Кузьмина-Караваева Елизавета Юрьевна
Прижизненные публикации, не включенные автором в книги

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Хорошо, хорошо, отойду я теперь..."
    "Как исчислю, Владыка, Твою благодать!.."
    "По вечерам горят огни на баке..."
    "Исчезла горизонта полоса..."
    "Холодно ли? - Нету холода..."
    "Средь этой мертвенной пустыни..."
    "Ты по-разному отринул всех..."
    "Вечно громоздить на встречу встречу..."
    "Вижу одежды сияющий край..."

   Кузьмина-Караваева Е. Ю. Равнина русская: Стихотворения и поэмы. Пьесы-мистерии. Художественная и автобиографическая проза. Письма.
   СПб.: "Искусство--СПБ", 2001.
   

ПРИЖИЗНЕННЫЕ ЖУРНАЛЬНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ, НЕ ВКЛЮЧЕННЫЕ АВТОРОМ В КНИГИ

Содержание

   "Хорошо, хорошо, отойду я теперь..."
   "Как исчислю, Владыка, Твою благодать!.."
   "По вечерам горят огни на баке..."
   "Исчезла горизонта полоса..."
   "Холодно ли? -- Нету холода..."
   "Средь этой мертвенной пустыни..."
   "Ты по-разному отринул всех..."
   "Вечно громоздить на встречу встречу..."
   "Вижу одежды сияющий край..."
   

* * *

             Хорошо, хорошо, отойду я теперь,
             Крепкий узел смеясь разрублю;
             Но владыка мой темный, навеки поверь,
             Что я та же и так же люблю.
   
             Только раз надо мной огневел небосвод,
             Осиянный узором светил.
             Уронил ты кольцо над зеркальностью вод,
             Быстрый парус смеясь распустил.
   
             О другой тишине буду Бога молить,
             Вышивать бесконечный узор,
             Поведет меня медленно алая нить
             Средь пустынь и сияющих гор.
   
             Вышью я над водою оливковый лес,
             Темных снастей кресты, рыбарей,
             Бесконечную синь распростертых небес,
             Красных рыб средь прозрачных морей.
   
             И средь синего полога Голубь взлетит
             С ореолом прозрачных лучей;
             И средь звездных полей будет дьявол разбит:
             Вышью золотом взмахи мечей.
   
             Так усну я средь пестрых, блестящих шелков,
             Средь приснившихся, вышитых нив;
             Выйду в море на Божий таинственный лов.
             Мой единый, ты будешь счастлив.
   

* * *

             Как исчислю, Владыка, Твою благодать!
             Как пойму несказанность молитвы?
             Ты пришел, чтоб зерно в закрома отобрать
             От полыни и плевел со жнитвы.
   
             Ты над нами Свой огненный лик распростер.
             Слышу я вопрошающий голос.
             Боже сильный, -- я знаю, -- пылает костер,
             И отобран желтеющий колос.
   
             Но вот колос, -- незрел он, не нужен и пуст,
             Но вот колос, -- увял и бесплоден, --
             Боже, все ж не сомкну славословящих уст, --
             Он -- колос, он -- колос Господень.
   

* * *

             По вечерам горят огни на баке;
             А днем мы ждем таинственных вестей;
             Хотим понять сплетений тайных знаки
             На небе распластавшихся снастей.
             Качается корабль острогрудый,
   
             Подъемля в небо четкий знак креста.
             И смотрим пристально, и ждем мы чуда;
             Вода внизу прозрачна и чиста.
             О, вестник стран иных и чуждой тайны,
   
             Питомец бурь, соратник волн в морях, --
             Мы верим, -- знаки в небе не случайны
             И не случайно пламенна заря.
             Так близится минута расставанья, --
   
             Тебя зовет нам чуждый небосклон
             В страну, где чтут слова иных преданий
             И властвует неведомый закон.
             Быть может, мы, кто рвется в дали, к небу,
   
             Кто связан тяжким, длительным путем,
             Свершим когда-нибудь живущим требу,
             К земле стальные тучи наметем.
             Быть может, мы, распятые во имя
   
             Неведомых богов, увидим вновь,
             Как пламенем просторы нив палимы
             И как заря точит святую кровь.
             Так говорят снастей сплетенных знаки
   
             И алого заката полоса...
             По вечерам горят огни на баке
             И слышатся людские голоса.
   

* * *

             Исчезла горизонта полоса;
             Казались продолженьем неба воды;
             На кораблях упали паруса;
             Застыло время; так катились годы.
   
             Смотреть, смотреть, как нежно тает мгла,
             Как над водой несутся низко птицы,
             Как взвилась мачты тонкая игла,
             Как паруса над ней устали биться,
   
             Как дальний берег полосой повис
             Меж небом и бесцветною водою;
             Сейчас он сразу оборвется вниз
             Иль унесется облачной грядою.
   

* * *

             Холодно ли? -- Нету холода.
             Одиноко ли мне? -- Нет.
             В солнечном победном золоте
             Растворяется мой свет.
   
             И не знаю, где же разница
             Между Богом, миром, мной, --
             Колокольным звоном праздника
             Все слилось в один покой.
   
             Только б меч, делящий надвое,
             Эту общность не расторг,
             Не отсек от вечной радости
             Мой медлительный восторг.
   
             1929
   

* * *

             Средь этой мертвенной пустыни
             Обугленную головню
             Я поливаю и храню.
             Таков мой долг суровый ныне.
   
             Сжав зубы, напряженно-бодро,
             Как только опадает зной,
             Вдвоем с сотрудницей, с тоской,
             Я лью в сухую землю ведра.
   
             А где-то нивы побелели,
             И не хватает им жнецов.
             Зовет Господь со всех концов
             Работников, чтоб сжать поспели.
   
             Господь мой, я трудиться буду
             Над углем черным, буду ждать,
             Но только помоги мне знать,
             Что будет чудо, верить чуду.
   
             Не тосковать о нивах белых,
             О звонких, выгнутый серпах, --
             Принять обуглившийся прах,
             Как данное Тобою дело.
   

* * *

             Ты по-разному отринул всех, --
             И душа в безлюдье одинока.
             Только Ты и я, Твой свет, -- мой грех,
             Прах мой, -- Твое солнце от Востока.
   
             Это все. Зачем еще блуждать?
             Никудфлне уведут блужданья.
             Все должна была я покупать
             Полновесным золотом страданья.
   
             Уплатила я по всем счетам
             И осталась лишь в свободе нищей.
             Вот последнее, -- я дух отдам
             За Твое холодное жилище.
   
             Бездыханная, гляжу в глаза,
             В этот взор и грозный, и любовный.
             Нет, не так смотрели образа
             На земле бездольной и греховной.
   
             Тут вся терпкость мира, весь огонь,
             Вся любовь Твоей Голгофской муки.
             И молю: руками душу тронь...
             Трепещу: Ты приближаешь руки.
   

* * *

             Вечно громоздить на встречу встречу,
             Дело громоздить на сотни дел...
             Что за эту душу человечью
             Я в час смерти Судие отвечу?
   
             Ничего не знаю, не умею.
             Ты вели. И пусть привяжут мне
             Тяжкий жернов каменный на шею,
             Уподобят пусть меня злодею.
   
             Кирпичи из глины и соломы
             Все сгорят. Останется лишь прах.
             Господи, я никогда не дома,
             Холодом неистовым влекома.
   
             Никогда, под сенью райских яблонь,
             Ты не скажешь: "Грейся, коль озябла".
   

* * *

             Вижу одежды сияющий край.
             Тени в долины с горы убежали.
             Каждую ночь -- на Синай, на Синай,
             Новые требовать миру скрижали.
   
             Туча насыщена ярым огнем.
             Мгла загустела. Дышать больше нечем.
             В самую тучу мы вопли взметнем,
             Молнии наши Господним навстречу.
   
             Господь Саваоф, Ты ль не слышишь? Пора.
             Народ Твой поставил себе истукана...
             Колеблется бурей святая гора,
             Средь туч обнажилась багровая рана.
   
             И чертит на камне невидимый перст
             Новую заповедь -- крест.
   

Примечания

   Прижизненные публикации, не включенные автором в книги.
   С. 155--156. "Хорошо, хорошо, отойду я теперь...", "Как исчислю, Владыка, Твою благодать!". Опубликованы в журнале "Гиперборей". СПб. 1912. No 2 (репринт Л., 1990). 227 включалось автором в рукопись неизд. книги "Дорога".
   С. 155. "Хорошо, хорошо, отойду я теперь...". В стих, содержится намек на отношение автора к А. Блоку.
   ...владыка мой темный... -- своеобразный ответ А. Блоку на его слова: "Я люблю вас тайно, темная подруга" ("Часовая стрелка близится к полночи...").
   рыбари -- галилейские рыбаки (Петр, Андрей, Иаков, Иоанн), которые уверовали в Христа и стали Его учениками-апостолами.
   С. 156--157. "По вечерам горят огни на баке...", "Исчезла горизонта полоса...". Опубликованы в сборнике стихов и критики "Руконог" (М., 1914). Оба включались автором в рукопись неизд. книги "Дорога".
   С. 156. "По вечерам горят огни на баке..."
   бак -- носовая часть верхней палубы судна.
   С. 156--157. "Исчезла горизонта полоса...". Вошло во вторую песнь поэмы Кузьминой-Караваевой о Мельмоте.
   С. 157. "Холодно ли? -- Нету холода..." Опубликовано в журнале "Современные записки". Париж. 1929. No 39.
   С. 157--159. "Средь этой мертвенной пустыни...", "Ты по-разному отринул всех...", "Вечно громоздить на встречу встречу...", "Вижу одежды сияющий край...". Опубликованы в журнале "Русские записки". Париж; Шанхай. 1938. No 3. Первое и второе позже вошли в книгу "Стихотворения, поэмы, мистерии..." (1947) с незначительными разночтениями.
   С. 157--158. "Средь этой мертвенной пустыни..."
   Зовет Господь... / Работников... -- восходит к евангельскому тексту; Иисус, отправляя апостолов на проповедь, произнес: "...жатвы много, а делателей мало; итак молите Господина жатвы, чтобы выслал делателей на жатву Свою" (Мф 9: 37-38).
   С. 159. "Вижу одежды сияющий край..."
   Синай -- гора в Аравийской пустыне, где Бог даровал израильскому народу десять заповедей, которые Моисей записал на скрижалях (двух каменных досках).
   Народ Твой поставил себе истукана... -- Народ (израильский) сотворил себе золотого тельца и поклонился ему (см. Исх 32); то есть изменил истинному Богу, нарушив вторую заповедь: "Не делай себе кумира..." (Исх 20: 4).
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru