Кукольник Нестор Васильевич
Торквато Тассо

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Драматическая фантазия, в пяти актах с интермедией в стихах.


СОЧИНЕНІЯ
НЕСТОРА КУКОЛЬНИКА.

Сочиненія драматическія.
I

Печатано въ типографіи И. Фишона.
1851.

http://az.lib.ru/

OCR Бычков М. Н.

  

ТОРКВАТО ТАССО,
ДРАМАТИЧЕСКАЯ ФАНТАЗІЯ,
ВЪ ПЯТИ АКТАХЪ
СЪ ИНТЕРМЕДІЕЙ ВЪ СТИХАХЪ.

(Писана въ 1830 и 1831 годахъ.)

  

ТОРКВАТО ТАССО.

  

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

   АЛЬФОНСЪ Д'ЭСТЪ, Герцогъ Феррары.
   ТОРКВАТО ТАССО.
   КОНСТАНТИНИ, Секретарь Альфонса.
   СЦИПІОНЪ ГОНЗАГО.
   ГАСКАНО.
   ДЖУЛІО ГАСКАНО, сынъ его.
   АВГУСТИНЪ МОСТИ, Смотритель за больницею Св. Анны.
   ДЖУЛІО МОСТИ, племянникъ его.
   ДИРАГО.
   АНТОНІО, сынъ Корнеліи Серсале.
   КЛАВДІЙ РИГИ, Римскій врачъ.
   ПРИСТАВЪ за сумадшедшими.
   МАРГЕРИТА, принцесса Мантуанская, невѣста Альфонса.
   ЛУКРЕЦІЯ, Герцогиня Урбино, ЛЕОНОРА Д'ЭСТЪ, сестры Альфонса.
   КОРНЕЛІЯ СЕРСАЛЕ, сестра Торквата Тасса.
   БЬЯНКА, нянька ея дѣтей.
   РОЗИНА, дочь Смотрителя за Феррарскимъ Герцогскимъ дворцемъ.
   Князья и вельможи Италіи; Старшины Рима; Феррарскіе придворные кавалеры и дамы; три дочери Корнеліи Серсале. Римскіе благородные юноши и дѣвы; нищіе; сумасшедшіе; гости Августина Мости; N.: геній Торквата Тасса; Германскіе путешественники; Римскіе Герольды; народъ Феррарскій и народъ Римскій.
  

АКТЪ ПЕРВЫЙ.

СОРРЕНТО. *

   * Примѣчаніе. Торквато Тассо, можетъ быть, въ Исторіи человѣческаго рода составляетъ единственный примѣръ, до какого бѣдственнаго состоянія доводитъ неотлучное присутствіе генія! Можетъ быть читатель моей фантазіи не отыщетъ въ ней всѣхъ точекъ зрѣнія, съ которыхъ можно смотрѣть на многостороннюю жизнь человѣка, одареннаго -- счастливѣйшимъ даромъ искусства и несчастнѣйшимъ характеромъ; но, милый читатель, это не моя вина. Я полюбилъ Тасса
  
             Еще дитя, въ училищѣ, за книгой;
  
   Я съ нимъ росъ, съ нимъ возмужалъ,-- и понятія мои о его жизни, постепенно развиваясь въ умѣ моемъ, начали совершенно противоречить понятіямъ общимъ; наконецъ образовали фантазію, которую, любезный читатель, если ты одаренъ многотерпѣніемъ, читать будешь. Сознаюсь, первый камень фантазіи положенъ въ лѣта самой нѣжной юности; послѣдній, съ трепетомъ, положила рука моя въ то время суроваго опыта, когда мечтанія юности и всѣ пламенныя стремленія жаркаго и усерднаго чувства охлаждаетъ -- вопль нынѣшней критики. Въ пустынѣ нашей Литературы не видимъ каравановъ, богатыхъ числомъ и внутреннимъ достоинствомъ; напротивъ, въ Мекку литературной славы надо прокрадываться и во весь путь молить Аллу, да укроетъ одинокаго путешественника отъ хищныхъ взоровъ -- невоздержной критики. Знаю, что этимъ сравненіемъ даю пищу досужей остротѣ литературныхъ наѣздниковъ; но что будетъ, то будетъ, а я пускаюсь въ путь и съ хладнокровіемъ ожидаю грозныхъ набѣговъ (1832-го г.)

-----

   (Отрывокъ изъ разговора, бывшаго въ 1828 году.) -- Авторъ Тассъ, увѣнчанный Альфонсомъ, умираетъ съ небесной улыбкой на устахъ; Леонора падаетъ къ подножію возвышенія; всѣ прочія лица, изъ важнѣйшихъ, окружаютъ Тасса, образуя полную картинную группу, закрывая глаза или отирая слезы; народъ, по призыву Альфонса извлеченный собственнымъ чувствомъ горести, преклоняетъ колѣна; занавѣсъ надаетъ.-- Вотъ полный планъ моей фантазіи! Нравятся ли онъ вамъ?...
   NN. Не скажу. Похвалу сочтете лестью; а бранить въ глаза, согласитесь, не всякому пріятно! Одно бы только желательно мнѣ знать: почему вы такъ жестоко нарушили Исторію?-- Зачѣмъ ввели завязку плохую, ничтожную, тогда какъ жизнь вашего героя сама собою богата происшествіями, которыя бы кажется, удовлетворили всѣмъ требованіямъ новѣйшей драмы?!
   Авторъ. Вижу, что я дурно изложилъ планъ мой въ этомъ отношеніи. Мнѣ хочется, чтобы всякой читатель догадался, почему я фантазировалъ такъ, а не иначе! Прочтите все, что писалъ Тассъ, и что писано оТассѣ; сличите сказанія его историковъ,-- вы сами согласитесь, что Исторія не всегда говоритъ правду, ибо для нея закрыты тѣ тайники страстей, куда свободно, какъ подъ волшебной шляпой Тикова Фортуната, перелетаетъ фантазія Поэта."..
   NN. Вы меня переговорите; въ этомъ я не сомнѣваюсь. Но еще одинъ вопросъ,-- не къ дѣлу, а такъ, изъ любопытства: кому вы посвятите свою фантазію?...
   Авторъ. Кому?-- Тому, кто жизнь мою украситъ
             Простымъ вѣнцемъ, отъ сердца и души!
             Кто въ тысячахъ моихъ стиховъ угрюмыхъ
             Найдетъ одинъ, достойный похвалы,
             И этотъ стихъ Въ своемъ запрячетъ сердцѣ,
             И каждый разъ, когда я встрѣчусь съ нимъ,
             Изъ сердца онъ тотъ стихъ тихонько вынетъ,
             Покажетъ мнѣ и съ радостью примолвитъ:
             и Ты написалъ, а я храню на сердцѣ!" --
             Ему иль ей я посвящу мой трудъ!--
             Да съ тѣмъ стихомъ какъ съ факеломъ ночнымъ,
             Съ начала до конца мой трудъ проходитъ --
             И если смыслъ Фантазіи проникнетъ.
             Не правда ли, онъ будетъ другомъ мнѣ,
             А добрый стихъ святымъ кольцемъ союза!...
  

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ

Комната въ домѣ Корнеліи Серсале.

АНТОНІО, сынъ и ТРИ ДОЧЕРИ КОРНЕЛІИ СЕРСАЛЕ сидятъ при столикѣ за книжками; возлѣ сидятъ няня ихъ, БЬЯНКА.

             СЫНЪ. Скажи намъ сказку, няня!
             БЬЯНКА.                               Полно, дѣти!
             Пора учиться, день ужъ вечерѣетъ,
             А вы двухъ словъ еще не прочитали....
             СЫНЪ. Намъ что-то весело....
             БЬЯНКА.                     А будетъ скучно,
             Какъ маменька воротится домой
             И спроситъ васъ, зачѣмъ вы не учились?....
             СЫНЪ. Тсъ! по лѣстницъ стучатъ.... идутъ!
             БЬЯНКА.                                         Ага!
             А я вамъ говорила: ей, учитесь!

ТѢ ЖЕ и ТАССЪ (одѣтый простолюдиномъ, вошедъ, останавливается у дверей).

             БЬЯНКА. Кто это?.... Что тебѣ угодно?....
             ТАССЪ.                                         Здѣсь-ли
             Корнелія Серсале?....
             БЬЯНКА.           Здѣсь; а что?....
             ТАССЪ. Мнѣ нужно видѣться....
             БЬЯНКА.                               Пошла къ вечери;
             Но кончилась, я думаю, вечерня;
             Сей часъ придетъ.-- Ты сядь и отдохни.
             ТАССЬ (садится у дверей.)
             Благодарю!-- Какъ тихо здѣсь! Какъ будто
             Живутъ не въ свѣтѣ! Это чьи малютки?
             БЬЯНКА. Корнеліи Серсале....
             ТАССЪ.                     Боже правый!
             Она ужъ мать; и четырехъ детей,
             Какъ жизнь свою, какъ радость, обнимаетъ;
             А я еще на свѣтѣ -- сирота!
             БЬЯНКА. Ты не женатъ?
             ТАССЪ.                     Не знаю!
             БЬЯНКА.                               Какъ не знаешь?
             ТАССЪ. Ахъ! я имѣлъ прекрасную подругу!
             Казалось мнѣ, что я былъ съ нею связанъ
             Божественнымъ какимъ-то, высшимъ бракомъ;
             Вся жизнь была -- торжественная свадьба!
             Мы каждый день другъ друга принимали
             Въ горячія объятья.... но не долго
             Я тѣшился моимъ летучимъ счастьемъ....
             БЬЯНКА. Что жъ, умерла твоя жена?
             ТАССЪ.                               О! нѣтъ!
             Но улетѣла!
             БЬЯНКА.           Это право чудно!
             А какъ зовутъ твою подругу?
             ТАССЪ.                               Слава!
             БЬЯНКА. Такого имени я не слыхала.--
             Ты вѣрно иностранецъ?
             ТАССЪ.                     Да! ты права!
             БЬЯНКА. А изъ какой страны?
             ТАССЪ.                               О, изъ далёкой!
             Но, впрочемъ, у меня есть двѣ отчизны:
             БЬЯНКА. Какъ двѣ?
             ТАССЪ.           Въ одной мое родилось тѣло,
             Въ другой душа!
             БЬЯНКА (отходя къ дѣтямъ въ смущеніи).
                                 Что это, Боже мой?
             СЫНЪ. Кто это, няня, няня!
             БЬЯНКА.                     Сумасшедшій!
             ДѢТИ (въ испугѣ прижимаясь къ Бьянкѣ).
             Ахъ! Боже мой, какъ страшно!
             БЬЯНКА.                               Успокойтесь!
             Онъ ничего не сдѣлаетъ худаго,
             Онъ только говоритъ не то, что надо!
             ТАССЪ (тихо).
             Часъ слишкомъ! Нѣтъ сестры. Она придетъ!
             Мое письмо возьметъ изъ рукъ моихъ же,
             Прочтетъ его и пожалѣетъ Тасса!
             А я, спокойно стоя у дверей,
             Въ лицѣ ея прочту всѣ впечатлѣнья,--
             Какія на нее письмо навѣетъ.
             Вотъ и она....
  

ТѢ ЖЕ и КОРНЕЛІЯ СЕРСАЛЕ.

(Тассъ подходитъ къ ней и почтительно отдаетъ письмо.)

             КОРНЕЛІЯ. Письмо! И отъ кого бы?....

(Съ любопытствомъ развертываетъ письмо, читаетъ и заливается слезами; Тассъ бросается къ ней и обнимаетъ ее.)

             ТАССЪ. Корнелія! Весь миръ меня оставилъ,
             Я самъ себя оставилъ, но въ слезахъ
             Моей сестры я снова возродился!
             Я снова не одинъ на этомъ свѣтѣ!
             Родители, отечество, друзья,
             Весь міръ, вся жизнь въ тебѣ совокупились,
             Чтобъ воскресить хладѣющаго Тасса!
             КОРНЕЛІЯ. Мой братъ!
             ТАССЪ.                     Не говори, не говори!
             Я весь въ жару, какъ въ первый день восторга,
             Которымъ жизнь меня благословила.
             Дай высказаться пламенному чувству!
  
             Но что жъ скажу? Чувствъ иного, мало словъ,
             И тѣ, какъ наше счастье, слабы, бѣдны!
             Что нашъ языкъ?-- печальный отголосокъ
             Торжественнаго грома, что въ душъ
             Гремитъ святымъ, какимъ-то мощнымъ звукомъ!
             -- Но ты молчишь? ты съ горькимъ состраданьемъ,
             Какъ на безумнаго, на Тасса смотришь?
             Безумный! Да!-- О если бъ ты могла
             Безумье то почувствовать въ себѣ,
             Которымъ я всю жизнь мою терзался!
             Вообрази блистательное солнце:
             Вокругъ него чернѣютъ тучи; громъ
             Катается въ тяжелой атмосферъ,
             И солнце то,-- что жаркими лучами
             Моглобъ весь свѣтъ обрушить въ груды пепла --
             Презрѣнныя затягиваютъ тучи!....
             При всемъ желаніи благотворить
             И согрѣвать существованье міра,--
             Оно должно смотрѣть на разрушенье
             И помощи своей подать не можетъ!
             О, такъ и я, въ сообществъ людей,
             Стоялъ, какъ солнце, въ мрачныхъ, черныхъ тучахъ;
             Куда я лучъ любви ни посылалъ,
             Какъ отъ скалы онъ быстро отражался,
             И,-- возвратясь ко мнѣ,-- мою же грудь
             Жегъ пламенемъ позорной неудачи!
             Ты не жила на свѣтѣ!.... Поживешь!....
             Узнаешь ты, какъ люди черны, злобны;
             Какъ сердце ихъ упитано порокомъ;
             Родъ человѣческій безплодной нивъ
             Подобенъ. Иногда на ней цвѣтутъ
             Цвѣты, но никогда плоды не зрѣютъ!....
             КОРНЕЛІЯ. О перестань! сядь лучше, отдохни!
             Ты такъ усталъ, измучился дорогой! (Садятся.)
             ТАССЪ. Дорогой?-- Нѣтъ!-- Отъ жизни я усталъ;
             Измучился отъ славы и безславья,
             Которыми меня покрыли люди!
             Не слышала ты повѣсти моей?....
             Я разскажу....
             КОРНЕЛІЯ. Пусть послѣ, а теперь
             Ты отдохни!.... Ты вѣрно ничего
             Не ѣлъ еще сегодня. Бьянка! Что ты
             Какъ не своя; пора готовить ужинъ,
             А ты стоишь, какъ Римская статуя!
             Возьми дѣтей!
             СЫНЪ.           Позвольте намъ остаться
             Намъ слушать хочется, какъ дядя сказку
             Свою разскажетъ....
             КОРНЕЛІЯ. Нѣтъ! возьми ихъ, Бьянка!
  

ТАССЬ и КОРНЕЛІЯ.

             ТАССЪ. Не безпокой, сестра, своихъ домашнихъ
             Ради меня; я сытъ прошедшимъ горемъ
             И настоящимъ счастіемъ свиданья!
             Корнелія! Я пресыщался въ мірѣ
             Богатыми и пышными пирами;
             Блестящія одежды, золотыя,
             Меня не согрѣвали; я озябъ
             Отъ ѣдкой стужи свѣта; а сегодня
             Въ твоихъ объятіяхъ я отогрѣлся,
             Насытился твоимъ прекраснымъ видомъ.--
             Корнелія! ты ангелъ на земли!
             Теперь я чувствую, что слава -- глупость;
             Что тихій день семейственнаго счастья
             Пріятнѣе рукоплесканій свѣта,
             И долѣе, чѣмъ вѣкъ невѣрной славы!
             КОРНЕЛЯ. Ты забывалъ меня, и почему
             Ты не писалъ ко мнѣ....
             ТАССЪ.                     О! въ этомъ свѣтѣ
             И самъ себя безъ умысла забудешь!
             Сначала все кипитъ въ угодность нашу....
             За мелкое добро -- всѣ превозносятъ,
             А за великое -- питаютъ злобу...
             Тотъ согрѣшилъ, кто смѣлъ передъ людьми
             Возвыситься необычайнымъ дѣломъ!
             -- И кажется, что въ этомъ мелкомъ мірѣ
             Одинъ порокъ блаженствуетъ вполнѣ.
             О еслибъ ты могла взглянуть на свѣтъ!
             Чего тамъ нѣтъ? Умъ, глупость въ тѣсной дружбѣ;
             Тщеславіе подъ маской доброты,--
             А хвастовство подъ видомъ состраданья!
             Любовь въ словахъ, злость въ сердцѣ, въ златѣ разумъ!--
             О! страшенъ свѣтъ, Корнелія молись,
             Чтобъ не далъ Богъ тебѣ -- его увидѣть?
             КОРНЕЛІЯ. Я ужъ жила лѣтъ тридцать, слава Богу!
             Видала свѣтъ и полюбила свѣтъ!
             А если бъ мужъ мой жилъ еще, тогда бы
             Я находила счастье только въ свѣтѣ.
             Какъ не любить людей спокойныхъ, добрыхъ,
             Когда Христосъ велѣлъ любить враговъ?
             ТАССЪ. Нося въ груди чувствительное сердце,
             Я каждый день съ слезами на очахъ
             Молилъ Творца, Пречистую Марію,
             Чтобы терпѣнія мнѣ больше дали;
             А у меня росла нетерпѣливость --
             И горесть. Я просилъ, чтобы несчастья
             Смягчилъ Господь, а Онъ ихъ умножалъ,
             И съ каждымъ днемъ я больше былъ несчастенъ.
             Я умолялъ, чтобъ даръ волшебныхъ пѣсень
             Былъ отнятъ у меня,-- мнѣ въ облегченье,--
             А Богъ послалъ безумье на меня....
             И я позналъ, что я противенъ Богу,
             Что на моихъ устахъ молитвы нѣмы,
             Что идолъ славы свѣтской -- врагъ небесной!
             Что мнѣ не рай, а жаркій адъ назначенъ!
             И мнѣ любить людей, когда они
             Всего меня лишили -- даже права
             Питать надежду!... Мнѣ любить людей!!
             Погибни родъ преступнаго Адама!
             Онъ первый согрѣшилъ, и всѣхъ людей
             Опоясалъ способностью грѣшить....
             И люди тѣ, въ порокахъ утопая,
             Боятся добродѣтельнаго видѣть;
             Всѣ хитрости употребить готовы,
             Чтобъ только и его грѣху подвергнуть....
             КОРНЕЛЯ. Безбожныя, Торкватъ, питаешь мысля,
             И Богъ- тебя достойно наказуетъ:
             Не можетъ быть, чтобъ только злые люди
             Тебя ввели въ такое заблужденье!
             Молись, Торкватъ, но съ терпѣливой вѣрой,
             Съ раскаяньемъ, и Богъ тебѣ услышитъ!
             А люди столько зла не въ силахъ сдѣлать,
             Чтобы кого лишить любви и вѣры!--
             ТАССЪ. Корнелія! Не знаешь ты меня!
             Моей судьбы, коварной и притворной,
             Не знаешь ты! Двѣнадцать лѣтъ мнѣ было,
             Когда съ тобой и съ матерью моей
             Я разлучился и къ отцу поѣхалъ!
             Отецъ былъ въ Римъ. Я пріѣхалъ утромъ.
             Въ сіяніи торжественнаго солнца,
             Казалось, Римъ горѣлъ лучами славы;
             Казалось мнѣ: пророчествомъ какимъ-то
             Привѣтствовалъ меня великій городъ!
             Недѣли я не прожилъ у отца,
             Какъ вдругъ письмо пришло къ намъ роковое,
             Что я уже безъ матери на свѣтѣ!
             За днями дни текли чредой обычной.
             И наша грусть стихала по немногу;
             Сначала мысль объ ней сливалась съ горемъ,
             Потомъ съ надеждой, наконецъ съ молитвой....
             Но вдругъ судьба опять на насъ возстала;
             Свирѣпый Карлъ, разгнѣванный на Папу,
             Велѣлъ на Римъ итти Герцогу Альбѣ.
             Ужъ въ Остіи толпилися Имперцы,
             Ихъ крики доходили въ Римъ. Родитель
             Хотѣлъ бѣжать; онъ зналъ, что Императоръ
             Несчастнаго накажетъ грозной смертью,
             Но обо мнѣ родитель больше думалъ,
             Чѣмъ о себѣ, и, въ ночь, какъ страшный Альба
             Готовился на приступъ, онъ меня
             Отправилъ въ древній, мрачный замокъ Тассовъ!
             Не буду говорить, какъ долго я
             Учился.... О.! теперь мнѣ только жалко,
             Что я всю жизнь на книгахъ основалъ;
             Теперь ужъ мнѣ понятно, почему
             Ученые такъ мрачны и печальны!
             А прежде -- я ученіе считалъ
             Великимъ благомъ! Надъ Платономъ часто
             Я ночи проводилъ безъ сна, въ забвеньи
             Распутывалъ глубокія идеи
             И новый міръ на старомъ воздвигалъ!
             О, я постигъ всю мудрость человѣка,
             -- Мечталось мнѣ -- и тайну бытія
             Я подсмотрѣлъ. Теперь я буду счастливъ;
             Я знаю все, что было, есть и будетъ;
             Я разгадалъ людей, ихъ умъ, ихъ страсти;
             Я буду жить и весело и мирно
             Подъ куполомъ небесъ я славы!-- Что же?"
             Надъ книгой было хорошо (съ горькой улыбкой), а въ жизни?!....

(Послѣ нѣкотораго молчанія).

             Какъ часто я смѣялся поселянамъ,
             Которые, воздѣлывая землю,
             Не думали, что былъ Гомеръ на свѣтѣ,
             И бѣдной пѣснью -- бѣдность запѣвали!
             Не зная о Философахъ я книгахъ,
             Царю Царей молились такъ усердно,
             И счастіе ихъ свыше осѣняло....
             Дивился я, никакъ не постигалъ:
             Какъ могутъ быть они счастливы? Горько
             Меня суровый опытъ разувѣрилъ!
             Я встрѣтилъ тѣхъ же поселянъ -- на полѣ,
             Съ тѣмъ самымъ счастіемъ,-- а я,
             Прославленный, превознесенный, гордый,--
             Убитъ, несчастенъ, презрѣнъ и униженъ....
             КОРНЕЛІЯ. Стыдись, Торкватъ....
             ТАССЪ. Стыжусь, сестра, стыжусь,
             Что я давнымъ давно не бросилъ свѣта
             И отъ людей не спрятался въ пустынѣ,
             Въ какомъ нибудь лѣсу; но дай мнѣ кончить.
             По долгихъ бѣдствіяхъ, отецъ и я
             Въ Венецію пришли; тамъ нашъ родитель
             Хотѣлъ издать Поэму: Амадисъ,
             И мнѣ велѣлъ ее переписать.
             Я переписывалъ его творенье,
             Но съ жаркими слезами сожалѣнья,
             Что не могу и самъ я сочетать
             Такихъ стиховъ.-- Однажды я писалъ,
             Кань вдругъ перо въ руки остановилось,
             Кровь вспыхнула, дыханіе стѣснилось;
             Въ моихъ глазахъ и блескъ и темнота,
             И чудная какая-то мечта
             Пролилась въ грудь; незримый, горній геній
             Обвилъ чело перуномъ вдохновеній,
             И радостно горящая рука
             Вдругъ излила два первые стиха
             Еще.... и потекли четой согласной,
             Съ какой-то музыкой живой, прекрасной,
             Кудрявые и сладкіе стихи.
             Они текли; -- чѣмъ больше я писалъ,
             Тѣмъ больше я счастливцемъ становился.
             Корнелія! обыкновенно люди
             Поэзію зовутъ пустой мечтой,
             Пустыхъ головъ ребяческой горячкой.
             Но какъ же пустъ, бездушенъ человѣкъ,
             Когда онъ самъ, рукою дерзновенной
             Отводитъ чашу чистыхъ наслажденій!
             Онъ говоритъ: Поэзія мечта
             И дѣльному занятію мѣшаетъ!
             Но что же дѣльнаго и въ жизни цѣлой?
             Что жизнь сама?-- Безсонница страстей!
             Не лучше ли,-- чтобы заснуть спокойно
             И утонуть въ пріятныхъ сновидѣньяхъ,--
             Не лучше ли, я говорю, сдружиться
             Съ единственнымъ прекраснымъ на землѣ,
             Которое душъ нашихъ не погубитъ,
             Не обольститъ, коварно не обманетъ?
             Поэзія есть благовѣстъ святой
             О неизвѣстной, вѣчной красотѣ!
             И колокольный звонъ -- бездушный звукъ,
             Но какъ онъ святъ и важенъ для того,
             Кто любить въ храмѣ совершать молитвы!
             Не онъ ли намъ о Небѣ говоритъ?
             Не онъ ли намъ про адъ напоминаетъ?
             И колоколъ,-- вещественный языкъ
             Каръ безконечныхъ, безконечныхъ благъ
             Иному другъ, иному тяжкій врагъ!
             Не то ли и Поэзія святая?--
             За что жъ она недѣльное на свѣтѣ!
             Я не могу неблагодарнымъ быть;
             Поэзія жизнь создала мою,
             Украсила мой голосъ сладкимъ звукомъ,
             Умъ -- мыслію, достойной человѣка;
             Но счастіе мое -- вѣнцемъ терновымъ!
             Я дорого купилъ земную славу!
             Въ несчастіяхъ меня то утѣшало,
             Что лучшія настанутъ поколѣнья,
             И жизнь и умъ наукой "обновятъ;
             И я тогда возстану между ними,
             И мертвымъ языкомъ моихъ твореній
             Пересоздамъ ихъ въ добрыхъ, благородныхъ!
             О радостно съ цвѣтовъ воображенья
             Сбирать питательный, душистый медъ,
             Чтобъ жизнь земныхъ младенцевъ услаждать!
             КОРНЕЛІЯ. Братъ дорогой! Какъ слѣпо вѣришь ты
             Пустымъ мечтамъ! Есть лучшія мечты...
             Любовь
             ТАССЪ (вскакиваетъ). Любовь, Корнеля, любовь!!...
             О! я любилъ; но, въ глупомъ ослѣпленьи,
             Считалъ любовь ребяческой игрушкой,
             Забавой для очей, а не для сердца.
             Я не хотѣлъ души обезобразить
             Какимъ нибудь тѣлеснымъ, низкимъ чувствомъ!--
             Корнелія, ты одного любила
             Ты, можетъ быть, обыкновеннымъ сердцемъ,
             Обыкновенной страстію закидала,
             Влюбилась жъ нѣгу жаркихъ наслажденій,
             И счастлива? Твой подвигъ совершенъ,
             Ты наслаждаешься теперь плодами
             Минувшей сладкой страсти.... Такъ? А я
             Влюбился, какъ дитя, въ прелестный образъ
             Двухъ демоновъ, подъ ангельской одеждой!
             КОРНЕЛІЯ. Какъ, ты влюбился не въ одну?
             ТАССЪ.                                         Смѣшно?
             Платонъ тогда лишилъ меня разсудка!
             Казалось мнѣ, что долженъ я любить
             Не дѣву самую, а прелесть дѣвы!
             И я, какъ предъ картинами художникъ,
             Пилъ жадными очами наслажденье
             Въ очахъ Лукреціи и Леоноры!
             Торжественно свершались чудеса
             Въ моей душѣ преображенной; страсти
             Сначала улеглись спокойнымъ моремъ;
             Казалось мнѣ, что никогда ихъ буря
             Души не потревожить. 6, напрасно!...
             Когда въ груди жаръ первыхъ впечатлѣній
             Охолодѣлъ отъ частаго свиданья;
             Когда, въ земную прелесть ихъ вглядѣвшись,
             Я въ нихъ узналъ обыкновенныхъ женщина;
             То и во мнѣ проснулся человѣка;
             Но человѣкъ съ ужасными страстьми,
             Съ земнымъ умомъ, съ надеждами земными!
             Какъ бѣшено во мнѣ кипѣла кровь
             И сердце, жадное земныхъ восторговъ,
             Рвалось.... А умъ давалъ ему совѣты,
             Холодные, разумные совѣты!
             Хотѣлось мнѣ любить какъ человѣку,
             И чудомъ быть безумному хотѣлось!
             О робкій умъ! О гордый умъ! зачѣмъ ты
             Жаръ счастія такъ злобно охлаждаешь?
             На что же созданъ человѣкъ? На горе?...
             Сомнительно! Есть блага на землѣ,
             Для избранныхъ назначенныя Небомъ,
             Но кто же избранный на эти блага?...
             КОРНЕЛІЯ. Такъ ты любилъ?
             ТАССЪ.                     И какъ еще любилъ!
             Лукреція! дни быстро льются въ вѣчность,
             День это дня становится мнѣ хуже!
             Но если вдругъ воспоминаньемъ сладкимъ
             Осиротѣвшій духъ мой посѣтится,
             Я снова живъ и снова я въ Пезаро!
             Твоихъ очей, брильянтовыхъ очей
             Чудесный блескъ, и музыка рѣчей,
             И пламенныхъ и умныхъ и высокихъ,
             И буря чувствъ и страстныхъ и глубокихъ,
             Стихія та, изъ коей ты одна
             Такъ, сладостно, роскошно создана,--
             Все, все во мнѣ, какъ нѣкій рай сердечный
             Гдѣ въ первый разъ, спокойный и безпечный,
             Я жизнь вкусилъ и жизнь похоронилъ!
             Корнелія! не знаешь ты ея!
             Бывало день откроетъ только очи
             И дѣвственнымъ румянцемъ загорится,
             Я ужъ въ саду Дворца Кастель-Дуранте!
             И выглянетъ она черезъ окошко
             Прекрасная, какъ Итальянскій день,
             И зазоветъ меня къ себѣ. О случай!
             Какъ часто ты сердца удачно сводишь,
             Какъ часто ихъ разводишь неудачно!
             А мужъ ея, былъ мужъ обыкновенный,
             Пустой и хладнокровный; онъ смотрѣлъ
             На дивное созданье красоты,
             Какъ на простую принадлежность дома,
             Гдѣ всякій Князь имѣть хозяйку долженъ!
             Сестра ея младая Леонора,
             Еще прекраснѣе была; въ очахъ
             Сіяло небо чистаго покоя;
             Всегда скромна, всегда горда, важна,
             Она цвѣла, какъ нѣкая богиня
             И, какъ зари румяной -- первый блескъ,
             Поэту день прекрасный обѣщала;
             Но гдѣ же ты, обѣтованный день?
             Гдѣ сладкія грядущаго надежды?
             Повѣялъ вѣтръ и облака нанесъ
             На свѣтлое моихъ гаданій небо!
             И облака сгустились; мощный духъ
             Перуномъ ихъ воспламенилъ ужаснымъ,
             И небо то и съ тучами и съ громомъ,
             На голову безумнаго пѣвца
             Упало!....
             Но полно! Судъ свершенъ, небесный пламень
             Въ обыкновенный пламень обратился;
             А онъ не такъ опасенъ, можно снесть
             Его безсильный и покойный жаръ.
             Корнелія! не вспоминай мнѣ болѣ
             О радостяхъ и горестяхъ прошедшихъ
             И радости мои ужаснѣй горя,
             Что-жъ горе самое?
             КОРНЕЛІЯ.           Я ужъ давно
             Прервать хотѣла разговоръ столь тяжкій!
             Скажи мнѣ лучше, что теперь ты пишешь?
             ТАССЪ. Теперь не до того! Болѣзнь и горе
             Мнѣ изсушили цвѣтъ воображенья;
             Все, что теперь ни силюсь я создать,
             Нестройный видъ какой-то принимаетъ.
             И совѣстно передъ самимъ собой,
             Что обстоятельства пустаго свѣта
             Такъ сильны надо мной! Пусть говорятъ,
             Что цѣпь пустыхъ, неважныхъ обстоятельствъ
             Поэта не опутаетъ. Неправда!
             Отъ случая зависитъ часто радость,
             И горе, и любовь, и даже геній!
             Какъ часто мысль прекрасную найдешь,
             И съ гордостью находку сохраняешь;
             А случай мысль прекрасную украдетъ
             Изъ зависти и броситъ въ ту пучину,
             Гдѣ ничему не будетъ воскресенья!
             Какъ часто: вотъ ужъ создалась картина
             Великая, изящная, живая;
             А случай принесетъ пустаго шута,
             Начнетъ болтать, вниманье развлечетъ
             И глупостей обильная рѣка
             Забрызгаетъ великую картину!
             И силишся ее припомнить; поздно!
             Она представится воображенью
             Въ позорныхъ пятнахъ! Если бъ было можно
             Ее омыть; но кто омоетъ умъ.
             Отъ грязныхъ впечатлѣній обстоятельствъ?
             КОРН. Скажи, Торкватъ, зачѣмъ въ такой одеждѣ
             Приходишь ты въ родимое Соренто?
             ТАССЪ. Зачѣмъ орелъ скрывается въ пустынѣ?--
             -- Сестра, сестра! о если-бъ знала ты,
             Какъ бѣшено Торквата гонитъ жребій!
             Альфонсъ изгналъ; возненавидѣлъ онъ
             Поэта гласъ, боготворившій Бога!
             Любви его не понимаете Герцогъ
             И ненависти, ненависти жаждетъ...
             А тамъ враги, совсѣмъ другаго рода
             Ославили безбожникомъ Поэта,
             За то, что онъ чистосердечной лирой
             Святую пѣснь гремѣть не убоялся!
             И вотъ вездѣ,-- куда ни обращу
             Унылый взоръ,-- мнѣ нѣтъ гостепріимства!
             Завистливо коварство примѣчаетъ
             Мои шаги и смерти Тасса жаждетъ!
             Италія совокупила ковы
             И весь народъ въ тѣснѣйшемъ заговоръ
             На мой покой-, на честь и на свободу.
             И что-жъ? Кругомъ я слышу: Тассъ безбожникъ,
             Тассъ еретикъ!... Сначала,-- и донынѣ
             Въ народѣ слухъ живетъ, что я волшебникъ!
             Что сладкій стихъ Торквата -- хитрость ада!
             И мало-ли другихъ ужасныхъ слуховъ?!
             Напрасно я въ торжественномъ соборъ,
             Въ Болоніи, въ лицѣ духовниковъ,
             Смиренно заблужденья исповѣдалъ;
             Напрасно я, въ очахъ безумной черни,
             Молился и добро творилъ! Напрасно!
             У зависти нѣтъ ни очей, ни слуха...
             Да будетъ проклятъ Тассъ!-- вездѣ гремѣло:
             Да поразитъ его небесный гнѣвъ!--
             И можно ли мнѣ вѣрить въ безопасность!
             КОРН. О милый братъ! ты весь въ однѣхъ мечтахъ!
             Безумный не боялся-бъ этихъ слуховъ;
             А при твоемъ умѣ легко постигнуть,
             Что это зависть по угламъ шипитъ
             И ядъ ея до Тасса не достигнетъ!
             ТАССЪ. Уже достигъ! Ей удалось меня
             Съ ума свести. Находитъ часъ такой,
             Что мысли всѣ мѣшаются, кружатся.
             Сквозь помѣшательство и чувствъ и мыслей,
             Мнѣ чудятся: Альфонсъ, Елеонора,
             Лукреція, злодѣи, обвиненья,
             Густая чернь и громкій крикъ: безбожникъ,
             Волшебникъ, еретикъ!! Все это -- Тассъ,
             Пѣвецъ Іерусалима!-- Боже правый!
             Вотъ мой Вѣнецъ! Уже по всей Европѣ
             Растетъ молва, что обезумѣлъ я,
             Что проклятъ я, что я злодѣй, преступникъ!
             И если ты, сестра, еще чиста,
             Когда тебя не подкупила зависть... (берете ея руку).
             Храни меня! не выдавай злодѣямъ!
             Вездѣ куютъ оковы для Торквата;
             Вездѣ тюрьма открыта для меня;
             Проклятіе какое-то я слышу
             И дикій смѣхъ завистниковъ Поэта!!
  

ТѢЖЕ и ДИРАГО.

             КОРНЕЛІЯ. Дираго, здравствуйте! (Тассу) Вотъ мой старинный
             Сосѣдъ и другъ!... (Дираго) Что такъ печальны вы?
             ДИРАГО. Не всё же веселиться!...
             КОРНЕЛІЯ.                               Италіянцу
             Печалиться и плакать не прилично!
             ДИРАГО. Не плачу я, и плакать не умѣю,
             А такъ сгрустнулось!...
             КОРНЕЛІЯ.           Что же? Всѣ ли дома
             У васъ здоровы?
             ДИРАГО.           Слава Богу! Всѣ!
             Моя жена велѣла поклониться.
             Ну, а у васъ?...
             КОРНЕЛІЯ. Благодаренье Небу!
             Антоніо ужъ началъ поправляться,
             А дочери уже давно здоровы....
             Что новаго?
             ДИРАГО. Соренто наше глухо,
             И глупо! Ничего въ немъ не узнаешь!
             Но вотъ письмо я получилъ сегодня.
             КОРНЕЛІЯ. Откуда?
             ДИРАГО.                     Изъ Феррары!...
             ТАССЪ, (со живостью).
                                                               Что жъ вамъ пишутъ?
             ДИР:Вотъ, что Альфонсъ вступаетъ въ славный бракъ
             Съ Принцессой Мантуанской Маргеритой;
             Что при двора теперь приготовленья,
             Отдѣлываютъ комнаты прекрасно,
             Что собрались Поэты, музыканты,
             Ваятели и Живописцы свѣта
             Чтобъ празднество Альфонсово украсить!
             Другая новость очень непріятна!
             Скрывать отъ васъ я не считаю нужнымъ;
             Но, Бога ради, не тревожьтесь! Время
             Исправитъ все....
             КОРНЕЛІЯ, (съ нетерпѣніемъ). Скажите поскорѣе!...
             ДИР: Ахъ!... Братецъ вашъ Торквато поминался;
             Влюбился въ Герцогиню Леонору,
             Съ ней тайно объяснился и -- ушелъ!
             Но велѣно вездѣ его искать....
             ТАССЪ (въ припадкѣ сумасшествія.)
             А! заговоръ!... Мнѣ здѣсь не безопасно!...
             Корнелія и дѣти въ заговоръ!...
             Какъ онъ узналъ, что я пришелъ въ Соренто?...
             И не она-ль сама послала ихъ
             Увѣдомить коварнаго сосѣда?
             Вся кара для меня была изгнанье;
             Но вотъ теперь одумались злодѣи,
             И жизни бѣдной ищутъ!.... Не удастся!
             КОРНЕЛІЯ (съ безпокойствомъ подходя къ Тассу).
             Братъ дорогой! (Ахъ! что мнѣ Дѣлать съ нимъ)?
             Мой милый братъ! ты кажется, встревоженъ!
             ТАССЪ (въ томъ же состояніи).
             Ни мало! (Да! я точно помѣшался!
             Хочу сказать одно, а говорю
             Совсѣмъ другое).
             КОРНЕЛІЯ. (Какъ я виновата!
             Дираго не сказала, кто онъ). Милый,
             Любезный брать.
             ТАССЪ (вырываясь изъ рукъ Корнеліи). Да полно проклинать!
             Подслушивать, сосѣдъ и другъ, нечестно!
             Какъ изъ сѣтей мнѣ выйти? Голова
             Моя кружится! До чего я дожилъ!
             Какъ мнѣ уйти?... Пойдемъ, Альфонсъ, пойдемъ!

(Встрѣчая ДИРАГО.)

             Разбойникъ, трепещи Торквата Тасса!
             Не смѣй ни шагу сдѣлать (онъ трусливъ,
             А я уйду)!) Прощайте, доброй ночи!
             Корнелія! Весь заговоръ вашъ воздухъ!...

(Поспѣшно уходитъ.)

             Корнелія (также поспѣшно за нимъ слѣдуетъ). Торкватъ! Мой братъ!
             ДИРАГО (медленно уходя въ размышленіи). Онъ въ правду помѣшался.
             ВеликійТассъ!...Чѣмъ больше умъ, тѣмъ хуже!...

Темнѣетъ.

  

ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ.

Дорога въ Портичи; вдали видео море; къ сѣверо-западу -- Везувій, надъ коимъ горитъ слабое пламя.

ТАССЪ одинъ, вышелъ за дорогу, останавливается. Ночь.

             Темно, какъ въ. сердце женщины. Давно
             Корнелія ужъ спитъ и обо мнѣ
             Не мыслитъ. Пусть не мыслитъ. Слава Богу!
             Я вырвался изъ родственныхъ объятій,
             Простертыхъ на коварную погибель;
             Свободенъ, но куда теперь итти?
             Вотъ море, чудное, какъ мысль Поэта,
             Какъ мысль Поэта необъятно!... Тихо
             Оно лежитъ въ обширной колыбели!
             Съ какимъ смиреніемъ, на персяхъ ясныхъ,
             Оно дѣтей земли коварной носитъ!...
             И тамъ,-- гдѣ самый умъ бы утонулъ
             Въ безбрежности, для мысли недоступной,--
             Тамъ ноги слабыя созданій слабыхъ
             Безвредно ходятъ.-- Все для человѣка,
             Великое покорно человѣку,
             Прекрасное покорно человѣку;--
             Чему же самъ покоренъ человѣкъ??...

(Вздохнувъ, продолжаетъ итти.... увидѣвъ Везувій, останавливается).

             А тамъ другой естественный Поэтѣ!
             Онъ и въ ночи своимъ огнемъ пылаетъ
             И далеко его вѣнецъ горитъ.
             Кто раскалилъ въ немъ каменное сердце
             И желчь свою излить за міра заставить?
             Не люди ли, усѣвшись близъ него,
             Ужасными дѣяньями своими
             Въ немъ адское зажгли негодованье?
             Не Богъ ли самъ хотѣлъ представить людямъ
             Того огня малѣйшую картину,
             Который ихъ пожретъ за ихъ злодѣйства?
             Напрасно все! Безсмысленныя дѣти,
             Они умомъ толкуютъ Божій гнѣвъ....
  

          ТАССЪ и ТОЛПА НИЩИХЪ которые, увидѣвъ Тасса, окружаютъ его.

             ПЕРВЫЙ НИЩІЙ. Ради Спасителя,
                       Господа Бога,
                       Дайте несчастному!
             ВТОРОЙ. Ради Пречистыя
                       Дѣвы Маріи,
                       Дайте на хлѣбъ!
             ТРЕТІЙ. Ради Апостоловъ!
             ЧЕТВЕРТЫЙ. Ради святаго Антонія!
             ПЯТЫЙ. Ради Святаго Бернарда!
             ШЕСТОЙ. Ради Святаго Онуфрія!
             ТАССЪ. Друзья! къ чему вамъ всуе призывать
             Святыя имена? Побойтесь Бога!
             Вамъ деньги надобны?-- Вотъ десять скуди....
             Я больше не имѣю.
             НИЩІЙ. (въ сторону).
                                 Десять скуди!
             ТАССЪ. Скажете мнѣ, зачѣмъ въ такую ночь
             Вы ходите толпами?
             НИЩІЕ.           Десять скуди?
             ТАССЪ. Скажите мнѣ, зачѣмъ не спите вы,
             Когда всѣ спятъ?
             ПЕРВЫЙ НИЩІЙ. Полъ-скуди мнѣ!
             ВТОРОЙ. Мнѣ цѣлую.
             СТАРИКЪ.                     За что?
             ВТОРОЙ.                               Я далъ совѣтъ!
             Пойти по этой счастливой дорогѣ.--
             СТАРИКЪ. И безъ тебя?... Да что тутъ толковать?
             Насъ двадцать, всякому изъ насъ полъ-скуди.

Къ Тассу.

             Вы что-то говорили?
             ТАССЪ.                     Да, мой другъ!
             Я спрашивалъ, зачѣмъ не спите вы,
             Когда всѣ спятъ?
             СТАРИКЪ.           Несчастіе не спитъ,
             А мы его родныя дѣти. Горе
             Знать, никогда вамъ не было извѣстно.
             Когда же лучше плакать, какъ не ночью?
             Мы ночью горькихъ слезъ своихъ не видимъ,
             А днемъ не только видимъ ихъ, но слышимъ;
             Въ несчастій безчувственныя вещи
             Жизнь и языкъ ужасный принимаютъ,
             И мѣсто то, гдѣ горькая слеза
             Отъ полноты страданія упала,--
             Собой всегда воспоминанье будитъ,
             Которое ужаснѣе несчастья.--
             Днемъ нѣкому повѣрить ничего;
             Весь свѣтъ въ рукахъ пустаго человѣка;
             А ночью тихая природа, молча,
             Не прерывая, слушаетъ страдальца,
             И тайнъ его не обнаружитъ дерзко,
             А сохранитъ въ своемъ священномъ сердцѣ
             И мрачность ихъ своимъ умножитъ мракомъ. --
             ТАССЪ. Но кто васъ ввелъ въ такую бѣдность?
             СТАРИКЪ.                                                   Кто?
             Несчастія.--
             ТАССЪ.           Какія?--
             СТАРИКЪ.                     Мало ль ихъ?--
             Меня жена на свѣтъ съ сумой пустила;
             Тому наскучила работа, свѣтъ;
             Тому науки; всякъ свое имѣетъ.
             ТАССЪ. Не поникаю.
             СТАРИКЪ.                     Мало ли чего
             Не понимаемъ мы, что есть на свѣтѣ:
             Однако жъ есть....
             ТАССЪ.           Но какъ могли науки
             Наскучить?
             СТАРИКЪ. Какъ? Что лучше нашей жизни?
             А мало ли самоубійцъ на свѣтѣ?--
             ТАССЪ. Ты, кажется, ученъ?
             СТАРИКЪ.                     Ученъ, и очень!
             ТАССЪ. Но кто жъ учитель твой?
             СТАРИКЪ.                               Жена и горе.--
             Они то научили здраво мыслить: --
             Вотъ вся моя наука.
             ТАССЪ.                     Ты несчастливъ,
             Однако жъ веселъ.--
             СТАРИКЪ.                     Слезы не поправятъ
             Моей судьбы; когда была надежда,
             Тогда еще и слезы были сладки;
             Теперь онѣ и горьки и напрасны,
             А горечи у насъ и такъ довольно.
             Но, добрый человѣкъ, не вѣкъ быть съ вами;
             Не худо бы намъ помнить ваше имя.
             ТАССЪ. Къ чему вамъ имя селянина?
             СТАРИКЪ.                               Правда,
             Вы селянинъ; однако же по деньгамъ,
             По разговорамъ, вы не селянинъ
             ТАССЪ Какъ? десять скуди?...
             СТАРИКЪ.                     Страшное богатство
             Для селянина. Въ цѣломъ Королевствѣ
             Народъ бѣднѣе насъ; а что же мы?...
             Скажите ваше имя....
             ТАССЪ.                     Безполезно
             Вамъ знать его.-- Я самъ забыть стараюсь
             Мое несчастное названье.
             СТАРИКЪ.                     Боже!
             И Вы несчастны? Въ сонмѣ человѣковъ
             Я вижу нѣтъ ни счастья, ни несчастья:
             Богатые свой жребій проклинайтѣ,
             Мы говоримъ, что счастіе въ богатствѣ!
             ТАССЪ. Увы! Старикъ, ты правъ. Для человѣка
             Ни бѣдствія, ни счастья нѣтъ въ природѣ.
             Изъ страсти въ страсть, въ желанье изъ желанья
             Перебѣгаетъ сердце человѣка!
             Всѣ, всѣ живутъ желаніемъ инаго,
             Всѣ ищутъ милости слѣпой Фортуны,
             Которая имъ слѣпо даровала
             И славу и богатство. Даже вы,
             Вы, безъ надеждъ, безъ притязаній гордыхъ,
             Вы мучитесь о будущемъ и прошломъ;
             А настоящее для васъ ужасно!
             СТАР. Нѣтъ! не совсѣмъ. Мы стали хладнокровны
             Къ грядущему, а прошлое забыли,
             И сдѣлалось для насъ все настоящимъ.
             Въ насъ чадъ прошелъ отъ упоеній свѣта,
             Нашъ умъ очистится отъ горькихъ бѣдствій
             Окаменилось сердце отъ страданій,
             И мы теперь несчастье понимаемъ,
             Но чувствовать его ужъ не умѣемъ.
             И, слава Богу! гордыя надежды
             Насъ не волнуютъ; мы безъ притязаній,
             Мы безъ страстей. У насъ одна потребность
             Жить какъ нибудь; и въ наготѣ своей
             Мы счастливы, свободны, веселы.
             Когда кто дастъ, рукой благочестивой,
             Намъ хлѣбъ насущный,-- мы довольны. Снова
             Мы жизнь живемъ, по улицамъ кочуя,
             Иль по большимъ дорогамъ. За обѣдомъ
             Объ ужинѣ не мыслимъ. Богъ питаетъ,
             Какъ птицъ небесныхъ, наше поколѣнье:
             И потому, какъ птицы, мы легки;
             Какъ птицы, мы поемъ и веселимся,
             И если намъ одно наскучитъ мѣсто,--
             Какъ птицы, мы въ другое улетаемъ.
             И вы, когда вамъ надоѣло горе,
             Когда очарованье то, что жизнью
             Не точно называемъ, объяснилось;
             Когда воздушныя надежды ваши
             Разбились о желѣзный жребій, бросьте
             Коварный міръ, съ его коварнымъ блескомъ.
             Пристаньте къ намъ и вы найдете то,
             Чего всю жизнь такъ суетно искали!
             ТАССЪ. Твои слова, несчастный, ядовиты.
             Ты разгадалъ мои страданья. Правда,
             Міръ опустѣлъ для сердца моего,
             Разрушились всѣ пышныя надежды,
             Родство, любовь, обязанности жизни,
             Жизнь самая -- теперь мнѣ стали тяжки.
             Но не могу, безъ ужаса, подумать,
             Что руку нищую простертъ я долженъ
             Передъ людьми, которыхъ ненавижу!
             СТАР. Нѣтъ, добрый человѣкъ, останьтесь въ свѣтѣ!
             Вы, можетъ быть, еще найдете счастье;
             Вы, можетъ быть, великими дѣлами
             Для человѣчества найдете пользу.
             О! къ людямъ ненависть есть состраданье
             Къ ихъ жребію и горестнымъ недугамъ.
             Я былъ когда-то не простымъ бродягой,
             Но человѣкомъ съ саномъ, съ воспитаньемъ.
             Я жилъ съ людьми, но ненавидѣлъ ихъ --
             И понималъ ихъ недостатки. Сколько
             Старался я исправить ихъ, и часто,
             Не хвастаюсь, мнѣ удавалось; долго
             Я помогалъ имъ златомъ и совѣтомъ;
             Но наконецъ я самъ всего лишился.
             И если сожалѣю о прошедшемъ,
             Такъ только потому, что не могу
             Я больше помогать несчастнымъ людямъ.
             ТАССЪ. День занялся. Какъ скоро ночь прошла.
             Куда итти?... Старикъ, скажи, куда
             Ведетъ дорога?
             СТАРИКЪ.           Въ Портичи!
             ТАССЪ.                               Прощайте!
             СТАРИКЪ. Пора и намъ. Одной дорогой съ вами...
             ТАССЪ. А вы куда?
             СТАРИКЪ.                     О намъ еще далеко;
             Намъ десять дней пути.
             ТАССЪ.                     Куда же это?
             СТАРИКЪ. Въ Феррару, на Альфонсову женитьбу!
             ТАССЪ. (хватая старта за руку).
             Друзья, я вашъ! Пусть онъ меня увидитъ
             Подъ рубищемъ, съ простертыми руками
             Для подаянья! Боже всемогущій!
             Благослови мой промыслъ новый, горькій, --
             Какъ ты благословлялъ мой сладкій промыслъ!
  

АКТЪ ВТОРОЙ.

ФЕРРАРА.

  

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.

          Комната въ отдѣленіи Герцогини Урбинской.

  

ЛУКРЕЦІЯ сидитъ, ДЖУЛІО ГАСКАНО входитъ.

             ЛУКР: Какъ? Джуліо? Въ такой нежданый часъ,
             Когда дворецъ въ движеньи, въ торжествъ,
             Вы оставляете толпу придворныхъ,
             Чтобъ услаждать меня своей бесѣдой?!....
             ДЖУЛІО. Что мнѣ толпа, когда во всей толпѣ
             Нѣтъ ни одной души, а Герцогиня
             Съ божественной душой, съ прекраснымъ сердцемъ!
             ЛУКРЕЦІЯ. Что слышно во дворцѣ?
             джуліо. Спросите лучше:
             Чего не слышно? Каждый говоритъ
             О радости, съ какой встрѣчаетъ свадьбу
             Великодушнаго Альфонса. Герцогъ
             Дѣйствительно великодушенъ очень;
             Онъ слушаетъ и вѣритъ терпѣливо
             Разсказамъ льстивыхъ царедворцевъ. Правда,
             Не вѣрить какъ тому, что намъ пріятно?--
             И какъ они забавны, эти люди!
             Одинъ меня утѣшилъ живописецъ,
             Который говорилъ, что онъ никакъ
             Не можетъ снять портрета съ Маргериты;
             Неправильность, безжизненность лица
             Въ его рукѣ удерживали кисть....
             Теперь же говоритъ, что отъ того
             Не могъ онъ снять портрета съ Маргериты,
             Что красота Альфонсовой невѣсты
             Для самой лучшей кисти недоступна.
             Всѣ говорятъ, всѣ льстятъ, всѣ хвалятъ, славятъ,
             А ни одинъ не скажетъ слова правды.
             Въ Феррарѣ былъ единый человѣкъ,
             Который могъ украсить этотъ праздникъ,--
             И искреннимъ, неподкупнымъ восторгомъ
             Хаосъ похвалъ презрѣнныхъ заглушитъ,
             И пѣснями прекрасными своими
             Торжественнѣе сдѣлать торжество.

(Лукреція снимаетъ съ рука кольцо и разсѣянно его оборачиваетъ.)

             Тѣ милости, какими я осыпанъ
             Отъ вашей Свѣтлости, даютъ мнѣ смѣлость
             Просить Васъ о предстательствѣ за Тасса.
             ЛУК: Я слышала.ю. выбыли... съ нимъ... не въ дружбѣ...
             ДЖУЛІО. Таковъ законъ позорной клеветы,
             Таковъ законъ посредственности низкой,
             Чтобы взаимной ссорой тѣхъ унизить,
             Которые возвысились надъ ними
             Прекрасными и чистыми дѣлами.--
             Нѣтъ, я всегда въ душъ любилъ Торквата,
             И въ тѣ часы, когда затихнуть страсти,
             Разоблачатся очи отъ земнаго,
             Я называлъ любимымъ, старшимъ братомъ
             Великаго Торквата.... Въ тѣ часы,
             Мнѣ самому, казалось, было лучше;
             Въ моихъ твореньяхъ больше видѣлъ славы,
             Что есть кому ихъ оцѣнить достойно
             И грудь моя надеждой трепетала,
             Что, можетъ быть, великій Тассъ, читая
             Мои творенья, тихо, про себя
             Похвалить стихъ иной, иное слово,--
             И съ радостью запечатлѣетъ ихъ
             Въ великомъ сердцѣ.... Если Ваша Свѣтлость
             Позволили мнѣ столько говорить
             О собственныхъ невольныхъ ощущеньяхъ,--
             Позвольте мнѣ изобразить восторгъ,
             Который вся Италія питаетъ....
             ЛУКРЕЦІЯ (встаетъ).
             Мнѣ это все извѣстно; но къ несчастью,
             Я при дворъ теперь такъ мало значу,
             Что всѣ мои старанія -- ничтожны!
             ДЖУЛІО. Я Герцогу не разъ ужъ говорилъ,
             Но онъ всегда откладывалъ на
             Я говорилъ не разъ его любимцамъ,
             Въ отвѣть однѣ насмѣшки только слышалъ.--
             ЛУКР. Торкватъ самъ виноватъ; онъ обижалъ....
             ДЖУЛІО (съ живостью).
             Но можно ли такихъ людей обидѣть?....
             ЛУКРЕЦІЯ. Скорѣе, нежели кого другаго....
             ДЖУЛІО. Я тщетно Вашу Свѣтлость безпокоилъ;
             Я думалъ, что въ такой душѣ прекрасной
             Воспоминанія не мрутъ такъ скоро;
             Воображалъ, что имя нашей славы,
             Которое Феррару освѣтило
             Безсмертнымъ блескомъ -- для Феррары свято;
             Что человѣкъ, испившій столько горя,
             Въ день радости, на радость возвратится;
             Но въ первый разъ я горько обманулся.
             И мнѣ, быть можетъ, рокъ готовитъ то же;
             Благой совѣть въ примѣрѣ подаетъ,
             И говоритъ: не совершайте жертвъ,
             Напрасно юной жизни не губите!
             Въ замѣну благъ, обѣщанныхъ столь щедро,
             Вамъ принесутъ одну неблагодарность....
             ЛУКРЕЦІЯ. Но...
             ДЖУЛІО.           Ваша Свѣтлость! извините дерзость
             Поступка моего; но я клянуся,
             Что болѣе не буду васъ тревожить
             Присутствіемъ и просьбой, отъ которыхъ
             Теперь же увольняю Вашу Свѣтлость!
  

ЛУКРЕЦІЯ (одна).

             Гордецъ! какъ дерзокъ онъ, неблагодаренъ
             И даже глупъ! Мнѣ Тассъ давно наскучилъ!
             Его любовь воздушная, пустая,
             Его стихи, мечтательныя рѣчи
             Терпѣніе мое превозмогли,
             И сколько хитростей я истощила,
             Чтобъ удалить -- влюбленнаго не такъ,
             Какъ мнѣ хотѣлось?! Философскій лепетъ
             Для разума пріятенъ, не для сердца....--
             Веселый нравъ, изображенье страсти
             Столь пламенной, кипучей, Италіянской --
             Къ Гаскано увлекли меня невольно....
             Явился онъ -- и милости мои
             Любовь мою довольно объяснили,
             А онъ хотѣлъ мнѣ Тасса возвратить,
             Какъ будто бы моей любви въ насмѣшку!....--
             Для женщины Поэты такъ опасны,
             Какъ женщина опасна для мужчинъ
             Обыкновенныхъ. Гордость ихъ безмѣрна;
             Ихъ сердце для любви не кроетъ мѣста;
             Влюбленные въ какія-то мечты,
             Въ чудесныя какія-то видѣнья,
             Они находятъ въ насъ не божество,
             А бѣдныя и слабыя творенья....--
             Но женщина, презрѣнная Поэтомъ,
             Ужаснѣе ужасныхъ всѣхъ чудовищъ!
             Месть -- свойство женщины, стихія наша;
             А кто же местью такъ, какъ мы, владѣетъ?
             Какой покровъ величія и славы
             Отъ женщины укроетъ человѣка?....--
             Какъ я пуста! есть мни о чемъ жалитъ!
             О суетныхъ ремесленникахъ славы,
             Поденьщикахъ подкупленныхъ похвалъ!....--
             Презрѣньемъ за презрѣнье! но презрѣнье
             Мое -- чувствительнѣе будетъ....
             Никто изъ васъ Лукрецьи не забудетъ!
  

ЛУКРЕЦІЯ и ЛЕОНОРА входитъ въ размышленіи.

             ЛЕОНОРА. Лукреція! какой ужасный шумъ
             Во всемъ дворцѣ; -- какъ много тамъ людей,
             Мужчинъ и дамъ.... а не съ кѣмъ говорить.
             ЛУКРЕЦІЯ. А Джуліо?
             ЛЕОНОРА.                     Онъ для меня несносенъ.
             Не разговоръ въ его устахъ ужасныхъ,
             А ядовитое шипѣнье змія.
             И кто отъ остроты его свободенъ?
             Кого языкъ его не оклевещетъ?
             Я отъ него, а онъ за мной бѣжитъ
             И сыплетъ градъ остротъ и колкихъ шутокъ...--
             Таковъ ли Тассъ? Божественный мой Тассъ?
             Съ какою простотой, съ какимъ смиреньемъ,
             Онъ восхищалъ и недруга и друга?
             Какъ онъ умѣлъ къ несчастью сострадать,
             Надежду лить въ израненное сердце
             И -- до себя -- насъ, бѣдныхъ, возвышать.
             Сегодня у меня былъ Константини.
             Онъ умолялъ, чтобы просить Альфонса
             О возвращеньи Тасса; но напрасно
             Просила я, онъ гордо отказалъ
             И говорилъ, что если изгнанъ Тассъ,
             То я тому единственной причиной!....
             лукреція Не гнѣвайся напрасно, Леонора!
             Ты знаешь, Тассъ былъ всѣми ненавидимъ,
             За гордое презрѣніе ко всѣмъ,
             ЛЕОНОРА. Сестра! какъ понимать твои слова?
             ЛУКРЕЦІЯ. Какъ хочешь! Искренность моя богиня,
             И такъ скажу, что даже мнѣ -- твое
             Не нравилось съ Поэтомъ обращенье!
             Всегда наединѣ съ своимъ любимцемъ,
             Ты слушала, по цѣлымъ днямъ, стихи,
             Въ которыхъ онъ, какъ тать, къ тебѣ ласкался;
             Твой благосклонный взоръ -- всегда горѣлъ
             Какимъ-то неприличнымъ одобреньемъ;
             Естественно, что всякій началъ думать
             Невыгодно о замыслахъ Поэта....
             ЛЕОНОРА. Лукреція! какія подозрѣнья!
             Когда и кто мнѣ можетъ упрекнуть
             Въ презрѣнномъ и нескромномъ поведеньи?
             Не ты ль сама, Въ своемъ Кастель-Дурантѣ
             Съ утра до вечера сидѣла съ Тассомъ,
             И безъ свидѣтелей! Молва не смѣла
             Ни клеветать, ни сѣять подозрѣній;
             Не ты ль сама, въ отсутствіи супруга,
             Такъ весело съ нимъ проводила время?
             И каждый день все съ нимъ, да съ нимъ однимъ!
             А я тебѣ ни слова не сказала,
             Которымъ бы могла тебя обидѣть.
             Я радовалась твоему веселые,
             Я восхищалась вашей чистой дружбой,--
             И ты теперь меня же упрекаешь,
             Что ласково я слушала его!
             Почтительный и скромный, никогда
             Онъ ни къ кому не зналъ порочной страсти;
             Всѣмъ существомъ своимъ Поэтъ великій,
             Самъ неземной, онъ въ неземную область -
             Всегда стремился, какъ святая мысль.--
             И признаюсь, я полюбила Тасса:
             За чистое его души веселье,
             За дѣтскую привязанность ко мнѣ!....
             ЛУКРЦІЯ. Дитя, дитя, въ ребяческомъ восторгѣ
             Не слышишь ты тѣхъ тягостныхъ оковъ....
             ЛЕОНОРА. Оковы? Нѣтъ. Воздушная любовь,
             Какъ воздухъ, и легка, и безопасна!....
             ЛУКРЕЦІЯ. Мечты тебя чаруютъ, Леонора!
             ЛЕОНОРА. Пускай мечты; но сладкія мечты.
             Въ нихъ нѣтъ ни мукъ, ни горя, ни страданья;
             Зачѣмъ же глупо умерщвлять ту радость,
             Которая намъ ослащаетъ жизнь?
             И ты сама любила также Тасса?--
             ЛУКРЕЦІЯ. Я только Тассовы стихи любила.
             ЛЕОНОРА. Не признаешься. Будто преступленье
             Его любить!
             ЛУКРЕЦІЯ. Супругъ мой, Леонора,
             Быль для меяя предметъ любви единый.
             ЛЕОНОРА. Супруга ты любила, какъ супруга;
             Я всякая должна любить супруга....
             Но Герцога Урбино ты забыла,
             На умъ тебѣ онъ больше не приходитъ,
             А о Торкватѣ....
             ЛУКРЕЦІЯ. Ты жъ все говоришь,
             А я объ немъ уже давно забыла.
             ЛЕОНОРА. Забыла? такъ! забыть его легко.
             Мы даже часто Бога забываемъ;
             Но, вспомнивъ, совѣстно смотрѣть на свѣтъ,
             На памятникъ его благодѣяній....
             И вновь къ Нему, какъ дѣти, прибѣгаемъ
             Лукреція! быть можетъ, онъ невольно
             Твой гордый умъ иль сердце оскорбилъ;
             Быть можетъ, онъ, застѣнчивый и скромный,
             Твоимъ мечтамъ не отвѣчалъ вполнѣ;...
             Но онъ любилъ, клянусь, любилъ тебя....
             Какъ часто, предо мной печально сидя,
             Онъ говорилъ о будущности мрачной:
             Но о тебѣ воспоминаньемъ сладкимъ
             Онъ разгонялъ всѣ тучи размышленій
             И взоръ его опять свѣтлѣлъ надеждой!
             Какъ часто, въ мрачные часы печали.
             Въ его устахъ, какъ тихій вѣтеръ въ струнахъ,
             Лукреція, твое звучало имя!
             Казалось, бѣдный силился закрыть
             Свою любовь, но чувства полнота
             Безсильный умъ его превозмогала!
             И ты его такъ хладнокровно гонишь!
             Ты первый врагъ ему и врагъ лютѣйшій!...
             ЛУКРЕЦІЯ (обнимая Леонору).
             О перестань, мой ангелъ -ж- Леонора!
             Къ чему напоминать мнѣ заблужденья?
             ЛЕОНОРА. Лукреція! любовь не заблужденье!
             Такъ говорилъ Поэтъ -- и кто не вѣритъ?--
             Кто на себѣ не испыталъ тѣхъ словъ?
             ЛУКРЕЦІЯ. О не буди въ груди моей геенны....
             ЛЕОН. О милый другъ, сильна ты передъ братомъ;
             Проси его, чтобъ возвратилъ намъ Тасса;
             Онъ ласковъ, добръ; клеветники и зависть
             Въ немъ гнусныя рождали подозрѣнья.
             Въ день радости, быть можетъ, онъ забудетъ
             О клеветѣ, о зависти, о сплетняхъ;
             Онъ самъ любилъ его; быть можетъ, любитъ
             Еще теперь; любовь къ великимъ людямъ
             Не скоро гаснетъ; можетъ быть и Герцогъ
             Воспоминаньемъ сладкимъ оживится
             И нашего Торквата призоветъ,
             Чтобъ примириться съ славой и потомствомъ.
             Моли его, Лукреція, моли,
             Какъ я молю тебя!
             ЛУКРЕЦІЯ.           Нѣтъ, Леонора!
             Не добрый ангелъ ты, но ангелъ мститель!
             ЛЕОНОРА. Пусть такъ!
  

ТѢ ЖЕ и АЛЬФОНСЪ.

             АЛЬФОНСЪ. Въ день радости, всеобщаго веселья,
             Когда мы всѣ, въ торжественныхъ одеждахъ,
             Прекрасной Маргариты ожидаемъ,
             Лишь вы однѣ въ такомъ уединеньи
             Печальны, безпокойны и угрюмы.
             И кажется, вы къ брату хладнокровны....
             Мой бракъ вамъ непріятенъ?...
             ЛУКРЕЦІЯ.                     Ваша Свѣтлость
             Вы намъ отецъ и другъ и благодѣтель!
             Давно великодушнаго Альфонса
             Прославлены и доброта и мудрость;
             Какъ смъли бъ мы,-- мы, слабыя созданья,
             Васъ осуждать, когда мы твердо знаемъ,
             Что все, что вы ни сдѣлаете,-- благо!
             Нѣтъ! радостно встрѣчаемъ мы зарю
             И вашего и нашего блаженства;
             Съ покорностью, мы тепло молимъ Бога,
             Да проліетъ свои благодѣянья
             На васъ, супругу вашу и потомство....
             (Какая мысль въ моемъ умѣ сверкнула;
             О, торжество, когда она удастся!...) --
             На радости, обыкновенно, люди
             Оказывать благодѣянья любятъ;
             Мы, вѣруя въ обыкновенье, просимъ
             У Вашей Свѣтлости....
             АЛЬФОНСЪ.                     Чего хотите?
             Все сдѣлаю для васъ, хотя бы послѣ
             И пожалѣлъ.... И такъ чего?
             ЛУКРЕЦІЯ.                     Прощенья
             Торквату Тассу....
             АЛЬФОНСЪ (встревоженный). Какъ?... Торквату Тассу?...
             Вы знаете, онъ домъ мой оскорбилъ
             Разсказами про связи съ Леонорой;
             Когда ко мнѣ о томъ достигли слухи
             Отъ собственныхъ его друзей, я призвалъ
             Его къ себѣ.... Онъ началъ запираться.
             Клялся, что никому не говорилъ;
             Но что сестру мою, сестру Альоонса
             Онъ любитъ страстно.... Такъ скажите-жъ сами:
             Какъ долженъ былъ я поступить съ Торкватомъ?
             Я въ тотъ же день велѣлъ ему -- Феррару
             Оставить навсегда....-- Прошенье ваше
             Мнѣ тягостно; но слова своего
             Не нарушалъ еще Феррарскій Герцогъ....--
             Согласенъ я, но, Леонора, надо,
             Чтобъ ты одно исполнила условье.
             ЛЕОНОРА. Все, все на свѣтѣ....
             АЛЬФОНСЪ. Не спѣши обѣтомъ!
             Оно, я знаю, тягостно и трудно;
             Но иначе не быть въ Феррарѣ Тассу.
             Она будетъ здѣсь; но ни единнымъ словомъ,
             Ни ласковымъ, ни грознымъ, не должна ты
             Его дарить.... Исполнишь-ли?--
             ЛЕОНОРА.                               Исполню!
             АЛЬФОНСЪ. Такое средство вылечитъ Торквата,
             Меня въ моихъ догадкахъ разувѣрить,
             И цѣлому семейству возвратить
             Покой и честь.... но

Садится къ столу и пишетъ.

                                 Отдайте Константини,
             Онъ Тассу другъ!... О странной этой мѣрѣ
             Не говорите ни кому! Языкъ придворный,
             Вы знаете, какъ колоколъ огромный,
             Всѣ тайны сокровенныя семейства
             Разноситъ далеко и...
  

ТѢ ЖЕ и КОНСТАНТИНИ.

             КОНСТАНТИНИ. Ваша Свѣтлость!
             Ужъ ѣдетъ Герцогиня!
             АЛЬФОНСЪ.                     Поспѣшимъ
             На встрѣчу къ ней! (Отдаетъ записку.) Исполнить,
             Константини!
  

ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ.

Дворцовая площадь въ Феррарѣ; съ одной стороны дворецъ, съ другой домъ Константяни.

Толпа различнаго состоянія людей и ТАССЪ между нищими.

             ПЕРВЫЙ голосъ. Они пѣшкомъ пойдутъ?
             ВТОРОЙ.                                         Пѣшкомъ?
             ПЕРВЫЙ.                                                   На встрѣчу?
             ВТОРОЙ. На встрѣчу, да! А Маргерита также
             Изъ золотой кареты выйдетъ; вмѣстѣ
             Они пойдутъ по красному сукну,
             Чтобы народъ имѣлъ и честь и счастье
             Свою вторую Герцогиню видѣть....
             первый. Какъ добръ Альфонсъ! Какъ онъ народъ свой любитъ!
             Во всей Италіи онъ первый Герцогъ!
             ТРЕТІЙ. Во Франціи и при Дворѣ Франциска
             Не видано такого торжества.
             четвертый. А посмотрѣлъ бы ты картинный задъ;
             Какихъ чудесъ тамъ нѣтъ?.... Екатерина
             Во Франціи....
             ТРЕТІЙ.           Не до того ей; знаешь,
             Какъ шатка власть твоей Екатерины....
             ЧЕТВЕРТ. Оправдывай, какъ хочетъ; но признайся,
             Изящныя Искусства у Французовъ
             Ни процвѣтать, ни даже жить не могутъ.
             ТРЕТІЙ. За то у насъ Декартъ, Монтанъ....
             ЧЕТВЕРТЫЙ.                                         И, полно!
             Что Философія, когда не смысламъ
             Простымъ умомъ жить весело и мирно.
             ТРЕТІЙ. Придетъ пора....
             ЧЕТВЕРТЫЙ.                     Придетъ, но долго ждать...
             ПЯТЫЙ. О не таковъ Филиппъ! въ Арангуэцъ,
             Онъ, запершись въ чертогахъ неприступныхъ,
             Весь сватъ поставилъ на Испанской картъ
             И мѣритъ: можетъ ли его вмѣстить
             Въ Испанскіе предѣлы....
             ШЕСТОЙ.                     Да сегодня
             Большой концертъ у Герцога; а завтра
             Большой турниръ, а послѣ завтра свадьба;
             Весь городъ будетъ освѣщенъ недѣлю,
             Недѣлю весь дворецъ открытъ народу....
             Но что за шумъ? куда бѣжитъ народъ?
  

АЛЬФОНСЪ, сопровождаемый многочисленною свитою, сходитъ съ крыльца и, раскланиваясь на всѣ стороны, проходитъ сцену*

             НАРОДЪ (слѣдуя за нимъ)
             Да здравствуетъ Альфонсъ великодушный!
             Да здравствуетъ Альфонсъ великодушный!....
  

НИЩІЕ, поддерживающіе обомлѣвшаго Тасса.

             СТАР. Что сталось съ нимъ?.. Воды, друзья, воды!...
             Онъ изнемогъ....
             ПЕРВЫЙ НИЩІЙ. Онъ умеръ!
             ВТОРОЙ.                               Сердце бьется,
             Онъ дышитъ!
             ТРЕТІЙ.           Отойдетъ! Пусть прохладится
             Въ тѣни, въ покоѣ...
             СТАРИКЪ.           Бѣдный, добрый странникъ,
             Что сильно такъ могло его встревожить!
             ТАССЪ (приходя въ себя).
             Ужасный сонъ!... Прекрасный сонъ!... О, сколько
             Для сердца радостныхъ воспоминаній!
             Какъ трудно снесть одну минуту счастья,
             А что-жъ, когда всѣ дни былаго счастьи
             Втѣснятся въ грудь, истерзанную горемъ?...
             Какъ больно мнѣ, друзья! Въ глазахъ темнѣетъ...

Нищіе сажаютъ его за крыльцѣ дома Константини.

  

ТѢ ЖЕ и ГЕРЦОГЪ съ МАРГЕРИТОЙ, сопровождаемые еще большимъ числомъ придворныхъ и народа.

             НАРОДЪ. Да здравствуетъ Альфонсъ Великодушный!
             Да здравствуютъ Альфонсъ и Маргарита!
             ТАССЪ (вставъ, на крыльцѣ).
             О, дайте мнѣ увидѣть торжество,
             О, дайте мнѣ увидѣть божество,
             Которое привѣтствуетъ Феррара!
             Враги мои, вамъ свѣтелъ этотъ день,
             Вамъ, безъ молитвъ, даруетъ небо радость
             И, въ счастія, не молитесь вы Богу....
             НАРОДЪ. Да здравствуютъ Альфонсъ и Маргерита!
             ТАССЪ (преклоняя колѣно).
             Позволь же, Боже правый, да несчастный,
             Послѣдній сынъ изъ твоего семейства,
             Смиренныя свои желанья скажетъ!
             Даруй, Отецъ, въ супружествѣ Альфонсу:
             Согласье, миръ и чистую любовь!
             Даруй ему счастливое потомство!
             Даруй ему неподкупныхъ друзей,
             Совѣтниковъ правдивыхъ и почтенныхъ,
             И благодать простри въ его землѣ!

Въ продолженіе этихъ стиховъ Альфонсъ восходятъ на крыльце дворца съ Маргеритой; придворные уходятъ за нимъ; народъ разсѣвается.

  

ТАССЪ (на крыльцѣ), НИЩІЕ, КОСТАНТИНИ И ГОНЗАГО поспѣшно приближаются къ дому, на крыльцѣ коего сидитъ ТАССЪ.

             КОНСТАНТИНИ. Зайдемъ ко мнѣ. Отправлю я гонца
             Къ Торквату Тассу; а потомъ мы вмѣстѣ
             Пойдемъ на балъ. Ужъ поздно, вечерѣетъ; --
             Что если мы въ недѣлю не отыщемъ
             Торквата Тасса.... Боже! это онъ!
             Но, если ошибаюсь, будетъ стыдно
             Обнять бродягу....
             ТАССЪ.           Какъ все измѣнилось!
             И другъ меня чуждается, боится....

Оглядываясь.

             Такъ, это домъ вельможи Константини,
             Когда-то друга.... Онъ узналъ меня....
             Не хочетъ онъ начать со мною рѣчи; --
             Такъ я начну!-- Я этимъ нищимъ -- въ тягость;
             Они меня и сторожатъ и кормятъ;
             А я еще ни разу не спросилъ
             У проходящихъ подаянья. Стыдно!--
             У Константини попросить не стыдно;
             Онъ добрый, благородный человѣкъ,
             КОНСТ. Нѣтъ, то не онъ! Пойдемъ, скорѣй отправимъ
             Гонца....
             ТАС. (одной рукой закрывая глаза и простирая другую).
                       Прошу васъ, доблестный вельможа,
             Дать... этимъ... бѣднымъ... нищимъ... подаянье...

(Константини даетъ ему деньги, но, въ ужасѣ, онъ отбрасываетъ ихъ.)

             Нѣтъ! Не хочу... Не мнѣ... вотъ этимъ... нищимъ!
             КОНСТАНТИНИ. Но кто же ты?
             ТАССЪ.                               И самъ не знаю, кто.
             Какой-то демонъ, изгнанный изъ ада;
             Чудовище, живущее безъ жизни....
             КОНСТАНТИНИ. Но какъ зовутъ?
             ТАССЪ.                     Меня? Великимъ звали!
             Теперь зовутъ изгнанникомъ и нищимъ
             Не нищій я въ Соренто; тамъ дворецъ
             Гербомъ моимъ и именемъ украшенъ; --
             Въ Феррарѣ, я и нищій и изгнанникъ.
             КОНСТАНТИНИ. Великій Тассъ!
             Нищіе съ ужасомъ отступаютъ.
             ТАССЪ (бѣжитъ отъ Константини.) Я погубилъ себя!
             Изгнанника теперь взведутъ на плаху.
             КОНСТАНТИНИ. Не убѣгай! О, дай себя обнять...
             Я не узналъ; ты какъ перемѣнялся!
             ТАССЪ. Бѣги меня, мой добрый Константини!
             КОНСТАНТИНИ. О перестань!Теперь другое время...
             ТАССЪ. Не говори! Альфонсъ мнѣ не проститъ....
             КОНСТАНТ. Позволь себя, мой другъ, переувѣрить;
             Прочти вотъ это....
             ТАССЪ (пробѣжавъ записку.) Небо! я прощенъ!
             О мой Альфонсъ, Альфонсъ великодушный!
             Въ чрезмѣрной радости.
             Вы, свѣтлыя, блистательныя звѣзды,
             Я васъ опять увижу, напишу
             Я цѣлую Поэму Маргеритѣ....
             Какъ поклонюсь Лукреціи прекрасной,
             Какъ поклонюсь небесной Леонорѣ!
             Да здравствуетъ Альфонсъ великодушный!--
             Я къ нимъ пойду, и стану передъ ними,
             Какъ жрецъ любви, надеждъ и ожиданій,
             И, ласково весь пиръ окинувъ взоромъ,
             Благословлю ихъ вожделѣнный бракъ!--
             Я не одѣтъ; подъ рубищемъ такимъ,
             Они меня, быть можетъ, не узнаютъ;
             Но вдругъ, узнавъ меня, какой восторгъ
             Пробудится въ ихъ лицахъ и движеньяхъ.
             Пойдемъ, друзья, Гонзаго, Константини,
             Вы спутники мои пойдемте также;
             Онъ приметъ васъ, онъ наградитъ васъ златомъ;...

Хочетъ итти.

             КОНСТАНТ Мой другъ ты позабылъ, что при дворѣ.
             Священныя живутъ обыкновенья,
             Которыя нарушить невозможно....
             И о тебѣ должны мы доложить.--
             А ты пока поди, переодѣнься;
             Въ моемъ дворцѣ тебя всѣ знаютъ.
             ТАССЪ (медленно уходя въ домъ Константини.). Боже!
             Такъ мало радостей,-- и тѣ -- въ оковахъ:
             А горестей такъ мною и свободны!
             КОНСТ. Мы поспѣшимъ; онъ долго ждать не станетъ!
  

НИЩІЕ со страхомъ приближаются къ предсценѣ.
Темнѣетъ; во дворцѣ зажигаются огни.

             ПЕР: Нищ: Такъ это Тассъ?Какой же онъ волшебникъ?
             И золота достать себѣ не могъ.
             ВТОРОЙ. Теперь, какъ видно, дьявольская сила
             Въ немъ притупилась! Никогда добромъ
             Не кончатся проказы чародѣйства.
             СТАР. Друзья, какъ вамъ не стыдно легковѣрно
             Молвой презрѣнной черни увлекаться!
             Вы видѣли, какъ ласковъ онъ и добръ.
             Спокоенъ, тихъ; стихи его вы сами
             Пѣвали прежде.
             ПЕРВЫЙ.           Правда, добрый старецъ,
             Стихи его прекрасны; но въ народѣ
             Слухъ носится, что ихъ писали черти.
             ТРЕТІЙ. И тетушка, и бабушка моя
             Ужъ съ годъ тому, разсказывали мнѣ,
             Что этотъ Тассъ, на огненномъ конѣ
             По небесамъ летаетъ каждой ночи,
             Что у него, глаза горятъ, какъ угли;
             Что двухъ дѣтей онъ въ ихъ селѣ укралъ
             И корсерамъ за десять скуди продалъ.
             ВТОРОЙ. За десять скудъ? Что если это тѣ,
             Которыя онъ далъ намъ на дорогѣ?
             Избавь насъ отъ грѣха, святый Антоній!
             ТРЕТІЙ. Смотрите! онъ идетъ! Уйдемъ скорѣе....
             НИЩІЕ (разбѣгаясь). Уйдемъ, уйдемъ....
             СТАРИКЪ (медленно уходя за ними). Какъ глупы эти дѣти!
  

ТАССЪ одинъ, переодѣтый.

             Темно; но въ окнахъ чудный свѣтъ.--
             Собрались гости; дружно, шумно,
             Краснорѣчиво, остроумно
             Бесѣда льется.... Горя нѣтъ;
             Такъ почему жъ не веселиться?
             Я ужъ готовъ; совсѣмъ одѣтъ;
             Иду съ Альфонсомъ примиряться.--

(Послѣ нѣкотораго молчанія).

             А Константини нѣтъ, какъ нѣтъ!
                       * * *
             Я кавалеръ, и мечъ я взялъ;
             Онъ мнѣ присталъ; онъ мнѣ забава;
             Мнѣ мечь Альфонсъ за храбрость далъ;
             А золотую лиру -- слава!
             Но мнѣ пріятнѣй съ славой жить:
             Какъ сила, слава не проходитъ,
             Какъ время, слава не летитъ....
  
             А Константини не приходятъ!
                       * * *
             Но Слава -- съ смертію граничитъ;
             И жизни, бѣдная, она
             Ни продолжитъ, ни увеличитъ!
             Вотъ почему мнѣ жизнь мила,
             Хотя она обвита славой!
             Такъ! все сѣдая смерть убьетъ,
             Все подкоситъ косой кровавой....
  
             И Константини не придетъ!
                       * * *
             Вотъ освященная святыня
             Всѣхъ радостей моихъ,-- дворецъ!
             Тамъ и она, моя богиня,
             Моя стихія, мой вѣнецъ!
             Вотъ, вотъ она! Меня узнала,
             Меня манить, меня зоветъ
             Шаткомъ махнула и пропала....

(Рѣшительно).

             Нѣтъ! Константини не придетъ!

(Поспѣшно уходитъ во дворецъ Альфонса).

  

ЯВЛЕНІЕ ТРЕТІЕ.

ДАМА и КАВАЛЕРЪ проходятъ черезъ сцену; слышна далекая музыка.

             ДАМА. Нѣтъ, кавалеръ! терпѣнья на минуту!
             КАВАЛ. Я ужъ терплю шесть тягостныхъ часовъ.
             ДАМА. Мой мужъ за мной, какъ привиденье,ходитъ...
             КАВАЛЕРЪ. Тѣмъ лучше.. поединокъ васъ избавитъ.
             ДАМА. Нѣтъ! быть вдовой я не хочу... Ахъ вотъ онъ!...

(Уходитъ).

  

N. и ДАМА ВТОРАЯ.

             N. Измѣнница! ты будешь безъ супруга
             Въ могилѣ....
             ВТОРАЯ ДАМА. Боже мой! какъ вамъ не стыдно
             Меня одну оставить? Вашъ племянникъ
             Мнѣ надоѣлъ несносными рѣчами....
             N. Прекрасная Синьора! Этотъ неучъ
             Всѣмъ дѣвушкамъ, всѣмъ женамъ обѣщаетъ,
             Богъ знаетъ, что; а молодые люди
             Всѣ вѣтренны; напротивъ пожилые
             Всѣ постоянны и въ любви и въ мести....
             ДАМА. Къ чему, синьоръ, такое предисловіе!
             N. Я васъ хотѣлъ предостеречь....
             ДАМА.                               Напрасно.
             Куда же вы?
             N.           Сей часъ! скажу два слова
             Моей женъ....
             ДАМА.           Я буду въ этой залѣ.

(Уходятъ въ разныя стороны).

  

ЛУКРЕЦІЯ и ТРЕТІЯ ДАМА.

             ДАМА. Какъ, Ваша Свѣтлость, сами вы рѣшились
             Невѣрному просить прощенья?...
             ЛУКРЕЦІЯ.                               Да!
             ДАМА. Какая жъ цѣль?
             ЛУКРЕЦІЯ.                     Чтобъ погубить вѣрнѣе,
             И отплатить и Тассу и Гаскано
             Гаскано также любитъ Леонору.... (Уходятъ).
             ЛЕОНОРА. Я не могу отъ Джуліо уйти....
             Жду, не дождусь прекраснѣйшаго друга!
             Но, бѣдная! обѣтъ въ твоихъ устахъ
             Какъ адъ горитъ.... Но вотъ опять Гаскано!...

(Уходитъ).

  

ДЖУЛІО ГАСКАНО и ВТОРОЙ КАВАЛЕРЪ.

             ДЖУЛІО. Она бѣжитъ!...
             КАВАЛЕРЪ. Скажите мнѣ, Синьоръ,
             Турниръ въ Феррарѣ будетъ? Вы молчите....
             ДЖУЛІО (уходя).
             Не знаю.
  

ВТОРОЙ и третій кавалеры,

             ВТОРОЙ.           Я хотѣлъ... Какъ онъ задумчивъ!
             Мое почтенье! Что турниръ....
             ТРЕТІЙ.                               Не знаю!
             ВТОРОЙ. Никто не знаетъ; вотъ смѣшно!
             ТРЕТІЙ.                                         Спросите
             У Герцога....
  

ТѢ ЖЕ и АЛЬФОНСЪ.

             АЛЬФОНСЪ. Синьоръ! прошу покорно
             Позвать ко мнѣ Секретаря.... да вотъ онъ!
  

ТѢ ЖЕ и КОНСТАНТИНИ.

             КОНСТАНТ. Ахъ, Ваша Свѣтлость! Онъ ужъ здѣсь...
             АЛЬФОНСЪ.                                                   Тѣмъ лучше!
             Идите и просите....
  

Альфонсъ и Константини уходятъ въ разныя стороны.

  

ВТОРОЙ и ТРЕТІЙ КАВАЛЕРЫ.

             ВТОРОЙ КАВАЛЕРЪ. Непонятно!
             Кого просить велѣлъ онъ?
             ТРЕТІЙ.                     Я не знаю!
             Какой нибудь заѣзжій иностранецъ;
             Теперь въ Италіи, со всѣхъ сторонъ,
             Какъ крестовой походъ, тѣснятся гости.
             Микель-Анджело, Рафаэль, и много
             Великихъ живописцевъ, музыкантовъ,
             Ваятелей и Зодчихъ и Поэтовъ,
             Умершихъ и живущихъ -- любопытство
             Во всей Европѣ возбуждаютъ....
  

ТѢ ЖЕ и ТАССЪ.

             ТРЕТІЙ КАВАЛЕРЪ. Кто тамъ?
             Ба! Это Тассъ! Насильно хочетъ онъ
             Ворваться во дворецъ, куда на вѣки
             Ему закрыты двери....
             ВТОРОЙ.                     Надо выгнать!
             Альфонсъ за то намъ будетъ благодаренъ....
             ТАССЪ (приближаясь къ предсценѣ, въ размышленіи).
             Какъ сладостно текутъ земныя звуки!
             О! Музыка -- есть страстный разговоръ
             Небесъ съ землей.... я ужъ давно примѣтилъ,
             Что въ звукахъ тайное горитъ желанье,
             Что по душъ они, какъ пламя ходятъ.
             ВТОРОЙ. Кто васъ впустилъ? Какъ смѣли вы войти?
             ТАССЪ. Дитя не горячись! Въ твоей груди
             Духъ гордости давно ли поселился?
             Иль, можетъ быть, отъ сплетней и вѣстей
             Ты сердце потерялъ и умъ и память,
             И позабылъ черты Торквата Таоса!
             ВТОРОЙ Кав: Бродяга! Вонъ! ты вѣрно позабылъ,
             Что во дворецъ....
             ТАССЪ.           Самъ Герцогъ пригласилъ!
             ВТОРОЙ КАВАЛЕРЪ.
             Ахъ, извините! Мнѣ еще сегодня
             Графъ Парчи говорилъ, что ни за что
             Альфонсъ васъ возвратить не согласится!
             Но если такъ, позвольте васъ поздравить,
             Позвольте васъ обнять... Я былъ всегда
             Защитникомъ и вѣрнымъ вашимъ другомъ!
             ТАССЪ. Бродяга! Прочь! Тѣмъ самымъ языкомъ
             Ты смѣлъ изрѣчь святое имя дружбы!
             Безъ сердца, ты хотѣлъ казаться съ сердцемъ,
             И ядовитой грудью грудь прижать,
             Разбитую подобными себѣ.

(Второй Кавалеръ уходитъ).

             Ушелъ! не выслушалъ своей исторьи!
             ТРЕТІЙ КАВАЛ. Вы говорите слишкомъ рѣзко....
             ТАССЪ.                                                   Правда!
             Какъ вы, я не умѣю золотить
             Коварныхъ словъ.... А вы? Вашъ умъ лукавый
             Есть философскій камень. Все дурное,
             Все гнусное, достойное презрѣнья,
             Вы превращаете свободно въ злато....

(Третій Кавалеръ уходитъ).

             Другой ушелъ! А люди говорятъ,
             Что глупость -- терпѣлива.... Всѣ исчезли....
             Ни одного знакомаго лица!
             Лукреція! Она меня у тѣшитъ....
  

          ТАССЬ, ЛУКРЕЦІЯ и ТРЕТЬЯ ДАМА.

             ЛУКРЕЦІЯ.
             (Какъ? Тассъ ужъ здѣсь? Онъ самъ приходитъ въ сѣти...
             Узнай, гордецъ, насмѣшку и презрѣнье!
             Они твои мучители до гроба!)
             ТАССЪ. Лукреція! я возвратился къ вамъ,
             И клевета меня ужъ не пугаетъ.
             Увѣрился ль Альфонсъ великодушный,
             Что страсть моя вѣнца не оскорбляетъ?
             ЛУКРЕЦІЯ. Но, кавалеръ, я васъ не понимаю.
             Какая страсть?
             ТАССЪ.           Оставьте, Герцогиня!
             Я восхищенъ свиданьемъ съ вами....
             ЛУКРЕЦІЯ. (презрительно).           Право!
             Какая честь! Восторги стихотворца
             Мы разбирать умѣемъ....
             ДАМА.                     Ваша Свѣтлость!
             Смотрите, отъ краснѣетъ и блѣднѣетъ;
             Глаза его ужасно какъ-то ходятъ....
             ТАССЪ. Лукреція! я васъ не узнаю!
             Вы прежде были такъ любезны, скромны,
             Такъ милостивы, откровенны. Чудно
             Перемѣнились вы!... Но дайте руку,
             Позвольте мнѣ горнимъ поцѣлуемъ
             Почтенія....
             ЛУКРЕЦІЯ. Синьоръ, вы слишкомъ дерзки!:
             ТАССЪ. Волшебница! Когда я былъ моложе,
             И юности торжественный румянецъ
             На пламенныхъ ланитахъ разгарался,
             О дерзости уста твои молчали.
             Теперь, когда отъ горя и тоски
             Я поблѣднѣлъ, и ясныя морщины
             По моему челу проводятъ годы,
             Я дерзокъ сталъ... Вотъ женщинъ образецъ!
             ЛУКРЕЦІЯ. Ха, ха, ха, ха! Вы помыкались! Бѣдный!
             Вы нездоровы... вамъ лечиться надо....

(Уходятъ съ дамой).

ТАССЪ одинъ.

             Коварные! за тѣмъ меня призвали,
             Чтобъ презирать! Чтобъ горькою насмѣшкой
             Напоминать Мнѣ слабость и страданья!
             Но, въ цвѣтѣ лѣтъ, я не былъ обольщенъ
             Ни прелестью, ни страстію твоею.
             Я ихъ отвергъ, презрѣлъ и пренебрегъ;
             Я отвлекалъ тебя отъ низкой страсти
             И въ женщину величіе вливалъ;
             А ты неблагодарна; понимаю:
             Тебя твоя природа увлекла.
             Какъ прежде ты нуждалась въ сердцѣ друга,
             Чтобъ чистоту свою въ немъ созерцать;
             Такъ ты теперь, преступная, боишься,
             Чтобъ гнусности своей въ немъ не увидѣть.
             Какъ зеркало, Поэта сердце чисто,--
             И отразитъ тебя -- въ твоемъ лишь видъ!
  

          ТАССЪ и ЛЕОНОРА.

             ТАССЪ. Не такова младая Леонора,
             Высокій образъ доброты сердечной,
             Поэаія, пріявшая тѣлесность.
             ЛЕОНОРА (увидѣвъ Тасса, содрогается и въ изнеможеніи берется за спинку стула).
             Торкватъ!
             ТАССЪ. Торкватъ у вашихъ ногъ.
             Вы сонъ его любви, вы -- небо Тасса,
             Вы тотъ вѣнецъ, мучительный и сладкій,
             Которымъ жизнь увѣнчана моя.
             Я весь въ огнь, въ какомъ-то вдохновеньи,
             Проникнутый восторгомъ и почтеньемъ,
             Цѣлую прахъ, на коемъ ты стоишь,
             Владычица желаній, чувствъ и мыслей.
             Какъ радуга, твой взоръ напоминаетъ,
             Что примиренъ нашъ міръ несчастный съ небомъ;
             Какъ громъ небесъ, такъ голосъ звучный твой
             Присутствіе свидѣтельствуетъ Бога.
             О! улыбнись, заря моей надежды,
             Проговори, благовѣститель счастья!

(Леонора хочетъ уйти, но въ безсиліи падаетъ на стулъ, отворачивая отъ Тасса голову).

             О Боже Всемогущій! за всѣ кары,--
             Которыми безчеловѣчный жребій
             Преслѣдовалъ несчастнаго пѣвца,--
             Такая мнѣ награда?! Съ отвращеньемъ
             Ты приняла несчастнаго Торквата,
             За то, что онъ любилъ тебя такъ страстно....

(Леонора протягиваетъ руку...)

             Ты хочешь говорить.... о, дай мнѣ жизнь!
             Скажи одно спасительное слово....

(Леонора снова отъ него отворачивается.)

             О, ты сестра Лукреціи! Я вижу....
             Ты увлекла несчастнаго Торквата,
             Чтобъ онъ, какъ рабъ за пышной колесницей
             Твоихъ побѣдъ торжественно ходилъ;
             Чтобъ умножалъ презрѣнное число
             Обманутыхъ надеждами любимцевъ!

(Леонора падаетъ безъ чувствъ).

             Чтобъ гимны пѣлъ во славу Леоноры,
             И недостойное потомства имя
             Самимъ собой преступно обезсмертилъ.
             О, я предамъ безсмертію Тебя,
             И огненнымъ ужаснымъ языкомъ
             Я разскажу всю повѣсть злодѣяній,
             Которыми Поэта умерщвляли.

(Приходитъ въ помѣшательство.)

             Прощеніе, Альфонсъ, достойно казни!
             Какой постыдный, черный заговоръ!
             Лукреція, Альфонсъ и Леонора,
             Гонзаго, Константини, всѣ вельможи,
             Весь Дворъ -- одинъ питаютъ злобный умыслъ,
             Какъ погубить скорѣе и вѣрнѣе
             Несчастнаго Торквата....
  

ТѢ ЖЕ И ДЖУЛІО ГАСКАНО.

             ТАССЪ. (схвативъ за руку Гаскано).
                                           Ахъ, Гаскано!..
             Спасай меня! Кругомъ, вездѣ убійцы....
             ГАСКАНО (увидавъ Леонору безъ чувство).
             Ахъ, Боже мой! Она безъ чувствъ....
             ТАССЪ. (схвативъ и другую руку Гаскано).
                                                     Не тронь!
             Я, я убилъ ее! Ужаснымъ громомъ
             Я поразилъ преступницу! Ни слова!
             Спасай меня....
             ГАСКАНО, (стараясь освободиться изъ рукъ Тасса).
                                 Прочь отъ меня, убійца!
             ТАССЪ. И ты злодѣй! Нѣть, поздно, не пущу.
             Какъ другу, я тебѣ повѣрилъ тайну,
             А ты меня бѣжишь продать....
             ГАСКАНО.                     Несчастный!
             Я самъ могу тебя соединить
             Съ несчастной жертвой твоего безумья....
             ТАССЪ. О, я готовъ! Когда-бъ по одиночкѣ
             Всѣ заговорщики на мечъ мой грозный
             Такъ добровольно набѣгали....
             гаскано.                               Трусъ!
             Пусти меня, тогда увидимъ....
             ТАССЪ. (оставляетъ Гаскано и вынимаетъ шпагу; Гаскано также).
                                                     Дерзкій.

Сражаясь.

             Послѣдній разъ на Герцогскомъ турниръ
             Я мечъ извлекъ,-- и пропади Феррара!--
             Я больше не приду въ проклятый городъ Г

(Поражаетъ Гаскано).

             Умри и ты, презрѣнный заговорщикъ,
             И заговоръ....
             ГАСКАНО (падая).
                       О небо! Леонора! (умирать)
             ТАССЪ. (приходя постепенно въ себя).
             Но гдѣ я былъ?... Чей это трупъ?... Гаскано?

(сидится припомнить).

             Но кто убилъ!... Кто гибельнымъ желѣзомъ
             Пронзилъ такое сердце?... (Въ ужасѣ.) Это я!
   (Падая на трупъ Гаскано).
             О милый другъ! они тебя убили!
             Не я, не я!... Я только мечъ преступный
             Преступныхъ рукъ.... Спаси меня, Гаскано!
             Сокрой меня!... но ты бездушенъ, хладенъ!

(Молчаніе).

  

ТѢ ЖЕ, АЛЬФОНСЪ, МАРГЕРИТА, ЛУКРЕЦІЯ и ВЕСЬ ДВОРЪ.

             АЛЬФ: Онъ здѣсь, великій Тассъ, мой Тассъ любезный!..

(Увидѣвъ Леонору, Тасса и трупъ Гаскано, Альфонсъ и всѣ въ безмолвномъ ужасѣ останавливаются).

             ТАССЪ. (обнимая трупъ Гаскано и дико озираясь).
             Вы всѣ пришли, когда мнѣ васъ не надо!
             Когда съ очей очарованье спало
             И въ наготѣ я васъ увидѣлъ всѣхъ!
             Вы для того несчастнаго призвали,
             Чтобъ медленнымъ презрѣньемъ отравить!
             Такъ! вы вовлечь меня хотѣли въ сѣти --
             И вовлекли! Вы мечъ мнѣ сами дали
             На сердце добраго Гаскано! Звѣри!
             Какъ радостно они глазами блещутъ!

(Преклоняетъ голову на трупъ Гаскано).

             АЛЬФ. Онъ помѣшался.-- Константини! Тотчасъ
             Велите отвезти его въ Больницу
             Святыя Анны....
             КОНСТАНТИНИ.           Ваша Свѣтлость!
             ЛЕОНОРА. (блѣдная, приподымаясь, умоляющими голосомъ).
                                                               Герцогъ!

(Альфонсъ, махнувъ рукою, уходитъ).

КОНЕЦЪ ВТОРАГО АКТА.

  

АКТЪ ТРЕТІЙ.

ФЕРРАРА.

  

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.

Дѣловая комната въ Феррарскомъ дворцѣ.

КОНСТАНТИНИ сидитъ за рабочимъ столомъ и перебираетъ бумаги.

             Какъ много дѣлъ, а всѣ и начались
             Изъ ничего и кончатся -- ничѣмъ!
             Однако жъ ихъ всегда кончаютъ скоро;
             А важныя дѣла, какъ напримѣръ:
             Великаго Творца Іерусалима,
             Въ семь лѣтъ никто никакъ не можетъ кончить!
             О горе намъ! (Погружается во размышленія).
  

КОНСТАНТИНИ И ЛЕОНОРА.

             ЛЕОНОРА. Почтенный Константини!
             Печальны вы. Какая скорбь васъ мучитъ?
             КОНСТАН. Какая скорбь васъ мучитъ, Герцогиня?
             Въ такихъ очахъ, брильянтовыхъ очахъ
             Огонь исчезъ, уста безъ розъ, улыбка
             Не оживляетъ васъ. Одна любовь
             Такъ можетъ ли преобразить....
             ЛЕОНОРА.                               Оставьте
             Напрасное о бѣдной сожалѣнье.
             КОНСТАНТИНЫ. Вы были нездоровы?
             ЛЕОНОРА.                                         Да была;
             Но мнѣ сего дня лучше....
             КОНСТАНТИНИ.           Отъ чего-же?
             ЛЕОНОРА. Вы знаете, что кардиналъ Альбани
             Пріѣхалъ къ намъ; привезъ письмо отъ Папы,
             Письмо отъ брата; братецъ и Святѣйшій
             У Герцога свободы просятъ Тассу....
             КОНСТАНТИНИ. Не можетъ быть!
             ЛЕОНОРА. Такъ точно! Кардиналъ
             Теперь у брата. Съ нимъ еще какой-то
             Французъ ученый, именемъ Монтанъ;
             Онъ также просить за Торквата....
             КОНСТАНТИНИ. Браво!
             Мы побѣдимъ
             ЛЕОНОРА.           Гонзаго Сципіонъ
             Какъ тѣнь за Герцогомъ; и днемъ и ночью
             Онъ не даетъ ему покоя; Герцогъ
             Сердитъ; но стыдъ его въ предѣлахъ держитъ....
             КОНСТАНТИНИ. Прекрасно!...
             ЛЕОНОРА.                               Погодите! Можетъ быть
             Все -- не поможетъ! Герцогъ колебался,
             Уже готовъ былъ дать согласье, вышелъ --
             И возвратился, съ пламеннымъ лицемъ,
             Смущенъ, сердитъ; онъ проклиналъ Торквата!
             Онъ скрыть хотѣлъ какую-то печаль,
             Но взоръ его изображалъ проклятье!
             КОНСТАНТИНИ. Не понимаю.
             ЛЕОНОРА.                               Другъ мой, Константини!
             Вы воспитали насъ съ сестрой,-- узнайте,
             Что такъ могло Альфонса огорчитъ?
             На васъ однихъ послѣдняя надежда!
             Вы знаете мою любовь къ Альфонсу,
             Вы знаете мою любовь къ Торквату,
             Два чистыя и равныя два чувства!
             КОНСТАНТИНИ. Идутъ!
             ЛЕОНОРА.                     Идутъ! прощайте, не забудьте!

(Уходить въ одну изъ боковыхъ дверей).

  

КОНСТАНТИНИ и ДЖУЛІО МОСТИ.

             Ахъ, это ты! Зачѣмъ?...
             ДЖ. МОСТИ.                     Отдайте книги
             И рукопись Іерусалима.
             КОНСТАНТИНИ.           Только?
             ДЖ. МОСТИ. Аминта есть у насъ. Теперь мы пишемъ
             Для папы экземпляръ Іерусалима;
             А наизусть нельзя такъ много помнить.
             КОНСТАНТИНИ. Что-жъ; Тассъ здоровъ?
             ДЖ. МОСТИ. Когда онъ былъ здоровъ?
             КОНСТАНТИНИ. Но лучше ли?
             ДЖ. МОСТИ. Покойнѣе немного;
             Горячки нѣтъ, какъ прежде, постоянной;
             Такъ, иногда бросается съ постели,
             Бранитъ Лукрецію и Леонору,
             И Дворъ, и всѣхъ, и даже васъ самихъ....
             А иногда покажется ему,
             Что демонъ крадетъ нужныя бумаги;
             Тогда кричитъ, но это все не долго;
             И успокоившись, зоветъ меня
             И письма въ разныя мѣста диктуетъ,
             КОНСТАНТИНИ. Что-жъ дядя твой?
             ДЖ. МОСТИ.                                         По прежнему кричитъ,
             Бранитъ меня, бранитъ Торквата, писемъ
             Не отправляетъ, книгъ не позволяетъ
             Къ нему носить; а развѣ только тѣ,
             Въ которыхъ бѣднаго враги ругаютъ.
             КОНСТАНТИНИ. Что-жъ, ты ихъ отдаешь?...
             ДЖ. МОСТИ.                                                   Я отдаю,--
             И добрый Тассъ, безъ злобы и обиды,--
             Читаетъ ихъ, смѣется и диктуетъ
             Отвѣты скромные.... Отдайте книги;
             Мнѣ скучно безъ него. Пора итти.
             КОНСТ. Возьми ихъ; на столѣ, въ другомъ покоѣ. .
             Я ихъ связалъ, но ты не донесешь....
             ДЖ. МОСТИ. Чего не донесу я для Торквата!...
  

КОНСТАНТИНИ одинъ.

             Дитя! какой великій духъ въ тебѣ!
             Быть можетъ и въ тебѣ таится пламя,
             Которое величественнымъ блескомъ
             Освѣтитъ міръ.

КОНСТАНТИНИ и ДЖУЛІО МОСТИ со связкою книгъ.

             ДЖ. МОСТИ.           Вы говорили: много....
             Не донесу.... Какъ для меня легки
             Творенія людей великихъ....
             КОНСТАНТИНИ.                     Мости!
             Ты учишься Поэзіи у Тасса?
             ДЖ. Мости. А вамъ на что? Однакожъ вамъ признаюсь:
             Онъ всякій день разсказываетъ мнѣ
             О разныхъ городахъ, Царяхъ и Царствахъ.
             Какъ много я, въ послѣдніе три года,
             Узналъ, и полюбилъ, и научился!
             Какъ онъ уменъ! Сдается, въ каждомъ словѣ
             Есть смыслъ какой таинственный и полный;
             А мнѣ его безъ отдыху-бы слушать
             И не наслушаться.... Пора! Прощайте!
             Еще одинъ разспросъ мнѣ вынесть надо;
             Всѣ книги по листочку пересмотрятъ,
             Въ Іерусалимъ язвительно заглянутъ,
             Да кой чего поищутъ и въ карманахъ.
             Прощайте!
             КОНСТАНТИНИ. Да благословитъ Господь,
             Младой герой, такія начинанья
             Твоей души и юной и прекрасной!
             ДЖ. МОСТИ. Благодарю. Такая похвала
             Мнѣ очень драгоцѣнна.-- Доброй ночи!

(Цѣлуетъ Константини въ плечо и уходитъ).

  

КОНСТАНТИНИ одинъ.

             Прекрасный вечеръ! Солнце, безъ лучей,
             Безъ темноты, повисло на закатѣ!
             Спокойный міръ, подъ голубымъ покровомъ,
             Какъ праведника тихая кончина.
  

          КОНСТАНТИНИ И ГАСКАНО одинъ.

             ГАСКАНО. Какъ тяжело по этимъ лабиринтамъ
             Тащиться старику, (садится) Но, Константини,
             Къ вамъ Герцогъ скоро будетъ.... Я пришелъ
             Напомнить вамъ, чтобъ не забыть о Тассѣ.
             Семь лѣтъ прошло; невинное убійство
             Само соборуютъ карой для убійцы....--
             О милый сынъ! не обвиняй меня,
             Что я мол. за твоего убійцу....
             На старость лѣтъ тускнѣютъ предразсудки,
             А истина яснѣе и яснѣе;...
             Я не могу Торквата обвинять..
             Въ комъ геній самъ такъ долго обиталъ,
             Тамъ духи злобные не сыщутъ Мѣста; --
             Вчера ходилъ я на могилу сына.
             Въ благой тяни душистыхъ померанцевъ
             Полудень знойный недокучливъ. Тихо
             Усталый вѣтръ на миртахъ отдыхалъ.
             Блаженъ мой сынъ! печально я подумалъ.
             И,-- въ первый разъ,-- прошла по сердцу зависть.
             Тогда какой-то неземной свидѣтель
             Сокрытыхъ думъ, таясь въ лучахъ алмазныхъ,
             Ко мнѣ прокрался и, лучемъ надежды,
             На новую могилу указалъ.--
             Я подошелъ, но тамъ была равнина
             Прелестная: и миртъ и померанецъ --
             На ней росли.-- Тогда я только понялъ
             Пророчество, и тихо сталъ молиться.--
             константный. Мечты, мой другъ!
             ГАСКАНО (улыбаясь).                     Полезно утѣшать
             Не старика, но юношу иль дѣву,
             Которые отчаяньемъ напраснымъ
             Младую жизнь, безъ всякой нужды, губятъ;
             Но я старикъ; давно....
  

ТѢ ЖЕ и АЛЬФОНСЪ.

             АЛЬФОНСЪ (гнѣвный, обращаясь къ Гаскано.)
                                           Что вамъ угодно?
             ГАСКАНО. На сто второмъ году пространной жизни
             Я въ первый разъ васъ просьбой утруждаю....
             Безъ предисловій, откровенно, кратко
             Я вамъ скажу, зачѣмъ пришелъ. Простите
             Торквата Тасса!
             АЛЬФОНСЪ (въ сильномъ волненіи про себя).
                                 Боже! Цѣлый свѣтъ
             За изверга такъ простодушно молитъ,
             А никому не смѣю и открыть
             Ужасной тайны. Всѣ воображаютъ,
             Что я жестокъ, невиннаго гоню;
             А я никакъ не въ силахъ оправдаться. громко
             Скорѣй вѣнецъ на головѣ сѣдой
             На части распадется.... Нѣтъ, Гаскано!
             Полъ-Герцогства просите, я вамъ дамъ;
             Но никогда не дамъ свободы Тассу!
             Онъ тамъ умретъ! Проклятіе Альфонсо
             Ему не дастъ въ Италіи могилы;
             Преступный прахъ его сожгу я въ пепелъ
             И пушкой по свѣту разсѣю....
             ГАСКАНО.                     Герцогъ!
             АЛЬФОНСЪ. Великодушный старецъ! За убійцу
             Единаго прекраснѣйшаго сына
             Ты молишь такъ! И я не обвиняю
             Въ невольномъ преступленьи; но коварство,
             Но страшный стыдъ на этой головѣ....
             О, перестань! Я также помѣшался.
             ГАСКАНО. Я уважаю ваши тайны, Герцогъ!
             АЛЬФОНСЪ. Ты знаешь ихъ! Ни слова! Бога ради!
             Клянусь тебѣ.... ни стыдъ, ни сто два года
             Отъ моего меча тебя не скроютъ....
             Постойте.... Тайны никому.... Прощайте!
  

АЛЬФОНСЪ и КОНСТАНТИНИ.

             АЛЬФОНСЪ. Дитя! Твой плачъ несносенъ!
             КОНСТАНТИНИ.                               Ваша Свѣтлость!
             Я васъ любилъ, Альфонсъ великодушный!...
             АЛЬФОНСЪ. Любилъ, но, кажется, теперь не любишь!
             Все на меня!... Но поздно. Доброй ночи!

(Хочетъ итти).

             Друзья, друзья!
             КОНСТАНТИНИ. Напрасно, Ваша Свѣтлость....
             АЛЬФОНСЪ (возвращаясь).
             Не говори! Я знаю наизусть
             Всѣ эти восклицанья и возгласы....--
             Нѣтъ, нѣтъ! Меня переувѣрить трудно.
             Сегодня Кардиналъ Альбани -- долго
             Мнѣ говорилъ заученую рѣчь;
             Монтань шутилъ, смѣялся, какъ Французъ,
             Доказывалъ довольно остроумно,
             Что Тассу должно дать свободу.... Тассу?!
             Въ темницѣ я заставлю позабыть
             Про свадьбу съ Герцогиней Леонорой!--
             КОНСТАНТИНИ. Какъ? Съ Леонорой? Это новость...
             АЛЬФОНСЪ.                                                   Правда,
             Для вашихъ глазъ, а я, съ моей сестрой,
             Давно замѣтили его желанья....
             КОНСТ. Съ Лукреціей! Тутъ что-то Ваша Свѣтлость
             Недоброе.... Она сама недавно
             Со мной объ этомъ долго говорила;
             Старалась и меня уговорить,
             Чтобъ, Вашей Свѣтлости не наскучалъ я
             Освобожденьемъ Тасса; на сестру
             Какія-то взводила преступленья....
             АЛЬФОНСЪ (встревоженный).
             Лукреція?
             КОНСТАНТИНИ. Такъ точно, Ваша Свѣтлость!
             АЛЬФОНСЪ (Про себя).
             О Боже! если: я опять обманутъ!... (громко).
             Замѣтилъ ты страданья Леоноры,
             Ея болѣзнь, ея безумный хохотъ,
             Который, какъ недугъ, одолѣваетъ
             Несчастную, въ присутствіи моемъ....
             Не влюблена ль? Ты, другъ мой, знаешь правду.
             Скажи мнѣ....
             КОНСТАНТИНИ. Ваша Свѣтлость! Никогда
             Уста мои не обманули васъ,
             И въ этотъ разъ они васъ не обманутъ.
             Такъ, влюблена!... и очень влюблена!
             Частенько видятъ люди Леонору,
             Передъ восходомъ солнца, у больницы
             Святыя Анны. Въ горестномъ молчаньи
             Она сидитъ на камнѣ подъ окномъ;
             Но чуть покажется изъ моря солнце,
             Она домой. Я долженъ вамъ признаться;
             Она рѣшительно сказала мнѣ,
             Что если не дадутъ свободы Тассу,
             Она оставить насъ, оставитъ....

Послѣ нѣкотораго молчанія про себя.

                                                     Странно!
             И ни одна черта не измѣнилась
             Въ его лицѣ.... Онъ любитъ Леонору....
             АЛЬФОНСЪ. Пусть умираетъ... Честь дороже жизни!
             КОНСТ. Любовь такая, Герцогъ, не безчеститъ....
             альфонсъ.Что не безчеститъ? Полно, Константини,
             Мечтать о томъ, чего не можетъ быть,--
             Я старъ уже -- и смерть моя откроетъ
             Свободный путь въ Феррару -- иноземцамъ.
             Со всѣхъ сторонъ опасность угрожаетъ.
             Филиппъ второй честолюбиво руку
             На всю Италію наложить скоро.
             Испанія о томъ лишь только мыслятъ.
             Какъ нашу власть поколебать раздоромъ;
             Вооружить однихъ противъ другихъ
             И послѣ взять насъ такъ, какъ взятъ Неаполь,
             Сицилія и много странъ другихъ.
             Во Франціи лишь ночь Варѳоломея,
             Лишь ужасы междоусобныхъ войнъ;
             Въ Германіи раздоръ еретиковъ --
             Италію отъ бездны отдѣляютъ.
             Но если вновь затихнетъ буря смерти,
             Отъ ранъ своихъ оправятся сосѣди,
             Тогда опять Италіи бѣда.--
             Флоренція, Феррара и Урбино,
             Венецья, Мантуа, Модена, Парма
             И прочія Герцогства и Владѣнья
             Могли-бъ союзъ могучій основать
             На страхъ враговъ и внутреннихъ и внѣшнихъ...
             И для того Лукрецію я отдалъ
             За Герцога Урбино; Леонору
             Хотѣлъ отдать за Герцога Модены,
             На старость лѣтъ я снова самъ женился ..
             И что-жъ: Лукреція, на горе мнѣ,
             Отечеству, Италіи и Вѣрѣ
             Съ своимъ супругомъ развелась.... И кто же
             Былъ тайною причиною развода?--
             Повѣришь ли? Твой ненавистный Тассъ!
             Онъ дерзостно осмѣивалъ пороки
             Неопытнаго Герцога Урбино,
             И ненависть въ супругъ легковѣрной
             Питалъ и умножалъ огнемъ преступнымъ.
             Повѣришь ли?-- Но тайна, Константини!
             Твоимъ отцемъ и честью заклинаю:
             Не измѣни!... Во мнѣ я жаръ и холодъ...
             Языкъ мой каменѣетъ.... Въ мракѣ ночи
             Онъ въ сердце ей вложилъ: любовь къ себѣ
             И ненависть къ незрѣлому супругу....
             И такъ разводъ проклятый ускорилъ!
             Сегодня я узналъ. Сестра сама
             Призналась мнѣ. Она теперь жалѣетъ
             О прошломъ. Можетъ быть, я помирю
             Ее съ супругомъ; -- но чѣмъ-замѣнить
             Ужасную потерю Леоноры?
             Она умретъ. Я это ясно вижу.
             Освободить Торквата невозможно,
             А въ ней вся жизнь перелилась въ, любовь.--
             Теперь, мой другъ, ты видишь, правъ ли я?
             Давно разносчики придворныхъ сплетней
             По городу слухъ разнесли, что будто
             Изъ зависти я заключилъ Торквата.
             Изъ зависти! Нѣтъ! Безопасность наша,
             И, можетъ быть, спасеніе Итальи
             Торквату казни просятъ; но безумье
             Спасло убійцу отъ позорной смерти;
             Избѣгъ меча преступный соблазнитель
             И вотъ людей разумныхъ приговоромъ
             Альфонсъ великодушный сталъ жестокимъ!
             КОНСТАНТИНИ. Но, можетъ быть, изъ ревности...
             АЛЬФОНСЪ.                                         Послушай!
             Все можетъ быть! Теперь ты знаешь тайну.
             Тебѣ я поручаю розыскать,
             Съ испытаннымъ твоимъ благоразумьемъ.
             Все дѣло.-- Если твой Торкватъ невиненъ,
             Клянусь, не пощажу родной сестры.
             Такая клевета сестры Альфонся
             Преступнѣе отравы и убійства....
             Но только осторожно, безъ огласки!

(Обнимая Константини).

             Прости, мой Константини! Доброй ночи!
  

ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ.

Больница Св. Анны. Комната Августина Мости. Ночь. Буря начинаетъ свирѣпствовать. Молнія освѣщаетъ готическіе своды горницы. Два большіе подсвѣчника, тройные стоятъ на столѣ.

  

АВГУСТИНЪ МОСТИ и ТРОЕ ГОСТЕЙ.

             АВ. МОСТИ (сидите за столомъ, на коемъ лежитъ множество книгъ, бумагъ, и проч.).
             Что этотъ полуумный Пеллегрино
             Противъ такихъ ученыхъ, какъ де Росси
             И Сальвіати, можетъ сдѣлать? Тщетно
             Онъ защищаетъ Тасса. Много словъ,
             А смыслу мало. Напримѣръ, послушай!

(Читаетъ).

   "По тремъ причинамъ я долженъ былъ принять, на себя защиту Освобожденнаго Іерусалима; во-первыхъ потому, что моимъ разсужденіемъ я болѣе распространяю его славу; во-вторыхъ потому, что я рѣшился защищать мое мнѣніе {Camillo Pellegrino а Torquato Tasso di Capua odi 3 di Maggio 1572.}...."
  
             И прочая. Но вамъ, я вижу, скучно;
             И мнѣ наскучило всѣ эти письма
             Читать. Ихъ сто приходитъ всякій день;
             Все похвалы, да похвалы, а правды
             Никто ему представить не умѣетъ.
  
             ПЕРВЫЙ ГОСТЬ (съ улыбкой).
             Довольно, кажется, и Ломбарделли,
             И Сальвіати, и де Росси -- правды
             Наговорили Тассу....
             АВ. МОСТИ.           Онъ смѣется!
             Онъ только вѣритъ Пеллегрино Оди,
             А Пеллегрино ничего не знаетъ.
             Когда ужъ Академья делла Круска
             Призвала слабости его Поэмы
             И положила, что въ ней нѣтъ ни чувства,
             Ни мысли благородной и высокой,
             Ни истины, ни даже лжи хорошей,--
             Онъ самъ себя зоветъ еще Поэтомъ,
             Мечтаетъ о безсмертіи и славѣ,
             И голосъ безпристрастья презираетъ.
             Вообрази! Онъ такъ къ молвѣ холоденъ,
             Что даже самъ другимъ читаетъ то,
             О чемъ другой безъ злости-бъ и не вспомнилъ.
             Одно его немного разсердило,
             Когда, въ Венецьи, издалъ Маласпина,
             Подъ именемъ своимъ его Поэму.--
             Первый гость. Ужъ это подлинно досадно....
             АВ. МОСТИ.                                         Правда;
             Но Маласпина самъ Поэтъ изрядный.
             Я удивляюсь, какъ пришло на умъ
             Безсмыслицу такую напечатать
             Подъ именемъ своимъ. Онъ замарать
             Хотѣлъ себя такимъ стихотвореньемъ.
             ПЕР. ГОСТЬ. Однако жъ слышалъ я, что по напрасну
             Въ больницу сумасшедшихъ посадили
             Торквата Тасса; онъ совсѣмъ здоровъ.
             ВТОРОЙ. Да онъ Поэтъ?
             ПЕРВЫЙ.                     Поэтъ.
             ВТОРОЙ.                               Такъ и довольно!
             Ужъ кто Поэтъ, тотъ вѣрно безъ ума.
             ДЖ. МОСТИ. И я Поэтъ, однако-жъ во безуменъ.
             второй гость. Ну, вы совсѣмъ другое. Вы Поэтъ
             По праздникамъ и вечеринкамъ, Зодчій --
             Когда конюшню строите, Механикъ --
             Когда ходить подагра вамъ мѣшаетъ.
             АВ. МОСТИ. (съ досадой).
             А вы... а вы сосѣдъ мой остроумный,
             Вы, безъ Поэзіи Поэтъ!
             ВТОРОЙ ГОСТЬ.           Не правда.
             Я Математикъ.
             АВ. МОСТИ. Астрологъ, Алхимикъ!
             ТР. ГОСТЬ. Какъ Математика, такъ Стихотворство --
             Все глупыя занятья.
             АВ. МОСТИ и ПЕРВЫЙ ГОСТЬ (вмѣстѣ).
                                 Что-жъ важнѣе?
             ТРЕТІЙ. Jus civile Justitia divine!
             Пускай бы вашъ Торкватъ вамъ разрѣшилъ,
             Что значатъ: Septem partes Юстиньяна.
             Шесть лѣтъ ужъ въ Академіи Болонской
             Вопросъ ученый разрѣшаютъ. Тщетно!

(Ударяя себя по лбу).

             Solutio -- вотъ въ этой головѣ!
             ПЕРВЫЙ. Однако-жъ Юстиньянъ любилъ Поэтовъ
             И самъ стихи Гомера цитовалъ.
             ТРЕТІЙ. Да, въ предисловіяхъ, а въ текстѣ -- нѣтъ!
             ПЕРВЫЙ (Мости). Ты часто у него бываешь?
             АВ. МОСТИ.                                         Нѣтъ!
             Племянникъ мой къ Торквату часто ходитъ
             И съ нимъ сидитъ иной разъ цѣлый день.
             Я ужъ боюсь, чтобъ онъ не развратился.
             Объ Тассъ говорить, что онъ не добрыхъ,
             Не честныхъ правилъ; но Альфонсъ выѣлъ;
             Я долженъ герцогу повиноваться.
             И нынче во дворецъ пошелъ племянникъ,
             Чтобъ книги Тассу принести. Мнѣ надо
             Пересмотрѣть. Въ нихъ часто есть записки
             Отъ знатныхъ дамъ и отъ друзей придворныхъ.
             ПЕРВЫЙ ГОСТЬ. Ужъ намъ пора. Ты слышишь, громъ гремитъ --
             И за полночь; прости! Спокойной ночи!
             АВ. МОСТИ. Прощайте, но не забывайте друга!
             Я никуда теперь не выхожу;
             А этотъ присмотръ за больницей труденъ.
             Больной, я долженъ каждый день хоть разъ
             Съ безумными видаться. Доброй ночи!
             АВГУСТИНЪ МОСТИ (одинъ начинаетъ перебирать,
             читать и откладывать письма).
             Нельзя, здѣсь много похвалы... Нельзя,
             Здѣсь темный смыслъ... Отъ дяди; можно.. можно...
  

АВГУСТИНЪ и ДЖУЛІО МОСТИ.

             АВ. МОСТИ. Гдѣ мѣшкалъ ты такъ долго?
             ДЖ. МОСТИ. Во дворцѣ.
             Я шелъ уже домой отъ Константини,
             Какъ Герцогъ повстрѣчался и велѣлъ
             Мнѣ обождать. Я ждалъ и не дождался.
             АВ. МОСТИ. Да какъ же ты осмѣлился оставить
             Дворецъ, не обождавъ, что скажетъ Герцогъ?
             ДЖ. МОСТИ.Онъ спать пошелъ, а мнѣ велѣлъ сказать,
             Чтобъ я отнесъ скорѣе книги къ Тассу.
             АВ. МОСТИ. О! плутовство! Въ нихъ вѣрно что нибудь
             Такое есть. А?
             ДЖ. МОСТИ. Посмотрите сами.
             АВ. МОСТИ. (перебирая книги).
             Горацій,-- пусть бы онъ прочелъ: De Arte
             Poёtica. Ты посовѣтуй!-- Тацитъ....
             Какъ будто Тацита онъ понимаетъ --
             И хвастовство такое не обидно?--
             Платонъ: pro forma. Да Платонъ Философъ
             Великій для безумнаго Поэта.--
             Orlando furioso. Что за дерзость:--
             Читать Orlando и не сознаваться,
             Что ничего Іерусалимъ не стоитъ!
             Лукрецій: De natura rerum.-- Данте:
             Comedia divina. Что за книги,
             А ни одной, ручаюсь, не читалъ.--
             Вильгельма Тирскоuj Сказанья.... Вотъ онъ,
             Источникъ пагубный Іерусалима!
             Нѣтъ въ книгахъ ничего. А это что?
             Іерусалимъ! Переплетенъ какъ пышно,
             Какъ будто Энеида иль Орландо!--
             И у кого Іерусалимъ хранился?
             ДЖ. МОСТИ. У Герцога.
             АВ. МОСТИ.                     И онъ не сжегъ его,
             Не истребилъ мечтательнаго бреда,
             Который всю литературу нашу
             Такъ обезчестилъ?
             ДЖ. МОСТИ.           Но....
             АВ. МОСТИ.                     Молчи! ни слова!
             Въ пятнадцать лѣтъ ты вздумалъ разсуждать.
             И вотъ чему тебя безумный учитъ!
             Что ты за сердце держишься?
             ДЖ. МОСТИ.                               Болитъ.
             АВ. МОСТИ. О! плутовство! Въ карманѣ есть записки.

(Шаритъ въ карманахъ).

             Ты ихъ зашилъ; иди, переодѣнься....
             Пожалуй, такъ ступай; но только помни,
             Что если я узнаю, будетъ худо.

(Дж. Мости уходитъ. Ав. Мости медленно за нимъ слѣдуетъ).

  

ЯВЛЕНІЕ ТРЕТІЕ.

Узкая и тѣсная комната въ больницѣ Св. Анны, съ рѣшетчатыми окнами; небольшая кровать,у окна столъ съ бумагами. Сильная буря. Громъ и молнія.

ТАССЪ (одинъ сидитъ, совершенно одѣтый, на кровати; вѣтеръ чрезъ отворенное окно шелестятъ бумагами).

             Ага! Онъ здѣсь! Коварный, черный демонъ!
             Іерусалимъ онъ хочетъ унести;
             Но не найдетъ.

(Молнія).

                                 Вотъ онъ! Какъ онъ печаленъ!

(Какое-то нестройное видѣніе показывается у           окна возлѣ столика. Молнія.)

             Какъ пасмурно онъ смотритъ на бумаги!

(Видѣніе принимаетъ невѣрный видъ человѣка. Молнія).

             Съ какой тоской, внимательнымъ прискорбьемъ
             Читаетъ онъ мои стихи. Быть можетъ --

(Видѣніе принимаетъ совершеный видъ горнаго духа съ крылами. Молніи).

             То геній мой, моей судьбы властитель.
             И потому такъ мраченъ и суровъ.
  

ТАССЪ и ДЖУЛІО МОСТИ. (Входитъ, кладетъ книги у дверей и съ любопытствомъ смотритъ на странное положеніе Тасса).

             ТАССЪ. Спрошу его. Быть можетъ онъ откроетъ
             Мни жребій тотъ, который для меня
             Онъ вынулъ и исполнить долженъ. Смело!

(Сильный ударъ молніи упадаетъ близъ больницы).

             Величественный духъ! Кто ты?
             ДУХЪ (коего слова, кажется, раздаются воздуха: Тассъ всѣ слова духа повторяетъ шепотомъ).
                                                     Твой геній!
             ТАССЪ Какую тайну ты приносишь?
             ДУХЪ.                                                   Славу!
             ТАССЪ Зачѣмъ же ты такъ мраченъ?
             ДУХЪ.                                                   Я читаю
             Твои стихи, и каждый Божій день
             Я вижу, что мои совѣты дерзко
             Ты пренебрегъ.
             ТАССЪ.           Какіе, добрый геній!
             ДУХЪ. На небесахъ я принялъ чудный даръ
             И влилъ въ тебя. И городъ славы вышней,
             Іерусалимъ освобожденный, сладко
             Ты.сочеталъ въ небесныхъ, чудныхъ звукахъ!...
             Ты благо жилъ. Душа твоя кипѣла
             Высокими страстями, неземными.
             Ты отъ земли, какъ небо, отдѣляйся,
             Какъ небо, землю ту собой объемля.
             Очистившись отъ грѣшныхъ заблужденій,
             Ты снова сталъ возлюбленникомъ Бога....
             И.что жъ?-- Поэтъ! Ты возлюбилъ не Бога,
             Источникъ мудрости и вдохновеній;
             Ты отъ Отца неблагодарнымъ. сердцемъ,
             Какъ грѣшникъ, отклонился; полюбилъ
             Обманчивость земнаго совершенства!
             ТАССЪ.                                         Я человѣкъ.
             ДУХЪ. Такъ! Жребій человѣка
             Горѣть въ Страстяхъ и Вѣтренныхъ желаньяхъ!
             Таковъ обыкновенный человѣкъ.
             Но тотъ, кому Господь вливаетъ силу
             Прославиться великими дѣлами
             На благо человѣческому роду,
             Тотъ долженъ истребить въ себѣ всѣ чувства,
             О тѣлѣ, о душъ своей забыть,
             И помнить только о святомъ завѣтъ,
             Для коего онъ призванъ въ міръ. Смотри!

(Комната наполняется свѣтомъ; вдали видѣнъ Капитолій; народъ толпится; старшины Рима несутъ Виргиліевъ вѣнецъ).

             Вотъ что судьба готовила для Тасса!
             И можетъ быть еще не отмѣнила
             Исполнить все, обѣщанное славой..:
             Но... заслужи!
             ТАССЪ (бросаясь обнять его).
             Величественный духъ!

(Тассъ обнимаетъ воздухъ. Упавшая за самымъ окномъ съ ужаснымъ трескомъ молнія нѣсколько мгновеній ярко освѣщаетъ комнату и потрясаетъ зданіе. Тассъ, ослѣпленный и не будучи въ силахъ удержаться на ногахъ невольно падаетъ на колѣни, закрывъ руками глаза).

             Лоретская Пречистая Марія!
             Спаси меня и заступи отъ бѣса!
             Онъ приходилъ мое разстроить счастье,
             Оклеветать меня передо мной!..--
             Но если онъ, правдивымъ языкомъ,
             Предсказывалъ мнѣ будущую- славу!
             О, подтверди святымъ твоимъ знаменьемъ
             Его слова; тогда и я повѣрю,
             Что грѣшенъ я безмѣрно; что несчастья
             Мнѣ въ наказанье небо посылаетъ,
             И если мнѣ свободу возвратятъ,
             Пойду къ Тебѣ въ Лоретто въ власяницѣ
             И босыми ногами....

(Поднимаетъ голову, но увидѣвъ надъ собой золотой вѣнецъ въ сіяніи, падаетъ ницъ).

                                 Силы неба!

(Небо расчищается и утро начинаетъ свѣтить въ окна).

             ДЖ. МОСТИ (подбѣгаете къ Тассу и поднимаетъ его).
             Великій! Что съ тобой?
             ТАССЪ.                    О юный другъ!
             Ты видѣлъ все.
             ДЖ. МОСТИ.           Нѣтъ! ничего не видѣлъ,
             ТАССЪ. Такъ слышалъ.
             ДЖ. МОСТИ.                     Нѣтъ! я ничего не слышалъ.
             ТАССЪ. Я позабылъ; для глазъ обыкновенныхъ
             Невидимъ онъ.
             ДЖ. МОСТИ. Кого-же вы видали?
             ТАССЪ. Не черный демонъ то, но свѣтлый геній.
             ДЖ. МОСТИ. Помилуйте! Я здѣсь уже давно,
             И, кромѣ васъ, я никого не видѣлъ.
             Вы здѣсь стояли, вдругъ пошли поспѣшно,--
             То говоря невнятныя слова,
             То вслушиваясь въ шумъ свирѣпой бури,
             То озираясь съ удивленьемъ; ваши -
             Глаза -- огнемъ блистательнымъ сверкали
             И молніи водили въ темнотѣ.
             Потомъ вы бросились, объемля воздухъ;
             Потомъ отъ треска молніи упали...--
             И только.
             ТАССЪ. Только? Нѣтъ! не можетъ быть!
             Онъ, точно онъ!

(Раздается трикратно колокольчикъ.)

             Въ ушахъ моихъ звучатъ
             Послѣднія, торжественныя рѣчи,
             ДЖ. МОСТИ. Помилуйте! да это колокольчикъ.
             ТАССЪ. О юный другъ! О мой послѣдній другъ!
             И ты меня переувѣрить хочешь,
             Что на землѣ нѣтъ духовъ благотворныхъ,
             Которыхъ мы отверзтыми очами,
             Отверзтымъ слухомъ видѣть, слышать можемъ!

(Снова раздается колокольчикъ.)

             ДЖ. МОСТИ (пожавъ плечами.)
             Великій Тассъ! пойдемте! Васъ зовутъ
             Гулять.
             ТАССЪ. Гулять? Я не хочу.-- Какъ важенъ,
             Великолѣпенъ, ласковъ, геній Тасса!
             Какъ гордо онъ смотрѣлъ на цѣлый міръ,
             Какъ сладостно привѣтствовалъ Поэта,
             ДЖ. МОСТИ (взявъ за руку Тасса.)
             Идите, Тассъ! Больничные законы
             Для васъ нарушены. Одежда, пища,
             Прислуга, все для васъ не такъ, какъ прочимъ;
             Но этого не можете нарушить.
             Пойдемте! Всѣ уже въ саду гуляютъ.
             Не хорошо, когда прійдетъ мой дядя
             И насъ застанетъ.

(Ведетъ его за руку; Тассъ идетъ безъ сопротивленія.)

             ТАССЪ. Виргиліевъ вѣнецъ!
             Римъ въ торжествѣ и въ лаврахъ Капитолій!
             И это все для Тасса! Добрый геній!
             ДЖ. МОСТИ. Пойдемте!
             ТАССЪ.                     О! какъ сладостно безсмертье,
             Когда оно еще начнется въ жизни!

(Мости уводитъ Тасса.)

  

ЯВЛЕНІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Садъ при больницѣ Святыя Анны. Нѣсколько аллей сходятся на площадку, посреди коей бьетъ фонтанъ; по обѣимъ сторонамъ стоятъ скамейки.

ПРИСТАВЪ и ТОЛПА СУМАСШЕДШИХЪ (пришедшихъ изъ разныхъ аллей. Одинъ садится по правую руку, раскладываетъ бумаги; одну бумагу свертываетъ въ трубку, смотритъ на небо и т. д. Другой вынимаетъ фонарь, раскладываетъ огонь между кустами и начинаетъ что-то варить въ желѣзной чашкѣ; другіе въ размышленіи ходятъ вокругъ фонтана. Всѣ въ одинакихъ одеждахъ и колпакахъ.)

  
             ПЕРВЫЙ СУМАСШЕДШІЙ, ко второму и сбрасываетъ него колпакъ.)
             Что ты дымишь?-- Ты знаешь ли, я князь!
             Долой колпакъ!
             ВТОРОЙ. Ахъ, Ваше.... Ваше.... какъ бишь?...
             ПЕРВЫЙ. Прозрачество! Того не можешь помнить!
             Что ты дымишь?
             ВТОРОЙ.           Я философскій камень
             Хочу найти.--
             ПЕРВЫЙ.           На что?
             ВТОРОЙ.                     Въ карманѣ пусто.
             Я было ужъ нашелъ мудреный камень,
             Чуть было злата не досталъ изъ сажи;
             Но дунулъ вѣтръ -- и я обзолотилъ
             Червонной сажу -- рожу!
             ПЕРВЫЙ.                     Сумасшедшій!
             Ты лучше къ моему сходи кассиру.
             Велю, такъ десять пудъ тебѣ отпуститъ.
             ВТОРОЙ. Какъ-съ? золота?
             ПРИСТАВЪ. Нѣтъ! самой лучшей сажи....
             А золота и самъ себѣ достанешь.
             ТРЕТІЙ. Ваше Прозрачество! Проектъ прекрасный
             Я отыскалъ: какъ рыбъ ловить на сушѣ.
             ПЕРВЫЙ. Ну, какъ?
             ТРЕТІЙ.           Вотъ, напримѣръ: вы будьте рыбой,
             Я рыбакомъ.
             ПЕРВЫЙ.           Нѣтъ! я рыбакъ, ты рыба.
             ТРЕТІЙ. Нѣтъ! я рыбакъ.
             ПЕРВЫЙ.                     Нѣтъ, рыба,
             ТРЕТІЙ.                               Нѣтъ, рыбакъ.
             ПЕРВЫЙ. Я не хочу.
             ТРЕТІЙ.           Такъ я секретъ свой спрячу.
             Кто выигралъ?--
  

ТѢ ЖЕ и ТАССЪ (выходя изъ аллеи, встрѣчается съ четвертымъ сумасшедшимъ).

             ЧЕТВЕРТЫЙ. Послушайте! Сонетъ
             На славный день всерадостнѣйшей смерти
             Моей подруги! (Тассъ отъ него отходитъ.)
                                 Онъ стиховъ не любитъ.
             ТРЕТІЙ (Тассу).
             Я изобрѣлъ хлопушку мухи бить,
             Гасить лючіоли составомъ (*).... Что вы?
             Онъ Математики не любитъ!
   (*) Luciole, блестящіе мушки въ Италіи; съ закатомъ солнца мушки сіи появляются въ воздухѣ, подобно алмазному дождю.
             ТАССЪ (отходя отъ него).           Боже!--
             Но гдѣ моя любимая скамейка?--

(Остановясь у фонтана).

             Прекрасный день! Какое наслажденье,
             Пока еще не разгорится солнце,
             Пить ароматный воздухъ; въ ясномъ небѣ
             Топить едва проснувшіяся очи.
             О сколько тамъ блаженствуетъ людей,
             Тамъ, въ высотъ, для глаза недоступной!
             И не онѣ ль, божественныя души
             Съ зефиромъ облетаютъ міръ нашъ грустный;
             На деревъ листочкомъ шевелятъ;
             По зеркалу воды -- струи наводятъ;
             На воздухъ поднимаютъ птицъ небесныхъ --
             И въ ихъ устахъ такъ сладостно поютъ?
             О! не онъ ль блистательнымъ лучемъ,
             О! не онъ ль алмазами фонтана
             Такъ утѣшительно играютъ? Міръ нашъ,
             Свою земную родину, отчизну
             Хотятъ развеселить, благія души!
             На время вамъ позволено слетать,
             Насъ услаждать невидимой бесѣдой
             И снова улетать въ свое блаженство!
             Примите жъ и меня, сыны блаженства;
             Несчастнаго воздушностью небесной,
             Способностью летѣть къ вамъ -- окрылите!

(Въ размышленіи приближается къ правой скамейкѣ).

             ПЯТЫЙ СУМАСШЕДШІЙ (Тассу).
             Твой гороскопъ?-- Венера, Марсъ, Меркурій
             Построились въ шеренгу; а за ними
             Сѣдой Сатурнъ съ Медвѣдицей танцуютъ!
             Сказать ли?... Что?... Не правда, любопытно?
             Изволь, изволь! На старость летъ ты будешь
             Придворнымъ шутомъ -- и не очень глупымъ. .
             ТАССЪ (отходя отъ него).
             Вотъ образцы дѣйствительныхъ людей,
             Съ той только разницей, что всѣ безъ масокъ!

(Садится на лѣвой скамейкѣ).

  

ТѢ ЖЕ и ШЕСТОЙ СУМАСШЕДШІЙ (входитъ, и пристально разсматриваетъ всѣхъ сумасшедшихъ, которые на площадкѣ собираются въ кружокъ).

             ТРЕТІЙ. Кто онъ такой, что ничего не любитъ?
             ВТОРОЙ. Онъ нелюдимъ.
             ПЕРВЫЙ. Нѣтъ! Просто сумасшедшій,
             ВСѢ. А! сумасшедшій! Бѣдненькой! рѣхнулся!
             ШЕСТОЙ (подходитъ къ подаетъ ему гитару и самъ садится на полу, противъ него).
             Сыграй, Пѣвецъ, какъ я ее любилъ,
             Какъ я хотѣлъ душой съ душею слиться,
             Къ ея груди -- свою придвинуть грудь!
             Запой, Пѣвецъ, какъ я ее любилъ,
             Какъ, каждый день, за ней летѣлъ, за ней;
             Какъ съ утромъ дня, съ закатомъ солнца, вѣчно
             Моей душѣ прекрасный образъ снился!
             Быть можетъ звукъ твоихъ стиховъ волшебныхъ
             Въ ея душѣ упрекомъ отзовется;
             Быть можетъ, струнъ твоихъ угрюмый стонъ
             Отяжелитъ ей сладострастный сонъ
             И въ ужасѣ преступница проснется!
             ТАССЪ (съ улыбкой).
             Сыграть, изволь; но нѣтъ ужъ я не въ силахъ.

(Начинаетъ играть, сумасшедшіе окружаютъ его; Тассъ вдругъ перестаетъ играть и импровизируетъ).

             О! не брани любви! Она
             Отсвѣтъ небеснаго огня!
             Измѣнитъ все; земля и море,
             Духъ и-безжизненный гранитъ;
             Одна любовь не вмѣнитъ
             И въ наслажденіи и въ горѣ.
             Все въ жизни мертво и темно,
             Коль ею не оживлено!
  
             Страдалецъ! всуе не ропщи
             На самый лучшій даръ души!
             Кто виноватъ, что Провиденье
             Въ твою страдальческую грудь
             Вложило дорогой сосудъ
             И въ томъ сосудѣ -- наслажденье?
             Но ты завѣтъ любви забылъ --
             И самъ сосудъ свой отравилъ!
  
             Ты распалялъ въ груди своей
             Огонь убійственныхъ страстей.
             Преступнымъ жаромъ пламенѣя,
             Хотѣлъ ты дѣвой обладать,
             Жечь поцѣлуемъ, обнимать,--
             И вызвалъ страшнаго злодѣя,
             Ту совѣсть, что съ бичемъ, съ огнемъ
             На сердцѣ улеглась твоемъ.
  
             Дитя! Ты женщину любилъ;
             Ты персть умомъ боготворилъ.
             Но ахъ! не женщина прекрасна,
             А дивная ея краса,
             Въ которую облечена
             Она такъ тщетно, такъ напрасна!
             Несчастный жаръ твоей души
             Скорой, страдалецъ, потуши,
  
             Очисться, встань, забудь -- и дай мнѣ руку!
             Любовь не то, чѣмъ назвалъ ты любовь!
             Она небесъ лазоревыхъ прозрачной,
             Свѣтлѣй неуловимаго сіянья!
             О! если бъ могъ ты въ душу заглянуть,
             Гдѣ теплится огонь любви правдивой;
             Какъ восковая, чистая свѣча
             Туманнымъ пламенемъ свѣтлѣетъ въ мракѣ
             И по святынѣ льетъ и блескъ и пламя;
             Такъ точно.... вотъ, еще сто кратъ прекрасной
             Любовь по сердцу льетъ и блескъ и пламя
             И свѣтитъ разуму и грѣетъ чувства.
             О дивное Про видѣнье небесъ!
             Кто предъ тобой колѣна не преклонитъ,
             Когда въ груди займется небомъ сердце
             И на землѣ вторая жизнь начнется?

(Шестой сумасшедшій беретъ его за руку).

             Куда?-- Пойдемъ! Ты хочешь мнѣ открыться?
  

ПРИСТАВЪ И ТОЛПА СУМАСШЕДШИХЪ.

             ПРИСТАВЪ. Теперь и я повѣрю, что безуменъ
             Великій Тассъ. Какъ можно цѣлый часъ
             Такія глупости молоть, безъ толка,
             Безъ смысла! Правъ, правъ очень старый Мости.--

(Къ сумасшедшимъ.)

             Пошли гулять! Васъ выгнали на то,
             Чтобъ вы въ саду немного побродили.--

(Сумасшедшіе расходятся, Приставъ за ними слѣдуетъ.}

  

ТАССЪ и ШЕСТОЙ СУМАСШЕДШІЙ.

             ТАССЪ (оканчивая чтеніе письма).
             Такъ вотъ она, причина всѣхъ несчастій!
             Лукреція, ты на меня клевещешь!
             Я долженъ оправдаться. Сердцу больно,
             Что цѣлый міръ преступникомъ гнуснѣйшимъ
             Торквата назоветъ. Того не будетъ!
             Благодарю за рвеніе тебя.
             Искусно ты прокрался въ домъ безумья,
             Безумному принесъ безумья жертву.
             Но какъ же мнѣ отвѣтъ дать Константини?
             ШЕСТОЙ. Часы бѣгутъ; нельзя терять намъ время.
             Вы напишите оправданье; завтра
             Отдайте мнѣ его; а послѣ-завтра
             Я буду ужъ здоровъ и отнесу
             Отвѣтъ вашъ къ Константини. Приставъ, приставъ!
             Не забывайте! Я опять безуменъ.

(Тассъ прячетъ письмо и садится.)

  

ТѢ ЖЕ, ПРИСТАВЪ и СУМАСШЕДШІЕ.

             ШЕСТОЙ. Да, да, пѣвецъ! Я долго такъ страдалъ;
             Она моей любви не понимала
             Иль не хотѣла понимать. Напрасно
             Въ ея глазахъ я плакалъ и рыдалъ.--
             ТАССЪ (вставъ, съ живостью).
             Что стонъ, что плачъ передъ красой бездушной?
             Молитва каменному истукану.
             И кто передъ такой богиней клонитъ
             Дрожащія колѣна, тотъ не стоитъ
             Названья человѣка.-- Что въ немъ движетъ
             Кровь жаркую?-- Ужасенъ сладострастный,
             Но сладострастная еще ужаснѣй!
             Она кипитъ и страстью и измѣной.
             Когда мужчина страсть ея отвергнетъ,
             Тогда она его измѣной губитъ;
             Уста ея отъ клеветы не сохнутъ;
             И слезы прерванныхъ восторговъ -- злобно
             Слезами оскорбленья замѣнятся
             Языкъ, какъ бичъ.-- И бога своего,
             Предъ кѣмъ, еще недавно, такъ преступно
             Свой гнусный жаръ постыдно изливала,
             Преслѣдуетъ, какъ изверга. О чудна,
             Непостижима нутрь коварныхъ женщинъ!
             Кто разрѣшитъ законы Провидѣнья?
             Зачѣмъ оно прелестнѣйшія перси,
             А сердце гнусное имъ даровало?
             Какъ лиліи прекрасны и душисты,
             Въ очахъ лазурь небесъ иль блескъ звѣзды,
             Улыбка краше солнца, а въ устахъ
             Далекихъ струнъ согласное лобзанье...
             И это все одинъ обманъ, обманъ,
             Мечта, фантасмагорія Поэта!
             О грозный рокъ! освободи меня
             Отъ памяти моихъ протекшихъ бѣдствій!
             Дай мнѣ. забыть, что я когда-то жидъ,
             Что я испилъ сосудъ страстей горчайшихъ,
             Которымъ нѣтъ именъ на этомъ свѣтѣ!

(Слышенъ колокольчикъ.)

             Въ темницу, въ мракъ! Тамъ сердца не тѣснитъ
             Видъ мерзкій, ненавистный человѣка!

(Поспѣшно уходитъ. Всѣ съ изумленіемъ смотрятъ ему въ слѣдъ.)

  

АКТЪ ЧЕТВЕРТЫЙ.

ФЕРРАРА.

  

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.

Спальная комната Герцогини Урбанской.

  

          ЛУКРЕЦІЯ и ЛЕОНОРА.

             ЛУКРЕЦІЯ. О, разскажи, ной Ангелъ, Леонора,
             Что говорятъ врачи?
             ЛЕОНОРА.           Твоя болванъ,
             Лукреція еще не такъ опасна.
             Къ чему себя до времени тревожить?
             О, милый другъ, бываетъ хуже сердцу,
             А о кончинъ не приходятъ мысли.
             ЛУКРЕЦІЯ. Кто отягченъ мечтательнымъ недугомъ
             Иль пылкой, дикой страстью ослѣпленъ,
             О смерти тотъ, естественно, не мыслитъ.
             ЛЕОНОРА. Какъ мысль твоя отъ гроба далека?
             Считая съ трепетомъ мгновенья жизни,
             Ты не готовишься предстать предъ Бога
             И дать отвѣтъ въ дѣяньяхъ, въ чувствахъ, въ мысляхъ!
             ЛУКРЕЦІЯ. Прости меня, прости! Коварный жребій
             Весь мой составъ разбилъ и раздражилъ.
             Всѣмъ прихотямъ, причудамъ угождая,
             Онъ влилъ въ меня надменность, своенравье...
             Теперь я не умѣю покоряться
             Законамъ разума и чувствамъ вѣры.
             О, научи меня, мой другъ прекрасный,
             Какъ я должна упасть къ Его ногамъ,
             Какъ я должна Всесильному молиться!
             ЛЕОНОРА. О, Всеблагій! Ты слышишь этотъ голосъ,
             Полу-смиренный, полу-гордый.-- Боже!
             Сними кору съ прекраснѣйшаго сердца,
             Отчаянье надеждой замѣни!
             Влей благодать въ тоскующую душу.
             Ты милосердъ,-- она преступна; -- кто же
             Какъ не преступный ищетъ милосердья!
             Кому же, какъ не грѣшнику, оно
             Святымъ твоимъ закономъ суждено?--
             Она была невинна, непорочна;
             Была красой прекраснѣйшаго стада. -
             Найди ее, о Всемогущій Пастырь!
             Возрадуйся своей овцѣ заблудшей!
             Я зрю тебя!-- И небо улыбнулось,
             И ангелы твои возвеселились,
             Что въ свѣтлый кругъ ихъ -- идетъ новый ангелъ.
             Святый Отецъ! Еще одна молитва!
             Позволь и мнѣ, изгнанницѣ Твоей,
             Въ свою обитель возвратиться! Срокъ
             Давно прошелъ.-- Пойдемъ! Онъ насъ зоветъ,
             Сестра, зоветъ.-- О добрый, милосердый,
             Отецъ и Царь!-- Нѣтъ словъ, а сколько чувствъ!
             Лукреція, какія слезы льются!

(Бросаются другъ ко другу въ объятія и заливаются слезами.)

  

          TѢ ЖЕ и ПРИДВОРНАЯ ДАМА.

             ДАМА. Къ вамъ Константини... можно ли впустить?
             ЛЕОНОРА. Мы здѣсь еще! Но кто жъ насъ удержалъ,
             Иль лучше, кто насъ возвратилъ на землю?
             А! понимаю! Вѣрно, на землѣ
             У насъ съ тобой еще долги остались.
             О поспѣшимъ, Лукреція, помыслимъ,
             Что мы съ тобою сдѣлали худаго!
             Вознаградимъ, что можемъ, а чего
             Не можемъ, въ томъ раскаемся смиренно...
  

ТѢ ЖЕ И КОНСТАНТИНИ (Дама удаляется.)

             КОНСТАНТИНИ. Пустите! Тамъ приличія ничтожны,
             Гдѣ страждетъ честь, здоровье и свобода.

(Лукреціи.)

             Простите, Ваша Свѣтлость! справедливость
             И человѣчество меня влекутъ
             Упасть къ ногамъ Урбинской Герцогнни!
             ЛУКРЕЦІЯ. (стараясь скрыть слезы).
             Что вамъ угодно?
             КОНСТАНТИНИ. Оправданья Тасса!
             Сознанія, что ваши обвиненья
             И наговоры Герцогу неправда
             И клевета....

(Лукреція закрываетъ руками глаза и бросается къ Леонорѣ, но увидѣвъ ея измнленіе, въ въ ужасѣ отъ нея отбѣгаетъ.)

                                 Я знаю все! Самъ Герцогъ
             Ужасную мнѣ ввѣрилъ тайну....
             Лукреція. Братъ мой?...
             КОНСТАНТИНИ. И Государь -- И онъ же поручилъ
             Мнѣ разыскать, правдивы ли извѣты?
             ЛУКР. Постойте, Константини!-- Вашъ Торкватъ
             Ужасный человѣкъ.-- Ужъ я надъ гробомъ,
             Не разъ уже я смертью леденѣла,
             И холодъ вѣялъ изъ могилы.-- Онъ
             Вашъ Тассъ, меня привлекъ надъ эту пропасть;
             Онъ отрѣшилъ меня отъ мирной жизни...
             И правъ народъ; онъ не Поэтъ, волшебникъ....
             Онъ жертвъ искалъ и жертвы онъ губилъ;
             Пускай же самъ своей погибнетъ жертвой!
             КОНСТАНТ. Не стыдно ли вѣнчанной христіанкѣ
             Такъ далеко месть сердца простирать?
             За то, что онъ правдивыми устами
             Васъ отвлекалъ отъ гибельныхъ желаній,
             И вашего спасенія искалъ;
             За то, что онъ не подлъ и не безчестенъ;
             За то, что онъ прославилъ ваше имя,
             Сестры и брата и Феррары,-- вы
             Не устыдились клеветать!-- себя
             Пятномъ позорнымъ обезславить; -- домъ свой
             Неправосудіемъ унизить: ускорить
             И такъ немедлящую старость брата;
             Разбить его прекрасныя надежды,
             Намѣренья благія уничтожить,
             Приблизить къ гробу старца; наконецъ
             Невинную соперницу, сестру,
             Чистѣйшую изъ геніевъ чистѣйшихъ,
             Разсорить съ братомъ; у людей коварныхъ
             Привесть ея поступки въ подозрѣнье; --
             Убить сестру презрѣніемъ всеобщимъ....
             Все это вы!-- И вѣчность передъ вами;
             И это ль тѣ страницы вашей жизни,
             Которыя прочтутся въ небесахъ
             И двери въ рай Лукреціи откроютъ?--
             И это ль тѣ послѣднія минуты,
             Въ которыя достойный христіанинъ
             Свои грѣхи слезами обмываетъ?
             Лукреція! О, погаси свой взоръ,
             Пылающій не добрыми страстями;
             О измѣни презрѣнную улыбку,
             Въ которой адъ просвѣчиваетъ ясно --
             Сѣдой старикъ, я брату твоему
             Былъ тягостный и сладостный ровесникъ.
             Подъ бременемъ заботъ и попеченій,
             Мою главу серебряная ржа
             Посыпала на службѣ Государству;
             Но я одинъ отыскивалъ мгновенья
             О воспитаньи вашемъ думать. Тайно
             Я былъ отецъ тебѣ и Леонорѣ;
             Отецъ, и братъ, и другъ, и попечитель!
             Невидимо я велъ сестеръ прекрасныхъ
             На высшія ступени бытія;
             Я умъ ихъ украшалъ живой наукой,
             Ихъ сердце -- обществомъ, всегда отборнымъ,
             Ихъ внѣшность чудными искусствъ дарами.
             И вотъ тебѣ, безумецъ, воздаянье!
             Вотъ благодарность, старецъ ослѣпленный!

(Лукреція, тронутая, беретъ его за руку.)

             Та, для кого послѣдніе досуги
             Такъ безкорыстно я принесъ на жертву,--
             У старика прекраснѣйшаго друга,
             Единственнаго друга отнимаетъ!
             И чѣмъ, Лукреція, подумай, чѣмъ?
             Презрѣннѣйшей, гнуснѣйшей клеветой!--
             Я самъ пришелъ въ немалое сомнѣнье,
             Когда мнѣ другъ мой, Герцогъ, сообщилъ
             Всѣ тайны клеветы, чтобъ разыскать
             И истину прямую обнаружить....
             Я трепеталъ за обоихъ, за Тасса,--
             И за тебя!-- Уста мои три дня
             Не принимали пищи; я, старикъ,
             Измученный трудами и заботой,
             Желавшій только гроба,-- передъ смертью
             Хотѣлъ увѣриться; но добрый случай
             Мнѣ истину нежданно обнаружилъ...
             Я откровенно написалъ къ Торквату
             О всѣхъ его ужасныхъ преступленьяхъ
             И требовалъ отъ Тасса оправданья
             Иль вѣчнаго разрыва.... Вотъ, что онъ
             Мнѣ написалъ въ отвѣтъ. Прочтите.

(Лукреція, уже съ нѣкотораго времени въ сильномъ волненіи, отталкиваетъ письмо.)

             Что же?
             ЛУКР. Невиненъ онъ, Торквато Тассъ невиненъ!--
             Невиненъ! ради Бога, перестаньте!
             Невиненъ онъ! Преступницу оставьте!
             Но скройте стыдъ.... Сегодня я умру,
             Невинности его я буду жертвой....
             Бѣгите отъ ужасной....-- Леонора!
             Твое присутствіе меня убьетъ....--
             У ногъ твоихъ, ужасный Константини,
             Прошу.... (падаетъ на колѣна).
  

ТѢ ЖЕ и АЛЬФОНСЪ.

             АЛЬФОНСЪ.           Что это?...
             ЛУКРЕЦІЯ.                     Я сама не знаю.
             Какой-то демонъ въ персяхъ; на устахъ
             Слова, которыхъ я не понимаю
             Сама; они уста мнѣ обожгли....
             Невиненъ онъ! Клянусь, Торкватъ невиненъ.

(Падаетъ въ изнеможеніи.)

             АЛЬФОНСЪ. Я ничего, мой другъ, не понимаю...
             КОНСТ. Все тотчасъ объяснится, только прежде
             Спасти ее намъ должно, (подымая ее) Герцогиня!
             ЛУКРЕЦІЯ (ея сильной горячкѣ).
             Торкватъ! Прощайте, вы свободны!
             АЛЬФОНСЪ.                                         Боже!
             То муки поврежденнаго разсудка.
             ЛУКРЕЦІЯ. Прости меня, божественный Поэтъ,
             Прости мнѣ клевету!-- Вторая Федра,
             Тебя преслѣдуя, себя сгубила;
             Жизнь раннюю порокомъ отравила.
             Какъ геній, ты мнѣ жизнь благовѣщалъ,
             Какъ чистый жрецъ, меня благословлялъ
             И посвящалъ въ Весталку вдохновенья
             Ничтожное и слабое творенье.
             Но я сама, нечистою душой,
             Отвергла даръ и чистый и живой!
             О удержи напрасные упреки!

(Бѣжитъ и останавливается.)

             О добрый другъ! Другъ грозный и жестокій!
             Забыла я давно твои черты....
             Но гдѣ же ты, несчастный, гдѣ же ты!
             Въ темницѣ ты; во гробъ безъ возвращенья
             Повергла я любимца вдохновенья!
             Онъ счастливъ! Такъ! Небесное чело,
             Безъ солнца, такъ прекрасно разцвѣло!
             Не ропщетъ онъ на яростную львицу,
             Онъ и забылъ ее; свою цѣвницу
             Онъ строитъ для достойнѣйшей жены,
             Кѣмъ краткіе его такъ сладки сны;
             Врагамъ своимъ и жребію послушной,
             Не съ нами онъ, не здѣсь, въ темницѣ душной,
             Гдѣ ангелы небесный ароматъ
             Невидные, невидимо курятъ....

(Впадаетъ въ глубокую задумчивость.)

             АЛЬФОНСЪ. Лукреція!
             ЛУКРЕЦІЯ.           Ты здѣсь?-- Какъ благъ Господь!
             Нечаянно ты исповѣдь услышалъ,
             Ту тайну, отъ которой я дрожала,
             Которую ни ласки, ни угрозы,
             Ни муки не могли бы вырвать.-- Стыдно
             Мнѣ бъ было признаваться въ столь преступной,
             Презрѣнной клеветѣ; но добрый геній
             Всѣхъ васъ закрылъ въ моихъ очахъ преступныхъ.
             Я видѣла Торквата только. Правда
             Изъ устъ моихъ нежданно излилася*
             И мѣсто то, гдѣ тайну я хранила
             Наполнило прекраснѣйшее чувство,
             Котораго назвать я не умѣю.
             О милый братъ, о другъ единый мой!
             Прости его, прости! Поэтъ великій
             Не долженъ быть такъ долго наказуемъ
             За то, что онъ и чище насъ и лучше.
             О милый братъ! одно прошенье; --
             Кончаюсь я; ты видишь, смерть косою
             Въ моихъ глазахъ убійственно сверкаетъ,--
             Позволь ему изъ роковой темницы
             Придти къ одру преступницы несчастной.
             Позволь хоть передъ нимъ мнѣ оправдаться....
             Что я?... Не оправдаться,-- примириться,
             Просить прощенья, плакать о грѣхахъ....
             О призови, Альфонсъ великодушный,
             Великаго Торквата!
             АЛЬФОНСЪ.           Константини!
             Просите Тасса.--

(Константини уходитъ; Альфонсъ и Леонора отводятъ Лукрецію въ глубину спальной и сажаютъ на кровать. Продолжительное молчаніе.)

             ЛЕОНОРА. Лукреція! Ты страшно какъ-то дышишь;
             Вокругъ тебя весь воздухъ пламенѣетъ.
             ЛУКРЕЦІЯ. О! тяжко мнѣ! Мой Ангелъ, Леонора!
             Не оскверняй себя порочнымъ чувствомъ,
             И не питай земной любви къ Поэту!
             Мы женщины; тщеславье или страсть
             Чаруютъ насъ. Мы -- непорочнымъ сердцемъ
             Мужчинъ любить не можемъ; заблужденье,
             Тщеславье или страсть,-- вотъ наши узы!
             Не унижай, другъ милый, Леонора,
             Прекраснѣйшаго сердца -- честолюбьемъ
             Или преступной страстью!-- Я прошу
             Молю, забудь великаго Поэта!...
             Волшебница! Онъ твой! Ты не исполнишь
             Моей мольбы.... Темнѣетъ свѣтъ.... Сестра!
             Забудь его.... Мнѣ душно, кровь клокочетъ....
             Забудь его!... О стыдъ и униженье....
  

ТѢЖЕ, ТАССЬ и КОНСТАНТИНИ.

             ЛУКР. Невиненъ онъ! Я всѣхъ васъ обманула!..
             Забудь его!... Вотъ мой судья приходитъ....

(Тассъ подбѣгаетъ и падаетъ у ея кровати на колѣна; Лукреція хватается за сердце.)

             Ахъ! сердце, сердце....

(Съ пронзительнымъ крикомъ.)

                                 Га! разорвалось!... (Умираетъ).
  

ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ.

Комната Смотрителя за Феррарскимъ дворцомъ.

             РОЗИНА (одна, пляшетъ и поетъ.)
             Когда дѣвица жить начнетъ,
             Все веселиться, прыгать хочетъ;
             О мужѣ-скукѣ не хлопочете
                       И все поетъ.
  
             И на яву, и въ сладкомъ снѣ,
             То музыка, то пляска снится;
             Какъ ноги, голова кружится
                       И вся -- въ огнѣ.
  
             Но если скука-мужъ придетъ,
             Она всѣ радости разлюбитъ,
             Одну тоску свою голубитъ
                       И не поетъ.
  
             Но такъ и быть! Я полюбила скуку --
             И какъ она прекрасна, и мила!
             Когда при немъ я эту пѣснь пою,
             Онъ говоритъ: какъ эта пѣснь стара!
             Но онъ не мужъ; для мужа очень молодъ;
             Ему всего пятнадцать только лѣтъ,
             А мнѣ?-- А мнѣ четырнадцать сегодня.

(Пляшетъ и поетъ.)

             Пейте, омойтесь и пляшите!
             Жизнь уйдетъ и не придетъ;
             И тогда уже любите....
  

          РОЗИНА и ДЖУЛІО МОСТИ.

             РОЗИНА. Ахъ, Джуліо!
             ДЖ. МОСТИ.                     Розина! Тассъ свободенъ!
             РОЗИНА. А съ нимъ и ты?
             ДЖ. МОСТИ. Не знаю, можетъ быть.--
             Гдѣ твой отецъ?
             РОЗИНА. Пошелъ на верхъ, къ Альфонсу;
             А я одна со скуки пѣсню пѣла,
             ДЖ. МОСТИ. О, милая! Не время намъ скучать.
             Великаго простилъ великій Герцогъ!
             Лукрецію онъ отдаетъ ему.
             Она отъ страсти къ Тассу такъ страдала,
             Что чуть было не отошла ко предкамъ.
             РОЗИНА. О Джуліо! Что это значитъ: страсть?
             ДЖ. МОСТИ. Огонь въ крови,огонь въ душѣ и сердцѣ,
             Пріятное затмѣніе разсудка,
             Очаровательное горе....
             РОЗИНА.                     Мости!
             Испанка я,-- и вашъ языкъ прелестный
             Мнѣ дикъ и новъ; и многихъ, многихъ словъ
             Еще не понимаю; что сказалъ ты,
             Я признаюсь, не поняла. Какъ? Горе
             Очаровательно!-- Какъ хочешь, милый,
             А мнѣ смѣшно.-- Огонь въ душѣ! Прекрасно!
             Вотъ страсть!

(Слышенъ колокольный звонъ,)

             ДЖ. МОСТИ. Что это?
             РОЗИНА.                     Умеръ кто нибудь;
             Вѣдь это такъ обыкновенно! Полно
             Печалиться; и мы съ тобой умремъ.

(Звонъ становится сильвѣе.)

             Развеселить тебя? Я протанцую,
             Спою твою любимую октаву.

(Начинаетъ пѣть.)

             Душа велѣла жизнь любить,
             А жизнь и душу ненавидѣть....
             Д. М. О, перестань!... Пойдемъ, узнаемъ лучше...
             Розина. О! если вмѣстѣ,-- я вездѣ готова!

(Обнявъ Мости, поспѣшно съ нимъ уходятъ.)

  

ЯВЛЕНІЕ ТРЕТЬЕ.

Комната Герцога Феррарскаго.

  

АЛЬФОНСЪ и ЛЕОНОРА.

             АЛЬФОНСЪ. Оставь ее! Ты повредишь здоровью.
             Не плачь, сестра! Такъ хочетъ Провидѣнье!
             Не плачь! (а самъ я плачу какъ ребенокъ:)
             Сестра моя, послѣдняя надежда!
             Вотъ каждый годъ ударъ во слѣдъ удару....:
             И скоро твой Альфонсъ оставитъ свѣтъ.
             Не убивай меня своимъ страданьемъ;
             Мнѣ надо жить, хоть жизнь давно мнѣ въ тягость.,
             ЛЕОНОРА. Живите, Ваша Свѣтлость!
             АЛЬФОНСЪ.                               Ваша Свѣтлость!
             Несчастный! Тамъ одна сестра во гробѣ
             Слезамъ моимъ и горести не внемлетъ;
             Другая здѣсь даетъ мнѣ разумѣть,
             Что и она въ груди хранитъ могилу
             И ледянымъ, ужаснымъ языкомъ
             Язвительно лепечетъ: Ваша Свѣтлость!
             ЛЕОНОРА. О, милый брить! Прости меня, прости!
             Съ недавнихъ поръ Альфонсъ великодушный:
             Такъ грозенъ сталъ, такъ вспыльчивъ, такъ ужасенъ.
             Что я....
             АЛЬФОНСЪ. Молчи; я и теперь ужасенъ,
             Когда въ душѣ возстанутъ привидѣнья:
             Лукреція и этотъ Тассъ въ больницъ!--
             Прекрасный другъ! другъ милый, Леонора,
             Забудь ее, прости ей клевету!
             Пусть радость возвратится въ домъ Альфонса!
             Живи еще, переживи меня,
             Изыщемъ вмѣстѣ средства, какъ Торквата
             Вознаградить за семилѣтній стыдъ,
             За семилѣтнія страданья...
             ЛЕОНОРА.                     Герцогъ!
             Я раздѣляю ваше положенье;
             Но, кажется, не выдумаемъ мы
             Наградъ за то, что потерялъ несчастный.
             АЛЬФОНСЪ. Ты думаешь?
             ЛЕОНОРА.                     Увѣрена.
             АЛЬФОНСЪ.                               Послушай! ?
             Ты любишь ли несчастнаго Торквата?
             ЛЕОНОРА. Достоинъ ты взаимныхъ откровеній.
             Такъ! Я люблю и горячо люблю.
             АЛЬФОНСЪ. Вотъ какъ меня....
             ЛЕОНОРА.                     Простите, Ваша Свѣтлость!
             АЛЬФ. Нѣтъ, ничего, извольте.... продолжайте!...
             ЛЕОНОРА. Я снова повторяю, что люблю....
             АЛЬФОНСЪ. Я это слышалъ
             ЛЕОНОРА.                     Но не такъ, какъ должно.
             Рѣшился ты оставить здѣсь Торквата,
             Лелѣять вечеръ горькой жизни Тасса
             И заживитъ мучительныя раны....
             Все это, Герцогъ, все тебя достойно!
             А я должна его и васъ оставить.--
             Люблю его, онъ любитъ Леонору;
             Но знанія, что бракъ нашъ невозможенъ....
             АЛЬФОНСЪ. Сестра моя, герой мой, Леонора....
             ЛЕНОНОРА. Что онъ не мужъ Феррарской Герцогинѣ!
             Достоинство свое я лучше знаю,
             Чѣмъ онъ, чѣмъ всѣ, чѣмъ даже ты, Альфонсъ...
             Останусь здѣсь -- кто знаетъ, можетъ быть:
             Во мнѣ и въ-немъ любовь сильнѣй взыграетъ;
             Забудемъ мы о выгодахъ Ферреры,
             О будущемъ, о прошломъ, и -- погибнемъ;
             Но если, мы далеко другъ отъ друга,
             Займемся намъ приличнымъ упражненьемъ,--
             Поэзіей Торкватъ, а я -- молитвой,
             Годъ промелькнетъ, другой, простынемъ оба;
             Увѣримся, что наша страсть напрасна;
             Тогда опять спокойно, хладнокровно
             Сойдемся мы, какъ старые друзья --
             И вечеръ твой, Альфонсъ великодушный,
             Всеобщимъ нашимъ счастьемъ будетъ красенъ.
             Согласны ль -- вы?
             АЛЬФОНСЪ.           Какъ-громомъ пораженный,
             Не знаю я, что чувствовать, что думать?
             Не женщина ты; Леонора; геній,
             Чистѣйшій духъ, небесное созданіе!..
             Теперь я понимаю, почему
             Творенія Торквата такъ прекрасны;
             Вдохнулъ ихъ геній-Леонора.
             ЛЕОНОРА.                     Герцогъ!
             Согласны ль вы?
             АЛЬФОНСЪ.          Нѣтъ, другъ мой, несогласенъ!
             Какъ мнѣ съ тобой, чудесна", разстаться?...
             ЛЕОНОРА. Два года только; годъ одинъ
             АЛЬФОНСЪ.                                         Пусть будетъ!
             Куда же?
             ЛЕОНОРА. Къ брату Кардиналу д'Есте.
             АЛЬФОНСЪ. О! я согласенъ! Но когда?
             ЛЕОНОРА.                                         Сегодня.
             АЛЬФОНСЪ. Сегодня! Какъ?
             ЛЕОНОРА.                     И даже черезъ часъ.
             Я не могу съ Торкватомъ повстрѣчаться.
             Отдамъ сестрѣ послѣднее лобзанье,
             Васъ обниму и тотчасъ въ путь; а завтра,
             Прошу васъ, дамъ моихъ и слугъ отправьте!
             Но, милый братъ, еще одно прошенье....
             АЛЬФОНСЪ. Все, все на свѣтѣ....
             ЛЕОНОРА.                               Столько бѣдъ и горя
             Въ груди твоей оставили слѣды....
             Не обижай несчастнаго Поэта
             Упреками, тоской, воспоминаньемъ;
             Прости ему невольные проступки
             АЛЬФОНСЪ. И ты могла въ Альфонсѣ сомнѣваться?
             ЛЕОН. О нѣтъ, мой братъ! Но горе -- очень сильно.--
             Ты видѣлъ герцогиню-Леонору;
             О будь же, Герцогъ, братомъ Леоноры!

(Обнимаетъ Альфонса.)

             Пойду къ сестрѣ завидовать.
  

ТѢ ЖЕ, ТАССЬ и КОНСТАНТИНИ (входя, встрѣчаются съ Леонорой}.

             ЛЕОНОРА.                     Всесильный! (Уходитъ.)
             ТАССЬ (про себя).
             О геній мой! Я твой завѣтъ исполню,
             И женщина меня не поколеблетъ!
             АЛЬФ: И такъ, мой Тассъ, насъ смерть соединяетъ
             И, кажется, на вѣки.
             ТАССЪ.                     Ваша Свѣтлость!
             Судьба не позволяетъ. Я рѣшился.
             Мнѣ должно изъ Феррары удалиться --
             Для моего и вашего покоя.
             Преступникъ я предъ вашими очами,
             Виновникъ смерти Герцогини, демонъ,
             Принесшій въ домъ вашъ смуту и печаль.
             Я самъ винюсь.-- Изяществомъ природы,
             Пушистымъ лѣсомъ, рѣзвой рѣчкой, небомъ,
             Луной, звѣздами, пѣснью птицъ свободныхъ
             Я долженъ былъ спокойно любоваться;
             А красоты дивно прелестныхъ женщинъ
             Я долженъ былъ искать въ воображеньи,
             Влюбляться въ темныя свои созданья,
             И прелестью воздушной упиваться.
             Тамъ все мое; -- здѣсь, на землѣ печальной,
             Все отдано во власть людей коварныхъ,
             Завистливыхъ, надменныхъ, своенравныхъ.
             Не съ ними я,-- на празднествахъ, турнирахъ,--
             Былъ долженъ пировать и препираться;
             Но я забылъ, что пѣснь Іерусалима
             Должна гремѣть въ устахъ простыхъ и чистыхъ;
             Что тѣ уста, изъ коихъ стихъ прекрасный,
             Какъ легкій неба воздухъ, вырывался,--
             Не жаромъ сладострастнаго лобзанья
             Должны горѣть; что жизнь Торквата Таоса
             Давнымъ давно принадлежитъ не мнѣ,
             А людямъ всѣмъ, природѣ и столѣтьямъ.
             И что во мнѣ, въ потухнувшемъ волканѣ?
             Не обожгу я, правда; но и ночи
             Не освѣщу огнемъ великолѣпнымъ....--
             А тамъ, а тамъ, гдѣ бурный Тибръ шумитъ,
             И мутными, какъ мысль моя, волнами,
             Торжественно о прошломъ говоритъ;
             Предъ вѣчными стѣнами Пантеона,
             Предъ куполомъ Апостола Петра,
             Передъ людьми, которыхъ ненавижу,--
             Увижу блескъ Виргильева вѣнца,
             И торжество невинности увижу!...
             О Герцогъ мой, Альфонсъ великодушный!
             Не суетенъ былъ мощный голосъ духа,
             Который мнѣ указывалъ храмъ славы,
             Который мнѣ Виргиліевъ вѣнецъ
             Показывалъ, какъ должную награду
             За всѣ мои страданія и муки,
             За чистоту, за благородство сердца,
             За все, за все, что я на этомъ свѣтѣ
             И пренебрегъ и потерялъ. Альфонсъ
             Великодушный! Ты меня изъ гроба
             Извлекъ; но что жъ ты далъ мнѣ въ этомъ свѣтѣ?
             Не гробъ ли вновь? Его ищу, прошу.
             Такъ окажи послѣднюю мнѣ милость;
             Дай гробомъ мнѣ великолѣпный Римъ,
             Огромную прошедшаго могилу!
             Тамъ я найду мѣстечко для себя,
             Приличное, достойное. Спокойно
             Закрою я измученныя вѣжди;
             Но не отъ мукъ, не отъ страданій тяжкихъ;
             Но отъ лучей прекраснаго вѣнца.--
             Увѣнчанный,-- въ безсмертье отъ безсмертья
             Я перейду однимъ великимъ шагомъ!
             АЛЬФОНСЪ (про себя).
             Несчастный! Въ Римъ! Кто изъ моихъ враговъ
             Ему шепнулъ ужасное желанье?
             Туда должна уѣхать Леонора --
             И онъ туда влекомъ судьбой упорной....

(Громко.)

             Нельзя, Торкватъ; твое здоровье....
             ТАССЪ.                               Слабо!
             Мнѣ вреденъ воздухъ пагубной Феррары;
             Она меня такъ страшно изнурила.
             Спаси меня, Альфонсъ великодушный!
             Спаси остатокъ силъ моихъ, Великій
             АЛЬФ. Нельзя, Торкватъ! Я лучше знаю пользу
             Твою.... Нельзя, нельзя.... Но, Констаитини!
             Насъ ждутъ дѣла. О смерти Герцогини
             Намъ должно написать во всѣ мѣста,
             Гдѣ только въ ней участье принимали.
             Пойдемъ, пойдемъ! (Уходя.) Обрядъ устройте также
             Для погребенья. Намъ не время плакать.
             У насъ одно родство -- съ одной Феррарой.
  

ТАССЪ одинъ.

             Для славы -- все, и ничего -- для Тасса!
             Ничтожной милости не хочетъ сдѣлать.
             Нельзя, нельзя! (Подум.) Быль можетъ, тайно, хитро
             Онъ мнѣ готовитъ месть за Герцогиню,
             Которую онъ самъ низвелъ въ могилу?--
             Естественно! Да и къ чему бъ ему
             Удерживать пѣвца, безъ вдохновенья
             И безъ ума,-- при суетномъ дворѣ?
             Ага! Я все проникъ. Коварство, хитрость
             Уже не такъ мою тревожатъ душу;
             Я ужъ привыкъ спокойно, хладнокровно
             Встрѣчать и отражать ихъ нападенья.
             Нельзя, нельзя! Но что жъ меня удержитъ?
             Я, испытавъ твою несправедливость
             Единожды, не долженъ больше вѣрить
             Твоимъ обѣтамъ.

(Со смѣхомъ.)

                                 Замы отъ не удачный!
             Нѣтъ! Я уйду скорѣе злобы, мести,
             Скорѣе мысли ненавистной,-- въ Римъ.
             Туда, туда походъ послѣдній Тасса!

(Хочетъ итти.)

  

ТАССЪ и ДЖУЛІО МОСТИ.

             ДЖ. МОСТИ. Какъ я попалъ сюда?-- Не понимаю!
             Я васъ искалъ, а встрѣтилъ трупъ несчастной
             Лукреціи.... Что съ вами? Успокойтесь!
             ТАССЪ. О, миръ тебѣ, страдалица страстей,
             Невинная виновница несчастій,
             Которыми ужасный Тассъ прославленъ!--
             Прощай, мой другъ!
             ДЖ. МОСТИ.           Куда вы это?
             ТАССЪ.                               Въ Римъ!
             ДЖ. МОСТИ. Меня, меня съ собой возьмите!
             ТАССЪ.                                         Юный,
             Прекрасный другъ! Торкватъ на смерть идетъ;
             А ты иго во гробѣ хочешь видѣть!
             ДЖ. М. Не въ гробѣ, нѣтъ; но въ славѣ, въ торжествѣ!
             Я вамъ принесъ мое младое сердце;
             Семь лѣтъ при васъ я пробылъ неотлучно;
             Все лучшее я въ вашемъ сердцѣ спряталъ;
             А вы меня хотите здѣсь оставить!
             ТАС. Нѣтъ, никогда! Со мной, со мной, въ тотъ Римѣ.
             Гдѣ хладный гробъ Торквата ожидаетъ!
             ДЖ. МОСТИ (бросается объятія Тасса.)
             Прощай, моя Феррара и Розина!
             Васъ много есть, а Тассъ одинъ на свѣтѣ.
  

ИНТЕРМЕДІЯ.

  

ЯВЛЕНІЕ.

Поляна, окруженная лѣсомъ;-- полная луна освѣщаетъ вдали дорогу въ Римъ.

  

ШЬАРА, ФРАНЧЕСКО ТАСКА, другіе Начальники и разбойники наполняютъ поляну; по дорогѣ и у опушки лѣса сторожевые разбойники.

             ШЬАРА. Ни одного! Ужъ sа полночь, Франческо!
             Ни одного!-- Вида передовымъ!
             Не можетъ быть, что въ Римъ никто не ѣхалъ,
             На богомоліе, на торгъ, за дѣломъ,
             За чѣмъ нибудь.... Спятъ вѣрно за кустами.--
             Клянусь, когда до восхожденья солнца
             Ни одного не встрѣтимъ человѣка,
             Ни поѣзда, ни стада, ни коня,--
             Передовыхъ повѣшу по дорогѣ!
             А завтра -- въ Римъ, Франческо! Въ старый Римъ,
             Въ Трастеверре, куда хотите; въ замокъ
             Святаго Ангела!-- А въ старомъ Римѣ
             Мы можемъ мѣсто сборное назначить,
             Ограбить всѣ часовни Колоссея....
             ТАСКА. Часовни? Нѣтъ!-- Священное сребро
             На пользу не послужитъ.
             ШЬАРА. Безъ вопросовъ
             Я не люблю отвѣты слушать!-- Таска,
             За бѣгство Кардинала Франка-Вилла,
             За смерть шести товарищей, за выкупъ
             Семи Канониковъ -- намъ Римъ заплотитъ
             Священнымъ или свѣтскимъ серебромъ!--
             Не даромъ Шьара двадцать тысячъ войска
             Къ стѣнамъ подвинулъ Рима. -- Что, Трискати
             Не возвращался?
             ТАСКА.           Нѣтъ еще, Начальникъ!
             ШЬАРА (ложась
             Ну, спите съ Богомъ! Господи помилуй,

(Таска и прочіе отходятъ и ложатся на лугу въ отдаленіи.)

             ШЬАРА. Святый Джованни! Помоги поймать
             Купца или богатаго монаха!...

(Укутывается въ плащъ и засыпаетъ; глубокая тишина чрезъ нѣсколько времени прорывается свистомъ сторожевыхъ;-- Шьара и разбойники подымаются.)

             ШЬАРА. Къ ружью!-- Заснуть спокойно не дадутъ!
             Съ которой стороны добыча?...
             СТОРОЖЕВОЙ.                     Съ правой!
             ШЬАРА. Изъ Рима?
             СТОРОЖЕВОЙ.           Въ. Римъ!
             ШЬАРА.                               Проѣзжій?
             СТОРОЖЕВОЙ. Нѣтъ, прохожій!
             ШЬАРА. Ну, стоило будить! Послушай, Таска,
             До завтра спрятать!-- Ну, спокойной ночи.
  

ТѢ ЖЕ, ТОРКВАТО ТАССО, ДЖУЛІО МОСТИ, (спутанные веревками) и нѣсколько разбойниковъ.

             РАЗБОЙНИКЪ. Спитъ Шьара?
             ШЬАРА (приподымаясь.) Сплю!-- Я говорилъ вамъ: спрятать!
             Покой не дадутъ ни на минуту!, '
             Ну, бросьте здѣсь, опутайте, свяжите.
             Не улетятъ, не птицы!-- Поутру
             Осмотримъ и объицемъ! Доброй ночи!...

(Ложится; разбойники отводятъ плѣнниковъ въ сторону, возлѣ сторожеваго оставляютъ и, возвратясь на прежнее мѣсто, ложатся.)

             РАЗБОЙНИКЪ. Олега же за нищими гоняться!
             ТАСКА. Пріятель, спи, не то проснется Шьара.

(Опять глубокая тишина).

             ДЖ. МОС. Мнѣ стыдно! Онъ спокоенъ,хладнокровенъ,
             Какъ будто онъ въ гостинницу зашелъ;
             Какъ будто ожидалъ онъ этой встрѣчи;
             А я дрожу, мнѣ страшно.... Чѣмъ онъ занятъ?
             Не спитъ ли? Нѣтъ! На блѣдную луну
             Глаза вперилъ, спокойно размышляетъ....
             Не разъ онъ говорилъ: "Нѣтъ въ мірѣ бѣдствій;
             А если есть, такъ только Жизнь Одна!
             Умѣй понять необходимость горя
             И горе -- болѣе не существуетъ, а
             Попробуемъ преодолѣть себя,
             Уснуть, забыться, утонуть въ мечтаньяхъ.--
             ТАССЪ. Полна любви безмолвная природа!
             И человѣку велѣно любить.
             За что жъ, когда законъ твой исполняемъ,
             Ты насъ преслѣдуешь за исполненье?--
             Миръ вамъ, мечты; давно пора проснуться!
             Пустымъ словамъ, пустымъ страстямъ не вѣрить,
             Отрезвиться отъ славы и любви.--
             И лавръ и миртъ -- ядъ непримѣтный носятъ;
             Противоядье -- только въ кипарисѣ.--
             Но кипарисъ и далеко и близко....
             Перешагнуть ограду самовольно
             Возможно, но преступно и грѣшно!!
             Да и зачѣмъ?-- Жизнь краткая пестра;
             То свѣтлые, то темные цвѣты
             Разбросанны по жизненной дорогѣ;
             Сегодня -- горькій, завтра -- сладкій день.
             Какъ горькій день? Но можно быть счастливцемъ
             Вчера, сегодня, завтра, послѣ завтра;
             Всю жизнь до гроба можно быть счастливымъ:
             Люби -- и только, говоритъ Петрарка,--
             Пиши стихи небесной Леоноръ; --
             Ты счастливъ! Обожай ее -- ты счастливъ!
             Да, я быль счастливъ и теперь я счастливъ;
             Любилъ, люблю;-- умѣю сладкой риѳмой
             На риѳму сердца отвѣчать; умѣю
             Носить въ душъ великолѣпный образъ; --
             Ни у кого нѣтъ слезъ такихъ цѣлебныхъ,.
             Какъ у меня; -- никто, и самъ Петрарка,
             Не сложитъ утѣшительнѣй молитвы,
             Какую я сложилъ о Леонорѣ.
             И я несчастенъ?... Нѣтъ.
             ДЖ. МОСТИ.                     Онъ что-то шепчетъ..
             Не смѣю. Грѣхъ подслушивать. Не смѣю,
             Спросить: о чемъ?...
             ТАССЪ.          Несчастенъ, бѣденъ, жалокъ,--
             Кто нераздѣльно съ тѣломъ веществуя,
             Не можетъ легкой мыслью отдѣляться
             И пролетать незримымъ существомъ
             Тамъ, гдѣ живетъ его Елеонора;
             Изъ глубины темницъ, съ одра болѣзни
             Душей не можетъ выдти на свободу
             И. сладкогласной птичкой невидимкой
             И пѣть и жить воздушною любовью....
             Кто, умирая, не имѣетъ силы
             Не отлетѣть въ небесныя селенья;
             Не для себя и не собой остаться,
             А легкимъ и отраднымъ сновидѣньемъ
             У изголовья спящей Леоноры; --
             И если смерть, съ крылатой вереницей
             Недуговъ и страданій, подойдетъ...
             Къ постели дѣвственной; -- не дать проснуться,
             А унести ея святую душу...
             И у престола Божія поставить
             Земнаго ангела между небесныхъ!...
  
             И это все -- Торквато Тассо можетъ!
             И я несчастливъ?! Грѣшенъ ропотъ мой!
             Я жалуюсь на грязь и непогоду;
             А самъ иду надъ бурей, высоко!
             И разрушительныхъ ея порывовъ
             Не вижу и не знаю....

(Мости старается приблизиться къ Тассу).

             ТАССЪ.                     Ты не спишь?
             А отдыхъ нуженъ; ты усталъ дорогой.
             ДЖ. МОС. Хотѣлъ уснуть, но сонъ нейдетъ. Опасность
             И нашего пути и нашей жизни....
             ТАССЪ. Опасность, безъ судьбы, одна не ходитъ.
             Опасность -- вымыслъ. Въ чемъ же вся опасность?
             Мы можемъ жизнь утратить; не жалѣй!
             Мы здѣсь младенчествуемъ только;
             Мы мужественный возрастъ обрѣтемъ
             Неизмѣняемый, непреходящій! .
             Спи лучше!
             ДЖ. МОСТИ. Но зачѣмъ же вы не спите?
             ТАССЪ. И я засну. (Онъ за меня боится
             И потому не спитъ мой добрый Мости).

(Тассъ опускаетъ голову и вскорѣ засыпаетъ; глубокая тишина снова царствуетъ: слышенъ отдаленный свистокъ).

             ДЖ. МОСТИ (поворачиваясь).
             Не спится.-- Сердце ждетъ бѣды.-- Не спится.
  

ТѢ ЖЕ и ТРИСКАТИ показывается на опушкѣ лѣса.

             СТОРОЖЕВОЙ. Кто тамъ?
             ТРИСКАТИ. Молчи! Свой!-- Кондотьеръ Трискати!
             Что спятъ товарищи?
             СТОРОЖЕВОЙ.           Спять на полянѣ.
             Измучились на безполезной ловлѣ.
             ТР. (подходя къ начальникамъ и толкая одною ногою).
             Проснись, вставай! Гдѣ Шьара?
             КОНДОТЬЕРЪ (просыпаясь).          А?
             ТРИСКАТИ.                                         Гдѣ Шьара?
             КОНДОТЬЕРЪ. Чего?
             ТРИСКАТИ.                     Гдѣ Шьара?
             КОНДОТЬЕРЪ.                     Спитъ на камнѣ.
             ТРИСКАТИ (ложась).                                         Спитъ?
             И я прилягу.
             КОНДОТЬЕРЪ (всматриваясь). Это ты, Трискати?
             Изъ Рима?
             ТРИСКАТИ.           Да.
             КОНДОТЬЕРЪ.           Что новаго?
             ТРИСКАТИ.                               О, много!
             Не перескажешь вдругъ всего.

(Таска и прочіе Кондотьеры просыпаются).

             ТАСКА.                               Трискати
             Вернулся?
             ТРИСКАТИ. Да?-- А какова удача?
             ТАСКА. Плоха, братъ? Двухъ поймали пѣшеходовъ,
             А съ пѣшеходовъ взятки гладки.
             ТРИСКАТИ.                               Шьара
             Пойдетъ на Римъ?
             ТАСКА.
                                 Хотѣлъ, не знаю, завтра....
             ТРИСКАТИ. Повременить бы день, другой....
             ТАСКА.                                         А что?
             ТРИС: А вотъ что. Въ Римъ ждутъ Торквата Тасса.
             По случаю его пріѣзда,-- будутъ
             Процессіи и праздники! Вотъ время
             Въ Трастеверре отправиться подъ ночь.--
             Всѣ жители пойдутъ за Тибръ, смотрѣть
             На разные потѣшные огни
             На поѣзды дворянскіе, - а мы
             Трастеверре по своему освѣтимъ!
             КОНДОТ: Торквато Тассо, говоришь ты? Этотъ
             Пѣвецъ волшебникъ?
             ТРИСКАТИ.                     Что онъ за волшебникъ?
             Онъ набоженъ, какъ кашъ отецъ Антоній,
             Что за часовней, изъ сухихъ вѣтвей
             Въ глухомъ лѣсу себѣ построилъ келью.
             ТАСКА. Да и въ стихахъ его -- есть благочестье!
             Разгулу, молодецкой жизни -- мало,
             Зато, какъ пѣть начнешь его октавы,
             Кого,-- не знаешь, а кого-то любишь.
             Нѣтъ! Чуть услышу, что Торквато въ Римъ,
             У Шьары отпрошусь на два, три дня,
             Послушать, какъ онъ самъ поетъ октавы.
             КОНДОТЬЕРЫ. И я, и я!...
             ТРИСКАТИ.                     А на охоту?
             ТАСКА.                                         Послѣ!
             Въ одинъ же день всѣхъ праздниковъ не кончатъ.
             Увидишь, Шьара самъ пойдетъ послушать.
             Вѣдь онъ и самъ слагаетъ дивно пѣсни
             Для нашего простаго обихода.

(Въ продолженіе разговора, Мости ползетъ къ ихъ кружку, останавливаясь и вслушиваясь въ рѣчи. Тассо спитъ).

             КОНДОТ: Послушайте! онъ мимо насъ проѣдетъ.
             ТАСКА. А что? и въ правду.
             КОНДОТЬЕРЪ.                     Надо наказать
             Передовымъ, особеннымъ свисткомъ
             Пусть знать дадутъ. Мы всѣ пойдемъ на встрѣчу
             И' ъ честь ему тѣ станцы пропоемъ,
             Что Шьара сочинилъ къ Торквату Тассу.
             ТАСКА. Возьми коня! Лети къ передовымъ!
             Не долго прозѣвать....
             ДЖ. МОСТИ.                     Ужъ прозѣвали!

(Всѣ вскакиваютъ съ своихъ мѣстъ).

             ТАСКА. Кто здѣсь? Къ ружью! Измѣна!
             ДЖ. МОСТИ. Тише, тише!
             Я плѣнникъ вашъ, я связавъ.... Но межъ вами
             Другой есть плѣнникъ поважнѣй меня,
             Важнѣе Кардиналовъ и Князей!--
             Торквато Тассо!
             ВСѢ.                     Что? Торквато Тассо?
             Одинъ? Пѣшкомъ?
             ДЖ. МОСТИ.                     Онъ убѣжалъ отъ яда,
             Что для него готовили въ Ферраръ,
             И въ Римъ спѣшилъ на приглашенье Папы.
             ТРИСКАТИ. А если лжешь?
             ДЖ. МОСТИ.                     Вѣдь я у васъ въ рукахъ;
             Вы можете за ложь меня замучить!
             КОНДОТЬЕРЪ. Будите Шьару!
             ТРИСКАТИ.                               Обождать....
             КОНДОТЬЕРЫ.                               Будите!
             Онъ въ Римъ спѣшитъ, мы задержали. Таска,
             Буди его, буди его, буди!...
             ТАСКА (подошедъ ко Шьарѣ.)
             Начальникъ!
             ШЬАРА.           А?
             ТАСКА.                     Начальникъ!
             ШЬАРА.                               Ну, чего?
             ТАСКА. Ты знаешь ли кого мы взяли въ плѣнъ?
             ШЬАРА. Кого?
             ТАСКА.           Торквата Тасса.
             ШЬАРА.                               Быть не можетъ!
             Огней! Огней! Гдѣ жъ онъ?
             ТАСКА.                     Вонъ этотъ мальчикъ
             Намъ сказывалъ.
             ШЬАРА (вставъ). Огней, друзья, скорѣе!
             Я видѣлъ Тасса раза два у Конки!
             Узнаю, не обманутъ. Гдѣ жъ онъ, Таска?
             ТАСКА. Вотъ спитъ подъ деревомъ.

(По всему лѣсу зажигаются огни; разбойники съ факелами наполняютъ поляну).

             ШЬАРА. Торквато Тассо!!
             РАЗБОЙНИКИ (освѣщая Тасса, шопотомъ).
             Торквато Тассо! Здѣсь Торквато Тассо!...
             ТАССЪ (просыпаясь).
             Что значитъ этотъ свѣтъ, толпа? Гдѣ Мости?
             ДЖ. МОСТИ. Я здѣсь! Они узнали васъ.
             ШЬАРА (развязавъ Тасса; разбойники развязываютъ Мости). Простите!
             Ошибкой молодцы васъ захватили,
             Вамъ стоило назвать себя.
             ТАССЪ.                     Назвать?!
             ШЬАРА. Да, ваше имя талисманъ отъ смерти,
             Во истину безсмертный человѣкъ!--
             И проклятъ тотъ, кто вздумалъ бы умножить
             Число страданій славныхъ, знаменитыхъ,
             Которыя оправдываютъ небо
             И обвиняютъ гордость человѣка!
             ТАССЪ. Творецъ! И это говоритъ разбойникъ?!
             ШЬАРА. Да, это говоритъ разбойникъ Шьара.
             ТАССЪ (вскочивъ). Возможно ли?... Сей ужасъ, бичъ людей!
             Невидимый судья дѣяній тайныхъ!
             Злодѣй, покрытый славой и безчестьемъ!
             Добра и зла блистательная смѣсь!..
             Италіи таинственная сказка!...
             ШЬАРА. Все это я! Но всѣ мои названья
             Высчитывать не доброму Поэту,
             Не образцу сердечной простоты.
             Нѣтъ! Не тебѣ разбойника судить.
             Взгляни и пожалѣй! Вотъ судъ Поэта!
             ТАССЪ. Гдѣ Джуліо?
             ДЖ. МОСТИ.           Я здѣсь.
             ТАССЪ. (взявъ его за руку). Смотри съ участьемъ
             На этого гиганта страшныхъ дѣлъ!
             Онъ и въ порокѣ отыскалъ ступени
             Похожія на добродѣтель. Часто.
             Облитый кровью сирыхъ и невинныхъ,
             Онъ кровь съ своей разбойничей сѣкиры
             Смываетъ счастьемъ цѣлыхъ городовъ.
             Но, Джуліо! Онъ отъ того не лучше!
             Будь благодѣтелемъ земли широкой; --
             Дай счастіе народамъ, государствамъ....
             Единое пятно невинной крови,--
             Твое благодѣянье -- безобразно!
             Жалѣю, Шьара, искренне жалѣю!
             Мнѣ горько продолжать мои упреки.--
             Довольно! Есть религія, законъ....
             Быть можетъ голосъ ихъ -- въ тебя проникнетъ.--
             Ну, Джуліо, пойдемъ!
             ШЬАРА.                     Постой, Торквато!

(къ разбойникамъ).

             Двухъ добрыхъ лошадей! Проворно!-- Таска,
             Возьми двѣнадцать всадниковъ, свѣтильни
             И проводи до городскихъ воротъ....
             ТАССЪ. Какъ, развѣ Римъ такъ близко?
             ШЬАРА.                                        Мили двѣ.
             ТАССЪ (пристально смотрите ви Шьарѣ).
             Великій Боже!.. Шьара, Бога ради,
             Скажи: зачѣмъ ты здѣсь?
             ШЬАРА (послѣ мгновенного молчанія). Ты догадался.
             ТАССЪ. Убійство и пожаръ столицѣ Міра!!
             О вспомни, вспомни! Цѣлый рядъ вѣковъ
             Прошелъ по Риму, грознымъ разрушеньемъ;
             Какъ море, варвары его размыли --
             И отъ чудесъ Искусства и Науки
             Лишь чудныя развалины остались.
             Но Геній, древній Итальянскій Царь
             Воскресъ и -- снова Римъ столица Міра!
             Не разрушительнымъ мечемъ,-- Искусствомъ,
             Не храбростью желѣзныхъ легіоновъ,
             А тихимъ святомъ просвѣщенья,-- Римъ
             Возвысился божественнымъ вѣнцомъ
             Надъ головой божественнаго Міра!
             Могилу уважаетъ и разбойникъ.
             А ты!... О мало ли тебѣ проклятій
             Смывать церковнымъ покаяньемъ?-- Шьара!
             И тяжкіе грѣхи прощаетъ Церковь;
             Но этотъ грѣхъ грѣхомъ всемірнымъ будетъ,
             А казнію -- всемірное проклятье!

(Таска и двѣнадцать всадниковъ съ факелами выѣзжаютъ на Римскую дорогу; Тассу и Мости подводятъ богато осѣдланныхъ коней.)

             ТРИСКАТИ. Готовы лошади....
             ТАССЪ.                               Я не поѣду,
             Пока за безопасность Рима....
             ШЬАРА.                               Тассо!
             Прощаю Римъ, но только для тебя!
             А за спасенье Рима, обѣщай
             Молиться за меня въ твоихъ молитвахъ!
             И Богъ и люди милуютъ тебя....
             ТАССЪ. (садясь на коня, Мости также).
             О! Эта просьба, Шьара, добрый знакъ,
             И сладостно молиться за несчастныхъ!
             ШЬАРА. Прости, великій Тассо! Добрый путь!
             РАЗБОЙН. Прости, Торквато Тассо, добрый путь!

(Тассъ и Мости уѣзжаютъ въ сопровожденіи всадниковъ; Шьара и разбойники смотрятъ безмолвно имъ вслѣдъ, пока они не исчезаютъ изъ виду.)

             ШЬАРА (въ полголоса.)
             Домой! Въ Абруццы! Это слово -- свято!
  

АКТЪ ПЯТЫЙ.

РИМЪ.

  

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.

Мѣсто предъ Пантеономъ.

  

ТАССТЬ и МОСТИ (спящій у входа въ Пантеонъ),

             ТАССЪ. (ходя около храма и осматривая)
             О, кто тебя изъ камня изваялъ,
             Великій храмъ, и на землѣ поставилъ,
             Божественный вѣнецъ Искусства? Дивно
             Твой куполъ вознесенъ подъ куполъ неба,
             И споритъ съ нимъ красой и велелѣпьемъ;
             Какъ вѣчность, тянутся столпы; какъ мыслямъ
             Великаго ума, имъ нѣтъ числа;
             И какъ мечты Поэта, стройны, мрачны,
             Они глядятъ съ презрѣніемъ на міръ
             И въ небеса бѣгутъ, землей гнушаясь.
             Какъ въ зеркало, гляжусь я въ этотъ храмъ --
             И онъ меня такъ странно отражаетъ!
             Я вижу въ немъ себя -- и не себя.
             Мнѣ кажется, онъ рукъ моихъ созданье;
             Когда же я воздвигъ его, не помню.
             Смотрю, не насмотрюсь; онъ мнѣ знакомъ...--
             То Славы Храмъ, то Римскій Пантеонъ!
             Давно объ немъ Пѣвцы пропѣли пѣсни;
             Давно молва свое проговорила;
             А онъ все новъ; дряхлѣя, молодится
             И нѣтъ конца его существованью!...
  

          ТѢ ЖЕ, и ДВА ГЕРМАНСКІЕ ПУТЕШЕСТВЕННИКА.

             ПЕР: ПУТЕШ: Теперь никто не отвлечетъ вниманія;
             Мы можемъ оцѣнить архитектуру....

(Теряются за колоннами.)

             ТАССЪ. Кто можетъ оцѣнить творенье неба;
             Опредѣлить то чудо вдохновенья.
             Которымъ здѣсь ознаменованъ геній?
             Самонадѣянность людей! Не стыдно ль
             Желать вселенную поднять на плечахъ,
             На человѣческихъ ничтожныхъ, плечахъ!
             Не стыдно ли съ увѣренностью дерзкой
             Небесное земнымъ умомъ цѣнить!
             Благоговѣйте, если въ силахъ! Только!
             Довольно съ васъ! И то благодарите,
             Что отъ суда такого добрый геній
             Всего изящнаго, не отвратился,
             Не предалъ васъ холодному забвенью
             И гробъ вашъ посѣщать благоволить.
             Но геній, я забылъ, давно оставилъ
             Земную твердь. Онъ снова въ океанѣ
             Небесныхъ волнъ ждетъ новыхъ поколѣній;
             И, правда, нѣкому теперь принять
             Его на суетной землѣ; всѣ люди
             Окаменѣли; ужасы войны.
             Кровь и пожаръ.... Пожаръ! Что если пламя,
             Всеразрушающій, враждебный геній,
             Какъ тать тебя, великій храмъ, обыметъ;
             Предательскимъ и жаркимъ лобызаньемъ
             Всего тебя обрушитъ въ кучи пепла?
             Падутъ твои безмѣрные столпы;
             Глава твоя пол-города покроетъ
             И не спасетъ тебя, зиждитель геній!--
             Но какъ я простъ! Я и забылъ, что ты --
             Прочнѣе моря, воздуха, земли
             И всѣхъ стихій!-- Изъ камня, изъ безсмертья
             Воздвигнутъ ты, и отъ стихій вліянья
             Собой тебя закрылъ зиждитель геній!
  

ТѢ ЖЕ и ТОЛПА НАРОДА (съ разныхъ сторонъ приходящаго.)

             ПЕРВЫЙ ГОЛОСЪ. Куда идешь?
             ВТОРОЙ.                               Иду на рынокъ. Надо
             Мнѣ закупить хозяйскіе припасы,
             Но холодно, я дрогну.
             ПЕРВЫЙ.                     И я также.
             Какъ жарокъ день; какъ мертвая, въ истомѣ,
             Не чувствуешь, что дѣется кругомъ;
             А утромъ холодъ.-- Ну, а мать твоя?
             ВТОР: Мы съ ней еще съ тѣхъ поръ не помирились...
             Но, Боже мой, кто это тамъ? Ты видишь?...
             ПЕРВ: Ахъ! убѣжимъ! Онъ какъ-то странно ходитъ.
             Онъ на одномъ кружится мѣстѣ. Боже!
             Какъ страненъ онъ! Ой, убѣжимъ; ты знаешь,
             Что городъ нашъ наполненъ всякой дрянью!
             ВТОРОЙ. И, перестань! Не воръ онъ, не убійца.
             Смотри: на немъ какое одѣянье;
             То вѣрно издалёка иностранецъ
             Предъ камнями ночуетъ Пантеона.
             У этихъ иностранцевъ все не такъ,
             Какъ вотъ у насъ, у Римлянъ простодушныхъ.
             Слыхала я отъ матери моей,
             Что многіе изъ этихъ сумасшедшихъ
             Приходятъ къ камню, камень обнимаютъ,
             Съ нимъ говорятъ иной разъ цѣлый день
             И съ камнемъ ночь безсонную проводятъ.
             ТРЕТ: Смотри, смотри! Какъ жадно въ этотъ храмъ
             Чудакъ влѣпилъ тоскующія очи!
             ЧЕТВЕРТЫЙ. Кто тамъ, пріятель?
             ТРЕТІЙ. Я не знаю; только
             Прелюбопытный этотъ иностранецъ.
             МНОГІЕ. Онъ иностранецъ?-- Кто же онъ? Откуда?
             Что такъ ему понравились колонны?--
             Откуда онъ?-- Какой нибудь лазутчикъ!--
             Поймать бы надо.-- Вотъ ужасно нужно;
             И мало ли приходитъ къ намъ людей?
             Такъ всѣхъ ловить! Не переловишь.-- Тише,
             Чудакъ заговорилъ по-Итальянски....

(Толна, стихая, тѣснится около Тасса.)

             ТАС: Я былъ во снѣ, но въ сладостномъ, прекрасномъ!
             И снилось мнѣ, что нѣсколько столѣтій,
             На крыльяхъ, мимо храма, пролетали;
             Но объ его столпы ихъ разбивали.
             А я стоялъ на высотъ, далеко.
             Народъ внизу то шумно прибывалъ,
             То убывалъ, стихая постепенно,
             То вновь кипѣлъ нежданной полнотой,
             Но никогда окрестность не пустѣла....

(Восходитъ къ Мости.)

             МНОГІЕ ГОЛОСА. Какъ говоритъ и плавно и красиво!
             Да смыслу нѣтъ.-- Альфонсъ пріѣхалъ въ Римъ;
             То Секретарь Альфонса.-- Константини?--
             Феррарскій Герцогъ?-- Да.-- А это кто?--
             ТАССЪ. (обращаясь къ нарожу, но не примѣчая чрезвычайного стеченія).
             Великій Римъ! Уста простолюдина,
             Безъ трепета, безъ страха и волненья,
             Твое святое имя произносятъ!
             Но тотъ, кто жизнь великія столицы
             Съ вниманьемъ, любопытствомъ прочиталъ;
             Кто чудеса твоихъ гражданъ героевъ
             Постигъ, запечатлѣлъ и оцѣнилъ; --
             Безъ страха тотъ, безъ трепета, боязни,
             Пяти шаговъ по улицамъ твоимъ
             Не можетъ сдѣлать; все подъ нимъ горитъ
             Торжественнымъ какимъ-то, дивнымъ свѣтомъ;
             Смущенный, онъ боится наступить
             На тайную гробницу человѣка,
             Великаго оружьемъ иль умомъ.--

(Дж. Мости встаетъ и съ удивленьемъ смотритъ на вдохновеннаго Тасса.)

             ТАССЪ. И это все рукою человѣка
             Воздвигнуто!-- Кто жъ этотъ человѣкъ?
             Какъ онъ великъ!-- И эти мухи-люди
             Въ его созданіяхъ гнѣздятся.... Люди!
             Смотрите: это онъ, тотъ человѣкъ,
             О коемъ я сказалъ: великій, мощный!
             ГОЛОСА.Что тамъ,друзья, пожаръ онъ видитъ, что ли?
             ДЖ. МОСТИ. (Тассу.)
             Толпа тебя не понимаетъ. Дико,
             Безчувственно она глядитъ.-- Ей страненъ
             И теменъ твой торжественный языкъ.
             ТАССЪ. Малютки! Жаль мнѣ васъ! Какая глупость
             Написана на этихъ мелкихъ лицахъ!
             Какъ всѣ черты изображаютъ ясно
             То гордость, то корысть, то униженье....
             ГОЛОСА. Да онъ ругается!-- Съ крыльца его!--
             Съ крыльца! Долой!-- Намъ умниковъ не надо!--
             ТАССЪ. Чего ревутъ народа шумны волны?
             ГОЛ. Онъ говоритъ.-- Послушаемъ.-- Съ крыльца!..
             ТАССЪ. Умолкни, чернь! Когда пророкъ вѣщаетъ,
             Благоговѣй, невѣжество.... Ни слова!
             ГОЛОСА. Кто?-- Онъ пророкъ?-- Съ крыльца его! Съ крыльца?..

(Народъ бросается къ Пантеону.

             ДЖ. МОСТИ, (удерживая народъ).
             Куда, слѣпцы?-- Подобные вамъ люди
             Всю жизнь его несчастьями покрыли!
             Со всѣхъ сторонъ клеветники и зависть
             Изранили его младое сердце!
             А онъ прославилъ васъ! Не помнилъ онъ
             Обидъ, клеветъ, ругательствъ, оскорбленій;
             Онъ бремя несъ, не заслуживъ его.
             Весь свѣтъ его какъ чудо превозноситъ....
             А вы?... Но кто васъ можетъ обвинять?
             Не знаете таинственнаго гостя!
             Я вамъ скажу! Благоговѣйте, люди!
             Великій Римъ!-- Твой гость -- великій Тассъ!

(Народъ отхлынулъ и съ глубокимъ почтеніемъ нѣсколько разъ произноситъ имя Тасса.)

             Европа, міръ, Поэтовъ не умѣютъ
             Ни оцѣнять, ни награждать достойно.
             Поэзія вездѣ слыветъ мечтой,
             Занятьемъ безполезнымъ, даже вреднымъ;
             Но Римъ одинъ отвергнулъ предразсудки;
             Отъ давнихъ лѣтъ Науки и Искусства
             Его своей столицей именуетъ.
             Дѣйствительно, Римъ есть столица славы!
             Въ немъ тысячи свершалися торжествъ;
             Не разъ, не два разнообразный геній
             Лавровыми листами обвивался!
             Для славы созданъ Римъ; -- и не на то ли
             Въ его стѣнахъ безсмертный Капитолій?
             И для чего, скажите, наконецъ,
             Хранится въ немъ Виргиліевъ вѣнецъ?...
             НАРОДЪ (въ сильнѣйшемъ волненіи).
             Вѣнчать его! Вѣнчать Торквата Тасса!--
             Вѣнчать Поэта перваго на свѣтѣ!--
             Великій къ намъ пришелъ за торжествомъ!

(Народъ, устремившись къ Пантеону, поднимаетъ Тасса на руки и уноситъ посреди кликовъ.)

             Да здравствуетъ Пѣвецъ Іерусалима!--
             Къ Святѣйшему!-- Нѣтъ! прямо въ Капитолій!--
             Вѣнчать его!... Вѣнчать Торквата Тасба.

(Всѣ уходятъ.)

             ТОЛПА НОВЫХЪ ГРАЖДАНЪ (пробѣгаетъ въ томъ направленіи, куда понесли Тасса).
             ГОЛОСА. Что тамъ за крикъ? Кого несутъ Римляне?--
             Я старъ и слабъ; о, дочь! веди меня;
             Не помню я такого шума въ Римѣ
             И радости такой еще не помню!--
             Творецъ! Землетрясенье въ Римѣ, что ли?--
             Огонь подземный?-- Нѣтъ! пожаръ!-- Скорѣе;
             Мы не догонимъ...-- Врачъ нашъ, Клавдій Риги...
             Какъ онъ спѣшишь! Кто умираетъ въ Римѣ?--
  

Тѣ ЖЕ и КЛАВДІЙ РИГИ.

             К. РИГИ (поспѣшно проходя.)
             Великій Тассъ отъ радости слабѣетъ;
             Къ нему спѣшу; онъ въ домѣ у меня....

(Уходитъ).

             ВЕСЬ народъ (поспѣшно за нимъ слѣдуя).
             Бѣги, лети! Спасай Торквата Тасса!...
  

ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ.

Комната Леоноры въ домѣ Кардинада д'Эсте.

  
             ЛЕОНОРА (одна, читаетъ).
             Нѣтъ! Все не то! Въ стихахъ я этихъ вижу
             Одну тоску незрѣлаго таланта.
             Нѣтъ силы той, того очарованья,
             Кѣмъ я живу и въ Римѣ и въ Феррарѣ.
             О скоро ли заснетъ въ моей груди
             Мой Тассъ, воспоминаніе блаженства?
             Какъ мнѣ скрывать, чѣмъ сердце у меня
             Отравлено, оковано и сжато?--
             Альфонсъ! Альфонсъ! Мнѣ скучно безъ тебя;
             Скучнѣе безъ тебя мнѣ, Константини!
             Одинъ -- ты смѣлъ глядѣть украдкой въ сердце
             Несчастной Леоноры, и порой
             Меня ласкать участьемъ, снисхожденьемъ,
             И въ свѣтломъ облакѣ манить надеждой!
             Но все прошло!-- Страдаетъ Герцогиня
             За то, что Герцогиня!... Боже! кто тамъ!...
  

ЛЕОНОРА и КОНСТАНТИНИ.

             ЛЕОНОРА. Ахъ Константини! Вы давно ли въ Римѣ?.
             КОНСТ. И часа нѣтъ!-- За мною слѣдомъ Герцогъ
             Поспѣшно ѣдетъ. Онъ боится Тасса,
             Его любви къ прекрасной Герцогинѣ....
             ЛЕОНОРА. Люблю я брата, мнѣ пріятно видѣть
             Его всегда. Но въ этотъ разъ -- я грозно
             Приму его.-- Обидно, Константини!--
             Вы знаете, какъ мы разстались съ нимъ?
             Какъ только умерла сестра,-- Альфонсъ
             Рѣшился вновь принять къ Двору Торквата
             И мнѣ объ этомъ объявилъ. Я тотчасъ
             У брата въ Римъ на время отпросилась,
             Чтобъ не видаться болъе съ Торкватомъ
             И ночью я оставила Феррару.
             А онъ меня еще подозрѣваетъ!
             Но правъ Альфонсъ! Любовь моя безмѣрна.
             Любовь, одна любовь меня подвигла,--
             Чтобы спасти Торкната,-- удалиться.
             Какъ безкорыстна я, не правда ль? Подвигъ
             Я совершила исполинскій; чувство
             Самодовольствія во мнѣ разлилось,
             И я вполнѣ, вполнѣ награждена!--
             Но что же съ нимъ, съ моей мечтой прекрасной?
             Гдѣ онъ?
             КОНСТАНТИНИ. Онъ здѣсь! Я ѣхалъ черезъ площадь
             И видѣлъ чудо, Герцогиня! Шумно
             Народъ на раменахъ Поэта несъ
             Вѣнчать вѣнцемъ Виргилья въ Капитолій.
             Напрасно я къ нему хотѣлъ пробиться;
             Народъ, какъ бы единый человѣкъ;
             Былъ тѣсенъ, густъ и неразрывенъ; крики
             Безмѣрный воздухъ наполняли; дѣти,
             Старухи, старцы всѣ за нимъ бѣжали
             И всякъ изъ нихъ его благословлялъ,
             И всякъ изъ нихъ хотѣлъ вѣнчать Поэта.
             Тогда въ глазахъ моихъ блеснули слезы;
             Я, какъ ребенокъ, зарыдалъ. О! сладко
             Подъ лаврами обнять такого друга,
             Тѣмъ больше, если онъ вѣнца достоинъ!
             О торжество невинности и славы!
             Благословенъ да будетъ вѣчно Промыслъ!
             Онъ справедливъ....
             ЛЕОНОРА.           И грозенъ! О, зачѣмъ
             Вѣнецъ тотъ не корона!
  

ТѢ ЖЕ и АЛЬФОНСЪ.

             АЛЬФОНСЪ.                     Леонора!
             ЛЕОНОРА. Мой братъ, Альфонсъ!...
             АЛЬФОНСЪ. Послѣдняя отрада!
             Въ послѣдній разъ пришелъ тебя увидѣть.
             Скучаешь ты въ столицъ свита, ангелъ!
             Одну тебя нашелъ я съ Константини!
             Но гдѣ же тотъ, кого я такъ любилъ
             И грозно такъ преслѣдовалъ повсюду?
             Кто такъ упорно борется со мной?...
             Я думалъ: онъ съ тобой.... и кровь хладѣла,
             Щетинился мой бѣлый волосъ; очи
             Слезами наливались. Леонора!
             Прости меня; но кто перетерпѣлъ,
             Перестрадалъ такъ много въ этой жизни;
             Естественно, въ томъ скоро подозрѣнья
             Родятся, умираютъ и родятся.
             И со стыдомъ, я признаюсь, вотъ поводъ
             Единый моего пріѣзда въ Римъ.
             Но гдѣ же онъ?--
             КОНСТАНТИНИ. Не нашъ онъ, Ваша Свѣтлость!
             Безсмертье его отъ насъ отняло
             И повело на вѣчность въ Капитолій.
             АЛЬФ: Какъ счастливъ онъ! какъ вмѣстѣ я несчастливъ!
             Не потому, что торжество Торквата
             Меня гнѣвитъ. Напротивъ! Очень радъ!
             Я самъ хотѣлъ Святѣйшаго просить;
             Но весь народъ предупредилъ меня,
             И вотъ, что очень больно для Альфонсэ!
  

ТѢ ЖЕ и ГОНЗАГО.

             ГОНЗАГО. Какая новость, Ваша Свѣтлость, Трудно
             Повѣрить.... Непонятно.... Тассъ ужъ здѣсь....
             АЛЬФОНСЪ. Я это зналъ въ Феррарѣ.
             ГОНЗАГО.                               Ваша Свѣтлость
             Все знаете, но вотъ что новость: Римъ
             Весь въ торжествѣ и завтра въ Капитолій,
             Согласно съ волей Папы, Тассъ нашъ вступитъ
             И отъ руки народа будетъ вѣнчанъ!
             Его Святѣйшество опасно боленъ,
             И потому при торжествѣ не будетъ;
             Но торжества не хочетъ отлагать,
             Чтобы нечаянно у нихъ кончина
             Не вырвала двойнаго торжества:
             У одного вѣнца, а у другаго -- чести
             Быть современникомъ Вѣнчанья Тасса
             И главною тому причиной.-- Слава
             И благодарность -- вотъ чѣмъ Римъ наполненъ!
             Сегодня цѣлый городъ освѣтятъ
             Потѣшными огнями; завтра утромъ
             Великое вѣнчанье совершится!
             альфонсъ. Благодарю! Ты радостную новость
             Принесъ ко мнѣ. Мы также завтра утромъ
             Пойдемъ смотрѣть на праздникъ въ Капитолій
             И лаврами обвитаго пѣвца
             Торжественно отъ всей души поздравимъ.--
             На радости и то мы позабыли,
             Что въ домъ чужой пріѣхали; хозяинъ
             Больной въ постели ждетъ друзей и брата.
             ЛЕОНОРА. Какъ ожидалъ онъ Вашу Свѣтлость!
             АЛЬФОНСЪ.                                                   Право?--
             Такъ онъ меня, какъ прежде, любитъ! Боже!
             Для Тасса я забыть могъ даже брата!

(Уходятъ).

  

ЯВЛЕНІЕ ТРЕТІЕ.

Площадь предъ Капитоліемъ; несъ Римъ и Капитолій освѣщены разноцвѣтными огнями; во многихъ мѣстахъ видны транспаранты съ вензелемъ T. Т. и съ различными аллегорическими картинами. На лѣвой рукѣ домъ съ портикомъ Клавдія Риги.

  

ТОЛПА НАРОДА (тѣснится около портика).

             ПЕР. ГОЛОСЪ. Когда вѣнчать назначено Торквата? -
             ВТОРОЙ. Герольды прокричали: завтра утромъ!
             А ты не слышалъ.
             ТРЕТІЙ.           Завтра утромъ? Боже!
             Что если онъ умретъ еще сегодня?!
             второй. Все можетъ быть, но видишь: свѣтъ зари,-
             И солнце поспѣшаетъ для Торквата!
             ЧЕТВЕРТЫЙ. То блескъ огней.
             ВТОРОЙ.                     Нѣтъ, другъ мой! Вонъ денница
             Свѣтлѣй нашихъ транспарантовъ блещетъ!
             ПЯТЫЙ. Что Риги говоритъ?
             ШЕСТОЙ.                               Плоха надежда;
             Онъ проживетъ еще дня три, четыре....
             ПЯТЫЙ. Не больше?
             ШЕСТОЙ. Да! не больше!
             СЕДЬМОЙ.                     Римъ отлично
             ВЕЛИКАГО Торквата принялъ....
             ОСЬМОЙ.                               Да!
             Но мертвецу не сладокъ ѳиміамъ.
             СЕДЬМОЙ. Да слава камень воскресить возможетъ.
             ОСЬМОЙ. А человѣка можетъ умертвить....
  

          ТѢ ЖЕ и ТАССЪ, поддерживаемый Д. МОСТИ и КЛАВДІЕМЪ РИГИ и сопровождаемый многими людьми, выходитъ въ портикъ.

             НАРОДЪ. Торквато Тассъ! Поэту честь и слава!
             ТАССЪ Благодарю, друзья, благодарю!
             Отъ радости я изнемогъ!... Мнѣ дурно....
             О! дайте сѣсть.... Пусть сладкій воздухъ Рима
             Мнѣ возвратитъ слабѣющія силы.

(Приносятъ креслы. Тассъ садится и погружается въ мечтанія. Народъ пребываетъ въ безмолвіи).

             ТАССЪ (тихимъ, но внятными голосомъ).
             И это все для нищаго Пѣвца!
             Для бѣднаго Пѣвца Іерусалима!...
             Какъ оглянусь, мнѣ кажется, я прожилъ
             Какую-то большую эпопею,
             Трагедію огромную я прожилъ....--
             День настаетъ! готовится развязка,
             И утромъ я засну вечернимъ сномъ....--
             Настанетъ время, и меня не будетъ,
             И всѣ мои мечты и вдохновенья
             Въ одно воспоминанье перельются!
             Въ Италіи моей уснетъ Искусство,
             Поэзія разлюбитъ край Торквата --
             И перейдетъ на Западъ и на Сѣверъ!...--
             Тогда въ снѣгахъ, въ туманномъ хладномъ сердцѣ
             Пробудится о мнѣ воспоминанье....
             Тотъ юноша, холодный и суровый,
             Отъ всѣхъ храня всѣ мысли и всѣ чувства,
             Какъ друга своего, меня полюбитъ.--
             Шесть лѣтъ со мной онъ будетъ безъ, разлуки.
             Еще дитя, въ училищѣ, за книгой,
             Онъ обо мнѣ начнетъ мечтать и думать,
             И жизнь мою разскажетъ передъ свѣтомъ.--
             Какъ біографъ, холодный и пристрастный,
             Онъ не пойдетъ годъ отъ году искать
             Всѣхъ горестей моихъ и всѣхъ несчастій,
             Чтобъ въ безобразной кучѣ ихъ представить.
             Нѣтъ! Онъ въ душѣ угрюмой воскреситъ
             Всю внутреннюю жизнь Торквата Тасса --
             И выставитъ ее въ науку людямъ....
             И эти люди прибѣгутъ смотрѣть,
             Какъ жилъ Торкватъ; -- большая половина
             Трагедію прослушаетъ безъ вздоха!
             Всегда, вездѣ одни и тѣ же люди....
             Но, можетъ быть,-- кто знаетъ?-- поколѣнья
             Измѣнятся.... Постойте!... Вижу я:
             Весь Западъ въ хладный Сѣверъ переходитъ....
             О! сколько- тамъ пѣвцовъ и музыкантовъ,
             Художниковъ и умныхъ и искусныхъ!
             Италіи моей уже не видно....
             Но мѣсто то, гдѣ чудная лежала,
             Покрылъ высокій холмъ,-- могильный холмъ,
             Но все еще великій и прекрасный!
             Въ немъ есть врата, и любопытный Сѣверъ
             Тѣснится въ нихъ, то входитъ, то выходитъ....
             И всякій разъ изъ чуднаго холма
             Какой нибудь кладъ дорогой уноситъ....
             Но снова все туманится и тмится,
             И я опять одинъ на цѣломъ свѣтѣ!

(Впадаетъ съ глубокую задумчивость).

             Д. МОСТИ. Въ горячкѣ онъ? Скажи мнѣ, Риги, правду!
             К. Риги. Нѣтъ, Джуліо! Онъ къ смерти очень близокъ,
             А я читалъ, что будто передъ смертью
             Предвидятъ все чувствительные люди....
             ТАССЪ. Опять народъ, опять весь свѣтъ кипитъ!
             Вотъ, вижу я: въ толпѣ кудрявыхъ Тевтовъ
             Поднялись два гиганта и въ вѣнцахъ!
             Одинъ -- меня узналъ и сладкой лирой
             Привѣтствуетъ! Благодарю, Поэтъ!
             Другой мечту прекрасную голубитъ!
             Какъ пламенно свою мечу онъ любитъ!
             И правъ Поэтъ! Прекрасная мечта!
             Но мнѣ дика простая красота
             Безъ вымысловъ, наряда, украшеній,
             И страненъ звукъ Германскихъ вдохновеній!
             Друзья мои! Вотъ истинный Поэтъ!
             Послушайте, какъ стихъ его рокочетъ;
             То пламенно раздастся, то замретъ,
             То вдругъ скорбитъ, то пляшетъ и хохочетъ.
             Вокругъ него морозъ, свирѣпый хладъ,

(Огни гаснутъ, разсвѣтаетъ).

             А все на немъ цвѣтетъ вѣнецъ лавровый.--
             Откуда онъ?-- Невѣдомый нарядъ!
             Подъ шубой весь и въ шапкѣ Соболевой!
             Анакреонъ, Горацій, Симонидъ
             Вокругъ стоятъ съ подъятыми очами,
             И Пиндаръ самъ почтительно глядитъ,
             Какъ онъ гремитъ полночными струнами!
             Что жъ онъ поетъ?-- Его языкъ мнѣ новъ.
             Въ немъ громъ гремитъ въ словахъ далекогласныхъ,
             Тоска горюетъ тихо,-- а любовь
             Купается въ созвучьяхъ сладострастныхъ!
             Какъ тотъ языкъ великолѣпенъ, гордъ;
             Какъ риѳмъ его лобзаніе роскошно!
             Какъ гибокъ онъ -- и вмѣстѣ какъ онъ твердъ!
             Благословенъ языкъ земли полночной!
             Не разберу я, къ сожалѣнью, словъ;
             Онъ кажется поетъ про честь, про славу,
             Про сладкую къ отечеству любовь,
             Про новую, полночную державу....
             Но снова все туманится и тмится,
             И я опять одинъ на цѣломъ свѣтъ.

(Погружается въ совершенное забытіе).

             ДЖ. МОС. Ахъ,я боюсь; онъ такъ уснетъ навѣки....
             К. РИГИ. Оставьте, отойдетъ! Ужъ день насталъ;
             Капитолійскій шумъ его разбудитъ;
             Проснется онъ для пѣсни Римскихъ дѣвъ....
  

ТѢ ЖЕ И БЛАГОРОДНЫЕ РИМСКІЕ ЮНОШИ и ДѢВЫ. (Юноши разстилаютъ сукно отъ Капитолія до дома Риги; Дѣвы, осыпая сукно цвѣтами, приближаются къ портику).

             ХОРЪ ДѢВЪ. Проснись, Пѣвецъ, и на цвѣты
                       На лавры и оливы
             Глаза и мысли обрати,
                       Пѣвецъ краснорѣчивый!--

(Тассъ выходитъ изъ усыпленія и встаетъ).

             Награды нѣтъ для Тасса -- здѣсь;
                       Что можемъ, то приносимъ;
             Награды лучшей -- у небесъ
                       Тебѣ, великій, просимъ!
             ТАССЪ. О поддержите! я слабѣю!
             И благородныхъ Римскихъ Дѣвъ
             Благодарить я не умѣю.
             Невинности простой напѣвъ
             Меня чаруетъ -- и тревожитъ:
             Увы! Полу-убитый Тассъ,
             Прекрасныя, стихами -- васъ
             Уже привѣтствовать не можетъ?

(Раздаются звуки колоколовъ; на крышахъ, балконахъ, въ окнахъ показывается народъ).

             К. РИГИ. Великій Тассь! Ты слышишь, время бьетъ!
             Пора тебѣ итти въ твои покои;
             Сей часъ придутъ старшины городскіе
             И въ Капитолій поведутъ....
             ТАССЪ.                     На вѣчность!
             О! плачьте очи, плачьте! Эти слезы
             Послѣднее мое вниманье къ людямъ!
             Еще я вашъ! но подъ вѣнцемъ безсмертья,
             Оставлю васъ на вѣки. . Плачьте, люди!
             Не скоро къ вамъ придетъ другой Торкватъ...'
             Но вотъ они уже идутъ.... Всесильный!
             Друзья! не суетна земная слава;
             Она залогъ безсмертной, вѣчной славы!
             К. РИГИ. Пойдемъ, Торкватъ!
             ТАССЪ. Пойдемъ, пойдемъ!

(Изъ портика всѣ уходятъ).

  

ТОЛПА НАРОДА, ГЕРОЛЬДЪ и СТАРШИНЫ РИМА.

             ГЕРОЛЬДЪ.                               Дорогу
             Старшинамъ Рима!-- Разступитесь, люди!..

(Старшины, съ лавровыми и оливными цвѣтами, при звукахъ музыки, проходятъ площадь и вступаютъ въ домъ К. Риги. Колокольный звонъ раздается).

  

ЯВЛЕНІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Узкій корридоръ въ домѣ Кардинала д'Эсте.

  

АЛЬФОНСЪ, ЛЕОНОРА, КОНСТАНТИНЫ и ГОНЗАГО.

             АЛЬФОНСЪ. Она должна итти на праздникъ Тасса!
             Собой его вѣнчаніе украсить!
             Я такъ хочу!...
             ЛЕОНОРА. О братъ мой! Ваша Свѣтлость!
             Ужасный сонъ!... Спросите Константини!...
             АЛЬФОНСЪ. Ты женщина, не геній, Леонора!
             Ничтожный сонъ могъ такъ тебя встревожить!
             Что жъ снилось?
             ЛЕОНОРА. Снилось МНѢ, ЧТО Я Вѣнецъ
             Изъ рукъ Торквата вырвала.... О Боже!
             Онъ на меня взглянулъ и -- умеръ!
             АЛЬФОНСЪ (взявъ ее за руку)
                                                     Бредни!
             Ребячество! Я такъ хочу!
             ЛЕОНОРА. Да будетъ!

(Всѣ уходитъ)

  

ЯВЛЕНІЕ ПЯТОЕ.

Внутренность Капитолія; за одной сторонѣ кресла на возвышеніи, за другой столикъ съ Виргиліевымъ вѣнцемъ. Кругомъ мѣста для зрителей.

  

МНОЖЕСТВО НАРОДА. (Музыка вдали играетъ торжественный маршъ; въ сторонѣ, внутри, оркестръ строитъ инструменты).

             ГОЛОСА: Позвольте мнѣ пройти! И такъ тутъ тѣсно.--
             Пустите даму!-- Здравствуйте, сосѣдъ!--
             Вы слышали, что можетъ быть вѣнчанье
             Отложатъ; Тассъ опасно боленъ.-- Жалко;
             Однако жъ есть надежда?-- Небольшая.--
             Но старшины уже пошли къ нему.--
             И такъ все скоро разрушится?-- Скоро.--
             Идутъ!-- идутъ?-- Что, если насъ разгонять?
             И то случиться можетъ.--
             ГЕРОЛЬДЪ (за дверьми).
                                           Разступитесь!
             Дорогу первому Поэту вѣка!--
  

Народъ разступается: музыка внутри начинаетъ играть хоръ; ГЕРОЛЬДЫ идутъ предъ ТАССОМЪ, который медленно приближается къ кресламъ, кланяясь на привѣтствія народа; его поддерживаютъ ДЖ. МОСТИ и РИГИ; СТАРШИНЫ, КНЯЗЬЯ, ВЕЛЬМОЖИ и проч., сопровождаютъ Тасса; Старшины, указавъ Тассу кресла, окружаютъ Вергиліевъ вѣнецъ.

             ХОРЪ (прерываемый криками народа и герольдовъ).
             Амниты сладостный Пѣвецъ,
                       Пѣвецъ Іерусалима!
             ГЕРОЛЬДЪ. Дорогу первому Поэту вѣка!
             НАРОДЪ. Торквату Тассу слава, долголѣтье!..
             ХОРЪ. Вступи во храмъ, прими вѣнецъ
                       Отъ радостнаго Рима!
             ГЕРОЛЬДЪ. Дорогу первому Поэту вѣка!
             НАРОДЪ. Благословеніе земли и неба!
             ХОРЪ. Онъ твой давно! Великій Римъ
                       Отъ радости трепещетъ!
             Счастливый счастіемъ твоимъ,
                       Въ восторгѣ рукоплещетъ!

(Раздаются громкія рукоплесканія).

             НАРОДА. Миръ, слава, честь,богатство, долголѣтіе!
             ГЕРОЛЬДѢ. Дорогу первому Поэту вѣка!
             НАРОДЪ. Благославенъ да будетъ праздникъ Тасса!

(Тассъ садится въ кресла).

             ХОРЪ. Да просвѣтлѣетъ Божій сводъ
                       И благодать Господня
             Да осѣнитъ насъ! Твой приходъ
                       Мы празднуемъ сегодня!
             ТАССЪ. Я здѣсь умру! Здѣсь -- на своемъ я мѣстѣ!
             Я въ пристани -- и ни за что на свѣтѣ
             Къ вамъ, въ океанъ и горя и несчастій
             Я не сайду... Друзья! Д здѣсь умру!

(Вставъ).

             Какъ я силенъ!... Римляне, благодарность,
             Признательность за милости и ласки!!
             Я отъ людей ужъ ничего не ждалъ,
             А вы меня даруете безсмертьемъ.
             Но, къ сожалѣнью, только трупъ Поэта
             Одинъ -- приходитъ за вѣнцемъ лавровымъ.
             Давнымъ давно, какъ тотъ вулканъ, Везувій,
             Я весь сгорѣлъ!-- Я перетлѣвшій пеней" --
             И скоро злая смерть меня развѣетъ.
             Вы для меня нарушили обряды,
             Вы сократили праздникъ торжества,
             Чтобъ не замучить слабаго Поэта...
             Благодарю, еще благодарю!
             Но чѣмъ же мнѣ васъ отдарить, Римляне?
             Поэзіи законъ Капитолійскій: --
             Звучатъ стихомъ, стихами благодарность
             Передъ народомъ Римскимъ изливать;
             Но не могу, съ обрядами согласно,
             Привѣтствовать васъ сладкими стихами;
             Я не могу изсохшими перстами
                       По струнамъ Арфы ударять --
                       И звуки чистыхъ вдохновеній
                       Изъ струнъ покорныхъ извлекать.
                       Давно меня оставилъ геній!--
                       Я одинокъ на всей землѣ,
                       Какъ одинокій кедръ -- въ пустынь;
                       Безумье на моемъ челъ
                       И пустота въ грудной святынѣ;
             Живой я мертвъ; души лишенъ;
             Моя душа -- воспоминанья;
             Мой голосъ -- скорбный звукъ страданья;
             Вся жизнь моя -- тяжелый сонъ;
             Мои дѣянья -- сновидѣнья;
             Мои желанія -- мечты;
             И весь я -- оставь, привидѣнье,
             Символъ могильной пустоты!

(Народъ рыдаетъ).

             ГОЛОСА. О бѣдный Тассъ! О бѣдный, бѣдный Тассъ!
             ТАССЪ. Но въ жизни -- жизни нѣтъ конца!
                       Она въ безсмертье переходитъ.
                       На лонѣ вѣчнаго Отца
                       Успокоеніе находитъ.
                       Туда, туда, въ страну небесъ
                       Изъ этого спѣшу я свѣта;
                       Но не хочу оставить здѣсь,
                       Негодованье на Поэта.
             Въ часъ торжества и смерти въ часъ,
             Хочу со всѣми примириться,
             Чтобъ я хотя единый разъ
             Могъ на землѣ возвеселиться.
             За всѣ страданія, за странъ,
             За муки, клеветы, гоненье,--
             Отнесть я поручаю вамъ
             Альфонсу отъ меня -- прощенье!

(Садится въ креслы).

             НАРОДЪ. О добрый Тассъ! Великодушный Тассъ!
             Къ вѣнцу, къ вѣнцу!-- Альфонсъ, Феррарскій Герцогъ!
  

ТѢ ЖЕ, АЛЬФОНСЪ, ЛЕОНОРА, КОНСТАНТИНИ и ГОНЗАГО. (Старшины несутъ вѣнецъ).

             ТАССЪ. Онъ здѣсь! Онъ здѣсь!Что вижу? Леонора!
             Вотъ два вѣнца: лавровый и терновый!
             Тотъ и другой мнѣ сладостны равно.
             Альфонсъ, ты здѣсь! Какъ жрецъ и прорицатель,
             Во храмѣ славы долженъ я изречь
             Все, что во мнѣ ни возбуждаетъ геній!

(Вставъ.)

             Да будетъ день вѣнчанья моего
             Молитвы днемъ и днемъ благодаренья!
             Да мудрому Премудрый подаритъ
             Все, что ни есть прекраснѣйшаго въ мірѣ!
             Да щедрому Всещедрый Богъ воздастъ
             Сторицею за всѣ благодѣянья;
             А зла не помнитъ Онъ,-- Онъ, Милосердый...--
             Альфонсъ, съ небесъ поэзіи своей
             Торквато Тась тебя благословляетъ!
             Да будетъ миръ внутри тебя и внѣ!
             Да Божій свѣтъ красуется тобою!
             Да слава имени Альфонса -- шумно
             Міръ пролетитъ и въ каждомъ, каждомъ мѣстѣ
             Оставитъ о тебѣ святую память!
             Но въ тѣ часы,-- когда благословенье
             Торквата Тасса дѣйствіе окажетъ,
             Воспомни обо мнѣ, о бѣдномъ Тассѣ!
             Кто болѣе любилъ тебя, Альфонсъ,
             Кто болѣе тебя, Альфонсъ, прославилъ?
             О чемъ теперь грущу на тронъ славы?
             Все о тебѣ, Альфонсъ Великодушный,
             Что не могу октавы сочетать
             Тебѣ же въ честь, тебѣ же въ прославленье!
             Такъ пусть же смерть моя въ твоихъ объятьяхъ
             Послѣднею моей поэмой будетъ!...--
             А ты, краса Италіи и пола,
             Царица дѣвъ!-- Послѣдній ѳиміамъ
             Поэзіи изъ устъ моихъ ліется!.--
             Ты радуга грядущаго блаженства!
             Будь ангеломъ Италіи моей!
             Да, зря тебя, дивится добродѣтель,
             Смущается порокъ.... Но, силы неба!...
             Какой-то новый воздухъ въ перси льется...
             Внизу толпа.... вверху толпа.... сіянье....
             Труба гремитъ. . то звуки вѣчной славы!...
             Рукоплещи, великолѣпный Римъ!
             Возрадуйтесь, друзья Торквата Тасса!
             Весь міръ въ моихъ объятіяхъ объемлю --
             И два вѣнца -- одной главой пріемлю!!
             Изъ торжества вступаю въ торжество!
             Миръ вамъ!... И вы возстанете.изъ гроба!...
             Я -- началъ жить!.. Альфонсъ и Леонора!..
             Друзья мои!... Простите!.. До свиданья!...
             АЛЬФОНСЪ. Вѣнецъ подайте!

(Тассъ, простерши руки къ вѣнцу, постепенно ослабѣваетъ; смерть на его лицѣ оставляетъ неподвижную улыбку; Альфонсъ, вырвавъ изъ рукъ изумленныхъ старшинъ вѣнецъ, взбѣгаетъ на возвышеніе и надѣваетъ его на голову Торквата, которую поддерживаетъ Мости; Леонора закрываетъ Тассу глаза; друзья Торквата также восходятъ на возвышеніе и, окруживъ его, проливаютъ слезы).

             АЛЬФОНСЪ (на возвышеніи, проливая слезы).
                                 Люди! На колѣна!
             Кончается великій человѣкъ!

(Всѣ становятся на колѣна; раздаются громкія рыданія; занавѣсѣ медленно опускается).

  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru