- Тотализаторъ?
-- Онъ... Онъ, проклятый... Hо я заслужу вамъ все до копѣечки, Семенъ Иванычъ, простите только меня раба грѣшнаго! -- плакался приказчикъ, не поднимаясь съ пола.
Хозяинъ покачалъ головой. Онъ не зналъ, что и говорить.
-- Ахъ, ты шельма, шельма! Ахъ, ты эѳіопъ! Ахъ, ты... Туда-же въ тотализаторъ!..-- пробормоталъ онъ.-- Хозяинъ отъ тотализатора, какъ отъ чумы бѣжитъ, а ты приказчикъ... Вонъ изъ лавки! -- закричалъ онъ, хлопая крышкой сундука.
-- Соблазнъ, соблазнъ... Не устоялъ противъ соблазна...-- стоналъ приказчикъ и, пошатываясь, направился вонъ изъ-за перегородки.
III.
Воскресенье. Семейство статскаго совѣтника и домовладѣльца Пугалова завтракаетъ. На столѣ кулебяка съ сигомъ икапустой, большой никелированный кофейникъ стоитъ на спиртовой лампѣ съ таганомъ. Вокругъ стола усѣлись чады и домочадцы, и происходитъ оживленный семейный разговоръ.
У наружныхъ дверей въ прихожей -- звонокъ. Нарядная горничная въ бѣломъ передникѣ съ кружевцами и прошивками, прислуживавшая у стола, бѣжитъ отворять дверь и черезъ нѣсколько времени возвращается и докладываетъ:
-- Да-съ... Семиполовъ... Вотъ что домъ на углу, такъ самъ домовладѣлецъ.
-- Что ему такое? Попроси въ гостиную. Я сейчасъ...-- бормочетъ Пугаловъ и торопится доѣдать кусокъ пирога.
Старшій сынъ Пугалова -- молодой человѣкъ съ начинающими уже пробиваться на верхней губѣ усиками, въ формѣ одного изъ учебныхъ заведеній, блѣднѣетъ. Сначала онъ закрывается салфеткой, потомъ встаетъ изъ-за стола и незамѣтно уходитъ изъ столовой.
-- Семиполовъ... Семиполовъ... Это сосѣдъ нашъ, но никогда не бывалъ у меня. По какому это онъ дѣлу?-- продолжаетъ Пугаловъ.-- Должно быть, не насчетъ трубъ-ли сточныхъ? Мы хотѣли просить объ очисткѣ уличныхъ сточныхъ трубъ.
Онъ снялъ салфетку, заткнутую за воротничекъ рубашки, всталъ изъ-за стола и вышелъ въ гостиную. Въ гостиной ходилъ изъ угла въ уголъ пожилой мужчина съ довольно объемистымъ брюшкомъ, въ черномъ пиджакѣ, сѣрыхъ брюкахъ и бѣломъ жилетѣ.
-- Доброму сосѣду! -- раскланялся передъ нимъ Пугаловъ.-- Какому счастливому случаю обязанъ, что вы изволили меня посѣтить? Предполагаю, что по дѣлу о сточныхъ трубахъ, объ очисткѣ которыхъ мы хотѣли просить городскую управу.
Оба подали другъ-другу руки и пожали ихъ. Семиполовъ сдѣлалъ серьезное лицо и сказалъ:
-- Если вы приступаете съ такимъ вопросомъ, достоуважаемый Михаилъ Петровичъ, то значить моя догадка вѣрна, что вы тутъ ни въ чемъ не причинны и во всемъ виноватъ молодой человѣкъ. Буду поэтому говорить смѣлѣе.
-- Пожалуйста, пожалуйста. Впрочемъ, что-же мы стоимъ? Прошу покорно садиться, -- предложилъ хозяинъ, указывая на кресло.-- Курить не прикажете-ли?
Оба сѣли. Хозяинъ раскрылъ портсигаръ съ папиросами и подвинулъ спички. Гость сдѣлалъ маленькую паузу и спросилъ:
-- Посылали вы ко мнѣ недѣль пять тому назадъ за пятьюдесятью рублями?
Пугаловъ даже отодвинулся отъ Семиполова на стулѣ и растопырилъ руки.
-- Въ первый разъ слышу, -- сказалъ онъ.
-- Ну, такъ у меня былъ вашъ старшій сынъ съ вашей карточкой и взялъ пятьдесятъ рублей для васъ, какъ онъ говорилъ. Сынъ вашъ взялъ у меня деньги и обѣщался возвратить ихъ на другой-же день, ивотъ уже прошло около пяти недѣль...
-- И не думалъ, и не воображалъ брать у кого-либо денегъ. Сынъ мой также мнѣ ничего не говорилъ о деньгахъ. Вы хорошо знаете моего сына?
-- Да какъ-же не знать-то? Вѣдь я вижу, когда онъ бываетъ съ вами въ церкви. Наконецъ, онъ катается на конькахъ вмѣстѣ съ моимъ сыномъ и два раза былъ у меня, въ домѣ. Мой сынъ приводилъ его къ себѣ по какому-то дѣлу. Судите сами, иначе какъ-бы я ему повѣрилъ пятьдесятъ рублей? Зовутъ его Аристархъ -- разсказывалъ Семиполовъ.
-- Совершенно вѣрно, -- отвѣчалъ Пугаловъ, закусилъ губу, потомъ вздохнулъ и проговорилъ:-- Предчувствую, что тутъ какая-нибудь возмутительная шалость.
-- Вота, вотъ!.. Это-то и заставило меня придти къ вамъ. Можетъ быть ужъ это и не единственный случай, а потому надо все это скорѣе пресѣчь, -- продолжалъ Семиполовъ.-- Что тутъ шалость, я сейчасъ-же догадался черезъ двѣ-три недѣли. Я разсуждалъ такъ: если-бы сынъ Михаила Петровича взялъ у меня пятьдесятъ рублей дѣйствительно для своего отца, то отецъ, какъ состоятельный человѣкъ, возвратилъ-бы эти деньги сейчасъ-бы.
-- Нѣтъ, нѣтъ! Ни зачѣмъ я не посылалъ къ вамъ сына, никакихъ отъ него денегъ я не получалъ! -- вскричалъ Пугаловъ.-- Тутъ шалость мальчишки, возмутительная шалость! Вотъ возьмите ваши пятьдесятъ рублей.
Пугаловъ полѣзъ въ карманъ за бумажникомъ, вынулъ изъ бумажника деньги и продолжалъ:
-- Но прежде чѣмъ я позову сына и приступлю къ разбирательству этого дѣла, будьте любезны разсказать мнѣ, при какихъ обстоятельствахъ это случилось. Мальчишка шалитъ, и это ужъ не первый случай его шалости. Нѣчто подобное уже было. Такъ вотъ-съ... при какихъ обстоятельствахъ?
Говоря это, Пугаловъ покраснѣлъ и на лысинѣ его выступилъ крупный потъ. Семиполовъ отвѣчалъ:
-- Да вовсе безъ всякихъ обстоятельствъ. Является ко мнѣ такъ около полудня. Былъ праздникъ. Является и подаетъ мнѣ вашу карточку. "У папы, говорить, случилось несчастіе. Онъ ѣхалъ въ конкѣ, стоялъ на тормазѣ и у него вытащили изъ бокового кармана бумажникъ съ деньгами. Вытащили, говорить, или онъ самъ потерялъ -- папа хорошенько не помнить. Но бумажника съ деньгами нѣтъ, а папѣ нужны деньги на расходы".
-- Мерзавецъ! -- воскликнулъ Пугаловъ.
-- "Папѣ нужны деньги на расходы. Деньги у папы есть въбанкѣ на текущемъ счету, но сегодня праздникъ и ихъ получить нельзя по чеку -- вотъ папа и послалъ меня къвамъ попросить пятьдесятъ рублей до завтра".
-- Каковъ сочинитель! Нѣтъ, каковъ сочинитель!
Пугаловъ ударилъ себя по колѣнкѣ и вскочилъ со стула.
Семиполовъ тоже поднялся и сказалъ:
-- Вотъ теперь все. Потомъ я ждать пять недѣль, не дождался и рѣшился сообщить вамъ... Затѣмъ, извините за безпокойство и позвольте проститься съ вами!
-- Благодарю, что сказали, -- проговоритъ Пугаловъ и вздохнулъ:-- Ахъ, что нынче за мальчики! Это чистое наказаніе! Аристархъ! -- крикнулъ отъ сына.
-- Нѣтъ, ужь только, Бога ради, не при мнѣ, многоуважаемый... Мое дѣло было вамъ сказать, а слушать -- не могу. Мое почтеніе...
Семиполовъ схватилъ шляпу и бросился въ прихожую. Пугаловъ сталъ его провожать, затѣмъ, когда тотъ ушелъ, вбѣжалъ въ столовую и сказалъ женѣ, все еще сидѣвшей около кофейника:
-- Каковъ у насъ-то Аристархъ-то! Новая мерзость... Новое происшествіе... Взялъ отъ имени моего у Семиполова мѣсяцъ тому назадъ пятьдесятъ рублей и не возвратилъ до сихъ поръ. Обманомъ взялъ... Да вѣдь какую исторію сочинилъ!
-- Да что ты! Какъ-же это дѣло было?
Жена слезливо заморгала глазами.!
-- Да какъ дѣло было! Подло дѣло было, скверно было, гнусно было! -- закричалъ Пугаловъ.-- Надо сейчасъ разобрать. Аристархъ! -- сталъ онъ звать сына.-- Аристархъ! Но какъ и чѣмъ его наказать за эту продѣлку? Вѣдь это почти мошенничество! Аристархъ!
Въ дверяхъ показался сынъ. Онъ шелъ тихо, потупившись, лицо его было красно, онъ плакалъ.
-- Ну, что ты надѣлалъ, дрянь ты этакая! -- воскликнулъ отецъ.-- Ухитриться подъ такимъ предлогомъ взять совершенно у посторонняго человѣка деньги. И куда тебѣ такія деньги? Вѣдь я даю тебѣ деньги на мелкіе, карманные расходы. Мальчишка! Материно молоко еще на губахъ необсохло, а онъ...
-- Простите...
И сынъ, горько плача, низко поклонился.
-- Простите, простите...-- передразнилъ его отецъ.-- Но вѣдь этаго мало, что ты плачешь и просишь прощенія. Ты долженъ разсказать, куда ты дѣлъ деньги. Говори, мошенникъ!
-- Я очень рада, что вы пришли... И вы, папаша, и вы, мамаша... А то я хотѣла къ вамъ ѣхать. Бога ради, повліяйте какъ-нибудь на Геннадія. Вѣдь съ нимъ просто жилъ невозможно. Можетъ быть, онъ васъ какъ отца и мать послушаетъ, а я ужъ всякія увѣщанія испробовала и все никакого толку.
-- Что такое? Что такое? Развѣ опять?..-- тревожно спросилъ свекоръ и свекровь.
-- Опять... Да онъ и не прекращалъ! Зимой ему нѣсколько повезло и онъ выкупилъ кое-какія наши вещи, а лѣтомъ снова сталъ закладывать.
-- Даже вещи проигрываетъ? -- воскликнулъ свекоръ, полный, добродушнаго вида старикъ съ крупной лысиной и сѣдой, коротко остриженной бородой.
-- Да вѣдь ужъ я два раза говорила вамъ...-- произнесла молодая женщина.
-- Говорила, говорила она, только ты забылъ, -- подхватила свекровь, тоже полная женщина съ широкимъ проборомъ на головѣ, въ сѣромъ фланелевомъ платьѣ и золотыхъ часахъ въ длинной золотой цѣпочкой на груди, и прибавила:-- Проклятый тотализаторъ! И какъ только не запретятъ его!
-- Вы говорили мнѣ, Евгенія Васильевна, что Геннадій много въ тотализаторъ проигрываетъ, а про вещи ничего не говорили, -- сказалъ старикъ.-- Вещи это ужъ слишкомъ!
-- И про вещи, папаша, говорила. Вы знаете, весной вѣдь онъ мою лисью ротонду проигралъ.
-- Да что ты!
Старикъ даже привскочилъ въ креслѣ, поднялся и сталъ ходить по гостиной.
-- Проигралъ. Я и не знала-бы этого, но вчера онъ мнѣ самъ сознался, -- продолжала молодая женщина.
-- Это изъ рукъ вонъ! -- возмущался старикъ.
-- Весной онъ взялъ мою ротонду, чтобы отдать на лѣто для сохраненія отъ моли мѣховщику, я такъ и думала что ротонда у мѣховщика. Вчера я говорю ему: хорошо-бы, Геннадій, завтра взять отъ мѣховщика мою ротонду. Пора ужъ.. Пока она вывѣтрится отъ камфары и нафталину. Вдругъ онъ встаетъ передо мной на колѣни и говорятъ: "Прости, Женичка, я ее заложилъ въ ломбардъ". Ну, когда онъ теперь ее выкупитъ! Денегъ у него никогда ни копѣйки. Жалованье свое въ конторѣ онъ всегда забираетъ впередъ. Я знаю, что у него выданы векселя какимъ-то жидамъ, отъ которыхъ онъ скрывается. Вы знаете, на-дняхъ у насъ какой-то жидъ сидѣлъ въ пірихожей полъ-дня... "Не пойду, говоритъ, покуда его не дождусь". А Геннадій сидитъ въ спальной и не смѣетъ выйти. Но ротонда, ротонда! Я не знаю, какъ мнѣ теперь моей мамашѣ сказать.
-- Этого, Михаилъ Сергѣичъ, мало. Мы въ долгу, какъ въ шелку. Должны въ мясную лавку. Портной караулитъ на лѣстницѣ. Я боюсь за себя, боюсь за дѣтей. Вѣдь онъ все проиграетъ. Вѣдь ужъ я сама плачу иногда кое за что. Получаю проценты съ десяти тысячъ, которыя мнѣ даны мамашей въ приданое, и расплачиваюсь, -- продолжала Евгенія Васильевна.-- Ахъ, если-бы вы все знали! -- воскликнула она и опять заплакала.
-- Не плачь, милушка, не плачь...-- утѣшала ее свекровь.-- Въ твоемъ положенія это вредно.
-- Да... Вотъ хоть-бы и мое положеніе. Черезъ полтора мѣсяца я жду ребенка... предстоятъ большіе расходы. Надо акушеркѣ, надо съ докторомъ посовѣтоваться... Крестины, а у мужа никогда ни копѣйки... Онъ у меня-же иногда на извозчика беретъ.
-- Михаилъ Сергѣичъ... Ты долженъ приструнить Геннадія. Ты отецъ... Вразуми его... Вѣдь у него тоже дѣти...-- обращается старуха къ мужу.
-- Непремѣнно, матушка, непремѣнно... Вотъ только пусть со службы вернется, -- отвѣчалъ старикъ.-- Вѣдь мы съ женой пріѣхали къ вамъ обѣдать, -- прибавилъ онъ, обращаясь къ невѣсткѣ.
-- Очень рада, папаша. Только ужъ не взыщите... чѣмъ Богъ послалъ. У насъ сегодня супъ мясной и мясо изъ супа подъ хрѣновымъ соусомъ. Дѣтямъ манная каша. Я сокращаю расходы.
-- Михаилъ Сергѣичъ... Ты долженъ обратить вниманіе...-- опять говоритъ мужу старуха.-- Что-же это такое! Люди недоѣдаютъ, какъ слѣдуетъ.
-- Да, обращу, обращу... Пусть только покажется, -- откликнулся старикъ и въ волненіи сталъ отирать со лба потъ.
Евгенія Васильевна продолжала:
-- И какъ я была умна, что не отдала ему нынче зимой три тысячи рублей! Онъ просилъ у меня три тысячи. Говорилъ, что перемѣнитъ бумаги на какія-то болѣе доходныя. Но я ему не дала. О, съ этими бумагами было-бы то-же, что и съ ротондой!
-- Мнѣ кажется, милочка, ты ужь слишкомъ...-- вступился за сына старикъ.
-- Я слишкомъ! Да если вамъ все разсказать, такъ вы въ ужасъ придете, -- отвѣчала Евгенія Васильевна.-- Лѣтомъ, когда мы жили на дачѣ, серебро наше хранилось въ городской квартирѣ у меня въ зеркальномъ шкапу и ключъ былъ у меня. Такъ онъ подобралъ ключъ.
-- Не разсказывай, не разсказывай! -- замахала руками старуха.
Невѣстка не унималась.
-- И вотъ теперь отъ всего моего приданаго серебра у насъ только серебряныя ложки и больше ничего, -- рѣшительно ничего.
-- Пфъ...-- отдувался старикъ и въ волненіи ходилъ по комнатѣ.-- Какая несчастная страсть!
-- Страсть велика, но вѣдь и соблазнъ великъ, -- сказала старуха.-- Я не понимаю, какъ не запретятъ этотъ тотализаторъ! Вѣдь это азартная игра, вѣдь это все равно что рулетка.
-- И прямо, прямо дачникамъ навязываютъ, -- говорила Евгенія Васильевна.-- Вѣдь этотъ тотализаторъ теперь въ самомъ дачномъ центрѣ. А мужъ хорошъ! Помните, онъ доказывалъ и вамъ и мнѣ, что на Крестовскомъ островѣ дѣтямъ жить сыро на дачѣ, что надо поселиться въ Лѣсномъ или въ Коломягахъ. Ну, вотъ и наняли дачу въ Коломягахъ. Я съ дуру согласилась. А это онъ на Лѣсномъ и на Коломягахъ изъ-за того настаивалъ, чтобы ближе жить къ скачкамъ, къ тотализатору, чтобъ постоянно въ этомъ проклятомъ вертепѣ торчать. Несчастіе! Серебро, ротонду проигралъ, свою шубу...
-- Даже и свою шубу?! -- воскликнулъ старикъ.
-- Все, все... Были у меня золотые, дареные вами-же нашимъ дѣтямъ на зубокъ -- и золотые эти вытащилъ, у меня изъ стола и проигралъ, -- разсказывала Евгенія Васильевна.
-- Это ужасъ, что такое!
Звонокъ у наружныхъ дверей.
-- Вотъ мы его сейчасъ припремъ. Это онъ, -- сказалъ старикъ, потирая руки.
-- Поздно, папаша. Онъ ужъ такъ втравился, что по ночамъ даже про лошадей бредитъ, высчитываетъ ставки. Онъ жену, дѣтей забылъ изъ-за проклятаго тотализатора. Съ нимъ жить, такъ мы буквально нищіе будемъ. Я хочу забрать свои вещи и переѣхать къ моей матери.
-- Да что ты! Женичка, опомнись! -- закричала старуха.
-- Евгенія Васильевна, опомнись! Что ты говоришь! -- воскликнулъ старикъ,
-- Одинъ исходъ. Только у мамаши моей я кое-какъ и могу еще просуществовать на тѣ проценты, которые я получаю съ моего капитальца. Ну, у мамаши кое-что есть. Она живетъ своимъ домомъ. А съ нимъ -- онъ все растратитъ.
-- Про меня? Про тотализаторъ?... Эхъ, старая пѣсня! Нельзя-же совсѣмъ безъ страстей жить, нельзя-же совсѣмъ ужь никакимъ спортомъ не увлекаться! Но теперь меня бьетъ неудача. Однако, не всегда-же она будетъ меня бить. Когда-нибудь да поправлюсь, -- проговорилъ онъ и сталъ здороваться со стариками.
-- Когда къ тебѣ придетъ удача, я съ тобой ужъ не буду жить. Я буду у моей маменьки, -- твердо сказала жена и залилась слезами.
V.
Домовладѣлецъ Черноусовъ, плотный мужчина съ подстриженной бородой, въ пальто нараспашку и въ драповой шапочкѣ на бекрень, ходилъ у себя по двору и принималъ отъ кладчика выставленныя ему дровяникомъ дрова для зимняго запаса. Тутъ-же былъ старшій дворникъ, то что называется мужикъ-чистякъ, въ наваченномъ пиджакѣ, столь излюбленномъ кучерами, въ сапогахъ бутылками ивъ картузѣ старо-купеческаго пошиба. Дворникъ былъ съ складной саженью въ рукахъ и то и дѣло приставлялъ ее къ штабелямъ дровъ въ разныхъ мѣстахъ. Домовладѣлецъ Чернорусовъ, держа въ зубахъ потухшій окурокъ сигары, тыкалъ пальцемъ въ дрова и говорилъ:
-- Вездѣ такія щели, что кулакъ пролѣзетъ. Развѣ это кладка? Такую кладку развалить слѣдуетъ и заставить вновь складывать. Смотри... Это что?-- указалъ онъ кладчику.
-- Позвольте-съ... Да вѣдь ужъ невозможно, чтобы плотная стѣна была, -- отвѣчалъ кладчикъ.
-- Что ты мнѣ зубы-то заговариваешь! Развѣ я не понимаю! Слава Богу, не первый годъ живу на свѣтѣ. Видалъ виды-то! Это не кладка... Такая кладка не бываетъ.
-- Не знаю, господинъ!.. Мы старались... Старались, чтобы вамъ угодить, -- сказалъ онъ.-- Что намъ хозяина-то жалѣть? Намъ лестно покупателю угодить. Покупатель на чай дастъ.
-- Нѣтъ, за такую кладку даютъ по шеѣ, а не на чай...-- отвѣчалъ Чернорусовъ.-- Ну, да ты человѣкъ служащій... Тебя и винить нечего... Ты долженъ хозяину ворожить. А хозяинъ твой за такую кладку долженъ по меньшей мѣрѣ по двугривенному съ сажени скинуть.
-- Воля ваша-съ... Это ужь вы съ нимъ и вѣдайтесь. А мы старались.
-- И потомъ копаетесь... За недѣлю только шестьдесятъ саженъ выставили, а вѣдь мнѣ надо двѣсти двадцать пять, -- продолжалъ Чернорусовъ.
-- Лошади у насъ, ваша милость, были очень заняты. Въ казну возили, -- отвѣчалъ кладчикъ.-- Теперь у насъ пойдетъ все въ аккуратѣ, будьте покойны.
-- Только ты знай! Больше я такой кладки не приму.
-- Будьте покойны, не обидимъ. Тутъ полѣно крупное шло, бортовое, а теперь поровнѣе дрова пойдутъ и кладка плотнѣе будетъ.
-- А ты чего зѣвалъ, когда дрова-то клали?-- накинулся Чернорусовъ на дворника.-- Ты возьми глаза-то въ зубы, да и смотри.
-- Я, Помпей Яковличъ, тысячу разъ имъ говорилъ, да нешто съ ними что подѣлаешь!
Хозяинъ закурилъ окурокъ потухшей сигары и сталъ уходить со двора медленнымъ шагомъ. Дворникъ слѣдовалъ сзади .