С.-ПЕТЕРБУРГЪ. Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., д. No 2, 1879.
КЛУБНЫЯ ДАМЫ.
Нѣмецкій клубъ. Семейно-танцовальный вечеръ съ спектаклемъ. Спектакль только-что кончился. Ловкачи-полотеры въ красныхъ рубахахъ растаскиваютъ стулья и подметаютъ полъ, приготовляя залу для танцующихъ. На сценѣ устраивается дирижеръ Вухерпфенигъ съ своими музыкантами. Вонъ внесли барабанъ, втащили контръ-бассъ.
По залѣ прогуливаются гости, члены и глотаютъ пыль. Шныряютъ истомленныя ежедневнымъ мотаніемъ по клубамъ тщедушныя дамы. Мужчины язвительно скашиваютъ на нихъ глаза и ищутъ "сюжетцевъ".
-- Дивное дѣло,-- говоритъ какой-то рыжій бакенбардистъ: -- вотъ уже второй мѣсяцъ слѣжу и ни одного свѣженькаго женскаго экземплярчика! Все старинныя завсегдатайки.
Пріятель его, съ клинистой бородкой и съ пенсне на носу, зѣваетъ и смотритъ на музыкантовъ.
-- А интересный этотъ инструментъ -- контръ-бассъ,-- цѣдитъ онъ сквозь зубы.-- Вотъ все сбираюсь на немъ играть поучиться...
-- Это еще что выдумалъ? Зачѣмъ тебѣ?
-- Да говорятъ, отъ зубной боли помогаетъ. Какъ заболятъ зубы, начнешь играть, вспотѣешь, ну и пройдутъ. Наконецъ, все-таки музыка...
-- Вздоръ! Зубы лучше коньякомъ полоскать. Пойдемъ, дербалызнемъ по рюмочкѣ.
Въ буфетѣ толпа и идетъ глотаніе веліе. Пиво льется рѣкой. Накурено -- страсть, и въ табачномъ дымѣ мелькаютъ опять-таки истомленныя дамы. Вотъ два клубные актера любителя. Къ нимъ подходитъ мѣстный театралъ въ очкахъ и съ сладенькой улыбкой.
-- Кончили? И водевиль кончили?-- спрашиваетъ онъ.
-- Отбарабанили. Изъ пятаго въ десятое перехватывали. Да помилуйте;-- жара, духота... До игры-ли тутъ?
-- Да не мнѣ и говорить-то его слѣдовало, а любовнику. Суфлеръ подаетъ, тотъ зазѣвался, ну я и отбарабанилъ его на скору руку. Еще, говорятъ, оказія вышла. Суфлеръ подаетъ: "онъ въ душѣ своей коканецъ и киргизъ-кайсакъ", а я не дослышалъ да какъ брякну: "онъ въ душѣ своей какъ агнецъ и дуракъ!" Ничего, сошло!
-- Помилуйте, восторгъ, восторгъ! Выпить чего не хотите-ли?
-- Пожалуй, маленькую заканифолю.
Въ карточной комнатѣ отъ дыму хоть топоръ повѣсь. "Въ двадцать копѣекъ мѣсто свободное!" -- выкрикиваетъ карточникъ. За столами сидятъ "мушкари". Мелькаютъ усатыя физіономіи восточныхъ человѣковъ и опять все тѣ-же истомленныя дамы. Лица перекошены отъ азарта. Вонъ одна дама схватила по ошибкѣ вмѣсто мѣлу окурокъ папиросы и хочетъ писать ремизъ.
-- Сударыня, это не мѣлъ, а окурокъ...-- замѣчаетъ ей кавалеръ.
-- Не извольте безпокоиться, смотрите лучше за своей игрой,-- огрызается она.-- Семь-то мушекъ подъ рядъ проиграешь, такъ не то что окурокъ, а чужой носъ вмѣсто мѣлу схватишь.
-- Ну это еще кто позволитъ!
-- А ежели вы будете грубить, то я уйду изъ-за стола и денегъ не заплачу.
Въ углу стоятъ двое и мрачно размахиваютъ руками.
-- Ну, что?
-- До-тла весь полушубокъ вычистили! Даже и мелочь отдалъ. Нельзя-ли здѣсь кому часы заложить?
-- А вонъ въ углу жидовинъ сидитъ, такъ ему. Отведи его въ корридоръ да и предложи. Безъ прекословія дастъ.
-- Голубчикъ, рекомендуй меня ему, потому я въ полтинномъ столѣ хочу счастіе попробовать. Тамъ новенькій купецъ икряный попался и ремизится -- страсть!
А вотъ и двѣ- дамы лимонно-сѣраго цвѣта.
-- Какъ дѣла, Анна Дмитріевна?
-- Охъ, и не говорите! Никакія примѣты ваши не помогли: сегодня и клокъ собачьей шерсти съ собой принесла и куриную лапу -- и все-таки проиграла. Нѣтъ-ли у васъ хоть двугривеннаго на извозчика? Шутка ли, на Пески пѣшкомъ плестись!
-- Не дамъ родная, ни за что не дамъ съ выигрыша. Сегодня послѣ пятидневнаго проигрыша хоть полтинникъ да очистился. Попросите вонъ у носатаго армянина, да прежде всего улыбнитесь ему поласковѣе. Онъ это любитъ и дастъ.
-- Рожа-то, миленькая, у меня не улыбается. Какъ тутъ улыбаться, шестнадцать рублей проигравши! Вѣдь мужъ всего жалованья-то получаетъ шестьдесятъ рублей въ мѣсяцъ. Завтра просто хоть не жравши сиди. Улыбнитесь ему хоть вы за меня. Вы все таки въ выигрышѣ.
-- Ну нѣтъ, улыбаться не стану, а примѣту одну вѣрную скажу: говорятъ, невинныхъ младенцевъ хорошо за себя играть сажать, такъ ежели у васъ дѣточки есть...
-- Знаю, знаю я эту штуку, да вотъ бѣда, дѣтей-то сюда не пускаютъ. Ахъ, хорошо еще что дѣло къ веснѣ идетъ, такъ можно мѣховой салопъ заложить!
А вотъ и юная "мушкарка". Глаза разбѣгаются, на щекахъ выступаютъ ярко багровыя пятна. Робко подходитъ она къ жирному съ отвисшей губой старику, сидящему за чаемъ.
-- Послушайте, дайте мнѣ пожалуйста десять рублей взаймы на отыгрышъ, а я вамъ за это квартиру свою покажу, недалеко тутъ, въ Глухомъ переулкѣ...
Старикъ устремляетъ на нее плотоядный взоръ; она опускаетъ глаза и кажется, что изъ глазъ этихъ падаютъ двѣ крупныя слезы и тихо текутъ по закопченному табачнымъ дымомъ лицу.
-- Хе... хе... хе...-- не то кряхтитъ, не то смѣется плотоядный старикъ.
-- Въ пятьдесятъ копѣекъ мѣсто свободное!-- выкрикиваетъ карточникъ и заглушаетъ его крехтящій хохотъ.