С.-ПЕТЕРБУРГЪ. Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., No 2 1880.
ПѢВИЦА.
До-ре-ми-фа-соль-ля-си! Си-ля-соль-фа-ми-ре-до! До-фа-ля-до! Ми-соль! раздается вотъ уже около часа въ залѣ рѣзкій и непріятный женскій голосъ съ акомпанинентомъ рояля, а въ столовой, раздразненныя этими звуками такъ и заливаются дребезжащей трелью двѣ канарейки, повѣшенныя въ клѣткахъ. Первый часъ дня. Воскресенье.
Изъ кабинета въ прихожую выглянулъ полный добродушнаго вида мужчина, лѣтъ сорока пяти, съ приличной лысиной на головѣ, и сказалъ лакею:
-- Игнатій, поди и попроси барыню, чтобы она хоть четверть часа прекратила свои сольфеджи! Я съ однимъ умнымъ человѣкомъ о дѣлахъ разговариваю и онъ поминутно морщится и замыкаетъ уши, потому что онъ больной человѣкъ и у него нервы разстроены. Скажи, что я убѣдительно ее объ этомъ прошу!
Черезъ минуту въ залѣ опрокинулась табуретка, съ шумомъ хлопнула крышка рояля и сильно напудренная дама въ папильоткахъ на лбу и въ бѣломъ кашемировомъ капотѣ съ голубыми лентами забѣгала въ волненіи по комнатѣ.
-- Это ужъ ни на что не похоже! Хотятъ убить дарованіе, уничтожить голосъ! шептала она и прикладывала къ краснѣвшимъ глазамъ носовой платокъ. Человѣкъ работаетъ, испытываетъ всевозможныя лишенія, отказываетъ себѣ даже въ необходимомъ, чтобы развить свой регистръ и пріобрѣсть лишнія ноты, а тутъ вдругъ невѣжество тебѣ ногу подставляетъ! И кто-же это? Мужъ! Мужъ! О, Господи!
Дама всплеснула руками и упала въ кресло, пришедшееся какъ разъ противъ зеркала, но вдругъ при этомъ замѣтила, что во время отчаянія она совсѣмъ стерла себѣ правую бровь и осталась при одной лѣвой. Это заставило ее быстро вскочить съ мѣста и отправиться въ спальню, чтобъ подрисоваться.
Зало на нѣкоторое время осталось пусто. Вскорѣ въ него вошелъ полный господинъ, и потирая лысину, посмотрѣлъ по сторонамъ, но не найдя жены, крикнулъ:
-- Антонина Андревна, ты гдѣ?
-- Я здѣсь! раздался голосъ изъ спальной.-- Но не подходите ко мнѣ! Вы извергъ! Вы злодѣй! Вы Тамерланъ! Вы Аттила! Вы невѣжество въ квадратѣ, помноженное на варварство! Прочь отъ меня!
-- Я хотѣлъ только поблагодарить тебя, что ты послушалась меня и сдѣлала паузу своему пѣнію. Я привыкъ уже къ твоимъ гаммамъ, но у меня былъ одинъ больной старичекъ съ разстроенными нервами, и ужъ онъ жался-жался, такъ-что мнѣ его даже сдѣлалось жалко. Кромѣ того, у него такой ревматизмъ, что его всякій рѣзкій звукъ раздражаетъ.
-- Рѣзкій! Скажите пожалуйста, а у меня развѣ рѣзкій голосъ? Какъ вы смѣете называть мой голосъ рѣзкимъ, коли объ немъ самъ Капуль отнесся съ уваженіемъ! воскликнула жена и выскочила изъ спальной.
-- Когда-же это было?
-- Какъ когда? Въ концертѣ у графини Носищевой, когда я пѣла арію изъ "Пророка".
-- Не слыхалъ, не слыхалъ. Знаю, что ты пѣла изъ "Пророка", сконфузилась и сбилась, а похвалы, нетолько что отъ Капуля, но ни отъ кого не слыхалъ. Помню, что онъ, слушая твое пѣніе, пожималъ плечами!
-- Врете вы! Когда я подошла къ нему и спросила, какъ онъ находитъ мой голосъ, онъ разсыпался въ похвалахъ, и вотъ съ тѣхъ поръ, въ память этого, я ношу медальонъ съ его портретомъ.
-- Еще-бы, ты объ этомъ сама его спрашивала! Онъ человѣкъ понимающій приличіе, не брякнуть-же ему: "Кошатина, молъ, у васъ, сударыня, а не голосъ".
-- А мой учитель, мосье Фіорованти? Зачѣмъ-же онъ тогда продолжаетъ меня учить пѣнію и даже увеличилъ число уроковъ, вмѣсто одного раза въ недѣлю, на два?
-- Чтобъ пятирублевки брать и обирать ихъ какъ можно побольше.
-- Ахъ, вы дрянь эдакая!
-- Кушать подано! доложилъ лакей, появляясь въ дверяхъ, и скрылся.
-- Ну, полно, останови свое расходившееся сердце и пойдемъ завтракать, обратился мужъ къ женѣ, протягивая ей Руку.
Жена ударила его по рукѣ, и откинувшись назадъ, строго взглянула на него.
-- Да вы съ ума сошли! Вы очень хорошо знаете, что ежели я пою вечеромъ передъ публикой, то я не завтракаю и не обѣдаю, а только выпиваю поутру чашку шоколаду, а во время обѣда сырое яйцо и бульонъ безъ хлѣба... А вѣдь сегодня мнѣ предстоитъ подвигъ не шуточный. Я буду "Casta Diva" изъ "Нормы" пѣть.
-- Ахъ да, я и забылъ про твое обезьяничанье съ Патти. Только скажи мнѣ пожалуйста, добровольная мученица, передъ какой-же это публикой ты сегодня будешь пѣть?
-- Какъ передъ какой? Вѣдь сегодня вечеръ у Татьяны Борисовны, тамъ собирается музыкальное общество, поютъ и играютъ.
-- Понимаю, но все-таки это не передъ публикой, а передъ гостями. Передъ настоящей публикой ты всего только одинъ разъ и пѣла въ залѣ Кононова въ антрактѣ спектакля, и лучшебы ежели не пѣла...
-- Отчего-же? Мнѣ даже поднесли букетъ.
-- Знаю я этотъ букетъ-то! Мнѣ самому пришлось заплатить за него по счету изъ цвѣточнаго магазина.
-- Это было недоразумѣніе и больше ничего. Вы заплатили не за букетъ, а за цвѣты, которыми было убрано мое платье. Вы прекрасно помните, что я была въ платьѣ съ живыми цвѣтами и произвела эфектъ.
-- Поразительный! Ты даже сбила оркестръ. Охота, мой другъ, у тебя страшная, но участь то горькая. И наконецъ, я тебѣ дамъ благой совѣтъ: ужъ ежели ты будешь сегодня пѣть у Татьяны Борисовны, не пой ты, Бога ради, изъ "Нормы", а прощебечи что нибудь въ родѣ "Безумной страсти" или какой нибудь другой романсикъ. Романсики у тебя сноснѣе выходятъ.
-- Сноснѣе! Какъ это хорошо! Вы въ пѣніи столько-же смыслите какъ свинья въ апельсинахъ. Я три недѣли разъучивала "Casta Diva" -- а онъ: романсикъ! Да наконецъ и Казиміръ Севастьяновичъ уже разгласилъ всѣмъ, что я буду пѣть знаменитую арію изъ "Нормы". Идите завтракать и оставьте меня въ покоѣ. Мнѣ вредно горячиться передъ вечерней работой. Да вотъ что: пошлите сейчасъ Игнатія за коляской. Я недавно прочла въ газетахъ, что Патти и Нильсонъ всегда катаются передъ пѣніемъ.
-- Такъ вѣдь то Патти и Нильсонъ, а ты Голубцова!
-- Не смѣть меня поддразнивать и разговаривать со мной такимъ тономъ, а то я на зло вамъ отравлю вашего Трезора. Этотъ проклятый песъ, какъ только я запою, сейчасъ выть начинаетъ.
-- За что-же? Это самый настоящій цѣнитель-то твоего голоса и есть. Онъ съ тобой дуэтъ пѣть желаетъ, а ты его отравить! Голубцова и Трезоръ! Думай, пожалуй, что онъ итальянецъ Трезорини.
-- О, это ужъ слишкомъ! Вонъ! Ежели-бы я не сбиралась пѣть сегодня вечеромъ, я-бы выцарапала вамъ глаза. Идите, презрѣнный профанъ!
-- Конечно, пойду. Безъ завтрака не останусь.
-- Да смотрите, заприте за собой двери въ столовую. А то запахъ этихъ проклятыхъ котлетъ только раздражаетъ мой аппетитъ. Да не стучите ножами! Это тоже меня тревожитъ. Ахъ, Боже мой, какъ ѣсть хочется! вздохнула женщина.-- Кажется, я не выдержу до вечера.
-- А ты покури. Табакъ отбиваетъ аппетитъ, посовѣтовалъ мужъ.
-- Да вы, кажется, изъ сумашедшаго дома выскочили! Ктоже изъ пѣвицъ куритъ? Я лучше пошлю за конфектами и буду ихъ ѣсть. Сладкое тоже отбиваетъ аппетитъ. Пошлите ко мнѣ Игнатія!
Мужъ махнулъ рукой и направился въ столовую.
Черезъ минуту въ залѣ снова раздались дикованія пѣвицы: "до-ре, до-ми, до-фа, до-соль-до-ля, до-си!" слышалось на всю квартиру.
-- Игнатій! Поди и спроси у горничной мнѣ немножко ваты. Я хочу себѣ въ уши заткнуть! приказалъ хозяинъ дома лакею, сидя одинъ въ столовой и разрѣзая котлету.