Кузмин Михаил Алексеевич
Заметки о русской беллетристике

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

  

ЗАМѢТКИ О РУССКОЙ БЕЛЛЕТРИСТИКѢ

   "Аполлонъ", No 11, 1910
  
   Имена, представленныя тринадцатымъ альманахомъ "Шиповника", могутъ привлечь достаточно разнообразные круги читателей, ибо у четырехъ главныхъ авторовъ разбираемаго сборника существуютъ очевидные поклонники: упорные и несмущаемые у Леонида Андреева, скромные и безобидные у Бориса Зайцева, запальчивые, потаенные и фанатическіе у Алексѣя Ремизова и довольно дальнозоркіе люди, думающіе играть навѣрняка, ставя покуда въ кредитъ достаточно большія ставки на графа Алексѣя Толстого.
   Всѣ эти читатели и почитатели въ правѣ были ожидать оправданія своихъ всяческихъ надеждъ отъ новой книжки "Шиповника" и отъ своихъ любимцевъ, но мы думаемъ, что только хладнокровные любители Б. Зайцева не обманулись въ своемъ ожиданіи, потому что разсказъ "Смерть" этого симпатичнаго, нѣсколько вялаго писателя принадлежитъ къ его удачнымъ произведеніямъ, выгодно отличаясь даже неожиданно интересной фабулой, которая вообще не изъ сильныхъ качествъ автора. Надѣющіеся на графа Ал. Толстого могутъ такъ же спокойно надѣяться, какъ и прежде, и послѣ разсказа "Сватовство", хотя новаго шага авторъ не дѣлаетъ и даже какъ будто съ усиліемъ удерживаетъ и прежнюю позицію. Несмотря на забавныя и блестящія подробности (особенно въ началѣ), на "жестоко" написанныя драматическія и эротическія сцены, большій въ сравненіи съ предыдущими повѣстями патетизмъ, а можетъ быть и благодаря послѣднему, новый разсказъ талантливаго поэта намъ кажется не вполнѣ "устроеннымъ", нѣсколько сумбурнымъ и въ концѣ скомканнымъ. Не знаемъ, оправдалъ ли ожиданія и Леонидъ Андреевъ, но, во всякомъ случаѣ, если пьеса "Gaudeamus" и не была неожиданностью послѣ "Дней нашей жизни" и "Анфисы", то ожиданность ея была не изъ радостныхъ: какая-то вялость въ изображеніи, грубый протоколизмъ грубой же и неинтересной жизни, неудачное остроуміе и чисто-внѣшнее "оживленіе" выпивкой и студенческими вечеринками, какое-то сознательное опошленіе вовсе не пошлаго замысла дѣлаютъ эту пьесу, можетъ быть, наиболѣе тягостной и фальшивой изъ всѣхъ послѣднихъ драмъ автора. Конечно, это шагъ впередъ по тому пути, на который вступилъ "Днями нашей жизни" Л. Андреевъ, но всѣ шаги впередъ по этой дорогѣ оказываются гигантскими шагами назадъ съ точки зрѣнія вкуса и художественности. Ожиданіи Л. Андреевъ не обманулъ, но -- о, если бы онъ это сдѣлалъ! Гораздо сложнѣе обстоитъ дѣло съ Ремизовской повѣстью, "Крестовыя сестры". Во-первыхъ, конечно, это -- не повѣсть, а опять рапсодія, хроника, портретная галерея, вообще, что хотите, но не повѣсть; продолжается она на 135 страницахъ, но могла-бы кончиться на сотой, равно какъ и продолжаться до безконечности. Написано это разбросанное произведеніе со всею яркостью, которой мы привыкли ждать отъ этого своеобразнаго мастера, и типы, нарисованные, конечно, преувеличенно въ видѣ кошмарнаго гротеска, производятъ еще большее впечатлѣніе своею скученностью и нагроможденностью. Но именно эта нагроможденность и скученность и влечетъ за собою два довольно печальныхъ результата: во-первыхъ, однообразіе, несмотря на всю виртуозность оттѣнковъ, причемъ авторъ единственно ради нагроможденности приплетаетъ иногда событія, совершенно не подходящія къ дѣлу, вродѣ парижскихъ поѣздокъ С. П. Дягилева; во-вторыхъ неправдоподобное совмѣщеніе всѣхъ людей въ одномъ домѣ соблазняетъ А. Ремизова дѣлать поспѣшныя и не совсѣмъ пріятныя своею нарочитостью обобщенія: "Бурковскій домъ -- весь Петербургъ, вся Святая Русь". Это тѣмъ непріятнѣе и досаднѣе, что сказано всѣми буквами, и слишкомъ ясно видно, что авторъ старается убѣдить читателя въ томъ, что -- при самомъ даже пессимистически возбужденномъ и одностороннемъ состояніи ума -- не убѣждаетъ. Что можетъ быть лучше синтетизма и символизма: когда, прочтя простую повѣсть, воскликнешь горестно или радостно: "Боже мой, да вѣдь это вся Россія! авторъ въ простой каплѣ воды отразилъ, можетъ быть, даже не думая, весь небосводъ!"? Но когда романистъ намѣренно задается такою цѣлью и притомъ не скрываетъ, а подчеркиваетъ свое намѣреніе, тогда это только вредитъ произведенію, утяжеляя его. Мы не станемъ говорить о психологіи этой повѣсти, психологіи забитой подпольной, ложно-покорной и озлобленной, ненавидящей и злорадствующей всякому несчастью неподпольныхъ людей, мы не будемъ говорить объ этомъ, такъ какъ все это высказано по поводу даннаго произведенія весьма тонко и убѣдительно г. К. Чуковскимъ.
   Подобное же обобщеніе, гораздо болѣе примитивное и дѣтски грубое, губитъ романъ г.Арцыбашева "У послѣдней черты", помѣщенный въ 4-омъ сборникѣ "3емля", потому что оставаясь грубоватымъ и мало-художественнымъ по письму, не весьма правдоподобнымъ и скуднымъ по замыслу, это произведеніе несомнѣнно выиграло бы, будь оно построено безъ дѣтскихъ претензій на обобщенія и какой-то символизмъ. Романъ этотъ ни въ какомъ случаѣ не бытописательный, даже не психологическій, а тенденціозно-символическій, говорящій намъ, что люди обречены на смерть, послѣ которой ничего нѣтъ, а въ теченіе жизни только и дѣлаютъ, что вступаютъ въ связь по обоюдному соглашенію или безъ онаго. Мысль не такъ что бы очень нова, но отчего же не написать и на такую тему романа. Но дѣлать изъ довольно затрепанныхъ персонажей -- символическія фигуры, поставивъ во "главу угла" разочарованнаго доктора (несчастное наслѣдіе Чеховскихъ земскихъ врачей), паціенты котораго по очереди перемираютъ, -- съ наивной регулярностью вставить между этими смертями сцены изнасилованій, достаточно однообразныхъ, несмотря на различіе инсценировокъ, прибавить кладбищенскій колоколъ и назвать все это "У послѣдней черты" -- значитъ понять довольно своеобразно и, нельзя сказать, чтобы очень умно, символизмъ. Между тѣмъ, кромѣ этого въ романѣ ничего нѣтъ: ни бытоописанія, ни психологіи, ни интересной фабулы. Написанъ же онъ то слогомъ дѣтскихъ сочиненій, то кистью бульварныхъ романовъ. Намъ даже кажется, что "извивы торса", "роскошныя женщины" и т. п. прелести никого не соблазнятъ и не принесутъ никому вреда, кромѣ самого автора, написавшаго романъ въ столь сомнительномъ стилѣ.

М. Кузминь.

  
   P. S. Редакція "Биржевыхъ Вѣдомостей" объявила второй конкурсъ съ довольно крупными денежными преміями (2.000, 1.500, 1.250 и 7 премій по 750; затѣмъ 3 добавочныя, по голосованію читателей, въ 1.250, 750 и 500 рублей) на русскіе разсказы. Условія конкурса: разсказъ долженъ быть ненапечатанный, размѣромъ около печатнаго листа, переписанъ на пишущей машинѣ, подписанъ девизомъ, причемъ въ запечатанномъ конвертѣ -- адресъ и настоящая фамилія автора, и доставленъ въ литературный комитетъ второго конкурса (Петербургъ, Галерная 40) до 31-го декабря 1910 года. Въ составѣ комитета вошли: Авсѣенко, Баранцевичъ, Быковъ, Гнѣдичъ, Немировичъ-Данченко, Потапенко, Щегловъ, Ясинскій, Присужденіе премій и выдача ихъ будетъ производиться въ Мартѣ 1910 г.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru