Россия и эмиграция: Жития святых; Религиозно-философские очерки; Ранняя публицистика; Письма и записные книжки
Москва: Русский путь; Париж: YMCA-Press, 2019.
КОМСОМОЛЬСКИЙ БЫТ
Два миллиона комсомольцев. У нас за границей в большинстве случаев сложилось очень определенное мнение о них. Комсомол, -- это надвигающееся на Россию поколение хулиганов, насильников, развратников, неврастеников. Мы помним отчет о чубаровцах. Перед нашими глазами прошло дело Коренькова. Да вот и в книге, выпущенной издательством "Молодая гвардия" -- "Комсомольский быт", помимо откликов на эти два преступления есть еще указание на преступление некоего Романова, -- более того, -- на романовщину, которой заражена комсомольская среда. Романов -- член Корсуньской организации, секретарь ячейки завода красок, вожатый пионеротряда и член Бюро райкома комсомола. Обвиняется он: "1) в половой распущенности, вызвавшей подрыв авторитета комсомола и ненормальности в пионерорганизации, 2) в избиении жены, 3) в грубом нарушении внутрисоюзной демократии в своей работе секретарем ячейки". Обвинения доказаны. Дело, видимо, обычное, совпадающее с множеством дел, ведущих в конечном счете к кореньковщине, чубаровщине... И до того оно обычно, до того пригляделся к таким делам комсомол, что многие ответственные его работники настаивали на оставлении Романова в ячейке. Потребовался сильный нажим широких слоев комсомола и целая газетная кампания, чтобы Романова удалить из ячейки.
Есть в "Комсомольском быте" и более страшные страницы. И тем более они страшны, чем большей бытовой подлинностью веет от сообщаемых фактов.
Вот, например, история преступления некоего Кирика Басенко, глухонемого сапожника из села Хмелево. В хронике газеты "Рабочий путь", повествуется о том, как Кирик Басенко железными граблями изуродовал лицо комсомольцу Андрею Корчинскому. А в "Комсомольской правде" даются документы, объясняющие мотивы этого преступления. В своей подлинности эти документы превосходят все, что мог бы написать любой исследователь комсомольского быта. Это четыре письма. Первое из них написано комсомолкой Катей Мельниковой ее сестре: "Я комсомолка, -- пишет она, -- уже полных лет и свободная от предрассудков и поэтому сама знаю, могу ли я жить с Андрюшей Корчинским. На меня все девчата из ячейки и сельские даже завидуют, что вот, мол, я, лицом некрасивая, а только телом толстая, и вдруг получаю такую любовь от самого красивого и лучшего парня на все село и на весь белый свет. Такой он прекрасный".
Дальше идет письмо этого прекрасного парня. К сожалению, оно не перепечатываемо... Он убеждает свою возлюбленную "оставить глупые замашки". По его сведениям, есть верный способ "ликвидировать беременность". "В животе не будет никакого первого зачатия", если женщина имеет связь сразу с несколькими. "Тогда все семена ликвидируются. А потому прошу тебя в последний раз, чтоб не смела этим парням отказывать. Петро и Гришка тоже оставят все в секрете. Они умеют держать комсомольское слово. Любящий тебя до гроба Андрей".
И вот через некоторое время опять Катя пишет сестре: "Мы с малым Васей совсем голые. На совхозе тоже надо мной уже смеются. Не могу я больше ходить в ненавистную и насмешливую ячейку. Там все знают про глупую ликвидацию в саду, и нет мне жизни и прохода. За Андрея я не хочу писать, потому что он звериная гадюка и даже не стоит, чтобы его вспоминали на белой бумаге. Насчет алиментов я даже не думаю подавать, потому их было четверо, и все смеются. Поселяюсь я кажется до сапожника Басенкова Кирика, -- того порченного на язык и ухо. Он один до меня приходит утешать и все нукает, будто что понимает. Даже маленькому Ваське строит разные забавки".
Наконец, последнее покаянное письмо Андрея: "Я давно мучаюсь за свою тогдашнюю глупую доброту к хлопцам, что послал их до тебя. Я, может, и жил бы с тобой, и признал бы ребенка, но мне неизвестно, чей он есть, и чужих детей я воспитывать не имею доброты. Мне жалко, как ты живешь с обезьяной, а не человеком, который сам не говорит и не слышит твой дорогой голосочек. Подумай и осмотрись, чтоб твой Кирик не уследил прихода на поповский ровчак, когда хорошо потемнеет".
После этого письма глухонемой Кирик-сапожник совершил свое преступление.
В этой повести все три действующие лица очерчены достаточно ясно. Но было бы большой ошибкой делать чрезмерные обобщения и говорить, что Андрей представляет собой типичное явление комсомола, что положение Кати характеризует вообще положение девушки в зверином комсомольском быту и, наконец, что глухонемой Кирик является какой-то беспартийной силой, выступающей из народных низов и кладущей предел безобразиям комсомольцев.
Можно сказать только, что все изложенное действительно имело место в комсомольской среде, более того, что подобные явления, проявляясь достаточно разнообразно, вообще характеризуют значительную часть комсомольства. Недаром весь сборник "Комсомольский быт" переполнен статьями, стремящимися доказать вред хулиганства, пьянства и половой распущенности. Составители сборника, видимо, знали, с чем заставляет их бороться реальная жизнь. И из многих приведенных фактов совершенно ясно, что такая борьба является первоочередной задачей.
Но вместе с тем общий и часто повторяемый вывод, что комсомол, -- это новое бедствие, надвигающееся на Россию, не является достаточно обоснованным.
Наряду с фактами звериного быта, наряду с явлениями преступными, -- есть в комсомоле нечто совершенно противоположное. И это противоположное так значительно и так мало освещено в нашей заграничной прессе, что на нем необходимо остановиться очень подробно.
Я говорю о некой суровой собранности, некоем своеобразном аскетизме, напряженном состоянии на посту, выдержке и дисциплине, которыми проникнуты лучшие элементы комсомола.
Чтобы не быть голословными, приведу примеры:
"В Карачеве Пермского округа комитет Р.Л.К.С.М. решил, что, буде ночью у реки Обвы застигнуты на скамейке сидящие комсомолец с комсомолкой, таковых товарищей задерживать неукоснительно, доставлять в комитет для общественного порицания и товарищеского внушения. А чтобы ребята не спасались от благодетельного ока комитета бегством, каждую застигнутую на реке пару стали опутывать, подкравшись сзади, сенным кошелем и связанных доставлять, проводя в таком виде через все местечко в комсомол. Однажды в кошель попал на реке даже и сам секретарь, чьей блестящей инициативе была обязана ячейка мерами по насаждению и соблюдению нравственности в Карачевской комсомольской среде. Его хотели было из уважения к чину освободить, но он достойно сказал:
"Ведите! У нас демократия и различия быть не должно"...
Повели. В комитете развязали. Спрашивают:
-- Знаешь, что по уставу членам Р.Л.К.С.М. запрещается сидеть у реки на лавочках. Зачем разлагаешься?
-- Знаю, -- говорит, -- и прошу снисхождения. Это ошибка молодости. К нему снизошли, а ловлю кошелями повели по его настоянию с удвоенной энергией".
И сотрудник "Юного коммуниста", приводящий этот пример, восклицает: "Здесь уж не только гонение на любовь. Здесь просто монастырь. Просто какое-то поповство, ханжество..."
А вот еще: комсомолка М. Д-ва, требующая, чтоб "ребята, входя в уголок Ленина, снимали головные уборы", заявляет, что "любовь и коммунизм вещи несовместимые".
Другая комсомолка, под псевдонимом Шило, не знает, как уберечься от упреков в отсутствии женственности. Она принципиально ходит в сапогах и в грубой одежде для наглядного доказательства своей занятости борьбой за коммунизм...
Или вот философия 16-летнего комсомольца: "Что за пустяки -- следить за своей одеждой, за своим здоровьем, ходить иногда в театры и прочее, когда кругом столько дикости и невежества. Надо бороться за коммунизм все двадцать четыре часа. Надо работать и работать не покладая рук..."
Или вот письмо о новом быте: "Надо взять бесповоротно курс на изживание следующих явлений, каковые остались нам в наследство от рабского прошлого, когда царизм высасывал кровь..." Далее говорится о необходимости отменить рукопожатия, перестать носить галстуки, упростить одежду девушек и, наконец, категорически запретить танцы.
А вот донос: некий Черханов посылает в "Комсомольскую правду" копию письма активиста Кочегарова, чтобы его "протянули за мещанские поступки". Письмо Кочегарова гласит: "Дорогая Ф. Я люблю тебя крепко. Уезжаю на съезд. Целую. Встречай на вокзале в будущую субботу..."
Или запрос из уездного городишки Курской губернии все в ту же редакцию "Комсомольской правды": "Товарищ редактор, прошу вас, как отца родного, дать мне нижеследующий ответ. Можно ли мне, как комсомолке, носить косы и не является ли это мещанством? Секретарь нашей ячейки Шурка Кравцов не дает мне жить и требует, чтоб я остригла косы, которые есть, по его словам, мещанский предрассудок и тормоз в нашей работе".
Или, наконец, приговор Безводниковской ячейки:
"Слушали: о недостойном поведении Малышевой, Любашевой, Глуховой и Мазановой. Постановили: товарищу Любашевой напомнить не мечтать о белых платьях, и посерьезнее относиться к политике. Товарищу Глуховой: поменьше мечтать о лунных секциях. Товарищу Мазановой: не расфуфыриваться, как буржуазной актрисе, поскорее переписать протокол общего собрания, почаще посещать избу-читальню и не мечтать о фартовых кавалерах".
И последнее: история в станице Обливской. Любовь крестьянского парня Барышникова к комсомолке Бражниковой. Их прогулки были выслежены. Потом Бражникову допрашивали: "Давно ли ты с ним возишься? Любишь ли ты его или нет?" Потом постановили: "исключить Бражникову из комсомола за проституцию".
Конечно, все эти факты указывают на очень низкий культурный уровень комсомола. Помимо этого поражает в них какое-то предельное неуважение к человеческой личности, отсутствие элементарной деликатности, прямолинейность, грубость. Все это так; но, несмотря на это, за толстой шелухой влияния среды и некультурности можно почувствовать подлинное биение настоящей, напряженной жизни.
И поскольку скорпионы обличений падают не на других, а на себя, поскольку секретарь ячейки дает себя вязать кошелем, а девушки сами стригут косы, чтобы не быть мещанками, утверждают, что коммунизм и любовь несовместимы, -- постольку можно не так выделять все болезненные уклонения этой части молодежи и отметить ее какую-то большую напряженную духовную подлинность. Ограничивая себя аскетически сурово, -- стремятся к творчеству новой жизни. И в этом суровом напряжении, несмотря на иногда нелепые его формы, есть какое-то оправдание им.
Такова "смена". Но тут возникает интересный вопрос: смена ли? Органически ли вырастающая "молодая гвардия", которая в свое время возьмется за дело отходящих коммунистов-отцов? Или не "смена", а "перемена", разрыв старого и молодого поколения, вечное противоположение отцов и детей.
Надо думать, что второе. И, чтоб в этом убедиться, достаточно прочесть десяток нравоучительных статей комсомольских руководителей: Ярославского, Смидовича, Залкинда и других.
Особенно замечательна в этом отношении статья Залкинда: "Этика, быт и молодежь". Вот перлы его этических утверждений: "убийство во имя сведения личных счетов, -- безнравственно. Убийство, совершенное организованно классовым коллективом... этично. Метафизической самодовлеющей ценности человеческой жизни для пролетариата не существует".
Но это, так сказать, героическая фраза. Что же предлагает Залкинд молодежи в качестве повседневного революционного делания?
"Необходимо заменить естественно-научной грамотностью, -- Евангелие, Талмуд, Коран. Клуб вместо церкви, синагоги, мечети. Красные галстуки и портреты Ленина вместо крестиков и ладанок. Надо отучить от ругани, карт, пьянства, мордобоя. Надо научить себя и других гигиенически обращаться со своим телом, с одеждой, с жилищем, с постелью и пищей, бороться с грязью во всех ее видах, вытренировать, укрепить, закалить, организовать все свои физиологические процессы; наложить тормоза классовой скупости на половую разнузданность, отучить от нелепого курения и пьянства, -- вот для каких творческих задач нужно было в свое время уничтожать классовых врагов этичными организованными убийствами, вот куда надо разрядить творческую энергию молодежи".
Не так говорили несколько лет тому назад вожди коммунизма. Да и теперь Залкинд никак не может доказать, что его идеал не является обычным требованием любой буржуазной общественности.
Любопытен разговор молодой комсомолки со Смидович. Смидович декламирует: "Вместе с отмиранием последних остатков хозяйственных функций семьи изменится отношение к женщине..."
Комсомолка перебивает: "Ну, а сейчас как же быть? Я знаю, что жизнь через сто лет будет прекрасна. Ужели вести любовь под кустом?"
Мудрая товарищ Смидович поучает: "Нет, это отрыжка буржуазного мира. Мы постараемся возможно скорее справиться с этим злом".
-- "Но мне хотелось бы услышать не морализирование, а что-нибудь более конкретное".
-- "А конкретное, -- прежде всего, будьте уверены в своей правоте..." И опять декламация, опять высокие коммунистические слова, опять дешевка мысли и полный отрыв от подлинной жизни.
Еще более замечательна по изумительной плоскости, по какому-то предельному скудоумию статья Клемма, легко разрешающая все вопросы семьи даже с приложением некоторых сметных предложений. У него, например, есть такая фраза:
"На долю каждой здоровой женщины придется обязанность родить не менее 2-х и не более 3-х детей, вернее трех, считая на покрытие детской смертности и бесплодной части женщин".
А вот проект кооператива: "Десять женщин на третьем месяце беременности сговариваются о совместном воспитании своих будущих детей.
Остается 6 месяцев на организацию кооператива. На время кормления приобретается автомобиль, который развозит детей для кормления по местам работы матерей или доставляет матерей в ясли и так далее..."
А потом смета. "По грубому подсчету, затрата должна выразиться в
5 тыс. рублей. Исходя из расчета амортизации в пять лет, с начислением
6 проц. годовых, это даст ежегодную плату: 5 тыс. пл<юс> 1500 будет 6500: 5:10 составит 130". Далее высчитываете трата на содержание няни и шофера.
Я не буду множить примеров. Уже из сказанного ясно, какой безнадежной пошлятиной, каким отсутствием творческих перспектив пропитаны вожди и руководители комсомола.
Поистине, революция вызвала к жизни мощный дух, -- напряженную и творческую активность русской молодежи. Но ни оформить эту активность, ни дать ей достойное творческое устремление и мало-мальски очерченную цель нынешние вожди коммунистической партии не могут, потому что волна, поднявшая их на свой гребень, идет на убыль. "Не пейте сырой воды", "организуйте кооператив с автомобилем" и т.д.
Вот все, если не считать скучнейшей коммунистической декламации, -- чему могут научить коммунистические отцы коммунистических детей.
И возникает какая-то странная радость предчувствия, какая-то смелая уверенность, что в новом поколении суждено быть сокрушенным великому зверю мещанства, правящему сейчас Россией под видом диктатуры коммунистической партии, что, -- пусть в результате мучительного болезненного процесса -- лучшая часть комсомола почувствует себя наследниками иных отцов и продолжат связь с иными традициями, к которым, по внутреннему напряженному и строгому облику, она имеет несомненное отношение.
ПРИМЕЧАНИЯ
Впервые: Д. 1927. 27 окт. No 1219. С. 2-3. Подпись: Е. Скобцова.
Мы помним отчет о чубаровцах. -- 21 августа 1926 г. группа хулиганов, которых потом стали называть "чубаровцами", в Чубаровом переулке (в районе петроградской Лиговки) изнасиловали двадцатилетнюю работницу Любовь Белякову. Изнасилование сопровождалось многочисленными побоями и издевательствами. Среди двадцати двух насильников было несколько комсомольцев, демобилизованный матрос, член партии, секретарь ячейки ВЛКСМ завода "Кооператор". В декабре перед судом предстали двадцать семь обвиняемых в возрасте от 17 до 25 лет; семерых из них приговорили к расстрелу, остальных к разным срокам заключения, двое подсудимых были оправданы. "Чубаровщина" стала нарицательным словом.
Перед нашими глазами прошло дело Коренькова. -- В 1926 г. состоялся процесс над братьями, комсомольцами Андреем и Константином Кореньковыми, членами банды, совершившими налет на кассу Горной академии. Внимание средств массовой информации особенно привлек тот факт, что еще до этого преступления, в 1925 г., студент Горной академии Константин Кореньков издевательствами и побоями довел до самоубийства свою жену Риву Давидсон. Указывалось, что комсомольской организации следовало вовремя вмешаться в частную жизнь Коренькова, тогда удалось бы избежать и преступления; возник термин "кореньковщина". О процессе см.: Е.С. Братья Кореньковы (К процессу о бандитском налете на кассу Горн, академии) // Смена. 1927. Январь. No 2. С. 15-16. Процесс лег в основу сюжета пьесы В.М. Киршона и A.B. Успенского "Константин Терехин", поставленной в Москве в 1926 г. Театром МГСПС (ныне театр им. Моссовета); фрагменты ее печатались в No 10 журнала "Молодая гвардия" за 1926 г. под названием "Кореньковщина".
Да вот и в книге, выпущенной издательством "Молодая гвардия" -- "Комсомольский быт"... -- См.: Комсомольский быт: Сб. ст. / предисл. Ем. Ярославского; сост. И. Разин. М.; Л.: Молодая гвардия, 1927.
В хронике газеты "Рабочий путь"... -- Газета "Рабочий путь" -- смоленская областная общественно-политическая газета. Издается с марта 1917 г.
А в "Комсомольской правде"... -- "Комсомольская правда" -- газета, в советское время являвшаяся печатным органом ЦК ВЛКСМ, ориентированная на молодежную аудиторию. Создана в соответствии с решением XIII съезда РКП(б). Первый номер газеты вышел 24 мая 1925 г. тиражом 31 тыс. экземпляров.
...комитет Р.Л.К.С.М.... -- Российский Ленинский коммунистический союз молодежи; в 1926 г. был переименован во Всесоюзный Ленинский коммунистический союз молодежи (ВЛКСМ).
И сотрудник "Юного коммуниста"... -- "Юный коммунист" -- ежемесячный общественно-политический и теоретический журнал ЦК ВЛКСМ. Издается с декабря 1918 г. В 1939 г. переименован в "Молодой большевик", в 1953-м -- в "Молодой коммунист".
...нравоучительных статей комсомольских руководителей: Ярославского, Смидовича, Залкинда... -- Е.М. Ярославский (см. о нем примеч. на с. 707) написал предисловие к сборнику "Комсомольский быт"; участвовал в дискуссиях в советской прессе (см., например: Ярославский Е. Мораль и быт пролетариата в переходный период // Молодая гвардия. 1926. No 5. С. 138-153). В 1930-е гг. был одним из близких помощников И.В. Сталина в проведении различных идеологических кампаний в Советском Союзе, требовал беспощадной борьбы с "врагами народа". Умер в 1943 г. от рака желудка. В 1953 г., во время "дела врачей", некоторых врачей пытались обвинить в "преступной халатности", выразившейся в "запоздалом диагностировании" у Ярославского рака желудка.
Смидович Софья Николаевна (1872-1934) -- функционер и партийный деятель. В 1922-1924 гг. заведующая отделом работниц и крестьянок ЦК РКП(б). В 1925-1930 гг. работала в аппарате ЦКК ВКП(б), член Партколлегии ЦКК. Автор статей: "Изжить болезненные явления в комсомоле" (Коммунистка. 1929. No 16. С. 23-28); "О любви: Посвящается женской молодежи" (Половой вопрос: Сб. ст. М., 1925. С. 24-37); "Молодежь и любовь" (Быт и молодежь: Сб. ст. М., 1926. С. 64-69).
Залкинд Арон Борисович (1886-1936) -- врач и психолог, один из лидеров отечественной педологии. Автор книг "Половой вопрос в условиях советской общественности" (1926), "Половое воспитание" (1928), "Педология в СССР" (1929), "Основные вопросы педологии" (1930). Широкой известностью пользовалась работа А.Б. Залкинда "Двенадцать половых заповедей революционного пролетариата" (1924). С 1930 г. директор Института психологии, педологии и психотехники, в 1932-м снят с этого поста и обвинен в "меньшевиствующе-идеалистическом эклектизме". В 1936 г. вышло постановление ЦК ВКП(б) "О педологических извращениях в системе Наркомпросов", уничтожившее педологию. Скончался от инфаркта.