Куприн Александр Иванович
Гатчинский призрак

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   
   Куприн А. И. Пёстрая книга. Несобранное и забытое.
   Пенза, 2015.
   

ГАТЧИНСКИЙ ПРИЗРАК

   Не знаю, как теперь, но в мое время -- лет 10-15 назад -- в Гатчине крепко жила легенда о призраке императора Павла I. Потомки старых гатчинских родов, носивших причудливые фамилии: Подсеваловых, Херувимовых, Шишинторовых, Прудуновых, Шпионовых, Комплиментовых, Запоевых, и Вье-Веревкиных, не сомневались в том, что тень покойного Государя показывается иногда во дворце, где, между прочим, хранилась его походная полотняная постель со ржавыми следами царской крови. Видели также многие из обывателей этот гатчинский призрак, блуждающий в парках Дворцовом и Приоратском -- белыми летними ночами. Они даже утверждали, что не следует бояться встречи с ним или убегать от него. Увидев его издали в одной из старых липовых и березовых аллей, следовало лишь сойти с дорожки на обочину и "при приближении" сделать низкий учтивый поклон". Ответив спокойным кивком головы, тень беззвучно проходила мимо и скрывалась, точно таяла, в туманном полумраке.
   Таково было прочное предание. Нам неизвестно, знал ли его товарищ Заяц, числившийся в 1918 году комиссаром Гатчинского дворца. Аптекарский ученик по образованию и коммунист по партийной принадлежности, он чуждался всяких вер, суеверий, потусторонних предметов. Если бы ему и довелось услышать эту легенду, он, наверно, только отмахнулся бы рукой и сказал на своем киевском наречии:
   -- Э! Бабьи забубоны!
   А между тем, именно с ним-то и произошла в связи с Гатчинским Призраком история таинственная и, пожалуй, даже страшная.
   Надо сказать правду: к своим обязанностям во дворце товарищ Заяц относился ревностно и внимательно.
   -- Что делать? -- объяснял он приятелям, высмеивающим его старательность. -- Что делать, когда я, как человек образованный, люблю скуство, в особенности, если оно принадлежит трудовому пролетариату?
   Это он первый для посетителей, обутых в коневые сапоги и в американские танки, завел огромные веревочные туфли, на манер бабуш, что стоят в преддвериях мечетей. С удовольствием убеждался Заяц в пользе своей выдумки: дивные паркеты из красного и черного дерева и палисандра работы великого Гваренги не только перестали страдать от грубых царапин, но, отполированные добровольными полотерами, заблестели во всей прелести своих великолепных и простых линий.
   Каждый день, часа два спустя после ухода последних посетителей, товарищ Заяц неизменно обходил все галереи, залы и комнаты дворца, чтобы хозяйским глазом убедиться в полном порядке. В нижние этажи, где раньше были тесные покои Александра III, и туда, где в одной из комнат стояло скромное и жуткое ложе Павла I, он заходить не любил, попросту -- боялся: эти помещения всегда держались запертыми на ключ.
   22 июня товарищ Заяц делал свой обычный обход несколько позднее, чем обыкновенно: задержало заседание в Совдепе. В войлочных туфлях, бесшумно и не спеша проходил он по тихим, торжественным палатам. За богемскими зеркальными стеклами высоких, наверху полукруглых окон догорала заря, малиновая в жемчуге и парче. Мягкий и теплый свет был разлит в строгих, чутко дремлющих покоях. С приятной отчетливостью и выпуклостью выступали давно знакомые предметы: батальная и морская живопись орловской галереи, белой с золотом; гобелены больших залов, с библейскими мотивами, длиною и шириною во всю стену, тяжело и густо расшитые серебром и золотом; парадная зала, в которой на трехступенном возвышении стоял трон Петра I, обитый бархатом абрикосового цвета, с двуглавым орлом над балдахином; галерея китайского фарфора, тесно заполненная редчайшими, драгоценными экземплярами. Но уже становилось поздно. Порозовел и молочно побледнел воздух за окнами, а небо стало грустно-зеленое. Заяц поглядел на часы: они показывали десять. "Пора и домой", -- подумал он и спустился вниз, в переднюю.
   Но, к его удивлению, единственная входная дверь оказалась запертой снаружи. Заяц постучал в нее костяшками пальцев, потом стал стучать кулаками. Все напрасно. Дворцовый сторож, очевидно, пропустил приход комиссара и в уверенности, что Заяц давно уже дома, запер тяжелую дубовую дверь. Другого способа выбраться из дворца не было. Ни стуки, ни крики не помогли бы коменданту. Сторож -- глупый и к тому же глухой старик -- помещался в кавалерском крыле дворца. Там же, где жил и Заяц. Дозваться его нельзя было даже пушечным выстрелом.
   "Вот так история, -- подумал Заяц. -- Придется переночевать во дворце. Но где?".
   К своему счастью (или к несчастью), комиссар вспомнил о небольшой комнате, смежной с тронным залом и, должно быть, раньше предназначавшейся для лиц, ожидающих приема. Там стояли две длинные скамейки, крытые гобеленами. Когда-то государь Николай I, посетив Гатчинский дворец и найдя, что он плохо отапливается и освежается, приказал в одной из зал устроить камин и вентилятор. Приказ его был исполнен с обычной моментальной быстротой. С бесценным гобеленом, изображавшим "Жертвоприношение Авраамом Исаака" и покрывавшим сплошь всю стену, не стали церемониться: вверху вырезали круглое отверстие, а внизу выкроили квадратную сажень, а так как нижнего обрезка девать было некуда, выбрасывать же жалко, то им обтянули две скамьи в аудиенц-камере. Прежде, проходя мимо этих скамеек, товарищ Заяц говорил про себя укоризненно: этакое варварство! Теперь же в прозрачном сумраке он без труда отыскал комнату со скамейками и лег на одну из них, положив под голову фуражку и сверток газет, которыми всегда были напиханы его агитаторские карманы.
   Дверь в смежную залу была полуоткрыта. Лежа на левом боку, Заяц отчетливо видел паркет, окно и темные очертания высокого трона. Ему не спалось на новом и столь необычном месте. Бывали минуты, когда он сам себя спрашивал: "О чем я сейчас думал? И спал я только что или бодрствовал?". В одну из таких минут он вдруг заметил, что прямо против него стоит в окне на светлом небе полный, сияющий месяц, а на полу резко и прямо лежит серебряный, с черным переплетом рисунок окна. Потом Заяц как будто бы забылся всего лишь на минуточку, -- но, когда открыл глаза, то увидел нечто совсем необыкновенное. Месяц спрятался за стену. Лунный переплет на паркете теперь несколько сузился и падал вкось. У окна же спиной к нему стояла четким силуэтом небольшая человеческая фигура. На светлом фоне окна человек казался совершенно черным, и только кое-где лунное сияние тронуло ярко-белыми чертами и пятнами края его одежды, лица и треугольной шляпы.
   Комиссар не мог не узнать в нем императора Павла, чей бронзовый памятник Заяц видел на дворцовой площади ежедневно по десяти раз.
   Вот призрак повернул немного голову, и, теперь в профиль, сходство стало еще разительнее. Тот же короткий, властно и надменно вздернутый нос, та же небольшая косичка из-под шляпы; левая рука, согнутая в локте, покоится кистью на бедре, правая в перчатке с отворотом опирается на длинный эспантон.
   Заяц привстал и схватился за бьющееся сердце. Скамейка скрипнула. Из тронного зала, от окна, раздался необыкновенный голос. Он был высок, почти пронзителен и металлически ржав; звук его напоминал звуки железного флюгера под ветром.
   -- Кто там возится? Выйди оттуда. Подойди ко мне.
   "Неужели я сплю и вижу сон? -- подумал, весь в морозных иглах, Заяц. -- Нет. Если бы это был сон, я себя не спрашивал бы, сплю я или нет".
   -- Я жду! -- повелительно произнес голос.
   Заяц всей душою сразу понял, что самая малая секунда промедления грозит ему смертельной опасностью. Вскочив со скамейки, он торопливо, на дрожащих ногах, вошел в тронный зал и остановился около двери, в лунном косоугольнике.
   -- Кто ты?
   Комиссар не сразу ответил: челюсти стучали одна о другую от страха и что-то захватило дыхание.
   -- Имя? Звание?
   -- З-заяц!
   -- Вздор! Опомнись. Приди в себя и говори трезво. Никто тебе ничего злого не сделает.
   -- Так что, Заяц. Такое мое фамилие, товар... Господ... Ваше Императорское Величество.
   -- Странно. По виду будто военный. С оружием. Но пояс под грудью, как у кормилицы. На ногах намотаны тряпки. Воловья тужурка, прическа точно у дьякона. Дезертир?
   -- Никак нет. Комиссар Гатчинского дворца... Смотритель дворцового музея...
   -- Ага! Сторож. Достойно смеха: сторожит мой дом не собака, а заяц. Хорошо, пусть будет заяц. А теперь, Заяц, рассказывай нам смело и толково все, что знаешь о нынешних людях, делах и событиях. Кто правит и кто подчиняется? Каково настроение умов и направление мыслей? Что за машкерад такой дьявольский, какая абракадабра творится на Руси? Говори смело и толково.
   Тут Заяц несколько приободрился. В нем даже проснулась давняя привычка к агитации. Слегка откашлявшись, он начал было с любимого выражения:
   -- Поскольку постольку...
   -- Нет, -- резко оборвал Призрак. -- Не поскольку и не постольку, а говори только по правде. Почему бежала с полей сражения русская армия? Почему страна залита братской кровью и вся охвачена голодом и ужасом? Почему тысячи проходимцев стали неслыханными тиранами, владеющими жизнью, смертью и имуществом стомиллионного населения? Почему это унизительное рабство, какого не видала история?.. Говори.
   Собрав всю свою природную прыткость, вытащив наскоро из памяти все прочитанные брошюры, газетные статьи и декреты, стал Заяц делать доклад, начав его с мартовский революции. Тень молчала. Но Заяц чувствовал, что от нее исходит, все более сгущаясь по мере движения событий, какая-то глубокая, нечеловеческая острая грусть. Иногда правая рука Самодержца крепко стискивала золотой набалдашник эспантона, и тогда Заяц невольно вздрагивал, замолкал на минутку и опасливо косился на Тень. "А что если вдруг прогневается и огреет этой камышовой тростью по спине?".
   Заяц закончил свою речь грядущим торжеством коммунизма, мечтательной картиной земного рая во всеобщем равенстве и, наконец, замолчал. Молчал долго и Самодержец. Голова его была опущена на грудь, и тяжелая скорбь исходила от него.
   Но вдруг он поднял чело и, показалось Зайцу, сразу необычайно вырос.
   -- Дураки, -- сурово сказал Призрак. -- Жалкие, бессовестные, бездушные дураки. Внушать любовь и братство палкой и смертной казнью... Гнать в рай прикладами... Мысль злая, вредная и пустая. От нее гибель стране и горе человечеству!
   За окном уже серел рассвет: неясно темнели деревья парка. Тень продолжала:
   -- Я, один я, был прав в государственных заботах, и теперь понимаю это в совершенстве. Пусть, как человек, я в моем человеческом естестве был подвержен земным слабостям: гневу, вспыльчивости, недоверию, порой даже жестокости. Но, как помазанник и избранник Божий я лишь перед Ним одним нес страшный ответ за все мною сделанное. Я был -- один. А внизу меня был мой народ. И все уравнивалось, все обезличивалось под моей полной, абсолютной властью, все теряло свою волю. Не было в глазах моих ни малейшей разницы между знатнейшим дворянином моего государства и последним мужиком, солдатом или нищим. Я не знал чувства лицеприятия, но стремил вверенный мне свыше народ к благу, здоровью и счастью. Те, кто убил меня, они же и прославили меня сумасбродным деспотом. Им нельзя было поступить иначе, ибо в этом было подобие их оправдания перед потомством. А история?
   -- с горечью сказал Призрак. -- История -- послушная, угодливая, лживая и подкупная раба, когда она пишется современниками. Народ правдивее истории, и память его благодарнее. Скажи мне, молодой и глупый человек, бывал ли ты в Петропавловском соборе, в усыпальнице Русских Царей?
   -- Никак нет, В. И. В., -- торопливо и виновато ответил Заяц.
   -- Там моя гробница. И вот уже больше ста лет около нее всегда толпятся молящиеся люди. Знаешь ли, в чем они просят у меня заступничества? Просят о смягчении сердец судей, суровых и неправедных. Это те, кто приезжает в столицу по делам суда и тяжбы. И дух мой радостен: народ своей безошибочной душою понял меня; оценил и бережно сохранил в своей памяти -- меня, самодержавнейшего и несчастнейшей из монархов.
   Заяц вздохнул. Он сам не понимал, отчего у него просятся из глаз слезы: от бессонной ли ночи, или от слов Тени.
   -- Но уже поздно, -- сказал усталым и тихим голосом Император.
   -- Иди же, молодой человек, с удивительной фамилией Заяц, иди и отдыхай.
   Призрак стал бледнеть в утреннем свете и растаял. Заяц вернулся на свою скамейку и, едва только закрыл глаза, как в ту же секунду открыл их. Яркий солнечный свет рвался из окон в тронный зал, сверкая на паркете и позолоте трона.
   Никому не рассказывал Заяц о своем сне или -- может быть -- видении. Но в тот же день, когда он после обеда проходил мимо памятника Павлу I, ему показалось, что бронзовый Император чуть-чуть покосился на него одним глазом. И Заяц при дневном свете испугался гораздо больше, чем пугался ночью. Но это ему только показалось. Поскольку он был человек образованный, аптекарский ученик, -- постольку он чуждался суеверий.

12 февраля, 1918 г.

   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Рассказ. Впервые опубликован в газете "Петроградский голос". -- 1918. -- NoNo 36, 37. -- 17, 19 марта; затем в сборнике "Елань" (Белград, 1929); ж. "Неман". -- 1989. -- No 5. (Публ. Ф. И. Кулешова). Сохранился автограф в архиве Куприна (РГАЛИ. Ф. 240. Оп.1. ед. хр. 23).
   Фантастически-гротескная "выдумка" -- беседа комиссара Гатчинского дворца с призраком императора Павла Первого носит ярко выраженный злободневнй политический подтекст и является продолжением и обобщением газетных выступлений писателя. Автор размышляет о формах власти и формулирует свою мысль, которую будет развивать в антибольшевистской публицистике: нельзя загонять в рай прикладами.
   В письме к А. А. Измайлову от 19 марта 1918 г. Куприн упрекал редакцию "Петроградского голоса" в сокращении текста: "Ах, зачем вы переполовинили "Гатчинский призрак"! Ведь он и весь-то с воробьиный нос".
   Публикуется по: Куприн А. И. "Елань" (Белград, 1929).
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru