Крюков Федор Дмитриевич
На ярмарке

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   
   Федор Крюков. Старое поле. В начале пути.
   М.: "АИРО-XXI", 2021.
   

На ярмарке

   Год -- неурожайный, и ярмарка вышла плохая: пять-шесть лавчонок, в которых двум человекам -- с трудом повернуться. А, бывало, наезжают сюда купцы из Козлова и Царицына, немцы с сарпинками, касимовские кожевники, нижегородские щепники. Битой птицы, пушнины, свиных туш продавалось здесь не на одну сотню тысяч...
   Все перевелось. Картина полного оскудения.
   Молодежь как будто по-старому шумна, весела, щегольлива. Нарядные толпы толкутся перед лавчонкам, щелкают семячки, слышны смех и визг, и острое словцо. Но вздыхают старики в дубленых тулупах. Не то было прежде? когда они были молоды: сколько одних гостиниц было с музыкой и биллиардами, -- и везде полно народу!.. Сейчас все съела казенка: и трактиры, и песни, и шумное веселье былых годов. Денег уходит больше, а веселья настоящего не видать...
   Вздыхают и торговцы. Даже эти маленькие лавчонки-балаганчики с варом на сумму в несколько десятков рублей оказываются не под силу потребителю, во много раз превышают его спрос.
   -- Слезовая наша торговля, -- говорит знакомый мой мелочник Осип Семеныч, огромный человек, едва умещающийся в своей лавчонке: -- только и барыша, -- морозу схватишь... На два рубля в день торгуем... Из них себе пользы очищается двугривенный... Переводится вчистую ярмарка...
   -- Почему это? Скажите.
   -- Безденежье... Вполне понятная вещь. Урожаев второй год нет, копейку добыть у нас больше неоткуда, как из закрома... Наш покупатель -- больше мелкий: мальчаты, девчаты... Он, бывало, стащит в амбаре корец-другой зерна, продаст, прибежит, возьмет прянцев или рожков... А теперь его, зерна-то, осталось у двух-трех хозяев, а у прочих -- чисто во всех сусеках...
   -- У нас, если хотите знать, самый денежный сезон ныне -- летом: яйца... В последние года Михай ловка каждый летний день отправляет сто-полтораста тысяч штук. И цена на них до двугривенного доходит... Вот тут-то и подживается наш покупатель: сымет яичко, а то и два -- вот у него и деньги... И нам коммерцию поддерживает...
   Впрочем, оказался на ярмарке один вид торговли, на котором нимало не отразилось общее угнетение рынка. Как ни удивительно, а это была книжная и картинная торговля. Особенно дружно брали календари: и обыкновенные, и стенные, называемые здесь численниками. Спрос -- изумительный. Едва ли в каком столичном книжном магазине услышишь такую сцену:
   -- Продай, сделай милость, численник, -- говорит седая борода в дубленом тулупе.
   Торговец, молодой парень в мохнатой, высокой папахе, берет из его рук стенной календарь с яркой картинкой, на которой изображена дама в чрезвычайном декольте, и говорит сурово:
   -- Не могу. Последний... Для себя оставил.
   -- Сделай милость, уступи!.. Из чего и ехал с хутора, а концы в концов нигде нет... Получай, пожалуйста, деньги...
   -- Не могу...
   Посмотрел я на товар, разложенный на досчатом прилавке, прикрытом грубым рядном: все -- лубок... Песенники, "Брак по неволе", "Граф Монте-Кристо", "Під явором", "Варяг"... Но есть и Толстой: "Крейцерова соната", "Воскресение"... Изданы неряшливо, грязно, но дешево.
   -- Что же, берут это? -- спрашиваю у торговца, показывая на "Крейцерову сонату".
   -- Берут. Вообще всё берут...
   -- А на какую книжку больше спрос?
   Торговец махнул рукой, -- оказался он человеком просвещенным, служил когда-то писцом у воинского начальника.
   -- Больше Гуака спрашивают... По-прежнему... Как было до моей службы, так и теперь осталось... За шесть лет никак не просветились...
   -- Но, ведь, других-то у вас и нет? -- замечаю я осторожно.
   -- Действительно, что нет. Но нам прогрессивного ничего и не дозволяют. Пробовали, -- лишь хлопот наживешь: полиция отбирает. А с полицией как разговаривать? Скажет: "Циркуляр", -- и отберет. А циркуляры -- каждый день... Пробовали, один убыток... Раза два в тюрьму сажали...
   -- Сейчас, ежели на чем выручаем, так на учебнике. Берут Гуака, берут и арифметику. Покупатель такой неразборчивый, что и на фирму не глядит. "Грамматика?.. Давай сюда!" -- Спрашиваешь: "Да тебе какую? Чьей фирмы: Тихомирова или Сахарова?" -- "Все равно: давай любую!" Берут много. Календари вот все расхватали. Тетради тоже все вышли. Мало товару взял...
   И еще бойко шла торговля бумажными цветами и веерами. Было трогательно смотреть на крошечных покупательниц из мелкоты, ставивших ребром последнюю семитку ради удовлетворения зарождающейся эстетической потребности. Они подолгу стояли, присматривались, приценивались, брали в руки эти хрупкие и яркие вещицы, опять клали... Хорошо-то хорошо, да цена кусается...
   -- Дяденька, за эту сколько?
   -- Три копейки.
   -- А за две можно? -- Три.
   -- Отдавай за две...
   -- Положь лучшо, не сусли руками. Она себе две с половиной...
   Нечего делать, приходится отдавать почти все сбережения. В жертву сластолюбию не остается даже копейки. Но зато какой чудесный веер, какая яркость, какое фантастическое сочетание цветов!.. Как великолепно он будет висеть перед маленьким, подслепым окошком, стекла которого отливают всеми цветами радуги!..
   И бегут они в своих шубенках и валенках, держа покрасневшими от холода руками хрупкую покупку, бегут радостные, счастливые, разрумяненные морозом, -- домой, в хатки, пропахнувшие кизячным дымком и овчиной, с ягнятами и телятами у печки. Там незатейливая бумажная штучка с нелепым сочетанием ярких цветов должна украсить, расцветить, облагообразить всю тесноту, скудость и грязь обыденной скудной жизни, внести в нее крупицу красоты и отвлечения от суровых забот и невеселых мыслей...
   "Гуак", учебник арифметики, бумажный веер, -- вот пока все, что пропускается в народную жизнь... Календарь и то не всякий пройдет... Но в глубине этой жизни уже давно родились и ищут отклика запросы и искания, которых ни "Гуак", ни календарь удовлетворить не могут. Это, конечно, хорошо знают и те, кто призван погасить эти искания или отвести их в безопасный рукав. И вот сыплются, как из рога изобилия, листки троицкие, печерские и др.
   Но мякиной мудрено заменить хлеб, нет спроса на эти листки. Мой сосед, уже ветхий старичок, произведенный в первый офицерский чин еще в венгерскую кампанию, человек богомольный, пришел на днях ко мне с одним из таких листков, напечатанным в типографии Свято-Троицкой Сергиевой лавры.
   -- Скажите, пожалуйста, неужели правда тут написана? -- спросил старый хорунжий.
   В листке, озаглавленном "Блажен, кто верует: тепло тому на свете!", рассказывалось, между прочим, о безбожном городе Мессине, за грехи разрушенном землетрясением. Одна безбожная мессинская газета по случаю праздника Рождества Христова напечатала дерзкое обращение к Спасителю: "Если Ты, в самом деле, не выдумка, то раздави всех нас землетрясением!" И Господь ответил: в несколько мгновений Мессина из цветущего города обратилась в кладбище...
   Простой старичок и верующий, -- сосед мой все-таки усомнился: не соврал ли часом тот священник В. Ремезов, подпись которого означена под этим повествованием?..
   И когда мы поговорили о причинах мессинского землетрясения, старик с детской улыбкой и оживлением сказал:
   -- Купил я на ярмарке "Тысячу и одну ночь"... Читаю старухе... Занятное чтение!.. А она велит спросить у вас книжку, где доктор зуб дьячку дергает... Внучата рассказали ей, -- теперь покою мне не дает...
   Я догадался, что речь идет о чеховском рассказике "Хирургия", и разыскал нужный томик. И точно так же, как маленькие девчурки бережно держали в руках трехкопеечную драгоценность, -- бумажный веер, -- старик бережно и радостно взял в обе руки книжку Чехова и заковылял, как мог поспешно, домой...

"Русские ведомости". No 12. 15 января 1912

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru