Лафонтен Жан
Нечто о Лафонтене Баснописце

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Изъ Фр. Mерк.)
    "Вестник Европы", No 9, 1805.

Нѣчто о Лафонтенѣ Баснописцѣ.

   Обыкновеніе заставлять дѣтей выучивать басни было извѣстно въ самой глубокой древности. Платонъ, будучи весьма строгимъ къ Гомеру, почиталъ Езопа превосходнымъ Моралистомъ. Онъ хотѣлъ, чтобы дѣти сосали басни: съ молокомъ матернимъ, чтобы кормилицы безпрестанно твердили имъ о басняхъ; думалъ, что симъ способомъ можно впечатлѣть въ умѣ и сердцѣ правила для будущаго поведенія: ибо младенцы съ жадностію слушаютъ повѣствованія, и съ любопытною внимательностію замѣчаютъ всѣ подробности. Лафонтенъ очень хорошо объяснилъ сіе философическое замѣчаніе о такомъ Искуствѣ, въ которомъ онъ самъ превзошелъ всѣхъ Древнихъ, и достигъ высоты изящества, до которой ни одинъ новѣйшій Писатель не возносился. "Вмѣсто того, чтобы видѣть себя принужденными исправлять наши навыки," такъ онъ пишетъ: "лучше будемъ стараться заблаговременно сдѣлать ихъ добрыми. Какой же способъ къ тому удобнѣе, ежели не басни? Скажите дитяти, что Крассъ, идучи на войну противъ Парѳянъ, зашелъ въ ихъ область, не подумавши о средствахъ изъ нее выдти; что долженъ былъ погибнуть самъ и погубить цѣлое войско, не смотря на всѣ старанія избавиться отъ бѣдствія. Скажите тому же дитяти, что лисица и козелъ спустились въ колодезь для утоленія жажды; что лисица, съ помощію спины: и роговъ своего товарища, какъ по лѣстницѣ вышла изъ колодезя, a козелъ напротивъ итого остался въ немъ, потому что не былъ предусмотрителенъ: изъ того слѣдуетъ, что во всякомъ случаѣ надобно смотрѣть на конецъ дѣла. Спрашиваю, какой изъ сихъ двухъ примѣровъ сдѣлаетъ въ дитяти большее впечатлѣніе? Не правда ли, что оно будетъ внимательнѣе къ послѣднему, то есть, къ такому, которой для его вразумительнѣе?"
   До Лафонтена мы не имѣли басенъ, если выключить нѣсколько опытовъ, весьма неудачныхъ. Хотя французской языкъ., прежде еще, нежели доведенъ до совершенства, отличался какою то милою простотою, которая естественно изчезала по мѣрѣ вычищенія языка; но ни кто изъ Поэтовъ не могъ соединить съ даромъ повѣствованія той любезной невинности, той цѣли нравоучительной, того искуства изображать душевныя свойства, которыхъ Басня требуетъ. Можетъ быть, одному Мароту удалось бы успѣть въ томъ, и быть для Лафонтена тѣмъ, чѣмъ былъ Мальгербъ для Руссо; но Maротъ, обративши все вниманіе свое на любовныя мѣлочи, не пытался проложить сей новой путь въ Поэзіи. Другому столѣтію было предоставлено судьбою произвести неподражаемаго Баснописца, тому столѣтію, въ продолженіе котораго всѣ части Словесности украсились образцовыми твореніями. Лафонтенъ, отъ природы тихій и боязливый, не устрашился идти по слѣдамъ своихъ предшественниковъ. Упомянувъ о Древнихъ, онъ говоритъ далѣе: "Новѣйшіе Писатели подражали древнимъ. Не только чужестранцы, но даже наши соотечественники оставили намъ примѣры. Правда, въ то время, когда они писали, языкъ былъ весьма не похожъ на нынѣшній, слѣдственно и нашихъ Писателей по сему должно причислять къ иностраннымъ. Но это не отвратило меня отъ предпріятія." Лафонтенъ иначе не сочинялъ, какъ по совѣту друзей; когда пришло ему на мысль приняться за басни, онъ сообщилъ свое намѣреніе. славному Академику Патрю, одному изъ лучшихъ нашихъ прозаическихъ Писателей. Патрю, устрашенный трудностями, сопряженными съ такимъ предпріятіемъ, совѣтовалъ Лафонтену писать прозою; ему казалось, что французская Поэзія, стѣсненная правилами столь строгими, никакъ не способна для милой небрежности, которой требуетъ повѣствованіе въ Басни. Какая была бы потеря для Словесности, если бы Лафонтенъ послушался сего робкаго совѣта! По счастію Поэтъ чувствовалъ свои силы я рѣшился на нихъ положиться; скоро другъ его приведенъ былъ въ крайнее изумленіе, увидя первые опыты его таланта.
   Басни Лафонтеновы не имѣли надобности въ комментаторахъ; многіе любители Словесности брали на себя трудъ заставить читателей чувствовать красоты, по мѣрѣ впечатлѣній, которыя сами они чувствовали. Изо всего, что было писано о семъ предметѣ, люди, имѣющіе вкусъ, извлекли заключеніе, которое почитаю приличнымъ здѣсь помѣстить. Талантъ Лафонтеневъ особенно состоитъ въ украшеніи нравоученія всѣмъ тѣмъ, что ни имѣютъ въ себѣ прелестнаго кроткая снизходительность, пріятной даръ нравиться, плѣняющее добродушіе, наконецъ воображеніе самое живое, самое гибкое.. Точная картина общества представляется вамъ въ сборищѣ животныхъ, которыхъ природныя побужденія преобразованы въ страсти. У нихъ видите наши учрежденія, наши обыкновенія, наши нравы, наши предразсудки. Каждое животное отличается особливымъ своимъ свойствомъ, и никогда отъ него не удаляется: онѣ разсуждаютъ о важныхъ дѣлахъ политическихъ и моральныхъ; не разительная противуположность между дѣйствующими лицами и предметами, о которыхъ онѣ толкуютъ 5 производитъ то, что вся важная строгость изчезаетъ. Езопъ и Федръ указали на сію остроумную мысль; Лафонтенъ разкрылъ ее и довелъ до совершенства. Кромѣ дара повѣствовать, который Лафонтенъ превзошелъ всѣхъ Баснописцовъ, онъ совершенно обладалъ искуствомъ давать лицамъ своимъ какую то комическую важность, всегда приличную характерамъ. У нихъ есть провинціи и города столичные; онѣ заключаютъ миръ и объявляютъ войну. Къ симъ важнымъ дѣйствіямъ Политики, Баснописецъ обыкновенно присоединяетъ cлaвнѣйшія историческія событія, упоминаетъ о древнихъ и новыхъ герояхъ; и сколь ни кажется страннымъ такое смѣшеніе, вы нигдѣ не увидите на принужденности, ни усилій. Напрасно захотѣли бъ вы искать въ Піитикѣ таинства, какимъ образомъ, безъ нарушенія приличіи, можно соединять великія черты историческія съ предметами маловажными; но Лафонтену было было открыто, хотя онъ самъ, можетъ быть, не подозрѣвалъ, что знаетъ его. Непреодолимая страсть къ своему искуству, которое называлъ очаровательнымъ, заставляла его, такъ сказать, принимать на себя виды лицъ, представляемыхъ въ баснѣ; читателю кажется, что не Лафонтенъ, но сами животныя говорятъ и разсуждаютъ: отъ того столько точности, столько любезности въ характерахъ и повѣствованіи. Въ басняхъ Лафонтеновыхъ нѣтъ ни строгой учительской морали, ни колкихъ наставленій Моліеровыхъ. Онъ зналъ, что снизходительность есть отличительное свойство аполога, котораго было первое назначеніе -- заманивать людей въ кругъ ихъ обязанностей. Главное и общее заключеніе, выводимое изъ басенъ Лафонтеновыхъ, есть: "должно съ терпѣніемъ покориться судьбѣ своей лучше убѣгать злыхъ, нежели съ ними бороться." Онъ рѣдко удаляется отъ сего ученія, столь сообразнаго съ самимъ его характеромъ; въ немногихъ только басняхъ отъ него отступаетъ, и противъ своего обыкновенія выводитъ слѣдствіе, что "со злыми надлежитъ вести войну безпрерывную." Сіе-то совершенное сходство характера Баснописца съ самымъ свойствомъ аполога украшаетъ его творенія прелестями неподражаемыми. Не смотря на то, Лафонтенъ имѣлъ еще возвышеннѣйшее понятіе о совершенствѣ Басни, и думалъ, что не достигъ до него. Вотъ собственныя слова его о семъ предметѣ, слова, дышущія скромностію и милымъ добродушіемъ: "можетъ быть, трудъ мой поселитъ охоту въ другихъ пойти далѣе и приближить Басню къ точкѣ совершенства."
   Многіе предпринимали идти по слѣдамъ его, но никто не превзошелъ Лафонтена. Да сихъ поръ онъ по всей справедливости почитается Баснописцемъ единственнымъ и образцовымъ.

(Изъ Фр. Mерк.)

"Вѣстникъ Европы", No 9, 1805

  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru