Лейкин Николай Александрович
На могилках

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

  

Н. А. Лейкин

  

На могилках

  
   Лейкин Н. А. Шуты гороховые: Повести. Рассказы
   М., "Русская книга", 1992.
  
   Вторник Фоминой недели. Радоница. Православные поминают на могилках родственников.
   -- Федор Аверьянович! Федор Аверьянович! Милости просим! Зайдите на наши могилки излить ваши заупокойные чувства! -- окликает сибирка идущего по мосткам жирного и важного на вид купца и распахивает перед ним калитку палисадника.-- Мы в вашем разряде были и вашим сродственникам поклонялись. Сделайте и нам эту самую ответную учливость.
   Жирный купец, не снимая с головы картуз, кивнул головой, остановился и колеблется: зайти или нет. Жена его вопросительно смотрит ему в глаза. Сибирка слегка заплетающимся от выпитого вина языком продолжает:
   -- Господи, да неужто мы прокаженные, что вы боитесь! Оно хоша мы и приказчики, но все-таки люди и завсегда можем хозяев уважать. Конечно, наш усопший тятенька, приявши в Бозе кончину праведную, вам по векселю не заплатил, но все-таки супротивность иметь на покойников большой грех. Извольте хоть у отца протопопа спросить. Отец протопоп! -- кричит сибирка, завидя идущего вдали священника, и машет ему рукой.
   -- Чего ты орешь-то, оглашенный! Я и так зайду! Только публику в искушение приводишь! -- говорит купец.-- Ну, чего мораль заводить при народе? Сейчас остановятся и начнут звать. Право, оглашенный!
   -- Оно хоша я и оглашенный, а вера во мне крепка, то есть так крепка, что с хозяевами поспорю!
   -- Что ж, зайдем к ним,-- уговаривает купца жена.-- Милосердие прежде всего на свете. Вот хоть разбитое яичко им в могилку закатаем. Зачем такую борзость духа показывать?
   Купец пропихнул в палисадник жену и зашел сам. Сидевшие в палисаднике женщины засуетились и повскакали с мест. Кто начал вытирать рюмку, кто резал пирог.
   -- Вот в этом самом месте тятенькин прах покоится, а по углам у нас невестки да младенческая мелочь погребены,-- указала сибирка.-- Но прежде позвольте мне вам такое противоречие сделать: тятенька наш при живности своей никогда не был подлец, а что они после своей смерти денежную совесть не оправдали и по векселю вам не заплатили, то сие от тех карамболей происходит, что оная смерть последовала за питием чая, так как они скоропостижно... А честности у них было хоть отбавляй.
   Купец подбоченился.
   -- Так-то так. Пой соловьем, авось дурьи уши найдутся,-- произнес он.-- Но отчего же ты, сын почтительный, и гривенника за рубль по отцовскому долговому обязательству мне не предложил?
   -- Мы люди махонькие, еле себя и старушку няньку кормим, а после смерти тятеньки всего и живота-то осталось: петух да курица, крест да пуговица -- вот и весь евонный рогатый скот с медной посудой. А что до денежного истиннику, то даже погребение совершали на счет енотовой шубы. Стул о трех ногах да рваную сибирку вам в уплату по векселю не предложишь. Сунулся бы к вам с таким ультиматумом, так, пожалуй, и загривочное награждение мне учинили бы при вашей строгости.
   -- Загривочное-то награждение тебе и посейчас следовает,-- вспыхнул купец.-- Шампанское с цыганками пить умеешь, ананасы им дарить в силе, а насчет отцовских долгов...
   -- Федор Аверьянович, что вы! При маменьке-то и при супружнице вашей...-- остановила его сибирка и, кивнув на женщин, прибавила: -- Они в шестом месяце беременности. Долго ли до греха? Вдруг ваши слова за настоящий манер примут? Сейчас ревность...
   -- То-то, ревность! Не любишь правду-то.
   -- Федор Аверьяныч, оставь! Ну, полно, смерись, брось. Ведь на загробное поминовение пришел,-- дергала купца за рукав жена.
   Купец успокоился и поклонился женщинам. Сибирка подала ему рюмку.
   -- Пожалуйте вот мадерного хереску... Самый сногсшибательный. Яд -- насчет крепости. С полбутылки сатанеешь,-- предложил он.
   -- Иностранным иноверческим вином православного человека не поминают,-- произнес купец.
   -- В таком разе хрустальным настоем позвольте просить. Мы и простячку сумели в чайничке протащить. Пожалуйте, вкусите с миром! Маменька, где у нас простяк? -- крикнула сибирка.
   Старушка в ковровом платке на голове схватила чайник и нацедила из него купцу рюмку водки, низко-пренизко поклонившись. Купец снял картуз.
   -- Как отца-то твоего звали? -- спросил он.
   -- Господи! Опять оскорбление нашему чувствительному сердцу! -- всплеснула руками сибирка.-- В жизнь не поверю, чтобы вы тятенькино богоспасаемое имя запамятовали. Человек вам четыреста пятьдесят рублей по векселю должен остался, а вы имя его спрашиваете.
   -- Не хорохорься! Не хорохорься! Печенка с сердцов-то лопнет! Ты думаешь, что у меня только и долгов, что за твоим отцом! Делов-то страсть! Помню, что был Запайкин по фамилии, а имя забыл.
   -- Зиновий Тихонов их праведное имя состояло, и вы им на именины даже крендель раз прислали.
   -- Ну, вот и довольно, коли Зиновий Тихонов. Упокой Господи раба твоего Зиновия.
   Купец перекрестился большим староверческим крестом и выпил рюмку водки. Старуха совала ему кусок пирога на листочке газетной бумаги.
   -- Позвольте, маменька, по первой не закусывают,-- остановил ее сын.-- Вы лучше вот даму хереском удовлетворите. Для их женского согласия у нас и клюквенная пастила есть на закуску. Федор Аверьяныч, еще рюмочку! Нельзя других покойников обижать, хоть они и мелкие люди, а все-таки у них души. Теперь за невесток наших и младенцев... И я с вами за компанию, в знак примирения и прошу у вас за тятенькин вексель прощение земно.
   Сибирка поклонилась в пояс и тронула пальцами землю, но, потеряв равновесие, упала на четвереньки и еле поднялась.
   -- Ну, давай, коли так,-- сказал купец.
   -- Мамашенька, изобразите нам пару белых! -- крикнула сибирка.-- Только, Федор Аверьяныч, чтоб уж с сегодняшнего дня такой коленкор тянуть: кто старое вспомянет, тому глаз вон. А что насчет векселя, то я по силе возможности даже утробу мою вымотаю. Желаете сейчас пять целковых в уплату получить?
   -- Что ты! Нешто при загробном поминовении рассчитываются! Ты сам принеси. Уплати уж хоть пятиалтынный-то за рубль, и я отдам тебе вексель.
   -- Двугривенный сможем! Пожалуйте чокнуться за упокой младенцев! Невестки -- Матрена и Пелагея, а младенцы -- Петр и Акулина. Прикиньте еще новопреставленного инока Потапия. Это маменькин брат. Они хотя в Мышкинском уезде покоятся, но заодно уж.
   -- Я вот так, я огулом: упокой Боже рабов и рабынь твоих,-- произнес купец.
   -- Нет уж, зачем же их обижать в селении праведных? Потрудитесь за мной повторить: Матрену, Пелагею, Петра, Акулину и инока Потапия,-- упрашивала сибирка.
   Купец повторил, перекрестился и выпил. Сибирка последовала его примеру и сказала:
   -- Только, Федор Аверьяныч, теперь уж мир навсегда. Вы моего тятеньку в свое поминанье, а я вашего в свое и уж без надруганий.
   -- Ладно, ладно! -- отвечал купец.-- Настасья Марковна, ты чего расселась, да языкочесальню с бабами начала? Пойдем! -- крикнул он жене.-- Рада уж, что до места добралась. Словно наседка.
   -- Дайте им свою словесность потешить.
   -- Нет уж, пора и домой, ко щам. Ну, прощай! Прощайте!
   Купец и купчиха вышли из палисадника и побрели по мосткам.
   -- Федор Аверьяныч! Помните: кто старое вспомянет, тому глаз вон! -- кричала ему вслед сибирка.
   -- Ладно, уговор лучше денег, только ты в воскресенье по векселю уплату-то принеси! -- дал ответ купец и махнул рукой.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru