Кускова Екатерина Дмитриевна
Сумерки

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Национализм. Полемика 1909--1917
   М.: Модест Колеров, 2015. (Исследования по истории русской мысли. Том 18.)
   

Е. К.

Сумерки

   Бросили камешек в стоячую воду, и пошли круги, вода взволновалась. Гг. Чириков и Арабажин сказали на частном ужине какое-то, быть может, неловкое слово; слово подхватили, смысл его исказили, -- и пошла писать губерния. Из слова сделали "дело" и, надо сказать, прескверное дело. Прокуроры и следователи, впрочем, плохо сговорились между собою, и потому получилось два разных обвинения. Одни начали обвинять кого-то в "культурном антисемитизме", другие -- в преступном попустительстве, "асемитизме". Явились и третьи, истинно-откровенные люди, находящие нужным выковыривать каждое чувствице, которое зашевелится у них в душе, выносить его на публику, бить себя в грудь и каяться: каемся, каемся, -- есть и в нас чувствице, не хотим скрывать его, каемся публично, всенародно... Конечно, никому не возбраняется петь покаянные псалмы и обнажать свою душу.
   Не стоило бы и внимания обращать на все эти интимности, если бы не такое сумбурное время, когда за насильственным затенением действительно живых и серьезных "вопросов" публику угощают всякой их фальсификацией.
   Никому не приходило, например, в голову отрицать чувственную сторону в человеческих существах. Романисты писали о любви, поэты ее воспевали, гигиенисты писали трактаты о нормальных проявлениях полового чувства, моралисты устанавливали грани между "средне общественнонеобходимым проявлением" этих чувств и тем, что выше среднего, -- развратом.
   Но наступили сумерки, и на фоне их, как из земли, вырос яркий силуэт: Санин. Этот "тип" при всем честном народе начал вдруг показывать разные фокусы чисто животной чувственности, не осложненной никакими духовно-моральными переживаниями. В результате вышел "вопрос", а из вопроса -- порнография... Г. Санин не только сам стал развратничать, но и приглашать к этому других. Люди бросились освобождать свои "тела" от накинутых на них цивилизацией духовных одежд. Частный человек, Санин, вдруг возвысился до человека общественного, -- страшно сказать: до проповедника "новой морали"...
   Никто также в здравом уме и твердой памяти не станет отрицать существования религиозных чувств. Были и будут люди верующие. Для себя они строили храмы, для себя устраивали богослужения, для себя устраивали диспуты о догматах веры, о божестве и его проявлениях. Были и такие, которые в душе свой таили веру, но считали ее глубоко-интимным делом, частным делом человеческой души, не подлежащим ни облечению в обряды, ни, тем более, вынесению на улицу.
   Но наступили сумерки, и на фоне их -- богоискатели. Они схватили образ кроткого, страдавшего за веру Христа и потащили его в шумное и пестрое "общество"... неверующих людей. Они расписывали яркими красками достоинства великого Учителя и Его веры, давали людям неверующим побивать Его камнями своего неверия, своего отрицания, они примешали к вере политику, пытаясь соединить чисто религиозное движение, освобождение от принудительных догм господствующей церкви с движением политическим, с освобождением от полицейской опеки государства. Частное дело совести каждого стало делом публичным. Людей стали принуждать уверовать, ибо без веры, без Христовой веры... их по-прежнему будут тащить в участок. Покайтесь, неверующие, ибо не узрите царства небесного. Народ наш верует, поверьте и вы. Только в вере соединитесь вы с народом.
   Так звучала в сумерки проповедь религии! Искусственно гальванизировались трупы неверия, и вливалась в них... религиозная словесность.
   Из частного дела свободной души был сделан "общественный вопрос", из религии -- политика.
   Никто даже до сих пор не сомневался в существовании в каждом из нас национального чувства. Лермонтов, несмотря на своих шотландских предков, писал:
   
   Нет, я не Байрон, я другой,
   Еще неведомый избранник,
   Как он, гонимый миром странник,
   Но только с русскою душой.
   
   Вот эта "русская" душа среди других гонимых сказывалась постоянно и у наших эмигрантов, какой бы космополитизм ни проповедовали они в теории, в идеале. Язык, территория, общность исторических традиций связывают людей невидимыми нитями и создают в них то невесомое, неуловимое, что можно назвать "национальным" чувством.
   Как источник этого чувства, так и существо его, существо сложное, живое и живучее, -- несомненно законны, и к вопросу национальному во всем его объеме нам придется вернуться еще не раз. Этот вопрос нельзя просто отодвинуть. Но нельзя его и решать с точки зрения какой-то "державной народности", да еще в такой момент, когда сама-то эта народность ни о какой "державности" помышлять не может. Но сейчас мы хотим затронуть только некоторые стороны этого вопроса.
   Сопровождается ли это своеобразное чувство близости людей, создаваемое принадлежностью к одной нации, чувством "отталкивания" ко всем другим национальностям? На низших степенях культурного развития -- да, сопровождается. С развитием же культуры, с утончением нравов общежития, наконец, с космополитизмом литературы, науки, торговых сношений и пр., пр., это "отталкивание" не только не дает уже себя чувствовать, но, наоборот, считается дурным пережитком, атавизмом, от которого культурный человек стремится избавиться. На антисемитов, например, т. е. на людей с сильно развитым "отталкиванием" от евреев, всякое культурное общество смотрит теперь как на свои подонки, отбросы, которые будут вывезены за околицу с дальнейшим развитием очищающего влияния культуры. Образовалось два лагеря: лагерь людей, за чертой культуры находящихся, -- гонителей евреев, черных сотен, всех людей с более или менее ярко выраженным чувством отталкивания от еврея только потому, что он -- еврей, и лагерь людей в черте культуры -- людей, хорошо знающих и чувствующих национальную разницу двух типов -- русского и еврея, но отталкивающихся или притягивающихся к еврею не только потому, что он еврей. Для этого последнего лагеря людей принадлежность к тому или иному культурному слою имеет уже и чувственно гораздо большее значение, чем принадлежность к нации, каковы бы ни были ее особенности. Для таких людей "истинно-русский", мечтающий об изгнании евреев из своей страны, столь же отвратителен, как и узкий сепаратист -- "истинный еврей", или "истинный поляк", мечтающий о сектантском царстве для одних евреев, для одних поляков. И тот, и другие стоят вне современных понятий о культуре. Сними может быть культурная борьба, но их вопросы никогда не могут стать на высоту вопросов общественных.
   Но пришли сумерки, и померкли старые боги культуры. В средневековщине ищут новых теорий, мелкие антисемитические чувствица стремятся вложить и в душу культурного интеллигента. Стремятся даже новым людям, социалистам, этим "гонимым миром странникам", привить "русскую" душу в ее самом неприглядном виде: в виде души, инстинктивно якобы отталкивающей другие национальности.
   Впрочем, это, кажется, самый нестрашный из сумеречных призраков: российские мотивы до такой степени громко звучат в душе русского интеллигента, что загнать его в шовинистическое русло никому не удастся, какая бы теория для "соблазна" одного из малых сих ни выплывала на сцену. Но стряхнуть с себя эти сумерки следует: они становятся совсем уж неэстетичны...
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Впервые: Наша Газета. 1909. No 59. Печатается по сборнику. Е. К. -- Екатерина Дмитриевна Кускова (1869--1958) -- социал-демократ, публицист.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru