Lib.ru/Классика: Лавров Петр Лаврович. Автобиография старого чартиста

АВТОБІОГРАФІЯ СТАРАГО ЧАРТИСТА.

The life and struggles of William Lovett in his pursuit of bread, knowledge and freedom, with some short account of the different associations he belonged to and of the opinions he entertained (London, Trubner and C^о, 1876).

Georgs Jacob Holyooke: The history of cooperation in England, its litterature and its advocates. Vol. I. The pioneer period, 1812--1844 (London, Trubner 1875).

Вліяніе Оуэна придало кооперативному движенію и еще одну характеристическую особенность, которая возбудила противъ этого движенія значительную оппозицію среди англійскаго общества этого времени, или, по крайней мѣрѣ, среди нѣкоторыхъ довольно вліятельныхъ его группъ. Оуэнъ, вмѣстѣ съ другими соціалистическими утопистами начала нашего вѣка, выработалъ свои идеи подъ сильнымъ вліяніемъ потрясеній, произведенныхъ первой французской революціей, и, подобно Сен-Симону и Фурье, ставилъ въ немаловажную выгоду своихъ проэктовъ переустройства общества то обстоятельство, что осуществленіе этихъ проэктовъ должно, по его мнѣнію, устранить всякую опасность революціоннаго движенія. Всѣ они, напирая на важность экономическаго вопроса, слишкомъ пренебреженнаго политиками въ ихъ время, упускали изъ виду ту неизбѣжную зависимость, въ которой формы политической жизни находятся отъ основъ экономическаго быта даннаго общества и, съ своей стороны, выказывали слишкомъ большое пренебреженіе къ различію формъ политической жизни. Въ эпоху самаго бурнаго волненія изъ-за билля о реформѣ парламента, Оуэнъ, замѣчая, что это волненіе отклоняетъ рабочихъ отъ упорнаго преслѣдованія экономическихъ цѣлей коопераціи, слишкомъ рѣзко проповѣдывалъ то, что должно было казаться большинству слушателей политическимъ индиферентизмомъ. На конгрессѣ кооперативныхъ обществъ 1832 года, онъ прямо заявилъ, что "деспотическія правленія часто оказываются лучше, чѣмъ такъ называемыя демократическія. Въ странахъ, гдѣ существуютъ эти правленія, промышленные классы находятся не въ такой бѣдности, какъ въ этой странѣ (въ Великобританіи), и потому, на этомъ основаніи, нѣтъ причины ненавидѣть деспотическія правленія. На сколько дѣло идетъ о кооперативной системѣ, совершенно все равно, будетъ ли правленіе деспотическое или нѣтъ". "Оуэнъ, говоритъ Голіукъ:-- не имѣетъ никакихъ принциповъ, даже въ пользу свободы. Его доктрина выражалась словами поэта: "Пусть безумцы спорятъ о формахъ правленія, лучшая изъ нихъ та, при которой людьми наилучше управляютъ", доктрина, которая не имѣетъ никакого идеала внѣ благодѣтельнаго деспотизма и смотритъ какъ на праздныя и пустыя вещи на личную жизнь человѣка и на самоуправленіе общества. Оуэнъ не былъ политическимъ интриганомъ или сознательнымъ агентомъ противниковъ политическихъ правъ народа. Еслибы отъ него зависѣло, онъ далъ бы людямъ всѣ права, которыхъ они желали. Онъ просто смотрѣлъ на права, какъ на дѣло неважное для пользы или для вреда людей".

Оуэнъ не былъ одинокъ въ подобномъ взглядѣ на отношеніе политическихъ вопросовъ къ экономическимъ; всѣ соціальные реформаторы его времени стояли на той же точкѣ зрѣнія. Сенсимонисты и фурьеристы ставили совершенно опредѣленно цѣль отклонить умы отъ политическихъ вопросовъ къ вопросамъ экономическимъ и тѣмъ предохранить міръ отъ революцій, подобныхъ тѣмъ, которыя пришлось пережить Сен-Симону и Фурье. И позже фурьеристъ Брисбанъ писалъ въ своемъ "Соціальномъ предназначеніи человѣка": "Наши бѣдствія -- не суть бѣдствія политическія, но бѣдствія соціальныя (подразумѣвая экономическія") и съ презрѣніемъ относился къ "нашимъ самымъ просвѣщеннымъ людямъ", (которые "ищутъ въ жалкихъ политическихъ мѣрахъ и административныхъ реформахъ средства устроить общественную бѣдность". Въ литературѣ оуэнистовъ Англіи безпрестанно цитировались строки Гольдсмита: "Въ страданіяхъ человѣческихъ сердецъ какъ ничтожна доля такихъ страданій, которыя могутъ быть вызваны или излечены законами!"

Но подобное отрицаніе важности политическихъ вопросовъ попадало въ Англіи какъ разъ на эпоху, когда было возбуждено въ странѣ одно изъ самыхъ сильныхъ политическихъ волненій. Въ то время, пока Ловеттъ бился за кусокъ хлѣба и за свое личное развитіе, актеры на политической (сценѣ измѣнились и положеніе партій измѣнилось. Долговременное господство тупыхъ рутинеровъ министерства лорда Ливерпуля окончилось. Уже давно въ средѣ партіи тори болѣе свѣжіе элементы групировались около Джоржа Каннинга. Когда въ 1822 году лордъ Сидмутъ, знаменитый своими полицейскими мѣрами, вышелъ въ отставку, а лордъ Лондондерри, болѣе извѣстный подъ именемъ Кастльри, зарѣзался въ припадкѣ сплина, Каннингъ былъ выдвинутъ на первый планъ и внѣшняя политика повернула въ пользу либеральныхъ партій Европы и Америки. Въ 1827 году смерть герцога Йоркскаго, параличъ лорда Ливерпуля поставили прямыми соперниками изъ за вліянія "желѣзнаго герцога" и Каннинга. Въ средѣ самихъ тори начались безконечныя интриги и вопросъ объ эмансипаціи католиковъ былъ главною почвою, на которой разыгрывались эти интриги. Когда, 10-го апрѣля 1827 года, Джоржъ Каннингъ былъ назначенъ первымъ министромъ, агитація въ Ирландіи пріутихла и нападенія виговъ на министерство пріостановились, потому что вся опозиція ждала новой политической жизни отъ новаго перваго министра. Но его вчерашніе союзники вышли разомъ изъ министерства: Уэллингтонъ и Пиль, лордъ-канцлеръ Эльдонъ и нѣсколько другихъ членовъ министерства не хотѣли участвовать въ новомъ правительствѣ, во главѣ котораго стоялъ человѣкъ, бывшій для однихъ представителемъ эмансипаціи католиковъ, для другихъ -- сыномъ актрисы, хотя въ послѣдній періодъ тори вовсе не могли сохранить чистоту аристократическаго состава своей партіи: Пиль былъ сынъ фабриканта, начавшаго дѣло безъ копейки и достигшаго обладанія милліонами, Эльдонъ -- сынъ разбогатѣвшаго угольщика. Но эти люди до сихъ поръ являлись вполнѣ преданными слугами старой программы тори, которая опиралась на три монопольные элемента: господство епископальной церкви надъ всѣми диссентерами и особенно надъ католиками, которыхъ стѣснительные законы устраняли отъ всякаго политическаго вліянія; политическое господство поземельной аристократіи въ палатѣ общинъ, вслѣдствіе системы выборовъпозволявшей крупнымъ землевладѣльцамъ назначатъ большинство "представителей народа"; экономическое господство землевладѣльцевъ, вслѣдствіе системы пошлинъ, которая позволяла землевладѣльцамъ держать цѣну сельскихъ продуктовъ на высотѣ, весьма выгодной для нихъ, но обрекавшей большинство населенія на систематическое голоданіе. На этихъ трехъ пунктахъ виги и радикалы нападали уже много лѣтъ на правительство. Лордъ Джонъ Россель возобновлялъ ежегодно свое требованіе реформы выборовъ въ палату общинъ. Коббетъ въ своей газетѣ и Гэнтъ на митингахъ агитировали упорно за всеобщее право выбора, за тайное голосованіе и за отмѣну хлѣбныхъ законовъ. Сэръ Джонъ Бэрдеттъ ежегодно выставлялъ свое требованіе объ уравненіи правъ диссентеровъ вообще, и католиковъ въ особенности, съ правами членовъ государственной церкви. Правительство Каннинга съ его товарищемъ Гэскиссономъ было въ 1827 году, нетолько замѣною однихъ лицъ другими, оно было ударомъ для основныхъ пунктовъ старой программы тори. Каннингъ и Гэскиссонъ были не только "выскочками" въ глазахъ гордыхъ аристократовъ; они были представителями политики, опиравшейся на буржуазію, съ ея либеральными формами въ международныхъ сношеніяхъ, съ ея предпочтеніемъ движимаго капитала и биржеваго спекуляторства поземельному владѣнію. Съ тѣхъ поръ, какъ Каннингъ руководилъ иностранною политикою, Англія сдѣлалась въ глазахъ Меттерниха пособницею революціонныхъ движеній въ Европѣ и въ Америкѣ. По вопросу о католикахъ, Каннингъ отступилъ отъ старой программы партіи, хотя и считалъ возможнымъ отложить рѣшеніе этого вопроса и оставить его открытымъ для членовъ министерства. Гэскиссонъ же былъ въ глазахъ тори еретикомъ по болѣе существенному пункту: онъ публично заявлялъ свое сочувствіе началамъ свободной торговли (основному догмату буржуазнаго либерализма), и, слѣдовательно, могъ подрыть экономическое господство крупныхъ землевладѣльцевъ. По этому, выступленіе изъ министерства Каннинга шести вліятельнѣйшихъ членовъ было дѣломъ совершенно естественнымъ, тѣмъ болѣе, что въ 1827 году никто не предвидѣлъ, что эти самые люди (Уэллингтонъ и Пиль) проведутъ черезъ два года чрезъ обѣ палаты законъ объ эмансипаціи католиковъ, а чрезъ 19 лѣтъ нанесутъ старой политикѣ тори послѣдній и рѣшительный ударъ, подорвавъ ея экономическую основу и провозгласивъ начала свободной торговли. Весьма возможно, что Каннингъ съумѣлъ бы обойтись безъ этихъ товарищей, которые ему болѣе мѣшали, чѣмъ помогали, особенно съ помощью болѣе свѣжихъ силъ Гэскиссона и новаго канцлера Линдгэрста (одного изъ самыхъ талантливыхъ, хотя и изъ самыхъ испорченныхъ людей среди политиковъ Англіи той эпохи); современемъ и Пиль, вѣроятно, примкнулъ бы къ нему, если только причиною разрыва между Пилемъ и Каннингомъ не былъ характеръ этихъ личностей, изъ которыхъ каждая не могла подчиниться уму столь же сильному, и требовала для себя безусловнаго господства въ политикѣ, допуская товарищей лишь такого рода, которые не могли быть дѣйствительными соперниками по уму и способностямъ.

Впрочемъ, всѣ эти предположенія оказываются излишними, такъ какъ безсознательные процессы природы рѣшили вопросъ независимо отъ всякой политики: чрезъ четыре мѣсяца послѣ назначенія Каннинга первымъ министромъ, Джоржъ Каннингъ умеръ отъ простуды, дѣйствіе которой было усилено заботами и утомленіемъ по руководству дѣлъ. Его преемникъ, Гудричъ, не умѣлъ удержаться даже до открытія новаго парламента 1828 года, и когда парламентъ собрался, то во главѣ правительства стояли опять Уэллингтонъ и Пиль; но на сколько эпизодъ правленія Каннинга повредилъ строгости направленія программы тори, можно было видѣть изъ того, что "желѣзный герцогъ" имѣлъ товарищами каннингитовъ: Гэскиссона, Додлея, Пальмерстона, назначилъ въ Ирландію (самое больное мѣсто тогдашняго правительства) выбраннаго Каннингомъ лорда Энгльзи (Anglesey) и Уильяма Лэмба (будущаго министра виговъ, лорда Мельборна), а стараго лорда Эльдона, единственнаго неподвижнаго представителя старой программы тори, оставилъ преспокойно въ сторонѣ. Изъ состава министерства "старыхъ" тори, можно было заключить немедленно, что ихъ оживляетъ уже "новый" духъ. Правда, что коалиція двухъ элементовъ оказалась преждевременна; въ маѣ 1828 года, всѣ каннингиты должны были выйти изъ министерства, но въ апрѣлѣ того же года уже отмѣненъ былъ законъ, устранявшій всѣхъ диссентеровъ некатоликовъ отъ политической дѣятельности, а въ апрѣлѣ 1829 года, ко всеобщему удивленію, именно Уэллингтонъ принуждалъ одряхлѣвшаго развратника Георга IV подписать законъ объ эмансипаціи католиковъ. Первой столбъ владычества старой программы тори, а вмѣстѣ съ тѣмъ безусловнаго господства палаты лордовъ въ политикѣ страны, рухнулъ подъ ударомъ, нанесеннымъ этой программѣ и этому господству самымъ извѣстнымъ представителемъ консерватизма.

Само собою слѣдовало за этимъ еще болѣе энергическое нападеніе на остальные столбы программы тори и, прежде всего, на систему выборовъ. Рядомъ съ радикальными требованіями Коббета, Гэнта, Бэрдетта, вигамъ не мудрено было выработать программу реформы, гораздо болѣе умѣренную а, въ сущности, оставлявшую поземельной аристократіи не малую долю вліянія. Лордъ Россель съумѣлъ притянуть къ ней дезорганизованныя силы виговъ.

Старый защитникъ реформы и аристократъ до мозга костей, лордъ Грэй былъ выставленъ какъ знамя партіи для виговъ-аристократовъ; его многочисленная и вліятельная родня стала на сторону реформы; въ блестящихъ салонахъ лорда Ландсдоуна и лорда Голланда вербовались ей приверженцы; изъ рядовъ тори къ партіи реформы примкнули почти всѣ каннингиты, между про⁽чимъ и Стэнли (будущій лордъ Дерби). За реформу стояли главные органы прессы "Morning Chronicle" и "Times", только-что завоевавшій въ это время первое мѣсто въ прессѣ. За нее въ особенности стояло "Эдинбургское Обозрѣніе" со своимъ созвѣздіемъ талантовъ Брума, Сиднея Смита, Джеффи и многихъ другихъ. Съ болѣе радикальнымъ оттѣнкомъ стоялъ тоже за реформы журналъ "Уэстминстерское Обозрѣніе", гдѣ выступалъ Джонъ Стюартъ Милль. Требованіе реформы расходилось и въ низшихъ классахъ общества при помощи дешевой прессы, за которую боролась цѣлая группа самоотверженныхъ агитаторовъ (во главѣ всѣхъ книгопродавецъ Гесерингтонъ), и въ которой первое мѣсто занималъ листокъ Коббета, съ крайнею рѣзкостью нападавшій и на тори, и на виговъ, въ виду болѣе радикальныхъ мѣръ. Въ массы городского и сельскаго населенія проникала, мало-по-малу, мысль, что реформа парламента должна быть необходимымъ и достаточнымъ средствомъ для уничтоженія народныхъ бѣдствій, которыя волновали всю страну. Существованіе этого убѣжденія въ упомянутое время въ народныхъ массахъ засвидѣтельствовано нетолько историками, нетолько мемуарами Грэвиля и другихъ личностей изъ высшимъ классовъ, но и автобіографіями людей изъ народа (какъ Чартиста Куперъ или Сомервиль, "который свисталъ за плугомъ" и обратилъ на себя нѣкоторое время всеобщее вниманіе во время реформистскаго движенія, и многіе другіе), которые оставили воспоминанія объ этой эпохѣ. Къ концѣ двадцатыхъ годовъ, волненія, поджоги, убійства по всѣмъ рабочимъ округамъ Англіи возросли въ громадной степени, и министерству Уэллингтона пришлось одновременно съ биллемъ объ эмансипаціи католиковъ (въ мартѣ 1829 г.) требовать утвержденія закона "противъ опасныхъ ассоціацій" и "противъ мятежей". Въ это самое время положеніе дѣлъ усложнилось въ 1830 г. двумя событіями: смертью Георга IV (26 іюня) и іюльскою революціей во Франціи, за чѣмъ немедленно (въ сентябрѣ) послѣдовала бельгійская революція и рядъ волненій на материкѣ. Послѣ чопорнаго развратника эгоиста Георга II не мудрено было новому королю, грубому, но простодушному моряку, Уильяму IV, получить временно популярность, но тѣмъ рѣзче обрисовывалась непопулярность министерства Уэллингтона, которое было обречено на гибель, такъ какъ оно стояло между старыми тори, рѣшившимися отмстить ему за недавнюю эманси націю католиковъ, и вигами, жаждущими власти, которой они были лишены столь долгое время. Герцогъ Комберлэндскій (будущій король Ганноверскій) отказался на обѣдѣ во дворцѣ пить за здоровье Уэллингтона. Герцоги Ньюкэстль и Рутлэндъ не допускали ни одного сторонника министерства быть выбраннымъ въ многочисленныхъ мѣстностяхъ, находившихся подъ ихъ вліяніемъ. Выборы въ новый парламентъ, обусловленные началомъ новаго царствованія, происходили подъ вліяніемъ всеобщаго возбужденія подвигами іюльскихъ революціонеровъ, и либеральные органы виговъ "Edinburgh Review" и "Examiner", руководящіе органы ежедневной прессы, соперничали съ органами радикаловъ въ прославленіи революціоннаго движенія на материкѣ и въ косвенномъ вызовѣ англійскаго народа на волненія. Они дѣлали это тѣмъ спокойнѣе, что всѣ извѣстія о "славныхъ іюльскихъ дняхъ", свидѣтельствовали, что собственность оставалась священною въ глазахъ парижской черни, что экономическій вопросъ не былъ затронутъ голодающими массами. Еще разъ буржуазія Франціи торжествовала въ союзѣ съ пролетаріатомъ и англійская буржуазія надѣялась тоже добыть себѣ политическія завоеванія руками англійскаго пролетаріата, не подвергая опасности свое имущество. Правда, что народныя волненія въ Англіи въ это самое время носили весьма рѣзкій характеръ; по окончаніи жатвы запылали повсюду хлѣбныя скирды землевладѣльцевъ и строгость наказаній не могла остановить волненій; но возникающіе повсюду "политическіе союзы" (во главѣ которыхъ стоялъ бирмингэмскій) доказывали полную возможность въ эту эпоху соединить рабочія массы съ людьми изъ высшихъ классовъ для цѣлей, которыми могли дѣйствительно воспользоваться лишь послѣдніе. Ничего не удавалось Уэллингтону. Быстрота разлива революціоннаго движенія на материкѣ помѣшала ему "согласиться со своими союзниками" (т. е. реакціонными министрами материка). Усиленіе министерства каннингитами, которое устраивалъ сэръ Робертъ Пиль чрезъ единственнаго каннингита, съ которымъ могло прямо сблизиться правительство, чрезъ Гэскиссона, сдѣлалось невозможно вслѣдствіе несчастной случайности15 сентября 1830 г. происходило торжественное открытіе второй желѣзной дороги въ Европѣ, именно между Манчестеромъ и Бирмингэмомъ; новое торжество техники потребовало себѣ человѣческой жертвы въ самый день своего совершенія, и этою жертвою былъ Гэскиссонъ. Съ разрушеніемъ этого звена каннингиты сблизились неизбѣжно съ вигами.

Парламентъ собрался 26-го октября. По приблизительному разсчету, министерство потеряло въ немъ до 50 голосовъ. Тѣмъ не менѣе, въ самой первой рѣчи своей, въ отвѣтъ лорду Грэю, 2 то ноября, герцогъ Уэллингтонъ рѣшительно заявилъ относительно реформы парламента, что "пока онъ занимаетъ какое либо мѣсто въ управленіи, онъ поставитъ себѣ въ обязанность противодѣйствовать подобнымъ мѣрамъ, если онѣ будутъ предложены". Это заявленіе, въ минуту сильнаго броженія умовъ въ пользу реформы парламента, удивило всѣхъ, особенно со стороны министра, который только что оказался столь уступчивымъ относительно эмансипаціи католиковъ, не вызывавшей никогда такого броженія, какъ вопросъ о реформѣ парламента. "Впечатлѣніе, произведенное этимъ заявленіемъ, пишетъ Гревиль, (гораздо болѣе симпатизирующій тори, чѣмъ вигамъ), въ своемъ извѣстномъ дневникѣ, 8-го ноября: -- превосходило все, что я когда-нибудь видѣлъ, уничтожало сразу небольшое количество популярности, сохраненное герцогомъ, и понизило его настолько въ общественномъ мнѣніи, что когда онъ оставитъ управленіе -- а это онъ навѣрное принужденъ будетъ сдѣлать -- онъ оставить это управленіе безъ всего того достоинства и довѣрія, которое могло сопровождать его отставку. Еще неизвѣстно впечатлѣніе, произведенное на страну, но оно будетъ, навѣрное, громадно. Я вернулся въ городъ вчера вечеромъ и нашелъ, что повсюду звонятъ о его неосторожности и всѣ ожидаютъ, что чрезъ нѣсколько дней онъ подастъ въ отставку. На посѣщеніе Сити королемъ смотрѣли съ большимъ опасеніемъ и полагали, что будутъ попытки произвести ночью мятежъ и смятеніе, поэтому всѣ войска, которыя могли быть собраны, а также тысячи спеціальныхъ охранителей порядка, новой полиціи, волонтеровъ, матросовъ и морскихъ солдатъ; но вчера вечеромъ собирался совѣтъ министровъ; было окончательно рѣшено отложить это посѣщеніе и сегодня утромъ это объявлено въ газетахъ. Правительство, лорда-мэра и всѣхъ, содѣйствовавшихъ отложенію посѣщенія Сити королемъ, осыпаютъ всякаго рода насмѣшками и ругательствами, циркулируютъ очень смѣшныя каррикатуры". И чрезъ два дня онъ пишетъ: "Вчера вечеромъ ждали здѣсь большого мятежа и готовились къ отпору. Въ Лондонъ были призваны войскй и собрано значительное число полиціи. Утромъ много народа пришло изъ провинціи и все указывало на волненія".

Опираясь на народное волненіе, виги подняли перчатку, брошенную Уэллингтономъ. Это поторопился сдѣлать немедленно послѣ заявленія Уэллингтона талантливый, тщеславный и не постоянный Генри Брумъ, идолъ массъ, вслѣдствіе самыхъ своихъ недостатковъ, одинъ изъ вліятельнѣйшихъ сотрудниковъ "Edinburgh Review" и enfant terrible оппозиціи виговъ, которая опасалась его не менѣе, чѣмъ сами тори, тѣмъ болѣе, что онъ, по вступленіи своемъ въ палату, (онъ былъ выбранъ безъ всякихъ расходовъ съ его стороны) заслонилъ сразу всѣхъ ораторовъ оппозиціи и обѣщалъ сдѣлаться руководителемъ палаты. Брумъ заявилъ, что представитъ черезъ двѣ недѣли билль о реформѣ парламента. Но, въ этотъ самый день, министерство Уэллингтона подало въ отставку, а чрезъ нѣсколько дней, во главѣ управленія Великобританіей стоялъ уже лордъ Грэй и виги снова достигли столь желанной власти. Они поторопились спровадить слишкомъ опаснаго союзника, Брума, въ палату перовъ, съ титуломъ лорда-канцлера, и если большинство читателей газетъ отъ души смѣялось, представляя себѣ саркастическаго и склоннаго къ фиглярству "Гарри Брума" на шерстяномъ мѣшкѣ президента чопорной палаты лордовъ, то болѣе внимательные наблюдатели удивлялись тому, что Брумъ принялъ подобное "почетное" мѣсто. "Велико было удивленіе, пишетъ Гревиль, 20-го ноября:-- но еще больше была радость, что нашлись чары, довольно сильныя, чтобъ усмирить этотъ безпокойный умъ, нашлись приманки довольно вкусныя, чтобы искусить это бурное честолюбіе. Признаюсь, я не воображалъ, чтобы онъ принялъ должность канцлера послѣ его заяленія въ палатѣ общинъ и послѣ всего его поведенія. Я былъ увѣренъ, что онъ готовился къ политической дѣятельности, которой не достигалъ до сихъ поръ никто, и что отказаться отъ большой печати показалось бы ему болѣе славнымъ, чѣмъ принять ее... Я думалъ, что онъ, имѣя въ своихъ рукахъ вопросы, помощью которыхъ могъ ставить препятствія, затрудненія всякому министерству, или даже -- погубить всякое министерство, хотѣлъ господствовать въ палатѣ общинъ и пріобѣсть популярность въ странѣ, проводя популярныя мѣры, вся честь за которыя принадлежала бы лишь ему; я думалъ, что онъ, такимъ образомъ, стремится къ личной власти и къ личному вліянію, способнымъ обезпечить ему положеніе, въ которомъ его боялись бы, за нимъ ухаживали бы и съ нимъ совѣтывались бы всѣ партіи... Теперь... всѣ чувствуютъ, что онъ охолощенъ и опускается на "шерстяной мѣшокъ" какъ на одръ смерти; однажды въ палатѣ лордовъ, онъ поконченъ и можетъ вызывать громъ и молнію, никому не принося вреда". Какъ извѣстно, предсказаніе Гревиля исполнилось.

Министерство Грэя прежде всего проявило аристократическій непотизмъ: Грэй помѣстилъ въ управленіе 6 "родныхъ человѣчковъ". "Этотъ составъ правительства, писалъ Гревиль:-- уже сдѣлалъ вредъ и наложилъ на лорда Грэя клеймо жадности, о которомъ онъ вспомнитъ въ свое время; въ настоящую минуту вся пресса на его сторонѣ и всѣ готовы довѣрять его хорошимъ намѣреніямъ". По удаленіи Брума въ палату перовъ, главнымъ представителемъ правительства въ палатѣ общинъ былъ лордъ Ольторпъ (Althorp), личность честная и симпатичная, но лишенная и административныхъ и, въ особенности, ораторскихъ способностей, такъ что даже въ финансовыхъ мѣрахъ (Ольторпъ былъ министромъ финансовъ, Chancelier of the Exchequer) его мѣры приходилось защищать другимъ. Мельбурнъ, будущій первый министръ виговъ, былъ дѣятеленъ только порывами, но вообще не интересовался дѣлами. Самому талантливому изъ своихъ сторовниковъ въ палатѣ общинъ, лорду Джону Росселю, министерство виговъ дало лишь третьестепенное мѣсто въ управленіи, что, по словамъ Гревиля (12-го декабря), сильно раздражило многочисленный и вліятельный кланъ Рссселей. Отодвинувъ такимъ образомъ Росселя, правительство принуждено было тѣмъ, не менѣе поручить именно ему проведеніе въ палатѣ общинъ грознаго билля о реформѣ.

Этотъ вопросъ былъ, конечно, главнымъ въ программѣ министерства, такъ какъ изъ-за него оно встрѣчало поддержку страны, но тѣмъ не менѣе оно было окружено трудными задачами. Не говоря уже о чрезвычайно серьёзномъ положеніи дѣлъ въ материкѣ, не говоря уже о бюджетѣ и содержаніи для королевской семьи (виги съ одной стороны были связаны своими старыми обѣщаніями экономіи, съ другой, они могли устоять въ существующемъ парламентѣ только при поддержкѣ со стороны короля), волненія въ странѣ пугали собственниковъ, которымъ, конечно, вполнѣ сочувствовали Грэи и Россели, а между тѣмъ въ этихъ волненіяхъ сторонники реформы не могли не видѣть своихъ лучшихъ союзниковъ. "Положеніе страны ужасно, писалъ Гревиль 21-го ноября 1830 г.: -- всякая почта приноситъ новыя извѣстія о пожарахъ, о разрушеніи машинъ, о союзахъ рабочихъ и о насильственномъ увеличеніи рабочей платы. Коббетъ и Карлэйль (Carlisle) пишутъ и говорятъ, имѣя въ виду возбужденіе умовъ народа, который уже взволнованъ и возбужденъ событіями за границею... Герцогъ Ричмондъ имѣлъ битву съ толпою 200 рабочихъ... Въ Гэнтсѣ (Hants) были страшныя волненія. Тамъ скопилось отъ 1,000 до 1,500 человѣкъ, а часть ихъ двинулась къ дому Бэринга, разрушивъ молотильныя машины и другія земледѣльческія орудія. Ихъ встрѣтилъ Бингэли Бэрингъ, который пытался уговорить ихъ, но одинъ изъ нихъ... ударилъ его желѣзной полосой и чуть не убилъ. Въ этой части страны нѣтъ войскъ, а въ Уинчестерѣ находится складъ оружія". Черезъ два дня послѣ того, министерство издало прокламацію, гдѣ обѣщало награды "за открытіе виновныхъ мятежниковъ или поджигателей". Къ декабрю волненія стали какъ бы утихать, но "положеніе страны, пишетъ Гревиль 1-го декабря:-- все ужасно... Лондонъ похожъ на столицу страны, раззоренной войною или внѣшнимъ вторженіемъ, и мы все ожидаемъ извѣстій о битвахъ, пожарахъ и другихъ безпорядкахъ". Объ общемъ состояніи умовъ онъ пишетъ за нѣсколько дней передъ тѣмъ: "Опасенія все еще очень велики и общее волненіе умовъ не похоже ни на что, видѣнное мною до сихъ поръ. Требованія реформы, требованія сокращенія расходовъ, которыя вызываютъ эхо со всѣхъ сторонъ, сомнѣнія, надежды и опасенія тѣхъ, которымъ есть что потерять, неувѣренность всякаго въ его будущее положеніе, громадные интересы, затронутые движеніемъ, громадность и неизбѣжность опасности -- все содѣйствуетъ нервному возбужденію,которое распространяется на всѣ классы -- почти на каждую личность. Пока министры не будутъ снова выбраны, никто не можетъ сказать, что будетъ сдѣлано въ парламентѣ, и самъ лордъ Грэй не имѣетъ понятія о томъ, какъ велики будутъ силы правительства въ той и другой палатѣ". Къ половинѣ декабря волненія въ странѣ какъ бы утихли: населеніе вѣрило въ реформу виговъ. Но тори въ Лондонѣ съ ужасомъ толковали объ апатіи господствующихъ классовъ въ борьбѣ за свои привилегіи, о безсиліи консерваторовъ создать себѣ въ прессѣ сильный органъ или объ организаціи низшихъ классовъ въ странѣ. Гревиль пишетъ 25-го января 1831 г. о своемъ разговорѣ съ полковникомъ Нэпиромъ. "Онъ разсказывалъ мнѣ любопытныя вещи объ организаціи мануфактурныхъ рабочихъ въ Манчестерѣ и около него; они раздѣляются на 4 разныя трупы съ разными цѣлями, частью политическими, вообще же съ цѣлью улучшить свое положеніе, но съ правильнымъ управленіемъ, находящимся на островѣ Мэнѣ. Онъ говоритъ, что земледѣльцы такъ же организованы въ Уинчестерѣ и что между ними существуютъ тайныя сношенія, въ родѣ фраи-масонства. Онъ считаетъ революцію неизбѣжною... Въ такомъ состояніи ужаса и смятенія мы находимся, хотя это, повидимому, все равно!" Конечно, всѣ эти страхи оказались излишними, но они характеризуютъ положеніе дѣлъ.

Билль реформы составлялся въ такой тайнѣ, что внѣ тѣснаго кружка министерства никто не зналъ ни слова, какъ это видно изъ дневника Гревиля нетолько за декабрь 1830, но за февраль и мартъ 1831 г. Въ финансовыхъ дѣлахъ виги не рѣшились сдѣлать крупныхъ обѣщанныхъ экономій. Съ трудомъ провелъ въ началѣ марта Ольторпъ свой бюджетъ и въ немъ долженъ былъ потерпѣть нѣсколько пораженій. Въ половинѣ февраля Уэллингтонъ высказывалъ мнѣніе, что билль реформы не пройдетъ и 23-го февраля самъ король выразился въ томъ же смыслѣ. "Это была минута высшаго напряженія -- пишетъ Паули въ своей новой исторіи Англіи -- когда въ назначенный часъ, 1 марта 1831 года, спикэръ занялъ свое мѣсто. Большой столъ предъ нимъ былъ покрытъ горою петицій, большинство которыхъ требовало возможно либеральной реформы. Всѣ мѣста въ палатѣ были заняты; въ корридорахъ до самой площади стояла плечо къ плечу толпа, прислушиваясь, и верховые были готовы разносить первыя извѣстія въ газетныя редакціи и во всю страну, когда среди глубокаго молчанія всталъ лордъ Джонъ Россель". "Невозможно, пишетъ Гревиль на другой день:-- описать любопытство, напряженность ожиданія и возбужденія, и тайна была такъ хорошо сохранена, что ни одна душа не знала, въ чемъ состоитъ мѣра (хотя многіе довольно хорошо догадывались), пока мы не услышали предложеніе. Онъ (Россель) всталъ въ 6 часовъ и говорилъ 2 ¹/₂ часа. Это, дѣйствительно, рѣшительная мѣра, гораздо болѣе рѣшительная, чѣмъ кто-либо могъ ожидать. Говорятъ, было забавно видѣть лица членовъ отъ тѣхъ мѣстъ, которыя теряли право представительства; по мѣрѣ того, какъ названія этихъ мѣстъ были провозглашены и Уэсерель {Извѣстный юристъ и сторонникъ тори, забавлявшій палату своимъ шутовствомъ и особеннымъ неряшествомъ своего костюма, вѣчно истасканнаго и въ безпорядкѣ, такъ какъ штаны его вѣчно сползали, а рубашка вѣчно выползала во время его энергической жестикуляціи...}, который началъ дѣлать отмѣтки, по мѣрѣ того, какъ планъ постепенно развивался, послѣ разныхъ тѣлодвиженій и гримасъ и вскидываній вверхъ рукъ и ногъ, отбросилъ наконецъ свои отмѣтки съ смѣсью отчаянія, насмѣшки и ужаса". Дѣйствительно, билль превзошелъ всѣ ожиданія, хотя, конечно, не заключалъ въ себѣ самыхъ радикальныхъ требованій Коббета, Гэнта и т. под. Предъ нимъ предложеніе, которымъ Брумъ испугалъ палату при открытіи парламента, было сахарною водицей. Повидимому, виги, чувствуя себя слишкомъ слабыми, сдѣлали возможно большія (для нихъ) уступки радикаламъ. Шестьдесятъ "гнилыхъ" (по выраженію стараго лорда Чатама) мѣстечекъ теряли своихъ представителей; 47 мѣстечекъ теряли одного представителя. Лондонъ пріобрѣталъ 8 новыхъ депутатовъ; 34 депутата назначались большими городами, не имѣвшими до тѣхъ поръ представительства въ палатѣ; графства Англіи пріобрѣтали еще 55 представителей, Шотландія -- 5, Ирландія -- 3; корпораціи теряли свое исключительное право на представительство, на которое получалъ право каждый домовладѣлецъ, платившій 10 ф. ст. ренты; число избирателей увеличивалось на полмилліона. Громкій хохотъ встрѣтилъ это перечисленіе со скамей тори, гдѣ находились 168 представителей "гнилыхъ мѣстечекъ", выбрасываемыхъ изъ парламента однимъ почеркомъ пера. Подобное предложеніе казалось немыслимо. Но Уэллингтонъ понималъ серьёзность положенія и на одномъ изъ аристократическихъ вечеровъ смутилъ смѣющихся сторонниковъ словами: "это не шутка; тутъ смѣяться нечему". Начался парламентскій турниръ. Тори представляли призракъ революціи. "Я убѣжденъ, говорилъ Инглисъ: -- что столь исключительное демократическое (?) представительство, какъ то, которое предложено, никогда еще не могло быть соглашено съ свободою прессы съ одной стороны и съ монархіею -- съ другой. Въ тотъ самый моментъ, когда палата общинъ въ 1648 г. объявила себя избранною народомъ и захватила въ свои руки законодательство и верховную власть, она совершила убійство надъ своимъ королемъ и отмѣнила лордовъ, какъ ненужныхъ и опасныхъ". Виги грозили тоже революціей въ случаѣ отверженія билля. Историкъ Маколэй взывалъ въ краснорѣчивыхъ тирадахъ къ палатѣ: "Куда мы ни обернемся, къ дѣламъ внутреннимъ или внѣшнимъ, голосъ могущественныхъ событій взываетъ къ намъ: чтобы вы существовали, необходима реформа! И такъ теперь, когда дома и за границею гибель грозитъ всѣмъ, которые упорствуютъ въ безнадежной борьбѣ противъ духа времени; теперь, когда паденіе самаго гордаго изъ престоловъ материка еще раздается въ нашихъ ушахъ... теперь, когда мы видамъ, какъ со всѣхъ сторонъ рушатся старыя учрежденія, разрываются старыя связи; теперь, пока сердце Англіи еще здорово, пока старинныя связи и чувства еще сохраняютъ свою силу и свои чары, которыя слишкомъ скоро могутъ исчезнуть... посовѣтуйтесь не съ предразсудками, не съ духомъ партіи, не съ низкою гордостью, которая имѣла бы роковыя послѣдствія, но съ исторіею, съ разумомъ минувшаго времени, со знаменьями времени совершившагося... Возвратите государству его юность. Спасите собственность, возставшую сама противъ себя. Спасите массы, которымъ грозитъ опасность отъ ихъ собственныхъ непокорныхъ страстей. Спасите аристократію, которой грозитъ опасность отъ ея собственнаго ненавидимаго могущества... Опасность велика. Времени мало. Еслибы этотъ билль былъ отвергнутъ, то я молю Бога, чтобъ никто изъ содѣйствовавшихъ этому событію не припомнилъ поданнаго имъ голоса съ напрасными укорами совѣсти при видѣ рухнувшихъ законовъ, смѣшенія всѣхъ классовъ, расхищенія собственности и распаденія общественнаго порядка". По словамъ Гизо, эта рѣчь Маколэя заставила говорить и сэра Роберта Пиля, на котораго давно съ напраснымъ ожиданіемъ обращены были глаза партіи и рѣчи котораго одного опасались противники въ нижней палатѣ. Онъ уже въ эту эпоху былъ вліятельнѣйшею личностью среди коммонеровъ тори. "Всѣ спрашиваютъ, пишетъ Гревиль 2 марта:-- какое направленіе приметъ Пиль... Онъ до сихъ поръ старательно удерживался отъ рѣшительныхъ заявленій и свободенъ дѣйствовать какъ найдетъ лучшимъ, но онъ, конечно, занимаетъ высокое положеніе подъ omnium oculis in se convcrsis и вся палата общинъ съ неустаннымъ вниманіемъ слѣдитъ за его мнѣніями и за его поведеніемъ. Такимъ сдѣлали событія и обстоятельства этого человѣка, которому, вѣроятно, суждено еще играть важную роль и, можетъ быть, весьма полезную". Но тогда уже раздавались обвиненія въ партіи противъ недостатковъ его личнаго характера и только отсутствіе талантливыхъ руководителей въ партіи тори принуждало ее снова и снова становиться подъ руководство милліонера, отецъ котораго началъ дѣла безъ копейки. "Я продолжаю выслушивать, писалъ Гревиль въ апрѣлѣ:-- большія жалобы на Пиля, на его холодность, несообщительность, недостатокъ всѣхъ качествъ, нужныхъ руководителю партіи, особенно въ настоящее время. Нѣтъ никого на лицо, а то его оставили бы для всякаго, кто имѣлъ бы довольно таланта, чтобы взять на себя руководящую роль, до того онъ отталкиваетъ своихъ приверженцевъ. Никто не знаетъ, каковы его мнѣнія, чувства, желанія или намѣренія. Онъ не хочетъ выступать и никто не въ состояніи разсчитывать на него... Въ настоящую минуту, онъ, главный двигатель уступокъ тори католикамъ за два года передъ тѣмъ, сталъ рѣшительно на сторону оппозиціи. Онъ тоже грозилъ министерству, что оно вызоветъ революцію, которую имѣло въ виду устранить. Онъ видѣлъ опасность для Англіи въ усиленіи среднихъ классовъ. Онъ находилъ неудачными всѣ опыты, сдѣланные, по его словамъ, на материкѣ для соглашенія монархіи съ демократіею. Онъ находилъ, что минута, когда во Франціи снова поднялась буря, дурно выбрана для того, чтобы поднять "грозный" вопросъ реформы парламента. Дѣло министровъ было помѣшать борьбѣ, которая начинается между обладателями существующихъ правъ и тѣми, на которыхъ должны быть перенесены эти права. "Вы избрали иной путь, продолжалъ онъ:-- вы разбросали въ странѣ пламя агитаціи, и никто не можетъ уже устранить это зло. Будемъ надѣяться, что есть еще предѣлы его разрушительной силѣ".

Но эти рѣчи болѣе или менѣе вліятельныхъ членовъ парламента, точно такъ же какъ большая или меньшая талантливость министровъ, стоявшихъ за реформу, имѣли въ настоящую минуту мало значенія. Никто не ожидалъ такой смѣлости плана отъ министерства завзятыхъ аристократовъ и радикальныя требованія, шедшія гораздо далѣе, замолкли. Даже Коббетъ привѣтствовалъ рѣшимость тѣхъ, которыхъ недавно еще называлъ "кровавыми вигами". Вся страна приняла билль, какъ онъ былъ, съ восторгомъ. Отъ него массы ожидали магическаго дѣйствія, которое должно было накормить голодныхъ, обезпечить нуждающихся въ работѣ, устранить всѣ формы эксплуатаціи и вызвать всеобщее счастье въ странѣ. Гэнтъ чуть не одинъ стоялъ упорно за крайнія радикальныя требованія, но во всѣхъ углахъ Англіи имена Грэя, Брума, Росселя повторялись съ благословеніями, какъ имена друзей народа, и всюду раздавался крикъ: "билль! весь билль! и ничего болѣе кромѣ билля!"

Совершенно понятно, что при подобномъ общемъ возбужденіи, проповѣдь Оуэна объ оставленіи въ сторонѣ политическихъ вопросовъ для того, чтобы направить всѣ свои силы на экономическіе, оставляла мало слѣдовъ въ обществѣ. Радикалы съ особенною силою боролись на рабочихъ митингахъ противъ теоріи политическаго индифферентизма, но едва ли это было и особенно нужно, такъ какъ почти всѣ главные дѣятели этой эпохи по организаціи рабочихъ ассоціацій фигурируютъ въ то же время и въ рядахъ борцовъ за реформу. Нѣкоторыя выдержки изъ автобіографіи Ловетта могутъ свидѣтельствовать объ этомъ.

"Около того самаго времени, пишетъ Ловеттъ (стр. 54 и слѣд.): -- когда я вступилъ въ кооперативныя ассоціаціи для торговли, я; познакомился съ Кликомъ, Гесерингтономъ и Уатсономъ, тремя лицами, съ которыми я вмѣстѣ работалъ на политическомъ и соціальномъ поприщѣ почти двадцать лѣтъ Нѣсколько ранѣе, меня представили Гэнри Гэнту и нѣкоторымъ другимъ радикаламъ, которые тогда дѣйствовали вмѣстѣ съ нимъ въ пользу реформы парламента. Вскорѣ послѣ того какъ я познакомился съ нимъ, Гесерингтонъ, я и нѣкоторые другіе друзья пытались примирить его съ знаменитымъ Уилл. Коббетомъ, но вражда между ними была слишкомъ сильна для того, чтобы мы могли имѣть успѣхъ. Коббетъ обвинялъ Гэнта въ деспотизмѣ, Гэнтъ говорилъ съ горечью о трусости Коббета. Но я глубоко уважаю память этихъ двухъ искреннихъ людей, потому что, не думая оправдывать недостатки того или другого изъ нихъ, я смотрю на нихъ какъ на двухъ благородныхъ борцевъ за права массъ; на людей, которые живымъ словомъ, въ печати и жизненными страданіями впечатлѣли необходимость реформы такъ глубоко въ сердца и умы англичанъ, что никакія усилія деморализаціи не будутъ уже способны искоренить ихъ, пока всѣ ваши учрежденія будутъ очищены и преобразованы до самаго корня. Не многіе изъ политиковъ нашей эпохи способны оцѣнить, какое большое количество ихъ собственныхъ взглядовъ и мнѣній вызвано долгимъ поученіемъ Коббета, обращеннымъ къ массамъ, и какое большое число реформъ, совершенныхъ въ Англіи со времени Кэстльри и Сидмута, по справедливости, должно приписать созданному имъ общественному мнѣнію. Точно также, когда Генри Гэнтъ выступилъ сначала борцомъ за реформу, былъ необходимъ человѣкъ, имѣющій такіе крѣпкіе нервы, какъ онъ, и такую же смѣлость, чтобы противустоять грозной фалангѣ испорченности, находившей всюду союзниковъ противу всякаго, кто рѣшался говорить о правахъ человѣка. Но онъ благородно шелъ впередъ въ своемъ дѣлѣ, взывая къ здравому смыслу и къ здравому чувству народа, не пугаясь ни сабель Петерлоо {Въ Манчестерѣ 1819 г. 16 августа происходилъ митингъ въ пользу реформы на имя св. Петра (St. Peter's Fund. Peterloo) подъ предсѣдательствомъ Гэнта. Кавалерія разогнала митингъ, при чемъ нѣсколько человѣкъ было убито и гораздо большее количество ранено. Гэнтъ былъ арестовавъ и потомъ осужденъ на 2 ¹/₂ года заключенія. Описаніе "манчестерской бойни" можно найти въ только что вышедшемъ первомъ томѣ второго изданія: "A History of thirty years' Peace" by Harriet Martineau, стр. 295 и слѣд. Впрочемъ Мартино относится къ радикалу Генри Гэнту довольно враждебно. По свидѣтельствамъ всѣхъ современниковъ, онъ былъ созданъ ораторомъ для большихъ народныхъ собраній, его голосъ, по словамъ Blackwood's Magazine, былъ "единственный" по своей силѣ и легко покрывалъ всякій шумъ въ палатѣ общинъ, а на большихъ митингахъ былъ слышенъ издалека.}, ни угрозъ, ни насмѣшекъ, ни тюремнаго заключенія, пока страна не произнесла приговора надъ зломъ, на которое онъ нападалъ. Этотъ приговоръ былъ билль реформы, предложенный вигами, который признавалъ все зло нашей системы представительства, хотя его мѣры были направлены болѣе къ тому, чтобы замазать это зло, чѣмъ къ тому, чтобы дѣйствительно устранить его...

"Въ продолженіи нѣсколькихъ лѣтъ... я участвовалъ въ дѣятельности въ пользу реформы Гэнта и его друзей и былъ въ числѣ тѣхъ, которые созвали большой митингъ въ Eagle Tavern, City Road, въ мартѣ 1830 г., для образованія "столичнаго политическаго союза". О'Коннель предсѣдательствовалъ, и, какъ я думаю, это было первое собраніе въ Лондонѣ, на которомъ онъ говорилъ публично. Главною цѣлью этого союза было "всякими справедливыми, легальными, конституціонными и мирными мѣрами достигнуть дѣйствительной и радикальной реформы парламента". Я былъ членомъ совѣта союза и принималъ въ немъ дѣятельное участіе до той эпохи, которую назвали "тремя славными днями" французской революціи; и такъ какъ я, вмѣстѣ съ Гесерингтономъ, Гэль Джонсомъ, Джоржемъ Томсономъ и другими, участвовалъ въ публичномъ митингѣ въ Ротондѣ для прославленія этого событія, то наши дѣйствія показались другимъ членамъ совѣта нѣсколько мятежными. Когда этотъ предметъ разсматривался въ слѣдующій вечеръ, Гесерингтонъ и я мы утверждали, что духъ митинга былъ именно такой, какимъ могъ быть духъ народа, подавленнаго и страдающаго отъ ярма податей. Это побудило временнаго предсѣдателя заявить, что онъ не можетъ быть членомъ союза вмѣстѣ съ людьми, способными выражать подобныя чувства; мы же, со своей стороны, не допуская подобной трусости, нашли лучшимъ выйти изъ среды союза"...

"Въ 1830 г., я принялъ участіе въ "агитаціи противъ штемпельнаго сбора" (съ періодическихъ изданій), одномъ изъ самыхъ значительныхъ политическихъ движеній, въ которыхъ я когда-либо участвовалъ. Эта война противъ штемпельнаго сбора началась публикаціею "Опекуна бѣдняги" (Poor Man's Guardian), Генри Гесерингтономъ. Законъ о штемпельномъ сборѣ былъ проведенъ Кэстльри въ самое тяжелое время господства тори и былъ преимущественно направленъ противу изданій Коббета. "Лишь тогда, когда газеты сдѣлались большою силою въ странѣ, пишетъ Рутлэджъ (John's Routledge: Chapters in the history of Popular Progress etc. London, 1876, стр. 515 и слѣд.): -- стали требовать, послѣ другихъ мелкихъ уступокъ, отмѣны пошлинъ на штемпель, на объявленія и на'бумагу. Полная отмѣна того, что стали называть "налогомъ на знаніе", была новою эрою въ исторіи прессы, и, какъ обыкновенно, большая битва нужна была прежде, чѣмъ одержали блестящую побѣду. Никто не спорилъ о томъ, что доходы отъ этого налога не составляли главнаго соображенія въ умахъ лицъ, создавшихъ его, или тѣхъ, которые его поддерживали. Какъ въ старину, на видъ выставляли "опасность". Поднялся вѣчно повторяющійся, никогда не измѣняющійся крикъ о томъ, что солнце Англіи закатывается навсегда, этотъ разъ уже навѣрняка. Впрочемъ, "Ареопагитика" {Произведеніе Мильтона противу цензуры.} переживала спокойно послѣднее изъ двухъ столѣтій битвы, послѣднее изъ двухъ столѣтій побѣды. Немногія лица, если ихъ воспоминанія не восходятъ далѣе 30-ти лѣтъ, могутъ судить, какъ тяжело законы о прессѣ ложились на взрослое поколѣніе этого времени. Даже на такой мелкій предметъ, какъ календарь, пошлина превосходила, можетъ быть, въ 12 разъ дѣйствительную стоимость производства. Конечно, законъ обходили. Одинъ примѣръ можетъ указать на многіе. Морской календарь, издаваемый на островѣ Мэнѣ, имѣлъ дѣятельныхъ агентовъ въ каждой гавани по обоимъ берегамъ Англіи, и нетолько каждый матросъ былъ контрабандистомъ для календаря, но почти въ каждомъ домѣ, по крайней мѣрѣ, на западномъ берегу, былъ экземпляръ контрабандной книги. Штемпель на газеты -- 4 пенса на газету цѣною въ 7 пенсовъ -- имѣлъ слѣдствіемъ лишь ограниченіе продажи журнала, но гораздо менѣе ограничивалъ число его читателей, такъ какъ газеты читались въ газетныхъ клубахъ для бѣдныхъ людей". А эти клубы все росли по числу "своихъ участниковъ".

"Въ 1831 г., названный выше извѣстный лондонскій радикалъ, Гесерингтонъ, началъ изданіе своей небольшой газеты или періодическаго листка, названнаго "Опекуномъ Бѣдности", и смѣло противусталъ закону, прямо отмѣчая на своей газетѣ, что она издается не согласно съ существующимъ закономъ. Изданіе распространялось тайно въ обширныхъ размѣрахъ. Издателя заставляли платить пени и сажали въ тюрьму, но его дѣло не останавливалось, и случалось, что присяжные объявляли "Опекуна Бѣдности" не подходящимъ подъ законъ... Борьба съ представителями закона продолжалась болѣе 5 лѣтъ, въ продолженіе чего до 500 человѣкъ въ разныхъ мѣстахъ страны было арестовано за продажу одного этого журнала. Общія преслѣдованія были очень многочисленны, и, часто очень притѣснительны. Съ Гесерингтономъ трудно было имѣть дѣло и, независимо отъ его уклоненія отъ уплаты штемпельнаго сбора. Между крайними людьми онъ былъ особенно крайній. Онъ прямо поддерживалъ республиканское правленіе съ прямымъ примѣненіемъ къ Англіи. Въ печати и на словахъ онъ называлъ себя "гражданиномъ Гесерингтономъ", короля Франціи (Карла X) "Карломъ Капетомъ", короля Англіи -- "Уильямомъ Гвельфомъ". Многое изъ его произведеній было слишкомъ неприлично, но оно часто было умно и это былъ человѣкъ нетолько способный на смѣлое и мужественное дѣло, но и на жертвы. Онъ сдѣлалъ то, что не удалось бы сдѣлать человѣку, который бралъ бы болѣе въ разсчетъ личные интересы; онъ противусталъ штемпельному сбору и окончательно побѣдилъ его. Люди, знавшіе Лондонъ въ 1831 году, до сихъ поръ разсказываютъ исторіи, какъ онъ посылалъ "фальшивые" тюки изъ главной двери своей лавки для того, чтобы ихъ захватила полиція, въ то самое время, какъ контрабанду выносили задними дверями; какъ онъ проходилъ взадъ и впередъ въ одеждѣ квакера, передъ тѣми самыми, которые ждали его, чтобы арестовать, между тѣмъ, какъ какой-нибудь несчастный, одѣтый въ платье главнаго грѣшника, былъ предъявляемъ магистратурѣ, какъ настоящій Генри Гесерингтонъ". Ловеттъ пишетъ (стр. 60 и слѣд.) объ этой агитаціи, между прочимъ, слѣдующее: "Когда Гесерингтонъ началъ изданіе своего "Опекуна", онъ имѣлъ типографію въ Kingsgate Street въ Оборнѣ, и велъ хорошо дѣла, но былъ почти раззоренъ временно рѣши тельною дѣятельностью, которую онъ началъ. Его имя, какъ имя радикала, сдѣлалось такъ противно многимъ изъ его кліентовъ, что они отказались печатать у него. Одинъ изъ его самыхъ полезныхъ ему учениковъ отказался участвовать въ такомъ радикальномъ изданіи и магистратъ поддержалъ ученика и объявилъ его обязательства уничтоженными. Я помню, что присутствовалъ въ одномъ случаѣ, когда одинъ изъ кліентовъ Гесерингтона, имѣвшій обширныя дѣла, предлагалъ ему столько типографскихъ заказовъ, сколько онъ могъ выполнить, если онъ откажется отъ своихъ радикальныхъ изданій; но Гесерингтонъ благородно отказался отъ предложенія блестящаго (въ денежномъ отношеніи), хотя, какъ я знаю, его полки были завалены тысячами экземпляровъ его нераспроданныхъ и возвращенныхъ ему изданій и вся его родня и знакомые громко осуждали его безуміе". Но Гесерингтонъ не принадлежалъ къ характерамъ, которые уступаютъ обстоятельствамъ. Въ первый разъ, когда онъ явился въ Bow Street (въ судъ) по обвиненію въ печатаніи и изданіи "Опекуна" и "Республиканца", онъ честно сказалъ судьямъ, что онъ рѣшился противиться усиліямъ испорченнаго правительства подавить голосъ народа. Перечисляя жертвы этой борьбы, Ловеттъ указываетъ, что Гесерингтона сажали три раза въ тюрьму, два раза на 6 мѣсяцевъ, разъ на годъ; Уатсонъ сидѣлъ въ тюрьмѣ два раза по 6 ти мѣсяцевъ. Кликъ -- два мѣсяца, и его типографія была арестована. "Что прибавляетъ къ чудовищной несправедливости этого правительственнаго преслѣдованія, продолжаетъ Ловеттъ:-- это фактъ, что послѣ того, какъ нѣсколько человѣкъ было обложено пенями и разсажено въ тюрьмы за продажу "Опекуна Бѣдности", было окончательно признано въ присутствіи спеціальныхъ присяжныхъ и лорда Линдгэрста, что это изданіе вполнѣ законно. Тѣмъ не менѣе, эта борьба создала общественное мнѣніе, достаточно сильное, чтобы принудить правительство отказаться отъ пошлины въ 4 пенса на газеты и замѣнить ихъ пошлиною въ одинъ пенни. Но эта побѣда была далеко не такъ важна, какъ то добро, которое инымъ путемъ вышло изъ этого столкновенія. Изданія безъ штемпеля, можно сказать, вызвали нынѣшнюю дешевую литературу... Дѣйствительно, впервые въ Англіи появился тогда новый родъ литературы, сознательно имѣвшій въ виду милліоны читателей, а съ того времени до настоящей минуты онъ все усиливалъ и расширялъ свое благодѣтельное дѣйствіе. Этой дешевой литературѣ и послѣдовавшимъ за нею дешевымъ газетамъ, которыя были вызваны нашей борьбою, надо приписать и огромное распространеніе кофейныхъ и читаленъ въ нашихъ большихъ городахъ... Хотя радикальныя изданія, впервые появившіяся, были, во многихъ случаяхъ, слишкомъ рѣзки и желчны, но это приходится извинить, когда мы обратимъ вниманіе на бѣшеное преслѣдованіе, направленное противу тѣхъ, кто пытался впервые разбить оковы прессы и сдѣлать политическое знаніе доступнымъ рабочимъ".

Къ этому же времени относится эпизодъ изъ жизни Ловетта, гдѣ онъ, какъ истый англичанинъ, съумѣлъ въ одиночку постоять за свои убѣжденія. Вотъ этотъ эпизодъ: "Около того самаго времени, когда Гесерингтонъ былъ впервые осужденъ въ 1831 г., у меня забрали, отъ имени правительства, мои немногія домашнія вещи, потому что я отказался служить въ милиціи или уплатить сумму за наемъ замѣстителя. Еще до этого ограбленія меня законнымъ путемъ, при выдергиваніи жребія на службу въ милицію, я былъ пораженъ большою несправедливостью этихъ безпрестанныхъ жеребьевокъ для милиціи, помощью которыхъ множество бѣдныхъ людей должны были періодически уплачивать деньги или прятаться изъ одного города въ другой и это во время глубокаго мира". Случай съ пріятелемъ, съ котораго вымогали деньги, несмотря на выставленнаго имъ годнаго замѣстителя, особенно возмутилъ Ловетта. "Никогда не былъ я такъ сильно пораженъ несправедливостью системы, какъ въ этомъ случаѣ, можетъ быть, оттого, что тогда мои радикальныя убѣжденія еще не достаточно созрѣли. Поэтому, какъ только я услышалъ, что раздаютъ новые списки кандидатовъ на жеребьевку (въ январѣ 1831 г.), я помѣстилъ замѣтку въ "Политическихъ письмахъ Карпентера", показывая, что росписка на милиціонныхъ спискахъ представляетъ удобный случай для народнаго протеста противъ этой системы; въ то же время я указалъ способъ, какъ можно росписываться. Нѣсколько лицъ росписались согласно этому плану. Его тогда назвали планомъ: "нѣтъ права голоса, нѣтъ и службы подъ ружьемъ". Между тѣмъ мое имя было въ числѣ попавшихъ въ очередь и я былъ приглашенъ., показать, какія основанія я имѣлъ, чтобы быть избавленнымъ отъ службы въ милиціи. Я отвѣтилъ, что "отказываюсь на томъ основаніи, что не имѣю представителя въ парламентѣ, и не имѣю голоса при выборѣ лицъ, составляющихъ законы, принуждающіе меня браться за оружіе для защиты чужихъ правъ и чужой собственности, между тѣмъ, какъ я не имѣю защиты для моихъ собственныхъ правъ и единственной собственности, которою обладаю -- моего труда". Эти причины избавленія отъ службы, какъ можно было ожидать, не годились для власти... Нѣсколько времени послѣ моего отказа служить, нѣсколько полицейскихъ явилось ко мнѣ для захвата моихъ вещей... Моя дорогая жена выказала себя героинею въ этомъ случаѣ... Я въ это время строилъ большой деревянный домъ одному изъ моихъ знакомыхъ, и такъ какъ онъ очень заботился объ окончаніи этой работы (мы не знали, арестуютъ ли мое имущество или посадятъ меня въ тюрьму), то предложилъ ей денегъ, чтобы она частнымъ образомъ пошла къ властямъ и заплатила за замѣстителя, не говоря мнѣ объ этомъ ни слова; но она, какъ и должно было, отказалась. Общественное мнѣніе было такъ возбуждено противъ этого грабежа для поддержки законовъ о милиціи, что нѣсколько продавцовъ отказались продавать мои вещи послѣ ихъ захвата... Я составилъ петицію въ палату общинъ, гдѣ ее представилъ Гэнтъ, и очень ловко поддержалъ Юмъ. Достаточно сказать, что возбужденіе общества по этому случаю, увѣренность, что многіе послѣдуютъ въ будущемъ моему примѣру, и ловкое нападеніе на жеребьевую систему въ палатѣ общинъ, имѣли весьма благотворное дѣйствіе: съ тѣхъ поръ и до этого дня не было болѣе жеребьевокъ для милиціи.

Между тѣмъ, политическій міръ Англіи переживалъ одинъ изъ самыхъ бурныхъ годовъ исторіи новой Англіи. Реформа парламента была предметомъ мыслей и разговоровъ въ цѣлой странѣ". "Ни о чемъ не говорятъ, ни о чемъ не думаютъ, ни о чемъ не мечтаютъ, какъ о реформѣ, писалъ Гревиль 7-го марта.-- Кого ни встрѣтишь, всякій спрашиваетъ: что говорятъ? Какъ пойдетъ дѣло? Какія послѣднія новости? Какъ вы думаете объ этомъ? И это съ утра до вечера, на улицахъ, въ клубахъ, въ частныхъ домахъ?" Уже 11-го марта хохотъ противниковъ билля настолько замолкъ и мнѣнія такъ измѣнились, что Гревиль записалъ въ дневникъ слѣдующія слова: "Любопытно наблюдать измѣненіе мнѣнія относительно того, пройдетъ ли билль. Тому нѣсколько дней, никто не хотѣлъ слышать о возможности этого событія; теперь почти всѣ начинаютъ думать, что билль пройдетъ". И черезъ 4 дня: "всѣ убѣждены, что билль пройдетъ, кромѣ нѣсколькихъ крайнихъ противъ него, или дураковъ. Но что потомъ?.. Когда онъ вступитъ въ дѣйствіе, какъ всѣ разочаруются и особенно народъ; его воображеніе возбуждено до крайности, но онъ широко откроетъ глаза, когда увидитъ, что билль не принесъ ему никакой выгоды... Тогда народъ не будетъ доволенъ и такъ какъ будетъ невозможно вернуться назадъ, то найдется достаточно агитаторовъ для проповѣди, что мы пошли недовольно далеко... Если же справедливо, что этотъ билль имѣетъ наклонность дать силу землевладѣльцамъ, то мы будемъ имѣть большую партію тори, партію себялюбцевъ, ханжей и невѣждъ, и радикальную партію, между тѣмъ, какъ партія виговъ, которая провела эту мѣру, понизится до ничтожества". Въ три часа утра 23-го марта произошло голосованіе по предложенію Росселя -- допустить второе чтеніе билля. Приверженцы правительства ожидали пораженія: "Когда спикеръ, пишетъ Гревиль: -- поставилъ вопросъ, обѣ партіи закричали "да" и "нѣтъ" totis viribus. Онъ сказалъ, что не знаетъ, и поставилъ вопросъ снова. Послѣ этого сказалъ: "я не увѣренъ, но думаю, что побѣду одержали дзъ Отвѣчавшіе "нѣтъ" оставили залу и прочіе думали, что ихъ процессія никогда не кончится; палата казалась такою пустою, когда они вышли, что правительство было въ отчаяніи. Говорятъ, что возбужденіе превосходило всякую мѣру". Но министерство одержало побѣду однимъ голосомъ (303 противъ 302). Эта побѣда была такъ ничтожна, что слѣдовало ожидать скораго пораженія при частномъ обсужденіи пунктовъ билля въ палатѣ, обращенной въ комитетъ. Въ то же время непримиримый радикалъ Генри Гэнтъ заявилъ въ рѣзкой рѣчи около половины апрѣля, что билль виговъ есть обманъ, что народъ началъ понимать, какъ его обошли, что отъ билля ничего не будетъ дешевле, а потому народъ не заботится о биллѣ. Чрезъ нѣсколько дней (19-го апрѣля), министерство потерпѣло пораженіе по второстепенному пункту (общаго числа членовъ въ парламентѣ). Только распущеніе парламента могло дать прочную почву министерству, но согласіе короля было сомнительно. Все зависѣло отъ двухъ-трехъ дней. Министерство воспользовалось увлеченіемъ противниковъ, отказавшихъ 21-го числа Ольторпу въ продолженіи преній, которыя касались бюджета; оно обвинило палату въ томъ, что она грозитъ отказомъ въ утвержденіи бюджета, и потребовало ея распущенія. Но еслибы обѣ палаты заранѣе протестовали противъ распущенія парламента, послѣднее могло встрѣтить конституціонныя препятствія. Противники реформы въ обѣихъ палатахъ не хотѣли дозволить распущенія именно во имя этой конституціонной традиціи. Лордъ Уариклифъ заявилъ, что 22-го числа представитъ предложеніе о поднесеніи отъ лордовъ адреса королю о нераспущеніи парламента и такъ какъ не предстояло сомнѣнія въ томъ, что лорды примутъ это предложеніе, а затѣмъ общины могутъ вотировать согласіе съ нимъ, то необходимо было объявить парламентъ распущеннымъ ранѣе, чѣмъ лорды успѣютъ окончить пренія по предложенію Уариклифа. Свѣдѣнія о томъ, какъ разъигралась эта трагикомедія, которая такъ и просится на сцену, до сихъ поръ еще не разъяснена во всѣхъ подробностяхъ, тѣмъ болѣе, что два главные актера, лордъ Грэй и Брумъ оставили нѣсколько различные разсказы. Напечатанная, въ 1867 г., переписка лорда Грэя съ королемъ не оставляетъ сомнѣнія, что король заранѣе согласился распустить парламентъ, но это не мѣшаетъ возможности, что онъ могъ колебаться, когда 22-го апрѣля, два министра пріѣхали къ нему въ Уиндзоръ и стали его уговаривать сдѣлать это немедленно. По словамъ Брума, король указалъ на затрудненіе созвать войска, нужные для кортежа, но когда Брумъ отвѣтилъ, что это уже сдѣлано (что было противузаконно со стороны лорда-канцлера), король вспыхнулъ и замѣтилъ: -- "Это неслыханно: вы, лордъ-канцлеръ, должны бы знать, что это измѣна, государственная измѣна". Брумъ согласился и сказалъ, что беретъ на себя отвѣтственность. Какія сомнѣнія ни остаются относительно того, что происходило въ Уиндзорѣ, сцены въ обѣихъ палатахъ описаны совершенно сходно множествомъ очевидцевъ. Передаю ихъ по Паули.

"Между двумя и тремя часами, лорды, собравшіеся въ большомъ числѣ въ палату, нашли канцлера на шерстяномъ мѣшкѣ, но онъ чрезъ нѣсколько минутъ всталъ, какъ говорили, чтобы встрѣтить короля, главное же для того, чтобы прервать пренія по предложенію лорда Уариклифа. Когда палата, которая была набита биткомъ повсюду, рѣшила посадить лорда Шэфтсбэри на его мѣсто, и лордъ, сдѣлавшій предложеніе, хотѣлъ начать рѣчь, всталъ герцогъ Ричмондъ, чтобы напомнить о порядкѣ засѣданія, по которому благородные лорды, которые были очень безпокойны, должны занять опредѣленныя имъ мѣста. Въ сильномъ волненіи нѣсколько членовъ вскочило и когда Ричмондъ хотѣла, говорить о другихъ правилахъ устава, недозволявшихъ несдержанныхъ, оскорбительныхъ рѣчей и присутствія постороннихъ лицъ, тогда лордъ Лондондерри перекричалъ всѣхъ, призывая къ порядку въ смыслѣ оппозиціи и объявилъ герцогу, что онъ ошибается, если думаетъ своею военною хитростью сдѣлаться героемъ этого государственнаго переворота, права перовъ сильнѣе его жалкихъ увертокъ. Снова началъ Уариклифъ приводить доводы въ пользу своего адреса, когда вбѣжалъ канцлеръ и закричалъ со своей скамьи: "Я еще никогда не слыхалъ, чтобы государь не имѣлъ права распускать парламентъ, когда онъ находитъ это нужнымъ, тѣмъ болѣе, что палата общинъ рѣшается на крайній, безпримѣрный шагъ -- не разрѣшать подати для его величества". Это дерзкое утвержденіе, брошенное въ подобную минуту среди волнующагося собранія, вызвало всеобщій безпорядокъ. "Я протестую, милордъ, я не подчиняюсь этому", кричалъ Лондондерри, въ то время, какъ Брумъ, съ большою печатью въ рукѣ, снова убѣжалъ въ переднюю залу, а перы снова, подъ предсѣдательствомъ Шэфтсбэри, старались сдѣлать по своему при страшномъ шумѣ. Между тѣмъ, король былъ уже въ сосѣдней комнатѣ и, надѣвая свою церемоніальную одежду, спрашивалъ, въ удивленіи, канцлера о причинѣ этого шума. "Это палата лордовъ, ваше величество, забавляется, ожидая васъ". Немедленно отворились двери и при крикѣ: "Король! король! да здравствуетъ король!", прерывая рѣзкую рѣчь лорда Мэнсфильда на срединѣ недосказаннаго предложенія, Уильямъ IV вступилъ твердыми шагами на ступени тропа. "Джоржъ Вильерсъ разсказываетъ, пишетъ Гревиль:-- что онъ въ жизни не видалъ подобной сцены, и когда она смотрѣлъ на короля на тронѣ съ короною, едва надѣтою на голову, и рядомъ съ нимъ на высокую, мрачную фигуру лорда Грэя, съ государственнымъ мечемъ въ рукахъ, ему казалось, точно король имѣлъ близь себя своего палача, и вся картина выдвигалась какъ строго-символическое изображеніе его и нашей судьбы".

"Совершено подобная сцена кончилась столь же эффектнымъ перерывомъ въ нижней палатѣ. Тамъ сэръ Ричардъ Вивіанъ поднялъ тотъ же жгучій вопросъ: должны ли они дозволить распущеніе или нѣтъ? Со стороны приверженцевъ министерства призывы къ порядку, при которыхъ нѣкоторыя лица позволили себѣ даже противиться рѣшенію спикэра, пытались заглушить шумъ, производимый противниками, пока, наконецъ, могъ получить слово, по желанію многихъ, сэръ Робертъ Пиль, который также требовалъ слова. Въ рѣзкой рѣчи онъ порицалъ подобное поведеніе, такъ какъ существуетъ еще нѣкоторый общественный порядокъ, который, можетъ быть, покажется негоднымъ реформированному парламенту. Этотъ порядокъ стараются подавить худшимъ сортомъ деспотизма, именно требованіями массъ и журналистики. Министры, которые ничего не сдѣлали, пытаются, чтобы удержаться, принудить короля къ распущенію парламента. Но скоро рядомъ съ этими гнѣвными обвиненіями стали слышны выстрѣлы, возвѣщавшіе приближающійся королевскій поѣздъ, пока, наконецъ, послѣ троекратнаго стука въ дверь, появился носитель чернаго жезла, посланный отъ лордовъ, чтобы пригласить общины предъ лицо короля. Во истину, многіе изъ тѣхъ, которые теперь шли за спикэромъ въ верхнюю палату, могли вспомнить времена Стюартовъ, вспомнить Кромвеля, который самъ явился, чтобы,.собственноручно унести у стремившихся къ верховной власти общинъ золотой скипетръ, который онъ называлъ "игрушкой" ихъ могущества. Еще сутки, можетъ быть, лишь одинъ часъ промедленія, и одна изъ послѣднихъ прерогативъ англійской короны подверглась бы дѣйствительной опасности".

Сопротивленіе было сломано. Громкимъ голосомъ прочелъ Уильямъ IV тронную рѣчь, гдѣ говорилось, что онъ принужденъ распустить парламентъ, чтобы "самымъ согласнымъ съ конституціей и самымъ вѣрнымъ путемъ узнать мнѣніе народа объ измѣненіяхъ, желательныхъ въ конституціи". Короля встрѣтили громкія привѣтствія и аплодисменты на улицѣ. Въ залѣ палаты лордовъ стоялъ глухой гулъ послѣ его удаленія, но ни одинъ лордъ или коммонеръ, изъ самыхъ раздраженныхъ, часъ тому назадъ, не подумалъ даже продолжать протестъ, когда законная форма была соблюдена. Виги выиграли партію.

Но для толпы на улицахъ этого было недостаточно. Лордъмэръ, подъ вліяніемъ общественнаго мнѣнія, назначилъ на 27-е апрѣля всеобщую иллюминацію. Сити и ближайшія мѣстности, наполненныя друзьями реформы, конечно, иллюминовали дома. Но взволнованная толпа двинулась къ Уэстминстеру, и стала бить окна мрачныхъ домовъ противниковъ реформы. Пострадали консервативные клубы, дома Пиля и многихъ другихъ тори. Съ особенною злобою аттаковала толпа Эпсли-гузъ, жилище побѣдителя при Ватерлоо, гдѣ лежалъ еще не похороненный трупъ умершей за нѣсколько дней передъ тѣмъ жены "желѣзнаго герцога". Градомъ летѣли камни въ окна и когда нѣкоторые слишкомъ усердные слуги стали стрѣлять изъ оконъ (впрочемъ, черезъ головы толпы), толпа готова была разнести домъ, чему помѣшала только полиція. Съ тѣхъ поръ, до самой смерти Уэллингтона (1852 г.), окна во всемъ фасадѣ дома, обращеннаго къ Гайд-парку, оставались закрыты желѣзными ставнями. Конечно, въ провинціи повторялись подобные же эксцессы. Въ Шотландіи оскорбили даже умирающаго Вальтера Скотта (онъ умеръ въ сентябрѣ 1832 г.).

Началась выборная борьба. Съ обѣихъ сторонъ напряженіе доходило до крайнихъ предѣловъ, и пресса, которая была въ огромномъ большинствѣ на сторонѣ реформы, играла видную роль въ этой борьбѣ. Тори истратили громадныя суммы: Герцоги Нортумберлэндъ, Боклю, Ньюкэстль, Уэллингтонъ и сэръ Робертъ Пиль израсходовали каждый не менѣе 20,000 или 30,000 фунтовъ стерлинговъ. Но уже 7-го мая, сочувствующій партіи тори Грэвиль писалъ: "Ничто не можетъ быть хуже выборовъ -- реформеры выбраны повсюду, такъ что борьба кончена и намъ остается лишь ждать событія и смотрѣть, что сдѣлаетъ палата лордовъ. Въ палатѣ общинъ билль уже прошелъ. Говорятъ, что сами министры начинаютъ бояться дьявола, котораго они выпустили на свободу, и они правы, что боятся его; но онъ выпущенъ, и пусть тотъ остановитъ его, кто можетъ сдѣлать это". Черезъ недѣлю онъ разсказывалъ, что большинство въ палатѣ депутатовъ въ пользу реформы будетъ достигать до 140 голосовъ. Когда парламентъ собрался 14-го іюня, а 24-го іюня лордъ Джонъ Россель выступилъ съ нѣсколько видоизмѣненнымъ биллемъ реформы, всѣ оттѣнки тори, забывъ раздоръ по поводу эмансипаціи католиковъ, рѣшились дѣйствовать сообща; тѣмъ не менѣе, при голосованіи о второмъ чтеніи билля, онъ прошелъ большинствомъ 136 голосовъ. Меньшинству оставалось затягивать пренія по возможности, требуя безпрестанныхъ голосованій, по самымъ ничтожнымъ измѣненіямъ. Въ сущности, борьба была лишь формальная, но она вызывала волненія и организацію политическихъ союзовъ по всему королевству. Весь вопросъ заключался въ томъ: что сдѣлаютъ лорды? и это знали всѣ гораздо ранѣе 21-го сентября, когда билль былъ окончательно принятъ палатою общинъ большинствомъ 109 голосовъ.

Турниръ въ палатѣ лордовъ начался 3-го октября, и всѣ источники признаютъ за нимъ еще болѣе эстетическаго достоинства, чѣмъ за парламентскимъ турниромъ въ палатѣ общинъ. Громадные митинги политическихъ союзовъ собирались по всей странѣ и грозили оппозиціи. На митингѣ политическаго союза въ Бирмингемѣ присутствовало 150,000 человѣкъ. Говорили объ отказѣ въ податяхъ, объ устраненіи епископовъ, если аристократія не уступитъ. Чувствовали ли представители оппозиціи въ палатѣ лордовъ свою малочисленность въ странѣ и рѣшались ли они сознательно противупоставить теченію времени свое упрямое охраненіе старыхъ порядковъ, или они, чуждые низшимъ слоямъ общества, были обмануты мнѣніями кружковъ и клубовъ, это сказать трудно. Извѣстный юристъ-гегельянецъ Гансъ, бывшій въ это время въ Лондонѣ, пишетъ въ своихъ воспоминаніяхъ (LVZ Gans: Rückblicke auf Personen und Zustände, 1836) слѣдующее. "Въ общественныхъ экипажахъ, въ обществахъ и повсюду число тори мнѣ казалось безконечно большимъ. Между адвокатами и учеными другихъ отраслей я находилъ болѣе противниковъ билля о реформѣ, чѣмъ его приверженцевъ". Въ палатѣ лордовъ, рядомъ съ наслѣдственными идіотами и развратниками, засѣдалъ цвѣтъ политическихъ людей, въ особенности же между юристами, и государственная опытность, старинная рутина преній позволяла этимъ людямъ, частью дряхлымъ старикамъ, какъ лордъ Уинфордъ или лордъ Эльдонъ, участвовать въ шумномъ собраніи въ продолженій 5 ночей сряду, не утомляясь и сохраняя возможность произносить рѣчи, которыя длились болѣе двухъ часовъ". Несчастный Гансъ, привыкшій къ регулярной и мелкой жизни нѣмецкихъ бюргеровъ, пролежалъ весь разбитый цѣлый день послѣ одной такой ночи и передаетъ такъ свои размышленія: "Я не понималъ физическаго сложенія ораторовъ, которые безъ видимаго утомленія выдерживали на пятую ночь подобныя пренія, тогда какъ я, бывъ свидѣтелемъ этихъ преній только одну ночь, долженъ былъ слечь въ постель". Рѣчи были дѣйствительно эффектны и красивы. Додли доказывалъ, что "лишь злоупотребленія конституціи, какъ называютъ это, поддерживаютъ равновѣсіе (между двумя палатами и короною) и устраняютъ, или, по крайней мѣрѣ, ослабляютъ зло, которое произошло бы отъ преобладанія народной отрасли законодательной власти. Конституція удержалась лишь потому, что корона и палата лордовъ имѣютъ въ палатѣ общинъ вліяніе, котораго конституція не признаетъ". Онъ называлъ проэктъ закона -- проэктомъ республики. Осьмидесятилѣтній Эльдонъ говорилъ что онъ полагалъ, (высказывая порицаніе эмансипаціи католиковъ, что говоритъ тогда послѣднюю свою рѣчь, но небо позволило ему еще протестовать противъ разрушительнаго дѣла, которое называетъ себя реформою; оно грозитъ праву собственности. Брумъ, въ блестящей рѣчи, гдѣ отражалъ всѣ нападенія и опровергалъ всѣ доводы противъ реформы, сказалъ лордамъ, что билль реформы, это -- древняя. Сивилла, которая приноситъ имъ книги мудрости и мира. Ее могутъ удалить, но она вернется скоро. "Только листы книгъ частью вырваны враждебными руками, частью запятнаны кровью. И пророчица увеличила свои требованія; они заключаютъ: ежегодные парламенты, тайное голосованіе, право избирательства для массъ. Вы отворачиваетесь съ неудовольствіемъ и она опять уходитъ. Берегитесь ея третьяго прихода, потому что вамъ необходимо ея сокровище и кто знаетъ, какую цѣну она тогда потребуетъ. Этою цѣною можетъ быть и скипетръ, лежащій тамъ на шерстяномъ мѣшкѣ". Въ 6 часовъ утра, 8-го октября 1831 года, началось голосованіе. Въ немъ участвовало неслыханно большое число 257 лордовъ и епископовъ. Большинствомъ 41 голоса билль былъ отвергнутъ.

Большинство газетъ вышло съ траурною рамкою. Фонды упали. Палата общинъ выказала министерству довѣріе большинствомъ 329 голосовъ противъ 198. Россель, отвѣчалъ на привѣтъ, посланный ему митингомъ въ Бирмингамѣ, письмомъ, въ которомъ говорилъ, между прочимъ: "невозможно, чтобы лепетъ мятежной партіи пересилилъ голосъ націи". Остроумный священникъ Сидней Смитъ вызвалъ всеобщій хохотъ, когда 12 то октября вплелъ въ свою рѣчь разсказъ о мистрисъ Партингтонъ, сдѣлавшійся историческимъ: "Зимой 1824 года, въ Сидмутѣ была большая буря; приливъ достигъ до невѣроятной высоты; волны хлынули на дома и грозили всеобщею гибелью. Среди этой величественной и страшной бури, мистрисъ Партингтонъ, которая жила на берегу, вышла за двери своего дома съ шваброю и въ калошахъ, чтобы вытѣснить морскія волны и вымести океанъ. Океанъ бушевалъ, сердилась и мистриссъ Партингтонъ; но мнѣ нечего говорить вамъ, что это былъ неровный бой. Атлантическій Океанъ побѣдилъ мистриссъ Партингтонъ. Она была неподражаема, когда дѣло шло о лужѣ, но съ бурей ей не слѣдовало бы возиться. Будьте спокойны и непоколебимы, господа. Вы побѣдите мистриссъ Партингтонъ". Но волны океана не выжидали. Въ Дерби разбита была тюрьма. Въ Ноттинггэмѣ сожгли старый замокъ, принадлежавшій герцогу Ньюкэстлю. Перы подвергались всюду оскорбленіямъ. Въ Лондонѣ опасность грозила богатымъ лавкамъ на Бандстритѣ и Реджентстритѣ. Камни летѣли снова въ окна Уэллингтона, Бристоля, Додли. Жизнь герцога Комберлэндскаго подвергалась опасности. Маркиза Лондондерри стащили съ лошади съ крикомъ: "зарѣжьте его", когда онъ вынулъ пистолетъ. Полиція должна была употреблять невѣроятныя усилія, чтобы охранить жизнь и имущество противниковъ реформы. Но самый грозный взрывъ былъ въ Бристолѣ, въ послѣднихъ дняхъ октября, и будущій проповѣдникъ "христіанскаго соціализма" въ Англіи, авторъ "Альтона Локка", еще позже заявленный консерваторъ и каноникъ Уэстминстерскаго Аббатства, Чарльзъ Кингсли, всю жизнь помнилъ сцены, которыхъ онъ былъ свидѣтелемъ 12 ти-лѣтнимъ мальчикомъ. Поводъ къ этому взрыву подалъ торжественный въѣздъ упомянутаго уже выше Узсереля, по его судебнымъ обязанностямъ, въ Бристоль. Его встрѣтили свистками и камнями. На площади предъ муниципальнымъ домомъ завязалась драка между толпою и полиціею. Къ народу пристали распущенные (это было въ субботу) рабочіе съ каменноугольныхъ ломокъ и съ барокъ. Начальство города потеряло голову. Войскомъ начальствовалъ человѣкъ, не желавшій кровавыхъ мѣръ и надѣявшійся, что безпорядки успокоятся сами собою (онъ застрѣлился, когда начался судъ по этому дѣлу). Толпа овладѣла муниципальнымъ домомъ, ворвалась въ тюрьмы, во дворецъ епископа, разграбила и уничтожила все, что попалось ей подъ руку, подожгла дома, и только на третій день новыя войска и волонтеры буржуазіи могли усмирить мятежъ. Сгорѣло '42 дома; убито было 94 человѣка. Эти кровавыя сцены испугали всѣхъ. Консерваторы еще болѣе громко стали кричать о революціи. Подъ вліяніемъ близкихъ къ нему людей поколебался и король въ рѣшимости поддерживать реформеровъ. Въ журналахъ и на митингахъ продолжали высказывать раздраженіе противъ аристократіи. Вопросъ, что сдѣлаютъ лорды, занимавшій всѣхъ до 8-го октября, смѣнился другимъ болѣе серьёзнымъ и для лордовъ и для всего политическаго строя Англіи: что сдѣлать съ лордами?

Въ это самое время, Ловеттъ и его товарищи созвали въ Лондонѣ митингъ, который, при существующей паникѣ, долженъ былъ испугать и дѣйствительно испугалъ правительство.

"Въ 1831 году, пишетъ Ловеттъ:-- я вступилъ въ новую ассоціацію, состоявшую преимущественно изъ рабочихъ и называвшуюся: "Національный союзъ рабочаго класса и другихъ". Цѣли ея были преимущественно: "защита рабочихъ; свободное распоряженіе продуктами труда; дѣйствительная реформа палаты общинъ; отмѣна всѣхъ дурныхъ законовъ; установленіе мудраго и охватывающаго всѣ отрасли жизни свода законовъ; собраніе и организація мирнаго выраженія общественнаго мнѣнія". На каждые 30 или 40 человѣкъ назначался кружковый руководитель, который собиралъ кружки еженедѣльно у себя, гдѣ обсуждались политическіе вопросы и статьи газетъ. Еженедѣльно въ разныхъ мѣстахъ собирались и публичные митинги. Множество подобныхъ ассоціацій было организовано въ разныхъ мѣстахъ страны. Онѣ были чрезвычайно полезны намъ при нашей агитаціи въ пользу дешевой и ничѣмъ не стѣсненной прессы, при распространеніи общественнаго мнѣнія въ пользу права голосованія массъ, при вызовѣ порицанія народа разнымъ несправедливымъ и тиранническимъ дѣйствіямъ правительства, существовавшаго въ данное время, и еслибы были сдержаны любовь къ насилію и безуміе немногихъ горячихъ головъ -- прибавляетъ партизанъ "нравственной силы" въ чартизмѣ -- то еще болѣе добра можно было сдѣлать путемъ этихъ союзовъ". При данномъ возбужденіи умовъ, конечно, не всѣ могли оставаться "въ предѣлахъ благоразумія", а иные, можетъ быть, болѣе ясно видѣли, что этимъ "благоразумнымъ путемъ" широкая цѣль союзовъ достигнута вовсе быть не можетъ. Какъ бы то ни было, но подобный элементъ долженъ былъ въ это время присутствовать въ рабочихъ ассоціаціяхъ Англіи и дѣйствительно присутствовалъ. "Между первыми проэктами этихъ людей, проэктами, противъ которыхъ намъ пришлось бороться, былъ проэктъ "тайнаго конвента делегатовъ" отъ рабочихъ союзовъ всего королевства по поводу реформы". Люди мирныхъ мѣръ, въ томъ числѣ Ловеттъ, парализировали это движеніе.

Митинги союза, вводя Ловетта и его товарищей въ сношенія съ разнообразными лицами, позволяли имъ получать свѣдѣнія, мало распространенныя въ обществѣ. Такъ, одинъ изъ присутствующихъ на митингѣ въ Спитальфильдѣ разсказалъ ему слѣдующее: "Онъ сказалъ, что его пріятель (честный и трезвый человѣкъ) былъ долго безъ работы, и, истощенный голодомъ, упалъ въ обморокъ; въ этомъ положеніи онъ былъ помѣщенъ въ рабочій домъ, а его жена и дѣти должны были послѣдовать за нимъ. Рабочій домъ набитъ биткомъ (въ немъ было до 1,500 человѣкъ) и въ немъ помѣщаютъ часто отъ 8 до 10 человѣкъ въ одну кровать, головами поперемѣнно въ ту и въ другую сторону, и, вслѣдствіе испорченной и вредной атмосферы, они мрутъ, какъ зараженныя овцы. Его бѣдный товарищъ помѣщенъ особо отъ жены, дѣти особо отъ матери, и двое изъ дѣтей умираютъ отъ горячки, которою тамъ заразились. Его пріятель помѣщенъ въ одну кровать съ горячечнымъ больнымъ и съ этой кровати только что сняли покойника, умершаго отъ той же горячки, причемъ даже не перемѣнили постельнаго бѣлья. Вслѣдствіе этого его бѣдный пріятель почти помѣшался. Разсказчикъ прибавилъ, что тамъ бываетъ до трехъ родильницъ съ ихъ дѣтьми въ одной кровати". Подъ вліяніемъ этого разсказа, при содѣйствіи редактора "Lancet" (до сихъ поръ руководящей медицинской газеты въ Англіи), Ловеттъ съ товарищами произвели изслѣдованіе о положеніи бѣдныхъ въ Спитальфильдѣ. "Мы нашли, что нетолько ужасное положеніе рабочаго дома было сходно съ описаніемъ, но что положеніе большаго числа лицъ внѣ его было еще хуже, такъ какъ отсутствіе пищи и одежды присоединялось къ господствующимъ болѣзнямъ и нищетѣ. Въ цѣлыхъ улицахъ, которыя мы посѣтили, мы не нашли ничего достойнаго названія кровати, постели или мебели; немного соломы, немного стружекъ, нѣсколько лохмотьевъ въ углу, образовали ихъ постели; сломанный стулъ, скамья или старый боченокъ отъ масла, служили имъ сидѣньемъ, кострюля и одна или двѣ чашки составляли всю ихъ посуду для варки и питья. Немощеные дворы и грязные задворки, отсутствіе дренажа и чистоты, обращали ихъ дома въ источники болѣзней, такъ что горячка, вмѣстѣ съ голодомъ, значительно истребляли ихъ... Я могу прибавить, что наше посѣщеніе Спитальфильда и крикъ, нами поднятый, повели къ большимъ измѣненіямъ въ рабочихъ домахъ, ихъ расширили и въ нихъ стали лучше ухаживать за ихъ обитателями".

"Такъ какъ члены нашей ассоціаціи, продолжаетъ Ловеттъ:-- во многихъ случаяхъ защищали права рабочихъ массъ на участіе въ управленіи страною, которую они обогащаютъ своимъ трудомъ, то они вызвали самое ожесточенное чувство вражды со стороны прессы, виговъ и тори. Ихъ называли "разрушителями, революціонерами, ворами, поджигателями, имѣющими въ виду напасть на всякаго собственника и искоренить всякій законъ и порядокъ... Но угрозы и ругательства не отклонили насъ отъ защиты того, что мы считали правильнымъ и справедливымъ, и когда виги выставили свой проэктъ билля о реформѣ парламента, мы были между первыми внѣ парламента, провозгласившими недостаточность этого билля. Рядомъ съ другими средствами заявлять наши мнѣнія по этому поводу и узнать мнѣнія другихъ, мы обнародовали (слѣдующую декларацію нашихъ принциповъ. Она была составлена Уатсономъ и мною.

"Декларація національнаго союза рабочихъ классовъ.

Трудъ -- источникъ богатства. То государство наилучше устроено, гдѣ граждане не слишкомъ богаты и не слишкомъ бѣдны.

Ѳалесъ.

"Въ настоящую минуту большого общественнаго возбужденія, польза и долгъ всякаго рабочаго заявить публично свои политическія чувства, для того, чтобы страна и правительство были вообще знакомы съ нуждами и жалобами этого особеннаго класса. Почему мы, рабочіе классы Лондона, объявляемъ:

"1. Что всякая собственность (честно пріобрѣтенная) священна и неприкосновенна.

"2. Что всѣ люди родились одинаково свободными и имѣютъ нѣкоторыя естественныя и неотчуждаемыя права.

"3. Что всѣ правительства должны опираться на эти права и всѣ законы должны имѣть въ виду общую пользу, заключающуюся въ защитѣ и въ безопасности, существующей для всѣхь, а не для частной выгоды отдѣльнаго человѣка, отдѣльной семьи или групы людей.

"4. Что всѣ наслѣдственныя различія неестественно противорѣчатъ равенству правъ людей и потому должны быть отмѣнены.

"5. Что всякій человѣкъ, 21 года, здраваго ума и не совершившій преступленія, имѣетъ право лично или чрезъ своего представителя, подавать голосъ относительно сущности законовъ, необходимости общественныхъ податей, ихъ назначенія, ихъ размѣра, способа ихъ распредѣленія и ихъ продолжительности.

"6. Что для обезпеченія надлежащаго выбора представителей, способъ выбора долженъ быть тайный (by ballet), что умственныя способности и нравственныя достоинства, а не имущество должны давать право на выборъ въ представители, и что парламенты должны длиться лишь одинъ годъ.

"7. Мы признаемъ эти начала существенными для нашей защиты какъ рабочихъ, и единственными вѣрными (?) ручательствами для обезпеченія намъ продуктовъ нашего труда, и объявляемъ, что не будемъ довольны обнародованіемъ какого либо закона или законовъ, которые не признали бы правъ, перечисленныхъ въ этой деклараціи.

"Для того, чтобы узнать мнѣнія рабочихъ всей страны, точно также какъ мнѣнія людей, раздѣляющихъ стремленія рабочихъ, мы созываемъ публичный митингъ полезныхъ классовъ Лондона на мѣстность предъ White Conduit House въ понедѣльникъ, 7 ноября 1831 г., ровно въ часъ, съ цѣлію торжественно утвердить эту декларацію. И потому мы особенно настаиваемъ передъ нашими товарищами рабочими, чтобы они въ разныхъ частяхъ страны повторили эти принципы въ тотъ самый день въ публичныхъ митингахъ по всей странѣ".

Эта декларація была напечатана и распространена, но въ то же время образовался "Національный политическій союзъ", чтобы поддержать билль виговъ въ томъ видѣ, какъ онъ былъ представленъ въ парламентъ. Оппозиція Ловетта и его друзей этому союзу во имя всеобщаго права выборовъ не могла имѣть успѣха, но тѣмъ съ большею энергіею министерство виговъ рѣшилось противиться митингу, назначенному на 7 ноября, и въ этомъ отношеніи оно было поддержано мнѣніемъ всѣхъ собственниковъ, испуганныхъ бристольскими событіями.

"Наша дѣятельность въ этомъ случаѣ, пишетъ Ловеттъ (стр. 7':-- вмѣстѣ съ прежними предубѣжденіями противъ насъ, вызвала Прокламацію противъ предположеннаго нами митинга. Привели къ присягѣ спеціальныхъ охранителей порядка, большое число солдатъ было двинуто въ Ислингтонъ, и полиція получила приказаніе захватить всякаго члена нашего комитета, который явился бы на митингъ. И пресса не отстала въ доносахъ на насъ. Она объявляла, что мы хотимъ повторить бристольскій мятежъ и что мы приготовили большое количество пикъ и всякаго оружія въ Уайтчэпелѣ и въ Спитальфильдѣ"... Предполагаемые мятежники отправили депутацію къ лорду Мельборну, министру внутреннихъ дѣлъ. Онъ ихъ принялъ осторожно, "кресла были разставлены такъ, чтобы образовать преграду между ими (министромъ и его братомъ) и нами. Въ сосѣдней комнатѣ находилось также нѣсколько новыхъ полицейскихъ... Должно быть, они думали, что министры не находятся въ безопасности съ людьми, заявившими, что всѣ наслѣдственныя различія должны быть отмѣнены". Мирные агитаторы старались оправдаться въ взводимыхъ на нихъ обвиненіяхъ, увѣряя, что сами готовы охранять порядокъ, что принципы ими выставленные встрѣчаюття въ сочиненіяхъ великихъ людей и не заключаютъ ничего "мятежнаго, измѣнническаго", какъ высказалъ благородный лордъ; что "очень несправедливо, если среднимъ классамъ дозволено имѣть свои союзы и митинги на открытомъ воздухѣ, тогда какъ рабочіе классы не могутъ собираться на митинги". Дѣло было, конечно, въ томъ, что митингъ, созванный Ловеттомъ и его друзьями, противорѣчилъ интересамъ виговъ. Министръ остался при мнѣніи, что митингъ этотъ противозаконенъ и участники въ немъ подлежатъ обвиненію въ государственной измѣнѣ. Послѣ жаркихъ преній комитетъ рѣшилъ отложить митингъ. "Я могу отмѣтить здѣсь, продолжаетъ Ловеттъ:-- что въ то самое время, когда рабочимъ классамъ мѣшали такимъ образомъ высказать свое мнѣніе, средніе классы придумывали всякія мѣры, "измѣнническія и мятежныя", чтобы провести билль реформы, а пресса виговъ ежедневно нападала на аристократію за ея старанія противодѣйствовать этой мѣрѣ и грозила ей массою въ полтораста тысячъ вооруженныхъ людей, которые были готовы придти на помощь вигамъ изъ страны, чтобы провести билль".

Но волненія въ странѣ, и особенно бристолькій мятежъ испугали нетолько министерство. Обѣ борющіяся партіи чувствовали опасность продолжительной борьбы. Гревиль писалъ уже 11 октября въ своемъ дневникѣ: "Какъ кажется, существуетъ общее желаніе придти къ компромиссу, на который могли бы согласиться обѣ партіи". Чрезъ 4 дня, тори лордъ Гарроуби объявилъ въ палатѣ лордовъ, что нѣкоторая реформа необходима, и въ половинѣ ноября, вслѣдъ за бристольскими событіями, начинаются переговоры между групою "колеблющихся" (the Woverers) со стороны тори и болѣе умѣренною частью министерства Грэя. Авторъ извѣстнаго дневника, Гревиль, игралъ не маловажную роль въ этихъ переговорахъ и переторжкахъ, и въ его дневникѣ всего яснѣе можно видѣть, какъ мало дѣйствительно либеральнаго было въ этомъ министерствѣ аристократовъ-либераловъ, которое провело билль реформы, но одинъ изъ самыхъ вліятельныхъ членовъ котораго, Мельборнъ, сознавался еще весною 1832 г., что онъ не знаетъ, какъ правительство можетъ вести дѣла безъ "гнилыхъ мѣстечекъ". Но столь же ясно видно, какъ мало принципіальнаго было въ защитѣ партіею тори стараго порядка, на какихъ пустякахъ происходили самые ожесточенные споры и какъ готовы были самые упорные тори (напримѣръ, герцогъ Ньюкэстль) "проглотить" хотя бы весь билль реформы, если только во главѣ правительства будутъ стоять тори, а не виги. Переговоры съ "колеблющимися" длились около 5 мѣсяцевъ. Въ это время министерство, для того, чтобы успокоить своихъ аристократическихъ союзниковъ, издало законъ противъ политическихъ ассоціацій (22 ноября 1831 г.). Въ третій разъ билль реформы, еще нѣсколько видоизмѣненный, прошелъ чрезъ палату общинъ во второмъ чтеніи 18 декабря 1831 г. большинствомъ ²/₃ всѣхъ голосовъ; въ третьемъ чтеніи 19 марта 1832 г. большинствомъ 116 голосовъ. Опять отъ лордовъ зависѣло рѣшеніе дѣла, Съ помощью дипломатическихъ переговоровъ съ "колеблющимися", и вслѣдствіе страха передъ общественнымъ мнѣніемъ, часть перовъ и въ особенности епископовъ (которые, въ предъидущемъ году, своими голосами рѣшили отверженіе билля) перешли при второмъ чтеніи на сторону министерства и 14 апрѣля, въ 7 часовъ утра, 9 голосовъ въ палатѣ лордовъ рѣшили допустить билль ко второму чтенію. Еще энергичнѣе шли переговоры между колеблющимися всѣхъ партій о возможныхъ уступкахъ, при явномъ желаніи каждой партіи перехитрить противниковъ. Даже собранія на скачкахъ дѣлались поводомъ къ дипломатической торговлѣ. Но съ тѣмъ вмѣстѣ росло раздраженіе болѣе крайнихъ противъ уступчивыхъ и сочувствующій успѣху тори Гревиль много разъ въ своемъ дневникѣ съ одинаковымъ безпристрастіемъ ругаетъ обѣ партіи. "Консерваторы, пишетъ онъ:-- какъ обыкновенно, дѣлаютъ глупости, которыя будутъ гибельны для нихъ... Я не могу представить большаго несчастія въ настоящую минуту, какъ подобный расколъ этой партіи, и то, что ея преніями руководятъ упрямство и предразсудки герцога (Уэллингтона). Онъ великій человѣкъ въ маленькихъ дѣлахъ, но маленькій человѣкъ въ важныхъ предметахъ -- я говорю о гражданскихъ дѣлахъ". "Большинство перовъ тори исполнено предразсудками, упрямо и глупо до крайней степени". "Что за картина скрытаго униженія и ограниченности въ этомъ высоко стоящемъ и повидимому высокомѣрномъ лордѣ Грэѣ!" "Ультра-виги и ультра-тори одинаково возмутительны... Никогда, я думаю, не бывало правительства подобнаго нынѣшнему, съ такимъ составомъ, съ такимъ предводителемъ. Голова его обладаетъ внушительною внѣшностью, повелительнымъ краснорѣчіемъ, но характеръ его ниже всякаго порицанія; его обольщаетъ и имъ управляетъ всякій, кто льститъ его тщеславію и беретъ въ расчетъ его уступчивость". Министерство очень хорошо видѣло, что ему едва ли можно провести билль до третьяго чтенія въ палатѣ лордовъ. Единственнымъ исходомъ было, казалось, назначеніе большаго числа новыхъ перовъ, которые бы перенесли большинство въ палатѣ лордовъ на сторону министерства. Вся либеральная пресса настаивала на этой мѣрѣ. Таймсъ писалъ, что жизнь лорда Грэя въ опасности, если онъ не будетъ дѣйствовать энергически. Сидней Смитъ писалъ въ каждомъ письмѣ лорду Грэю: "дѣлайте перовъ и притомъ сорокъ за разъ". Рѣчи въ политическихъ союзахъ и клубахъ становились все рѣзче. Противъ королевы Адельгэйды, которой приписывали вредное вліяніе на короля, было особенно вооружено общественное мнѣніе; на митингѣ подъ стѣнами Голируда, гдѣ жилъ изгнанникъ Карлъ X, призывали англичанъ подражать іюльскимъ днямъ во Франціи. На другихъ митингахъ требовали, въ случаѣ сопротивленія реформѣ, отказа въ утвержденіи налоговъ, уничтоженія палаты лордовъ. Въ Ньюкэстлѣ предъ митингомъ угольщиковъ и моряковъ, ораторъ напомнилъ, что на эшафотѣ была отрублена голова покрасивѣе головы Адельгэйды. Но подобное громадное увеличеніе числа перовъ было не менѣе возмутительно для вига-аристократа, лорда Грэя; оно было чрезвычайно непріятно и королю, окруженному аристократами. Тѣмъ не менѣе, еще въ началѣ года король объявилъ, что дастъ согласіе на назначеніе новыхъ перовъ. Однако, когда пренія въ палатѣ лордовъ дали 7 мая меньшинство министерству и Грэй долженъ былъ предложить ему свою отставку или разрѣшеніе на немедленное назначеніе перовъ, король принялъ отставку виговъ, и Уэллингтонъ счелъ для себя нравственною обязанностью попытаться составить министерство тори, которое было бы, конечно, поставлено въ необходимость провести въ той или другой формѣ, новый билль реформы. Пиль, со своей стороны, счелъ для себя столь же обязательнымъ отказаться отъ участія въ подобномъ министерствѣ. Между тѣмъ, въ странѣ возникли волненія, которыя, по выраженію Паули, "напоминали 1642 и 1688 годы". Газеты и митинги дошли до самыхъ крайнихъ выраженій ненависти и презрѣнія къ правительству. Morning Chronicle открыто ругалъ короля, называлъ королеву "противною нѣмкой". При проѣздѣ королевской кареты ее встрѣчали свистками и оскорбительными криками. Если на митингахъ упоминали имя королевы, то его встрѣчали систематически троекратнымъ свистомъ. Днемъ и ночью по всей странѣ собирались бурные митинги, требуя, чтобы палата общинъ пріостановила утвержденіе налоговъ. Нѣкоторые уже отказывали сборщикамъ. Въ самой палатѣ прямо высказывали, что такъ слѣдуетъ поступать. Составлялись съ этою цѣлью спеціальныя ассоціаціи. По всѣмъ стѣнамъ и заборамъ въ Лондонѣ выставлены были объявленія, приглашавшія публику брать золото изъ банковъ, и въ 3 дня взято было 1.800,000 ф. ст. Въ политическихъ союзахъ прямо говорили о призывѣ къ оружію, и множество лицъ, державшихся до тѣхъ поръ вдали отъ этихъ союзовъ, теперь спѣшили записываться въ нихъ. Бирмингамъ былъ, по прежнему, главнымъ центромъ этого движенія. Въ тотъ самый день 7 мая, когда лорды еще разъ составляли упорную оппозицію противъ реформы, 150,000 человѣкъ собирались на НьюголлъГилъ и съ непокрытыми головами давали клятву оратору, что посвящаютъ себя и свои семьи на борьбу за права родины. Далеко въ окрестностяхъ митинга раздавалось пѣнье "Гимна союза".

Когда узнали въ Бирмингамѣ объ отставкѣ министерства Грея, союзъ немедленно рѣшилъ не платить податей. Въ петиціи палатѣ общинъ говорилось о правѣ всякаго англичанина носить оружіе для своей защиты. Войска, стоявшія въ Бирмингамѣ, получили приказъ не выходить изъ казармъ и приготовить оружіе. Но скоро въ газетахъ появилось письмо одного изъ солдатъ, который объявлялъ, что онъ и его товарищи не употребятъ оружія противъ мирныхъ гражданъ, если тѣ не начнутъ {Это письмо было писано Александромъ Сомервилемъ. Когда это узнали, то къ нему придрались, подъ предлогомъ какого-то мелкаго нарушенія дисциплины, и подвергли его строгому тѣлесному наказанію. Изъ этого возникло большое волненіе въ газетахъ, и судъ, который, впрочемъ, не привелъ ни къ какимъ результатамъ. Сомервиль могъ бы, пользуясь случаемъ, играть нѣкоторую роль въ движеніи 30-хъ и 40-хъ годовъ, но оказался ниже этой роли. Тѣмъ не менѣе, его автобіографія (The Autobiography of a working man, by one who had whistled of the plough. London, 1848) очень интересна, какъ отраженіе развитія идей въ англійскомъ народѣ въ двадцатыхъ и тридцатыхъ годахъ.}. По всей странѣ двигались организованныя толпы со знаменами, на которыхъ красовались девизы: "Еще лордовъ или ихъ вовсе не нужно!" "Отказъ въ податяхъ!" "Оружіе!" Статьи "Times" по рѣзкости нападокъ на короля и на Уэллингтона едвали не превосходили другіе журналы.

Отказъ Пиля вступить въ министерство Уэллингтона собственно рѣшилъ судьбу этой попытки. Бурное засѣданіе палаты общинъ 14-го мая подписало окончательно ему приговоръ. Дѣло шло о петиціи лондонскаго Сити пріостановить уплату налоговъ. "Въ эту ночь, пишетъ Гревиль: -- произошло достопамятное засѣданіе палаты депутатовъ, которое, по общему мнѣнію, представило рѣзкость и возбужденіе, прежде никогда не выказанныя въ этихъ стѣнахъ... Зала была наполнена до невозможности дышать. Всякое рѣзкое чувство и ругательное выраженіе было встрѣчаемо взрывами рукоплесканій; самыхъ рѣзкихъ ораторовъ выслушивали съ большимъ вниманіемъ". Виги (въ томъ числѣ даже Маколэй) требовали вотировать недовѣріе министерству. Крайніе тори, и во главѣ ихъ Инглисъ, объявили рѣшимость Уэллингтона провести новый билль реформы роковымъ нарушеніемъ обязанности относительно партій. Пиль ясно выказалъ, что онъ ни при чемъ въ дѣйствіяхъ новаго министерства. Александръ Бэрингъ, на плечахъ котораго лежала, въ нижней палатѣ, вся тяжесть преній въ пользу новаго министерства, едва могъ заставить слушать себя. Уэллингтону не оставалось ничего болѣе, какъ отказаться отъ составленія министерства. Онъ это и сдѣлалъ 15-го мая, и лордъ Грэй былъ немедленно призванъ къ королю. Но вопросъ о новыхъ перахъ оставался все въ прежнемъ положеніи. Изъ него нашли исходъ -- нарушивъ конституцію. Отъ имени короля, личный секретарь его написалъ, 17-го мая, циркуляръ къ достаточному числу лордовъ, уговаривая ихъ отказаться отъ дальнѣйшей оппозиціи биллю. "Это вмѣшательство короля, пишетъ Эрскинъ Мэй, въ своей "Конституціонной исторіи Англіи": -- въ независимыя пренія палаты лордовъ было, по истинѣ, дѣйствіемъ, болѣе противнымъ конституціи, чѣмъ назначеніе новыхъ перовъ". Тѣмъ не менѣе, около ста лояльныхъ перовъ отказались отъ дальнѣйшаго участія въ преніяхъ и, послѣ нѣкоторой комедіи дальнѣйшихъ преній, 4-го іюня, билль былъ допущенъ до третьяго чтенія большинствомъ 106 голосовъ противъ 22, а 7-го іюня билль получилъ королевское утвержденіе, хотя Уильямъ IV, сердясь на явную потерю популярности, утвердилъ его не лично, а чрезъ комиссію 6-ти членовъ тайнаго совѣта. Популярность короля, весьма значительная въ первый годъ его царствованія, была, дѣйствительно, потеряна, и всѣ партіи были имъ крайне недовольны. "Его невѣжество, слабость и легкомысліе, пишетъ Гревиль, 17-го мая 1832 г.:-- выказываютъ его съ очень жалкой стороны, и доказываютъ, что онъ одинъ изъ самыхъ ограниченныхъ стариковъ въ его владѣніяхъ". На скачкахъ въ Аскотѣ 19 то іюня, толпа не встрѣтила короля и королеву обычными привѣтствіями и въ короля былъ брошенъ камень. Наканунѣ, въ годовщину битвы при Ватерлоо, герой этого дня, вчерашняя слава Англіи, былъ чуть не сорванъ съ лошади раздраженною толпою и могъ доѣхать домой лишь подъ сильнымъ прикрытіемъ полиціи. Не менѣе значительный ударъ былъ нанесенъ значенію палаты лордовъ: это собраніе, руководившее со времени Стюартовъ политикою Англіи, уступило окончательно свое вліяніе палатѣ общинъ и стало все болѣе и болѣе привѣскомъ къ конституціонному правленію. Лорды Великобританіи продолжали имѣть вліяніе на выборы и на дѣла, и въ этомъ смыслѣ лордъ Грэй могъ считать себя правымъ, когда онъ въ частномъ разговорѣ съ Сидмутомъ утверждалъ, что новый билль есть "самый аристократическій" билль реформы; но едвали самъ лордъ Грэй понималъ тотъ смыслъ, въ которомъ слова его были вѣрны: лорды Великобританіи удерживали свое вліяніе не какъ лорды, не какъ землевладѣльцы, но какъ крупные капиталисты въ ряду другихъ крупныхъ капиталистовъ страны, потому что билль реформы былъ знаменіемъ вторженія въ управленіе страною безразличнаго капитала, циркулирующихъ денегъ, того Cash, о которомъ говорилъ Томасъ Карлэйль. Съ полнымъ торжествомъ денегъ (Cash) вступило въ свои права новое время, должна вступить въ свои права и новая аристократія. Какъ министерство Каннинга и Гэскиссона было первымъ признакомъ перехода исполнительной власти въ руки новаго сословія, которое выдвинуло послѣ того Пилей, Гладстоновъ, Дизраэли, такъ реформированный парламентъ былъ признакомъ перехода законодательной власти въ руки капитала. Грей, вмѣстѣ съ тори и королемъ, устранилъ то, что казалось имъ наибольшею опасностью для англійской аристократіи, назначеніе большаго числа новыхъ перовъ, но Паули правъ въ общемъ смыслѣ (если не въ частностяхъ выраженій), когда онъ говоритъ: "Когда нижняя палата была затоплена представителями, посланными свободною волею народа (?), чему особенно желала помѣшать аристократія, то это могучее вторженіе новыхъ элементовъ должно было дѣйствовать во всѣхъ направленіяхъ на государственную жизнь еще гораздо сильнѣе въ смыслѣ измѣненія стараго, чѣмъ подѣйствовало бы назначеніе перовъ, назначеніе, которымъ угрожали виги... Въ поколѣніи, которое помогало борьбѣ 1832 г., исчезло уваженіе къ старой конституціи... Ни одинъ мыслящій человѣкъ не могъ болѣе сомнѣваться, что громадное измѣненіе, совершавшееся въ странѣ, въ противоположность прежнимъ эпохамъ движенія, которыя были по существу государственно-юридическими, теперь, по своей природѣ и по своему вліянію, сдѣлалось соціальнымъ и экономическимъ". Политическіе вопросы стали скоро терять значеніе въ обществѣ; сдѣлался замѣтнымъ упадокъ политическаго представительства, недостатокъ политическихъ руководителей, разрушеніе старыхъ политическихъ партій. Аристократическое общество чувствовало инстинктивно свое пораженіе въ партіи побѣдителей, какъ въ партіи побѣжденныхъ и, конечно, преувеличивало свою опасность. "Насколько восходятъ мои воспоминанія, писалъ Томасъ Рэйксъ въ своемъ дневникѣ: -- еще не было такого сезона въ Лондонѣ; такъ мало увеселеній, такъ мало обѣдовъ, баловъ и празднествъ. Политическій раздоръ подкопалъ общество и вызвалъ холодность между многими изъ самыхъ знатныхъ семействъ, даже между ближайшими родственниками, которые въ борьбѣ стали на противуположныя стороны. Независимо отъ этихъ чувствъ, тори, которые самымъ мрачнымъ образомъ смотрятъ на будущее, опасаясь близости полной революціи и находя, что безопасность собственности ежедневно убываетъ, уменьшаютъ свои обычные расходы и дѣлаютъ сбереженія на случай нужды. Кто имѣетъ свободныя деньги, покупаетъ бумаги американскія или датскія, гдѣ, повидимому, всего менѣе можно опасаться политическихъ потрясеній". "Чувство террора, пишетъ Паули:-- напоминавшее страшные дни въ сосѣдней странѣ, по называло, насколько и здѣсь поколебался тронъ и алтарь, насколько различія въ положеніяхъ людей; могущество собственности, все старое общество съ его привилегіями и съ его бо татствомъ политической опытности были потрясены притоками нивелирующихъ стремленій новаго времени... Несмотря на политическое раздѣленіе, было еще достаточно общихъ интересовъ, связывавшихъ аристократію тори и виговъ. И та, и другая трепетала передъ увѣренностью, что реформированный парламентъ не успокоится, пока не отмѣнитъ хлѣбныхъ законовъ". Въ этомъ отношеніи виги нисколько не уступали своимъ соперникамъ. Не даромъ Робукъ, въ своей "Исторіи министерства виговъ", говорилъ, что они демагоги, когда они не въ министерствѣ; захвативъ же власть, дѣлаются исключительными олигархами. Изъ приведенныхъ выше словъ Мельборна въ разговорѣ съ Тревилемъ, можно видѣть, насколько искренни были реформистскія убѣжденія многихъ изъ ихъ главныхъ представителей. При составленіи списковъ мѣстечекъ, терявшихъ право представительства, они тщательно охранили нѣкоторыя ничтожныя мѣстечки (какъ Тивертонъ или Дройтвичъ), которыя были прочно связаны съ ихъ партіею. "Ихъ союзъ съ народной партіей, пишетъ Паули:-- продолжался какъ разъ настолько, насколько имѣлась въ виду цѣль, которой нельзя было достигнуть безъ подобной помощи". Скоро "Times" сталъ называть вчерашнихъ союзниковъ министерства партіею разрушенія; "Эдинбургское Обозрѣніе" смѣялось надъ радикальнымъ требованіемъ обязательствъ со стороны новыхъ депутатовъ при ихъ избраніи. Многіе вчерашніе радикалы, Бингъ, сэръ Фрэниль Бордеттъ стали высказывать мнѣнія старыхъ тори. При выборахъ, когда споръ происходилъ между кандидатомъ тори и кандидатомъ радикаловъ, вліяніе министерства и его партія было въ пользу перваго. Въ новомъ парламентѣ всѣ радикалы оказались въ оппозиціи, а Пиль высказывалъ громко, что будетъ, гдѣ можно, поддерживать новое министерство. Комедія была сыграна. Народное движеніе, вынесшее на своихъ плечахъ виговъ и ихъ билль реформы, стало теперь ненужно для дальнѣйшей политической борьбы за власть, и предъ министрами стояла новая задача: какъ парализовать то самое движеніе, безъ котораго они не восторжествовали бы надъ своими врагами? Какимъ образомъ снова поставить вопросы партій съ почвы соціально экономической на почву юридически-государственную? Скоро симпатіи министерства виговъ къ народу подверглись характеристической провѣркѣ. При первыхъ засѣданіяхъ новаго парламента поднятъ былъ вопросъ о народныхъ бѣдстіяхъ, и Томасъ Атвудъ, бывшій президентъ бирмингемскаго политическаго союза, настаивалъ на назначеніи комиссіи для изслѣдованія этихъ бѣдствій. Онъ говорилъ 21-го марта: какая цѣль реформированнаго парламента, если онъ не имѣетъ въ виду помочь народнымъ страданіямъ? Заработная плата понизилась въ странѣ, работа на фабрикахъ увеличилась, но не приноситъ выгоды; ²/₃ судовъ на Темзѣ находятся въ залогѣ; на улицахъ Лондона находится 100,000 рабочихъ безъ работы; все это показываетъ, по его мнѣнію, что англійская нація распадается на два враждебные класса: бѣдныхъ и богатыхъ. Министерское большинство 192 голосами противъ 158 отвергло назначеніе комиссіи.

Но эти бурные годы билля о реформѣ были обозначены въ жизни Англіи еще одною крупною заботою, которая открыла политикамъ Великобританіи еще новыя глубины общественныхъ задачъ, глубины, которыхъ эти политики не замѣчали, скользя по поверхности общественной жизни. Въ 1830 г. дошло въ Англію первое извѣстіе о существованіи холеры. Въ октябрѣ 1831 г., она появилась на берегахъ Англіи въ Сёндерлэндѣ, и въ февралѣ 1832 года -- была въ Лондонѣ. По интенсивности эпидеміи и по числу жертвъ, бѣдствіе оказалось сравнительно не очень большимъ, но волненіе, вызванное имъ въ народѣ, въ обществѣ и въ прессѣ было довольно значительно. При безсиліи медицины, въ конституціонной Англіи съ ея свободною прессою проявились тѣ же самыя формы паники, тѣ же нелѣпые слухи, обвиненія и волненія, какъ и въ странахъ, гдѣ "всѣ молчали на всѣхъ языкахъ". Но въ Англіи очень скоро напали на мысль, что отсутствіе гигіеническихъ условій жизни для большинства способствуетъ развитію болѣзни (многіе говорили, что прямо вызываетъ ее); что, слѣдовательно, представляетъ прямую опасность для "общества"; что, какъ дальнѣйшее слѣдствіе, надо обратить вниманіе на положеніе массъ. И тутъ-то "наслаждающіеся" жизнію, скользившіе беззаботно по ея поверхности вдругъ замѣтили, что массамъ приходится очень плохо. "Отчеты изъ Сёндерлэнда, пишетъ Гревиль 14 ноября 1831 г.:-- выказываютъ такое бѣдственное состояніе среди людей и, какъ необходимое слѣдствіе, такое нравственное паденіе, о которомъ я едва ли когда либо слышалъ. Если значительная часть общества находится въ такомъ положеніи, то не мудрено... что многіе созрѣли для всякаго отчаяннаго плана революціи". "Что ужасно -- говоритъ онъ 1 апрѣля 1832 г.:-- это -- обширность распространенія повсюду господствующей нищеты и лишеній и очевидность гнилости фундамента, на который опирается все зданіе великолѣпнаго общества; я называю гнилымъ общество, которое заключаетъ тысячи и тысячи человѣческихъ существъ, доведенныхъ до низшей ступени нравственнаго и физическаго паденія, имѣющихъ какъ разъ столько необходимаго, сколько нужно для поддержанія жизни; заключаетъ цѣлые разряды рабочихъ безъ средствъ существованія... Можетъ ли подобное положеніе дѣлъ продолжаться постоянно? Можно ли исправить его какою либо реформою? Возможно ли считать здоровымъ состояніе страны, въ которой не существуетъ общаго распространенія благосостоянія... но гдѣ господствуютъ крайности ничѣмъ не стѣсненной роскоши и самыхъ ужасныхъ лишеній и страданій?.. Я думаю, что общее чувство непрочности проникаетъ всѣ классы общества, съ высшаго до низшаго. Никто не считаетъ никакого учрежденія прочнымъ, никакихъ интересовъ обезпеченными, и лишь потому, что это всеобщее чувство безпокойства, одинаково разлитое въ массѣ, въ малой степени поражаетъ каждый атомъ ея, потому свѣтъ, какъ мы видимъ, идетъ своимъ обыкновеннымъ порядкомъ, ѣстъ, пьетъ, смѣется и пляшетъ, не оставаясь нечувствительнымъ къ опасности, но, повидимому, относясь къ ней равнодушно".

Въ Англіи, гдѣ всѣ изслѣдованія доступны всѣмъ при посредствѣ прессы, находящей свою выгоду въ самой широкой публичности, подобные результаты не могли оставаться достояніемъ высшихъ классовъ, а, проникая въ массы, они неизбѣжно вызывали въ этихъ массахъ волненіе.

"Въ мартѣ 1832 г., пишетъ Ловеттъ:-- правительство, побуждаемое святошею Персивалемъ, назначило всеобщій постъ по всей странѣ, чтобы склонить Бога удалить холеру изъ нашей среды. Большинство членовъ нашего союза видѣли достаточно, каково было въ это время положеніе дѣлъ въ Спитальфильдѣ и въ другихъ округахъ, чтобы убѣдиться, что распространеніе этой страшной болѣзни должно было быть преимущественно приписано господствующимъ лишеніямъ и бѣдности, и по этому думали, что парламентъ выказалъ бы болѣе христіанскаго чувства, еслибы пригласили Персиваля и его товарищей-ханжей возвратить обществу часть ихъ ежегодныхъ сборовъ съ этого общества, чтобы дозволить долѣ этихъ несчастныхъ наѣсться, вмѣсто того, что парламентъ лицемѣрно согласился на постъ... Мы видѣли также, что ханжи, которые придумали и поддерживали эту торжественную насмѣшку, были въ первыхъ рядахъ тѣхъ, которые несправедливостью, притѣсненіемъ и грубымъ невниманіемъ вызвали такое невѣжество, такую бѣдность и нищету въ странѣ, а, вслѣдствіе того, ихъ спутниковъ: грязь и болѣзнь". Союзъ постановилъ назначить въ этотъ самый день обѣдъ для всѣхъ его членовъ на средства тѣхъ изъ нихъ, которые были состоятельны. Митинги оказались противузаконными, а потому назначена была процессія, впрочемъ, безъ флаговъ, знаменъ и оружія. "Morning Chronicle" полагалъ, что число членовъ союза было болѣе 20,000, а въ процессіи участвовало не менѣе 100,000". Ловеттъ, Гесерингтонъ и Уатсонъ шли во главѣ процессіи. Полиція стояла готовая на всѣхъ главныхъ улицахъ, съ жезлами и съ обнаженными тесаками (cutlass), какъ бы вызывая толпу на бой. Но мирные агитаторы ограничились демонстраціей, что не помѣшало предводителямъ быть вскорѣ арестованными. Обвинительный актъ выставлялъ обвиненныхъ, какъ "недовольныхъ и неблагонамѣренныхъ (ill-disposed) личностей, которыя насильственно и съ оружіемъ произвели въ упомянутый день большое волненіе (riot), безпорядокъ и разстройство, и въ продолженіи 5 часовъ наводили большой ужасъ и безпокойство на всѣхъ подданныхъ короля". Свидѣтели показали, что одинъ изъ директоровъ полиціи командовалъ ей напасть на толпу съ палками и не щадить никого. Присяжные оправдали обвиняемыхъ.

Въ слѣдующіе за тѣмъ три года министерство виговъ все болѣе и болѣе теряло свое значеніе, вызывая повсюду неудовольствіе. Оно было, безспорно, очень дѣятельно во множествѣ политическихъ вопросовъ, которые стояли на очереди, но именно то обстоятельство, что оно занималось исключительно политическими вопросами въ эпоху, которая требовала пониманія соціальныхъ задачъ въ большей широтѣ, ставило его въ крайне невыгодное положеніе. Кромѣ того, оно страдало отъ разнородности своего состава и отъ недостатка энергіи или популярности наиболѣе талантливыхъ его членовъ. Умѣренные реформисты въ родѣ Ричмонда, Сіэнли, Мельборна, не могли долго ужиться съ Брумомъ или, особенно, съ Дёргэмомъ. Грэй былъ старъ и крайне слабъ характеромъ. Мельборнъ не чувствовалъ никакого интереса къ дѣламъ, которыми занимался и съ крайнимъ скептицизмомъ относился къ людямъ и вещамъ. Росселя считали крайнимъ и не ранѣе 1835 г. разглядѣли въ немъ самаго талантливаго руководителя партіи. Не ранѣе того же времени признали и дѣловитость Пальмерстона, до тѣхъ поръ очень непопулярнаго и въ иностранномъ, и въ англійскомъ дипломатическомъ мірѣ, болѣе извѣстнаго, подобно Мельборну, своимъ щегольствомъ, своими любовными похожденіями и своею беззаботностью. И этотъ недостатокъ единства въ министерствѣ долженъ былъ проявиться всего болѣе ярко въ минуту, когда виги стали мало по малу разрывать свои связи съ англійскими и ирландскими радикалами. Между тѣмъ, съ самаго начала выборовъ въ новый парламентъ крайнія партіи выступили всего энергичнѣе. Конечно, тори потеряли многія мѣста; въ новомъ парламентѣ не засѣдали многіе изъ самыхъ крупныхъ защитниковъ ихъ программы: Узсерэль, вызвавшій бристольскій мятежъ, Крукеръ, редакторъ "Quarterly Review", Согденъ, Содлеръ; тѣмъ не менѣе, они не только удержались во многихъ мѣстностяхъ, но даже въ иныхъ восторжествовали надъ кандидатами министерства. Радикалы провели Атвуда и Коббета. Во многихъ мѣстностяхъ, между прочимъ и въ Лондонѣ, выставлено было требованіе отъ кандидата письменнаго обязательства его избирателямъ, что избранный будетъ дѣйствовать въ парламентѣ согласно желанію большинства своихъ избирателей или, по ихъ желанію, подастъ въ отставку. На брошюру тори "Какъ это будетъ дѣйствовать?", полную насмѣшекъ надъ новыми порядками, радикалы отвѣчали брошюрою: "Какъ это должно дѣйствовать?"; автора ея "Quarterly Review" назвала безбожнымъ коммунистомъ, котораго изъ христіанскаго милосердія слѣдовало заключить въ сумасшедшій домъ. Она тѣмъ болѣе раздражила тори, что была подписана именемъ лорда Тэйнгэма и требовала отмѣны десятинъ, уменьшенія государственнаго долга, отмѣны акциза, установленія классифицированнаго налога на имущество, отмѣны всѣхъ монополій, всеобщаго воспитанія для всѣхъ классовъ народа, отмѣны всѣхъ налоговъ на прессу и на бумагу, пересмотра акта соединенія Ирландіи съ Англіей, пересмотра торговыхъ законовъ и хлѣбныхъ законовъ и т. д. "Таковы наши требованія отъ реформы -- писалъ авторъ -- или она вовсе не нужна. Мы не преслѣдуемъ невинныхъ плановъ нѣжныхъ душъ, которыя хотятъ лить масло на бурныя волны; мы не ласкаемъ себя надеждою, чтобы даже наши внуки насладились благодѣяніями этого магическаго билля, который учтиво убѣждаетъ, что хочетъ дѣйствовать лишь въ будущемъ, не излечиваетъ ни одного зла, отъ котораго теперь страждетъ народъ, но ставитъ себѣ въ заслугу тотъ результатъ, что онъ увѣковѣчиваетъ господство виговъ и тори, продолжая поддерживать систему продажнаго вліянія, а съ тѣмъ вмѣстѣ страданія страны".

При такомъ настроеніи собрался, 5 февраля 1833 г., первый реформированный парламентъ. По внѣшности онъ былъ не похожъ на прежніе, и многія традиціи стараго способа веденія преній были нарушены. Въ немъ было около 350 новыхъ членовъ. На одномъ изъ переднихъ мѣстъ сѣлъ Коббетъ, въ длинномъ темномъ сюртукѣ, одѣтый какъ квакеръ, въ бѣлой шляпѣ съ широкими полями, 70 лѣтній патріархъ англійскихъ радикаловъ. Въ парламентѣ въ первый разъ засѣдалъ и настоящій квакеръ, Пизъ, для котораго присяга была замѣнена по рѣшенію палаты торжественными обѣщаніями; въ немъ засѣдалъ и Голли, бывшій ученикъ мясника, потомъ кулачный боецъ, потомъ спекуляторъ на скачкахъ, потомъ спекуляторъ въ промышленности, а теперь Honorable John Gully, Esq. и М. Р., богатый собственникъ и ярый реформистъ. При видѣ такой новизны, министерство виговъ постаралось подчеркнуть какъ можно скорѣе, что оно намѣрено серьёзно поддержать "основы общества". Оно немедленно (27 февраля) выступило съ грознымъ биллемъ противъ безпорядковъ въ Ирландіи, билемъ, къ которому О'Коннель могъ справедливо примѣнить свои любимые термины: bloody and brutal. Оно удалило изъ своей среды самаго радикальнаго изъ своихъ членовъ, Дёргэма, зятя Грэя. Я уже упомянулъ выше, какъ оно отнеслось къ предложенію Атвуда назначить комиссію для изслѣдованія народныхъ бѣдствій. Оно удержало налогъ на окна и двери, противъ котораго шли протесты отъ избирателей почти всѣхъ городовъ. Наконецъ, при обсужденіи закона объ ограниченіи работы дѣтей на фабрикахъ (что повело къ первому фабричному закону, вступившему въ дѣйствіе въ Англіи 1-го января 1834 года), министры поддерживали интересы фабрикантовъ. Этого было достаточно, чтобы низшіе классы Англіи, которые своими волненіями доставили торжество министерству Грэя, поняли совершенно ясно, что они обмануты. Передъ этими внутренними вопросами, не особенно важными, можетъ быть, въ глазахъ министровъ-аристократовъ, но очень близкими большинству англійскаго населенія, блѣдны тѣ мѣры, которыя приняло министерство въ дѣлахъ Ост-Индской Компаніи или невольничества въ Вест-Индскихъ колоніяхъ. Опасенія отъ новаго парламента оказались напрасными. Гревиль замѣчалъ 3-го сентября, что мѣры, принятыя парламентомъ, "имѣли, большею частью, консервативный характеръ", что палата не выказала наклонности поддерживать "разрушительные принципы" или "разрушительный" способъ выраженія". Вообще "реформированный парламентъ оказался очень похожимъ на всякій другой парламентъ... Надежды и опасенія человѣчества были одинаково обмануты, и послѣ всего шума, смятенія, мятежей, пожаровъ, бѣшенства, отчаянья и торжества, чрезъ которыя мы прошли для полученія нынѣшняго результата, до настоящаго времени, по крайней мѣрѣ, дѣла остаются совершенно такъ, какъ они были прежде, исключая того, что виги захватили власть, которую тори потеряли".

Но именно потому, что все оставалось по старому, виги проводили консервативныя мѣры и реформированный парламентъ былъ очень похожъ на прежніе парламенты, именно потому росло раздраженіе въ странѣ, а министерство становилось все слабѣе и все менѣе способнымъ удержать свое положеніе, хотя бы политическіе противники тоже не имѣли возможности стать руководителями дѣлъ страны. Не даромъ въ предъидущей сессіи было высказано Гротомъ предъ парламентомъ, предложеніе тайной баллотировки на выборахъ. Не даромъ предъ началомъ новой сессіи, огромный митингъ въ Лондонѣ требовалъ отмѣны хлѣбныхъ законовъ. Не даромъ въ это самое время умѣренные тори, лорды Гарроуби и Уарнклифъ, къ своимъ разговорахъ съ Тревилемъ, точно также, какъ упорный тори стараго закала, дряхлый Эльдонъ, въ своихъ письмахъ, одинаково мрачно смотрѣли на будущее и видѣли въ немъ признаки приближающейся революціи. Не даромъ Уэллингтонъ писалъ Бёкингэму 31-го января 1834 года, указывая на слабость виговъ и на невозможность для тори воспользоваться этою слабостью: "Во истину, при настоящихъ обстоятельствахъ, въ этой странѣ никакое правленіе невозможно".

Еще весною 1833 года, недовольство въ странѣ привело къ тому, что радикалы побудили рабочія массы созвать національный конвентъ, такъ какъ нельзя болѣе уже разсчитывать на "либеральныя" мѣры въ пользу народа со стороны министерства. Съ своей стороны, министерство рѣшило воспользоваться этимъ, чтобы "подавить" народныя волненія, и, по примѣру прежнихъ консервативныхъ властей въ подобныхъ случаяхъ, не замедлило подослать шпіоновъ-подстрекателей къ самымъ вліятельнымъ личностямъ изъ среды радикаловъ, чтобы побудить ихъ принять участіе въ движеніи и захватить ихъ всѣхъ въ одну сѣть. Ловеттъ описываетъ эпизодъ слѣдующимъ образомъ: "Въ маѣ слѣдующаго (1833) года, произошло несчастное дѣло на Calthorpe Street. Поводомъ къ нему былъ митингъ, созванный Союзомъ рабочихъ классовъ на земляхъ Calthorpe на Cold Bath Fields, для предварительныхъ распоряженій по созванію національнаго конвента. Но едва начались рѣчи, какъ полиція произвела бѣшеное нападеніе на собравшуюся толпу, нанося удары безъ всякаго различія, мужчинамъ, женщинамъ, дѣтямъ, значительное число которыхъ было опасно ранено. Во время столкновенія, полицейскій, по имени Робертъ Колли, былъ убитъ, зарѣзанный кѣмъ-то, кого онъ ударилъ своей палкой. При слѣдствіи, присяжные постановили такой приговоръ: "Мы находимъ, что это -- случай оправдываемаго смертоубійства по слѣдующимъ причинамъ: актъ о мятежѣ не былъ прочитанъ, и не сдѣлано было приглашенія разойтись; правительство не приняло надлежащихъ мѣръ, чтобы предупредить собраніе митинга; поведеніе полиціи было жестоко, грубо, и не вызвано народомъ, мы, кромѣ того, выражаемъ нашу сердечную надежду на то, что правительство въ будущемъ приметъ лучшія мѣры, чтобы предупредить повтореніе подобныхъ постыдныхъ событій въ столицѣ". Впослѣдствіи, нѣкто Джоржъ Форси (Fursey) былъ призванъ предъ судъ Old Bailey, по обвиненію въ пораненіи на этомъ митингѣ полицейскаго, по имени Брука, съ цѣлью нанести ему значительное поврежденіе. Онъ былъ тоже оправданъ присяжными при значительныхъ аплодисментахъ присутствующихъ". Ловеттъ, по своему всегдашнему расположенію къ мирнымъ мѣрамъ, не сочувствовалъ этому собранію и не пошелъ на него, полагая, что это -- "безумное дѣло", но онъ передаетъ разсказъ о полицейскомъ шпіонѣ, который тогда вкрался въ его довѣренность и почти убѣдилъ его быть на митингѣ. "Я долженъ при этомъ замѣтить, прибавляетъ Ловеттъ:-- что система шпіонства процвѣтала въ это время точно также, какъ въ дна Сидмута и Кэстльри; это было впослѣдствіи доказано для министерства Мельборна неутомимымъ Уильямомъ Коббетомъ, при помощи членовъ нашего союза". Въ отчетѣ парламентскаго комитета, по этому вопросу, Коббетъ, положивъ и разобравъ дѣятельность одного изъ этихъ шпіоновъ и агентовъ-подстрекателей, прибавляетъ: "Нашъ комитетъ приглашаетъ палату бросить взглядъ на 10 мѣсяцевъ дѣятельности этого человѣка и разсмотрѣть: возможно ли правительству сохранить симпатіи откровеннаго и довѣрчиваго народа, если оно не дастъ немедленно и самымъ положительнымъ образомъ доказательство своей рѣшимости положить навсегда конецъ системѣ, которая могла создать подобное чудовище въ образѣ человѣка".

Въ 1834 году, неудовольствіе народа преимущественно выразилось въ волненіи, центръ котораго составила союзы сопротивленія (Trades Unions). Они пытались сплотиться въ одинъ обширный союзъ и воспользовались первымъ случаемъ, чтобы провѣрить свои силы громадной демонстраціей. Какъ радикально-политическіе союзы рабочихъ подорвали чисто-экономическое коопераціонное движеніе съ мирно-соціалистическимъ оттѣнкомъ, которое связано съ именемъ Роберта Оуэна, такъ эти радикальные союзы, послѣ разочарованія въ дѣйствительномъ успѣхѣ реформистскаго движенія, должны были создать себѣ болѣе рѣшительную политическую и соціальную программу и болѣе энергическую организацію или уступить инымъ теченіямъ въ той же сферѣ. Именно такимъ преобладающимъ движеніемъ была временно попытка 1834 года сплотить Trades Unions въ одно громадное цѣлое.

"Большое возбужденіе, пишетъ Ловеттъ:-- вызванное союзами сопротивленія въ 1834 году, дало поводъ къ тому, что нашъ національный союзъ рабочихъ классовъ уменьшился въ числѣ членовъ и окончательно распался. Значительная федерація рабочихъ разныхъ мѣстностей, извѣстная въ своемъ цѣломъ, какъ "сплоченный національный союзъ сопротивленія (Consolidated National Trades Union)" была основана, какъ я думаю, въ 1833 году...

"Вскорѣ послѣ ея основанія, большой толчокъ къ ея распространенію былъ данъ осужденіемъ на переселеніе въ колоніи преступниковъ шести бѣдныхъ рабочихъ изъ Дорчестера, которые принадлежали обществу взаимной помощи (friendly society) земледѣльцевъ, цѣль котораго было улучшеніе ихъ жалкой заработной платы; ихъ обвинили въ принесеніи присяги при вступленіи членами въ общество. Одна изъ самыхъ замѣчательныхъ процессій, шедшихъ по улицамъ Лондона, была составлена "Сплоченнымъ союзомъ" для представленія королю, чрезъ посредство лорда Мельборна, адреса въ защиту этихъ бѣдныхъ рабочихъ. Адресъ имѣлъ 250,000 подписей членовъ и друзей союзовъ сопротивленія столицы. До 120,000 человѣкъ шли процессіею отъ Copenhagen Fields, гдѣ теперь скотный рынокъ, къ министерству внутреннихъ дѣлъ, для поданія адреса. Я былъ въ ихъ числѣ. Но когда назначенная депутація представила его въ министерство внутреннихъ дѣлъ, то лордъ Мельборнъ отказался принять ее, вслѣдствіе ея малочисленности". Судя по нѣкоторымъ запискамъ того времени (между прочимъ, по автобіографіи упомянутаго уже выше Александра Соммервиля, который, по его словамъ, игралъ не малую роль въ устраненіи опасности, грозившей министрамъ), эта процессія имѣла не такой мирный характеръ, какъ объ этомъ пишетъ Ловеттъ (которому, весьма вѣроятно, слишкомъ рѣшительные заговорщики могли не сообщить своихъ намѣреній, зная его мирныя стремленія); имѣлось въ виду захватить лорда Мельборна, если можно и другихъ министровъ, и произвести въ Лондонѣ возстаніе по континентальнымъ образцамъ; но отказъ лорда Мельборна, который былъ будто бы предупрежденъ о заговорѣ, и дѣйствительныя мѣры, принятыя для охраненія порядка въ столицѣ, разстроили, какъ полагаютъ, планы заговорщиковъ, и демонстрація осталась мирною. О принятыхъ мѣрахъ пишетъ и Гревиль 21-го апрѣля 1834 года: "Сегодня день процессіи союзовъ сопротивленія, и Лондонъ полонъ войскъ, артиллеріи и полиціи. Я не думаю, чтобы что-либо случилось". Онъ, впрочемъ, считаетъ (23 то апрѣля), что число участвовавшихъ въ процессіи было гораздо менѣе, только 25,000 "большею частью хорошо одѣтыхъ, причемъ не было ни шума, ни волненій". Принципы Trades Unions были слишкомъ ограничены узко-экономическими вопросами ремесла и стачки, чтобы эти союзы могли долго держать первенствующую роль въ бурѣ, имѣвшей характеръ политическій на значительно болѣе широкой экономической основѣ. "Многіе изъ насъ, радикаловъ, пишетъ Ловеттъ:-- пристали къ "Сплоченному союзу", такъ какъ большинство изъ насъ были членами ремесленныхъ союзовъ. Мы имѣли также въ виду побудить союзъ, если можно высказаться въ пользу всеобщаго права выбора, но это намъ не удалось, такъ какъ ихъ главною цѣлью было поднять заработную плату путемъ комбинаціи силъ и путемъ стачекъ. Къ этому они присоединили множество формъ, церемоній, знаковъ и глупостей, скопированныхъ съ фран-масоновъ, и въ это время, какъ мнѣ кажется, придавали всему этому болѣе значенія, чѣмъ принципамъ справедливости. Нѣсколько неудачныхъ стачекъ, въ разныхъ мѣстностяхъ страны, повели, впрочемъ, впослѣдствіи къ распаденію громаднаго союза".

Вскорѣ послѣ демонстрацій рабочихъ союзовъ, внутренніе раздоры министерства повели къ явному расколу. По поводу ограниченія доходовъ англиканской церкви въ Ирландіи, Стэнли, Грээмъ, Ричмондъ и Районъ, вышли 27-го мая изъ министерства и очень скоро Стэнли, одинъ изъ самыхъ талантливыхъ политическихъ людей Англіи этого времени, появился въ рядахъ оппозиціи. Ожидали болѣе радикальнаго состава управленія. Называли Дёргэма какъ новаго премьера. Но лордъ Грэй поспѣшилъ произнести консервативную рѣчь въ родѣ Уэллингтона, противъ несдержаннаго желанія новизны "непрестаннаго давленія извнѣ въ пользу мѣръ, необходимость которыхъ вовсе не доказана". Новыя силы, которыми пополнилось министерство, оказались не болѣе, какъ дѣльными второстепенностями. Общій крикъ противъ министерства виговъ усилился. "Виги, тори и радикалы, писалъ Гревиль 1-го іюня: -- соединились въ крикѣ противъ нихъ, и "Times", въ рядѣ статей, полныхъ горечи и отвращенія, очень хорошо написанныхъ, осыпаетъ презрѣніемъ и укорами жалкое заштопанное министерство". О'Коннэль публично называлъ его "наглымъ и дурацкимъ министерствомъ", "низкою и отвратительною шайкою виговъ". Онъ предъ всею палатою обличилъ нѣкоторыхъ членовъ министерства въ двуличныхъ сношеніяхъ съ нимъ; и 9 то іюля лордъ Грэй былъ брошенъ своими товарищами въ жертву всеобщему раздраженію. Съ нимъ вышелъ было и Ольторпъ, но немедленно согласился снова засѣдать въ новомъ министерствѣ лорда Мельборна, которому король вздумалъ-было дать порученіе пригласить Уэллингтона и Пиля (!). Они, конечно, отказались. Пиль выжидалъ своего времени. Но министерство Мельборна, лишенное всякой поддержки, не могло удержаться. Буря поднялась по поводу закона о рабочихъ домахъ. Безпорядки и злоупотребленія, вытекавшіе изъ стараго закона временъ Елизаветы, были очевидны, но въ данномъ случаѣ министерство предлагало мѣру, которая представлялась страшно жестокою для голодающаго населенія: послѣднее было поставлено въ необходимость выбирать между смертью отъ голода и ужасами рабочаго дома, который, по выраженію Брентано (Das Arbeitsverhältniss gemäss dem heutigen Recht), былъ "намѣренно сдѣланъ варварскимъ". Конечно, газеты буржуазіи, особенно газета сити "Times", не могли особенно сочувствовать бѣдствіямъ народа, но онѣ воспользовались случаемъ, чтобы обрушиться на министерство съ особеннымъ остервененіемъ. "Times" даже пародировалъ тронную рѣчь при распущеніи парламента и вложилъ въ уста короля слова: "Съ глубокою признательностью за напряженіе и заботы, которыя вы посвятили вашимъ удовольствіямъ, закрываю я эту продолжительную сессію". Въ рабочемъ классѣ волненіе росло; въ Англіи оказались, случаи убійства фабрикантовъ, не согласившихся на условія, предложенныя рабочими. Виги такъ быстро шли къ консерватизму, что даже лордъ Брумъ, прежній буйный прогрессистъ Гарри Брумъ, произнесъ въ Эдинбургѣ рѣчь противъ "безпокойныхъ умовъ", которые хотятъ вести свой корабль "самымъ прямымъ путемъ", а не слѣдовать "правильному обычному пути", и потому подвергаютъ судно "волненію". Немедленно отвѣчалъ ему Дёргэмъ, что онъ признаетъ себя" принадлежащимъ къ людямъ, которые съ сожалѣніемъ видятъ, какъ проходитъ часъ за часомъ, оставляя существовать уже признанныя и еще не устраненныя злоупотребленія". Всѣ съ нетерпѣніемъ ожидали публичнаго словеснаго поединка ихъ въ палатѣ лордовъ при открытіи парламента. Но не дождались. Король, вовсе не расположенный къ вигамъ, видя всеобщее раздраженіе противъ нихъ и ихъ внутреннюю слабость, воспользовался случаемъ перехода лорда Ольторпа (теперь, по смерти отца, сдѣлавшагося графомъ Спенсеромъ) въ верхнюю палату, чтобы дать отставку Мельборну и неожиданно для всѣхъ пригласить тори составить министерство. Товарищи Мельборна узнали свою отставку изъ газетъ 15-го ноября, и только Брумъ успѣлъ послать въ "Times" ядовитое сообщеніе о событіи, оканчивавшееся словами: "Всему причиною королева". Уэллингтонъ принялъ предложеніе, но не рѣшился установить составъ министерства безъ Пиля, бывшаго въ Италіи. Нѣкоторое время онъ одинъ управлялъ почти всѣми дѣлами, и каррикатуры изображали засѣданіе совѣта министровъ, въ которомъ на всѣхъ креслахъ засѣдали Уэллингтоны въ разныхъ позахъ. Пиль явился неизбѣжнымъ руководителемъ дѣлъ. Онъ немедленно, въ письмѣ къ своимъ избирателямъ, объявилъ, что считаетъ билль реформы "окончательнымъ и неотмѣнимымъ рѣшеніемъ великаго конституціоннаго вопроса, рѣшеніемъ, которое не можетъ пытаться измѣнить ни прямо, ни косвенно, ни одинъ другъ мира и благосостоянія страны". Но управленіе тори все-таки было еще невозможно. Всѣ партіи, вчера раздѣленныя, составили коалицію противъ новаго министерства, и въ организаціи этой борьбы впервые завоевалъ себѣ слѣдовавшее ему признаніе руководителя партіи виговъ Джонъ Россель. Ирландскій вопросъ, который подорвалъ уже и долженъ былъ еще въ будущемъ подорвать нѣсколько министерствъ, былъ камнемъ предкновенія и для этого; 8-го апрѣля 1835 г., побѣжденный нѣсколько разъ большинствомъ въ палатѣ, Пиль вышелъ въ отставку и король долженъ былъ, скрѣпя сердце, призвать снова лорда Мельборна. Но Пиль вышелъ какъ побѣдитель, и съ этой минуты вся страна видѣла въ немъ "необходимаго" человѣка. Въ то же время Мельборнъ вступалъ въ министерство какъ разъ при тѣхъ же затрудненіяхъ, съ которыми должны были бороться виги нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ. Присутствіе въ министерствѣ перваго приверженца свободы торговли, Паулета Томсона, раздражало еще болѣе всѣхъ паразитовъ стараго землевладѣльческаго строя Великобританіи. Устраненіе Брума, по желанію короля, но и по тайному желанію его прежнихъ товарищей, ослабляло министерство и создавало ему опаснаго врага. Массы же, обманутыя столько разъ вигами, волнуемыя радикальною прессою, готовы были на самыя рѣшительныя мѣры, какія могли только придти въ голову англичанамъ съ ихъ вѣковыми традиціями въ первой половинѣ XIX вѣка.

Ухудшающееся положеніе большинства англійскаго рабочаго народа не было тайною ни для одного наблюдателя, который не закрывалъ глазъ намѣренно. Волненіе, которое началось въ двадцатыхъ годахъ, искало себѣ исхода. Оно началось отрывочными взрывами, мятежами, поджогами, признаками того, что громадный вопросъ былъ поставленъ предъ новымъ поколѣніемъ политиковъ Великобританіи. Естественнымъ путемъ это движеніе пыталось организоваться, обратиться въ силу, способную побороть препятствія и достичь улучшенія положенія волнующихся массъ. Какъ только этотъ новый элементъ общественнаго движенія сталъ замѣтенъ, немедленно явились попытки направить его такъ или иначе, согласно пониманію, цѣлямъ или интересамъ разныхъ личностей и трупъ, считавшихъ себя способными угадать лучшій путь къ будущему. Опредѣленные, реальные интересы большинства стояли предъ людьми мысли и предъ людьми дѣла, какъ прочная почва для общественнаго движенія, но надо было, чтобы люди мысли угадали ту идею, которая могла сдѣлать общественною силою эти реальные интересы, еще неясные самимъ массамъ, ту идею, которая могла бы сдѣлаться движущею душою этого страждущаго тѣла; надо было, чтобы люди дѣла создали планъ дѣятельности, сообразный новой общественной идеѣ и соотвѣтствующій исторической средѣ, историческому складу событій, чтобы это страждущее тѣло, способное лишь чувствовать боль во всѣхъ своихъ членахъ и метаться въ безпорядочныхъ и нецѣлесообразныхъ порывахъ, могло сдѣлаться единымъ организмомъ, способнымъ комбинировать напряженіе своихъ могучихъ мышцъ для достиженія опредѣленной цѣли, для осуществленія новой общественной идеи. Результатъ исторической работы многихъ тысячелѣтій въ наивыгоднѣе поставленномъ меньшинствѣ, интеллигентная мысль, теоретическая и практическая, должна была явиться на помощь страждущимъ массамъ. Онѣ взывали къ представителямъ этой мысли словами," которыя десять лѣтъ позже Чарльзъ Мэкэй писалъ въ своихъ "Голосахъ изъ толпы" (Voices from the crowd, 1846): "Люди мысли, люди дѣла, очищайте дорогу!"

Однимъ изъ самыхъ могучихъ пророковъ движенія явился Робертъ Оуэнъ, смѣло приступившій къ созданію "Новаго нравственнаго міра" на новой экономической основѣ и обладавшій нетолько способностью привлекать людей но и организовывать ихъ. Но онъ принадлежалъ къ тому поколѣнію утопистовъ, которое было испугано бурями первой французской революціи и хотѣло такъ рѣзко разорвать со всѣми политическими традиціями, какъ не позволяли сдѣлать этого историческія привычки массъ. Онъ вѣрилъ, что великая новая идея можетъ побѣдить старый міръ одною своею ясностью и справедливостью, не нуждаясь въ кровавой борьбѣ. Онъ вѣрилъ, что можно, хотя частью осуществить новый экономическій строй помощью тѣхъ элементовъ стараго общества, которые наиболѣе пользовались выгодами стараго общественнаго порядка. Онъ, съ одной стороны, требовалъ обновленія, превосходившаго возможности данной среды и даннаго историческаго момента; онъ, съ другой стороны, относился къ большинству старыхъ элементовъ такъ бережно, что "новый міръ", который онъ искалъ, не имѣлъ возможности развиться.

Но, конечно, новыми требованіями еще поспѣшнѣе думали воспользоваться люди старыхъ традицій. Изъ преданія старыхъ гильдій выросло движеніе рабочихъ союзовъ сопротивленія, съ частными, мѣстными экономическими цѣлями. Оно пыталось дать удовлетвореніе новымъ потребностямъ, оставаясь при своихъ старыхъ, узкихъ задачахъ, не расширяя свою организацію, образуя сильное физическое тѣло, не допуская въ него новой одухотворяющей идеи. Само собою разумѣется, что, при этомъ, могъ только накопляться матеріалъ для общественнаго движенія, но оно не имѣло шансовъ сдѣлаться историческою силою, пока не прониклось новою идеею, соотвѣтствующею потребностямъ времени.

Другая традиція имѣла за собою гораздо болѣе громкую исторію; это была традиція парламентаризма, борьба партій за власть подъ тѣмъ или другимъ знаменемъ, смотря по тому, какое знамя было сподручнѣе въ данную минуту. Томасъ Карлэйль говоритъ ("Chartism") объ этихъ "людяхъ, видящихъ въ несчастій трудящихся и стонущихъ милліоновъ не несчастіе, а лишь сырой матеріалъ, который можно обработать и вынести на рынокъ для чьихъ либо личныхъ жалкихъ теорій и эгоистическихъ стремленій; для нихъ милліоны живыхъ существъ-братьевъ, сердца которыхъ бьются, страждутъ и надѣются, суть "массы", не болѣе какъ "взрывчатыя массы для разрушенія Бастилій", массы для голосованія въ нашу пользу. И вотъ реформеры воспользовались движеніемъ и воспользовались успѣшно -- для себя, конечно: долговременная власть тори перешла къ вигамъ; двѣ опоры партіи тори -- безусловное господство государственной церкви въ странѣ и безусловное преобладаніе земледѣльческаго интереса въ парламентѣ -- были разрушены; третья опора -- экономическое господство сельско-хозяйственныхъ интересовъ -- не могла уже удержаться долго. И какъ только побѣда была одержана, побѣдители возстали словомъ и дѣломъ противъ "несдержаннаго желанія новизны", противъ "безпокойныхъ умовъ".

Ловеттъ, какъ мы видѣли, какъ истый представитель наиболѣе развитыхъ личностей рабочаго движенія въ Великобританіи въ двадцатыхъ и тридцатыхъ годахъ, принималъ участіе во всѣхъ этихъ движеніяхъ: онъ былъ одинъ изъ дѣятельнѣйшихъ кооператоровъ, былъ въ числѣ приверженцевъ Оуэна, шелъ въ громадной процессіи Trades-Union'овъ, когда эти союзы пытались сдѣлаться политическою силою, былъ въ числѣ радикальныхъ агитаторовъ за реформу, поддерживавшихъ виговъ до тѣхъ поръ, пока имъ можно было вѣрить. И онъ разочаровался во всѣхъ этихъ движеніяхъ, потому что всѣ они не вели къ цѣли, всѣ они не давали той идеи, которая могла сдѣлаться душею новаго общественнаго тѣла, и не указывали практическаго пути, чтобы придать безпорядочнымъ движеніямъ этого страждущаго тѣла надлежащую комбинацію, обратить его въ могучій организмъ.

Разочарованіе страждущихъ массъ, одинаковое недовѣріе къ аристократическимъ партіямъ и тори, и виговъ, воспоминаніе о недавней агитаціи, въ которой массы народа заставили себя бояться и помогли вигамъ достичь ихъ цѣли, примѣръ не утихающаго броженія въ Ирландіи, которая передавала иногда англійскому радикализму нѣкоторыхъ изъ своихъ агитаторовъ (между прочимъ Фергюса О'Коннора) -- все это должно было неизбѣжно привести къ новой попыткѣ завоевать улучшеніе положенія страждущихъ рабочихъ классовъ. Явилась мысль о спеціальной "рабочей партіи" съ опредѣленной программой и съ опредѣленной организаціей для осуществленія этой программы. Въ іюнѣ 1836 г. возникла "Лондонская ассоціація рабочихъ", въ уставѣ которой говорилось, что составители ея, "убѣжденные опытомъ, что различіе интересовъ разныхъ классовъ, при настоящемъ положеніи вещей, часто разрушаетъ то согласіе въ чувствахъ, которое существенно необходимо для достиженія великихъ цѣлей, рѣшились ограничить, на сколько возможно, составъ своихъ членовъ рабочими классами". Въ ноябрѣ 1836 года, ассоціація вступила въ международныя сношенія съ бельгійскими рабочими, пославъ имъ адресъ. Въ февралѣ слѣдующаго 1837 года, эта ассоціація, на митингѣ въ "Коронѣ и якорѣ" положила основаніе программы, которая выработалась впослѣдствіи въ "Народную хартію" и ассоціація развилась въ партію чартистовъ, которая должна была играть недолговременную, но довольно эффектную роль въ англійскомъ развитіи. Она не могла побѣдить, потому что, выходя изъ соціально-экономическихъ потребностей времени, ставила себѣ, все-таки, по старей политической традиціи, чисто политическую программу всеобщаго права выбора, ежегодныхъ выборовъ въ парламентъ, тайной баллотировки и т. под. Но она обозначала большой шагъ впередъ въ сознаніи массъ. Чартисты сознательно противуполагали интересы эксплуатируемыхъ классовъ интересамъ ихъ эксплуататоровъ. Они сознательно выставляли изъ-за своего политическаго знамени свои экономическія задачи: передъ 200,000 человѣкъ ораторы чартизма говорили на митингахъ: "Чартизмъ есть не политическій вопросъ, причемъ дѣло идетъ о томъ, чтобы вы получили право выбора, чартизмъ есть вопросъ обѣда; хартія означаетъ хорошее жилище, хорошую пищу и питье, благосостояніе и короткое время работы". И нетолько массы понимали это: понимали это и лучшіе представители интеллигенціи. Томасъ Карлейль писалъ въ 1839 г. ("Chartism"). "Чартизмъ обозначаетъ горькое недовольство, дошедшее до ожесточенія и до безумія, дурное состояніе или дурное настроеніе рабочихъ Англіи. Это новое названіе для вещи, имѣвшей много названій и долженствующей въ будущемъ имѣть еще много новыхъ... Пока сущность осталась та же, будутъ существовать новыя и новыя ея воплощенія... По истинѣ, требованія бѣднаго рабочаго составляютъ нѣчто совершенно отличное отъ того, что могъ бы ему дать "Статутъ 43-го года правленія Елисаветы"... Не за это, а за нѣчто совсѣмъ иное борется его сердце. "Онъ борется за справедливость, за "справедливое вознагражденіе" -- и не только деньгами... Чувство несправедливости -- вотъ что невыносимо для всѣхъ людей... Управленіе низшихъ классовъ высшими на основаніи принципа невмѣшательства невозможно болѣе въ Англіи... Въ отношеніи очень многихъ вещей должно бы стремиться къ прекращенію Laissez faire. Но въ отношеніи къ бѣднымъ крестьянамъ, у которыхъ нѣтъ картофеля, въ отношеніи къ ремесленникамъ Trades Union'омъ, въ отношеніи къ ткачамъ-чартистамъ пришло время ему или прекратиться, или немедленно придетъ въ дѣйствіе худшая вещь -- зажигательныя спички, бутылки съ купороснымъ масломъ, подержанные пистолеты -- вещь, очевидно, невыносимая для всѣхъ... Для насъ... билли о реформѣ, французскія революціи, Луи-Филиппы, чартизмы, три дня возстанія не остаются болѣе необъяснимыми. Гдѣ большинство людей находится въ сносно-хорошемъ положеніи, тамъ все хорошо; гдѣ ему не хорошо, тамъ все дурно. Классы, одаренные рѣчью, говорятъ и дебатируютъ, каждый за себя; великій нѣмой классъ лежитъ зарытый въ глубинѣ, и если хочетъ пожаловаться на свое страданіе, долженъ произвести землетрясеніе... Парламентскій радикализмъ, выражавшій членораздѣльною рѣчью неудовольствіе англійскаго народа, не можетъ быть обвиненъ худшимъ его врагомъ, будто онъ не имѣлъ назначенія... Мрачные нѣмые милліоны, покрытые пылью и потомъ, раздраженные и тоскующіе, стояли около этихъ людей, говоря имъ, пытаясь сказать, какъ умѣютъ: "Смотрите, мы обездолены; наше существованіе болѣзненно; мы не можемъ жить подъ давленіемъ несправедливости, ступайте и достаньте намъ справедливости". Потому что, кричали ли бѣдные рабочіе о законѣ, опредѣляющемъ продолжительность работы, о фабричномъ законѣ, о хлѣбномъ законѣ, они думали всегда это... Извѣстно, какимъ образомъ парламентскій радикализмъ исполнилъ эту миссію, порученную ему тому 8 лѣтъ. Массы были посажены въ ожиданіи за пиръ, безъ права пользоваться яствами: ихъ приглашали питаться воображеніемъ о яствахъ. Что далъ имъ радикализмъ? что, кромѣ призраковъ вещей, онъ даже требовалъ для нихъ?.. Народу, наконецъ, надоѣло... Чартизмъ есть одно изъ самыхъ естественныхъ явленій въ Англіи... Надо бы удивляться не тому, что чартизмъ существуетъ; но достойная вниманія сторона чуда заключается въ томъ, что голодный народъ, приглашенный на пиръ, чтобы питаться воображеніемъ о яствахъ, сидѣлъ за этимъ столомъ восемь лѣтъ, терпѣливо ожидая чего либо отъ имени министерства реформы, и только послѣ восьми лѣтъ потерялъ надежду".

Ловеттъ принималъ дѣятельное участіе и въ этомъ движеніи и, какъ старый чартистъ, вошелъ въ нынѣшнемъ году въ некрологъ "Times", вмѣстѣ со своимъ товарищемъ и противникомъ, Фростомъ. И въ этомъ самомъ крупномъ движеніи англійскаго пролетаріата, онъ былъ, согласно своему характеру, защитникомъ мирнаго направленія "нравственной силы", тогда какъ ирландецъ О'Конноръ съ Фростомъ и другими видѣли, что это оружіе въ данномъ случаѣ едвали можетъ быть достаточно, проповѣдывали "физическую силу", но, какъ часто бываетъ въ исторіи, сами стояли, по пониманію и характеру, далеко ниже роли, которую дали имъ обстоятельства. Чартизмъ прошелъ бурнымъ, метеоромъ чрезъ исторію Англіи въ концѣ первой половины XIX вѣка, сначала омрачивъ довольство господствующихъ классовъ въ первые годы царствованія молодой королевы, потомъ пытаясь сдѣлаться въ Англіи отраженіемъ общеевропейской бури 1848 г. Но и его программа оказалась несоотвѣтственною требованіямъ времени. Разочарованіе въ предводителяхъ движенія, пластыри, наложенные на раны страны отмѣною хлѣбныхъ законовъ, рядомъ фабричныхъ законовъ и предоставленіемъ большей самостоятельности рабочимъ союзамъ, успокоили на время рабочій вопросъ въ Англіи такъ, какъ нельзя было ожидать въ тридцатыхъ годахъ. Но пластыри не излечили болей и въ Великобританіи не оказалось политическихъ докторовъ, которые могли бы излечить ихъ. Реформы, проведенныя самими тори, оставили далеко за собою опасенія временъ Грэя и Уэллингтона. Оказалось, что всѣ эти билли не привели къ революціи, а, скорѣе, отодвинули ее. Но англійскій народъ все питается призраками яствъ. Предсказать ходъ его исторіи въ настоящую минуту не легко.

Я постарался показать, въ связи съ автобіографіею Ловетта, какъ подготовлялся въ Англіи чартизмъ -- одно изъ самыхъ крупныхъ явленій въ исторіи англійскаго рабочаго народа. Эта статья вышла такъ длинна, что я не рѣшаюсь приступить къ самому очерку чартизма -- очерку, который требовалъ бы болѣе обширнаго развитія и заслуживаетъ отдѣльнаго этюда. Въ скромной и крайней мирной личности Ловетта читатель можетъ видѣть одинъ изъ многихъ историческихъ примѣровъ, какъ обстоятельства выносятъ людей добросовѣстныхъ, хотя не особенно талантливыхъ, на видную роль въ исторіи и какъ эти же обстоятельства принуждаютъ самыя сдержанныя личности принимать участіе въ историческихъ движеніяхъ самаго крайняго характера.

"Отечественныя Записки", No 3, 1878

Оставить комментарий Лавров Петр Лаврович (bmn@lib.ru) Год: 1878 Обновлено: 18/04/2023. 149k. Статистика. Статья: Публицистика Публицистика	Скачать FB2 Ваша оценка:

Лавров Петр Лаврович Автобиография старого чартиста

АВТОБІОГРАФІЯ СТАРАГО ЧАРТИСТА.

Лавров Петр Лаврович
Автобиография старого чартиста