Кузмин Михаил Алексеевич
Художественная проза "Весов"

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

  

М. Кузминъ

Художественная проза "Вѣсовъ"

  
   "Аполлонъ", No 9, 1910
   Трудно себѣ представить, что "Вѣсы", хотя бы временно, прекратились; до такой степени сталъ необходимымъ и привычнымъ этотъ завоевательный органъ, многаго достигшій какъ со стороны внѣшняго признанія, такъ и со стороны внутренняго самоопредѣленія. Къ счастью, "Вѣсы" такъ тѣсно были связаны съ книгоиздательствомъ "Скорпіонъ", что дѣятельность послѣдняго, все расширяющаяся, въ связи съ обѣщаніемъ редакціи спорадически выпускать критико-библіографическіе сборники, даютъ намъ надежду, что положеніе дѣлъ не такъ рѣзко измѣнится, какъ это могло казаться съ перваго взгляда. Сплоченность "скорпіоновской" группы писателей и поэтовъ скорѣе, чѣмъ подробное совпаденіе миропостиженій, и дало ту силу и самоотверженность издателю продолжать свое благородное и безкорыстное начинаніе. Это было то впечатлѣніе семьи, которое дѣлаетъ возможнымъ частные раздоры и полемики, не допуская до раскола; это было то, что давало радость работы, радость побѣдъ не своихъ лично, чувство родственности и неразрушимой цѣпи дружбы, какія бы разногласія ни происходили. Мы врядъ ли ошибемся, если немалое значеніе придадимъ здѣсь самой личности С. А. Полякова, одушевленной самыми горячими стремленіями. Такой именно семьи не хватало "Золотому Руну" и "Перевалу", выставлявшимъ программу, можетъ быть, болѣе широкую и крайнюю, но исполненнымъ случайностей, шатаній и дезорганизаціи, потому что, если "Вѣсы" и были семьею, то семьею походной, боевой и весьма организованной, направляемой чьей-то твердой и мудрой рукою. Никому не безызвѣстно, что этимъ кормщикомъ, хотя бы духовнымъ, былъ В. Брюсовъ, несмотря на его заявленія, что оффиціально онъ не руководитъ журналомъ. Только при содѣйствіи этихъ двухъ лицъ могли получиться стройность, цѣльность и своя физіономія органа, объединявшаго дружественные, но не всегда однородные элементы, только такъ могло быть достигнуто единство при свободѣ. Притомъ, принимая съ большимъ выборомъ въ свою семью, послѣ чего вошедшій дѣлался уже "своимъ", "Вѣсы" никогда не были сектантскимъ органомъ, узкимъ и нетерпимымъ. Они знакомили со всѣмъ, жизненнымъ и новымъ у насъ и на Западѣ, не оффиціально, но убѣжденно и горячо защищая культурныя цѣнности. Лишь почувствовавъ твердость почвы подъ ногами, на третій годъ изданія, журналъ изъ спеціально критическаго обратился и въ художественный, причемъ еще яснѣе выразилось его отличіе отъ "Новаго Пути", гдѣ участвовали многіе изъ сотрудниковъ "Вѣсовъ", а именно: "Вѣсы" не такъ настойчиво устремлялись къ вопросамъ исключительно религіозно-философскимъ а старались освѣтить болѣе разносторонне явленія русской и западной литературы. И за эти четыре года "Вѣсы", насколько позволилъ объемъ не слишкомъ толстаго ежемѣсячника, дали полную картину передового литературнаго движенія въ Россіи. Весь матеріалъ самъ собою разбивается на четыре категоріи: 1) на произведенія писателей и поэтовъ, вполнѣ выразившихся раньше возникновенія "Вѣсовъ", или если и не окончательно сформировавшихся, то достаточно опредѣлительно себя заявившихъ въ предшествовавшихъ органахъ.
   Сюда бы мы отнесли Мережковскаго, З. Гиппіусъ и Ѳ. Сологуба. Мережковскій представленъ весьма слабо однимъ, двумя стихотвореніями; З. Гиппіусъ -- нѣсколько больше (разсказами и рядомъ прекрасныхъ стихотвореній); но, несмотря на то, что арена дѣятельности этихъ писателей была въ другомъ мѣстѣ, ихъ связь съ московскимъ органомъ явствуетъ уже изъ того факта, что при гражданской войнѣ "Вѣсовъ" и "Золотого Руна" они опредѣленно стали на сторону старѣйшей метрополіи и вышли изъ числа сотрудниковъ новаго журнала вмѣстѣ съ ближайшими друзьями "Вѣсовъ". Причисляемъ мы сюда и Ѳ. Сологуба (давшаго одинъ изъ лучшихъ своихъ разсказовъ "Чудо отрока Лина", нѣсколько другихъ, "Литургію мнѣ" и рядъ стихотвореній), потому что "Мелкій бѣсъ" уже былъ напечатанъ, хотя и безъ окончанія, въ "Вопросахъ Жизни"; многочисленные разсказы, помимо "Вѣсовъ", появлялись во многихъ періодическихъ изданіяхъ и альманахахъ, а отдѣльныя книги послѣ "Жала смерти" и книги стиховъ стали выходить у "Грифа", "Золотого Руна" и вскорѣ исключительно въ издательствѣ "Шиповникъ". Но тѣ вполнѣ достаточные образчики этого опредѣлившагося уже ранѣе мастера, что давались "Вѣсами", несомнѣнно, были изъ лучшихъ и наиболѣе характерныхъ.
   Къ этимъ именамъ мы бы присоединили еще и имя А. Ремизова, только въ послѣднемъ, 1909 году представленнаго въ "Вѣсахъ" удивительнымъ по остротѣ и яркости разсказомъ "Жертва". Но въ общемъ дѣятельность этого своеобразнаго мастера протекала нѣсколько въ сторонѣ отъ "Скорпіона". Хотя К. Бальмонтъ, А. Бѣлый, В. Брюсовъ, Вяч. Ивановъ, а позднѣе А. Блокъ, выступили раньше возникновенія "Вѣсовъ", но именно они-то намъ и видятся тѣмъ ядромъ, той семьей поэтовъ, которая воодушевляла данный журналъ и была полнѣе и характернѣе всего представлена на его страницахъ. Изъ этихъ авторовъ лишь А. Бѣлый и В. Брюсовъ дарили насъ художественной прозой, но нельзя забыть, что, помимо стиховъ, "Незнакомка" А. Блока и значительная часть статей Вяч. Иванова изъ вошедшихъ впослѣдствіи въ книгу "По звѣздамъ" появились впервые именно здѣсь. Кромѣ двухъ капитальныхъ произведеній напечатанныхъ "Вѣсами": Брюсовскаго "Огненнаго ангела" и "Серебрянаго голубя" Андрея Бѣлаго, мы имѣемъ еще нѣсколько разсказовъ В. Брюсова ("Республика Южнаго Креста", "Въ подземной тюрьмѣ", "Черезъ 15 лѣтъ") и разсказъ А. Бѣлаго "Адамъ". Дальше мы подробно остановимся на двухъ названныхъ большихъ романахъ, если еще не создавшихъ, то имѣющихъ всѣ возможности создать эпоху въ современной литературѣ,-- на этихъ двухъ указательныхъ столбахъ будущаго пути романа.
   Къ этимъ же именамъ справедливо принадлежитъ и Ю. Балтрушайтисъ, столь рѣдко выступающій въ печати.
   Къ третьей категоріи мы отнесемъ поэтовъ новыхъ, начинавшихъ или развившихся въ "Вѣсахъ", причемъ нельзя не отмѣтить, что, за исключеніемъ одного-двухъ случаевъ, никогда не было появленій временныхъ, необъяснимыхъ. Обычно, будучи принятыми въ этотъ достаточно замкнутый кругъ, начинающіе поэты получали полную возможность, пребывая тамъ, крѣпнуть и развиваться. Къ этой категоріи мы причислимъ С. Ауслендера, С. Городецкаго (вскорѣ покинувшаго "Вѣсы"), Н. Гумилева, Б. Садовского и С. Соловьева. Было бы несправедливою и неблагодарною скромностью со стороны пишущаго эти строки умолчать, что первый и долго единственный пріютъ для своихъ произведеній онъ нашелъ именно въ органѣ "Скорпіона". С. Ауслендеръ представленъ четырьмя разсказами ("Записки Ганимеда", "Прекрасный Маркъ", "Корабельщики" и "Филимоновъ день"), дающими намъ возможность ясно прослѣдить не только развитіе его дарованія, но и видоизмѣненіе его темъ и самаго метода. Н. Гумилевъ, болѣе выразившійся въ стихѣ, нежели въ прозѣ, далъ "Радости земной любви" и "Скрипку Страдиваріуса"; Б. Садовской -- "Праздничный день" и "Изъ бумагъ князя Г.", и, наконецъ, С. Соловьевъ -- довольно длинную "Повѣсть о нещастномъ графѣ Ригелѣ".
   Остается упомянуть еще о переводахъ. Появлялись, главнымъ образомъ, драматическія произведенія Э. Верхарна ("Елена Спартанская"), Т. ванъ-Лерберга ("Панъ", "Они почуяли" и "M-lle Косисѣно"), Ф. Кроммелинка ("Ваятель масокъ"), С. Пшибышевскаго ("Вѣчная сказка") и О. Уайльда ("Sainte courtisane"); упомянемъ еще разсказы Ж. Мореаса, Р. де-Гурмона, Т. ванъ-Лерберга, О. Бирдслей, О. Уайльда, I. Іенсена, Яльмара, Сёдерберга и др.
   Дѣлая обзоръ, главнымъ образомъ, отечественной литературы, мы могли бы раздѣлить матеріалъ, данный "Вѣсами" за послѣдніе четыре года, на четыре отдѣла. Къ первому принадлежатъ разсказы, гдѣ на первое мѣсто выдвигается какая-нибудь мысль (не поэтическая, а умственная, раціональная), идея, а живописи, фабулѣ, даже психологіи, придается значеніе служебное и второстепенное; таковы, на нашъ взглядъ, разсказы З. Гиппіусъ. Съ другой стороны мы имѣемъ разсказы, гдѣ для болѣе выгоднаго освѣщенія мысли автора или для болѣе свободнаго и причудливаго полета его воображенія (не фабулистическаго, но орнаментальнаго) пользуются исторической, экзотической, фантастической или утопической обстановкой. Отсюда происходятъ притчи, аллегоріи, утопіи и фантастическіе разсказы, причемъ колоритъ мѣстный и временный служитъ только для оттѣненія мысли или для капризнаго сочетанія играющихъ красокъ. Разсказы Вольтера, новеллы Уайльда и т. п. могутъ служить образцами этого рода произведеній. Помѣщенные въ "Вѣсахъ", разсказы Сологуба, Гумилева, "Записки Ганимеда" и "Республика Южнаго Креста" -- представляютъ намъ этотъ отдѣлъ. Сюда же отнесемъ разсказы Т. Лерберга, Бирдслея и Сёдерберга.
   Слѣдующіе два отдѣла представляются намъ тѣмъ значительнѣе, что они дали два произведенія капитальныхъ, освѣщающихъ не только настоящій моментъ, но и опредѣляющихъ до извѣстной степени будущее нашей литературы. Эти два произведенія, имѣющія громадное показательное значеніе, независимо отъ принадлежащихъ имъ, каждому въ отдѣльности, достоинствъ, -- "Огненный ангелъ" В. Брюсова и "Серебряный голубь" А. Бѣлаго, причемъ путь, намѣчаемый Брюсовскимъ романомъ, есть, несомнѣнно, путь историческаго либо историко-символическаго повѣствованія съ богатой фабулой, сохраненіемъ временнаго и мѣстнаго колорита, исторической вѣрности и, кромѣ того, въ данномъ случаѣ -- съ воспроизведеніемъ литературной формы современной описываемой эпохѣ. Хотя къ этому же устремленію принадлежатъ С. Ауслендеръ, Б. Садовской и С. Соловьевъ, но мы позволимъ себѣ ограничиться попыткой характеризовать только вышеупомянутый романъ, какъ произведеніе наиболѣе значительное и показательное.
   Историческій интересъ "Огненнаго ангела" составляетъ широкая, яркая и полная картина нѣмецкой жизни XVI вѣка, можетъ быть, даже слишкомъ полная, потому что фабула и психологическіе конфликты героевъ настолько живо захватываютъ вниманіе, что его какъ бы не хватаетъ подчасъ на рѣдкія по мастерству и точности историческія страницы, посвященныя жизни прирейнскихъ и иныхъ нѣмецкихъ городовъ. Три главныхъ персонажа занимаютъ весьма центральное мѣсто, такъ что всѣ второстепенныя фигуры уходятъ очень на второй планъ. Между Рупрехтомъ, Ренатой и Генрихомъ происходитъ сложный психологическій романъ, разсказанный не спѣша и подробно, какъ освящено традиціями старинныхъ психологическихъ романовъ, начиная съ Боккачьевой "Фьяметты" или даже съ "Исповѣди" блаженнаго Августина. Избранная авторомъ форма автобіографическаго повѣствованія даетъ тѣмъ большій просторъ лирическимъ отступленіямъ, раздумьямъ, нѣсколько искусственнымъ сравненіямъ, уподобленіямъ и т. п. Но Брюсовымъ счастливо избѣгнуты и ненужности восторженно лирической риторики и отсутствіе внѣшняго дѣйствія, которыми страдаетъ вышеупомянутый итальянскій романъ. Наоборотъ, богатый, хотя и медленно, и подробно разсказанный, матеріалъ внѣшнихъ событій роднить разбираемое произведеніе съ романами фабулистическими, отличаясь отъ нихъ отсутствіемъ пестрыхъ неожиданностей и нѣкоторой схематичностью построенія. Намъ кажется, что мы не ошибемся, предположивъ за внѣшней и психологической повѣстью содержаніе еще болѣе глубокое и тайное для имѣющихъ уши слышать, но уступимъ желанію автора, чтобы эта тайна только предполагалась, только вѣяла и таинственно углубляла съ избыткомъ исполненный всяческаго содержанія романъ. При всемъ историзмѣ своемъ, "Огненный ангелъ" проникнутъ совершенно современнымъ паѳосомъ и чисто Брюсовской страстностью при спокойствіи и сдержанности тона, что держитъ все время вниманіе читающаго въ трепетномъ напряженіи, только слегка отпуская къ концу. Соединяя въ себѣ мастерскую "стилизацію" и несомнѣнную современность, интересъ историческій, фабулистическій и психологическій, овѣянное нѣкоей тайной и сохраняя большую ясность, написанное очень лично и съ эпической объективностью, это произведеніе можетъ считаться не только указательнымъ столбомъ одного изъ путей будущаго романа, но и цѣннымъ доказательствомъ цѣлесообразности этого пути и русскимъ образцомъ для путниковъ по дорогѣ историческаго романа. Совсѣмъ другимъ, но также знаменательнымъ явленіемъ представляется намъ лучшее произведеніе А. Бѣлаго "Серебряный голубь". И не столько само оно, какъ намѣченный имъ путь широкой символико-реалистической картины современной Россіи, потому что не Дарьяльскій, не Катя, не сами голуби насъ тамъ интересуютъ, а изображеніе Россіи, какою она въ возможной широтѣ предстала изступленному и проницающему взору автора. Оттого не досадуешь на эпизодичность, длинноты, неоднократныя паденія, растерзанность, шаржъ,-- но видѣніе слѣпитъ,-- и всѣ досады забываются и даже почти не интересуешься судьбою Дарьяльскаго, Кати, и др., потому что важнѣе всего то общее, что даетъ Бѣлый: большое и острое чувствованіе современной Россіи. Это -- то же стремленіе, что мы видимъ у А Ремизова, гр. А. Толстого и въ нѣкоторыхъ вещахъ М. Горькаго. Въ "Серебряномъ голубѣ" соединились: то чувствованіе Россіи, что пробивалось уже въ "Пеплѣ"; доходящая то до экстатичности, то до карикатурности гоголевской сатиры изступленность и -- наиболѣе удачное примѣненіе тѣхъ принциповъ прозаической рѣчи, которыхъ такъ страстно, но не всегда плодотворно авторъ искалъ въ своихъ "Симфоніяхъ". Объ общей структурѣ романа трудно говорить, такъ какъ помѣщенное въ "Вѣсахъ" представляетъ только часть всего произведенія, хотя и законченную въ самой себѣ. Какъ-то не хочется говорить о техническихъ недочетахъ этой книги, такой ослѣпительной, подлинной, и терзающей и которую можно ненавидѣть, но къ которой нельзя относиться равнодушно всѣмъ русскимъ. Конечно, есть слабыя, очень слабыя мѣста (объясненіе съ Катей, да и вообще романъ Дарьяльскаго съ нею), но зато есть отдѣльные, почти классическіе въ своемъ родѣ, эпизоды (напр. "Евсеичъ"); конечно, есть длинноты, романъ читается не легко, и языкъ, достигая иногда своеобразно красоты, порой безпомощно заплетается или комично высокопаренъ, но это какъ-то не представляется важнымъ, когда видишь подлинность, остроту и размахъ всего произведенія. Мы думаемъ, что въ этомъ неожиданномъ, свѣжемъ и значительномъ романѣ, кромѣ чувствованія Россіи, съ которымъ можно вѣдь и не согласиться, именно размахъ-то и плѣняетъ болѣе всего и не ослабѣвающій подъемъ паѳоса.
   Но еще важнѣе намъ кажется самый фактъ появленія подобнаго романа, какъ указателя на другой возможный, желательный и многими чаемый путь. Мы далеки отъ мысли, что этими двумя путями исчерпываются всѣ будущія возможности романа. Несомнѣнно, всегда будутъ романы чисто-психологическіе и фабулистическіе; эти же два произведенія указываютъ на историческій романъ и символико-бытоописательную поэму.
   Какихъ же похвалъ заслуживаетъ журналъ, давшій два такихъ капитальныхъ произведенія современной отечественной литературы? Кромѣ того, при ограниченномъ объемѣ "Вѣсовъ", въ два года помѣстить два огромныхъ романа -- довольно смѣло. Но это качество (смѣлость), при строгой цензурѣ и испытаніи, всегда принадлежало скорпіоновскому органу: опредѣленность, отчасти фанатизмъ, большая и благородная смѣлость и горячность. Послѣднее качество служило причиной иногда явленій и не особенно тактичныхъ, когда излишекъ горячности, оставшійся отъ борьбы съ врагами внѣшними, направлялся на враговъ внутреннихъ, и тотъ же А. Бѣлый или Эллисъ, уподобляясь гуманистамъ, писали инвективы, причемъ выраженія "сволочь, идіотъ, пьяница, блудникъ, педерастъ, онанистъ, свинья, щенокъ, старая баба и т. д." обильно украшали страницы разгнѣванныхъ "стражей порога". Но все это забывается, а неоцѣнимыя заслуги долго не только помнятся, но и живутъ въ живыхъ людяхъ.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru