Кузмин Михаил Алексеевич
Стихотворения

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Слоями розовыми облака опадали..."
    "Воздушную и водяную гладь..."
    С. П. Довгелло
    "О прошлом бормотанье..."


   Михаил Кузмин и русская культура XX века
   Ленинград, 1990
   

ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ МИХАИЛА КУЗМИНА

От составителя

   Публикуемые ниже два стихотворения М. А. Кузмина датированы 1917-м и 1925-м годами. С 1917 по 1929 год Кузмин выпустил девять новых книг стихов. Самой значительной из них -- "Форель разбивает лед" (Л., 1929) -- суждено было стать последней. С 1924 (когда по независящим от автора обстоятельствам интенсивность публикаций резко снижается) до конца жизни Кузмин опубликовал всего девять новых стихотворений (не считая вошедших впоследствии в "Форель" и самой книги) в сборниках "Поэты наших дней" (М., 1924), "Собрание стихотворений" (Л., 1926), "Новые стихи" (М., 1927. Вып. 2), "Лидия Иванова. 1903--1924" (Л., 1927), "31 рука" (Л.--М., 1927) и в "Альманахе библиофила" (Л., 1929).1 1929 год становится для поэзии Кузмина годом окончательного "преодоления Гутенберга". "Обращаюсь к Вам с покорной просьбой, -- писал в 1932 году поэт и филолог Д. С. Усов Э. Ф. Голлербаху. -- Если есть у Вас что-либо из последних произведений М. А. Кузмина -- не смогли бы Вы прислать мне, дабы я мог,, переписав, вернуть Вам? Иным путем я уже не надеюсь узнать чего-либо из того, что он пишет. Он, как и Волошин, при жизни становится "не книгой, а тетрадкой" (ОР ГПБ, ф. 207, ед. хр. 94, л. 25об.).
   Впервые попытку собрать воедино все, сохранившееся из рукописного поэтического наследия Кузмина, предприняли Дж. Мальмстад и В. Ф. Марков, редакторы трехтомного "Собрания стихов" Кузмина (München, 1977--1978; см. также их публикацию: Slavica Hierosolymitana. 1979. Vol. IV). Впоследствии результаты их трудов были пополнены разысканиями Г. Г. Шмакова (неизданные стихотворения Кузмина в альманахе литературы и искусства "Часть речи" [Нью-Йорк, 1980, No 1] и газете "Русская мысль" [Париж, 1987. No 3676. 5 июня. Литературное приложение No 3/4]) и Дж. Черона ("Неизвестные тексты М. Кузмина" // Wiener Slawistischer Almanach. 1984. Bd. 14). Все найденные ими произведения написаны до 1930 г.2 Стихотворения 1930-х гг., составлявшие сборники "Простой мир" и "Тристан", а также поэму "Убийством усыновленный" Г. Г. Шмаков упоминает как "бесследно исчезнувшие" после ареста Ю. И. Юркуна в 1938 г. (см. его предисловие к кн.: Кузмин М. Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро. New-York, 1982. С. VII). В посмертно изданной статье Г. Г. Шмакова "Михаил Кузмин и Рихард Вагнер" все же публикуется стихотворение из "сохранившегося фрагментарно" цикла 1934 г. "Тристан" (Studies in the Life and Works of Mixail Kuzmin. Wien, 1989. P. 41--42). Замечание исследователя о необходимости "публикации и подробного комментария" всего цикла "в будущем" позволяет надеяться на новые находки.
   Тексты для настоящей публикации любезно предоставлены Н. Г. Князевой и И. Г. Вишневецким, редактором независимого литературного журнала "Равноденствие" (Москва).
   
   1 Мы не учитываем публикации в московском журнале "Гермес" (No 4, 1924 [был собран, но фактически не вышел "но техническим причинам" (см. письмо Б. В. Горнунга Кузмину от 30 марта 1924 г. // ЦГАЛИЛ, ф. 437, оп. 1, д. 27)]) и альманахе "Мнемозина" (1924), издававшихся машинописно. Связи Кузмина с группой авторов и издателей "Гермеса" и "Мнемозины" (Б. В. и Л. В. Горнунги, Н. Ф. Бернер, А. И. Ромм и др.) требуют специального рассмотрения.
   2 Опубликованное Г. Г. Шмаковым стихотворение "Не губернаторша сидела с офицером..." (Русская мысль. 1987. 5 июня. No 3676. Лит. прил. No 3/4. С. IX) датировано 1932--1933 гг. ошибочно. Пользуясь случаем, восстанавливаем правильную датировку: ноябрь 1924 г. (см. авторский список работ 1920--1928 гг. // РО ИРЛИ, ф. 172, No 319, л. 113. Сообщено А. Г. Тимофеевым). Эта корректировка представляется тем более своевременной, что уже в первом после 60-летнего перерыва советском издании Кузмина (Ярославль, 1989) появились (наряду с фантастическими утверждениями о вступлении Кузмина в "Союз русского народа") досужие рассуждения составителя С. Куняева о политическом подтексте этого произведения, как о соотносящемся якобы с реальностью 1930-х гг. На уровень компетенции и представления составителя о профессиональной этике указывает, впрочем, и сообщение о том, что стихотворение, воспроизведенное им по тексту публикации Г. Г. Шмакова и в СССР напечатанное Р. Д. Тименчиком (см.: Родник. 1989. No 1), "публикуется впервые".
   

* * *

             Слоями розовыми облака опадали.
             Вечер стих, но птицы еще не пели.
             Золотой купол был апостольски полон,
             и непроснувшееся с горы было видно море.
             Зеленоватые сырые дали
             ждали
             загорной свирели,
             и непроросшие еще гребни волн
             к утру не вызывал звук.
             Вдруг
             легкий и теплый, словно дыханье, голос
             (из долины, с неба) пропел
             -- Милый лучник, слушай.
             К премудрости открой уши.
             Закрыты запада двери:
             я, ты и Бог -- трое.
             Четвертого нет.
             Безгласны спящие звери.
             Но Божий сияет свет.
             Посвященным -- откровение.
             Просто стой.
             Кругами небесных тел
             восхождение
             к полноте неоскудно простой.
             Слушай мой голос,
             говорю я, Радужных Врат дева,
             Праматерь мира, первозданная Ева.
             Я колышу налитый мною колос,
             я алею в спелой малине
             и золотею в оперении фазана,
             трепещу на магнитной игле,
             плачу в сосновой смоле,
             в молоке разломанного стебля,
             с птицей летаю,
             с рыбой ныряю,
             с ветром рыдаю,
             мерцаю звездой.
             Чрез меня в пустоте возникает эхо
             и в пустыне обманчивые здания.
             Я извожу искры из кошачьего меха
             и филину наплакала ночные рыдания.
             Теку, неподвижная,
             лежу, текучая,
             золотая и темная,
             раздробленная и целая,
             родная и непонятная
             слепая пророчица,
             косное желание. .
             Ростки мироздания --
             я вывожу траву из подземной гнили,
             я, подымая прямо деревья, --
             на косогорах и уклонах растут они прямо --
             я воздвигаю храм.
             Мною головы людей смотрят в небо
             и поднимают вспученные мужские органы
             (прямо, крепко, вверх)
             для той же цели.
             Слушай, слушай!
             Зови меня Ева,
             Еннойя,
             Душа мира,
             София.
             Я в тебе,
             и ты во мне.
             Я, ты и Бог -- трое,
             четвертого нет. -- --
   
             Тихим воркованьем наполнились уши.
             Посветлели последние тени;
             голос пел все нежнее, все глуше,
             подолинно опускаясь, ступени...--
             Как проснувшийся
             поднял я голову
             и увидел круглое,
             как диск, солнце.
   
   27 ноября <1917>
   
   Представляемое читателям стихотворение М. А. Кузмина извлечено из черновой тетради 1916--1918 гг. (ЦГАЛИ, ф. 232. Кузмин М. А., ед. хр. 8, л. 74--75 об.), где оно соседствует с текстами, частично образовавшими позднее цикл гностических стихов о Софии -- в кн. "Нездешние вечера" (Пб., 1921). Интерес к эзотерической мистике проявился у Кузмина достаточно рано, задолго до профессиональных занятий литературой. Многочисленные свидетельства тому находим в его письмах к Г. В. Чичерину, хранящихся в Отделе рукописей ГПБ им. M. E. Салтыкова-Щедрина. "Я положительно безумею, когда только касаюсь веков около первого; Александрия, неоплат<оники>, гностики... меня сводят с ума и опьяняют, или скорее не опьяняют, а наполняют каким-то эфиром; не ходишь, а летаешь, весь мир доступен, все достижимо, близко" (письмо от 13/25 января 1897 г.). "Если бы теперь, <как> в II веке, были старинные восточные культы, не было бы невозможно, чтобы я их принял..." (от 28 августа 1898 г.). "Вера должна быть небольшой ладьей спасения среди мира, для немногих и посвященных. И христианство привлекает только в 1-е века, а не потом, когда оно разлилось в море и нужно искать других ковчегов помимо него. В начале же это сбор сект" (без даты). Одной из таких сект внутри христианства и был первоначально александрийский гностицизм -- религиозное учение об избранных душах, обретающих бессмертие, и об обреченном на гибель в скверне мире. Мифология гностицизма и определяет содержание публикуемых стихов. Для Кузмина, как и для всей позднеантичной мистики в целом, опыт эротический и мистический неразделимы -- "Я в тебе, и ты во мне". Характерно, что уже в упомянутой переписке с Г. В. Чичериным он описывает собственные чувства через гностико-орфическую образность: "пневматическая любовь" противопоставлена νλη. "...Для такой любви смерти нет, как нет разлуки, иногда это так глубоко сильно познаешь, когда поднимается хоть край завесы туда, где нет времени и пространства" (письмо от 24 июня 1896 г.). Важно и другое. Дуалистическая космогония гностиков: телесный мир создан злым Демиургом -- глубоко трагична. Для поэтической мифологии Кузмина со столь характерным утверждением о "телесности" души подобный дуализм чужд. Отсюда видение в финале стихотворения -- "круглое, как диск, солнце", очень точное по существу (вспомним хотя бы о 5 гимне Синезия, славящем Триединого Бога, просиявшего сквозь дневное светило), видение, заставляющее нас вспомнить всю тысячелетнюю историю солярного мифа в европейской культуре, но едва ли -- в силу своей сугубой материальности -- допустимое в утонченно-спиритуалистическом гностическом тексте. Подивимся же неуничтожимому оптимизму поэта, видевшего вопреки весьма противоречивым корням, питавшим его мысль, оправдание материальной формы именно в ее несовершенстве. Ибо как сказано в другом его стихотворении, впервые появляющемся в наброске в той же тетради 1916-18 гг.:
   "Несовершенство мира -- милость Божья".

Публикация, подготовка текста
и комментарий И. Г. Вишневецкого

   
             Воздушную и водяную гладь
             Не одинаковым разбить полетам,
             Зачем крылатым тяжести желать?
             Зачем ползучим делаться пилотом?
   
             О, девочка, не думая, резвясь,
             Себя бездушной массе ты вручила.
             Где соответствие? Какая связь,
             Когда в одном легчайшем легким сила?
   
             И брызги к небу, слезы и укор, --
             Они, поверь, из сердца, не из моря,
             Не их ведь ждал твой удивленный взор,
             Когда летел, певучим брызгам вторя.
   
             Из пара влага -- плодовитый дождь.
             Приблизятся назначенные сроки,
             И ты увидишь из нездешних рощ,
             Что не прошли жестокие уроки.
   
   <Декабрь 1925>
   
   Текст стихотворения сохранился в собрании М. С. Лесмана. Подписанный именем Кузмина и датированный список сделан неизвестным лицом. Авторство подтверждается сведениями из рабочей тетради Кузмина, хранящейся в Пушкинском Доме: в списке работ 1920--1928 гг. декабрем 1925 г. датированы "Лид<ии> Ивановой стихи" (РО ИРЛИ, ф. 172, No 319, л. 115. Сообщено А. Г. Тимофеевым). Действительно, стихотворение посвящено памяти балерины Л. А. Ивановой и, таким образом, это -- третье стихотворение Кузмина, обращенное к ней: в сб. "Лидия Иванова. 1903--1924" (Л., 1927) было опубликовано стихотворение 1927 г. "Памяти Лидии Ивановой", в сб. Ленинградского Союза Поэтов "Костер" (Л., 1927) напечатано стихотворение 1926 г. "Темные улицы рождают темные мысли", вошедшее позднее в состав цикла "Панорама с выносками" в кн. "Форель разбивает лед" (Л., 1929). Определение этого последнего текста, как "намекающего на гибель Ивановой", принадлежит Г. Г. Шмакову (см. его статью "Загадка Лидочки Ивановой" // Русская мысль. 1986. 13 июня. No 3625. С. 10--11), эта догадка ранее была подтверждена и детально обоснована Дж. Мальмстадом (The Mystery of Iniquity: Kuzinin's "Temnye ulitsy rozchdaiul leninye mysli" //Slavic Review. 1975. Vol. 34. No 1. P. 44-64). Третий, публикуемый здесь, текст написан в декабре 1925 г. и является первым поэтическим откликом Кузмина на смерть Л.Ивановой. Стихотворение впервые было опубликовано с искажениями Дж. Мальмстадом и В. Ф. Марковым по списку, видимо, восходящему к хранящемуся в собрании М. С. Лесмана (или идентичному с ним) без каких-либо комментариев. (В этой же публикации, очевидно, по технической ошибке, как посвященное Л. Ивановой, указано недатированное стихотворение "Три платья": Slavica Hierosolymitana. 1979. Vol. IV. P. 329--333). Между тем, лишь обстоятельства гибели . Л. Ивановой -- во многом загадочные -- позволяют "расшифровать" образную систему стихотворения. 16 июня 1924 г. Л. Иванова утонула в Финском заливе при столкновении моторной лодки, в которой она находилась, с пассажирским судном "Чайка". Следствие по делу, контролировавшееся особым отделом ГПУ, было вялым и ни к чему не привело. Более того, есть основания предполагать причастность ГПУ к гибели артистки. По версии знакомого Л. Ивановой М. А. Шварца (впоследствии директора Театрального музея), переданной Г. Г. Шмаковым, Л. Иванова, часто бывавшая на приемах и вечеринках, устраивавшихся при участии сотрудников ГПУ, "угодила в ловушку: возможно, она что-то случайно услышала пли узнала, что составляло гэпэушную тайну, и при определенных обстоятельствах она могла оказаться опасной для ее благодетелей в кожанках. И от нее лучше было избавиться" (цит. по указанной статье Г. Г. Шмакова, с. 10). Эта версия подтверждается свидетельствами Г. М. Баланчпвадзе (Дж. Баланчина) и его первой жены Т. Жевержеевой (Т. Дживы) (см. там же, с. 10--11). Похоже, Кузмин (судя по его газетному отклику на гибель балерины [см.: Красная газета. 1924. 18 июня. No 135. Веч. вып. С. 3] и стихам) знал или догадывался об истинных причинах летней катастрофы 1924 г. "Прямая дорога в Удельную, / Если правду заговорю", -- напишет он в одном из стихотворений 1926 г. Таинственная гибель Лидии Ивановой заставляет предположить, что речь идет и о правде о катастрофе в Финском заливе, событии, занявшем не последнее место в череде "жестоких уроков" пореволюционной эпохи.

Публикация Н. Г. Князевой
Комментарий Г. А. Морева

   

-----

   Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома на 1990 год
   Гуманитарное агентство "Академический проект", Санкт-Петербург, 1993
   

М. КУЗМИН

СТИХОТВОРЕНИЯ

<С. П. ДОВГЕЛЛО>

             Звезда качается зелено,
             Родился маленький Христос.
             О, если б миру мир принес,
             Как и тогда, во время оно.
   
             Ягнята, пес, осел и вол
             Ликуют, вверх поднявши морды.
             Смирится ныне злой и гордый
             И минет мрачный произвол.
   
             Но, как Иосиф, я посуплен
             Смотрю на праздничный вертеп,
             Хоть поворот благих судеб
             Ценою милой жизни куплен.
   
             Но лишь услышу полный звук
             Малороссийского Довгелло,
             И в сердце стаей пролетело --
             Колядки, вишни, и бунчук.
   
             Благоуветливой Украиной
             Овеян, радостно молчу.
             И верить снова я хочу
              Спасется мир Христовой тайной.
   
             <1--7 января 1921>
   
   Публикуется по черновому автографу: ИРЛИ, ф. 172, No 319, л. 163. В рукописи без названия, без даты. В списке работ 1920--1928 гг. под названием "С. П. Довгелло", отнесено к периоду "январь--апрель 1921" (см. рабочую тетрадь Кузмина начала 1920-х годов (далее; РТ): там же, л. 103). В оглавлении РТ под названием "Рождество" (там же, No 320, л. 2). Датируется на основании местоположения в РТ, содержания и даты посещения дома Ремизовых Кузминым (см: Михаил Кузмин. Дневник 1921 года. Публикация Н. А. Богомолова и С. В. Шумихина // Минувшее. Исторический альманах. [Paris, 1991]. [Т.] 12. С. 436).
   Впервые опубликовано Соной Аронян по беловому автографу из собрания Н. В. Резниковой. См.: Из альбома Серафимы Павловны Ремизовой-Довгелло. Preface and notes by Sona Aronian // Russian Literature Triquartely. 1986. N 19. P. 307. Baриант стиха 9: "И как Иосиф я посуплен"; стихов 13--15: "Но лишь слышу полный звук Полулитовского Довгелло, Как в сердце стаей прилетело"; стиха 19: "И снова верить я хочу". Беловой автограф с пометой: "Серафиме Павловне Ремизовой-Довгелло в день Рождества Христова 1920" (так!) и датой: "январь 1921". Обращено к жене А. М. Ремизова Серафиме Павловне Ремизовой-Довгелло.. "Украинская" тема возникает в стихотворении в связи с малороссийскими корнями Серафимы Павловны. По матери она Самойлович; имение Александры Никитичны Довгелло, урожденной Самойлович, находилось возле села Берестовец Черниговской губернии. Много лет спустя, в эмиграции (Ремизовы уехали из Петербурга 5 августа 1921 г.), Серафима Павловна вспоминала родной дом с теплом и любовью (см.: Резникова Н. В. Огненная память. Воспоминания о Алексее Ремизове. Berkeley, 1980. С. 27). М. А. Кузмина и С. П. Ремизову-Довгелло, бесспорно, объединяла любовь к бисеру, в. частности к бисерным кошелькам (ср. коллекцию бисерных украшений Серафимы Павловны (Там же. С. 23, 73) и знаменитый кузминский цикл "Бисерные кошельки" из книги "Глиняные голубки" (СПб., 1914)).
   

* * *

             О прошлом бормотанье,
             О будущем мечтанье --
             Обманщицы сирены
             Неукрепленных сил.
             Кто созидает зданье,
             Тому одно желанье:
             Вести все выше стены,
             Что сам он заложил.
   
             Не бродит взор лукавый
             Налево и направо,
             Стремит все время прямо
             На вожделенный труд.
             Напрасно веют травы
             Расслабленной отравой,
             Кто держит путь упрямо,
             Того не повернуть.
   
             <Январь 1921>
   
   Печатается по черновому автографу: ИРЛИ, ф. 172, No 319, л. 163. В рукописи без даты. В списке работ 1920--1925 гг. не отмечено. В оглавлении РТ охарактеризовано как "отрывок ненапечат<анный>" (там же, No 320, л. 2). Тем не менее стихотворение было опубликовано в просоветской газете "Путь" (Гельсингфорс) 16 октября 1921 г. (No 199) с редакционной пометой: "Новое стихотворение М. Кузмина". В публикации датировано: "Январь, 1921". Местоположение в РТ подтверждает эту датировку.

-----

   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru