"За два года". Сборникъ статей изъ "Искры". Часть первая.
Дружина князя Святополка. (5 октября 1904, No 75)
У Чернышева моста въ Петербургѣ идетъ спѣшная работа: строится балаганъ для столичныхъ политическихъ гастролей провинціальнаго князя Святополка: размалевывается вывѣска отечественной суздальской работы; на вывѣскѣ красуется многообѣщающее слово: реформа. Прочные подмостки еще не сколочены, и гастролеръ, взобравшись на министерскій стулъ, лицомъ къ Европѣ, въ полъ-оборота къ россійской земщинѣ и печати, демонстрируетъ пресловутую вывѣску, сыплетъ рѣчь за рѣчью передъ иностранцами, поясняетъ и дополняетъ эти рѣчи передъ сотрудниками петербургской "Руси".
Провозглашается эра "довѣрія" правительства къ дѣятелямъ мѣстнаго самоуправленія, и тотчасъ же щедрому на обѣщанія балагуру-министру открываются распростертыя объятія либеральной прессы, а "земщина" спѣшитъ сдержанно принести благодарность за одну только готовность что-то совершить. Неужто же такъ великъ политическій кредитъ министровъ у русскаго "общества", что не требуется и подкрѣпляющихъ слова фактовъ? Дѣйствительно, потокъ благодарностей опережаетъ какіе бы то ни было правительственные шаги, но кое-что уже и начато новымъ министромъ. Это кое-что по объему незначительно, но довольно многозначительно по содержанію. 22-го сентября издается указъ о присвоеніи одному изъ товарищей Министра Внутреннихъ Дѣлъ званія завѣдывающаго полиціей. Коротко говоря, возстановляется памятное III отдѣленіе, то самое, упраздненіе котораго было однимъ изъ первыхъ шаговъ Лорисъ-Меликовской "диктатуры сердца" Одновременно съ этимъ слѣдуетъ утвержденіе введенныхъ иркутскимъ генералъ-губернаторомъ репрессивныхъ мѣръ по отношенію къ ссылкѣ. На время войны генералъ-губернаторъ получилъ право налагать чувствительныя административныя взысканія за "самовольныя отлучки и можетъ въ розницу передовѣрять это право своимъ подчиненнымъ. Жалобы ссыльныхъ за незаконные циркуляры Кутайсова удовлетворены тѣмъ... что циркуляры эти получаютъ силу закона.
Приняты мѣры и другого рода: отмѣненъ циркуляръ Плеве, запрещавшій присоединеніе земствъ къ общеземской военно-санитарной организаціи; сданъ въ архивъ Государственнаго Совѣта реакціонный пособникъ Плеве въ его "крестьянской реформѣ", товарищъ министра Стишинскій; тамъ же нашли себѣ успокоеніе пресловутые "ревизоры" -- Зиновьевъ и Штюрмеръ; возвращены въ свои тверскія имѣнія опальные либералы -- фонъ Дервизъ, Милюковъ; помилованы ссыльные: Мартыновъ и Чарнолусскій.
Нужно взять всю сумму этихъ, въ одиночку незначительныхъ; шаговъ новаго курса, нужно не забывать, что программная болтовня новаго министра ведется подъ отдаленный грохотъ орудій на сибирскомъ востокѣ, чтобы освѣтить авансцену политической дѣятельности правительства.
Впереди всѣхъ -- говорящій министръ. Въ Вильнѣ онъ объявляетъ себя "другомъ-"благожелательной" печати; обѣщаетъ справедливость евреямъ отъ самаго "источника справедливости"; обѣщаетъ "уравненіе въ правахъ" польскому дворянству. На пріемѣ чиновъ своего министерства онъ объявляетъ манифестъ 26 февраля 1903 года -- своей программой. Усердный министръ оповѣщаетъ даже телеграммой бѣлостокскихъ евреевъ, что пойдетъ навстрѣчу нуждамъ еврейскаго населенія края. А черезъ 8 дней послѣ отправки этой телеграммы бѣлостокская полиція учиняетъ огнестрѣльную бойню бѣлостокскихъ рабочихъ, мирно собравшихся съ женами на загородную сходку; стрѣляютъ не въ сопротивляющуюся толпу, а въ спины бѣгущихъ женщинъ.
Между тѣмъ, широковѣщательные діалоги министра съ корреспондентами заграничной прессы Заканчиваются довольно неожиданно. Святополкъ, въ сущности, лишаетъ эти свои рѣчи всякаго политическаго вѣса, отрекаясь отъ нихъ въ бесѣдѣ съ сотрудникомъ "Руси": иностранцы де поняли его по иностранному, а, слѣдовательно, не поняли. Остается только обѣщаніе министра учиться "по крестьянскому вопросу" и "личныя" мнѣнія его о необходимости оживленія дѣятельности земства. Такое плачевное отступленіе было бы и смѣшно, и грустно, и непонятно, если бы не поведеніе политическаго хора, занимающаго ту же авансцену.
За внушительными фигурами Мещерскаго и Грингмута виднѣются отецъ и сынъ Суворины, далѣе -- выползающія изъ академической раковины "Русскія Вѣдомости", наконецъ "Петербургскія Вѣдомости" и рядъ провинціальныхъ газетъ умѣренно-либеральнаго тона. Въ наиболѣе близкомъ въ министру реакціонномъ кружкѣ этихъ "представителей русскаго народа" происходитъ такая семейно-клубная сцена. Князь Петръ Димитріевичъ (Мирскій) сказалъ любезную рѣчь; ура Петру Димитріевичу! и "довѣрчиво" улыбающійся князь юбилейно взлетаетъ на воздухъ и падаетъ въ пухлыя руки своихъ собутыльниковъ. Но даже и въ эту обычную угодливо-либеральную болтовню временами врываются серьезныя политическія ноты. Русскія пушки, сегодня въ рукахъ Куропаткина, завтра въ плѣну у Куроки, грозно ревутъ, и дикая оргія войны разыгрывается все сильнѣе. Либералы чувствуютъ себя кредиторами правительства, они нетерпѣливо напоминаютъ о срокѣ уплаты долговъ, они требуютъ реформъ. Они грозятъ и манятъ, я выдаютъ правительству новые авансы кредитными билетами отвѣтнаго довѣрія. Послѣ органовъ печати выступаютъ съ выраженіемъ довѣрія правительству и учрежденія мѣстнаго самоуправленія. Цѣлый рядъ земствъ отозвался благодарностью и довѣріемъ по адресу новаго министра. Также высказываются и городскія думы. "Программа" Святополкъ-Мирскаго послѣ этого вота довѣрія становится программой обширнаго слоя россійскихъ либераловъ. И вотъ испуганный премьеръ -- "malgré lui" -- начинаетъ пятиться назадъ и спѣшитъ, заявить, что его не поняли. Какъ будто бы и поздно! Напирающая на княжескихъ собутыльниковъ и на самого князя, толпа либераловъ какъ будто не хочетъ слышать сѣтованій на то, что новый государственный экспериментаторъ не понятъ толпой; она, толпа, требуетъ внимательнаго отношенія къ себѣ, требуетъ, чтобы, наконецъ, поняли ее самое тѣ, кому понимать надлежитъ. Игриво подбрасываемаго князя Святополка теперь хотятъ поднять на щиты для того, чтобы двинуться въ походъ за спасенье Руси.
Позволительно думать, что княжеская дружина поведетъ этотъ походъ и противъ "остатковъ крѣпостного строя" и противъ "внутреннихъ враговъ". Какъ иначе можетъ быть истолковано отношеніе либеральной печати къ новымъ крупнымъ мѣрамъ репрессіи, предпринятымъ правительствомъ противъ революціоннаго движенія? Не является ли безусловнымъ одобреніемъ по адресу правительства молчаніе по этому поводу печати, которая, вообще говоря, довольно-таки откровенно "заговорила"? А что такое учрежденіе особаго вѣдомства общей и политической полиціи съ полномочнымъ начальникомъ во главѣ, какъ не усиленіе борьбы абсолютизма съ движеніемъ народныхъ массъ? Очевидно" вѣрно "поняли" министра "Московскія Вѣдомости", когда настойчиво напоминали "либераламъ", что въ "программѣ" Святополка -- манифестѣ прошлаго года -- вразумительно говорится о необходимости борьбы съ внутренней смутой. Уличной революціи, очевидно, будетъ объявлена безпощадная война. Наглыя расправы съ рабочими, вродѣ Бѣлостокской, едва ли оставляютъ сомнѣніе въ томъ, что здѣсь новый курсъ будетъ только усиленіемъ стараго. Зато революціонность "учрежденій мѣстнаго самоуправленія" -- этихъ позицій, занятыхъ либерализмомъ,-- утоляется дешевымъ путемъ. Это путь минимальныхъ уступовъ, путь прирученія. Первые шаги правительства по этому пути уже колеблютъ, по видимому, всю шаткую массу либераловъ, готовую отъ оппозиціи перейти въ вѣрноподданничество при одномъ лишь запахѣ чечевичной похлебки.
Это первая мутная волна освободительнаго движенія и, нужно сознаться, она мало похожа на мощный революціонный призывъ демократическаго моря.
Но среди этого либеральнаго шума съ недалекой "окраины" доносятся слова, обращенныя къ генералъ-губернатору Оболенскому:
"Осмѣливаемся доложить вамъ, что въ самыхъ глубокихъ слояхъ населенія, въ наиболѣе здоровой въ нравственномъ отношеніи части народа царитъ глубокая горечь, порожденная существующимъ, угнетающимъ порядкомъ вещей... Мы не можемъ больше выносить этого противнаго природѣ гнета, мы не въ силахъ дольше дышать воздухомъ, который пропитанъ зловоніемъ низостей всевозможныхъ честолюбцевъ" {Такъ говорятъ таммерфорсскіе рабочіе своему сатрапу Оболенскому въ адресѣ соціалистической ассоціаціи этого города.}.
Если "прекрасный Іосифъ" абсолютистской политики, князь Святополкъ, сегодня не податливъ на страстныя рѣчи жены Пентефрія -- россійской либеральной прессы, то судьба даетъ ему совѣтчиковъ. Такого друга онъ уже нашелъ въ лицѣ журнала "Право", или, точнѣе -- въ лицѣ сотрудника этого журнала, либеральнаго кіевскаго профессора, князя Е. Трубецкого. Завидуя "свободѣ слова" революціонной печати, драматически указывая на тысячи революціонныхъ листковъ, усыпающихъ грады и веси Россіи, Трубецкой галлюцинируетъ новымъ внутреннимъ Портъ-Артуромъ -- очевидно, отождествляя революціонный пролетаріатъ съ Японіей,-- и требуетъ средствъ предупрежденія и защиты, въ видѣ дарованія свободы либеральной печати. Не заманчивый ли это союзникъ для правительства? И не стоитъ ли правительству, ради подобныхъ союзниковъ, потерять свою самодержавную невинность?
Тогда подъ "прогрессивное" знамя отважнаго князя соберется отборная дружина встревоженныхъ консерваторовъ и умѣренныхъ либераловъ, которые, конечно, не далеко зайдутъ въ увлеченіи "началами, чуждыми русской жизни". Но этой дружинѣ придется столкнуться съ революціонными полчищами рабочихъ: тому порукой "глубокая горечь" милліоновъ народа. И даже въ рядахъ привиллегированнаго "общества" мы должны будемъ увидѣть два лагеря: лагерь тѣхъ, которые готовы рукоплескать сословно-цензовымъ реформамъ правительства и сдѣлать это правительство своимъ, и -- лагерь тѣхъ, которые поймутъ связь своихъ интересовъ съ интересами широкихъ слоевъ демократіи и -- на первыхъ шагахъ историческаго пути -- совмѣстимость интересовъ "общества" съ ближайшими интересами рабочаго класса.
Каковъ бы ни былъ стратегическій планъ генерала Святополкъ-Мирскаго, передъ господствующими классами Россіи всего только два пути: либо перспектива "разговаривать" и считаться съ пролетарскими массами на городскихъ улицахъ при посредствѣ казаковъ и жандармовъ, при закрытыхъ магазинахъ и подъѣздахъ, либо "разговоры" съ представителями интересовъ рабочаго народа на тѣхъ же основаніяхъ, на которыхъ привилегированная оппозиція предлагаетъ правительству разговаривать съ нею самою: въ государственныхъ и мѣстныхъ учрежденіяхъ.