Кумов Роман Петрович
Гость

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

ГОСТЬ.

Разсказъ Романа Кумова.

   На землѣ происходило что-то неописуемо страшное и величественное. Бѣлые тропики, стоявшіе послѣднихъ два дня,-- съ огромнымъ кровянымъ солнцемъ, съ неподвижной раскаленной морозной тишиной, съ темно-багровыми, какъ плавящійся сургучъ, лицами прохожихъ, съ стеклянными безмолвными деревьями, съ пальмами, ландышами на бѣлыхъ незрячихъ окнахъ, съ ярчайшей, какъ киноварныя заставки старыхъ книгъ, вечерней зорей,-- бѣлые обворожительные знойные дневные тропики къ концу второго дня, въ самый канунъ Рождества, вдругъ разразились бѣлымъ тропическимъ огненнымъ ураганомъ. Почти безъ перерыва въ теченіе уже нѣсколькихъ часовъ исполинскіе порывы жгуче-холоднаго вѣтра крыли приникшую, затихшую, ужаснувшуюся землю со всѣмъ живымъ, что было на ней. Казалось, бѣлый огненный ураганъ задѣвалъ даже за звѣзды, и звѣзды, какъ и люди,-- испуганныя, зазябшія, дрожали и меркли. На пустынныхъ церквахъ звонили сами собой колокола -- безпорядочно и жутко, точно это просила о помощи сама изнемогавшая, коченѣвшая, заносимая земля...
   Захожій гость помощника городского библіотекаря Янусова сидѣлъ въ теплой и пріятной отъ зеленоватаго свѣта пѣвучей лампы комнатѣ, передъ бѣло-парившимъ самоваромъ, и разсказывалъ своему молодому хозяину -- въ хорошихъ, строкахъ, никелевыхъ очкахъ на длинныхъ застежкахъ, какія носятъ профессора и занимающіеся студенты.
   -- Я, Геннадій Савинъ, такой! У меня есть деньжонки, и я могъ бы найти пристанище въ гостиницѣ. Но что гостиница! Пусть тамъ останавливаются купцы, чиновники, адьютанты, доктора,-- птица плотоядная. Я имѣю право на другой пріемъ, ибо я служитель искусства!.. И знаете, вотъ я собираю народную литературу 22 года, а нигдѣ ни разу не получилъ отказа, всѣ принимаютъ съ готовностью, вотъ какъ и вы, спасибо вамъ...
   -- Спасибо вамъ, что постучались на огонекъ,-- радостно сказалъ хозяинъ, очень похожій то своихъ очкахъ и синей блузѣ на стараго засидѣвшагося на послѣднемъ курсѣ студента.-- Правда, сегодня тутъ у нашихъ знакомыхъ елка, но, признаться, мнѣ не хотѣлось идти. Богъ съ ней. Елка для дѣтей, а взрослые, около нея примажутся и заведутъ свою пошлость,-- карты, выпивка... Знаете, какъ это дѣлается въ нашей богоспасаемой глуши!
   Захожій гость вызываетъ въ хозяинѣ, на самомъ дѣлѣ, большое расположеніе.-- Какъ въ дѣтскихъ давнихъ святочныхъ исторіяхъ,-- думаетъ онъ о неожиданномъ приходѣ этого сѣдовласаго щупленькаго человѣка съ щедрой россійской бородой-лопатой. Когда онъ упомянулъ о елкѣ, потянуло сказать еще, что, правда, на этой елкѣ будетъ Викторія Васильевна учительница изъ гимназіи, съ странными черными глазами, въ которыхъ есть алкоголь... да, да, алкоголь!.. Но постѣснялся и не сказалъ.
   -- Меня пугаетъ лишь это ваше намѣреніе -- идти въ ночь до Павлова въ такую погоду,-- заканчиваетъ онъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, Геннадій Савинъ, покорно васъ благодарю за гостепріимство, но мнѣ надо къ утру быть въ Павловѣ. Вотъ подопью чайку и двинусь. Разрѣшите стаканчикъ еще. Я изъ Нижняго родомъ, водохлебь!..
   -- Въ такомъ случаѣ, позвольте васъ подкрѣпить чѣмъ нибудь болѣе существеннымъ, чѣмъ чай.
   Онъ досталъ изъ коричневаго шкапчика толстенькую необычайно аппетитную на видъ бутылку темнаго стекла.
   -- Берегу на всякій случай, для особыхъ гостей,-- говорить онъ гостю.
   -- Бенедиктинъ?-- настораживается гость.
   -- Онъ!
   Когда хозяинъ вынимаетъ пробку, гость съ замѣтнымъ волненіемъ тянетъ ароматъ отпечатанной густой темной влаги...
   -- Благоуханіе! Сѣнокосъ!-- восклицаетъ онъ.
   И разсказъ захожаго гостя идетъ еще живѣе.
   -- Я, Геннадій Сатинъ, такой! Я всегда на народѣ и народъ на мнѣ! Какіе типы, скажу вамъ, хранятся въ народѣ, неотмѣченные, невоспѣтые! Я вотъ въ вашу губернію попалъ сейчасъ изъ Д. области. Такъ тамъ встрѣтилъ старушечку-казачку, 102 годковъ. Но это она показываетъ, будто ей 102 года, а ея праправнуки говорятъ, что оно, по женскому дѣлу, года свои уничтожаетъ, а на самомъ дѣлѣ -- ей за полтораста! Мафусаилъ-старушечка! Царицу Катерину помнить! И скажу вамъ,-- какое здоровье, какая память! У нея праправнуки, а она сама стряпаетъ, ведерные чугуны въ печи ворочаетъ! Никогда не болѣла! Жаловалась лишь, что кой-когда горло обдеретъ,-- такая какая-то дикая болѣзнь у нея бываетъ. Латинскую кухню разъ въ жизни приняла, и то по глупости. Внукъ маленькій болѣлъ и померъ, и послѣ него напитокъ изъ аптеки остался. Такъ, чтобы онъ не пропадалъ, она взяла и потребила его. И ничего! Мастодонтъ, ихтіозаврикъ-старушка! "Да по какому ты дѣлу служишь, сударикъ, не возьму я въ толк?" -- тоненькимъ старушечьимъ голосилъ воспроизвелъ онъ мастодонта-старушечку. "Я, баушка-Евстигнѣюшка, по книжному, по ученому!"... "Переплетчикъ, что-лъ?". "Нѣтъ, я книги составляю"... "И-и, сударикъ, что-жъ ты дѣла другого, что-ль, не нашелъ въ своемъ Петербрюнхѣ? Парень ловякъ, а занимаешься Богъ знаетъ чѣмъ".
   -- И что же я вамъ скажу, милостивый государь, Геннадій Савичъ,-- продолжаетъ гость, чокнувшись съ хозяиномъ и поставивъ около себя наполовину отпитую рюмку съ благоухающей жидкостью,-- насчетъ старины оказалась та старушечка сущій Ключевскій, ей-Богу! Есть старуха старая, болтливая,-- мелетъ, какъ вода на мельницу бѣжитъ,-- изволь разбираться, что надо и что не надо, что правда, а что старушечья брехня. А эта старушечка... нѣтъ, давайте, милостивый государь, Геннадій Савичъ, выкушаемъ за ея доброе здоровье!
   -- Дѣло,-- охотно соглашается хозяинъ.
   -- Пусть она, мастодонтъ-старушечка, живетъ еще полтораста лѣтъ и разскажетъ потомкамъ, какъ мы живемъ теперь! Ибо, повторяю, историкъ старушечка!.. "Баушка-Евстигнѣюшка, разсказала бы ты, отчего это у васъ подъ станицей лѣсъ Французовымъ называется?". "И-и, сударикъ, да ты, я вижу, старинный человѣкъ, любитель!"... И пойдетъ моя старушечка сказъ вести,-- точно бисеры самоцвѣтные нижетъ. Что слово, что присловье, что мысль прекрасная!..
   Разсказчикъ омочилъ губы въ свѣже-налитую рюмочку и шумно вдохнулъ густые запахи темнаго великолѣпнаго напитка
   -- Травы! Благораствореніе воздуховъ! Торжество -- замѣтилъ онъ въ полномъ удовольствіи...
   -- И что же бы ни думали, уважаемый Геннадій Савичъ,-- продолжалъ онъ,-- а вѣдь одну изъ замѣчательныхъ легендъ старушечки я чуть было не разрушилъ! Такъ это вышло -- съ моей стороны, Бенедиктинова слабость, а съ другого человѣка, стороны педагогическая подлость... Разсказала мнѣ баушка-Евстигнѣюшка сказаніе про Бѣлый мысъ окало станицы,-- будто изстари на немъ бѣлыя привидѣнія водятся... Надо вамъ сказать,-- Бѣлый мысъ,-- мѣсто, дѣйствительно, превосходное, художественное. Представьте себѣ, выступъ бѣлой каменной горы надъ страшной бездной,-- надъ водами, лѣсами, дорогами, надъ цѣлымъ міромъ! Мѣсто пустынное, за станицей, и около васъ одинъ постоянный свѣжій вѣтеръ... Теперь слушайте дальше; сижу я на другой день, вечеромъ, съ однимъ надзирателемъ изъ гимназіи, вотъ, какъ съ вами, чай хлебаемъ съ бенедиктиномъ. Я и говорю: удивительная ваша сторона,-- даже привидѣнія водятся!-- Какъ такъ?-- спрашиваетъ.-- Такъ. Живешь, молъ, здѣсь и не знаешь!.. И вотъ присталъ этотъ воспитатель въ одну душу: пойдемъ сейчасъ на мысъ! Я, говоритъ, матеріалистъ, не вѣрю!-- Чортъ съ тобой, не вѣрь,-- говорю,-- а на мысъ пойдемъ съ удовольствіемъ...-- Только,-- говорить,-- сначала надо револьверъ взять... И вотъ, милостивый государь, Геннадій Савичъ, полземъ мы къ этому мысу по густѣйшей благоуханнѣйшей травѣ, какъ куперовскіе слѣдопыты. А весна, луна. соловушки щелкаютъ въ степныхъ балочкахъ. Надзиратель впереди, иной разъ остановятся и прошипитъ, какъ змѣя:
   -- Тш!.. Мы спустимся къ подножію мыса, я знаю, тамъ садъ есть!
   -- Я, говорю, господинъ матеріалистъ, колѣнку себѣ протеръ.
   -- Тш...
   Доползли, засѣли за садовый плетенекъ... А запахи, словно бѣлая музыка стынетъ въ воздухѣ, а соловушки въ кустахъ по горамъ, а великолѣпная черносеребряная половодная бездна полъ самыми ногами!.. Вотъ она,-- вставшая легенда,-- думаю. И вотъ слышимъ, оттуда, съ мыса, молодой, неоперившійся басокъ:
   -- Вы, Надя, моя радость?
   -- Это, должно быть, Агаповъ изъ седьмого класса параллельнаго отдѣленія,-- шепчетъ надзиратель, смотрю, изъ карманчика книжку вынулъ и въ нее при свѣтѣ луны карандашикомъ сдѣлалъ замѣточку.
   -- Ваше благородіе!-- обзываю.
   -- Тш!...-- свирѣпо отвѣчаетъ.
   -- Ахъ, чортъ... вотъ какой ты матеріалистъ! Давай сюда книженку черная душа, а еще бенедиктинъ пилъ, хамъ! Давай!
   -- Вы, говоритъ, тише. Моя книжечка,-- казенная вещь!
   -- Пускай, казенная, а подлость дѣлать нельзя. Это, говорю, легенда, и вы не имѣете права ее разрушать!
   -- Какъ же не имѣю, разъ надзиратель?
   -- Такъ и не имѣете!.. Разъ легенда, значитъ, она принадлежитъ Императорской Академіи Наукъ,-- поняли? А вы только не имѣющій чина надзиратель! У меня открытый листъ. Читайте!...
   Вижу: струсилъ.
   -- Извините, говорить, -- я не зналъ, что это легенда. Я думалъ гимназисты сидятъ...
   -- То-то!..
   Молодой молчаливый хозяинъ, похожій на студента чувствуетъ, что его голова сладко, долго кружится -- не то отъ благоуханныхъ горныхъ травъ, но то отъ разсказа гостя. То представится чужестранца горная степь съ зелено-золотистыми роскошными травами, которыя пахнутъ такъ сильно, что запахъ ихъ слышенъ здѣсь -- на ковровомъ диванѣ. То, когда приходитъ въ себя, ловитъ голосъ гостя и думаетъ: хорошо бы теперь слушать соловушковъ, вдыхать стынущую бѣлую музыку весеннихъ запаховъ, видѣть разливъ -- богатый, какъ сизая всесвѣтная туча... Хорошо бы быть такой свободной дѣтской душой, какъ этотъ старикъ, скитаться, играть жизнью и смертью, снимать радость жизни, какъ мотылекъ сладкую каплю на гостепріимномъ жирномъ листѣ, нести побѣдно всюду лазурную даль и короткое забвеніе!..
   -- Мнѣ пора,-- осторожно трогаетъ его за плечо гость.
   -- Извините, съ непривычки -- бенедиктинъ...-- смущенно бормочетъ хозяинъ и порывисто встаетъ.-- Я васъ немного провожу!
   -- Куда онъ идетъ?-- думаетъ онъ на улицѣ, прорѣзая рядомъ съ гостемъ путь въ бѣломъ неистовомъ ураганѣ.-- Вѣдь это вѣрная смерть!
   -- Не вернуться ли?-- Изъ всѣхъ силъ крикнулъ онъ надъ ухомъ гостя.
   Тотъ покачалъ головой и показалъ рукой туда, впередъ.
   -- Ну, я не могу, я мерзну,-- прокричалъ Геннадій Савичъ.-- Я возвращаюсь.
   Гость догадался и протянулъ руку. Геннадій Савичъ видѣть, что онъ говорить,-- вѣроятно благодаритъ за гостепріимство. Отъ крѣпко пожалъ ему руку и повернулся спиной къ вѣтру. нахлобучивъ воротникъ.
   Но онъ не успѣваетъ добѣжать до своей квартиры, какъ тяга къ благоуханнымъ далекимъ горнымъ травамъ овладѣваетъ имъ съ такой силой, что кровь стучитъ въ ушахъ и около сердца дѣлается больно. Отъ поворачиваетъ въ Сухарную улицу, гдѣ домъ Ремезовыхъ, у которыхъ сегодня елка. Но въ залѣ, въ которомъ, какъ молодая королева, сіяетъ въ алмазинкахъ и бѣлыхъ искусственныхъ снѣгахъ зажженная елка, онъ не разбираеть лицъ не слышитъ возгласовъ и звуковъ томящаго сладкаго вальса. Онъ видитъ только эту молодую учительницу съ странными черными глазами. Она, стоить около елки и показываетъ маленькой хозяйской Тусѣ:
   -- Это, Туся, морская страсть -- рыба-китъ!..
   -- Викторія Васильевна, -- тихо окликаетъ Геннадій Савичъ.
   Она смотритъ удивленно, радостно.
   -- Гдѣ вы запропали?-- спрашиваетъ она, наполняя воздухъ бѣлой стынущей музыкой.-- Я думала не случилось ли съ вами чего-нибудь...
   -- У меня былъ гость,-- говоритъ онъ, чувствуя, что его запекшіяся слова, какъ будто не его въ стынущемъ <испорчено>... весенней музыкой воздуха.-- Былъ дорогой, святочный гость.-- повторилъ онъ.
   Ихъ глаза встрѣтились, <испорчено> впереди всѣхъ словъ, <испорчено> что есть,-- что они <испорчено>,-- что почему-то чуть-чуть кружится сладко голова, точно отъ <испорчено>шихъ благоуханныхъ травъ, которыя растутъ на горахъ то этотъ бѣлый ураганъ за окномъ, пожалуй, не страшенъ, пожалуй, это величественное грозное великолѣпіе очень кстати къ ихъ непередаваемой торжественной захватывающей радости.

РОМАНЪ КУМОВЪ.

"Приазовскій край". 1916. No 340. 25 декабря.

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru