Офицеръ садится въ вагонъ. Рядомъ съ нимъ помѣщается тощій, тщедушный господинъ, съ подвязанной щекой. Голова прикрыта барашковой шапкой, лицо нахмурено и искривлено. Онъ, то и дѣло, хватается за щеку.
-- Вечернія телеграммы! суетъ прямо къ его носу пачку бюллетеней заглянувшій въ вагонъ газетчикъ.
Къ уху его слегка наклоняется офицеръ, и смѣясь, говоритъ:
-- У насъ въ полку былъ штабсъ-капитанъ Вотрушкинъ, такъ тотъ отъ зубной боли всѣмъ совѣтывалъ: "возми, говоритъ, въ ротъ холодной воды и сядь на горячую плиту,-- когда вода во рту скипитъ, тогда и зубъ пройдетъ".
Тщедушный господинъ строго взглядываетъ на офицера.
-- Милостивый государь! Мнѣ не до шутокъ теперь!-- со стономъ отчеканиваетъ онъ.
Вагонъ трогается въ путь. На ходу въ него влѣзаетъ чиновникъ съ портфелемъ и садится рядомъ съ тщедушнымъ господиномъ.
-- Да. Танталовы муки испытываю. Вся челюсть... И въ ухо стрѣляетъ и въ затылокъ.
-- Знаете что? Возьмите кусокъ льда и трите имъ щеку до онѣмѣнія. У меня есть теща; у нея постоянная зубная боль. Изъ трехъсотъ шестидесяти пяти дней въ году, вы ее, навѣрное, триста дней увидите съ подвязанной щекой. Такъ ей удивительно какъ ледъ помогаетъ.
-- Нѣтъ, ужь я рѣшился вырвать. Богъ съ нимъ! По крайней мѣрѣ, кратковременная боль.
-- У васъ зубъ болитъ, и вы вырвать хотите?-- откликается повязанная косынкой купчиха.
-- Да. Всѣ средства перепробовалъ.
-- Не совѣтую вырывать. У меня деверю зубной врачъ всю челюсть на сторону своротилъ. Можетъ, слыхали купца Панкратьева? Дровяной дворъ у него и известкой торгуетъ. Такъ вотъ ему. А вы сходите вотъ куда: у Іоанна Предтечи въ церкви есть сторожъ, такъ онъ бумажки со словами даетъ; нужно эти бумажки съѣсть, и какъ рукой сниметъ. Я три раза такимъ манеромъ избавлялась.
-- Нѣтъ, это что! Заговорамъ, вообще, вѣрить нельзя, перебиваетъ купчиху молодой человѣкъ. А вы вотъ что сдѣлайте: нарвите, вы свѣжихъ березовыхъ почекъ... Впрочемъ, теперь у насъ осень...
Молодой человѣкъ конфузится.
Заслыша разговоръ о зубной боли, съ другаго конца вагона подсаживается къ тщедушному господину купецъ въ сѣрой сибиркѣ и въ картузѣ.
-- Зубомъ страдаете, что-ли?-- спрашиваетъ онъ.
-- Зубомъ. Третій день ни минуты покою! Ничего ѣсть не могу, кромѣ жидкой пищи.
-- Постой! У меня чудесное есть средство. Вы холостой или женатый?
-- Холостой.
-- Ну, это все равно. Возьмите вы въ аптекѣ на три копѣйки жженаго купоросу, потомъ натрите кирпичу: кирпичъ о кирпичъ трите. Поняли? Отлично. Купоросъ и кирпичъ смѣшайте вмѣстѣ и облейте все это скипидаромъ и три дня сушите на печи. Потомъ...
-- Помилуйте! Я замучился совсѣмъ, хочу облегчить себя, а тутъ еще жди три дня, пока лекарство ваше высохнетъ!-- восклицаетъ больной.
-- Ну, какъ хотите. А только въ одинъ мигъ помогаетъ, и кромѣ того, оно тѣмъ хорошо, что, ежели поясница у васъ болитъ, можно и поясницу помазать, только стоитъ на простомъ винѣ настояться своимъ ребятишкамъ даже носы примачиваю отъ насморка. Потомъ, ежели у васъ жена... Впрочемъ, вы неженатый.
-- Господинъ, послушайте!-- кричитъ съ другаго конца вагона какая-то женщина. Помажьте вы вашу щеку бодягой,-- какъ рукой сниметъ! Я десять лѣтъ этимъ средствомъ избавляюсь.
-- Бодяга что! Бодяга только раздражитъ, а вы попробуйте бѣленымъ масломъ, замѣчаетъ кто-то. Возьмите, разогрѣйте на свѣчкѣ бѣленое масло и втирайте, втирайте до тѣхъ поръ, пока и рука и щека высохнутъ:
-- У меня зубы никогда не болятъ, разсказываетъ какой-то военный чиновникъ. Но когда я въ Сибири жилъ, то у насъ первое средство отъ зубной боли была угриная шкура. Покойница жена тысячу разъ избавлялась этимъ средствомъ. Нужно купить живаго угря и снять съ него кожу,-- какъ чулокъ снимается. Потомъ, этой кожей обвязать горло. Говорятъ, что тутъ электричество помогаетъ. Купите на живорыбномъ садкѣ угря и попробуйте сдѣлать это, обращается онъ къ тщедушному господину.
-- Нѣтъ, ужъ я рѣшился вырвать свой зубъ, отвѣчаетъ тотъ.
-- Не вырывайте, баринъ, наклоняется къ тщедушному господину черезъ сосѣда простая женщина, въ набивномъ бумажномъ платкѣ на головѣ. Вотъ, когда прежде наши русскіе цирульники рвали зубы, то можно было рвать, а теперь жиды рвутъ и только портятъ человѣка. Я у купцовъ жила, такъ у насъ хозяинъ, вотъ, также вырвалъ себѣ зубъ, а у него жена съ бариномъ изъ военныхъ докторовъ и сбѣжала. А до того времени душа въ душу жили.
-- Да пойми ты: они неженаты и имъ это въ составъ не входитъ, поясняетъ купецъ. Кому бѣжать, коли жены нѣтъ?
-- Жиды и помимо жены найдутъ, какъ человѣка испортить, все еще стоитъ на своемъ женщина.
У Пяти Угловъ въ вагонъ влѣзаетъ монахиня и садится какъ разъ противъ тщедушнаго господина.
-- Зубами видно мучаетесь, господинъ?-- спрашиваетъ она.
-- Зубами.
-- Охъ! завсегда я повѣрю этому злому недугу! Намучилась ужъ я съ зубами-то! Только вѣрой и спасалась. А вы вотъ что сдѣлайте: поставьте свѣчку Антонію чудотворцу. Онъ врачъ былъ, батюшка, и многихъ отъ зубной боли спасалъ. Да помолитесь поусерднѣе, пока она горѣть будетъ, а потомъ отломите кусочекъ воску отъ свѣчки-то, да на зубъ и положите. Увидите сами, какое получите чудесное облегченіе; только надо непремѣнно, чтобы съ вѣрой... Сдѣлаете?
-- Не стоитъ, бросьте. А вы лучше вотъ что сдѣлайте... Конечно, это немножко странное предложеніе, но, все-таки... Поѣзжайте вы сейчасъ домой, велите у себя въ комнатѣ натопить печку какъ можно жарче и напейтесь пьяны пуншемъ. Пуншъ пейте такъ: половина воды и половина рому. Да напейтесь до безчувствія. Увѣряю васъ, что къ утру какъ рукой все сниметъ. Правда, будетъ голова трещать, но опохмѣлитесь рюмочкой-другой, и чудесно!
-- Зачѣмъ имъ напиваться? Ромъ и такъ помогаетъ, ежели имъ безостановочно полоскать зубы, вмѣшивается въ разговоръ чуйка. Вы водку-то потребляете?
-- Ну, такъ тогда надо что-нибудь покрѣпче. Возьмите вы голый спиртъ и купите стручекъ краснаго перцу; перецъ разотрите или истолките и положите его, примѣрно, хоть на косушку и вотъ этимъ-то составомъ полощите зубы.