"Донскиеведомости", 1919. No 209. 12/25 сентября. С . 1-2[1]
<В нынешние светлые лунные ночи...>
В нынешние светлые лунные ночи на берегах родного Дона, закутанных золотистой дымкой, перекликаются не только ружейным и пулемётным огнем воюющие, но и обыкновенными человеческими голосами. Драгоценное свойство юности - всегда, во всяком положении, как бы ни было оно тяжело и мрачно, находить предмет своеобразного развлечения.
- Бросьте воевать! - доносится с "того" берега, когда-то своего, близко знакомого, а теперь обвеянного зловещей загадочностью.
- А вы покажите - на примере! - отвечает наш берег.
- Что вы, черти, не дадите воды из Дону напиться? воду гнилую тут пьём.
- Погодите, мы вас не так напоим еще!
- За кого воюете? Подумайте: за генералов!
- А вы за кого?
- Мы за Ленина.
- И Троцкого? Вашему Ленину Мамонтов последние волосенки выдергивает...
По существу, детское зубоскальство - вся эта словесная перепалка двух берегов. Но если вдуматься глубже, в ней трепещет тот же трогательный вопрос, который волнует всех - и старых, и малых, многосведущих и тёмных, простых и умудренных людей: за кого, или точнее, за что идет эта кровавая бессмысленная бойня, кому от нее выгода, кто стал благополучнее, счастливее, какое улучшение и облегчение внесла она в жизнь, какой новой истиной осветила и возвысила человечество?..
"Мы - за Ленина"... Вот - конечный итог, к которому долгим и кровавым путем "расширения и углубления революции" пришли пустоголовые люди, обратившие в ремесло грабительскую войну. Ни одного клочка, ни одного обрывка не осталось от тех высокопарных вещаний о свободе, братстве, равенстве, красовавшихся когда-то на красных знаменах. Свергнув старые кумиры, российская революция к конечному этапу своему осталась при едином болванчике, изображающем плешивую фигурку с отвисшим брюшком, - при Ленине. Не очень почетное знамя...
Но если спросят нас с "того" берега, за что мы воюем, - мы попросту, по-человечески скажем им, врагам нашим, но и нашим братьям, связанным с нами узами единого языка и истории, и единой горестной судьбы: мы воюем за свой родной край, за целость его, за бытие казачества, за право жить тем бытовым укладом, который унаследовали мы от славных своих предков и которому все - от генерала до рядового казака - мы одинаково преданы всем сердцем. За честь родины мы бьемся, имя которой Ленин и Троцкий опозорили, которую они предали и продали, на место которой поставили якобы "весь мир", а в сущности - шайку международных проходимцев жидовского происхождения[2].
За родину... В ней для нас все самое дорогое, заветное и святое: и политая трудовым потом родная нива, и родительские могилки, колокольный звон родной церкви, старая дедовская песня и плач матери, провожающей родимого сынка на службу родному краю, кизечный дымок наших куреней и каждая тропинка в своей леваде... Все убогое и бедное в родине - многоценнее нам тех самохвальных заявлений о коммунистическом рае для всего мира, которые протрубили вы раньше и от которых дошли до паскудного истукана под фальшивой кличкой - "Ленин".
За родину мы бьемся. За нее, единую, великую и святую, готовы сложить головы в смертном бою.
[1] Заметка в газете странно озаглавлена: "Ф.Д. Крюков" и подписана: "Ф. Крюков", а также сопровождается следующим предисловием: ВУсть-МедведицкуюдружинузачисленизвестныйДонскойписательисекретарьВойсковогоКругаФедорДмитриевичКрюков. Вгазете "Сполох", издающейсявтойжестанице, импомещенаследующаястатья: [далее следует текст].
[2] Наличие у статьи странного заголовка - в виде имени писателя и ссылка на зачисление его в дружину (см. примечание выше) свидетельствуют о том, что статья редактировалась не Крюковым. В это время, с конца марта по конец октября, редактором "Донских ведомостей", как значится на последних страницах каждого номера, был Вр[ем].и[сп].об[яз].редакторапрофессорН. Асеев. Поэтому добавление к расхожему в белогвардейской риторике штампу "шайка международных проходимцев" лежит, видимо, на его совести или на совести кого-то из его сотрудников. Юдофобские настроения не характерны для писателя Федора Крюкова. (См. например, его рассказ "Четверо", где с теплотой и нежным юмором описан Арон Перес, бывший кутаисский приказчик, попавший на Южный фронт 1-й мировой войны.) В рассказах Спутники" (1911) и "Неопалимая купина" (1913) Ф. Д. Крюков исследует психологию обывателя-антисемита и погромщика: в первом случае это казачий подъесаул Чекомасов, во втором - черносотенец, мнящий себя патриотом школьный учитель истории Мамалыга. В 1915 г. Крюков участвовал в столичном литературном сборнике "Щит", посвященном теме гонений на евреев, поместив в нем статью о погибшей на фронте медицинской сестре Софье Ольшвангер. (См. "Сестра Ольшвангер". // Щит. Литературный сборник. Под редакцией Л.?Андреева, М.?Горького и Ф.?Сологуба. Петроград, 1915). Пафос этой статьи лучше всего передают такие строки: "Чтобы принести жизнь свою в жертву родине в годину тяжких испытаний, Софье Ольшвангер пришлось пройти через ряд рогаток и препятствий, которыми так обилен тернистый путь сынов и дочерей ее племени. Еврейка. Общины, носящие Красный Крест, не зачисляют в свои кадры евреев. Только настойчивое ходатайство покойного кн. Варлама Геловани помогло Софье Ольшвангер, опытной земской фельдшерице, войти сестрой милосердия в комплект 3-го лазарета Государственной думы. Единственное, может быть, счастье, которым подарила ее родина, скупая на ласку и привет к ней, дочери обделенного правами народа! И за то она должна была принять чистую жертву бедной падчерицы своей - ее прекрасную жизнь: и маленький холмик каменистой земли среди величавых гор, за Мерденеком, - в Ольтинском направлении, - будет в ряду славных русских могил..." (Ф.? Крюков. Казацкие мотивы. М., 1993. С. 425).