Лейкин Николай Александрович
У доктора

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Н. А. ЛЕЙКИНЪ

НЕУНЫВАЮЩІЕ РОССІЯНЕ

РАЗСКАЗЫ И КАРТИНКИ СЪ НАТУРЫ

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., д. No 2
1879

  

У доктора.

   Утро. Насъ одинадцатый. Въ пріемной у доктора собрались паціенты. Они сидятъ, стоятъ, ходятъ. Нѣкоторые разсматриваютъ иллюстрированные журналы, лежащіе на столѣ, нѣкоторые отъ нечего дѣлать считаютъ розетки рисунка обой, коими оклеены стѣны. Слышна сдержанная зѣвота въ кулакъ, слышенъ шопотъ. Какой-то толстый лысый господинъ съ сердоликовой печаткой на брюхѣ и съ подвязанной рукой притаился въ углу на креслѣ и спитъ, слегка похрапывая. Публика самая разношерстная. Тутъ сухой и длинный гемороидальный чиновникъ въ вицмундирѣ и съ желтолимоннымъ лицомъ, съ шпанскими мушками за ушами, священникъ въ коричневой рясѣ, изъ подъ которой виднѣется широкій, шитый шерстями поясъ; священникъ громко вздыхаетъ, поминутно вынимаетъ изъ кармана гребенку и расчесываетъ волосы на бородѣ и на головѣ. Тутъ и пожилой купецъ съ толстой золотой цѣпочкой черезъ шею, въ брюкахъ на выпускъ и въ сюртукѣ ниже колѣнъ. Купецъ то и дѣло вытаскиваетъ изъ кармана красный фуляровый платокъ и отираетъ имъ градомъ катящійся потъ. Не довольствуясь отираніемъ, онъ утюжитъ себѣ платкомъ затылокъ, подъ бородой Рядомъ съ купцомъ старушка съ редикюлемъ въ рукахъ, на которомъ изображена птица, клюющая цвѣты. Около старушки молодая дѣвушка съ заплаканными глазами. Далѣе чуйка въ дегтярныхъ сапогахъ. Отъ чуйки такъ и отдаетъ деревяннымъ масломъ, коимъ смазана голова. По пріемной изъ угла въ уголъ, побрякивая шпорами и прихрамывая, ходитъ офицеръ. Въ углу возится баба съ ребенкомъ. Всѣ въ ожиданіи и взираютъ на запертую дверь, ведущую въ кабинетъ. Многіе посматриваютъ на часы. Изъ прихожей выглядываетъ лакей.
   -- Скоро начнетъ принимать?-- спрашиваютъ его.
   -- Отпили чай и теперь умываются. Вонъ фыркаетъ! Теперь ужъ скоро. Брюки да сюртукъ напялитъ, сѣдые волосы изъ бороды выщиплетъ и готово,-- отвѣчаетъ лакей.
   У бабы плачетъ ребенокъ. Та жужжитъ, какъ муха, стараясь его укачать. Къ ней подходитъ, скрипя сапогами, чуйка.
   -- Недужется ребенку-то?-- задаетъ онъ вопросъ и тыкаетъ пальцемъ въ пеленки.-- Чѣмъ страдаетъ-то?
   -- Животомъ. Охъ, ужъ и не говори! Смущалась вся... Какъ завинтитъ это у него, надо полагать, подъ сердцемъ, инда взвизгнетъ! Благимъ матомъ оретъ, словно крышу съ дома снести хочетъ.
   -- Ты зачѣмъ-же къ доктору-то его принесла? Ребенка къ доктору не слѣдоваетъ. Его старухамъ показать надо, или такъ свѣдующему человѣку. Докторъ нутро попортитъ. Неси назадъ.
   -- Да ужь изъ силъ выбилась. Бабка повитуха смотрѣла ужъ. "Положи, говоритъ, ему на брюшко утюгъ". Гдѣ-жъ ребенку такую тягость вынести? Вдругъ задавитъ? Кто въ отвѣтѣ?
   -- Неси, говорю, назадъ. Докторъ тутъ не при чемъ. Покажи ребенка-то мнѣ. Я смыслю.
   Баба развертываетъ пеленки. Чуйка смотритъ, тыкаетъ пальцемъ.
   -- Мальчикъ или дѣвочка?-- спрашиваетъ онъ.
   -- Дѣвочка. Году еще нѣтъ ребенку. Гдѣ-жъ тутъ утюгъ?..
   -- А коли дѣвочка, то возьми ты на три копѣйки меду краснаго въ мелочной лавочкѣ, потомъ перцу стручковаго, размѣшай и намажъ ей животъ-то. Да затопи печь и какъ намажешь этимъ составомъ, то и держи ее передъ печью. Кричать будетъ -- все держи. Болѣзнь крикомъ лучше выходитъ.
   -- Русскую печь-то затопить?
   -- Безпремѣнно русскую. Голандская не подходитъ. Поняла теперь какъ нужно орудовать?
   -- Поняла. Такъ нести ребенка-то?
   Баба въ нерѣшимости.
   -- Неси. Докторъ попортитъ. Онъ сейчасъ струментомъ ковырять начнетъ. Красный медъ и стручковый перецъ передъ русской печью, и какъ рукой сниметъ! У моей бабы шестеро.
   -- Спасибо тебѣ, голубчикъ. И въ самомъ дѣлѣ понесу домой. Прощай!
   -- Иди, иди съ Богомъ!
   Баба уходитъ.
   Купецъ подсѣлъ къ священнику.
   -- Чѣмъ, батюшка, страдаете? Вѣрно крѣпко недужится? Обликъ-то у васъ такой истомленный,-- говоритъ онъ.
   -- Надбрюшіе болитъ. У меня съ малолѣтства попорчено, отвѣчаетъ священникъ.-- Еще въ бытность въ семинаріи въ богословіи поднялъ я корову подъ пахъ...
   -- Скажите на милость! Ай-ай-ай!-- качаетъ головой купецъ.
   -- Извѣстно, народъ молодой, показать себя передъ невѣстой хотѣлось. Мы изъ уѣзда. И съ тѣхъ поръ, вѣрите-ли?...
   -- Все надбрюшіе какъ есть одержимо?
   -- Нѣтъ, мѣстами. То ущемленіе, то какъ-бы стонъ... Отпѣвали мы тутъ старосту. Только возгласилъ я и вдругъ...
   -- Урчаніе есть?
   -- И урчаніе, и свербленіе, и подходъ подъ сердце, одно слово -- какъ-бы чемеръ лошадиный.-- А вы чѣмъ страдаете?
   Купецъ вздыхаетъ.
   -- У меня болѣзнь душевная, потому что она въ головѣ,-- начинаетъ онъ.-- Сны снятся по ночамъ.
   -- Къ Богу-бы обратились. Сны отъ Господа Бога.
   -- Обращались и къ Богу, но никакой пользы. Видно ничего не подѣлаешь. Я сны вижу и весь въ трепетѣ... Ежели, къ примѣру, съ вечера выпьешь, то легче, но намъ ежедневно нельзя, потому люди торговые и въ товарѣ перепутаться можно. Опять-же хмѣльной не углядишь, а молодцы въ сапогъ...
   -- И страшные сны?-- интересуется священникъ.
   -- Трепету подобно! Спервоначалу снилось все насчетъ божества. Разверзутся это, будто, небеса, ангелы изъ нихъ вылетятъ, возьмутъ меня на рамена и несутъ...
   -- Что-жъ, это сны хорошіе, съ предопредѣленіемъ, говоритъ священникъ...
   -- Позвольте, все это было сначала. Бывало проснешься на недоконченномъ снѣ, хватишь стаканъ квасу, ляжешь опять и видишь продолженіе... Случалось, что и три ночи подъ-рядъ одинъ сонъ...
   -- Ахъ, Господи!
   -- Потомъ, кромѣ ангеловъ, святые. Выдутъ и гласъ... "Иди и водрузи подъ моимъ ликомъ свѣщу въ десять фунтовъ".
   -- И водружали?
   -- Водружалъ. Но подъ конецъ силъ не стало. То въ пять фунтовъ, то въ десять. Торговля плохая... Сталъ ослушиваться, впалъ въ отказъ. И тутъ-то перемѣна. Страхъ напалъ. Ангелы скрылись и началось иное видѣніе. Какъ заведу глаза, вижу демоновъ, и тѣ будто бы драть меня сбираются. Орясины у нихъ въ рукахъ съ аршинъ, стоятъ и помахиваютъ, инда свистъ стоитъ.
   -- И больно драли?-- интересуется священникъ.
   -- Дранья настоящаго не было, но только примѣръ: раскладываютъ это на скамейкѣ, снимаютъ одежды съ меня. Согласитесь, что страшно и стыдно? Человѣкъ я семейный... Сначала молчалъ, но потомъ повѣдалъ женѣ. Съ той минуты отъ этихъ мыслей лихорадка: и въ жаръ, и въ дрожь. Думали, думали и устроили молебствіе съ водосвятіемъ. Отлегло. Два мѣсяца ничего не снилось.
   -- Вотъ видите, я говорилъ, что надо къ Богу обратиться,-- перебиваетъ священникъ.
   -- Позвольте, позвольте, останавливаетъ его купецъ.-- Два мѣсяца ничего не снилось, потомъ стали показываться легкія видѣнія. Вижу, что будто съ неба спускается пирогъ съ сигомъ, потомъ скатерть и на ней какъ-бы куличъ и бутылка хересу, величиною съ домъ. Молчу. Думаю, съ такими снами жить можно... Вдругъ перемѣна. Женскія тѣла показываться начали. То плясовица съ бубномъ, то купидонъ женскаго пола оголенный, жена Пентефрія пригрезилась. Говору никакого, все въ отдаленіи и къ себѣ перстами на ложе манятъ.
   -- Это бѣсы, бѣсы смущаютъ, поясняетъ священникъ.-- И угодникамъ таковыя видѣнія были.
   -- Позвольте, батюшка. И это еще ничего. Женѣ сказать боюсь, потому, думаю, ревность начнется, содержу внутри себя и молчу. Только вдругъ повремени вижу уже другой интересъ... Тѣла исчезли и сталъ старецъ появляться. Борода до чреслъ, на главѣ сѣдины...
   -- Эй, человѣкъ! Доложи-ко доктору, что его статскій совѣтникъ Треуховъ дожидается!-- восклицаетъ гемороидальный чиновникъ съ желтолимоннымъ лицомъ и поправляетъ орденъ на шеѣ.
   Толстякъ, спавшій въ углу на креслѣ, громко всхрапываетъ, просыпается и начинаетъ потягиваться.
   -- Пріѣхали, развѣ?-- спрашиваетъ онъ остановившагося передъ нимъ офицера.
   Тотъ въ недоумѣніи смотритъ на него.
   -- Скажите, какая-же это станція?-- зѣваетъ толстякъ.
   -- Чортъ знаетъ, что вы городите!-- отвѣчаетъ офицеръ и повертывается на коблукахъ.
   -- Человѣкъ! Кто тамъ? Доложите-же, наконецъ. Мнѣ къ министру надо!-- продолжаетъ чиновникъ.
   Входитъ лакей.
   -- Сейчасъ, сейчасъ. Имѣйте терпѣніе... Умылись и брюки надѣваютъ,-- говоритъ онъ.
   -- Намъ до его брюкъ дѣла нѣтъ. Пріемъ объявленъ въ девять часовъ, а теперь скоро одиннадцать!
   Толстякъ, поправившись на стулѣ, снова засыпаетъ.
   -- Ну-съ, продолжайте,-- продолжайте, понукаетъ купца священникъ, весь обратившійся въ слухъ.-- Это довольно интересно. Перебили нашъ разговоръ-то. Сталъ вамъ появляться старецъ, сѣдинами убѣленный и съ бородой до чреслъ...
   -- Да-съ, старецъ, продолжаетъ купецъ.-- Объ оголенныхъ плясовицахъ я вамъ разсказывалъ?
   -- Разсказывали.
   -- Ну-съ, сталъ появляться старецъ съ бородой до чреслъ, лицо постное, морщинистое, точь въ точь на старинныхъ образахъ. Остановится въ отдаленіи и качаетъ головой. Это въ первую ночь. Во вторую ночь подошелъ и говоритъ: "Прасковею пятницу помнишь?" Хотѣлъ я отвѣчать, но языкъ прилипъ къ моей гортани. На третью ночь опять вопросъ: "Ильинскую пятницу соблюдаешь?" Нѣтъ словесъ на отвѣтъ. На четвертую ночь подошелъ къ ложу и громовымъ голосомъ вострубилъ: "Калистратій, иди и удавись на осинѣ!" Тутъ я бужу жену и разсказываю ей. Плачемъ.
   -- Господи Боже мой!-- всплескиваетъ руками священникъ.-- Это видѣніе изъ ряда вонъ!
   -- Да-съ, и плачемъ. На слѣдующую ночь боюсь заснуть. Сижу и нюхаю табакъ, перомъ у себя носъ щекочу, чтобы, значитъ, чиханіемъ заняться и сонъ отогнать. Однако, не могъ и сморило, уснулъ и вижу опять старца и опять тотъ-же возгласъ: "Калистратій, иди и удавись!" Ну, ужь тутъ я не стерпѣлъ и къ доктору... Думаю, порошковъ у него какихъ попросить, что-ли, чтобы въ совершенное забытье приходить и спать крѣпче. Я-бы даже и на операцію какую-нибудь рѣшился, потому, вѣрите-ли, мочи нѣтъ. Ну, чтожъ, неужто и въ самомъ дѣлѣ мнѣ давиться? Вѣдь у меня жена, дѣти.
   -- Нѣтъ, какъ возможно! Что вы!-- восклицаетъ священникъ.-- Самоубійство и отъ Бога запрещено. Чудна у васъ болѣзнь! Признаюсь первый разъ о такомъ недугѣ слышу. Вы чтеніемъ страшныхъ романовъ на ночь не занимаетесь-ли?
   -- Помилуйте, до романовъ-ли! Придешь изъ лавки усталый, пробѣжишь въ "Полицейскихъ Вѣдомостяхъ" подрядную часть, объявленія о томъ, кто обанкрутился, похлѣбаешь щей да и ко сну...
   -- Можетъ слишкомъ жирно ѣдите? Упитываетесь? Напримѣръ, свинину, огузокъ...
   -- Извѣстно въ пищѣ себѣ не отказываемъ, только мы съ молитвой... Выпьешь это водки рюмку...
   Священникъ разводитъ руками.
   -- Читалъ я сначала въ "Полицейскихъ Вѣдомостяхъ", разсказываетъ купецъ, объ утопленникахъ и удавленникахъ. Кого вагономъ переѣхало -- въ то время все съѣдобное снилось; бросилъ -- старецъ пошелъ.
   -- А вотъ что: вы когда ложитесь спать, не думайте о суетѣ мірской, а творите молитву.
   -- А къ доктору не надо?
   -- Нѣтъ, и къ доктору обратитесь, да отслужите опять молебенъ, подымите икону...
   Къ дѣвушкѣ подсѣлъ офицеръ и крутитъ усъ.
   -- Какая у васъ болѣзнь? Вѣрно сердечная?-- спрашиваетъ онъ.
   -- Флюсъ и ухо заложило. Стрѣляетъ все.
   -- Болѣзнь самая женская,
   -- Ахъ, что вы, какъ вамъ не стыдно это говорить!-- шепчетъ дѣвушка и потупляетъ глазки.
   -- Отчего-же? Мужской болѣзни у дѣвушекъ не можетъ быть. Ну, ежели не женская, то дѣвичья. Или можетъ быть вы сердечко обожгли?
   -- Развѣ сердце обжечь можно? Оно внутри помѣщается.
   -- Сердце обжигается пламенною любовью. У васъ есть мамаша?
   -- Нѣтъ, у меня тетенька.
   -- Какъ, тетенька? Значитъ мамаши и не было никогда?
   -- Не привязывайтесь, пожалуйста, какъ полицейскій крючекъ. Это вамъ вредно.
   -- Для васъ я даже самую смерть готовъ перенесть. Вы гдѣ живете?
   -- Не доходя прошедшаго. Этого вамъ и знать не надо.
   -- Я васъ до дому проводить хочу. Дѣвушкамъ такъ трудно нынче однѣмъ ходить, отбою отъ лавеласовъ нѣтъ, а я васъ защитить могу, при мнѣ сабля.
   Купецъ, отирая обильный потъ, катящійся съ него ручьями, сидитъ уже около старухи съ редикюлемъ и шепчетъ:
   -- Возьмите вы на копѣйку голландской сажи, потомъ ворвани достаньте и на гривенникъ купоросу въ аптекѣ. Поняли? Потомъ полштофъ водки, да натолките кирпичу. Шубный клей есть у васъ дома?
   -- Найдется.
   -- Ну, и разболтайте все это.
   -- И мазаться, и натираться?
   -- Нѣтъ, отъ натиранья никакого толку не будетъ. Пейте по рюмкѣ, да на зарѣ... А тереться надо лошадиной дугой, просто дугой... Потомъ сними шкуру съ угря...
   Толстякъ въ углу, на креслѣ, начинаетъ неистово храпѣть Его будятъ. Съ просонья онъ толкуетъ что то о ворахъ и чешется.
   -- Вишь скребется-то, словно въ банѣ! киваетъ на него купѣцъ.-- Попросите, ваше степенство, умыться у служителя. Отъ холодной воды сейчасъ разгуляетесь, обращается онъ къ толстяку.
   -- Всю ночь не спалъ, отвѣчаетъ тотъ. Рука, мочи нѣтъ, какъ болеѣла, а вотъ пришелъ сюда и унялась боль. Ну и сонъ...
   -- Человѣкъ! Доложите же, наконецъ, доктору! кричитъ чиновникъ съ орденомъ на шеѣ.
   -- Одѣлись. Сейчасъ выдутъ. Въ сюртукѣ ужъ, отвѣчаетъ лакей.
   Въ кабинетѣ раздается звонокъ. Дверь отворяется и на порогѣ показывается докторъ. Паціенты приходятъ въ движеніе, кашляютъ, сморкаются.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru