Аннотация: The sea lions or The lost sealers Перевод 1927 г. (без указания переводчика).
Фенимор Купер
Морские львы
Фенимор Купер. Полное собрание романов. Под редакцией Н. Могучего. Том XIII. М.-Л., "Земля и фабрика", 1927
OCR БычковМ. Н.
J. FENIMOR COOPER
The Sea Lions or: The Lost Sealers
ГЛАВА I
В американских нравах заметно какое-то однообразие, которого не встречаешь в Старом Свете. Только внимательный наблюдатель отличит американца восточного от американца западного, жителя северного -- от южного, жителя прибрежья -- от обитателя центра Соединенных Штатов. Однако, несмотря на общий характер американского общества, есть исключение из этого однообразия; в некоторых частях Соединенных Штатов замечаем не только различие, но даже оригинальность нравов и особенности быта.
В то время как соседние графства почти потеряли совершенно свой отличительный характер, Сюффолк, одно из трех графств, протянувшихся через Лонг-Айленд {Лонг-Айленд -- остров на южном побережье с.-а штата Нью-Йорк, занимает пространство в 2.643 кв. километра.} и составляющих самые старинные части Штата Нью-Йорка, нисколько не изменился. Сюффолк остался Сюффолком. Население этого графства происходило от английских пуритан {Пуритане -- религиозная секта, отличавшаяся своей показной набожностью н фанатизмом. (Прим. ред.)}, которые эмигрировали в Америку.
Прибавим, что Сюффолк имел только один приморский порт, хотя его берега имеют гораздо большее протяжение, чем остальная часть Нью-Йоркского штата. Это даже не был порт для общей торговли, так как он оживлялся только китоловными судами, и ловля китов составляла промысел его жителей.
Для китоловного судна необходимо, чтобы на нем был такой же порядок, как в полку или на военном корабле. Этот дух порядка существовал во всех гаванях, где преимущественно останавливались китобойные суда. В 1810 году, время, с которого начинается эта повесть, в Саг-Гарбуре не было ни одного человека, посвятившего себя этому занятию, которого не знали бы не только товарищи по промыслу, но и все окрестные женщины и девушки.
Лонг-Айленд на востоке раздваивается и представляет, так сказать, две оконечности, из которых одна носит название Ойстер-Понда, тогда как другая составляет мыс Монтаук. Между двумя концами вил, которые образует Лонг-Айлендский остров, находится Шельтер-Айленд, остров, лежащий между единственным в графстве Сюффолк портом Саг-Гарбурским и берегом Ойстер-Понда. В начале прошлого столетия было очень трудно найти более глухой округ, чем Ойстер-Понд.
Стоял прекрасный сентябрьский день. Было воскресение. Возле одной из набережных Ойстер-Понда можно было заметить шхуну {Шхуна -- парусное судно с двумя или тремя мачтами, имеющее косые паруса.}, которую спустили очень недавно и оснастка которой еще не была закончена. Работа по случаю праздника была отложена, тем более, что шхуна принадлежала приходскому диакону Пратту, который жил в доме, находившемся в полмиле от берега, и владел несколькими угодьями, от которых получал довольно хороший доход.
Мелочная расчетливость и скупость Пратта были всем известны. Пратт наружно был святоша, но с ним боялись иметь дела. Скаред, эксплоататор, не имевший жалости к своим жертвам, он был недоступен какому-либо благородному порыву и чувству.
Пратт был стар. С ним жила племянница, единственная дочь и сирота его брата Израиля Пратта. Девушка была настолько же бескорыстна, насколько был скуп ее дядя, и часто Пратт упрекал ее за благотворительность или за услужливость по отношению к соседям, называя такое добросердечие расточительностью. Но Мария, казалось, не обращала внимания на замечания своего дяди. Окрестные кумушки поэтому были уверены, что Пратт не оставит своего богатства бедной Марии, но отдаст его церкви. Сюффолк первоначально был заселен эмигрантами из Новой Англии {Новая Англия -- под этим именем иавестны шесть северо-восточных приатлантяческих штатов Северо-Американского союза: Мэн, Нью-Гемпшир, Род-Айленд, Вермонт, Массачусетс и Коннектикут. (Прим. ред)}, и в нем остались те же нравы, как и в Коннектикуте. Там небольшие услуги, за которые в других местах ничего не берут, очень тщательно вносятся в счетную книгу.
Самые выражения местного наречия отражают это корыстолюбие. Пробыть несколько месяцев у друга, это, по обычному американскому выражению, не посещение, а найм: считают самым естественным платить другу так же, как в гостинице. Даже было бы очень неблагоразумным остановиться на некоторое время в доме Новой Англии и, если, уезжая, не можешь заплатить за свои расходы, не дать расписки в виде обеспечения. Обычаи дружбы и близких отношений, которые существуют везде между друзьями и родственниками, здесь совершенно не известны. Здесь каждое движение -- на вес золота.
Мария не подозревала того, что привычка, скупость и надежда на то, что молодая девушка может вступить в выгодный брак, который когда-нибудь позволит возвратить расходы, заставила Пратта затраченные на ее воспитание, содержание или удовольствие деньги вносить в расходную книгу, которую он вел с особенной точностью. Родственное чувство было ему совершенно чуждо.
К тому времени, с которого начинается эта повесть, тайный счет дяди, приготовленный для его "обожаемой" племянницы, достиг тысячи долларов, фактически израсходованных им на воспитание, содержание и квартиру воспитанницы. Пратт был подло и гнусно скуп, но он был точен: в счете не било ни одной лишней копейки.
ГЛАВА II
В воскресенье Пратт отправился, как обыкновенно, в молельню своего прихода, но вместо того, чтобы оставаться там и выслушать проповедь, которую говорят после полудня, сел в тележку и воротился домой.
Довольно красивый двухэтажный дом был выстроен, по обычаям графства Сюффолк, из дерева, на краю луга и обширного плодового сада, в котором тянулись четыре ряда прекрасного орешника.
Мария стояла на крыльце и, казалось, ждала своего дядю с нетерпением. Пратт передал вожжи негру, который уже не был невольником, но согласился работать за половинное вознаграждение.
-- Ну,-- сказал Пратт, подходя к своей племяннице, -- каково ему теперь?
-- Дядюшка, я считаю невозможным, чтобы он выздоровел, и прошу вас послать в порт за доктором Сэджем.
Мария хотела сказать: "к Саг-Гарбурскому порту", в котором жил названный ею и пользовавшийся заслуженной известностью доктор.
Несколько недель назад судно, которое, без сомнения, плыло в Нью-Йорк, высадило на Ойстер-Пондский берег старого и страдающего неизлечимой болезнью матроса.
Этот матрос родился на острове, который назывался Мартас-Виньярдом, виноградником Марты. Покинув остров еще двенадцатилетним юношей, Томас Дагге почти пятьдесят лет не был на родине. Сейчас Томас, чувствуя неизлечимую бэлезнь, возвращался умереть на родину и высадился на Ойстер-Пондском берегу, в ста милях от его родного острова, до которого он еще надеялся доехать.
Дагге, по его призванию, был беден и не имел друзей. Однако, у него был довольно тяжелый чемодан, похожий на те, которыми пользуются матросы на купеческих кораблях. Казалось, что чемодан этот сделал столько же путешествий, как и его владелец, успевший спасти его во время трех кораблекрушений, несмотря на его особенно ценное содержимое. Высадившись на берег, этот матрос условился с одною вдовою, близкою соседкою Пратта, и нанял у нее себе квартиру до тех пор, пока будет в состоянии, возвратиться в Виньярд. Даггс часто прогуливался, стараясь восстановить здоровье. Случайно он встретился с Праттом и, как это ни казалось странным его племяннице, между Праттом и этим чужеземцем завязалась дружба. Ведь Пратт обыкновенно старался не заводить тесной связи с бедняками, а вдова Уайт говорила всем, что у ее жильца нет и медного гроша. Но у него были вещи, необходимые для моряков, и Томас Даггс как-то обратился с просьбою к Росвелю Гардинеру, или Гарнеру, известному в Ойстер-Понде молодому моряку, бывавшему не только на китовой ловле, но и на охотах за тюленями, помочь ему распродать их. Этот Гарнер в настоящее время служил на шхуне Пратта в качестве капитана. Благодаря посредничеству Гарнера вещи Томаса, которые уже не могли быть полезны хозяину, были отосланы и выгодно проданы в Саг-Гарбуре.
Неожиданно для всех Пратт купил и спустил на воду новое судно. Соседи терялись в догадках о причине, заставившей Пратта в его годы сделаться арматором {Арматор -- владелец промыслового или торгового судна.}. Мария приписывала этот факт тайному влиянию больного моряка. Пратт проводил половину своего времени в разговорах с Дагге, и несколько раз, когда племянница относила ему еду, она находила его рассматривающим вместе с Праттом одну или две старые морские карты. Но лишь только она входила, они меняли разговор. Никогда друзья не позволяли и вдове Уайт присутствовать при этих своих тайных совещаниях.
Пратт не только купил шхуну, но и отдал ее в распоряжение молодого Гарнера. Гарнер, которому было двадцать шесть лет, родился в Ойстер-Понде и происходил от одного из старейших семейств страны, поселившейся там еще в 1639 году. Эта семья очень размножилась и разделилась на множество ветвей, но в новой стране имя Гарнера пользовалось заслуженным уважением. Росвель Гарнер был небогат и сирота, без отца и матери. Окончив в пятнадцать лет провинциальную школу, он поступил на корабль. Можно представить, как он был рад, когда Пратт назначил его капитаном шхуны, которую уже назвали "Морским Львом".
Мария Пратт следила за всем происходящим то с печалью, то с удовольствием, но всегда с любопытством. Ей было тяжело смотреть, что жадность к деньгам всецело захватывала ее дядю. Но вместе с тем она гордилась успехом Росвеля Гарнера. Она любила его, но тем не менее не давала ему еще окончательного согласия.
Мария была воспитана в догматах слепого суеверия и фанатизма и ее пугало полное отрицание молодым моряком всего того, веру во что ей старались привить с детства.
Мария радовалась, когда Гарнер получил начальство над "Морским Львом", хотя и не знала, к какому берегу должно было отправиться маленькое судно, шхуна в сто сорок тонн{Тонна -- 1,189 куб. метра. (Прим. ред.)}.
Пратг не препятствовал отношениям обоих молодых людей, и многие из Ойстер-Понда даже думали, что Пратт верил в будущность Гарнера, и говорили, что он после своей смерти оставит молодому капитану все свое имение и племянницу.
Когда племянница Пратта предложила дяде послать за доктором Сэджем, он не сейчас согласился на это, не столько боясь издержек, сколько по более важным соображениям: ему не хотелось сводить Дагге с кем бы то ни было, потому что матрос открыл ему тайну, которой он придавал большое значение, хотя тот до сих пор скрывал от него первую и самую главную часть ее.
Однако, отдаленное чувство стыда заставило Пратта послушаться племянницы и послать за доктором.
-- Надо, Мария, сделать большой путь, чтобы добраться до порта,-- нерешительно сказал он после долгого молчания.
-- Суда уходят и возвращаются в несколько часов.
-- Да, да, суда, но позволено ли, дитя, пользоваться кораблями в субботний день?
-- Я думаю, сударь, что всегда подобает делать добро, даже и в праздники.
-- Да, если мы уверены, что из этого выйдет что-нибудь хорошее. Всем известно, что Сэдж превосходный доктор, но все же половина денег, которые платят людям этой профессии, являются потерянными деньгами.
-- Я боюсь, что Дагге не проживет и недели,-- сказала Мария,-- и я не желала бы, чтобы он имел право сказать, что мы не сделали ничего для его спасения.
-- Мы так далеко от порта, что было бы бесполезным посылать туда кого-нибудь: это были бы потерянные деньги.
-- Я уверена, что Росвель Гарнер согласится отправиться туда и при этом он не попросит денег.
-- Да, это правда; я должен также сказать о Гарнере, что это самый рассудительный из всех известных мне молодых людей. Я с удовольствием возлагаю на него все свои поручения, потому что я люблю иметь с ним дело.
Мария это очень хорошо знала. Пратт много раз пользовался щепетильностью молодого человека и получал от него услуги, за которые следовало бы платить. Мария, вспомнив о молодом капитане, покраснела.
-- Итак, сударь,-- сказала она через несколько минут,-- мы можем послать за Росвелем.
-- Те, которых посылают за доктором, спешат, и я уверен, что Гарнер сочтет необходимым нанять сначала лошадей, чтобы переехать Шельтер-Айленд, и потом бот, чтобы доплыть до порта. Если он не найдет бота, то ему, может быть, нужна будет лошадь. С пятью долларами едва ли это сделаешь!
-- Если понадобится пять долларов, Росвель скорее отдаст их из своего кошелька, чем попросит помощи у кого-либо. Но лошадей не понадобится: у берега стоит вельбот {Вельбот -- длинная, узкая шлюпка. (Прим. ред.)} и он может воспользоваться им.
-- Это правда, я и забыл о вельботе. Так как есть вельбот, то привести доктора можно довольно скоро, и я думаю, что имущества Дагге будет достаточно для оплаты этого посещения.
Мария, сделавшаяся еще более печальной, увидала подходившего Росвеля и вошла в дом. Переговорив с Праттом, капитан поспешно направился к берегу.
ГЛАВА III
Лишь только Гарнер ушел, Пратт отправился к жилищу вдовы Уайт. Дагге был слаб, но не очень страдал. Он сидел в кресле и еще мог говорить. Он не знал всей опасности своего положения и, может быть, в эту минуту надеялся прожить еще много лет. Пратт вошел в то самое время, когда вдова вышла навестить жившую по соседству кумушку. Вдова Уайт увидала Пратта издалека и постаралась уйти незаметно, инстинктивно понимая, что ее присутствие при разговоре этих двух людей будет лишним. Что было предметом их тайных разговоров, вдова Уайт не знала. Но из ее разговора с соседкою можно было видеть, что она думала об этом.
-- Опять Пратт!-- вскричала вдова Уайт, входя в комнату приятельницы.-- Он в третий раз приходит ко мне со вчерашнего утра. Это что-нибудь да значит!
-- О, Бетси, он посещает больного! Этим объясняются его частые посещения.
-- Вы забыли, что сегодня суббота,-- прибавила вдова Уайт.
-- Самый лучший день для добрых дел, Батси!
-- Я это знаю, но для одного человека слишком часто посещать больных три раза в сутки.
В это время Пратт сообщил больному, что он послал за доктором.
-- Да, я послал Гарнера в порт, и через два иль три часа он будет здесь с доктором Сэджем.
-- Я уверен, что буду в состоянии заплатить за все эти расходы,-- сказал неуверенно Дагге.
Пратт, подумав немного, вернулся к предмету, о котором он обыкновенно говорил во время своих тайных совещаний с Дагге:
-- Надо, чтобы вы сами показали мне на карте место, где находятся эти острова. Самое лучшее видеть все своими глазами.
-- Вы забыли о моей клятве, Пратт! Все мы поклялись не открывать места, где находятся эти острова, до 1820 года. Тогда мы можем делать, что вам угодно. Карта лежит в моем чемодане, и не только острова, но даже берега на ней ясно обозначены, так что всякий моряк может найти их. Пока жив, я сберегу этот чемодан. Когда поправлюсь, я взойду на палубу "Морского Льва" и скажу вашему капитану Гарнеру все, что ему нужно знать. Благополучие того, кто пристанет к одному из этих островов, будет обеспечено.
-- Да, я об этом думал, Дагге! Но как я могу быть уверен, что другой корабль не предупредит меня?
-- Потому что моя тайна принадлежит только мне одному. Нас на бриге{Двухмачтовое парусное судно с одним только прямым парусом.} было семеро. Из семи четверо умерло от горячки на островах, капитан упал в море и утонул во время шквала{квал -- сильный порыв ветра. (Прим. ред.)}. Остались только Джек Томсон и я. Думаю, что Джек именно тот самый человек, о котором говорили, что он убит китом с полгода тому назад.
-- Джек Томсон -- имя настолько обыкновенное, что в этом нельзя быть уверенным. Даже если предположить, что он был убит китом, то еще до своей смерти он мог рассказать тайну дюжине человек.
-- Это ему не позволяла клятва. Джек -- человек, не способный забыть свое слово. Есть еще основание думать, что Джек не мог нарушить свою клятву,-- сказал через несколько минут Дагге,-- это то, что он никогда не мог указать на широту и долготу: он не вел журнала. Не имея ясных указаний, его друзья могут искать целый год и не найти ни одного острова...
-- Вы думаете, что пират не ошибся, говоря об этой стране и скрытом сокровище?-- с тревогой сказал Пратт.
-- Я поклялся бы,-- отвечал Дагге,-- что он сказал правду, как будто я сам видел ящик. Они принуждены были спешно уехать, иначе они никогда не оставили бы столько золота в пустыне. Да, по словам умирающего, они его там оставили.
-- Умирающего? Вы хотите сказать: пирата, не так ли?
-- Конечно, мы были посажены в одну тюрьму, и у нас было довольно времени, чтобы переговорить более двадцати раз, прежде чем он был сброшен с своих последних качелей. Когда узнали, что у меня ничего нет общего с повешенным пиратом, я получил свободу и возвращался в Виньярд в надежде найти там какой-нибудь корабль, чтобы отправиться отыскивать эти два сокровища. Но меня высадили здесь. Не все ли равно, если корабль отправится из Ойстер-Понда, а не из Виньярда?
-- Без сомнения. Чтобы убедить вас и успокоить,-- кроме того, и по другим причинам,-- я купил "Морского Льва" и пригласил молодого Росвеля Гарнера в капитаны судна. Через восемь дней шхуна будет готова отправиться, и если все случится, как говорите вы, это будет хорошее путешествие. Теперь вам остается только исполнить одно: снабдить меня морскою картою, чтобы я хорошенько ее изучил, прежде чем отплывет шхуна.
-- Не хотите ли вы сами отправиться, Пратт?-- сказал с удивлением матрос.
-- Нет, совсем нет,-- отвечал Пратт.-- Я стар для такого продолжительного путешествия. Но я рискую частью моего состояния, и потому, естественно, желал бы взглянуть на эту карту.
-- Капитан Гарнер,-- уклончиво отвечал моряк,-- будет иметь довольно времени для изучения этой карты, пока он войдет в какую-нибудь из пристаней. Если же, как я думаю, я сам смогу отправиться вместе с ним, то для меня не будет ничего легче, как показать ему дорогу.
Наступило долгое молчание. Больной Дагге понял характер Пратта и считал за лучшее поддерживать интерес в том, кто мог быть ему полезным.
После долгого молчания Пратт первый нарушил тишину.
-- Меня беспокоят,-- сказал он,-- эти богатства. Если бы Гарнер и успел их открыть, эти деньги могут иметь законных владельцев.
-- Им трудно было бы доказать свои права, если то, что говорил мне пират, правда. Это золото, по его словам, собрано по всем странам. И все это было так смешано и так спутано, что даже и молодая девушка не смогла бы отличить тут от других вещей подарка своего возлюбленного. Это была добыча трехлетнего крейсерования. Большую часть ее разменяли в различных портах, чтобы заплатить таможенным досмотрщикам за молчание.
-- Обдумайте ваши слова, любезнейший друг, они не совсем благочестивы: сегодня праздник.
Дагге повернул на языке свою жвачку, и в его глазах мелькнула насмешка. Однако, он смолчал.
Пратт после полудня ходил два раза в домик вдовы Уайт. Когда он пришел во второй раз, то увидал вельбот, возвращавшийся из Шельтер-Айленда, и с помощью зрительной трубки узнал доктора Сэджа. Пратт тотчас же поспешил вернуться в домик, чтобы сказать Дагге нечто, не терпящее промедления.
-- Судно плывет,-- сказал он, садясь возле него,-- и доктор скоро будет здесь. Прежде чем придет доктор Сэдж, я вам, Дагге, дам совет. Если вы будете много говорить, то это вас обеспокоит, и вы можете дать ложное понятие о состоянии вашего здоровья; ваш пульс будет ускоренно биться от продолжительного разговора, и кровь бросится в лицо.
-- Понимаю вас, господин Пратт! Моя тайна останется моей; никакой доктор не выманит у меня ее более, нежели я сочту нужным сказать.
Вскоре после этого вошел доктор Сэдж. Это был человек образованный, умный и наблюдательный. Как искусный практик, он скоро понял состояние матроса. Пратт же ни на минуту не оставлял его, и ему-то доктор сообщил свое мнение о больном, когда они отправились домой.
-- Этот бедный человек близок к своему концу,-- сказал холодно доктор,-- и медицина не поможет ему. Он проживет еще месяц, хотя я нисколько не удивлюсь, если услышу, что он умрет через час.
-- Итак, вы думаете, что он так близок к смерти!-- воскликнул Пратт.-- Я надеялся, что он доживет до отплытия "Морского Льва", и что путешествие поправит его здоровье.
-- Уже ничто не поправит его здоровья, можете быть в этом уверены. Он из Ойстер-Понда?
-- Он родился где-то на востоке,-- отвечал Пратт.-- У него нет здесь ни друзей, ни знакомых. Я думаю, что его имущества хватит на покрытие всех издержек.
-- Если у него ничего нет, так нечего и говорить об уплате мне сейчас вознаграждения,-- отвечал доктор. Он понял, куда гнул Пратт.
-- Вы всегда добры, доктор, но Дагге...
-- Этот человек называется Дагге?-- спросил доктор.
-- Так он называет сам себя, хотя никогда нельзя верить словам подобных людей.
-- Это правда. Но если имя этого человека действительно Дагге, то он, должно быть, из Виньярда. Там много Дагге.
-- Есть Дагге и в Коннектикуте, я уверен.
-- Колыбель этого рода -- Виньярд. Во взгляде этого человека есть что-то виньярдское. Я уверен, что он давно там не был.
Пратт задыхался. Он видел, что ему предстоит спор, которого он больше всего боялся. Он отпрянул назад, как будто к его груди приставили шпагу.
В это время на крыльцо вышла Мария.
-- Ему очень плохо, любезная Мария,-- сказал доктор, садясь на одну из скамей,-- и я не могу подать никакой надежды. Если у него есть друзья, которых он жаждет видеть, и если есть дела, которые надо кончить, то ему надобно сказать правду, и притом немедленно...
-- Он уже давно не слыхал о своих друзьях,-- прервал Пратт, которым до того овладела жадность, что он позабыл всякую осторожность и не побоялся выдать даже то, что ему было известно, где родился больной. Он прибавил при этом, что моряк уже более пятидесяти лет не был в Виньярде, но что во все это время там о нем также ничего не слыхали.
Доктор заметил противоречие в словах Пратта, и это заставило его задуматься; но он был слишком умен, чтобы это обнаружить. Напились чаю, и доктор удалился.
-- Надо уведомить его друзей,-- сказал он, когда они шли к берегу, возле которого стояло совершенно готовое к отъезду судно?-- нельзя терять ни одного часа. Корабль "Бриллиант" (капитан Смит) должен отвезти в Бостон груз деревянного масла и завтра же отправляется. Мне стоит написать только одно слово с этим кораблем, и держу десять против одного, что письмо, адресованное на имя Дагге, не может не дойти к кому-нибудь из его родных.
Предложение доктора бросало Пратта в холодный пот, но он не смел ему противоречить. Он купил "Морского Льва", пригласил Росвеля Гарнера и израсходовал значительную сумму денег в надежде запустить руку в дублоны, уже не говоря о мехах, и вдруг все эти расчеты могли уничтожиться благодаря вмешательству родных. Оставалось только одно средство -- терпение, и Пратт постарался им запастись.
Пратт проводил доктора только до границ своего фруктового сада. Члену молельни было неприлично выходить в субботу из дому. Лишь только доктор ушел, Пратт вернулся в жилище вдовы Уайт. Тут он устроил больному новый долгий, утомительный допрос. Бедный Дагге очень устал от этого разговора, но мнение, высказанное доктором Сэджем, что смерть старого матроса близка, и боязнь приезда родных из Виньярда сильно подействовали на ум Пратта. Если бы ему удалось теперь узнать самое главное, "Морской Лев" мог бы выиграть довольно времени у своих противников, даже если бы Дагге открыл тайну другим, и новый корабль отправился бы в экспедицию. Шхуна Пратта готова была отплыть, а для снаряжения другого судна нужно было еще время.
Но Дагге оказался не откровеннее прежнего. Он вернулся к своему первому рассказу об открытии островов, на которых находились тюлени, и много говорил о смирном нраве и большом количестве этих животных. Человек мог ходить среди них, и они не боялись его. Одним словом, экипаж, составленный из отборных моряков, мог бы их перебить, содрать кожу и собрать жир, и это было бы похоже на простое собирание долларов на дороге.
Этот рассказ еще более возбудил алчность Пратта. Никогда еще любовь к наживе не овладевала так Праттом, как сейчас.
Дагге ничего не скрыл от Пратта, исключая широты и долготы места. Все искусство Пратта, а оно было велико, было бессильно, чтобы выманить у моряка эти данные, а без них и все сведения были бесполезны. Старик, стараясь завладеть тайною, получил такую же сильную лихорадку, как и Дагге, но все было напрасно.
ГЛАВА IV
На другой день в доме Пратта все встали очень рано. Едва солнце выплыло из-за горизонта, Пратт и Мария встретились на крылце дома.
-- Вот вдова Уайт, и она кажется очень озабоченною,-- сказала племянница.-- Я боюсь, что больному сделалось хуже.
-- Вчера вечером,-- сказал дядя,-- ему было лучше, хотя он от разговора немного устал. Этот Дагге большой болтун, уверяю тебя, Мария!
-- Он не будет более болтать,-- вскричала вдова Уайт, расслышавшая последние слова Пратта.-- Он более ни скажет ни хорошего, ни худого.
Пратт был так поражен этой новостью, что онемел. Вдова терпеливо передала все подробности происшествия. Оказалось, что Дагге умер ночью. Непосредственной причиной смерти было удушье, как это часто бывает в последней стадии чахотки. Так как в смерти Дагге не было ничего необыкновенного, то не было нужды и в приглашении властей. Оставалось только отдать необходимые приказания относительно погребения и тщательного сбережения имущества умершего. Пратт велел перенести к себе чемодан Дагге, вынув предварительно ключ из кармана жилета покойного, а потом распорядился погребением. Тело оставалось в доме вдовы Уайт, и уже на другой день утром его отнесли на кладбище.
И только тогда Пратт успокоился, считая себя единственным обладателем тайны Дагге. В его распоряжении были карты, и Дагге уже более никому не мог показать их. Если друзья умершего узнают об его смерти и приедут за его имуществом, то очень вероятно, что они не найдут никаких сведений об островах, изобилующих тюленями, или богатствах, скрытых пиратом.
Пратт увеличил свою обычную предосторожность и даже уплатил из своего кошелька долг умершего вдове Уайт -- десять долларов. Чтобы избежать подозрений, которые могла возбудить такая необычная с его стороны щедрость, он пояснил, что обратится к родственникам матроса, а в том случае, если они не смогут заплатить его издержек, он велит продать имущество покойного. Он также заплатил за гроб и могилу, как и за довольно значительные издержки по погребению.
Чемодан был перенесен в большой кабинет, выходивший в спальню Пратта. Когда он свел все счеты, то с ключем в руке отправился туда. Для Пратта была особенно торжественна та минута, когда он открыл чемодан. То, что осталось в чемодане, было приноровлено к теплому климату и носило следы долгого употребления. Кроме того, в нем были две морские карты, испачканные и разорванные, на которые Пратт набросился, как ястреб на свою добычу.
Но в эту минуту он ощутил такую дрожь, что был принужден сесть в кресло и немного отдохнуть.
Развертывая первую карту, Пратт увидал, что это была карта южного полушария. На ней ясно было обозначено несколькими чернильными точками три или четыре острова... с широтою и долготою, написанными по краям.
Пратт едва дышал. Его руки тряслись. Успокоившись, он переписал широту и долготу в записную книжку, которую всегда носил с собой, потом сел и тщательно выскоблил перочинным ножиком на морской карте обозначение островов и цифры, которые на ней находились. Окончивши это, он почувствовал себя облегченным от большой тяжести. Но это было еще не все.
Морские карты, назначенные для шхуны, лежали на столе в его комнате. Он начертил на одной из этих карт, как только мог лучше, острова тюленей, следы которых он уничтожил на карте Дагге. Также написал там те цифры, которые были на карте матроса.
Потом он развернул вторую карту: то была карта Западной Индии с особыми обозначениями на ней некоторых местностей. Одна из этих местностей была так отмечена, что нельзя было сомневаться в том, что она именно и принадлежала пиратам.
Самая местность была обозначена карандашем, который легко было вытереть резинкой. Сверх того, Пратт выскреб ножичком то место, на котором были обозначены цифры. Теперь он мог быть уверен в том, что никакой глаз не откроет того, что он сделал. Начертив эту местность на своей карте Западной Индии, он положил карты Дагге в чемодан и закрыл его. Он уже раньше записал все подробности, которые слышал от самого Дагге, и полагал, что теперь обладает всеми сведениями, которые могли сделать его богатейшим человеком графства Сюффолк.
Когда Пратт встретился со своею племянницею, Мария была даже удивлена веселостью дяди.
Тотчас же Пратт отправился на берег, желая видеть, как Росвель Гарнер доканчивал оснащение "Морского Льва".
Молодой капитан работал вместе с матросами, которых он уже нанял. Шхуна была спущена на воду, и по временам деревенская тележка или двуколка, запряженная быками, перевозила на набережную съестные припасы, которые складывали в камбуз{Камбуз -- кладовая судна. (Прим. ред.)}. Груза не было, потому что корабль, отправляющийся на охоту за тюленями, нуждается только в соли и съестных припасах. Словом, работа шла быстро, и капитан Гарнер объявил нетерпеливому хозяину, что через неделю шхуна будет готова к отплытию.
-- Я пригласил офицера, в котором нуждался,-- сказал Росвель Гарнер,-- и он теперь в Бонингтоне, где отыскивает недостающих людей для экипажа. Нам нужна полдюжина моряков, на которых мы могли бы положиться, а затем мы возьмем кого-нибудь из наших соседей, еще новичков.
-- Ну,-- весело сказал Пратт,-- у вас будет много юнцов; они стоят дешевле. Вижу, капитан Гарнер, что дела у вас идут очень хорошо, я оставляю вас, а после обеда скажу несколько слов наедине.
Через час или два Пратт и его племянница сидели за столом вместе с двумя гостями.
Гости эти были: Росвель Гарнер и пастор Уитль.
-- Я очень жалел, что моя поездка в Коннектикут не позволила мне увидеть бедняка, которого так скоро вынесли из дома вдовы Уайт,-- заметил пастор.-- Мне говорили, что больной родился на Востоке.
-- Так думает доктор Сэдж,-- отвечал Пратт.-- Капитан Гарнер предложил съездить за доктором в моей шлюпке (Пратт сделал ударение на слове моей), но можно ли помочь моряку, у которого страдают легкие?
-- Этот бедняк был моряк, а я и не знал, чем он занимался. Он не из Ойстер-Понда?
-- Нет, у нас здесь нет никого по фамилии Дагге, часто встречающейся в Виньярде. Большая часть Дагге -- моряки, и этот человек занимался тем же, хотя я от него ничего не слыхал об этом и заключаю это из некоторых слов, вырвавшихся у него в разговоре.
Пратт думал, что таким образом ему удастся скрыть истину, так как никто не присутствовал при его тайных разговорах с Дагге. Но предполагать, что вдова Уайт не принимала никакого участия в разговоре, происходившем под ее кровлею, значило не знать ее характера. Наоборот, любопытная женщина не только старалась подслушать, но даже провертела дыру, которая служила ей обсерваториею, откуда она могла слушать и видеть все, что происходило между Праттом и ее постояльцем.
-- Бетинг Джой пришел с берега и желает видеть хозяина,-- сказал появившийся в дверях негр.
-- Бетинг Джой! Я надеюсь, что он не пришел за рыбой, которую мы съели,-- сказал, смеясь, Пратт.-- Я отдал за нее Джою полдоллара. Вы видели, как я платил, капитан Гарнер?
-- Я думаю, сударь, что он пришел не за этим. Джой привел незнакомца, которого высадили на берег. Но вот он, сударь!
-- Незнакомец? Что за человек?
ГЛАВА V
-- Земноводное!-- тихо сказал при виде незнакомца Росвель Гарнер, обращаясь к Марии.
Слово "земноводное" обозначало обыкновенно моряков-китоловов, охотников за тюленями, живущих на восточной стороне Лонг-Айленда, на Виньярде, в окрестностях Бонингтона и, может быть, близ Нью-Бедфорда. Они были матросы, но были моряками в полном смысле этого слова.
Незнакомца пригласили за стол. Он без церемонии принял приглашение. Потом он выпил стакан воды с ромом и выразил намерение приступить к делу, по которому пришел. До сих пор он ничем не объяснил причины своего посещения, заставляя Пратта теряться в догадках.
-- Рыба хороша,-- холодно сказал незнакомец, считая себя в праве сказать свое мнение по этому поводу,-- но и в Виньярде мы не бедны в этом отношении.
-- В Виньярде?-- прервал Пратт, не слушая того, что незнакомец мог сказать далее.
-- Да, сударь, в Виньярде, потому что я принужден был приехать оттуда. Может быть, я должен объявить вам, кто я такой: я прибыл из Виньярда, и зовут меня Дагге.
Пратт, который в это время намазывал масло на хлеб, уронил нож на тарелку.
Дагге и Виньярд были два слова, которые неприятно прозвучали в его ушах. Возможно ли, чтобы доктор Сэдж имел время так скоро послать известие в Виньярд? И это "земноводное" соседнего острова не пришло ли похитить у него сокровища? Пратт был смущен. У него явилась даже мысль, что все деньги, потраченные им на оснащение "Морского Льва", потеряны.
Однако, немного подумав, он преодолел свою растерянность и, слегка наклоняя голову, поклонился незнакомцу, как будто хотел сказать ему: "Добро пожаловать!"
Через несколько минут незнакомец объяснил причину своего посещения.
Дагге очень многочисленны в Виньярде,-- сказал он,-- и если вы назовете кого нибудь, то очень не легко узнать, к какому семейству он принадлежит. Несколько недель тому назад один из наших кораблей воротился из Гольм-Голя и сообщил нам, что встретил бриг, идущий из Нью-Гавена, который его уведомил, что экипаж высадил на Ойстер-Пондский берег моряка, по имени Томаса Дагге, виньярдца, который возвращался после пятидесятилетнего отсутствия. Это известие распространилось по всему острову и наделало много шуму между всеми Дагге. Много виньярдцев шатается по свету, и некоторые из них возвращаются на остров умирать. Так как большая часть их приносит с собою что-нибудь, то их возвращение всегда считают хорошим признаком. Поговорив со стариками, мы решили, что Томас Дагге был брат моего отца, который отплыл назад тому около пятидесяти лет, и о котором не было никаких сведений. И вот мои родные послали меня, чтобы разыскать его.
-- Я очень жалею, господин Дагге, что вы опоздали,-- тихо сказал Пратт, как будто боясь опечалить незнакомца.-- Если бы вы приехали на прошлой неделе, то могли бы еще видет вашего родственника и поговорить с ним, а если бы вы приехали нынче утром, то присутствовали бы при его погребении. Он прибыл к нам неизвестно откуда, и мы старались помочь ему. Я думаю, что для него было сделано все, что мы могли для него сделать в Ойстер-Понде. Его лечил доктор Сэдж из Саг-Гарбурга. Вы, без сомнения, знаете доктора Сэджа?
-- Я знаю его по наслышке и уверен, что он сделал все, что мог. Так как тендер{Тендер -- одномачтовое грузовое судно, длиной около двадцати пяти метров, в двести тонн водоизмещения.}, о котором я уже сказал, плыл возле брига во время штиля{Штиль -- затишье. (Прим. ред.)}, то оба капитана долго разговаривали, и виньярдец уведомил нас о близкой смерти нашего родственника. Мы хорошо знали, что ничто не может спасти его. Так как мой дядя приглашал такого известного доктора, живущего довольно далеко, то я предполагаю, что наш родственник должен был оставить кое-что после себя.
Этот вопрос был очень естествен, и, к счастью, у Пратта ответ был готов.
-- Моряки, корабли которых приходят из далеких стран и пристают к нашим берегам,-- сказал он, улыбаясь,-- редко бывают обременены богатствами. Если у человека их ремесла есть состояние, то такой счастливец пристает к берегу какого-нибудь большого порта и там берет карету, которая отвозит его в первую гостиницу.
-- Я надеюсь,-- сказал племянник,-- что мой родственник никому не был в тягость.
-- Нет,-- отвечал Пратт.-- Сначала он продавал некоторые принадлежащие ему вещи и таким образом жил. Так как он поселился в жилище бедной вдовы, то я думал, что сделаю угодное друзьям умершего, если разочтусь с ней. Нынче утром я сделал это, и она дала мне квитанцию, как вы видите,-- прибавил он, показывая гостю бумагу;-- чтобы сколько-нибудь оградить свои издержки, я велел перенести к себе чемодан умершего, и он теперь наверху, готовый к осмотру. Он легок, и я не думаю, чтобы в нем было много золота или серебра.
Виньярдец казался разочарованным. Было так естественно предполагать, что человек, отсутствовавший в течение пятидесяти лет, возвратился с плодами своих трудов, и потому он ждал лучших результатов от своего путешествия в Ойстер-Понд.
Племянник Дагге продолжал делать вопросы и получать не менее уклончивые и сдержанные ответы. Через четверть часа разговора, в котором была рассказана вся история чемодана, решили приступить немедленно к осмотру оставшегося после Дагге имущества. Все, не исключая и Марии, собрались в комнате Пратта, посредине которой поставили чемодан.
Глаза всех были устремлены на этот чемодан, потому что каждый, исключая Пратта, предполагал, что в нем есть что-нибудь. Только вдова Уайт могла бы сказать, что есть в нем, потому что она раз двенадцать перешарила его, хотя, надобно сказать правду, не вынула из него и иголки. Делала она это не из жадности, а из любопытства. Она не только пересмотрела все вещи, находившиеся в чемодане, но даже перечитала все бумаги, которые были в нем, и полдюжины писем. Из всех этих розысков любознательная женщина ничего не узнала. Только одна вещь ускользнула от ее осмотра, это маленький крепко запертый ящичек. Ей очень хотелось бы посмотреть, что находилось в нем, и даже были минуты, в которые она пожертвовала бы пальцем, чтобы открыть его.
-- Вот ключ,-- сказал Пратт, вынимая его из ящика стола.-- Я думаю, что он отопрет замок. Мне помнится, что я видел, как Дагге сам отпирал им один или два раза.
Росвель Гарнер, самый младший из собравшихся, взял ключ и отпер чемодан. Все, кроме Пратта, были обмануты в своих ожиданиях. Чемодан не только был наполовину пуст, но и предметы, в нем заключавшиеся, были самые простые: то была одежда моряка, видевшего лучшие дни, которая могла принадлежать только матросу.
-- В нем нет совершенно ничего, что могло бы вознаградить путешествие из Виньярда в Ойстер-Понд,-- сухо сказал Росвель Гарнер.-- Что делать со всем.этим, господин Пратт?
-- Самое лучшее -- вынуть из чемодана все вещи одну за другой и порознь пересмотреть их. Так как мы уже начали это, то и будем продолжать.
Молодой человек повиновался и, вынимая каждую вещь из чемодана, называл ее, а потом передавал ее тому, кто считал себя наследником матроса. Новоприбывший бросал испытующий взгляд на каждое платье и, прежде чем откладывать его на пол, благоразумно опускал руку в каждый карман, чтобы увериться, что он был пуст.
Долго он ничего не находил, но в одном кармане, наконец, нашел небольшой ключ.
Так как в чемодане был маленький ящичек, и так как в этом ящике был только один замок, то племянник Дагге, не говоря ни слова, спрятал ключ.
-- Ну,-- сказал Гарнер,-- вот все имущество бедняка Томаса, я не думаю, капитан Дагге, чтобы вы взяли на себя труд перевозить эти вещи в Виньярд.
-- Я также не вижу в этом нужды, хотя друзья и родственники могут ценить эти вещи больше, чем посторонние. Но я там вижу две морские карты. Не потрудитесь ли вы передать мне их? Они для моряка могут иметь какую-нибудь ценность, потому что старые матросы обычно делают на них отметки, которые дороже самих карт.
Хотя это было сказано самым простым и самым естественным тоном, но внушило Пратту большое беспокойство. Дагге разложил карту на постели и начал внимательно ее рассматривать.
Карта была та, на которой находилось южное полушарие, и где Пратт с таким старанием выскоблил острова, изобилующие тюленями. Ясно было, что виньярдец чего-то искал и не мог найти, и что он сильно обманулся в своих ожиданиях. Вместо того, чтобы смотреть на карту, он, можно сказать, изучал все дыры и трещины, которых было много, потому что бумага была стара и разорвана. Так прошло несколько минут, и незнакомец перестал более интересоваться имуществом своего родственника.
-- Эта старая карта относится к 1802 году,-- сказал Дагге.-- Нынче она недорого стоит. Наши охотники за тюленями так далеко заплывают на юг, что у них теперь есть лучшие сведения.
-- Ваш дядюшка,-- хладнокровно сказал Пратт,-- был старый матрос и очень легко мог предпочитать старые карты.
-- Тогда, должно быть, он позабыл первоначальное воспитание, которое дают в Виньярде. Там нет ни одной женщины, которая бы не знала, что последняя карта всегда лучше первой. Я признаюсь, что для меня здесь много непонятно, потому что хозяин судна говорил мне, что он слышал от капитана брига, что на картах старого моряка можно найти довольно важные подробности.
Пратт затрясся, он видел в этом доказательство тому, что умерший говорил о своей тайне другим. Для человека, каков был Дагге, было очень естественно хвалиться своими картами, так что Пратт предвидел, что с этой стороны могут быть затруднения. Однако, он счел за лучшее молчать. Незнакомец, который, казалось, мало думал о старых рубашках и старом платье, принялся опять рассматривать карту и довольно близко от того места, где были обозначены острова тюленей, старательно вычищенные Праттом.
-- Я никак не могу понять того, как человек, пользовавшийся столько времени картою, не сделал на ней никаких отметок,-- сказал Дагге.
Он, казалось, говорил с упреком.
-- Вот подводные камни среди моря,-- продолжал Дагге,-- там, где, я уверен, вода кишит рыбою; тут должны быть и острова. Что вы думаете об этом, капитан Гарнер?-- сказаь Дагге, кладя палец на то место, где еще утром Пратт так старательно выскоблил острова.-- По крайней мере, не заметите ли вы того, что это место было тщательно обозначено, и потому часто к нему возвращались, хотя заметок тут не видно.
-- Это мели,-- отвечал, смеясь, Гарнер,-- посмотрите... Там не может быть земли, потому что сам капитан Кук не заходил так далеко на юг.
-- Вы часто бывали в море, капитан Гарнер?-- спросил Дагге.
-- Я кормлюсь этим ремеслом,-- откровенно отвечал молодой человек.-- Впрочем, я не занимаюсь морскими картами, они могут служить тогда только, когда корабль в дороге. Что касается китов и тюленей, то желающие найти их должны их теперь искать, как я уже сказал моему хозяину. Говорят, что прежде кораблю стоило только поднять паруса, чтобы бросить гарпун, но это время, капитан Дагге, прошло, и надо искать китов в открытом море.
-- Судно, которое я видел у берега, не назначено ли для китовой ловли? Оно немного мало для этого промысла. Корабли подобного размера годятся лишь для ловли у берегов.
-- Попробуем и узнаем, к чему оно годно,-- уклончиво сказал Гарнер.-- Что вы думаете об экспедиции на Новую Землю?
Виньярдец бросил нетерпеливый взгляд, который значил: "Скажите это морякам!" -- и развернул вторую карту, которую до того еще не рассматривал.
-- Конечно,-- прошептал он достаточно громко, так что Пратт мог слышать его, -- вот карта Западной Индии и всех местностей, на ней находящихся.
Эти слова, сказанные Дагге, объяснили Пратту, что незнакомец кое-что знал и об этом, и беспокойство скряги увеличилось. Теперь он убедился, что благодаря хозяевам судна и брига родные Даге, имели сведения, на основании которых надеялись составить себе состояние, и что племянник Дагге прибыл из Ойстер-Понда для тщательного изучения морских карт.
Он радовался, что успел во-время вычистить необходимые пометки, находившиеся на картах.
-- Капитан Гарнер,-- сказал виньярдец, держа карту к свету;-- посмотрите, пожалуйста, здесь. Не кажется ли вам, что на этой стороне были какие-то заметки, и что здесь слова, находившиеся на карте, выскоблены?
В это время Пратт смотрел через плечо Росвеля Гарнера и был очень счастлив, видя, что незнакомец положил палец на точку, бывшую на сотни миль от того места, где, по его мнению, находилось сокровище пирата.
-- Странно, что такой старый моряк, пользуясь так долго одною картою, не оставил на ней никаких заметок,-- вновь повторил с удивлением и досадой незнакомец.-- Все мои карты покрыты заметками, как будто я хотел сделать из них книгу для моего собственного употребления.
-- Склонности и привычки различны,-- равнодушно отвечал Росвель Гарнер.-- Есть моряки, которые постоянно отыскивают утесы и не перестают записывать их на своих морских картах; но я никогда не видел, чтобы они получили от этого какую-нибудь выгоду.
-- Что вы скажете о заметках охотника за тюленями, обозначившего на своей карте остров, на котором тюлени ходят толпами по берегу, как стадо свиней? Назовете ли вы такие карты сокровищем?
-- Это совсем другое дело, -- отвечал, смеясь, Гарнер, -- хотя я и не думаю, чтобы в этом чемодане можно было найти подобное сокровище.
-- Я не вижу, господин Пратт, необходимости более утруждать вас. Мой дядя был не очень богат, это ясно, и если я желал иметь более, чем оказалось, так это потому, что я и сам небогат. Если же умерший оставил какие-нибудь долги, так я готов заплатить их.
Вопрос был сделан очень вяло, так что Пратт сначала не знал, что и ответить. Он подумал о своих десяти долларах, и скупость у него одержала верх над благоразумием.
-- Без сомнения, доктору Сэджу надобно бы заплатить, но ваш дядя, пока он жил, сам уплачивал свои расходы, Я думаю, что вдова, заботившаяся о нем, имеет право на что-нибудь лишнее, и еще нынче утром я дал ей десять долларов, которые вы можете, по вашему желанию, отдать мне или нет.
Капитан Дагге тотчас же отдал эту сумму Пратту. Потом он положил карты на место и, не открывая маленького ящичка, находившегося в чемодане, запер этот чемодан и положил ключ в карман, говоря, что увезет все это, чтобы избавить Пратта от всякого беспокойства. Потом он спросил адрес вдовы Уайт, с которой пожелал поговорить, прежде чем оставит Ойстер-Понд.
Вдова Уайт приняла капитана Дагге с явным удовольствием.
-- Я уверен, что жизнь с моим дядею была для вас приятна,-- сказал племянник.-- Виньярдцы люди простые.
-- Это правда, капитан Дагге! Но совсем было другое во время посещений Пратта.
-- А Пратт часто приходил сюда?
-- Часто. Когда они бывали вместе, так все говорили об островах и тюленях.
-- В самом деле?-- вскричал племянник.-- Да что же они могли говорить о подобном предмете? Острова и тюлени совершенно чуждый разговор для умирающего.
-- Я знаю это,-- отвечала вдова,-- и, слушая их, хорошо это понимала, но что могла сделать тут бедная женщина?
-- Этот разговор происходил при вас, в вашем присутствии?
-- Совсем нет. Они говорили, а я слушала, что они говорили, как это случается, если бываешь недалеко от разговаривающих.
Незнакомец не удивился. Он сам родился в стране, где жители обладали в совершенстве даром сплетни.
-- Да,-- сказал Дагге,-- есть вещи, которые узнаются сам не знаешь как. Итак, они разговаривали об островах и тюленях?
На этот вопрос вдова отвечала со всеми подробностями, которые могла только припомнить. По мере того, как она рассказывала о тайных совещаниях Пратта со старым матросом, внимание незнакомца увеличивалось. Вдова Уайт ничего не пропустила из того, что слышала, и прибавила еще изрядное количество того, чего не слыхала.
Капитан Дагге привык к подобным рассказам и знал, какого доверия они заслуживали. Он слушал, веря только половине того, что ему рассказывали, и благодаря своей опытности успел определить в рассказе этой женщины вероятное от невероятного. Но то обстоятельство, что вдова Уайт не была при самых главных разговорах, сообщило ее повествованию неясность. Вообще капитан Дагге не сомневался в том, что Пратт знал о существовании островов. Покупка и снаряжение "Морского Льва" могли достаточно убедить человека с его умом, что дело идет об экспедиции за тюленями.
Свидание капитана Дагге и вдовы продолжалось более часа и они расстались друг с другом в самых лучших отношениях. Правда, капитан ничего не дал вдове, но он полагал, что совсем расквитался, отдав Пратту деньги, которые тот израсходовал; зато он слушал с удивительным терпением, а это у больших говорунов составляет примерную заслугу. При прощании они условились писать друг другу,
В этот же день капитан Дагге отослал чемодан своего дяди в Саг-Гарбур, а следом за ним отправился и сам. Он также употребил час или два на расспросы о состоянии оснастки "Морского Льва" и о времени его отплытия.
Об этом снаряжении в Саг-Гарбуре много говорили.
Ночью моряк сел на свою китоловную шлюпку и один отправился в Виньярд. Это для него ничего не значило, потому что он в этой шлюпке часто боролся с морем, когда плавал за лоцмана перед кораблями, идущими в порт.
ГЛАВА VI
Посещение капитана Дагге ускорило оснащение "Морского Льва". Пратт знал хорошо характер моряков островитян, а потому не мог не обратить внимания на такой важный случай. Он ничего не знал, что могли сказать виньярдцам об его тайне, но он не сомневался в том, что они довольно знают о ней и что посещение капитана Дагге ускорит их отправление к южным морям.
Филипп Газар, морской офицер, получил приказание не терять времени, и люди, уже набранные для путешествия, начали переплывать пролив и показываться на палубе шхуны. Что касается "Морского Льва", то на нем уже было все необходимое, и Пратт начал волноваться по поводу того, что еще не прибыли самые опытные матросы, которых отыскивал Филипп Газар и которых хотел иметь капитан Гарнер. Их требовалось два-три человека.
Достойный арматор совсем не подозревал того, что виньярдцы подкупили этих людей и мешали им заключить договор с Филиппом Газаром, желая тем выиграть время для оснащения другого "Морского Льва", которого они почти уже с месяц снаряжали. Они купили этот корабль в Нью-Бедфорде, желая воспользоваться теми неполными сведениями, которые они получили от капитанов брига и шхуны. Сходство в имени судов было случайностью или, точнее сказать, оно было внушено общим характером предприятия.
После нескольких дней отсрочки Газар прислал из Бонингтона человека по имени Уотсона, известного в качестве опытного охотника за тюленями. Этот матрос показался прекрасным, и за отсутствием двух своих товарищей, которые занимались наборкою людей, Росвер Гарнер, для которого командование было еще делом новым, часто советовался с этим опытным моряком. Для Пратта было большим счастьем, что он не открыл ни одной из своих двух тайн молодому капитану. Гарнер знал только, что шхуна должна итти на охоту за тюленями, морскими львами и другими подобными животными, но ему еще ничего не было навестно о тайне Дагге.
Осторожность Пратта была тем более кстати, что Уотсон не имел никакого намерения отправляться из Ойстер-Понда и уже поступил на службу виньярдского "Морского Льва", которого купили в Нью-Бедфорде и снаряжение которого тогда заканчивали. Одним словом, Уотсон был шпион, подосланный виньярдцами для того, чтобы выпытать намерения арматора шхуны. Его целью было вкрасться в доверие к Гарнеру и точнее разведать о состоянии дел.
В таком положении были дела в Ойстер-Понде в следующую неделю после посещения капитана Дагге. Шхуна была совершенно готова к отплытию, и капитан Гарнер начинал поговаривать об оставлении берега. Опытные люди, которых он ждал, еще не прибыли, и молодой капитан выказывал большое нетерпение.
-- Я не знаю, что делают Газар и Грин!-- кричал однажды своему арматору Росвель Гарнер с кормы, на которой стоял. Пратт был на берегу, а Уотсон работал на вахте.-- Они так долго живут на земле, что могли бы набрать двенадцать человек, а нам недостает еще только двоих, конечно, в том случае, если вот этот даст обязательство, которого он еще не подписывал. Кстати, Уотсон, скоро мы увидим твой почерк?
-- Я неуч, капитан Гарнер, и мне нужно много времени на то, чтобы подписать свое имя.
-- Да, да, ты осторожный молодец, и тем ты мне еще более нравишься. Но у тебя было достаточно время для размышления.
-- Капитан Гарнер,-- сказал Пратт, слышавший весь этот разговор,-- надо бы узнать, хочет ли вообще этот человек поступить на шхуну или нет?
-- Я наймусь сейчас же,-- сказал Уотсон,-- но только я должен знать прежде то, на что я пускаюсь. Если бы мне сказали, к каким островам отправится корабль, тогда это могло бы дать мне решимость.
Этот вопрос был предложен искусно, хотя и терял свою силу вследствие осторожности Пратта, который не сообщил своей тайны даже капитану своей шхуны. Если бы Гарнер действительно знал, куда шел, то желание нанять столь опытного человека, как Уотсон, могло бы вынудить его на какое-нибудь безрассудное признание. Ничего не зная сам, он принужден был ответить то, что счел лучшим.
-- Ты спрашиваешь, куда мы идем? Мы идем на охоту за тюленями и будем отыскивать их везде, где только их можно найти.
-- Да, да, сударь,-- сказал, смеясь, Уотсон,-- выходит: ни там, ни тут, вот и все.
-- Капитан Гарнер,-- сказал Пратт,-- это похоже на шутку, и надо либо нанять этого человека, либо взять на его место кого-нибудь другого. Сойдите на берег, сударь, я дома хочу поговорить с вами о делах.
Тон Пратта удивил равным образом и капитана и моряка. Что касается Гарнера, то он прежде, чем отправиться в дом Пратта, где ожидал встретить Марию, сошел с кормы и надел черный галстук. В то время, как капитан занимался переменой своего туалета, Уотсон спустился с вант{Ванты -- система снастей на корабле. (Прим. ред.)}, а когда молодой капитан отправился к Пратту, Уотсон подозвал Бетинга Джоя, который ловил недалеко от берега рыбу. Через несколько минут Уотсон сидел в лодке Джоя вместе со своим мешком -- он не привез чемодана -- и направлялся к порту. В тот же день он отплыл на дожидавшемся его китоловном боте и вез в Гольм-Голь известие, что "Морской Лев" будет готов к отплытию на следующей неделе.
"Морской Лев" из Гольм-Голя кончал уже свои приготовления с неутомимой деятельностью, и не было ничего невероятного в том предположении, что он сможет отправиться в путь одновременно со своим соперником.
Между тем в Ойстер-Понде Пратт взошел на крыльцо своего дома впереди Росвеля Гарнера. Притворив дверь и заперев ее, к великому удивлению Росвеля, на ключ, старик серьезно посмотрел на молодого моряка, давая ему таким образом понять, что будет говорить с ним о предмете большой важности.
Гарнер не знал, что и подумать, но надеялся на то, что Мария будет главным предметом этого разговора.
-- Сначала, капитан Гарнер,-- сказал старик,-- прошу вас произнести клятву.
-- Клятву, господин Пратт! Это что-то новое в охоте за тюленями.
-- Да, сударь, клятву, которая после произнесения ее должна быть сохраняема ненарушимо. Эту клятву я ставлю условием для всех дел между нами, капитан Гарнер!
-- Если нужно, то я дам обещание.
-- Хорошо. Я прошу вас, Росвель Гарнер, обещать, что вы никому не сообщите тех тайн, которые я вам открою, иначе как при условиях, которые я сам вам предпишу, а также, что вы не воспользуетесь ими для чьих-либо выгод и останетесь во всем верны принятым обязательствам.
После этого Пратт открыл ящик и вынул из него две карты, те самые, на которые внес заметки Дагге.
-- Капитан Гарнер,-- сказал Пратт, раскладывая на постели карту Южного Океана,-- вы меня знаете очень давно и, наверное, удивляетесь тому, что я в мои лета занялся в первый раз снаряжением корабля.
-- Я надеялся,-- сказал Росвель Гарнер,-- что в том, что вы хотели сказать мне, будет несколько слов о Марии.
-- Предмет, о котором я намерен говорить с вами,-- сказал Пратт,-- будет любопытнее полусотни Марий. Что же касается моей племянницы, Гарнер, то если она согласна, я не имею ничего против. Но посмотрите на эту карту... глядите внимательно и скажите мне, не найдете ли вы на ней чего-нибудь нового или замечательного.
-- Она напоминает мне время, давно прошедшее; вот острова, которые я посещал и которые я знаю. Но что это такое? Острова, нарисованные карандашом, с цифрами широты и долготы? Кто сказал, что там есть земля, господин Пратт, если я только могу предложить вам подобный вопрос?
-- Я говорю, что это хорошие острова для охотников за тюленями. Эти острова, Гарнер, могут составить ваше счастье, а также и мое. Что за дело до того, почему я отправляю "Морского Льва" именно туда? Наполните его жиром, костью, кожами и приведите назад как можно скорее.
-- О, если в самом деле там есть острова, то я не сомневаюсь в этом. Но это могут быть ложные острова, которые моряку показались только в тумане. Карты океана наполнены подобными островами.
-- Нет, это совсем не то, это настоящая земля, как я слышал от человека, который ходил по ней.
-- Эта широта слишком высока для того, чтобы к ней итти. Сам Кук не заходил так далеко.
-- Не говорите о Куке. Он был королевский моряк, а мой охотник за тюленями был американец. Что королевский моряк видел, то американец должен найти! Вот острова, их три. Вы найдете их, и на их берегах будет столько же животных, сколько раковин на берегу.
-- Я надеюсь, что если там есть земля и если вы рискуете шхуною, то я постараюсь отыскать ее. Но все-таки я попрошу вас написать мне приказание плыть так далеко.