С.-ПЕТЕРБУРГЪ. Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., д. No 2, 1879.
Я НА ЛѢТНЯГО НИКОЛУ, А НЕ НА ЗИМНЯГО.
Въ Николинъ день, 6-го Декабря, купецъ Николай Вавилинъ Треуховъ всталъ поутру очень рано и отправился къ ранней обѣднѣ.
-- Хотя я на лѣтняго Николу имянинникъ, а не на зимняго; но все-таки слѣдуетъ... говорилъ онъ полусонной женѣ, все еще нѣжившейся въ постелѣ.-- Нельзя, надо свѣчку хорошую поставить. Изъ житія его видно, что онъ, голубчикъ, помогалъ торговымъ людямъ.
-- Угу,-- отвѣтила съ просонокъ жена и перевернулась на другой бокъ.
Въ церкви Николай Вазилычъ всталъ въ укромный уголокъ и молился усердно.
-- Такъ-то лучше, покрайности не на виду, думалъ онъ: -- а то знакомые, которые ежели -- сейчасъ съ ангеломъ поздравлять начнутъ, и объясняй имъ потомъ, что я на лѣтняго Николу имянинникъ, а не на зимняго.
Въ церкви его, однако, замѣтилъ сторожъ.
-- Съ ангеломъ, Николай Вавилычъ, честь имѣю поздравить. Желаю счастія, радостей!-- забормоталъ онъ, извиваясь около него, и сложилъ правую руку пригоршней, разсчитывая получить дань.
-- Спасибо, голубчикъ; только я на лѣтняго, а не на зимняго...
-- Виноватъ-съ, простите великодушно! Впрочемъ, все-таки: онъ вашъ ангелъ. Лѣтній и зимній тутъ не причемъ. Передъ Господомъ Богомъ всѣ имянинники равны, а вы наши прихожане.
Пригоршня церковнаго сторожа все еще не распрямилась. Николай Вавилычъ сунулъ ему въ нее двугривенный.
Изъ церкви Треуховъ вышелъ раньше: опять таки, чтобы не встрѣчаться съ знакомыми, но на паперти его ударилъ слегка по плечу какой-то клинъ рыжей бороды въ енотовой шубѣ.
-- Съ ангеломъ!-- сказалъ онъ.
-- Да я на лѣтняго, а не на зимняго.
-- Знаемъ мы это! А лѣтомъ на зимняго, а не на лѣтняго..... Зажилить хочешь имянины! Ну, да, я не приду, Христосъ съ тобой! Мы люди маленькіе, намъ нечего къ большимъ купцамъ на имянины ходить.
-- Ей-Богу, я не имянинникъ.
-- А зачѣмъ полъ-ведра рябиновой настаивалъ? Будто мы не знаемъ, что ты подъ Щукинымъ рябину покупалъ для водки?
-- Господи! Да для домашняго обихода. Я всегда къ Рождеству настаиваю, послѣ того какъ рябину морозомъ хватитъ.
-- Смотри, чтобы самого морозомъ не хватило! Гордыню-то пособьетъ! По чужимъ имянинамъ любишь шляться! А тутъ небось -- "я на лѣтняго"...
У воротъ дома Треухова встрѣтилъ дворникъ, снялъ шапку и поклонился.
-- Съ ангеломъ, Николай Вавилычъ! Дай Богъ вамъ сто лѣтъ!-- сказалъ онъ.
-- Я на лѣтняго, голубчикъ, а не на зимняго...
-- А какъ-же лѣтомъ вы говорили, что на зимняго? Намъ и тогда ничего не очистилось. Все-таки вашъ ангелъ.
Купецъ со вздохомъ полѣзъ въ карманъ и далъ дворнику нятіалтынный.
Придя домой, онъ разсказалъ про недовѣріе къ нему насчетъ имянинъ женѣ и сѣлъ чай пить.
-- А хорошо, ей-Богу хорошо, что я лѣтній, а не зимній. Вѣдь вотъ, по крайности, теперь тебя не безпокоятъ, трезвъ цѣлый день и трезвымъ ко сну отойдешь, произнесъ онъ.
-- Ну, это еще буки!-- откликнулась жена.
-- Отчего буки? Къ Николаю Кузьмичу я на имянины не пойду, а просижу дома, чтобъ честно и благородно... И въ самомъ дѣлѣ: вѣдь вотъ теперь эта полуведерная бутыль съ рябиной... Она простоитъ до Рождества и настоится какъ слѣдуетъ (тутъ онъ указалъ на бутыль съ водкой, стоявшую на окнѣ). А будь-ко я сегодня имянинникъ -- къ вечеру-бы утекла.
Раздался звонокъ въ прихожей. Оказался лавочный мальчикъ отъ сосѣда по рынку. Онъ держалъ въ рукахъ крендель.
-- Ардаліонъ Михѣичъ приказали кланяться и поздравить васъ, Николай Вавилычъ, съ ангеломъ-съ! заговорилъ онъ.
Треуховъ развелъ руками, однако взялъ крендель.
-- Да я на лѣтняго, а не на зимняго;-- отвѣчалъ онъ.-- Впрочемъ, благодари.
Мальчикъ переминался съ ноги на ногу.
-- Такъ-съ. Значитъ, они ошиблись, бормоталъ онъ.-- Тогда пожалуйте крендель обратно, а то они ругаться будутъ.
Треуховъ отдалъ крендель.
-- Коммиссія съ этими имянинами!-- махнулъ онъ рукой и сѣлъ опять за чай. Все ужъ это до угощенія-то очень прытки: хоть кренделемъ, да назваться. Вѣдь вотъ, будь имянинникъ, такъ, спрашивается, во что-бы это вскочило?-- прибавилъ онъ.
Прошло четверть часа. Раздался опять звонокъ.
-- Дома?-- раздался возгласъ въ прихожей и въ комнату вошелъ длиннополый сюртукъ съ головой, жирно смазанной помадой.-- А я шелъ мимо васъ въ лавку: "дай думаю, зайду сосѣда поздравить". Съ ангеломъ! А васъ, сударыня, съ дорогимъ имянинникомъ,-- началъ онъ.
Длиннополый сюртукъ поклонился.
-- Да я лѣтній, а не зимній Николай,-- отвѣчалъ Треуховъ.
-- Ой! А не врешь?-- протянулъ гость и не довѣрчиво покосился на бутыль, стоявшую на окнѣ.
-- Зачѣмъ врать? Ты знаешь я люблю, когда ко мнѣ въ имянины...
-- Такъ, такъ... значитъ на лѣтняго Николу? А зачѣмъ-же полуведерную-то рябиной настоялъ?
-- Просто къ празднику. Въ семействѣ, самъ знаешь, живо разойдется.
-- Плохо вѣрится что-то. А ну-ко побожись, что не имянинникъ.
-- Ей Богу не имянинникъ. Я на лѣтняго Николу, а не на зимняго.
-- А ну-ко перекрестись.
-- Господи изъ-за такихъ пустяковъ да креститься. Изволь.
Треуховъ перекрестился. Гость переминался.
-- Скажи на милость, а мнѣ помнится, что ты третьяго года на зимняго Николу былъ имянинникъ, цѣдилъ онъ сквозь зубы.-- А я, признаться, съ той мыслію я шелъ, что, молъ, зайду, поздравлю и рюмку водки выпью. Извини коли такъ, прощай!
-- Въ чемъ тутъ извинять, помилуй, ободрялъ гостя хозяинъ.-- Садись! Водки-то и такъ можно выпить. Не хотѣлъ я признаться, сегодня, ну да одну, ничего, можно. Матрена Кузьминишна, подай-ко сюда графинчикъ да селедочку, обратился онъ къ женѣ.
-- Ты братъ, прости. Ей Богу мнѣ совѣстно, извинялся гость и сѣлъ.
-- Ну! вотъ! Полно церемониться! Что тутъ! Выпьешь одну, да и ступай, потому я сегодня хочу честно и благообразно..
Выпили, закусили. Подошли къ полуведерной и стали ее разсматривать на свѣтъ; даже заспорили, настоялась-ли водка -- Да вѣдь можно попробовать, предложилъ гость. Отъ двухъ-то рюмокъ не велика будетъ убыль.
-- Конечно, не велика, только пей ты одинъ, а я не буду.. Хочется, какъ подобаетъ, себя соблюсти, а то натощакъ-то!..
-- Зачѣмъ на тощакъ? А ты поѣшь. Вотъ и не будетъ натощакъ, возразилъ гость.
-- А и то дѣло, согласился хозяинъ. Да и ѣсть, признаться, захотѣлось. Былъ у ранней обѣдни, простоялся, прошелся, Матрена Кузьминишна, тамъ у насъ окорокъ ветчины есть, такъ вели-ко подать сюда на столъ!-- крикнулъ онъ женѣ.
-- Нѣтъ, въ самомъ дѣлѣ, я 9-го Мая бываю имянинникъ.
-- Толкуй тутъ! А полуведерная-то зачѣмъ? А окорокъ ветчины?.. Вишь какой скрытный! Вчера въ трактирѣ видѣлись и не сказалъ, что имянинникъ. Хорошо, что я самъ догадался. Ну-ко, надо мокренькимъ поздравить.
-- Вы, господа, пейте, а я не буду, отказывался хозяинъ, потому рѣшилъ, чтобы сегодня честь-честью и въ порядкѣ... И то на Варваринъ день, третьяго дня, яко еле можаху... Вчера насилу въ банѣ отпарился.
-- Такъ мы и станемъ безъ имянинника пить! Дожидайся!-- крикнулъ новопришедшій гость. Соси!
Хозяинъ не сталъ и разувѣрять больше на счетъ имянинъ и только отказывался насчетъ водки.
-- Да что ты жены боишься что ли?-- дразнили его гости. Ахъ ты! А еще хвастался, что она у тебя по стрункѣ ходитъ. Сади.
Дабы показать, что жена дѣйствительно по стрункѣ ходитъ, хозяинъ выпилъ, и вдругъ ни съ того, ни съ сего нашелъ, что рябиновая керосиномъ пахнетъ. Гости отрицали. Нужно было попробовать. Налили еще, и еще выпили.
-- Ей ей, керосиномъ, господа! развелъ руками уже полупьяный хозяинъ.
-- Просто рюмка тебѣ керосиновая попалась! Вели подать другую.
Подали другую. Опять налили.
-- Теперь не пахнетъ. Дѣйствительно, вѣрно въ рюмкѣ что-нибудь было.
-- Скажи, что я на лѣтняго Николу, а не на зимняго! Дура, развѣ не знаешь? крикнулъ хозяинъ, но въ прихожей уже виднѣлись бороды и тулупы и заглядывали въ комнату.
-- Намъ, Николай Вавилычъ, все равно, мы васъ и такъ почитаемъ, бормотали они. А только сами посудите, какъ-же своего баннаго гостя не поздравить. Сами-бы обижаться начали.
-- Да я лѣтомъ имянинникъ бываю.
-- И, батюшка! У Бога всѣ имянинники равны! Ну, ошибка, ну, простите, а только холодно, далеко шли... Намъ вашихъ денегъ не надо, а вотъ по стаканчику...
Хозяинъ почесалъ затылокъ.
-- Ну, войдите!-- сказалъ онъ. Матрена Кузьминишна, дай сюда стаканъ! Что имъ рюмка. И мараться, не стоитъ.
Подали стаканъ. Парильщики не хотѣли пить безъ хозяина. Выпилъ онъ и осатанѣлъ! Начались разспросы, какой купецъ любитъ, чтобъ его "въ поясахъ протирали", какой больше "насчетъ спины", кто до "пару лихъ", кого "въ три вѣника жарятъ". Парильщики отвѣчали на вопросы. Хозяинъ смѣялся.
-- Жгите, ребята! По второму стаканчику!-- крикнулъ онъ и выпилъ вмѣстѣ.
За вторымъ стаканомъ слѣдовалъ третій. Къ двѣнадцати часамъ дня хозяинъ былъ уже совсѣмъ пьянъ, сидѣлъ около окорока ветчины и икалъ. Гости ушли, ушли и парильщики, Вошла жена.
-- Ахъ ты, Іуда, Іуда клятвопреступникъ!-- покачала она головой. А хотѣлъ честно, благородно! Гдѣ рябиновая-то, что къ празднику припасалъ?
-- Молчи, дура! Я на лѣтняго Николу, а не на зимняго, бормоталъ онъ. Брысь!