Куприн Александр Иванович
Около войны. Двинск

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   
   Куприн А. И. Пёстрая книга. Несобранное и забытое.
   Пенза, 2015.
   

ОКОЛО ВОЙНЫ. ДВИНСК.

   В Двинске мы впервые увидали раненых. Правда, когда сиделка вынесла на руках из перевязочной палаты солдата пудов около четырех весом и положила его на носилки, то и у меня, и у моего товарища как будто пол под ногами пошел куда-то в бок, и мы на момент потеряли равновесие. Я помню только, что у него были очень крепко сжаты зубы, белые, а губы открыты. Затем мы разговаривали с ними. Вот что рассказал один из них:
   -- Выступили мы в поход 17-го числа из Августова на Сувалки. Передали нам, что неприятель находится возле Сувалок. Мы пошли. Оказывается, там шел бой по фронту, а наши войска зашли в тыл ему. Мы целый день ходили. Уж вечер стал. Мы зашли в лес. Разведчики донесли, что неприятель недалеко находится. Мы простояли в лесу часов с 7-ми вечера до 12-ти. Потом ночью прибыл приказ атаковать неприятеля без выстрела и на штыках взять, -- подойти прямо до окопов и взять на штыках. Це пошли мы шагов двести до ихних окопов, ихняя передовая застава заметила, что идут войска. Они дали выстрел по нас. Тут сейчас начали палить пулеметы. Начали палить с фронта и с флангов. Скомандовали ложиться. Целую ночь стреляли, и мы так лежали. Кому суждено было, -- убит, тяжело ранен... До самого утра стрелял. А мы не стреляли, мы не могли встать, -- такой опальный огонь был по нас. Ни один начальник не мог встать скомандовать, и мы не знали, где офицер находится. Он не допускал до себя до самого утра, а потом отступил. Как он отступил утром, получился приказ перейти версты на четыре, не доходя Сувалок. Мы отошли. Потом прибыло приказание командира, чтобы наступать. Наша рота пошла передней заставой, а за нами -- остальные роты. Пошли фронтом, где, по своим соображениям должен находиться неприятель. Тут доложили, что неприятель цепью со всего фронта наступает. Скомандовали остальным ротам. Началось наступление фронтом и с флангов. Неприятель начал палить. Бой шел приблизительно около часа. Так по нас стреляли, а мы отбивались. Здесь я был ранен в колено, в чашечку. Пуля осталась, мне ее вырезали в Каменке. Больше я не могу знать как было...
   Приблизительно так говорят о войне все герои, делающие войну. Перед вами стенограмма рассказа, и вряд ли я ошибаюсь, думая, что беседы с ранеными, написанные в героическом стиле, -- едва ли не ложь. Правда, у всех у них есть какая-то напряженная говорливость, желание рассказать, что они пережили, проведя без сна несколько суток, не раздеваясь, и почти каждый момент под неизбежностью смерти. Но из каждого из них можно, в конце концов, выжать две-три фразы. Этот же самый раненый рассказывает далее:
   -- Мы отняли у германцев обоз -- шестьдесят повозок с выкладкой; там мука, крупа, рис, какао... И лошадей забрали: шестьдесят повозок, по паре лошадей в телеге, -- сто двадцать лошадей. Каждая лошадь по тысяче стоит: настоящие экономические, заводские лошади.
   Я спрашиваю:
   -- Почему ты знаешь толк в экономических лошадях? Служил в экономии?
   -- Конечно же, служил... Такая лошадь свободно в гору повезет двести пудов...
   А вот что рассказывает раненный кавалерист солдат-гвардеец Вишневский:
   -- Прямо мы наступали на неприятеля. Дрались жестоко, но только когда мы пришли в деревню, то нас встретили очень гостеприимно, а потом они нашего офицера убили из-за угла. За это мы расстреляли их пятьдесят человек, в возрасте от 17-ти до 45-ти лет.
   -- И ты расстреливал?
   -- Обязательно!
   У него довольно тяжела, опасная рана: пуля чуть-чуть не коснулась сонной артерии. Я его спрашиваю:
   -- Ну, а когда ты выздоровеешь, -- куда пойдешь?
   -- Конечно, на войну. Унтер-офицер, ярославец...
   Он не очень прост, -- снимает с себя одеяло и показывает пятку, которая у него перестала ощущать боль.
   -- Вот говорят, что мне уж больше не ходить... Фельдшер подтверждает:
   -- Да, вам уж больше не ходить.
   -- А я бы хотел еще подраться...
   И он, и я, вместе щупаем его холодную, крепкую пятку. Да, оказывается, у него перерван нерв.
   Но мимоходом он, точно шутя, говорит:
   -- Еще у меня в боку есть дурацкая рана: вошла пуля маленькой дырочкой, а вышла -- разворотила спину в кулак... Отчего это?
   -- Я не знаю, отчего это происходит... Шутя, мы разговаривали об его губернии.
   -- Что и говорить, -- отвечает он и машет рукой, -- самая бедная губерния на всем свете. Так про нас поговорка и сложилась: когда обедаем, так окна от людей занавешиваем, а когда чай пьем, -- открываем, чтобы все видели...
   О, милый русский солдат, простой в своем героизме и великий своим духом: раненый, будущий калека, он и тут не утерпел добродушно пошутить над своими маленькими деревенскими невзгодами.
   Мне везет на неожиданные встречи...
   Я и мой товарищ стоим и от скуки глазеем на афишу кинематографа,-- чем иначе убить время в Двинске? Вдруг меня окликают по имени и отчеству. Я смотрю и не верю своим собственным глазам: это мой издатель -- Г.Г. Блюменберг, в форме прапорщика кавалерийского запаса, со своей молодой женой.
   -- Каким образом вы здесь? -- спрашиваю я, -- Ведь, вы, кажется, где-то обучали кавалеристов?
   -- Да, -- отвечает он с гордостью, -- и довели нашу сотню парней до образца настоящей кавалерийской части. Немного был труден переезд через три географических широты, но, во всяком случае, мы довезли и наших людей, одетых и обутых в чем Господь послал, и наших коней в полной неприкосновенности.
   В Двинске нас очень скоро одели и обули и распределили по квартирам. Все это было сделано быстро, точно и аккуратно, если разве не считать только маленького недоразумения.
   -- Какого?
   -- А просто... Один хозяин двора, где были помещены солдаты, начал брать по три копейки за каждый солдатский чайник кипятка. Конечно, мы, трое офицеров, сейчас же сложились между собой и заплатили, что нужно, но чуть-чуть обидно было думать, что мы встретили неласковый прием... А в соседнем дворе другой хозяин прямо выбивался из сил, чтобы услужить солдатам: таскал им и чай, и сахар, и молоко. Старый, пятидесятилетний человек, вспотевший от беготни, человек с лицом библейского патриарха. И еще находил время с трогательной, отеческой заботливостью угощать солдат:
   -- Кушайте, кушайте. Может быть, вам не придется в другой раз...
   -- Но скажите, Г.Г., какое настроение у ваших солдат насчет войны?
   -- Ну, об этом нечего и говорить! Кончено, пойдут, куда угодно, куда прикажут. Это -- все деловитый народ.
   Но вдруг в нем просыпается старый кавалерист.
   -- Одно только было неприятно для меня лично. Черт знает, какая лошаденка попалась: местной вологодской породы, меньше двух вершков ростом. Правда, с железными ногами, способная без устали для себя делать переходы в пятьдесят-- шестьдесят вест в сутки, но...
   -- Но что?
   -- ... но вообразите себе меня, кавалериста, сидящего на мерине цвета кофе с молоком, да еще вдобавок с белой гривой и с белым хвостом. Понимаете ли вы, как возмущается кавалерийская душа?!

1914 г.

   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Очерк впервые напечатан в газете "Русское слово" (1914. -- 12(25) октября. -- No 235).
   В конце сентября 1914 г. Куприн совершил поездку по прифронтовым городам Западного края, побывал в Двинске, Вильно, Ровно. По следам поездки были написаны очерки: "Двинск", "Лифляндия" (см. ниже).
   -- Двинск -- до 1918 г. город Российской империи на правом берегу реки Западная Двина, на пересечении Петербургской и Варшавской ж/д. Основан Иваном Грозным в 1577 г. недалеко от ливонского замка Динабург. До 1667 -- г. Борисоглебск, затем Динабург. В 1772 включен в состав Псковской губернии, с 1802 -- уездный город Витебской губернии. В 1893 г. -- переименован в Двинск. В 1918 г. передан в состав "Советской Латвии", с 1920 г. -- носит название Даугавпилс.
   -- еврейская община -- в описываемый Куприным период Двинск входил в черту оседлости, был населен преимущественно евреями (в начале XX в. -- евреи составляли 46 % населения). Во время Первой мировой войны, осенью 1915 г. фронт приблизился к Двинску, город обстреливался дальнобойной немецкой артиллерией.
   -- Сувалки -- город в северо-восточной части Польши, недалеко от границы с Литвой и Белоруссией, входил в состав Российской империи.
   -- Августов -- город на северо-востоке Польши, входил в состав Российской империи. Через город проходили дороги, связывающие Польшу, Пруссию, Литву, Белоруссию. В Первую мировую войну возле Августова проходили тяжелые бои.
   -- Блюменберг Георгий Густавович -- сын московского писчебумажного фабриканта Г. А. Блюменберга, фактический организатор и владелец "Московского книгоиздательства", выпускавшего с 1908 г. литературные сборники "Земля", в которых напечатаны произведения Куприна: "Суламифь", "Гранатовый браслет", "Яма". В "Московском книгоиздательстве" вышло собр. соч. Куприна в 12 томах (1908-1917), сб. "Детские рассказы" (1914). Блюменберг входил в круг знакомых Куприна. Писатель часто упоминал "Блюма" в переписке 1910 г. с сотрудником издательства В. С. Клестовым (т. 11, с. 112, 113). После Октябрьской революции Г. Г. Блюменберг эмигрировал в Германию. В Берлине возобновил "Московское книгоиздательство", которое в 1921-1925 гг. осуществило переиздание 12-томного Собрания сочинений Куприна.
   Печатается по первой публикации.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru