Въ партерѣ виднѣются фраки и бѣлые галстухи. Чернѣютъ тѣсно-засаженые публикой галлерея и балконъ. Бельэтажъ отличается просторомъ. Есть ложи, гдѣ виднѣются только по двое, по трое зрителей; за то ложи третьяго и четвертаго яруса набиты какъ боченки съ сельдями. Замѣчается сильное многолюдіе и въ одной изъ ложъ втораго яруса. Въ ней сидятъ женщины и дѣти, видѣнъ гимназистъ. Дѣти указываютъ пальцами на сцену и распрашиваютъ женщинъ о дѣйствующихъ лицахъ. Женщины тоже тараторятъ въ полъ-голоса и обращаются съ вопросами къ гимназисту. Сосѣди по ложѣ бросаютъ на нихъ строгіе взгляды и время отъ времени шикаютъ имъ.
-- Мама, это кто-же съ сѣдой бородой-то, что вонъ въ простынѣ завернутъ?-- спрашиваетъ маленькая дѣвочка.
-- Старикъ, душечка, отецъ вотъ этой толстой пѣвицы. Она дочка непослушная -- вотъ онъ ее и ругаетъ. Вишь голосъ-то какой, словно труба. Ты веди себя хорошенько. Онъ капризныхъ дѣтей смерть не любитъ. Сейчасъ схватитъ въ мѣшокъ -- и подъ халатъ.
-- Это жрецъ Оровезъ,-- поправляетъ гимназистъ.
-- Слышишь: жрецъ. Онъ даже жретъ дѣтей. Это людоѣдъ. Видишь какой бука.
-- Да неушто, маменька, вы и въ самомъ дѣлѣ думаете, что тутъ людоѣды представляются? Жрецъ не потому жрецъ, что онъ жретъ. Тутъ совсѣмъ не та этимологія слова,-- опять начинаетъ пояснять гимназистъ. Жрецъ -- это попъ, только языческій. Тутъ вѣдь идолопоклонство на сценѣ. И Норма также вовсе не его дочь.
-- А я думала что дочь. Ну, да наплевать! Ребенку-то вѣдь все равно. Поди разбери какъ они себя по итальянски называютъ!
-- Количка, кто-же эта самая Норма? Вѣрно попадья, жена вотъ этого самаго попа?-- спрашиваетъ гимназиста другая пожилая женщина.
-- Да кто-жъ ее знаетъ, тетенька!-- сердится гимназистъ.-- На афишѣ ничего не сказано. Да вѣдь и вамъ все равно. Ну, думайте, что она просвирня.
-- Зачѣмъ-же я буду думать, коли это неправда. Удивительно, какъ хорошо дерзничать съ теткой!-- обидѣлась женщина.-- А коли тебя по итальянски учили, ты вникни и разскажи.
-- Разскажи! Какъ я могу разсказать, коли самъ не знаю. Развѣ въ классической гимназіи по итальянски учатъ?
-- А остальные-то бородачи, что въ бѣлыхъ балахонахъ? задаетъ вопросъ мать.
-- Языческое духовенство. Почемъ я знаю: можетъ быть тутъ и архимандритъ есть.
-- Гдѣ идолы-то у нихъ?
-- Идолы за кулисами. Вы ужъ хотите непремѣнно, чтобы на сценѣ идолы были. Нѣкоторыя вещи публика должна только воображать.
-- Ну, а этотъ воинъ кто, что давеча съ Нормой пѣлъ? Кто онъ?
-- Воинъ ея женихъ и давеча онъ ей въ любви признавался. То-есть не въ любви, а онъ ее сманивалъ, чтобъ жениться на ней. Вѣдь это весталки, то-есть такія женщины, которыя поклялись не выходить замужъ и за это ихъ допустили къ охраненію священнаго огня въ храмѣ. Поліонъ, то-есть этотъ самый воинъ, влюбленъ въ нее.
-- Есть во что влюбиться! Пожилая женщина, даже старуха. Просто должно быть на деньги ея польстился.
-- Ну, ужъ тамъ я не знаю, а только онъ поетъ и проситъ ея руки, а она колеблется.
-- Дура, оттого и колеблется. Другая-бы съ руками ухватилась за такого молодца. Одно развѣ только, что ее сомнѣніе беретъ, какъ-бы онъ деньги у ней не выманилъ да не прокутилъ.
Изъ сосѣднихъ ложъ начинаютъ шикать.
-- Бросьте, маменька, ваши разсужденія. Вонъ даже шикаютъ намъ,-- останавливаетъ мать гимназистъ.-- И что вамъ за дѣло дура она или не дура, есть-ли у ней деньги или нѣтъ? Вѣдь тутъ представленіе, а не настоящая жизнь.
-- Ну, ладно, я замолчу, только ты мнѣ объясни, что-же этотъ самый сѣдой попъ-то принуждаетъ ее за воина выходить замужъ или не позволяетъ?
-- Напротивъ того, жрецъ Оровезъ даже и не знаетъ о томъ, что за Нормой ухаживаетъ воинъ Поліонъ. Ежели-бы онъ узналъ, такъ можетъ быть всѣ ноги обломалъ-бы ему.
-- Ну, такъ я теперь понимаю въ чемъ вся штука. Просто эта самая Норма живетъ у старика какъ-бы въ экономкахъ, денегъ у него награбила, а воину это и на руку. Солдатъ ужъ, миленькій, вездѣ солдатъ, онъ деньги сейчасъ пронюхаетъ. Вотъ и вся ихняя любовь.
Шиканье сосѣдей повторяется.
-- Послушайте, ежели вы не замолчите, то васъ сейчасъ выведутъ изъ театра,-- замѣчаетъ женщинамъ солидный мужчина изъ сосѣдней ложи.-- Здѣсь театръ, а не гостиная. Люди приходятъ оперу слушать, а не разговаривать.
-- Насъ выведутъ? Посмотримъ!-- откликается женщина.-- Какъ-же это насъ выведутъ, коли намъ эту ложу самъ статскій генералъ Тарантасьевъ подарилъ? Сами они не пошли, потому супруга у нихъ заболѣла и отдали намъ.
-- А вотъ ежели не замолчите, то увидите!
-- Любопытно! Да что вы мелете! У насъ и билетъ при себѣ. Эту ложу генералъ Тарантасьевъ на всю зиму за себя взялъ и денежки внесъ.
-- Это ничего не значитъ. Ежели вы производите безпорядокъ...
-- Какой-же безпорядокъ, позвольте васъ спросить? Вотъ ежели-бы мы дрались.
-- Молчите пожалуста.
-- Не стану и передъ вами молчать! Мелко плаваете. Да знаете генералъ Тарантасьевъ всѣхъ дѣтей у насъ крестилъ, и сами мы въ двѣнадцатомъ классѣ, и служимъ подъ его начальствомъ. Да мужу моему стоитъ только слово сказать генералу...
-- Маменька, оставьте пожалуста,-- упрашиваетъ ее гимназистъ.
-- Зачѣмъ я буду молчать, коли онъ ко мнѣ привязывается!-- возвышаетъ голосъ женщина.-- Кто вы такой, какого чина, что имѣете право мнѣ грозить?
-- А вотъ я вамъ сейчасъ покажу!
-- Не покажете! Руки коротки! По полету вижу, что не важная птица!