Страстная суббота. Десятый час вечера. В квартире многосемейного купца Треухова пахнет запеченной ветчиной, лампадками. В гостиной, перед простеночным зеркалом, стоит лукошко с окрашенными яйцами, четверговая жженая соль в банке, пасха с изюмом и кулич с бумажным розаном. Лавочные мальчишки собираются все это нести святить, приютились в прихожей перед зеркалом и усердно мажут себе головы деревянным маслом. "Сама", то есть хозяйка, суетится с кухаркой в кухне около печки и торопливо говорит ей:
-- Ну уж это ты, Матренушка, справь как следует, а меня пусти одеваться! Того и гляди, к заутрене опоздаешь.
Около нее, держась за подол платья, стоит ее маленький сынишка и облизывается.
-- Мама, дай мне кусочек...-- упрашивает он.
-- Нельзя, душенька, грешно теперь -- это скоромное; потерпи до утра, а то поп заставит себя на кочерге возить.
Хозяйские дочки то и дело перебегают залу, держа над головами по вороху туго накрахмаленных юбок.
-- Ты будешь после заутрени с приказчиком Иваном христосоваться? -- спрашивает одна сестра другую.
-- Ни за что на свете! Мне стыдно. Он на вербной неделе подарил мне сахарное сердце с ликером внутри. А ты?
-- Я только разик, да и то сжавши губы. Мне кажется, Катя, что он влюблен в меня. В вербную субботу он встретился со мной в коридоре и сунул мне в руки пряник с надписью "любовь".
-- Ври больше! Это он тебя за меня принял, потому дело впотьмах было.
-- Пожалуйста, не заноситесь насчет вашей красоты! Я уже давно рассказала, что у вас левый бок на вате.
-- Дура!
-- От дуры слышу!
Молчание. Хозяйские дочки начинают на себя навьючивать юбки.
-- Ну, а со старшим приказчиком, Ананьем Панфилычем, похристосуешься как следует? -- снова спрашивает старшая.
-- Само собой. Ведь он старик, да к тому же у него в деревне жена есть. Ведь эти поцелуи ровно никакого чувства не составляют.
"Сам" пока еще в халате, сидит в зале у стола около лампы и роется в старом календаре. Мимо пробегает "сама".
-- Ты бы, Лазарь Калиныч, оболокался,-- говорит она.-- Одиннадцатый час. Опоздаем, так после и в церковь не влезем. Что за радость с мужиками стоять да тулупы нюхать!
-- Сейчас. Дай только найти, в котором году у нас большое наводнение было. Первую холеру нашел, пожар в Апраксином тоже... У меня спор с Николаем Кузьмичом. Завтра придет христосоваться, а я ему и преподнесу. У нас в это наводнение сторож Калистрат утонул.
-- Не воображаете ли вы, что я завтра со всеми вашими сторожами христосоваться буду? -- кричит из другой комнаты старшая дочка.-- Мерси! Я уж и так в прошлом году все губы об их бороды обтрепала.
-- Кто тебе говорит о христосованье! Я наводнение ищу. Вот как выдерну из-за божницы пук вербы! Чего на ссору лезешь?
-- Ах, скажите, как вас испугались!
Хозяйский сын, молодой франт, ходит по комнате и напевает "Светися, светися, новый Иерусалиме!".
-- Это в каких смыслах вербу? -- спрашивает он.
-- А чтоб постегать!
-- Следует. Она давеча на мою новую циммермановскую шляпу села.
Из другой комнаты доносится голос другой дочери:
-- Папенька, да уймите Володьку! Он у меня целую банку помады на свою голову вымазал и теперь кота помадит.
-- А вот я его! Где у меня подтяжки!
В кухню стучится дворник.
-- Матрена! -- кричит он.-- У вас, говорят, окорок запекали. Отдай нам кожу с него. Мы в щах варить будем!
-- Ну, вот еще! У нас и молодцы съедят!
-- Вот сквалыги-то, а еще купцы! Вот я через это самое солдата твоего в калитку пускать не буду!
-- А вот за эти срамные слова стащить тебя к хозяину! -- восклицает кухарка.-- Когда ты у меня солдата видел? Сказывай.
В молодцовской одеваются молодцы и тоже сбираются к заутрене. Кто повязывает себе новый галстук, кто фабрит усы жженой пробкой и сальным огарком, а статный приказчик Иван чуть не в пятый раз чистит себе сапоги, несмотря на то что они огнем горят. Он то любуется на каблук, то рассматривает голенищи.
-- Вихры бы по-настоящему в парикмахерской подвить следует, да уж теперь поздно! -- говорит он.
-- А ты накали на свечке старые ножницы да и закудрявься ими! -- дает кто-то совет.
-- А что, братцы, для чего это самая четверговая соль составляет? У нас хозяйка больше пяти фунтов этой самой соли нажгла,-- слышится вопрос.
-- От порчи, от глазу... Раствори в воде и спрысни человека, как рукой снимет. Домовой ее не любит! Сатана боится. Ну, и есть чудесно! Окромя того, и птиц ловить сподручно. Насыпь, к примеру, этой самой соли на хвост воробью -- сейчас поймаешь!
-- А говорят, господа, что ежели этой самой соли, к примеру, женщине на постель под простыню подсыпать, то так в тебя влюбится, что даже бегать за тобой начнет,-- рассказывает охотник до сапогов, Иван.-- Только нужно при этом таинственные словеса знать.
-- Это верно. Когда я у дяденьки в Кинешме по живодерному делу жил, то у нас один полицейский солдат купчиху одну присыпал, так что ты думаешь? -- как нитка за иголкой за ним ходить начала. Шубу енотовую мужнину ему отдала, три самовара, лошадь, а потом со службы выхлопотала и кабак ему открыла. А и солдатенок-то ледящий был. Один ус кверху, другой книзу, да и ноздря в драке разорвана.
-- Ты куда к заутрене-то?
-- К Иоанну Предтече. С Марьей Дементьевной хочется похристосоваться. Вот девушка-то!