Наша жизнь. Стихотворенія П. А. Кускова. Спб., 1889 г. Цѣна 1 руб. 50 коп. Молодому поколѣнію имя г. Кускова совершенно неизвѣстно, да и пожилые люди, вѣроятно, его забыли, и только немногіе помнятъ, какими стихами потѣшалъ ихъ этотъ поэтъ въ началѣ шестидесятыхъ годовъ. Тогда онъ былъ, конечно, очень юнъ, но зачѣмъ же понадобилось ему теперь-то, черезъ тридцать лѣтъ, перепечатывать въ отдѣльномъ изданіи стихотворные грѣхи юности безъ разбора и безъ поправокъ? А попадаются грѣхи такого рода:
Критика шестидесятыхъ годовъ по достоинству оцѣнила стихотворныя упражненія г. Кускова, и о немъ надолго не стало слышно. Не времена перемѣнчивы: то, чему поклонялись въ шестидесятыхъ годахъ, осмѣивается и опозоривается теперь, и, наоборотъ, что тогда возбудило смѣхъ и сожалѣніе, то нѣкоторыми теперешними критиками возводится въ перлы поэзіи. Критика шестидесятыхъ годовъ не всегда была права; въ ней иногда слишкомъ большую роль играла публицистика и нѣкоторыя иныя соображенія, обусловливавшіяся борьбою новыхъ идей съ отживавшею свой вѣкъ рутиной, не желавшею понять, что ея пѣсня спѣта и пришло время запѣть новыя пѣсни. Вотъ тогда-то и началось выкидыванье изъ репертуара обветшалаго хлама пѣснопѣній, изъ литературы и изъ жизненнаго обихода заскорузлыхъ понятій. Дѣло велось, какъ всякое дѣло молодыхъ головъ и рукъ, немного торопливо и очень горячо. Происходило нѣчто, похожее на очистку Авгіевой конюшни: выкидывалась накопленная вѣками дрянь, въ которой могли попадаться и затерянныя, завалившіяся въ ней драгоцѣнности. Дрянь выкидывалась спѣшно, и съ нею летѣли немногія цѣнныя вещи. Прошло четверть вѣка, выброшенную дрянь надосугѣ перетряхнули, все цѣнное нашли и водворили въ подобающія мѣста. А тѣмъ временемъ въ дѣлѣ отбора явился новый пріемъ, уже не идейный, а кумовской. Отбираются вещи не по ихъ цѣнности, а по ихъ принадлежности: попадается перлъ,-- наводятся справки: чей перлъ? въ какомъ чинѣ и званіи его хозяинъ? съ кѣмъ знакомъ?... Оказывается, нѣтъ у хозяина ни кума, ни кумы, и запрятывается, закидывается цѣнная вещь грязью, чтобы никто ее не нашелъ. Попадается мѣдная, стертая пуговица, принадлежащая куму, дрянной лохмотъ, принадлежащій кумѣ,-- и пошла писать вся кумовская компанія: вотъ такъ пуговица! вотъ такъ матерія! Ни у кого такихъ не было и ни у кого нѣтъ, только и можно достать въ лавочкѣ у кума... А всякому, кто осмѣлится сказать, что это ничего нестоющая дрянь, готовъ отвѣтъ громовый: самъ ты дрянь и неучъ, и друзья твои никуда не годятся, и грамотѣ васъ учили не тамъ, гдѣ мы съ кумомъ всю премудрость постигли. А то ишь неучъ: пуговица, лохмотъ! Сказать это всякій можетъ, а поди-ка ты раскуси, какая она пуговица-то. А мы вотъ знаемъ,-- не хуже брилліантовой.
И вотъ такая-то нынѣшняя критика съ восторгами встрѣчаетъ возвратъ къ литературнымъ упражненіямъ столь несправедливо осмѣяннаго бездарными и тупыми писаками г. Кускова. Мы привели обращики того, какими стихами писалъ этотъ поэтъ въ молодыхъ лѣтахъ, а вотъ какъ онъ пишетъ на склонѣ дней, наканунѣ тридцатилѣтняго юбилея своей литературной дѣятельности:
"...Тогда совсѣмъ не зналъ бы я,
Что значитъ буря въ сердцѣ бабы;
Тогда для міра жизнь моя
Примѣромъ радостнымъ была бы.
И были бы съ тобою мы,
Не говоря дурнаго слова,
Опроверженьемъ "Власти тьмы"
Льва Николаича Толстаго".
1885 и 1886 гг. помѣчены переводы сонетовъ Шекспира. Приводимъ обращикъ этихъ переводовъ (стр. 249):
"Растрата духа въ гибели стыда
Есть похоть въ дѣлѣ; а до дѣла похоть
Клятвопреступна,
Смертоубійственна, кровава, вся полна
Нечистоты, дика, вся въ крайностяхъ, груба,
Безжалостна; съ ней сдѣлокъ нѣтъ: обманетъ!
Едва утолена, она сейчасъ же
Въ пренебреженіи"...
Такимъ-то образомъ г. Кусковъ изувѣчилъ 16 сонетовъ великаго поэта и воображаетъ, что, переводи слово за словомъ, далъ ихъ точный переводъ. Въ этомъ увѣряютъ, впрочемъ, и нѣкоторые критики. Что это слово въ слово переведено, мы спорить не станемъ, а что это никуда не годится, въ томъ едва ли кто сомнѣвается.