Лачинова Прасковья Александровна
В своих сетях

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

ВЪ СВОИХЪ СѢТЯХЪ.

Повѣсть.

I.

   Часовъ въ шесть пополудни вагоны Р...ской желѣзной дороги подъѣхали къ станціи и, выпустивъ нѣсколько пассажировъ, снова тронулись въ путь. Скоро опустѣлъ и воксалъ; на крыльцѣ осталась только семнадцатилѣтняя дѣвушка, съ однимъ сакъ-вояжемъ въ рукѣ. Она тотчасъ-же сдѣлалась жертвою толпы извощиковъ, которые, повидимому, готовы были скорѣе разорвать ее на части, чѣмъ отказаться отъ надежды свезти ее въ три-дорога до какого-нибудь мѣста. Ихъ толкотня и оглушительные возгласы возбуждали въ молодой дѣвушкѣ скорѣе удивленіе, чѣмъ страхъ; она смотрѣла на нихъ съ любопытствомъ, ничего не говоря, наконецъ спросила, сколько верстъ до села Сосновки.
   -- Версты четыре!-- Верстъ десять!-- Верстъ пятнадцать!-- Я за три рубля васъ свезу!-- Давайте два -- садитесь! раздался смѣшанный гулъ восклицаній.
   -- А дорога какая-же туда? Вотъ эта, что идетъ прямо? спросила дѣвушка, освобождая свой сакъ-вояжъ изъ рукъ одного извощика, который схватился за него и тащилъ его къ себѣ.
   -- Дорога эта самая -- все одна, все прямо! отвѣчали ей.
   Выслушавъ отвѣтъ, она сошла съ крыльца и поспѣшнымъ легкимъ шагомъ пошла къ воротамъ. Ошеломленные на минуту извощики кинулись за ней, забѣгая впередъ и крича:
   -- Наймите, наймите, барышня!
   -- Не найму, спокойно отвѣчала она и пошла по дорогѣ.
   Извощики наконецъ отстали, посылая ей вслѣдъ проклятія и грозя всевозможными бѣдствіями на пути.
   Она пошла пѣшкомъ по дорогѣ, очевидно наслаждаясь новостью своего положенія и новостью представлявшейся ей картины. Кругомъ нея лежала необозримая ровная пустыня вспаханныхъ черноземныхъ полей и на всемъ пространствѣ, какое только могъ охватить глазъ, не видно было ни пригорка, ни избушки -- ничего, что-бы нарушало торжественное однообразіе грандіознаго степного пейзажа, представлявшаго только небо и землю. Наташѣ, такъ звали молодую дѣвушку, казалось, что она движется по какому-то океану изъ рыхлой, мягкой, какъ бархатъ, земли, съ. широко-раскинувшимися надъ ней голубыми небесами. Дѣйствительно, эта картина производила на душу впечатлѣніе какого-то необъятнаго простора и безграничной свободы; дѣвушка была поглощена этимъ чувствомъ до того, что шла, какъ очарованная, впередъ, забывъ о цѣли своего путешествія.
   Но цѣль эта между-тѣмъ приближалась; дорога пошла подъ гору и мало-по-малу вдали обрисовались силуэты человѣческихъ жилищъ и деревьевъ; наконецъ, показалась роща и близь нея, одиноко стоящая, на отлетѣ отъ деревни, господская усадьба, съ домомъ и садомъ.
   Дорога, по которой шла Наташа, повернула, вправо и пошла вдоль плетня, огибавшаго длинный, вспаханный огородъ. Какая-то женщина, перегнувшись черезъ плетень, зорко смотрѣла на молодую дѣвушку. Издали Наташа могла только разглядѣть ея распущенные до плечъ черные волосы, развѣвавшіеся отъ вѣтра. Въ томъ мѣстѣ, гдѣ стояла женщина, плетень былъ очень низокъ и почти повалился; она осторожно переступила черезъ него и пошла на встрѣчу Наташѣ, притягивая ей руку, какъ зцакомой.
   -- Вы къ намъ? сказала она, улыбаясь:-- милости просимъ.
   -- Вы, вѣрно, madame Сосницкая? спросила въ свою очередь Наташа.
   -- Не madame, а mademoiselle, возразила она: -- я сестра Сосницкой.
   -- А я та самая гувернантка, которую рекомендовала ваша родственница...
   -- Да, да, моей сестрѣ, Юлинькѣ. Ей точно нужно гувернантку, у нея дѣти. У меня вотъ нѣтъ дѣтей, задумчиво добавила она, все стоя у плетня и внимательно разсматриш Наташу.
   Невозможно было опредѣлить года этой mademoiselle Сосницкой. Правильныя и очень красивыя черты ея лица совершенно поблекли, осунулись и покрылись однообразной блѣдностью; ея большіе, черные и блестящіе глаза казались еще больше отъ темныхъ впадинъ подъ ними.
   Одѣта она была больше чѣмъ просто: въ ситцевое, довольно грязное платье съ кофтой, которая, обтягивая плечи и руки, выказывала неестественную худобу тѣла; но не смотря на все это, ея манеры не были лишены изящества и благородства.
   -- Какъ-же идти къ вашему дому? Все вдоль плетня? спросила Наташа, нѣсколько удивляясь ея молчанію.
   -- Нѣтъ, пойдемте сюда, отвѣчала она и, взявъ ее за руку, повела черезъ рощу. Послѣ короткаго молчанія, она спросила.
   -- Вы замужемъ?
   -- Нѣтъ, отвѣчала Наташа.
   -- А. былъ у васъ когда-нибудь женихъ?
   -- Нѣтъ, не было.
   -- У меня былъ женихъ... давно когда-то, продолжала ея спутница: -- а вотъ теперь никого нѣтъ. Обѣ сестры мои замужемъ...
   -- Сколько дѣтей у madame Сосницкой? спросила Наташа.
   -- Сколько дѣтей? разсѣянно повторила та: -- двое. Нѣтъ больше: четверо... шестеро... Я не обращаю на нихъ вниманія, не считаю ихъ... Вотъ у Зои совсѣмъ нѣтъ дѣтей -- какое удивленіе!
   -- Кто это -- Зоя?
   -- Это моя другая сестра, тоже замужемъ, давно уже замужемъ...
   -- Вы живете съ сестрами? спросила Наташа.
   -- Нѣтъ; мы съ маменькой живемъ особенно, въ старомъ домѣ, а Сосницкіе во флигелѣ. У нихъ очень тѣсно, я не понимаю, гдѣ они васъ помѣстятъ; развѣ попросятъ Зою взять -- но Зоя не согласится...
   Во время этого разговора онѣ шли цѣликомъ черезъ рощу, съ трудомъ пробираясь черезъ колючіе кустарники и часто попадая въ грязь и въ муравьиныя кучи. Хотя Наташа и удивлялась такой неудобной дорогѣ, но все это имѣло для нея прелесть новизны, и она охотно шла вслѣдъ за своей спутницей.
   Роща была невелика; онѣ вскорѣ дошли до опушки и очутились въ совершенно пустынномъ мѣстѣ. Домъ виднѣлся далеко за ними.
   -- Куда-же мы пришли? спросила Наташа, останавливаясь.-- Мы отошли дальше отъ дома?
   -- Имѣйте терпѣніе; мы еще придемъ домой, отвѣчала ея спутница: -- придемъ сейчасъ. Я только вамъ покажу хорошее мѣсто.
   Она крѣпко ухватила Наташу подъ руку и быстро пошла по полянѣ; скоро обѣ онѣ очутились передъ крутымъ обрывомъ, внизу котораго лежалъ широкій, мутный прудъ. Это было очень мрачное мѣсто: по песчанымъ бокамъ обрыва росли высокія сосны и меланхолически наклонялись надъ прудомъ, вода котораго была такъ грязна, что казалась почти черною. Солнце зашло и съ запада приближалась и шла прямо на нихъ синяя туча.
   Спутница Наташи положила ей на плечо руку и таинственно сказала:
   -- Я васъ нарочно сюда привела, чтобъ насъ никто не подслушалъ. Мнѣ нужно у васъ спросить одну вещь... Но что-же это такое?.. Какая-же это вещь?.. Неужели у меня все вынули изъ головы -- даже память?
   Она остановилась, какъ-будто потеряла нить своихъ мыслей; глаза ея безцѣльно устремились въ пространство, одна рука поднялась и осталась неподвижною въ воздухѣ.
   У Наташи замерло сердце. Неясная догадка, носившаяся въ ея умѣ, внезапно приняла всю ясность убѣжденія: передъ ней была сумасшедшая. Теперь она сама удивлялась, что не догадалась объ этомъ тотчасъ-же. Прежде чѣмъ она успѣла сообразить, что ей дѣлать, спутница ея опять заговорила, близко наклоняясь къ ея лицу:
   -- Читали вы трактатъ о помѣшательствѣ?
   Наташа молчала.
   -- Какъ вы думаете, продолжала она:-- бываютъ-ли бываютъ помѣшанные?.. Неужели возможно отнять у человѣка умъ?.. Вѣдь умъ находится внутри мозга: какъ-же его оттуда вынуть, не умертвивъ человѣка?
   -- Конечно, нельзя, сказала Наташа;-- однако пойдемте скорѣе домой, собирается гроза.
   -- Вы говорите:-- нельзя? возразила та, не слушая того, что не относилось къ ея мысли, -- а знаете-ли, что со мной это сдѣлали? У меня отняли сначала красоту, потомъ талантъ, потомъ воспоминаніе и ощущеніе, и наконецъ самый умъ. Какъ это сдѣлали, какими чарами -- я не знаю, не могу сказать... Все взяли, ничего не оставили!.. Нищая, нищая я теперь!
   Она всплеснула руками, лицо ея приняло выраженіе такого мучительнаго отчаянія, что у Наташи захватило духъ.
   -- Если-бъ вы знали, что это такое! продолжала она: -- все потерять! самой себя не найти! Это еще ничего такіе воры, которые заберутся въ домъ и обокрадутъ платье и деньги, но каковы тѣ воры, которые залѣзутъ въ душу къ человѣку, въ мозгъ, въ кости и все оттуда выгребутъ?
   -- Кто-же могъ это сдѣлать? тихо спросила Наташа.
   -- Я знаю кто! И вы, навѣрное знаете! отвѣчала сумасшедшая, таинственно кивая головой:-- Я все знаю... Улика есть... А какъ уличить?.. Страшно и подумать!
   Наташа попыталась взять ее за руку и увести, но она вырвалась съ гнѣвомъ; лицо ея пылало
   -- Съ чего вы взяли мной распоряжаться? заговорила она:-- Кто вы такая и что вы такое? Вотъ если вы мнѣ скажете средство возвратить красоту и умъ, тогда я васъ послушаюсь. А!.. не знаете?.. А я знаю: надо семнадцать часовъ просидѣть въ этомъ пруду; я за этимъ сюда и пришла. А вы оставайтесь на берегу и караульте, чтобъ мнѣ не помѣшали.
   Съ этими словами она начала проворно спускаться съ обрыва по страшной крутизнѣ. Наташа обмерла и бросилась за нею, но при первомъ ея прикосновеніи, помѣшанная вся перегнулась и закричала такъ пронзительно, такъ дико, такимъ нечеловѣческимъ голосомъ, что ошеломленная Наташа выпустила ее и отступила. Сумасшедшая побѣжала внизъ, спотыкаясь о камни, и ступила въ воду. Ужасъ и жалость охватили сердце Наташи; не помня сама себя, она сбѣжала съ обрыва и охватила руками бѣдную сумасшедшую, умоляя ее воротиться.
   -- Мнѣ страшно! кричала несчастная женщина, задыхаясь: -- страшно! страшно! вода колышется... я боюсь!
   Наташа прижала ее къ себѣ, но лишь только сумасшедшая почувствовала, что ее увлекаютъ къ берегу, какъ огласила воздухъ пронзительными криками и, вся посинѣвъ и стуча зубами, опустилась на руки Наташи, какъ безжизненное тѣло, такъ-что та едва могла удержать ее.
   Неизвѣстно чѣмъ-бы это кончилось, если-бъ въ эту минуту наверху обрыва не послышался трескъ сосновыхъ вѣтвей подъ чьими-то шагами. Какой-то мужчина въ нѣсколько скачковъ сбѣжалъ съ крутизны и взволнованнымъ голосомъ окликнулъ:
   -- Клавдія Павловна!
   При звукѣ этого голоса, искаженныя черты помѣшанной тотчасъ приняли нормальное положеніе; она приподняла голову и, прислушиваясь, проговорила тихо:
   -- Кто это? что это такое?
   -- Клавдія Павловна, идите сюда, сказалъ опять незнакомецъ.
   -- Кто это такой? задумчиво говорила Клавдія.-- Я это лицо знаю... Ахъ! да вѣдь это онъ... это Леонтьевъ! Петръ Алексѣевичъ Леонтьевъ!..
   Послѣднія слова она прошептала на ухо Наташѣ и послѣ этого со стономъ закрыла лицо руками.
   Леонтьевъ, видя критическое положеніе Наташи, немедленно освободилъ ее отъ объятій помѣшанной.
   Клавдія, безъ всякаго сопротивленія, позволила взять себя на руки и вынести на сухое мѣсто. Пристально глядя на Наташу, она шепнула Леонтьеву:
   -- Вѣдь это Зоя! какъ она съумѣла такъ хорошо принять на себя чужой видъ!..
   -- Это не Зоя, громко отвѣчалъ тотъ и, подойдя къ Наташѣ, наклонился къ ней съ участіемъ. Она сидѣла на землѣ, ея платье было мокро, она дрожала отъ холода; бурнусъ ея остался наверху горы, шляпа упала и густые бѣлокурые волосы тяжелой массой лежали на ея плечахъ.
   -- Вы очень озябли? спросилъ онъ ее и взялъ ея руку съ такимъ жестомъ, по которому можно было безошибочно догадаться, что онъ докторъ. Его глаза встрѣтились съ глазами Наташи и онъ нѣсколько секундъ наблюдательно смотрѣлъ на нее.
   Леонтьеву было около тридцати лѣтъ, его большіе задумчивые глаза свѣтились умомъ, а мягкія очертанія рта показывали доброту; все выраженіе лица его было до крайности симпатично. Что касается Наташи, то она была такъ хороша и такъ молода,. что всякій, при встрѣчѣ съ нею, долго не отвелъ-бы отъ нея глазъ.
   -- Да, я очень озябла, сказала она, съ трудомъ выговаривая слова.
   -- Такъ ступайте скорѣе вотъ по этой дорогѣ прямо въ домъ. Бѣгите бѣгомъ, чтобы согрѣться. Позвольте, однако. спросить, откуда вы сюда попали?
   Наташа сказала, кто она и зачѣмъ очутилась здѣсь.
   Между-тѣмъ, Клавдія все время была погружена въ задумчивость и говорила вполголоса:
   -- Какъ онъ говоритъ, что это не Зоя? Я знаю, что это Зоя, потому-что она хотѣла утопить меня... Ахъ! нѣтъ! Зоя спряталась вонъ тамъ за кустомъ, она думаетъ, что я ее не вижу!
   Она продолжала говорить безсвязныя рѣчи до тѣхъ поръ, пока Наташа не собралась уходить; тогда она позвала и схватила ее за руку.
   -- Mademoiselle, mademoiselle! быстро заговорила она пофранцузски: -- ne me quittezpas! Видите, тутъ спрятаны за всѣми кустами шпіоны; я не хочу оставаться одна съ Леонтьевымъ.
   -- Такъ пойдемте всѣ вмѣстѣ, сказалъ Леонтьевъ.
   -- Я не пойду пѣшкомъ, я не могу идти, капризно и своенравно возразила Клавдія: -- мнѣ холодно, у меня болятъ ноги -- развѣ не могутъ прислать за мной лошадей?.. У меня все взяли, всю меня обокрали, неужели я должна еще терпѣть матеріальное лишеніе? Это вы, Петръ Алексѣевичъ, научаете всѣхъ противъ меня? А за что? что я вамъ сдѣлала?.. Вы слушаете Зою?..
   Въ послѣднихъ словахъ ея звучало столько горечи, столько раздраженія и боли, что Леонтьевъ сдѣлался блѣденъ и, махнувъ Наташѣ рукой, поспѣшно сказалъ ей:
   -- Идите скорѣй; велите прислать сюда лошадь. Не мѣшкайте, пожалуйста.
   Наташа побѣжала бѣгомъ по указанному направленію и скоро дошла до небольшого господскаго дома, довольно ветхой наружности.
   Тамъ всѣ были уже въ переполохѣ. Передъ крыльцомъ стояли человѣка три работниковъ и переговаривались съ господами, которые посылали ихъ отыскивать сумасшедшую. Хозяинъ дома, Сосницкій, настаивалъ на томъ, что Клавдія ушла въ городъ; а жена его увѣряла, что она зашла въ болото и тамъ завязла.
   Появленіе Наташи въ мокромъ платьѣ привело всѣхъ въ неописанное изумленіе. Когда наконецъ объяснилось, кто она такая и какъ сюда явилась, Сосницкій слегка поклонился и сказалъ, указывая на свою шею безъ галстуха:
   -- Извините, что вы меня застали въ такомъ костюмѣ. Впрочемъ, вы и сами... Признаться сказать, я никакъ не ожидалъ васъ въ такомъ видѣ. Скажите, что васъ заставило идти пѣшкомъ отъ станціи? Развѣ ямщиковъ не было?
   -- Ямщики были, отвѣчала Наташа, -- но я хотѣла прогуляться; здѣсь не больше трехъ верстъ.
   -- Это довольно странная прогулка: вы ѣдете въ благородный домъ, стало быть надо явиться туда прилично, а не какъ богъ знаетъ кто! У насъ пѣшкомъ только бабы ходятъ. Ежели у васъ не было денегъ, чтобъ нанять экипажъ, такъ вы-бы должны были назначить намъ день и мы-бы за вами выслали. А теперь вы и себя, и насъ оконфузили!'
   Наташа не прерывала Сосницкаго, потому-что не могла опомниться отъ негодованія при этой дерзкой рѣчи. Первое вступленіе ея въ новую жизнь ознаменовывалось тѣмъ, что первый встрѣчный присвоивалъ себѣ право контролировать ея дѣйствія и личные вкусы! Яркій румянецъ вспыхнулъ на ея щекахъ, глаза загорѣлись, и она рѣшительно сказала:
   -- Я нанималась въ гувернантки затѣмъ, чтобъ учить дѣтей, а не затѣмъ, чтобъ исполнять чужія прихоти. Если вамъ не нравится, что я шла пѣшкомъ, не берите меня: я найду себѣ другое мѣсто. Но знайте, что я буду ходить и ѣздить, куда сама захочу.
   Она еще недоговорила, какъ въ рукахъ Сосницкаго мгновенно очутился галстукъ, который онъ проворно надѣлъ на шею и сказалъ извинительнымъ тономъ:
   -- Помилуйте, я, кажется, ничего такого не сказалъ!.. Милости просимъ, я очень радъ... Мы васъ такъ ждали съ женой...
   Онъ обернулся назадъ: Юліи Павловны Сосницкой уже не было тутъ; хотя она и стояла на крыльцѣ, въ минуту появленія Наташи, но, разсмотрѣвши новую гувернантку, убѣжала въ свою комнату, волнуемая смятеніемъ и гнѣвомъ.
   Юлія Павловна была болѣзненная, худая брюнетка, съ смуглымъ длиннымъ лицемъ, обычное выраженіе котораго говорило о недодовольствѣ своей судьбой.
   Наткнувшись на кормилицу съ ребенкомъ, она тотчасъ-же излила передъ ней свои чувства:
   -- Подумай только, сказала она ей:-- прислали мнѣ изъ Петербурга модницу, которая только и будетъ дѣлать, что волосы себѣ помадить да расчесывать! Я просила, чтобъ солидную издамъ нашли мнѣ для Андрюши, чтобъ она была въ годахъ, чтобъ ей никакія гадости ужь на унъ не шли, а они какъ на смѣхъ дѣвчонку прислали! Она не только за дѣтьми не присмотритъ -- за ней самой надо няньку приставить!
   -- Ишь какъ! замѣтила изумленная кормилица.
   -- И сейчасъ видно, что нахальная дѣвчонка: прибѣжала, какъ съ цѣпи сорвалась, мокрешенька вся -- просто срамъ! Вывалялась гдѣ-то въ водѣ, въ грязи, да такъ въ домъ и лѣзетъ: ну хоть-бы какой нибудь у нея былъ стыдъ!..
   -- На чтожъ вы эдакую-то берете? спросила кормилица.
   -- Не-моя воля; такъ Василью Ивановичу угодно, отвѣчала Юлія Павловна, вдругъ превращаясь въ смиренную и забитую жену: она очень любила играть по временамъ эту роль и представлять своего мужа деспотомъ.
   Этотъ интимный разговоръ еще продолжался, когда Сосницкій вошелъ въ комнату.
   -- Ты что прячешься отъ гувернантки? обратился онъ къ женѣ,-- что къ ней не выдешь?
   -- Къ дѣвчонкѣ-то, къ цыганкѣ-то этой? возразила Юлія Павловна:-- да я и незнаю, кто она такая: можетъ; она бѣглая, безпаспортная! Развѣ такія гувернантки бываютъ?
   -- Такъ ты-бы такъ прямо и писала, чтобъ тебѣ стараго урода прислали, рябую и горбатую, сказавъ мужъ.-- Это обыкновенно гувернантка, какъ гувернантка, онѣ всѣ молоденькія!
   У Юліи Павловны нервически задрожали губы.
   -- Молодыя молодымъ разница, сказала она.-- Эта только о своемъ лицѣ думаетъ, только одно кокетство у ней въ головѣ.
   -- Я покамѣстъ еще ничего не вижу, возразилъ, пожимая плечами, мужъ.-- Вѣдь Андрюшу надо же учить, нельзя же безъ гувернантки, у другихъ и по двѣ гувернантки бываетъ!..
   -- У другихъ, да не у насъ! запальчиво сказала жена.-- У кого мужъ хорошій, тѣмъ можно держать гувернантокъ. Вотъ Зоя настоящая счастливица... Мужъ у нея благородный, честный, жену любитъ, никого кромѣ нея знать не хочетъ, во всемъ ей угождаетъ. А ты вѣдь только и норовишь, чтобъ куда нибудь сбѣжать; какая же моя судьба: загубили меня совсѣмъ злые люди, за изверга отдали...
   Мужъ махнулъ рукой и ушелъ.
   

II.

   Когда Наташа вышла къ чаю на слѣдующее утро, хозяинъ и хозяйка встрѣтили ее церемонно, какъ гостью. Оба были очевидно принаряжены для нея и старались выставить себя въ самомъ выгодномъ свѣтѣ.
   -- Гдѣ-же дѣти? спросила Наташа:-- я вчера не успѣла познакомиться съ ними.
   -- Андрюша сейчасъ здѣсь былъ -- убѣжалъ отъ васъ, отвѣчала Юлія Павловна:-- не привыкъ еще, боится.
   -- Его очень, настращали, замѣтилъ, улыбаясь, Сосницкій:-- какъ только онъ зашалитъ, ему сейчасъ грозили, что пріѣдетъ мамзель и посадитъ учиться.
   -- Стало быть онъ считаетъ ученье чѣмъ-то въ родѣ наказанія? спросила Наташа.
   -- Да, ужасно боится! Знаете, вы съ нимъ будьте построже, его мать страхъ какъ избаловала.
   -- Полно говорить вздоръ, перебила Юлія Павловна, находившая, что мужъ ея слишкомъ много говоритъ съ гувернанткой.-- Какъ вы себя чувствуете послѣ вчерашняго, Наталья Александровна?
   -- Я совершенно здорова, а что Клавдія Павловна?
   -- Что ей дѣлается! съ какимъ-то презрѣніемъ произнесла Юлія Павловна.-- Ей не въ первый разъ; она вѣдь ничего не чувствуетъ. Я совѣтовала мамашѣ запирать ее,-- не хочетъ! Когда нибудь дождется, что она домъ сожжетъ!
   -- А давно она больна? спросила Наташа послѣ нѣкотораго молчанія.
   -- Пять лѣтъ. Прежде красавица была, а теперь вотъ какая стала!
   -- Да отчего-же это съ ней сдѣлалось?
   -- Оттого, что замужъ не вышла, хладнокровно отвѣчала Юлія Павловна, наливая себѣ кофе.
   -- Ну! у тебя на все одна причина! не вытерпѣлъ мужъ: -- вовсе не оттого!
   -- Я знаю, что я у тебя всегда въ лгуньяхъ, раздражительно прервала Юлія Павловна.-- Пожалуй, ты скажешь, что она и не влюблена была, и замужъ не собиралась? И это я солгала, по твоему?
   -- Нѣтъ, ты не солгала, а только...
   -- Такъ за что же ты меня въ лгуньяхъ ставишь при постороннемъ человѣкѣ? Вы свидѣтельница, Наталья Александровна, что онъ сейчасъ мнѣ сказалъ, что я неправду говорю?
   -- Можетъ быть, Василій Ивановичъ совсѣмъ не то хотѣлъ сказать, онъ не успѣлъ еще докончить, попробовала было Наташа водворить миръ между супругами.
   -- Ну да, подхватилъ обрадованный Сосницкій: -- я просто хотѣлъ сказать, что Клавдія сошла съ ума, оттого что любимый человѣкъ ей измѣнилъ и женился на другой.
   -- И я тоже говорила, что она замужъ не вышла, повторила Юлія Павловна.
   -- Камъ-же это было? разскажите пожалуста, попросила Наташа.
   -- А вотъ какъ, началъ Сосницкій, спѣша перебить жену, которая собиралась сама разсказывать:-- Клавдія полюбила этого самаго Леонтьева, котораго вы вчера видѣли...
   -- Мужа своей сестры? удивленно спросила Наташа.
   -- Нѣтъ, тогда онъ еще не былъ женатъ, а только ѣздилъ къ намъ часто, и замѣтно было, что Клавдія ему нравится, такъ-что мы всѣ того и ждали, что онъ за нее посватается, а она въ мемъ просто души не слышала. Ну и какой же вышелъ странный случай? Поѣхалъ Леонтьевъ въ городъ по какимъ-то свопъ дѣламъ, а Зоя выпросилась у матери въ городъ гостить къ теткѣ: нимъ и не въ доменъ, что они тамъ могутъ встрѣчаться, и часто видаться другъ съ другомъ; только вдругъ черезъ мѣсяцъ пріѣзжаютъ оттуда какъ снѣгъ на голову, обвѣнчанные! Каково было Клавдіи!
   Во время этого разсказа, Юлія Павловна дѣлала все возможное, чтобъ прерывать мужа и мѣшать ему говорить: она роняла ложки, спрашивала у него, гдѣ полотенце, гдѣ сѣрныя спички, гдѣ папиросы, кашляла, вытаскивала платье изъ подъ ножки его стула. Ей было досадно не то, что онъ разсказываетъ про ея сестеръ, но вообще зачѣмъ онъ говоритъ. Но Сосницкій твердо рѣшился досказать; чувствуя, что постороннее лицо не можетъ долго прожить въ ихъ домѣ, онъ пользовался этой минутой, чтобъ передать словами хоть какія-нибудь свои впечатлѣнія.
   -- Зачѣмъ же они обвѣнчались такъ тайно? спросила Натана.
   -- А кто-же ихъ знаетъ? Вѣрнѣе всего, что Зоя скрывалась отъ Клавдіи...
   -- Зоѣ нечего было отъ Клавдіи скрываться, перебила Юлія Павловна.-- Клавдія ему не жена была -- ей взять съ него нечего!
   -- Да вѣдь это-же неблагородно все таки у сестры перебивать, замѣтилъ Сосницкій.
   -- А Зоя чѣмъ тутъ виновата, что за нее Леонтьевъ посватался? вспыхнула Юлія Павловна.-- Развѣ его кто насильно тащилъ жениться? Вотъ вы всѣ такъ: сами на колѣнкахъ стоите, умоляете, чтобъ мы за васъ вышли, а потомъ и станете говоритъ, что васъ окрутили!
   -- Да ужь Зоя-то, конечно, окрутила Петра Алексѣича! возразилъ Сосницкій:-- зачѣмъ она тайно уѣхала за нимъ въ городъ?
   -- И умница, что поѣхала! Вѣдь если на мѣстѣ сидѣть, такъ ничего и не дождешься, а она теперь вотъ богатая помѣщица стала. Домъ у нея отличный, Наталья Александровна! Посмотрите, вотъ изъ окна видны ихъ домъ и садъ... А ужь счастлива какъ! Не всякой на долю выпадетъ имѣть мужа съ головой, кроткаго, честнаго, вѣрнаго.
   Они вышли на балконъ и Юлія Павловна указала Наташѣ на бѣлую линію двухъэтажнаго дома, полускрытаго въ только-что распустившейся зелени деревьевъ.
   -- Какое красивое строеніе, сказала Наташа,-- и какой огромный садъ кругомъ!
   -- Да, это все ихъ, съ гордостью сказала Юлія Павловна.-- Петръ Алексѣевичъ человѣкъ не бѣдный, и притомъ отличный хозяинъ, умный, домосѣдъ...
   -- А по моему, очень глупо сдѣлалъ Леонтьевъ, перебилъ Сосницкій,-- что переѣхалъ жить въ деревню. Отъ такого мѣста, отъ такой практики видти въ отставку -- это надо съ ума сойти!
   -- Онъ для жены это сдѣлалъ! По твоему, всѣ тѣ сумасшедшіе, которые хорошо съ женами живутъ, перебила Юлія Павловна, и на лицѣ ея уже выступили красныя пятна.-- Петръ Алексѣевичъ всего себя посвятилъ семейству; женѣ его не нравилось городское общество, онъ и сталъ жить въ деревнѣ!
   -- Чѣмъ-же онъ здѣсь занимается? спросила Наташа.
   -- У него тутъ сахарный заводъ, и кромѣ того онъ постоянно лечитъ: больные такъ и не отходятъ отъ его воротъ!
   -- А жена его что дѣлаетъ?
   -- Ахъ, она такая хозяйка, такая домосѣдка! возразила Юлія Павловна,-- даже у родныхъ рѣдко бываетъ: все дома, все съ мужемъ, все за работой; никакихъ у нея нѣтъ ни семейныхъ непріятностей, ни ссоръ, какъ вотъ у другихъ бываетъ, у кого мужья скверные!..
   -- Есть у нихъ дѣти?
   -- Нѣтъ, живетъ у нихъ его племянница, больная, капризная дѣвочка. Зоя всѣ ея капризы переноситъ, все для нея дѣлаетъ, какъ для родной дочери. Этимъ она показываетъ мужу, что она его любитъ и цѣнитъ.
   Сосницкій, вполнѣ побѣжденный женой, мало по малу умолкъ и скоро совсѣмъ ушелъ изъ комнаты. Наташа спросила, можно-ли ей видѣть Клавдію, и Юлія Павловна повела ее въ комнату сумасшедшей. Клавдія стояла у одной изъ стѣнъ, и усердно колотила по ней пальцами, какъ по клавишамъ фортепьяно. Ротъ ея былъ полуоткрытъ и она, казалось, напряженно прислушивалась къ воображаемымъ звукамъ.
   -- Украли талантъ! украли! сказала она, обращаясь къ Наташѣ:-- ничего не выходитъ, такъ какіе-то глухіе звуки, трели еще ничего, но аккорды пропали, совсѣмъ пропали!
   -- Узнаешь ты гостью? спросила Сосницкая, указывая на Наташу.
   -- Узнаю! мы вчера съ ней вмѣстѣ сидѣли въ прудѣ. Но мнѣ это не помогло. Вы вѣдь хотите быть гувернанткой? Жаль, что гувернантокъ вообще никто не любитъ. Вы надѣетесь быть любимы?
   -- Надѣюсь, улыбаясь, сказала Наташа.
   -- Чтобъ васъ любилъ мужчина, чтобъ онъ на васъ женился... Ахъ! да гдѣ-же это все?... У меня было много всего и все украли. Никакъ не могу припомнить, что именно украли, а надо бы вспомнить!.. Зоя... что-же сдѣлала Зоя? Я знаю, что она что-то сдѣлала...
   Она посмотрѣла вокругъ растеряннымъ взглядомъ, приложила руку ко лбу и начала бормотать и что-то ловить пальцами въ воздухѣ. Сосницкая сдѣлала Наташѣ таинственный знакъ и сказала вполголоса:
   -- Теперь на нее столбнякъ нашелъ, и она простоитъ на одномъ мѣстѣ часа два. Тутъ что ей ни говори, она ничего не слышитъ.
   Наташа промолчала и вышла съ стѣсненнымъ сердцемъ.
   Сосницкіе рѣшились, наконецъ, познакомить Наташу съ ея будущимъ ученикомъ Андрюшею, но это удалось имъ не такъ легко. Наташа, сидѣвшая въ ожиданіи въ диванной, слышала, какъ увѣщевали Андрюшу, какъ пичкали его вареньями, въ видѣ задатка за послушаніе; какъ онъ потребовалъ моченыхъ яблоковъ, и несообразность этого требованія вывела наконецъ изъ себя Юлію Павловну. Началась брань, гвалтъ, крикъ, потомъ глухая борьба и наконецъ послышалась топотня ногъ передъ дверями диванной. У Наташи сердце упало отъ страху. Это тащили Андрюшу, который молча извивался, прядалъ, кусался и цѣплялся ногами за мебель.
   -- Стань на ноги, непослушный мальчишка! говорила запыхавшаяся мать:-- кланяйся Натальѣ Александровнѣ, шаркай ножкой!
   Андрюша грохнулся на полъ и разразился яростнымъ воплемъ.
   -- Господи Боже мой! говорилъ Сосницкій, ходя въ досадѣ по комнатѣ; -- что за гвалтъ: это по неволѣ сбѣжишь изъ дому!
   -- Что-же ты еще отъ ребенка хочешь? возразила жена дрожащимъ отъ волненія голосомъ:-- онъ запуганъ, развѣ ты не видишь? Вѣдь нельзя такъ тащить безъ всякой деликатности; эти няньки, пожалуй, я руку свернутъ...
   -- Да кто велѣлъ тащить-то? Вѣдь ты? закричалъ Сосницкій.
   -- Еще бы, когда ты стоишь, какъ извергъ какой, надъ ребенкомъ! Я отъ тебя-то и велѣла убрать его съ глазъ долой!
   -- Вставай, Андрюша, сказалъ Сосницкій и протянулъ было руку къ ребенку, но Юлія Павловна съ дикимъ, истерическимъ крикомъ кинулась къ сыну и заслонила его своимъ тѣломъ.
   Сосницкій зажалъ уши и выбѣжалъ вонъ.
   Наташа стояла растерянная и дрожащая, не зная, что ей дѣлать. Юлія Павловна судорожно прижимала Андрюшу къ груди и цѣловала. Ободрившись этимъ, онъ поднялся и взглянулъ изъ подлобья на Наташу.
   -- Поди ко мнѣ, сказала она: -- я привезла тебѣ книгу съ картинками.
   -- Не хочу я твоихъ книгъ, не хочу съ тобой учиться! закричалъ онъ.-- Не стану тебя слушаться! Ты мерзкая, гадкая!
   Онъ плюнулъ на платье Наташи. Мать схватила его за ухо и снова плачъ, визгъ и ругательства огласили весь домъ.
   

III.

   Прошло нѣсколько дней, Наташа чуть не обезумѣла. Она попала въ какой-то другой міръ, гдѣ все шло навыворотъ. Объ ученіи не было и помину; Андрюша упирался и плевался точно такъ, какъ въ первый день, и не допускалъ къ себѣ Наташу даже на близкое разстояніе. Остальныхъ дѣтей пугали ею за шалости, грозя, что она посадитъ ихъ учиться и привяжетъ на цѣлый день къ книгѣ; такъ-что они, завидя ее, съ громкимъ ревомъ прятались за платья нянекъ. Сосницкій, боясь возбудить ревность жены, старался при ней обращаться съ Наташей грубо; сама Юлія Павловна была сухо церемонна, но по-видимому считала, что все идетъ въ домѣ нормальнымъ порядкомъ, и сбитая съ толку Наташа, не довѣряя ни себѣ, ни своимъ впечатлѣніямъ, рѣшилась ждать, не перемелется-ли въ самомъ дѣлѣ все въ муку, какъ говоритъ пословица.
   Короткія посѣщенія Леонтьева, который заходилъ нѣсколько разъ по случаю болѣзни меньшого ребенка, были для Наташи единственнымъ лучомъ солнца посреди окружающаго ее мрака. Онъ одинъ говорилъ съ ней понятнымъ ей языкомъ и разъ, провожая его черезъ садъ, она рѣшилась повѣрить ему всѣ свои недоумѣнія и мученія.
   -- На что-же вы надѣялись? спросилъ онъ, помолчавъ.-- Съ какими мыслями вы сюда ѣхали? Неужели вы думали, что здѣсь рай земной и люди ангелы?
   -- А неужели-же вездѣ будетъ такъ? возразила она съ трепетомъ.
   -- Я боюсь, что трудъ, который вы выбрали, будетъ вамъ не по силамъ. Вы еще не знаете, что такое провинція и провинціальные родители.-- Не могли-ли бы вы имѣть занятія другого рода?
   -- Какого рода? Что я знаю? Чему я училась? Притомъ-же для начала нужны денежныя средства; нужно нанимать квартиру и платить за все: вы знаете много-ли вырабатываютъ швеи, переплетчицы и тому подобныя работницы! Я думала, что въ гувернанткахъ я найду семью, буду любить дѣтей и они будутъ меня любить!...
   -- И дѣйствительность разбиваетъ ваши идеалы! Что-жъ? это такъ и надо, иначе вы никогда не выучитесь жить. Въ трудѣ есть горькія и тяжелыя стороны, для которыхъ нужно терпѣніе. на самомъ дѣлѣ, домъ Сосницкихъ нѣсколько даже выдается изъ ряду своей необыкновенной дикостью, и именно поэтому онъ можетъ быть для васъ отличной школой. Послѣ него, вамъ многое покажется легкимъ.
   -- Вы говорите такъ, съ жаромъ возразила Наташа, -- какъ будто вся жизнь должна проходить въ томъ, чтобъ готовиться къ какимъ-то будущимъ бѣдствіямъ. А когда же радоваться? когда же быть счастливой? Я увѣрена, что никакая человѣческая жизнь не бываетъ безъ проблесковъ счастія, и въ будущемъ я хочу представлять себѣ картины свѣта, а не мрака! Зачѣмъ это уныніе? зачѣмъ это подготовленіе къ воображаемымъ ударамъ? Это больше ничего какъ нравственная трусость!
   Леонтьевъ посмотрѣлъ на нее съ задумчивой и ласковой улыбкой.
   -- Правда, что это не годится для энергической натуры, сказалъ онъ: -- я только хотѣлъ сказать, что чѣмъ тяжеле жизненный опытъ, тѣмъ онъ дѣлаетъ человѣка тверже и крѣпче. Разумѣется, оставаться въ домѣ Сосницкихъ немыслимо, но нельзя же такъ вдругъ. Вотъ вы познакомитесь съ моей женой -- она хотѣла придти сегодня -- она можетъ дать вамъ хорошій совѣтъ. Одно время, до замужества, она сама занималась ученіемъ дѣтей, я вообще, у нея есть способность, какъ она говоритъ, сходиться съ женщинами. Это ничего, что она сестра Юліи Павловны, вы можете говорить съ ней вполнѣ откровенно.
   Тутъ къ Леонтьеву подошли больные и Наташа поспѣшила воротиться домой. Юлія Павловна глядѣла на нее съ враждебнымъ изумленіемъ; прогулка вдвоемъ съ мужчиной и къ тому-же еще женатымъ была такой вещью, которой она не могла легко переварить.
   "Какъ-бы она Андрюшу чему-нибудь не научила!" подумала она и пошла сообщать мужу свои подозрѣнія.
   Наташа сгорала нетерпѣніемъ познакомиться съ женой Леонтьева. Зоя Павловна пришла вечеромъ одна къ Сосницкимъ. Ея красивая, стройная фигура и длинныя черныя косы, спускавшіяся по обѣимъ сторонамъ ея шеи низко на грудь, произвели пріятное впечатлѣніе на Наташу. Она покраснѣла отъ удовольствія, видя, что гостья радушно протянула ей руку; но лишь только она коснулась этой руки, лишь только ея глаза встрѣтились съ пытливымъ взглядомъ Зои, лишь только раздался медленный, ровный голосъ Леонтьевой, какъ Наташа почувствовала необъяснимую антипатію къ этой женщинѣ. Желаніе найти въ ней друга, жажда изліяній, готовность слушаться ея совѣтовъ -- все это сразу замерло въ душѣ молодой дѣвушки. Наташа была сама не рада своимъ чувствамъ, тѣмъ болѣе, что Зоя Павловна была къ ней болѣе любезна и внимательна, чѣмъ она ожидала; но это ее не радовало; она была почему-то смущена и не знала, что отвѣчать на привѣтствія Зои. Та попросила ее сыграть на фортепьяно; Наташа охотно согласилась, надѣясь хоть этимъ доставить ей удовольствіе и загладить принужденность своего обращенія. Но во время игры ей было опять неловко: ей казалось, что Зоя съ напряженнымъ вниманіемъ разсматриваетъ ея лицо, ея позу, ея пальцы, почти не слушая музыку. Однимъ словомъ Наташа была совершенно разочарована въ своихъ надеждахъ и со страхомъ думала, что она скажетъ Леонтьеву о своей встрѣчѣ съ его женой.
   Наступала Троица -- престольный праздникъ въ Сосновкѣ, и дня за два въ домѣ поднялась суматоха, никогда невиданная Наташей. Всѣ комнаты мыли, скребли и чистили, катали боченки, отодвигали шкапы, переливали наливки изъ бутылей, перекладывали варенія. Безпрестанно что-то проливалось, что-то разбивалось; клюковный морсъ, забытый въ теплѣ, разрывалъ бутылки, самовары распаивались, дѣти попадали подъ кипятокъ, поскользались на мокромъ полу, падали и ушибались. Стонъ, плачъ и брань наполняли воздухъ отъ зари до зари; Юлія Павловна была постоянно въ такомъ раздраженіи, что нельзя было попадаться ей на глаза, такъ-что мужъ, дѣти и Наташа бѣжали по большей части скрываться во флигель къ ея матери.
   Въ утро на Троицу, Наташа встала въ какомъ-то тревожномъ состояніи духа. Ночью было жарко и душно: она почти не спала, ее томила тоска; Юлія Павловна, съ распущенными волосами и въ юбкѣ, носилась по всѣмъ комнатамъ, какъ карающая Немезида, придираясь ко всѣмъ и находя всѣхъ виноватыми.
   -- Наталья Александровна, сказала она, растворяя дверь ея комнаты, -- вы такъ и намѣрены въ бѣлой блузѣ ѣхать въ церковь? Теперь ужь одѣваться некогда -- благовѣстятъ.
   -- Я не поѣду къ обѣднѣ, отвѣчала Наташа.
   -- Это отчего?
   -- Душно тамъ будетъ; у меня и такъ голова болитъ.
   Юлія Павловна захлопнула дверь и побѣжала къ мужу.
   -- Ты, Василій Ивановичъ, съ чего это задумалъ въ церковь нынче не ѣхать? закричала она.-- Я думаю, нынче только нехристи одни у обѣдни не бываютъ.
   -- Съ чего ты это взяла? Я еще съ вечера сказалъ, что буду у обѣдни, отвѣчалъ Сосницкій, чистя шляпу.
   -- Ужь если ты дома останешься -- это богъ знаетъ что такое будетъ! Господи Боже мой, да это житья нѣтъ!
   -- Съ ума, что-ли, ты сошла? Говорю тебѣ -- ѣду!
   -- А я по лицу вижу, что ты норовишь остаться! Нѣтъ, я шутки съ собой шутить не позволю -- такъ и знай!
   -- Полоумная! пробормоталъ Сосницкій, стремительно выходя изъ комнаты.
   Наконецъ, все затихло въ домѣ, вся семья уѣхала къ обѣднѣ и Наташа осталась въ первый разъ одна. Низкія комнаты показались ей тѣсны и душны; она жаждала воздуха, свободы и простора и вышла въ садъ. Солнце пекло ея голову, плохо защищенную маленькой соломенной шляпой, но это ей было все равно. Ей хотѣлось уйти куда-нибудь подальше, въ поле или въ лѣсъ и, пройдя садъ скорыми шагами, она вышла черезъ калитку въ глухой переулокъ, ведущій въ полю. Наташа была ужь почти въ концѣ переулка, когда услышала за собою голосъ, называвшій ее по имени. Ея нервы были въ такомъ возбужденномъ состояніи, что этотъ внезапно раздавшійся голосъ испугалъ ее и заставилъ задрожать. Она стремительно обернулась и въ недоумѣніи смотрѣла на подходившаго къ ней Леонтьева.
   -- Что это? вы кажется нездоровы? спросилъ онъ, подавая ей руку.
   -- Нѣтъ, я здорова, сказала она и раскраснѣлась
   -- Я видѣлъ изъ своего сада ваше странствованіе, сказалъ Леонтьевъ,-- и задумалъ перехватить васъ на этой дорожкѣ. Вамъ нынче праздникъ: вы однѣ?
   -- Да, всѣ уѣхали въ обѣднѣ.
   -- И и также остался одинъ дома. Пойдемте во мнѣ, я вамъ покажу мой садъ. Отчего вы до сихъ поръ у насъ не были? Моя жена приглашала васъ.
   -- Развѣ я могу располагать собою? Андрюша сталъ немножко привыкать ко мнѣ, и Юлія Павловна не спускаетъ съ меня глазъ.
   Они вошли въ садъ Леонтьева черезъ узенькую калитку, совершенно скрытую побѣгами хмѣля, и вдругъ очутились, прямо изъ. подъ лучей палящаго солнца, въ таинственной мглѣ аллеи изъ вязовъ, между которыми росли бузина и рябина. Ихъ густая листва почти не пропускала свѣта, на дорожкѣ было сыро, кругомъ стоялъ запахъ смолы, хмѣля и липы.
   Наташа была, какъ очарованная: этотъ таинственный полумракъ пугалъ и привлекалъ ее; машинальнымъ, дѣтскихъ движеніемъ она взяла Леонтьева подъ руку.
   -- Это у меня потаенная калитка, сказалъ Леонтьевъ;-- для гостей сдѣланъ болѣе веселый входъ, а здѣсь почти никто не гуляетъ, всѣмъ кажется слишкомъ сыро и темно.
   -- Если-бъ я могла всегда сюда уходить! прошептала Наташа.
   -- Теперь вы знаете дорогу, улыбнулся Леонтьевъ;-- смотрите, какой богатый тернъ!
   Аллея начала рѣдѣть, и они шли уже между двумя рядами терна, обсыпаннаго бѣлыми цвѣтами, какъ снѣгомъ. Передъ ними разстилалась широкая дорожка, обсаженная дикимъ тминомъ, калуферомъ и мятой, вдали виднѣлись безконечныя куртины съ вишнями въ цвѣту и кустами смородины и барбариса.
   Но Леонтьевъ не пошелъ туда, а повелъ Наташу по узенькой тропинкѣ, посреди густой травы, и вдругъ передъ ними очутилась круглая бесѣдка изъ дубовбй воры, полу-скрытая огромными листьями папоротника и вьющимся хмѣлемъ. Она стояла на самомъ краю обрыва, внизу котораго струилась рѣка.
   -- Отсюда я хожу купаться, сказалъ Леонтьевъ, указывая на крутой спускъ.
   -- Какое дикое мѣсто, сказала Наташа,-- оно похоже на то, гдѣ мы въ первый разъ встрѣтились.
   Она вошла въ бесѣдку; тамъ стоялъ дубовый столъ и дубовая скамья; въ углу на гвоздѣ висѣло полотенце; въ окно лѣзли сучья шиповника.
   -- Какъ хорошо! сказала Наташа, садясь, -- здѣсь точно дона.
   -- Я радъ, что вамъ нравится, замѣтилъ Леонтьевъ;-- я было думалъ, что ни одной женщинѣ не можетъ быть по вкусу такая простота и дикость. Такъ вы не находите этого грубымъ, неизящнымъ?
   -- Если-бъ я была здѣсь хозяйкой, я всегда-бы тутъ сидѣла и занималась.
   -- Фантазіи! задумчиво сказалъ Леонтьевъ и повелъ Наташу въ болѣе обработанныя и освѣщенныя солнцемъ части сада. Тутъ вдоль дорожекъ пестрѣли тюльпаны, попадались цвѣтники, скамейки, бесѣдки изъ дерну и величественныя липовыя и тополевыя аллеи, изъ которыхъ одна вела прямо къ балкону, уставленному цвѣтами.
   -- Вы очень любите цвѣты? спросила Наташа, любуясь всѣмъ, что видѣла.
   -- Да, какъ вообще все изящное; говорятъ, что это украшаетъ жизнь, прибавилъ онъ, усмѣхнувшись.
   Съ балкона, они вошли въ домъ и Наташа увидѣла себя въ большой, прохладной комнатѣ, съ бѣлыми кисейными занавѣсами и цвѣтами на отворенныхъ окнахъ. Главную мебель комнаты составлялъ великолѣпный рояль, который тотчасъ привлёкъ къ себѣ взоры Наташи.
   Леонтьевъ открылъ рояль и, перебирая клавиши пальцами, сказалъ:
   -- Я купилъ этотъ рояль въ надеждѣ, что моя племянница Маша будетъ учиться музыкѣ, но, къ сожалѣнію, у нея нѣтъ способности. Зоя пробовала учить ее и должна была отказаться.
   -- Ваша жена музыкантша? спросила Наташа, садясь за рояль.
   -- Нѣтъ, она не играетъ, у нея пальцы слабы, но она знаетъ хорошо теорію музыки. Мнѣ право такъ жаль, что нельзя учить бѣдняжку Машу, а то я-бы попросилъ васъ давать ей уроки.
   -- Нельзя-ли мнѣ попробовать?
   -- Затрудненіе въ томъ, что она такая болѣзненная и щекотливая. Вообразитъ, пожалуй, что ее насильно заставляютъ учиться, а мнѣ-бы этого не хотѣлось.
   -- Почему-же она это вообразитъ? спросила Наташа.
   -- На нее находятъ иногда больныя фантазіи, которыя здоровому человѣку не пришли-бы на умъ. На нее всякая бездѣлица производитъ впечатлѣніе и я спускаю ей всѣ ея странности и капризы. Сегодня я было не хотѣлъ пускать ее въ церковь, потому-что воздухъ тамъ удушливый отъ цвѣтовъ, но жена говоритъ, что она всю ночь проплакала отъ такого горя, и, конечно, мы ей позволили ѣхать.
   Онъ замолчалъ, потому-что Наташа заиграла. Онъ слушалъ ее съ видимымъ удовольствіемъ, почти съ восторгомъ.
   -- Какъ вы славно играете! проговорилъ онъ задумчиво и прибавилъ почти про себя:-- Я такъ люблю музыку, что когда слышу хорошую игру, то забываю все и становлюсь счастливъ.
   Онъ вдругъ всталъ, какъ-будто желая стряхнуть съ себя какую-то докучливую мысль, я бодрыми, рѣшительными шагами направился къ двери.
   -- Я покажу вамъ свою половину, обратился онъ къ Наташѣ и провелъ ее черезъ коридоръ въ какую-то большую прихожую, гдѣ вокругъ стѣнъ тянулись ряды дубовыхъ скамеекъ; полъ былъ очень грязенъ и носилъ свѣжіе слѣды многочисленныхъ ногъ.
   -- Здѣсь я принижаю больныхъ, замѣтилъ Леонтьевъ, подходя къ лѣстницѣ, которая вела наверхъ.-- И сегодня даже приходили.
   -- Вы лечите ихъ даромъ? спросила Наташа, идя за нимъ по лѣстницѣ.
   -- Нельзя сказать, чтобъ совершенно даромъ; бабы обязаны мыть полы и лавки въ этой комнатѣ каждую недѣлю. Ну, вотъ мое богатство, моя аптека! прибавилъ Леонтьевъ, входя въ комнату, сплошь установленную шкапами, и съ удовольствіемъ останавливая глаза на рядахъ банокъ и бутылей. На длинномъ столѣ, покрытомъ черной клеенкой, стояли маленькіе вѣсы, гири, ящики съ инструментами и разные незнакомые Наташѣ предметы.
   -- У васъ нѣтъ помощника? спросила она.
   -- Нѣтъ; иногда мнѣ трудно бываетъ одному, но все-таки лучше, чѣмъ взять сюда посторонняго человѣка, съ которымъ не имѣешь ничего общаго. Если-бъ помощникъ могъ быть товарищемъ, интересоваться всѣмъ, чѣмъ я интересуюсь, знать все, что я знаю -- тогда другое дѣло; но это такая вещь, которую ни за какія деньги не купишь.
   -- Я думаю, сказала Наташа съ легкимъ колебаніемъ,-- мнѣ кажется... что вамъ могла-бы помогать ваша жена... Вѣдь составленіе лекарствъ доступное для женщинъ дѣло?
   -- Почему-же недоступное! возразилъ Леонтьевъ.-- Но женщины вообще не любятъ пачкать руки, не любятъ непріятныхъ запаховъ, скоро начинаютъ скучать, а тутъ нужно терпѣніе.
   -- Вотъ какого вы имѣнія о женщинахъ, сказала Наташа,-- а я, напротивъ, увѣрена, что никакая женщина не стала-бы скучать надъ полезнымъ дѣломъ.
   -- Будто? шутливо спросилъ Леонтьевъ и потомъ серьезно прибавилъ:-- Но даже и при доброй волѣ, вы, по непривычкѣ, моглибы сдѣлать что-нибудь небрежно или неосторожно.
   И, не дожидаясь отвѣта, онъ прошелъ въ лабораторію, гдѣ былъ устроенъ очагъ съ плитою, вокругъ котораго стояли мѣдные котлы и кастрюли. Вся комната была наполнена разной величины машинами и аппаратами.
   -- Это мое святилище, замѣтилъ Леонтьевъ,-- сюда никто не впускается, даже моя жена. Кто не знаетъ, какъ надо обращаться со всѣми этими машинами и жидкостями, тотъ можетъ надѣлать большихъ бѣдъ.
   Наташа начала разспрашивать обо всемъ, что видѣла, и Леонтьевъ показалъ нѣкоторые опыты и откупорилъ склянки.
   -- Названія эти всѣ я знаю, говорила Наташа, -- намъ въ гимназіи давали объ этомъ понятіе, но какая-же польза? Насъ ничему не учатъ настолько, чтобы мы могли примѣнить знанія къ дѣлу; да если-бы и могли, такъ женщину не допустятъ быть лаборантомъ или аптекаремъ. А какъ-бы я желала все это знать и умѣть дѣлать!
   -- Попробуйте-ка поднять котелъ и поставить на плиту, сказалъ Леонтьевъ, усмѣхнувшись.
   Наташа исполнила это, прежде чѣмъ онъ успѣлъ договорить.
   -- Вижу, что вы сильны я ловки, замѣтилъ онъ.-- Но тутъ дѣло не въ томъ, чтобъ что-нибудь вскипятить или потолочь;-- главное, надо, чтобъ тутъ присутствовали мысль и знаніе, чтобъ человѣкъ самъ, безъ указанія, догадывался, что измѣнить или прибавить, такъ чтобъ не надо было смотрѣть за нимъ,-- иначе это не помощь, а прибавленіе труда.
   -- Поэтому-то я и жалѣю, что намъ, женщинамъ, не даютъ знанія и практики, возразила Наташа.-- Ну, будьте такъ добры, покажите мнѣ, какъ варить пластырь, дайте мнѣ развести огонь! говорила она, вся раскраснѣвшись.
   Онъ молча показалъ ей, какъ разводить огонь и позволилъ покипятить нѣсколько времени какія-то спеціи, объясняя ихъ свойства.
   Она была весела и довольна, и спрашивала, неужели жена его не приходитъ сюда помогать ему.
   Онъ долго и задумчиво молчалъ.
   -- Когда я былъ очень молодъ, заговорилъ онъ наконецъ,-- то фантазировалъ въ родѣ васъ; но теперь я пришелъ къ убѣжденію, что мужъ и жена должны имѣть каждый свою область дѣятельности и свои личные вкусы, въ которые другой не имѣетъ права вторгаться. Вотъ я устроилъ себѣ эту лабораторію и пользуюсь въ ней полной свободой -- а это лучше всего!
   Какой-то неуловимый оттѣнокъ горечи звучалъ въ его тонѣ; помолчавъ немного, онъ продолжалъ:
   -- Есть у меня уголокъ еще завѣтнѣе лабораторіи; я не хотѣлъ-было вамъ говорить о немъ, но вы такъ всѣмъ интересуетесь, что вамъ пріятно показывать. Идите сюда.
   Онъ. отворилъ дверь въ маленькій кабинетъ, съ каминомъ, съ большимъ письменнымъ столомъ и съ цвѣтами на окнахъ. Мягкій турецкій коверъ покрывалъ весь полъ; вдоль стѣнъ стояли шкапы съ книгами.
   Наташа съ любопытствомъ разсматривала кипы тетрадей и книгъ на столѣ.
   -- Вы сочиняете?.. спросила она наконецъ.
   -- Нѣтъ, я не писатель, сказалъ онъ,-- но мнѣ хотѣлось-бя переложить на русскій языкъ одну медицинскую нѣмецкую книгу. Только, кажется, я взялъ на себя трудъ не по силамъ, а отказаться жаль!
   -- Зачѣмъ-же отказываться? спросила Наташа, перелистывая толстую нѣмецкую книгу.
   -- Затѣмъ, что я очень недостаточно знаю нѣмецкій языкъ; безпрестанно хвататься за лексиконъ не очень-то весело и много времени проходитъ даромъ. А работа завлекательная; двадцать разъ хотѣлъ бросить и -- не могу!
   Слова его привели Наташу въ сильное волненіе: нѣмецкій языкъ былъ ей такъ-же знакомъ, какъ русскій, и она живо представила себѣ, какъ легко могла-бы она устранить для Леонтьева всѣ неудобства и трудности, передать ему свое знаніе,-- и то, что теперь было для него неблагодарнымъ трудомъ, сдѣлалось-бы осмысленной, быстро подвигающейся работой.
   -- Вы знаете по нѣмецки? спросилъ ее Леонтьевъ, видя, что она углубилась въ чтеніе книги.
   -- Знаю; я могу ее перевести слово въ слово, могу передать вѣрно смыслъ каждой фразы, могу выучить васъ понимать обороты языка...
   Наташа замолкла на полусловѣ. Въ дверяхъ кабинета стояла Зоя Павловна Леонтьева, изящная, нарядная, въ свѣжемъ платьѣ, съ разбросанными по бѣлому полю васильками, съ букетомъ незабудокъ и резеды въ рукѣ.
   

IV.

   Леонтьевъ подошелъ къ ней и взялъ ее за руку.
   -- Какъ это ты насъ здѣсь нашла? спросилъ онъ.
   -- Я искала тебя по всему дожу, и наконецъ догадалась, сказала она и, снявъ перчатку, подала руку Наташѣ.
   -- Ахъ, теперь и наши пріѣхали отъ обѣдни, сказала Наташа.-- Меня, вѣрно, ищутъ,-- мнѣ надо бѣжать!
   -- Такъ никто не знаетъ, что вы ушли сюда? спросила Зоя своимъ ровнымъ медленнымъ голосомъ.
   -- Никто, отвѣчала Наташа и хотѣла выдти, но Леонтьевъ удержалъ ее.
   -- Погодите, Наталья Александровна, сказалъ онъ.-- Мнѣ-бы хотѣлось, чтобъ вы сегодня обѣдали у насъ, тѣхъ болѣе, что у насъ будутъ гости, это васъ развлечетъ.
   -- Я очень рада, сказала Наташа.-- Но не знаю, какъ это понравится Юліѣ Павловнѣ.
   -- Вотъ Зоя это уладитъ, сказалъ Леонтьевъ, положивъ руку на плечо жены.-- Сдѣлай одолженіе, Зоя, поди съ Натальей Александровной къ Сосницкимъ и постарайся, чтобъ они взяли ее къ намъ. Они сегодня обѣщались быть.
   -- Хорошо; пойдемте вмѣстѣ, Наталья Александровна, сказала Зоя, опять натягивая перчатки.
   -- Однако я и забылъ, что ты устала, заботливо замѣтилъ мужъ.
   -- Что-жъ такое, тутъ недалеко.
   Леонтьевъ поцѣловалъ ея руку и она вышла вмѣстѣ съ Наташей. Пока Зоя говорила съ мужемъ и смотрѣла на него, выраженіе лица ея было привлекательное и кроткое, но лишь только она осталась одна съ Наташей, какъ цсякая тѣнь улыбки исчезла съ ея губъ и они сжались съ ледяною холодностью; Наташа опять почувствовала тотъ-же трепетъ, какъ въ первый разъ.
   Онѣ прошли въ молчаніи лѣстницу, коридоръ, залу и вышли въ садъ.
   -- Вы вѣрно нарочно не пошли къ обѣднѣ, чтобъ остаться на свободѣ? заговорила наконецъ Зоя Павловна.-- Вы прямо пришли къ намъ?
   -- Нѣтъ, я встрѣтила вашего мужа въ переулкѣ между вашимъ и нашимъ садомъ, холодно отвѣчала Наташа, чувствовавшая, не смотря на мягкій тонъ Зои, инквизиторскій допросъ.
   -- Это только сегодняшній праздникъ Петръ Алексѣевичъ такъ свободенъ, возразила та,-- въ будни вы-бы его не увидали; онъ всегда за дѣломъ.
   -- Онъ показывалъ мнѣ свою аптеку и лабораторію, сказала Наташа.
   -- Неужели? это опять потому, что праздникъ; а когда онъ занятъ, то не терпитъ никакого посторонняго лица; вообще онъ не любитъ отвлекаться отъ дѣла для пустыхъ разговоровъ.
   -- Однако, нельзя-же вѣчно работать и не промолвить ни съ кѣмъ слова, замѣтила Наташа.
   -- Да, съ людьми, имѣющими общіе интересы, общую жизнь, вотъ со мной, напримѣръ, -- онъ, разумѣется, говоритъ; но пустая болтовня или такъ-называемое заниманіе гостей, -- это для него чистая каторга. Вотъ сегодня, я знаю, онъ будетъ мученикомъ.
   -- А мнѣ онъ вовсе не казался такимъ нелюдимымъ, замѣтила Наташа,-- съ нимъ такъ легко!
   -- Еще-бы! прервала Зоя Павловна, смѣясь.-- Если человѣкъ сколько-нибудь образованъ, онъ непремѣнно умѣетъ себя сдержать и даже притвориться, что радъ гостямъ. А вы думали, что всѣ люди искренны?
   -- Нѣтъ, я этого не думала, холодно и коротко отвѣчала Наташа.
   -- Какъ вы находите ваше настоящее положеніе? спросила Зоя.-- Тяжела ваша должность?
   -- Не лучше и не хуже, чѣмъ надо было ожидать. Жизнь гувернантки всегда тяжелая школа.
   -- О нѣтъ, это не всегда. Зачѣмъ вы остаетесь на этомъ мѣстѣ, если оно вапъ не нравится?
   -- Я пока не имѣю въ виду другого; притомъ мнѣ хочется хоть немного испытать мои силы и терпѣніе.
   -- Помилуйте, въ этомъ испытаніи могутъ пройти ваши лучшіе годы. Пока вы хороши и свѣжи -- тутъ-то и надо составлять, себѣ карьеру.
   -- Какую-же карьеру?
   -- Напримѣръ, выдти замужъ.
   -- Да вѣдь это само собой сдѣлается, если я полюблю и меня полюбятъ.
   -- О! это не такъ легко и просто. Вы еще не знаете разсчета! Во-первыхъ, вы сдѣлали ошибку, что пошли въ домъ, гдѣ живутъ только мужъ и жена; тутъ вамъ никогда ничего не удастся; вамъ надо было выбирать или старика вдовца, или семейство, гдѣ большіе сыновья. Вамъ непремѣнно надо перемѣнить мѣсто; вотъ сегодня у насъ будутъ молодые люди, я могу поговорить имъ о вашемъ желаніи, и повѣрьте, что мѣсто вамъ найдется тотчасъ-же, особенно если подстрекнуть изъ! Всякому холостому пріятно имѣть въ домѣ или въ сосѣдствѣ хорошенькую дѣвушку; а тамъ, если вы умно будете дѣйствовать, легко составить партію!
   Наташа дала ей договорить, и когда она умолкла, отвѣчала тихо, не поднимая глазъ:
   -- Благодарю васъ, если у меня когда-нибудь будетъ мужъ, то я сама его выберу и онъ самъ меня выберетъ. Мнѣ не нужно ни сватовства, ни подстреканій.
   Выраженіе лица Зои мгновенно измѣнилось при этихъ словахъ; пытливаго взгляда, фамильярнаго тона, какъ не бывало, и она сказала съ достоинствомъ и кротостью:
   -- Теперь я вижу по вашему отвѣту, что вы дѣвушка не дюжинная и сами знаете, что вамъ дѣлать. Вашъ образъ мыслей, совершенно сходенъ съ моимъ и я очень этому рада.
   Разговоръ не возобновлялся болѣе, такъ-какъ онѣ уже входили въ домъ Сосницкихъ. Зоѣ не нужно было трудиться просить за Наташу, потому-что Юлія Павловна сказала, что возьметъ съ собой Андрюшу и надзоръ гувернантки за нимъ необходимъ.
   Наташа въ радости пошла одѣваться. Вся ея хандра и тоска давно, испарились и исчезли безъ слѣдовъ, какъ ночныя облака отъ лучей солнца. Ею овладѣло желаніе веселиться, пѣть, танцевать, нравиться, и она съ удовольствіемъ видѣла, причесываясь передъ зеркаломъ, что какъ-бы она ни положила волосы, какъ-бы ни взбила ихъ,-- все выходило хорошо и граціозно. Она наділа палевое платье -- цвѣтъ, который не идетъ къ блондинкамъ,-- но блескъ ея семнадцатилѣтней кожи могъ выдержать сравненіе со всякимъ цвѣтомъ; притомъ-же на этомъ бѣломъ лбу лежали, какъ бархатъ, такія темныя брови и подъ ними свѣтились такіе темные, глубокіе глаза съ черными рѣсницами!..
   Наконецъ-то Наташа увидала себя въ просторныхъ, прекрасныхъ комнатахъ Леонтьевскаго дома. Гостей было довольно много, не считая родныхъ; неизбѣжный зеленый столъ уже стоялъ въ одномъ углу залы, гдѣ накрывали на столъ для обѣда; Зоя занимала двухъ дамъ, пріѣхавшихъ изъ города, Леонтьевъ стоялъ въ кружкѣ мужчинъ и лицо его было оживленнѣе обыкновеннаго.
   Вниманіе Наташи привлекла племянница Леонтьева, Маша, худенькая, блѣдная, не по лѣтамъ высокая дѣвочка лѣтъ двѣнадцати съ интереснымъ личикомъ и большими, печальными синими глазами. Она разсматривала съ Андрюшей цвѣты на балконѣ я Наташа, желая поближе узнать дѣвочку, присоединилась къ нимъ. Маша вся вспыхнула при ея приближеніи и посмотрѣла на нее съ какимъ-то робкимъ удовольствіемъ; потомъ видя, что Наташа интересуется цвѣтами, начала показывать ей самые рѣдкіе и называть по именамъ.
   Наташа, поговоривъ съ нею около получаса, замѣтила, что она была не по лѣтамъ развита, нервозна и впечатлительна до болѣзненности; безпрестанно мѣняясь въ лицѣ, дѣвочка то краснѣла, то блѣднѣла, то восторженно улыбалась, то готова была заплакать. Она казалась или запуганною, или чрезвычайно застѣнчивою.
   Когда на балконъ пришли другіе гости, Маша увела Наташу въ цвѣтникъ и тамъ, задыхаясь отъ волненія, сказала:
   -- Дядя говоритъ... и всѣ говорятъ... что вы очень хорошо играете и учите музыкѣ... Я васъ хотѣла попросить, чтобъ вы меня поучили!...
   -- Я-бы очень рада, отвѣчала Наташа,-- только надо прежде сказать Юліѣ Павловнѣ и вашей теткѣ.
   -- Нѣтъ, вы не говорите, перебила Маша:-- вы прежде меня прослушайте. Я вамъ сыграю... я знаю три пьески...
   -- Такъ вы играете? съ удивленіемъ спросила Наташа, вспоминая утреннія слова Леонтьева.
   -- Я тихонько разучивала, когда дома никого не было. Они не знаютъ!
   -- Отчего-же тихонько? Вы хотѣли имъ сдѣлать сюрпризъ?
   -- Нѣтъ... нѣтъ!... прервала въ волненіи Маша,-- тетя говоритъ, что у меня нѣтъ слуху... и что мнѣ вредно учиться... А у меня есть слухъ... вотъ вы увидите, потому-что я сама подобрала музыку безъ нотъ... Вы только прослушайте меня и скажите, способна-ли я!
   -- Пойдемте хоть сейчасъ.
   -- Нѣтъ, теперь нельзя. Послѣ обѣда, когда всѣ выдуть на терассу, вотъ тогда я сыграю...
   -- Маша! Маша! послышался голосъ Зои Павловны и ея свѣтлое платье мелькнуло между цвѣтами, -- на такомъ солнцѣ, ты безъ шляпы!
   Она съ улыбкой прикрыла ей голову широкими концами своего пояса и, обнявъ ее за шею, повела въ домъ.
   -- Какъ вамъ нравится моя дѣвочка? обратилась она къ Наташѣ.-- Она съ вами что-то разболталась. Вѣрно про куколъ?
   -- Я никогда не играю въ куклы, отвѣчала Маша.
   -- Помилуй, что-же тутъ дурного? Совсѣмъ нечего этого стыдиться.
   -- Да когда я ихъ не люблю и не играю въ нихъ, возразила Маша уже съ раздраженіемъ.
   -- Что такое? спросилъ Леонтьевъ, подходя.-- Маша сердится?
   -- Это такъ -- ничего, маленькій капризъ, съ улыбкой отвѣчала жена и опять обняла Машу, но та отстранила ее, и съ неожиданной рѣшимостью, сказала Леонтьеву:
   -- Дядя, позвольте мнѣ обѣдать за большимъ столомъ?
   -- Гдѣ тебѣ угодно, отвѣчалъ онъ:-- а что? ты развѣ не хотѣла сажать ее? обратился онъ къ женѣ, которая будто смутилась.
   -- Я ничего не говорила, но вѣдь обѣдъ будетъ длинный; гдѣ-же ребенку высидѣть? У нея голова заболитъ, замѣтила Зоя.
   -- Нѣтъ, не заболитъ!... нѣтъ, пожалуйста, дядя! съ волненіемъ поспѣшно сказала Маша.
   -- Изволь, изволь! Садись возлѣ Натальи Александровны, ты, кажется, ее полюбила?
   Маша прижала его руку къ губамъ и страстно поцѣловала. Когда Зоя съ мужемъ отошли прочь, что-то тихо говоря другъ съ другомъ, Маша посмотрѣла имъ вслѣдъ блестящими глазами.
   -- Теперь ужь она ничего не сдѣлаетъ, сказала она Наташѣ: -- дядя видитъ, какое мнѣ это удовольствіе... онъ меня все еще любитъ!
   -- Наталья Александровна! раздался надъ ухомъ Наташи раздраженный, пронзительный голосъ Юліи Павловны, -- смотрите, Андрюша чуть не подавился стекляннымъ шаромъ. Вы эдакъ у меня ребенка уродомъ сдѣлаете!
   Наташа пошла отнимать стеклянный шаръ, а Юлія Павловна говорила между тѣмъ своей матери, горько вздыхая:
   -- Вотъ и плати деньги! вотъ и казнись!
   -- Чего ныть-то? Никакой бѣды не случилось, отвѣчала та.-- Поневолѣ тебѣ все будетъ мерещиться бѣда, когда ты сидишь съ кислымъ лицомъ, ни съ кѣмъ не говоришь ни слова!
   -- А чему мнѣ веселиться-то? Вотъ моя сестра родная какъ живетъ! два повара у нея готовятъ, занавѣски у нея на окнахъ изъ муслина-де-лена, во всемъ ее мужъ утѣшаетъ, -- а моя-то участь! Вышла я замужъ за изверга, всю мою молодость, всю мою красу съ нимъ потеряла!
   -- Ну матушка, ты благодари Бога, что тебѣ такой мужъ попалъ, какъ твой; Леонтьевъ съ тобой-бы и жить не сталъ! А ты-бы поучилась у Зои: она весь свой характеръ передѣлала, мужу только любовь и покорность показываетъ; этимъ только и взяла его въ руки. А то вѣдь у него характерецъ-то, не то что у твоего!
   -- Еще-бы такого мужа да не любить! вздыхая, замѣтила Юлія Павловна.
   Всѣ пошли къ столу. Маша держалась за руку Натащи, какъ будто боясь, что ее отнимутъ у нея, и успокоилась только тогда, когда сѣла съ нею рядомъ.
   -- Какой для меня нынче счастливый день! говорила, она, разгорѣвшись отъ радости.-- Я никакъ не думала, чтобъ мнѣ удалось такъ скоро васъ увидать!
   -- Отчего-же желали вы меня видѣть? спросила Наташа.
   -- Дядя говорилъ про васъ, что вы хорошо играете... и онъ все говорилъ тетѣ, нельзя-ли меня поучить... Онъ очень жалѣла, что я не имѣю способности, а я имѣю!... Теперь вы ему скажете, что я могу; можетъ быть, онъ вамъ повѣритъ.
   -- Отчего-же вы не скажете, сами?
   Маша посмотрѣла на нее какъ-то странно, смущенно, жалобно и молчала, какъ будто не находя отвѣта. Въ эту минуту Андрюша, давно нацѣливавшійся вилкой въ бутылку съ наливкой, пустилъ ее я такъ удачно, что бутылка отскочила, разбила по пути стаканъ съ квасомъ и упала, разливая по столу малиновые потоки. Послѣ этого, Наташа не смѣла спустить глазъ съ Андрюши до самаго конца обѣда.
   Когда встали изъ-за стола, Маша тихонько придержала Наташу за руку и обѣ онѣ, давая дорогу гостямъ, толпившимся вокругъ хозяйки, отступили къ роялю. Скоро зала опустѣла, всѣ разсыпались по цвѣтникамъ и по саду. Маша, съ лихорадочнымъ огнемъ въ глазахъ и такъ спѣша, какъ будто отъ этого зависѣла ея жизнь или смерть, раскрыла рояль и начала играть.
   Наташа онѣмѣла отъ изумленія: при всей неправильности игры Маши, увѣренность самороднаго таланта слышалась въ каждомъ движеніи ея пальцевъ. Она не ждала и не боялась приговора Наташи и даже какъ будто позабыла о ней: она была въ своей стихіи и вполнѣ владѣла инструментомъ, который издавалъ по ея волѣ то торжественные и радостные, то нѣжные и жалобные звуки.
   Обѣ онѣ до того были поглощены музыкой, что не замѣтили, какъ въ залу заглянуло сначала одно лицо, потомъ нѣсколько и наконецъ вошелъ самъ хозяинъ. Наташа сдѣлала ему знакъ не развлекать Машу, а та, оглянувшись на него, безъ особеннаго вниманія, продолжала играть.
   Подошла и Зоя Павловна и стала у самого рояля, возлѣ плеча Маши, устремивъ глаза на ея руки. Эти руки немножко дрогнули и все лицо дѣвочки покрылось густымъ румянцемъ, но она продолжала играть съ прежнею увѣренностью и кончила такимъ блестящимъ аккордомъ, Что Леонтьевъ ахнулъ отъ изумленія.
   -- Что-же это значитъ? спросилъ онъ съ недоумѣніемъ, посматривая то на Машу, то на жену.-- Зоя, это ты ее выучила? Ты хотѣла сдѣлать мнѣ сюрпризъ?
   -- Нѣтъ, это я сама, дядя, я сама! прервала Маша, схватывая его за руки.-- Видите, стало быть у меня есть способность, если я самоучкой выучилась! Спросите у Натальи Александровны, что она скажетъ,-- стоитъ-ли меня учить или нѣтъ?
   -- Тутъ нечего и спрашивать, перебила Наташа съ жаромъ.-- Развѣ можно не признать такой талантъ! Развѣ Петръ Алексѣевичъ можетъ оставить его безъ вниманія и не дать ему средствъ развиться?...
   -- Я ушамъ своимъ не вѣрю, возразилъ Леонтьевъ, лаская голову Маши.-- Какже ты умудрилась это скрыть?... Ты, вѣрно, знала, Зоя?
   Зоя не отвѣчала, потому-что занята была разбираніемъ и складываніемъ нотъ, которыхъ широкіе переплеты совершенно закрывали ея лицо; въ ея тонкихъ пальцахъ замѣтна была легкая дрожь.
   --Такъ мнѣ можно учиться? можно играть? неотступно приставала Маша, не выпуская рукъ дяди изъ своихъ рукъ.
   -- Можно, можно! Развѣ я запрещалъ тебѣ когда-нибудь? Ты, видишь, какъ я радъ -- вѣдь ты мое лучшее желаніе исполнила!... Зачѣмъ-же ты хитрила? Зачѣмъ скрывала? Вѣдь жы думали, что у тебя нѣтъ охоты. Зоя начинала тебя учить -- ты не хотѣла!
   Тутъ Зоя опустила ноты и повернула къ мужу свое спокойное, хотя очень блѣдное лицо.
   -- Это мнѣ очень понятно, сказала она.-- И я никакъ не поставлю ей этого въ упрекъ; это одинъ изъ такихъ характеровъ, которые дѣлаютъ все порывами: одинъ разъ у нея можетъ быть страстная охота учиться, а въ другой разъ напротивъ. Она въ этомъ не виновата.
   -- Да у нея талантъ, вмѣшалась Наташа, -- а талантъ не можетъ разъ проявиться и потомъ исчезнуть! Но его необходимо развивать; она никакой теоріи не знаетъ, держитъ неправильно пальцы, нотъ не знаетъ -- надо ее учить, не теряя времени.
   -- Разумѣется, подтвердила Зоя; -- если только Маша будетъ здорова, я повезу ее зимою въ Москву и возьму хорошаго учителя.
   -- А покамѣстъ меня поучитъ Наталья Александровна, сказала Маша умоляющимъ голосомъ дядѣ.-- А то я привыкну дурно играть!.. Позвольте, дядя!
   -- Я самъ этого желаю; какъ-же-бы намъ это устроить? сказалъ Леонтьевъ.
   -- Тсс! улыбаясь перебила его жена, повертывая его лицомъ къ гостямъ, которые прислушивались къ этому семейному разговору:-- объ этомъ надо переговорить на досугѣ. Ты забылъ, что Юлинька раскапризничается за это; надо прежде расположить ее хорошенько въ нашу пользу.
   При этихъ словахъ Маша поблѣднѣла и съ отчаяніемъ поглядѣла вслѣдъ удалявшемуся Леонтьеву.
   -- Ты устала, сказала ей Зоя: -- пойдемъ, я тебѣ дамъ вина съ водой.
   Она обняла ее и увела съ собой, не глядя на Наташу, которая осталась одна у рояля и сѣла играть.
   Скоро вокругъ нея составился кружокъ; мужчины осыпали ее комплиментами и замѣтно ухаживали, за нею, въ особенности одинъ недоросль, которому она очевидно понравилась.
   Прошла значительная часть вечера, когда Наташа замѣтила, что Андрюша, котораго она старалась не терять изъ виду, пропалъ. Она тотчасъ отправилась розыскивать его, но не могла нигдѣ найти. Можетъ быть, Юлія Павловна знала, гдѣ онъ, но спросить у нея она не рѣшалась, потому-что въ случаѣ если она не знала, съ ней могла сдѣлаться истерика отъ этого вопроса. Увидавъ Сосницкаго, одиноко сидѣвшаго съ папироской на террасѣ, Наташа поспѣшно подошла къ нему и спросила, не видалѣли онъ Андрюшу. Отвѣтъ былъ отрицательный.
   Маша, видя безуспѣшные поиски Наташи, сообщила ей предположеніе, что Андрюша отправился наверхъ въ аптеку, потому-что это разъ уже было и онъ тамъ чего-то чуть не опился.
   -- Такъ пойдемте скорѣе туда, сказала Наташа.
   -- Нѣтъ, вы идите однѣ, отвѣчала Маша, -- тетя мнѣ запретила ходить наверхъ.
   Наташа побѣжала на лѣстницу; дверь въ аптеку была плотно притворена и за ней она услыхала какой-то шумъ и топотанье ногъ. Къ этому примѣшивался странный, непріятный запахъ.
   -- Андрюша, закричала она въ страхѣ, -- это вы тутъ? Что вы дѣлаете?
   Дверь не была заперта и отворялась отъ ея усилій. Андрюша, весь красный, растерявшись и пыхтя отъ волненія, старался придавить ножкой стула большой кусокъ фосфору, дымившійся на полу. Склянка, въ которой онъ лежалъ, была разбита и вода изъ нея вылилась.
   -- Она у меня выпала изъ рукъ! хныкалъ Андрюша слезливымъ голосомъ.
   Не слушая его, Наташа отыскивала воду, чтобъ залить фосфоръ, и точно нашла въ углу комнаты полный кувшинъ.
   -- Ступайте скорѣе внизъ, сказала она Андрюшѣ, -- и позовите еюда Петра Алексѣевича, чтобы онъ положилъ фосфоръ въ другую банку, а то будетъ пожаръ.
   При словѣ "пожаръ" Андрюша заревѣлъ, но внизъ не пошелъ.
   Въ эту минуту Сосницкій, предупрежденный Машей, вошелъ въ аптеку и въ ужасѣ остановился, при видѣ усилій Наташи залить фосфоръ.
   -- Что это ты надѣлалъ? обратился онъ въ сыну, всплеснувъ руками.
   Андрюша залился слезами и началъ раздирающимъ голосомъ призывать мать.
   -- Вы положите фосфоръ въ рукомойникъ, говорилъ Сосницкій Наташѣ, суетясь вмѣстѣ съ нею.
   -- Да онъ жжется, я уже пробовала его взять.
   -- Дайте-ка я!
   Онъ намочилъ руку въ водѣ и присѣлъ на полъ; Наташа подставила ему рукомойникъ.
   Вдругъ на лѣстницѣ послышался гулъ голосовъ и поспѣшные шаги; черезъ минуту Юлія Павловна, съ истерическимъ крикомъ, съ изступленнымъ лицомъ, влетѣла въ комнату. Леонтьевъ сзади удерживалъ ее за платье, но она съ бѣшенствомъ его отталкивала.
   -- Вотъ они!.. вотъ вы сами видите! закричала она, заламывая руки надъ головой своего мужа, который отъ страха, безсознательно, сжалъ въ рукѣ дымившійся фосфоръ: -- говорю вамъ, я сама видѣла, какъ она пошла къ нему на террасу и какъ она ему шепнула, чтобъ онъ пришелъ сюда! А я за ними слѣдила: она шасть на верхъ и онъ тѣмъ-же слѣдомъ за ней.
   -- Да полноте! образумливалъ ее Леонтьевъ.-- Это Андрюша тутъ нашалилъ, и отъ этого они оба прибѣжали. Посмотрите, вонъ и Андрюша стоитъ, плачетъ, спросите у него.
   Но Леонтьевъ могъ-бы говорить до завтра безъ всякаго результата; слова его терялись, какъ капли воды въ морѣ, посреди криковъ, рыданій и взвизгиваній обезумѣвшей женщины. Наташа въ первую минуту никакъ не могла понять, въ чемъ дѣло, и трепетала отъ совершенно безсознательнаго ужаса, при видѣ подергивавшагося судорогами лица Юліи Павловны и ея раздирающемъ визгѣ. Между тѣмъ пришла также Зоя Павловна я за нею гости. Сосницкій окончательно потерялся и не зналъ что дѣлать.
   -- Будьте всѣ свидѣтелями, говорила Юлія Павловна, обращаясь къ пришедшимъ:-- я васъ нарочно сюда позвала, чтобы вы своими глазами видѣли, что я моего безподобнаго мужа застала здѣсь вдвоемъ съ этой безпутной дѣвкой. Я сказала, что я ихъ подкараулю и подкараулила!
   Она подступила къ Наташѣ съ налитыми кровью глазами.
   -- Вонъ изъ моего дома!... Не смѣй ко мнѣ на порогъ ходить, мерзавка, разлучница! Пока тебя въ домѣ не было, жили мы съ мужемъ, какъ голуби, другъ на друга не надышались!.. Все это ты разстроила, вѣдьма, змѣя!
   -- Что за гадость! вскричалъ Леонтьевъ, блѣднѣя отъ гнѣва.-- Пойдемте отсюда, Наталья Александровна, что толковать съ сумасшедшей. Зоя! напои ее каплями и отправь домой. Идемте внизъ, господа!
   Онъ взялъ за руку Наташу и вышелъ съ нею впереди всѣхъ.
   -- Иди, иди! кричала ей вслѣдъ Юлія Павловна: -- ужь я про тебя всѣмъ танъ внизу разсказала, опозорила тебя! Никто тебя къ себѣ не приметъ, язву эдакую, въ порядочный домъ!
   Леонтьевъ провелъ Наташу корридоромъ въ спальню своей жены.
   -- Все это пустяки, сказалъ онъ, держа ея руки и заботливо всматриваясь въ ея блѣдное лицо.-- Юлія Павловна нервная, сумазбродная женщина, она не помнитъ, что творитъ. Понюхайте одеколону, это васъ освѣжитъ.
   -- Благодарю васъ, мнѣ не нужно одеколону, возразила Наташа, отклоняя его руку со стклянкой, -- меня эта сцена только поразила и оглушила, но я не чувствую ни оскорбленія, ни огорченія. Мнѣ не досадно на Юлію Павловну -- она такая жалкая,-- но мнѣ на себя досадно, зачѣмъ я не догадалась прежде уйти отъ нихъ. Я-бы должна была предвидѣть, что это случится не нынче -- завтра. Всѣ мои отношенія и къ дѣтямъ, и къ родителямъ были нелѣпы и ненормальны въ этомъ домѣ. Я рада, что это кончилось и что мнѣ къ нимъ не возвращаться.
   -- Конечно, это къ лучшему. Нынѣшнюю ночь вы ночуете у васъ, а завтра мы потолкуемъ обо всемъ.
   -- Да; сегодня я не расположена ни къ какому разговору. Нельзя-ли мнѣ уйти сейчасъ въ особенную комнату, потому-что я не хочу больше выходить къ гостямъ.
   -- Отчего это? Ужь не повѣрили-ли вы словамъ Юліи Павловны, что вы опозорены? спросилъ Леонтьевъ съ легкой улыбкой.
   -- Нѣтъ, не то... отвѣчала Наташа, все еще блѣдная и какъ-бы углубленная въ самое себя: -- но я желала-бы остаться одна, затѣмъ, чтобъ обдумать, что мнѣ съ собой дѣлать.
   -- Пожалуйста, не принимайте никакого рѣшенія до завтрашняго утра, перебилъ Леонтьевъ: -- завтра мы обдумаемъ это вмѣстѣ. Я хочу тоже подать въ этомъ свое мнѣніе, по праву человѣка симпатизирующаго и желающаго вамъ добра. Признаете вы за мной это право?
   -- Да.
   -- Такъ до свиданья. Я велю проводить васъ въ вашу комнату.
   -- Нельзя-ли мнѣ ночевать съ Машей?
   -- Это неудобно; Маша спитъ съ нянькой вотъ здѣсь, въ кабинетѣ моей жены, сказалъ Леонтьевъ, указывая на дверь внутри комнаты: -- тамъ стоитъ только ея кроватка и притомъ нѣтъ другого хода, какъ черезъ спальню.
   Онъ ушедъ и минуту спустя явилась къ Наташѣ высокая, худощавая, съ рѣзкими чертами лица старуха; повязанная чернымъ платкомъ, и сказала:
   -- Пожалуйте.
   Это была нянька Зои Павловны, Варвара, никогда ее непокидавшая и всѣмъ распоряжавшаяся въ ея домѣ. Приведя Наташу въ назначенную комнату, старуха приготовила ей постель на диванѣ и спросила:
   -- Вы завтра уѣдете?
   -- Куда? спросила въ свою очередь Наташа.
   -- Гдѣ-нибудь станете мѣста искать. Вотъ меня сейчасъ просили вамъ сказать, что, если хотите, васъ довезутъ до города.
   -- Кто-же это?
   -- Павелъ Иванычъ Саликовъ, молоденькій такой, возлѣ васъ у фортепьянъ сидѣлъ. У него коляска и лошади хорошія. Велѣлъ вамъ сказать, что и мѣсто у него есть вамъ готовое въ городѣ, у родни. Онъ богачъ: двѣсти тысячъ у него.
   Наташа молча стала раздѣваться.
   -- Что-жъ сказать-то ему? сурово спросила опять Варвара.
   -- Что хотите. Я его не знаю...
   -- Да вы къ нему видьте и сами поговорите. Пропустите случай -- жалѣть станете! Вы теперь безъ мѣста, вамъ надо-же будетъ искать, а тутъ добрый человѣкъ безъ хлопотъ предлагаетъ. Да и житье въ городѣ развѣ такое, какъ въ деревнѣ? Хоть-бы у насъ теперь: баринъ цѣлый день либо по больнымъ, либо на заводѣ, либо запершись сидитъ и никто ужь къ нему не входи; барыня неразговорчивая, гостей не бываетъ -- скука! Да и жалованье наши господа туго платятъ...
   -- Покойной ночи, мнѣ больше ничего не нужно, спокойно сказала Наташа, стараясь скрыть волненіе и отворачиваясь отъ пристальнаго, враждебнаго взгляда старухи.
   Та постояла еще, посмотрѣла на нее и вышла.
   

V.

   Было уже утро, а Наташа все спала безпокойнымъ сномъ, полнымъ тревожныхъ видѣній. То ей снилось, что Андрюша украдкой совалъ ей куски фосфора въ карманы, гдѣ они дымились и вспыхивали, то представлялась Юлія Павловна, мертвая, съ синимъ лицомъ и стеклянными глазами, загораживавшая ей дорогу всюду, куда она хотѣла идти, и вдругъ вмѣсто нея очутилась Зоя и схватила Наташу за руку такъ сильно, что отъ усилія освободиться Наташа проснулась. Проснулась -- и вздрогнула отъ испуга: возлѣ ея постели въ самомъ дѣлѣ стояла Зоя и осторожно трясла ее за руку.
   -- Я пришла съ вами поговорить, сказала она, -- жаль было васъ будить, но нечего дѣлать: только теперь и можно говорить безъ помѣхи. Вы совсѣмъ проснулись?
   -- Да, сказала Наташа, приподнимаясь на локтѣ и приготовляясь слушать. Она откинула назадъ массу бѣлокурыхъ волосъ, упавшихъ ей на плечи, запахнула кофту и крѣпко скрестила руки на груди. Зоя, будто неумышленно, но внимательно окинула ее глазами и продолжала:
   -- Ваше положеніе очень серьезное, Наталья Александровна, и намъ съ вами надо хорошенько объ этомъ подумать.
   -- Мое положеніе? переспросила Наташа.
   -- Да; вы, какъ молоденькая, неопытная дѣвушка, можетъ быть; не понимаете его вполнѣ. Но меня очень смутилъ разговоръ, который я имѣла съ мужемъ, и я считаю долгомъ честной женщины вразумить васъ, хотя Петръ Алексѣевичъ и просилъ меня не собщать вамъ, о чемъ мы съ нимъ разсуждали. Вчерашняя несчастная сцена такъ компрометировала васъ, что вы -- извините, что я повторяю выраженіе Юліи Павловны -- вы теперь дѣвушка опозоренная въ глазахъ нашего общества. Что вы ни въ чемъ не виноваты -- это ровно ничего не значитъ: какъ-бы дѣвушка ни была чиста и невинна, такой скандалъ мараетъ ея доброе имя. Вотъ объ этомъ мой мужъ больше всего соболѣзнуетъ.
   -- Что-же онъ говоритъ? тихо спросила Наташа, не поднимая глазъ и чувствуя, что Зоя зорко слѣдитъ за дѣйствіемъ своихъ словъ.
   -- У мужчинъ вообще всѣ сужденія рѣзче, чѣмъ у насъ, продолжала Зоя,-- особенно понятія о чести. Петръ Алексѣевичъ такъ щекотливъ, на этотъ счетъ, что малѣйшая пылинка, которая пристала-бы къ его или къ моему имени, легла-бы тѣнью на его жизнь. Его мучаетъ мысль, что не только въ его домѣ произошелъ скандалъ, но что и онъ самъ замѣшается въ этотъ скандалъ, принявши васъ къ себѣ. Поэтому онъ и колебался, но я ему доказала, что ваше положеніе такое безпомощное, такое безвыходное, что намъ невозможно не предложить вамъ пріюта хоть на время. Онъ со мной согласился и поручилъ мнѣ предложить вамъ остаться у насъ до пріисканія мѣста.
   Зоя могла-бы говорить еще долго, не получая отвѣта. Все смазанное ею казалось Наташѣ до того возмутительно нелѣпымъ, до того непохожимъ на Леонтьева, что она ни на одну минуту не могла связать мысли о немъ со всѣми этими словами.
   -- Что-же вы ни это скажете? спросила наконецъ Зоя.
   -- Теперь я еще ничего не могу сказать, отвѣчала Наташа,-- позвольте мнѣ подумать и поговорить съ Петромъ Алексѣевичемъ.
   Глубокое внутреннее смятеніе овладѣло Зоей. Ни благодарности, ни обидчивости, ни страха!.. Что-же на умѣ у этой дѣвочки?
   -- Сохрани васъ Богъ сказать моему мужу то, что я вамъ про него разсказывала, продолжала она.-- Онъ мнѣ этого никогда не проститъ.
   Наташа молчала.
   -- Я васъ, кажется, огорчила всѣми этими дрязгами, дружески продолжала Зоя, взявъ ее за руку.-- Но что-же дѣлать? Что случилось, того не воротишь. Я откровенно высказала вамъ все: мнѣ кажется, лучшее средство доказать участіе человѣку -- это никогда его не обманывать.
   -- Что-же вы мнѣ совѣтуете дѣлать? спросила Наташа.-- Принять ваше предложеніе или нѣтъ?
   -- Видите-ли: еслибъ у васъ были средства, если-бъ у васъ было въ виду хорошее мѣсто, я-бы прямо посовѣтовала вамъ поскорѣе оставить здѣшній край, такъ-какъ вы здѣсь ославлены и можете ожидать безпрестанныхъ непріятностей. Но у васъ, вѣроятно, нѣтъ денегъ... У насъ все-таки вы кое-что заживете...
   Зоя знала, что Наташа получила еще наканунѣ вечеромъ, вмѣстѣ со своими вещами, зажитыя ею деньги у Сосницкихъ и ожидала, что она прерветъ ее на этихъ словахъ, но Наташа рѣшилась, повидимому, только слушать, не возражая. Зря бродила, какъ въ потемкахъ, вокругъ ея души: всѣ двери въ нее были заперты, и Леонтьева со страхомъ и гнѣвомъ остановилась, боясь сдѣлать лишній шагъ на незнакомой почвѣ.
   -- Вѣдь у васъ нѣтъ другого мѣста въ виду? спросила опять Зоя, едва сдерживая свое волненіе.
   -- Нѣтъ. Можетъ быть, вы знаете, гдѣ я могу найдти?
   -- Объ этомъ тревожиться нечего: мѣстъ много. Вотъ мой мужъ вчера мнѣ напомнилъ: у насъ въ Пензѣ есть родственница, которая ищетъ компаньонку. Она богатая женщина и живетъ одна съ сыномъ... Петръ Алексѣевичъ помечталъ уже и о партіи для васъ, -- онъ очень о васъ заботится! Мы могли-бы прямо дать вамъ лошадей до Пензы, но лучше вамъ остаться у насъ... Какъ вы думаете?
   -- Не знаю, Зоя Павловна, позвольте мнѣ теперь встать и одѣться.
   -- Такъ на чемъ-же мы порѣшили однако?
   -- Простите, что я вамъ тотчасъ не отвѣчу: мнѣ нужно побыть одной и поразмыслить объ этомъ на досугѣ.
   -- Развѣ есть какія-нибудь препятствія? Скажите мнѣ ихъ и вы вмѣстѣ постараемся ихъ устранить.
   -- Прежде чѣмъ сказать, я должна ихъ обдумать сама. Вы знаете -- я одинока и за мои поступки некому отвѣчать, кромѣ меня самой, потому я и не должна опрометчиво поступать.
   -- Такъ до свиданія.
   Зоя вышла, съ трудомъ удерживаясь отъ взрыва.
   "Что это? Неужели характеръ? думала она, проходя по корридору.-- Тщеславіе дѣвчонки? Желаніе похвастаться своею самобытностью? Это всего скорѣе... Но тутъ какъ-будто еще было недовѣріе..."
   Она глубоко задумалась.
   Наташа, по ея уходѣ, быстро вскочила съ постели и, подойдя къ умывальнику, долго обливала холодной водой лицо и голову. Потомъ она бодро встряхнула мокрыми волосами, причесала ихъ и быстро одѣлась. Ей хотѣлось поскорѣе повидаться съ Леонтьевымъ, взглянуть ему въ лицо и услыхать, что онъ ей скажетъ.
   -- Петръ Алексѣевичъ всталъ? спросила она въ корридорѣ у старой няньки, проводившей съ метлой въ рукахъ.
   Варвара медленно обернулась и окинула Наташу такимъ недоброжелательнымъ взглядомъ, что та отступила назадъ съ чувствомъ тягостнаго изумленія.
   -- Вамъ на что его? сурово спросила Варвара.
   Наташа не успѣла отвѣчать; изъ другой двери выбѣжала Маша и кинулась къ ней, захлопнувъ за собою дверь.
   -- Не удастся мнѣ у васъ учиться, грустно сказала Маша.-- Тетя поставитъ на своемъ.
   -- Да отчего-же она не хочетъ, чтобъ вы играли?
   Маша наклонилась къ ней близко и шопотомъ сказала:
   -- Оттого, что дядя слушать меня будетъ, любить меня больше будетъ... Онъ хотѣлъ меня всему учить, хотѣлъ нанять мнѣ гувернантку... а тетя не хочетъ, чтобъ кто-нибудь у насъ жилъ, отъ этого она и взялась сама меня учить.
   -- Она боится, что лишнія занятія вамъ повредятъ?
   Глаза Маши наполнились слезами.
   -- Да мнѣ гораздо хуже, когда мнѣ не велятъ ничего дѣлать и все говорятъ, что я больна! Прежде я была здоровѣе, когда дядя самъ со мной читалъ и гулялъ!
   -- Отчего-же онъ пересталъ?
   -- Тетя сказала, что мнѣ вредно... и еще она сказала, что я не люблю нимъ гулять... Голосъ Маши задрожалъ.-- Она терпѣть не можетъ, чтобъ я была съ нимъ!
   -- Если такъ, то какъ-же она позволяетъ, чтобъ вы жили здѣсь?
   -- Развѣ она можетъ этого не позволить? горячо возразила дѣвочка.-- Когда дядя чего захочетъ, развѣ она смѣетъ идти ему наперекоръ?.. Вѣдь если-бъ онъ только зналъ!..
   Дверь отворилась и изъ нея высунулось морщинистое лицо Варвары.
   -- Марья Ивановна, пожалуйте къ тетенькѣ, сказала она и потомъ прибавила съ угрозой: -- Вамъ вѣдь не велятъ безъ спросу ходить по коридору. Простудитесь -- опять васъ лечмть!
   Наташа съ Машей пошли рука объ руку на балконъ, гдѣ былъ приготовленъ чайный столъ. Зоя Павловна молода кофе, а мужъ ея, облокотившись на столъ, задумчиво слѣдилъ за проворнымъ движеніемъ ея пальцевъ.
   -- А, вы ужь вмѣстѣ, сказалъ онъ, привѣтливо протягивая руку обѣимъ дѣвушкамъ; но взглядъ Наташи успѣлъ уже уловить на его лицѣ какой-то туманъ и въ манерѣ принужденность.
   -- Что такое она могла наговорить ему про меня? мелькнуло въ ея умѣ; и у ней сжалось сердце.
   -- Что это вы вдругъ поблѣднѣли, Наталья Александровна? заботливо спросилъ Леонтьевъ, подвигая ей стулъ.-- Какъ вы спали нынѣшнюю ночь? здоровы-ли вы?
   -- Я здорова, отвѣчала Наташа, собравшись съ духомъ.-- Впрочемъ немудрено, что я поблѣднѣла; мнѣ предстоитъ рѣшить запутанный вопросъ. Зоя Павловна передала мнѣ ваше предложеніе или согласіе, чтобъ я осталась у васъ...
   -- Ну такъ-какъ-же вы? спросилъ онъ съ любопытствомъ и участіемъ.
   Наташа съ минуту посмотрѣла ему въ глаза и сказала нѣсколько дрожащимъ голосомъ:
   -- Мнѣ не съ кѣмъ посовѣтоваться... сама себѣ я не довѣряю... И потому, я спрашиваю у васъ, Петръ Алексѣевичъ, какъ мнѣ лучше поступить? Посовѣтуйте, что мнѣ дѣлать, и я послушаю вашего совѣта.
   -- Мой совѣтъ и мое желаніе, чтобъ вы жили у насъ и учили Машу, отвѣчалъ Леонтьевъ,-- если только...
   -- Что если? прервала тревожно Наташа, видя, что онъ остановился, но тутъ вмѣшалась Маша.
   -- Дядя! вскричала она, вся поблѣднѣвъ отъ волненія, -- пусть она останется! Позвольте мнѣ у ней учиться!
   -- Что съ ней сдѣлалось? съ изумленіемъ сказалъ Леонтьевъ, прижимая къ себѣ Машу и разсматривая ее: -- такая нелюдимая была, такая застѣнчивая, молчаливая, а теперь такъ оживилась!..
   -- Elle а la fièvre, шепнула Зоя незамѣтно мужу.
   -- Ну, Наталья Александровна, продолжалъ Леонтьевъ: -- я опять повторяю вамъ, что имѣю самое искреннее и сильное желаніе, чтобъ вы остались у насъ, я надѣюсь, что вамъ будетъ хорошо. Согласны вы?
   -- Я была-бы согласна, если-бъ вы сейчасъ не сказали "если", отвѣчала Наташа.
   Леонтьевъ покраснѣлъ и всталъ со стула.
   -- Иногда вырвется слово безъ всякаго особеннаго смысла, замѣтила Зоя.-- Не можетъ-же оно служить препятствіемъ.
   -- Нѣтъ, оно можетъ служить препятствіемъ къ пониманію другъ друга, возразилъ Леонтьевъ.-- Послѣ того, какъ Наталья Александровна такъ довѣрчиво обратилась ко мнѣ за совѣтомъ, съ моей стороны было-бы нечестно скрывать отъ нея свои мысли.
   -- О да! съ жаромъ сказала Наташа.-- Ради бога, чтобы не было недоразумѣній! Скажите мнѣ все,-- все, что у васъ на умѣ про меня; я буду очень вамъ благодарна!
   -- Петръ Алексѣевичъ, перебила его жена, -- не забудь, что есть завѣтные уголки въ человѣческомъ сердцѣ, которыхъ никто не обязанъ открывать постороннимъ...
   -- Нѣтъ! прервала Наташа.-- Такого уголка у меня нѣтъ, котораго я не открыла-бы передъ вами сейчасъ-же. Спрашивайте меня, Петръ Алексѣевичъ; даю вамъ честное слово, что буду отвѣчать искренно.
   -- Ну, я-бы желалъ только знать, имѣете-ли вы какіе-нибудь особенные поводы желать остаться здѣсь, именно здѣсь -- въ сосѣдствѣ Сосницкихъ?..
   -- Особенные поводы?.. Я васъ не понимаю: говорите яснѣе! сказала Наташа, широко раскрывая глаза.
   -- Извините, что я васъ прерываю, сказала Зоя.-- Петръ Алексѣевичъ я попрошу тебя дать мнѣ сейчасъ пріемъ хины: мнѣ очень нездоровится.
   -- Какъ? опять лихорадка? спросилъ онъ.
   -- Да; вѣдь у меня уже былъ ночью ознобъ; теперь опять -- очень сильный.
   Въ самомъ дѣлѣ, она была блѣдна и дрожала, кутаясь въ бѣлую шаль; зубы у нея слегка стучали.
   -- Голова болитъ? спросилъ у ней мужъ.
   -- Ужасно болитъ. Мнѣ нужно принять хины; она всегда мнѣ помогаетъ.
   -- Однако тебѣ надо лечь, сказалъ онъ, щупая ей пульсъ.-- Поди, я сейчасъ принесу тебѣ хины.
   Наташа въ свою очередь была блѣдна; она чувствовала, что съ уходомъ Леонтьева изъ комнаты, прервется и не возобновится никогда начатое объясненіе. Неужели пропустить эту единственную благопріятную минуту, потерять послѣднюю путеводную нить? На къ потомъ заговорить объ этомъ? Нѣтъ, ужь лучше рискнуть всѣмъ, только не этимъ!.. Наташа вскочила и съ энергической рѣшимостью остановила Леонтьева въ самыхъ дверяхъ.
   -- Простите меня, сказала она, слегка дотрогиваясь до его рукава,-- простите меня, Зоя Павловна, что я его удерживаю, но мнѣ только одно слово... ради бога, Петръ Алексѣевичъ! Скажите, что такое вы хотѣли сказать про сосѣдство Сосницкихъ?
   У Леонтьева уже готовъ былъ слетѣть съ губъ отвѣтъ, что теперь не время, но выраженіе лица Наташи, ея голосъ, выражавшіе отчаянную мольбу, имѣли на него такое сильное вліяніе, что онъ счелъ за безполезный формализмъ отказать въ ея просьбѣ. Онъ взялъ руку Наташи и сказалъ ей серьезно, но въ тоже время такъ ласково, что слова его теряли всякій жесткій смыслъ.
   -- Я хотѣлъ сказать, что если вы питаете какое-нибудь чувство къ Сосницкому, если вы одобряли его ухфиванія за вами, то я не желалъ-бы, чтобъ вы тутъ оставались, и этимъ мучили то жену. Отвѣчайте: имѣете-ли вы это въ виду?
   -- Я?.. Сосницкаго?.. могла только выговорить Наташа, не сводя съ Леонтьева изумленнаго, искренно негодующаго взгляда.
   -- Больше мнѣ ничего не нужно, сказалъ Леонтьевъ.-- Я вижу по вашему лицу! Я такъ и думалъ, я звалъ, что это нелѣпо. Вотъ мы и объяснились: недоразумѣній больше нѣтъ!
   -- Постойте, сказала Наташа, выходя вслѣдъ за нимъ я провожая его до лѣстницы,-- дайте-же мнѣ сказать вамъ, какъ это смѣшно, какъ это невозможно! Мнѣ, желать видѣться съ Сосницкимъ? Да онъ не существуетъ для меня и не существовалъ никогда! Вѣрите вы мнѣ? прибавила она, чувствуя, что онъ ей вѣритъ, и замирая отъ прилива какой-то невѣдомой радости.
   -- Разумѣется, отвѣчалъ онъ и исчезъ на лѣстницѣ.
   Наташа совсѣмъ забыла про свою хозяйку и, когда повернулась назадъ съ сіяющими счастьемъ глазами и невольной улыбкой во всѣхъ чертахъ лица, то вздрогнула, очутившись съ ней лицомъ къ лицу. Зоя такъ мрачно глядѣла на нее, что подъ этикъ взглядомъ сбѣжали и улыбка, и сіяніе и румянецъ съ лица молодой дѣвушки и она, съ непонятной для самой себя робостью, уступила ей дорогу, не сказавъ ни слова.

-----

   Зоя не притворялась; смертельный холодъ леденилъ ея члены, ярость и тревога наполняли душу. Очарованный кругъ, который она соткала вокругъ своего мужа такъ терпѣливо, какъ паукъ плететъ свою паутину, угрожалъ разорваться отъ вторженія третьяго лица. Зоя знала, что она не наполняетъ сердца своего мужа и не сходится съ нимъ не въ характерѣ, ни въ воззрѣніяхъ. Самая женитьба его на ней была слѣдствіемъ невольной вспышки, вызванной ея страстью къ нему, которая изумила и отуманила его до того, что ему показалось на минуту, будто онъ способенъ раздѣлять эту страсть. Минута эта прошла и въ душѣ его осталось только состраданіе, благодарность и уваженіе за беззавѣтную любовь, неостановившуюся ни передъ чѣмъ, чтобы только обладать любимымъ предметомъ. Для другой женщины этого могло-бы быть довольно, но для Зои это была живая рана въ первое время. Впослѣдствіи эта рана почти зажила отъ увѣренности, что по крайней мѣрѣ онъ не знаетъ и не будетъ знать никакой другой женщины, которая могла-бы ему дать то, чего не имѣлось у нея, у Зои. Она постоянно стояла на сторожѣ около него, не допуская до него никакихъ привязанностей; ей даже была непріятна его короткость съ нѣкоторыми товарищами: она боялась, что ихъ общество доставитъ ему настолько удовольствія, что онъ станетъ скучать съ нею одною, и она искусно и терпѣливо отдалила его отъ всѣхъ короткихъ знакомствъ. Любовь его къ Машѣ была для нея источникомъ мученій; она не могла равнодушно подумать, что черезъ три, четыре года Маша будетъ уже не ребенкомъ, и тогда Леонтьевъ можетъ наслаждаться ея талантомъ. Болѣзненная раздражительность характера Маши втайнѣ радовала ее; она надѣялась, что это помѣшаетъ ей сблизиться съ дядей и быть для него пріятной собесѣдницей.
   Теперь передъ ней возсталъ новый, страшный призракъ будущаго, облеченный всеоружіемъ молодости, красоты и жизни въ видѣ Наташи. Она внушала Зоѣ какой-то паническій страхъ, потому-что съ ней не удалась ни одна изъ тѣхъ комбинацій, которыя устраняли бывало всѣ затрудненія: напротивъ, сама Наташа поразила Зою ея-же оружіемъ, потребовавши отъ Леонтьева, безъ всякаго страха, полнаго и откровеннаго объясненія. Такъ неужели она останется? Неужели будетъ жить съ нимъ въ такомъ тѣсномъ, интимномъ кружкѣ? Отъ этой мысли, блѣдныя пятна выступили на лицѣ Зоя, въ ту самую минуту когда входилъ Леонтьевъ съ лекарствомъ. Зоя была слишкомъ взволнована, чтобъ владѣть собой, я раздражительно оттолкнула поднесенный ей стаканъ. Леонтьевъ посмотрѣлъ на нее съ изумленіемъ.
   -- Такъ ты рѣшился вопреки всему, оставить эту гувернантку? спросила она прерывающимся голосомъ.
   -- Вопреки чему?.. И отчего-же ее не оставить? Скажи мнѣ причину, холодно спросилъ Леонтьевъ, пристально смотря ей въ лицо.
   Если-бъ Зоя дала себѣ волю, она-бы закричала:
   -- Потому-что я не хочу!.. Потому-что она мнѣ противна! Прогони ее сейчасъ, чтобъ нога ея не была въ домѣ!
   Эти слова просились ей на губы, но многолѣтній опытъ научилъ ее, какъ опасно раскрывать глубину своей души передъ такимъ мужемъ, какъ Леонтьевъ, и вмѣсто этого, она слабо проговорила:
   -- Можетъ быть, это моя слабость, но... ты знаешь, какъ я не люблю постороннихъ лицъ... Я буду постоянно женироваться...
   -- Кто-же женируется съ своей гувернанткой? Ты можешь не сидѣть съ ней, не принимать ее въ свои комнаты.
   -- Тебѣ легко такъ говорить, продолжала Зоя.-- Все-таки она будетъ у меня на глазахъ. Ты запрешься у себя я тебѣ все равно,-- а я должна всѣ своя вкусы, всѣ свои привычки перемѣнить... У меня не останется никакой нравственной свободы. Ты знаешь мой характеръ, я люблю уединеніе, чтеніе... Для меня невыносимъ видъ чужой женщины, которая, будетъ безпрестанно у меня на глазахъ, будетъ скучать или говорить о томъ, что мнѣ вовсе не нравится... Пріятно-ли было-бы тебѣ, если-бъ въ твоемъ кабинетѣ безпрестанно сидѣлъ вашъ становой приставъ или мальчишка Петръ? Ты не думаешь о томъ, на какую пытку ты меня обрекаешь!
   -- Да вѣдь она будетъ жить для Маши! неужели ты не думаешь о пользѣ Маши?
   -- Я сама учу Машу: зачѣмъ отнимать ее у меня?
   -- А музыка? а ея талантъ! Если ты любишь Машу, какъ-же ты хочешь лишить ее того, чего она желаетъ, и еще какъ желаетъ?
   -- Повѣрь, что я знаю Машу лучше, чѣмъ ты: въ ней все болѣзненное, въ ней нѣтъ ни на что силы, никакое ученіе не пойдетъ ей въ прокъ!
   -- Ну, этому я не вѣрю, рѣшительно сказалъ Леонтьевъ: -- да если-бъ и такъ, то развѣ ея слабость лишаетъ ее способности радоваться или печалиться? Напротивъ, я вижу въ ней очень сильныя ощущенія и желаю, насколько возможно, доставить имъ пріятную пищу!
   -- Такъ повеземъ ее въ Москву! съ жаромъ возразила Зоя:-- возьмемъ ей тамъ учителя, покажемъ ей театры, концерты...
   -- Ты знаешь, что этого нельзя сейчасъ сдѣлать. Зачѣмъ-же сулить какого-то журавля въ небѣ, когда то, чего она проситъ, у васъ подъ руками? Впрочемъ, зачѣмъ намъ тратить понапрасну слова и играть эту комедію?.. Скажи просто, что ты ревнуешь меня къ этой гувернанткѣ, ревнуешь ни больше, ни меньше, какъ Юлія Павловна!
   Слезы оросили лицо Зои. Леонтьевъ измѣнился въ лицѣ и продолжалъ съ горькой усмѣшкой:
   -- Ты ревнуешь къ простому человѣческому участію, которое я принялъ въ беззащитной, оскорбленной дѣвочкѣ; тебя оскорбляетъ, что она довѣрчиво обратилась ко мнѣ за совѣтомъ, тебя ужасаетъ, что я провелъ какой-нибудь часъ вдвоемъ съ нею и не гналъ ее отъ себя, какъ чуму!.. Однимъ словомъ всякую симпатію къ ближнему, всякое проявленіе во мнѣ человѣческаго чувства ты считаешь для себя личной обидой! А кажется, ужь я такъ я скоро совершенно потеряю всякій инстинктъ общественности!..
   Зоя содрогнулась до глубины души. Неужели мужъ замѣчалъ ея постоянныя усилія отдалить его отъ общества и отъ всѣхъ людей, которыхъ онъ могъ-бы симпатизировать больше, чѣмъ ей? Она поспѣшила протестовать.
   -- Можетъ быть, я эгоистично дѣлала, что просила тебя переѣхать въ деревню? сказала она.-- Въ такомъ случаѣ, ради Бога...
   -- Дѣло не въ томъ, нетерпѣливо прервалъ онъ: -- я живу въ деревнѣ по своей волѣ. Возвратимся къ нашему разговору. Тебѣ потому показалась такъ опасна Наталья Александровна, что я выказалъ ей участіе; ты примирилась-бы съ ея присутствіемъ, если-бъ я далъ тебѣ слово не обращать вниманія на нее, на ея нужды, огорченія, затрудненія и желанія. Но этого слова я не дамъ: я былъ уже одинъ разъ въ моей жизни подлъ, жестокъ и глухъ къ чужому страданію, въ угоду тебѣ!
   Леонтьевъ внезапно поблѣднѣлъ и голосъ его дрогнулъ.
   -- И больше ни за что, никогда, не повторю этой роли! договорилъ онъ твердо.
   -- Неужели ты думаешь, что Клавдія сошла съума отъ твоей холодности? горько улыбаясь, спросила. Зоя.
   -- Да, если-бъ я согрѣлъ ее тѣмъ теплымъ участіемъ, которое было во мнѣ къ ней, если-бъ я показалъ ей жизнь еще возможною послѣ потери всѣхъ ея надеждъ...
   -- Кого-же ты любилъ: ее или меня? спросила Зоя рѣзко и порывисто.
   -- Тебя, конечно: я это доказалъ. Ну, довольно объ этомъ. Такъ, ради нашей мирной жизни, Зоя, я прошу тебя позволить Натальѣ Александровнѣ остаться у насъ для Маши.
   -- Такая просьба все равно, что приказаніе! возразила она съ горечью;
   -- Ну, такъ гони ее, если хочешь, сказалъ Леонтьевъ, вставая въ негодованіи.-- Ты здѣсь хозяйка. Но только знай, что на ее ты гонишь, а себя выгоняешь изъ моего сердца!
   Дверь затворилась за нимъ и Зоя осталась одна, оледенѣвъ не двигаясь съ мѣста. Часа черезъ два, она черезъ силу встала и пошла распорядиться, чтобъ приготовили комнату для Наташи, перенесли-бы туда мягкій диванъ, комодъ, этажерку для книгъ; позвала туда Наташу, спрашивала, нравится-ли ей все и что она лучше любитъ, такъ-что Леонтьевъ, возвратившись отъ больныхъ къ обѣду, засталъ у себя въ домѣ миръ и согласіе, и Машу въ полномъ восторгъ.
   

VI.

   Съ недѣлю или больше Зоя Павловна хворала и мужъ ея заботливо ухаживалъ за нею; не было и помина о прежнемъ ихъ разговорѣ, Маша: училась музыкѣ усердно и аккуратно, а остальное время тетка держала ее при себѣ.
   Наташи не слыхать было въ домѣ. Она знала, что находится тутъ наперекоръ водѣ хозяйки, и имѣла настолько такта, что безъ всякой аффектаціи избѣгала общества Зоя Павловны, не старалась угождать ей и держала себя, какъ гувернантка, обязанная учить въ извѣстные часы -- и только. Она столько времени была одинока, и томилась жаждой привязанности и сочувствія, что робкая и внезапная любовь къ ней Маши нашла живой откликъ въ ея сердцѣ. Она съ перваго раза, съ перваго дня, проведеннаго вмѣстѣ съ дѣвочкой, поняла положеніе послѣдней въ семьѣ такъ вѣрно, какъ Леонтьевъ не могъ-бы понять никогда, если-бъ даже ему разсказывали день за днемъ ея жизнь. Въ отношеніяхъ женщинъ между собою бываютъ притѣсненія и уколы до того мелочные, что мужчина не можетъ открыть ихъ простымъ взглядомъ, какъ тѣхъ инфузорій, которыя въ извѣстныхъ болѣзняхъ гложутъ и изнуряютъ тѣло.
   Наташа видѣла, что она дѣйствительно необходима Машѣ, не для того, чтобъ учить ее музыкѣ, но чтобъ ввести лучъ отрады, лучъ облегченія и свѣта въ безотрадную тьму ея жизни, и она съ радостью готова была пожертвовать для нея своимъ самолюбіемъ и остаться въ домѣ, изъ котораго ее почти выгоняли, гдѣ вся прислуга, предубѣжденная противъ нея, уже смотрѣла на нее косо.
   Но точно-ли это была для нея жертва? Нѣтъ; стѣны этого дома имѣли для нея какое-то обаяніе, она чувствовала себя безотчетно счастливою, что ей какимъ-то чудомъ позволено здѣсь остаться. Леонтьевъ былъ первый мужчина, обратившійся къ ней съ серьезнымъ, симпатическимъ участіемъ; до сихъ поръ за ней просто ухаживали, говорили ей комплименты, и она находила все это холоднымъ, иногда обиднымъ; но отъ Леонтьева повѣяло на нее тепломъ и чѣмъ-то новымъ, еще неизвѣстнымъ ей; первая встрѣча съ нимъ, каждое его слово живо напечатлѣлись въ ея воспоминаніи. Поселяясь въ его домѣ, она въ своемъ ребяческомъ смиреніи даже и мысли не имѣла о сближеніи съ нимъ, о какомъ-нибудь участіи въ его жизни; никогда не искала съ нимъ встрѣчи, не входила въ комнату, гдѣ слышался его голосъ, старалась только добросовѣстно исполнять свою обязанность, чтобъ онъ остался доволенъ ея поведеніемъ. Но если Леонтьевъ самъ заговаривалъ съ нею, поручалъ ей что-нибудь сдѣлать, если ей удавалось оказать ему незначительную услугу, она сама не понимала, отчего у нея дыханіе захватывало отъ радости и вся жизнь представлялась ей моремъ лучей и свѣта. Когда она играла и онъ подходилъ ее слушать, она становилась блѣдна, а глаза ея сіяли, какъ звѣзды, и Маша смотрѣла на нее съ любопытствомъ и любовью.
   Во время болѣзни Зои, ей часто приходилось обѣдать одной, и тутъ-то Варвара, распоряжавшаяся столомъ и явно возненавидѣвшая Наташу, пользовалась случаемъ доказать ей свою вражду. Мимо ея дверей проносили аппетитныя блюда, а ей подавали холодный вареный картофель или корки пирога, или обглоданный остовъ вчерашней курицы. Можетъ быть, Варвара надѣялась, что Наташа пожалуется Леонтьеву и тѣмъ подастъ первая поводъ къ дрязгамъ и ссорамъ. Но до того-ли было Наташѣ! Она съ аппетитомъ съѣдала ломоть чернаго хлѣба и забывала, что не имѣла въ этотъ день другого обѣда.
   Зоя Павловна нарочно стала жить еще замкнутѣе и никогда не приглашала Наташу по вечерамъ въ гости; она думала, что Наташа соскучится и будетъ жаловаться, навязываться къ ней или проситься въ городъ, но та, повидимому, и не вспоминала объ этомъ, и проводила большую часть дня одна въ своей комнатѣ.
   Зою начало, наконецъ, интриговать постоянное отсутствіе Наташи. Что она дѣлаетъ въ своей комнатѣ? Неужели не скучаетъ безъ общества? Неужели ей не хочется ѣхать въ гости, танцевать, кокетничать, наряжаться?
   Разъ, утромъ, Зоя неожиданно зашла къ ней. Наташа писала, взглядывая по врененанъ въ раскрытую передъ ней книгу, была такъ поглощена своимъ дѣломъ, что не обернулась на шумъ. Когда, наконецъ, она подняла глаза на Зою Павловну, въ этихъ глазахъ было столько сіянія, ея лицо блистало такими богатыми красками жизни, что всѣ предположенія о скукѣ и неудовлетворенности должны были разлетѣться въ прахъ.
   -- Что это вы пишете? спросила Зоя.
   -- Это переводъ съ нѣмецкаго, отвѣчала Наташа.
   Зоя подошла, посмотрѣла въ книгу, взяла въ руки тетрадь.
   -- Это рука Петра Алексѣевича, замѣтила она, измѣнившись въ лицѣ.
   -- Да, это его переводъ, онъ далъ мнѣ поправить его и продолжать.
   -- А!.. произнесла Зоя, смотря въ тетрадь безсознательнымъ, пристальнымъ взглядомъ.-- Да,, я этотъ переводъ знаю; да!
   Она обвела глазами комнату и взоръ ея остановился на склянкѣ, стоявшей на окнѣ.
   -- А это что?.. Лекарство? Кому? спросила она, слегка задыхающимся, голосомъ.
   -- Это спиртъ, которымъ Петръ Алексѣевичъ велѣлъ растирать ногу Агафьѣ, отвѣтила Наташа.
   -- Почему-же онъ въ вашей комнатѣ?
   -- Потому-что я сама ей растираю; за ней некому ходить, а растирать надо нѣсколько разъ въ день.
   -- А это что у. васъ за работа? продолжала Зоя Павловна, щупая какія-то полотняныя полосы, лежавшія на столѣ:
   -- Это -- бинты. Петръ Алексѣевичъ просилъ меня нашить ихъ побольше.
   -- Кто-же далъ рамъ полотно?
   -- Да это изъ моего стараго бѣлья; его дѣвать больше некуда.
   У Зои было также иного стараго бѣлья, и она съ жгучей болью вспомнила тотъ день, когда мужъ ея также попросилъ у нея бинтовъ: она велѣла Варварѣ сшить, а Варвара, скупая, какъ всѣ старухи, оторвала два бинта и сказала, что больше нѣтъ. Леонтьевъ казался совершенно удовлетворенныхъ и Зоя теперь только, при видѣ работающей со страстью Наташи, поняла, что эта мелочь, которую она считала нестоющей вниманія, моглабы многое измѣнить въ ея жизни.
   Зоя была эгоистична по натурѣ; въ ней не было доброты и мягкости, которыя побуждаютъ человѣка приняться охотно за самое непріятное дѣло, лишь-бы это доставляло удовольствіе другому. Она была увѣрена, что для спасенія жизни своего мужа она охотно пожертвовала-бы своею жизнью, и затѣмъ уже считала себя вправѣ не обращать вниманія на его личные вкусы; такъ-что, когда онъ просилъ ее сдѣлать для него что-нибудь съ особенныхъ стараніемъ, она передавала его порученіе прислугѣ и не заботилась о томъ, какъ оно будетъ исполнено. Ей и въ голову не приходило, чтобъ любовь, въ которой мужъ ея былъ вполнѣ увѣренъ, могла еще имѣть нужду подтверждаться такими мелочами: она забывала, что не самопожертвованіе, а мелочи наполняютъ каждый день нашей жизни извѣстной суммой пріятныхъ или непріятныхъ ощущеній. Но когда она увидала, что другая подбирала, какъ драгоцѣнные перлы, то, что она откинула съ презрѣніемъ, ей вдругъ стало жаль всего этого, стало такъ завидно, такъ обидно, такъ горько, какъ будто у нея отняли ея собственность и право.
   Въ тотъ-же день за обѣдомъ Зоя сказала мужу:
   -- Я не знала, что тебѣ нужно полотна на бинты; у меня его много; отчего ты не возьмешь?
   -- А я думалъ, что у тебя нѣтъ. Я какъ-то спрашивалъ -- ты не дала, отвѣчалъ Леонтьевъ, не подозрѣвая въ своемъ мужикомъ невѣденіи, что слова его кололи Зою, какъ горькій упрекъ.
   -- Тогда, вѣроятно, не было; не могу-же я знать, когда именно тебѣ нужно, если ты не говоришь.
   -- Ну, и прекрасно; дай Натальѣ Александровнѣ; она сошьетъ.
   -- Да это всякій можетъ сшить; и я сама могу...
   -- Ну, къ чему тебѣ! Ты этихъ вещей не любишь! У тебясвоя работа,-- одѣяло ты какое-то вяжешь. Наталья Александровна отлично это сдѣлаетъ; я ей все уже объяснялъ, какъ что нужно.
   -- И я шила съ Натальей Александровной, сказала Маша дядѣ съ застѣнчивой улыбкой.
   -- Когда-же ты шила, Маша, я не видала? спросила Зоя, стараясь сохранить равнодушный видъ.
   Маша вся покраснѣла.
   -- Нынче утроіъ, передъ урокомъ, робко отвѣчала она.
   -- Отчего-же ты ко мнѣ не принесла эту работу? продолжала тетка.
   -- Да я у васъ вышиваю коверникъ...
   -- Не нравится мнѣ это вышиванье въ пяльцахъ, прервалъ. Леонтьевъ.-- Я-бы просто не позволилъ тебѣ никогда сидѣть за пяльцами съ твоей слабой грудью. И что это за удовольствіе!
   -- Я-бы не стала, да мнѣ велитъ тетя! поспѣшно возразила Маша, въ первый разъ еще высказывая протестъ. Но она не умѣла еще владѣть ни голосомъ, ни чертани лица, не умѣла сохранять нужнаго хладнокровія, и въ ея тонѣ невольно вылилось мстительное желаніе обличить и смутить тетку.
   Зоя стала блѣдна. Леонтьевъ увидѣлъ это и посмотрѣлъ на Машу съ удивленіемъ и неудовольствіемъ.
   -- А Маша любитъ работать, замѣтила Наташа, чтобъ перемѣнить разговоръ.-- Такая прилежная! Какъ только увидитъ вена за дѣлонъ, сейчасъ проситъ дать ей помогать.
   -- Ну, и вы, Наталья Александровна, прилежны, отвѣчалъ Леонтьевъ:-- вы написали мнѣ столько страницъ перевода, что и глазамъ своимъ не повѣрилъ. И какъ хорошо!.. лучше и желать нельзя. Какъ мнѣ васъ благодарить?
   Наташа вспыхнула отъ удовольствія и ей понадобилось нѣсколько секундъ, чтобъ обуздать радостное дрожаніе своего голоса.
   -- Давайте мнѣ больше работы, я только этого и прошу, проговорила она, наконецъ, -- вы знаете, что у меня иного свободнаго времени?
   -- А если я дамъ что-нибудь очень скучное?..
   -- Ну, это еще не такъ страшно, улыбаясь, возразила Натана,-- вѣдь не дадите-же вы мнѣ воду толочь?
   Леонтьевъ засмѣялся.
   -- Не шутя, Наталья Александровна, я попрошу у васъ большой услуги, продолжалъ онъ уже серьезно,-- не можете-ли вы повѣрить и переписать на бѣло счеты?
   -- Извольте.
   -- Только это вѣдь обуза; ихъ листа четыре, надо все переписать сначала и повѣрить итоги, и потомъ переписать.
   -- Давайте; я постараюсь все исполнить.
   -- И я-бы могла переписывать? шепнула Маша Наташѣ.
   -- Что-жъ, попробуй, возразилъ Леонтьевъ, слышавшій ея слова:-- подъ надзоромъ Натальи Александровны можно.
   Зоя положила вилку; кусокъ ея остался нетронутымъ на тарелкѣ; невыразимая горечь поднималась со дна ея души. Она одна была исключена изъ этихъ дружескихъ условій, одной ей ничего не поручали, ни о чемъ не просили. Эти счеты, къ которымъ она питала рѣшительное отвращеніе, стали для нея предметомъ желанія. Теперь она охотно просидѣла-бы за ними цѣлый день и цѣлую ночь, но самолюбіе не позволяло ей предложить свои услуги: вѣроятно, мужъ отвѣтилъ-бы ей то-же, что про бинты. Сознаніе своей прежней ошибки раздражало Зою не противъ себя самой, но противъ тѣхъ, кто невольно выставилъ ей на глаза эту ошибку.
   Она была такъ блѣдна и мрачна, что, вставши изъ-за стола, Леонтьевъ пошелъ за ней въ ея комнату, позвавши также Машу. Зоя молча взяла книгу и глядѣла въ нее машинально; мужъ ея сѣлъ на диванъ и привлекъ къ себѣ Машу.
   -- Что ты хотѣла этимъ сказать? спросилъ онъ ее:-- что ты-бы не стала вышивать въ пяльцахъ, если-бъ не заставляла тетя? Развѣ она къ чему-нибудь тебя принуждаетъ?
   Строгость зазвучала въ его голосѣ и глаза Маши наполнились слезами.
   -- Оставь, съ горечью сказала Зоя, -- это уже не въ первый разъ, съ тѣхъ поръ, какъ третье лице стало между ею и мною!
   -- Зоя! можно-ли принимать такъ къ сердцу дѣтскую выходку! прервалъ Леонтьевъ.-- Послушай, Маша, вѣдь ты знаешь, что тетя старается для тебя-же? Отчего-же ты ей не скажешь, когда тебѣ не хочется шить въ пяльцахъ? Отчего-же не попросишь другой работы? Вѣдь она не можетъ знать твоихъ желаній, если ты ихъ не высказываешь. Она хочетъ сдѣлать для тебя лучше, пріятнѣе, а выходитъ, что для тебя хуже! Въ этомъ ужь не она виновата, а ты!
   Маша смотрѣла ему въ глаза и крупныя слезы катились по ея щекамъ. Зоѣ также надо было дать ходъ накопившейся въ ней горечи, и она закрыла лицо дрожащими руками.
   -- Каково положить всю свою душу, всѣ свои старанія на что-нибудь, и придётъ первый встрѣчный, и отниметъ у васъ всѣ плоды, которые вы лелѣяли и растили!
   Встревоженный непонятнымъ волненіемъ Зои, но чувствуя себя слишкомъ невиннымъ, чтобъ подозрѣвать двойной смыслъ въ ея словахъ, Леонтьевъ довольно сурово выслалъ Машу изъ комнаты и взялъ руку жены.
   -- Ты несправедлива, сказалъ онъ серьезно: -- за Машей и прежде водились такія-же причуды и выходки; ты сама мнѣ всегда говорила, что это болѣзненное явленіе, и никогда этимъ не огорчалась, а теперь тебѣ богъ знаетъ что приходитъ въ голову!
   -- Обвиняй меня, нападай на меня и ты! Это будетъ одно къ одному, проговорила Зоя.
   -- Полно, пожалуйста! У тебя все еще разстроены нервы послѣ лихорадки. Ну, пусть Маша любитъ Наталью Александровну, пусть шьетъ съ ней, пишетъ, гуляетъ: онѣ почти подруги -- та только нѣсколькими годами постарше. Она можетъ бѣгать съ ней по саду, играть въ мячикъ, въ воланъ. Машѣ это все такъ полезно, что я не знаю, какъ ты можешь упускать это изъ виду! Слава богу, что ей пришлась по вкусу эта гувернантка, она перестанетъ быть такой дикой, нелюдимой, сойдется, можетъ быть, съ другими подругами, нельзя-же все такъ жить!
   "И одной довольно!" мысленно проговорила Зоя.
   Леонтьевъ долго говорилъ въ этомъ родѣ очень логично и убѣдительно. Если-бъ онъ зналъ, сколько скрытаго бѣшенства возбуждала въ груди его жены эта логика! Въ самомъ дѣлѣ, какое возраженіе она могла сдѣлать противъ такого сильнаго аргумента, какъ польза и здоровье Маши, о которомъ она сама постоянно толковала?...

-----

   Былъ вечеръ. Зоя Павловна ушла къ своей матери, которая прислала за ней, по случаю пріѣзда своего сына съ невѣсткой. Леонтьевъ хотѣлъ идти съ нею, но въ эту минуту его позвали къ работнику, который упалъ съ крыши и вывихнулъ себѣ плечо.
   -- Давайте бинты, Наталья Александровна, сказалъ Леонтьевъ, поспѣшно выходя. Наташа подала ему бинты и сѣла у окна смотрѣть, какъ онъ пойдетъ по двору; идти съ нимъ она не смѣла безъ приглашенія. Но Леонтьевъ почти тотчасъ-же воротился бѣгомъ назадъ, говоря, что вывихъ весьма опасный и надо хлороформировать больного. Тутъ Наташа въ тревогѣ, забывъ, что. входъ въ аптеку запрещенъ домашнимъ, побѣжала за нимъ наверхъ и помогала ему отыскивать лекарства и приготовлять инструменты.
   -- А мнѣ можно? послышался робкій голосъ Маши за дверью.
   -- Можно, можно! сказалъ Леонтьевъ, и Маша, въ восхищеніи стала возлѣ Наташи, не смѣя ни до чего дотронуться к почти не смѣя дышать, не вѣря самой себѣ, что она тутъ.
   -- Наталья Александровна, сказалъ озабоченно Леонтьевъ: -- пока я пойду вправлять ему плечо, сварите пластырь для ранъ и приготовьте примочку, ту самую, про которую я вамъ вчера говорилъ. Вы помните, какъ составлять ее?
   -- Помню, помню. Идите, я все сдѣлаю, я все помню, что вы мнѣ говорили.
   И онѣ съ Машей, немедленно, принялись за стряпню. Маша непохожа была на больную, слабую дѣвочку, она поднимала тяжелый рукомойникъ съ водой, бѣгала внизъ и вверхъ по лѣстницѣ, не уставая, и влѣзала на стулья и столы, чтобъ достать до верхнихъ полокъ.
   Леонтьевъ воротился въ хорошемъ расположеніи духа отъ удавшейся операціи и былъ пріятно пораженъ здоровымъ видомъ Маши и непривычной живостью ея движеній.
   -- Отчего ты ко мнѣ прежде никогда не приходила? сказалъ юнъ, обнимая ее.-- Ты-бы мнѣ помогала!
   -- Мнѣ не велѣли, прошептала Маша.
   -- Вздоръ! сказалъ онъ.-- Вотъ ты теперь здорова и станешь приходить ко мнѣ.
   Онъ похвалилъ ихъ обѣихъ за все, что онѣ сдѣлали безъ него, и далъ имъ еще работу. Потомъ они весело сошли внизъ. Маша видимо утомилась и хотѣла спать, но ни за что не хотѣла уходить одна; для нея было такой рѣдкостью находиться между двумя расположенными къ ней лицами, не подъ бдительнымъ надзоромъ тетки.
   -- Ну, такъ поужинаемъ вмѣстѣ, сказалъ Леонтьевъ, -- а потомъ ужь разойдемся. Варвара, дай намъ ужинать.
   -- Къ ужину ничего, не готовили, отвѣчала старуха, -- вы хотѣли ужинать у Анны Львовны.
   -- А Маша? а Наталья Александровна?
   -- Для нихъ телятину холодную оставили, а вы ее не кушаете.
   -- И я не стану телятину, сказала Маша.
   -- И я, прибавила Наташа, знавшая, каковы ужины Варвары.
   -- Изжарить-бы картофелю? вздумала Маша, и Наташа подтвердила эту мысль.
   -- Гдѣ-же теперь достать картофелю? возразила сердито Варвара.-- Теперь ночь.-- Неужели плиту разводить?
   -- Просто въ духовой кострюлѣ на спирту, рѣшила Наташа.
   -- Если это можно, Наталья Александровна, сказалъ Леонтьевъ, садясь въ кресла, въ столовой,-- то распорядитесь сами.
   Наташа послала горничную за картофелемъ. Варвара, разрывавшаяся отъ досады, пошла вслѣдъ за нею и сказала ей:
   -- Неси неочищенный, какъ есть!
   -- Какже это можно? онъ съ землей, отвѣчала горничная.
   -- Такъ съ землей и вали имъ на столъ. Пусть новая барыня сама чиститъ; мы ей не слуги!
   Молоденькая горничная не смѣла ослушаться Варвары и вывалила на столъ передъ Леонтьевымъ груду сырого грязнаго картофеля, а Варвара смотрѣла изъ дверей, какой эффектъ это произведетъ. Но Леонтьевъ въ это время разговаривалъ съ Наташей и не обратилъ никакого вниманія на поступокъ горничной, а Наташа тотчасъ достала изъ буфета три ножа, сѣла къ столу и стала чистить картофель.
   -- Принесите воды въ глубокую тарелку, сказала она Машѣ и та поспѣшила исполнить порученіе. Но на дорогѣ ее перехватила Варвара и вырвала у нея изъ рукъ тарелку.
   -- Это что еще? заговорила она.-- Что вы судомойка, что-ли, за водой бѣгать? Вотъ я тетенькѣ скажу,-- похвалитъ она васъ за всѣ ваши затѣи.
   Въ другое время Маша оробѣла-бы отъ этого выговора, но теперь она находилась въ такомъ бодромъ и счастливомъ настроеніи духа, что беззаботно воротилась въ столовую и сказала Наташѣ, что Варвара не даетъ воды. Наташа тотчасъ встала и пошла сана. Потомъ, не говоря ни слова и ни у кого не спрашивая, она достала изъ шкафа кострюлю, спиртъ и тазикъ, къ величайшей досадѣ Варвары, которая только-что собиралась сказать, что барыня унесла ключи отъ шкафа. Ей оставалась еще одна надежда -- не дать масла, но опять, какъ на зло ей, въ буфетѣ оказалось масло, оставшееся отъ чаю.
   Скоро кострюля закипѣла на кругломъ столѣ и Леонтьевъ съ улыбкой смотрѣлъ на Машу, совершенно поглощенную этимъ процессомъ, котораго она еще никогда не видала.
   Варвара, сидя въ дѣвичей, не могла равнодушно слышать ни шипѣнья кострюли, ни стука ножей и вилокъ, ни веселаго смѣха и говора ужинавшихъ. Всякій независимый поступокъ, всякая ѣда въ неурочный часъ казались ея старческому деспотизму чуть не преступленіемъ; по ея мнѣнію, одна Зоя Павловна имѣла право распредѣлять, что каждому дѣлать, что ѣсть и пить. И вдругъ тутъ распоряжается вмѣсто нея ея заклятый врагъ -- Наташа.
   Послѣ ужина, Наташа еще въ первый разъ проводила Машу въ ея комнату и стала сама укладывать ее. Руки Варвары тряслись отъ гнѣва, при видѣ этого нововведенія: она не вытерпѣла.
   -- Вамъ-бы не слѣдъ тутъ быть, рѣзко сказала она Наташѣ:-- я восемь лѣтъ за Машей хожу, меня сама барыня приставила, на моихъ рукахъ и на моемъ отвѣтѣ! Пустите-ка, вы только мѣшаете!
   Но Маша крѣпко обняла Наташу и прижалась къ ней. Въ эту минуту дверь осторожно отворилась и высунулось румяное и добродушное лицо пятнадцатилѣтней горничной Тани.
   -- Наталья Александровна! сказала она вполголоса.
   -- Что тебѣ, Таня? спросила Наташа подходя.
   -- Вотъ что-съ! заговорила Таня, широко улыбаясь:-- Вы намедни говорили, чтобъ вамъ щеночка достать -- ужь какой щенокъ у Василья печника! Черненькій да лохматый и ужь бѣтаетъ... Коли прикажете, я принесу; печникъ говоритъ, что ежу не нужно...
   -- Ахъ! вскричала Маша, -- если-бъ у насъ былъ свой щенокъ! это такое-бы счастье!
   -- Да! иронически возразила Варвара:-- да! такъ вамъ и позволятъ собакъ разводить! Здѣсь не псарня! Вы знаете, барыня этого терпѣть не можетъ!
   -- Да я-бы держала собачку въ своей комнатѣ, сказала Наташа.
   -- Комнаты всѣ здѣсь Зои Павловны! Очень ужь жирно-бы было, если-бъ всякая... стала въ ея домѣ псарни разводить!
   Когда Наташа ушла, Варвара также вышла въ дѣвичью и позвала Таню. Та подбѣжала съ веселымъ видомъ, но лишь только взглянула въ лицо старухи, какъ задрожала и подняла брови кверху съ жалобнымъ выраженіемъ. Таня была круглая сирота, крестница Варвары, которая имѣла надъ нею неограниченную власть.
   -- Такъ-то ты чувствуешь, что для тебя дѣлаютъ! прошептала Варвара и ударила ее по лицу.
   -- Господи! что вы, крестная! что вы на меня? заговорила Таня, залившись слезами.,
   -- Ты барынѣ своей должна служить вѣрой и правдой, а ты ее на кого промѣняла? Говори, на кого?
   Вся трясясь отъ ярости, Варвара стала хлестать ее въ лицо полотенцемъ.
   Наташа, между тѣмъ, изъ комнаты Маши, прошла въ гостиную, гдѣ нашла Леонтьева курящаго папиросу.
   -- А я думала, что вы ушли къ Сосницкимъ, сказала она.
   -- Я, можетъ быть, еще пойду, но мнѣ хотѣлось прежде просмотрѣть вашъ переводъ.
   -- Извольте, только куда вамъ его принести? Здѣсь неловко?
   -- Все равно принесите... Да знаете, что: пойдемте-ко мнѣ наверхъ, я привыкъ тамъ заниматься.
   Нѣсколько минутъ спустя, они оба сидѣли въ завѣтномъ кабинетѣ Леонтьева и Наташа, не вѣря самой себѣ, что она допущена въ этотъ интимный уголокъ, склонялась надъ переводомъ. Глаза Леонтьева задумчиво остановились на ея молодой, опущенной головкѣ, онъ вспомнилъ, какъ онъ надѣялся когда-то проводить такіе вечера вдвоемъ съ постоянной подругой своей жизни, и какъ время разбило эти мечты и потекли для него годы нравственнаго одиночества!
   -- Куда-же вы? спросилъ онъ съ удивленіемъ, когда Наташа встала и отложила тетрадь.
   -- Вѣдь мы повѣрили переводъ: ошибокъ нѣтъ.
   -- Такъ что-же? куда вы спѣшите?
   -- Я не спѣшу, но вы, можетъ быть, станете заниматься... я знаю, что вы не любите при постороннихъ...
   -- Почему-же вы это знаете?
   -- Зоя Павловна говорила мнѣ еще недавно.
   Дѣйствительно, Леонтьевъ любилъ быть одинъ у себя, но совсѣмъ не отъ мизантропіи, а напротивъ отъ слишкомъ сильнаго желанія имѣть возлѣ себя полное сочувствіе и пониманіе. Не находя этого, онъ лучше предпочиталъ быть одинокимъ. Присутствіе Наташи имѣло для него рѣшительную прелесть именно потому, что молодая дѣвушка съ такимъ выраженіемъ полнаго счастія раздѣляла всѣ его интересы. Въ ней не проглядывали чувства неудовлетворенности и недовольства, которыя постоянно проглядывали въ Зоѣ.
   -- Посидите, сказалъ онъ Наташѣ, -- я-бы желалъ воспользоваться этимъ временемъ и взять у васъ урокъ нѣмецкаго языка.
   ~ Что-же, давайте, отвѣтила Наташа, раскрывая книгу.
   Часто прерывая урокъ разговорами, они не замѣтили, какъ прошло часа полтора. Вдругъ внизу раздался стукъ отворяемыхъ дверей и голосъ Зои. Леонтьевъ и Наташа сильно вздрогнули. Это былъ не испугъ, не досада, не опасеніе, но какъ-будто пробужденіе отъ сна внезапнымъ толчкомъ.
   

VII.

   Прошло три мѣсяца. Наступила осень; отцвѣли цвѣты, облетѣли акаціи и липы, и обнажились, порѣдѣли густыя аллеи. Наташа все жила у Леонтьевыхъ, но вмѣстѣ съ дуновеніемъ осени, съ лица ея какъ-будто слетали мало-по-малу игра и блескъ жизни, румянецъ здоровья и выраженіе безпечной веселости. Она сидѣла одна въ своей комнатѣ, перешивая какое-то платье и сидѣла такъ смирно и неподвижно, шевелила пальцами такъ вяло и безучастно, что трудно было узнать въ ней прежнюю живую, проворную Наташу. Во всей ея склоненной фигурѣ замѣтна была такая подавленность, какъ-будто чья-то невидимая рука гнела ее къ землѣ.
   Мысля ея были очевидно далеки отъ работы: посмотрѣвъ на свое шитье, она увидѣла, что все сдѣлано наизнанку, взяла ножницы и равнодушно распорола швы; потомъ рука ея съ ножницами опустилась на колѣни. Молодая дѣвушка впала въ глубокую задумчивость. Лицо ея стало еще блѣднѣе; движимая какою-то неотступною мыслью, она вдругъ встала и подошла въ углу, гдѣ висѣли ея платья; изъ нихъ она выбрала одно -- сѣрое барежевое, и, вытянувъ его противъ свѣта, стала отыскивать на юбкѣ два большія, чернильныя пятна... Она долго разсматривала ихъ и ощупывала, какъ-будто все еще сомнѣваясь въ ихъ существованіи, потомъ порывисто бросила платье и начала быстро ходить по комнатѣ въ замѣтномъ волненіи.
   Въ это самое время, Леонтьевъ сходилъ внизъ въ очень дурномъ расположеніи духа и собирался идти къ какому-то больному, когда Варвара таинственно остановила его въ передней.
   -- Что тебѣ? спросилъ онъ, нахмуривъ брови.
   -- Вотъ посмотрите-ка, что это за книжка такая? отвѣчала она шепотомъ и достала изъ-подъ платка книгу въ переплетѣ.
   Леонтьевъ взглянулъ и вспыхнулъ: недоумѣніе, смущеніе выразились на его лицѣ.
   -- Откуда ты это взяла? спросилъ онъ.
   -- У маленькой барышни изъ-подъ подушки, прошептала опять Варвара съ зловѣщимъ видокъ.-- Я давно за ней замѣчала, что она все прячетъ эту книжку отъ меня и отъ тетеньки; это ей должно быть та... гувернантка-то дала -- онѣ съ ней что-то все шепчутся да таятся. Я и подумала, не дурное-ли что-нибудь? хорошее прятать нечего.
   Леонтьевъ, не отвѣчая ни слова, повернулся и воротился наверхъ. Варвара мѣрнымъ, старческимъ шагомъ побрела въ дѣвичью, но изъ корридора отворилась дверь и Зоя знакомъ подозвала ее въ себѣ.
   -- Показала? спросила она шепотомъ.
   Старуха утвердительно кивнула головой.
   -- Что-жъ онъ сказалъ?
   -- Ничего; въ кабинетъ ушелъ; весь въ лицѣ перемѣнился. Между тѣмъ Леонтьевъ поспѣшно подошелъ къ шкафу съ книгами и отперъ его. На той полкѣ, откуда была взята книга, остальныя были сдвинуты такъ, чтобъ замаскировать ея отсутствіе, но все-таки неплотно прилегали другъ къ другу и Леонтьевъ, пересмотрѣвъ заглавія, тотчасъ замѣтилъ, что недостаетъ еще трехъ книгъ самаго грязнаго содержанія, изъ французскихъ произведеній XVIII вѣка. Кровь бросилась ему въ лицо... Онъ нарочно держалъ эти, доставшіяся ему по наслѣдству книги, подъ ключомъ, такъ-какъ жена его, которой вообще не нравился составъ его библіотеки, питала къ соблазнительной литературѣ рѣшительный ужасъ и даже просила его сжечь эти книги.
   Но какимъ-же образомъ, однако, чужая рука могла проникнуть въ запертый шкафъ? Догадаться было нетрудно: у шкафа были рѣзныя дверцы, обитыя изнутри шелковой матеріей; стоило только отодрать или разрѣзать эту матерію сбоку и рука могла свободно войти въ одно изъ рѣзныхъ отверзтій. Дѣйствительно, онъ нашелъ, что отодранная матерія была снова пришпилена булавкой.
   Нѣсколько минутъ Леонтьевъ былъ такъ ошеломленъ, что не могъ собраться съ мыслями. Потомъ онъ машинально отворилъ ящикъ стола, въ которомъ у него хранились письма и бумаги и долго, неподвижно смотрѣлъ въ него. Тамъ виднѣлись уже засохшіе слѣды пролитыхъ чернилъ.
   -- Это-бы еще ничего, положимъ, прошепталъ онъ про себя:-- но какъ-же дѣвочкѣ?.. ребенку дать?..
   По лицу его прошло выраженіе боли: это лице поблѣднѣло и нахмурилось. Черезъ нѣсколько времени, онъ сошелъ въ комнату жены, гдѣ была и Маша, встревоженная и блѣдная, ничего непонимавшая въ шептаніи Варвары съ ея теткой и видѣвшая только, что у нея изъ подъ подушки вынули какую-то книгу.
   -- Сколько всѣхъ книгъ дала тебѣ Наталья Александровна? спросилъ Леонтьевъ дѣвочку, стараясь казаться спокойнымъ.
   -- Она мнѣ никакихъ не давала, отвѣчала Маша, дрожа.
   Леонтьевъ, посмотрѣлъ на Зою; она была тоже блѣдна и взволнована.
   -- Ти видѣла, что она читала эту книгу? спросилъ онъ ее вполголоса.
   -- Да... то есть Варвара видѣла, отвѣчала она прерывающимся голосомъ.-- Она при мнѣ... вынула ее изъ подъ подушки... и Маша ужасно испугалась и смутилась...
   -- Да полно-же, Маша, сказалъ Леонтьевъ,-- ты ничего такого не сдѣлала, чтобъ бояться... Ну, если не Наталья Александровна, такъ кто-же далъ тебѣ эту книгу?
   -- Никто! Я не знаю, откуда она.
   -- И заглавія не знаешь?
   -- Не знаю.
   -- Отчего-же ты ее прятала? отчего боялась, чтобъ не увидали?
   -- Я не прятала! вскричала Маша въ слезахъ, ломая руки.-- Мнѣ ее не давала Наталья Александровна... Я не знаю, кто мнѣ ее подложилъ.
   Зоя тронула муха за рукавъ.
   -- Ты видишь: она научена даже, что надо говорить, если спросятъ! прошептала она.-- Кто-же станетъ подкладывать ей французскія книги -- ужь не Варвара-ли! Несчастная дѣвочка! Что съ нею сдѣлали!
   -- Да не можетъ-же это быть!.. Быть не можетъ! проговорилъ Леонтьевъ, блѣднѣя, и стремительно вышелъ изъ комнаты.
   -- Наталья Александровна! позвалъ онъ.
   При одномъ звукѣ этого взволнованнаго голоса, вся кровь Наташи отхлынула къ сердцу: она встрѣтила Леонтьева, блѣдная, какъ преступница, хотя и не подозрѣвала еще, въ чемъ дѣло. Исторія пролитыхъ въ ящикъ стола чернилъ и потомъ очутившихся на ея платьѣ пятенъ, какъ явной улики, что она это сдѣлала, произвела на нее такое сильное впечатлѣніе, что у ней замирало сердце при малѣйшемъ шумѣ.
   Леонтьевъ молча посмотрѣлъ на нее: въ лицѣ ея было столько унынія и беззащитности, что сердце его смягчилось жалостью, я онъ сказалъ какъ можно мягче:
   -- Вы взяли у меня тамъ книги... сказки французскія... Дайте-на мнѣ ихъ, они мнѣ нужны.
   -- Я не брала у васъ книгъ безъ спроса, тихо отвѣчала она.
   -- Да нѣтъ, вы забыли, вѣрно... У Маши я нашелъ Дафниса и Хлою и еще у меня тамъ недостаетъ... Вѣдь это вы ей дали?
   -- Нѣтъ, не я. Я не знаю, что такое Дафнисъ и Хлоя.
   -- Странно!.. Ну, поищите, пожалуйста, вѣрно они у васъ найдутся...
   -- Я повторяю вамъ; что я не брала никакихъ книгъ безъ вашего вѣдома. У меня только и есть письма Фохта по-нѣмецки которыя вы сами мнѣ дали, сказала Наташа, выдвигая ящикъ, комода, чтобъ достать книгу.
   Но въ это время, отъ сотрясенія комода, что-то лежавшее на немъ, между туалетнымъ зеркаломъ и стѣною, упало на полъ. Это были тѣ самыя книги, о которыхъ шла рѣчь. Леонтьевъ бросилъ на Наташу взглядъ такого горькаго упрека и негодованія, что юна принуждена была оперѣться на комодъ, чтобъ не упасть. Въ головѣ у нея все пошло кругомъ, въ глазахъ потемнѣло; отчаяніе душило ее.. Когда она увидала, что Леонтьевъ, подобравъ книги, молча уходитъ, къ ней внезапно воротились силы, голосъ и сознаніе.
   -- Постойте! закричала она ему такъ твердо и повелительно, что онъ въ удивленіи остановился.-- Говорю вамъ, что я не брала этихъ книгъ. Отчего вы мнѣ не вѣрите?
   -- Такъ какъ-же онѣ у васъ очутились?
   -- Не знаю, кто-нибудь положилъ ихъ ко мнѣ.
   -- Опять эта нелѣпость! Вы въ одно слово съ Машей говорите. Ну такъ доказывайте, кто положилъ? Кто тихонько вынулъ ихъ изъ моего шкафа? Зачѣмъ? Съ какою цѣлью? Имѣете вы на это факты?
   -- Факты... нѣтъ. Но, Петръ Алексѣевичъ, если вы мнѣ вѣрили когда-нибудь...
   -- Да долженъ-же я вѣрить своимъ глазамъ! запальчиво возразилъ Леонтьевъ.-- Вы теперь отпираетесь точно также, какъ отъ тѣхъ пролитыхъ чернилъ?.. И я повѣрилъ-бы вамъ тогда, "если-бъ васъ не выдали пятна на вашемъ платьѣ!.. Отчего такое упорство во лжи? За что?.. Чѣмъ я заслужилъ, чтобъ вы всегда мнѣ лгали?
   Наташа больше не слыхала: она опустилась на стулъ и голова моя упала на грудь. У Леонтьева, не смотря на его отчаянный гнѣвъ противъ нея, все сердце повернулось; онъ взялъ ея холодную руку и держалъ ее до тѣхъ поръ, пока дѣвушка очнулась. Но лишь только она подняла голову, какъ онъ поспѣшно ушелъ.
   Передъ обѣдовъ, сосѣдній помѣщикъ прислалъ за Леонтьевымъ лошадей. Онъ радъ былъ этому и уѣхалъ, не сѣвши за столъ.
   Мрачно и грозно стало въ домѣ по его отъѣздѣ. Двѣ женщины сходились молча, какъ враги, готовящіеся къ битвѣ. Зоя съ любопытствомъ и волненіемъ заглядывала въ лице Наташи, думая, что та начнетъ объясняться и жаловаться по поводу книгъ, но Наташа знала, что съ этой стороны нечего ожидать ни справедливости, ни пощады, и объясняться не о чемъ: она съ ледянымъ презрѣніемъ смотрѣла на Зою. Маша изнывала между ними; тетка не отпускала ее больше отъ себя и присутствовала при каждомъ урокѣ музыки.
   На другой день, Леонтьевъ воротился не одинъ, а съ гостями, съ двумя господами изъ города, которые остались ночевать, такъ-что Наташѣ невозможно было говорить съ нимъ, такъ, какъ она намѣревалась. Такъ-какъ въ жизни нерѣдко все случается людямъ наперекоръ, то въ то самое время, когда Наташа съ нетерпѣніемъ ждала отъѣзда гостей, чтобы объясниться съ Леонтьевымъ и рѣшить, оставаться-ли ей въ его домѣ, онъ получилъ изъ города повѣстку объ экстренномъ мировомъ съѣздѣ по какимъ-то дворянскимъ дѣламъ и немедленно отправился туда.

-----

   День былъ холодный, октябрьскій. Закутавшись въ теплый платокъ, Наташа, дрожа отъ внутренняго холода, прохаживалась по одной изъ аллей сада. Леонтьевъ только-что передъ обѣдовъ воротился, а Зоя принимала своихъ родныхъ -- мать и брата съ невѣсткой. Сосницкіе не бывали у нея съ тѣхъ поръ, какъ здѣсь поселилась Наташа.
   На куртинѣ за аллеей послышался торопливый шорохъ; оттуда вынырнула Маша и, запыхавшись, бросилась на шею къ Наташѣ, которая страстно прижала ее къ себѣ.
   -- Тамъ гости -- бабушка съ своимъ сыномъ, проговорила Маша,-- а я убѣжала сюда къ вамъ. Пойдемте въ рябину, къ плетню, тамъ насъ не найдутъ, если будутъ искать.
   Наташа пошла за нею, говоря:
   -- Какже это ты безъ спросу, Маша? А что скажетъ дядя?.. Вѣдь теперь ужь и онъ не позволяетъ тебѣ быть со мной!
   Въ ея голосѣ было столько горькой жалобы, что Маша посмотрѣла на нее съ выраженіемъ недѣтскаго сочувствія.
   -- Нѣтъ, не онъ! сказала она.-- Вы знаете, кто не позволяетъ?.. Ужь цѣлую недѣлю мы съ вами не разговаривали. Я только я думала, какъ-бы убѣжать съ вами куда-нибудь, хоть-бы совсѣмъ изъ этого дома.
   -- А дядю тебѣ не жаль-бы было? спросила Наташа.
   -- Дядя! ахъ дядя! если-бъ онъ зналъ! вздохнула Маша и заплакала.-- Знаете, что? пойдемте обѣ къ нему и разскажемъ ему все... Намъ двумъ онъ повѣритъ!
   -- Развѣ онъ тебѣ вѣрилъ, что ты любишь музыку, что ты желаешь учиться, что тебѣ пріятно съ нимъ гулять?.. Если мы вздумаемъ все разсказать, мы выйдемъ обѣ клеветницы, сумашедшія, злыя дѣвчонки!.. Я уже цѣлыя ночи думала объ этомъ, искала; придумывала... Нѣтъ, ничего не подѣлаешь! Зоя Павловна такъ безукоризненна, что за нее насъ съ тобою побьютъ каменьями. Какъ она тебя мучила -- этого никто не видалъ; а какъ она просиживала надъ тобой ночи безъ сна, какъ она шила и вязала на тебя, какъ сдувала съ тебя каждую порошинку -- это всякій могъ видѣть!
   -- Что-же дѣлать? съ тоской спросила Маша.
   -- Я должна буду уѣхать отсюда... Мнѣ надо-бы было уѣхать уже давно, но мнѣ это больно, какъ съ душой разставаться!.. Не могу я рѣшиться такъ разстаться съ Петромъ Алексѣевичемъ, безъ всякаго объясненія, безъ всякаго оправданія... Неужели онъ такъ и будетъ считать меня безчестной, низкой лицемѣркой?
   -- Да неужели онъ вамъ не вѣрить, когда вы говорите, что это не вы?
   -- Не я -- такъ кто-же? съ уныніемъ возразила Наташа.-- Чѣмъ я докажу ему, что и книги, и подмѣна лекарствъ, и чернильныя пятна на моемъ платьѣ -- все это дѣло не моихъ рукъ?
   -- Какая подмѣна лекарствъ? какія чернильныя пятна? спросила Маша.
   -- Ахъ, Маша, вѣдь это ужь давно меня опутываютъ сѣтью, въ которой я теперь кружусь и не нахожу выхода! Это началось такъ глухо, незамѣтно и потомъ все разросталось, по мѣрѣ того, какъ Петръ Алексѣевичъ становился предубѣжденъ противъ меня. Лекарства, которыя я иногда оставляла у себя въ комнатѣ, подмѣняли... Больнымъ дѣлалось хуже, они на меня жаловались Петру Алексѣевичу и онъ думалъ, что я отъ невнимательности ошибаюсь; разъ я сварила пластырь для ранъ и спрятала у себя въ столѣ... И вдругъ на немъ оказалось какое-то ядовитое вещество, которое растравило рану... Съ тѣхъ поръ Петръ Алексѣевичъ запираетъ аптеку и не даетъ мнѣ ничего трогать.
   -- И вы не переводите больше съ нимъ вмѣстѣ на верху?
   -- Нѣтъ, послѣ того, какъ пролиты чернила въ его завѣтный столъ... Можетъ быть еще много лежитъ на мнѣ обвиненій, которыхъ я не знаю, потому-что не даромъ онъ иногда былъ такъ холоденъ и такъ странно смотрѣлъ...
   Наташа отерла крупныя слезы, катившіяся по ея лицу.
   -- Вишь куда запрятались! раздался вдругъ сердитый старческій голосъ, отъ котораго обѣ онѣ вздрогнули, и изъ-за кустовъ вылѣзла сухая, высокая фигура няньки Варвары.-- Что вы хоронитесь-то тутъ? для какого дѣла? А я весь садъ обѣгала, охрипла звамши. И не откликнется! злобно прибавила она, кивая на Машу.-- Строптивая нонче стала, упрямая!
   -- Я не слыхала, сказала Маша.
   -- Ужь что лгать-то -- не слыхала! Еще лгунья какая стала! У кого выучилась лгать-то?
   Наташа нетерпѣливо поднялась.
   -- Ступай въ домъ, сказала она Варварѣ.-- Мы сейчасъ придемъ.
   -- Барыня не велѣла мнѣ оставлять Машу съ вами!
   Наташа, не отвѣчая, взяла Машу за руку и обѣ быстро удалялись отъ Варвары.
   -- Чему вы ее учите? закричала ихъ вслѣдъ старуха.-- До васъ она, какъ ангелъ, божій, была, тихая, покорная, что прикажутъ, то и дѣлаетъ, велятъ лечь -- ляжетъ; велятъ встать -- встанетъ; а теперь какова?
   Слова Варвары глухо долетали до дѣвушекъ, стремившихся уйти отъ нея. По терассѣ прохаживался Леонтьевъ, безъ теплаго пальто и даже безъ шляпы, съ сигарой во рту, и, повидимому, ждалъ ихъ. Характеръ Леонтьева также измѣнился въ это послѣднее время, сдѣлался раздражителенъ и неровенъ. Вмѣсто того, чтобъ проводить день въ регулярныхъ занятіяхъ, какъ прежде, онъ иногда просиживалъ цѣлые часы одинъ на терассѣ, думая какую-то тяжелую думу, или весь вечеръ проводилъ вдвоемъ съ женой, въ угрюмомъ молчаніи, которое ее уязвляло и оскорбляло.
   -- Зачѣмъ вы это дѣлаете, Наталья Александровна? сказалъ онъ съ волненіемъ, встрѣчая ихъ.
   -- Что я дѣлаю? спросила она тихо.
   -- Уводите Машу! Зоя огорчается этимъ...
   -- Дядя, я сама ушла, возразила Маша.-- Я ее увидала въ саду и пошла. Мнѣ почти не удается и такъ съ нею быть.
   -- За что она васъ такъ любитъ? задумчиво сказалъ Леонтьевъ Наташѣ.
   -- За то, что я ее люблю, отвѣчала Наташа дрожащими губами.-- Она мнѣ вѣритъ и я вѣрю ей во всемъ.
   Рука Леонтьева, державшая сигару, задрожала и когда Наташа хотѣла пройти въ дверь, онъ удержалъ ее.
   -- Вы плакали? тихо спросилъ онъ.
   -- Могу и плакать, когда хочу, отвѣчала она.
   -- Куда-же вы? продолжалъ онъ, взявъ ее за руку.-- Прежде вы никогда такъ не говорили со мной...
   -- И вы, Петръ Алексѣевичъ, прежде никогда такъ не говорили со мной, какъ въ эти послѣдніе дни. Позвольте-же и мнѣ поступать по моему произволу.
   Наташа прошла въ свою комнату, сбросила платокъ и машинально остановилась передъ зеркаломъ, чтобъ поправить волосы. Потомъ она повернулась и окинула подозрительнымъ взглядомъ всю комнату. Ей было страшно стѣнъ, угловъ, ящиковъ, комодовъ: въ каждомъ изъ нихъ могла таиться неожиданная улика противъ нея; ей показалось, будто постель была не въ тонъ порядкѣ, въ какомъ она ее оставила и она начала судорожно перевертывать подушки, одѣяло и тюфякъ...
   -- Что это вы такое дѣлаете, дерзко спросила у нея Варвара, входя.-- Ужь не пропажу-ли нашу ищете?
   -- Какую пропажу?
   -- А вы еще не знаете?
   -- Я ничего не знаю; я гуляла въ саду съ самаго обѣда.
   -- Ну, такъ не мое дѣло говорить. Какъ господамъ угодно; можетъ, они это и скроютъ.
   Наташа пошла въ гостиную и, проходя мимо дѣвичей, слышала, какъ тамъ оживленно шептались съ Таней кухарка и кучеръ. Это обратило на себя вниманіе Наташи, потому-что дворня очень рѣдко приходила въ домъ. Стало быть случилось что-нибудь особенное.
   Въ гостиной у камина сидѣла мать Зои и горячо разговаривала съ своимъ сыномъ и невѣсткой, которые въ этотъ свой пріѣздъ въ первый разъ еще были въ гостяхъ у Леонтьевыхъ и Зои Павловна варила для нихъ шоколадъ.
   -- Да поди ты сюда, Зоя, говорила Струйская въ ту минуту, какъ вошла Наташа,-- Брось ты свой шоколадъ; разскажи мнѣ опять по порядку, какъ все было, я что-то все перепутала!
   -- Чего-же яснѣе? отвѣчала Зоя.-- Сегодня послѣ обѣда, часа два тому назадъ, Петръ Алексѣевичъ пошелъ къ себѣ наверхъ и нашелъ, что замокъ въ его бюро попорченъ: видно было, что его отпирали поддѣльнымъ ключомъ...
   -- Да кто-же отпиралъ-то? перебила старуха.
   Зоя пожала плечами.
   -- Какія вы, маменька! Кто-же на себя скажетъ? вмѣшался братъ Зои.-- Вѣдь оттуда деньги пропали, это пахнетъ острогомъ!
   Наташа, внимательно слушавшая, подошла къ столу и спросила у Зои съ полнымъ самообладаніемъ:
   -- Такъ теперь ужь и деньги пропали?
   -- Да, деньги, холодно отвѣчала Зоя:-- Петръ Алексѣевичъ не хотѣлъ сказать мнѣ сколько, онъ кого-то подозрѣваетъ. Я ему совѣтовала послать за слѣдователемъ.
   -- И слѣдователь непремѣнно уличитъ кого-нибудь? И деньги найдутся гдѣ-нибудь за комодомъ, позади туалета? продолжала Наташа, понизивъ голосъ и смотря въ глаза Зоѣ. Но та не испугалась и не опустила глазъ, а напротивъ отвѣчала ей взглядомъ угрозы и вызова.
   Въ самомъ дѣлѣ, что могло значить обвиненіе Наташи, -- никому неизвѣстной дѣвушки съ двусмысленной репутаціей -- противъ всѣми уважаемой семьянинки, вѣрной жены, безукоризненно нравственной женщины?
   Струйская съ удивленіемъ глядѣла на нихъ обѣихъ, не понимая, что говоритъ Наташа.
   -- Надо допросить и обыскать всѣхъ вашихъ людей, замѣтилъ братъ Зои.
   -- Туда не ходитъ никто изъ людей въ отсутствіе Петра Алексѣевича, отвѣчала Зоя.-- Трудно на кого-нибудь и думать.
   -- Ну, да какъ-нибудь ночью, воровскимъ образомъ!
   -- Какъ-же Петръ Алексѣевичъ не запиралъ эту комнату? спросила Струйская.
   -- Бывало онъ запиралъ ее, но вотъ теперь Наталья Александровна туда ходитъ писать какой-то переводъ и потому онъ пересталъ запирать.
   Наташа онѣмѣла: ее приводили въ ужасъ эта смѣлость и хладнокровіе. Смертельная блѣдность покрыла ея лицо. Вошелъ Леонтьевъ, и Зоя тотчасъ перемѣнила разговоръ. Начали разсказывать разные случаи воровства и убійства, но вообще разговоръ кацъ-то не клеился. Подали свѣчи. Струйская зѣвнула.
   -- Что это ты, Зоя, нынче какъ-будто не въ своей тарелкѣ, сказала она,-- пропажа, что-ли, эта тебя смущаетъ? Что дѣлать-то? У меня разъ тысячу рублей украли, да такъ и не нашли! Ты хоть-бы насъ яблоками поподчивала или фруктами.
   -- Дессертъ подадутъ въ свое время, отвѣчала Зоя.
   -- Какъ угодно, матушка, мнѣ ничего не надо; я нынче, такихъ отличныхъ грушъ наѣлась! Прихожу утромъ къ Юлинькѣ, отворяю дверь, вдругъ въ меня груши летятъ... Это что-же? Юлинька сидитъ на диванѣ, реветъ и швыряетъ со стола груши куда попало, а благовѣрный-то ей стоитъ передъ пей, какъ дуракъ, и только жмурится, чтобъ въ глазъ не попало. Она, видишь, велѣла ему привезти изъ города два десятка грушъ, а онъ привезъ одинъ: она и говоритъ, что онъ половину своей красавицѣ подарилъ, а ей привезъ объѣдки. А я всѣ эти объѣдки преспокойно собрала, да ушла поскорѣй, чтобъ она не одумалась. Варенія даже баночку сварила -- нежданно, негаданно, Богъ послалъ!
   -- Что это у нихъ нынче, какъ не клеится? обратилась Струйная къ своей невѣсткѣ.
   -- Это оттого, что мы не играемъ въ карты, отвѣчала та,-- безъ картъ, что дѣлать?
   -- Въ самомъ дѣлѣ? Сядемте, господа, въ рамсъ, обратилась Струйская къ мужчинамъ.
   -- Давайте, охотно отозвался ея сынъ.
   Когда Зоя возвратилась, зеленый столъ былъ уже готовъ, колода раскинута вѣеромъ по срединѣ и трое партнеровъ безмолвно дожидались прибытія хозяйки. Леонтьевъ никогда не игралъ.
   -- Я не располагала-было играть, сказала она, замявшись.
   -- Вотъ хороша хозяйка! сказала ей мать.-- Да я еще тебѣ должна, я отыграться хочу. Садись, не разстраивай!
   Зоя молча сѣла за карты и приказала Машѣ сѣсть съ работой возлѣ своего стула.
   Между-тѣмъ Наташа играла на рояли какую-то странную импровизированную піесу и эти томительно-сладкіе звуки овладѣли всѣмъ вниманіемъ Леонтьева противъ его воли.
   -- Что такое въ этихъ пальцахъ? думалъ онъ.-- Что такое въ ея душѣ? Она точно зоветъ меня, тянетъ къ себѣ!
   -- Петръ Алексѣевичъ? позвала тихо Наташа.
   -- Я здѣсь, отозвался онъ позади ея.
   -- Я хочу, говорить съ вами: удобно это теперь или нѣтъ?
   -- Да; но лучше не здѣсь; пойдемте ходить по залѣ.
   Они вышли и медленно, молча прошли вдоль комнаты.
   Каждый изъ нихъ былъ въ такомъ волненіи, что не замѣчалъ волненія другого. Самый воздухъ вокругъ нихъ, казалось, собрался въ громовую тучу, готовую разразиться.
   Наконецъ, Наташа сказала твердо и даже какъ будто безстрастно:
   -- У васъ сломали замокъ и украли деньги: вы меня подозрѣваете въ этомъ, какъ и во всемъ остальномъ?
   -- Нѣтъ, въ этомъ я васъ не подозрѣваю, отвѣчалъ Леонтьевъ.
   -- Почему-же?.. Если я тайно пробиралась наверхъ, если я отпирала ящики и шкафы, таскала неприличныя книги и потопъ отпиралась,-- почему-же я не могла украсть деньги?
   -- Наталья Александровна, перебилъ Леонтьевъ, -- вмѣсто того, чтобъ язвить меня, протяните мнѣ руку помощи. Я блуждаю во-тьмѣ, спотыкаюсь, ищу и не нахожу... Я не знаю, кто мнѣ врагъ, кто другъ... Присутствіе духа меня покидаетъ. Помогите мнѣ, укажите, гдѣ истина и гдѣ ложь?.. Я никому не говорилъ; но изъ шкафа унесены опять тѣ-же книги. Скажите, вы это сдѣлали или нѣтъ?
   -- Не я! сказала Наташа: -- и все остальное не я. Неужели вы не чувствуете, что я не могла этого сдѣлать?
   Ея руки очутились въ его рукахъ: онъ-ли ихъ взялъ, она-ли ихъ подала -- они не помнили, но при этомъ прикосновеніи ихъ охватило какое-то теплое чувство другъ къ другу и нѣсколько секундъ прошло въ блаженномъ ощущеніи взаимной гармоніи и довѣрія. Но скоро дѣйствительность взяла опять свое и формулировалась вопросомъ, естественно слетѣвшимъ съ губъ Леонтьева.
   -- Такъ кто-же это дѣлалъ? спросилъ онъ съ мучительнымъ недоумѣніемъ.
   Наташа внутренно содрогнулась.
   -- Не знаю, прошептала она едва слышно.
   -- Поищемъ вмѣстѣ; вдвоемъ это гораздо легче, чѣмъ одному; я скажу вамъ все, что думаю и вы мнѣ так-же. Подозрѣваете вы кого-нибудь изъ людей?
   Наташа отрицательно покачала головою.
   -- Я не говорю о деньгахъ, продолжалъ Леонтьевъ, -- но на что-бы имъ, напримѣръ, книги? И къ тому-же французскія. Прежде этого никогда не бывало. Одна только остается предположить -- что это Маша.
   -- Петръ Алексѣевичъ! вскричала въ изумленіи и негодованіи Наташа.
   -- Это не такъ невѣроятно, какъ кажется, возразилъ онъ,-- у Маши натура нервная, своенравная и скрытная; она способна сильно желать чего-нибудь и ускать всѣхъ средствъ къ удовлетворенію; примѣръ тому -- это способъ, какимъ она выучилась музыкѣ. Скрыть такую вещь отъ тетки, у которой она всегда на глазахъ -- доказываетъ порядочную долю хитрости. Кто знаетъ, что у нея на умѣ?
   -- Такъ вы думаете, что Маша стала-бы лгать и отпираться? возразила Наташа.
   -- Этому уже были примѣры. Она, при мнѣ, до истерики отрекалась отъ нѣкоторыхъ словъ, которыя жена моя сама слышала отъ нея...
   -- Въ такомъ случаѣ, не ошибалась-ли ваша жена? не вытерпѣла Наташа, у которой кипѣло въ душѣ.
   Леонтьевъ пожалъ плечами.
   -- Это могло-бы быть, если-бъ онѣ обѣ были равныхъ лѣтъ дѣвочки: неизвѣстно, кому изъ нихъ вѣрить; но теперь -- какое-же сомнѣніе? Вѣдь Зоя не станетъ-же, какъ маленькая, утверждать того, въ чемъ неувѣрена. Вы любите Машу, но вы еще мало изучили ея характеръ...
   -- А вы почему знаете ея характеръ? съ жаромъ перебила. Наташа.-- Развѣ вы съ ней разговариваете? развѣ вы позволяете ей высказываться вамъ безъ посторонняго контроля? развѣ вы стараетесь узнать, что ей нравится и что не нравится?
   -- Но это потому, что она находится уже подъ другимъ вліяніемъ, и нельзя-же воспитаніе ребенка каждому тянуть въ свою сторону. Не могу я, мужчина, войти такъ подробно въ нужды дѣвочки, какъ можетъ женщина.
   -- Какой-же вышелъ изъ этого результатъ? Что вы теперь не знаете своей племянницы, подозрѣваете ее и обвиняете безъ всякихъ доказательствъ въ вѣроломствѣ, лжи и низости.
   Леонтьевъ, казалось, былъ пораженъ.
   -- Я не обвиняю ее въ томъ смыслѣ, какъ вы принимаете, сказалъ онъ:-- при оцѣнкѣ поступковъ надо брать въ разсчетъ всѣ мотивы, всѣ особенности характера и состоянія здоровья. Маша могла все это дѣлать и не быть ни вѣроломной, ни низкой...
   -- Нѣтъ, не могла! съ убѣжденіемъ сказала Наташа.-- Ей тринадцать лѣтъ, она почти взрослая; она видитъ и слышитъ, какъ за нее подозрѣваютъ, обвиняютъ другую, какъ эта другая бьется, какъ птица, попавшая въ сѣти, изнемогаетъ и падаетъ,-- и чтобъ она не оправдала, чтобъ она не защитила эту невинную! Стыдитесь допустить такую мысль! Развѣ вы не видите, что всѣ эти исторіи съ замками, съ книгами, съ лекарствами разсчитаны на то, чтобъ всю сумму проступковъ, лжи и лицемѣрія взвалить на меня и выжить меня изъ вашего дома?.. Развѣ станетъ это дѣлать Маша, которая такъ дорожитъ мною?
   -- Такъ у васъ въ домѣ есть врагъ? и вы его знаете? спросилъ Леонтьевъ, серьезный и блѣдный.
   Наташа молчала; грудь ея неровно и высоко поднималась.
   -- Это вы хотѣли сказать? допрашивалъ Леонтьевъ: -- такъ назовите этого врага..
   Увлеченная дальше, чѣмъ она хотѣла, Наташа сжала руки и глядѣла, какъ потерянная. Какъ рѣшиться формулировать невѣроятное обвиненіе, которое могло совершенно возстановить противъ нея Леонтьева?
   -- Кажется, Варвара васъ не любитъ? спросилъ Леонтьевъ, тщетно подождавъ ея отвѣта.-- На нее вы намекали?
   -- Нѣтъ.
   -- Такъ кто-же? что-же вы молчите? Отчего-же не хотите сказать мнѣ? Гдѣ-же ваша искренность? а я у васъ ее просилъ, какъ милости.
   Наташа подняла голову и посмотрѣла ему въ глаза. Онъ тоже нѣсколько секундъ смотрѣлъ на нее пристальна и вдругъ на его лицѣ выступила яркая краска и смѣнилась смертельной блѣдностью, глаза расширились отъ ужаса. Онъ понялъ.
   У самой Наташи въ глазахъ потемнѣло при видѣ этого; когда она опомнилась, Леонтьева уже не было въ комнатѣ.
   Она опустилась на стулъ съ жгучей болью раскаянія въ сердцѣ. Легче было ей вынести, чтобъ онъ считалъ ее лицемѣркой и воровкой, чѣмъ видѣть на лицѣ его это ужасное выраженіе. Какую пользу она ему сдѣлала тѣмъ, что насильно открыла глаза? Она только отравила его будущую жизнь и семейныя отношенія, которыя до сихъ поръ были сносными!..
   

VIII.

   Гости собрались ѣхать до ужина и, въ то время, какъ они одѣвались въ передней, Маша подошла и что-то шепнула Леонтьеву, послѣ чего онъ тотчасъ вмѣстѣ съ ней вышелъ. Проводивъ гостей, Зоя Павловна осмотрѣлась и, не видя мужа, прямо отправилась въ комнату Наташи. Леонтьевъ, въ самомъ дѣлѣ, былъ тамъ и приготовлялъ горчичникъ. Наташа лежала, уткнувъ голову въ подушки: ея голова пылала.
   -- Варвара! кликнула Зоя отрывистымъ голосомъ и сѣла на стулъ возлѣ мужа. Когда онъ началъ намазывать горчицу, она сказала ему:
   -- Теперь оставь; Варвара приложитъ.
   Онъ взглянулъ на нее съ удивленіемъ и на минуту остановился, но потомъ повернулся и пошелъ къ постели.
   -- Предоставь это горничной, продолжала Зоя, -- неужели ты самъ станешь раздѣвать ее?... Это неприлично, это гадко видѣть!
   Она говорила рѣзко; нельзя было узнать ея обычнаго неторопливаго тона и манеры. Кровь бросилась въ лицо Леонтьеву, но онъ, не оборачиваясь къ женѣ, взялъ руку Наташи, пощупалъ пульсъ, потомъ засучилъ ей рукавъ и самъ приложилъ горчицу.
   -- Вотъ точно такъ и на другую руку, сказалъ онъ Машѣ:-- привяжи ей сама и посиди около нея.
   Онъ вышелъ вмѣстѣ съ Зоей и пошелъ за ней въ ея комнату.
   -- Ты никогда не говорила со мной такимъ языкомъ, Зоя, сказалъ онъ женѣ, когда дверь затворилась за ними.
   -- Оправдываться должна не я, а ты, возразила Зоя горячо, хотя и сдержанно.-- О чемъ ты говорилъ съ ней весь вечеръ? Скажи, если можешь?
   -- О чемъ я говорилъ съ Натальей Александровной? Я могъ-бы это сказать, если-бъ хотѣлъ, но ты требуешь этого такимъ тономъ, которому я не привыкъ подчиняться.
   -- И я не привыкла розыгрывать пошлую роль ревнивой жены и требовать у мужа отчета въ каждомъ словѣ, но ты долженъ вспомнить -- если ты это забылъ,-- что я еще не отжившая женщина, что я тебя люблю точно такъ-же, какъ любила шесть лѣтъ тому назадъ, что во мнѣ есть страсти, которыя я не могу подавить. Скажи мнѣ, о чемъ ты говорилъ съ ней?
   -- Зея! Зоя! прервалъ ее съ горечью Леонтьевъ,-- я думалъ, что между нами никогда не будетъ подобныхъ сценъ!
   -- Я такъ и знала, что ты не скажешь! Такъ не хочешь-ли я скажу? Вы объяснялись насчетъ взлома, насчетъ воровства и всѣхъ страданій, которыя будто-бы претерпѣваетъ Наталья Александровна отъ гоненій ревнивой жены и, въ концѣ-концовъ, она вышла сіяющая, какъ алмазъ, а жена твоя -- черная, какъ ехидна? Такъ-ли?
   Леонтьевъ не отвѣчалъ и судорожно мялъ въ рукахъ папиросу.
   -- Ты удивляешься, что я угадала?.. Это не трудно. Съ одной стороны семнадцатилѣтняя дѣвушка, хорошенькая и кокетка, которая жаждетъ найти обожателя, и для этой цѣли разыгрываеть первую любовь, невинность, страданіе; съ другой стороны -- жена, уже потерявшая всю прелесть новизны и ничего неумѣющая разыгрывать,-- кому-же изъ нихъ вѣрить? Разумѣется, новой приманкѣ!..
   -- Зоя, съ силой сказалъ Леонтьевъ, вставая и идя къ дверямъ: -- если ты такъ обо мнѣ думаешь, значитъ, ты никогда меня не любила; нельзя глубоко любить такого человѣка, котораго всякая "новая приманка", какъ ты выражаешься, можетъ заставить пренебречь предметомъ долголѣтняго уваженія!
   -- Уваженія?.. сказала Зоя, блѣдная, какъ смерть.-- И уваженіе и привязанность... принадлежатъ теперь другой: я это вижу по несомнѣннымъ признакамъ.
   -- Я не постигаю, прервалъ Леонтьевъ въ волненіи, -- какая тебѣ охота добровольно, собственными руками, подрывать основаніе нашей семейной жизни...
   -- Ужь поздно! простонала Зоя, ломая себѣ пальцы, -- оно подрыто: я это увидѣла нынѣшній вечеръ по твоему непостижимому ослѣпленію!
   -- Какому ослѣпленію?
   -- Какому? Онъ еще спрашиваетъ: какому?.. Вообрази себя на минуту человѣкомъ безпристрастнымъ, незаинтересованнымъ лично: что видитъ этотъ человѣкъ въ Натальѣ Александровнѣ? Дѣвушку съ неизвѣстною нравственностью, съ сомнительными правилами и понятіями, выказывающую самыя порочныя и двусмысленныя наклонности. Развѣ можно чѣмъ-нибудь оправдать ея тайныя путешествія въ твой кабинетъ и въ ною спальню, ея заглядываніе, въ чужія бумаги, въ чужія письма? и потомъ ея наглую ложь, лицемѣріе, стараніе сдѣлать Машу своей сообщницей и отдалить ее отъ меня? У меня сердце обливается кровью за сироту, которую ты отдалъ въ такія руки. Я лучше желала-бы, чтобъ Маша унерла, чѣмъ осталась подъ вліяніемъ такой женщины... А ты, который прежде такъ любилъ Машу, теперь равнодушно смотришь, какъ ее губятъ на твоихъ глазахъ!.. Мы еще не знаемъ, до чего доходитъ безнравственность этой дѣвушки: мы видѣли только явное, и по немъ можемъ судить о тайномъ... Но я сейчасъ видѣла по твоему лицу, когда ты былъ въ ея комнатѣ, что если-бъ она убила и Машу, и меня, ты и тогда-бы нашелъ для нея извиненіе!
   -- Зоя! сказалъ Леонтьевъ, и больше ничего не могъ выговорить. Слова жены оглушали его, жгли, какъ капли раскаленнаго желѣза, тѣмъ болѣе, что они дышали непритворной силой убѣжденія.
   Зоя ненавидѣла Наташу съ такою страстью, такъ искренно подозрѣвала ее во всемъ дурномъ, что все, что она взводила на нее, казалось ей только предупрежденіемъ того зла, которое замышляла противъ нея Наташа. Нападая, она считала, что только обороняется!.. Увидѣвъ, что ей удалось пробудить сомнѣніе и колебаніе въ сердцѣ мужа, Зоя продолжала съ удвоившимся краснорѣчіемъ:
   -- А эта исторія съ изломаннымъ замкомъ? Неужели ты можешь увѣрять самъ себя, что виноватъ кто-нибудь изъ прислуги? Кромѣ Варвары никто не живеть здѣсь въ домѣ, да и не сталибы они пускаться на такое рискованное дѣло, когда могутъ найти тысячи способовъ воровать незамѣтно. Для всякаго безпристрастнаго свидѣтеля дѣло это очевидно, ясно, какъ солнце!
   -- Но вѣдь и для нея оно тоже рискованное, прервалъ Леонтьевъ съ усиліемъ.
   -- Однако, ты видишь, что она ничѣмъ не рисковала: ей стоило вызвать тебя въ залу и поговорить съ тобой четверть часа, чтобъ опрокинуть вверхъ дномъ всѣ твои мнѣнія и взгляды, чтобъ очернить въ твоихъ глазахъ все, что къ тебѣ было до сихъ поръ близко.
   -- Кого-же очернить? тихо спросилъ онъ.
   -- Меня -- напримѣръ! Я ей врагъ, самый естественный и ненавистный врагъ; я -- препятствіе къ ея сближенію съ тобой. Ей надо уничтожить это препятствіе, если не матеріально, то хоть нравственно, и для этого она пускаетъ въ ходъ клевету и внушаетъ тебѣ подозрѣнія.
   -- Нѣтъ!.. Нѣтъ... Зоя! Я не могу узнать Наталью Александровну въ томъ чудовищномъ портретѣ, который ты мнѣ представляешь: я не могу произнести приговоръ на сомнительныхъ данныхъ...
   -- Сомнительныхъ?.. Такъ ты долженъ рѣшить: кто изъ насъ сломалъ замокъ и укралъ деньги -- она или я? Середины нѣтъ; ты сажъ понимаешь, что кромѣ насъ двоихъ некому! Рѣшай же!
   Леонтьевъ мрачно молчалъ. Зоя схватила себя за голову.
   -- Да, это страсть! вскричала она голосомъ, отъ котораго онъ невольно вздрогнулъ.-- Только одна страсть къ ней могла такъ затмить твой разсудокъ.
   -- Какая страсть? сказалъ Леонтьевъ, блѣднѣя, какъ мертвецъ.-- Зачѣмъ та это говоришь? Гдѣ та это видишь?.. въ чемъ?
   Зря вся дрожала; румянецъ то выступалъ, то пропадалъ на ея лицѣ.
   -- Осмѣлься сказать, что та въ ней равнодушенъ, прошептала она.-- Развѣ у меня нѣтъ глазъ, нѣтъ соображенія?
   -- Я могу сказать, по чести и совѣсти, что никогда между нами не было намека на любовь; та говоришь, что она меня завлекала: это неправда; наши разговоры никогда не переходили за предѣла простой интимности...
   -- Даже тогда, когда вы сидѣли по ночамъ вдвоемъ на верху? спросила Зоя тѣмъ-же напряженнымъ шопотомъ.
   -- Что-жъ изъ этого? Даю тебѣ честное слово, что я никогда не касался даже ея руки.
   -- А губъ? тихо вымолвила Зоя, устремивъ на него мрачный, горящій взглядъ.
   -- Никогда! сказалъ Леонтьевъ, вспыхнувъ, и въ волненіи всталъ и прошелся по комнатѣ.-- Никогда, ни теперь, ни въ будущемъ!
   -- А можешь ты дать честное слово, что никогда этого не желалъ и не пожелаешь? произнесла Зоя, вся дрожа.
   Леонтьевъ отвернулся къ окну, потомъ сказалъ сурово и ютрого:
   -- Это вопросъ непростительный съ твоей стороны; это черта деспотизма, которой я отъ тебя не ожидалъ. Какое право ты имѣешь рыться въ моихъ помышленіяхъ и вторгаться въ такую область моего я, гдѣ всякое чужое прикосновеніе есть уже обида?
   -- Какое право имѣетъ утопающій хвататься за ноги человѣзд, который толкаетъ его въ воду? Если онъ причинить ему боль или разорветъ на немъ одежду, человѣчно-ли вмѣнять ему это въ преступленіе?
   Голосъ Зои возвысился и зазвучалъ такими нотами страсти и отчаянія, что Леонтьевъ вздрогнулъ. Она была блѣдна, какъ смерть, только глаза у нея горѣли неестественнымъ огнемъ; при порывистомъ движеніи, которое она сдѣлала, вытянувъ впередъ руки, ея полурасплетенныя косы упали и разсыпались по спинѣ и груди: она была похожа на статую отчаянія.
   -- Ты знаешь, продолжала она, -- что въ эти шесть лѣтъ и не высказала тебѣ ни одного ревниваго намека, не требовала отъ тебя ни одной жертвы, не досадила тебѣ ни однимъ ревнивымъ подозрѣніемъ...
   -- Ты также знаешь, что я не потерпѣлъ-бы этого, я-бы не могъ любить тебя, если-бъ ты это дѣлала.
   -- Что это -- угроза? Поздно! Теперь терять мнѣ уже нечего!
   -- Зоя! Зоя! вскричалъ Леонтьевъ, схвативъ ея руки и сжимая ихъ.-- Не говори со мной такъ... я не хочу этого слышатъ! Насъ соединяютъ такія узы, которыя не могутъ быть расторгнуты въ одинъ часъ; неужели шесть лѣтъ взаимнаго уваженія и... довѣрія -- недостаточная гарантія на всю жизнь?
   -- Это фразы, это софизмы, рѣзко прервала Зоя,-- перейденъ къ дѣлу. Минута эта рѣшительная -- по крайней мѣрѣ, для меня: я не хочу ни мѣшать вамъ, ни видѣть на моихъ глазахъ развитіе вашей страсти; если она зашла у тебя такъ глубоко, что ти не можешь разстаться съ Натальей Александровной, то я уступлю вамъ мѣсто.
   -- Что ты хочешь сказать?
   -- Я хочу сказать, что я уѣду завтра-же и оставлю ее полной хозяйкой на моемъ мѣстѣ. Заранѣе говорю тебѣ, что ни денегъ, ни помощи я не приму отъ тебя; я ничего не имѣла, когда вышла за тебя -- ни съ чѣмъ и уйду; куда я уѣду и чѣмъ стану жить -- тебѣ до этого нѣтъ дѣла. Вотъ какъ поступлю я. Рѣшай теперь, какъ ты поступишь, и рѣшай сейчасъ-же, потому-что я ждать не стану.
   Мертвое молчаніе воцарилось въ комнатѣ. Зоя прислонилась спиною къ стѣнѣ; въ ней какъ будто все замерло, все превратилось въ одно жгучее, напряженное, необъятное ожиданіе. Она поставила на карту всю свою будущность: выиграетъ она, или проиграетъ?
   Молчаніе длилось долго. Леонтьевъ самъ не терпѣлъ полумѣръ и чувствовалъ, что надо на что-нибудь рѣшиться. Онъ никогда не изучалъ и не зналъ хорошо характера своей жены: разладъ въ ихъ вкусахъ, взглядахъ и привычкахъ начался тотчасъ-же послѣ сватьбы и способствовалъ тому, что они замкнулись сами въ себѣ одинъ отъ другого. Но у Леонтьева была натура нѣжная я довѣрчивая: страстная любовь къ нему жены глубоко трогала его; не имѣя силъ отвѣчать ей взаимностью, онъ радъ былъ, по крайней мѣрѣ, отплатить ей безграничнымъ уваженіемъ и довѣріемъ, на которыя она, повидимому, имѣла полное право. По внѣшнимъ признакамъ онъ составилъ себѣ о ней понятіе, какъ о женщинѣ строгой честности, благородной и великодушной. Доброту свою и любящее сердце она доказала страстной привязанностью къ Машѣ я неусыпными заботами о ней...
   Зоя все это хорошо звала: не даромъ она трудилась столько лѣтъ, чтобъ представить изъ себя чистый, безукоризненный образъ, который трудно свергнуть съ пьедестала, не потерявъ уваженія къ самому себѣ. Она не думала исполнить свои слова и уступить мѣсто соперницѣ; но она рѣшилась сдѣлать это предложеніе, потому-что знала, какую страшную дилемму ставитъ своему мужу: безъ всякой вины съ ея стороны, лишить ее крова, семейства, всего, чѣмъ она жила до сихъ поръ, и послать на холодъ и голодъ, на безотрадную, безразсвѣтную жизнь... Вопросъ былъ только въ томъ, на сколько сильно увлеченіе Леонтьева Наташей -- увлеченіе, которое Зоя понимала гораздо лучше, чѣмъ онъ самъ. При мысли о взаимныхъ обвиненіяхъ этихъ двухъ женщинъ, у него голова кружилась: ему равно невозможно было подозрѣвать одну, какъ подозрѣвать и другую, потому-что хотя улики были сильны противъ Наташи, но онъ зналъ ее настолько, что все его внутреннее чувство возмущалось противъ этого приговора. Тутъ могло дѣйствовать какое-нибудь третье лицо... но какъ-бы то ни было, эти двѣ женщины не могли дышать однимъ воздухомъ и одною надо было пожертвовать для другой. Леонтьевъ отгонялъ отъ себя со страхомъ и смущеніемъ всякую мысль о любви къ Наташѣ, тѣмъ болѣе, что при ея молодости и неопытности это было-бы чистое обольщеніе. Что могъ онъ дать ей, когда жизнь его была связана съ другой? Презрѣніе общества, всеобщее осужденіе и позднее раскаяніе въ будущемъ?..
   Зоя ясно видѣла, какъ всѣ эти мысли проходили по нахмуренному челу мужа и холодѣла въ ожиданіи.
   Наконецъ, Леонтьевъ заговорилъ:
   -- Тутъ не можетъ быть выбора, сказалъ онъ измѣнившимся голосомъ.-- Не ты должна оставить семейный очагъ и скитаться, какъ отверженница, ради упрямства... или, пожалуй, увлеченія съ моей стороны. Завтра-же мы откажемъ Натальѣ Александровнѣ, и она уѣдетъ.
   Зоя не вынесла своего торжества: она протянула-было руки къ мужу, но покачнулась и упала, какъ безжизненный трупъ къ его ногамъ...
   Было рѣшено, что Зоя Павловна утромъ, послѣ чая, позоветъ къ себѣ Наташу и скажетъ ей, что имъ не нужна гувернантка, потому-что Машу везутъ въ Москву; дадутъ Наташѣ хорошій аттестатъ и рекомендательное письмо къ одной ихъ родственницѣ, прямо къ которой и отвезутъ ее.
   Мысли Леонтьева находились въ такомъ разбродѣ и туманѣ, что онъ могъ только пассивно соглашаться съ предложеніями жены, желая одного только, чтобъ поскорѣе все это кончилось. Зоя съ тлиной радостью видѣла въ немъ этотъ непривычный упадокъ энергіи и старалась болѣе и болѣе захватить его въ свое вліяніе, не оставляя его ни на минуту.
   Передъ чаемъ она увидала, что онъ разговариваетъ на дворѣ съ кучеромъ, и, накинувъ на голову платокъ, пошла сама звать его.
   -- Помни-же, сказала она, взявъ его подъ руку, -- тотчасъ послѣ чаю отправляйся на заводъ или къ больнымъ и приходи только проститься съ нею; я тогда дамъ тебѣ знать. Этимъ только мы можемъ избѣжать всѣхъ тягостныхъ и безполезныхъ сценъ...
   -- Это конечно такъ, возразилъ Леонтьевъ холодно,-- но я не считаю за большое достоинство избѣгать тягостныхъ сценъ, если онѣ необходимы, -- въ иномъ случаѣ это можетъ быть и подло.
   Зоя пристально взглянула на мужа: его глаза были красны отъ безсонницы, брови хмурились; въ рукахъ онъ держалъ палку и безсознательно ломалъ на мелкіе куски; вообще видно было, что нервы его въ возбужденномъ и раздражительномъ состояніи.
   -- Что такое подло? спросила Зоя.
   -- Мнѣ прятаться и бѣжать отъ Натальи Александровны, какъ-будто она чѣмъ-нибудь меня оскорбила. Я самъ скажу ей, безъ всякой таинственности, что она не можетъ больше у насъ оставаться.
   -- Но я думаю, что это скорѣе мое дѣло, какъ хозяйки, прервала Зоя, теряя хладнокровіе;-- странно мужчинѣ вмѣшиваться въ это.
   -- Да я тебѣ ни въ чемъ не мѣшаю; не мѣшай и ты мнѣ, возразилъ Леонтьевъ, уходя въ домъ.
   На самомъ дѣлѣ онъ боялся впечатлѣнія, которое неожиданное объявленіе его жены произведетъ на Наташу; онъ вполнѣ понималъ, какимъ оскорбленіемъ все это ляжетъ на ея беззащитную голову и его охватывала томящая, ноющая, страстная жалость. За этой жалостью опять слѣдовала реакція и подозрѣніе. Вѣроятно-ли, возможно-ли, чтобъ его жена была виновна въ темныхъ интригахъ, на которыя намекнула Наташа? И вѣроятно-ли, чтобъ -- виновная -- она могла такъ смѣло пойти на встрѣчу обвиненію, какъ она сдѣлала это вчера? Но въ такомъ случаѣ, вся низость, вся чернота этихъ интригъ, соединенная еще съ клеветой, падала на Наташу. При этой мысли онъ готовъ былъ помѣшаться, потому-что его разсудокъ находилъ улики противъ, Наташи, а все существо его неодолимо стремилось къ ней, и что-то внутри его не вѣрило ни уликамъ, ни обвиненіямъ.
   Чай прошелъ въ зловѣщемъ безмолвіи. Зоя потеряла все свое самообладаніе и, боясь повредить себѣ какой-нибудь безумной выходкой, ушла въ свою комнату. Леонтьевъ замѣтилъ, съ какимъ испугомъ взглянула Наташа на его мрачное, нахмуренное лицо, когда онъ вошелъ въ залу. Ея блѣдность и уныніе рѣзали его, какъ ножомъ по сердцу; онъ не могъ рѣшиться ни заговорить съ нею, ни уйти отъ нея. Разсудокъ ясно подсказывалъ ему, что колебаться нечего и надо разрубить наконецъ этотъ гордіевъ узелъ, какъ-бы тяжело это ни было для той, которую приносили въ жертву.
   Обернувшись, Леонтьевъ увидѣлъ, что Наташа спокойно вышиваетъ воротничекъ, и у него нѣсколько отлегло отъ сердца; ему показалось, что теперь легче объясняться. Мужчинамъ всегда кажется, что занятая рукодѣльемъ женщина вполнѣ поглощена шитьемъ или вязаньемъ, и что въ это время ей некогда ни скучать, ни волноваться. Они не знаютъ, какъ иногда въ это время разрывается мозгъ отъ напора мыслей, не знаютъ, какая буря страсти и отчаянья можетъ наполнять душу.
   Считая эту минуту благопріятною, Леонтьевъ собирался заговорить, но его стѣсняло присутствіе Маши; пока онъ раздумывалъ о томъ, какъ-бы удалить ее и съ чего-бы лучше начать, Наташа вдругъ встала и спрятала работу. Это положеніе душило ее: выносить это молчаніе ей было не въ мочь; она и сама хотѣла говорить, объясняться, отказаться отъ дома, но не успѣла еще хорошенько сообразить, что ей дѣлать. Чувствуя головокруженіе, она накинула на голову платокъ и быстро вышла на террасу, сказавши Машѣ, чтобъ она не ходила за нею. Леонтьевъ слѣдилъ за нею глазами изъ окна и когда увидѣлъ, что она скрылась въ аллеѣ, поспѣшно пошелъ за нею въ садъ.
   Наташа остановилась, поджидая его. Ея взглядъ имѣлъ такое. выраженіе, какъ у звѣрька, къ которому подходитъ охотникъ съ ружьемъ въ рукѣ: въ немъ не было мольбы о пощадѣ, а только ожиданіе, полное ужаса.
   "Скорѣе кончить! разомъ отрубить больной членъ!" вертѣлось въ умѣ у Леонтьева и онъ, съ неимовѣрнымъ усиліемъ, собравши всю свою твердость, сказалъ:
   -- Наталья Александровна, я долженъ вамъ сказать, что намъ съ вами надо разстаться.
   -- Я этого хотѣла сама; но... я имѣла на то причины... беззвучно отвѣчала Наташа.-- А вы какія-же имѣете причины... съ вашей стороны?
   -- Мы повеземъ Машу въ Москву, проговорилъ было Леонтьевъ, но ему тутъ-же стало стыдно этой пошлой увертки и онъ прямо сказалъ:
   -- Причина та, что жена моя желаетъ заняться воспитаніемъ Маши.
   Прошла минута молчанія. Когда Леонтьевъ рѣшился взглянуть на Наташу, онъ увидѣлъ, что лицо ея все преобразилось отъ гнѣва и глаза метали молніи.
   -- Причина та, сказала она энергично, -- что вы меня подозрѣваете въ воровствѣ, въ лжи и безнравственности и спѣшите оградить Машу отъ моего вредоноснаго вліянія! Почему-же вы не говорите мнѣ этого въ глаза? Зачѣмъ не обыскиваете меня? Зачѣмъ не пишете на меня доносъ слѣдователю? Это было-бы не такъ оскорбительно, какъ ваши деликатные намеки!
   -- Что вы? Съ чего вы это взяли? проговорилъ оглушенный Леонтьевъ.
   -- Вы смѣете спрашивать, съ чего я это взяла? Вы смѣете притворяться, будто не клеймите меня воровкой, когда выгоняете меня безъ суда и слѣдствія изъ вашего дома, на другой-же день покражи? Когда вы знаете, что всѣмъ живущимъ, всѣмъ слугамъ, всѣмъ сосѣдямъ разсказано объ этомъ, когда Варвара приходила къ Машѣ и говорила ей, чтобъ она запирала отъ меня свои вещи?
   Леонтьевъ почувствовалъ на лбу холодный потъ: вопросъ еще не представлялся ему съ этой стороны. Онъ пробормоталъ что-то, чего и самъ не понималъ.
   Лицо Натащи покрылось яркими пунцовыми пятнами, и она всплеснула руками..
   -- Безъ суда, безъ аппеляціи, безъ оправданія! сказала она.-- Такого презрѣнія вы еще не оказывали ни одному слугѣ, ни одной служанкѣ въ вашемъ домѣ... Всѣ они имѣютъ право требовать отъ васъ доказательствъ, когда ихъ гонятъ за воровство; -- а я, чего могу я требовать? Мнѣ гдѣ искать правосудія? И противъ кого? Противъ васъ...
   Голосъ ея вдругъ надорвался и задрожалъ отъ рыданій.
   -- Противъ васъ -- моей единственной опоры, моей единственной защиты!.. Вѣдь если-бъ я взяла адвоката, я-бы не могла выбрать никого кромѣ васъ... Я на васъ только и надѣялась, что вы не повѣрите... чтобъ я могла... Зачѣмъ мнѣ было лгать вамъ? Я знала, что вы ненавидите ложь, и развѣ я стала-бы дѣлать то, что вы не любите?.. Если-бъ я была хитрая лицемѣрка, развѣ я могла-бы такъ попадаться на каждомъ шагу? развѣ я допустила-бы, чтобъ по моей собственной винѣ, вы принуждены были отнять у меня то, что было счастьемъ моей жизни, доступъ въ вашъ кабинетъ, участіе въ вашихъ занятіяхъ, ваше довѣріе, вашу короткость! Да вѣдь я-бы жизнь отдала за то, чтобъ все это сохранить, упрочить за собою, а вы думаете, что я промѣняла это на удовольствіе рыться въ вашихъ столахъ и читать какія-то скверныя книжонки... Если-бъ вы не были слѣпы, вы-бы видѣли, что такое вы для меня, вы-бы поняли, что одно ваше слово для меня законъ, что по вашему знаку, я пошла-бы въ огонь и въ воду!.. А вы думаете, что я васъ обокрала!
   Леонтьевъ весь дрожалъ, прислонившись спиною къ стволу дерева. Въ голосѣ и словахъ Наташи были звуки, выраженіе и смыслъ, обдававшіе его какимъ-то непонятнымъ ощущеніемъ счастія. Онъ испытывалъ такое чувство, какъ-будто его безпощадно окатывали душами холодной воды и,-- посреди этой пытки -- внезапно на него лилась теплая, ароматная струя, заставлявшая забывать о предыдущихъ мученіяхъ. Онъ чувствовалъ, что она его любитъ, что она не въ силахъ и, можетъ быть, даже не хочетъ скрывать отъ него своей любви. Это сознаніе ударило ему въ голову, какъ вино, и отвѣтная страсть, давно теплившаяся въ его сердцѣ, вспыхнула яркимъ, неудержимымъ пламенемъ...
   Между-тѣмъ Наташа завернулась въ платокъ съ головой и твердо сказала:
   -- Прощайте; я въ вашъ домъ больше не пойду. Пришлите мнѣ мои вещи въ волостное правленіе; я тамъ найму лошадей до города. Если и не пришлете -- мнѣ все равно.
   -- Наталья Александровна!.. Постойте! позвольте! закричалъ Леонтьевъ ей вслѣдъ, задыхаясь.
   Но она рѣшительно махнула рукой, не оборачиваясь и быстро пошла по аллеѣ. Вдругъ Леонтьевъ увидѣлъ, что она споткнулась; сдѣлала два шага -- споткнулась опять, зашаталась, ища руками опоры и упала безъ движенія на мерзлый песокъ.
   Леонтьевъ поднялъ ее съ земли, какъ перо, и прижалъ ея безжизненное лицо къ своему лицу.
   -- Не горячка-ли?! беззвучно проговорилъ онъ, торопливо щупая пульсъ; Его глаза съ невыразимой тоскою и нѣжностью устремились на закрытые глаза, которые не могли его видѣть, и онъ крѣпко, крѣпко сжалъ Наташу въ своихъ объятіяхъ. Тогда онъ почувствовалъ слабое біеніе ея сердца; съ губъ ея слетѣлъ болѣзненный вздохъ. При этомъ признакѣ жизни, Леонтьевъ прильнулъ къ губамъ Наташи со всѣмъ трепетаніемъ только-что вполнѣ сознавшей себя любви. Тутъ онъ вспомнилъ слова свои наканунѣ въ разговорѣ съ женой: "Никогда! ни теперь, ни въ будущемъ!" Что-то горько насмѣшливое, мучительное промелькнуло по его лицу: затѣмъ оно все освѣтилось пламенемъ страсти онъ, съ полнымъ увлеченіемъ, съ чувствомъ блаженства и муки нагнулся въ лицу Наташи и покрылъ его безчисленными поцѣлуями.
   

IX.

   Весь домъ былъ въ переполохѣ. Служанки бѣгали со стклянками, съ уксусомъ и горчицей. Маша торопила ихъ и распоряжалась; Зоя Павловна, какъ оглушенная ударомъ грома, стояла въ коридорѣ, не говоря ни слова, не участвуя въ общей суетѣ, будучи не въ силахъ войти въ комнату Наташи и не въ силахъ отойти отъ нея далеко. Вдругъ, Леонтьевъ, весь блѣдный, вышелъ поспѣшно оттуда, безсознательно повторяя: "Спиртъ! спиртъ!" и бросился наверхъ, не замѣтивъ жены, которая, при видѣ его, отступила въ темный уголъ коридора. Она прислушивалась къ шагамъ своего мужа по лѣстницѣ и къ его поискамъ наверху въ аптекѣ, которые, вѣроятно, оказались безуспѣшными, потому-что онъ быстро сбѣжалъ внизъ, крича:
   -- Зоя! Зоя! гдѣ спиртъ, который я тебѣ далъ?
   Зоя знала, что этотъ спиртъ запертъ у нея въ шкапу и, слѣдовательно, никто безъ нея не можетъ найти его; мелочное, низкое желаніе повредить Наташѣ хоть этимъ, заставило ее, вмѣсто того, чтобъ откликнуться на зовъ мужа, скрыться отъ него подальше. Она неслышными шагами прошла въ сѣни; оттуда въ садъ и, задыхаясь отъ разнородныхъ чувствъ, волновавшихъ ее, побѣжала, какъ сумасшедшая, по самымъ глухимъ тропинкамъ.
   Леонтьевъ, между-тѣмъ, видя Наташу въ такомъ глубокомъ обморокѣ, что никакія средства не могли привести ее въ чувство, почти потерялъ голову. Тщетно призывая жену и разославши прислугу на поиски за нею, онъ пошелъ въ комнату Зои и началъ торопливо искать на столахъ, на окнахъ и въ шкапахъ. Въ туалетномъ шкапчикѣ стояло нѣсколько флаконовъ, но все не тѣ; засунувъ туда руку, Леонтьевъ отчаяннно шарилъ по полкамъ, не попадется-ли еще стклянка и вдругъ нечаянно придавилъ пальцами какую-то пуговку; въ ту-же минуту сбоку отскочилъ небольшой потайной ящичекъ, выдвигавшійся, какъ ящикъ стола. Бѣгло взглянувъ въ него и увидѣвъ, что тамъ лежатъ деньги, Леонтьевъ только-что хотѣлъ было съ досадою захлопнуть его опять, какъ вдругъ какая-то идея, въ родѣ неяснаго воспоминанія, побудила его снова почти машинально, выдвинуть ящикъ и посмотрѣть на деньги. Сверху лежала серія -- новая, съ еще неотрѣзанными купонами и на ней карандашомъ написаны были цифры, который Леонтьевъ узналъ хорошо, потому-что самъ написалъ ихъ, считали проценты. Эту серію онъ получилъ отъ кого-то дня за три до похищенія денегъ изъ его бюро и именно она-то была въ числе украденныхъ денегъ. Судорожной рукою, онъ развернулъ остальныя деньги: тамъ была еще серія и три десятирублевыя ассигнаціи. Да! это была та самая сумма, тѣ самыя бумажки, которыя пропали изъ-подъ замка и были причиной разыгравшейся драмы. Эти сто тридцать рублей лежали отдѣльно въ ящикѣ его бюро,-- и вотъ теперь они опять лежатъ передъ нимъ въ потайномъ шкапѣ его жены, безмолвно, но краснорѣчиво отвѣчая на всѣ сомнѣнія и подозрѣнія, терзавшія его въ прошлую ночь! У Леонтьева такъ закружилась голова, что онъ принужденъ былъ сѣсть; открытіе, сдѣланное имъ, было такъ важно, что онъ забылъ даже о спиртѣ и о лежащей въ обморокѣ Наташѣ. Впрочемъ, всѣ его мысли были сосредоточены, въ эту минуту, на ней: онъ съ содроганіемъ думалъ о томъ, что перенесла она въ его домѣ и сколько разъ онъ самъ былъ виноватъ противъ нея, не вѣря и не слушая ея оправданій. Собравшись наконецъ съ духомъ, Леонтьевъ положилъ деньги снова въ ящикъ и тутъ замѣтилъ, что тамъ лежала еще связка ключей. Онъ машинально взялъ ихъ въ руки, безъ всякой опредѣленной мысли, но при ближайшемъ осмотрѣ, кровь вдругъ бросилась ему въ лицо... Онъ поспѣшно вынулъ изъ кармана свои собственные ключи и, сравнивши ихъ, убѣдился, что у жены его были двойные ключи отъ его комнаты, отъ бюро, отъ шкапа и шкатулки. Леонтьевъ вскочилъ и, съ движеніемъ отвращенія, бросилъ все назадъ въ ящикъ.
   -- Дядя! она очнулась! раздался радостный голосъ Маши въ коридорѣ и Леонтьевъ поспѣшилъ выйти.
   Прошло около часа, прежде чѣмъ Зоя рѣшилась снова на ципочкахъ подойти въ комнатѣ Наташи и осторожно заглянуть туда. Наташа лежала съ закрытыми глазами въ постели: ея лицо было, хотя блѣдно, но спокойно и ясно. Леонтьевъ сидѣлъ возлѣ на креслахъ, опираясь локтями на колѣни и положивъ голову на руки: онъ былъ погруженъ въ глубокую задумчивость.
   Зрѣлище это было невыносимо для Зои. Послѣ такого близкаго осуществленія всѣхъ своихъ надеждъ, она снова видѣла себя отброшенною отъ цѣли, для которой употребила столько усилій. Стараясь подавить волненіе, она подошла къ своему мужу и положила руку ему на плечо:
   -- Петръ Алексѣевичъ, сказала она,-- ты видишь -- ей лучше! Прошу тебя, уйди отсюда; подавай повода толкамъ и сплетнямъ. Я сама буду сидѣть около нея, если нужно.
   -- Нѣтъ, Зоя; я съ этого мѣста не сойду, отвѣчалъ онъ тихо, не глядя на нее.
   -- Что-же это значитъ?
   Онъ молчалъ съ минуту, потомъ подмялъ на жену серьезный взглядъ.
   -- Я ее люблю! сказалъ онъ и отвернулся къ постели.
   Зоя вздрогнула, но не выговорила ни слова. Плотина прорвалась и не было силъ на свѣтѣ, которыя могли-бы удержать въ эту минуту стремленіе потока... Она это сознавала; она знала, что должна покориться, но гнѣвъ, отчаяніе и ярость охватили ея разсудокъ. Увидя, что слабый румянецъ разлился по лицу Наташи, когда она раскрыла глаза и увидала наклоненное надъ нею лицо Леонтьева, Зоя потеряла всякое хладнокровіе, схватила руку мужа и, съ силою отдернувъ его отъ постели, сказала громкимъ, повелительнымъ голосомъ:
   -- Мнѣ нужно съ тобой говорить!.. Иди со мной!
   Леонтьевъ освободилъ свою руку изъ ея руки нервическимъ движеніемъ, которое не укрылось отъ Зои; затѣмъ холодно и спокойно послѣдовалъ за нею въ ея комнату.
   -- Объясни мнѣ твое поведеніе, заговорила Зоя, останавливаясь передъ мужемъ.-- Что значитъ все это ухаживаніе за Натальей Александровной? Что значитъ ея возвращеніе и всѣ ея обмороки?
   Брови Леонтьева сурово сдвинулись. Онъ сѣлъ на стулъ и молчалъ.
   -- Да говори-же! возразила жена и на щекахъ ея выступили красныя и блѣдныя пятна.-- Я не могу повѣрить, чтобъ ты опять рѣшился оставить въ своемъ домѣ женщину, уличенную богъ-знаетъ въ чемъ!
   Тутъ Леонтьевъ поднялъ глаза на нее и она затрепетала отъ ихъ выраженія/
   -- Въ этошь ты не ошиблась, сказалъ онъ.-- Я не останусь жить съ женщиной, уличенной въ воровствѣ и въ поддѣлкѣ кіючей. Я оставлю ей свободное мѣсто въ моемъ домѣ, оставлю ей мое имя, мое мнѣніе и доходы, а самъ уѣду, потому-что теперь я больше съ ней ничѣмъ не связанъ.
   -- Про кого ты говоришь? прошептала Зоя, блѣднѣя при каждомъ его словѣ.
   -- Я говорю про тебя. Ты знаешь, что ты клеветала на Наталью Александровну. Ты знаешь, что ты сама...
   Голосъ Леонтьева прервался на этомъ словѣ.
   Зоя неподвижно стояла, замеревъ на мѣстѣ; руки ея впились въ спинку кресла; въ умѣ роились безпорядочныя мысли, все еще инстинктивно цѣплявшіяся за какую-то надежду вывернуться и оправдаться, хотя тонъ ея мужа былъ такъ рѣшителенъ, что не допускалъ мысли о колебаніи съ его стороны. Какъ и почему онъ знаетъ? Какія улики въ его рукахъ? Одни слова Наташи?..
   Нова эти вопросы вертѣлись въ ея головѣ, Леонтьевъ продолжалъ:
   -- Съ этого дня наши узы разорваны и мы каждый пойдемъ своей дорогой. Состояніе ваше обезпечено; завтра вы получите отъ меня довѣренность на управленіе имѣніемъ. Владѣйте всѣмъ; съ меня довольно одной свободы!
   Онъ сдѣлалъ шагъ въ двери; но Зоя, съ невнятнымъ стономъ, кинулась къ нему, схватила его за обѣ руки и стиснула ихъ въ своихъ.
   -- Постой! сказала она прерывающимся голосомъ.-- Ты прежде долженъ объяснить... Это она сказала тебѣ про меня? Что именно? Въ чемъ она меня обвиняетъ?
   Зоя отступила назадъ передъ молніей гнѣва, сверкнувшей ни глазъ Леонтьева. Онъ молча подошелъ къ туалетному шкапчику, подавилъ пружину, вынулъ изъ потайного ящика деньги и ключи и, бросивъ ихъ къ ногамъ Зои, отвѣчалъ:.
   -- Вотъ что сказало мнѣ!
   Затѣмъ, не взглянувъ на нее ни разу и не оборачиваясь, онъ вышелъ.

-----

   На другой-же день Леонтьевъ съ Наташей и племянницей уѣхалъ въ Петербургъ, чтобъ оттуда отправиться за-границу.

И. Лѣтневъ.

"Дѣло", No 12, 1871

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru