|
Скачать FB2 |
| |
Александр Кугель
А. Кугель
* * *
* * *
* * *
П. С. Мочалов[i]
* * *
* * *
А. И. Южин[lx]
М. Н. Ермолова[lxxi]
К. А. Варламов[lxxix]
М. Г. Савина[xcii]
В. Ф. Комиссаржевская[ciii]
В. П. Далматов[cxi]
М. В. Дальский[cxxii]
Е. Н. ;Горева[cxxxiv]
Ф. П. Горев[cxxxviii]
Ю. М. Юрьев[cli]
В. И. Качалов[clxxi]
П. Н. Орленев[clxxxvii]
Орленев играл Федора отнюдь не таким, каким его изображал Пушкин в вышеприведенных стихах. Пушкин пересахаривает. Его Федор напоминает иконописную фигуру. У Федора не лицо, а "лик". Его надобно было бы канонизировать, собственно, но Победоносцев[cxcvi] предпочел почему-то канонизировать Серафима Саровского[cxcvii]. Ал. Толстой дает в характере Федора черты смиренные, но отнюдь не сплошную евангельскую иконопись. Разумеется, Федор Иоаннович -- не генерал, не полицмейстер и не коварный дипломат на престоле. Его тянет к уединенной жизни; его привлекают клиросное пение и перезвон колоколов; и ум его совсем не создан для сложной азиатской интриги московского двора. Для него "бармы Мономаха" -- тяжелая ноша, и страдание его в том, что им швыряются, как перекидным мячиком, Годуновы, Шуйские и прочие опытные царедворцы. Но за всем тем, он отнюдь -- не воплощение благостности, и никакого лучезарного нимба нет над его головой. Он -- человек. Ни на вершок не самодержец по слабости и неуравновешенности характера и по мистическому церковному складу своей души. Однако он способен сильно и даже гневно реагировать на события. "Я царь или не царь?!" -- кричит он, и это действительно (цензура была права) деградация царской власти. Чем исступленнее кричит он, чем больше серчает, тем очевиднее, что "царь" -- это вовсе не божье произволение, вымазанное миром и оттого приобретшее чудесные свойства самодержца и деспота, а обыкновенный живой человек. Орленев дает тип неврастеника, человека, по нервной организации своей близкого к патологии и страдающего почти медицинским термином обозначаемой слабохарактерностью -- "абулиею". И, конечно, жалко, по-человечеству, слабенького, безвольного царя, который должен держать власть и страну, а его "самого держат", как определил Герцен сущность самодержца. Но еще более тягостно становится за народ, за общество, за страну, когда всей "полнотой власти", в силу наследственности, может быть облечен любой не то клинический больной, не то выходец из желтого дома, не то слабоумный идиот, не то кроткий пономарь, которому приказано состоять в должности государственного архистратига. В этом смысле постановка "Федора Иоанновича" и исполнение Орленева, несомненно, имели революционное значение. Цензура дала маху. Не удивительно, что в "Московских ведомостях" известный критик Флеров-Васильев вообще неодобрительно отнесся к самой мысли о постановке "Федора Иоанновича", хотя Федор и Аринушка представляются ему прекрасным "мольным аккордом"[cxcviii]. "Мольно", а для самодержавия обидно.
Н. Ф. Монахов[cc]
* * *
А. Д. Вяльцева[ccxii]
Томмазо Сальвини[ccxxi]
Элеонора Дузе[ccxxviii]
Сара Бернар[ccxxxvii]
Режан[ccxlviii]
Анна Жюдик[ccliii]
Два критика
(А. И. Урусов и А. Н. Баженов)[cclviii]
Примечания
-----
|