Лаврентьева Софья Ивановна
Король-идеалист

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
 Ваша оценка:

   

Король-идеалистъ.

(прологъ.)

   Когда онъ родился,-- этотъ младенецъ, будущій король,-- къ его колыбели слетѣлся цѣлый рой крылатыхъ фей, спѣшившихъ наперерывъ надѣлить его своими дарами. Ему отпустили столько красоты, что и половины ея хватило бы на всѣхъ остальныхъ королей, и столько ума и талантовъ, что отъ нихъ бы поморщились министры всѣхъ королей.
   Когда всѣ дары были розданы, феи разлетѣлись. Но у колыбели, по обѣ ея стороны, остались двѣ феи, совсѣмъ не похожія на остальныхъ.
   Одна изъ нихъ была вся будто соткана изъ голубого эѳира и смотрѣла на младенца съ любовью матери. Совсѣмъ иной была другая, въ пламенномъ одѣяніи, съ сладострастнымъ взоромъ одалиски.
   -- Чего ты хочешь?-- проговорили онѣ въ одинъ голосъ, окидывая другъ друга подозрительнымъ взглядомъ.
   -- Глупыя феи забыли одинъ даръ!-- проговорила презрительно пламенная фея: онѣ не надѣлили ребенка страстями. Точно онъ можетъ жить среди людей безъ страстей!
   -- Я надѣлю его счастьемъ,-- тихо замѣтила голубая фея.
   -- Какъ ты наивна!-- еще презрительнѣй прервала первая.-- И ты думаешь, что, живя среди людей, не раздѣляя ихъ страстей, онъ можетъ быть ими понятъ и быть счастливъ?
   Голубая фея молча поникла головой.
   -- Не давай ему страстей!-- проговорила она умоляющимъ голосомъ, встрѣтивъ глубокій взоръ синихъ глазъ новорожденнаго младенца.-- Пусть онѣ будутъ ему чужды!
   -- Такъ не надѣляй его счастьемъ!-- повелительно произнесла пламенная фея.
   И обѣ отлетѣли, каждая унося съ собой свой даръ...
   Этотъ царственный младенецъ былъ сынъ баварскаго короля Максимиліана II и королевы Маріи, принцессы прусской, будущій король Людвигъ II, родившійся 25 августа 1845 г.
   Онъ былъ мистикомъ по природѣ, этотъ задумчивый, блѣдный мальчикъ, высокій не по лѣтамъ, стройный, какъ сосна его родныхъ лѣсовъ, съ огромными синими глазами, съ мечтательно устремленнымъ вдаль взоромъ. Онъ съ младенчества любилъ уединеніе, избѣгая шумныхъ игръ съ постояннымъ соревнованіемъ маленькихъ товарищей. Лѣтомъ онъ любилъ одинъ бродить по темнымъ аллеямъ парка стариннаго замка Гогеншвангау, а зимой -- по мрачнымъ заламъ замка, стѣны которыхъ были сплошь расписаны геройскими сценами древне-германскихъ легендъ, сливаясь душой съ жизнью этихъ героевъ.
   Любимымъ его героемъ былъ тогда Лоэнгринъ, -- рыцарь лебедя, спѣшившій на помощь и защиту угнетенныхъ. Такіе подвиги были близки незлобивой душѣ отрока, питавшей глубокую любовь и сочувствіе ко всему живущему, съ содроганіемъ отворачиваясь отъ всякаго насилія, отъ всего, что могло нарушить теченіе этой жизни. Съ ужасомъ внимая разсказамъ объ охотѣ на звѣрей и птицъ, онъ съ дѣтства преисполняется ненавистью къ этой "забавѣ"; и разъ, будучи еще восьми лѣтъ, стойко переноситъ наказаніе отца, рѣшительно отказавшись ѣхать съ нимъ на охоту: "смотрѣть,-- какъ онъ выразился,-- какъ убиваютъ бѣдныхъ животныхъ!"
   Съ еще большимъ содроганіемъ мыслитъ онъ о войнѣ. Сколько страданій переноситъ онъ въ франко-германскую войну, прежде чѣмъ подписать приказъ о мобилизаціи, колеблясь между желаніемъ удовлетворить свой народъ, порывомъ патріота содѣйствовать славѣ Германіи и ужасной мыслью, что однимъ взмахомъ своего пера онъ "подпишетъ столько смертей". Да, онъ былъ "не отъ міра сего", этотъ 18-тилѣтній юноша, поблѣднѣвшій, когда ему въ первый разъ сказали "Majestät", передъ страшной отвѣтственностью короля... Онъ задался однимъ желаніемъ -- жить для счастья своего народа; мечталъ о счастьи слиться съ нимъ душой, чуждый страстей, унесенныхъ пламенной феей, но не зналъ и счастья, которымъ тщетно хотѣла наградить его голубая.
   Зато какъ обильны были въ немъ дары другихъ фей! Всѣ поражались его умомъ, глубокимъ знаніемъ и изученіемъ всего, до чего только касалась его любознательность. Онъ не выходилъ безъ книги на прогулку, даже въ свои любимыя горы. Дѣятельность его была поразительна, простираясь отъ просмотра массы государственныхъ бумагъ и ежедневнаго, до послѣднихъ дней его жизни, пріема очередныхъ министровъ и секретарей! до занятій искусствами и планировкой садовъ. Отъ придворныхъ собраній и церемоній онъ временами удаляется въ свои замки "отдыхать за чтеніемъ классиковъ"... Онъ, молодой, красавецъ, король, передъ которымъ широко развертывалось поле всевозможныхъ искушеній и соблазновъ,-- онъ отвертывался отъ тѣхъ чаръ, что хотѣла ему навязать пламенная фея при его рожденіи. Его знаніе изящныхъ искусствъ было всеобъемлюще. Онъ хотѣлъ искусствомъ вліять на свой народъ, смягчать его нравы, развивать его вкусъ. Создаются школы прикладного искусства; художниковъ посылаютъ учиться во Францію и Италію, и художники говорятъ теперь, что "если они что знаютъ, то этимъ обязаны королю Людвигу II".
   Въ тѣхъ удивительныхъ замкахъ, которые онъ воздвигалъ, примѣняя къ нимъ свою удивительную фантазію, соединенную съ поразительной стиличностью, работали только баварскіе мастера и художники; все строилось только изъ баварскихъ матеріаловъ, прославляя славу баварскаго искусства. Онъ спасаетъ въ минуту тяжелаго гнета геній Вагнера... Но самъ онъ все время былъ подъ гнетомъ пошлой толпы, не понимавшей его генія!.. Ему не могли простить того, что онъ не спускался до ихъ пошлости; и его главное несчастье было въ томъ, что онъ былъ королемъ. Съ ихъ точки зрѣнія, будучи королемъ, онъ могъ предаваться всѣмъ страстямъ, потакая и раздѣляя ихъ собственныя, но не быть идеалистомъ, хотя это, какъ мы видѣли выше, и не мѣшало дѣлу. Но это мѣшало тѣмъ, кого болѣе тянуло въ низменныя сферы.
   Подпольная интрига недовольныхъ разрастается. "Всѣ мои занятія осуждаются и зло критикуются", говоритъ съ горькой усмѣшкой своимъ друзьямъ король идеалистъ. Не мудрено, что онъ еще болѣе по возможности уединяется, чтобы не быть безпрестанно подъ насмѣшливыми взорами этихъ бдительныхъ шпіоновъ. Его обвиняютъ даже въ "разореніи" страны, шипя на постройки его чудесныхъ замковъ. "Конечно, расходы на постройки этихъ замковъ были велики,-- пишетъ одинъ изъ "неподкупныхъ" лѣтописцевъ,-- но не превышали тѣхъ суммъ, что тратились другими властителями на ихъ разгулъ и любовницъ, и не обременяли налогами народъ..." А народъ обожалъ короля-идеалиста, смотрѣвшаго, какъ на брата, на простолюдина, пожимая дружески грубую, рабочую руку каждаго встрѣчавшагося ему на прогулкахъ крестьянина,-- народъ, который и доселѣ, почти послѣ 30-ти лѣтъ со времени смерти короля, умершаго 13 іюня 1886 г., дѣлаетъ культъ изъ его памяти, смотря на него, какъ на что-то священное! Нужно притомъ прибавить, что эти чудные замки, послуживъ баварскому искусству, теперь составляютъ доходную статью государству платой за ихъ осмотръ, чѣмъ давно уплатили и всѣ бывшіе на нихъ долги.
   Гдѣ же разгадка трагизма послѣднихъ годовъ и послѣднихъ дней жизни короля-идеалиста? Передъ нами два пункта... Онъ былъ ревностнымъ католикомъ, но прежде всего "христіаниномъ" въ самомъ широкомъ значеніи, и притомъ народникомъ; значитъ, былъ противъ того гнета, подъ которымъ держатъ душу народа іезуиты. Онъ изгналъ изъ Баваріи іезуитовъ, -- однимъ этимъ уже сказано довольно. Кто не знаетъ исторіи дѣяній іезуитовъ съ ихъ девизомъ: "цѣль оправдываетъ средства", и ихъ несокрушимой силой обрабатывать свои дѣла, не стѣсняясь "никакими средствами"?..
   Прежде чѣмъ прямо указать на второй пунктъ трагедіи, разскажу нѣчто комичное. Надъ дверями кассы замка Нейшванштейнъ (лучшаго изъ замковъ по невыразимой словами красотѣ) сдѣлано горельефомъ каменное изображеніе разъяреннаго пса.
   -- А!-- воскликнулъ одинъ горецъ, внимательно разсмотрѣвъ это сначала, повидимому, приведшее его въ недоумѣніе изображеніе:-- это Бисмаркъ! Онъ все лаялъ на нашего короля!
   Изгнанные изъ Баваріи Людвигомъ II іезуиты, съ ихъ несокрушимой силой подпольныхъ враговъ, съ клерикальной партіей, во главѣ которой тайно стоялъ "дядюшка" съ его влеченіемъ къ власти, мечтавшій и по полученіи этой власти о томъ, чтобы вернуть въ Баварію изгнанныхъ Людвигомъ II іезуитовъ, и Бисмаркъ, отъ "лая" котораго Людвигъ старался всю жизнь охранять Баварію, что вылилось у него разъ въ такихъ словахъ: "Бисмаркъ, кажется, хочетъ изъ Баваріи сдѣлать прусскую провинцію... И, быть можетъ, это ему когда-нибудь удастся!"
   "Въ Берлинѣ рѣшили, что настало время "объявить" Людвига сумасшедшимъ!" пишетъ одинъ австрійскій историкъ о томъ времени, когда подготовленная интрига стала понемногу, напирая на любовь короля-идеалиста къ уединенію, въ которомъ онъ отдыхалъ отъ придворныхъ дрязгъ, провозглашать его чудакомъ, ненормальнымъ, сумасшедшимъ, найдя твердую для того почву въ моментѣ, когда "Бисмаркъ сталъ заигрывать съ Ватиканомъ", значитъ игралъ въ руку клерикальной партіи, чему мѣшали взгляды короля, изгнавшаго іезуитовъ... Тутъ припомнятся и слова генерала Драгомирова о "безцеремонности" Бисмарка: "Il faisait flèche de tout bois!"
   Въ юности Людвигъ изъ легендарныхъ героевъ любилъ Лоэнгрина; позднѣе онъ избралъ Парсиваля, который, какъ онъ говорилъ, "склоняется передъ Верховнымъ могуществомъ". Онъ и склонился передъ Верховнымъ могуществомъ, не прибѣгнувъ къ "мірскому суду" съ его неправдой... Онъ оставался въ тиши своего любимаго замка Neuschwanstein, попрежнему занимаясь очередными дѣлами, хотя до него и доходили слухи о клеветѣ про его безуміе. Но неправедные судьи этимъ не удовлетворялись. Намѣченная жертва должна была погибнуть... Каины и Іуды не перевелись и доселѣ...
   "Вы явились, чтобы признать меня сумасшедшимъ?-- спокойно говоритъ Людвигъ доктору Гуддену, предательски тайно съ санитарами пробравшемуся въ замокъ. Но для этого вы должны прежде меня освидѣтельствовать!" Но Гудденъ не хотѣлъ соблюсти даже эту хотя бы обманчивую формальность яко бы честнаго врача, а не подкупленнаго явно предателя, напирая только на скорѣйшій его переѣздъ въ замокъ Berg (поближе къ Мюнхену и синклиту его верховныхъ враговъ). Тотъ, кто, какъ Парсиваль, склонялся передъ Верховнымъ небеснымъ могуществомъ, стоялъ слишкомъ высоко для того, чтобы вступить въ борьбу съ "нечестивыми". Онъ покорно несъ свой крестъ тѣ три дня, что провелъ въ замкѣ Berg, на берегу Штарнбергскаго озера, подъ вечеръ третьяго дня отправившись на прогулку съ Гудденомъ. И тайна его смерти въ волнахъ Штарнбергскаго озера осталась неразгаданной, и никто не подслушалъ, "о чемъ шепталъ надъ озеромъ тростникъ"...

С. Лаврентьева.

"Женскій сборникъ в пользу ялтинского попечительства о пріѣзжихъ больныхъ...", М., 1915

   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru