Воскресный день. Залы Академии художеств, где выставлены картины общества выставок, полны народом.
Перед картиной профессора Венига "Самозванец" особенное многолюдие. Два пальта в сапогах со скрипом. У одного чисто подбритый затылок; у другого красный фуляр на шее.
-- Это Гришка Отрепьев, что ли?-- спрашивает подбритый затылок.
-- Он, собака. Нынче вот его от анафемы освободили. Тысячу лет прошло и освободили. Препона такая: как тысячу лет -- довольно! Потому кляни не кляни -- как в бездонную бочку,-- дает ответ красный фуляр.
-- Чего же он испугался?
-- А вон Маринка, жена его неверная, в дверях стоит, так ее. Яд-баба была. Смотри, как глазищи-то выпучила и ругается. Конечно, такая баба наслание человеку за грехи.
-- Зачем же он к окошку подбежал?
-- С отчаяния. Из-за бабы выскочить хочет. Ругались-ругались -- она его переругала. Ну, а мужчине это обидно. "Давай, говорит, жизнь порешу по своему конфузу". А вон боярин его уговаривает: "Полно, говорит, Дмитрий Самозванец! Охота тебе из-за бабы?.. Дай ей потасовку, и делу конец. Ведь отселева вниз -- семь сажен. Вдребезги разобьешься. Посмотри, какая вышь. Дух замирает".
-- И уговорил?
-- Конечно, уговорил. Потом они бабу вдвоем за ее подозрительность потаскали, и делу конец.
Около картины "Похищение Европы" остановились муж и жена. Жена взглянула и плюнула.
-- Фу, бесстыдница! Нагишом... А ты уж и рад. Как увидал -- тут и глаза впялил?-- обращается она к мужу.
-- Какая же бесстыдница? Русалка в своем собственном мундире на быке через океан в Европу переплывает. Это ихний мундир. Им по их утопленному положению одежи не полагается. Да, наконец, ежели бы и полагалось, то всякая бы сняла с себя. Зачем юбки мочить?
-- Все-таки можно было бы хоть простыней ее прикрыть.
Тут же, еще пара и с ними вместе маленький сын.
-- Где же карта Европы-то, папенька, которую эта самая голая женщина похищает?
-- Действительно, карты не видно, -- соглашается отец и прибавляет: -- А вот что: карта должна быть под женщиной, и она на ней сидит.
-- Стоит из-за географической карты такую опасность претерпевать, чтоб по воде на быке ехать!-- говорит мать.-- Невероятная вещь даже.
-- Ах, душечка, да ведь это просто шалость. Молоденькая девушка-институтка, ну и шалит. Какие из них тоже есть шалуньи! Взяла у учителя карту Европы, чтоб подразнить его, ну и везет. А на быке неопасно. Бык всегда выдержит.
-- Тут не карту Европы похищают,-- делает замечание какой-то стоящий сзади бородач.-- Европа -- это имя собственное.
-- Покорнейше вас благодарим,-- кланяется бородачу отец. -- А мы-то прочли в каталоге, что похищение Европы, и думаем: где эта самая карта? Вот видишь, Федя: Европой бык называется,-- говорит он сыну.
-- Не бык, а женщина...
-- Позвольте, как же это? Ведь здесь женщина быка похищает.
-- Нет, не женщина быка, а бык женщину...
-- Ну, уж это совсем невозможно! Помилуйте, нешто бык может силком посадить на себя женщину? И наконец, зачем ему женщина?
-- Это было в мифологические времена. К тому же это не бык, а бог Юпитер, принявший образ быка. Это верование древних.
-- Фу, какая галиматья! А вот говорят, что старики-то умнее нас были. Поди ж ты!
-- Значит, кто же кого похищает?-- спрашивает мать.-- Бык женщину или женщина быка?
-- Да что тебе, Анна Ивановна... Ну их... Пущай оба друг друга похищают,-- добродушно машет рукой отец семейства и отводит жену и сына к другой картине.
Картина Френца "Охота кончена", изображающая толстого охотника на коне, трубящего в рог, и собравшихся вокруг него собак.
-- Точь-точь наш Трезор,-- кивает на картину усатый мужчина с лысиной.-- Та же стойка, те же подпалины... Вот даже и ухо отгрызено.
-- Ну, вот! я тебе говорила, что его украли, а не фурманщики убили,-- трогает за плечо усатого мужчину дама.-- Статочное ли дело, чтобы фурманщики стали убивать породистую дорогую собаку! Знаешь что, Сергей Петрович? Ты даже можешь таким образом отыскать Трезора. Узнай адрес художника, поезжай к нему и прямо спроси его, с кого он писал портрет этой собаки. Да пригрози ему хорошенько, ежели будет отлынивать.. За укрывательство чужого пса также можно к мировому притянуть. Небось там скажет.
-- А вдруг ежели случайное сходство? Но нет: он, совсем он! У Трезора было левое ухо отгрызено и здесь левое. То-то я его видел, что он бегал на Васильевском острове по четвертой линии! А ты тогда говоришь: "Не он". Надо искать.
Перед этюдом Платонова "Поденщица" стоят простые люди и разговаривают:
-- И поденщица чести удостоилась, чтоб на портрет попасть.
-- Но почему же она поденщица? Может быть, и помесячно где-нибудь живет.
-- Верно, уж художник писал с поденщицы -- оттого поденщица и есть.
-- С огорода?
-- А кто ж ее ведает! Может, глину на гончарном заводе месила. В каталоге ничего не сказано, а просто поденщица. И из поломоек такой же сорт.
-- Ну, вот! Поломойка сейчас бы ноги вымыла, а эта с грязными ногами. Разве прачка...
-- А я тебе скажу, что это не прачка и не поломойка, а просто шпульница с фабрики.
-- Пошел-поехал! Шпульницы-то какие франтихи бывают! У нас на фабрике одна шпульница с англичанином связалась, так у ней четыре шелковых платья было, и щеголяла она, братец ты мой, в польских сапогах с косыми каблуками. А скорей же это нянька деревенская.
-- Тогда бы и в каталоге было сказано, что поднянька, а тут поденщица.
-- В каталоге! Каталог и соврет -- ничего не возьмет. Вон давеча в той зале: написано -- раннее утро, а на портрете -- бухарец со скрипкой.
К картине "Юдифь и Олоферн" писарь военного министерства подводит молоденькую девушку и говорит:
-- Вот, Вера Петровна, ваша коварная пронзительность до чего доводит!
-- Фуй, как вам не стыдно! И ведь нарочно банную декольту выбрали!-- укоризненно дает ответ девушка.
-- Нет, я для того, чтоб женскую свирепость чувств доказать. Извольте видеть; предмет ейный спит и ничего не чувствует, а она супротив его нож вынимает, чтоб сердце ему заколоть. Извольте посмотреть, какая интрига.
-- Что вы? Срам какой! Да нешто девушке можно на такие вещи при мужчине смотреть?
-- Отчего же-с? Некоторые места прикрыты. А только вы то возьмите: какая улыбка вовсем коварстве! Сейчас: чик -- и смертный час пробил. И вот вся ваша женская нация такова. А еще мужчин тигрой называете! Сами вы тигры.
-- Очень прекрасно, благодарю вас. Как же вы меня Бог знает с кем сравниваете! Когда же я на такой срам решалась, чтоб... Тьфу! Тут шлюха какая-то, а вы со мной уравнение. Не подходите же ко мне, коли так... И ходить с вами вместе не желаю.
Девушка вильнула хвостиком платья и отскочила от писаря. Тот испугался.
-- Вера Петровна, пардон! Пардон в самом большом размере!-- чуть не воскликнул он, подбегая к девушке.-- У меня совсем другое уравнение. Я не насчет срамоты... Я насчет пронзительности сердца и коварства чувств... Ну, полноте же, не сердитесь! Подарите взглядом, удостойте ул...
В это время из-за картины вышел офицер. Писарь остановился во фрунт.